Гносеологический релятивизм это в философии: Гносеологический релятивизм как новая научная парадигма понимания

Гносеологический релятивизм как новая научная парадигма понимания

 

 Гносеологический релятивизм позволяет, обосновывай объективность существования большого количества имеющихся концепций, прогнозировать направления перспективных исследований теорий, методов, практик. Интеграция различных социальных воззрений и научных концепций, которая приведет к практическому результату обновлений в обществе, но только в том случае, когда  будет достигнута преемственность всех творческих усилий его членов.

Метод гносеологического релятивизма позволяет исследовать относитель­ную одновременность многоуровневого повторения закономерностей струк­турной организации материи в системных отношениях и их инволюоционно-эволюционной цикличности планомерно-поэтапного формирования во времени, что относительно субъекта служит основой поэтапного формированая сознания на основе иерархии креативных установок.

Гносеологический релятивизм, являя преемственность развития, базируется на 3-х составных частях научного мировоззрения:

1. Диалектический материализм, который фактически говорил об относительности знания в смысле признания исторической ограниченности достигнутого уровня развития.

2. Неорелятивизм, неопантеизм.                                                                      

3. Космизм, неотрансцендентализм

Гносеологический релятивизм подтверждает тот факт, что сознание человека является продуктом научного знания и общественного уровня развития, то есть уровня производственных отношений как способности человека к осу­ществлению труда, направленного на управление материей определенного уровня Потому именно уровень труда в системных отношениях и его качество характеризуют уровень сознания как способность управлять развитием окружающего мира при участии человека в достижении конкретного уровня общественной интеграции труда. Сам же этот процесс построен на основе  объективных научных знаний о сущности процесса развития, его цели и на­правленности.

Хотя при этом сам Процесс познания и способность к труду относительны как зависимость от достигнутого уровня сознания.

Поэтому речь необходимо вести о гносеологическом релятивизме сознания, которое одновременно является результатом взаимодействия и, в то же время, фактором, определяющим уровень взаимодействия Двойственный характер сознания, проявленный в его отражательной и преобразовательной сути, характеризуется двойственной природой бытия, являющего собой единство частей в множестве целого. Сознание отражает тот уровень материи, который способно воспринять и познать. И посредством отражения результа­та взаимодействия в сознании человека совершается работа, изменяющая окружающий мир. Тем самым накапливается опыт, ведущий к расширению сознания и способности человека преображать мир, восходя к постижению новых уровней и состояний материи.

Итак, гносеологический релятивизм представляет собой метод научного познания соответствующего конкретному уровню сознания. Используя метод гносеологического релятивизма, вопрос «познаваем ли мир?» получает утвер­дительный ответ. Но сразу следует добавить, что сам процесс познаний – относителен. И эта релятивность связана с двойственной способностью со­знания — отражать и преображать, что есть диалектика взаимосвязи: анализа проявленных следствий и синтеза в мышлении движущих развитием причин.

Гносеологический релятивизм как метод научного познания позволяет ис­следовать причинно-следственные связи существующих количественных яв­лений многоуровневости и многогранности мира в их причинностном зарождений. Это делает возможным выбор наиболее эффективного пути управления процессом качественного преображения сферы следствий и прогнозирования переходного процесса к более совершенному уровню системных отношений.

Гносеологический релятивизм, исследуя закономерности развития мира, обосновывает несостоятельность утверждений о случайном характере поведения систем, поскольку случайность есть непознанная закономерность ин­тенции надсистемы. Правильнее говорить о релятивном характере свободы выбора и направленности развития подсистем, поскольку заданные объек­том параметры стимулируют поиск единственно эффективного пути разви­тия из множества других направлений, в которых подсистема получает опыт различения критериев большей системы посредством познания системных отношений на 3-х уровнях; психофизическом, эмоционально-чувственном, ментально-концептуальном.

