ощущение | это… Что такое ощущение?
ОЩУЩЕНИЕ — предполагаемое рядом философских и психологических концепций элементарное содержание, лежащее в основе чувственного знания внешнего мира, «кирпичик» для построения восприятия и иных форм чувственности. В качестве примеров данного явления обычно приводят О. цвета, звука, твердого, кислого и т.д. О. истолковывали как относящиеся не к предмету в целом, а лишь к его отдельным свойствам, «качествам». В истории философии и психологии О. были разделены на относящиеся к свойствам предметов внешнего к человеку мира и относящиеся к конкретным состояниям самого тела человека (последние сигнализируют о движениях и относительном положении разных частей тела и о работе внутренних органов). Вместе с тем О., относящиеся к внешнему миру, делятся по их модальности на зрительные, слуховые, осязательные, обонятельные и вкусовые.
О. были четко выделены в качестве исходной единицы анализа познавательных процессов в философии эмпиризма
Сформировавшаяся в конце 19 в. экспериментальная психология, и прежде всего такой ее раздел, как психофизика, сделала О. предметом научного исследования. Изучалась его зависимость от действия внешних раздражителей (стимулов). В этой связи были выявлены пороги чувствительности: характер зависимости О. от интенсивности раздражителя (закон Вебера—Фехне-ра) и целый ряд других фактов.
Однако философский и научный анализ О. столкнулся с целым рядом принципиальных трудностей. 1. Оказалось трудным точно очертить тот круг элементарных единиц опыта, которые следует считать О. Следует ли относить к ним переживания боли, исходные чувства удовольствия и неудовольствия? Существуют ли О. пространства и времени? 2. Мы переживаем каждое О., поскольку мы можем его выделить в составе нашего опыта, как нечто не только уникальное и неповторимое, но одновременно и как нечто обобщенное. Так, мы ощущаем данное цветовое пятно не только как абсолютно единичное, но и как индивидуальное выражение цветовой универсалии, например, как данный конкретный оттенок красного цвета («красного вообще»). Если выделение общего является результатом деятельности ума, в частности — результатом сопоставления разных индивидуальных случаев, то непонятно, каким образом О., для которых характерна абсолютная непосредственность, могут иметь не только уникальный, но и обобщенный характер. 3. Если одной из важнейших характеристик О.
является их данность в индивидуальном сознании, то непонятно, как из этих субъективных и индивидуальных элементов может быть построено восприятие, относящееся к предметам внешнего мира, которые существуют независимо от моего сознания и могут быть восприняты не только мной, но и всяким другим человеком. Вообще вопрос об отношении О. к соответствующим качествам внешнего мира оказался трудным и приводящим к парадоксальным решениям. Ряд философов, в частности Д. Локк, разделили О. на относящиеся к «первичным качествам», которые реально существуют в самих предметах (О., относящиеся к пространственным свойствам предметов, к их форме, расположению и др.), и к «вторичным качествам», существующим лишь в сознании.— при том, что критерии разделения этих качеств не совсем ясны (и были оспорены Д. Беркли). В 19 в. в связи с открытием того факта, что те или иные О. могут вызываться не только адекватными стимулами (напр., зрительное О. — светом), но и стимулами неадекватными (напр., то же зрительное О.В философии и психологии 20 в. возникли направления, поставившие под сомнение сам факт существования О. как некоторых самостоятельных сущностей. Было обращено внимание на то, что в большинстве случаев обыденной жизни мы никогда не ощущаем наших О., а имеем дело только с восприятием целостных предметов и ситуаций. Даже в тех редких случаях, когда мы, как нам кажется, имеем дело только с О. (О. теплоты на некотором участке тела, О. давления и т.д.), мы в действительности имеем дело не с фактами нашего сознания, а с получением информации о некоторой объективной ситуации (пусть воспринимаемой очень неопределенно). Конечно, можно попытаться выделить отдельные О. в составе восприятия, например повнимательнее всмотреться в оттенки красного цвета (решением задач такого рода нередко занимаются художники). Однако, во-первых, эта ситуация является достаточно редкой и не характерной для обычного опыта: во-вторых, она не объясняет формирования восприятия, ибо воплощается уже на основе существующего восприятия; в-третьих, даже в этом случае не удается выделить О. как таковое, ибо красное в данном случае воспринимается как свойство некоторого предмета, т.е. как бы на фоне целостного восприятия. В этой связи было отмечено, что экспериментальное изучение О., которым занималась психофизика на протяжении ста лет, было возможным только потому, что происходило в искусственных лабораторных условиях, не учитывавших ряда важных особенностей нормального, естественного восприятия мира (поэтому результаты психофизики применимы лишь постольку, поскольку возникает ситуация, близкая к искусственной).
В 20 в. возникли психологические направления, которые по-разному пересматривали те философские основания, из которых до этого исходили исследователи О. и восприятия. Результаты этого пересмотра приводили к разным теориям восприятия. Однако в итоге все эти теории по разным соображениям отказывались от понятия О., каким оно было истолковано в предшествующей философии и психологии.
Гештальт-психология формулировала тезис о структурном, целостном характере восприятия и о невозможности понимания этой целостности как суммы отдельных атомов, «кирпичиков» — О. В экспериментах представителей этого направления было показано, что восприятие может не измениться и в том случае, если меняются некоторые из компонентов целостной системы (если истолковать эти компоненты как О., то получается, что восприятие не определяется входящими в его состав О.). С точки зрения гештальт-психологов, непосредственно дано не О., а целостное восприятие (последнее, таким образом, не предполагает конструктивных операций ума над отдельными О.). Согласно концепции, развитой Дж. Гибсоном, восприятие является активным процессом собирания организмом информации об окружающей среде. В этом процессе отдельные О. (так же, как и отдельные образы восприятия) не существуют. Представители когнитивной психологии считают возможным выделять отдельные единицы информации, из которой строится восприятие. Однако эти единицы в большинстве случаев не осознаются и, значит, вряд ли могут быть истолкованы в качестве О.Между тем в отечественной философии советского периода в течение длительного времени понятие О. играло важную роль. Это было связано с некритически принятыми в ней положениями В.И. Ленина из его работы «Материализм и эмпириокритицизм» о том, что О. является единственным источником всех наших знаний, что О. — это «субъективный образ объективного мира» (Ленин В.И. Соч. Т. 14. С. 106), что материя как объективная реальность «дана человеку в ощущениях его», что она «фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них» (Ленин В.И. ПСС. Т. 18. С. 131). Критикуя субъективистский феноменализм Э. Маха, В.И. Ленин противопоставляет ему материалистическое (реалистическое) истолкование О., однако делает это некорректно. Все те, кто признавал и исследовал О., отмечали такие его качества, которые делают невозможным мнение о том, что в О. дана материя. С этой точки зрения, в О. «даны» не материальные предметы (не говоря уже о материи в целом), а лишь отдельные свойства. К тому же, как считает большинство сторонников существования О., в нем нет вообще знания, ибо нет разделения на субъект и объект. Поэтому оно не может быть и «образом» чего бы то ни было. Самое же главное состоит в том, что, критикуя Э. Маха, В.И. Ленин в то же время оказался в зависимости от главной философской посылки объекта своей критики — его философского сенсуализма, т.е. мнения о том, что все содержание нашего знания может быть выведено из О. Нужно сказать, что некоторые отечественные философы, формально не критикуя тезисы В.И. Ленина относительно О., в своих исследованиях фактически дезавуировали их (Э.В.Ильенков, В.А. Лекторский и др.). Ряд виднейших отечественных психологов (А.Н. Леонтьев, А.В. Запорожец, В.П. Зинченко и др.), исследуя проблему восприятия, фактически опровергли теорию О. как элементарных атомах опыта, в частности в связи с развивавшейся ими критикой рецепторной теории чувственности.
В.А, Лекторский
Лит.: Мах Э. Анализ ощущений и отношение физического к психическому. М., 1908; Рассел Б. Человеческое познание. М., 1957; Ленин В.И. Материализм и эмпириокритицизм // Поли. собр. соч. Т. 18; Юм Д. Исследования о человеческом познании // Соч.: В 2-хт. Т. 2. М, 1965; Беркли Д. Три разговора Гиласа с Филонусом // Соч. М., 1978; Кондильяк Э. Трактат об ощущениях // Соч.: В 3-х т. Т. 2. М., 1982; Леонтьев А.Н. Ощущения и восприятие как образы предметного мира // Познавательные процессы: ощущения, восприятие. М, 1982; Локк Д. Опыт о человеческом разумении // Соч.: В 3-х т. Т. I. М., 1985; Гибсон Дж. Экологический подход к зрительному восприятию. М., 1988; Сагпар R. Der logische Aufbau der Welt. В., 1928; Boring E.G. Sensation and perception in the history of experimental psychology. N-Y., L., 1942.
Энциклопедия эпистемологии и философии науки. М.: «Канон+», РООИ «Реабилитация». И.Т. Касавин. 2009.
«Философия – это ощущение свободы»
Преподаватели Киевского национального университета имени Тараса Шевченко — о важности изучения этой науки для каждого
Алиса Полищук
20 ноября, 2019 — 18:25
РИСУНОК АНАТОЛИЯ КАЗАНСКОГО / ИЗ АРХИВА «Дня», 1998 г.
