И п павлов о русском уме: Страница не найдена — PsyJournals.ru

Содержание

О русском уме (И.П. Павлов)

Иван Петрович Павлов с сотрудниками

1. Первое свойство ума, которое я установил – это чрезвычайное сосредоточение мысли, стремление мысли безотступно думать, держаться на том вопросе, который намечен для разрешения, держаться дни, недели, месяцы, годы, а в иных случаях и всю жизнь. Как в этом отношении обстоит с русским умом? Мне кажется, мы не наклонны к сосредоточенности, не любим ее, мы даже к ней отрицательно относимся.

Я приведу ряд случаев из жизни. Возьмем наши споры. Они характеризуются чрезвычайной расплывчатостью, мы очень скоро уходим от основной темы. Это наша черта. Возьмем наши заседания. У нас теперь так много всяких заседаний, комиссий. До чего эти заседания длинны, многоречивы и в большинстве случаев безрезультатны и противоречивы! Мы проводим многие часы в бесплодных, ни к чему не ведущих разговорах.

Дальше. Обратитесь к занимающимся русским людям, например к студентам.

Каково у них отношение к этой черте ума, к сосредоточенности мыслей? Господа! Все вы знаете – стоит нам увидеть человека, который привязался к делу, сидит над книгой, вдумывается, не отвлекается, не впутывается в споры, и у нас уже зарождается подозрение: недалекий, тупой человек, зубрила. А быть может, это человек, которого мысль захватывает целиком, который пристрастился к своей идее! Или в обществе, в разговоре, стоит человеку расспрашивать, переспрашивать, допытываться, на поставленный вопрос отвечать прямо – у нас уже готов эпитет: неумный, недалекий, тяжелодум!

Мы проводим многие часы в бесплодных, ни к чему не ведущих разговорах.

Очевидно, у нас рекомендующими чертами являются не сосредоточенность, а натиск, быстрота, налет. Это, очевидно, мы и считаем признаком талантливости; кропотливость же и усидчивость для нас плохо вяжутся с представлением о даровитости.

А между тем для настоящего ума эта вдумчивость, остановка на одном предмете есть нормальная вещь.

Возьмите гениальных людей. Ведь они сами говорят, что не видят никакой разницы между собой и другими людьми, кроме одной черты, что могут сосредоточиваться на определенной мысли как никто. И тогда ясно, что эта сосредоточенность есть сила, а подвижность, беготня мысли есть слабость.

2. Второй прием ума – это стремление мысли придти в непосредственное общение с действительностью, минуя все перегородки и сигналы, которые стоят между действительностью и познающим умом. В науке нельзя обойтись без методики, без посредников, и ум всегда разбирается в этой методике, чтоб она не исказила действительности. Мы знаем, что судьба всей нашей работы зависит от правильной методики. Неверна методика, неправильно передают действительность сигналы – и вы получаете неверные, ошибочные, фальшивые факты. Конечно, методика для научного ума – только первый посредник. За ней идет другой посредник – это слово.

Слово – тоже сигнал, оно может быть подходящим и неподходящим, точным и неточным. Я могу представить вам очень яркий пример.

Ученые-натуралисты, которые много работали сами, которые на многих пунктах обращались к действительности непосредственно, такие ученые крайне затрудняются читать лекции о том, чего они сами не проделали. Значит, какая огромная разница между тем, что вы проделали сами, и между тем, что знаете по письму, по передаче других. Настолько резкая разница, что неловко читать о том, чего сам не видел, не делал. Такая заметка идет, между прочим, и от Гельмгольца. Посмотрим, как держится в этом отношении русский интеллигентский ум.

…русский ум не привязан к фактам. Он больше любит слова и ими оперирует.

Я начну со случая, мне хорошо известного. Я читаю физиологию, науку практическую. Теперь стало общим требованием, чтобы такие экспериментальные науки и читались демонстративно, предъявлялись в виде опытов, фактов. Так поступают остальные, так веду свое дело и я. Все мои лекции состоят из демонстраций. И что же вы думаете! Я не видел никакого особенного пристрастия у студентов к той деятельности, которую я им показываю.

Сколько я обращался к своим слушателям, столько я говорил им, что не читаю вам физиологию, я вам показываю. Если бы я читал, вы бы могли меня не слушать, вы могли бы прочесть это по книге, почему я лучше других! Но я вам показываю факты, которых в книге вы не увидите, а потому, чтобы время не пропало даром, возьмите маленький труд. Выберите пять минут времени и заметьте для памяти после лекции, что вы видели. И я оставался гласом вопиющего в пустыне. Едва ли хотя бы один когда-либо последовал моему совету. Я в этом тысячу раз убеждался из разговоров на экзаменах и т.д.

Вы видите, до чего русский ум не привязан к фактам. Он больше любит слова и ими оперирует.

3. Перейдем к следующему качеству ума. Это свобода, абсолютная свобода мысли, свобода, доходящая прямо до абсурдных вещей, до того, чтобы сметь отвергнуть то, что установлено в науке, как непреложное. Если я такой смелости, такой свободы не допущу, я нового никогда не увижу.

Есть ли у нас эта свобода? Надо сказать, что нет. Я помню мои студенческие годы. Говорить что-либо против общего настроения было невозможно. Вас стаскивали с места, называли чуть ли не шпионом. Но это бывает у нас не только в молодые годы. Разве наши представители в Государственной Думе не враги друг другу? Они не политические противники, а именно враги. Стоит кому-либо заговорить не так, как думаете вы, сразу же предполагаются какие-то грязные мотивы, подкуп и т.д. Какая же это свобода?

4. Следующее качество ума – это привязанность мысли к той идее, на которой вы остановились. Если нет привязанности – нет и энергии, нет и успеха. Вы должны любить свою идею, чтобы стараться для ее оправдания. Но затем наступает критический момент. Вы родили идею, она ваша, она вам дорога, но вы вместе с тем должны быть беспристрастны. И если что-нибудь оказывается противным вашей идее, вы должны ее принести в жертву, должны от нее отказаться.

Мы глухи к возражениям не только со стороны иначе думающих, но и со стороны действительности.

Значит, привязанность, связанная с абсолютным беспристрастием, – такова следующая черта ума. Вот почему одно из мучений ученого человека – это постоянные сомнения, когда возникает новая подробность, новое обстоятельство. Вы с тревогой смотрите, что эта новая подробность: за тебя или против тебя. И долгими опытами решается вопрос: смерть вашей идее или она уцелела?

Посмотрим, что в этом отношении у нас. Привязанность у нас есть. Много таких, которые стоят на определенной идее. Но абсолютного беспристрастия – его нет. Мы глухи к возражениям не только со стороны иначе думающих, но и со стороны действительности. В настоящий, переживаемый нами момент я не знаю даже, стоит ли и приводить примеры.

5. Следующая, пятая черта – это обстоятельность, детальность мысли. Что такое действительность? Это есть воплощение различных условий, степени, меры, веса, числа. Вне этого действительности нет. Возьмите астрономию, вспомните, как произошло открытие Нептуна. Когда расчисляли движение Урана, то нашли, что в цифрах чего-то недостает, решили, что должна быть еще какая-то масса, которая влияет на движение Урана. И этой массой оказался Нептун. Все дело заключалось в детальности мысли. И тогда так и говорили, что Леверье кончиком пера открыл Нептун.

То же самое, если вы спуститесь и к сложности жизни. Сколько раз какое-либо маленькое явленьице, которое едва уловил ваш взгляд, перевертывает все вверх дном и является началом нового открытия. Все дело в детальной оценке подробностей, условий. Это основная черта ума.

Что же? Как эта черта в русском уме? Очень плохо. Мы оперируем насквозь общими положениями, мы не хотим знаться ни с мерой, ни с числом. Мы все достоинство полагаем в том, чтобы гнать до предела, не считаясь ни с какими условиями. Это наша основная черта.

Русский человек, не знаю почему, не стремится понять то, что он видит.

6. Следующее свойство ума – это стремление научной мысли к простоте. Простота и ясность – это идеал познания. Вы знаете, что в технике самое простое решение задачи – это и самое ценное. Сложное достижение ничего не стоит.

Точно так же мы очень хорошо знаем, что основной признак гениального ума – это простота. Как же мы, русские, относимся к этому свойству?

Русский человек, не знаю почему, не стремится понять то, что он видит. Он не задает вопросов с тем, чтобы овладеть предметом, чего никогда не допустит иностранец. Иностранец никогда не удержится от вопроса. Бывали у меня одновременно и русские, и иностранцы. И в то время, как русский поддакивает, на самом деле не понимая, иностранец непременно допытывается до корня дела. И это проходит насквозь красной нитью через все.

7. Следующее свойство ума – это стремление к истине. Люди часто проводят всю жизнь в кабинете, отыскивая истину. Но это стремление распадается на два акта. Во-первых, стремление к приобретению новых истин, любопытство, любознательность. А другое – это стремление постоянно возвращаться к добытой истине, постоянно убеждаться и наслаждаться тем, что то, что ты приобрел, есть действительно истина, а не мираж. Одно без другого теряет смысл.

Если вы обратитесь к молодому ученому, научному эмбриону, то вы отчетливо видите, что стремление к истине в нем есть, но у него нет стремления к абсолютной гарантии, что это – истина. Он с удовольствием набирает результаты и не задает вопроса, а не есть ли это ошибка? В то время как ученого пленяет не столько то, что это новизна, а что это действительно прочная истина. А что же у нас?

А у нас прежде всего первое – это стремление к новизне, любопытство. Достаточно нам что-либо узнать, и интерес наш этим кончается. (“А, это все уже известно”). Как я говорил на прошлой лекции, истинные любители истины любуются на старые истины, для них – это процесс наслаждения. А у нас – это прописная, избитая истина, и она больше нас не интересует, мы ее забываем, она больше для нас не существует, не определяет наше положение. Разве это верно?

… в результате получается масса несоответствия с окружающей действительностью.

8. Перейдем к последней черте ума. Так как достижение истины сопряжено с большим трудом и муками, то понятно, что человек в конце концов постоянно живет в покорности истине, научается глубокому смирению, ибо он знает, что стоит истина. Так ли у нас? У нас этого нет, у нас наоборот. Я прямо обращаюсь к крупным примерам. Возьмите вы наших славянофилов. Что в то время Россия сделала для культуры? Какие образцы она показала миру? А ведь люди верили, что Россия протрет глаза гнилому Западу. Откуда эта гордость и уверенность? И вы думаете, что жизнь изменила наши взгляды?

Нисколько! Разве мы теперь не читаем чуть ли не каждый день, что мы авангард человечества! И не свидетельствует ли это, до какой степени мы не знаем действительности, до какой степени мы живем фантастически!

Я перебрал все черты, которые характеризуют плодотворный научный ум. Как вы видите, у нас обстоит дело так, что в отношении почти каждой черты мы стоим на невыгодной стороне. Например, у нас есть любопытство, но мы равнодушны к абсолютности, непреложности мысли. Или из черты детальности ума мы вместо специальности берем общие положения. Мы постоянно берем невыгодную линию, и у нас нет силы идти по главной линии. Понятно, что в результате получается масса несоответствия с окружающей действительностью.

Нам важно отчетливо сознавать, что мы такое. Вы понимаете, что если я родился с сердечным пороком и этого не знаю, то я начну вести себя как здоровый человек и это вскоре даст себя знать. Я окончу свою жизнь очень рано и трагически. Если же я буду испытан врачом, который скажет, что вот у вас порок сердца, но если вы к этому будете приспособляться, то вы сможете прожить и до 50 лет. Значит, всегда полезно знать, кто я такой.

… хотя бы у нас и были дефекты, они могут быть изменены. Это научный факт.

Затем еще есть и отрадная точка зрения. Ведь ум животных и человека это есть специальный орган развития. На нем всего больше сказываются жизненные влияния, и им совершеннее всего развивается как организм отдельного человека, так и наций. Следовательно, хотя бы у нас и были дефекты, они могут быть изменены. Это научный факт.

Источник

Дефекты русского ума: чего опасался академик Павлов

13.09.2018 в 16:39 Общество 40010

Я недавно набрел в Интернете на текст лекций академика Ивана Петровича Павлова о русском уме и поразился: все, что он говорил ровно сто лет назад о дефектах нашего ума, порождающих наши русские катастрофы, актуально по сей день. И именно потому, говорил он в самом начале большевистского сумасшествия, что «характеристика русского ума мрачна, и то, что переживает Россия, тоже крайне мрачно».

Фото: Алексей Меринов

Для нашего русского ума, утверждал академик, факты, истина, реальная действительность не указ. Для нас главное то, во что мы верим, что мы сами придумали, что у нас в мозгах. А потому мы, русские, живем фантазиями. Нам неведомо то, на чем держится человеческая культура, неведомы «большие труды и муки», ведущие к «покорности истине», неведомо то, что называется «истиной».

И в этой связи Иван Павлов приводит пример, как ни странно, сохраняющий актуальность по сей день. Нет до сих пор ни одного факта, подтверждающего веру славянофилов в особую цивилизационную миссию России. Но мы все равно в это верим. Речь идет о неувядающей вере наших патриотов-славянофилов, что Россия была создана Богом для того, чтобы научить разуму гниющий Запад. И этот пример, говорит Павлов, свидетельствует о том, что нам наплевать на истину, на правду, на факты. «Возьмите вы наших славянофилов. Что в то время Россия сделала для культуры? Какие образцы она показала миру? А ведь люди верили, что Россия протрет глаза гнилому Западу. Откуда эта гордость и уверенность?» И дальше текст, который имеет прямое отношение к современной России: «И вы думаете, что жизнь изменила наши взгляды? Нисколько! Разве мы теперь не читаем чуть ли не каждый день, что мы авангард человечества! И не свидетельствует ли это, до какой степени мы не знаем действительности, до какой степени мы живем фантастически!»

Поразительно: абсолютно все, что Иван Павлов называл дефектами русского общежизненного ума, живо по сей день. Все, как было, так и осталось. Преодоление русской дореволюционной неграмотности населения и выращивание многомиллионной советской интеллигенции ничего в этом отношении не изменило. Судите сами. Мы, русские, говорил академик, «не наклонны к сосредоточенности мысли, не любим ее сосредоточенность, даже отрицательно к ней относимся». А потому мы не переходим от слова, от эмоциональной оценки предмета к его изучению, к изучению причин произошедшего, а тем более к изучению его сущности, его последствий. «Русский человек не докапывается до корня дела», — утверждал Павлов.

Удивительно, но все, что происходит в современной России на различного рода телешоу, было описано Иваном Павловым сто лет назад. Споров у нас не бывает, ибо никто друг друга не слушает и спешит прежде всего высказать свое собственное мнение по обсуждаемому вопросу. Истина на самом деле никого не волнует, для нас в споре главное «натиск на противника». Мы в споре далеки не только «со стороны иначе думающих, но и со стороны действительности».

Тут какая-то мистика. «Геополитический фактор» в глазах нашей элиты — это главное зло для современной России. Но, обратите внимание, никто не говорит, кто создал это зло, и, самое поразительное, никто и не собирается бороться с этим злом, что-то менять в нашей внешней политике. Мы исходим из того, что наше руководство никогда не ошибалось и не в состоянии ошибаться. Никто у нас не собирается бороться с этим «бесом», с «геополитическим фактором». «Бес» сакрализируется в наших глазах, обретает святость, становится почти что опорой нашей жизни. И люди у нас уже всерьез начинают верить, что, если не дай бог, Запад отменит санкции, то мы погибнем. Пассивность ума соседствует у нас с какой-то поразительной обреченностью. И в этом заключается парадокс: вера в Путина сохраняется, а веры в процветание своей страны как не было, так и нет.

Вопрос «почему» оказался под запретом именно в тот период нашей истории, когда всплыли наверх, стали зримыми все глубинные проблемы российской государственности. Только один пример. На наших глазах окончательно рассыпалась сердцевина русского мира, если не союз, то сотрудничество, совместная жизнь более трех веков в одном государстве украинцев и русских, в прошлом малороссов и великороссов. Более 300 лет вместе воевали, строили, дошли до Тихого океана, обладали равными правами, особенно во времена СССР, чего, кстати, не хотят признать украинские националисты. И в результате не только разошлись по разные стороны, но и стали, скорее всего надолго, заклятыми врагами. Но никто не задает вопроса «почему».

Раньше все же, как считал Иван Павлов, была качественная разница между русским умом образованной России и умом, как он говорил, «невежественной крестьянской России». Образованная Россия, по его словам, не любила истину, не любила докапываться до корней происходящих событий, страдала романтикой, мечтательностью. Но все же она не жила народной жаждой поиска врагов. А для крестьянского ума, подчеркивал Павлов, все беды нашей жизни — это результат происков врагов, а врагом для крестьянина был прежде всего образованный, культурный человек. Народный ум, с точки зрения академика, не думает, не исследует, а только ищет врагов и связывает все свои беды с их кознями и происками, потому народному уму оказалась так близка марксистская вражда к буржуям и эксплуататорам. «Матрос, брат моей прислуги, — рассказывает Иван Павлов, — все зло, как и полагается, видел в буржуях, причем под буржуями разумелись все, кроме матросов и солдат. Когда ему заметили, что едва вы сможете обойтись без буржуев, например, появится холера, что вы станете делать без докторов? Он торжественно ответил, что все это пустяки, ведь это уже давно известно, что холеру напускают сами доктора». (Выделено И.Павловым.) Академик заключает свой рассказ о матросе-большевике следующим вопросом: «Стоит ли говорить о таком уме и можно ли на него возлагать какую-нибудь ответственность?»

Изменения, которые за сто лет произошли с русским умом, состоят в том, что крестьянская жажда поиска врагов, жажда ощущать себя жертвой происков врагов, не только перекочевала из умов невежественной России в умы грамотной, образованной России, но и стала теперь, как принято говорить, «доминирующим трендом» нашей новой общественной мысли. В современной России уже всякий, кто начинает всерьез изучать родство сталинского коммунизма с национал-социализмом, обязательно «холуй Запада».

И этой переориентации нашей общественной мысли, прежде всего политической, на поиск и разоблачение врагов, содействовало много причин. Сутью марксизма, который владел нашими мозгами почти весь ХХ век, как раз и была народная, пролетарская страсть борьбы с врагом, с капиталистами и буржуями, а потому взгляд на мир матроса-большевика, который описывал Иван Павлов, стал на самом деле сутью нашего советского обществоведения.

