Идеал я в психологии это: Я-идеал. Что такое «Я-идеал»? Понятие и определение термина «Я-идеал» – Глоссарий

Что такое идеал в психологии человека

Вспомните, как часто мы произносим «идеальные условия жизни», «идеальные условия работы», «это мой идеал мужчины/женщины», «это идеальные отношения» и т. д. А теперь вспомните ситуации, когда представления об идеалах расходятся. Вплоть до того, что кто-то считает ужасным то, что для другого является идеальным и самым прекрасным. Почему так происходит? Почему представления об идеале отличаются, и что влияет на формирование представлений? Об этом нам сегодня предстоит поговорить.

Что такое идеал

Идеал – это наилучший образец чего-либо или наивысшая цель в какой-то деятельности. Это предел мечтаний человека, то, к чему личность стремится. Но представление об идеале всегда носит субъективный характер.

Например, в представлении одной женщины идеальная фигура – это максимум мышц и минимум жира. А другая женщина тянется к пышным формам. Третья же представительница прекрасного пола мечтает о плоской фигуре. И такое расхождение идеалов наблюдается во всем: внешность, досуг, круг общения, место и условия работы, семейное положение, характер и т. д.

Идеал или система идеалов отличается не только от человека к человеку, но и меняется внутри самой личности. Это динамическая структура, которая зависит от возраста, ситуации развития, окружения, уровня интеллекта, кругозора человека. Наши идеалы меняются на протяжении всей жизни.

Как формируется идеал

Формирование идеалов происходит в процессе социализации. Основа идеалов:

Большое влияние на формирование идеалов оказывает общество и его оценка, мнение. Например, в разные эпохи в обществе были разные представления об идеальной семье. Долгое время царил патриархат. Женщина играла исключительно роль хранительницы домашнего очага. Она во всем слушалась мужа, не смела ему перечить. А что мы наблюдаем сегодня? Поддерживается идея равенства полов, распределения семейных обязанностей. А кто-то и вовсе считает, что идеал семьи – это работающая женщина и мужчина-домохозяин.

Другой пример. Когда-то в обществе правил дух коллективизма, а теперь социум пропагандирует идею индивидуализма. Идеал гражданина – самостоятельная, постоянно развивающаяся и творчески самореализующаяся личность.

По мере взросления человек ориентируется на разных представителей социума. В раннем возрасте – родители, старшие братья и сестры. В школьные годы – учитель. В подростковом возрасте – ровесники. В юности и взрослости – другие взрослые. Идеалом может быть герой книги или историческая личность.

Стоит отметить, что общественно значимые идеалы не всегда становятся личностно значимыми убеждениями и устремлениями. Не всегда происходит переход общественных идеалов во внутриличностные образцы для подражания. На формирование идеалов влияет мировоззрение человека и менталитет общества. Идеал только тогда становится продуктом внутреннего мира, когда человек полноценно осознает, что должен следовать этому идеалу, исполнять обязанности, связанные с ним. Если человек воспринимает что-то как должное, а не просто знает, что так нужно поступать, то это что-то становится его устремлением. Таким образом, важно именно чувствовать и переживать на себе, а не просто знать, иметь представление о чем-то.

Какую роль в жизни человека играет идеал

Представление об идеале и тяга к нему способствуют развитию личности. В погоне за результатом человек самосовершенствуется и занимается самовоспитанием. Идеал определяет нормы поведения и задает направление деятельности, влияет на направленность личности. Идеал определяет цель и смысл жизни человека, влияет на поведение и мышление.

Иногда отношение к идеалу носит созерцательно-восторженный характер. Но это больше напоминает поклонение кумиру, и об этом мы поговорим в другой раз. А пока продолжим разговор об идеале.

Идеальный образ – это усовершенствованная реальность. Рассмотрим это подробнее на примере идеала личности. Идеал наделен теми качествами, которых не хватает человеку. Он умеет то, что не умеет человек в настоящем. Но, что немаловажно, человек может все это приобрести, если захочет. Этим Я-идеальное отличается от Я-фантастического. Однако иногда эти элементы путаются внутри личности, и человек выдвигает нереальные требования к самому себе. Достичь он их, конечно же, не может, от чего испытывает глубокую фрустрацию, раздражение, разочарование. На фоне этого может развиться депрессия, невроз или другое психическое расстройство. Предлагаю подробнее рассмотреть ситуацию, в которой человек путает Я-идеальное и Я-фантастическое, обрекая сам себя на неудачу и страдания.

Перфекционизм как стремление к идеалу

Перфекционизм – постоянное стремление к идеалу. Перфекционист всегда недоволен собой, старается улучшить себя, мир, деятельность. Он зацикливается на мелочах и в результате не замечает или не успевает уловить главное. Перфекционист недоволен собой, даже когда добивается успеха. Он все время думает, что мог бы сделать лучше, быстрее и т. д. В погоне за идеалом перфекционист забывает о базовых потребностях, а плод своих трудов он даже может уничтожить.

Перфекционизм может быть особенностью характера, а может принимать патологические формы, перерастать в обсессивно-компульсивные расстройства. Однако предпосылки у перфекционизма всегда одинаковые:

Страх неудачи иногда сковывает перфекционисту руки. Тогда он предпочитает ничего не делать, не пробовать нового, не брать на себя лишнюю ответственность.

Причина развития перфекционизма – завышенные ожидания со стороны родителей. Порицание, запреты, эмоциональная холодность, требовательность и другие элементы авторитарного воспитания приводят к этому. Как мы уже говорили, дети следуют идеалам родителей. Перфекциониста с детства учат тянуться к нереалистичному идеалу.

Родители, как правило, не знают или сознательно игнорируют особенности ребенка. Вместо этого они стараются сделать из него пример для подражания (в их представлении), объект для гордости. Или стремятся в нем воплотить свои несбывшиеся мечты. А для развития ребенка нет ничего хуже, чем идти против своей сущности. То есть заниматься тем, к чему нет задатков и склонностей. Или жить по распорядку, противоречащему свойствам психики, темпераменту. Ребенок вырастает, а завышенная требовательность к себе и другим сохраняется, как и сопутствующее ей чувство личностной несостоятельности.

Послесловие

Здоровая Я-концепция важна для гармоничного и нормального развития личности. И это справедливо для всего, что нас окружает. Мы должны представлять идеальную жизнь, идеального себя. Мы должны мечтать об этом и тянуться к этому. Но нельзя выдвигать завышенные ожидания и требования. Нужно помнить об индивидуально-психологических особенностях, которые влияют на возможности и способности людей.

Я-идеал это

Читать PDF

126.68 кб

Идеал учителя как источник формирования представлений об образовательной миссии российского педагога

Уткин Анатолий Валерьевич

В статье в широком социально-педагогическом контексте рассматривается процесс формирования ценностных представлений об идеале российского учителя, его высоком общественном предназначении.

Читать PDF
305.28 кб

Науки «милый идеал»

Дымарский Михаил Яковлевич

Доктор филологических наук, заслуженный деятель науки РФ, член-корреспондент РАО Сакмара Георгиевна Ильенко один из старейших профессоров Герценовского университета: с ним связаны более 60 лет ее творческой деятельности.

Читать PDF
301.50 кб

Идеал и цели образования: образованность как культура ответственности

Даутова Ольга Борисовна

Статья посвящена проблеме поиска современного идеала образования.

Читать PDF
447.38 кб

Идеал «Классического университета» и направления его трансформации в условиях реформы высшего образо

Васильева Е. Г.

Читать PDF
2.18 мб

Стремимся к речевому совершенству!»: к вопросу об организации изучения категории «Риторический идеал

Хлебникова Мария Сергеевна

Читать PDF
400.74 кб

Социальный идеал и образ чиновника в литературных источниках средневекового Китая

Прокопьев Александр Александрович

Читать PDF
1.35 мб

Народный идеал и созвучие педагогических идей академика Г. Н. Волкова и чувашского народного поэта Я

Якимова Ольга Владимировна

Читать PDF
94.11 кб

Идеал совершенной личности как предмет этнокультурного воспитания (теоретический аспект)

Даваев Санал Алексеевич

Статья посвящена проблеме воспитания подрастающего поколения на примере идеала совершенного человека.

Читать PDF
276.17 кб

Идеал совершенной личности в представлении Кавказских народов

Зангиева Марина Жураповна

В статье раскрывается специфика горского восприятия совершенной личности, показываются основные требования к воспитанию «идеального горца» и «идеальной горянки», повествуется о методах такого воспитания, заключенных в народной фол

Читать PDF
554.03 кб

Идеал советского ребенка: культурно-исторический анализ

Зарипова Диана Менировна

Обращение к истории советского детства в XX в. связано с переосмыслением советского прошлого в различных отраслях знания.

Читать PDF
210.87 кб

Фонетико-этимологический идеал Р. Ф. Брандта

Леонова Ж. В.

Дан обзор орфографической деятельности одного из ведущих лингвистов начала ХХ в. проф. Р.Ф.Брандта. Проанализированы принципы, на которых он предлагал усовершенствовать, упростить систему русской орфографии.

Читать PDF
589.45 кб

Языковой эстетический идеал в системе ценностных представлений учащихся о русском языке

Кулаева Г. М.

Статья посвящена актуальной проблеме формирования у школьников представлений о языковом эстетическом идеале в контексте ценностного подхода в обучении русскому языку.

Читать PDF
245.04 кб

К вопросу о корреляции понятий «Педагогический идеал» и «Риторический идеал» историко-педагогический

Тимонина Ирина Владимировна

В статье отражены результаты научного поиска на стыке педагогики и риторики в рамках междисциплинарного подхода.

Читать PDF
0.00 байт

Идеал воспитания современного гражданина российского общества в его социально-ценностном самоопредел

Рабинович Ольга Тихоновна, Фомина Ольга Евгеньевна, Есина Анна Валерьевна

В статье исследована проблема поиска идеала воспитания в российском обществе и обоснован выбор ценностей самоопределения современной студенческой молодежью на современном этапе развития России.

Читать PDF
0.00 байт

Эстетический идеал в подготовке учителя к духовно-нравственному воспитанию школьников на основе ценн

Розина Ольга Владимировна

В статье рассматриваются содержание и место эстетического идеала в подготовке учителей к духовно-нравственному воспитанию учащихся с позиций внутренней обусловленности культуры.

Вечное стремление к идеалу: верный путь или опасное заблуждение? | Психология

Однако немало и таких, для которых путь к идеалу — это постоянная борьба с собой, с другими, с окружающим миром. Такой у них метод достижения высоких стандартов, за которые они надеются получить самый высокий балл. От кого? От жизни, наверное.

Казалось бы, что плохого в том, что человек требует от себя и других быть идеальными во всем: в работе, в отношениях, в общении, даже в быту. На первый взгляд — ничего. Но если заглянуть глубже, то можно увидеть массу проблем, с которыми сталкиваются перфекционисты (так называют людей, стремящихся быть идеальными во всем). Им, несомненно, трудно приходится в этой жизни. Ведь совершенно не нужно быть идеальным во всем — стоит научиться прощать самого себя за неидеальность.

Все мы имеем право на усталость, на плохое настроение, даже на лень и небрежность. Если все это из жизни исключить, произойдет эмоциональное опустошение. Однако перфекционист не может позволить подобные слабости себе и всем тем, кто находится рядом. Если же близкие не разделяют его взглядов на жизнь, им приходится туго. Не зря ведь многие перфекционисты долго не могут найти счастья в личной жизни, а то и вовсе остаются одинокими.

Откуда же появляются у человека подобные стремления к идеалу? Конечно, из детства. Завышенные требования родителей тому причина. Ребенка, скорее всего, постоянно сравнивали, ставя ему в пример чужую жизнь (успешную, на их взгляд). Конечно, мама и папа совсем не желали своему чаду зла, наоборот, действовали с наилучшими побуждениями. Иногда стоит подтолкнуть ребенка к тем или иным действиям, но палку перегибать ни в коем случае нельзя.

Ребенок, привыкший к тому, что все в этой жизни надо заслужить своим поведением, хорошей учебой и другими достижениями, обязательно возьмет этот опыт с собой во взрослую жизнь. Являясь вполне самостоятельным человеком, он постоянно будет сравнивать себя с другими, стремясь делать все максимально идеально. Но при этом он всегда будет видеть свои недостатки и страдать от этого.

Люди, живущие под лозунгом «все или ничего», скорее всего, тоже склонны к перфекционизму. Взявшись за какую-то работу, человек будет стараться выполнить ее наилучшим образом. Конечно, для работодателя такой сотрудник — находка. Но идеальное исполнение требует больших затрат как физических, так и моральных. Перфекционисты очень болезненно воспринимают тот факт, что кто-то может что-то сделать лучше их.

Еще один признак перфекционизма — нежелание просить о помощи. Если даже что-то не выходит, человек готов переделывать работу много раз, ища новые пути решения и самостоятельно разбираясь во всех нюансах. Благодаря этому многие перфекционисты являются настоящими специалистами в своей области. Однако при этом они активно пытаются переделать «несовершенный» мир вокруг себя, поэтому предъявляют завышенные требования ко всем, с кем контактируют.

Еще одна слабость таких людей — болезненная зависимость от чужого мнения. Формула «всем не угодишь» — не для них. Тяжелое переживание критики часто приводит к серьезным психологическим проблемам. На фоне внутренних терзаний перфекционисты склонны обвинять других людей в том, что те не оценивают их по достоинству. Круг общения они подбирают тщательно — никто не должен их разочаровать. Те, кто не имеет устойчивых взглядов на жизнь и достижений в определенной области, вряд ли попадут в этот список.

Что же делать, чтобы жизнь не превратилась в постоянный бег за чем-то недостижимым? Первым делом постараться понять, что у каждого человека свое видение идеала. Никогда никому из нас не стать «лучшим для всех». Конструктивную критику надо научиться отличать от необоснованных претензий, которые не заслуживают внимания. Невозможно одновременно строить блестящую карьеру, быть идеальной хозяйкой и самой лучшей мамой и женой.

А у перфекционистов выход один — осознать все упущенное за годы стремления к недостижимому, взглянуть на себя и на окружающий мир другими глазами и постараться увидеть то, что раньше было скрыто из-за постоянной борьбы за идеал.

Как строить себя в направлении своего идеала

Осваивайте новые полезные роли

Освоение человеком новых ролей — один из основных механизмов развития личности. Осваивая роль мальчика или девочки, роль ученика или заводилы, ребенок взрослеет. Роль собирается из действий, которые человек уже может выполнять, но в собранном виде имеет уже новые качества, давая человеку ранее несвойственный ему статус, права и обязанности, интересы и ценности, голос и манеры.

Следуйте созданному идеальному образу

Выпишите 5-10 предложений о себе таком, каком вы хотите, о себе идеальном. Разбудите свою фантазию и записывайте самые смелые свои цели. Вы успешный человек? Вы решительный? Вы настоящий лидер? Придумывайте смелее! Вы – профессионал своего дела? У вас потрясающее чувство юмора?

«А разве это правда?» – возможно, спросите вы. Правда или нет – это зависит от вас. Будете стремиться к этому своему описанию и в жизни его воплощать – будет правда. Будете топтаться на месте и не будете себя развивать – будет вранье и ложь. В ваших руках сделать свой идеал своей правдой.

«Но как это воплотить?» — возможно, вновь обратитесь вы с вопросом. Легко. Написать на каждом видном месте и каждый раз, вспоминая, спрашивать себя: а сейчас я поступаю как я идеальный или как я привычный? И поступать, как поступали бы вы идеальный.

«Но это же трудно и не всегда возможно…» — вдруг скажет кто-то. «Да, – ответим мы ему — Это – «настоящая проблема». Что делать с проблемами, смотри Перевод проблемы в задачу

Ведите дневник работы над собой

Каждый день вы не просто живете, а выполняете некоторые занятия, следите за собой по некоторым направлениям, чтобы становиться лучше. В свое время Бенджамин Франклин делал это так, см.→

---

Зигмунд Фрейд «Я и ОНО».

 

Настоящее обсуждение продолжает ход мыслей, начатый в моем труде «По ту сторону принципа удовольствия» в 1920 г. Я сам, как там и упоминается, относился к этому ходу мыслей с известным благожелательным любопытством. Оно продолжает прежние мысли, связывает их с различными фактами аналитического наблюдения и стремится из этого соединения вывести новые заключения; но оно не прибегает к новым займам у биологии и поэтому ближе к психоанализу, чем мой труд «По ту сторону…». Оно носит скорее характер синтеза, чем спекуляции, и ставит, как кажется, перед собою высокую цель. Но я знаю, что обсуждение это останавливается перед самым трудным, и я с этим ограничением вполне согласен.

   При этом обсуждении это затрагивает вещи, до сих пор предметом психоаналитической разработки еще не являющиеся, поэтому неизбежно оно задевает некоторые теории, которые выдвигались непсихоаналитиками или же психоаналитиками, от психоанализа отходившими. Вообще я всегда был готов признать мои обязательства по отношению к другим работникам, но в данном случае я не чувствую себя отягченным долгом благодарности. Если до сих пор психоанализ не отдавал должного некоторым вещам, то это никогда не случалось потому, что он не замечал их заслуг или отрицал их значение, а потому, что следует определенному пути, который так далеко еще не завел. Когда же, наконец, психоанализ к этой вехе подошел, многое представляется ему в ином свете, чем другим.

 

I Сознание и бессознательное

В этом введении ничего нового сказать нельзя, и повторение ранее сказанного неизбежно.

   Разделение психики на сознательное и бессознательное является основной предпосылкой психоанализа и дает ему одному возможность понять в такой же мере частые, как и важные патологические процессы психической жизни и причислить их к научным явлениям. Повторяю еще раз другими словами: психоанализ не может считать сознательное сутью психики, а должен смотреть на сознание как на качество психики, которое может присоединиться к другим качествам или может отсутствовать.
   Если бы я мог себе представить, что интересующиеся психологией прочтут этот труд, то я приготовился бы и к тому, что уже тут часть читателей остановится и не пойдет дальше, так как здесь первый шиболет психоанализа. Для большинства философски образованных людей идея психики, которая к тому же и бессознательна, настолько непонятна, что она кажется им абсурдной и отвергается простой логикой. Мне думается, что причина этого заключается в том, что они никогда не изучали соответствующих феноменов гипноза и сновидения (не говоря уже о патологических феноменах), делающих такое понимание обязательным. Но выдвинутая ими психология сознания ведь и неспособна разрешить проблемы гипноза и сновидения.
   «Быть сознательным» есть чисто описательный термин, ссылающийся на наиболее непосредственные и наиболее надежные восприятия. Но дальше опыт показывает нам, что психический элемент, например, представление, обычно не осознается длительно. Напротив, характерно то, что состояние осознательности быстро проходит; осознанное сейчас представление в следующий момент делается неосознанным, но при известных легко осуществимых условиях может снова вернуться в сознание. И мы не знаем, чем оно было в промежутках; мы можем сказать, что оно было латентно, и подразумеваем под этим, что оно в любой момент было способно быть осознанным. Но и в этом случае, если мы скажем, что оно было бессознательным, мы даем правильное описание. Это бессознательное совпадает тогда с латентной способностью к осознанию. Правда, философы нам возразили бы: нет, термин – бессознательное – здесь неприменим; пока представление было в состоянии латентности, он вообще и не был ничем психическим. Если бы мы уже тут начали им возражать, то завязался бы спор, который бы никакой пользы не принес.

   Таким образом, мы приобретаем наше понятие о бессознательном из учения о вытеснении. Вытесненное является для нас примером бессознательного; мы видим, однако, что есть два вида бессознательного: латентное, но способное к осознанию, и вытесненное – само по себе и без дальнейшего неспособное для осознания. Наше представление о психической динамике не может не повлиять на номенклатуру и описание. Мы называем латентное – бессознательное – только в дескриптивном, а не в динамическом смысле, предсознательным. названием бессознательного мы ограничиваем только динамически бессознательно вытесненное и получаем, таким образом, три термина: сознательное (СЗ), предсознательное (ПСЗ) и бессознательное (БСЗ), смысл которых – уже не чисто дескриптивный. ПСЗ, как мы думаем, гораздо ближе к G3, чем БСЗ, и так как БСЗ мы назвали психическим, то тем увереннее отнесем это название к латентному ПСЗ. Но не остаться ли нам лучше в добром согласии с философами и не отделить ли ПСЗ и БСЗ, как естественное следствие, от сознательного психического? Тогда философы предложили бы нам описать ПСЗ и БСЗ как два вида или две ступени психоида, и согласие было бы восстановлено. Но следствием этого были бы бесконечные затруднения при описании, и единственно важный факт – именно тот, что эти психоиды почти во всех остальных пунктах совпадают с признанно психическим – был бы оттеснен на задний план из-за предубеждения, которое создалось в те времена, когда еще не знали о психоидах или о самом о них важном.
   Мы, однако, пришли к термину или понятию о бессознательном другим путем, а именно – обработкой опыта, в котором играет роль психическая динамика. Мы узнали, т. е. должны были признать, что есть сильные психические процессы или представления (здесь, прежде всего, важен квантитативный, значит, экономический момент), которые для психической жизни могут, иметь все те последствия, что и прочие представления, в том числе и такие последствия, которые могут быть вновь осознаны как представления, но они сами не осознаются. Нет надобности подробно описывать здесь то, что уже так часто излагалось. Короче говоря, тут вступает в действие психоаналитическая теория и заявляет, что такие представления не могут быть осознаны, так как этому противится известная сила; что в иных случаях они могли бы быть осознаны, и тогда было бы видно, как мало они отличаются от других, признанных психических элементов. Эта теория становится неопровержимой ввиду того, что в психоаналитической технике нашлись средства, которыми можно прекратить действие сопротивляющейся силы и сделать данные представления сознательными. Состояние, в котором они находились до осознания, мы называем вытеснением, а силу, которая привела к вытеснению и его поддерживала, мы ощущаем во время аналитической работы как сопротивление.
   Теперь мы удобно можем, манипулировать нашими тремя терминами СЗ, ПСЗ и БСЗ, если только не будем забывать, что в дескриптивном смысле имеется– два вида бессознательного, а в динамическом —только один. Для ряда целей изложения мы можем опустить это деление, но для других оно, конечно, необходимо. Мы все же к этому двоякому значению бессознательного более или менее привыкли и хорошо с ним уживались. Но уклониться от этой двойственности, насколько я вижу, нельзя. Различение сознательного и бессознательного является, в конце концов, вопросом восприятия, на который можно ответить «да» и «нет»; сам же акт восприятия не, дает нам никакой справки о том, по какой причине что-то воспринимается или не воспринимается. Нельзя жаловаться на то, что динамическое в своем проявлении получает лишь двусмысленное выражение [1].