Сегодня мы будем говорить с людьми, которые избрали профессию по зову сердца. И стала нею… философия. Что мы вообще знаем об этой науке и зачем ее нужно изучать? Отвечают преподаватели Киевского национального университета имени Тараса Шевченко: кандидат философских наук, ассистент кафедры истории философии Татьяна ТРУШ и Михаил БОЙЧЕНКО — доктор философских наук, профессор кафедры Теоретической и практической философии. Этот разговор — не только для людей, которые хотят получить философское образование, однако боятся проиграть в жизни и заниматься не тем, и он — не только потому, что не так давно философию отменили как обязательный предмет на непрофильных факультетах. Она — для всех. А впрочем, читайте и делайте выводы сами.
«ФИЛОСОФИЯ ЗАСТАВЛЯЕТ ОБРАЩАТЬ ВНИМАНИЕ НА ДИСГАРМОНИЮ, ПЫТАТЬСЯ ЭТО КАК-ТО ИСПРАВИТЬ ИЛИ ХОТЯ БЫ ОБЪЯСНИТЬ»
— Что лично вам дало философское образование?
Татьяна ТРУШ: — Я думаю, что без философского образования вообще невозможно разностороннее становление человека. Считаю, что философия — должна быть образованием номер один. Например, у нас недавно отменили философию как предмет в других университетах на непрофильных факультетах, хоть раньше она читалась везде. Это большой недостаток, ведь философское образование дает осведомленность в культуре, религии, политике и не только. Соответственно, это влияет и на формирование качеств тех людей, которые планируют руководить государством. Это основа коммуникации с людьми, понимания, анализа и поиска источников знаний. Без этого типа образования невозможно!
Михаил БОЙЧЕНКО: — Философское образование развило во мне способность к концептуальному мышлению. Ловлю себя на мысли, что чем бы ни занимался: то ли в быту, то ли на досуге — везде ищу философские смыслы, которые являются причиной тех или других событий, процессов, объясняют логику того, что происходит. Не всегда ты воспринимаешь каждое явление, ведь мы не все гениальны. Однако часто при концентрации внимания возникает ощущение, что пока не найдешь тот смысл — будет какое-то беспокойство. У тебя банально другое восприятие мира — вот, что дает такой тип образования.
— Почему философия — это современная наука, которая нужна обществу?
Т. Т.: — Если рассматривать философию со стороны предмета, который, прежде всего, заставляет человека мыслить и познавать, соответственно, философия не может быть несовременной. Несовременный и человек, который говорит такие вещи. Это то, что запускает процесс познания, мышления. Если вы это осознали — всегда будете читать, узнавать что-то новое, ходить на разные мероприятия, посещать театры — все это в комплексе будет давать вам почву для того, чтобы мыслить, задавать вопросы, интересоваться, предметно общаться. Здесь без философии никак.
М. Б.: — По моему мнению, если философия развивает способность к концептуальному мышлению — она нужна всем. Если говорить о узко философском образовании, то это для кого-то может стать и проклятием. Потому что человек хочет жить спокойно, беззаботно. А философия заставляет волноваться, обращать внимание на противоречия, дисгармонию, пытаться это как-то исправить или хотя бы объяснить. Если не выйти из кризиса — то хотя бы прояснить для себя, знакомых, общества. Пока не найдешь выхода — будешь чувствовать обеспокоенность. Даже Гегель писал, что это постоянное ощущение тревоги, от которой ты не можешь избавиться. Это действительно какое-то состояние, в которое человек входит неслучайно, а сам себя сознательно готовит, и впоследствии уже лишиться этого не может. Я даже шучу иногда, что есть люди, которые идут на работу, потом приходят и отдыхают, а у философа голова работает круглосуточно.
«ЕСТЬ ДАЖЕ ТАКОЕ НАПРАВЛЕНИЕ — ФИЛОСОФИЯ ДЛЯ дЕТЕЙ»
— Имеет ли молодежь, в частности школьники, абитуриенты достаточное представление о том, что такое философия?
Т. Т.: — Я слышала о таком предмете, как «Человек и мир», который должны преподавать в школах. В соответствии с моим опытом, у школьников или вообще не затрагивается вопрос о философии, или это замещается предметом общеобразовательного образца, который просто не интересен. Ученики посещают его, потому что нужно, или для получения баллов. По моему мнению, если бы читалась адаптированная к школе философия, то: во-первых, мы имели бы студентов, которые приходят в университет подготовленными на другом уровне, во-вторых — это расширяло бы их мировоззрение, и они бы более сознательными были и в выборе профессий, и в подходе к политике, больше интересовались собственной жизнью вообще. Это было бы классно. Я не считаю, что философия — предмет для последних классов школы. В мире существует много интересных зарисовок, как можно преподавать это с увлечением в младших классах. У нас нет неумных учеников, каждый может раскрыть определенные вопросы по-разному и глубоко. Философское образование расширяет сам процесс мышления каждого человека. Для школы это было бы прекрасно, ведь философия лежит в основе любой науки вообще.
М. Б.: — Конечно, никто не имеет достаточного представления об этой науке. Пока не начнешь плыть — не поймешь, что это такое. С другой стороны, в мире существует немного больше философской литературы, что рассчитана именно на детей. Есть даже такое направление — философия для детей. У нас только недавно начали его исследовать и разрабатывать. Знакомство с философией во многих странах предусмотрено еще с младшей школы. Существуют философские сказки — из чего, собственно, начинается «знакомство». «Там за синими горами», или «Мир Софии» — прекрасная книга для подросткового возраста. Недавно только был перевод книжки-переписки Гесле совместно с Норой К., девочка не захотела свою фамилию назвать. И вот, они прочитали «Мир Софии», но у них возникли уже собственные идеи, решения. И как Гесле ставит загадки для этой девочки, так и девочка вынуждает Гесле попотеть над ответом. Потому что девочка спрашивает о том, о чем взрослые философы даже не задумываются. Поэтому, действительно, где-то и в школе нужно это воплощать, а вообще должна быть общая общественная культура изучения философии. Это же не просто озабоченность какими-то проблемами мира. Прежде всего, философия — ощущение свободы. Когда ты создаешь определенный концепт самостоятельно — ты чувствуешь себя сотворцом этого мира. Это фантастическое ощущение. Поэтому, невзирая на большой груз философского знания и призвания, существует еще и большое наслаждение.
«ДЛЯ ПОЛИТОЛОГОВ, ПОЛИТИКОВ — ЭТО ПРОСТО ОБЯЗАТЕЛЬНЫЙ ПРЕДМЕТ»
— Почему вы могли бы посоветовать поступать на философский факультет?
Т. Т.: — По моему мнению, философское образование должен иметь каждый человек. Понятно, что для политологов, политиков это просто обязательный предмет. Если человек знает философию, он понимает, откуда исходят политические учения, понимает структуру государства и каким образом государство функционирует. Пусть это и мечта философа — иметь руководителей государства, которые следуют моральным принципам, придерживаются законов, и, самое главное знают их. Тогда будем иметь само правление совсем другого качества, тогда и подход к образованию изменится. Мы будем более прогрессивны. Тем более, сами украинцы имеют очень большой внутренний потенциал. По моим наблюдениям — это уникальная нация. Она может выйти из тупика, иметь специфический вывих мысли, очень интересные идеи. Если это поддерживать, мы можем быть передовым государством в мире, я более чем уверена в этом. Просто нужно качественное философское образование. Это мотивация для того, чтобы человек стал личностью, вышел из серой массы.
М. Б.: — На философский должны поступать те, кому все дается очень легко. Мне в школе всегда было просто, например. Поэтому я искал определенных вызовов. Философия — наука, которая будет даваться трудно любому человеку. Это требует не просто знаний, а опыта. И пока ты его не получишь — не сможешь стать философом. Дети могут легко ставить философские вопросы, а ответы на них иногда приходится искать всю жизнь. Те люди, которые ищут для себя сложных, настоящих задач, хотят принять самый серьезный вызов в жизни — для них это сознательно и по-настоящему. Хотя многим кажется, что если не имеешь способностей, то вот, эти философы, они обо всем говорят — это, вероятно, легче всего, в действительности эта профессия — самая тяжелая сфера. Для самых сильных, умных и смелых.
РИСУНОК АНАТОЛИЯ КАЗАНСКОГО / ИЗ АРХИВА «Дня», 1998 г.
«ФИЛОСОФСКИЙ? Я ВАС БЕРУ!»
— Бытует такое мнение, что человек, который имеет философское образование, занимается впоследствии исключительно научной работой и преподаванием. Учитывая ваш опыт, кем работает философ?
Т. Т.: — Знаю много примеров людей, которые учились на философском факультете и не стали преподавателями или научными работниками. Однако они стали полезными в программировании, например, или осуществили себя в правоведении. Были, напротив, люди, которые приходили из правоведения и понимали, — без философского образования из них не будет настоящих юристов, и таких людей было много. Знаю людей, которые сделали свой бизнес: одни впоследствии пришли к философии, а другие из философов стали бизнесменами. У меня был пример, когда одна женщина, учась на философском факультете, пришла устраиваться на работу, и директор компании сказал: «Философский? Я вас беру!» Те люди, которые понимают, что такое философское образование, ставят это в приоритет. Ведь люди с подобным образованием могут мыслить нестандартно, показывать неординарные решения, а таких людей ценит современный мир.