Академик Павлов считал, что мечтательность и леность русского ума, не желающего видеть во всей полноте нашу русскую действительность, позволившего прийти к власти большевикам, могут в конце концов погубить Россию, а потому в конце своих лекций призывал соотечественников взять себя в руки и покончить с этими «дефектами русского ума». Я потому и рискнул сказать русскому человеку, говорил Иван Павлов, кто он есть на самом деле, ибо верю, что все же русский человек в состоянии учиться, совершенствовать свой ум. Ведь даже ум животного после ряда ошибок просвещается, и оно, животное, начинает включать «тормоза», начинает избегать то, что представляет для него опасность.

Но лично у меня, в отличие от академика Павлова, оптимизма все меньше и меньше. Трудно поверить в будущее страны, у которой не только политики, но и представители исторической науки сошли с ума и считают, что суверенитет бедности, дикости и невежества предпочтительнее благосостояния, прогресса, достигаемого утратой «привилегий» на независимость от превосходящего нас в культурном и цивилизационном отношении Запада.

Авторы:

Александр Ципко доктор философских наук

Владимир Путин Россия Санкции Власть Наука

Опубликован в газете «Московский комсомолец» №27783 от 14 сентября 2018

Заголовок в газете: Дефекты русского ума: диагноз академика Павлова

Что еще почитать

Что почитать:Ещё материалы

В регионах

Аксенов ответил Киеву на фейки об эвакуации: «эвакуаторы хреновы»
17030
Крым
Фото: управление информации и пресс-службы Главы Республики Крым
Самые вкусные оладьи из кабачков по-новому
12061
Калуга
Елена Одинцова
Полиция задержала 50 девушек в красном на петрозаводской площади Кирова.
ФОТО
Фото 10730
Карелия
Ирина Стафеева
За час до рассвета: пропавший на трассе в Челябинской области дальнобойщик покончил с собой
Фото 5277
Челябинск
Ирина Меньшикова
Как получить звание ветерана труда
2549
Великий Новгород
Белобородько Мария
«Надо настраиваться»: стилист в Улан-Удэ предсказала возвращение моды нулевых годов
Фото 2254
Улан-Удэ
Сэсэг Жигжитова

В регионах:Ещё материалы

Читать онлайн «Об уме вообще, о русском уме в частности.

Записки физиолога», Иван Павлов – ЛитРес

Прежде всего я считаю своим долгом благодарить Философское общество, что оно в лице своего председателя изъявило готовность выслушать мое сообщение. Мне трудно было сообразить, насколько это будет интересно гг. членам. Я же лично имею перед собой определенную цель, которая выяснится в конце моего сообщения.

Я должен сообщить о результатах очень большой и многолетней работы. Работа эта была сделана мной совместно с десятком сотрудников, которые участвовали в деле постоянно и головой и руками. Не будь их – и работа была бы одной десятой того, что есть. Когда я буду употреблять слово «я», то прошу вас понимать это слово не в узком авторском смысле, а, так сказать, в дирижерском. Я главным образом направлял и согласовал все.

Перехожу теперь к самой сути.

Возьмем какое-нибудь высшее животное, например собаку. Если это и не самое высшее животное (обезьяна выше на зоологической лестнице), то собака зато самое приближенное к человеку животное, как никакое другое, – животное, которое сопровождает человека с доисторических времен. Я слышал, как покойный зоолог Модест Богданов, разбирая доисторического человека и его спутников, главным образом собаку, выразился так: «Справедливость требует сказать, что собака вывела человека в люди». Такую высокую цену он ей приписывал. Следовательно, это исключительное животное. Представьте себе собаку сторожевую, охотничью, домашнюю, дворовую и т. д. – перед нами вся ее деятельность, все ее высшие проявления, как американцы любят говорить, все поведение. Если бы я захотел изучить эту высшую деятельность собаки, значит, систематизировать явления этой жизни и отыскивать законы и правила, по которым эти явления происходят, то передо мной встал бы вопрос: как мне поступить, какой избрать путь? Вообще говоря, здесь два пути. Или это обыкновенный путь, по какому идут все. Это путь переноса своего внутреннего мира в животное, значит, допущение, что животное так же приблизительно, как мы, думает, так же чувствует, желает и т. д. Следовательно, можно гадать о том, что происходит внутри собаки, и из этого понимать ее поведение. Или же это будет путь совершенно другой, точка зрения естествознания, которое смотрит на явления, на факты с чисто внешней стороны и в данном случае сосредоточивало б внимание только на том, какие агенты внешнего мира действуют и какими видимыми реакциями собака на это отвечает, что она делает.

Вопрос, значит, в том: чего же держаться, что целесообразнее, что лучше ведет к цели познания? Позвольте наш ответ на этот вопрос, вопрос крупной важности, передать исторически. Несколько десятков лет тому назад моя лаборатория занималась пищеварением и специально изучала деятельность пищеварительных желез, доставляющих пищеварительные соки, при помощи которых пища видоизменяется, переходит дальше вглубь организма и служит там для жизненных химических процессов. Наша задача заключалась в том, чтобы изучить все условия, при которых совершалась работа этих желез. Значительная доля исследования пришлась на первую железу, на слюнную. Детальное, систематическое изучение этой самой железы показало, что работа ее чрезвычайно тонка, чрезвычайно приспособлена к тому, что попадает в рот; количество слюны и ее качество чрезвычайно варьируют соответственно тому, что попадает в рот. Попадает сухая пища – и на нее течет слюны много, так как надо пищу сильно смочить; попадает пища, богатая водой, – слюны течет меньше. Если дело идет о пище, которая должна пройти в желудок, то течет слюна со слизью, обволакивающей эту массу, и пища, таким образом, легко проглатывается; если же попадает вещество, которое выбрасывается изо рта, то слюна течет жидкая, водянистая, для того чтобы отмыть от рта это вещество.

Вот ряд тонких соотношений между работой этой железы и тем, на что идет эта слюна. Дальше встает вопрос: на чем основана такая тонкость соотношений, каков механизм этого соотношения? В этом отношении у физиологов – а я специалист-физиолог – ответ готов. Свойства пищи действуют на концы нервов, возбуждают их. Эти нервные раздражения идут в центральную нервную систему, в определенные пункты и там переходят на нервы, идущие к слюнной железе. Таким образом, получается очевидная связь между тем, что входит в рот, и работой железы. Подробности этой связи объясняются так, что нервы, которые идут от полости рта, где действуют вещества, раздельно воспринимают кислое, сладкое, жесткое, мягкое, твердое, горячее, холодное и т. д.; таким образом, раздражения эти идут то по одному нерву, то по другому. В центральной системе эти раздражения перекидываются на слюнную железу по разным нервам. Одни вызывают такую работу, другие – другую. Следовательно, различные свойства пищи раздражают различные нервы, а в центральной нервной системе происходит переброс на соответствующие нервы, вызывающие ту или иную работу.

Так как дело шло о полноте исследования, то следовало захватить все условия, которые при этом встречаются, и помимо того, что я сказал. Поступающие в рот вещества действуют на слюнную железу. Но как тогда, когда пища стоит перед собакой, т. е. есть ли действие на расстоянии? Мы же знаем, что когда мы голодны и нам хочется есть и если при этом мы видим пищу, то у нас появляется слюна. Сюда относится выражение «текут слюнки». Надо было захватить при исследовании и это. Что же это значит? Ведь никакого соприкосновения здесь нет. Относительно этих фактов физиология говорила, что кроме обычного раздражения есть и психическое раздражение слюнной железы. Хорошо. Но что же это значит, как понимать это, как нам, физиологам, к этому приступить? Оставить это было нельзя, раз оно в деле участвует. На каком основании мы бы это забросили? Прежде всего исследуем голый факт психического возбуждения. Оказалось, что психическое возбуждение, т. е. действие вещества на расстоянии, совершенно такое же, как когда вещество входит в рот. Во всех отношениях оно совершенно такое же. Смотря по тому, какую пищу ставить перед собакой, смотря по тому, смотрит ли она на сухую пищу или жидкую, съедобную или совершенно непригодную для еды, наша железа совершенно так же работает, как и в том случае, когда такая же пища попадет в рот. При психическом возбуждении наблюдаются совершенно те же отношения, только в несколько меньшем масштабе. Но как же это изучить? Понятное дело, что, смотря на собаку, когда она что-нибудь ест быстро, вбирает в рот, долго жует, невольно думалось, что этот раз ей сильно хотелось есть и она так накидывается, так тянется, так хватает. Она очень сильно желает есть. Другой раз движения ее были замедленны, неохотны, тогда надо было сказать, что она не так сильно желает есть. Когда она ест, вы видите одну работу мышц, все устремлено на то, чтобы забрать пищу в рот, прожевать и прогнать дальше. Судя по всему, надо сказать, что ей это приятно. Когда попадает в рот непригодное вещество, когда собака выбрасывает, выпихивает его изо рта языком, когда трясет головой, то невольно хочется сказать, что ей неприятно. Теперь, когда мы решили заниматься выяснением, анализированием этого, то и стали сперва на этой шаблонной точке зрения. Стали считаться с чувствами, желаниями, представлениями и т. д. нашего животного. Результат получился совершенно неожиданный, совершенно необычайный: я с сотрудником оказался в непримиримом разноречии. Мы не могли сговориться, не могли доказать друг другу, кто прав. До этого десятки лет и после этого обо всех вопросах можно было сговориться, тем или другим образом решать дело, а тут кончилось раздором. После этого пришлось сильно задуматься. Вероятно, мы избрали не тот путь.

Чем дальше мы на эту тему думали, тем больше утверждались в мысли, что надо искать другого способа действий. И вот, как ни было на первых порах трудно, но мне путем длительного напряжения и сосредоточенного внимания удалось наконец достигнуть того, что я стал истинно объективным. Мы совершенно запрещали себе (в лаборатории был объявлен даже штраф) употреблять такие психологические выражения, как «собака догадалась», «захотела», «пожелала» и т. д. Наконец, нам все явления, которыми мы интересовались, стали представляться в другом виде.

Итак, что же это такое? Что же называлось физиологами психическим возбуждением слюнной железы? Естественно, что мы остановились на мысли: не есть ли это форма нервной деятельности, которая давно установлена физиологией, к которой физиологи привыкли, не есть ли это рефлекс? Что такое рефлекс физиологов? Здесь есть три главных элемента. Во-первых, непременный внешний агент, производящий раздражение. Затем определенный нервный путь, по которому внешний толчок дает себя знать рабочему органу. Это – так называемая рефлекторная дуга, цепь из воспринимающего нерва, центральной части и центробежного, или относящего, нерва. И, наконец, закономерность; не случайность или капризность, а закономерность реакции. При известных условиях это непременно всегда происходит. Понятно, что не надо понимать это в смысле абсолютного постоянства, что никогда не бывает условий, когда агент не действует. Понятное дело, есть условия, при которых действие может быть замаскировано. Ведь и по закону тяжести все должно непременно падать вниз, но сделайте подпорки, и этого не будет.

Теперь обратимся к тому, что нас занимало. Что же такое психическое возбуждение слюнной железы? Если пища стоит перед животным, перед его глазами, то она, конечно, действует на него, действует на его глаз, ухо, нос. Здесь с действием изо рта разницы существенной нет. Есть рефлексы и с глаза и с уха. Когда раздается звук, человек рефлекторно вздрагивает. При раздражении сильным светом зрачок глаза рефлекторно сжимается. Следовательно, это не может мешать представлению, что то, что мы называем психическим возбуждением, является рефлексом. Второй элемент – нервный путь – опять, очевидно, здесь будет налицо, потому что когда собака видит пищу, то нервный путь, вместо того чтобы начаться с нервов рта, начинается с нерва глаза, затем продолжается в центральную нервную систему, и отсюда вызывается деятельность слюнной железы. Существенной разницы и здесь опять нет, и здесь ничто не должно мешать представлению, что это рефлекс. Теперь возьмем третий элемент – закономерность. Здесь надо сказать следующее. Это возбуждение менее верно, менее часто действует, чем тогда, когда предмет находится во рту. Но, однако, можно так предмет изучить, так с предметом освоиться, что наконец все те условия, от которых зависит действие вещества на расстоянии, вы будете иметь в ваших руках. Если мы дошли до этого (а это есть сейчас действительное положение дела), то это и есть закономерность.

Но в «психическом» возбуждении есть еще лишняя черта. Когда мы ближе всматриваемся в эти явления, то оказывается, что эти агенты, действующие на расстоянии, отличаются тем, что среди них могут оказаться такие, которых раньше не было. Вот вам пример. Положим, что служитель в первый раз входит в комнату, где собака, в первый раз приносит ей пищу. Пища начала действовать, когда он поднес ее к собаке. Если этот служитель приносил пищу несколько дней – и завтра и послезавтра, то дело кончается тем, что достаточно служителю отворить дверь, высунуть только голову, как уже есть действие. Здесь появился новый агент. Если это продолжается достаточно долго, то достаточно потом звука шагов служителя, чтобы выделялась слюна. Итак, тут создаются раздражители, каких ранее не было. По-видимому, это очень большая и существенная разница: там, в физиологическом раздражении, раздражители постоянные, а здесь – переменные. Однако и этот пункт можно обсудить со следующей точки зрения. Если окажется, что вот этот новый раздражитель начинает действовать при совершенно определенных условиях, которые опять будут у меня все на учете, т. е. все явление будет опять закономерно, то это не должно явиться возражением. Пусть раздражители новые, но они непременно при определенных условиях возникают. Нет случайности. Опять явления связаны законом. Я могу сказать, что там рефлекс характеризовался тем, что имелся в наличности раздражитель, проходивший известный путь и обусловливавший наше явление при известных условиях, так и тут явление происходит при совершенно определенных условиях. Суть понятия, состав понятия рефлекса совершенно не изменился.

Оказалось, что все, что угодно, из внешнего мира можно сделать раздражителем слюнной железы. Какие угодно звуки, запахи и т. д. – все можно сделать раздражителями, и они будут совершенно точно так же возбуждать слюнную железу, как возбуждает пища на расстоянии. В отношении точности факта – никакой разницы, надо только учитывать условия, при которых факт существует. Какие же это условия, которые все могут сделать раздражителем слюнной железы? Основное условие – совпадение во времени. Опыт делают так. Берут, например, какой угодно звук, который не имеет никакого отношения к слюнной железе. Звук этот действует на собаку, а затем ей дают есть или же вводят кислоту в рот. После нескольких повторений такой процедуры звук сам, без всякой пищи и кислоты, будет возбуждать слюнную железу. Есть всего-навсего четыре-пять, ну шесть условий, при которых непременно у всякой собаки всякий раздражитель, какой угодно агент внешнего мира сделается возбудителем слюнной железы. Раз это так и раз он сделался таким при определенном ряде условий, то он всегда будет действовать также верно, как еда или какое-нибудь отвергаемое вещество, попадающее в рот. Если всякий агент внешнего мира непременно при определенных условиях делается раздражителем слюнной железы, а сделавшись, непременно действует, то какое основание здесь сказать, что вся суть в чем-нибудь другом, а не в рефлексе? Это есть закономерная реакция организма на внешний агент, осуществленная при участии определенного участка нервной системы. Тот обыкновенный рефлекс, как я вам сказал, происходит таким образом, что имеется определенный нервный путь, по которому раздражение, начавшись с периферической части, проходит по этому пути и достигает рабочего органа, в данном случае слюнной железы. Это – проводниковый путь, скажем, как бы живая проволока. Что же происходит в новом случае? Здесь надо только сделать добавление, что нервная система не есть, как обыкновенно думают, только проводниковый прибор, но и замыкательный. И, конечно, в этом предположении ничего парадоксального нет. Ведь если мы в обычной жизни так широко пользуемся этими замыкательными приборами, посредством их освещаемся, телефонируем и т. д., то было бы странно, что идеальнейшая машина, произведенная земной корой, не имела бы применения принципа замыкания, а только одно проведение. Значит, вполне естественно, что вместе с проводниковыми свойствами нервная система обладает и замыкательным аппаратом. Анализ показал, что и постоянная форма возбуждения слюнной железы пищей на расстоянии – обыкновенный случай, который всякий знал – представляет собой то же образование нового нервного пути посредством замыкания. Др И. С. Цитович в лаборатории проф. Вартанова сделал следующий интересный опыт. Он берет новорожденного щенка и держит его в течение месяцев только на молоке, никакой другой пищи щенок не знал. Затем он его оперировал, чтобы можно было следить за работой слюнной железы, а после того попробовал показывать щенку другую пищу, кроме молока. Но ни одна пища на расстоянии на слюнную железу не подействовала. Значит, когда на вас разная пища действует на расстоянии, то это рефлекс, который образовался вновь, когда вы начали пользоваться жизненным опытом. Дело представляется так. Когда щенок, проживший несколько месяцев, впервые имеет перед собой кусок мяса, то на слюнную железу нет никакого влияния – ни от вида, ни от запаха его. Надо было мясу попасть хоть раз в рот, чтобы произошел простой, чисто проводниковый рефлекс, и только потом последовательно уже образуется новый рефлекс на вид и запах мяса. Таким образом, господа, вы видите, что надо признать существование двух сортов рефлекса. Один рефлекс – готовый, с которым животное родится, чисто проводниковый рефлекс, а другой рефлекс – постоянно, беспрерывно образующийся во время индивидуальной жизни, совершенно такой же закономерности, но основанный на другом свойстве нашей нервной системы– на замыкании. Один рефлекс можно назвать прирожденным, другой – приобретенным, а также соответственно: один – видовым, другой – индивидуальным. Прирожденный, видовой, постоянный, стереотипный мы назвали безусловным, другой – так как он зависит от многих условий, постоянно колеблется в зависимости от многих условий – мы назвали условным, характеризуя, таким образом, их практически, с точки зрения лабораторного исследования. Условный рефлекс – также роковой, и он есть, таким образом, целиком, так же как и безусловный рефлекс, приобретение и достояние физиологии. С такой формулировкой физиология, конечно, приобретает громадную массу нового материала, потому что этих условных рефлексов, что называется, видимо-невидимо. Наша жизнь состоит из массы прирожденных рефлексов. Нет никакого сомнения, что это лишь школьная схематическая фраза, когда говорят, что рефлексов три: самоохранительный, пищевой, половой; их множество, их надо подразделять и подразделять. Таким образом, этих простых рефлексов, прирожденных, уже много, а затем идет бесконечное число условных рефлексов.