Гносеологический релятивизм описывает 7 уровней развития системных отношений как тройственность проявления причинных связей для достижения наиболее эффективной направленности развития посредством познания критериев функционирования любой системы.

Причем гносеологический релятивизм описывает закон соответствия как со­ответствие уровня сознания систем развития (в том числе и человека) характеру пространственно-временных отношений, которые она формируем И, в то же время, закон соответствия исследует диалектическую зависимость пространственно-временных отношений от уровня сознания систем и мотиваций их поведения.

Истинность развития человека может быть достоверно определена Толь­ко с помощью критериев, определенных большей (по отношению к нему) си­стемой — всем обществом, государством или просто конкретной группой (ко­торая сама в свою очередь является частью еще большего целого).

Это следует из теоремы Курта Геделя о неполноте. Из сущности теоремы вытекает, что всякая достаточно сильная формально-логическая система (те­ория) содержит такие истинные (непротиворечивые) положения, которые нельзя ни доказать, ни опровергнуть внутренними средствами этой системы без введения дополнительных аксиоматических утверждений, То есть, данная теорема определяет тот факт, что невозможно доказать непротиворечивость критериев истинности функционирований и направленность развития системы с помощью средств, формализируемых  данной системой.

Таким образом, условием теоремы является требование различения внутренних и внешних средств (как синергетичность и иерархичность). Недоказуемость истинности развития при использовании только внутренних средств системы приводит к необходимости корректировать параметры функционирова­ния данной системы относительно других систем посредством взаимодействия с ними. И это взаимодействие, дающее знание о других системах и о пути преображения количественных накоплений опыта на качественно новый уровень сознания, приводит к объективной насущности интеграции с другими системами, позволяющей познать и направленность собственного совершенствования, и направленность развития элементов своей внутренней структуры.

Этот метод позволяет обосновать следующие теории познании:

1. Относительности сознания.

2. Управления.

3. Переходных процессов.

4. Причинных (причинно-следственных) связей.

5. Цикличности накопления опыта.

6. Релятивности самоорганизации в синергетических и иеархических системах.

Результатом теоретических и экспериментальных исследований данным методом является возможность для специалистов широкого профиля использования методологии психосистемного прогнозирования, психосистемного анализа, метода КаПСиД, кардинальной психотерапии. 

Этот метод послужил также концептуальной основой направления кардинальной психологии как новой отрасли научного знания, объединяющей в себе данные междисциплинарных исследований и являющей собой интеграцию различных областей научного знания о человеке, человеческом сообществе и ею развитии.                                                                

Глава III.Философия как гносеология.Критика гносеологического релятивизма и натурализма. Монизм как принцип диалектической логики

Глава III.Философия как гносеология.Критика гносеологического релятивизма и натурализма. Монизм как принцип диалектической логики

ВикиЧтение

Монизм как принцип диалектической логики

Науменко Л К

Содержание

Глава III. Философия как гносеология.Критика гносеологического релятивизма и натурализма

Глава 4. ГНОСЕОЛОГИЯ

Глава 4. ГНОСЕОЛОГИЯ 4.1. Концепции познания Гносеология (теория познания) предлагает решение проблем: в чем заключается источник знания, каковы способы получения знания, каковы критерии установления его истинности. В истории философии было предложено несколько

§ 35. Критика индивидуального релятивизма

§ 35. Критика индивидуального релятивизма Индивидуальный релятивизм есть такой явный, – я готов почти сказать – наглый скептицизм, что если его вообще когда-либо и выдвигали серьезно, то во всяком случае не в новое время. Стоит только выставить это учение, как оно тотчас

§ 36. Критика видового релятивизма и, в частности, антропологизма

§ 36. Критика видового релятивизма и, в частности, антропологизма Если относительно субъективизма мы сомневаемся, был ли он когда-нибудь серьезно представлен в науке, то к видовому релятивизму и, в частности, к антропологизму до такой степени склоняется вся новая и