М. Б.: — Я встречаю среди наших выпускников многих на «Фейсбуке». Очень много, кто попадает в рекламу, в менеджмент. Не только в Украине, но и по всему миру. Встречаю их на должностях, которые требуют креативного мышления, необычных подходов, смелости, опять же. Там, где нужно умение бескомпромиссно подойти к решению вопроса, критическое мышление применить. К тому же оставаться человеком, быть внимательным не только к большим проблемам, но и к каждой личности. Поэтому, вероятно, как говорил Платон, из философов выходят самые лучшие руководители. Философ может стать полезным человеком для общества. А по Сковороде: «Если ты полезный человек — тебя всегда вознаградят». Поэтому, как по мне, не проигрывает тот, кто пойдет учиться на философский факультет. Не только в Украине, но и в мире большая доля топ-менеджеров с философским образованием. С древних времен, Греции, Рима — самые богатые люди, с наивысшими должностями, специально приглашали к себе философов как своих советников и учителей. В настоящее время почти даром можем изучать эту науку, потому прекрасные времена наступили, скажу я вам, главное — это осознать.
Алиса ПОЛИЩУК
Газета:
№214, (2019)
Рубрика:
Общество
Головні новини
Помер перший президент України Леонід Кравчук
Антисемитские выпады лаврова в сторону президента Украины и евреев абсолютно неприемлемы, — МИД
Северодонецк может попасть в осаду по мариупольскому сценарию, – глава ОВА
НОВОСТИ ПАРТНЕРОВ
Проекты/Инициативы
Ощущение.
Эпистемология классическая и неклассическаяОщущение
Ощущение — предполагаемое рядом философских и психологических концепций элементарное содержание, лежащее в основе чувственного знания внешнего мира, «кирпичик» для построения восприятия и иных форм чувственности. В качестве примеров данного явления обычно приводят ощущения цвета, звука, твердого, кислого и т. д. Ощущения истолковывались как относящиеся не к предмету в целом, а лишь к его отдельным свойствам, «качествам». В истории философии и психологии ощущения были разделены на относящиеся к свойствам предметов внешнего человеку мира и относящиеся к конкретным состояниям самого тела человека (последние сигнализируют о движениях и относительном положении разных частей тела и о работе внутренних органов). Вместе с тем ощущения, относящиеся к внешнему миру, делятся по их модальности на зрительные, слуховые, осязательные, обонятельные и вкусовые.
Ощущения были четко выделены в качестве исходной единицы анализа познавательных процессов в философии эмпиризма и сенсуализма XVII–XVIII веках (до этого, например, в античной философии не существовало резкого разделения ощущения и восприятия). Правда, сам термин «ощущение» возник еще позже их четкого выделения — первоначально философы-эмпирики именовали их то «чувственными идеями», то «простыми идеями», то «впечатлениями» и т. д. Основания, которые были использованы для выделения ощущений, могут быть классифицированы следующим образом.
1. Восприятие как знание целостных предметов и ситуаций предполагает участие ума. Но любые операции ума, в том числе и относящиеся к созданию восприятия, предполагают материал, над которым ум оперирует. Таким исходным материалом являются ощущения (Кант, который противостоял эмпиризму вообще, сенсуализму в частности, тем не менее допускал наличие ощущений как исходного материала для деятельности априорных форм чувственности и рассудка, организующих опыт).
Поэтому данность, непосредственность являются специфическими характеристиками ощущений. Очень важно, что при этом имеется в виду осознаваемая данность. Эта данность может пониматься либо как результат прямого причинного воздействия объективных свойств предметов внешнего мира — Д. Локк, Э. Кондильяк, Б. Рассел и др. (Локк, 1898; Рассел, 1957; Кондильяк, 1982), либо просто как факт сознания безотносительно к его причине — Д. Беркли, Д. Юм, Э. Мах и др. (Мах, 1908; Юм, 1965; Беркли, 1978).
2. Именно потому, что восприятие предполагает определенную активность ума, оно может вводить в заблуждение, быть иллюзорным.
Однако исходный материал для построения восприятия не может сам по себе вести к заблуждению. Я могу ошибочно воспринять прямой карандаш, опущенный в стакан с водой, как сломанный, однако сами элементарные ощущения, из которых складывается мое восприятие, не могут быть ошибочными. Я могу ошибиться, восприняв холодную воду горячей рукой как теплую, однако тепловые ощущения не могут меня обманывать относительно самих себя. «На самом деле не бывает иллюзий чувств, бывают только ошибки в истолковании данных как знаков вещей, иных, чем они сами» (Рассел, 1957, с. 200). Поэтому абсолютная несомненность, неоспоримость является также отличительной характеристикой ощущений (Сагпар, 1928).
3. Как учит научное познание (в частности, классическая механика, которая в XVII–XVIII веках, т. е. в то время, когда было сформулировано учение об ощущениях., выступала как парадигма научного познания вообще), сложные образования могут быть поняты как результат взаимодействия элементарных составляющих. Таким неразложимым далее элементом всех психических процессов вообще и познавательных процессов в частности в ряде направлений философии и психологии считались ощущения. Поэтому они понимались как атомарные единицы опыта.
Сформировавшаяся в конце XIX века экспериментальная психология и прежде всего такой ее раздел, как психофизика, сделала ощущения предметом научного исследования. Изучались зависимость ощущений от действия внешних раздражителей (стимулов). В этой связи были выявлены так называемые пороги чувствительности, характер зависимости ощущений от интенсивности раздражителя (закон Вебера — Фехнера) и целый ряд других фактов.
Однако философский и научный анализ ощущений столкнулся с целым рядом принципиальных трудностей.
1. Оказалось трудным точно очертить тот круг элементарных единиц опыта, которые следует считать ощущениями. Следует ли относить к ощущениям переживания боли, чувства удовольствия и неудовольствия?
Существуют ли ощущения пространства и времени? (Если допустить существование ощущений пространства и времени, то оказывается, что их очень трудно выделить, но для последовательного сенсуалиста приходится допускать их существование, как это вынужден признать Э. Мах.)
2. Мы переживаем каждое ощущение, поскольку мы можем его выделить в составе нашего опыта, как нечто не только уникальное и неповторимое, но одновременно и как нечто обобщенное. Так мы ощущаем данное цветовое пятно не только как абсолютно единичное, но и как индивидуальное выражение цветовой универсалии, например, как данный конкретный оттенок красного цвета («красного вообще»). Если выделение общего является результатом деятельности ума, в частности, результатом сопоставления разных индивидуальных случаев, то непонятно, каким образом ощущения, для которых характерна абсолютная непосредственность (т. е. отсутствие в них составных частей, признаков), могут иметь не только уникальный, но и обобщенный характер.
3. Если одной из важнейших характеристик ощущений является их данность в индивидуальном сознании, то непонятно, как из этих субъективных и индивидуальных элементов может быть построено восприятие, относящееся к предметам внешнего мира, которые существуют независимо от моего сознания и могут быть восприняты не только мной, но и всяким другим человеком. Вообще вопрос об отношении ощущений к соответствующим качествам внешнего мира оказался трудным и приводящим к парадоксальным решениям. Ряд философов, в частности, Д. Локк, разделили ощущения на относящиеся к так называемым «первичным качествам», которые реально существуют в самих предметах (ощущения, относящиеся к пространственным свойствам предметов, к их форме, расположению и др.), и к «вторичным качествам», существующим лишь в сознании — при том, что критерии разделения этих качеств не совсем ясны (и были оспорены Д. Беркли). В XIX веке в связи с открытием того факта, что те или иные ощущения могут вызываться не только адекватными стимулами (например, зрительное ощущение светом), но и стимулами неадекватными (например, то же зрительное ощущение механическим или электрическим раздражителем), был сформулирован (И. Мюллером) так называемый «закон специфической энергии органов чувств»: качество ощущения зависит не от свойств внешних предметов, а от особенностей ощущающей (рецепторной) системы человека.
В этой же связи Г. Гельмгольц сформулировал тезис о том, что ощущение относится к качествам внешнего мира как иероглиф к обозначенному им предмету. Для сенсуалистов — феноменалистов (Д. Беркли, Д. Юм, Э. Мах и др.) проблемы отношения ощущения к объективному свойству предмета не существует, но и для них остается камнем преткновения возможность построения из субъективных, индивидуальных ощущений восприятия объективно существующего предмета.
4. Сам способ соединения ощущений в восприятие тоже был пред метом дискуссий. Большинство философов и психологов, разделявших позиции сенсуализма, считали таким способом (вслед за Д. Юмом) ассоциации разного рода. Однако характер этих ассоциаций во многом так и не был прояснен.
5. Не было ясно и то, следует ли считать ощущение элементарным знанием. Для большинства философов, анализировавших ощущения, именно несомненность и безошибочность ощущений выводит их за пределы знания. С точки зрения этих философов в ощущениях нет деления на субъект и объект. Поэтому даже если мы предполагаем, что ощущения относятся к каким-то качествам объективных предметов, мы можем сделать этот вывод, только выходя за пределы самих ощущений. Вместе с тем в начале XX века возникла концепция (ранние Э. Мур, Б. Рассел и др. (Russell, 1915)), согласно которой ощущение — это акт осознания некоторого элементарного чувственного содержания (чувственного данного), существующего вне сознания субъекта и вместе с тем не принадлежащего миру объективных физических вещей. В этом случае ощущение рассматривается как элементарное знание.