Итак, физиология с установлением этого нового понятия об условных рефлексах приобретает огромную область для исследования. Это – область высшей деятельности, связанной с высшими центрами нервной системы, в то время как прирожденные рефлексы относятся на счет низшего отдела центральной нервной системы. Если вы удалите большие полушария у животного, простые рефлексы останутся, а новые, замыкательные, рефлексы исчезнут. Понятное дело, что около этих условных рефлексов поднимается бесконечная вереница вопросов, если вы будете постоянно учитывать все те условия, при которых они возникают, существуют, замаскировываются, временно ослабляются и т. д. Это одна половина высшей нервной деятельности, как она представляется современному физиологу. Теперь другая половина.

Очевидно, что нервная система животного представляет собой коллекцию анализаторов, разлагателей природы на отдельные элементы. Мы знаем физический анализатор – призму, разлагающий белый свет на отдельные цвета. Резонаторами сложные звуки разлагаются на отдельные элементы. Нервная система является целой коллекцией таких анализаторов. Возьмите ретину, она выделяет из природы колебания световые; возьмите акустический отдел уха, он выделяет колебания воздуха, и т. д. В свою очередь каждый из этих анализаторов в своей области продолжает это деление без конца на отдельные элементы. Мы своими ушными анализаторами делим тона по длине волны, по высоте волны, по форме.

Таким образом, вторая функция нервной системы – это анализ окружающего мира, разложение разных сложностей мира на отдельности. Этот анализ производится и низшими отделами центральной нервной системы. Если отрезать голову животному и организм будет располагать только спинным мозгом, то анализ все же будет. Подействуйте механически, термически или химически на такое животное, и вы будете иметь на каждое раздражение особое движение. В высших отделах нервной системы, в больших полушариях, происходит преимущественно тончайший анализ, до которого может дойти и животное и человек. И этот предмет – также чисто физиологический. Я, физиолог, при изучении этого предмета ни в каких посторонних понятиях и представлениях не нуждаюсь. При изучении анализаторов, которые находятся в больших полушариях, открываются очень важные вещи. Например, такой факт. Когда впервые из какого-нибудь звука образуется новый рефлекс, то обыкновенно этот новый раздражитель является в обобщенном виде, т. е. если вы образовали условный рефлекс из известного тона, например в 1000 колебаний, и пробуете теперь впервые другие тоны: в 5000, в 500, в 50 колебаний, вы получите действие и от них. Анализатор всегда сначала входит в рефлекс своей большей частью. Только потом постепенно происходит специализация при повторении этого рефлекса. Это один из важных законов. Понятное дело, что этот факт мы можем исследовать, опять не прибегая ни к каким посторонним понятиям. Так же удобно подлежит исследованию предел анализаторных способностей. Оказалось, например, что анализатор собаки способен различать 1/8 тона.

Раздражимость ушного аппарата собаки тонами идет гораздо дальше сравнительно с нами. У нас предел в этом отношении 50 000 колебаний в секунду, аппарат же собаки раздражается еще 100 000 колебаний. Я напомню вам при этом также следующий интересный факт. Если повредить большие полушария, где находятся соответственные концы зрительного, слухового и т. д. анализаторов, то происходят, конечно, нарушения. Когда у собаки повреждены, например, концы глазного анализатора, то она хозяина не узнает, но стул обходит и хозяина обойдет так же, как стул. Вот и выражались, что собака видит, но не понимает. Но надо сказать, что и эту самую фразу понять трудно, если отнестись к ней строго.

В этом случае, когда о собаке говорят, что она видит, но не понимает, дело состоит только в том, что прибор-анализатор в такой степени разрушен, что анализаторная способность его понижена до минимума. Глаз отличает только затененное и незатененное, занятое и незанятое пространство, а что касается формы и цветов предметов, то на это он уже не способен.

Таким образом, в высшем животном мы констатируем две стороны высшей деятельности. С одной стороны, образование новых связей с внешним миром, а с другой стороны, высший анализ.

Отличив эти две деятельности, вы увидите, что ими захватывается очень много, и трудно представить, что останется вне этого. Только детальное изучение может это определить. Всякая муштровка, всякое воспитание, привыкание, ориентировка в окружающем мире, среди событий, природы, людей сводится или к образованию новых связей, или к тончайшему анализу. По крайней мере, очень многое сводится к этим двум деятельностям. Во всяком случае работы тут без конца, но мы, физиологи, при этом ни к каким чужим понятиям не обращаемся.

При изучении указанных деятельностей первым важным свойством высшей мозговой массы оказалось своеобразное движение нервных процессов в этой массе. Я ничего об этом сейчас не скажу, потому что это составит предмет отдельного опыта, о котором я буду говорить потом и который опишу подробно. Другим чрезвычайно важным свойством явилось то, что раз в высшем мозгу, в больших полушариях, функционально изолирован тот или другой элемент и в него долбит известное раздражение, исходящее от известного агента, то он непременно рано или поздно приходит в недеятельное состояние, в состояние сна или в гипнотическое состояние. Основное свойство высшего нервного элемента – это крайняя реактивность, но зато если он некоторое время так изолирован, что раздражение не идет по сторонам, а сосредоточивается временно на нем, т. е. если раздражение действует неизменно на одну точку, то этот элемент непременно перейдет в сонное состояние. Очень многое выясняется из такого отношения высших нервных клеток к раздражителям. Такое отношение можно понимать или как известного рода охрану дорогого вещества больших полушарий, вещества, которое постоянно должно отвечать на все воздействия внешнего мира, или же в биологическом смысле, т. е. этим достигается то, что если раздражитель переменный, то на это вы должны отвечать определенной деятельностью, а если он становится однообразным, без дальнейших важных последствий, то вы можете отдыхать, готовясь к новому расходу. В подробности я вдаваться не буду.

Теперь я подхожу к концу. Обращусь к опыту, который отчасти будет иллюстрировать те данные, о которых я говорил. Я именно и желал слышать мнения по поводу этого факта, этого опыта. Но прежде следующая просьба. Может быть, что-либо из моего описания покажется непонятным, прошу меня тогда сейчас же переспросить, чтобы вы могли так же ясно представлять себе весь этот опыт, как если бы присутствовали при нем.

Вот здесь нарисовано наше животное. Пока вы видите на нем два черных пятна. Одно на передней ноге, а другое на задней, на бедре. Это те места, где мы прикрепили свой прибор для механического раздражения кожи. С этим прибором мы распорядились таким образом. Когда прибор пускается в ход, когда производится механическое раздражение этих мест, то собаке вливается в рот кислота. Кислота, конечно, простым, прирожденным рефлексом вызывает выделение слюны. Это было повторено несколько раз: сегодня, завтра, послезавтра… После некоторого числа опытов мы достигаем того, что, как только начинаем раздражать механически кожу, получается истечение слюны, как будто собаке вливалась кислота, чего на самом деле не делалось.

Теперь я поведу обсуждение факта, наше физиологическое и возможное психологическое, как бы от лица зоопсихологов. Не ручаюсь за то, что буду верно строить их фразы, потому что я отучился так выражаться, но приблизительно буду приводить то, что слышал от них. Факт таков. Я механически слегка раздражаю кожу и затем сейчас же вливаю кислоту. Простым рефлексом вызывается выделение слюны. Когда это было повторено несколько раз, то достигается то, что одно только механическое раздражение даст уже выделение слюны. Мы объяснили так, что образовался новый рефлекс, замкнулся новый нервный путь от кожи к слюнной железе. Зоопсихолог, тот, который хочет проникать в собачью душу, говорит так, что собака обратила внимание и запомнила, что как только почувствует, что ее кожа раздражается в известном месте, ей вливают кислоту, – а потому, когда ей раздражают только кожу, то она воображает как бы влитую кислоту и соответственным образом реагирует, у нее течет слюна и т. д. Пусть так. Пойдем дальше. Сделаем другой опыт. У нас образовался рефлекс и совершенно точно повторяется каждый раз. Теперь я пущу в ход механический прибор, получится, как всегда, полная двигательная и секреторная реакция, но кислоту на этот раз вливать не буду. Пропущу минуту-две и повторю свой опыт опять. Теперь действие будет уже меньше, не так резка будет двигательная реакция и не столько будет слюны. Опять кислота не вливается. Делаем пропуск в 2–3 мин и опять сделаем механическое раздражение. Реакция получится еще меньшая. Когда мы это сделаем в четвертый-пятый раз, то реакции уже совсем не будет, не будет никакого движения, и слюна совсем не будет выделяться. Вот вам чистый, совершенно точный факт.

А вот отношение физиолога и зоопсихолога. Я говорю, что развивается хорошо известное нам задерживание. Это я утверждаю на том основании, что если я теперь этот опыт прекратил бы и пропустил бы часа два, то потом механическое раздражение опять стало бы оказывать свое действие на слюнную железу. Мне как физиологу это вполне понятно. Известно, что все процессы с течением времени по прекращении действующей причины изглаживаются в нервной системе. Зоопсихолог также нисколько не затруднится объяснить это так, что собака заметила, что теперь за механическим раздражением кислота не вливается, и потому после четырех-пяти пустых кожных раздражений перестает реагировать. Между нами пока нет разницы. Можно соглашаться и с тем и с другим. Но сделаем дальнейшее усложнение опыта. Если зоопсихолог и физиолог состязаются в уместности, целесообразности их объяснений, то должны быть поставлены требования, которым наши объяснения должны удовлетворять. Эти требования общеизвестны. Мы требуем, чтобы каждый объясняющий должен был все объяснить, что физически случается. Нужно объяснить все факты, стоя на одной и той же точке зрения. Это одно требование, а другое, еще более обязательное – это чтобы с данным объяснением в руках можно было предсказать объясняемые явления. Тот, кто предскажет, тот прав сравнительно с тем, кто ничего не сможет предсказать. Это уже будет обозначать банкротство последнего.

Читать «Об уме вообще, о русском уме в частности» — Павлов Иван Петрович — Страница 1

…

Иван Петрович Павлов

Об уме вообще, о русском уме в частности. Записки физиолога

Физиология и психология при изучении высшей нервной деятельности животных

Перехожу теперь к самой сути.

Перейти к описанию Следующая страница

О русском уме и «Собаке павлова» (выставка «Ум ученого» в библиотеке) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УНИВЕРСИТЕТСКАЯ ИНФОРМАЦИЯ

О РУССКОМ УМЕ И «СОБАКЕ ПАВЛОВА» (Выставка «Ум ученого» в библиотеке)

В нашей университетской библиотеке — новая выставка, посвященная юбилею Ивана Петровича Павлова (1849-1936), лауреата Нобелевской премии по физиологии (1904). -индекса (Х. Сала-и-Мартин, 1997; Р. Линн и Т. Ванханен, 2002; Г. Джонс и Д. Шнайдер, 2005). По данным этих авторов, страны с высоким ВВП отличаются высоким 1р (шах1р 107/ВВП, $31 510), и наоборот (шш 1р 65/ ВВП, $690). В пятерку лидеров 1р (107-103) входят Гонконг, Южная Корея, Япония, Тайвань, Сингапур; десятка дополняется Австрией, Германией, Италией, Нидерландами (102) и т. д. Неожиданности, как всегда, присутствуют: наиболее высокие показатели ВВП свойственны странам с умеренным 1р, что напоминает о правиле «второго наилучшего» (Р. Липси и К. Ланкастер, 1956), или «лучшее — враг хорошего». Кроме того, страны с более низким 1р, чем Россия (96/9620), располагают более высоким ВВП (Португалия, Израиль, Ирландия).

«Первое свойство ума, которое я установил, — говорил И.П. Павлов, — это чрезвычайное сосредоточение мысли, стремление мысли безотступно думать, держаться на том вопросе, который намечен для разрешения, держаться дни, недели, месяцы, годы, а в иных случаях и всю жизнь. Как в этом отношении обстоит с русским умом? Мне кажется, мы не наклонны к сосредоточенности, не любим ее, мы даже к ней отрицательно относимся.

Дальше. Обратитесь к занимающимся русским людям, например к студентам. Каково у них отношение к этой черте ума, к сосредоточенности мыслей? Господа! Все вы знаете — стоит нам увидеть человека, который привязался к делу, сидит над книгой, вдумывается, не отвлекается, не впутывается в споры, и у нас уже зарождается подозрение: недалекий, тупой человек, зубрила. А быть может, это человек, которого мысль захватывает целиком, который пристрастился к своей идее! Или в обществе, в разговоре, стоит человеку расспрашивать, переспрашивать, допытываться, на поставленный вопрос отвечать прямо — у нас уже готов эпитет: неумный, недалекий, тяжелодум!

И.П. Павлов черпает аргументы из близкой ему сферы исследований: «. уже 18 лет, как я занимаюсь изучением высшей нервной деятельности на одном близком и родном для нас животном, на нашем друге — собаке. И можно себе представить, что то, что в нас сложно, у собаки проще, легче выступает и оценивается… Перенесите это же на человека, и вы убедитесь, что сила не в подвижности, не в рассеянности мысли, а в сосредоточенности, устойчивости. Подвижность ума, следовательно, недостаток, но не достоинство». Однако, как разъясняет великий ученый, разумеется, основываясь на своем общении с собаками (действительно, собаке притворяться незачем): «Одна собака эту общую генерализацию удерживает очень долго и с трудом сменяет на деловую и целесообразную специализацию. У других же собак это совершается быстро». Так что «вечные вопросы» России — где, чья, кто — эта «другая» собака?..

Особое внимание великий ученый уделяет универсальному средству коммуникации — слову: «Второй прием ума — это стремление мысли прийти в непосредственное общение с действительностью, минуя все перегородки и сигналы, которые стоят между действительностью и познающим умом. В науке нельзя обойтись без методики, без посредников, и ум всегда разбирается в этой методике, чтоб она не исказила действительности. Мы знаем, что судьба всей нашей работы зависит от правильной методики. Неверна методика, неправильно передают действительность сигналы — и вы получаете неверные, ошибочные, фальшивые факты. Конечно, методика для научного ума — только первый посредник. За ней идет другой посредник — это слово.

Слово — тоже сигнал, оно может быть подходящим и неподходящим, точным и неточным». Уж обладателям «рефлюкс финансис» само собой известно, что реакция финансовых рынков часто строится или на неправильном понимании слова в новостях, или на условных рефлексах, не имеющих ничего общего ни с одним видом анализа.

На опыте исследования физиологических проблем И.П. Павлов делает заключения, которые интересны и в отношении экономического мышления. «…Вы видите, до чего русский ум не привязан к фактам. Он больше любит слова и ими оперирует. Мы действительно живем словами. Это не забавно, это ужасно! Это приговор над русской мыслью, она знает только слова и не хочет прикоснуться к действительности. Русская мысль совершенно не применяет критики метода, т. е. нисколько не проверяет смысла слов, не идет за кулисы слова, не любит смотреть на подлинную действительность. Мы занимаемся коллекционированием слов, а не изучением жизни».

И далее: «.То же самое, если вы спуститесь и к сложности жизни. Сколько раз какое-либо маленькое яв-леньице, которое едва уловил ваш взгляд, перевертывает все вверх дном и является началом нового открытия. Все дело в детальной оценке подробностей, условий. Это основная черта ума. Что же? Как эта черта в русском уме? Очень плохо. Мы оперируем насквозь общими положениями, мы не хотим знаться ни с мерой, ни с числом. Мы все достоинство полагаем в том, чтобы гнать до предела, не считаясь ни с какими условиями. Это наша основная черта», — заключает И.П. Павлов.

Представляется, что когда дело касается интерпретации фактов и цифр, экономическое мышление отличается чудными примерами. Где еще, как не в «алхимии финансов», легко уравниваются ярды и бочки, 1,7 и 2,4, поскольку то разные валютные курсы, то индексы цен и т. д. и т. п. Есть «явленьица», которые и вовсе ни при чем, казалось бы: что, например, российскому внутреннему валютному рынку до референдумов и событий в ЕС. Колебания рубля к доллару в последнее время повторяют колебания доллар/евро. По какой причине? ЦБ приучил участников к идее, что у него есть «операционный ориентир» — корзина валют. И все участники рынка чутко реагируют на события, не имеющие особого отношения ни к платежному балансу России, ни к состоянию рублевой ликвидности, ни к их собственным рыночным позициям.

«.Чрез мою лабораторию, — замечает И.П. Павлов, — прошло много людей разных возрастов, разных компетенций, разных национальностей. И вот факт, который неизменно повторялся, что отношение этих гостей ко всему, что они видят, резко различно. Русский человек, не знаю почему (! — Авт.), не стремится понять то, что он видит. Он не задает вопросов с тем, чтобы овладеть предметом, чего никогда не допустит иностранец. Иностранец никогда не удержится от вопроса. Бывали у меня одновременно и русские, и иностранцы. И в то время, как русский поддакивает, на самом деле не понимая, иностранец непременно допытывается до корня дела. И это проходит насквозь красной нитью через все».

Здесь отмечены лишь отдельные аспекты речи И.П. Павлова о «русском уме», которые, думается, отвечают сегодняшней повестке дня. В частности, вопрос, которым задается академик и лауреат: «Почему русский человек не стремится понять то, что он видит?» — может найти ответ у Н.А. Рубакина (1862-1946). Русский книговед, библиограф, популяризатор науки и писатель, создатель такого научного направления, как библиопсихоло-гия, доказывал, что «русский ум» — дедуктивный. Собственно, по нашему мнению, настоящим и объясняется равнодушие этого «ума» к конкретным истинам, поскольку «эта» душа вожделеет истин высших. Положим, рыночная ментальность преимущественно индуктивна. В самом деле, ясно, что жизнь в пределе конечна, одними принципами богатым не будешь. Тут расцветают мечтательность, упование на всяческие чудеса и прочие благоглупости. И подобный рефлекс выработался из реалий нашей современной истории России.

Некоторые вопросы, поставленные И.П. Павловым, как представляется, в нашем нанобудущем усугубились. Академик беспокоится о том, чтобы студенты вели себя не иначе, как сосредоточенно познавая. Между тем ловушки «учения с удовольствием», объявление образования услугой, его платность и т. п. входят в противоречие со справедливым назиданием: «Истина должна быть пережита, а не преподана». (Г. Гессе).

В основу выставки, экспозиция которой была представлена осенью 2009 г., легли рекомендации по пропаганде книги, изложенные в научно-методическом журнале «Библиотеки учебных заведений» (Ерахторина О.М. Ум ученого // Библиотеки учебных заведений. 2009. № 29. С. 30-39; № 30. С. 18-33; № 31. С. 13-44). В рекомендуемый список литературы вошли книги Ивана Петровича Павлова и о нем, а также труды известных ученых и литература о жизни и деятельности людей, творивших науку. С этими изданиями и не только можно ознакомиться в библиотеке СПбГУЭФ.