Глава IV Творчество и гносеология

Глава IV Творчество и гносеология Творческий акт неподсуден гносеологии с ее не знающей конца дурно-бесконечной рефлексией. Творческий акт непосредственно пребывает в бытии, он есть самораскрытие сил бытия. Творческий акт оправдывает, но не оправдывается, он сам себя

ГЛАВА IV ТВОРЧЕСТВО И ГНОСЕОЛОГИЯ

ГЛАВА IV ТВОРЧЕСТВО И ГНОСЕОЛОГИЯ Творческий акт неподсуден гносеологии с ее не знающей конца дурно-бесконечной рефлексией. Творческий акт непосредственно пребывает в бытии, он есть самораскрытие сил бытия. Творческий акт оправдывает, но не оправдывается, он сам себя

I.

Факты, нормы и истина: дальнейшая критика релятивизма (1964)

I. Факты, нормы и истина: дальнейшая критика релятивизма (1964) Интеллектуальный и моральный релятивизм — вот главная болезнь философии нашего времени. Причем моральный релятивизм, по крайней мере частично, основывается на интеллектуальном. Под

ГЛАВА ПЕРВАЯ КРИТИЧЕСКАЯ КРИТИКА В ОБРАЗЕ ПЕРЕПЛЁТНОГО МАСТЕРА, или КРИТИЧЕСКАЯ КРИТИКА В ЛИЦЕ г-на РЕЙХАРДТА

ГЛАВА ПЕРВАЯ КРИТИЧЕСКАЯ КРИТИКА В ОБРАЗЕ ПЕРЕПЛЁТНОГО МАСТЕРА, или КРИТИЧЕСКАЯ КРИТИКА В ЛИЦЕ г-на РЕЙХАРДТА Критическая критика, как бы высоко ни мнила она себя вознёсшейся над массой, чувствует всё-таки безграничное сострадание к этой последней. И вот критика так

Глава IV. Хомяков как философ. Гносеология и метафизика

Глава IV. Хомяков как философ. Гносеология и метафизика Хомяков и Иван Киреевский – основоположники славянофильской философии, которая может быть названа и национальной русской философией, отражающей всё своеобразие нашего национального мышления. Внезапная смерть

Глава 2.2 Философская антропология и гносеология

Глава 2.2 Философская антропология и гносеология Философия о природе человекаПод философией человека, или философской антропологией, понимают учение о природе человека. Что есть человек?Философы античности длительное время рассматривали человека как образ Космоса, как

Глава 3. Призрак релятивизма

Глава 3. Призрак релятивизма При рассмотрении релятивизма мы вторгаемся на территорию, где много кривых путей и ловушек, где эмоции выдаются за аргументы, а аргументы трогательно наивны. Релятивизм часто критикует не за то, что он ошибочен, а потому, что он вызывает страх.

Глава III. «Наукоучение» — гносеология и логика

Глава III. «Наукоучение» — гносеология и логика аукоучение» (Wissenschaftslehre) — главное логическое и философское произведение Больцано. Этот труд создавался им на протяжении десяти лет (в 1820–1830 гг.), в период наибольшего творческого подъема. В течение ряда предшествующих лет

1. Основы романтического натурализма

1. Основы романтического натурализма Тема природы — главная в философско-литературном творчестве Торо. Если попробовать лаконично определить мировоззрение американского мыслителя, то придется остановиться на понятии «натурализм». Правда, невозможно ограничиться

Эпистемический релятивизм: конструктивная критика | Отзывы | Notre Dame Philosophical Reviews

Естествознание — одно из последних мест, где вы ожидаете найти доказательства эпистемического релятивизма, тем не менее социология научного знания иногда упоминается как важный мотив для этой точки зрения, а ее практикующие иногда звучат как релятивисты. Учитывая недавний рост релятивизма, пришло время более внимательно взглянуть на это.