В философии и психологии XX века возникли направления, поставившие под сомнение сам факт существования ощущений как некоторых самостоятельных сущностей. Было обращено прежде всего внимание на то, что в большинстве случаев в обыденной жизни мы никогда не осознаем наших ощущений, а имеем дело только с восприятием целостных предметов и ситуаций. Даже в тех редких случаях, когда мы, как нам кажется, имеем дело только с ощущениями (теплоты на некотором участке тела, давления и т. д.), мы в действительности имеем дело не с элементарными фактами нашего сознания, а с получением информации о некоторой объективной ситуации (пусть воспринимаемой очень неопределенно). Конечно, можно попытаться выделить отдельные ощущения в составе восприятия, например, внимательнее всмотреться в оттенки красного цвета помидора (решением задач такого рода нередко занимаются художники). Однако, во-первых, эта ситуация является достаточно редкой и не характерной для обычного опыта, во-вторых, она не объясняет формирования восприятия, ибо осуществляется уже на основе существующего восприятия, в-третьих, даже в этом случае не удается выделить ощущение как таковое, ибо красное в данном случае воспринимается как свойство некоторого предмета — помидора, т. е. как бы на фоне целостного восприятия. В этой связи было отмечено, что экспериментальное изучение ощущений, которым занималась психофизика на протяжении ста лет, было возможным только потому, что происходило в искусственных лабораторных условиях, не учитывавших ряда важных особенностей нормального, естественного восприятия мира (поэтому результаты психофизики применимы лишь постольку, поскольку возникает ситуация, близкая к искусственной). Как отметил английский философ Г. Райл, исходивший из идей позднего Л. Витгенштейна, в случае с ощущениями была совершена категориальная ошибка: на мнимые объекты, которыми являются ощущения, были перенесены особенности восприятия: в действительности можно видеть предметы, например, цветы, а не ощущения красного, зеленого, можно слышать шум прибоя, грохот грома, звуки речи и т. д., а не звуковые ощущения громкого, тихого и т. д. Поэтому никаких неоспоримых и несомненных единиц опыта (а именно эти качества приписывались ощущениям) не существует (Райл, 2000). Восприятие не может быть абсолютно несомненным, что не мешает ему быть в большинстве случаев достаточно достоверным.
В XX веке возникли психологические направления, которые по-разному пересматривали те философские основания, из которых до этого исходили исследователи ощущения и восприятия. Результаты этого пересмотра приводили к разным теориям восприятия. Однако в итоге все эти теории по разным соображениям отказывались от понятия ощущения, как оно использовалось в предшествующей философии и психологии. Гештальт-психология формулировала тезис о структурном, целостном характере восприятия и о невозможности понимания этой целостности как суммы отдельных атомов, «кирпичиков» — ощущений. В экспериментах представителей этого направления было показано, что восприятие может не измениться и в том случае, если меняются некоторые из компонентов целостной системы (если истолковать эти компоненты как ощущения, то получается, что восприятие не определяется входящими в его состав ощущениями). С точки зрения гештальт-психологов непосредственно дано не ощущение, а целостное восприятие (последнее, таким образом, не предполагает конструктивных операций ума над отдельными ощущениями). Согласно концепции, развитой Дж. Гибсоном (Гибсон, 1988), восприятие является активным процессом собирания организмом информации об окружающей среде. В этом процессе отдельные ощущения (так же, как и отдельные образы восприятия) не существуют. Представители когнитивной психологии считают возможным выделять отдельные единицы информации, из которой строится восприятие. Однако эти единицы в большинстве случаев не осознаются и значит, вряд ли могут быть истолкованы в качестве ощущений, как они понимались раньше в философии и психологии.
Таким образом, в силу разных причин понятие ощущения не является употребительным в большинстве направлений современной философии и психологии, ибо поставлены под сомнение те философские посылки, в рамках которых это понятие имело смысл.
Между тем, в отечественной философии советского периода в течение длительного времени это понятие играло важную роль. Это было связано с некритически принятыми в ней положениями В. И. Ленина, сформулированными в его работе «Материализм и эмпириокритицизм», о том, что ощущение является единственным источником всех наших знаний, что ощущение — это «субъективный образ объективного мира» (Ленин, 1957, с. 101), что материя как объективная реальность «дана человеку в ощущениях его», что она «фотографируется, отображается нашими ощущениями, существуя независимо от них» (Ленин, 1957, с. 131). Критикуя субъективистский феноменализм Э. Маха, В. И.Ленин противопоставляет ему материалистическое (реалистическое) истолкование ощущений, однако делает это некорректно. Все те, кто признавал и исследовал ощущение, отмечали такие его качества, которые делают невозможным мнение о том, что в ощущениях «дана материя». С этой точки зрения в ощущениях «даны» не материальные предметы (не говоря уже о материи в целом), а лишь отдельные свойства. К тому же, как считает большинство сторонников существования ощущения, в нем нет вообще знания, ибо нет разделения на субъект и объект. Поэтому оно не может быть и «образом» чего бы то ни было. Самое же главное состоит в том, что, критикуя Э. Маха, В. И. Ленин в то же время оказался в зависимости от главной философской посылки объекта своей критики — его философского сенсуализма, т. е. мнения о том, что все содержание нашего знания может быть выведено из ощущений (Ойзерман, 1994). Нужно сказать, что некоторые отечественные философы, формально не критикуя тезисы В. И. Ленина относительно ощущений, в своих исследованиях фактически дезавуировали их (Э. В. Ильенков, В. А. Лекторский и др. (Ильенков, 1960; Лекторский, 1980)). Ряд виднейших отечественных психологов (А.Н.Леонтьев, А. В. Запорожец, В. П. Зинченко и др. (Запорожец, 1967; Леонтьев, 1982)), исследуя проблему восприятия, фактически опровергли теорию ощущений как элементарных атомов опыта, в частности в связи с развивавшейся ими критикой рецепторной теории чувственности.
Глава VII. Ощущение и наблюдение
Глава VII. Ощущение и наблюдение (1) Предисловие Одним из главных критических мотивов этой книги было стремление показать, что «ментальное» не обозначает такого положения дел, при котором можно осмысленно спросить, относится ли данная вещь или событие к ментальным или
Ощущение
Ощущение Ощущение — предполагаемое рядом философских и психологических концепций элементарное содержание, лежащее в основе чувственного знания внешнего мира, «кирпичик» для построения восприятия и иных форм чувственности. В качестве примеров данного явления обычно
Органическое ощущение
Органическое ощущение Органическое ощущение — это то чувство, которое сообщает центральной нервной системе о состоянии различных органов тела. Не беспокойтесь, если на некоторое время почувствуете сонливость или начнете отчаянно зевать. Это хорошие проявления, и они
ОЩУЩЕНИЕ ВСЕДОЗВОЛЕННОСТИ
ОЩУЩЕНИЕ ВСЕДОЗВОЛЕННОСТИ На каком-то этапе успешного овладения властью и бесконтрольного ее использования у мужчины-Зевса может появиться ощущение вседозволенности. В одних случаях он начинает нарушать все мыслимые моральные нормы, и мы до сих пор изучаем и
3. Искусство и ощущение жизни
3. Искусство и ощущение жизни Если бы кто-нибудь в реальной жизни увидел красивую женщину в элегантном вечернем платье с пятнышком лихорадки на губах, то, наверное, счел бы подобный мелкий недостаток внешности несущественным и не стал бы обращать на него внимание. Однако
УПР. Ощущение сердцем
УПР. Ощущение сердцем Направьте внимание на свой нос, уши, ноги или руки. Чтобы помочь своей сосредоточенности, можете подвигать этой частью тела или прикоснуться к ней, но потом прекратите эти движения и удерживайте свое внимание на этой части тела, до тех пор пока она не
Ощущение страха
Ощущение страха Характерно ощущение страха, охватывающего очевидца откровения. Иаков, пробудившись от пророческого сна, сказал: «истинно Господь присутствует на месте сем; а я не знал! И убоялся и сказал: как страшно сие место! это не иное что, как дом Божий, это врата
Ощущение глубины рекурсии
Ощущение глубины рекурсии Проведём такой опыт: возьмём два зеркала и поставим их параллельно друг другу, а сами станем между ними. Заглянув в любое из них, мы увидим бесконечный ряд взаимных отражений. Но, присмотревшись, увидим, что на самом деле ряд не бесконечен. Мы не
Повторение и ощущение
Повторение и ощущение Через открытое окно проникали гул и запахи города. В большом городском саду люди сидели в тени, читая новости и мировые сплетни. Голуби у их ног ходили с важным видом, ища лакомые кусочки, а на зеленых лужайках играли дети. Из-за солнца появлялись
Ощущение и счастье
Ощущение и счастье Мы были высоко наверху над зеленым морем. Шум пропеллеров, бьющих по воздуху, и рев выхлопной трубы затрудняли разговор. Кроме того, на остров летели несколько парней, учащихся колледжа, собирающихся на спортивную встречу. У одного из них было банджо, и
ОЩУЩЕНИЕ
ОЩУЩЕНИЕ В сапфире сумерек пойду я вдоль межи, Ступая по траве подошвою босою. Лицо исколют мне колосья спелой ржи, И придорожный куст обдаст меня росою. Не буду говорить и думать ни о чём — Пусть бесконечная любовь владеет мною — И побреду, куда глаза глядят, путём Природы
§ 39. Ощущение
§ 39. Ощущение Психологическое понятие ощущения, как последнего элемента всех связей в сознании, получает свое ближайшее определение через восхождение к тем именно основным связям, элементом которых оно является. Согласно тому, что установлено в критике познания (ср. § 10
Ощущение (Sensation)
Ощущение (Sensation) Элементарное восприятие или элемент возможного восприятия. Ощущение имеет место, когда какое-либо физиологическое изменение, чаще всего внешнего порядка, возбуждает один из наших органов чувств. Например, воздействие света на сетчатку глаза или вибрации
Чувство одиночества: философия и психология одиночества | Отзывы | Notre Dame Philosophical Reviews
Вы можете подумать, что одиночество — это условное состояние: люди чувствуют себя одинокими какое-то время или одинокими в каком-то месте, и некоторые люди конституционно одиноки, но большинство людей не одиноки все время, и человеческая жизнь не обязательно Одинокий, уединенный. Нет, если верить Бену Лазару Миюсковичу. Он утверждает, что все такие состояния являются симптомами одиночества, которое является «всеобщим и необходимым» (1). Нам не нужно осознавать это все время, но оно всегда здесь, скрывается на заднем плане. Человеческая жизнь неизбежно принимает форму борьбы с одиночеством. Мы обращаемся к другим, чтобы не погрузиться в полную изоляцию. Однако, хотя они могут дать нам некоторую степень утешения и почувствовать связь, наше одиночество — это то, что никогда не может быть преодолено.