ЛИТЕРАТУРА

1. Павлов И.П. Полное собрание сочинений: [В 6 т. (8 кн.)] / И.П. Павлов; АН СССР — 2 изд., доп. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951-1954.

2. Павлов И.П. Избранные произведения / И.П. Павлов., под общ. ред Х.С. Каштоянца. — М.: Политиздат,1951. — 582с.

3. Павлов И.П. Лекции о работе больших полушарий головного мозга / Павлов И.П. — М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1949. — 474с.

4. Воронин С. Жизнеописание Ивана Петровича: Документальная повесть / Воронин С.- Л.: Сов. писатель, 1984. — 320с.

5. И.П. Павлов в воспоминаниях современников / Н.М. Гуреева и др.- Л.: Наука, 1967. — 384с.

6. Сапарина Е.В. Последняя тайна жизни: Павлов. Этюды о творчестве / Сапарина Е.В. — М.: Молодая гвардия, 1983. -175с.

1. Аникин А.В. Люди науки: встречи с выдающимися экономистами / А.В. Аникин; Акад. нар. хоз-ва при Правительстве Рос. Федерации. — М.: Дело, 1995. — 95с.

2. АрлазоровМ. Жуковский / М. Арлазоров. — М.: Молодая гвардия, 1959. — 302с. (Жизнь замечательных людей : ЖЗЛ).

3. АрлазоровМ. Конструкторы / М. Арлазоров. — М.: Сов. Россия, 1975. — 280с.

4. АрлазоровМ. Циолковский / М. Арлазоров. — М.: Молодая гвардия,1962. — 319с. (Жизнь замечательных людей : ЖЗЛ).

5. Аталай Б. Математика и «Мона Лиза». Искусство и наука в творчестве Леонардо да Винчи / Б. Аталай; пер. с англ. С.В. Зинюка. — М.: Техносфера, 2007. — 303с.

6. Вернадский В.И. Труды по истории науки в России / В. И. Вернадский. — М.: Наука, 1988. — 464с.

7. Винер Норберт. Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине / [пер. с англ.: И.В. Соловьев Г.Н. Поваров; ред. Г.Н. Поваров]. — 2-е изд. — М.: Сов. радио, 1968. — 326с.

8. Вызов познанию: Стратегии развития науки в соврем. мире / Рос. акад. наук. Ин-т истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова и др.; отв. ред. и сост. Н.К. Удумян. — М.: Наука, 2004. — 475с.

9. Иваницкий Г.Р. Круговорот. Общество и наука / Г. Р. Иваницкий ; [отв. ред. А.Б. Медвинский]; Рос. акад. наук, Ин-т теорет. и эксперим. биофизики. — М.: Наука, 2005. — 259с.

10. КавторинВ.В. Петербургские интеллигенты / В.В. Кавторин. — СПб.: Образование-Культура, 2001. — 47с.

11. Кобаяси Наоя. Введение в нанотехнологию / Н. Кобаяси; пер. с яп. А.В. Хачояна; под ред. Л.Н. Патрикеева. — М.: БИНОМ. Лаб. знаний, 2007. — 134с.

12. КузнецовБ.Г. Этюды об Эйнштейне / Б.Г. Кузнецов. — М.: Наука, 1970. — 495с.

13. Кун Т.С. Структура научных революций: [сборник: пер. с англ.] / Томас Кун; [сост. В.Ю. Кузнецов]. — М.: АСТ, 2003. -606 с. — В содерж. также: Фальсификация и методология научно-исследовательских программ; История науки и ее рациональные реконструкции / Имре Лакатос. Нормальная наука и опасности, связанные с ней / Карл Поппер и др. ст.

14. Леонтьев В.В. Экономические эссе: теории, исследования, факты и политика / [пер. с англ.: В.Г. Гребенников и др.; ред. и предисл.: С.С. Шаталин, Д.В. Валовой]. — М.: Политиздат, 1990. — 415с.

15. Леонтьевский сборник: [жизнь, учителя, идеи]: 100 лет лауреату Нобелев. премии В.В. Леонтьеву, 1906-1999 / [ред.-сост.: И.И. Елисеева, А. Л. Дмитриев]. — СПб.: Нестор-История, 2006. — 384с.

16. Ломоносов: Кратк. энцикл. слов. / Рос. акад. наук. Музей М.В. Ломоносова; ред.-сост. Э П. Карпеев. — СПб.: Наука, 2000. — 259с.

17. Мэттьюз Роберт. 25 великих идей. Научные открытия, изменившие наш мир: [пер. с англ.] / Роберт Мэттьюз. — М.; СПб.: Диля, 2007. — 285с.

18. Наука о науке: (сб. статей) / общ. ред В.Н. Столетова. — М.: Прогресс, 1966. — 423с.

19. Научное открытие и его восприятие / под ред. С.Р. Микулинского, М.Г. Ярошевского. — М.: Наука, 1971. — 311с.

20. НовиковА.С. Научные открытия: типы, структура, генезис / А.С. Новиков. — М.: URSS: [ЛКИ], 2007. — 198с.

21. Павлова Г.Е. Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765) / Павлова Г.Е., Федорова А.С. — М.: Наука, 1986. — 465с.

22. Помпеев Ю.А. Очерки по истории европейской научной мысли / Ю. А. Помпеев; СПб. гос. ун-т культуры и искусств. -СПб.: Абрис, 2003. — 256с.

23. Рубакин Н.А. Библиологическая психология / Н.А. Рубакин. — М.: Акад. проект: Трикста, 2006. — 799с.

24. Сеайль Габриель. Леонардо да Винчи как художник и ученый (1452-1519): опыт психол. биографии: пер. с фр. / Г. Се-айль. — Изд. 2-е, стер. — М.: URSS: [КомКн., 2007]. — 336 с.

25. Сборник посвященный Владимиру Михайловичу Бехтереву: к 40-летию профессорской деятельности (1885-1925). — Л.: Издание Гос. Психоневрол. Акад. и Гос. Рефлексол. Ин-та по изучению мозга, 1926. — 716с.

26. Фейнман Ричард. Дюжина лекций: шесть попроще и шесть посложнее / Р. Фейнман; пер. с англ. Е.В. Фалева, В.А. Носенко. — М.: БИНОМ. Лаб. знаний, 2006. — 318 с.

27. ФейнбергЕ.Л. Эпоха и личность. Физики: Очерки и воспоминания / Рос. акад. наук. — М.: Наука, 1999. — 302с.

28. Чижевский А.Л. На берегу Вселенной: Годы дружбы с Циолковским; Воспоминания / А.Л. Чижевский. — М.: Мысль, 1995. — 735с.

29. Циолковский К.Э. Гений среди людей/ К.Э. Циолковский; сост., коммент. Л.В. Голованова, Е.А. Тимошенковой. — М.: Мысль, 2002. — 542с.

А.К.Бондарев,

кандидат философских наук, доцент кафедры МЭО СПбГУЭФ

Худякова И.В., заведующая отделом библиотеки СПбГУЭФ

Книга «Об уме вообще, о русском уме в частности. Записки физиолога» Павлов И П

Книги
- Художественная литература
- Нехудожественная литература
- Детская литература
- Литература на иностранных языках
- Путешествия. Хобби. Досуг
- Книги по искусству
- Биографии. Мемуары. Публицистика
- Комиксы. Манга. Графические романы
- Журналы
- Печать по требованию
- Книги с автографом
- Книги в подарок
- «Москва» рекомендует
- Авторы • Серии • Издательства • Жанр
Электронные книги
- Русская классика
- Детективы
- Экономика
- Журналы
- Пособия
- История
- Политика
- Биографии и мемуары
- Публицистика
Aудиокниги
- Электронные аудиокниги
- CD – диски
Коллекционные издания
- Зарубежная проза и поэзия
- Русская проза и поэзия
- Детская литература
- История
- Искусство
- Энциклопедии
- Кулинария. Виноделие
- Религия, теология
- Все тематики
Антикварные книги
- Детская литература
- Собрания сочинений
- Искусство
- История России до 1917 года
- Художественная литература. Зарубежная
- Художественная литература. Русская
- Все тематики
- Предварительный заказ
- Прием книг на комиссию
Подарки
- Книги в подарок
- Авторские работы
- Бизнес-подарки
- Литературные подарки
- Миниатюрные издания
- Подарки детям
- Подарочные ручки
- Открытки
- Календари
- Все тематики подарков
- Подарочные сертификаты
- Подарочные наборы
- Идеи подарков
Канцтовары
- Аксессуары делового человека
- Необычная канцелярия
- Бумажно-беловые принадлежности
- Письменные принадлежности
- Мелкоофисный товар
- Для художников
Услуги
- Бонусная программа
- Подарочные сертификаты
- Доставка по всему миру
- Корпоративное обслуживание
- Vip-обслуживание
- Услуги антикварно-букинистического отдела
- Подбор и оформление подарков
- Изготовление эксклюзивных изданий
- Формирование семейной библиотеки

Расширенный поиск

Павлов И. П.

Иван Павлов | Биография, теория, кондиционирование, собака и факты

Иван Петрович Павлов

Смотреть все СМИ

Год рождения:: 26 сентября 1849 г. Рязань Россия

Умер:: 27 февраля 1936 г. (86 лет) Санкт-Петербург Советский Союз

Награды и награды:: Медаль Копли (1915) Нобелевская премия (1904 г.)

Известные работы:: «Лекции о работе пищеварительных желез»

Предметы изучения:: Павловское кондиционирование условный рефлекс нервная система секреция

Просмотреть весь связанный контент →

Прочтите краткий обзор этой темы

Иван Павлов , полностью Иван Петрович Павлов , (род. 14 сентября [26 сентября по новому стилю] 1849, Рязань, Россия — умер 27 февраля 1936, Ленинград [ныне Санкт-Петербург]), русский физиолог известен главным образом своей разработкой концепции условного рефлекса. В ходе уже ставшего классическим эксперимента он обучил голодную собаку выделять слюну при звуках метронома или зуммера, которые раньше ассоциировались с видом еды. Он разработал аналогичный концептуальный подход, подчеркивая важность обусловленности, в своих новаторских исследованиях, связывающих поведение человека с нервной системой. Он был удостоен Нобелевской премии по физиологии и медицине в 1904 за его работу над пищеварительными выделениями.

Жизнь

Павлов, первый сын священника и внук пономаря, провел свою юность в Рязани в центральной России. Там он посещал церковную школу и духовную семинарию, где учителя семинарии произвели на него впечатление своей преданностью делу передачи знаний. В 1870 году он бросил богословские занятия и поступил в Петербургский университет, где изучал химию и физиологию. Получив степень доктора медицины в Императорской медицинской академии в Петербурге (окончание 1879 г.и защитив диссертацию в 1883 г.), он учился в 1884–1886 гг. в Германии под руководством физиолога сердечно-сосудистой системы Карла Людвига (в Лейпциге) и физиолога желудочно-кишечного тракта Рудольфа Гейденхайна (в Бреслау).

Работая с Людвигом, Павлов первым самостоятельным исследованием был посвящен физиологии системы кровообращения. С 1888 по 1890 г. в лаборатории Боткина в Петербурге он исследовал физиологию сердца и регуляцию кровяного давления.

Он стал настолько искусным хирургом, что смог практически безболезненно ввести катетер в бедренную артерию собаки и зарегистрировать влияние на артериальное давление различных фармакологических и эмоциональных раздражителей. Путем тщательного рассечения тонких сердечных нервов он смог продемонстрировать контроль над силой сердцебиения нервами, отходящими от сердечного сплетения; раздражением отсеченных концов шейных нервов он показал влияние правого и левого блуждающих нервов на сердце.

Викторина «Британника»

Лица науки

Галилео Галилей. Андерс Цельсий. Вы можете узнать их имена, но знаете ли вы, кто они на самом деле? Соберите свои данные и проверьте свои знания об известных ученых в этой викторине.

Павлов женился в 1881 году на студентке-педагоге, друге писателя Федора Достоевского, но он был настолько беден, что первое время им пришлось жить раздельно. Он приписал большую часть своего возможного успеха своей жене, домашней, религиозной и писательнице, которая посвятила свою жизнь его комфорту и работе. В 1890 он стал профессором физиологии в Императорской Медицинской Академии, где оставался до своей отставки в 1924 г. В только что основанном Институте Экспериментальной Медицины он инициировал точные хирургические операции на животных, уделяя особое внимание их послеоперационному уходу и средствам для содержания. своего здоровья.

В 1890–1900 годах особенно и в меньшей степени примерно до 1930 года Павлов изучал секреторную деятельность пищеварения. Работая с Хайденхайном, он разработал операцию по подготовке миниатюрного желудка или мешочка; он изолировал желудок от проглоченной пищи, сохранив при этом иннервацию блуждающего нерва. Хирургическая процедура позволила ему изучить желудочно-кишечные выделения у нормального животного на протяжении всей его жизни. Эта работа завершилась его книгой Лекции о работе пищеварительных желез в 1897 году.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подписаться сейчас

Наблюдая неравномерность секреции у нормальных ненаркотизированных животных, Павлов пришел к формулировке законов условного рефлекса, предмета, занимавшего его внимание примерно с 1898 по 1930 год. Он использовал секрецию слюны как количественную меру психического , или субъективной, деятельности животного, чтобы подчеркнуть преимущество объективных, физиологических показателей психических явлений и высшей нервной деятельности. Он искал аналогии между условным (обычно, хотя и неправильно переводимым как «условный») рефлексом и спинальным рефлексом.

По мнению английского физиолога сэра Чарльза Шеррингтона, спинномозговой рефлекс состоит из комплексных действий нервной системы, включающих такие сложные компоненты, как возбуждение и торможение многих нервов, индукция (т. е. усиление или уменьшение торможения, вызванное предыдущим возбуждение) и иррадиация нервных импульсов ко многим нервным центрам. К этим составляющим Павлов добавил корковые и подкорковые влияния, мозаичную деятельность мозга, влияние сна на распространение торможения и возникновение невротических расстройств главным образом при столкновении или конфликте коркового возбуждения и торможения.

Примерно с 1930 года Павлов пытался применить свои законы для объяснения психозов человека. Он полагал, что характерная для психотика чрезмерная заторможенность является защитным механизмом, закрывающим внешний мир, поскольку он исключает вредные раздражители, ранее вызывавшие сильное возбуждение. В России эта идея стала основой для лечения психических больных в спокойной и нестимулирующей внешней обстановке. В этот период Павлов провозгласил важный принцип языковой функции человека, основанный на длинных цепях условных рефлексов со словом. Он считал, что функция языка включает в себя не только слова, но и разработку обобщений, невозможных у животных ниже человека.

О русском уме (И.П. Павлов)

Иван Петрович Павлов с сотрудниками

1. Первое свойство ума, которое я установил, это крайняя сосредоточенность мысли, стремление мысли мыслить неотступно, держаться за вопрос, который намечен к разрешению, растянуть на дни, недели, месяцы, годы, а в других случаях на всю жизнь. Как русский ум в этом отношении? Мне кажется, что мы не склонны к концентрации, не любим ее, даже отрицательно относимся к ней.

Приведу ряд случаев из жизни. Примем наши аргументы. Им свойственна крайняя расплывчатость, мы очень скоро отходим от основной темы. Это наша особенность. Возьмем наши встречи. У нас сейчас столько встреч, комиссий. Как длительны, многословны и в большинстве случаев бесплодны и противоречивы эти встречи! Мы проводим много часов в бесплодных, бессмысленных разговорах.

Отец. Обращайтесь к русским людям, например, к студентам. Как они относятся к этой особенности ума, к концентрации мыслей? Господин! Все вы знаете, что как только мы видим человека, который привязался к делу, сидит над книгой, размышляет, не отвлекается, не ввязывается в споры, у нас уже возникает подозрение: недалёкий, глупый человек, зубрила. И, возможно, это человек, чья мысль захватывает все, кто увлечен своей идеей! Или в обществе, в разговоре, если человек спрашивает, переспрашивает, осведомляется, прямо отвечает на вопрос — у нас уже готов эпитет: глупый, узколобый, тяжеломыслящий!

Мы проводим много часов в бесплодных, бессмысленных разговорах.

Очевидно, что рекомендуемые нами черты — это не концентрация, а натиск, скорость, рейд. Это, очевидно, и есть то, что мы считаем признаком таланта; кропотливость и настойчивость у нас плохо сочетаются с понятием талант.

Между тем, для настоящего ума эта задумчивость, зацикленность на одном предмете — нормальное явление. Возьмите блестящих людей. Ведь они сами говорят, что не видят никакой разницы между собой и другими людьми, кроме одной особенности, что они могут сосредоточить внимание на определенной мысли, как никто другой. И тогда ясно, что эта сосредоточенность есть сила, а подвижность, бег мысли есть слабость.

2. Второй способ разума – стремление мысли вступить в непосредственную связь с реальностью, минуя все перегородки и сигналы, стоящие между реальностью и познающим разумом. В науке нельзя обойтись без методологии, без посредников, и разум всегда понимает эту методологию, чтобы она не искажала действительность. Мы знаем, что судьба всей нашей работы зависит от правильной методологии. Методология неверна, сигналы неправильно передают реальность — и вы получаете неверные, ошибочные, ложные факты. Конечно, техника для научного ума является лишь первым посредником. За ним следует еще один посредник — это слово.

Слово тоже сигнал, оно может быть подходящим и неподходящим, точным и неточным. Я могу привести очень яркий пример.

Ученые-естествоиспытатели, которые сами много работали, обращались к реальности напрямую по многим вопросам, таким ученым чрезвычайно трудно читать лекции о том, чего они сами не сделали. Итак, какая огромная разница между тем, что вы сделали сами, и между тем, что вы знаете из написанного, из передачи других. Разница настолько резкая, что стыдно читать о том, чего сам не видел и не делал. Такое замечание исходит, кстати, от Гельмгольца. Посмотрим, как выдержит в этом отношении русский интеллектуальный ум.

… русский разум не привязан к фактам. Он больше любит слова и оперирует ими.

Начну с хорошо известного мне случая. Я читаю физиологию, практическую науку. Сейчас стало общим требованием, чтобы такие экспериментальные науки читались вызывающе, представлялись в виде опытов, фактов. Так делают другие, и так делаю я. Все мои лекции состоят из демонстраций. И что ты думаешь! Особой страсти у студентов к той деятельности, которую я им показываю, я не увидел.

