И п павлов о русском уме: Страница не найдена — PsyJournals.ru

Дефекты русского ума: чего опасался академик Павлов

Для нашего русского ума, утверждал академик, факты, истина, реальная действительность не указ. Для нас главное то, во что мы верим, что мы сами придумали, что у нас в мозгах. А потому мы, русские, живем фантазиями. Нам неведомо то, на чем держится человеческая культура, неведомы «большие труды и муки», ведущие к «покорности истине», неведомо то, что называется «истиной».

И в этой связи Иван Павлов приводит пример, как ни странно, сохраняющий актуальность по сей день. Нет до сих пор ни одного факта, подтверждающего веру славянофилов в особую цивилизационную миссию России. Но мы все равно в это верим. Речь идет о неувядающей вере наших патриотов-славянофилов, что Россия была создана Богом для того, чтобы научить разуму гниющий Запад. И этот пример, говорит Павлов, свидетельствует о том, что нам наплевать на истину, на правду, на факты. «Возьмите вы наших славянофилов. Что в то время Россия сделала для культуры? Какие образцы она показала миру? А ведь люди верили, что Россия протрет глаза гнилому Западу.

Поразительно: абсолютно все, что Иван Павлов называл дефектами русского общежизненного ума, живо по сей день. Все, как было, так и осталось. Преодоление русской дореволюционной неграмотности населения и выращивание многомиллионной советской интеллигенции ничего в этом отношении не изменило. Судите сами. Мы, русские, говорил академик, «не наклонны к сосредоточенности мысли, не любим ее сосредоточенность, даже отрицательно к ней относимся». А потому мы не переходим от слова, от эмоциональной оценки предмета к его изучению, к изучению причин произошедшего, а тем более к изучению его сущности, его последствий. «Русский человек не докапывается до корня дела», — утверждал Павлов.

Удивительно, но все, что происходит в современной России на различного рода телешоу, было описано Иваном Павловым сто лет назад. Споров у нас не бывает, ибо никто друг друга не слушает и спешит прежде всего высказать свое собственное мнение по обсуждаемому вопросу. Истина на самом деле никого не волнует, для нас в споре главное «натиск на противника». Мы в споре далеки не только «со стороны иначе думающих, но и со стороны действительности».

Тут какая-то мистика. «Геополитический фактор» в глазах нашей элиты — это главное зло для современной России. Но, обратите внимание, никто не говорит, кто создал это зло, и, самое поразительное, никто и не собирается бороться с этим злом, что-то менять в нашей внешней политике. Мы исходим из того, что наше руководство никогда не ошибалось и не в состоянии ошибаться. Никто у нас не собирается бороться с этим «бесом», с «геополитическим фактором». «Бес» сакрализируется в наших глазах, обретает святость, становится почти что опорой нашей жизни. И люди у нас уже всерьез начинают верить, что, если не дай бог, Запад отменит санкции, то мы погибнем. Пассивность ума соседствует у нас с какой-то поразительной обреченностью. И в этом заключается парадокс: вера в Путина сохраняется, а веры в процветание своей страны как не было, так и нет.

Вопрос «почему» оказался под запретом именно в тот период нашей истории, когда всплыли наверх, стали зримыми все глубинные проблемы российской государственности. Только один пример. На наших глазах окончательно рассыпалась сердцевина русского мира, если не союз, то сотрудничество, совместная жизнь более трех веков в одном государстве украинцев и русских, в прошлом малороссов и великороссов. Более 300 лет вместе воевали, строили, дошли до Тихого океана, обладали равными правами, особенно во времена СССР, чего, кстати, не хотят признать украинские националисты. И в результате не только разошлись по разные стороны, но и стали, скорее всего надолго, заклятыми врагами. Но никто не задает вопроса «почему».

Раньше все же, как считал Иван Павлов, была качественная разница между русским умом образованной России и умом, как он говорил, «невежественной крестьянской России». Образованная Россия, по его словам, не любила истину, не любила докапываться до корней происходящих событий, страдала романтикой, мечтательностью. Но все же она не жила народной жаждой поиска врагов. А для крестьянского ума, подчеркивал Павлов, все беды нашей жизни — это результат происков врагов, а врагом для крестьянина был прежде всего образованный, культурный человек. Народный ум, с точки зрения академика, не думает, не исследует, а только ищет врагов и связывает все свои беды с их кознями и происками, потому народному уму оказалась так близка марксистская вражда к буржуям и эксплуататорам. «Матрос, брат моей прислуги, — рассказывает Иван Павлов, — все зло, как и полагается, видел в буржуях, причем под буржуями разумелись все, кроме матросов и солдат.

Изменения, которые за сто лет произошли с русским умом, состоят в том, что крестьянская жажда поиска врагов, жажда ощущать себя жертвой происков врагов, не только перекочевала из умов невежественной России в умы грамотной, образованной России, но и стала теперь, как принято говорить, «доминирующим трендом» нашей новой общественной мысли. В современной России уже всякий, кто начинает всерьез изучать родство сталинского коммунизма с национал-социализмом, обязательно «холуй Запада».

И этой переориентации нашей общественной мысли, прежде всего политической, на поиск и разоблачение врагов, содействовало много причин. Сутью марксизма, который владел нашими мозгами почти весь ХХ век, как раз и была народная, пролетарская страсть борьбы с врагом, с капиталистами и буржуями, а потому взгляд на мир матроса-большевика, который описывал Иван Павлов, стал на самом деле сутью нашего советского обществоведения.

Академик Павлов считал, что мечтательность и леность русского ума, не желающего видеть во всей полноте нашу русскую действительность, позволившего прийти к власти большевикам, могут в конце концов погубить Россию, а потому в конце своих лекций призывал соотечественников взять себя в руки и покончить с этими «дефектами русского ума». Я потому и рискнул сказать русскому человеку, говорил Иван Павлов, кто он есть на самом деле, ибо верю, что все же русский человек в состоянии учиться, совершенствовать свой ум. Ведь даже ум животного после ряда ошибок просвещается, и оно, животное, начинает включать «тормоза», начинает избегать то, что представляет для него опасность.

Но лично у меня, в отличие от академика Павлова, оптимизма все меньше и меньше. Трудно поверить в будущее страны, у которой не только политики, но и представители исторической науки сошли с ума и считают, что суверенитет бедности, дикости и невежества предпочтительнее благосостояния, прогресса, достигаемого утратой «привилегий» на независимость от превосходящего нас в культурном и цивилизационном отношении Запада.

Читать «Об уме вообще, о русском уме в частности» — Павлов Иван Петрович — Страница 1

Иван Петрович Павлов

Об уме вообще, о русском уме в частности. Записки физиолога

Физиология и психология при изучении высшей нервной деятельности животных

Прежде всего я считаю своим долгом благодарить Философское общество, что оно в лице своего председателя изъявило готовность выслушать мое сообщение. Мне трудно было сообразить, насколько это будет интересно гг. членам. Я же лично имею перед собой определенную цель, которая выяснится в конце моего сообщения.

Я должен сообщить о результатах очень большой и многолетней работы. Работа эта была сделана мной совместно с десятком сотрудников, которые участвовали в деле постоянно и головой и руками. Не будь их – и работа была бы одной десятой того, что есть. Когда я буду употреблять слово «я», то прошу вас понимать это слово не в узком авторском смысле, а, так сказать, в дирижерском. Я главным образом направлял и согласовал все.

Перехожу теперь к самой сути.

Возьмем какое-нибудь высшее животное, например собаку. Если это и не самое высшее животное (обезьяна выше на зоологической лестнице), то собака зато самое приближенное к человеку животное, как никакое другое, – животное, которое сопровождает человека с доисторических времен. Я слышал, как покойный зоолог Модест Богданов, разбирая доисторического человека и его спутников, главным образом собаку, выразился так: «Справедливость требует сказать, что собака вывела человека в люди». Такую высокую цену он ей приписывал. Следовательно, это исключительное животное. Представьте себе собаку сторожевую, охотничью, домашнюю, дворовую и т. д. – перед нами вся ее деятельность, все ее высшие проявления, как американцы любят говорить, все поведение. Если бы я захотел изучить эту высшую деятельность собаки, значит, систематизировать явления этой жизни и отыскивать законы и правила, по которым эти явления происходят, то передо мной встал бы вопрос: как мне поступить, какой избрать путь? Вообще говоря, здесь два пути. Или это обыкновенный путь, по какому идут все. Это

Вопрос, значит, в том: чего же держаться, что целесообразнее, что лучше ведет к цели познания? Позвольте наш ответ на этот вопрос, вопрос крупной важности, передать исторически. Несколько десятков лет тому назад моя лаборатория занималась пищеварением и специально изучала деятельность пищеварительных желез, доставляющих пищеварительные соки, при помощи которых пища видоизменяется, переходит дальше вглубь организма и служит там для жизненных химических процессов. Наша задача заключалась в том, чтобы изучить все условия, при которых совершалась работа этих желез. Значительная доля исследования пришлась на первую железу, на слюнную. Детальное, систематическое изучение этой самой железы показало, что работа ее чрезвычайно тонка, чрезвычайно приспособлена к тому, что попадает в рот; количество слюны и ее качество чрезвычайно варьируют соответственно тому, что попадает в рот. Попадает сухая пища – и на нее течет слюны много, так как надо пищу сильно смочить; попадает пища, богатая водой, – слюны течет меньше. Если дело идет о пище, которая должна пройти в желудок, то течет слюна со слизью, обволакивающей эту массу, и пища, таким образом, легко проглатывается; если же попадает вещество, которое выбрасывается изо рта, то слюна течет жидкая, водянистая, для того чтобы отмыть от рта это вещество.

Вот ряд тонких соотношений между работой этой железы и тем, на что идет эта слюна. Дальше встает вопрос: на чем основана такая тонкость соотношений, каков механизм этого соотношения? В этом отношении у физиологов – а я специалист-физиолог – ответ готов. Свойства пищи действуют на концы нервов, возбуждают их. Эти нервные раздражения идут в центральную нервную систему, в определенные пункты и там переходят на нервы, идущие к слюнной железе. Таким образом, получается очевидная связь между тем, что входит в рот, и работой железы. Подробности этой связи объясняются так, что нервы, которые идут от полости рта, где действуют вещества, раздельно воспринимают кислое, сладкое, жесткое, мягкое, твердое, горячее, холодное и т. д.; таким образом, раздражения эти идут то по одному нерву, то по другому. В центральной системе эти раздражения перекидываются на слюнную железу по разным нервам. Одни вызывают такую работу, другие – другую. Следовательно, различные свойства пищи раздражают различные нервы, а в центральной нервной системе происходит переброс на соответствующие нервы, вызывающие ту или иную работу.

Так как дело шло о полноте исследования, то следовало захватить все условия, которые при этом встречаются, и помимо того, что я сказал. Поступающие в рот вещества действуют на слюнную железу. Но как тогда, когда пища стоит перед собакой, т. е. есть ли действие на расстоянии? Мы же знаем, что когда мы голодны и нам хочется есть и если при этом мы видим пищу, то у нас появляется слюна. Сюда относится выражение «текут слюнки». Надо было захватить при исследовании и это. Что же это значит? Ведь никакого соприкосновения здесь нет. Относительно этих фактов физиология говорила, что кроме обычного раздражения есть и психическое раздражение слюнной железы. Хорошо. Но что же это значит, как понимать это, как нам, физиологам, к этому приступить? Оставить это было нельзя, раз оно в деле участвует. На каком основании мы бы это забросили? Прежде всего исследуем голый факт психического возбуждения. Оказалось, что психическое возбуждение, т. е. действие вещества на расстоянии, совершенно такое же, как когда вещество входит в рот. Во всех отношениях оно совершенно такое же. Смотря по тому, какую пищу ставить перед собакой, смотря по тому, смотрит ли она на сухую пищу или жидкую, съедобную или совершенно непригодную для еды, наша железа совершенно так же работает, как и в том случае, когда такая же пища попадет в рот. При психическом возбуждении наблюдаются совершенно те же отношения, только в несколько меньшем масштабе. Но как же это изучить? Понятное дело, что, смотря на собаку, когда она что-нибудь ест быстро, вбирает в рот, долго жует, невольно думалось, что этот раз ей сильно хотелось есть и она так накидывается, так тянется, так хватает. Она очень сильно желает есть. Другой раз движения ее были замедленны, неохотны, тогда надо было сказать, что она не так сильно желает есть. Когда она ест, вы видите одну работу мышц, все устремлено на то, чтобы забрать пищу в рот, прожевать и прогнать дальше. Судя по всему, надо сказать, что ей это приятно. Когда попадает в рот непригодное вещество, когда собака выбрасывает, выпихивает его изо рта языком, когда трясет головой, то невольно хочется сказать, что ей неприятно. Теперь, когда мы решили заниматься выяснением, анализированием этого, то и стали сперва на этой шаблонной точке зрения. Стали считаться с чувствами, желаниями, представлениями и т. д. нашего животного. Результат получился совершенно неожиданный, совершенно необычайный: я с сотрудником оказался в непримиримом разноречии. Мы не могли сговориться, не могли доказать друг другу, кто прав. До этого десятки лет и после этого обо всех вопросах можно было сговориться, тем или другим образом решать дело, а тут кончилось раздором. После этого пришлось сильно задуматься. Вероятно, мы избрали не тот путь.