Образ человеческой жизни, представленный в этой книге, не воодушевляет: мы все заперты в наших личных гробах, отчаянно царапая угол, чтобы сохранить слабый проблеск света, который в конце концов погаснет, если не смирение с одиночеством в жизни, а затем с возможной смертью. Но в чем же состоит это необходимое одиночество и зачем поддерживать такую точку зрения? По словам Миюсковича, одиночество в основном связано не с неспособностью или неспособностью общаться с другими. Один тянется к другим, потому что ему уже одиночество, только «после того, как человек сначала почувствовал, признал и понял всепроникающее чувство изоляции, которое преследует человеческую душу» (3). Наша изоляция является неизбежным следствием самосознания, которое возникает до и, следовательно, независимо от интерсубъективного развития. Чтобы развить и поддержать эту точку зрения, в первых четырех главах мы совершим экскурсию по истории западной философии.
Однако, прежде чем это начнется, первый шаг состоит в том, чтобы настаивать на том, что самосознание не зависит от межличностных и социальных отношений. Нам говорят, что младенцы «достигают самосознания до того, как осознают мать как отдельное сознание» (3). Единственное предлагаемое доказательство состоит в том, что обезьяны-сироты Гарри Харлоу были застенчивы, учитывая, что они по-прежнему могли взаимодействовать с неодушевленными предметами и выживать. Никаких аргументов в пользу того, что такие способности требуют самосознания, не приводится, даже если допустить, что эти животные каким-то образом «осознавали» свое окружение. Миюскович утверждает, что «самость осознает свое отличие от сферы неодушевленных объектов и только позже от матери как отдельного другого я» (стр. 5). Тем не менее, неясно, почему нужно быть «самоосознающим», а не просто «осознавать». Как сюда закралось «само-«? Я не уверен, что значит быть «самосознательным» в соответствующем смысле или почему социально депривированные обезьяны должны рассматриваться как самосознающие в этом смысле. Хотя Миюскович возвращается к теме детского развития позже в книге, насколько я вижу, эти вопросы не нашли удовлетворительного решения.
Следующий — и гораздо более длинный — шаг в аргументации включает демонстрацию того, что досоциальное самосознание обязательно делает нас одинокими. Это предполагает разделение большей части истории западной философии на два широких лагеря. С одной стороны, у нас есть «материализм, эмпиризм, феноменализм, номинализм, поведенческая терапия, доказательная практика и наука». С другой стороны, у нас есть «идеализм, рационализм, феноменология, экзистенциализм, концептуализм, инсайт-ориентированная терапия и гуманизм» (8). Миюскович поддерживает последнее на том основании, что первое не дает нам достаточно надежного представления о себе или самосознании. Как только мы это получим, предполагается, что последует невозможность когнитивного доступа к другим я. Хотя обсуждается множество различных философов и философских позиций, аргумент, по сути, заключается в том, что каждое «я» отличается от всех других «я» и имеет привилегированный доступ к своему собственному опыту и мыслям. Следовательно, оно не может знать (или полностью знать, или знать с уверенностью) другое «я»: «Проще говоря, если все, что я могу «знать», это мои собственные идеи и восприятия, как я могу когда-либо победить одиночество? Как я могу достичь другого сознательного быть с чувством уверенности?» (49). Так что все сводится к довольно стандартной постановке эпистемологической проблемы чужого разума вместе с упорством в том, что она неразрешима.
Мне все это показалось неубедительным. Миюскович с самого начала признает, что наши самые фундаментальные метафизические и эпистемологические установки не являются продуктом рационального мышления. Лежащая в основе философская ориентация возникает из чувств и согласуется с ними; это касается «сердца, а не головы» (7). У меня есть некоторое сочувствие к этой точке зрения. Однако в этом контексте есть беспокойство, что Миюскович в конечном итоге просто выбирает и интерпретирует философов, чтобы соответствовать заранее установленной концепции необратимого одиночества. Неясно, какую работу на самом деле выполняет философская аргументация. Разделение широкого круга различных философских традиций и позиций на две общие категории может показаться многим читателям упрощением.
Кроме того, Миюскович пытается охватить так много материала так быстро, что он не может отдать должное большей его части или предложить достаточно веские доводы для многих своих собственных интерпретаций. Например, он говорит нам, что «Гуссерль задернул все занавески и запечатал все свои выходы» (98). Неудивительно, что это согласуется с собственной теорией Миюсковича о нашей необходимой изоляции, но это далеко не бесспорная интерпретация Гуссерля. Любой, кто не хочет зацикливаться на неразрешимой проблеме других умов, может просто обратиться к альтернативному прочтению Гуссерля или считать других философов авторитетными. Например, вместо этого можно добавить немного Хайдеггера и утверждать, что идея изолированного, самосознающего субъекта является вводящей в заблуждение абстракцией, которая предполагает, но не может признать уже данный социальный мир; человек с другими, прежде чем он один. Или можно относиться к позднему Витгенштейну менее пренебрежительно, чем Миюскович. Его собственные методы лечения слишком поверхностны, чтобы исключить такие альтернативы. Поэтому я сомневаюсь, что Миюсковичу удастся переубедить кого-то, кто еще не убежден в его позиции. Тем не менее, в этих главах есть многочисленные ссылки на предыдущие работы автора. Так что я признаю возможность того, что часть или все это покажется более приемлемым в контексте других его работ об одиночестве.
Во второй половине книги Миюскович переходит от «когнитивного» аспекта одиночества к его «аффективному» и «мотивационному» измерениям. Эта часть его рассуждений затрагивает широкий круг вопросов и тем, включая развитие ребенка, одиночество в литературе, язык и сознание, бессознательное и терапию. Одиночество, как становится яснее, связано со стремлением к чему-то невозможному; мы аффективно обращаемся к другим, чтобы противостоять чему-то, что никогда не может быть полностью преодолено (учитывая уже описанную когнитивную изоляцию). Наше необходимое одиночество можно ощущать в разной степени и по-разному, но во всех случаях одиночество — это не просто состояние, поддающееся четкому философскому определению. Скорее, одиночество — это «зонтичное понятие», и ряд различных аспектов связаны друг с другом отношениями взаимного значения. Следовательно, предполагает Миюскович, это гораздо лучше передается через литературу, чем через определенные стили философствования; чрезмерно точный язык не может уловить смутные и двусмысленные реалии переживания одиночества. На мой взгляд, эти четыре главы книги более интересны и — в некоторых отношениях — более убедительны, чем предыдущие четыре. В литературе есть множество проницательных замечаний об одиночестве. Также примечательна правдоподобная связь Миюскович между одиночеством и враждебностью. Эти двое, говорит он, неразрывны: «Когда мы отчуждаемся от других сознательных существ, мы неизбежно становимся обиженными и злыми» (106). Однако в обоих случаях обсуждение выиграло бы от дальнейшего развития. Например, хотя взаимосвязь между одиночеством и индивидуальной агрессией кажется правдоподобной, утверждение о том, что одиночество также лежит в основе враждебных политических движений, можно было бы дополнительно изучить и защитить. Возможно, было бы лучше отказаться от скоростного путешествия по истории философии и вместо этого подробно остановиться на таких темах, как эти.