   Поскольку на решение в таком вопросе, зависящем или от традиций или от эмоциональных моментов, можно повлиять аргументацией, следует по этому поводу заметить следующее: указание на шкалу отчетливости осознанности не содержит ничего обязательного и имеет не больше доказательности, чем, например, аналогичные положения; есть столько ступеней освещения, начиная от резкого, слепящего света и кончая слабыми проблесками мерцания, что темноты, следовательно, вообще не существует; или – есть различные степени витальности, значит, нет смерти. Эти положения, быть может, в известном смысле и содержательны, но практически они неприменимы, и это тотчас же обнаруживается, если выводить из «них заключения, например: значит, света зажигать не надо или, следовательно, все организмы бессмертны. А кроме того, приравнением незаметного к сознательному достигается лишь то, что отнимается единственная непосредственная достоверность, вообще имеющаяся у психики. Сознание, о котором ничего не знаешь; кажется мне все же много абсурднее, чем бессознательное психическое. И, наконец, такое приравнивание незамеченного к бессознательному производилось, очевидно, без учета.динамических соотношений, которые для психоаналитического понимания были решающими, ибо при этом не учтены два факта: во-первых, что посвятить такому незамеченному достаточно внимания очень трудно и требует большого напряжения; во-вторых, если это и достигнуто, то ранее незамеченное теперь не узнается сознанием, а довольно часто кажется ему совершенно чуждым, противоречащим, и резко им отвергается. Рекурс бессознательного на мало замеченное и незамеченное исходит, следовательно, только из предубеждения, для которого идентичность психического с сознательным раз и навсегда установлена.
 
   В дальнейшем течении психоаналитической работы выясняется, что и эти подразделения недостаточны и практически неудовлетворительны. Среди возникающих ситуаций отметим следующую как решающую: мы создали себе представление о связной организации психических процессов в личности и называем эту организацию «Я» личности. К этому «Я» прикреплено сознание, оно владеет подступами к мотилитетности, т. е. к разрядке раздражений во внешний мир. Это та психическая инстанция, которая производит контроль над всеми своими частичными процессами; ночью она засыпает, но и тогда все еще управляет цензурой сновидений. От этого «Я» исходят и вытеснения, при помощи которых известные психические стремления должны быть исключены не только из сознания, но и из других видов значимости и действительности. Все это, устраненное вытеснением, в анализе противостоит «Я», а анализу ставится задача – уничтожить сопротивление, которое «Я» проявляет к вниманию, уделяемому анализом вытесненному. Во время анализа мы наблюдаем, что больной испытывает затруднения, когда мы ставим ему известные задачи: его ассоциации отказываются работать, когда они должны приблизиться к вытесненному. В таком случае мы говорим ему, что он находится под властью сопротивления, но ничего об этом не знает; даже в том случае, когда он по чувству своего неудовольствия угадал бы, что теперь в нем действует сопротивление, то он не может его назвать или на него указать. Но так как это сопротивление несомненно исходит из его «Я» и является принадлежностью «Я», то мы оказываемся в непредвиденной ситуации. В самом «Я» мы нашли что-то, что тоже бессознательно и проявляет себя точно так, как и вытесненное, т. е. оно сильно воздействует, не будучи сознательным; – для того, чтобы сделать его сознательным, нужна особая работа. Для аналитической практики следствием этого опыта будет то, что мы попадаем в бесконечные неясности и затруднения, если захотим придерживаться нашего обычного способа выражения и захотим, например, привести невроз к конфликту между сознательным и бессознательным. Вместо этого противоположения, мы, опираясь на наши представления о структурных соотношениях психической жизни, вводим другое: противоположность между связным «Я» и отклонившимся от него вытесненным. Но следствия для нашего представления о бессознательном еще значительнее. Динамическое рассмотрение внесло первую корректуру; структурное понимание дает вторую. Мы видим, что БСЗ не совпадает свытесненным. Правильно, что все вытесненное – БСЗ, но, в то же время, и не все БСЗ вытеснено. Так же и часть «Я» (один Бог знает, какая важная часть!) может быть БСЗ и, несомненно, и есть БСЗ. И это БСЗ не латентно в духе ПСЗ, иначе его нельзя было бы активизировать, не делая СЗ, и доведение его до осознанности не представляло бы таких больших затруднений. Если мы поставлены перед необходимостью выдвинуть третье – не вытесненное БСЗ, то мы должны признать, что значение характера неосознанности для нас уменьшается. Он становится многозначным качеством, не допускающим широких и исключительных выводов, в целях которых мы бы его охотно использовали. Однако мы должны остерегаться небрежного к нему отношения, так как, в конце концов, это качество – сознательно или бессознательно – является единственным светочем в потемках глубинной психологии.

 

II Я и Оно

 Патологическое исследование слишком исключительным образом концентрировало наш интерес на вытесненном. С тех пор, как мы знаем, что и «Я» может быть бессознательным в собственном смысле слова, нам хотелось бы узнать о нем больше. До сих пор в наших исследованиях единственным опорным пунктом был признак сознательности или бессознательности; и, наконец, мы увидели, насколько это может быть многозначным.
   Все наше знание всегда связано с сознанием. Ведь и БСЗ мы можем узнать только путем того, что делаем его сознательным. Но как же это возможно? Что значит «сделать что-то сознательным»? Как это происходит?
   Мы уже знаем, где нам искать для этого исходную точку. Мы оказали, что сознание является поверхностью психического аппарата, т. е. мы приписали его в качестве функции одной системы, которая пространственно ближе всего внешнему миру. Впрочем, пространственно не только в смысле функции, но на этот раз и в смысле анатомического расчленения. Наше исследование тоже должно принять эту воспринимающую поверхность за исходную точку.

   Скажу заранее, что СЗ – все восприятия, приходящие извне (чувственные восприятия), и изнутри – то, что мы называем ощущениями и чувствами. Но как обстоит дело с теми внутренними процессами, которые мы – вчерне и неточно – можем обобщить как мыслительные процессы? Они протекают где-то в глубине аппарата в виде смещений психической энергии по пути к действию, но доходят ли они до поверхности, которая дает возникнуть сознанию? Или сознание доходит до них? Мы замечаем, что это – одно из тех затруднений, появляющихся, когда хочешь взять всерьез пространственное, топическое представление о психической деятельности. Обе возможности одинаково немыслимы, вероятно правильно что-то третье.
   В другом месте я уже высказал предположение, что действительное различие между БСЗ и ПСЗ представлениями заключается в том, что первое происходит на каком-то материале, остающемся неизвестным, в то время как у последнего (ПСЗ) добавляется соединение с словесными представлениями. Этим впервые делается попытка придать обеим системам, ПСЗ и БСЗ, отличительные знаки – иные, чем отношение к сознанию. Вопрос – как что-то осознается? – целесообразнее выражен следующим образом: как что-то предсознается? И ответ был бы: путем связи с соответствующими словесными представлениями.
   Эти словесные представления являются остатками воспоминаний – когда-то они были восприятиями и, как все остатки воспоминаний, могут быть снова осознаны. Но прежде, чем продолжать говорить о их природе, выскажем новое, появившееся у нас представление: сознательным может стать только то, что когда-то уже было СЗ восприятием и что, помимо чувств изнутри, хочет стать сознательным; оно должно сделать попытку превратиться во внешние восприятия. Это делается возможным при помощи следов воспоминаний.
   Мы представляем себе, что остатки воспоминаний содержатся в системах, непосредственно соприкасающихся с системой В-СЗ, так что их загрузки легко могут распространиться изнутри на элементы этой системы. При этом тотчас же приходят в голову галлюцинации и тот факт, что caмoe живое воспоминание все же можно отличить как от галлюцинации, так и от внешнего восприятия; но так же быстро устанавливается суждение, что при оживлении воспоминания нагрузка сохраняется в воспоминательной системе, в то время как не отличимая от восприятия галлюцинация может возникнуть тогда, когда загрузка не только частично переходит со следов воспоминаний на систему В, но и целиком на нее переходит.

   Остатки слов происходят, в основном, от акустических восприятий, так что этим дается одновременно особое чувственное происхождение системы ПСЗ. Зрительные составные части словесного представления можно пока оставить без внимания, так как они вторичны и приобретены чтением; то же касается зрительных образов слова, которые, кроме как у слепых, играют роль подкрепляющих знаков. Ведь слово, собственно говоря, – остаток воспоминания о слышанном слове.
   Мы не должны, для упрощения, например, забывать о значении оптических остатков воспоминаний о вещах или отрицать возможность осознания мыслительных процессов при помощи возврата к зрительным остаткам (а это, как будто, многими людьми предпочитается). Изучение сновидений и предсознательных фантазий, по наблюдениям И. Фэрендонка, может дать нам представление о своеобразии этого зрительного мышления. Мы узнаем, что при этом большей частью осознается только конкретный материал мысли, но соотношениям, особо характеризующим мысль, нельзя дать зрительного выражения. Итак, мышление образами лишь весьма несовершенное осознание. Оно, кроме того, как-то ближе к бессознательным процессам, чем мышление словами, и, несомненно, онто– и филогенетически старше, чем последнее.
   Вернемся к нашей аргументации: если, следовательно, таков путь, каким нечто, само по себе бессознательное, делается предсознательным, то на вопрос – как что-то вытесненное сделать (пред) сознательным, – следует ответить следующим образом: нужно такие ПСЗ средние звенья восстановить аналитической работой. Сознание остается, следовательно, на своем месте, но и БСЗ не поднялось до СЗ.
   В то время, как отношение внешнего восприятия к «Я» совершенно явно, отношение внутреннего восприятия к «Я» требует особого исследования. Оно еще раз вызывает сомнение, – правильно ли мы поступаем, когда все сознание относим к поверхностной системе В-СЗ.
   Внутреннее восприятие дает ощущение процессов из различнейших, конечно, и самых глубоких слоев психического аппарата. Они малоизвестны – их лучшим – вчерне и неточно – можем обобщить как мыслительные процессы? Они протекают где-то в глубине аппарата в виде смещений психической энергии по пути к действию, но доходят ли они до поверхности, которая дает возникнуть сознанию? Или сознание доходит до них? Мы замечаем, что это – одно из тех затруднений, появляющихся, когда хочешь взять всерьез пространственное, топическое представление о психической деятельности. Обе возможности одинаково немыслимы, вероятно правильно что-то третье.

   В другом месте я уже высказал предположение, что действительное различие между БСЗ и ПСЗ представлениями заключается в том, что первое происходит на каком-то материале, остающемся неизвестным, в то время как у последнего (ПСЗ) добавляется соединение с словесными представлениями. Этим впервые делается попытка придать обеим системам, ПСЗ и БСЗ, отличительные знаки – иные, чем отношение к сознанию. Вопрос – как что-то осознается? – целесообразнее выражен следующим образом: как что-то предсознается? И ответ был бы: путем связи с соответствующими словесными представлениями.
   Эти словесные представления являются остатками воспоминаний – когда-то они были восприятиями и, как все остатки воспоминаний, могут быть снова осознаны. Но прежде, чем продолжать говорить о их природе, выскажем новое, появившееся у нас представление: сознательным может стать только то, что когда-то уже было СЗ восприятием и что, помимо чувств изнутри, хочет стать сознательным; оно должло сделать попытку превратиться во внешние восприятия. Это делается возможным при помощи следов воспоминаний.
   Мы представляем себе, что остатки воспоминаний содержатся в системах, непосредственно соприкасающихся с системой В-СЗ, так что их загрузки легко могут распространиться изнутри на элементы этой системы. При этом тотчас же приходят в голову галлюцинации и тот факт, что caмoe живое воспоминание все же можно отличить как от галлюцинации, так и от внешнего восприятия; но так же быстро устанавливается суждение, что при оживлении воспоминания нагрузка сохраняется в воспоминательной системе, в то время как не отличимая от восприятия галлюцинация может возникнуть тогда, когда загрузка не только частично переходит со следов воспоминаний на систему В, но и целиком на нее переходит.
   Остатки слов происходят, в основном, от акустических восприятий, так что этим дается одновременно особое чувственное происхождение системы ПСЗ. Зрительные составные части словесного представления можно пока оставить без внимания, так как они вторичны и приобретены чтением; то же касается зрительных образов слова, которые, кроме как у слепых, играют роль подкрепляющих знаков. Ведь слово, собственно говоря, – остаток воспоминания о слышанном слове.

   Мы не должны, для упрощения, например, забывать о значении оптических остатков воспоминаний о вещах или отрицать возможность осознания мыслительных процессов при помощи возврата к зрительным остаткам (а это, как будто, многими людьми предпочитается). Изучение сновидений и предсознательных фантазий, по наблюдениям И. Фэрендонка, может дать нам представление о своеобразии этого зрительного мышления. Мы узнаем, что при этом большей частью осознается только конкретный материал мысли, но соотношениям, особо характеризующим мысль, нельзя дать зрительного выражения. Итак, мышление образами лишь весьма несовершенное осознание. Оно, кроме того, как-то ближе к бессознательным процессам, чем мышление словами, и, несомненно, онто– и филогенетически старше, чем последнее.

 Вернемся к нашей аргументации: если, следовательно, таков путь, каким нечто, само по себе бессознательное, делается предсознательным, то на вопрос – как что-то вытесненное сделать (пред) сознательным, – следует ответить следующим образом: нужно такие ПСЗ средние звенья восстановить аналитической работой. Сознание остается, следовательно, на своем месте, но и БСЗ не поднялось до СЗ.
   В то время, как отношение внешнего восприятия к «Я» совершенно явно, отношение внутреннего восприятия к «Я» требует особого исследования. Оно еще раз вызывает сомнение, – правильно ли мы поступаем, когда все сознание относим к поверхностной системе В-СЗ.
   Внутреннее восприятие дает ощущение процессов из различнейших, конечно, и самых глубоких слоев психического аппарата. Они малоизвестны – их лучшим примером может еще послужить ряд наслаждение – неудовольствие. Они непосредственнее и элементарнее, чем восприятия, идущие извне, и могут возникнуть и в состоянии смутного сознания. Об их большом экономическом значении и метапсихологическом его обосновании я уже высказался в другом месте. Эти ощущения мультилокулярны, как и внешние восприятия; они могут приходить одновременно из разных мест и при этом могут иметь различные и даже противоположные качества.
   Ощущения с характером наслаждения не имеют в себе ничего, настойчиво требующего, но, напротив, это качество в высшей степени выявляется в ощущениях неудовольствия. Эти последние требуют перемены разрядки, и поэтому мы толкуем неудовольствие как повышение, а удовольствие как понижение загрузки энергией. Если в психическом процессе мы назовем нечто осознаваемое как наслаждение или неудовольствие квантитативно-квалитативно «другим», то возникает вопрос: может ли такое «другое» осознаваться на месте или его надо довести до системы В.

   Клинический опыт останавливается на последнем. Он показывает, что «другое» ведет себя так, как вытесненное побуждение. Оно может развить движущие силы, причем «Я» не заметит принуждения. Только сопротивление принуждению, задержка в реакции разрядки тотчас дает осознать это другое как неудовольствие. Так же, как и напряжения, вызываемые потребностями, и боль может оставаться чем-то «средним» между внешним и внутренним восприятием; она проявляет себя как внутреннее восприятие и в том случае, когда причины ее исходят из внешнего мира. Таким образом, верно, что и ощущения и чувства делаются сознательными только тогда, когда прибывают в систему В. Если переход прегражден, то они не превращаются в ощущения, хотя в процессе раздражений соответствующее им «другое» то же самое. Сокращенно и не совсем правильно мы говорим тогда о бессознательных ощущениях и удерживаем не вполне оправданную аналогию с бессознательными представлениями. Разница заключается в том, что для того, чтобы сделать БСЗ представление СЗ, надо сначала создать для него соединительные звенья, а для ощущений, передающихся непосредственно, это отпадает. Иными словами: различие СЗ и ПСЗ для ощущений не имеет смысла. ПСЗ здесь отпадает – ощущения или сознательны или бессознательны.
   Теперь.полностью выясняется роль словесных представлений. При их посредстве внутренние мыслительные процессы становятся восприятиями. Кажется, будто доказывается положение: всезнание исходит из внешнего восприятия. При перегрузке мышления мысли, действительно, воспринимаются как бы извне и поэтому считаются верными.
   После этого выяснения соотношений между внешним и внутренним восприятием и поверхностной системой В-СЗ мы можем приступить к выработке нашего представления о «Я». Мы видим, что оно исходит из В как своего ядра и затем охватывает ПСЗ, опирающееся на остатки воспоминаний. Но и «Я», как мы узнали, тоже бессознательно.
   Мне думается, что будет очень полезно последовать за мыслями автора, который тщетно, из личных мотивов, уверяет, что не имеет ничего общего со строгой высокой наукой. Я имею в виду Г.Гроддека, постоянно подчеркивающего, что то, что мы называем нашим «Я», в основном ведет себя в жизни пассивно, и что нас, по его выражению, «изживают» незнакомые, не поддающиеся подчинению силы. У нас – впечатления те же, хотя они и не подчинили нас себе настолько, чтобы мы исключили все остальное; мы готовы предоставить выводам Гроддека надлежащее место в архитектуре науки. Предлагаю отдать должное его идеям следующим образом: назовем «Я» существо, исходящее из системы В и сначала являющееся ПСЗ; все остальное психическое, в котором оно себя продолжает и которое проявляется как БСЗ, назовем по обозначению Гроддека «Оно» [2].

   Мы скоро увидим, можно ли из этого представления извлечь пользу для описания и понимания. Теперь индивид для нас – психическое «Оно» неузнанное и бессознательное, на котором поверхностно покоится «Я», развитое из системы В как ядра. Если изобразить это графически, то следует прибавить, что «Я» не целиком охватывает «Оно», а только постольку, поскольку система В образует его поверхность, т. е. примерно так; как пластинка зародыша покоится на яйце. «Я» не четко отделено от «Оно», книзу оно с ним сливается.
   Но и вытесненное сливается с «Оно» – оно является лишь его частью. Вытесненное только от «Я» резко отграничено сопротивлениями вытеснения; при помощи «Оно» оно может с ним сообщаться. Мы тотчас распознаем, что все подразделения, описанные нами по почину патологии, относятся к только нам и известным поверхностным слоям психического аппарата. Эти соотношения мы могли бы представить в виде рисунка, контуры которого, конечно, только и представляют собой изображение и не должны претендовать на особое истолкование.
   Прибавим еще, что «Я» имеет «слуховой колпак», причем – по свидетельству анатомов – только на одной стороне. Он, так сказать, криво надет на «Я». Легко убедиться в том, что «Я» является измененной частью «Оно». Изменение произошло вследствие прямого влияния внешнего мира при посредстве В-СЗ. «Я» – до известной степени продолжение дифференциации поверхности. Оно стремится также применить на деле влияние внешнего мира и его намерений и старается принцип наслаждения, неограниченно царящий в «Оно», заменить принципом реальности. Восприятие для «Я» играет ту роль, какую в «Оно» занимает инстинкт. «Я» репрезентирует то, что можно назвать рассудком и осмотрительностью. «Оно», напротив, содержит страсти. Все это совпадает с общественными популярными делениями, но его следует понимать лишь как среднее – или в идеале правильное.
   Функциональная важность «Я» выражается в том, что в нормальных случаях оно владеет подступами к подвижности. В своем отношении к «Оно» оно похоже на всадника, который должен обуздать превосходящего его по силе коня; разница в том, что всадник пытается сделать это собственными силами, а «Я» – заимствованными. Если всадник не хочет расстаться с конем, то ему не остается ничего другого, как вести коня туда, куда конь хочет; так и «Я» превращает волю «Оно» в действие, как будто бы это была его собственная воля.

   На возникновение «Я» и его отделение от «Оно», кроме влияния системы В, по-видимому, повлиял и еще один момент. Собственное тело и, прежде всего, его поверхность являются тем местом, из которого одновременно могут исходить внешние и внутренние восприятия. Оно рассматривается как другой объект, но на ощупывание реагирует двумя видами ощущений, из которых одно можно приравнять к внутреннему восприятию. В психофизиологии достаточно объяснялось, каким образом собственное тело выделяет себя из мира восприятий. Боль, по-видимому, тоже играет роль, а способ, каким при болезненных заболеваниях приобретается новое знание о своих органах, может, вероятно, служить примером способа, каким человек вообще приобретает представление о собственном теле.
   «Я», прежде всего, – телесно; оно не только поверхностное существо, но и само – проекция поверхности. Если искать для него анатомическую аналогию, то легче всего идентифицировать его с «мозговым человеком» анатома, полагающего, что этот человек стоит в мозговой коре на голове; пятки у него торчат вверх, смотрит он назад, а на его левой стороне, как известно, находится зона речи.

   Отношение «Я» к сознанию разбиралось неоднократно, но здесь следует заново описать некоторые важные факты. Мы привыкли везде применять точку зрения социальной и этической оценки и поэтому не удивимся, если услышим, что деятельность низших страстей протекает в бессознательном; но мы ожидаем, что психические функции получают доступ к сознанию тем легче, чем выше они оцениваются с этой точки зрения. Но здесь нас разочаруют данные психоаналитического опыта. С одной стороны, у нас есть доказательства, что даже тонкая и трудная интеллектуальная работа, обычно, требующая напряженного размышления, может совершаться и бессознательно – не доходя до сознания. Эти факты несомненны; они случаются, например, в период сна и выражаются в том, что известное лицо непосредственно после пробуждения знает ответ на трудную математическую или другую проблему, над решением которой оно напрасно трудилось днем раньше.

   Но гораздо более смущают нас другие данные нашего ответа: из наших анализов мы узнаем, что есть лица, у которых самокритика и совесть, т. е. психическая работа с безусловно высокой оценкой, являются бессознательными и, будучи бессознательными, производят чрезвычайно важное воздействие; таким образом, продолжающаяся бессознательность сопротивления при анализе отнюдь не единственная ситуация такого рода. Но новый опыт, несмотря на наше лучшее критическое понимание заставляющий нас говорить о бессознательном чувстве вины, смущает нас гораздо больше и ставит нас перед новыми загадками, особенно когда мы постепенно начинаем догадываться, что такое бессознательное чувство вины экономически играет решающую роль в большом числе неврозов и сильнейшим образом препятствует излечению. Если вернуться к нашей шкале ценностей, то мы должны сказать: в «Я не только самое глубокое, но и самое высокое может быть бессознательным. Кажется, будто нам таким способом демонстрируется-то, что мы раньше высказали о сознательном „Я“, а именно: что оно, прежде всего, «телесное Я».