Эта книга предназначена для обсуждения и оценки эпистемического релятивизма в целом посредством тщательного изучения точки зрения в социологии научного знания, называемой «Сильная программа» или «Эдинбургский релятивизм». Таким образом, у Маркуса Зайделя есть два проекта: определить, поддерживают ли утверждения, сделанные Сильной программой, эпистемический релятивизм (нормативный, а не просто описательный), и определить, является ли эпистемический релятивизм обоснованной точкой зрения. Зайдель, вероятно, прав относительно эпистемического релятивизма и науки, но я не уверен, что его выводы по этому поводу распространяются на эпистемологический релятивизм в других контекстах. Однако это ограничение не подрывает его анализ релятивизма и сильной программы, и эта книга вносит большой вклад в эту тему. Более того, у него есть и другие возражения против эпистемического релятивизма, не основанные на сильной программе.

Зайдель — эпистемический абсолютист, отстаивающий следующие тезисы: 1) Сильная программа подразумевает эпистемологический релятивизм; однако 2) два основных аргумента в пользу эпистемического релятивизма несостоятельны, и 3) эпистемический абсолютизм может объяснить феномен кажущегося безупречного несогласия. Глава 1 представляет собой обзор сильной программы и эпистемического релятивизма. Глава 2 представляет собой оценку того, что Зейдель считает одним из двух основных аргументов в пользу эпистемического релятивизма: аргументом недостаточной определенности. Эта глава наиболее тесно связана с сильной программой. Глава 3 представляет собой оценку другого важного аргумента: аргумента эпистемологической нормы-циркулярности. Глава 4 касается безупречного разногласия.

Несмотря на исчерпывающее название, эта книга не является исчерпывающим обзором. Зайдель не обсуждает эпистемический релятивизм в отношении аспектов знания, отличных от стандартов обоснования (таких как идеалы рациональности, эпистемические ценности или эпистемические добродетели и пороки). Он не рассматривает все аргументы, касающиеся эпистемического релятивизма, и не обсуждает альтернативы эпистемическому релятивизму, такие как контекстуализм. Что наиболее важно, он не пытается обсуждать другие мотивы эпистемического релятивизма, кроме Сильной программы и феномена явно безупречного несогласия, такого как эпистемологические модальности или гибкость в нашей готовности приписывать знание. Мои комментарии здесь не критика, а просто пограничные маркеры.

Сильная программа была разработана Барри Барнсом и Дэвидом Блуром в Эдинбургском университете в 1970-х и 1980-х годах. Они оказали огромное влияние на социологию научного знания, и их публикации часто воспринимаются как поддержка эпистемического релятивизма. Суть этой точки зрения состоит в том, что данные и методы естествознания не полностью определяют построение теории и выбор теории, или, по крайней мере, не во всех случаях, и что психологические, социальные и культурные факторы (я буду называть их «социальными факторами»). «) также играют роль в определении наших естественнонаучных теорий. Короче говоря, теории естественных наук недостаточно определяются теми факторами, которые обычно считаются важными для науки, и это оставляет место для других факторов, которые обычно считаются несущественными. Является ли это своего рода эпистемическим релятивизмом?

Эпистемический релятивизм обычно определяется как мнение о том, что существует более одного набора стандартов эпистемологического обоснования, что нет способа продемонстрировать, что ваш набор стандартов превосходит любой другой набор, и что утверждения о знании обоснованы только относительно к таким наборам. Барнс и Блур в печати не уточняют, привержены ли они этим утверждениям, и разные ученые по-разному интерпретируют их по этому вопросу. Зайдель интерпретирует некоторые из их комментариев о знании как заявления о том, что они0013 являются эпистемологическими релятивистами (см. разделы 1.1 и 2.2), но, конечно, заявлять о том, что они релятивисты, и доказывать это — две разные вещи. Предполагается, что Сильная программа поддерживает эпистемологический релятивизм, предоставляя основания полагать, что в науке существует несколько наборов эпистемологических стандартов — один из элементов определения. Зайдель говорит, что Барнс и Блур пришли к этому благодаря очень сильному утверждению о роли социальных факторов в формировании научных убеждений:

(Rel-BB) Все знания обязательно имеют социальный компонент (51).