Многие другие утверждения в последующих главах также показались мне правдоподобными или, по крайней мере, заслуживающими дальнейшего обсуждения. Есть кое-что, что можно сказать в пользу точки зрения, согласно которой жизнь включает в себя постоянную борьбу с одиночеством. Я также думаю, что Миюскович прав, подчеркивая степень нашей зависимости от других, то, что одиночество лежит в основе большинства психических заболеваний, и насколько большую часть человеческой жизни можно охарактеризовать с точки зрения напряжения между одиночеством и принадлежностью. Однако к тому времени, когда я дочитал книгу до конца, я задался вопросом, зачем вообще нужно философское объяснение «когнитивной» изоляции. Эта изоляция в большей степени, чем что-либо другое, используется для поддержки мрачной оценки Миюскович человеческой жизни, как чего-то, что движимо скрытым признанием неизбежности одиночного заключения:
каждый из нас живет в одиночестве в царстве собственного разума, укрывшись в наших коконах и вращающихся сферах утешительных фантазий и калечащих тревог. Таким образом, самое важное понимание состоит в том, чтобы понять, что жизнь состоит из бесконечной борьбы с нашим чувством одиночества, которое ослабляет свою власть над нами только после смерти. (174)
Миюскович, по крайней мере, признает, что мы не полностью заключены в тюрьму собственного разума. Хотя вид познавательного контакта никогда не может быть достигнут, степень аффективный общение с другими возможно. Он делает набросок описания эмпатии как «мотивационных», а также «этических» отношений (188), чего-то, что включает в себя «общий союз, состоящий из одних и тех же чувств, понимания и понимания эмоций заботы и беспокойства, испытываемых обоими» (188). 189). Так почему бы просто не согласиться с мнением, что это то, что нам нужно и что мы ищем, но не всегда находим, тем самым настраивая нас на одиночество? По аналогии, то, что мы должны есть, чтобы выжить, не обязательно делает нас голодными в каждый момент нашей жизни, и мы не погружаемся в еду, чтобы обеспечить лишь частичное облегчение нашего основного, неизбежного голода. В то же время нам никогда не избежать склонности к голоду. Точно так же, пожалуй, достаточно сказать, что природа и степень нашей зависимости от других делают нас неизбежно восприимчивыми к разного рода одиночеству и что никакие социальные отношения не могут устранить эту восприимчивость. Зачем предполагать, наряду с этим, что одиночество имеет какое-то отношение к стремлению преодолеть непреодолимую «когнитивную» пропасть? Миюскович правдоподобно замечает, что «худшая судьба, которую может испытать человек, — это быть проигнорированным, непризнанным, непризнанным: не существовать в глазах других» (117). Он также отмечает, что: «Мы всегда нуждаемся в другом я как в «резонаторе», как в средстве отражения наших чувств и мыслей. Мы не можем выжить психологически, эмоционально или интеллектуально без внешнего, отвечающего взаимностью «другого» человеческого или разумного агента». Сохранение существенного различия между собой и другими, несомненно, является предпосылкой для понимания таких отношений: другие могут узнать или не узнать меня так, как я не могу узнать или не узнать себя. чувство аффективного общения с другими влияет на (предполагаемое) когнитивное отделение себя от других, или почему это необходимо.0005 аффективная изоляция, которая играет центральную роль во многих переживаниях одиночества (по крайней мере, при отсутствии сопутствующего чувства связи с другим человеком). Поэтому я опасаюсь, что проблема других разумов, сформулированная в первой части книги, может оказаться не только подозрительной с философской точки зрения, но и неуместной. Возможно, лучше подчеркивать, в какой степени мы являемся социальными существами и как из этого неизбежно возникает предрасположенность к одиночеству, чем настаивать на том, что одиночество берет свое начало в погребенном самосознании, которое предшествует межличностным потребностям и отношениям.
Блюз — Философия для всех: глубокое размышление о низком уровне
Выбранный тип: Мягкая обложка
Количество:
Печать по требованию
$21,95
Фриц Альхофф (редактор серии), Джесси Р. Стейнберг (редактор), Аброл Фэйрвезер (редактор), Брюс Иглауэр (предисловие)
ISBN: 978-0-470-65680-8 январь 2012 г. Уайли-Блэквелл 248 страниц
Электронная книга
От 18 долл. США
Распечатать
От 21,95 долл. США
О-бук
Электронная книга com are delivered on the VitalSource platform. To download and read them, users must install the VitalSource Bookshelf Software.</li><li>E-books have DRM protection on them, which means only the person who purchases and downloads the e-book can access it.</li><li>E-books are non-returnable and non-refundable.</li><li>To learn more about our e-books, please refer to our <a href="https://www.wiley.com/wiley-ebooks" target="_blank">FAQ</a>.</li></ul>» data-original-title=»» title=»»/>
$18,00
Мягкая обложка
21,95 $
O-Book </p>» data-original-title=»» title=»»/>
Загрузить рекламный проспект
Загрузить рекламный проспект
Загрузить флаер продукта для загрузки PDF в новой вкладке. Это фиктивное описание. Загрузить флаер продукта — загрузить PDF в новой вкладке. Это фиктивное описание. Загрузить флаер продукта — загрузить PDF в новой вкладке. Это фиктивное описание. Загрузить флаер продукта — загрузить PDF в новой вкладке. Это фиктивное описание.
Описание
Философия блюза
От Би Би Кинга до Билли Холидей музыка блюза не только хорошо звучит, но и почти универсальна, поскольку отражает испытания и невзгоды повседневной жизни. Его способность сильно затрагивать целый ряд социальных и эмоциональных проблем вдохновляет с философской точки зрения, и здесь широкий круг мыслителей и музыкантов предлагает освещающие эссе, которые устанавливают важные связи между состоянием человека и блюзом, которые понравятся как любителям музыки, так и философам. .
Об авторе
Джесси Р. Стейнберг — доцент философии и директор Программы экологических исследований Питтсбургского университета в Брэдфорде. Он был приглашенным профессором в Университете Виктории в Новой Зеландии, в Калифорнийском университете в Риверсайде и в Университете Иллинойса в Урбана-Шампейн. Он опубликовал ряд статей по таким темам, как философия разума, метафизика, философия религии и этика.
Аброл Фэйрвезер преподает в Университете штата Сан-Франциско и Университете Сан-Франциско. Он опубликовал публикации в области эпистемологии добродетели и поддерживает интерес к философии разума, метафизике и философии языка. Он участвовал в томах популярной культуры на Facebook и Dexter. Большое влияние оказали гитара, вокал и тексты Лайтнин Хопкинс и Джона Хёрта из Миссисипи.
Редактор серии:
Fritz Allhoff — адъюнкт-профессор кафедры философии Университета Западного Мичигана, а также старший научный сотрудник Центра прикладной философии и общественной этики Австралийского национального университета. В дополнение к редактированию серии «Философия для всех» , он также является редактором тома или соредактором нескольких изданий, в том числе Wine & Philosophy (Wiley-Blackwell, 2007), Whiskey & Philosophy (с Маркусом П. Адамс, Уайли, 2009 г.) и Food & Philosophy (совместно с Дэйвом Монро, Wiley-Blackwell, 2007) . Его академические исследовательские интересы охватывают различные аспекты прикладной этики, этической теории, а также истории и философии науки.
Содержание
Предисловие x
Брюс Иглауэр
Это выглядит примерно так…: Введение в блюз – философия для всех xvi
Джесси Р. Стейнберг и Аброл Фэйрвезер
Благодарности xxviii
ЧАСТЬ 1 ПОЧЕМУ СИНИЙ СИНИЙ? МЕТАФИЗИКА БЛЮЗА 1
1 Снова разговариваю с собой: Диалог об эволюции блюза 3
Джоэл Рудинов
2 Возвращение ауры: 1 6 0113 B. B. King in the Age
Кен Уэно
3 Зомби с двенадцатью барами: Витгенштейновские размышления о блюзе 25
Wade Fox и Richard Greene
4 The Blues As Cultural Expression 38
Филипп Дженкинс
Часть 2 Небо плач: эмоция, ускорение и блюз 49
5 Творческий Травмы, потери и невзгоды в хандре 51
Алан М. Стейнберг, Роберт С. Пинос и Роберт Абрамовиц
6 Печаль как красота: Почему так приятно чувствовать себя таким грустным 66
Дэвид С. Дрейк
7 Случайное искусство: , пройдя через тьму к свету. ЕСЛИ БЫ НЕ НЕУДАЧА, ТО МНЕ ВООБЩЕ НЕ ПОЛУЧИЛОСЬ: БЛЮЗ И СОСТОЯНИЕ ЧЕЛОВЕКА 95
9 Почему мы не можем быть довольны?: Блюз знает, как справиться 97
Брайан Домино
10 Сомнение и человеческое состояние: Никто меня не любит, кроме моей мамы… и она, возможно, тоже крутит Роберт Д. Столороу и Бенджамин А. Столороу
12 Страдание, духовность и чувственность: Религия и блюз 131
Джозеф Дж. Линч
13 Беспокойство о линии: , История и блюз как молитва 142
Кимберли Р. Коннор
ЧАСТЬ 4 СИНИЙ СВЕТ БЫЛ МОИМ МЛАДЕНЦОМ, А КРАСНЫЙ СВЕТ БЫЛ МОЙ РАЗУМ: РЕЛИГИЯ И ГЕНДЕР В БЛЮЗЕ 153
13: Lady Sings the Blues 155
Меган Уинсби
15 Даже белые люди получают блюз 167
Дуглас Лэнгстон и Натаниэль Лэнгстон
16 История дистрибуции: Белые ограбили блюз 9011? 176
Майкл Нойманн
17 Чей блюз?: Класс, раса и пол в американской национальной музыке 191
Рон Бомбарди
Философские блюзовые песни 903
3 Примечание 90
Reviews
«Блюз – философия для всех» предлагает освещающие очерки этой философии блюза. Он объединяет интригующие взгляды на связь между блюзом и философией, которые понравятся как любителям музыки, так и философам». ( SirReadaLot. org , 1 февраля 2012 г.)
«Блюз? Философия? Людвиг Витгенштейн в роли человека Hoochie Koochie? Почему бы и нет? Есть пересечение: блюз и философия существуют, чтобы понять все это, найти смысл в превратностях жизни. Выведение мухи из бутылки с мухой не обязательно должно закончиться трактатом, это может также закончиться песней. Поскольку эта книга входит в серию «Философия для всех» с такими названиями, как « Каннабис — о чем мы только что говорили?» или Знакомства — Флирт с большими идеями , мы знаем, что он не будет слишком напыщенным в своем подходе к тому, чтобы поместить эту популярную форму искусства под философскую линзу. И если другие книги из этой серии будут так же хороши, как эта, то я тоже буду искать их … Написано здесь на высоком уровне, а эссе дают множество идей о блюзе в его социальном и историческом аспектах. и культурные контексты, а также его личную и универсальную привлекательность». ( Метапсихология Онлайн Обзоры , 27 апреля 2012 г. )
Серии
Философия для всех
Qualia and Raw Feels – Введение в философию: философия разума
Генри Шевлин
Введение: что такое Qualia?