 

III Я и СВЕРХ-Я

 Если бы «Я» было только частью «Оно», модифицированным влиянием системы восприятий – представителем реального внешнего мира в психике, то мы имели бы дело с простым положением вещей. Добавляется, однако, еще нечто другое.
   Мотивы, побудившие нас предположить в «Я» еще одну ступень – дифференциацию внутри самого «Я» – назвать эту ступень «Идеалом Я» или «Сверх-Я», разъяснены в других местах. Эти мотивы обоснованные [3]. Новостью, требующей объяснения, является то, что эта часть «Я» имеет менее тесное отношение к сознанию.

Здесь мы должны несколько расширить пояснения. Нам удалось разъяснить болезненные страдания меланхолии предположением, что в «Я» снова восстанавливается потерянный объект, то есть, что загрузка объектом сменяется идентификацией. Но тогда мы еще не вполне поняли полное значение этого процесса и не знали, насколько он част и типичен. Позднее мы поняли, что такая замена играет большую роль в оформлении «Я» и значительно способствует становлению того, что называют своим характером.
   Первоначально в примитивной оральной фазе индивида, вероятно, нельзя отличить загрузку объектом от идентификации. В дальнейшем можно только предположить, что загрузки объектом исходят от «Оно», для которого эротические стремления являются потребностями. «Я», вначале еще слабоватое, получает сведения о загрузках объектом, соглашается с ними или противится им процессом сопротивления [4].

   Если такой сексуальный объект нужно или должно покинуть, то для этого нередко происходит изменение «Я», которое, как и в меланхолии, следует описать как восстановление объекта в «Я». Более подробные условиявия этой замены нам еще неизвестны. Может быть, «Я» облегчает или делает возможным отдачу объекта при помощи этой интроекцийи представляющей собой род регресса к механизму оральной фазы. Может быть, эта идентификация и вообще является условием, при котором «Оно» покидает свои объекты. Во всяком случае этот процесс – особенно в ранних фазах развития – очень част и дает возможности представлению, что характер «Я» является осадком покинутых загрузок объектом, т. е. содержит историю этих выборов объекта. Поскольку характер какой-нибудь личности отвергает или воспринимает эти влияния из истории эротических выборов объекта, то надо, конечно, с самого начала признать шкалу сопротивляемости. У женщин с большим любовным опытом можно, по-видимому, легко доказать в чертах характера остатки из загрузок объектом. Следует принять во внимание и одновременность загрузки объектом и идентификации, т. е. изменение характера в момент, когда объект еще не покинут. В этом случае изменение характера по длительности могло бы пережить отношение к объекту и в известном смысле это отношение консервировать.
   Другая точка зрения устанавливает, что это превращение эротического выбора объекта в изменение «Я» является и тем путем, каким «Я» может овладеть «Оно» и может углубить свои к нему отношения; правда, это совершается за счет широкой податливости к его переживаниям. Если «Я» принимает черты объекта, то оно само, так сказать, напрашивается в объект любви для «Оно»; оно стремится возместить ему эту потерю и говорит: «Посмотри-ка, ты можешь полюбить и меня, ведь я так похоже на объект».
   Происходящее здесь превращение либидо объекта в нарцистическое либидо очевидно приводит к отходу от сексуальных целей – к десексуализации, т. е. к своего рода сублимации. Да, возникает вопрос, достойный более подробного рассмотрения, а именно: не является ли это общим путем к сублимации; не происходит ли всякая сублимация при посредстве «Я», которое сначала превращает сексуальное либидо объекта в нарцистическое, чтобы затем, может быть, поставить ему другую цель [5]. Позже мы займемся вопросом, не повлияет ли это превращение и, на судьбу других первичных позывов, не поведет ли за собой распада, например, различных слитых друг с другом первичных позывов.
   Мы теперь отвлекаемся от нашей цели, но нельзя не остановиться еще раз на объектных идентификациях «Я». Если таковые берут верх, делаются слишком многочисленными, слишком сильными и неуживчивыми между собой, то можно ожидать патологического результата. Дело может дойти до расщепления «Я», причем отдельные идентификации путем сопротивлений замыкаются друг от друга; может быть, тайна случаев так называемой множественной личности заключается в том, что отдельные идентификации, сменяясь, овладевают сознанием. Если дело даже и не заходит так далеко, все же создается тема конфликтов между отдельными идентификациями, на которые раскалывается «Я»; конфликты эти, в конце концов, не всегда могут быть названы патологическими.
   В какую бы форму ни вылилось дальнейшее сопротивление характера влияниям покинутых загрузок объектом, все же воздействие первых идентификаций, происходивших в самые ранние годы, будет общим и длительным. Это возвращает нас к возникновению «Идеала Я», так как за ним кроется первая и самая значительная идентификация индивида, а именно – идентификация с отцом личного правремени [6]. Она, по-видимому, не результат или исход загрузки объектом; это – идентификация прямая и непосредственная, и по времени – она раньше любой загрузки объектом. Но выборы объекта, протекающие в первый сексуальный период и относящиеся к отцу и матери, по-видимому, нормально завершаются такой индентификацией и, таким образом, усиливают первичную индентификацию.

   Эти соотношения все же настолько сложны, что необходимо описать их подробнее. Два момента создают эту компликацию, а именно: треугольная структура Эдипова комплекса и бисексуальность конституции индивида.
   Упрощенный случай принимает для ребенка мужского пола следующий вид: уже в совсем ранние годы он развивает в отношении матери загрузку объектом, которая исходной точкой имеет материнскую грудь и является образцовым примером выбора объекта по типу нахождения опоры, отцом мальчик овладевает путем идентификации. Оба эти отношения некоторое время идут параллельно; но затем, вследствие усиления сексуальных желаний в отношении матери и сознания, что отец для этих желаний является препятствием, возникает Эдипов комплекс. Идентификация с отцом принимает враждебную окраску, обращается в желание его устранить, чтобы занять его место у матери. С этого момента отношение к отцу амбивалентно; кажется, что амбивалентность, с самого начала имевшаяся в идентификации, теперь становится явной. Амбивалентная установка к отцу и только нежное объектное стремление к матери являются для мальчика содержанием простого позитивного Эдипова комплекса.
   При разрушении Эдипова комплекса загрузка объектом-матерью должна быть покинута. Вместо нее могут возникнуть два случая: или идентификация с матерью или усиление идентификации с отцом. Последний случай мы считаем более нормальным, так как он позволяет сохранить в известной степени нежное отношение к матери. Гибель Эдипова комплекса укрепила бы, таким образом, мужественность в характере мальчика. Эдипова установка маленькой девочки совсем аналогичным образом может окончиться усилением идентификации себя с матерью (или созданием такой идентификации), и это установит женственный характер ребенка.
   Эти идентификации не оправдывают наших ожиданий, так как они не вводят в «Я» покинутого объекта; но бывает и такой исход, и у девочек он наблюдается чаще, чем у мальчиков. Очень часто из анализа узнаешь, что после того, как пришлось отказаться от отца как объекта любви, маленькая девочка развивает в себе мужественность и идентифицирует себя уже не с матерью, а с отцом, т. е. потерянным объектом. Очевидно, все зависит от того, достаточно ли сильны ее мужские свойства, в чем бы они ни состояли.
   По-видимому, исход Эдипова комплекса в идентификации с отцом или матерью у обоих полов зависит от относительной силы свойств того или другого пола. Это – один из видов, какими бисексуальность вторгается в судьбы Эдипова комплекса. Другой вид еще важнее. Получается впечатление, что простой Эдипов комплекс – вообще не самое частое явление; он скорее соответствует упрощению или схематизации, которая достаточно часто оправдывается на практике. Более подробное исследование обнаруживает чаще всего более полный Эдипов комплекс, который является двояким – позитивным и негативным, в зависимости от бисексуальности ребенка, т. е. у мальчика – не только амбивалентная установка к отцу и нежный выбор объекта-матери, но одновременно он и ведет себя как девочка – проявляет нежную женственную установку к отцу и соответствующую ей, ревниво-враждебную, к матери. Это участие бисексуальности очень мешает рассмотреть условия примитивных выборов объекта и еще больше затрудняет их ясное описание. Возможно, что и амбивалентность, констатированную в отношении к родителям, следовало бы безусловно отнести к бисексуальности, а не к развитию из идентификации вследствие установки соперничества, как я это изложил ранее.

   Мне думается, что будет целесообразным принять существование полного Эдипова комплекса вообще и, особенно, у невротиков. Аналитический опыт показывает тогда, что в некотором количестве случаев часть комплекса исчезает до едва заметного следа; тогда получается ряд, на одном конце которого находится нормальный позитивный, а на другом – обратный негативный Эдипов комплекс; средние же звенья выявляют совершенную форму с неравным участием обоих компонентов. При гибели Эдипова комплекса четыре содержащиеся в нем стремления сложатся таким образом, что из них получится идентификация с отцом и идентификация с матерью; идентификация с отцом удержит объект-мать позитивного комплекса и одновременно объект-отца обратного комплекса; аналогичное явление имеет место при идентификации с матерью. В различной силе выражения обеих идентификаций отразится неравенство обоих половых данных.
   Таким образом, можно предположить, что самым общим результатом сексуальной фазы, находящейся во власти Эдипова комплекса, является конденсат в «Я», состоящий в возникновении этих двух, как-то между собою связанных идентификаций. Это изменение «Я» сохраняет свое особое положение, оно противостоит другому содержанию «Я» как «Идеал Я» или «Сверх-Я».
   Но «Сверх-Я» – не просто осадок первых выборов объекта, производимых «Оно»; «Сверх-Я» имеет и значение энергичного образования реакций против них. Его отношение к «Я» не исчерпывается напоминанием – таким (как отец) ты должен быть, но включает и запрет: таким (как отец) ты не имеешь права быть, ты не можешь делать все, что делает он, на многое только он имеет право. Это двойное лицо «Идеала Я» проистекает из факта, что «Идеалу Я» пришлось трудиться над вытеснением Эдипова комплекса, более того, что само оно и возникло даже в результате этого перелома. Вытеснение Эдипова комплекса было, очевидно, нелегкой задачей. Так как родители, особенно отец, признаются препятствием для осуществления Эдиповых желаний, то инфантильное «Я» укрепилось для этой работы вытеснения, создав это же самое препятствие. Оно в некотором роде заимствовало для этого силу от отца, и это заимствование есть акт с исключительно серьезными последствиями. «Сверх-Я» сохранит характер отца, и чем сильнее был Эдипов комплекс, чем быстрее (под влиянием авторитета, религиозного учения, обучения и чтения) произошло его вытеснение, тем строже «Сверх-Я» будет позже царить над «Я» как совесть, может быть, как бессознательное чувство вины. Позже я изложу предположение, откуда оно получает силу для этого господства, этот принудительный характер, проявляющий себя как категорический императив.

Если мы еще раз рассмотрим описанное нами возникновение «Сверх-Я», то мы признаем его результатом двух в высшей степени значительных биологических факторов, а именно: длительной детской беспомощности и зависимости человека, и факта наличия его, Эдипова комплекса, который мы ведь объяснили перерывом в развитии либидо, вызванным латентным временем, т. е. двумя – с перерывом между ними – началами его сексуальной жизни. Последнюю, как кажется, специфически человеческую – особенность психоаналитическая гипотеза представила наследием развития в направлении культуры, насильственно вызванным ледниковым периодом. Таким образом, отделение «Сверх-Я» от «Я» не является чем-то случайным: оно отображает самые значительные черты развития индивида и развития вида, и, кроме того, создает устойчивое выражение влияния родителей, т. е. увековечивает те моменты, которым оно само обязано своим происхождением.
   Психоанализ постоянно упрекали в том, что он не озабочен высоким, моральным, сверхличным в человеке. Этот упрек был вдвойне несправедлив – и исторически, и методически: во-первых, потому, что моральным и эстетическим тенденциям в «Я» с самого начала был приписан, импульс к вытеснению; во-вторых, потому, что никто не хотел понять, что психоаналитическое исследование не могло выступать в виде философской системы с законченным и готовым сводом научных положений, а должно было шаг за шагом пробивать себе дорогу к пониманию психических компликаций путем аналитического расчленения нормальных и анормальных феноменов. Нам не нужно было присоединяться к трусливой озабоченности о наличии в человеке высшего, пока мы должны были заниматься изучением вытесненного в психической жизни. А теперь, когда мы осмеливаемся приступить к анализу «Я», мы можем давать следующий ответ всем тем, кто был поколеблен в своем этическом сознании и жаловался, что ведь должно же быть в человеке высшее существо —мы отвечаем: конечно, и вот это и есть высшее существо – это «Идеал Я» или «Сверх-Я» – репрезентация нашего отношения к родителям. Мы знали эти высшие существа, когда были маленькими детьми, мы ими восхищались и их боялись, а позднее восприняли их в себя.
   Таким образом, «Идеал Я» является наследием Эдипова комплекса и, следовательно, выражением наиболее мощных движений и наиболее важных судеб либидо в «Оно». Вследствие установления «Идеала Я», «Я» овладело Эдиповым комплексом и одновременно само себя подчинило «Оно». В то время, как «Я», в основном, является представителем внешнего мира, реальности, – «Сверх-Я» противостоит ему как поверенный внутреннего мира, мира «Оно». Мы теперь подготовлены к тому, что конфликты между «Я» и идеалам будут, в конечном итоге, отражать противоположность реального и психического, внешнего мира и мира внутреннего.
   То, что биология и судьбы человеческого вида создали и оставили в «Оно», путем образования идеала передается в «Я» и вновь индивидуально в нем переживается. «Идеал Я», вследствие истории своего образования, имеет самую обширную связь с филогенетическим приобретением, – архаическим наследием отдельного человека. То, что в отдельной психической жизни было самым глубоким, становится путем создания идеала наивысшим в человеческой душе, соответственно нашей шкале оценок. Было бы напрасным трудом хотя бы приблизительно локализировать «Идеал Я» так, как мы локализируем «Я», или же поместить его в одно из тех сравнений, какими мы пытались изобразить отношения «Я» и «Оно».

   Легко показать, что «Идеал Я» удовлетворяет всем требованиям, которые предъявляются к высшему существу в человеке. Как замену тоски по отцу, он содержит зародыш, из которого образовались все религии. Суждение о собственной недостаточности при сравнении «Я» с его идеалом вызывает смиренное религиозное ощущение, на которое ссылается исполненный страстью томления верующий. В дальнейшем ходе развития учителя и авторитеты продолжали роль отца; их заповеди и запреты остались действенно мощными в «Идеале Я» и выполняют теперь в виде совести моральную цензуру. Напряжение между требованиями совести и достижениями «Я» ощущается как чувство вины. Социальные чувства основываются на идентификации себя с другими-на почве одинакового «Идеала Я».
   Религия, мораль и социальное чувство – эти главные содержания высшего в человеке [7] – первоначально составляли одно целое. По гипотезе, изложенной в «Тотем и табу», они филогенетически приобретались в отцовском комплексе; религия и моральное ограничение – путем преодоления прямого Эдипова комплекса; социальные же чувства вышли из необходимости побороть соперничество, оставшееся между членами молодого поколения. Во всех этих этических приобретениях мужской пол шел, по-видимому, впереди; но скрещенная наследственность сделала их и достоянием женщин. У отдельного человека еще и в наше время социальные чувства возникают как надстройка над ревнивым соперничеством между сестрами и братьями. Так как враждебность нельзя изжить, то создается идентификация с прежним соперником. Наблюдения над умеренными гомосексуалами поддерживают предположение, что и эта идентификация является заменой нежного выбора объекта, пришедшего на смену агрессивно-враждебной установке.
   Но с упоминанием филогенезиса появляются новые проблемы, от разрешения которых хотелось бы робко уклониться. Но ничего не поделаешь, надо попытаться, даже если и боишься, что это обнаружит неудовлетворительность всех наших усилий. Вопрос таков: что в свое время приобрело религию и нравственность от отцовского комплекса – «Я» примитивного человека или его «Оно»? Если это было «Я», то почему мы не говорим, что оно просто все это унаследовало? А если это было «Оно», то как это согласуется с характером «Оно»? Может быть, дифференциацию на «Я», «Сверх-Я» и «Оно» нельзя переносить на такие давние времена? Или надо просто честно сознаться, что все это представление о процессах в «Я» ничего не дает для понимания филогенезиса и к нему неприменимо?

   Ответим сначала на то, на что легче всего ответить. Наличие дифференциации на «Я» и «Оно» мы должны признать не только у примитивных людей, но и у гораздо более простых живых существ, так как эта дифференциация является необходимым выражением влияния внешнего мира. Мы предположили, что «Сверх-Я» возникло именно из тех переживаний, которые вели к тотемизму. Вопрос о том, кто приобрел эти знания и достижения – «Я» или «Оно» – вскоре отпадает сам собой. Дальнейшее соображение говорит нам, что «Оно» не может пережить или испытать внешнюю судьбу кроме как через «Я», которое заменяет для него внешний мир. Но о прямом наследовании в «Я» все же нельзя говорить. Здесь раскрывается пропасть между реальным индивидом и понятием вида. Нельзя также слишком неэластично относиться к разнице между «Я» и «Оно»: нельзя забывать, что «Я» является особенно дифференцированной частью «Оно». Переживания «Я» кажутся сначала потерянными для наследования, но если они часто и достаточно сильно повторяются у многих следующих друг за другом поколений индивидов, то они, так сказать, превращаются в переживания «Оно», впечатления которых закрепляются путем наследования. Таким образом наследственное «Оно» вмещает в себе остатки бес численных жизней «Я», и когда «Я» черпает свое «Сверх-Я» из «Оно», то оно, может быть, лишь восстанавливает более старые образы «Я», осуществляет их воскрешение.
   История возникновения «Сверх-Я» делает понятным, что. ранние конфликты «Я» с объектными загрузками «Оно» могут продолжаться в виде конфликтов с их наследником – «Сверх-Я». Если «Я» плохо удается преодоление Эдипова комплекса, то его загрузка энергией, идущая от «Оно», вновь проявится в образовании реакций «Идеала Я». Обширная коммуникация этого идеала с этими БСЗ первичными позывами разрешит ту загадку, что сам идеал может большей частью оставаться неосознанным, для «Я» недоступным. Борьба, бушевавшая в более глубоких слоях и не прекратившаяся путем быстрой сублимации и идентификации, как на каульбаховской картине битвы гуннов, продолжается в сфере более высокой.

 

Продолжение >>

раздел «Книги»

Я реальный и Я идеальный: взаимодействие и противостояние (часть1)

Живя в реальности, каждый человек вольно или невольно имеет свой идеал. Но не тот, который вычитал из глянцевых журналов или увидел в кино. А несколько иной — неосознаваемый.
Назовем этот образ просто Я-идеальное.
В тоже время, есть человек реальный, с достоинствами и недостатками, т.е. настоящий. Его представление о себе назовем Я-реальное.
А теперь посмотрим, откуда «растут ноги» у внутренних конфликтов.

Я-идеальное.
Это виртуальный образ, для каждого он свой. И формируется он с раннего детства. Изначально, фундамент этого идеального Я закладывают мать с отцом или люди их замещающие:поведение родителей, скопированное ребенком, навязанные ему ценности и идеалы и т.д.
Затем подключается социум и вешает человеку свои запреты и правила. Плюс кино-мультики-сказки-ТВ-книги-учителя. В итоге, в голове человека появляется своеобразный чудо-герой. И человек стремится этому образу соответствовать.
Этот образ собирательный, в нем присутствуют элементы поведения, внешность, взаимоотношения с людьми и т.д. Т.е. практически человек, но живущей в голове живого человека:-))
Я-идеальное со временем меняется, степень изменения и скорость у каждого разная. Это обусловлено изменением жизненных условий, опыта человека, гибкостью характера, логическим мышлением и т.д.
Чем он(идеальный образ) хорош?
Тем, что человек стремится к своему идеалу. Благодаря этому образу он имеет цели в жизни, поднимает утром попу с дивана и что-то делает. Развивает себя, движется вперед (хотя и не всегда рационально).
Чем он плох?
Скорее он не плох, а иррационален. Тем, что вложив в этот образ иррациональные (бесполезные установки), человек, не осознавая того, стремится «в никуда», дальше я поясню эту проблему.
Рациональное Я-идеальное: идеал реально достижимый, легко меняется (гибкость!), социально адаптированный, цель — удовольствие и наслаждение жизнью.
Иррациональное Я-идеальное: негибкий идеал, труднодостижимый (недостижимый или нелогичный по своей сути), асоциален — направлен на отрыв от социума (отделиться, быть высоко вверху), холодный(безымоциональный) по сути своей. Чаще всего недостижим, основан на ложный представлениях, что в действительности человеку нужно.

Я-реальное.
Это то представление о самом себе, которое человек имеет фактически. Формируется оно, опять же, родителями (высказываниями о ребенке), далее социумом и его мнением о человеке.
Наверно, каждый видел «гадкого утенка». Почему он такой? Да это его реальное представление о самом себе…. И рядом с ним лидер. Это тоже представление о самом себе…. Местный дурачок, отличник, маменькин сынок, хулиган — тоже представления о самом себе… Вот таким разным оно бывает. А представление формирует поведение человека. Поэтому мир такой разный и интересный.
Рациональное Я-реальное: человек ощущает самого себя, признает со всеми достоинствами и недостатками. Относится к себе с любовью. А себе-любимому плохо делать не станешь, а вот хорошее всегда и запросто. Такой человек движется быстрыми темпами вперед и вверх, совершенствуется и развивается.
Иррациональное Я-реальное: человек склонен к фантазированию «вот стану …., посмОтрите у меня! Я вам, сукам, покажу!». При этом самого себя реального полностью или частично он отрицает. Оскорбляющего окружающих по поводу и без повода человека видели все — вот это как раз и есть человек, отрицающий, ненавидящий сам себя реального и НИЧЕГО не делающий для самого себя, чтобы стать лучше. Как правило, вся ругань такого человека — это те качества, в которых он боится признаться сам в себе (в психоанализе называется «проекция»). Это очень яркий пример. Такие люди, как правило, ничего в жизни не достигают, заканчивая брюзжащими стариками, работающими на аптеку. Другой яркий пример — алкоголик. Человек настолько ненавидящий себя, что даже находиться в реальности ему невыносимо неприятно. Он просто заливает глаза, отключается.