Чем дальше мы на эту тему думали, тем больше утверждались в мысли, что надо искать другого способа действий. И вот, как ни было на первых порах трудно, но мне путем длительного напряжения и сосредоточенного внимания удалось наконец достигнуть того, что я стал истинно объективным. Мы совершенно запрещали себе (в лаборатории был объявлен даже штраф) употреблять такие психологические выражения, как «собака догадалась», «захотела», «пожелала» и т. д. Наконец, нам все явления, которыми мы интересовались, стали представляться в другом виде.

Академик Иван Павлов о русском массовом уме (Нобелевская лекция)

«Русский ум» академика И.П. Павлова

«РУССКИЙ УМ» АКАДЕМИКА И.П. ПАВЛОВА

АКАДЕМИК И.П. ПАВЛОВ ПРЕДОСТЕРЕГАЕТ

(«русский массовый ум»)

………………………………………………………………………………………………………

…Библиография и источниковедение приобретают особое значение и предназначение в эпоху всепланетарной «оцифровки». Космически-вселенские масштабы информации обрушиваются на человека разумного. Как сориентироваться в лавинно увеличивающемся потоке всего того, что агрессивно- амбициозно вытесняет «алтари и очаги»?…

…Вновь и вновь обращаемся мы к событиям столетней давности… 1918-ый… Какую нравственно-духовную позицию занимали тогда те, кого мы называем «открывателями путей», «солью земли», чьи труды в науке и культуре входят в золотой фонд человеческой цивилизации? Вот тот же академик ИВАН ПЕТРОВИЧ ПАВЛОВ, лауреат Нобелевской премии… В 1918-ом он прочитал три лекции о РУССКОМ УМЕ…

Между лекцией академика Павлова и нами лежит эпоха. Но мы видим и осознаём злободневность и актуальность павловских наблюдений, обобщений. Мы чувствуем их «перекличку» с тем, что заботило в своё время Ломоносова и Радищева, Державина и Пушкина, Лермонтова и Гоголя, Белинского и Чаадаева, Герцена и Чернышевского, Плеханова, Толстого и Достоевского, Чехова, Менделеева…
…………………………………………………………………………………………………………………………………

.

«…Мотив моей лекции — это выполнение одной великой заповеди, завещанной классическим миром последующему человечеству. Эта заповедь — истинна, как сама действительность, и вместе с тем всеобъемлюща. Она захватывает все в жизни человека, начиная от самых маленьких забавных случаев обыденности до величайших трагедий человечества. Заповедь эта очень коротка, она состоит из трех слов: “Познай самого себя”.

«Смирение мысли.

Перейдем к последней черте ума. Так как достижение истины сопряжено с большим трудом и муками, то понятно, что человек в конце концов постоянно живет в покорности истине, научается глубокому смирению, ибо он знает, что стоит истина. Так ли у нас? У нас этого нет, у нас наоборот. Я прямо обращаюсь к крупным примерам. Возьмите вы наших славянофилов. Что в то время Россия сделала для культуры? Какие образцы она показала миру? А ведь люди верили, что Россия протрет глаза гнилому Западу. Откуда эта гордость и уверенность? И вы думаете, что жизнь изменила наши взгляды? Нисколько! Разве мы теперь не читаем чуть ли не каждый день, что мы авангард человечества! И не свидетельствует ли это, до какой степени мы не знаем действительности, до какой степени мы живем фантастически!»

Академик ИВАН ПЕТРОВИЧ П А В Л О В. 1918.

Иван Петрович напоминает: «У нас есть пословица: “Что русскому здорово, то немцу — смерть”, пословица, в которой чуть ли не заключается похвальба своей дикостью. Но я думаю, что гораздо справедливее было бы сказать наоборот: “То, что здорово немцу, то русскому — смерть”. Я верю, что социал-демократы немцы приобретут еще новую силу, а мы из-за нашей русской социал-демократии, быть может, кончим наше политическое существование»

Павлов-полемист предлагает с в о ё видение, с в о ё разумение происходящих событий, их эволюции: «Перед революцией русский человек млел уже давно. Как же! У французов была революция, а у нас нет! Ну и что же, готовились мы к революции, изучали ее? Нет, мы этого не делали. Мы только теперь, задним числом, набросились на книги и читаем. Я думаю, что этим надо было заниматься раньше. Но раньше мы лишь оперировали общими понятиями, словами, что, вот, бывают революции, что была такая революция у французов, что к ней прилагается эпитет “Великая”, а у нас революции нет. И только теперь мы стали изучать французскую революцию, знакомиться с ней»

Не правда ли: и ныне, в 2018-ом (век спустя) парадоксально-саркастическое слово русского лауреата Нобелевской премии звучит весьм злободневно? Обратим внимание на ещё один акцент лектора: «Но я скажу, что нам было бы гораздо полезнее читать не историю французской революции, а историю конца Польши. Мы были бы больше поражены сходством того, что происходит у нас, с историей Польши, чем сходством с французской революцией».

И.П. Павлов «другой животрепещущий пример», как-то: «нашу социал-демократию» («Она содержит известную правду, конечно, не полную правду, ибо никто не может претендовать на правду абсолютную. Для тех стран, где заводская промышленность начинает стягивать огромные массы, для этих стран, конечно выступает большой вопрос: сохранить энергию, уберечь жизнь и здоровье рабочего. Далее, культурные классы, интеллигенция обыкновенно имеют стремление к вырождению. На смену должны подыматься из народной глубины новые силы. И конечно, в этой борьбе между трудом и капиталом государство должно стать на охрану рабочего»).

Но это — полагает академик Павлов — совершенно частный вопрос, и проблема-то имеет большое значение там, где сильно развилась промышленная деятельность. А что же у нас? Что сделали из этого мы? – «Мы загнали эту идею до диктатуры пролетариата. Мозг, голову поставили вниз, а ноги вверх. То, что составляет культуру, умственную силу нации, то обесценено, а то, что пока является еще грубой силой, которую можно заменить и машиной, то выдвинули на первый план. И все это, конечно, обречено на гибель, как слепое отрицание действительности».

Лектор-методист и методолог мастерски преподносит сложнейшие социально-политические, цивилизационно-культурологические истины; он напоминает: «У нас есть пословица: “Что русскому здорово, то немцу — смерть”, пословица, в которой чуть ли не заключается похвальба своей дикостью. Но я думаю, что гораздо справедливее было бы сказать наоборот: “То, что здорово немцу, то русскому — смерть”. Я верю, что социал-демократы немцы приобретут еще новую силу, а мы из-за нашей русской социал-демократии, быть может, кончим наше политическое существование»..

* * *

Об уме вообще, о русском уме в частности

Какие вопросы, какие проблемы исследуются Иваном Петровичем Павловым?

Об уме вообще

Постоянное сосредоточение мысли на определенном вопросе

О русском уме

Чрезвычайное сосредоточение мысли

«…Мотив моей лекции — это выполнение одной великой заповеди, завещанной классическим миром последующему человечеству. Эта заповедь — истинна, как сама действительность, и вместе с тем всеобъемлюща. Она захватывает все в жизни человека, начиная от самых маленьких забавных случаев обыденности до величайших трагедий человечества. Заповедь эта очень коротка, она состоит из трех слов: “Познай самого себя”.

И. П. П А В Л О В.

………………………………………………………….

О русском уме и «Собаке павлова» (выставка «Ум ученого» в библиотеке) Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

УНИВЕРСИТЕТСКАЯ ИНФОРМАЦИЯ

О РУССКОМ УМЕ И «СОБАКЕ ПАВЛОВА» (Выставка «Ум ученого» в библиотеке)

В нашей университетской библиотеке — новая выставка, посвященная юбилею Ивана Петровича Павлова (1849-1936), лауреата Нобелевской премии по физиологии (1904). Название выставки — «Ум ученого» — примечательно тем, что зовет к размышлениям о научном исследовании и его методологии, о роли исследований И.-индекса (Х. Сала-и-Мартин, 1997; Р. Линн и Т. Ванханен, 2002; Г. Джонс и Д. Шнайдер, 2005). По данным этих авторов, страны с высоким ВВП отличаются высоким 1р (шах1р 107/ВВП, $31 510), и наоборот (шш 1р 65/ ВВП, $690). В пятерку лидеров 1р (107-103) входят Гонконг, Южная Корея, Япония, Тайвань, Сингапур; десятка дополняется Австрией, Германией, Италией, Нидерландами (102) и т. д. Неожиданности, как всегда, присутствуют: наиболее высокие показатели ВВП свойственны странам с умеренным 1р, что напоминает о правиле «второго наилучшего» (Р. Липси и К. Ланкастер, 1956), или «лучшее — враг хорошего». Кроме того, страны с более низким 1р, чем Россия (96/9620), располагают более высоким ВВП (Португалия, Израиль, Ирландия).

«Первое свойство ума, которое я установил, — говорил И.П. Павлов, — это чрезвычайное сосредоточение мысли, стремление мысли безотступно думать, держаться на том вопросе, который намечен для разрешения, держаться дни, недели, месяцы, годы, а в иных случаях и всю жизнь. Как в этом отношении обстоит с русским умом? Мне кажется, мы не наклонны к сосредоточенности, не любим ее, мы даже к ней отрицательно относимся.

Дальше. Обратитесь к занимающимся русским людям, например к студентам. Каково у них отношение к этой черте ума, к сосредоточенности мыслей? Господа! Все вы знаете — стоит нам увидеть человека, который привязался к делу, сидит над книгой, вдумывается, не отвлекается, не впутывается в споры, и у нас уже зарождается подозрение: недалекий, тупой человек, зубрила. А быть может, это человек, которого мысль захватывает целиком, который пристрастился к своей идее! Или в обществе, в разговоре, стоит человеку расспрашивать, переспрашивать, допытываться, на поставленный вопрос отвечать прямо — у нас уже готов эпитет: неумный, недалекий, тяжелодум!

Очевидно, у нас рекомендующими чертами являются не сосредоточенность, а натиск, быстрота, налет. Это, очевидно, мы и считаем признаком талантливости; кропотливость же и усидчивость для нас плохо вяжутся с представлением о даровитости. А между тем для настоящего ума эта вдумчивость, остановка на одном предмете есть нормальная вещь».

И.П. Павлов черпает аргументы из близкой ему сферы исследований: «. уже 18 лет, как я занимаюсь изучением высшей нервной деятельности на одном близком и родном для нас животном, на нашем друге — собаке. И можно себе представить, что то, что в нас сложно, у собаки проще, легче выступает и оценивается… Перенесите это же на человека, и вы убедитесь, что сила не в подвижности, не в рассеянности мысли, а в сосредоточенности, устойчивости. Подвижность ума, следовательно, недостаток, но не достоинство». Однако, как разъясняет великий ученый, разумеется, основываясь на своем общении с собаками (действительно, собаке притворяться незачем): «Одна собака эту общую генерализацию удерживает очень долго и с трудом сменяет на деловую и целесообразную специализацию. У других же собак это совершается быстро». Так что «вечные вопросы» России — где, чья, кто — эта «другая» собака?..

Особое внимание великий ученый уделяет универсальному средству коммуникации — слову: «Второй прием ума — это стремление мысли прийти в непосредственное общение с действительностью, минуя все перегородки и сигналы, которые стоят между действительностью и познающим умом. В науке нельзя обойтись без методики, без посредников, и ум всегда разбирается в этой методике, чтоб она не исказила действительности. Мы знаем, что судьба всей нашей работы зависит от правильной методики. Неверна методика, неправильно передают действительность сигналы — и вы получаете неверные, ошибочные, фальшивые факты. Конечно, методика для научного ума — только первый посредник. За ней идет другой посредник — это слово.

Слово — тоже сигнал, оно может быть подходящим и неподходящим, точным и неточным». Уж обладателям «рефлюкс финансис» само собой известно, что реакция финансовых рынков часто строится или на неправильном понимании слова в новостях, или на условных рефлексах, не имеющих ничего общего ни с одним видом анализа.