Пока я пишу это предложение, я получаю огромное удовольствие. Небо передо мной полно розово-голубых оттенков приближающегося заката, разбавленного белыми облаками. Тропические птицы чирикают пронзительными трелями, а пара собак гортанно лает друг на друга. Кожу попеременно покалывает последний затяжной дневной зной, прерываемый приятной прохладой вечернего ветерка.
Сцена, которую я только что описал, полна переживаний с отличительными качествами — цветами, звуками и физическими ощущениями. Эти качества опыта известны философам разума как квалиа — странно неясный термин для аспекта нашей жизни, который вряд ли может быть нам более знаком. Каждый момент бодрствования в нашей жизни мы испытываем различные квалиа, связанные со взглядами, звуками или чувствами. Иногда мы намеренно ищем новые квалиа, например, когда заказываем незнакомое блюдо в ресторане, стремясь узнать, какое оно на вкус. В других случаях мы стремимся срочно положить конец тому или иному quale (единственное число от «qualia»); например, когда мы принимаем аспирин, чтобы облегчить пульсирующее ощущение головной боли.
Qualia уже несколько десятилетий находятся в центре внимания философии сознания и когнитивной науки. Они обладают несколькими очевидными особенностями, которые делают их одновременно увлекательными и трудными для объяснения. Все эти свойства противоречивы (см. раздел 4 ниже), но они определенно отражают некоторые интуитивные особенности квалиа.
Во-первых, квалиа кажутся частными : мои квалиа являются чертой только моего опыта, и вы никогда не сможете получить к ним прямой доступ. В прошлом вы, возможно, задавались вопросом, воспринимают ли другие люди цвета точно так же, как и вы, или мой синий цвет может быть вашим зеленым. Эти вопросы возникают именно из-за кажущейся конфиденциальности квалиа. Мы никогда не можем знать, какие квалиа испытывают другие люди.
Вторые (и связанные с ними) квалиа, возможно, невыразимы ; то есть их нельзя аккуратно выразить словами. Представьте, что вы пытаетесь объяснить слепому человеку, как выглядит красный цвет, или (менее экстремальный пример) пытаетесь объяснить вегетарианцу, каков вкус тунца. Хотя в обоих случаях мы могли бы попытаться использовать метафоры («красное похоже на трубу»), чтобы передать характер опыта, наши попытки сделать это неизбежно не смогут правильно передать соответствующее ощущение.
Последним предполагаемым свойством является то, что квалиа сразу и полностью постижимы для нас, просто переживая их. В этом отношении они отличаются от объектов нашего опыта. Представьте, что вы лежите ночью в постели и слышите тихий стук. Вы можете задаться вопросом, что это был за шум: падающий предмет, дверь, хлопнувшая на ветру, или, возможно, ваш сосед по дому возвращался домой. Однако вам не нужно строить догадки о том, как шум звучал для вас как . Это то, что вы поняли, просто услышав это. Более решительно и более противоречиво высказывалось мнение некоторых философов о том, что мы никогда не можем ошибаться в суждениях о наших квалиа. Например, если я говорю, что что-то причиняет мне боль, то бессмысленно предполагать, что я могу ошибаться.
Квалиа и проблема разума и тела
Одной из причин, по которой квалиа так очаровали философов, является то, что их, возможно, трудно объяснить в стандартных научных терминах. Многие из нас, вероятно, слышали, как нейробиологи говорят о таких вещах, как синапсы, нейроны и различные области мозга. Возможно, нетрудно понять, как такого рода научный подход может объяснить различные аспекты нашего поведения. Мы можем понимать восприятие, например, как передачу информации от органов чувств через различные обрабатывающие области мозга, или необычную агрессию, как выброс какого-либо гормона или нейротрансмиттера. Однако гораздо труднее понять, как такого рода научные описания могли когда-либо дать нам удовлетворительное объяснение того, почему красный цвет выглядит именно так, как он есть, или почему корица на вкус как 9. 0005 это и ваниль как что .
Задача здесь состоит не только в том, чтобы объяснить с точки зрения нейронауки, как работает зрение или как наш язык связывает информацию о вкусе с мозгом. Каждый день в понимании таких вопросов делается значительный прогресс, хотя науке еще предстоит пройти долгий путь. Напротив, реальная трудность заключается в том, что, хотя наука рассказывает нам о том, как работает мозг, она, кажется, не может сказать нам, какие переживания на самом деле похожи на .0006 . Чтобы получить представление о проблеме, представьте себе полностью глухого от рождения человека, который хочет знать, как звучит Бетховен. Даже если бы у нас были совершенные сканеры мозга и мы могли бы точно показать им, что происходит с чьими-то нейронами, когда они слушают музыку, не похоже, чтобы они когда-либо могли должным образом передать им субъективный опыт прослушивания первых тактов Хоровой симфонии.
Это бросает вызов научному мировоззрению. Если наука не может полностью объяснить квалиа, следует ли из этого, что наука может предложить нам лишь частичное понимание вселенной? Более того, можно задаться вопросом, не показывает ли кажущаяся необъяснимость квалиа в научных терминах, что вселенная, в которой мы живем, состоит не только из таких вещей, как атомы, молекулы, силы и другие объекты из области науки, но также содержит отличительные, непреодолимые психических явлений .
Задача хорошо иллюстрируется знаменитым мысленным экспериментом под названием «Комната Марии», разработанным философом Фрэнком Джексоном (1982). [1] Представьте себе женщину по имени Мэри, блестящего ученого. В частности, нам говорят, что она знает все физические факты о восприятии цвета: она знает все о физике света, биологии глаза и нейробиологии обработки цвета в мозгу. Однако сама Мэри никогда не видела цвета, проведя свою жизнь в черно-белой комнате. Однажды Мэри выходит из своей комнаты и впервые видит блестящее красное яблоко. «Ух ты!» она думает: «Итак, это как выглядит красный.
Комната Марии пытается продемонстрировать, что есть определенные факты, к которым нельзя получить доступ только с помощью научных знаний. Ведь Мэри уже знает все научные факты о цвете еще до того, как выйдет из своей комнаты. Однако чего ей не хватает, так это знания квалиа цвета; то есть, какие цвета на самом деле выглядят как . Она получает это знание, только когда выходит из комнаты и сама видит цвета. Следовательно, утверждается аргумент, есть определенные факты, которые не могут быть объяснены наукой, а вместо этого полагаются на субъективный опыт. Формально аргумент можно представить следующим образом.
- Мэри знает все научные факты о цвете, прежде чем выйти из своей комнаты.
- Мэри узнает новые факты (о том, как выглядят цвета), когда выходит из своей комнаты.
- Следовательно, не все факты являются научными фактами.
Комната Марии — один из самых известных мысленных экспериментов во всей философии, вызвавший огромное количество откликов. Большинство из них оспаривают посылку (2) выше и утверждают, что на самом деле Мэри не узнает ничего нового, когда выходит из своей комнаты.
Например, гипотеза способностей утверждает, что Мэри получает не знания, а новый набор способностей (Lewis 1990). Представьте себе человека, который много знает о музыке, но не умеет играть ни на одном инструменте. Однако после долгих тренировок они учатся играть на фортепиано. Гипотеза способностей предполагает, что что-то подобное относится и к Мэри. До выхода из своей комнаты она никогда не видела красные предметы, поэтому не могла распознать данный предмет как красный, представить или запомнить красный цвет. После выхода из комнаты ее новый опыт красного цвета позволяет ей делать все это. Таким образом, наше ощущение, что она получает знания, неуместно — она приобретает новый вид навыков. Некоторые философы сомневаются, что это адекватно объясняет наше ощущение, что Мария действительно получает новый особый вид знания, когда покидает свою черно-белую комнату.
Другой важный подход мы можем назвать старым фактом, новым взглядом на знание. [2] Представьте, что кто-то знает, что Стамбул был основан в 330 году нашей эры. Затем они совершенно отдельно узнают, что Константинополь был основан в 330 году нашей эры. Предполагая, что они еще не знают, что Стамбул и Константинополь — это один и тот же город, кажется разумным сказать, что человек узнал что-то новое, когда услышал информацию о Константинополе. Конечно, в их распоряжении есть мелочь, которой у них не было раньше. Однако, поскольку «Константинополь» на самом деле относится к тому же городу, что и «Стамбул», следует также сказать, что они строго не усвоили никаких новый факт о вселенной, вместо этого столкнувшись с фактом, который она уже знала в другой форме. Применительно к делу Мэри идея состоит в том, что Мэри действительно действительно знала все факты о цвете до того, как вышла из своей комнаты. Когда она впервые видит красный цвет, она просто сталкивается с теми же фактами по-новому, а именно через свое собственное цветовое зрение, а не через теоретический язык науки. Одна из проблем для этой точки зрения состоит в том, чтобы предложить развернутое описание этого особого эмпирического способа получения знаний, избегая при этом апелляции к любым ненаучным или нефизическим фактам или свойствам.
Последний подход, принятый некоторыми дерзкими философами, состоит в том, чтобы настаивать на том, что Мэри не получит каких-либо новых знаний или способностей по отношению к миру, когда выйдет из своей комнаты. Если бы она действительно знала все научные факты о цвете перед тем, как выйти из комнаты, она фактически уже обладала бы всеми знаниями и способностями, связанными с видением цветов, несмотря на то, что никогда не видела их лично (Dennett 2006). Это может звучать как категорическое отрицание мощной интуиции, мотивирующей мысленный эксперимент. Однако один из способов сделать этот подход более убедительным состоит в том, чтобы сосредоточиться на первой предпосылке приведенного выше аргумента, что Мэри знает все соответствующих научных фактов. Это действительно то, что мы можем легко себе представить? В конце концов, современная наука все еще несовершенна и не может предоставить нам знания о каждом факте даже в пределах своей собственной области объяснения. Более того, большинство ученых настолько специализированы, что знают лишь небольшую часть фактов в своей области. Таким образом, Мэри была бы больше похожа на сверхразум из далекого будущего, чем на обычного человека. Учитывая это, следует ли придавать большое значение нашим интуитивным представлениям о том, что мы можем себе представить?