Человек счастлив
Это осознавание движения и приближения к своему Я-идеальному. предвкушение того, что 2 Я сольются в единое целое. И умение радоваться достижениям.

Кризис
Состояние, когда идеал в чем-либо или полностью достигнут и стоит вопрос: «А что же дальше???» Кризис среднего возраста всем нам известен — как пример такого состояния… Гибкий человек поставит себе цели и начнет двигаться к ним. Еще вадный момент — умение чувствовать и наслаждаться жизнью. Оказывается, дано это не всем и приходится учить этому отдельно.

Беспокойство
Это страх несоответствия в какой-то момент своему Я-идеальному.
Например, я волнуюсь, что недостаточно подготовлен к этой работе. Фактически звучит так: я боюсь, что не соответсвую своему идеальному представлению о том, какие знания/навыки должен иметь касательно этой работы. Перевод понятен? А у соблазнителей причина страха подхода тоже понятна?

Взаимодействие между двумя Я.
Любое взаимодействие(коммуникация) возможно в нескольких видах: 1) противостояние 2)сотрудничество 3)капитуляция.
Между двумя Я именно так все и происходит.
Сотрудничество
Приученный с детства получать награду за успех, человек будет постоянно идти к своему идеалу и если он реален, то достигнет его. Оценивая реально свои силы и возможности и желая идти вперед, человек будет соотносить запросы со своими возможностями. Отказ от чего-либо воспримет, как данность, сосредоточившись на получении реально достижимого. И здесь вопрос лишь в том, чтобы Я-реальное (представлени о самом себе) было адекватным действительности: не завышено и не занижено. Имея согласие между 2-мя Я, человек мотивирован двигаться к идеальному состоянию, активен и достигает желаемого.
Противостояние
Человек вечно недоволен собой: часто отрицает себя реального: «не хочу об этом даже думать» Но парадокс в том, что не давая самому себе признать свою ошибку, невозможно ее и исправить. В итоге толчется на одном месте, ничего не достигая в жизни. Возможно, в какой-то момент осознает и увидит свое реальное состояние. Для этого нужно обладать определенным мужеством, чтобы признаться саому себе в своих недостатках… Если удалось признать ошибки — это уже победа, далее пойдет рост. Попросту, признавая реальность, человек получает ступеньку, от которой может оттолкнуться и двигаться вперед к своему идеальному состоянию.
Еще, как вариант, обращение к НЛП, всяким оккультным учениям/знаниям и книжкам типа «Как разбогатеть за N-дней с помощью практики тантра-мантра-колдовства» или «Как соблазнить всех девушкек своей мечты сразу и на расстоянии, надувшись магической энергией и не пукнуть при этом от перенапряжения»
О признании себя реального я писал раньше(то, что касается «тени»).
Капитуляция. Отчаяние
Каждый слышал и знает о таком состоянии не понаслышке: «У меня опустились руки». По сути — это отказ от движения к идеалу, представление о недостижимости идеала. Отчаяние — результат большого разрыва между реальным и идеальными Я, либо недостижимости идеального Я. С одной стороны, штука плохая — некуда идти, жизнь теряет смысл. С другой стороны, для человека думающего это точка отсчета — повод переосмысления своих идеалов, представления о себе реальном (и принятие себя тоже). Кто-то в состоянии сделать это сам, другому нужна помощь. Здесь часто на горизонте появляется религия, как источник хоть какого удовольствия и цели в жизни (служение богам чем не цель, если свои недостижимсы?) Но выход есть всегда и не один, а много и разных.
—————————————-—————————————-————
И реальное и идеальное Я многогранны, включают много аспектов и сторон жизни. Хочу, чтобы читающие этот пост, задумались о себе и своей жизни.
Описал, опустив много подробностей. Сейчас они не нужны — важно представлять просто взаимодействие в целом, глобально. Детали можно описать дальше.

Продолжение теории и практические методики будут завтра….

что это такое? Кто такие идеалисты?

Именно идеальность обеспечит мне счастье, считают многие. Но исследования психологов из Университета в Канзас-Сити показали, что наши представления об идеале не остаются неизменными даже несколько минут. Кроме того, идеалы красоты просто внедряются в наше сознание без нашего ведома. В этой статье расскажем, почему ожидание идеального партнера приводит к одиночеству, и поделимся техниками, которые помогут приблизиться к идеальному себе.

Что такое идеал?

Идеал — это труднодостижимый или вовсе недостижимый образец совершенства, высокая мечта или образ, к которому человек стремится в поведении и внешности. Идеальность – необязательно цель. Это, скорее, критерий сравнения, который помогает нам сравнивать ожидания с действительностью и корректировать вектор действия. А способность идеализировать – мотиватор к достижению цели, возможность меньше зависеть от внешних стимулов. Так что идеалы нам необходимы, они наполняют нашу жизнь смыслом.

Считается, что стремление к недосягаемому совершенству заложено в основе человеческой природы. Но есть люди, которые устанавливают завышенные стандарты, ищут пути совершенствования для себя и других. Это идеалисты. Если они увлекаются идеей, то перестают замечать все вокруг и посвящают жизнь поиску идеала. Идеалистов с чертами высокой чувствительности и низкой терпимости называют мечтателями. Тех, кто в поиске идеала слепо следует своим убеждениям, называют фанатиками.

Слово «идеал» и его производные происходит от французского слова с греческими корнями «Ideal» – «образ», «идея». В общем употреблении появилось в начале XIX века и в широком смысле трактовалось как представление о высшем мировом совершенстве. Понятие вошло во все русские словари и энциклопедии, а в словаре литературных эпитетов украсилось дополнительными характеристиками «возвышенный», «чистый», «лучезарный», «немеркнущий».

Понятие идеала применимо к конкретным или абстрактным предметам, константным или переменным понятиям. Есть представление об идеальной внешности, нравственности, красоте, произведении искусства, жизни, любви. Это может быть совершенство в отношениях между людьми; иногда это образец, воплотивший наиболее ценные и привлекательные качества, черты, способности; это совокупность норм поведения или критерий разделения добра и зла.

Идеализм.

Идеальность чего-либо отражается в религии, науке, искусстве, литературе, юриспруденции, форме государственности.

Хотя идеи о материальном и нематериальном возникли задолго до отражения в философских трактатах, основателем течения объективного идеализма считают Платона. Мир по Платону не зависит он нашего сознания, то есть мир объективен. Достояние платонизма позже использовали для своих идей философы-идеалисты Кант, Гегель, Шеллинг, Шопенгауэр.

Идеи Платона были настолько популярны, что их привлекали для обоснования христианской и мусульманской религии. И неудивительно, ведь идеализм в большой степени присущ религиозному миру – стремление к Абсолюту лежит в основе всех религиозных учений. Идеал в религии – это пример величайшей жертвы себя во имя добра и справедливости. Такими примерами всегда были святые, праведники, монахи-аскеты.

Хотите принимать лучшие решения, найти идеальную карьеру, реализовать потенциал по максимуму и получить инструкцию индивидуального развития? Все это можно сделать при помощи системы Дизайн Человека. Постройте свою карту и получите базовые расшифровки бесплатно.

В психологии понятие «идеального Я» ввел Зигмунд Фрейд. Я-идеал служит для определения любви человека к себе, которая формируется в детстве и остается образцом для подражания на протяжении жизни. Дополнительно может рассматриваться как наивысшее существо в личности человека. Термин используется в психотерапии, но трактуется разными психоаналитиками иначе. Например, некоторые считают идеальный образ следствием психоза или невроза.

Пройти тест на невроз

В литературе идеал – это, прежде всего, лицо или образ человека, который имеет внешние черты и внутренние качества, совершает поступки. Это образ Героя с Большой Буквы, который для многих поколений остается образцом для подражания. Если привести примеры из классической литературы, идеальные герои – это Пьер Безухов, Граф Монтекристо, Д’Артаньян, Татьяна Ларина.

Идеал в искусстве – воплощенные в художественном образе «совершенство» и «завершенность». В науке – это экспериментальные и теоретические методы, которые помогают достичь максимально обоснованного знания.

Идеализм противопоставляется материализму – вере в то, что окружающая материя является подлинной и базовой для сотворения мира. Идеалистическая философия с чертами аристократизма, пафосности и непрактичности выглядит как устаревшая теория. Но потребность в идеале так же неустранима в человеческом бытии, как потребность в красоте, справедливости.

Идеалы красоты.

Понятия об идеале красоты менялись в разные эпохи – это известный факт. А на современной волне бодипозитива определить пример для подражания становится все сложнее. Канонические красавицы Мона Лиза или Венера Боттичелли сегодня вряд ли бы пользовались успехом. Так что идеальность – категория очень субъективная и менее поддающаяся определению, чем кажется на первый взгляд.

Конструкции об идеальном партнере, друге, идеальной внешности, фигуре, жизни, работе – только удобная абстракция для упрощения мысли. Но она опасна по нескольким причинам:

• Зацикленный на идеальности человек становится удобным объектом для манипуляций рынка. На нем зарабатывают самые мощные индустрии похудения, косметики, эстетической медицины.
• Собственное несоответствие придуманному идеалу пугает, вызывает чувство вины, стыда, тревожность, усиливает неуверенность в собственных талантах, вгонят в депрессию.
• Идеализация (наделение кого-то совершенными качествами) развивает психологическую зависимость от идеала. А в романтических отношениях идеализация партнера вынуждает его соответствовать ожиданиям.

• При близком знакомстве идеализированный образ разрушается, что приводит к разочарованию в партнере.
• Человек, который погружается в мысленные конструкции об идеальном партнере, в итоге остается одиноким.
• Придуманные символы сексуальности и «красивая» порнография искажает не только ожидания от интимных отношений, но и представления людей о самих себе. Это усиливает непонимание мужчин и женщин в реальной жизни.
• Ожидание идеального партнера может сыграть с нами злую шутку. Оно создает иллюзию того, что отношения наладятся волшебным образом без усилий обоих партнеров.

Пройти тест на депрессию

Идеальность – мощный стимул стать лучше. Но есть риск, что ради него мы откажемся от реальности. Чтобы этого не случилось, придется научиться принимать себя таким, каким ты есть.

Что делать с неидеальностью?

Психологи говорят, что самое трудное – не находить ежедневно силы для перемен или принимать мудрые решения. Самое тяжелое – отказаться от звания Супермена и тем самым признать свое несовершенство.

Согласиться со своим несовершенством страшно. Признать свою неидеальную внешность, отношения, поступки все равно, что расписаться в собственной ущербности. Особенно на фоне множества курсов, семинаров, книг с обещанием показать путь к совершенству.

Процесс принятия своей неидеальности представляется многим стратегической многоходовкой, сродни самообману. Но чем тратить энергию на переживания, лучше поработать над своими мыслями.

1. Научиться управлять внутренним критиком.

Внутренний критик, как водится, родом из детства. В раннем возрасте ребенок воспринимает себя так, как говорят о нем взрослые. Чем чаще он слышит «ты ничего не умеешь сделать, как следует» или «у тебя руки-крюки», тем больше привыкает к критике. Когда он вырастает, критик продолжает «жить» в его голове и разговаривать голосом мамы, папы, первой учительницы, друга или навязчивым голосом рекламы.

Поэтому первым шагом будет знакомство со своим внутренним критиком. Подумайте, чьим голосом он с вами разговаривает. Расспросите, откуда он взялся. Как только вы это поймете, то научитесь различать: он действительно советует или просто бубнит в свое удовольствие.

Второй шаг поможет осознать его пользу. Благодаря критике мы не просто устанавливаем себе высокую планку, но наращиваем себе «нравственные мускулы». Как заботливый наставник критик подсказывает, какие знания нужно подтянуть, а от чего лучше отказаться.

Третий шаг поможет сохранить нужную дистанцию. Не стоит полагать, что внутренний критик всегда говорит правду. Его можно слушаться, но не передавать все полномочия. Как только замечания ослабляют вашу уверенность в себе, отключите их и продолжайте путь самостоятельно.

2. Справиться с синдромом самозванца.

Синдром самозванца – это знакомое многим отсутствие самоуважения. Это недоверие к своему таланту, интеллекту, решениям. Это страх, что появится кто-то идеальный и разоблачит нашу некомпетентность. Хуже всего то, что синдром работает, даже если полно доказательств обратного.

Пройти тест: Шкала самоуважения

В этой ситуации решений несколько:

• Относитесь к себе хорошо. Ставьте в приоритет свое здоровье, благополучие, душевное равновесие. Смейтесь над собой с мягкой иронией. Усмирите перфекционизм. Разрешите себе похвастаться своими достижениями.
• Найдите единомышленников. Ищите друзей, наставников, группу поддержки. Делитесь своими идеями и принимайте конструктивную обратную связь.
• Притворяйтесь, пока не получится. Исследования показали, что если вы считаете себя талантливым, другие будут думать так же. Обманывайте себя до тех пор, пока не поверите в свой талант, найдете творческую мотивацию. Потом не нужно будет притворяться. Ведь вы станете тем, кем хотели.

3. Усмирить нездоровый перфекционизм.

Исследования показывают, что нынешнее поколение подвержено перфекционизму больше, чем предыдущие. Нас подгоняет навязанная реклама, идеальная картинка в соцсетях, необходимость создать безупречную семью и воспитать образцовых детей. У здорового перфекционизма есть хорошая сторона – амбициозность, желание совершенствоваться. Но многие люди просто «повернуты» на поисках лучшего.

Как избавиться от навязчивой необходимости сделать все идеально? Если любая ошибка приводит вас в ужас, попробуйте сделать следующее:

• Поймите, что идеал всего лишь иллюзия. Человеческий мозг считается самым совершенным среди всех живущих на планете. Но он развивается только во время учебы. Это значит, что нельзя отказываться от саморазвития. Просто следует направить энергию на то, что в наших силах: читать, слушать хорошую музыку, учить языки.
• Научитесь ошибаться с пользой. Самый большой вред, который могут принести ошибки – страх их совершить. Страх сковывает сознание и тело. Мы ведем себя неестественно, снова ошибаемся и прекращаем новые попытки. Но каждая ошибка увеличивает мастерство, добавляет уверенности и спокойствия. Так что нет ошибок, нет развития.
• Сосредоточьтесь на процессе. Идеалы устойчивы. Когда они рушатся, мы чувствуем боль, а в жизни случается затяжной кризис. Если думать только о конечной цели, мотивация истощается. Поэтому лучше разбить большую цель на микрорешения и внедрять их постепенно. Но главное – хвалить себя после каждой победы.

Как достичь идеала?

Психологи сравнивают идеал с горизонтом – мы к нему подходим, а он отодвигается. Но если вы хотите взять жизнь в свои руки, добиться немыслимых результатов, нужно получить и развить несколько навыков. Если выполнять один пункт в неделю, можно добиться результатов уже через месяц.

Неделя 1. Нарисуйте свое будущее. Подумайте, где вы находитесь сейчас и где хотите оказаться через месяц-год-два года своей жизни. Определите, как вы хотите себя чувствовать в свой идеальный день (радостным, умиротворенным, расслабленным). Это поможет подобрать цель под свое состояние.

Совет. Выделите несколько вечеров для того, чтобы покопаться в себе, найти свои настоящие цели. Для наглядности можно нарисовать карту желаний или составить список целей и повесить их на видное место.

Неделя 2. Позаботьтесь о своем теле. Если у вас проблемы со здоровьем или лишний вес, добиться целей будет очень трудно. Верный способ привести себя в форму – перейти на здоровый образ жизни. И необязательно сразу отказываться от всего. Для начала можно сделать несложную зарядку и добавить в рацион овощи.

Совет. Если у вас нет любимого спорта, сходите на йогу, в тренажерный зал, на плаванье. Так вы найдете занятие по душе, а заодно составите с тренером новое меню.

Неделя 3. Займитесь расхламлением пространства. Пройдитесь по дому, решите какие вещи можно отдать на благотворительность или выбросить. Откажитесь от пластиковых пакетов в пользу холщевых сумок, используйте для хранения вещей старые коробки. Научитесь планировать и экономить.

Совет. Расхламляйте один «очаг» в день: составьте подробный план, а после каждого «подвига» делайте паузу.

Неделя 4. Начните практиковать осознанность. Когда чувствуете, что рутина уводит от главной цели, остановитесь на пару минут и спросите: «Я действительно делаю то, что хочу?». Скорее всего, ответ вам не понравится. Поэтому придется освоить технику отказов, научиться говорить твердое «нет», отказаться от многозадачности, позаботиться о полноценном сне.

Совет. Выполняйте свою работу с удовольствием, искренне радуйтесь любому результату и сосредоточьтесь на том, чего действительно хотите достичь.

Бонус. Научитесь расслабляться. В постоянном стрессе, погоне за результатом мы просто разучиваемся отдыхать. Но просидеть вечер в соцсетях – не самая лучшая идея для отдыха. Видов полезного отдыха немало и все они одинаково полезны. Это прогулки, встречи с друзьями, настольные игры, сон.

Совет. Найдите баланс между нагрузкой и отдыхом. Иногда достаточно выделить 10-20 минут для медитации, прогулки или просто побыть в тишине, чтобы восстановить душевные силы.

Выводы:

• Идеал – нечто желанное, обладающее наивысшей ценностью для отдельного человека, семьи, социальной группы, религиозного сообщества. Они есть у каждого, только не все это осознают или признаются
• Идеалист – это человек, идеализирующий действительность.
• Мнение об идеальной внешности меняется быстрее, чем кажется – в течение нескольких лет, месяцев, а иногда и минут.
• Чтобы создать идеальные отношения, нужен не идеальный партнер, а душевная работа.
• Стремление к идеальности и стремление к внутренней гармонии – разные вещи.
• Только трансформируя реальность, можно приблизиться к идеалу.

Пройти тест на самооценку

Концепция идеала Э.В. Ильенкова 1977

Советская психология: Концепция идеала Е.В. Ильенкова 1977

Проблемы диалектического материализма, 1977
Эвальд Ильенков

---

Концепция идеала

Написано: 1977;
Источник: Проблемы диалектического материализма;
Издательство: Progress Publishers, 1977;
Расшифровано: Энди Бланден;
HTML-разметка: Энди Бланден.

---

Прежде чем говорить о самом понятии , мы должны сначала рассмотреть термины «идеальное» и «идеальность», т. е. сначала определить круг явлений, к которым эти термины могут быть применены, не анализируя существа этих явления на данный момент.

И это нелегкая задача, ибо обычай вообще и научный обычай в частности всегда есть нечто производное от того самого «понимания существа вопроса», изложению которого призвано служить наше определение.Трудность никоим образом не свойственна данному случаю. Оно возникает всякий раз, когда мы обсуждаем достаточно сложные вопросы, относительно которых нет общепринятой интерпретации и, следовательно, четкого определения границ обсуждаемого объекта. В таких случаях дискуссия по обсуждаемому вопросу превращается в спор о «значении термина», границах того или иного обозначения и, следовательно, о формальных признаках явлений, которые необходимо учитывать при теоретическом рассмотрении явлений. суть вопроса.

Возвращаясь к теме «идеального», необходимо признать, что слово «идеальное» употребляется сегодня в основном как синоним «мыслимого», как название явлений, «имманентных сознанию», явлений, которые представляются , вообразил или подумал. Если принять эту достаточно устойчивую коннотацию, то следует, что нет смысла говорить о какой-либо «идеальности» явлений, существующих вне человеческого сознания. При таком определении все, что существует «вне сознания» и воспринимается как существующее вне его, является материальным и только материальным объектом.

На первый взгляд такое употребление термина кажется единственно разумным. Но это только на первый взгляд.

Конечно, было бы нелепо и совершенно недопустимо с точки зрения всякого рода материализма говорить о чем-либо «идеальном» там, где речь не идет о мыслящей личности («мышлении» в смысле «умственной» или «мозговой» деятельности). «Идеальность» — категория, неразрывно связанная с представлением о том, что человеческая культура, человеческая жизнедеятельность носит целенаправленный характер и, следовательно, включает в себя деятельность человеческого мозга, сознания и воли.Это аксиоматично, и Маркс, противопоставляя свою позицию относительно «идеального» взгляду Гегеля, пишет, что идеальное есть «не что иное, как материальный мир, отраженный человеческим разумом и переведенный в формы мысли». [ Капитал, Послесловие.]

Из этого, однако, не следует, что на языке современного материализма термин «идеальное» равнозначен «существующему в сознании», что так называют явления, находящиеся в голове, в мозговой ткани, где, согласно идеям современной науки реализуется «сознание».

В Капитале Маркс определяет форму стоимости вообще как «чисто идеальную» не на том основании, что она существует только «в сознании», только в голове товаровладельца, а на совершенно противоположных основаниях. Цена или денежная форма стоимости, как и всякая форма стоимости вообще, является ИДЕАЛЬНОЙ, потому что она совершенно отлична от осязаемой, телесной формы товара, в которой она представлена, мы читаем в главе о деньгах. [ Capital, Vol.I, стр. 98-99.]

Иными словами, форма стоимости ИДЕАЛЬНА, хотя и существует вне человеческого сознания и независимо от него.

Такое употребление термина может поставить в тупик читателя, привыкшего к терминологии популярных сочинений о материализме и отношении материала к «идеальному». Идеал, существующий вне головы и сознания людей, как нечто вполне объективное, реальность особого рода, независимая от их сознания и воли, невидимая, неосязаемая и чувственно-неощутимая, может казаться им чем-то только «воображаемым», чем-то «сверхчувственный».

Более искушенный читатель может, пожалуй, заподозрить Маркса в ненужном заигрывании с гегелевской терминологией, с «смысловой традицией», связанной с именами Платона, Шеллинга и Гегеля, типичных представителей «объективного идеализма», т. е. концепции по что «идеальное» существует как особый мир бестелесных сущностей («идей»), находящийся вне и не зависящий от человека. Он будет склонен упрекнуть Маркса в неоправданном или «неправильном» употреблении термина «идеальное», в гегелевском «гипостазировании» явлений сознания и других смертных грехах, совершенно непростительных материалисту.