На опыте исследования физиологических проблем И.П. Павлов делает заключения, которые интересны и в отношении экономического мышления. «…Вы видите, до чего русский ум не привязан к фактам. Он больше любит слова и ими оперирует. Мы действительно живем словами. Это не забавно, это ужасно! Это приговор над русской мыслью, она знает только слова и не хочет прикоснуться к действительности. Русская мысль совершенно не применяет критики метода, т. е. нисколько не проверяет смысла слов, не идет за кулисы слова, не любит смотреть на подлинную действительность. Мы занимаемся коллекционированием слов, а не изучением жизни».

И далее: «.То же самое, если вы спуститесь и к сложности жизни. Сколько раз какое-либо маленькое яв-леньице, которое едва уловил ваш взгляд, перевертывает все вверх дном и является началом нового открытия. Все дело в детальной оценке подробностей, условий. Это основная черта ума. Что же? Как эта черта в русском уме? Очень плохо. Мы оперируем насквозь общими положениями, мы не хотим знаться ни с мерой, ни с числом. Мы все достоинство полагаем в том, чтобы гнать до предела, не считаясь ни с какими условиями. Это наша основная черта», — заключает И.П. Павлов.

Представляется, что когда дело касается интерпретации фактов и цифр, экономическое мышление отличается чудными примерами. Где еще, как не в «алхимии финансов», легко уравниваются ярды и бочки, 1,7 и 2,4, поскольку то разные валютные курсы, то индексы цен и т. д. и т. п. Есть «явленьица», которые и вовсе ни при чем, казалось бы: что, например, российскому внутреннему валютному рынку до референдумов и событий в ЕС. Колебания рубля к доллару в последнее время повторяют колебания доллар/евро. По какой причине? ЦБ приучил участников к идее, что у него есть «операционный ориентир» — корзина валют. И все участники рынка чутко реагируют на события, не имеющие особого отношения ни к платежному балансу России, ни к состоянию рублевой ликвидности, ни к их собственным рыночным позициям.

«.Чрез мою лабораторию, — замечает И.П. Павлов, — прошло много людей разных возрастов, разных компетенций, разных национальностей. И вот факт, который неизменно повторялся, что отношение этих гостей ко всему, что они видят, резко различно. Русский человек, не знаю почему (! — Авт.), не стремится понять то, что он видит. Он не задает вопросов с тем, чтобы овладеть предметом, чего никогда не допустит иностранец. Иностранец никогда не удержится от вопроса. Бывали у меня одновременно и русские, и иностранцы. И в то время, как русский поддакивает, на самом деле не понимая, иностранец непременно допытывается до корня дела. И это проходит насквозь красной нитью через все».

Здесь отмечены лишь отдельные аспекты речи И.П. Павлова о «русском уме», которые, думается, отвечают сегодняшней повестке дня. В частности, вопрос, которым задается академик и лауреат: «Почему русский человек не стремится понять то, что он видит?» — может найти ответ у Н.А. Рубакина (1862-1946). Русский книговед, библиограф, популяризатор науки и писатель, создатель такого научного направления, как библиопсихоло-гия, доказывал, что «русский ум» — дедуктивный. Собственно, по нашему мнению, настоящим и объясняется равнодушие этого «ума» к конкретным истинам, поскольку «эта» душа вожделеет истин высших. Положим, рыночная ментальность преимущественно индуктивна. В самом деле, ясно, что жизнь в пределе конечна, одними принципами богатым не будешь. Тут расцветают мечтательность, упование на всяческие чудеса и прочие благоглупости. И подобный рефлекс выработался из реалий нашей современной истории России.

Некоторые вопросы, поставленные И.П. Павловым, как представляется, в нашем нанобудущем усугубились. Академик беспокоится о том, чтобы студенты вели себя не иначе, как сосредоточенно познавая. Между тем ловушки «учения с удовольствием», объявление образования услугой, его платность и т. п. входят в противоречие со справедливым назиданием: «Истина должна быть пережита, а не преподана». (Г. Гессе).

В основу выставки, экспозиция которой была представлена осенью 2009 г., легли рекомендации по пропаганде книги, изложенные в научно-методическом журнале «Библиотеки учебных заведений» (Ерахторина О.М. Ум ученого // Библиотеки учебных заведений. 2009. № 29. С. 30-39; № 30. С. 18-33; № 31. С. 13-44). В рекомендуемый список литературы вошли книги Ивана Петровича Павлова и о нем, а также труды известных ученых и литература о жизни и деятельности людей, творивших науку. С этими изданиями и не только можно ознакомиться в библиотеке СПбГУЭФ.

ЛИТЕРАТУРА

1. Павлов И.П. Полное собрание сочинений: [В 6 т. (8 кн.)] / И.П. Павлов; АН СССР — 2 изд., доп. — М.; Л.: Изд-во АН СССР, 1951-1954.

2. Павлов И.П. Избранные произведения / И.П. Павлов., под общ. ред Х.С. Каштоянца. — М.: Политиздат,1951. — 582с.

3. Павлов И.П. Лекции о работе больших полушарий головного мозга / Павлов И.П. — М.: Изд-во Акад. наук СССР, 1949. — 474с.

4. Воронин С. Жизнеописание Ивана Петровича: Документальная повесть / Воронин С.- Л.: Сов. писатель, 1984. — 320с.

5. И.П. Павлов в воспоминаниях современников / Н.М. Гуреева и др.- Л.: Наука, 1967. — 384с.

6. Сапарина Е.В. Последняя тайна жизни: Павлов. Этюды о творчестве / Сапарина Е.В. — М.: Молодая гвардия, 1983. -175с.

1. Аникин А.В. Люди науки: встречи с выдающимися экономистами / А.В. Аникин; Акад. нар. хоз-ва при Правительстве Рос. Федерации. — М.: Дело, 1995. — 95с.

2. АрлазоровМ. Жуковский / М. Арлазоров. — М.: Молодая гвардия, 1959. — 302с. (Жизнь замечательных людей : ЖЗЛ).

3. АрлазоровМ. Конструкторы / М. Арлазоров. — М.: Сов. Россия, 1975. — 280с.

4. АрлазоровМ. Циолковский / М. Арлазоров. — М.: Молодая гвардия,1962. — 319с. (Жизнь замечательных людей : ЖЗЛ).

5. Аталай Б. Математика и «Мона Лиза». Искусство и наука в творчестве Леонардо да Винчи / Б. Аталай; пер. с англ. С.В. Зинюка. — М.: Техносфера, 2007. — 303с.

6. Вернадский В.И. Труды по истории науки в России / В. И. Вернадский. — М.: Наука, 1988. — 464с.

7. Винер Норберт. Кибернетика, или Управление и связь в животном и машине / [пер. с англ.: И.В. Соловьев Г.Н. Поваров; ред. Г.Н. Поваров]. — 2-е изд. — М.: Сов. радио, 1968. — 326с.

8. Вызов познанию: Стратегии развития науки в соврем. мире / Рос. акад. наук. Ин-т истории естествознания и техники им. С. И. Вавилова и др.; отв. ред. и сост. Н.К. Удумян. — М.: Наука, 2004. — 475с.

9. Иваницкий Г.Р. Круговорот. Общество и наука / Г.Р. Иваницкий ; [отв. ред. А.Б. Медвинский]; Рос. акад. наук, Ин-т теорет. и эксперим. биофизики. — М.: Наука, 2005. — 259с.

10. КавторинВ.В. Петербургские интеллигенты / В.В. Кавторин. — СПб.: Образование-Культура, 2001. — 47с.

11. Кобаяси Наоя. Введение в нанотехнологию / Н. Кобаяси; пер. с яп. А.В. Хачояна; под ред. Л.Н. Патрикеева. — М.: БИНОМ. Лаб. знаний, 2007. — 134с.

12. КузнецовБ.Г. Этюды об Эйнштейне / Б.Г. Кузнецов. — М.: Наука, 1970. — 495с.

13. Кун Т.С. Структура научных революций: [сборник: пер. с англ.] / Томас Кун; [сост. В.Ю. Кузнецов]. — М.: АСТ, 2003. -606 с. — В содерж. также: Фальсификация и методология научно-исследовательских программ; История науки и ее рациональные реконструкции / Имре Лакатос. Нормальная наука и опасности, связанные с ней / Карл Поппер и др. ст.

14. Леонтьев В.В. Экономические эссе: теории, исследования, факты и политика / [пер. с англ.: В.Г. Гребенников и др.; ред. и предисл.: С.С. Шаталин, Д.В. Валовой]. — М.: Политиздат, 1990. — 415с.

15. Леонтьевский сборник: [жизнь, учителя, идеи]: 100 лет лауреату Нобелев. премии В.В. Леонтьеву, 1906-1999 / [ред.-сост.: И.И. Елисеева, А. Л. Дмитриев]. — СПб.: Нестор-История, 2006. — 384с.

16. Ломоносов: Кратк. энцикл. слов. / Рос. акад. наук. Музей М.В. Ломоносова; ред.-сост. Э П. Карпеев. — СПб.: Наука, 2000. — 259с.

17. Мэттьюз Роберт. 25 великих идей. Научные открытия, изменившие наш мир: [пер. с англ.] / Роберт Мэттьюз. — М.; СПб.: Диля, 2007. — 285с.

18. Наука о науке: (сб. статей) / общ. ред В.Н. Столетова. — М.: Прогресс, 1966. — 423с.

19. Научное открытие и его восприятие / под ред. С.Р. Микулинского, М.Г. Ярошевского. — М.: Наука, 1971. — 311с.

20. НовиковА.С. Научные открытия: типы, структура, генезис / А.С. Новиков. — М.: URSS: [ЛКИ], 2007. — 198с.

21. Павлова Г.Е. Михаил Васильевич Ломоносов (1711-1765) / Павлова Г.Е., Федорова А.С. — М.: Наука, 1986. — 465с.

22. Помпеев Ю.А. Очерки по истории европейской научной мысли / Ю.А. Помпеев; СПб. гос. ун-т культуры и искусств. -СПб.: Абрис, 2003. — 256с.

23. Рубакин Н.А. Библиологическая психология / Н.А. Рубакин. — М.: Акад. проект: Трикста, 2006. — 799с.

24. Сеайль Габриель. Леонардо да Винчи как художник и ученый (1452-1519): опыт психол. биографии: пер. с фр. / Г. Се-айль. — Изд. 2-е, стер. — М.: URSS: [КомКн., 2007]. — 336 с.

25. Сборник посвященный Владимиру Михайловичу Бехтереву: к 40-летию профессорской деятельности (1885-1925). — Л.: Издание Гос. Психоневрол. Акад. и Гос. Рефлексол. Ин-та по изучению мозга, 1926. — 716с.

26. Фейнман Ричард. Дюжина лекций: шесть попроще и шесть посложнее / Р. Фейнман; пер. с англ. Е.В. Фалева, В.А. Носенко. — М.: БИНОМ. Лаб. знаний, 2006. — 318 с.

27. ФейнбергЕ.Л. Эпоха и личность. Физики: Очерки и воспоминания / Рос. акад. наук. — М.: Наука, 1999. — 302с.

28. Чижевский А.Л. На берегу Вселенной: Годы дружбы с Циолковским; Воспоминания / А.Л. Чижевский. — М.: Мысль, 1995. — 735с.

29. Циолковский К.Э. Гений среди людей/ К.Э. Циолковский; сост., коммент. Л.В. Голованова, Е.А. Тимошенковой. — М.: Мысль, 2002. — 542с.

А.К.Бондарев,

кандидат философских наук, доцент кафедры МЭО СПбГУЭФ

Худякова И.В., заведующая отделом библиотеки СПбГУЭФ

Павлов И. Об уме вообще, о русском уме в частности. Записки физиолога (Москва, 2015)

Физиология и психология при изучении высшей нервной
   деятельности животных ........................................ 3
Живосечение .................................................... 32
Естественно-научное изучение так называемой душевной
   деятельности высших животных ................................ 49
Естествознание и мозг .......................................... 80
Здоровое и больное состояние больших полушарий ................ 103
Пробная экскурсия физиолога в область психиатрии .............. 125
О так называемом гипнозе животных ............................. 138
Общие типы высшей нервной деятельности животных и человека .... 141
О неврозах человека и животного ............................... 184
Типы высшей нервной деятельности в связи с неврозами и
   психозами и физиологический механизм невротических и
   психотических симптомов .................................... 191
Проба физиологического понимания навязчивого невроза и
   паранойи ................................................... 201
Рефлекс цели .................................................. 228
Рефлекс свободы ............................................... 240
Интеллект человекообразных обезьян ............................ 250
Об уме вообще ................................................. 263
О русском уме ................................................. 284

Что мы такое – Огонек № 39 (5345) от 06.10.2014

Академик И.П. Павлов о русском массовом уме*

Мне кажется, мы не наклонны к сосредоточенности, не любим ее, мы даже к ней отрицательно относимся. Возьмем наши споры. Они характеризуются чрезвычайной расплывчатостью, мы очень скоро уходим от основной темы. Это наша черта. Возьмем наши заседания. У нас теперь так много всяких заседаний, комиссий. До чего эти заседания длинны, многоречивы и в большинстве случаев безрезультатны и противоречивы! Мы проводим многие часы в бесплодных, ни к чему не ведущих разговорах. Ставится на обсуждение тема, и сначала обыкновенно и благодаря тому, что задача сложная, охотников говорить нет. Но вот выступает один голос, и после этого уже все хотят говорить, говорить без всякого толку, не подумав хорошенько о теме, не уясняя себе, осложняется ли этим решение вопроса или ускоряется. Подаются бесконечные реплики, на которые тратится больше времени, чем на основной предмет, и наши разговоры растут как снежный ком. И в конце концов вместо решения получается запутывание вопроса.