Это связано с аргументом из-за недостаточной определенности (в центре внимания главы 2). Утверждение, что научное знание обязательно имеет социальный компонент, — это способ сказать, что существует несколько наборов эпистемологических стандартов, потому что доказательства и методы естественных наук всегда недоопределяют формирование теории естественных наук.

Затем Зайдель спрашивает, действительно ли Сильная программа таким образом поддерживает элемент множества множеств эпистемического релятивизма. Он рассматривает две версии аргумента от недоопределенности и отвергает обе. Первый — это аргумент по индукции. Он заключает, что доказательства не подтверждают индуктивно утверждение о необходимости (отмечая, что этот аргумент явно не появляется в трудах Барнса и Блура). Это кажется правдоподобным; действительно ли это возможно все научных убеждений, даже в зрелых областях точных наук, таких как химия или генетика, имеют социальную составляющую? Второй — дедуктивный аргумент, основанный на утверждении (взятом у Куайна) о том, что любой набор данных согласуется с более чем одним теоретическим объяснением, поэтому сами по себе доказательства не полностью определяют научную веру. Зайдель отвергает дедуктивный аргумент на том основании, что простое соответствие с данными не является подтверждением теории, и что даже если теория влечет за собой определенные свидетельства, наличие этих свидетельств тем самым не подтверждает теорию. (Однако неясно, подрывает ли это аргумент из-за недостаточной определенности, поскольку аргумент состоит в том, что свидетельство не полностью соответствует определяют научное убеждение, а не то, что свидетельство подтверждает научную теорию. )

Я хочу отметить еще одну проблему для версии сильной программы аргумента от недоопределенности: даже если научное знание обязательно имеет социальный компонент, эти социальные факторы могут не могут быть отнесены к эпистемологическим нормам. Эпистемический стандарт — это то, что должно и может направлять ваше формирование убеждений, по крайней мере бессознательно. Кажется правдоподобным сказать, что норму нельзя квалифицировать как нечто, что должен вести вас по , если только он не направлял бы ваше формирование убеждений, если бы вы были рациональны и осознавали это. Однако класс социальных факторов очень широк, поэтому возможно, что некоторые факторы будут отвергнуты рациональными эпистемологическими агентами, как только они о них узнают. (Предположим, вы обнаружите, что склонны отдавать предпочтение убеждениям ученых-мужчин убеждениям ученых-женщин.) Следовательно, возможно, что не все социальные факторы являются эпистемологическими стандартами. На самом деле, может быть, ни один из них таковым не является: социальные факторы, которые могут выдержать рациональную проверку, — это такие стандарты, как «прислушиваться к консенсусу большинства, если преобладающее количество доказательств не противоречит этому консенсусу», где большинство определяется по-разному в разных контекстах, и вполне вероятно, что все эпистемологические системы содержат такой стандарт. Конечно, это проблема релятивистов сильной программы, а не Зейделя. Зайдель — абсолютист.

Это хорошее место, чтобы сделать паузу и отметить кое-что о последствиях этого обсуждения для эпистемического релятивизма в целом. Эпистемический релятивизм часто используется в отношении гибкости наших атрибуций знания, эпистемических модалей и, возможно, областей знания за пределами точных наук, таких как право, этика, эстетические вопросы и так далее. Демонстрация того, что в естественных науках нет веских доказательств наличия множественных наборов эпистемологических стандартов, не означает, что таких наборов не существует в других областях. Даже если эпистемологический релятивизм неправдоподобен в естествознании, он все еще имеет место в других местах.