Но вопрос не так прост. Дело вовсе не в терминологии. Но так как терминология играет важнейшую роль в науке, то Маркс употребляет термин «идеальное» в смысле, близком к «гегелевскому» толкованию, именно потому, что в нем содержится гораздо больше смысла, чем в популярном псевдоматериалистическом понимании идеального как явление сознания, как чисто психической функции. Дело в том, что интеллигентный (диалектический) идеализм — идеализм Платона и Гегеля — гораздо ближе к истине, чем народный материализм поверхностного и вульгарного типа (то, что Ленин называл глупым материализмом).В гегелевской системе, хотя и в перевернутом виде, теоретически был выражен факт диалектического превращения идеального в материальное и наоборот, факт, о котором никогда не подозревал «глупый» материализм, застрявший на грубом — недиалектический – противопоставление «вещей вне сознания» «вещам внутри сознания», «материального» «идеальному».

«Народное» понимание идеального не может себе представить, какие коварные ловушки расставила для него диалектика этих категорий в данном случае.

Маркс же, прошедший испытательную школу гегелевской диалектики, разглядел этот недостаток «народных» материалистов. Его материализм обогатился всеми достижениями философской мысли от Канта до Гегеля. Этим и объясняется тот факт, что в гегелевском представлении об идеальном устройстве мироздания, существующем вне человеческой головы и вне сознания, он сумел увидеть не просто «идеалистический вздор», не просто философский вариант религиозных сказок о Бога (и это все, что видит вульгарный материализм в гегелевской концепции), а идеалистически перевернутое описание действительного отношения «духа к природе», «идеального к материальному», «мысли к бытию».Это нашло свое выражение и в терминологии.

Мы должны поэтому вкратце рассмотреть историю термина «идеальное» в развитии немецкой классической философии от Канта до Гегеля и ту мораль, которую смог извлечь из этой истории «разумный» (т. е. диалектический) материалист Маркс.

Все началось с того, что основоположник немецкой классической философии Иммануил Кант взял за отправную точку «народное» толкование понятий «идеальное» и «реальное», не подозревая, какие ловушки он себе таким образом уготовил.

Примечательно, что в своей «Критике чистого разума» Кант не формулирует своего понимания «идеальности», а употребляет этот термин как готовый предикат, не требующий специального пояснения, когда он определяет пространство и время и говорит об их «трансцендентной природе». идеальность ». Это значит, что «вещи» обладают пространственно-временной определенностью только в сознании и благодаря сознанию, а не в себе, вне и до своего появления в сознании.Здесь «идеальность» ясно понимается как синоним «чистой» и априорной природы сознания как такового, без внешних связей. Кант не придает никакого другого значения термину «идеальность».

С другой стороны, «материальный» элемент познания достигается ощущениями, которые уверяют нас в существовании (и только в этом!) вещей вне сознания. Таким образом, все, что мы знаем о «вещах в себе», это то, что они «существуют».Идеальное есть то, что существует исключительно в сознании и благодаря деятельности сознания. И наоборот, то, что существует только в сознании, характеризуется как «идеальное». Все понятно и просто. Совершенно популярное различие. И это сводится к тому, что ни один из фактов, которые мы знаем и осознаем в вещах — их цвет, геометрическая форма, вкус, причинная взаимозависимость — не может быть приписан самим вещам. Все это лишь атрибуты, предоставляемые нашей собственной организацией, а не атрибутами вещей.Иными словами, «идеальное» — это все, что мы знаем о мире, кроме голого факта его «существования», его «нахождения вне сознания». Последняя неидеальна и потому недоступна сознанию и познанию, трансцендентна, чужда, и осознание того, что вещи, кроме всего прочего, еще и «существуют» (вне сознания), ничего не добавляет к нашему знанию их. И именно эту интерпретацию Кант иллюстрирует своим знаменитым примером талеров.Одно дело, пишет он, иметь в кармане сто талеров, и совсем другое дело иметь их только в сознании, только в воображении, только в снах (т. талеры).

В философии Канта этот пример играет чрезвычайно важную роль как один из аргументов против так называемого «онтологического доказательства существования Бога». Его аргумент выглядит следующим образом. Из существования объекта в сознании нельзя сделать вывод, что объект существует вне сознания. Бог существует в сознании людей, но из этого не следует, что Бог существует «на самом деле», вне сознания. Ведь в сознании людей всякое бывает! Кентавры, ведьмы, призраки, драконы с семью головами…

Однако этим примером Кант ставит себя в очень затруднительное положение. В самом деле, в соседней стране, где валютой были не талеры, а рубли или франки, ему просто объяснили бы, что у него в кармане не «настоящие талеры», а только бумажки с символами, несущие обязательство только для прусских подданных. …. Однако если признать «действительным» только то, что санкционировано указами прусского короля и подтверждено его подписью и печатью, то пример Канта доказывает то, что Кант хотел доказать. Если же иметь несколько более широкое представление о «реальном» и «идеальном», то его пример доказывает как раз обратное. Далекое от опровержения, оно фактически утверждает то самое «онтологическое доказательство», которое Кант объявил типичным примером ошибочного вывода о существовании прототипа вне сознания из существования типа в сознании.

«Верно как раз наоборот. Пример Канта мог бы усилить онтологическое доказательство», — писал Маркс, который занимал гораздо более радикальную атеистическую позицию, чем Кант, по отношению к «Богу». И продолжал: «Настоящие талеры существуют так же, как и воображаемые боги. Существует ли какой-либо реальный рассказ, кроме как в воображении, хотя бы в общем или, вернее, обычном воображении человека? Принесите бумажные деньги в страну, где такое использование бумаги неизвестно, и все будут смеяться над вашим субъективным воображением.

Упрек, адресованный Канту, происходит, конечно, не из желания изменить значение терминов «идеальное» и «реальное» на гегелевский лад. Маркс основывает свое рассуждение на осознании того факта, что философская система, обозначающая как «реальное» все, что человек воспринимает как вещь, существующую вне его собственного сознания, и как «идеальное» все то, что не воспринимается в виде такой вещи, не может провести критическое различие между самыми фундаментальными иллюзиями и заблуждениями человеческого рода.

Совершенно верно, что «настоящие талеры» ничем не отличаются от богов первобытных религий, от грубых фетишей дикаря, поклоняющегося (именно как своему «богу») абсолютно реальному и действительному камню, бронзовый идол или любой другой подобный «внешний предмет». Дикарь никоим образом не считает объект своего поклонения символом «Бога»; для него этот предмет во всей его грубой чувственно воспринимаемой телесности есть Бог, сам Бог, а не простое его «представление».

Самая сущность фетишизма состоит в том, что он приписывает предмету в его непосредственно воспринимаемой форме свойства, которые на самом деле ему не принадлежат и не имеют ничего общего с его чувственно воспринимаемым внешним видом.

Когда такой предмет (каменный или бронзовый истукан и т. д.) перестает рассматриваться как «сам Бог» и приобретает значение «внешнего символа» этого Бога, когда он воспринимается не как непосредственный субъект действия приписывается ему, а лишь как «символ» чего-то иного, внешне ничем не похожего на символ, то сознание человека делает шаг вперед на пути к познанию сущности вещей.

Поэтому и сам Кант, и вполне согласный с ним в этом пункте Гегель считают протестантскую версию христианства более высокой ступенью в развитии религиозного сознания, чем архаический католицизм, который, впрочем, не очень продвинулся вперед. далеко от примитивного фетишизма идолопоклонников. Как раз то, что отличает католика от протестанта, состоит в том, что католик склонен воспринимать все, что изображено на религиозных картинах и библейских рассказах буквально, как точное изображение событий, происходивших во «внешнем мире» (Бог как доброжелательный старец с бородой и сияющим ореолом вокруг головы, рождение Евы как действительное превращение ребра Адама в человека и т. д., и т.д.). Протестант, напротив, видя в таком толковании «идолопоклонство», рассматривает такие события как аллегории, имеющие «внутренний», чисто идеальный, нравственный смысл.

Гегельянцы действительно упрекали Канта в том, что он своим примером талеров играет на руку католическому идолопоклонству, в том, что он выступает против собственных протестантских симпатий и взглядов, потому что «внешние талеры» (талеры в его кармане) были лишь символами в «общее или, вернее, общее воображение человека», были лишь представителями (формами внешнего выражения, воплощения) «духа», подобно тому как религиозные картины, несмотря на их чувственно-воспринимаемую реальность, были только образами, производимыми человеческим общественным самосознанием, человеческим духом.По своей сути они были совершенно идеальными, хотя в своем существовании они были субстанциональны, материальны и располагались, конечно, вне человеческой головы, вне сознания личности, вне индивидуальной психической деятельности с ее трансцендентными механизмами.

«Боги» и «талеры» суть явления одного порядка, заявляли Гегель и гегельянцы, и этим сравнением как бы ставилась проблема «идеального» и его отношения к «реальному», к материально-вещественному миру. совершенно иначе, чем у Канта.Оно было связано с проблемой «отчуждения», с вопросом «овеществления» и «дереификации», о «переусвоении» человеком созданных им самим предметов, предметов, которые под действием каких-то таинственных процессов были преобразованы. в мир не только «внешних» объективных образований, но и враждебных человеку образований.

Отсюда следующая интерпретация проблемы Канта: «Доказательства бытия Бога суть либо просто пустых тавтологий. Возьмем, к примеру, онтологическое доказательство. Это означает только: «то, что я себе реально представляю (реалитер ), есть для меня реальное понятие», то, что действует на меня. В этом смысле все боги, как языческие, так и христианские, обладали реальным существованием. Разве не царствовал древний Молох? Разве Дельфийский Аполлон не был реальной силой в жизни греков? Критика Канта в этом отношении ничего не значит. Если кто-нибудь воображает, что у него есть сто талеров, если это понятие не является для него произвольным, субъективным, если он верит в него, то эти сто воображаемых талеров имеют для него такую ​​же ценность, как и сто действительных.Например, он будет влезать в долги силой своего воображения, его воображение будет работать, как все человечество влезло в долги перед своими богами. ”

При такой постановке вопроса категория «идеального» приобрела совсем иной смысл, чем тот, который придавал ей Кант, и это отнюдь не было следствием какой-то терминологической прихоти Гегеля и гегельянцев. В ней выражен тот очевидный факт, что общественное сознание есть не просто многократно повторяющееся индивидуальное сознание (как и общественный организм вообще не есть многократно повторяющийся индивидуальный человеческий организм), а фактически исторически сложившаяся и исторически развивающаяся система «объективные представления», формы и закономерности «объективного духа», «коллективного разума» человечества (или, точнее, «народа» с его неповторимой духовной культурой), причем все это совершенно не зависит от индивидуальных капризов сознания или воли.В эту систему входят все общие нравственные нормы, регулирующие повседневную жизнь людей, правовые предписания, формы государственно-политической организации жизни, ритуально узаконенные образцы деятельности во всех сферах, «правила» жизни, которым должны подчиняться все, строгие регламенты цехов и т. д. и т. п., вплоть до грамматических и синтаксических структур речи и языка и логических норм рассуждения.

Все эти структурные формы и закономерности общественного сознания однозначно противостоят индивидуальному сознанию и воле как особой, внутренне организованной «действительности», как вполне «внешним» формам, определяющим это сознание и волю.Это факт, что каждый человек должен с детства гораздо более внимательно считаться с требованиями и ограничениями, чем с непосредственно ощутимым появлением внешних «вещей» и ситуаций или с органическими влечениями, желаниями и потребностями своего индивидуального тела.

Столь же очевидно, что все эти навязанные извне паттерны и формы не могут быть идентифицированы в индивидуальном сознании как «врожденные» паттерны. Все они усваиваются в ходе воспитания и образования, т. е. в ходе усвоения личностью имеющейся и сложившейся до него, без него и независимо от него интеллектуальной культуры, как закономерностей и форм. из , что культуры.Это не «имманентные» формы индивидуальной психической деятельности. Это формы «другого», внешнего «субъекта», который он усваивает.

Вот почему Гегель видит главное преимущество учения Платона в том, что вопрос об отношении «духа» к «природе» впервые ставится не на узкой основе отношений «индивидуальной души» к «природе». все остальное», а на основе исследования всеобщего (социально-коллективного) «мира идей» в противоположность «миру вещей».В учении Платона «…реальность духа, поскольку он противостоит природе, представлена ​​в своей высшей истине, представлена ​​как организация государства».

Здесь надо заметить, что под словом «государство» Платон понимал не только политико-правовую надстройку, но и всю совокупность социальных правил, регулирующих жизнь индивидов внутри организованного общества, «полиса» или любого подобного образования. , все то, что теперь подразумевается под более широким термином «культура».

Именно от Платона, таким образом, возникает традиция рассматривать мир идей (он, собственно, и дает нам понятие «идеальный мир») как устойчивый и внутренне организованный мир законов, правил и закономерностей, управляющих психическая деятельность индивида, «индивидуальная душа», как особая, сверхъестественная «объективная реальность», противостоящая каждому индивидууму и императивно диктующая ему, как он должен действовать в той или иной ситуации. Непосредственной «внешней» силой, определяющей поведение личности, является «государство», охраняющее всю систему духовной культуры, всю систему прав и обязанностей каждого гражданина.

Здесь в полумистической, полумифологической форме ясно установился вполне реальный факт, факт зависимости умственной (и не только умственной) деятельности личности от сложившейся перед ним и совершенно независимой от нее системы культуры. ему система, в которой начинается и протекает «духовная жизнь» каждого индивидуума.

Вопрос об отношении «идеального» к «субстанциально-вещественному» здесь ставился как вопрос об отношении этих устойчивых форм (образцов, стереотипов) культуры к миру «индивидуальных вещей», включавшему не только « внешние вещи», но и физическое тело самого человека.

Собственно говоря, только здесь и возникла необходимость ясного определения категории «идеальности» в противовес недифференцированному, расплывчатому понятию «психики» вообще, которое с тем же успехом могло бы быть истолковано как вполне телесная функция физически интерпретируемой «души», независимо от того, какому органу эта функция фактически приписывалась – сердцу, печени или мозгу. В противном случае «идеальность» остается лишним и совершенно ненужным словесным ярлыком для «психического».Так было до Платона, термин «идея» употреблялся еще Демокритом для обозначения вполне субстанциальной формы, геометрических очертаний «вещи», тела, вполне физически запечатлевшегося в человеке, в физическом тело его глаз. Это словоупотребление, характерное для ранней, наивной формы материализма, не может, конечно, быть использовано современным материализмом, учитывающим всю сложность отношений между индивидуальной психической деятельностью и «миром вещей».

По этой причине в лексиконе современной материалистической психологии (и не только философии) категория «идеальность» или «идеальное» определяет не психическую деятельность вообще, а лишь определенное явление, связанное, конечно, с психической деятельностью, но ни в коем случае не сливаться с ним.

« Идеальность главным образом характеризует идею или образ постольку, поскольку они, объективизируясь в слове» [входят в систему общественно выработанного знания, которое для индивида есть то, что ему дано.– Э.В.И.], «в объективной действительности приобретают таким образом относительную самостоятельность, как бы отделяя себя от мыслительной деятельности личности», – пишет советский психолог С. Л. Рубинштейн.

Только в такой трактовке категория «идеальность» становится конкретно-содержательным определением определенной категории явлений, устанавливающим форму процесса отражения объективной действительности в психической деятельности, социально-человеческой по своему происхождению и сущности, в общественно-человеческого сознания и перестает быть ненужным синонимом психической деятельности вообще.

Применительно к цитате из книги С. Л. Рубинштейна следует только заметить, что образ объективируется не только в словах и может входить в систему общественно выработанного знания не только в своем словесном выражении. Так же хорошо (и даже более непосредственно) объективируется образ в скульптурно-графических и пластических формах и в виде рутинно-ритуальных способов обращения с вещами и людьми, так что он выражается не только в словах, в речи и языке, но также и в рисунках, моделях и таких символических предметах, как гербы, знамена, одежда, утварь, или в виде денег, включая золотые монеты и бумажные деньги, долговые расписки, облигации или кредитные билеты.

«Идеальность» вообще есть на исторически сложившемся языке философии характеристика материально сложившихся (опредмеченных, овеществленных, овеществленных) образов человеческой общественной культуры, т. индивид, обладающий сознанием и волей как особой «сверхъестественной» объективной реальностью, как особым объектом, сравнимым с материальной реальностью и находящимся в одном и том же пространственном плане (и потому часто отождествляемым с ней).

По этой причине, чисто ради терминологической точности, бессмысленно применять это определение к чисто индивидуальным психическим состояниям в каждый данный момент. Последние, со всеми своими индивидуально своеобразными капризами и вариациями, определяются в действительности многочисленными взаимосвязями самых различных факторов, вплоть до преходящих состояний организма и особенностей его биохимических реакций (типа аллергии или дальтонизма). , например), и поэтому может рассматриваться в плане общественно-человеческой культуры как чисто случайное.

Вот почему мы видим, что Кант говорит об «идеальности пространства и времени», а не об «идеальности» сознательных ощущений веса, например, в мышцах руки, когда что-то несут; об «идеальности» причинно-следственной цепи, но не об идеальности того факта, что скала при попадании на нее солнца становится теплее (хотя и этот факт осознанно воспринимается). У Канта «идеальность» становится синонимом «трансцендентального характера» всеобщих форм чувственности и разума, т. е. закономерностей познавательной деятельности, присущих каждому «я» и потому имеющих совершенно безличный характер и проявляющих, кроме того, навязчивая сила по отношению к каждому отдельному («эмпирическому») «я».Вот почему пространство и время, причинная зависимость и «красота» являются для Канта «идеальными», а не психическими состояниями, связанными с уникальными и преходящими физическими состояниями тела индивида. Правда, как мы видели на примере «талеров», Кант не всегда строго придерживается своей терминологии, хотя причина этого, конечно, не в небрежности (в этом Канта было бы трудно упрекнуть), а скорее в диалектическом хитрость проблем, которые он поднимает. Но, несмотря на неустойчивость терминологического определения категорий, начинает проступать их объективное диалектическое содержание — то самое содержание, которое гегелевская школа дает гораздо более адекватному определению.Дело в том, что Кант не смог полностью преодолеть понятие «общественное сознание» («всеобщий дух») как многократно повторяющееся индивидуальное сознание.

Однако в гегелевской философии проблема ставилась принципиально иначе. Социальный организм («культура» данного народа) отнюдь не есть абстракция, выражающая «одинаковость», которая может быть обнаружена в психике каждого индивида, «абстрактный», присущий каждому индивидууму, «трансцендентально-психологический» образец. индивидуальной жизнедеятельности.Исторически сложившиеся и развивающиеся формы «всеобщего духа» («духа народа», «объективного духа»), хотя и понимаемые еще Гегелем как некие устойчивые закономерности, в рамках которых протекает психическая деятельность каждого индивида, суть тем не менее рассматриваются им не как формальные абстракции, не как абстрактно-всеобщие «атрибуты», присущие каждому отдельно взятому индивидууму. Гегель (вслед за Руссо с его различением «всеобщей воли» и «всеобщей воли») вполне учитывает тот очевидный факт, что в многообразных столкновениях разнонаправленных «индивидуальных воль» рождаются и кристаллизуются известные результаты, никогда не содержавшиеся в любой из них в отдельности, и что в силу этого общественное сознание как «сущность» вовсе не складывается, как из кирпичей, из «одинаковости», находящейся в каждой из его «частей» (индивидуальных самостей, индивидуальных сознаний ).И здесь нам указывается путь к пониманию того факта, что все закономерности, которые Кант определял как «трансцендентально врожденные» формы действия индивидуальной психики, как априорные «внутренние механизмы», присущие каждой психике, на самом деле являются формами. самосознания общественного человека, ассимилированного извне индивидуумом (первоначально противопоставляли ему «внешние» закономерности движения культуры, не зависящие от его воли и сознания), общественного человека, понимаемого как исторически развивающаяся «совокупность все общественные отношения».

Именно эти формы организации общественной (коллективно осуществленной) жизнедеятельности человека существуют до, вне и совершенно независимо от индивидуальной психики, так или иначе материально закрепленные в языке, в ритуально узаконенных обычаях и правах и, далее, , как «организация государства» со всеми его материальными атрибутами и органами для защиты традиционных форм жизни, противостоящих индивидууму (физическое тело индивидуума с его мозгом, печенью, сердцем, руками и др. органов) как организованное «в себе и для себя» сущее, как нечто идеальное, внутри которого все отдельные вещи приобретают иной смысл и играют иную роль, чем та, которую они играли «как сами по себе», т. е. вне этого сущего.Поэтому «идеальное» определение любой вещи или определение всякой вещи как «исчезающего» момента в движении «идеального мира» совпадает у Гегеля с ролью и значением этой вещи в общественно-человеческой культуре, в контексте общественно организованной жизнедеятельности человека, а не в индивидуальном сознании, которое рассматривается здесь как нечто производное от «всеобщего духа».

Легко понять, насколько шире и глубже такая постановка вопроса по сравнению с любой концепцией, обозначающей как «идеальное» все, что есть «в сознании индивида», и как «материальное» или «реальное», все то, что находится вне сознания индивида, все то, чего данный индивид не осознает, хотя это «все» существует в действительности и, таким образом, проводит между «идеальным» и «реальным» принципиально разделяющую черту, которая превращает их в «разные миры», не имеющие «ничего общего» друг с другом.Ясно, что при таком метафизическом делении и размежевании «идеальное» и «материальное» не могут и не должны рассматриваться как противоположности. Вот они «другие», и все.

Гегель исходит из того вполне очевидного факта, что для сознания индивида «действительное» и даже «грубоматериальное» — отнюдь не «идеальное» — есть сначала вся грандиозная материально сложившаяся духовная культура человеческого рода, внутри которого и посредством ассимиляции которого этот индивидуум пробуждается к «самосознанию».Именно это противостоит индивидууму как реализованная («овеществленная», «опредмеченная», «отчужденная») мысль предшествующих поколений в чувственно воспринимаемой «материи» — в языке и зрительно воспринимаемых образах, в книгах и статуях, в дереве и бронзе. , в виде мест отправления культа и орудий труда, в конструкциях машин и государственных зданий, в образцах научных и нравственных систем и т.д. Все эти предметы по своему существованию, по своему «настоящему бытию» субстанциональны, «материальны», но по своей сущности, по своему происхождению они «идеальны», ибо «воплощают» коллективное мышление людей, «всемирный дух». человечества.