Эти ответы — лишь часть многих подходов к Комнате Марии, принятых философами. Несмотря на то, что был достигнут значительный прогресс в разработке опровержений «Комнаты Марии», вероятно, справедливо будет сказать, что нет ни одного ответа, который был бы общепризнанным решением проблемы. Таким образом, загадка квалиа для научного мировоззрения остается центральной областью философских исследований.
Сколько существует видов квалиа?
Еще одна важная дискуссия о квалиа касается того, какие типы ментальных состояний на самом деле их имеют. Обычными примерами квалиа являются такие вещи, как образы, звуки и телесные ощущения. Но некоторые философы утверждают, что помимо этих квалиа существует множество других видов.
Некоторыми кандидатами на эти дополнительные квалиа являются такие вещи, как эмоции. Определенно кажется, что существует особое чувство (или набор чувств), связанное с сильными эмоциями, такими как, например, радость, гнев или печаль. Тем не менее, остается спорным вопрос о том, включают ли эти чувства особый вид собственных квалиа, или их можно понимать вместо этого в терминах других квалиа, таких как, например, те, которые связаны с телесными ощущениями, точка зрения, принятая одним из основателей современной психологии Уильям Джеймс (1842-1919 гг.)10) в известной статье (1884 г.). Обратите внимание, например, на интенсивные физические ощущения, сопровождающие эмоцию возбуждения: мы можем ощущать учащение пульса, пересыхание во рту и напряжение мышц. Могут ли такие «телесные квалиа» быть всем, что есть в квалиа эмоций? Вопрос остается предметом горячих дискуссий.
Другая важная дискуссия касается диапазона или типа квалиа, связанных с восприятием. Мы все можем согласиться с тем, что существуют квалиа, связанные, например, с нашим восприятием цвета и формы. Но могут ли быть особые виды квалиа, связанные с тем, чтобы увидеть кого-то дружелюбным, например, или распознать животное как енота? Идея о том, что существуют такие квалиа «высокого уровня», связанные со свойствами помимо таких вещей, как цвет, форма и движение, иногда называют представлением расширенного содержания (Siegel 2010). Один из способов мотивировать эту идею исходит из случаев, когда характер нашего опыта — другими словами, наши квалиа — кажется, меняется, несмотря на отсутствие изменений в том, как мы переживаем качества более низкого уровня, такие как цвет, форма и так далее.
Рассмотрим, например, знаменитую иллюзию «утка-кролик» ниже (Jastrow 1899). Приложив небольшое умственное усилие, мы можем «переключиться» с изображения утки на изображение кролика, и вполне вероятно, что изображение изменилось. Однако далеко не ясно, действительно ли меняется наше восприятие низкоуровневых характеристик изображения — цветов и форм. Если это так, то это может свидетельствовать о том, что существуют особые виды квалиа, связанные с видением изображения 9.0005 как утку и видя его как кролика .
Последняя важная дискуссия касается того, могут ли неперцептивные состояния, такие как мышление и понимание, иметь особые квалиа, связанные с ними. Например, быстро сложите в уме числа 17 и 48 и при этом подумайте, какие чувства или качества связаны с этим опытом. Были ли какие-то особые чувства, которые сопровождали ваши мысли о числах? Некоторые философы предположили, что действительно существует своего рода особый опыт, связанный с мышлением и пониманием. [3] Один из аргументов в пользу такого рода «когнитивных квалиа» (или, как ее еще называют, когнитивной феноменологии) исходит из случаев слушания иностранного языка. Представьте, что Джек, говорящий по-английски, и Жак, говорящий по-французски, оба слушают французскую радиопередачу. Джек не может понять, что он слышит, но Жак может. Интуитивно кажется, что есть разница в качестве их двух переживаний, возникающая из-за различий в их понимании (или его отсутствия). Опять же, существование этих когнитивных квалиа горячо оспаривается. Некоторые философы утверждают, например, что качества, связанные с такими переживаниями, как мышление и понимание, могут быть поняты только в терминах регулярных перцептивных квалиа, таких как цвета и формы, возникающие в виде образов в нашем уме. Следовательно, возможно, любые квалиа, которые вы испытывали при обдумывании вышеприведенной математической задачи, были просто вопросом видения или слышания чисел вашим «мысленным взором».
Скептицизм в отношении Qualia
В этой главе мы говорили о квалиа так, как будто их существование, по крайней мере, не вызывало сомнений. В каком-то смысле это, безусловно, верно: например, никто не может отрицать, что мы действительно воспринимаем цвета и вкусы. Однако некоторые философы по-прежнему скептически относятся к квалиа, настаивая на том, что сама идея является запутанной. Философ Дэниел Деннет — один из таких известных скептиков. В классической статье «Quining Qualia» он приводит ряд примеров случаев, в которых идея квалиа, используемая философами, кажется, вызывает невозможные и, возможно, бессмысленные вопросы (19).88). Рассмотрим, например, случай с двумя людьми, один из которых любит цветную капусту, а другой ее презирает. Должны ли мы сказать в таком случае, что у них, следовательно, должны быть разные квалиа, когда они пробуют цветную капусту, или вместо этого сказать, что у них разные реакции на одни и те же квалиа? Деннет хочет, чтобы мы поверили, что такие вопросы едва ли имеют смысл.
Чтобы еще больше проиллюстрировать этот момент, он предлагает нам представить, что мы сами переходим от презрения к цветной капусте к любви к ней (опыт, который многие из нас имели с тем или иным продуктом питания). Он предполагает, что даже в таком случае мы не можем сказать, изменились ли наши квалиа или наши установки. Если это так, то кажется, что на некоторые вопросы о квалиа нельзя ответить с точки зрения первого лица; но учитывая, что квалиа предположительно являются частными и невыразимыми, из этого следует, что на них вообще нельзя ответить! Деннет полагает, что вместо того, чтобы принимать такие таинственные сущности, нам лучше отказаться от самой идеи квалиа как запутанной.
Другой вид скептицизма в отношении квалиа касается их отношения к объектам нашего опыта. Долгое время многие философы думали о квалиа как о вещах, которые мы можем наблюдать в нашем опыте сами по себе, совершенно отдельно от нашего опыта объектов в мире (отсюда термин «необработанные ощущения», иногда используемый для их описания). Другие философы совсем недавно бросили вызов этой идее, утверждая, что поскольку мы вообще переживаем квалиа, мы переживаем их как свойства объектов в мире (Harman 19).90). Это сложный спор, но, по сути, эти философы утверждают, что, глядя на зеленое дерево, мы не ощущаем «сырой зелени». Скорее то, что мы могли бы назвать «квалиа зелени», на самом деле воспринимается как свойства объекта в мире, а именно самого дерева. Если этот тезис о прозрачности верен, то он предполагает, что даже если квалиа существуют, они могут быть просто аспектом нашего осознания реальных объектов в мире, а не какой-то таинственной «ментальной краской» (Блок 199).6). Если это так, когнитивная наука может позволить нам понять квалиа через более широкий философский и научный проект объяснения того, как восприятие заставляет нас осознавать мир.
Заключение
Квалиа остаются одной из глубочайших загадок во всей философии, и в этой главе предлагается лишь беглый обзор некоторых наиболее важных дискуссий, в которых они фигурируют. Несмотря на то, что наука дала нам огромное новое понимание таких сложных вопросов, как происхождение Вселенной и человеческий геном, проблема объяснения квалиа кажется все еще мучительно недостижимой для стандартного научного исследования. Несмотря на это или, возможно, благодаря этому, многие философы и ученые рассматривают квалиа как жизненно важный и захватывающий рубеж человеческого понимания.
Ссылки
Блок, Нед. 1996. «Ментальная краска и ментальный латекс». Вопросы философии 7(19).
Деннет, Дэниел С. 2006. «Что знает Робомари». В Феноменальные понятия и феноменальные Знания: новые очерки сознания и физикализма , изд. Торин Альтер и СвенВальтер. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
Деннет, Дэниел С. 1988. «Quining Qualia». В Сознание в современной науке , 42-77. Нью-Йорк: Clarendon Press / Oxford University Press.
Харман, Гилберт. 1990. «Внутреннее качество опыта». Философские перспективы 4: 31-52.
Джексон, Фрэнк. 1982. «Эпифеноменальные квалиа». Philosophical Quarterly 32: 127-36.
Льюис, Дэвид. 1990. «Чему учит опыт». В Разум и познание , изд. Уильям Г. Ликан, 29–57. Оксфорд: Бэзил Блэквелл.
Джеймс, Уильям. 1884. «Что такое эмоция?» Разум 9(34): 188-205.
Ястроу, Джозеф. 1899. Мысленный взор. Popular Science Monthly 54: 299-312.
Сигел, Сюзанна. 2010. Содержание визуального опыта. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
Дополнительное чтение
Альтер, Торин и Роберт Дж. Хауэлл. 2009. Диалог о сознании . Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.
Блэкмор, Сьюзан. 2006. Беседы о сознании .