Мне в одной коллегии пришлось заседать вместе со знакомым, который состоял раньше членом одной из западноевропейских коллегий. И он не мог надивиться продолжительности и бесплодности наших заседаний. Он удивлялся: «Почему вы так много говорите, а результатов ваших разговоров не видать?»

…Русская мысль совершенно не применяет критики метода, т.е. нисколько не проверяет смысла слов, не идет за кулисы слова, не любит смотреть на подлинную действительность. Мы занимаемся коллекционированием слов, а не изучением жизни. Возьмите вы русскую публику, бывающую на прениях. Это обычная вещь, что одинаково страстно хлопают и говорящему «за», и говорящему «против». Разве это говорит о понимании? Ведь истина одна, ведь действительность не может быть в одно и то же время и белой, и черной… Что же вы одобряете и в том и в другом случае? Красивую словесную гимнастику, фейерверк слов…

Перейдем к следующему качеству ума. Это свобода, абсолютная свобода мысли, свобода, доходящая прямо до абсурдных вещей, до того, чтобы сметь отвергнуть то, что установлено в науке как непреложное. Если я такой смелости, такой свободы не допущу, я нового никогда не увижу. Есть ли у нас эта свобода? Надо сказать, что нет. Я помню мои студенческие годы. Говорить что-либо против общего настроения было невозможно. Вас стаскивали с места, называли чуть ли не шпионом. Но это бывает у нас не только в молодые годы. Разве наши представители в Государственной Думе не враги друг другу? Они не политические противники, а именно враги. Стоит кому-либо заговорить не так, как думаете вы, сразу же предполагаются какие-то грязные мотивы, подкуп и т.д. Какая же это свобода? Мы всегда в восторге повторяли слово «свобода», и когда доходит до действительности, то получается полное третирование свободы…

Сколько раз какое-либо маленькое явленьице, которое едва уловил ваш взгляд, перевертывает все вверх дном и является началом нового открытия. Все дело в детальной оценке подробностей, условий. Это основная черта ума. Что же? Как эта черта в русском уме? Очень плохо. Мы оперируем насквозь общими положениями, мы не хотим знаться ни с мерой, ни с числом. Мы все достоинство полагаем в том, чтобы гнать до предела, не считаясь ни с какими условиями. Это наша основная черта…

Возьмем другой животрепещущий пример, нашу социал-демократию. Она содержит известную правду, конечно, не полную правду, ибо никто не может претендовать на правду абсолютную. Что сделали из этого мы? Мы загнали эту идею до диктатуры пролетариата. Мозг, голову поставили вниз, а ноги вверх. То, что составляет культуру, умственную силу нации, то обесценено, а то, что пока является еще грубой силой, которую можно заменить и машиной, то выдвинули на первый план. И все это, конечно, обречено на гибель как слепое отрицание действительности.

У нас есть пословица: «Что русскому здорово, то немцу — смерть», пословица, в которой чуть ли не заключается похвальба своей дикостью. Но я думаю, что гораздо справедливее было бы сказать наоборот: «То, что здорово немцу, то русскому — смерть»… Мы из-за нашей русской социал-демократии, быть может, кончим наше политическое существование…

Русский человек, не знаю почему, не стремится понять то, что он видит. Он не задает вопросов с тем, чтобы овладеть предметом, чего никогда не допустит иностранец. Иностранец никогда не удержится от вопроса. Бывали у меня одновременно и русские, и иностранцы. И в то время как русский поддакивает, на самом деле не понимая, иностранец непременно допытывается до корня дела. И это проходит насквозь красной нитью через все…

Вообще у нашей публики есть какое-то стремление к туманному и темному. Я помню, в каком-то научном обществе делался интересный доклад. При выходе было много голосов: «Гениально!» А один энтузиаст прямо кричал: «Гениально, гениально, хотя я ничего не понял!» Как будто туманность и есть гениальность. Как это произошло? Откуда взялось такое отношение ко всему непонятному?..

Нарисованная мною характеристика русского ума мрачна, и я сознаю это, горько сознаю. Вы скажете, что я сгустил краски, что я пессимистически настроен. Я не буду этого оспаривать. Картина мрачна, но и то, что переживает Россия, тоже крайне мрачно. Вы спросите, для чего я читал эту лекцию, какой в ней толк… Для будущего нам полезно иметь о себе представление. Нам важно отчетливо сознавать, что мы такое.

*Выдержки из цикла лекций, прочитанных в апреле — мае 1918 года, объединяемых под общим условным названием «Об уме вообще, о русском уме в частности».

Павлов и большевики на JSTOR

Отношения между Иваном Павловым (1849-1936) и большевиками быстро переросли в боевое сотрудничество. Несмотря на идеологическую враждебность их революции, Павлов, тем не менее, был всемирно известным физиологом и строителем институтов, заинтересованным в защите своей научной империи и российской науки в целом. Хотя они считали Павлова политическим реакционером, большевики были заинтересованы в построении советской науки и в использовании его международного авторитета в своих интересах.В 1918-1921 годах Павлов резко критиковал коммунистов и подумывал об эмиграции, оставаясь в России только после получения особых привилегий для себя и своих лабораторий. В 1920-е годы он был «преуспевающим диссидентом», публично возражавшим против государственной политики и методов, одновременно расширяя свою научную империю за счет государственного патронажа. В 1930-е годы благосостояние Павлова росло, его отношения с отдельными коммунистами (особенно с Николаем Бухариным) стали более зрелыми, а его отношение изменилось: продолжая осуждать советскую политику, он также хвалил советские достижения.Привилегированный статус Павлова в новом порядке наделял его полномочиями действовать от имени себя и других и служить более широким интересам своей науки и своей родины, как он их понимал.

History of Philosophy of the Life Sciences — междисциплинарный журнал, призванный обеспечить комплексный подход к пониманию наук о жизни. В частности, он приветствует материалы от биологов, историков, философов и ученых, занимающихся социальным изучением науки, которые предлагают широкие и междисциплинарные взгляды на развитие биологии, особенно потому, что эти перспективы освещают как научное развитие биологии, так и ее большую роль в обществе.Особенно приветствуются совместные работы и различные дисциплинарные подходы, равно как и заявки, написанные старшими и младшими учеными (включая аспирантов). HPLS также приветствует заявки в новых форматах. Хотя ожидается, что большинство представленных материалов будут представлять собой недавние исследования, они могут также включать эссе по современным проблемам или перспективам, результатам уникальных семинаров и / или дискуссий с широким спектром точек зрения. Статьи публикуются при том понимании, что они не публиковались ранее и одновременно не предлагаются другим журналам.Авторы обычно получают решение по своим статьям в течение 3 месяцев с момента получения. Языки журнала — английский, французский, немецкий и итальянский; однако можно рассмотреть и другие языки. Рецензии на книги публикуются только на английском языке.

Stazione Zoologica Anton Dohrn в Неаполе был основан в 1872 году немецким ученым Антоном Дорном. В настоящее время это общественная исследовательская организация, контролируемая Министерством образования и науки Университета и делла Рицерка.Stazione Zoologica входит в число ведущих исследовательских институтов мира в области морской биологии и экологии. Начатый ее основателем с миссией содействовать фундаментальным исследованиям путем приема ученых, которым были нужны морские организмы для своих исследований, теперь он основан на исследованиях, проводимых его собственным персоналом. Настоящая миссия Stazione Zoologica заключается в проведении фундаментальных исследований в области биологии с упором на морские организмы и их биоразнообразие, тесно связанных с исследованиями биологической эволюции и динамики морских экосистем, с использованием комплексного и междисциплинарного подхода.Stazione Zoologica также поддерживает доступ к морским организмам для международного научного сообщества и обеспечивает обучение на высоком уровне в областях своей миссии.

Российская жизнь в науке »Дэниела П. Тодеса ​​

Расхожее мнение гласит, что Иван Павлов заставлял собак выделять слюну под звук колокольчика, обнаружил условный рефлекс и заложил основы бихевиоризма — сурового вероучения, которое запретило науке пользоваться разумом.Почти все это ложь. Звонок Павлова на самом деле был сложным регулируемым зуммером. «Условный рефлекс» — это неправильный перевод: рефлексы вместо этого «условны» и возникают только при определенных условиях. Павлов, не бихевиорист, видел в своей научной работе путь к пониманию «нашего сознания и его мучений». Его целью было не свести разум к механизму, а использовать инструменты физиологии пищеварения, чтобы понять сложность психологических функций и индивидуальности. Как пишет в своей великолепной биографии выдающийся историк медицины Дэниел Тодес, слюнные железы были для Павлова окном в психику.

Единственная правильная черта популярного образа Павлова — это культовые собаки. На протяжении своей долгой карьеры он баловался другими существами, в том числе катастрофическим опытом общения с мышами и более позитивным опытом общения с парой шимпанзе. В какой-то момент он отказался от рекомендации Альфреда Нобеля изучать жирафов. Но Павлов всегда возвращался к своим верным собакам, к которым относился с безудержным антропоморфизмом. Как проницательно замечает Тодес, Павлов «имел давнюю практику интерпретировать собак как людей, а людей как собак».Проницательный исследователь собачьего темперамента, он заметил, что собаки бывают разных «нервных типов», но все они являются представителями вида, который однозначно подходит для его экспериментов.

Читать дальше всего за 2,50 доллара в неделю. Подпишитесь и получите полный доступ к Australian Book Review . Уже подписчик? Войти. Если вам нужна помощь, свяжитесь с нами.

Ник Хаслам

Ник Хаслам — профессор психологии в Мельбурнском университете, где он преподает социальную психологию и психологию личности.Его последняя книга — «Психология в ванной» (Palgrave Macmillan, 2012).

«Русская жизнь в науке» Дэниела П. Тодеса ​​

Вопреки легенде, Иван Павлов (1849-1936) никогда не обучал собаку выделять слюну под звук колокольчика.

Так начинается эта исчерпывающая, глубоко исследованная биография Ивана Павлова. Дэниел П. Тодес коренным образом переосмысливает знаменитое исследование русского физиолога об условных рефлексах и сплетает его жизнь, ценности и

Вопреки легенде, Иван Павлов (1849-1936) никогда не тренировался. у собаки выделяется слюна на звук колокольчика.

Так начинается эта исчерпывающая, глубоко исследованная биография Ивана Павлова. Дэниел П. Тодес коренным образом переосмысливает знаменитые исследования русского физиолога об условных рефлексах и вплетает его жизнь, ценности и науку в бурный век российской истории, особенно ее интеллигенции
года, от царствования царя Николая I до сталинских времен.

Иван Павлов родился в семье священников в провинциальном Рязани до освобождения крепостных крестьян, и своим домом и профессиональным успехом добился успеха в бурно развивающейся столице Санкт-Петербурга.Петербург в поздней царской России. Он пережил катастрофическое разрушение своего мира во время захвата власти большевиками
и гражданской войны 1917-1921 годов, перестроил свою жизнь в свои 70 лет в качестве преуспевающего диссидента во время ленинских 1920-х годов и профессионально процветал как никогда раньше в индустриализации, революции 1930-х годов. , и террор сталинских времен.

Используя широкий спектр ранее недоступных архивных материалов, Тодес рассказывает яркую историю той жизни и переосмысливает наследие Павлова.Фактически, Павлов не был бихевиористом, который считал, что психология должна заниматься только внешним поведением; скорее, он стремился объяснить эмоциональную и интеллектуальную жизнь животных и людей, муки нашего сознания. Этот культовый объективист на самом деле был глубоко антропоморфным мыслителем, чья наука была пронизана его собственным опытом, ценностями и субъективными интерпретациями.