Сколько я ни обращался к своим слушателям, я столько им говорил, что я вам физиологию не читаю, я вам показываю. Если бы я читал, вы бы меня не слушали, вы могли бы прочитать это из книги, чем я лучше других! Но я показываю вам факты, которых вы не увидите в книге, а потому, чтобы время не было потрачено зря, немного потрудитесь. Уделите пять минут своего времени и запишите на память после лекции то, что вы увидели. И я остался гласом вопиющего в пустыне. Вряд ли кто-то когда-либо следовал моему совету. Я тысячу раз убеждался в этом из разговоров на экзаменах и т. д.

Вот видите, как русский ум не привязан к фактам. Он больше любит слова и оперирует ими.

3. Перейдём к следующему качеству ума. Это свобода, абсолютная свобода мысли, свобода, доходящая прямо до абсурда, до смелости отвергать то, что установлено в науке как непреложное. Если я не допущу такого мужества, такой свободы, я никогда не увижу ничего нового.

У нас есть эта свобода? Я должен сказать нет. Я помню свои студенческие годы. Ничего нельзя было сказать против общего настроения. Тебя стащили с места, назвали чуть ли не шпионом. Но это случается не только с нами, когда мы молоды. Разве наши представители в Государственной Думе не враги друг другу? Они не политические противники, а именно враги. Как только кто-то говорит не так, как вы думаете, тут же предполагаются какие-то грязные мотивы, подкуп и т.п. Что это за свобода?

4. Следующее качество ума — привязанность мысли к идее, на которой вы остановились. Если нет привязанности, нет энергии, нет успеха. Вы должны любить свою идею, чтобы попытаться оправдать ее. Но затем наступает критический момент. Вы родили идею, она ваша, она вам дорога, но в то же время вы должны быть беспристрастны. И если что-то окажется противным твоей идее, ты должен этим пожертвовать, ты должен отказаться от этого.

Мы глухи к возражениям не только от тех, кто думает иначе, но и от реальности.

Следовательно, привязанность, связанная с абсолютной беспристрастностью, является следующей характеристикой ума. Вот почему одно из мучений ученого человека — постоянные сомнения при появлении новой детали, нового обстоятельства. Вы с тревогой смотрите, за вас или против вас эта новая деталь. А долгие эксперименты решают вопрос: умерла ваша идея или она выжила?

Посмотрим, что у нас есть в этом плане. У нас есть приставка. Есть много тех, кто стоит на определенной идее. Но абсолютной беспристрастности не бывает. Мы глухи к возражениям не только от тех, кто думает иначе, но и от реальности. В настоящий момент, который мы переживаем, я даже не знаю, стоит ли приводить примеры.

5. Следующим, пятым признаком является основательность, детальность мысли. Что такое реальность? Это воплощение различных состояний, степеней, мер, весов, чисел. Вне этого нет реальности. Возьмите астрономию, вспомните, как произошло открытие Нептуна. Когда рассчитали движение Урана, то обнаружили, что чего-то не хватает в цифрах, решили, что должна быть какая-то другая масса, влияющая на движение Урана. И этой массой был Нептун. Все дело было в деталях мысли. А потом говорили, что Леверье открыл Нептун кончиком пера.

То же самое, если опуститься до сложности жизни. Сколько раз маленькое явление, едва зацепившее ваш взгляд, переворачивает все с ног на голову и становится началом нового открытия. Все дело в детальной оценке деталей, условий. Это основная черта ума.

Что? Как эта черта в русском сознании? Очень плохо. Мы оперируем общими положениями, мы не хотим знать ни меры, ни числа. Мы все верим в достоинство в том, чтобы ехать на пределе возможностей, независимо от каких-либо условий. Это наша главная фишка.

Русский человек, не знаю почему, не стремится понять увиденное.

6. Следующее свойство ума – стремление научной мысли к простоте. Простота и ясность — идеал знания. Вы знаете, что в технике самое простое решение проблемы является и самым ценным. Трудное достижение ничего не стоит. Точно так же мы прекрасно знаем, что главным признаком блестящего ума является простота. Как мы, русские, относимся к этому свойству?

Русский человек, не знаю почему, не стремится понять то, что он видит. Он не задает вопросов, чтобы овладеть предметом, чего иностранец никогда бы не допустил. Иностранец никогда не удержится от вопроса. У меня были и русские, и иностранцы одновременно. И пока русский соглашается, не особо понимая, иностранец непременно попытается докопаться до сути. И проходит красной нитью через все.

7. Следующее свойство ума – стремление к истине. Люди часто проводят всю свою жизнь в офисе в поисках правды. Но это стремление распадается на два акта. Во-первых, стремление к обретению новых истин, любознательность, любознательность. А другой – это стремление постоянно возвращаться к обретенной истине, постоянно убеждаться и радоваться тому, что обретенное вами – действительно истина, а не мираж. Одно без другого бессмысленно.

Если обратиться к молодому ученому, научному зародышу, то ясно видно, что в нем есть стремление к истине, но нет у него желания абсолютной гарантии, что это истина. Он с удовольствием собирает результаты и не задает вопрос, ошибка ли это? Пока ученого пленяет не столько то, что это новинка, сколько то, что это действительно твердая истина. А что у нас есть?

А для нас прежде всего на первом месте стремление к новизне, любопытство. Нам достаточно знать что-то, и на этом наш интерес заканчивается. («А, это все уже известно»). Как я сказал в прошлой лекции, истинные любители истины восхищаются старыми истинами, для них это процесс наслаждения. Но у нас это банальная, избитая истина, и она нас уже не интересует, мы ее забываем, ее для нас уже нет, она не определяет нашего положения. Это правда?

… в результате масса несоответствия окружающей действительности.

8. Давайте перейдем к последней особенности разума. Так как достижение истины связано с великим трудом и мучением, то понятно, что в конце концов человек постоянно живет в послушании истине, учится глубокому смирению, ибо знает, что истина того стоит. Так ли это у нас? У нас этого нет, у нас наоборот. Я сразу перехожу к большим примерам. Возьмите наших славянофилов. Что сделала Россия в то время для культуры? Какие примеры она показала миру? Но люди верили, что Россия протрет глаза гнилому Западу. Откуда эта гордость и уверенность? И вы думаете, что жизнь изменила наши взгляды?

Вовсе нет! Разве мы теперь почти каждый день не читаем, что мы — авангард человечества! И не свидетельствует ли это о том, до какой степени мы не знаем действительности, до какой степени мы живем фантастически!

Я перебрал все черты, характеризующие плодотворный научный ум. Как видите, у нас ситуация такова, что почти по всем характеристикам мы на стороне проигрыша. Например, у нас есть любознательность, но мы равнодушны к абсолютности, неизменности мысли. Или вместо специальности берем общие положения из линии детализации ума. Мы постоянно идем по невыгодной линии, и у нас нет сил идти по основной линии. Понятно, что в результате получается масса нестыковок с окружающей действительностью.

Нам важно четко понимать, кто мы. Вы понимаете, что если я родился с пороком сердца и не знаю этого, то я начну вести себя как здоровый человек и это скоро даст о себе знать. Я закончу свою жизнь очень рано и трагически. Если же я буду обследоваться у врача, который скажет, что у вас порок сердца, но если к этому приспособиться, то можно дожить до 50 лет. Так что всегда полезно знать, кто я.

… хоть и были дефекты, их можно поменять. Это научный факт.

Тогда есть и приятная точка зрения. Ведь разум животных и человека – это особый орган развития. На нее более всего влияют влияния жизни, и именно благодаря ей наиболее совершенным образом развивается организм отдельного человека и народов. Поэтому даже если у нас есть дефекты, их можно изменить. Это научный факт.

Источник

Павлов и большевики на JSTOR

журнальная статья

Павлов и большевики

Дэниел П. Тодес

История и философия наук о жизни

Vol. 17, № 3 (1995), стр. 379-418 (40 страниц)

Опубликовано: Stazione Zoologica Anton Dohrn — Napoli

https://www. jstor.org/stable/23331887

Читать и скачивать

Войдите через свою школу или библиотеку

Альтернативные варианты доступа

Для независимых исследователей

Читать онлайн

Читать 100 статей в месяц бесплатно

Подписаться на JPASS

Неограниченное чтение + 10 загрузок

Чтение онлайн (бесплатно) основано на сканировании страниц, которое в настоящее время недоступно для программ чтения с экрана. Чтобы получить доступ к этой статье, обратитесь в службу поддержки пользователей JSTOR. Мы предоставим копию в формате PDF для программы чтения с экрана.

С помощью личного кабинета вы можете читать до 100 статей в месяц за бесплатных .

Начать

Уже есть учетная запись? Войти

Ежемесячный план

Доступ ко всему в коллекции JPASS
Читать полный текст каждой статьи
Загрузите до 10 статей в формате PDF, чтобы сохранить и сохранить

$19,50/месяц Годовой план

Доступ ко всему в коллекции JPASS
Читать полный текст каждой статьи
Загрузите до 120 статей в формате PDF, чтобы сохранить и сохранить

199 долларов в год

Предварительный просмотр

Реферат

Отношения между Иваном Павловым (1849-1936) и большевики быстро переросли в боевое сотрудничество. Идеологически враждебный их революции, Павлов, тем не менее, был всемирно известным физиологом и организатором, заинтересованным в защите своей научной империи и российской науки в целом. Хотя они считали Павлова политическим реакционером, большевики были заинтересованы в развитии советской науки и использовании его международного авторитета в своих интересах. В 1918-1921 годах Павлов резко критиковал коммунистов и подумывал об эмиграции, оставаясь в России только после получения особых привилегий для себя и своих лабораторий. В 19В 20-е годы он был «преуспевающим диссидентом», публично возражавшим против государственной политики и методов, расширяя при этом свою научную империю за счет государственного покровительства. В 1930-х годах благосостояние Павлова росло, его отношения с отдельными коммунистами (в частности, Николаем Бухариным) окрепли, и его отношение изменилось: продолжая осуждать советскую политику, он также хвалил советские достижения. Привилегированный статус Павлова в рамках нового порядка давал ему право действовать от имени себя и других и служить более широким интересам своей науки и своей родины, как он их понимал.

Информация о журнале

History of Philosophy of the Life Sciences — это междисциплинарный журнал, посвященный комплексному подходу к пониманию наук о жизни. В частности, он приветствует материалы от биологов, историков, философов и ученых в области социальных исследований науки, которые предлагают широкие и междисциплинарные взгляды на развитие биологии, тем более что эти взгляды освещают как научное развитие биологии, так и ее большую роль в обществе. Особенно поощряются совместные работы, в которых используются различные дисциплинарные подходы, а также работы, написанные старшими и младшими учеными (включая аспирантов). HPLS также приветствует материалы, представленные в новых форматах. Хотя ожидается, что большинство представленных материалов будут представлять собой недавние исследования, они также могут включать эссе по современным проблемам или перспективам, результаты уникальных семинаров и / или дискуссий с широким спектром точек зрения. Статьи публикуются при том понимании, что они не публиковались ранее и одновременно не предлагаются в какой-либо другой журнал. Авторы обычно получают решение по своим статьям в течение 3 месяцев после получения. Языки журнала: английский, французский, немецкий и итальянский; однако можно рассмотреть и другие языки. Рецензии на книги публикуются только на английском языке.

Информация об издателе

Зоологическая станция Антона Дорна в Неаполе была основана в 1872 году немецким ученым Антоном Дорном. В настоящее время это общественная исследовательская организация, контролируемая Министерством студенческой разведки Университета и делла Ричерка. Stazione Zoologica входит в число ведущих научно-исследовательских учреждений мира в области морской биологии и экологии. Инициированный его основателем с миссией по продвижению фундаментальных исследований путем размещения ученых, которым нужны морские организмы для их исследований, теперь он основан на исследованиях, проводимых его собственным персоналом. Нынешняя миссия Stazione Zoologica заключается в проведении фундаментальных исследований в области биологии с упором на морские организмы и их биоразнообразие, тесно связанных с исследованиями биологической эволюции и динамики морских экосистем, с использованием комплексного и междисциплинарного подхода. Stazione Zoologica также поддерживает доступ к морским организмам для международного научного сообщества и обеспечивает обучение высокого уровня в областях своей деятельности.

Права и использование

Этот предмет является частью коллекции JSTOR.
Условия использования см. в наших Условиях использования
История и философия наук о жизни © 1995 Stazione Zoologica Антон Дорн — Неаполь
Запросить разрешения

Интернет-архив психологии и марксизма

Советская психология: Интернет-архив психологии и марксизма

Создание разума. А Р Лурия

НЕ будет преувеличением сказать, что Выготский был гением. Через более чем пять десятилетий в науке я больше никогда не встречал человека, который хотя бы приблизился к его ясность ума, его способность обнажать существенную структуру сложных проблемы, его широта знаний во многих областях и его способность предвидеть дальнейшее развитие его науки.

Мы познакомились в начале 1924 года на Втором психоневрологическом съезде в Ленинграде. Это собрание было важнейшим в то время форумом для советских ученых. кто работал в общей области психологии. Корнилов привез из института психологии несколько его младших коллег, среди которых я был включены.

Когда Выготский встал, чтобы произнести свою речь, у него не было печатного текста, из которого можно было бы читать, даже не заметки. Тем не менее, он говорил бегло, никогда, казалось, никогда не останавливался и не искал его память для следующей идеи. Даже если бы содержание его речи было банальным, его выступление отличалось бы убедительностью стиля. Но речь его отнюдь не была прозаичной. Вместо выбора второстепенной темы, как и подобает молодому человеку двадцати восьми лет, впервые говорящему с собирая седобородых в своей профессии, Выготский выбрал трудный тема соотношения условных рефлексов и сознательного поведения человека.

Только в прошлом году Корнилов использовал эту же трибуну для атаки. интроспективных теорий в психологии. Его точка зрения возобладала, и его объективный, реактологический подход был господствующей точкой зрения в нашем институте. И Бехтерев, и Павлов были здоровы. известны своим противостоянием субъективной психологии, в которой сознание была ключевой концепцией. Тем не менее Выготский отстаивал позицию, согласно которой сознание как понятие должно было остаться в психологии, утверждая, что оно должно быть изучено объективными средствами. Хотя ему не удалось убедить всех в правоте с его точки зрения было ясно, что этот человек из небольшого провинциального городка на западе Россия была интеллектуальной силой, к которой нужно было прислушаться. Было решено пригласить Выготского в молодой состав нового, реорганизованного Институт психологии в Москве. Осенью того же года приехал Выготский. в институте, и мы начали сотрудничество, которое продолжалось до его смерти десять лет спустя.

До приезда в Ленинград Выготский преподавал в пединституте. в Гомеле, провинциальном городке недалеко от Минска. По образованию он был литературным критик, чья диссертация о шекспировском «Гамлете» до сих пор считается классикой. В этой работе, а также в своих исследованиях басен и других художественных произведений, он обнаружил поразительную способность к психологическому анализу. Он был под влиянием ученых, которые интересовались влиянием языка на мышление процессы. Он ссылался на труды русских А. А. Потебрии и Александра фон Гумбольдт, впервые сформулировавший гипотезу Сепира-Уорфа о лингвистическом относительность. Работа Выготского в пединституте свела его с с проблемами детей, которые страдали врожденными дефектами – слепотой, глухотой, умственной отсталостью – и с необходимостью найти способы помочь таким дети реализуют свой индивидуальный потенциал. Это было во время поиска ответов к этим проблемам, что он заинтересовался работами академических психологов.

Когда Выготский приехал в Москву, я еще проводил занятия по сводному двигательный метод с Леонтьевым, бывшим учеником Челпанова, с которым я с тех пор связаны. Признавая незаурядные способности Выготского, Леонтьев и я обрадовался, когда стало возможным включить Выготского в нашу работу. группа, которую мы назвали «тройкой». С Выготского как нашего признанного лидера, мы предприняли критический обзор история и современное состояние психологии в России и мире. Нашей целью, сверхчестолюбивой в манере, характерной для того времени, было создание новый комплексный подход к психологическим процессам человека.

Наше общее предположение с самого начала заключалось в том, что ни субъективная психология, предложенные Челпановым, ни упрощенные попытки свести всю сознательной деятельности на простые рефлекторные схемы обеспечили бы удовлетворительное Модель психологии человека. Новый синтез частичных истин предыдущих нужно было найти подходы. Контуры этого предвидел Выготский. новый синтез.

В значительной степени опираясь на немецкую, французскую, английскую и американскую литературу, Выготский разработал свой анализ того, что он назвал кризис в психологии. Он обсуждал эти идеи на различных конференциях и фактически записал их в 1926 когда он был госпитализирован для лечения туберкулеза. К сожалению, это работа никогда не публиковалась; рукопись была утеряна во время Второй мировой войны, и копия не была обнаружена до 1960 года, когда она была помещена в его архив.

Согласно анализу Выготского, ситуация в мировой психологии на Начало ХХ века было крайне парадоксальным. Во время второго половине девятнадцатого века Вундту, Эббингаузу и другим удалось превращение психологии в естественную науку. Основная стратегия в их подходе заключалась в том, чтобы свести сложные психологические события к элементарным механизмам, которые могли изучаться в лаборатории точными экспериментальными методами. «Смысл» или «значение» сложные стимулы были урезаны, чтобы нейтрализовать влияние переживаний вне лаборатории, которые экспериментатор не мог контролировать или должным образом оценивать. Отдельные звуки и огни или бессмысленные слоги были излюбленными стимулы, послужившие поводом для поведения. Целью исследователей стало открытие законов элементарных механизмов, давшее начало этой лаборатории поведение.

Признавая успех этого предприятия, Выготский указывал, что Существенным следствием этой стратегии было исключение всех высших психологических процессы, в том числе сознательно контролируемое действие, произвольное внимание, активное запоминание и абстрактное мышление. Такие явления либо игнорировались, как в теории, выведенные из рефлекторных принципов или оставленные менталистическому описанию, как в представлении Вундта об апперцепции.

Неспособность психологов-естественников включить сложные человеческие функции в своей работе побудили Дильтея, Шпрангера и других предложить альтернативный подход. Они взяли в качестве своего предмета именно те процессы то, с чем не могли справиться естествоиспытатели: ценности, воля, установки, абстрактные рассуждения. Но все эти явления трактовались в чисто феноменологическом, описательная манера. Они утверждали, что объяснение невозможно в принципе. Чтобы подчеркнуть трудность, они задавали вопрос: «Можно ли спросить, почему сумма углов треугольника равна 180°?»