Иными словами, Гегель включает в понятие «идеальное» все то, что другой представитель идеализма в философии (правда, никогда не признававший себя «идеалистом») — А. А. Богданов — через столетие обозначил как «общественно организованный опыт» с его устойчивые, исторически выкристаллизовавшиеся образцы, стандарты, стереотипы и «алгоритмы». Общим для Гегеля и Богданова (как «идеалистов») является то, что этот мир «общественно организованного опыта» есть для индивида единственный «предмет», который он «усваивает» и «познает», единственный предмет. с которыми он имеет какие-либо дела.

Но мир, существующий до, вне и независимо от сознания и воли вообще (т. е. не только сознания и воли индивидуального , но и общественного сознания и общественно организованной «воли»), мир как таковой, учитывается этим понятием лишь постольку, поскольку находит выражение во всеобщих формах сознания и воли, поскольку оно уже «идеализировано», уже усвоено в «опыте», уже представлено в закономерностях и формах этого « опыт», уже включенный в него.

По этому повороту мысли, который характеризует идеализм вообще (будь то платоновский, берклианский, гегелевский или попперовский), реальный материальный мир, существующий до, вне и совершенно независимо от «опыта» и прежде выраженный в формах этот «опыт» (в том числе и язык) совершенно выводится из поля зрения, и то, что начинает фигурировать под обозначением «реального мира», есть уже «идеализированный» мир, мир уже освоенный людьми, мир уже сформированный их деятельностью мир , каким его знают люди, , каким он представлен в существующих формах их культуры.Мир, уже выраженный (представленный) в формах существующего человеческого опыта. И этот мир объявляется единственным миром, о котором вообще можно что-либо сказать.

Эта тайна идеализма прозрачно проявляется в рассуждениях Гегеля об «идеальности» явлений природы, в его представлении природы как «идеального» существа в себе. В основе того, что он должен сказать о некоторых явлениях природы, лежит их описание в понятиях и терминах физики того времени: «….поскольку массы толкают и давят друг друга и между ними нет вакуума, только в этом соприкосновении начинается идеальность материи вообще, и интересно посмотреть, как проявляется этот внутренний характер материи, ибо в вообще всегда интересно посмотреть на реализацию концепции». Здесь Гегель действительно говорит вовсе не о природе, как она есть, а о природе, как она представлена ​​(описана) в системе определенной физической теории, в системе ее определений, установленных ее исторически сложившимся «языком».

Между прочим, этим фактом и объясняется стойкое сохранение подобных «смысловых замен»; действительно, когда мы говорим о природе, мы вынуждены пользоваться наличным языком естествознания, «языком науки» с его установленными и общепонятными «смыслами». Именно это и лежит в основе рассуждений логического позитивизма, вполне сознательно отождествляющего «природу» с «языком», на котором люди говорят и пишут о природе.

Понятно, что главная трудность и, следовательно, главная проблема философии состоит не в том, чтобы различать и противопоставлять все, что есть «в сознании индивида», всему тому, что находится вне этого индивидуального сознания (это едва ли когда-либо трудно сделать). ), а разграничить мир коллективно признанных понятий, т. е. весь социально организованный мир интеллектуальной культуры со всеми ее устойчивыми и материально установленными всеобщими закономерностями, и реальный мир, как он существует вне и отдельно от своего выражения в этих социально узаконенных формы «опыта».

Здесь и только здесь различение «идеального» и «реального» («материального») приобретает серьезный научный смысл, потому что на практике их обычно смешивают. Указание на то, что вещь и форма вещи существуют вне индивидуального сознания и не зависят от индивидуальной воли, еще не решает проблемы их объективности в ее вполне материалистическом смысле. И наоборот, далеко не все, чего люди не знают, не знают, не воспринимают как формы внешних вещей, есть выдумка, игра воображения, представление, существующее только в голове человека.Именно поэтому «разумный человек», к образу мышления которого апеллирует Кант своим примером талеров, чаще других заблуждается, принимая общепризнанные понятия за объективную реальность, а объективную реальность, раскрываемую научными исследованиями. исследования для субъективного изобретения, существующего только в головах «теоретиков». Именно «разумный человек», ежедневно наблюдая за восходом солнца на Востоке и заходом на Западе, протестует против того, что система Коперника является выдумкой, противоречащей «очевидным фактам».И точно так же обычный человек, втянутый в орбиту товарно-денежных отношений, рассматривает деньги как вполне материальную вещь, а стоимость, которая на самом деле находит свое внешнее выражение в деньгах, — как простую абстракцию, существующую только в головы теоретиков, только « в идеале «.

По этой причине последовательный материализм, столкнувшийся с такой ситуацией, не мог определить «идеальное» как то, что существует в сознании индивида, а «материальное» как то, что существует вне этого сознания, как чувственно воспринимаемую форму внешняя вещь, как реальная телесная форма.Граница между тем и другим, между «материальным» и «идеальным», между «вещью в себе» и ее представлением в общественном сознании не могла бы проходить по этой линии, ибо в противном случае материализм был бы совершенно беспомощен перед лицом диалектика, открытая Гегелем в отношениях между «материальным» и «идеальным» (в частности, в явлениях фетишизма всякого рода, от религиозного до товарного, и далее, фетишизм слов, языковых , символы и знаки).

Фактом является то, что, подобно иконе или золотой монете, всякое слово (термин или сочетание терминов) есть прежде всего «вещь», существующая вне сознания индивида, обладающая вполне реальными телесными свойствами и чувственно воспринимаемая. По старой классификации, принятой всеми, в том числе и Кантом, слова явно подпадают под категорию «материального» с таким же правом, как камни или цветы, хлеб или бутылка вина, гильотина или печатный станок.Ведь в противоположность этим вещам то, что мы называем «идеальным», есть их субъективный образ в голове индивидуума, в индивидуальном сознании.

Но тут мы сразу же сталкиваемся с хитростью этого различения, вполне предусмотренного гегелевской школой и ее концепцией «материализации», «отчуждения», «овеществления» всеобщих понятий. В результате этого процесса, происходящего «за спиной индивидуального сознания», индивидуальное противостоит в виде «внешней вещи» общечеловеческому (т.э., коллективно признанные) представление, не имеющее ровно ничего общего с чувственно воспринимаемой телесной формой, в которой оно «представляется».

Например, имя «Петр» в своей чувственно воспринимаемой телесной форме совершенно не похоже ни на действительного Петра, ни на то лицо, которое оно обозначает, ни на чувственно-представляемый образ Петра, который имеют о нем другие люди. Такое же отношение существует между золотой монетой и товарами, которые можно купить на нее, товарами (товарами), чьим универсальным представителем является монета или (позднее) банкнота.Монета представляет не само , а «другое» в том самом смысле, в каком дипломат представляет не себя, а свою страну, которая уполномочила его на это. То же самое можно сказать о слове, словесном символе или знаке или любой комбинации таких знаков и синтаксическом образце этой комбинации.

Это отношение представления есть отношение, в котором одна чувственно воспринимаемая вещь выполняет роль или функцию представителя совсем другой вещи, а еще точнее, универсальной природы этой другой вещи, т. е. чего-то «иного». которое в чувственно-телесном отношении совершенно на него не похоже, и именно это отношение получило в гегелевской терминологической традиции название «идеальности».

В «Капитале» Маркс вполне сознательно употребляет термин «идеальное» в том формальном значении, которое ему придавал Гегель, а не в том смысле, в каком его употребляла вся догегелевская традиция, включая Канта, хотя философско-теоретическая интерпретация круга явлений, который в обоих случаях одинаково обозначается как «идеальный», диаметрально противоположна его гегелевской интерпретации. Значение термина «идеальное» у Маркса и Гегеля одно и то же, но понятия, т.е.э., способы понимания этого «одного и того же» значения глубоко различны. Ведь слово «понятие» в диалектически истолкованной логике есть синоним понимания сущности дела, сущности явлений, которые только очерчены данным термином; это ни в коем случае не синоним «значения термина», который может быть формально истолкован как сумма «атрибутов» явлений, к которым применяется этот термин.

Именно поэтому Маркс, как и всякий подлинный теоретик, предпочитал не изменять исторически сложившихся «значений терминов», установившейся номенклатуры явлений, а, строго и неукоснительно пользуясь ею, предлагал совершенно иное понимание явлений. этих явлений, что на самом деле было противоположно традиционному пониманию.

В «Капитале», при анализе денег — этой знакомой и вместе с тем загадочной категории общественных явлений — Маркс описывает как «идеальную» не что иное, как форму стоимости продуктов труда вообще ( die Wertform berhaupt ).

Так что читатель, для которого термин «идеальное» является синонимом «имманентного сознанию», «существующего только в сознании», «только в представлениях людей», только в их «воображении», неправильно поймет мысль, высказанную Марксом. потому что в этом случае оказывается, что и Капитал, который есть не что иное, как стоимостная форма организации производительных сил, форма функционирования средств производства, тоже существует только в сознании, только в субъективное воображение людей, а «не в действительности».

Ясно, что так мог понимать это только последователь Беркли, а уж никак не материалист.

По Марксу, идеальность формы стоимости состоит, конечно, не в том, что эта форма представляет собой психическое явление, существующее только в мозгу товаровладельца или теоретика, а в том, что телесно-ощутимая форма стоимости вещь (например, сюртук) есть только форма выражения совсем другой «вещи» (белья, как стоимости), с которой она не имеет ничего общего.Стоимость холста представлена, выражена, «воплощена» в виде сюртука, а форма сюртука есть « идеальная или представленная форма» стоимости холста.

«Как потребительная стоимость холст есть нечто ощутимо отличное от сюртука; по стоимости он такой же, как пальто, и теперь имеет вид пальто. Таким образом, холст приобретает форму стоимости, отличную от его физической формы. То, что оно является ценностью, проявляется в его равенстве с одеждой, подобно тому как овечья природа христианина проявляется в его сходстве с Агнцем Божиим.[ Столица, Том. я, с. 58.]

Это вполне объективное отношение, в рамках которого «телесная форма товара В становится формой стоимости товара А, или тело товара В выступает зеркалом стоимости товара А» [ Capital, Vol. я, с. 59.] уполномоченный представитель его «стоимостной» природы, «субстанции», которая «воплощена» и здесь, и там.

Вот почему форма стоимости или форма стоимости идеальна, т. е. есть нечто совершенно отличное от осязаемой формы вещи, в которой она представлена, выражена, «воплощена», «отчуждена». .

Что это за «другое», это отличие, которое здесь выражено или представлено? Сознание людей? Их воля? Ни в коем случае. Наоборот, и воля, и сознание определяются этой объективной идеальной формой, и то, что она выражает, «представляет», есть определенное общественное отношение между людьми, принимающее в их глазах фантастическую форму отношения между вещами.

Иными словами, то, что «представлено» здесь как вещь , есть форма деятельности людей, форма жизнедеятельности, которую они осуществляют вместе, которая сложилась «за спиной сознания» и материально утвердилась в виде отношения между вещами, описанными выше.

Этим и только этим создается идеальность такой «вещи», ее чувственно-сверхчувственный характер.

Здесь идеальная форма действительно противопоставляется индивидуальному сознанию и индивидуальной воле как форма внешней вещи (вспомните кантовские талеры) и необходимо воспринимается именно как форма внешней вещи, не ее осязаемая форма, а форма другой столь же осязаемой вещи, которую оно представляет, выражает, воплощает, отличаясь, однако, от осязаемой телесности обеих вещей и не имея ничего общего с их чувственно воспринимаемой физической природой.Здесь воплощена и «представлена» определенная форма труда, определенная форма человеческой предметной деятельности, т. е. преобразование природы общественным человеком.

Именно здесь мы находим ответ на загадку «идеальности». Идеальность, по Марксу, есть не что иное, как форма общественной деятельности человека, представленная в вещи. Или, наоборот, форма человеческой деятельности представляла как вещь, как предмет.

«Идеальность» — это своего рода печать, наложенная на вещество природы общественной жизнедеятельностью человека, форма функционирования физической вещи в процессе этой деятельности.Так все вещи, участвующие в общественном процессе, приобретают новую «форму существования», не входящую в их физическую природу и полностью отличную от нее, — их идеальную форму.

Итак, не может быть и речи об «идеальности» там, где нет людей, общественно производящих и воспроизводящих свою материальную жизнь, т. е. индивидов, работающих коллективно и, следовательно, обязательно обладающих сознанием и волей. Но это не значит, что «идеальность вещей» есть продукт их сознательной воли, что она «имманентна сознанию» и существует только в сознании.Наоборот, сознание и воля индивида являются функциями идеальности вещей, их осмысленной, сознательной идеальности.

Идеальность, таким образом, имеет чисто социальную природу и происхождение. Это форма вещи, но она вне этой вещи и в деятельности человека, как форма этой деятельности. Или, наоборот, форма деятельности лица, но вне этого лица, как форма вещи. Вот, таким образом, ключ ко всей тайне, давшей реальную основу всякого рода идеалистическим построениям и представлениям как о человеке, так и о мире за пределами человека, от Платона до Карнапа и Поппера.«Идеальность» постоянно ускользает, ускользает от метафизически-однозначной теоретической фиксации. Как только оно фиксируется как «форма вещи», оно начинает дразнить теоретика своей «невещественностью», своим «функциональным» характером и выступает только как форма «чистой деятельности». С другой стороны, как только пытаются зафиксировать ее «как таковую», как очищенную от всех следов осязаемой телесности, оказывается, что эта попытка в корне обречена на неудачу, что после такого очищения не останется ничего, кроме призрачная пустота, неопределимый вакуум.

И действительно, как это хорошо понимал Гегель, нелепо говорить о «деятельности», которая не реализуется ни в чем определенном, не «воплощается» в чем-то телесном, хотя бы в словах, речи, языке. Если такая «деятельность» существует, то она не может быть в действительности, а только в возможности , только потенциально и, следовательно, не как деятельность, а как ее противоположность, как бездеятельность, как отсутствие деятельности.

Итак, по Гегелю, «дух», как нечто идеальное, как нечто противопоставленное миру телесно установленных форм, вообще не может «отражать» (т.т. е., осознать формы собственного строения), если оно предварительно не противопоставляет «себя себе», как «предмет», вещь, отличную от себя.

Говоря о форме стоимости как об идеальной форме вещи, Маркс отнюдь не случайно использует сравнение с зеркалом: «В некотором роде оно у человека, как у товара. Так как он приходит в мир не с зеркалом в руке и не фихтеанским философом, которому достаточно «я есть я», человек сначала видит и узнает себя в других людях.Петр только устанавливает свою идентичность как человека, сначала сравнивая себя с Павлом как принадлежащего к тому же роду. И таким образом Павел, как он и стоит в своей личности Павла, становится для Петра типом genus homo». [ Capital, Vol. я, с. 59.]

Здесь Маркс прямо указывает на параллель между своей теорией «идеальности» формы стоимости и гегелевским пониманием «идеальности», учитывающим диалектику возникновения коллективного самосознания человеческого рода.Да, Гегель понимал ситуацию гораздо шире и глубже, чем «фихтеанский философ»; он установил, что «дух», прежде чем он сможет исследовать себя, должен сбросить свою незапятнанную чистоту и призрачность и сам превратить в предмет и в виде этого предмета противопоставить себя самому себе. Сначала в виде Слова, в виде словесного «воплощения», а затем в виде орудий труда, статуй, машин, пушек, церквей, заводов, конституций и государств, в виде грандиозных «неорганических тело человека», в виде чувственно воспринимаемого тела цивилизации, которое служит ему лишь зеркалом, в котором он может рассматривать себя, свое «иное бытие» и через это рассмотрение познавать свою «чистую идеальность», познавая самого себя. как «чистая деятельность».Гегель прекрасно понимал, что идеальность как «чистая деятельность» непосредственно не дана и не может быть дана «как таковая», непосредственно во всей ее чистоте и ненарушенном совершенстве; познать его можно только через анализ его «воплощений», через его отражение в стекле осязаемой действительности, в стекле системы вещей (их форм и отношений), созданной деятельностью «чистого духа». По плодам их узнаете их – и никак иначе.

Идеальные формы мира суть, по Гегелю, формы деятельности , реализованные в некотором материале.Если они не реализованы в какой-то осязаемой материи, то остаются невидимыми и неизвестными самому деятельному духу, дух не может их осознать. Чтобы рассмотреть их, их надо «овеществить», т. е. превратить в формы и отношения вещей. Только в этом случае идеальность существует, обладает настоящим бытием; только как овеществленная и овеществляемая форма деятельности, форма деятельности, ставшая и становящаяся формой предмета, осязаемой вещи вне сознания, и ни в коем случае не как трансцендентно-психологическая модель сознания, не как внутренняя модель «я», отличающее себя от себя внутри себя, как это получилось у «фихтеанского философа».

Как внутренний паттерн деятельности сознания, как паттерн, «имманентный сознанию», идеальность может иметь только иллюзорное, только призрачное существование. Оно становится реальным лишь в ходе своего овеществления, объективации (и распредмечивания), отчуждения и снятия отчуждения. Насколько разумнее и реалистичнее была эта интерпретация по сравнению с интерпретацией Канта и Фихте, это само собой разумеется. Оно охватило актуальную диалектику развивающегося «самосознания» людей, охватило действительные фазы и метаморфозы, в череде которых только и существует «идеальность» мира.

Именно поэтому Маркс примыкает в терминологическом отношении к Гегелю, а не к Канту или Фихте, пытавшимся решить проблему «идеальности» (т. е. деятельности), оставаясь «внутри сознания», не вдаваясь во внешние чувственно воспринимаемые телесные проявления. мир, мир осязаемых форм и отношений вещей.

Это гегелевское определение термина «идеальность» охватывало весь круг явлений, внутри которых «идеальное», понимаемое как телесно воплощенная форма деятельности общественного человека.

Без понимания этого обстоятельства было бы совершенно невозможно постичь чудеса, совершаемые на глазах у людей ТОВАРНОЙ, товарной формой продукта, особенно в его денежной форме, в виде пресловутых «настоящих талеров», «настоящих рублей». », или «настоящие доллары», вещи, которые, как только мы имеем о них хоть малейшее теоретическое представление, тотчас же оказываются вовсе не «настоящими», а насквозь «идеальными», вещами, к категории которых совершенно однозначно относится слов, единиц языка , и многих других «вещей».Вещи, которые, будучи вполне «материальными», осязаемыми образованиями, приобретают весь свой «смысл» (функцию и роль) от «духа» и даже обязаны ему своим специфическим телесным существованием… Вне духа и без него не может быть даже слов, есть просто вибрация воздуха.

Таинственность этой категории «вещей», тайна их «идеальности», их чувственно-сверхчувственного характера были впервые раскрыты Марксом в ходе его анализа товарной (стоимостной) формы продукта.

Маркс характеризует товарную форму как форму ИДЕАЛЬНУЮ, т. е. как форму, не имеющую решительно ничего общего с реальной осязаемой формой тела, в котором она представлена ​​(т. е. выраженной, овеществленной, овеществленной, отчужденной, реализованной), и средством, посредством которого оно «существует», обладает «наличным бытием».

Оно «идеально», потому что не включает в себя ни одного атома вещества тела, в котором оно представлено, потому что оно есть форма совершенно другого тела. И это другое тело присутствует здесь не телесно, материально («телесно» оно находится совсем в другой точке пространства), а только еще раз «идеально», и здесь нет ни одного атома его вещества. Химический анализ золотой монеты не обнаружит ни одной молекулы гуталина, и наоборот. Тем не менее золотая монета представляет (выражает) стоимость ста банок гуталина именно своим весом и блеском. И, разумеется, этот акт репрезентации совершается не в сознании продавца гуталина, а вне его сознания в любом «смысле» этого слова, вне его головы, в пространстве рынка, без его участия. имея хоть малейшее подозрение о таинственной природе денежной формы и сущности цены на ваксу…. Каждый может тратить деньги, не зная, что такое деньги.

Именно поэтому человек, уверенно пользующийся родным языком для выражения самых тонких и сложных обстоятельств жизни, оказывается в очень затруднительном положении, если он вздумает осознать отношения между «знаком» и значение». Сознание, которое он может извлечь из лингвистических исследований при нынешнем состоянии науки о языкознании, скорее поставит его в положение многоножки, которая была достаточно неразумна, чтобы спросить себя, с какой ноги он ступает.И вся трудность, доставившая столько беспокойства и философии, состоит в том, что «идеальные формы», как форма-ценность, форма мысли или синтаксическая форма, всегда возникали, складывались и развивались, превращались в нечто объективное, совершенно независимое от чьего-либо сознания, в ходе процессов, происходящих вовсе не в «голове», а непременно вне ее — хотя и не без ее участия.

Если бы дело обстояло иначе, то «идеализм» Платона и Гегеля действительно был бы самым странным заблуждением, совершенно недостойным умов такого калибра и такого влияния. объективность «идеальной формы» есть не фантазия Платона или Гегеля, а бесспорный и упрямый факт. Факт, над которым на протяжении столетий ломали голову такие впечатляющие мыслители, как Аристотель, Декарт, Спиноза, Кант, Гегель и Эйнштейн, не говоря уже о тысячах меньших умов.

«Идеализм» — это не следствие какой-то элементарной ошибки, допущенной наивным школьником, увидевшим страшное привидение, которого не было. Идеализм есть вполне трезвая констатация объективности идеальной формы, то есть факта ее существования в пространстве человеческой культуры независимо от воли и сознания индивидов, — констатация, оставшаяся, однако, без адекватного научного объяснения.

Эта констатация факта без его научно-материалистического объяснения и есть идеализм. В данном случае материализм состоит именно в научном объяснении этого факта, а не в игнорировании его. Формально этот факт выглядит именно так, как его описывали мыслители «платоновской линии» — формы движения физически осязаемых тел, объективной, несмотря на очевидную бестелесность. Бестелесная форма, управляющая судьбой полностью телесных форм, определяющая, должны ли они быть или не быть, форма, подобная некой бестелесной, но все же всемогущей «душе» вещей.Форма, сохраняющаяся в самых различных телесных воплощениях и не совпадающая ни с одним из них. Форма, о которой нельзя сказать, ГДЕ ИМЕННО она «существует».