История Тодеса ​​об этой могущественной личности и незаурядном человеке основана на интервью с оставшимися в живых коллегами и членами семьи (наряду с ранее не анализировавшимися записанными на пленку интервью 1960-х и 1970-х годов), изучении сотен научных работ Павлова и его коллег. и завершите анализ
материалов примерно из двадцати пяти архивов.Материалы варьируются от записей его студенческих лет в Рязанской семинарии до стенограмм ячеек коммунистической партии в его лабораториях, от его научных рукописей и записных книжек до его политических выступлений; среди них —
писем о любви к его будущей жене и переписка с сотнями ученых, художников и лидеров коммунистической партии; и воспоминания многих сотрудников, его дочери, его жены и его любовника.

Результат более чем двадцатилетних исследований, это первая научная биография физиолога, опубликованная на любом языке.

Иван Павлов (Биография + эксперименты)

Когда большинство людей думают об Иване Павлове, на ум сразу приходят две мысли. Во-первых, Павлов был прекрасным психологом. Во-вторых, он работал с собаками. Но хотя Павлов проделал невероятную работу с собаками и внес большой вклад в область психологии, правда в том, что он вовсе не психолог. Итак, кем именно он был?

Иван Петрович Павлов был российским физиологом, наиболее известным благодаря открытию концепции классической обусловленности.Он родился 14 сентября 1849 года в Рязани, Россия. Павлов получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине в 1904 году. Он умер в Ленинграде 27 февраля 1936 года.

Его ранние годы

Иван Павлов был старшим ребенком Варвары Ивановны Успенской и Петра Дмитриевича Павлова. У него было десять братьев и сестер. Мать Павлова была домохозяйкой, а отец был русским православным священником в сельской церкви. Его дед тоже работал в церкви дворником.

Павлов к семи годам хорошо читал.Однако он был серьезно ранен, когда в детстве упал с высокой стены. Из-за травм он провел большую часть своих ранних лет дома и в семейном саду. За это время Павлов полюбил природу, садоводство и работу руками.

Шли годы, тело Павлова медленно начало заживать. Ему было одиннадцать лет, когда он пошел в рязанскую церковную школу.

Что изучал Иван Павлов?

После окончания учебы в поместной церковной школе Павлов поступил в духовную семинарию в Рязани.На него сразу же произвело впечатление желание учителей делиться с ним религиозными знаниями. Но, несмотря на то, что он рос в религиозной семье, Павлов изо всех сил пытался принять религию. Вскоре он начал задаваться вопросом, подходит ли ему изучение теологии.

В семинарии Павлов вдохновился идеями радикального русского писателя и общественного критика Дмитрия Писарева и известного русского физиолога Ивана Михайловича Сеченова. Их прогрессивные идеи убедили Павлова бросить учебу в духовной семинарии и посвятить свою жизнь науке.Неудивительно, что отец Павлова был в ярости, когда узнал об этом. Однако Павлов был полон решимости жить так, как он хотел.

В 1870 году Павлов был принят в Петербургский университет. Он поступил на физико-математический факультет, потому что хотел изучать естественные науки. Павлов большую часть времени изучал химию и физиологию. Его профессором химии на первом курсе был Дмитрий Менделеев, человек, который изобрел периодическую таблицу элементов.

Во время своего первого курса естествознания Павлов и еще один студент по имени

Афанасьев опубликовали исследовательскую работу по физиологии нервов поджелудочной железы.Они получили много похвал и были награждены золотой медалью за свою работу. В целом Павлов в Санкт-Петербургском университете получил отличные оценки. Он получил ученую степень в области естественных наук в 1875 году.

Страсть Павлова к физиологии побудила его продолжить учебу в Императорской академии медицинской хирургии. Там он работал помощником своего бывшего учителя Элиаса фон Циона — русско-французского физиолога. Однако фон Сион был вынужден переехать в Париж, когда студенты протестовали против его политических взглядов.Когда фон Сион был заменен другим преподавателем, Павлов уволился с кафедры.

Павлов два года проработал ассистентом физиологического отделения Ветеринарного института. В это время он работал над своей медицинской диссертацией по системе кровообращения. В 1878 году Павлову предложили должность директора физиологической лаборатории клиники Сергея Боткина. Боткин в то время был известным клиницистом и терапевтом, который впоследствии считался одним из столпов современной медицинской науки в России.

Павлов окончил Академию в 1879 году. По ее окончании он был награжден еще одной золотой медалью за выдающиеся исследования. Он также получил стипендию в Академии. Эта стипендия и его роль в клинике Боткина позволили ему продолжить свои исследования до тех пор, пока он не защитил диссертацию на тему Центробежные нервы сердца в 1883 году.

В 1884 году Павлов уехал за границу для продолжения учебы. Сначала он работал под руководством Карла Людвига — известного физиолога сердечно-сосудистой системы — в Лейпциге, Германия.Затем он отправился в Бреслау, Польша, чтобы помочь известному физиологу Рудольфу Хайденхайну в его исследовании пищеварения у собак. После завершения учебы Павлов вернулся в Россию в 1886 году.

Павлов принял должность профессора фармакологии в Военно-медицинской академии (ранее называвшейся Императорской академией медицинской хирургии) в 1890 году. Менее чем через год он также был приглашен на должность заведующего физиологическим отделением Института экспериментальной медицины. Павлов был назначен на кафедру физиологии Военно-медицинской академии в 1895 году, и эту должность он занимал 30 лет.Однако большая часть его исследований физиологии пищеварения проводилась в Институте экспериментальной медицины, где он проработал 45 лет.

Собачий эксперимент Павлова

Большая часть исследований Павлова проводилась с 1891 до начала 1900-х годов. В 1902 году он исследовал, как у собак выделяется слюна в ответ на кормление. Чтобы измерить количество выделяемой слюны, он хирургическим путем имплантировал маленькую трубку в щеку каждой собаке. Его предсказание заключалось в том, что слюноотделение начнется только после того, как корм будет помещен перед собаками.

Однако вскоре Павлов заметил кое-что весьма интересное. Сначала у собак выделялась слюна, только если им давали пищу. Но позже в эксперименте у собак началось слюноотделение, когда они услышали, как помощник Павлова идет с едой. Вырабатывали ли собаки больше слюны, потому что они могли чувствовать запах еды, когда ее приближали? Видимо, нет, потому что у собак все еще текла слюна, даже когда помощник Павлова пришел с пустыми руками.

Павлов был очарован этими результатами. Ему не потребовалось много времени, чтобы понять, что другие объекты или события вызовут такую ​​же реакцию слюноотделения, если собаки будут связывать эти объекты или события с едой.Павлов сразу понял, что сделал важное научное открытие. Он провел остаток своей профессиональной жизни, изучая этот тип обучения.

Павловское кондиционирование

Павловское кондиционирование (также называемое классическим обусловливанием) относится к процессу обучения через ассоциации. Впервые это было задокументировано Иваном Павловым в 1902 году, когда он исследовал пищеварение у собак. Павлов, хотя он был гениальным человеком, сделал это открытие совершенно случайно. Тем не менее классическая обусловленность продолжала оказывать большое влияние на психологию.

Павловская система кондиционирования предполагает, что есть некоторые формы поведения, которым люди и животные не должны учиться. Вместо этого реакция или рефлекс возникает естественным образом всякий раз, когда он срабатывает. В случае Павлова у собак выделялось слюноотделение (безусловный рефлекс), когда им давали пищу (безусловный раздражитель). В этом случае стимул и рефлекс описываются как «безусловные», потому что реакция жестко запрограммирована в собаках и не требует обучения.

Однако Павлов знал, что собаки действительно учились новому в ходе эксперимента.Он пришел к такому выводу, потому что изначально у собак выделялась слюна только тогда, когда им давали пищу. В начале эксперимента у них не выделялось слюноотделение, когда они слышали шаги его помощника. Тот факт, что у собак позже начала выделяться слюна, когда они услышали шаги, показывает, что они научились ассоциировать помощника Павлова с желаемой едой.

Лаборант Павлова можно рассматривать как «нейтральный стимул» в начале эксперимента. Это потому, что его присутствие не вызвало реакции собак.В ходе эксперимента собаки связывали лаборанта (нейтральный стимул) с едой (безусловный стимул). После создания ассоциации у собак начиналось выделение слюны всякий раз, когда они слышали шаги ассистента.

Если бы собаки могли научиться ассоциировать своего помощника с едой, Павлов полагал, что они могли бы научиться ассоциировать другие вещи с едой. Чтобы проверить, верна ли его вера, он решил использовать метроном в качестве нейтрального стимула. Метроном — это устройство, которое издает щелчок или звук через определенные промежутки времени.

В нормальных условиях у собак не выделяется слюна, когда они слышат звуковой сигнал. Но если тон удалось связать с едой, Павлов полагал, что у собак будет выделяться слюна каждый раз, когда они ее слышат.

Итак, Павлов начал играть тон до того, как покормил своих собак. Он повторял процесс несколько дней. По прошествии некоторого времени он сыграл тон, не подавая собакам никакой еды. Как он и ожидал, у его собак увеличивалось слюноотделение всякий раз, когда они слышали этот тон.

Хотя собаки не реагировали на тон в начале эксперимента, к концу эксперимента они выучили новую реакцию.И поскольку эту реакцию нужно было усвоить, Павлов назвал ее «условным рефлексом». Павлов также осознал, что тон больше не был нейтральным стимулом. Связав его с пищей (безусловный раздражитель), тон стал «условным раздражителем».

Есть много сообщений о том, что Павлов использовал звонок для экспериментов, которые он проводил со своими собаками. И он, возможно, использовал один при случае. Однако Павлов хотел контролировать интенсивность, качество и продолжительность стимулов. Поэтому в большинстве своих экспериментов он полагался на метроном, фисгармонию, зуммер и даже электрошок.

Во время эксперимента Павлов обнаружил еще одну вещь. Он понял, что тон (изначально нейтральный стимул) и еда (безусловный стимул) должны быть представлены близко друг к другу по времени, чтобы связь была установлена. Он назвал это требование законом временной смежности. Если между воспроизведением тона и подачей корма проходит слишком много времени, собаки не научатся выделять слюну, когда они услышат тон.

Теория бихевиоризма

Бихевиоризм — это теория, которая предполагает, что психологию человека и животных можно понять, изучив наблюдаемые действия.Хотя многие формы психологии делают упор на мысли и чувства, бихевиористы считают, что «внутренний мир» не важен, потому что его нельзя увидеть или точно измерить. Бихевиористы считают, что всему человеческому поведению можно научиться, взаимодействуя с окружающей средой. Следовательно, любого человека можно обучить, чтобы он стал экспертом в любой задаче, независимо от его личности, культуры или генетических особенностей.

Бихевиоризм был разработан американским психологом Джоном Б. Уотсоном в 1913 году. На него большое влияние оказали работы и наблюдения Ивана Павлова.Уотсон считал, что все аспекты человеческой психологии можно объяснить с помощью условий Павлова. Он отрицал существование разума, считал, что все люди начинаются с чистого листа, и утверждал, что речь, эмоциональные реакции и другие сложные формы поведения были не чем иным, как выученными реакциями на стимулы окружающей среды.

Еще один видный бихевиорист, на которого сильно повлиял Павлов, — Бурр Фредерик Скиннер. В то время как Уотсон расширил методологический бихевиоризм, Скиннер предложил другой подход, названный радикальным бихевиоризмом.Скиннера широко считают отцом оперантного обусловливания — процесса обучения, который отличается от классического обусловливания. Скиннер действительно планировал изучать английский язык и стать писателем, прежде чем он познакомился с работами Павлова в 1927 году.

Хотя многие люди думают, что Павлов не заботился об изучении вещей, которые нельзя было измерить, он никогда не делал таких заявлений. Фактически, он рассматривал человеческий разум как большую загадку. Если ученые хотят понять человеческий разум, процесс должен где-то начаться.Павлов считал, что лучше всего начать с наблюдений и достоверных данных.

Влияние Павлова на образование

Классическая физическая подготовка оказала большое влияние на современные стратегии обучения. Хотя Павлов работал с животными, он всегда считал, что принципы классической обусловленности применимы к людям. Ряд основных идей Павлова был реализован в классных комнатах и ​​других учебных заведениях. Подобно тому, как Павлов использовал различные стимулы для усиления или ослабления определенного поведения у своих собак, многие учителя меняют свои инструменты, инструкции или среду, чтобы повлиять на поведение своих учеников и улучшить обучение.

Если учитель сталкивается с постоянной проблемой поведения ученика, учитель может попытаться устранить или изменить поведение. Один из способов сделать это — изменить что-то в учебной среде, которое вызывает это конкретное поведение. Таким образом, учитель может переместить ученика на другое место, изменить свет в классе или закрыть открытое окно, если они вызывают плохое поведение. Учитель также может попытаться изменить свое содержание или способ его представления, чтобы ускорить обучение.