Рассматривая эту ситуацию, Выготский указывал, что разделение труда между психологами-естественниками и психологами-феноменологами. пришли к неявному соглашению о том, что сложные психологические функции, те самые функции, которые отличают людей от животных, не могли быть изучены научно. Натуралисты и менталисты искусственно расчленили психология. Его целью и нашей задачей было создание новой системы, которая синтезировать эти противоречивые подходы.

Вероятно, невозможно оценить все влияния на нас, когда мы предприняли грандиозный пересмотр психологии в начале 1925 года. Но я знаю некоторые ресурсы, на которые мы опирались. За естественнонаучной базой мы обратились к Павлову. изучение «высшей нервной деятельности». Основные структурные единицы, которые производили адаптивные приспособления к окружающей среде изучались тогда Павловым и его сотрудники на своей опытной станции под Ленинградом. Павловская психофизиология дало материалистическую основу нашему изучению разума.

Особое впечатление на Выготского произвело творчество В. А. Вагнера, выдающегося Российский специалист по сравнительному изучению поведения животных. Вагнер был ученый, применивший широкий биологический подход к поведению животных. Его идеи об эволюции произвели большое впечатление на Выготского, и эти двое в длительной переписке.

В рамках собственно психологии мы много читаем. Хотя мы не согласны со многими их теоретических идей, мы нашли много достоинств в работе нашего немецкого современники, особенно Курт Левин, Хайнц Вернер, Уильям Стерн, Карл и Шарлотта Бюлер и Вольфганг Келер, многие из которых слишком мало известны мои американские коллеги. Мы приняли их настойчивость в отношении эмерджентной природы. сложности многих психологических явлений. Павловские рефлексы могут служить материальной основой разума, но они не отражали структурного реалии сложного поведения или свойства высших психических процессов. Точно так же, как свойства воды нельзя было бы открыть непосредственно из знания что вода состоит из двух атомов водорода и одного атома кислорода, свойства психологический процесс, такой как произвольное внимание, не может быть восстановлен непосредственно зная, как отдельные клетки реагируют на новые стимулы. В обоих случаях свойства «системы» – вода в одном случае добровольная внимание в другом – должно пониматься как качественно отличное от единицы, из которых они состоят.

Мы также приняли к сведению тот факт, что похожее поведение не обязательно отражают сходные психологические механизмы. При изучении детей разных возрастов или людей из разных культур, нам нужно было тщательно изучить природа и история развития поверхностного сходства, чтобы исключить весьма вероятное существование различных базовых систем.

Когда нам стали известны «Язык и мышление ребенка » Пиаже, мы изучали это тщательно. Принципиальное несогласие с интерпретацией отношения между языком и мыслью отличало нашу работу от работы этого великого Швейцарский психолог. Но мы нашли стиль его исследований, особенно его использование клинического метода при исследовании отдельных когнитивных процессов, очень совместим с нашей целью обнаружения качественных различий которые отличают детей разного возраста.

Выготский был среди нас и ведущим марксистским теоретиком. В 1925 году, когда он опубликовал лекцию, которая привела его в Москву, он включил цитату от Маркса: это было одним из ключевых понятий в теоретической структуре, которую он предложено нам:

Паук выполняет операции, напоминающие ткача, и ящики, которые пчелы, строящиеся в небе, могут опозорить работу многих архитекторов. Но даже худший архитектор отличается от самой способной пчелы с самого начала в что прежде чем построить коробку из досок, он уже построил ее в его голова. В конце рабочего процесса он получает результат, который уже существовало в его уме до того, как он начал строить. Архитектор не только меняет форму, данную ему природой, в пределах ограничений, налагаемых природой, но он также выполняет свою собственную цель, которая определяет средства и характер деятельности, которой он должен подчинить свою волю. ( Капитал , Пт. 3, гл. 7, с. я)

Такого общего заявления, конечно, недостаточно, чтобы дать подробное комплекс процедур по созданию экспериментальной психологии высшей психологической функции. Но в руках Выготского методы анализа Маркса действительно служили жизненно важную роль в формировании нашего курса.

Под влиянием Маркса Выготский пришел к выводу, что происхождение высших форм сознательное поведение следует искать в социальных отношениях индивида с внешний мир. Но человек не только продукт окружающей его среды, он также активный агент в создании этой среды. Пропасть между естественным научные объяснения элементарных процессов и менталистские описания сложных процессов нельзя было бы преодолеть, пока мы не открыли бы, как естественные такие процессы, как физическое созревание и сенсорные механизмы, переплетаются с культурно детерминированными процессами для производства психологических функций взрослых. Нам нужно было как бы выйти за пределы организма, чтобы обнаружить источники специфически человеческих форм психологической деятельности.

Выготский любил называть свой подход «культурным», «историческим, или «инструментальной» психологии. Каждый термин отражал различные особенности предложенного им нового подхода к психологии. Каждый подчеркивал разные источники общего механизма, с помощью которого общество и социальная история формируют структура тех форм деятельности, которые отличают человека от его животных соседей.

«Инструментальный» относился к в основном опосредованной природе всех сложные психологические функции. В отличие от основных рефлексов, которые можно охарактеризовать в процессе стимул-реакция высшие функции включают в себя вспомогательные стимулы, которые, как правило, производятся самим человеком. Взрослый не только отвечает к стимулам, предъявляемым экспериментатором или его естественной средой, но также активно модифицирует эти стимулы и использует свои модификации как инструмент своего поведения. Мы знаем некоторые из этих модификаций по народным обычаям, таким как как завязывание веревки вокруг пальца для более эффективного запоминания. Многие менее прозаические примеры этого принципа были обнаружены в исследованиях изменений. в структуре детского мышления по мере его взросления с трехлетнего возраста до десяти лет.

«Культурный» аспект теории Выготского касался социального структурированные способы, с помощью которых общество организует виды задач, которые растущие детские лица и виды инструментов, как умственных, так и физических, которые молодые ребенку предоставляется возможность освоить эти задачи. Один из ключевых инструментов, изобретенных человечеством является языком, и Выготский особо подчеркивал роль языка в организация и развитие мыслительных процессов.

«Исторический» элемент слился с культурным. Инструменты которые человек использует, чтобы овладеть своим окружением, и его собственное поведение не полностью развился из головы бога. Они были изобретены и усовершенствованы в долгий путь социальной истории человека. Язык несет в себе обобщенное понятия, являющиеся кладовой человеческого знания. Специальные культурные инструменты подобно письму и арифметике, чрезвычайно расширили возможности человека, сделав мудрость прошлого, поддающегося анализу в настоящем и совершенствуемому в будущем. Эта линия рассуждений подразумевало, что если бы мы могли изучить, как различные мыслительные операции структурированы среди людей, чья культурная история не снабдила их таким инструментом, как как письмо, мы обнаружили бы иную организацию высших познавательных процессов но подобное структурирование элементарных процессов. у меня была возможность оценить эти самые идеи в начале XIX30 с.

Все три аспекта теории применимы к развитию детей. С момента рождения дети находятся в постоянном взаимодействии со взрослыми. которые активно стремятся включить их в свою культуру и исторически накопленный запас смыслов и способов ведения дел. В начале детская реакции на мир преобладают естественные процессы, а именно те, которые обеспечиваются по своему биологическому наследию. Но благодаря постоянному заступничеству взрослых, начинают складываться более сложные, инструментальные психологические процессы. В во-первых, эти процессы могут действовать только в процессе детского взаимодействия. со взрослыми. Как выразился Выготский, эти процессы интерпсихичны; то есть, они распределяются между людьми. Взрослые на этой стадии являются внешними агентами, опосредующими контакт детей с миром. Но по мере взросления детей процессы которые изначально были разделены со взрослыми, теперь исполняются в детях сами себя. То есть опосредованное реагирование на мир становится интрапсихическим. процесс. Именно через эту интериоризацию исторически обусловленного и культурно организованные способы работы с информацией, которые имеют социальный характер. людей становится их психологической природой, а также.

Когда мы впервые приступили к этой работе, мы втроем — Выготский, Леонтьев и я — использовали встречаться на квартире Выготского один или два раза в неделю, чтобы спланировать исследование, которое потребуется для развития его идей. Мы рассмотрели каждую из основных концепций в когнитивной психологии – восприятие, память, внимание, речь, решение проблем, и двигательной активности. В рамках каждой из этих областей нам приходилось придумывать новые экспериментальные договоренности, которые включали бы представление о том, что по мере того, как высшие процессы меняется вся структура поведения.

В это время я занимал должность директора лаборатории психологии в Институте коммунистического просвещения им. Крупской, носившем имя Ленина. жена, женщина, которая после революции чрезвычайно поддерживала воспитательной работы в СССР. Институт находился через дорогу от того, что тогда назывался Вторым Московским университетом (ныне Педагогический институт). Опираясь на студентов университета, я сформировал студенческий психологический кружок. где мы обсуждали идеи Выготского. Каждый из учеников и коллег Выготского поставил перед собой задачу разработать экспериментальные модели для развития инструментальное поведение.

Особой сферой деятельности Алексея Леонтьева стало развитие памяти. Работая с нормальными и отсталыми детьми разного возраста, Леонтьев разработал задача, в которой испытуемый мог бы использовать вспомогательные стимулы, чтобы помочь ему запомнить серию стимулов, представленных экспериментатором. Далее, Леонтьев показали, что процесс овладения опосредованным запоминанием длительный и сложно. Сначала очень маленький ребенок, представленный ясными напоминаниями о дюжина или около того общеупотребительных слов, например изображение саней, чтобы помочь ему вспомнить слово «лошадь» вообще не обращает внимания на напоминания. Такой ребенок может помнить два, три или четыре слова, но не систематически. и не давая никаких доказательств участия в какой-либо специальной деятельности для обеспечения запоминания. Мы назвали такое поведение «естественным запоминанием», поскольку стимул, по-видимому, запоминается в процессе прямого, неопосредованного впечатления.

Чуть позже ребенок может начать замечать напоминания или «вспомогательные стимулы», как мы их называли. Хотя вспомогательные раздражители иногда помогали ребенок, как правило, не напоминал ему о раздражителях. это должно было вызвать. Вместо этого ребенок просто включил бы его в цепь ассоциаций. Таким образом, если бы «сани» были напоминанием, ребенок может закончиться тем, что он вспомнит «снег» вместо «лошадь». Все еще впоследствии ребенок мог использовать такие готовые напоминания достаточно эффективно, но процесс употребления вспомогательных раздражителей был еще внешним по отношению к ребенку в чувство, что связи между стимулами, которые нужно запомнить, и напоминаниями были задается конверсионными значениями слов, т. по культуре. Лишь несколько позже, в возрасте девяти-десяти лет, мы начали наблюдать за интернализованным посредничеством, когда дети начинали создавать собственные напоминания что практически любой вспомогательный стимул будет эффективен для улучшения памяти. Идея использования двух наборов стимулов, один из которых является основным набором, который необходимо освоить. а другой вспомогательный набор, который может служить инструментом для освоения первичный набор, стал центральным, методологическим инструментом во всех наших исследованиях.

Предыдущие эксперименты о том, как делается сложный выбор, проводились с обученными взрослыми. которые должны были нажать одну или несколько телеграфных клавиш при предъявлении стимула. Сравнивая скорость одной реакции на один стимул со временем требовалось выбирать между двумя или более стимулами, многие исследователи надеялись уметь изучать психологию единичного выбора и различать процесс выбора из других процессов, таких как дифференциация между стимулами и организации двигательной реакции. Выготский резко критиковал эту работу, указывая противоречия в типичных результатах, которые предполагали необходимость нового способа трактовать процесс выбора.

Вместо того, чтобы полагаться на данные обученных взрослых, Наталья Морозова изучила Развитие сложного выбора у маленьких детей. В ее экспериментах трех- или четырехлетнему ребенку предлагалось простое задание: «Нажми на кнопку, когда вы видите красную карточку». Затем были две или, может быть, три карты. показаны ребенку одновременно и три клавиши были доступны для нажатия. Когда эти осложнения были введены, систематическое течение детского ответ распался. Ребенок часто забывал, какой цвет сочетается с каким ключ. Даже если ребенок помнил, какие клавиши нажимать в ответ на какие раздражители, весь способ реагирования был совершенно иным, чем типичный взрослых. Как только показывался стимул, ребенок начинал реагировать, но ответ не имел особого направления. Выбор не был сделан среди варианты ответа. Скорее, ребенок двигался нерешительно, как бы выбирая между вместо этого его собственные движения среди раздражителей.

Исследования Морозовой по выбору вскоре превратились в исследования памяти такого рода. что Леонтьев предпринимал в то время. С тех пор, как мы вспомнили, какие раздражители пошел, ответы на которые оказались трудными для маленького ребенка, Морозова стали вводить в опыт реакции выбора вспомогательные раздражители. Таким образом, ребенку показывали изображение лошади с наклеенным изображением саней. на соответствующем ключе. Когда Морозова проследила, как начинались дети использовать вспомогательные стимулы, чтобы направлять свои реакции выбора, она обнаружила, что правила, управляющие приобретением опосредованного запоминания, применялись к помня, что это требовалось и в эксперименте по выбору.

Р. Е. Левиной проводились исследования планирующей роли речи. На поверхности эта работа казалась совершенно отличной от работ Леонтьева и Морозовой, но основная идея была точно такой же. Хотя Пиаже произвел на нас впечатление своими исследованиями отношения между языком и мышлением у молодых ребенка, мы в корне не согласились с его мыслью о том, что ранняя речь у ребенка не играет существенной роли в мышлении. Фазы развития речи-мысли. отношения, по мнению Выготского, были примерно такими. Изначально мотор и речевые аспекты поведения ребенка сливаются. Речь включает референциальное элементы, предметно-ориентированный разговор, эмоциональные выражения и другие виды социальной речи. Поскольку ребенок окружен старшими, речь начинается приобретать все более демонстративные черты, что позволяет ребенку указать, что он делает и каковы его потребности. Через некоторое время ребенок, различая других с помощью речи, начинает различать для себя, внутри. Таким образом, речь перестает быть только средством руководство поведением других и начинает выполнять функцию самоуправления.

Левина просила детей 3-4 лет решать аналогичные задачи. те, которые Вольфганг Келер позировал своим шимпанзе: чтобы получить желаемое объекты, которые были вне досягаемости. Например, конфету положили в шкаф в недоступном для детей месте палку, лежащую рядом на полу. Один ребенок вел себя следующим образом: разговаривая сама с собой:

«Эта конфета так высоко. [Здесь ребенок забирается на диван и подпрыгивает вверх и вниз.] Я должна позвонить маме, чтобы она достала это для меня [подпрыгивает немного более]. Там нет никакого способа получить его, это так высоко. [Здесь ребенок берет палку, глядя на конфету.] У папы тоже большой шкаф, и иногда он не могу дотянуться до вещей. Нет, я не могу взять его рукой, я еще слишком мал. Лучше стоять на табурете [залезает на табуретку, машет палкой, которая стучит шкаф]. Тук-тук. [Здесь ребенок смеется. Взглянув на конфету, она берет палку и сбивает ее со шкафа.] Вот! Палка попалась. Мне придется взять эту палку домой».

Выготский обращал особое внимание на то, как, казалось бы, эгоцентрическая речь в подобных задачах начинает играть роль в выполнении действия и затем в планировании действия. В какой-то момент в ходе решения этих проблем речь перестает просто сопровождать действие и начинает организовывать поведение. В Короче говоря, он приобретает инструментальную функцию, которую он считал характерной всех детей старшего возраста и взрослых.

Эту же фундаментальную идею Александр Запорожец применил к реструктуризации двигательного поведения, возникающего по мере взросления ребенка. На место натурального движения, контролируемые извне, ребенок начинает приобретать произвольный контроль над собственными движениями. Переход от естественных, непроизвольных движений к инструментальным, произвольное движение можно было увидеть очень четко, поместив ребенка в ситуацию где, чтобы успешно выполнить задачу, он должен был вести себя по внешнему правилу.

Например, предположим, что мы хотим изучить приобретение прыжковых движений. У очень маленьких детей прыжки возникают только при непосредственном контексте, в том числе этого требует собственное желание ребенка. Прыжки «просто случаются». Мы не может его вызвать. Затем постепенно ребенок начинает использовать вспомогательные раздражители. овладеть собственными движениями. Сначала эти вспомогательные раздражители носят внешний характер. природа; перед ребенком кладут доску, чтобы направлять комка или взрослого дает словесную команду «Прыгай». Позже ребенок может достичь того же уровень мастерства, отдав команду самому себе, произнеся слово «прыжок» в шепот. Наконец, ребенок может просто подумать «прыгать», и движения раскрываться произвольным образом.

Совсем другим примером является Л. С. Сахаров, талантливый сотрудник Выготского. который умер в молодом возрасте, применил тот же метод к изучению классификации. Он обнаружил, что именующая функция слов, которая кажется постоянной на разных возрастных уровнях, потому что поверхностные черты слов остаются же, на самом деле претерпевает глубокие изменения в ходе развития. В самом самых ранних стадиях слова обозначают целые комплексы референтов, в том числе не только названный предмет, но и чувства ребенка к этому предмету. Следующий, слова относятся к объектам и их конкретному контексту, и только позже они начинают обращаться к абстрактным категориям. Метод блочной сортировки, на котором эти наблюдения в свое время назывались методом Выготского-Сахарова. впервые изобрели, но с годами, по мере того как оно начало приживаться за границей, пришло получил название метода Харифмана-Касанина в честь двух исследователей, перевел работу Выготского и применил метод.

В 1929 г. наша группа посвятила себя изучению ранней «означающей» деятельности, под которым мы имели в виду то, как дети начинают заниматься деятельностью, которая придавать значение стимулам, которыми их просят овладеть, тем самым создавая собственной инструментальной, опосредованной деятельности. Мы разработали идею спрашивать дети должны придумывать пиктограммы, картинки по своему выбору, чтобы помочь им запомнить ряд абстрактных слов.

На самом раннем этапе дети действительно неспособны к изобразительному стимул, который может привести к более позднему воспоминанию. Например, четырехлетний ребенок спросил нарисовать что-нибудь, что помогло бы ей вспомнить фразу «Учитель злится, — ответил он, смеясь и делая простую отметку на бумаге. Она говорила о своей деятельности, но ее речь и движения не направлялись. задачей запоминания и не имели никакого инструментального отношения друг к другу. Она забыла не только фразу, но и цель всего задача.