Тем не менее, демонстрации того, что используется более одного набора эпистемологических стандартов, недостаточно для утверждения эпистемического релятивизма. Релятивист также должен показать, что нет никакого способа продемонстрировать превосходство одного из них над другими. Это подводит нас к аргументу о норме-цикличности, который Зайдель рассматривает в главе 3. (С этого момента его аргументы не тесно связаны с чертами сильной программы.) Если его возражения верны, то он продвинулся на некоторое расстояние в направлении показывая, что эпистемический релятивизм неправдоподобен во всех контекстах, а не только в контексте науки, поэтому многое зависит от этого.

Согласно аргументу нормы-циркулярности, чтобы обосновать эпистемическую систему (где система включает утверждения о том, какие убеждения являются обоснованными), нужно использовать саму систему, поскольку убеждения могут быть обоснованы только в рамках эпистемической системы. Таких систем не одна. Следовательно, невозможно с помощью рациональных аргументов продемонстрировать, что ваша собственная эпистемологическая система превосходит все или большинство других, поскольку соперничающие системы в равной степени оправдывают себя (139). Зайдель отвергает этот аргумент на том основании, что он порождает две дилеммы. Дилеммы не зависят друг от друга, и предполагается, что одна из них опровергает аргумент.

Первая дилемма касается утверждения о том, что нормы эпистемологической системы могут быть обоснованы только по кругу, изнутри этой системы. Зайдель говорит, что здесь есть две возможности: либо (а) круговое обоснование обеспечивает эпистемическое обоснование норм эпистемической системы, либо (б) нет. Однако, если (а) верно, то мы должны спросить, является ли (а) абсолютной или только относительной истиной. Однако (а) является эпистемическим принципом, поэтому релятивист должен считать, что он тоже лишь относительно верен, как и все другие эпистемические принципы, что делает эпистемический релятивизм самоопровергаемым. (Это можно было бы исследовать более подробно; существует обширная литература о том, является ли релятивизм самоопровергаемым.) Более того, согласно Зейделю, большинство эпистемологических систем отвергают (а). Это означает, что у большинства из нас есть основания отвергать аргумент о нормоцикличности (154–161).

Остается (b) возможность того, что эпистемологические нормы не могут быть оправданы циклическим путем. Эта альтернатива тоже является проблемой, поскольку ведет скорее к скептицизму, чем к релятивизму. Он поддерживает мнение о том, что нам вообще не хватает знаний, а не мнение о том, что наши убеждения оправданы с точки зрения различных наборов эпистемологических принципов.

Мы избегаем двух рогов первой дилеммы, предположительно, заключая, что эпистемологические нормы могут быть обоснованы не -круговым путем. Я не уверен, как мы это делаем, но обсуждение Зайделем второй дилеммы для аргумента норма-цикличность предлагает способ. (Он может хотеть, а может и не хотеть.) Я вернусь к этому после того, как мы рассмотрим вторую дилемму.

Вторая дилемма касается утверждения о том, что существует множество различных и непоследовательных эпистемологических систем. Дилемма вот в чем. Две эпистемологические системы не являются принципиально разными, если только они не содержат принципиально разные эпистемологические нормы, а не просто разные экземпляры одной и той же нормы. Однако, утверждает Зайдель, мы можем идентифицировать эпистемологические нормы других как фундаментально отличные, только если мы можем сначала идентифицировать эти нормы как эпистемических норм. Чтобы идентифицировать их эпистемические нормы как эпистемические нормы, мы должны предположить, что они имеют примерно те же критерии того, что считает эпистемологической нормой.

Если да, то у них вообще нет другой эпистемологической системы. Если они этого не делают, то мы не можем быть уверены, что их нормы являются эпистемологическими, и опять же у нас нет доказательств того, что существует множество различных и несовместимых эпистемологических систем (172–181). В любом случае, у нас не может быть доказательств того, что другие используют принципиально иные наборы эпистемологических принципов. Зайдель подкрепляет этот аргумент примерами, касающимися верований азанде в оракулов и споров между Галилеем и кардиналом Беллармином о том, вращается ли Земля вокруг Солнца (здесь не помешало бы больше научных примеров).