Совершенно рациональное, не мистическое понимание «идеального» (как «идеальной формы» реального, субстанциально материального мира) выработалось в общей форме Марксом в ходе конструктивно-критического освоения им гегелевской концепции идеальности, и конкретизируется (как решение вопроса о форме стоимости) через его критику политической экономии, т. е. классической трудовой теории стоимости.Идеальность формы стоимости есть типичный и характерный случай идеальности вообще, и марксово понимание ее служит конкретной иллюстрацией всех преимуществ диалектико-материалистического взгляда на идеальность, на «идеальное».

Форма-стоимость понимается в Капитале именно как овеществленная форма (представленная или «представляющая» вещь, отношение вещей) общественной жизнедеятельности человека. Непосредственно оно представляется нам как «физически осязаемое» воплощение чего-то «иного» , но это «иное» не может быть какой-то физически осязаемой материей.

Единственная альтернатива, по-видимому, состоит в том, чтобы принять некую бестелесную субстанцию, некую «бестелесную субстанцию». И классическая философия предложила здесь достаточно логичное решение: такой странной «субстанцией» может быть только деятельность — «чистая деятельность», «чистая формообразующая деятельность». Но в сфере хозяйственной деятельности эта субстанция, естественно, расшифровывалась как труд, как физический труд человека, преобразующий физическое тело природы, а «стоимость» становилась реализованным трудом, «воплощенным» актом труда.

Так что именно в политической экономии научная мысль сделала свой первый решительный шаг к раскрытию сущности «идеальности». Уже Смит и Рикардо, люди довольно далекие от философии, ясно усматривали «сущность» таинственных стоимостных определений в труде.

Однако стоимость, понимаемая с точки зрения ее «субстанции», оставалась тайной с точки зрения ее «формы». Классическая теория стоимости не могла объяснить, почему эта субстанция выражается именно так, а не иначе.Впрочем, классическую буржуазную традицию этот вопрос особо не интересовал. И Маркс наглядно показал причину своего равнодушия к предмету. Во всяком случае, выведение формы стоимости из ее «субстанции» оставалось для буржуазной науки непреодолимой задачей. идеальность этой формы по-прежнему оставалась такой же загадочной и мистической.

Однако, поскольку теоретики оказывались в непосредственном столкновении с таинственными – физически неосязаемыми – свойствами этой формы, они вновь и вновь прибегали к известным способам истолкования «идеальности».Отсюда представление о существовании «идеальных атомов стоимости», весьма напоминающих лейбницевские монады, нематериальные и непротяженные кванты «духовной субстанции».

Марксу как экономисту помогло то, что он знал о философии гораздо больше, чем Смит и Рикардо.

Это было, когда он увидел в фихтеанско-гегелевской концепции идеальности как «чистой деятельности» абстрактно-мистифицирующее описание реального, физически осязаемого труда общественного человека, процесса физического преобразования физической природы, совершаемого физическим телом человека, что он получил теоретический ключ к загадке идеальности формы стоимости.

Стоимость вещи представлялась как овеществленный труд человека, и поэтому форма стоимости оказалась не чем иным, как овеществленной формой этого труда, формой жизнедеятельности человека.

А тот факт, что это вовсе не форма вещи как она есть (т. е. вещь в ее естественной определенности), а форма общественного человеческого труда или формаобразующей деятельности общественного человека, воплощенной в субстанция природы — именно этот факт дал решение загадки идеальности. Идеальная форма вещи есть не форма вещи «в себе», а форма общественной жизнедеятельности человека, рассматриваемая как форма вещи.

А так как в своих развитых стадиях жизнедеятельность человека всегда носит целенаправленный, т. е. сознательно-волевой характер, то «идеальность» выступает как форма сознания и воли, как закон, руководящий сознанием и волей человека, как объективно-необходимая закономерность сознательно волевой деятельности. Вот почему так легко оказывается изобразить «идеальное» исключительно как форму сознания и самосознания, исключительно как «трансцендентальный» образец психики и реализующую этот образец волю.

А если это так, то платоновско-гегелевская концепция «идеальности» начинает выступать лишь как недопустимая проекция форм сознания и воли (форм мысли) на «внешний мир». А «критика» Гегеля сводится лишь к упрекам в том, что он «онтологизировал», «гипостазировал» чисто субъективные формы человеческой психической деятельности. Это приводит к вполне логическому выводу, что все категории мышления («количество», «мера», «необходимость», «сущность» и т. д. и т. п.) являются лишь «идеальными», т. е. лишь трансцендентально-психологическими закономерностями. деятельности субъекта и ничего более.

У Маркса, конечно, была совсем другая концепция. По его мнению, все логические категории без исключения суть лишь идеализированных (т. е. превращенных в формы человеческой жизнедеятельности, деятельности прежде всего внешней и чувственно-предметной, а затем и «духовной»), всеобщих форм существования объективной действительности. , внешнего мира. И уж точно не проекции форм ментального мира на «физический мир». Концепция, как нетрудно заметить, прямо противоположна последовательности своего «теоретического вывода».

Такое толкование «идеальности» основывается у Маркса прежде всего на материалистическом понимании специфики общественного отношения человека к миру (и принципиального отличия этого отношения от отношения животных к миру, чисто биологического отношения ): «Животное непосредственно едино со своей жизнедеятельностью. Оно не отличается от него. Это его жизнедеятельность. Саму свою жизнедеятельность человек делает предметом своей воли и своего сознания.[Маркс, Отчужденный труд , 1844]

Это значит, что деятельность животного направлена ​​ только на внешние предметы. Деятельность же человека направлена ​​ не только на них, но и на его собственные формы жизнедеятельности. Это деятельность, направленная на себя, то, что немецкая классическая философия представляла как специфическую черту «духа», как «рефлексию», как «самосознание».

В приведенном выше отрывке из ранних работ Маркса он недостаточно подчеркивает принципиально важную деталь, отличающую его позицию от фихтеанско-гегелевской трактовки «рефлексии» (отношения к себе как к «другому»).Ввиду этого отрывок можно понять в том смысле, что человек приобретает новый, второй план жизнедеятельности именно потому, что он обладает сознанием и волей, которых нет у животного.

Но это как раз противоположное дело. Сознание и воля появляются у человека только потому, что он уже обладает особым планом жизнедеятельности, отсутствующим в животном мире, — деятельностью, направленной на овладение формами жизнедеятельности, специфически общественными, чисто общественными по происхождению и сущности, а потому , не закодировано в нем биологически.

Только что родившееся животное сталкивается с внешним миром. Формы его жизнедеятельности врождены вместе с морфологией его тела и ему не нужно совершать никакой специальной деятельности, чтобы «освоить» их. Ему нужно только осуществлять закодированные в нем формы поведения. Развитие состоит только в развитии инстинктов, врожденных реакций на вещи и ситуации. Среда лишь корректирует это развитие.

Человек совсем другое дело. Только что родившемуся ребенку противостоит — вне себя — не только внешний мир, но и очень сложная система культуры, требующая от него «способов поведения», для которых генетически (морфологически) «не существует кода». »в его теле. Здесь речь идет не о приспособлении готовых моделей поведения, , а о освоении способов жизнедеятельности, не имеющих вообще никакого отношения к биологически необходимым формам реакций его организма на вещи и предметы. ситуации.

Это относится даже к «поведенческим актам», непосредственно связанным с удовлетворением биологически врожденных потребностей: в человеке биологически закодирована потребность в еде, но потребность есть ее с помощью тарелки, ножа, вилки и ложки, сидя на стул, за столом и т. д. и т. п. не более врожденны для него, чем синтаксические формы языка, на котором он учится говорить. По отношению к морфологии человеческого тела они так же чисто и внешне условны, как правила игры в шахматы.

Это чистые формы внешнего (существующего вне индивидуального тела) мира, формы организации этого мира, которые ему еще предстоит превратить в формы своей индивидуальной жизнедеятельности, в закономерности и способы своей деятельности, чтобы стать мужчиной.

И именно этот мир форм общественной жизнедеятельности человека противостоит новорожденному ребенку (точнее, биологическому организму вида Homo sapiens) как объективность, к которой он вынужден приспосабливать все свое «поведение». , все функции его органического тела, как объект, на освоение которого старшие направляют всю его деятельность.

Существование этого специфически человеческого предмета — мира вещей, созданных человеком для человека, и, следовательно, вещей, формы которых являются овеществленными формами человеческой деятельности (труда), а вовсе не естественно присущие им формы, — есть условие за существование сознания и воли. И уж никак не наоборот, не сознание и не воля являются условием и предпосылкой существования этого уникального предмета, не говоря уже о его «причине».

Сознание и воля, возникающие в сознании человеческого индивидуума, являются прямым следствием того, что то, с чем он сталкивается как предмет своей жизнедеятельности, есть не природа как таковая, а природа, преобразованная трудом предшествующих поколения, сформированные человеческим трудом, природа в формах жизнедеятельности человека.

Сознание и воля становятся необходимыми формами психической деятельности лишь тогда, когда индивидуум вынужден управлять своим органическим телом в ответ не на органические (естественные) требования этого тела, а на требования, предъявляемые извне, по принятым в обществе «правилам». в котором он родился.Только в этих условиях индивид вынужден отличать себя от своего собственного органического тела. Эти правила не передаются ему от рождения, через его «гены», а навязываются ему извне, диктуются культурой, а не природой.

Только здесь проявляется отношение к себе как к единственному представителю «другого», отношение, неизвестное животным. Человеческий индивид обязан подчинять свои действия определенным «правилам» и «закономерностям», которые он должен усвоить как особый предмет , чтобы сделать их правилами и закономерностями жизнедеятельности собственного тела.

Сначала ему противостоят как внешний предмет, как формы и отношения вещей, созданных и воссоздаваемых человеческим трудом. Именно овладевая объектами природы в созданных и воссоздаваемых человеческим трудом формах, индивид впервые становится человеком, становится представителем «человеческого рода», тогда как до этого он был лишь представителем биологического вида. .

Существование этого чисто социального наследия форм жизнедеятельности, т. е. наследия форм, которые никак не передаются через гены, через морфологию органического тела, а только через образование, только через усвоение доступной культуры, только через процесс, в ходе которого органическое тело индивида превращается в представителя РАСЫ (т.э., вся специфическая совокупность людей, связанных узами общественных отношений) — только наличие этого специфического отношения порождает сознание и волю как специфически человеческие формы психической деятельности.

Сознание возникает только там, где индивид вынужден смотреть на себя как бы со стороны — как бы глазами другого человека, глазами всех других людей — только там, где он вынужден соотносить свои индивидуальные действия с действиями другого человека, то есть только в рамках коллективно осуществляемой жизнедеятельности.Собственно говоря, только здесь и возникает потребность в ВОЛЕ, в смысле способности насильственно подчинять свои склонности и побуждения известному закону, известному требованию, диктуемому не индивидуальной органикой собственного тела, а организация «коллективного тела», коллектива, сформировавшегося вокруг некоторой общей задачи.

Здесь и только здесь возникает неведомый животному ИДЕАЛЬНЫЙ план жизнедеятельности. Сознание и воля не являются «причиной» проявления этого нового плана отношений между индивидуумом и внешним миром, а лишь психических форм его выражения, , иначе говоря, его следствий. И притом не случайная, а необходимая форма его проявления, его выражения, его реализации.

Мы не будем дальше рассматривать сознание и волю (и их отношение к «идеальности»), потому что здесь мы начинаем входить в специальную область психологии. Но проблема «идеальности» в ее общем виде одинаково значительна и для психологии, и для языкознания, и для всякой общественно-исторической дисциплины и, естественно, выходит за пределы психологии как таковой и должна рассматриваться независимо от чисто психологических (или чисто политико-экономических) ) Детали.

Психология обязательно должна исходить из того, что между индивидуальным сознанием и объективной действительностью существует «опосредующее звено» исторически сложившейся культуры, выступающее предпосылкой и условием индивидуальной психической деятельности. Сюда входят экономические и правовые формы человеческих отношений, формы быта и формы языка и т. д. Для психической деятельности индивида (сознания и воли индивида) эта культура выступает непосредственно как «система смыслов», которые «овеществлены» и противостоят ему вполне объективно как «непсихологическая», внепсихологическая реальность.[Более подробно этот вопрос рассмотрен в статье А. Н. Леонтьева «Деятельность и сознание», вошедшей в этот том.]

Поэтому истолкование проблемы «идеальности» в ее чисто психологическом аспекте мало приближает нас к правильному ее пониманию, ибо тайна идеальности ищется тогда не там, где она действительно возникает: не в пространстве, где история реального отношения между общественным человеком и природой разыгрываются, но в голове человека, в материальных отношениях между нервными окончаниями.И это такая же нелепая затея, как и идея открывать форму стоимости химическим анализом золота или банкнот, в которых эта форма предстает перед глазами и осязанием.

Загадка и решение проблемы «идеализма» заключается в особенностях психической деятельности субъекта, не умеющего различать двух принципиально различных и даже противоположных категорий явлений, чувственно осознаемых им как существующих вне его мозг: естественные свойства вещей, с одной стороны, и те свои свойства, которыми они обязаны не природе, а воплощенному в этих вещах общественному человеческому труду, с другой.

Здесь непосредственно сливаются такие противоположности, как грубо наивный материализм и не менее грубо наивный идеализм. То есть там, где материальное прямо отождествляется с идеальным и наоборот, где все, что существует вне головы, вне мыслительной деятельности, считается «материальным», а все, что находится «в голове», «в сознании ”; описывается как «идеальный».

Настоящий, научный материализм состоит не в том, чтобы объявить все, что находится вне мозга индивида, «первичным», в том, чтобы описать это «первичное» как «материальное», а все, что находится «в голове», объявить «вторичным» и «идеальный».Научный материализм заключается в умении различать принципиальную грань в составе осязаемых, чувственно воспринимаемых «вещей» и «явлений», видеть различие и противоположность между «материальным» и «идеальным» там а не где-то еще .

«Идеальный» план действительности включает только то, что создается трудом как в самом человеке, так и в той части природы, в которой он живет и действует, что ежедневно и ежечасно, с тех пор как существует человек, производится и воспроизводится. своей собственной общественно-человеческой – а потому и целенаправленной – преобразующей деятельностью.

Так что нельзя говорить о существовании «идеального плана» в животном (или в нецивилизованном, чисто биологически развитом «человеке»), не отходя от строго установленного философского смысла термина.

«Идеальный» план жизнедеятельности человек обретает только через овладение исторически сложившимися формами общественной деятельности, только вместе с социальным планом бытия, только вместе с культурой. «Идеальность» есть не что иное, как аспект культуры, одно из ее измерений, определяющих факторов, свойств.По отношению к умственной деятельности она является столь же объективной составляющей, как горы и деревья, луна и небосвод, как и процессы обмена веществ в органическом теле индивидуума. Вот почему люди часто путают «идеальное» с «материальным», принимая одно за другое. Вот почему идеализм есть не плод какого-то недоразумения, а закономерный и естественный плод того мира, где вещи приобретают человеческие свойства, а люди низводятся до уровня материальной силы, где вещи наделяются «духом», а люди совершенно лишены его.Объективная реальность «идеальных форм» не есть простая выдумка идеалистов, как это кажется псевдоматериалистам, признающим, с одной стороны, «внешний мир», а с другой — только «сознательный мозг» (или « сознание как свойство и функция мозга»). Этот псевдоматериализм, несмотря на все свои благие намерения, твердо стоит обеими ногами в том же мистическом болоте фетишизма, что и его противник — принципиальный идеализм. Это тоже фетишизм, только не бронзового идола или «Логоса», а фетишизм нервной ткани, фетишизм нейронов, аксонов и ДНК, которые на самом деле так же мало обладают «идеальным», как и любой лежащий камешек. в дороге.Так же мало, как и «ценность» еще не обнаруженного алмаза, каким бы огромным и тяжелым он ни был.

«Идеальность» действительно необходимо связана с сознанием и волей, но совсем не так, как описывает эту связь старый, домарксистский материализм. Не идеальность есть «аспект» или «форма проявления» сознательно-волевой сферы, а, напротив, сознательно-волевой характер человеческой психики есть форма проявления, «аспект» или ментальная сфера. проявление идеала (т.э., общественно-исторически порожденный) план взаимоотношений человека и природы.

Идеальность свойственна вещам, не так, как они определяются природой, а как они определяются трудом, преобразующей и формообразующей деятельностью общественного человека, его целенаправленной, чувственно-предметной деятельностью.

Идеальная форма есть форма вещи, созданная общественным человеческим трудом. Или, наоборот, форма труда, реализованная в веществе природы, «воплощенная» в ней, «отчужденная» в ней, «осуществившаяся» в ней и потому представляющая себя человеку-творцу как форма вещи или отношение между вещами, в которое их поместил человек, его труд.

В процессе труда человек, оставаясь природным существом, преобразует как внешние вещи, так и (при этом) свое собственное «природное» тело, формирует природную материю (в том числе материю собственной нервной системы и мозга, являющегося ее центром). ), превращая его в «средство» и «орган» своей целенаправленной жизнедеятельности. Вот почему он смотрит на «природу» (материю) с самого начала как на материал, в котором «воплощаются» его цели, и как на «средство» их осуществления. Вот почему он видит в природе прежде всего то, что подходит для этой роли, что играет или может играть роль средства для достижения его целей, т. е. то, что он уже вовлек в процесс своей целенаправленной деятельности.

Таким образом, сначала он направляет свой взор на звезды исключительно как на естественные часы, календарь и компас, как на инструментов своей жизнедеятельности. Он наблюдает их «естественные» свойства и закономерности лишь постольку, поскольку они являются свойствами и закономерностями материала , в котором совершается его деятельность, и с этими «естественными» чертами он должен поэтому считаться вполне объективной составной частью его деятельность , никоим образом не зависящая от его воли и сознания.

Но именно поэтому он принимает результаты своей преобразующей деятельности (формы и отношения вещей, данные им самим) за формы и отношения вещей, как они есть. Отсюда возникает фетишизм всякого рода и оттенка, одной из разновидностей которого был и остается философский идеализм, учение, рассматривающее идеальные формы вещей (т. е. воплощенные в вещах формы человеческой деятельности) как вечные , первобытное и «абсолютное» образует мироздание, а все остальное принимает в расчет лишь постольку, поскольку это «все остальное», т. е. все действительное многообразие мира уже втянуто в процесс труда , уже сделанное средством, орудием и материалом осуществления целенаправленной деятельности, уже преломленное через грандиозную призму «идеальных форм» (форм человеческой деятельности), уже представлено (представлено ) в этих формах, уже сформированных их.

Поэтому «идеальное» существует только в человеке. Вне человека и вне его не может быть ничего «идеального». Человека же следует понимать не как одного индивидуума с мозгом, а как реальную совокупность реальных людей, коллективно осуществляющих свою специфически человеческую жизнедеятельность, как «совокупность всех общественных отношений», возникающих между людьми вокруг одной общей задачи, вокруг процесс общественного производства своей жизни. Идеал существует именно «внутри» понятого человека, потому что «внутри» понятого таким образом человека находятся все вещи , которые «опосредуют» индивидов, социально производящих свою жизнь: слова, книги, статуи, церкви, дома культуры, телебашни, и (прежде всего!) орудия труда, от каменного топора и костяной иглы до современной автоматизированной фабрики и компьютера.Именно в этих «вещах» существует идеальное как «субъективная», целенаправленная формообразующая жизнедеятельность общественного человека, воплощенная в материале природы.

Идеальная форма есть форма вещи, но форма, находящаяся вне вещи и находящаяся в человеке как форма его динамической жизнедеятельности, как цели и потребности. Или, наоборот, форма жизнедеятельности человека, но вне человека, в виде вещи, которую он творит. «Идеальность» как таковая существует только в постоянной смене и смене этих двух форм своего «внешнего воплощения» и не совпадает ни с одной из них в отдельности.Оно существует только благодаря непрекращающемуся процессу превращения формы деятельности — в форму вещи и обратно — формы вещи в форму деятельности (общественного человека, конечно).

Попробуйте отождествить «идеальное» с любой из этих двух форм его непосредственного существования — и его уже не будет. Все, что у вас осталось, — это «вещественное», полностью материальное тело и его телесное функционирование. «Форма деятельности» как таковая оказывается телесно закодированной в нервной системе, в сложных нейродинамических стереотипах и «мозговых механизмах» схемой внешнего действия материального человеческого организма, тела индивида.И ничего «идеального» в этом теле вы не обнаружите. Форма вещи, созданная человеком, вырванная из процесса общественной жизнедеятельности, из процесса человеко-природного обмена, оказывается также просто материальной формой вещи, физической формой внешнего тела и больше ничего. Слово, изъятое из организма человеческого общения, оказывается не чем иным, как акустическим или оптическим явлением. «Сам по себе» он не более «идеален», чем человеческий мозг.

И только в возвратно-поступательном движении двух противоположных «метаморфоз» — форм деятельности и форм вещей в их диалектически противоречивых взаимных превращениях — СУЩЕСТВУЕТ ИДЕАЛ.

Поэтому только ДИАЛЕКТИЧЕСКИЙ материализм смог решить проблему идеальности вещей.

---

Как психологи и терапевты могут использовать аватар идеального клиента для совместного создания и продвижения своих услуг

Ссылки

Если вам нужна дополнительная поддержка в запуске вашего бизнеса или проекта, приходите и ознакомьтесь с членством Do More Than Therapy для экспертного мастер-класса, нашим основным курсом мышления, загружаемыми ресурсами и удивительно поддерживающим сообществом единомышленников.https://psychologist.drrosie.co.uk/home

Вы можете подписаться на меня в facebook @DoMoreThanTherapy и instagram @rosiegilderthorp и Linked In: Rosanna Gilderthorp

Какой аватар идеального клиента?

Сегодня я собираюсь рассказать о концепции идеального клиентского аватара (или ICA), о том, как она может работать на вас, в том числе о некоторых адаптациях, которые я внес в концепцию, о том, как ее создать и о том, как ваш синдром самозванца может стать сверхспособностью. когда дело доходит до знакомства с вашими ICA.

Аватар идеального клиента (ICA) — это то, о чем МНОГО говорят в мире маркетинга. Принцип заключается в том, что маркетинг намного эффективнее, если вы создаете весь свой контент, сообщения в блогах, подкасты, контент в социальных сетях, рекламу, как если бы вы разговаривали с человеком. Поэтому, чтобы создать маркетинг, который действительно обращается к людям, вам нужно очень хорошо узнать этого человека. Вам нужно знать, что им нравится, а что не нравится, что они делают со своим временем и, что особенно важно, что им нужно и с какими препятствиями они сталкиваются, чтобы получить то, что им нужно.