Мы видели зачатки полезного производства у детей немного старше. Дети не только сделали фотографии, запечатлевшие важный элемент фразы (глухой мальчик был изображен голова без ушей), но детские описания носили интересный характер. Как указывал Выготский, эти дети, сделав картинку, обращались к экспериментатору (хотя этого и не требовалось) и формулировали, будто взрослый есть признак раздражителя. Например, на фразу «хитрая старушка» один ребенок нарисовал старушку с большими глазами. Повернувшись к экспериментатору, он сказал: «Посмотрите, какие большие глаза они есть.» Когда мы работали со старшими детьми, мы обнаружил, что эта «привлекающая внимание» речь перестала быть обращенной к взрослому. Вместо этого оно «ушло внутрь» и использовалось ребенком для управления собственными действиями.

Отдельные исследования, которые мы проводили в это время, о которых я упомянул некоторые из них должны считаться банальными сами по себе. Сегодня мы бы рассмотрели их не более чем студенческие проекты. И это именно то, что они были. Тем не менее, общая концепция, на основе которой были организованы эти экспериментальные исследования, методологическую основу общей теории Выготского и набор экспериментальных методов, которые я должен был использовать на протяжении оставшейся части моей карьеры. Студенты, выполнявшие эту работу, сыграли важную роли в развитии советской психологии, обобщая эти ранние усилия различными изощренными способами.

Моя собственная работа была навсегда изменена моей связью с Выготским и гениальные исследования наших студентов. В то же время, когда мы несли вне этого нового направления работы я все еще проводил исследования с использованием комбинированного двигательный метод, но, как показано в Природа человеческих конфликтов , фокус в моей работе стали меняться. Хотя я начал с интереса к изучению динамического течения эмоций, Выготский видел в моих исследованиях образец для изучения связь между сложными произвольными движениями и речью. Особенно, он подчеркивал, что речь служит инструментом организации поведение. В результате в последующие главы Природа человеческих конфликтов Я включил некоторые из моих самых ранних исследования по развитию регуляторной роли речи. Эта тема стала стал центром моей работы лишь много лет спустя.

Крайне трудно, по прошествии стольких лет, вернуть себе огромный энтузиазм, с которым мы выполнили эту работу. Вся группа отдавал почти все свое время нашему грандиозному плану реконструкции психологии. Когда Выготский отправился в путешествие, студенты написали стихи в честь своего путешествия. Когда он читал лекцию в Москве, все пришли его послушать.

Его лекции всегда были большим событием. Для него это не было чем-то необычным читать лекции по три, четыре и даже пять часов подряд. Более того, он сделал это не так много, как обрывок заметок. Большая часть сохранившегося материала описание работы Выготского взято из стенографических записей этих лекций.

В первые годы нашей совместной работы наша теоретическая позиция встретила мало понимания или энтузиазма. Люди спрашивали: «Почему культурная психология? Каждый процесс представляет собой смесь природного и культурного влияния. Почему исторический психология? Можно иметь дело с психологическими фактами, не интересуясь в истории поведения первобытных народов. Почему инструментальная психология? Мы все используем инструменты в наших экспериментах».

Со временем, в результате многочисленных горячих дискуссий и обменов мнениями в научных и общественных журналах изоляция нашей небольшой группы дошла до конец. Наши методы стали более изощренными, наши теории — более основательными и крепкий. Через несколько лет концепции, сформулированные Выготским, получили широкое распространение. и в конечном итоге они легли в основу основной школы советской психологии.

Одна из многих характеристик творчества Выготского, сыгравшая важную роль в формировании моя дальнейшая карьера заключалась в его настойчивости в том, что психологические исследования никогда не должны ограничиваться сложными спекуляциями и лабораторными моделями, оторванными от реальный мир. Центральные проблемы человеческого существования в том виде, в каком оно переживается в школе, на работе или в вся клиника служила контекстами, в которых Выготский пытался сформулировать новый вид психологии. Показательно, что, когда Выготский получил свой первый работу инструктором в пединституте в Гомеле, он посвятил свое внимание к специальным проблемам воспитания умственно отсталых детей. Он не забыл этого интерес. В течение 1920-х годах он основал Экспериментальный дефектологический институт (ЭДИ), который сейчас называется Институтом дефектологии Академии педагогических наук. наук.

В отличие от многих предыдущих исследователей детей-инвалидов, Выготский сосредоточился на его внимание на способности, которые были у таких детей, способности, которые могли бы являются основой для полного раскрытия их потенциала. Это была их сила, не их дефекты, что интересовало его больше всего. В соответствии с его общим подходом, он отвергал простые количественные описания таких детей в терминах одномерных психологические черты, отраженные в результатах тестов. Вместо этого он полагался на качественные описания особой организации их поведения. Его диагностика протоколы обследования детей с различными формами недостаточности сохранены его сотрудником Л. Гешелиной, но многие были уничтожены во время войны, а другие были утеряны после смерти Гешелиной. Тем не менее. эта работа была вели многие способные люди, в том числе его первые ученики, Морозова и Левина.

Второй и не менее важной областью прикладной деятельности Выготского была психиатрия. В это время психиатрия разделяла кризис, характерный для психологии. Его теории, какими бы они ни были, были в значительной степени описательными и в высшей степени спекулятивными. За несколькими заметными исключениями его методы были субъективными и бессистемными. Выготский решительно выступал против «глубинной психологии» Фрейда. чрезмерное внимание к биологической природе человека. Вместо этого он предложил психологию с «высот» социально организованных переживаний человека, которые, он утверждал, определяет структуру сознательной деятельности человека. Из с теоретической точки зрения, психиатрическая клиника предоставляла дополнительные условия в котором изучать высшие психические функции. Он применил ряд экспериментальные задания – некоторые из них заимствованы из опытно-конструкторских работ, некоторые придуман для особого населения – чтобы иметь возможность вызывать патологические поведение в экспериментально контролируемых условиях. К этому присоединился работы Блюмы Зейгаррук, вернувшегося в СССР в конце 1920 секунд спустя несколько лет учился у Курта Левина в Германии.

Пожалуй, одно из самых плодотворных прикладных направлений, изученных Выготским, и уж точно наибольшее влияние на мою карьеру оказала его работа в области неврологии. Этот интерес побудил нас обоих пойти на курсы в медицинскую школу. Для меня это было возвращение к медицинской карьере, которую мой отец желал для меня десятилетием ранее. Для Выготского это было началом пути, который не позволяло ему пройти время. путешествовать.

Неврология, которую мы знали в 1920-х гг. , основывалась главным образом на достижениях немецкой неврологии во второй половине девятнадцатого века. Некоторые крупные «центры», контролирующие были идентифицированы психологические функции, такие как речевой центр, обнаруженный Полем Брока, а неврологи были заняты составлением карт головного мозга. кора. Эта работа оказалась важной для формулирования корковой основы психологического функции. Но Выготский не считал этого достаточным, потому что неврологический доказательства не были тесно связаны с адекватной психологической теорией. Что за Требуемым предприятием было создание нейропсихологии.

У Выготского были две ранние модели такой сложной дисциплины в работах два российских ученых. Бехтерев применил экспериментально-психологические методы. в неврологической клинике, хотя Выготский не мог принять рефлексотерапию как учение о высших, специфически человеческих психических функциях. В Москве Неврологический институт в Россолимо разработал ряд тестов для клинических исследований. диагноз, очень похожий на батарею, разработанную несколько лет спустя Дэвидом Векслер. Но задачи, которые составляла эта батарея, не давали ясной картины психических механизмов, нарушенных неврологическими расстройствами.

Изучив предыдущие версии нейропсихологии, Выготский предложил подход, основанный на собственном анализе структуры психологического функционирования. Он стремился прежде всего уточнить соотношение между элементарными и высшими психологическими функции и их организация мозга у нормального взрослого человека. Затем он предложил общие принципы, объясняющие изменения в структуре психологического функционирование, характеризующее различные патологические состояния и ранний онтогенез.

Наблюдения Выготского в неврологической клинике начались с афазии, языковой расстройство. Этот выбор отражал его убежденность в том, что овладение языком играет решающую роль в развитии высших психических процессов. Афазия обещала быть состоянием, при котором можно было бы показать, что оно влияет на определенные аспекты. опосредованных форм познавательной деятельности в связи со специфическими неврологическими наносить ущерб. Хотя конкретные гипотезы, связанные с афазией, оказались упрощенными, общее положение о том, что неврологические объяснения человеческого поведения требуют сложная психологическая теория этого поведения оказалась центральной в позднее развитие нейропсихологии в СССР.

Подход Выготского к изучению афазии послужил образцом для всех наших более поздние исследования в области нейропсихологии. Начиная с предварительных доказательств, касающихся как неврологию, так и психологию расстройства, он использовал клинические обследования отдельных пациентов для получения более четкой картины качественного Различия между нормальным и афазным функционированием. Качественная картина синдрома затем вели в двух направлениях, к более глубокому пониманию как структуры мозга, непосредственно вовлеченные в расстройство, так и психологические особенности расстройства. Потому что в данном случае психологическое расстройство было как организованные языком, так и отраженные в нем, мы предприняли изучение лингвистики. чтобы дополнить наше психологическое исследование.

За короткое десятилетие между приездом Выготского в Москву и его смертью от туберкулеза в 1934 году, его ум и энергия создали психологическую система, до конца не изученная. Практически каждая ветвь Советская психология, как ее теория и его практическое применение находились под влиянием его идей. Эти же десять лет навсегда изменили ход моей собственной работы. Не разрушая основные импульсы, которые привлекли меня к психологии в первую очередь, Выготский дал мне несравненно более широкое и глубокое понимание предприятия в которые вписывались мои ранние исследования. К концу 1920-е годы курс на будущее моей карьеры было установлено. Мне предстояло провести оставшиеся годы, разрабатывая различные аспекты психологической системы Выготского.

С 1928 по 1934 год моя энергия была сосредоточена на демонстрации социальной происхождение и опосредованная структура высших психических процессов. Исследования возникла из убеждения Выготского в том, что высшие психические функции человека о сложном взаимодействии биологических факторов, входящих в состав нашего физического облика как Homo sapiens и культурных факторов, которые эволюционировали на протяжении десятков тысяч лет человеческой истории. На момент его смерти, мы с коллегами разработали две дополняющие друг друга стратегии открытия. взаимодействие биологических и социальных факторов в структуре высшей психологической функции. Первая стратегия заключалась в том, чтобы проследить развитие таких функций из естественных, биологически обусловленных функций, которые им предшествовали. Вторая стратегия заключалась в изучении растворения высших психологических функций. в результате какого-то оскорбления организма.

В период 1928-1934 гг. и снова в конце 1940-х гг. работайте над первым классом стратегий, которые подчеркивают изменения в развитии. С 1936 по 1945 год и снова с середины 1950-х годов до наших дней я подчеркивал изучение растворения и восстановления высших психических функций с точки зрения мозговых механизмов, которые их контролируют.

Исследования в области развития были далее разделены на три направления работы, каждое из которых из которых рассматривалась связь биологических и культурных факторов в человеческом познание по-другому. Во-первых, в попытке продемонстрировать социальный происхождение тех форм, которые принимают высшие психические функции в по-разному организованных культурных условиях мы предприняли исследование взрослых которые были воспитаны в культурных условиях, отличных от тех, которые преобладали в индустриальном центры Европейской России. Далее мы провели лонгитюдное исследование идентичных и разнояйцевые близнецы. Здесь мы, как и другие, занимавшиеся относительная роль «природы» и «воспитания» в развитии человека, использовали различия между однояйцевыми и разнояйцевыми близнецами, т. однояйцевые или монозиготные близнецы имеют одинаковый генетический материал, тогда как разнояйцевые близнецы нет. Рассчитав разницу в производительности близнецов два вида, мы надеялись разделить «природные» и «культурные» факторы в развитие. Опираясь на теорию Выготского, мы добавили свои уточнения к методам, которые тогда были доступны нам. Наконец, мы провели исследование Сравнительное развитие нормальных и умственно отсталых детей разных виды. Здесь мы использовали биологическое искажение в ходе разработки, чтобы помочь нас как в понимании структуры нормального функционирования, так и в развитии средства компенсации биологически неполноценных детей в наибольшей степени возможно благодаря тщательно разработанным учебным программам.

Работы, которые подчеркивали растворение высших функций, всегда видели как естественное дополнение к развивающей работе. Фактически в конце 1920-х гг. мы не провели четкого различия между этими двумя подходами; Наша работа шли одновременно на всех фронтах. Детский сад и поликлиника были одинаково привлекательные подходы к решению сложных аналитических проблем. Но когда в 1941 году разразилась война, выбора не было. Все наши усилия были сосредоточены на изучении корковых основ высших функций, и в последующие тяжелые годы мы применили нашу ограниченную теорию на практике, развитие как теории, так и ее приложений.

Иван Павлов Искал Великую Теорию Разума, а не слюни собак

Наука|Восстановление голоса Мастера

https://www. nytimes.com/2014/12/23/science/ivan-pavlov-sought-a- grand-theory-of-the-mind-not-drooling-dogs.html

Продолжить чтение основной истории

Необработанные данные

22 декабря 2014 г.

Используя такие инструменты, как метрономы и фисгармонии, он продемонстрировал, что собака может удивительно точно различать звуки — различать ритм в 96 и 104 удара в минуту или восходящую и нисходящую музыкальную гамму. Но на самом деле он хотел знать, о чем думают его животные. Его мечтой была великая теория разума.

Он не мог положить испытуемых на кушетку, как его коллега Фрейд, и попросить их свободно ассоциироваться, поэтому он измерял их реакцию на различные раздражители, тщательно подсчитывая их «психические выделения», эти капельки слюны.

Он знал, что колет кожу чего-то более глубокого. «Было бы глупо, — сказал он, — отвергать субъективный мир».

Это не тот Павлов, которого многие знают. В превосходной новой биографии «Иван Павлов: русская жизнь в науке» Дэниел П. Тодес, историк медицины, описывает человека, чья лаборатория в досоветской России была похожа на версию мозга Белого дома начала 20-го века. Инициатива с целью «революционно изменить наше понимание человеческого разума».

Это и было целью Павлова: построить науку, которая «ярко осветила бы нашу загадочную природу» и «наше сознание и его муки». Он произнес эти слова 111 лет назад и посвятил свою жизнь достижению своей цели. Тем не менее, когда мы слышим его имя, мы рефлекторно думаем о пускающей слюни собаке и звенящем колокольчике. Наш мозг был обусловлен мифом.

Читая книгу доктора Тодеса, я все время задавался вопросом, сколько мы действительно сделали со времен Павлова. Мозговой инициативе предшествовала в 1990-е годы, Десятилетие Мозга, за которым последовало (как будто были решены более простые проблемы) Десятилетие Разума.

Собравшись в прошлом месяце на ежегодное собрание Общества нейробиологов, исследователи сообщили о своих показаниях с микроэлектродов, ПЭТ-сканов и оптогенетических датчиков — инструментов, которые намного превзошли по точности инструменты Павлова. Но при всех всплывающих важных подробностях мы все же только касаемся поверхности того явления, которое больше всего нас очаровывает: разум, движимый любопытством, порождающим науку, искусство, литературу, музыку, высшие человеческие стремления.

«Правда в том, что мы до сих пор не можем объяснить, как мозг выполняет все, кроме самых элементарных вещей, — пишет Гэри Маркус, психолог из Нью-Йоркского университета, специализирующийся на языке и музыке, в новом сборнике эссе. «Будущее мозга». «Мы просто не понимаем, как эти части соединяются вместе».

Image

Для Павлова кусочки — атомы — были простейшими измеримыми ассоциациями. Стимул-реакция, стимул-реакция, стимул-реакция. Сплетая паутину этих связей, он надеялся уловить невыразимое.

«Движение растений к свету и поиски истины посредством математического анализа — разве это не явления одного порядка?» — спросил он. «Разве они не последние звенья в почти бесконечной цепи приспособляемости, которая проявляется повсюду у живых существ?» Мы ожидаем такого грандиозного философского высказывания больше от Уильяма Джеймса, чем от Ивана Павлова. Вот как плохо был понят этот человек.

Прочитав о случае Анны О., прославленном Зигмундом Фрейдом, Павлов стал созерцать невроз у собаки. Фрейд считал, что состояние Анны — истерия, как его тогда называли, — возникло из-за стресса, связанного с уходом за умирающим отцом. Она была опустошена его резко ухудшающимся здоровьем, но полна решимости подавить свое горе и сохранить веселое лицо. Результатом действия этих противоположных психологических сил, по мнению Фрейда, был нервный срыв.

Павлов думал, что распознал подобное явление у собаки по кличке Вампир. С помощью экспериментов со слюноотделением животное было обучено по-разному реагировать на два изображения: эллипс и круг. Одна форма будет усилена, другая подавлена. По мере того, как эллипсы становились все более круглыми и менее овальными, задача усложнялась, пока, наконец, Вампир не смог различить две формы.

Так и сорвалась бедная собака. Первоначально спокойный по натуре, он начал визжать и бегать кругами, привычно лаять без видимой причины и обильно пускать слюни. Как и Анна О., он попал между двумя импульсами — возбуждением от круга и торможением от эллипса.

По мере развития своих теорий Павлов предположил, что поведение собак и людей можно объяснить с помощью полудюжины таких процессов. Но вскоре он был поражен осложнениями. Он понял, что даже у собак разные характеры. Вначале он насчитал три «нервных типа», число которых позже выросло до более чем 25.

«Придет время — и это будет такой чудесный момент — когда все станет ясно», — писал он в момент предвкушения. И все же, как отмечает его биограф, «верным оказалось обратное». По мере того, как его лаборатория расширялась, с большим количеством ученых, собак и экспериментов, Павлов был проклят быстрым увеличением переменных. «Сейчас перед нами стоит гораздо больше вопросов, чем было раньше», — сказал он. «Мы окружены — даже раздавлены — массой деталей, требующих объяснения».

Такое же чувство возникает на ежегодных собраниях нейробиологов. Все эти детали и никакой линзы, чтобы сфокусировать их. Мозговая инициатива обязательно увеличит количество неусвоенных данных в миллион раз, в миллиард раз — это зависит от того, как вы ведете счет. Но факты не организуются сами по себе.

«Мы не можем ожидать, что теории и концепции каким-то образом возникнут из Большой науки», — пишет философ Нед Блок в другом эссе в «Будущем мозга».

Возвращаясь к рассказу о жизни Павлова, я задавался вопросом, что его собаки по-собачьи думали об этом странном двуногом в лабораторном халате, который, замкнувшись в сводящем с ума круге, пытался понять природу понимания. Мы, наверное, умнее этих существ, которых подвергаем своим экспериментам, но не бесконечно. Я снова подумал о Вампире, доведенном до безумия в головокружительной погоне за собственным хвостом.