Эти стратегии особенно эффективны для обучения людей с проблемами поведения или трудностями в обучении. Они внедрены во многих школах, домах и медицинских центрах по всему миру.

Книги

Павлов опубликовал множество научных статей и лекций на протяжении своей долгой профессиональной карьеры. Некоторые из его наиболее известных работ были объединены в несколько книг, таких как Работа пищеварительных желез (1897), Условные рефлексы (1926) и Психопатология и психиатрия (1961).Его биография Павлов: биография была написана Борисом Бабкиным и опубликована в 1949 году. Более поздняя биография Иван Павлов: Российская жизнь в науке, была написана Дэниелом П. Тодесом и опубликована в 2014 году.

Нобель Prize

Павлов был номинирован на Нобелевскую премию с 1901 по 1904 год. Однако он не выигрывал премию в течение первых трех лет, потому что его номинации были связаны с различными открытиями, а не с конкретным открытием. Когда он впервые был номинирован в 1901 году, он был уже хорошо известен среди физиологов, особенно среди тех, кто изучал пищеварение.Однако исследование Павлова по условным рефлексам не было опубликовано до 1902 года, и, возможно, потребовалось время, чтобы эта работа проникла в область психологии.

В 1904 году Павлову наконец была присуждена Нобелевская премия по физиологии и медицине. Он получил награду за выдающиеся исследования пищеварения у животных. Это исследование включало удаление пищевода собаки и создание свища или туннеля в горле собаки, чтобы, если собака поела, пища не попала в ее желудок. Затем Павлов собирал и проверял различные выделения пищеварительной системы собаки.

Хотя методы Павлова могут показаться экстремальными по сегодняшним меркам, он всегда делал все возможное, чтобы держать своих собак сытыми и здоровыми. Он считал их очень ценными для своей работы. Когда его собаки в конце концов умерли, он нашел эффективные способы получить больше. Он брал бездомных или даже платил ворам за воровство собак у других людей.

После того, как Павлов получил Нобелевскую премию, он привлек внимание многих других ученых со всего мира. Американские психологи, в частности, стали более осведомленными о его работе и с большей охотой проверяли его выводы относительно условного рефлекса.

Личная жизнь и смерть

На протяжении всей жизни с Павловым было нелегко ладить. В детстве он часто чувствовал себя неуютно рядом с родителями. Он также был известен как неустойчивый и трудный ученик. Когда он открыл свою лабораторию, будучи взрослым, его сотрудники знали, что следует избегать его, если у него будет один из его многих плохих дней.

Иван Павлов познакомился с Серафимой Васильевной Карчевской (также известной как Сара) в 1878 или 1879 году. В то время Сара училась в педагогическом институте.Молодая пара быстро влюбилась. Они поженились 1 мая 1881 года.

Когда Сара впервые забеременела, у нее случился выкидыш. Пара была очень осторожна, когда Сара забеременела во второй раз, и у нее родился здоровый мальчик по имени Мирчик. Однако Мирчик скоропостижно скончался в детстве, и это очень расстроило Сару. В итоге у пары родилось еще четверо детей. Их звали Владимир, Виктор, Всеволод и Вера.

Иван и Сара Павловы первые девять лет своей жизни мужем и женой жили в бедности.Из-за своих финансовых проблем они часто были вынуждены жить в разных домах, чтобы пользоваться гостеприимством других людей. Павлов даже выращивал картофель и другие культуры за пределами своей лаборатории, чтобы свести концы с концами. Когда их финансы стабилизировались, Иван и Сара смогли жить вместе в одном доме.

В конце концов Павлов смог зарабатывать деньги на товарах для здоровья, которые он производил в своей лаборатории. Он продавал желудочный сок, который собирал у своих собак, как эффективное средство от несварения желудка.Конечно, получение Нобелевской премии 1904 года принесло денежные вознаграждения. Однако постоянно меняющаяся политическая обстановка в России усложняла жизнь ему, его семье и его коллегам-ученым.

27 февраля 1936 года Иван Павлов скончался в Ленинграде, Россия. Ему было 86 лет. Он умер от заболевания легких, вызванного пневмонией. Будучи исследователем, Павлов попросил одного из своих учеников сесть рядом с его кроватью, когда он умер, чтобы этот опыт можно было должным образом задокументировать.

(PDF) Исторический взгляд на попытки понять функцию сна в школе Ивана Павлова и его русских предшественников и последователей

По сути, их работа была повторением экспериментов М. Манасеиной.

9

Однако исследование на взрослых собаках

в лаборатории К. Быкова проводилось с использованием новых методов

. В этом исследовании использовались пять собак. В экспериментах участвовало большое количество

экспериментаторов, и особое внимание было уделено тому, чтобы животные не оставались непослушными и не могли заснуть. Депривация сна составляла

, поддерживавшуюся «до последней возможности» либо до тех пор, пока

не стало возможным разбудить собаку, либо когда проблемы с желудочно-кишечным трактом, сердцем или дыханием

достигли критического уровня

для выживания.Было отмечено, что продолжающееся лишение сна

обязательно приведет к гибели животных в пределах

в следующие несколько часов. Но до того, как это произошло, собакам было разрешено

заснуть, и экспериментаторы тщательно отслеживали динамику выздоровления.

При недосыпании у животных появлялись неестественные позы

. Их ноги стали жесткими, и животные часто падали. Собаки могли брать пищу в рот

, а затем, не разжевывая, выплевывать ее.Слюноотделения у

реакции на еду не наблюдалось; на поздних стадиях депривации

собаки не реагировали даже на сосиски. Сообщалось о росте агрессивности на

, особенно по отношению к другим

собакам. После прекращения депривации собаки сразу

засыпали в любом положении тела и только через дополнительное время

они принимали обычное положение для сна. Сон

был очень глубоким, и животные не реагировали даже на

на очень сильные болевые раздражители.Через некоторое время появились реакции на болевой раздражитель

, но локализация болевого раздражителя была нарушена. Например, при раздражении передней лапы

собака могла начать лизать спину. Это чрезвычайно важное наблюдение

было полностью забыто, хотя оно

выявило возможный механизм частых моторных ошибок

операторов, лишенных сна. Было отмечено, что образец поведения

всех собак в этих экспериментах был

весьма схожим.

Процесс недосыпания вызвал

кардинальных изменений физиологии. На вторые и реже на третьи сутки депривации сна отмечали снижение аппетита, диарею

, иногда появление рвоты, обильную слюну

, «пену изо рта».

температура тела и частота сердечных сокращений снизились в течение

первых двух суток недосыпания, ритм дыхания

был нарушен.По окончании недосыпания температура тела

начала повышаться, частота пульса снизилась, и дыхание

могло измениться на паттерн Чейна-Стокса с

паузами дыхания продолжительностью до 10 с. После окончания депривации

сна все эти изменения прошли очень быстро, и на

последующих дней внешний вид и поведение собак

не отличалось от нормы.

У всех собак выработаны пищевые условные рефлексы и дифференциации

по классической методике Павлова.

После первого дня недосыпания все рефлексы

были снижены, а дифференцировка растормаживалась. Со второго дня

все условные рефлексы исчезли. Авторы

резюмируют эту часть исследования следующим образом:

При длительном недосыпании наблюдается резкое падение возбудимости коры головного мозга

, вплоть до ее полного функционального отключения. Восстановление возбудимости коры

происходит не сразу после прекращения депривации сна, а имеет волнообразный характер.

Авторы пришли к следующему выводу:

В настоящее время приведенный выше материал, а также все литературные данные

не позволяют нам сформулировать общий и однозначный взгляд на феномен сна

.

Ни одна из существующих теорий не может объяснить все факты, наблюдаемые во время бессонницы. Возможно, невозможно объяснить все явления сна развитием торможения в коре. Но нам кажется несомненным —

в состоянии, что это первостепенная точка.

Эксперименты в лаборатории К. Быкова

проводились примерно в то время, когда электрофизиология

родилась. Позже электрофизиологические методы позволили

выяснить механизмы распространения сигнала по нервным волокнам

и передачи от одной нервной клетки к

другой. Стало возможным оценить степень вовлеченности той или иной структуры мозга в анализ

поступающих сигналов.Вскоре было показано, что в

коре головного мозга во время сна нет «диффузного торможения», и

нейронов коры во время сна продолжают активно активироваться. Но

очевидный вывод о решающей роли сна для

поддержания жизнеспособности организмов, возникший после

опытов М. Манасеина и описанных выше

в лаборатории К. Быкова, опять же не

изготовлено учеными.

Во второй половине 20 века, когда

стало возможным использовать различные методы для изучения процесса

сна, было накоплено огромное количество данных.Как бы то ни было, мы должны признать, что, несмотря на огромный рост

фактического материала, касающегося различных механизмов

сна на синаптическом и молекулярном уровне, общее понимание функции сна не продвинулось очень далеко. с

время И. Павлова. Но общий взгляд на структурную и функциональную иерархию

головного мозга также практически не изменился. Теперь становится ясно, что, скорее всего,

понимание функции сна просто невозможно в рамках

старых представлений об организации нервной системы

и требует их замены.В свою очередь,

новых результатов исследований сна не укладываются в общепринятые концепции

, но находят простое и естественное объяснение

в рамках других подходов к организации

нервной системы.

21

Мы планируем обсудить все эти

вопросы в нашей следующей статье.

Заключение

Исторический анализ мнений о функции сна

помогает оценить тенденции в этой области науки, а

указывает направление дальнейшего продвижения к решению

этой проблемы.Этот анализ позволяет сделать вывод, что

Пигарев и Пигарева 5

Интернет-архив психологии и марксизма

Создание разума. A R Luria

Майкла Коула

ТОЛЬКО ПОСЛЕ начала этого века немецкий психолог Герман Эббингауз отразил, что психология «имеет долгое прошлое, но короткую историю». Ebbinghaus комментировал тот факт, что в то время как психологическое теоретизирование существовало до тех пор, пока записанные мысли, прошло всего четверть века с тех пор, как основание первых научных групп, которые были сознательно известны как «психология лаборатории.«До периода около 1880 года, о котором говорил Эббингауз, психология нигде не рассматривалась как самостоятельная научная дисциплина; скорее это был аспект «гуманных» или «моральных» наук, который официальная область философии и любительское развлечение любого ученого человек.

Хотя со времен Эббингауза прошло еще три четверти века. замечание, история психологии еще достаточно коротка, чтобы сделать возможным чтобы карьера одного человека охватывала всю или почти всю его краткую историю как наука.Таким человеком был Александр Романович Лурия (1902-1977), родился во втором поколении научных психологов, но вырос в обстоятельствах это погрузило его в основные проблемы, которые мотивировали основателей дисциплина.

Научная психология зародилась почти одновременно в Америке, Англии, Германия и Россия. Хотя учебники приписывают Вильгельму Вундту основание первая экспериментальная лаборатория в Лейпциге в 1879 г., новый подход к изучение разума на самом деле не было прерогативой какого-то одного человека или страны.

Почти в то же время Уильям Джеймс побуждал своих учеников проводить эксперименты в Гарварде; Фрэнсис Гальтон в Англии инициировал первую приложения тестов интеллекта; и Владимир Бехтерев открыли лабораторию в Казани, которая исследовала большинство проблем, которые впоследствии станут доминирующими новая наука. Механизмы обучения, алкоголизм и психопатология были все под следствием в лаборатории Бехтерева, пока Лурия рос в Казани.

Хотя историческая ретроспектива позволяет разделить эпохи в психологии. согласно идеям, которые доминировали в его практике, изменения в первые годы двадцатого века, которые должны были представить «новую психологию» 1880-е и 1890-е годы — устаревшая психология к 1920 году — отнюдь не были ясны.Неудовлетворенность доминирующей психологией еще не привела к последовательной оппозиция с собственной позитивной программой. Если бы в западных Европа и Америка, они были еще более мрачными в России, где наука работала. под бременем жесткой государственной цензуры, руководствуясь консервативными религиозными принципы и автократическая политическая политика. Только в 1911 году был первый официально признанный институт психологии, основанный при Московском университете. Но даже этот прогрессивный шаг притупился выбором режиссера, чей Исследования были основаны исключительно на немецкой психологической теории 1880-х годов.

В таких условиях молодой россиянин, увлекшийся психологией оказался в любопытном интеллектуальном искажении времени. Если он ограничил себя чтению по-русски, его представлениям о предмете и методах психологии. было бы старомодно. Переводы важных западноевропейских работ стали доступны медленно и только в том количестве и по тематике, которые подходят царская цензура. Из-за отрывочных данных, имеющихся на русском языке, психология в Казани в 1910 году была на том же уровне, что и психология в Лейпциге или Вюрцбурге. поколением раньше.