Как я сказал выше, его аргумент о второй дилемме может также служить способом отрицания того, что обоснование эпистемических норм носит циклический характер, — то, что ему нужно отрицать, чтобы избежать первой дилеммы для обоснования нормы. Идея такова: если у всех нас одни и те же эпистемологические нормы, наше обоснование может быть нециклическим в том ограниченном смысле, что если существует только один набор эпистемических норм, то эти нормы можно было бы назвать самоочевидными (в значительной степени способ, которым всеобщее согласие относительно простых правил арифметики или логики иногда приводится как доказательство того, что эти вещи самоочевидны). Я не знаю, пойдет ли Зайдель по этому пути (вместе с багажом самоочевидности), но это вариант, который открывает его обсуждение.

В Главе 4 Зейдель переходит к новой теме: явлению явного разумного несогласия. Он утверждает, что это явление не поддерживает эпистемический релятивизм, поскольку его может объяснить эпистемический абсолютизм. Он опирается на книгу Элвина Голдмана «Эпистемический релятивизм и разумное несогласие» (в Ричарде Фельдмане и Теде А. Уорфилде, ред., Disagreement , Oxford Press, 2010). Следуя Голдману, Зайдель проводит различие между вещественными доказательствами (свидетельствами в отношении p) и свидетельствами норм (свидетельствами в отношении норм, которые вы используете для обоснования своего убеждения в том, что p). Возможны разумные разногласия между людьми, имеющими одинаковые вещественные доказательства, но разные нормативные доказательства. Однако только одна из двух сторон такого спора будет права относительно своих эпистемологических норм, ибо одна из систем содержит ложную эпистемическую норму. Несогласие разумно, потому что обе стороны имеют основания полагать, что их эпистемологические нормы верны, даже если по крайней мере одна из них использует нормы, которые на самом деле не оправдывают их убеждений о p.

Эта точка зрения не является, согласно Зейделю, формой эпистемического релятивизма, поскольку эпистемический релятивизм утверждает, что две стороны могут иметь одни и те же свидетельства и при этом разумно расходиться во мнениях. Эта точка зрения говорит, что они могут разумно не соглашаться, только если они разделяют одни и те же материальные свидетельства, но не все одни и те же нормы-свидетельства — наличие разных эпистемологических норм означает, что у них разные свидетельства.

Пока это нормально; Точка зрения Гольдмана представляет собой достойную защиты позицию в эпистемологии разногласий. Тем не менее, различие Голдмана, кажется, делает здесь тяжелую работу, и я задался вопросом, почему именно эта точка зрения превосходит альтернативные объяснения феномена безупречного несогласия. Возможно, можно было бы сказать больше, чтобы поместить эту точку зрения в контекст и оценить ее конкурентов.

Это книга для специалистов; большая часть этого будет очень сложной даже для талантливых, хорошо подготовленных студентов старших курсов. Тем не менее, связь между сильной программой и эпистемическим релятивизмом является важной темой и заслуживает тщательного и информированного обсуждения, которое проводит Зейдель. Любой, кто интересуется релятивизмом сильной программы, должен прийти сюда и посмотреть.

Эпистемический релятивизм — Философская энциклопедия Routledge

Доступ к полному содержанию доступен только для членов организаций, купивших доступ. Если вы принадлежите к такому учреждению, войдите в систему или узнайте больше о том, как сделать заказ.