Иван Павлов (Биография + Эксперименты)

Когда большинство людей думают об Иване Павлове, сразу приходят на ум две мысли. Во-первых, Павлов был потрясающим психологом. Во-вторых, он работал с собаками. Но хотя Павлов проделал невероятную работу с собаками и внес большой вклад в область психологии, правда в том, что он вовсе не был психологом. Итак, кем именно он был?

Кто такой Иван Павлов?

Иван Петрович Павлов был русским физиологом, наиболее известным благодаря открытию концепции классической обусловленности. Он родился 14 сентября 1849 г., в Рязани, Россия. Павлов получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине в 1904 году. Он умер в Ленинграде 27 февраля 1936 года.

Ранние годы

Иван Павлов был старшим ребенком Варвары Ивановны Успенской и Петра Дмитриевича Павлова. У него было десять братьев и сестер. Мать Павлова была домохозяйкой, а отец служил православным священником в деревенской церкви. Его дедушка также работал в церкви пономарём.

Павлов хорошо читал к семи годам. Однако он серьезно пострадал, когда в детстве упал с высокой стены. Из-за травм он провел большую часть своих ранних лет дома и в семейном саду. В этот период своей жизни Павлов полюбил природу, садоводство и работу руками.

Шли годы, тело Павлова начало медленно исцеляться. Ему было одиннадцать лет, когда он начал занятия в Рязанской церковно-приходской школе.

Чему учился Иван Павлов?

Павлов, окончив местную церковно-приходскую школу, поступил в семинарию в Рязани. На него сразу же произвело впечатление желание его учителей поделиться с ним религиозными знаниями. Но, несмотря на то, что он вырос в религиозной семье, Павлов изо всех сил пытался принять религию. Вскоре он начал задумываться, подходит ли ему изучение богословия.

В семинарии Павлов увлекся идеями Дмитрия Писарева — радикального русского писателя и общественного критика, и Ивана Михайловича Сеченова — видного русского физиолога. Их прогрессивные идеи убедили Павлова бросить религиоведение в семинарии и посвятить жизнь науке. Неудивительно, что отец Павлова пришел в ярость, когда узнал об этом. Однако Павлов был полон решимости прожить свою жизнь так, как он хотел.

Санкт-Петербургский университет

В 1870 году Павлов был принят в Санкт-Петербургский университет. Он поступил на физико-математический факультет, потому что хотел изучать естественные науки. Павлов много времени уделял изучению химии и физиологии. Его профессором-первокурсником был Дмитрий Менделеев, человек, который изобрел периодическую таблицу элементов.

Во время своего первого исследовательского курса по естествознанию Павлов и еще один студент по имени Афанасьев опубликовали научную работу по физиологии нервов поджелудочной железы. Они получили высокую оценку и были награждены золотой медалью за свою работу. В целом оценки Павлова в Петербургском университете были отличными. Он получил степень в области естественных наук в 1875 году.

Страсть Павлова к физиологии побудила его продолжить обучение в Императорской академии медицинской хирургии. Там он работал ассистентом своего бывшего учителя Элиаса фон Сиона — русско-французского физиолога. Однако фон Сион был вынужден переехать в Париж, когда студенты протестовали против его политических взглядов. Когда фон Циона сменил другой инструктор, Павлов ушел из кафедры.

Павлов два года проработал ассистентом физиологического отдела Ветеринарного института. В это время он работал над своей медицинской диссертацией по системе кровообращения. В 1878 году Павлову предложили должность заведующего физиологической лабораторией в клинике Сергея Боткина. Боткин был в то время известным клиницистом и терапевтом, а позже стал одним из столпов современной медицинской науки в России.

Павлов окончил Академию в 1879 году. По окончании учебы он был награжден еще одной золотой медалью за выдающиеся исследования. Он также выиграл стипендию в Академии. Эта стипендия и его роль в клинике Боткина позволили ему продолжить свои исследования, пока он не защитил диссертацию на Центробежные нервы сердца в 1883 году.

Работа с Карлом Людвигом

В 1884 году Павлов уехал за границу для продолжения учебы. Во-первых, он работал под руководством Карла Людвига, известного сердечно-сосудистого физиолога, в Лейпциге, Германия. Затем он отправился в Бреслау, Польша, чтобы помочь известному физиологу Рудольфу Хайденхайну в его исследовании пищеварения у собак. После завершения учебы Павлов вернулся в Россию в 1886 году.

Павлов принял должность профессора фармакологии в Военно-медицинской академии (ранее называвшейся Императорской академией медицинской хирургии) в 189 г.0. Менее чем через год его также пригласили на должность заведующего кафедрой физиологии Института экспериментальной медицины. Павлов был назначен на кафедру физиологии Военно-медицинской академии в 1895 г. и занимал эту должность в течение 30 лет. Однако большая часть его исследований по физиологии пищеварения проводилась в Институте экспериментальной медицины, где он проработал 45 лет.

Эксперимент Павлова с собакой

Основная часть исследований Павлова проводилась с 1891 до начала 1900-х годов. В 1902 году он исследовал, как у собак выделяется слюна в ответ на кормление. Чтобы измерить количество выделяемой слюны, он хирургическим путем имплантировал небольшую трубку в щеку каждой собаки. Его предсказание заключалось в том, что слюноотделение начнется только после того, как перед собаками будет поставлена еда.

Однако вскоре Павлов заметил нечто весьма интересное. Сначала у собак выделялось слюноотделение только в том случае, если им давали еду. Но позже в ходе эксперимента у собак началось слюноотделение, когда они услышали помощника Павлова, идущего с едой. Выделяли ли собаки больше слюны, потому что они чувствовали запах еды, когда ее подносили ближе? Судя по всему, нет, потому что у собак все равно выделялась слюна, даже когда помощник Павлова пришел с пустыми руками.

Павлов был очарован этими результатами. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что другие объекты или события будут вызывать такую же реакцию слюноотделения, если собаки будут ассоциировать эти объекты или события с едой. Павлов сразу понял, что сделал важное научное открытие. Он провел остаток своей профессиональной жизни, изучая этот тип обучения.

Открытие павловского обусловливания

Павловское обусловливание (также называемое классическим обусловливанием) относится к процессу обучения через ассоциации. Впервые это было задокументировано Иваном Павловым в 1902, когда он исследовал пищеварение у собак. Хотя он и был гениальным человеком, Павлов сделал это открытие совершенно случайно. Тем не менее, классическое обусловливание продолжало оказывать большое влияние на психологию.

Павловское обусловливание предполагает, что есть некоторые виды поведения, которым людям и животным не нужно учиться. Вместо этого реакция или рефлекс возникает естественным образом всякий раз, когда он срабатывает. В случае Павлова у собак выделялось слюноотделение (безусловный рефлекс), когда им давали пищу (безусловный раздражитель). В этом случае стимул и рефлекс описываются как «безусловные», потому что реакция запрограммирована у собак и не требует обучения.

Однако Павлов знал, что в ходе эксперимента собаки научились чему-то новому. Он пришел к такому выводу, потому что первоначально у собак выделялось слюноотделение только тогда, когда им давали пищу. В начале эксперимента у них не выделялось слюны, когда они слышали шаги своего помощника. Тот факт, что у собак позже началось слюноотделение, когда они услышали шаги, показывает, что они научились ассоциировать помощника Павлова с желаемой едой.

Стимулы в классическом обусловливании

Лаборантку Павлова можно рассматривать как «нейтральный стимул» в начале эксперимента. Это потому, что его присутствие не вызвало никакой реакции у собак. В ходе эксперимента собаки связывали лаборанта (нейтральный раздражитель) с едой (безусловный раздражитель). После того, как ассоциация сформировалась, у собак началось слюноотделение всякий раз, когда они слышали шаги ассистента.

Если бы собаки могли научиться ассоциировать своего помощника с едой, Павлов считал, что они могли бы научиться ассоциировать с едой другие вещи. Чтобы проверить правильность своего убеждения, он решил использовать метроном в качестве нейтрального стимула. Метроном — это устройство, которое производит щелчок или тон через равные промежутки времени.

В нормальных условиях у собак не выделяется слюна, когда они слышат звуковой сигнал. Но если тон был успешно связан с едой, Павлов полагал, что у собак будет выделяться слюна каждый раз, когда они его слышат.

Как проходили эксперименты Павлова с собакой?

Итак, Павлов начал играть тон перед тем, как покормить своих собак. Он повторял процесс в течение нескольких дней. По прошествии некоторого времени он сыграл тон, не дав собакам никакой еды. Как он и ожидал, у его собак увеличивалось слюноотделение всякий раз, когда они слышали сигнал.

Хотя собаки не реагировали на тон в начале эксперимента, к его концу они научились новой реакции. И поскольку этой реакции нужно было научиться, Павлов назвал ее «условным рефлексом». Павлов также признал, что тон больше не был нейтральным раздражителем. Связав его с пищей (безусловный раздражитель), тон стал «условным раздражителем».

Есть много сообщений о том, что Павлов использовал колокольчик для экспериментов, которые он проводил со своими собаками. И он, возможно, использовал один из них при случае. Однако Павлов хотел контролировать интенсивность, качество и продолжительность раздражителей. Поэтому в большинстве своих экспериментов он в значительной степени полагался на метроном, фисгармонию, зуммер и даже на электрошок.

В ходе эксперимента Павлов обнаружил еще одну вещь. Он понял, что тон (первоначально нейтральный раздражитель) и пища (безусловный раздражитель) должны быть представлены близко друг к другу во времени, чтобы была установлена связь. Он называл это требование законом временной смежности. Если между воспроизведением звука и подачей еды проходит слишком много времени, собаки не научатся выделять слюну, когда услышат звук.

Теория бихевиоризма

Бихевиоризм — это теория, которая предполагает, что психологию человека и животных можно понять, изучая наблюдаемые действия. В то время как многие формы психологии делают акцент на мыслях и чувствах, бихевиористы считают, что «внутренний мир» не важен, потому что его нельзя увидеть или точно измерить. Бихевиористы считают, что человеческому поведению можно научиться, взаимодействуя с окружающей средой. Следовательно, любой человек может быть обучен, чтобы стать экспертом в любой задаче, независимо от его или ее личности, культуры или генетических особенностей.

Джон Б. Уотсон

Бихевиоризм был разработан американским психологом Джоном Б. Уотсоном в 1913 году. Большое влияние на него оказали работы и наблюдения Ивана Павлова. Уотсон считал, что все аспекты человеческой психологии можно объяснить павловской обусловленностью. Он отрицал существование разума, считал, что все люди начинают с чистого листа, и утверждал, что речь, эмоциональные реакции и другие сложные виды поведения являются не чем иным, как выученными реакциями на стимулы окружающей среды.

Б. Ф. Скиннер

Еще один выдающийся бихевиорист, испытавший сильное влияние Павлова, — Беррус Фредерик Скиннер. В то время как Уотсон расширил методологический бихевиоризм, Скиннер первым разработал другой подход, названный радикальным бихевиоризмом. Скиннера многие считают отцом оперантного обусловливания — процесса обучения, отличного от классического обусловливания. Скиннер на самом деле планировал специализироваться на английском языке и стать писателем, прежде чем он познакомился с работами Павлова в 1919 году.27.

Хотя многие думают, что Павлов не заботился об изучении вещей, которые нельзя было измерить, сам он никогда не делал таких заявлений. На самом деле он рассматривал человеческий разум как великую тайну. Если ученые хотят понять человеческий разум, этот процесс должен где-то начинаться. Павлов считал, что лучший подход — начать с наблюдения и достоверных данных.

Влияние Павлова на психологию и образование

Классическое обусловливание оказало большое влияние на современные стратегии обучения. Хотя Павлов работал с животными, он всегда считал, что принципы классического обусловливания применимы и к людям. Ряд основных идей Павлова был реализован в классах и других учебных средах. Точно так же, как Павлов использовал различные стимулы, чтобы усилить или ослабить определенное поведение своих собак, многие учителя меняют свои инструменты, инструкции или среду, чтобы влиять на поведение своих учеников и улучшать обучение.

Если учитель сталкивается с постоянным проблемным поведением ученика, он может попытаться устранить или изменить такое поведение. Один из способов сделать это — изменить что-то в среде обучения, которая вызывает это конкретное поведение. Таким образом, учитель может пересадить ученика на другое место, изменить свет в классе или закрыть открытое окно, если они провоцируют плохое поведение. Учитель также может попытаться изменить свое содержание или изменить способ его представления, чтобы повысить эффективность обучения.

Эти стратегии особенно эффективны для обучения людей с проблемами поведения или нарушениями обучаемости. Они были внедрены во многих школах, домах и медицинских центрах по всему миру.

Достижения и награды Ивана Павлова

Книги

За свою долгую профессиональную карьеру Павлов опубликовал множество научных работ и лекций. Некоторые из его наиболее заметных работ были объединены в несколько книг, таких как Работа пищеварительных желез 9.0090 (1897), Условные рефлексы (1926) и Психопатология и психиатрия (1961). Его биография Павлов: Биография была написана Борисом Бабкиным и опубликована в 1949 году. Более поздняя биография Иван Павлов: Российская жизнь в науке, была написана Дэниелом П. Тодесом и опубликована в 2014 году.

Нобелевская премия Премия

Павлов был номинирован на Нобелевскую премию с 1901 по 1904 год. Однако первые три года он не получал эту премию, потому что его номинации были привязаны к множеству открытий, а не к конкретному открытию. Когда он был впервые номинирован в 1901, он уже был хорошо известен среди физиологов, особенно изучавших пищеварение. Однако исследование условных рефлексов Павлова не было опубликовано до 1902 года, и, возможно, потребовалось некоторое время, чтобы эта работа проникла в область психологии.

В 1904 году Павлов наконец получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине. Он получил награду за выдающиеся исследования пищеварения у животных. Это исследование включало удаление пищевода собаки и создание свища или туннеля в горле собаки, чтобы, если собака ела, пища не попадала в ее желудок. Затем Павлов собирал и тестировал различные выделения из пищеварительной системы собаки.

Хотя методы Павлова могут показаться экстремальными по сегодняшним меркам, он всегда делал все возможное, чтобы его собаки были сыты и здоровы. Он считал их очень ценными для своей работы. Когда его собаки в конце концов умерли, он нашел эффективные способы получить больше. Он принимал бродячих собак или даже платил ворам за кражу собак у других людей.

После того, как Павлов получил Нобелевскую премию, на него обратили внимание многие другие ученые со всего мира. Американские психологи, в частности, больше знали о его работе и с большей готовностью проверяли его открытия на условном рефлексе.

Личная жизнь и смерть

На протяжении всей жизни с Павловым всегда было непросто. В детстве он часто чувствовал себя некомфортно рядом с родителями. Он также был известен как непостоянный и трудный ученик. Когда он открыл свою лабораторию во взрослом возрасте, его сотрудники знали, что следует избегать его, если у него будет один из его многих плохих дней.

Иван Павлов Дети и жена

Иван Павлов познакомился с Серафимой Васильевной Карчевской (она же Сара) в 1878 или 1879 году. В то время Сара была студенткой педагогического института. Молодой паре не потребовалось много времени, чтобы влюбиться друг в друга. Они поженились 1 мая 1881 года.0003

Когда Сара впервые забеременела, у нее случился выкидыш. Пара была очень осторожна, когда Сара зачала во второй раз, и она родила здорового мальчика по имени Мирчик. Однако Мирчик скоропостижно скончался в детстве, и это очень угнетало Сару. В итоге у пары родилось еще четверо детей. Их звали Владимир, Виктор, Всеволод и Вера.

Иван и Сара Павловы первые девять лет жизни мужа и жены провели в нищете. Из-за финансовых проблем им часто приходилось жить в разных домах, чтобы воспользоваться гостеприимством других людей. Павлов даже выращивал картофель и другие культуры за пределами своей лаборатории, чтобы свести концы с концами. Как только их финансовое положение стало стабильным, Иван и Сара смогли жить вместе в одном доме.

В конце концов Павлов смог зарабатывать деньги на товарах для здоровья, которые он производил в своей лаборатории. Он продавал желудочный сок, который собирал у своих собак, как эффективное средство от расстройства желудка. Конечно, получение Нобелевской премии в 1904 году принесло денежное вознаграждение. Однако постоянно меняющаяся политическая сцена в России усложняла жизнь ему, его семье и коллегам-ученым.

Причина смерти

27 февраля 1936 года Иван Павлов скончался в Ленинграде, Россия. Ему было 86 лет. Он умер от проблем с легкими, вызванных пневмонией.

О русском уме (И.П. Павлов)

Дефекты русского ума: чего опасался академик Павлов

Что еще почитать

В регионах

Аксенов ответил Киеву на фейки об эвакуации: «эвакуаторы хреновы»

Самые вкусные оладьи из кабачков по-новому

Полиция задержала 50 девушек в красном на петрозаводской площади Кирова.

За час до рассвета: пропавший на трассе в Челябинской области дальнобойщик покончил с собой

Как получить звание ветерана труда

«Надо настраиваться»: стилист в Улан-Удэ предсказала возвращение моды нулевых годов

Читать онлайн «Об уме вообще, о русском уме в частности.

Читать «Об уме вообще, о русском уме в частности» — Павлов Иван Петрович — Страница 1

О русском уме и «Собаке павлова» (выставка «Ум ученого» в библиотеке) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

Книга «Об уме вообще, о русском уме в частности. Записки физиолога» Павлов И П

Иван Павлов | Биография, теория, кондиционирование, собака и факты

Прочтите краткий обзор этой темы

Жизнь

О русском уме (И.П. Павлов)

Павлов и большевики на JSTOR

Интернет-архив психологии и марксизма

Иван Павлов Искал Великую Теорию Разума, а не слюни собак

Иван Павлов (Биография + Эксперименты)

Кто такой Иван Павлов?

Ранние годы

Чему учился Иван Павлов?

Санкт-Петербургский университет

Работа с Карлом Людвигом

Эксперимент Павлова с собакой

Открытие павловского обусловливания

Стимулы в классическом обусловливании

Как проходили эксперименты Павлова с собакой?

Теория бихевиоризма

Джон Б. Уотсон

Б. Ф. Скиннер

Влияние Павлова на психологию и образование

Достижения и награды Ивана Павлова

Книги

Нобелевская премия Премия

Личная жизнь и смерть

Иван Павлов Дети и жена

Причина смерти

Добавить комментарий Отменить ответ