Но если молодой русский читал по-немецки, были доступны более свежие работы, особенно если его семья перешла в интеллектуальные круги, члены которых уехали в Германию учиться. Так было с семьей Лурия. Итак, в очень молодом возрасте молодой Лурия стал шире читать современную экспериментальную психологию. чем работать в переводе позволит. Возможно, потому, что его отец был врачом, интересовавшимся психосоматическими заболеваниями. медицины, новая работа в области психиатрии, возглавляемая Юнгом и Фрейдом, также потерпела неудачу. в руки Лурии.К этому он добавил гуманистические, философские идеи немецкая романтическая традиция, особенно те произведения, которые критиковали ограниченность лабораторной психологии того вида, который был предложен Вундтом и его последователи.

Таким образом, хотя Лурия по рождению был членом психологии во втором поколении, он начал свою карьеру с погружения в основные проблемы тех кто основал психологию четверть века назад. На протяжении его шестидесяти лет активных исследований и теоретизирования, Лурия никогда не переставал беспокоиться с этими фундаментальными проблемами.Он постоянно искал их разрешения в свет новых знаний, накопленных грядущими поколениями психологов работали над своими преобразованиями на основном материале, унаследованном от их прародители.

Общая амнезия, поражающая неисторическую психологию затрудняет решение дилемм, с которыми Лурия столкнулся в молодости. человек. Возможно, есть утешение в представлении о том, что психологическое идеи на рубеже веков сегодня так же устарели, как и автомобили, которые тогда производились.Но курс материаловедения доказал плохая аналогия прогресса в научной психологии. Лучшая аналогия, которая имеет почетную историю в русской мысли конца XIX века. и в марксистских трудах девятнадцатого и двадцатого веков предоставлено Лениным, который отмечал прогресс науки, что это «развитие который как бы повторяет уже пройденные этапы, но повторяет их в иначе, на более высоком плане … развитие, так сказать, по спирали, не по прямой »(Ленин, 1934, с.14).

Состояние спирали психологии, когда Лурия исследовал интеллектуальный ландшафт в начале карьеры был спорным. Основные разногласия, разделяющие ученые нашли выражение в нескольких, казалось бы, независимых аргументах. Начальный Среди них был вопрос о том, может ли психология быть объективной экспериментальной наукой.

«Новым» элементом «новой психологии» 1880-х гг. экспериментирование. В психологических категориях мало нововведений. и теории, предложенные Вундтом, основные концепции которых можно проследить через философы-эмпирики, такие как Локк, вплоть до Аристотеля.Для Вундта, как и для до него психологически склонные философы, основной механизм разум был ассоциацией идей, которые возникают из окружающей среды в форма элементарных ощущений. Новаторство Вундта заключалось в его утверждении, что он может проверить такие теории на основе контролируемых наблюдений, проведенных в тщательно продуманные лабораторные эксперименты. Самоанализ оставался важным часть его метода, но теперь именно «научный» самоанализ мог привести к общим законам разума, а не к кабинетным спекуляциям.

Конкретные теоретические утверждения Вундта не остались без ответа. Он был против изнутри новой психологии различными учеными, чьи данные привели их для построения альтернативных теорий ментальных событий. Разногласия, которые в последующем часто сосредотачивались на достоверности интроспективных отчетов, и По основным фактам возникли споры. В конце концов, неспособность разрешить эти аргументы, а также подозрение, что они могут быть неразрешимыми в принципе, потому что события, о которых они говорили были внутренними отчетами отдельных лиц, а не событиями, наблюдаемыми каким-либо беспристрастным наблюдатель положил конец первой эре научной психологии.

Во многих стандартных обсуждениях этого периода (например, Boring, 1925, 1950) говорится: незамеченным, что споры между Вундтом и его критиками в психологии были частью более широкой дискуссии о целесообразности экспериментов все вместе. Пока Вундт и его преемники собирали факты и престиж скептики оплакивали потерю этого феномена. это изначально сделало человеческий разум важной темой для изучения. Эта критика был красиво схвачен Анри Бергсоном, цитирующим фразу Шекспира: «Мы убийство препарировать.»Или, как позже выразился Дж. С. Бретт,« Один путь приведет к психологии, которая является научной, но искусственной; другой приведет к психологии, которая естественна, но не может быть научной, оставаясь в конец искусству »(Бретт, 1930, с. 54).

Противники экспериментов возражали против того, что ограничивающая психология Лаборатория автоматически ограничивала психические явления, которые она могла исследовать. В умственной жизни есть нечто большее, чем элементарные ощущения и их ассоциации; мышление — это нечто большее, чем можно увидеть в экспериментах на время реакции.Но казалось, что только эти элементарные явления можно исследовать в лаборатория.

Вундт не остался равнодушным к этой критике. Он признал, что экспериментальные метод имеет ограничения, но он решил противостоять им, проводя различие между элементарными и высшими психологическими функциями. В то время как экспериментальный психология была подходящим способом изучения элементарных психологических явлений, высшие функции не могли быть изучены экспериментально. Фактически, настоящая процессы высшего психологического функционирования, вероятно, не могли быть установлены вообще.Лучшее, что можно было сделать, — это изучить продукты высших функционирует путем каталогизации культурных артефактов и фольклора. По сути, Вундт передал изучение высших психических функций дисциплине антропологии как он это знал. Он посвятил много лет этому предприятию, которое назвал Volkerpsychologie .

Основной выбор между экспериментальными и неэкспериментальными методами был центральным. забота о Лурии, когда он начинал свою карьеру, но он не любил ни одного готового выбор, с которым он столкнулся.Со всех сторон он видел компромиссные формулировки, ничто из этого его не удовлетворило. Как Вундт, Бехтерев и другие, он считал твердо в необходимости экспериментов. Но он также симпатизировал Вундту. критики, особенно Вильгельм Дильтей, который искал способы примирить упрощения, вызванные экспериментальным подходом Вундта с гуманистическим анализом сложных человеческих эмоций и действий. Дильтей в конце концов отчаялся, отвергнув экспериментирование как совершенно неподходящий способ изучения психологических процессы.Лурия, никогда не впадающий в отчаяние, выбрал другой маршрут. Он искал новый синтетический метод, который бы примирил искусство и наука, описание и объяснение. Он уберет искусственность из лаборатории, сохраняя аналитическую строгость лаборатории. Имея сделал этот выбор, затем он столкнулся с новой серией выборов, касающихся метода и теория, которая сделала бы возможной его попытку научного синтеза.

Как и бесчисленные психологи до него, Лурия считал, что полное понимание разума должны были включать в себя отчеты о знаниях, которыми обладают люди. о мире и мотивах, которые вдохновляют их, когда они вкладывают такие знания использовать.Было важно знать происхождение основных процессов через какие знания приобретаются и какие правила описывают психологические изменения. Изменения, для Луриа, относились к новым типам систем, в которых основные процессы могут быть организованы. Его очень большая задача, до сих пор не реализованная ни одной психологической Теория сегодняшнего дня заключалась в том, чтобы попытаться предоставить как общую основу, так и набор конкретных механизмы для описания и объяснения всех возникающих систем поведения от работы многих подсистем, составляющих живого человека.

Используя эту глобальную характеристику человеческого разума в качестве отправной точки, Лурия должен был изучить существующие экспериментальные методы, которые могли бы помочь ему в этом. собственный подход более чем пустой фразерство. На арене познания все основные методы были развитием представления о том, что структура идеи можно найти в структуре ассоциаций, в которые они входят. Немецкие лаборатории начали использовать механические устройства времени, которые, как они надеялись, даст точную хронометрию ментальных ассоциаций.Эта технология имела продвинулся до точки, когда многие исследователи полагали, что это возможно для записи времени, необходимого для различного рода мысленных событий. Аргументы сосредоточены на определении единиц умственной деятельности и на определении того, «измерялась» ассоциация элементов или мысленных действий.

В тот же период ассоциативные ответы использовались довольно часто. различные цели, разработанные учеными, ориентированными на медицину, такими как Юнг и Фрейд. Пока признание того, что ассоциации между словами дают информацию об отношениях среди идей они были менее заинтересованы в отображении сознательных системы знаний или время ассоциативных ответов, чем при использовании ассоциаций чтобы открыть знания, о которых человек не знал.Даже важнее была возможность того, что словесные ассоциации могут дать информацию о мотивы, скрытые от сознания, возбуждающие в противном случае необъяснимые поведение.

Лурия увидел в этих двух разрозненных подходах к методу словесных ассоциаций — один экспериментальный, другой клинический — возможность обогащения исследования знания и мотивация, оба из которых, как он считал, замысловато сочетаются в любом психологическом процессе. Его усилия по созданию единой психологии Ум с этих начал представлял центральную тему работы его жизни.Его готовность работать с мотивационными концепциями, выдвигаемыми психоаналитическими школа могла бы вообще поставить его вне академической психологии, но этого не произошло по ряду причин. Во-первых, Лурия был привержен экспериментальный метод. Не менее важным было его стремление использовать объективные данные как основа для теоретизирования. Когда многие психологи начали настаивают не только на том, что наблюдаемое поведение должно представлять основные данные для психологов, но также и то, что психологические теории не могут апеллировать к ненаблюдаемым событий, возразил Лурия, предвкушая позицию, подобную той, которую защищал Эдвард Толман годы спустя.Он рассматривал сознание и бессознательное как промежуточные переменные, то есть как концепции, которые организовали паттерны полученные поведенческие данные.

Другой проблемой, с которой столкнулись психологи на рубеже веков, было их отношение к «более фундаментальным» знаниям, которые затем накапливаются в физиологии, неврология и анатомия, область, которая теперь называется «нейробиологией». В главные достижения биологии и физиологии девятнадцатого века сделали его практически невозможно игнорировать важные связи между центральной нервной системой. система и феномены «mentaP», которые были в центре внимания психолога.Но вопрос заключался в том, должна ли психология ограничиваться феноменами. это было обнаружен в физиологической лаборатории. Здесь мнения разделились две важные линии.

Многие психологи принципиально отвергли идею о том, что разум может быть сведено к «движущейся материи», и что такая материя может пройти исследование в лаборатории физиологов. Разум, по их мнению, Скорее нужно было изучать интроспективно, используя себя в качестве основного исследовательского инструмент.Противоположной крайностью были ученые, утверждавшие, что психология не более чем раздел физиологии, который обеспечил бы единую теорию поведение. Такую позицию занял русский физиолог И. М. Сеченов, чьи Рефлексы Мозга содержали явную программу для объяснения умственных явления как центральное звено рефлекторной дуги.

Между этими крайними позициями стояли многие психологи, в том числе Лурия, кто считал, что психология должна развиваться последовательным образом. с нейробиологией, но не полностью от нее.Они приняли идею что психологические явления были частью естественного мира, подверженного законы природы. Но они не обязательно соглашались с тем, что любая существующая модель о том, как мозг был связан с психологическими процессами, особенно сложными процессы, было правильно. Итак, психология должна была действовать сама по себе, глаз на физиологию по мере ее развития. Лурия был среди очень немногих психологов кто стремился расширить области согласованности, сознательно противодействуя обоим психология и нейробиология с фактами и теориями друг друга.Сорок спустя годы после того, как он начал такую ​​деятельность, возникла новая, гибридная отрасль психологии, под названием «нейропсихология» завоевала признание как научное предприятие.

Еще одно фундаментальное различие в психологии сформировалось вокруг базового «здания». блоки »ума, — предположил психолог. Одна группа, связанная по-разному с именами Вундта, Э. Б. Титченера, Джона Ватсона и Кларка Халла попытались определить основные элементы поведения как ощущения, которые к законам ассоциации, чтобы сформировать элементарные идеи или привычки.Другой группа, к которой можно отнести Франца Брентано, Уильяма Джеймса и гештальт психологи сопротивлялись этому «элементарности». Их анализ показал что основные психологические процессы всегда отражали организационные свойства что не могло быть обнаружено в отдельных элементах. Эта идея была высказана по-разному в терминах, таких как «поток сознания», «бессознательное» вывод »и« свойства целого ». Суть этой позиции состоял в том, что сокращение разума на элементы уничтожило свойства неповрежденный, функционирующий организм, который не мог быть восстановлен после восстановления произошло.

В этом споре Лурия явно выступал против элементаристов, но его настаивание на том, что базовые единицы анализа должны сохранять свои эмерджентные свойства не сводился к аргументам и феноменам, которые затем исследовались гештальт психологи. Лурия очень рано утверждал, что основные единицы психологического анализа были функции, каждая из которых представляла систему элементарных актов это управляло отношениями организм-среда.