---

Поделиться

Загрузка контента

Нам не удалось загрузить контент

Печать

Содержание

• Резюме статьи

• содержание заблокировано

  1

  Определение релятивизма

• содержание заблокировано

  2

  Эпистемология релятивизма

• содержимое заблокировано

  3

  Оценка релятивизма

• содержание заблокировано

  4

  Истинный релятивизм об атрибуциях знаний

• содержимое заблокировано

  Библиография

ПЕРЕСМОТРЕННЫЙ

|

Тематический

• К
• Танесини, Алессандра

DOI

10. 4324/0123456789-P016-2

Версии

• содержимое заблокировано

  версия 2

• контент разблокирован

  версия 1

Опубликовано

2017

DOI: 10.4324/0123456789-P016-2
Версия: v2, Опубликовано в Интернете: 2017
Получено 13 февраля 2023 г. с https://www.rep. эпистемический релятивизм/v-2

---

В широком смысле релятивизм — это точка зрения, согласно которой, по крайней мере в некоторых областях, все или всякая истина соотносится с некоторыми стандартами, так что, когда два или более человека расходятся во мнениях по этим вопросам, все они могут быть правы (Siegel 2011; Boghossian 2006; Баграмян и Картер, 2016). Эпистемический релятивизм — это форма релятивизма, которая считает эпистемические свойства или нормы также относительными. В то время как эта приблизительная характеристика позиции дает представление о точке зрения, она скрывает сложности и трудности, связанные с точными формулировками позиции, которые не открыты для немедленных опровержений.

Релятивизм имеет эпистемологическое значение по крайней мере в трех различных отношениях. Во-первых, можно заняться эпистемологией областей, в которых релятивизм считается истинным. Таким образом, можно, например, задаться вопросом, если релятивизм верен, что-нибудь сработает. Можно также попытаться объяснить, почему безупречное разногласие (разногласие между участниками дебатов, каждый из которых прав в своих взглядах) действительно возможно и не равносильно смене темы (Kölbel 2004). В связи с этим можно беспокоиться о том, могут ли иметь место рациональные дебаты между людьми, рассматриваемыми в рамках различных эпистемологических рамок или стандартов (Rorty 19).80; Причард 2009).

Во-вторых, можно оценить аргументы за или против релятивизма. Существование очевидных различий в эпистемологических стандартах, принятых в разные исторические времена и в разных культурах, часто приводится как свидетельство в пользу релятивизма. Это свидетельство подкрепляется пониманием глубины и стойкости этих различий. Правда, они могут указывать на иррациональность человечества. Однако их лучше всего можно объяснить отсутствием универсальной авторитетности какого-либо конкретного набора эпистемологических норм (Баграмян и Картер, 2016). Дополнительные доказательства релятивизма дает анализ диалектики дебатов. У тех, кто пытается защитить обоснованность своих эпистемологических стандартов от оппонентов, нет другой альтернативы, кроме как использовать эти самые стандарты в своих рассуждениях. Следовательно, любая защита системы знаний или убеждений может быть эпистемически замкнутой и, таким образом, в конечном счете нелегитимной даже по собственным стандартам (см. Boghossian 2006, 79).). В целом философы относились к релятивизму так же враждебно, как и к скептицизму. Литература изобилует аргументами, призванными показать, что релятивизм, в конечном счете, самоопровергаем, либо потому, что его невозможно последовательно сформулировать, либо потому, что если ничто не истинно абсолютно, то истина самого релятивизма в лучшем случае относительна и, следовательно, неубедительна (Siegel 1987). .

В-третьих, релятивизм можно интерпретировать как метаэпистемологическую позицию. Таким образом, релятивизм представляет собой тезис об эпистемологических нормах или стандартах. Например, релятивист может считать, что то, считается ли утверждение в священных писаниях неопровержимым доказательством истинности утверждения, зависит от того, какие эпистемологические нормы являются авторитетными для человека (Рорти 19).80). Это утверждение релятивизма можно интерпретировать описательно, как означающее, что люди придерживаются разных стандартов (Barnes and Bloor, 1982), но его также можно интерпретировать нормативно. В этой последней интерпретации эпистемологические нормы или стандарты не имеют универсального авторитета, а регулируют интеллектуальную жизнь одних групп, а не других.

В последнее время получили распространение новые релятивистские объяснения истинности атрибутов знания (т. е. предложений, которые приписывают некоторому S знание, что p, для некоторого предложения p).