Из-за сквозного выбора и конкурирующих претензий на научную легитимность в психологии, которая составляла раннюю интеллектуальную среду Лурии, это не можно отнести его в любую школу.По каждому из систематических вопросов столкнувшись с психологией, он сделал четкий выбор из того же набора возможностей как его современники, но его сочетание выбора было уникальным, что сделало его как часть основных школ психологии раннего 1920-е гг.

В новой смеси, которую Лурия разработал совместно со Львом Выготским, сохранились своеобразие до 1960 года. Интерес Лурии к организации мотивов поведение, вкупе с его готовностью говорить о «скрытых комплексах», его использование техник свободных ассоциаций (хотя и в сочетании с проверенными методы времени реакции), и его продвижение психоаналитических идей делает его соблазнительным рассматривать его как раннего экспериментального фрейдиста.Но даже в его ранних произведениях по теме, это обозначение не подошло бы. Лурия не интересовалась прежде всего в раскрытии природы бессознательного, и он приписывал слишком велика роль для мужчин социальная среда как главный фактор индивидуального поведения, обеспечивающего комфорт с биологизацией ума Фрейдом.

С самого начала Лурия тщательно защищал методологию, основанную на объективные данные, будь то в форме речевых ответов, движений или физиологических показатели, как единственно допустимые данные в психологии.Эта позиция может поместили его в число бихевиористов, если бы не его готовность говорить о ненаблюдаемых состояниях ума и его настойчивости на возможности использования объективных индикаторов для получения информации о них. Лурия также было трудно классифицировать как бихевиориста из-за сильных связь между ранним бихевиоризмом и теориями «стимул-реакция», или рефлексом. Для Лурии словесные ассоциации были полезным инструментом для выявления работы сложной психологической системы, но он никогда не принимал эту идею что ассоциации между идеями или между стимулами и реакциями представляют теория того, как работает разум.

Он отрицательно отождествлял теории «стимул-реакция» с «телефонным станции »теория организации поведения центральной нервной системы, которая сравнил центральную нервную систему с гигантским коммутатором. Он заметил насмешливо что «было бы интересно проследить всю историю естествознания двадцатого века по аналогии … тех моделей, которые принимаются за основу для построения представлений о формах и механизмы жизнедеятельности человека. Эта история должна раскрыть множество наивных источников человеческой мысли… Эта тенденция вводить наивные концепции для объяснения нервная система на основе аналогий с искусственными вещами больше Cornmon в изучении поведения, чем где-либо еще »(Luria, 1932, стр. 4). Вместо телефонной станции Лурия предложил идею динамического организованная система, состоящая из подсистем, каждая из которых вносит свой вклад в организация в целом. В 1920-х это могло звучать как версия гештальтпсихологии, но когнитивных психологов это не удивит. когда более тридцати лет спустя Лурия ухватился за Миллера, Галантера и Прибрена. Планы и структура поведения , новаторская попытка применить компьютер системный анализ к психологии, как родственное выражение заботы о ограничения теории стимульного ответа и как механическая аналогия, которая, несмотря на его ограничения, начал приближаться к его представлению о том, какие человеческие системы могут быть будто.

Можно было бы также считать Лурию физиологом-психологом. из-за его пожизненного интереса к основам поведения мозга, за исключением того, что для него изучение изолированного мозга не могло показать, как организовано поведение. Напротив, он твердо помнил о том, что свойства всей системы не может быть надежно получено из исследования его частей, работающих изолированно. Мозг был частью более крупной биологической системы и окружающей среды. система, в которой социальная организация была мощной силой.Следовательно, психологическая теория неповрежденного организма, сохранившего историю взаимодействия с окружающая среда и ее задача на момент учебы была необходимым дополнением к чисто физиологическим или нейроанатомическим исследованиям.

Все эти идеи, которые можно найти в трудах Лурии еще в 1920-х годов превратили его в преждевременно современного психолога, который начал жизнь до того, как его идеи могли найти подтверждение в существующих технологиях или данных. Но невозможно и нецелесообразно рассматривать идеи Лурии только в терминах мировой психологии и нейрофизиологии.То, что он русский интеллигент активно участвовал в строительстве советской науки и психологии сформировал его карьера с самых первых дней.

Примерно через десять лет после революции было много экспериментирования и импровизации в советской науке, образовании, и экономическая политика. Менее известна, чем политическая борьба после Ленина. смерть — это эксперименты с новыми формами обучения, свободным рыночным сельским хозяйством, современные средства выражения в искусстве и новые отрасли науки.В течение 1920-е годы, практически все психологические движения, существовавшие в Западной Европе и Соединенные Штаты нашли сторонников в Советском Союзе. Возможно, потому что психология как учебная дисциплина была зародыша в конце царской эпохи, с единственным институтом, посвященным к тому, что тогда было признано собственно психологией, необычное разнообразие точек зрения и деятельности активно соревновались за право определять, что новый советский психология должна нравиться. Педагоги, врачи, психиатры, психоаналитики, неврологи.и физиологи часто участвовали в национальных встречах, посвященных к обсуждениям исследований и теории.

По прошествии десятилетия в этих дискуссиях стали доминировать три вопроса. Во-первых, росло беспокойство по поводу того, что советская психология должна быть застенчивой. Марксистский. Никто не понял, что это означает, но все присоединились к дискуссии. со своими предложениями. Во-вторых, психология должна быть материалистической дисциплиной; все психологи были вынуждены искать материальную основу разума.И в-третьих, психология должна иметь отношение к построению социалистического общества. Призыв Ленина проверять теорию на практике был делом обоих. экономическая и социальная актуальность.

К концу 20-х годов эта дискуссия дошла до того, что было достигнуто согласие по некоторым общим принципам, но основные выводы сделали не выделять какой-либо существующий подход в качестве модели для других. В то же время, страна пережила новые экономические и социальные потрясения с приходом быстрая коллективизация сельского хозяйства и значительно ускоренные темпы развитие тяжелой промышленности.Было установлено, что существующие психологические школы не вносят практического вклада в эти новые социальные требования, поскольку Что ж.

Основным результатом этих идеологических и производственных недостатков было преднамеренное реорганизация психологических исследований в середине 1930-х гг. Хотя конкретные события, связанные с этой реорганизацией, выросли из недовольства использование психологических тестов в образовании и производстве, результат был общий упадок авторитета и престижа психологии в целом.

Во время Второй мировой войны многие психологи, такие как Лурия, посвятили свои усилия. реабилитации раненых. Педагогическая и медицинская психология смешанная свободно перед лицом разрушений, нанесенных современной войной. Следующий войны эти два аспекта психологии продолжали доминировать в советской психологии. как страна восстановилась. Психология как отдельная дисциплина осталась бездействующим, в то время как психологические исследования рассматривались просто как особенность какого-то другого научного предприятия.

Затем, в конце 1940-х годов, возродился интерес к области психологии. В центре внимания работы известного российского физиолога Ивана Павлова. Несмотря на то что многие американцы считают Павлова психологом, возможно, потому, что его методы для изучения условных рефлексов были приняты как ключевой метод, так и теоретический Модель в американской психологии между 1920 и 1960 годами, Павлов сопротивлялся ассоциации с психологией большую часть своей жизни. Советские психологи ответили на комплимент. Они были готовы предоставить Павлову преимущество в области материаловедения. основа разума; но они оставили за собой область психологических явлений, особенно такие «высшие психологические процессы», как осознанное запоминание, произвольное внимание и логическое решение проблем к себе.

Как и в нашей стране, многие советские физиологи, озабоченные взаимоотношениями между мозгу и поведению не нравилось такое разделение научного труда. По факту, они считали психологию ненаучной. Учитывая возможность, такие люди, многие из которых были учениками Павлова, были в восторге от шанс сделать изучение «высшей нервной деятельности» моделью для психология для подражания. В результате внеочередной серии встреч в рамках под эгидой Академии медицинских наук в 1950 году психологи начали уделяя много энергии и внимания применению павловских концепций и техники в их работе.Особое внимание было уделено идеям Павлова. в отношении языка, который, казалось, был вероятной областью для использования психологами.

За последнюю четверть века советская психология чрезвычайно выросла в размерах. и престиж. Важные научные достижения в западноевропейской науке, в частности при изучении функционирования мозга и компьютерных технологий были приняты и стать частью отечественной советской науки. Психология не только выиграла признание как независимая дисциплина, но также была включена в число дисциплин, которые делают до престижной Национальной академии наук.

На протяжении первых шести десятилетий советской психологии Александр Лурия трудился сделать из нее науку, которая соответствовала бы мечтам ее создателей, марксиста изучение человека, которое будет полезно людям в демократическом, социалистическом общество. Преследуя эту цель, Лурия использовал личный опыт. со всеми проблемами и идеями, накопленными во всем мире в психологии с момента основания сто лет назад. Его творчество — памятник интеллектуалу. и гуманистические традиции, которые представляют лучшее из человеческой культуры, над которой он работал понять и улучшить.

Иван Павлов Биография — Жизнь русского психолога

Иван Павлов родился в Рязани 14 сентября 1849 года.Он был известным врачом и физиологом. Его отца звали Петр Дмитриевич Павлов, он был священником в Рязани. Иван Павлов сначала пошел в школу при местной церковной школе в Рязани. Продолжил учебу в той же школе при духовной семинарии.

Ранняя жизнь и образование

Первоначально Павлов не знал науки, но в 1860 году его вдохновили либеральные идеи одного из самых выдающихся русских литературных критиков Д.И. Писарев. Его вдохновляли и другие прогрессивные идеи, которые распространял отец русской физиологии — сэр И.М. Сеченов. Эти идеи вдохновили его отказаться от религиозной карьеры и посвятить всю свою жизнь изучению науки.

В результате он поступил на математико-физический факультет Петербургского университета в 1870 году, где изучал естественные науки. У Павлова появился живой интерес к области психологии, которая оставалась для него очень важной на протяжении всей его жизни.

Во время своего первого курса он сотрудничал с другим студентом, чтобы подготовить свой первый научный трактат, который в основном был посвящен физиологии, связанной с панкреатическими нервами.Эта академическая диссертация получила широкое признание, и за это он получил престижную награду. Павлов окончил третий курс в 1879 году и снова был удостоен другой награды.

Профессиональные годы Павлова

В академии Павлов сдал конкурсный экзамен и получил стипендию. Он получил должность директора физиологической лаборатории в клинике известного российского клинициста С.П. Боткина. Это позволило ему продолжить целенаправленную исследовательскую работу.

В 1883 году Павлов представил докторскую диссертацию под названием Центробежные нервы сердца , в которой он развил идею нервизма и принципы функций нервной системы.

Многие из главных достижений в его карьере начались, когда он стал директором и организатором отделения физиологии в Институте экспериментальной медицины в 1890 году. Он прослужил здесь 45 лет до своей смерти. Под его руководством институт стал одним из важнейших центров физиологических исследований.

Вклад Павлова в психологию

Павлов получил международную известность и признание в начале своих исследовательских лет, когда он открыл способ изучения поведения с помощью более объективной техники. Он открыл, как можно научить людей и животных реагировать на определенный раздражитель определенным образом.

Его теория до сих пор используется в различных областях, таких как лечение антифобии. Кроме того, его открытия до сих пор используются для лечения фобий, возникающих в результате определенных условий окружающей среды, таких как страх перед толпой и высотой.Его открытие и обширные исследования рефлексов повлияли на быстрорастущее бихевиористское движение. Его исследования продемонстрировали методы изучения реакций окружающей среды научным, объективным методом. Его работы часто цитируются в трудах Джона Б. Уотсона, другого выдающегося и известного психолога.

Во время лечения пациент сначала осваивает важную технику расслабления мышц. В следующие несколько дней пациент представляет ситуацию, которая вызывает страх, пытаясь уменьшить тревогу посредством расслабления.В конце лечения можно вспомнить вызывающую тревогу ситуацию, не вызывая у пациента какой-либо формы тревоги. Эта форма лечения широко известна как систематическая десенсибилизация. Его поддержка и открытия во многих сложных и неизлечимых заболеваниях снискали ему всемирное признание.

Основные достижения

В 1901 г. Павлов был избран членом-корреспондентом Российской академии наук. В 1904 году он был удостоен престижной Нобелевской премии за обширные исследования пищеварительной системы.В 1907 году он был избран академиком знаменитой Российской академии наук.

Кроме того, в 1912 году он был удостоен докторской степени в Кембриджском университете. Вдобавок ко всему он был награжден Орденом Почетного легиона по предложению, представленному Парижской медицинской академии в 1915 году.