Эта концепция имеет огромный смысл. Когда мы представляем, что разговариваем с реальным человеком, мы пишем более эмпатически, мы с большей вероятностью создаем продукты и услуги, отвечающие их реальным потребностям (а не вещи, которые нам нравятся), и мы с большей вероятностью размещаем наш контент и нашу рекламу. в нужных местах, чтобы они действительно столкнулись с нами.

Почему психологи и терапевты не любят ИКА?

НО многие специалисты в области психического здоровья, включая меня, сопротивляются идее ICA по нескольким веским причинам.

1. Мы часто НЕ ХОТИМ, чтобы люди нуждались в нас (поэтому идеал звучит немного неправильно)
2. Люди, которым мы помогаем, могут быть самыми разными (и мы хотим уважать и приветствовать это)
3. Мы хотим, чтобы наш контент звучал «профессионально»

Как адаптировать метод ИКА для психологов и терапевтов

По всем этим причинам идея ICA может показаться немного неподходящей для психологов и терапевтов, и именно в этом я была, когда два года назад впервые запустила свои семинары по гипнородам, и я впервые столкнулась с этой идеей.

Однако я обнаружил, что действительно гораздо проще создавать контент, писать текст для своего веб-сайта и создавать предложения, которые действительно нужны людям, когда вы знаете свой ICA и просто общаетесь с одним человеком. Поэтому я решил попытаться найти способ адаптировать его, чтобы я чувствовал, что все еще служу людям этично и так, как я хотел.

Это адаптация метода ICA, которую я сделал.

1. У меня есть как минимум 5 ICA, максимально отражающих разнообразие
2. У меня разные ICA для каждого из моих продуктов и услуг.Например, ICA, которые я создал для самостоятельно оплачиваемых терапевтических услуг, отличаются от моих ICA для моей недорогой программы терапии. Это очень важно, так как они, скорее всего, ответят на разные сообщения, и я, скорее всего, найду их в разных местах (Психология сегодня против рекомендаций врачей общей практики)
3. Я создаю контент только для одного ICA за раз, но обязательно распределяю свое время между ICA. Это работает, потому что мои ICA для одного продукта и услуги, вероятно, будут иметь много общего, поэтому это может быть так же просто, как сохранить один и тот же текст, но иметь изображения, которые отражают все пять из них.Иногда для разных ICA требуется разный обмен сообщениями, но не всегда, и как только вы хорошо их изучите, вы сможете адаптировать вещи совершенно естественным образом.
4. Я использую свои навыки психолога, чтобы глубже понять свою ИСА, и в своей голове я думаю об этом как о совместном творчестве, а не об исследовании рынка.

Разработка ICA, если все сделано правильно, обеспечит вам совместное творчество с людьми, которым вы пытаетесь служить, чтобы вы могли внести самые позитивные изменения в их жизнь.

Как создать iCA

Я был на тренингах, где мне сказали, что мне нужно знать, какого цвета трусы носит мой ICA.Лично я думаю, что такой уровень детализации может быть полезен, если он помогает вам лучше визуализировать человека, чтобы вы могли говорить с ним аутентично, но я НА САМОМ ДЕЛЕ разговариваю со своими ВКИ, и я обнаруживаю, что в результате я могу говорить с ними аутентично, не нуждаясь в этом. узнать цвет их нижнего белья. Таким образом, вы можете попытаться составить картину всех возможных подробностей о вашем ICA y, но, честно говоря, я бы не стал этого делать. Я бы остановился лишь на нескольких ключевых областях. Сейчас я расскажу вам об этих ключевых областях, а затем предложу несколько способов узнать то, что вам нужно знать.

1. Какое им дело? Когда все сложно, что мотивирует их продолжать? Что они хотят отстаивать в своей жизни? Это глубокая вещь, но вы можете увидеть это в поведении, даже если вы не можете увидеть это на словах.
2. О чем они беспокоятся? С какими проблемами они сталкиваются? Каковы их надежды и мечты на будущее?
3. Как они рассказывают о своих ценностях, заботах, проблемах и надеждах. Какой конкретный язык они используют?
4. Что они уже делают, чтобы помочь себе? С какими препятствиями они сталкиваются и каковы проблемы с текущими решениями, к которым у них есть доступ?
5. Какие носители они потребляют? Что влияет на них? Это подкасты, социальные сети, публикации, шоу Netflix?
6. Куда они идут? Где их найти? В сети, в сети, через врачей общей практики, где такие группы людей тусуются вместе?

Подробная информация, например, какой тип мобильного телефона они используют и какой автомобиль они водят, может помочь вам ответить на некоторые из этих вопросов и может быть очень актуальна для вас, скажем, рассматривая возможность предоставления бесплатной онлайн-терапии, и вам нужно знать, удобен ли ваш ICA используя зум на телефоне, в этом случае тип телефона, который они используют, будет подпадать под «что они уже делают» и препятствия, с которыми они могут столкнуться при доступе к существующим решениям.Так что не тратьте часы на создание уровней детализации, которые являются просто фантазией. У вас, наверное, нет времени!

Как познакомиться с iCA

Существующие клиенты

Друзья/семья

Свяжитесь с LinkedIn (бесплатный чат, честно объясните почему)

Зум звонит

Социальные сети

Тестирование (как часть вашего простого запуска) создание небольших вещей и наблюдение за тем, как люди реагируют, вступая в разговоры.

Опросы

Синдром самозванца: ваша суперсила для связи с iCA

Мы профессиональная группа, у которой ВЫСОКИЙ уровень синдрома самозванца.Под этим я подразумеваю, что мы часто чувствуем себя некомфортно из-за того, что нас считают экспертами, мы часто думаем, что не знаем «достаточно», чтобы чего-то стоить для кого-то, и нам действительно трудно быть в центре внимания, потому что мы чувствуем, что нас узнают.

На мой взгляд, синдром самозванца часто включает высокий уровень стыда. Любой, кто работает с CFT, знает, что стыд — это эмоция, которая заставляет нас прятаться от посторонних глаз. Это заставляет нас хотеть быть маленькими. Это заставляет нас бояться критики и осуждения других.Это действительно болезненно и чаще всего возникает, когда мы «сильно смелы». Когда мы заперты в стыде, очень трудно быть достаточно уязвимыми, чтобы по-настоящему взаимодействовать с другими, включая наших ВКИ/людей, которым мы пытаемся помочь.

Если мы сможем преодолеть свой стыд и открыть свой разум для общения с другими, я думаю, что это ощущение того, что «мы не знаем всего», дает нам огромное преимущество перед другими профессиональными группами, когда нам нужно заняться маркетингом. Если мы настроимся на наш синдром самозванца и осознанно отметим наши мысли об этом (я рассказываю о том, как это сделать в курсе по мышлению в членстве в DMTT), мы сможем определить, когда эфир действительно является знанием, которого у нас НЕТ, и нам нужно идти и получить его от людей, которые делают.

Самая распространенная ошибка в маркетинге — это люди, которые полагают, что знают свою ICA и чего хотят, на самом деле не слушая их. Наш бушующий синдром самозванца может сделать нас неудобными, чтобы просунуть шею в линию и попросить этих разговоров с людьми, но это означает, что когда мы делаем это, у нас есть смирение, чтобы действительно слушать.

Главное — заметить синдром самозванца, заметить, насколько отвратительно вы себя чувствуете, и взять на себя обязательство предпринять позитивные действия, которые продвигают вашу миссию вперед.На втором и третьем занятиях курса по мышлению в членстве я даю вам несколько практических стратегий о том, как это сделать, так что проверьте это, если вы уже являетесь членом членства.

Вот несколько вопросов, которые следует задать себе всякий раз, когда вы чувствуете синдром самозванца:

С кем я могу связаться, кто хорошо знает одну из моих ICA для этого проекта?

Я уже знаю этот ICA? Могу ли я договориться о встрече с ними?

Чувствую ли я себя застрявшим из-за барьера, который также влияет на мою ICA? Могу ли я организовать с ними беседу, чтобы вместе найти способ обойти это?

Куда я могу обратиться (онлайн или лично), чтобы наблюдать и слушать результаты моего ICA? Запишите пять ключевых слов, которые они используют для описания своей жизни/проблемы, которую вы пытаетесь решить.

Нам нужно перейти от стыда к любопытству, чтобы познакомиться с нашим ICA.

Я надеюсь, что этот эпизод был полезен как введение в концепцию ICA и то, как мы, специалисты в области психического здоровья, можем использовать ее уникальным образом не только в нашем маркетинге, но и для улучшения нашей работы.

Я считаю, что эта тема включает в себя мышление, маркетинг, бизнес и творчество, которые являются ключевыми областями, которые мы охватываем в членстве «Делай больше, чем терапия», поэтому, если вам нужна дополнительная поддержка в запуске вашего бизнеса или проекта, приходите и проверьте членство в экспертном мастер-классе, наш основной курс по мышлению, загружаемые ресурсы и удивительно поддерживающее сообщество единомышленников.На данный момент двери закрыты, но если вы перейдете по ссылке в заметках о шоу, вы сможете узнать больше и подписаться, чтобы первыми узнать, когда я открою двери в августе всего на один день.

На данный момент это все, как всегда, я люблю ваши отзывы, поэтому, пожалуйста, оцените, просмотрите и подпишитесь и не стесняйтесь присылать мне DM на instagram @rosiegilderthorp с вашими комментариями о шоу.

Психология вашего «идеального» тела — и почему вы так этого хотите мужчины думают о своей внешности не менее пяти раз в день.Итак, что же такое идеальное тело и почему мы так сильно его хотим?

Начать следует с рассмотрения «гиперидеальных» тел — репрезентаций тел, которые в культурном отношении считаются идеалами. Мы измерили подиумных моделей, магазинных манекенов, супермоделей, порнозвезд (хорошо, мы на самом деле не измеряли супермоделей и порнозвезд, мы получили их данные из Интернета) и даже «фигурки» Барби и Джо Джо (не куклы!) , которых мы измерили регулируемыми линейками и зубной нитью.

Стройность и худоба

Что общего у этих тел? Для женских тел это можно охарактеризовать двумя словами: стройность и стройность.Индекс массы тела (ИМТ, ​​квадрат веса в килограммах, деленный на рост в метрах) средней австралийки составляет около 27. У студентов-физкультурников он равен 22, у моделей с подиума 20, у порнозвезд 18, у супермоделей 17,5, у магазинных манекенов 17 и у Барби 14,5 (уровень, которого достигает примерно одна из каждых 100 000 австралийских женщин, обычно в результате какого-либо опасного для жизни состояния).

Гиперидеальное женское тело не только худощавое, но и стройное. Это усложняет задачу, потому что худые женщины, как правило, не стройные, а стройные женщины обычно не худые.

Отношение обхвата талии к обхвату бедер — это простая мера фигуры, которая является последовательным показателем того, насколько привлекательными мужчины (и женщины) считают женские тела. Ниже лучше, но в пределах. Мужчины жаждут женщин с соотношением примерно 0,6-0,7, диапазон, который включает Ким Кардашьян (0,65), Анджелину Джоли (0,66) и Скарлетт Йоханссон (0,72). В среднем молодая женщина набирает около 0,75 балла, модели — 0,70, порнозвезды и супермодели — 0,69, а Барби — 0,56.

Я уверен, что искушенные читатели «Разговора» не удивятся, узнав, что размер груди тоже имеет значение.Соотношение груди и талии Барби на 13 стандартных отклонений выше среднего.

Мы разработали простой показатель женской стройности всего тела, индекс песочных часов, который представляет собой соотношение груди и талии, деленное на соотношение талии и бедер. В этом случае чем выше, тем лучше. Астрономический еще лучше. Для молодых спортсменок индекс песочных часов составляет 1,8. Это 1,9 для моделей, 2,0 для магазинных манекенов, 2,1 для порнозвезд, 2,2 для супермоделей и довольно головокружительные 3,5 для Барби.

Недавняя мода на большие ягодицы привела к впечатляющим значениям индекса песочных часов: 2.2 у г-жи Кардашьян, 2,3 у нашего австралийского представителя Игги Азалии, 2,4 у Анджелины Джоли, 2,9 у Никки Минаж. Рэпер Коко Остин якобы набрала 3,0 балла.

Идеальное лицо

Наука подкинула несколько интересных наблюдений о красоте лица. В известном исследовании людей просили оценить привлекательность женских лиц. И в Великобритании, и в Японии ключевые различия между «красивыми» и «простыми» лицами были одинаковыми: более округлая челюсть, более изогнутые брови, большие глаза и меньшее расстояние от кончика подбородка до нижней губы и от верхней губы к низу носа.

Симметрия лица также важна: мужчины, женщины и младенцы предпочитают более симметричные лица. Мужчины с симметричными лицами сообщают о большем количестве сексуальных партнеров, а симметричные пары сообщают о большем количестве оргазмов. Асимметрия лица увеличивается с возрастом.

Одна из возможных причин заключается в том, что симметрия может быть видимым маркером способности организма противостоять инфекциям и травмам и, следовательно, «честной рекламой» хорошего генетического материала. Увы, когда мы измеряли симметрию лица в нашей лаборатории, у меня было наименее симметричное лицо из всех нас.По крайней мере, моя жена может быть уверена в моей верности.

Мужская привлекательность

Но хватит сисек и пинеток, а как же мальчики? Мальчики тоже страдают: 30% молодых финнов сообщают о серьезной неудовлетворенности своей мускулатурой, а 12% используют добавки или стероиды.

Мужская привлекательность как для мужчин, так и для женщин связана с треугольной формой тела: широкой грудью, узкими бедрами, высоким соотношением груди и талии. Манекены-мужчины не отличаются особой мускулатурой — на самом деле они довольно худощавы, — но они ненормально высоки (около 187 см), очень широки в плечах и узки в бедрах.

Мужчин, но в меньшей степени женщин, привлекает высокая мускулатура. С 1965 по 1995 год средний размер бицепса солдата Джо увеличился более чем вдвое.

Почему это идеал?

Так почему же мы находим стройность и стройность привлекательными? Спор находится на передовой культурных войн. Теоретики культуры утверждают, что красота создается обществом (а что в наши дни нет?) и так же подвержена культурному релятивизму, как предпочтения в моде или еде.

В качестве доказательства они приводят исторические взлеты и падения в предпочтениях, от сладострастных ямочек Рубенса до фигуры Твигги в виде палочки-насекомого.

Эволюция идеальных женских тел с течением времени косметической, модной и фитнес-индустрии. Культурные релятивисты утверждают, что нас можно было бы убедить превратить картонную коробку в фетиш, если бы Руперт Мердок решился на это.

Социобиологи, с другой стороны, утверждают, что худощавость, стройность и симметрия являются маркерами молодости и плодовитости — готовности женщин рожать детей, мужественности и силы мужчин — и что мы запрограммированы находить эти черты привлекательными.

Идеальные женские и мужские формы тела преувеличивают стереотипные половые признаки: большая грудь, большие ягодицы, узкая талия у женщин; широкая грудь и большие бицепсы у мужчин. Были общества, которые склонялись к стройности, и общества, которые склонялись к худобе, но никогда не было общества, идеализирующего толстые бесформенные тела.

Тим Олдс, профессор медицинских наук Университета Южной Австралии

Первоначально эта статья была опубликована на The Conversation.Прочитайте оригинальную статью.

Идеальный образ тела – Психология питания

Куда бы мы ни посмотрели в средствах массовой информации, будь то обложки журналов, кино и телевидение или мода, нас окружают образы тел, стремящихся научить нас тому, что прекрасно. И они имеют очень сильный эффект. Есть только одна маленькая проблема: идеальное тело — это изобретение, созданное культурой и определяемое стандартами, которые имеют мало общего с тем, что значит быть и процветать в человеческом теле.

Концепция не нова.

Сегодня мода на фигуру. Двадцать лет назад это был «героиновый шик», до этого — Мэрилин Монро, и целое поколение девушек пыталось увеличить бедра и набивало лифчики. Хотите вернуться еще дальше? Когда-то все дело было в кремовом цвете лица и самых тонких талиях, какие только можно было себе представить — кого это волнует, если вы не можете дышать.

В классическом мире мы видим наш первый образ идеальной женщины-подростка, высеченный в мраморе, а позже мы видим, что Ренессанс отвергает это или что-либо скудное или стройное в пользу женственных изгибов.

Из этого следует сделать вывод, что каждое модное начинание соответствовало технологии эпохи и мировоззрению . В каждую эпоху кого-то оставляют под дождем, оставляют в погоне за своей собственной версией идеала, своим собственным прекрасным телом. И, в конечном счете, необходимо понять, что наш коллективный образ тела, хотя и странно искаженный, часто является временной модой …

.

Неудивительно, что мы не успеваем.

Расстройства пищевого поведения и идеальный образ тела

Конечно, путь к здоровому образу тела не всегда прост.Нам редко удается понять, насколько на самом деле почти недосягаемы эти тела, или что для достижения такого уровня физической подготовки требуется самоотверженность, сравнимая с работой на двух или трех работах с полной занятостью.

Нынешнее современное представление об «идеальном типе телосложения» — плод воображения, подкованного в фотошопе: в реальности их вообще не существует. И все же, расстройств пищевого поведения , кажется, на подъеме. Коллективные проекции и неправильные представления об идеальном образе тела в сочетании с собственными проблемами человека с самооценкой и самоидентификацией могут подтолкнуть некоторых к радикальному изменению своей внешности или почувствовать необходимость наказать свое тело за то, что оно не соответствует нынешнему определению физического совершенства. .

Причины расстройств пищевого поведения обширны и разнообразны. Образ тела действительно играет важную роль в их создании, но это не единственный катализатор, который нам нужно учитывать. Другие факторы включают: жестокое обращение в прошлом, семейное окружение, культуру перфекционизма, влияние средств массовой информации, отсутствие поддержки в эмоциональных проблемах или даже чувство духовной разобщенности.

Последние статистические данные о расстройствах пищевого поведения, собранные медицинскими работниками, ошеломляют:

• По меньшей мере 8 миллионов американцев страдают расстройствами пищевого поведения.
• 9 из 10 женщин не любят свое тело
• 1 из 200 женщин страдает нервной анорексией; это третье по распространенности хроническое заболевание среди подростков. Еще больше страдают булимией.
• 95% людей с расстройствами пищевого поведения находятся в возрасте от 12 до 25 лет
• 80% 13-летних пытались похудеть.
• Расстройства пищевого поведения имеют самый высокий уровень смертности среди всех психических заболеваний
• Почти 50% всех американцев лично знают кого-то, у кого есть расстройство пищевого поведения.

Эти ошеломляющие статистические данные говорят о том, как сильно нам нужно сместить разговор об идеальном образе тела, чтобы, научившись относиться к себе и своему телу более реалистичным, динамичным и здоровым образом, мы могли буквально спасать жизни.

А тем, чьи проблемы с едой и вредное отношение к телу не представляют угрозы для жизни, мы можем вместо этого помочь сохранить их сердца и души. На самом деле, весь этот вопрос открывает для нас нечто гораздо более важное для рассмотрения…

Чувствовать себя как дома в собственном теле — это не преходящее увлечение.

В конечном счете, красота тела не может быть измерена в дюймах или весах, подтянутом прессе или размере платья, а в представлении о себе, которым мы обладаем. Истина нашего врожденного «я» как ходячих, говорящих, танцующих и творческих человеческих существ — единственный идеал, достойный поиска или воплощения. Идеальный образ тела начинается с тела, которое у нас есть сейчас, а не с какого-то будущего, которое мы можем волшебным образом обрести и которое заставит нас чувствовать, что мы наконец-то достигли цели.

Только принимая и любя то, кто мы есть, мы можем по-настоящему полюбить дарованное нам тело.

В поисках идеального здорового образа тела

В Институте психологии питания наш целостный подход называется динамической психологией питания и исследует как эмоциональные, так и интеллектуальные отношения с едой, поскольку позволяет каждому из нас открыть свой собственный уникальный путь к исцелению и трансформации.

Область динамической психологии пищевого поведения учит тому, как то, как мы чувствуем и думаем, влияет на каждый аспект нашей жизни и нашего тела. Мы знаем, что создание лучшего образа тела — удивительно сложная и красивая задача.И мы знаем, что это требует времени, любви и психологических стратегий, которые действительно работают. Это основа нашего сертификационного тренинга для тренеров по психологии пищевого поведения.

Расстройства пищевого поведения — это не проблема, для решения которой можно использовать универсальный подход. Не может кто-то просто хотеть стать здоровым. Процесс создания лучшего образа тела требует от вас понимания того, почему вы думаете о себе и о своем теле так, как думаете. Также потребуется очень продуманный подход, чтобы легче ориентироваться на этой ухабистой дороге.

У нас уникальный подход к обучению, поэтому наши выпускники оснащены инструментами, которые помогут их клиентам вылечиться и предпринять шаги для улучшения отношений со своим телом.

Каждый год мы готовим новых лидеров в этой области.

Возможно, вы просто ищете правильный способ принять участие.

Если вы хотите узнать больше о нашем Сертификационном тренинге для тренеров по психологии пищевого поведения или о любых других наших предложениях, подпишитесь на нашу бесплатную информационную серию видеороликов под названием «Прорыв в динамической психологии пищевого поведения» здесь или по электронной почте нам по адресу info@psychologyoffeating.ком, чтобы узнать больше.

Мы с нетерпением ждем вашего ответа.

С уважением,

Институт психологии питания

© Институт психологии питания, Все права защищены, 2014

[su_dep_blog_optin][/su_dep_blog_optin]

 
[su_sdd_bundle_offer_button_img]
P.S. Если у вас еще не было возможности ознакомиться с нашей БЕСПЛАТНОЙ информативной серией видеороликов — Прорыв в психологии динамического питания — вы можете подписаться на нее ЗДЕСЬ.Это отличный способ лучше понять работу, которую мы делаем здесь, в Институте психологии питания. Если вас вдохновила эта работа и вы хотите узнать, как получить сертификат тренера по психологии питания , перейдите ЗДЕСЬ, чтобы узнать больше. А если вы заинтересованы в работе над своими личными отношениями с едой, ознакомьтесь с нашей революционной 8-недельной программой, разработанной для широкой публики — «Преобразуйте свои отношения с едой™ » ЗДЕСЬ.

Как выглядит идеальный абитуриентДжозеф Х. Хаммер

Как выглядит «идеальный» докторант?

Ниже приведен неполный список качеств, которые я ищу в «идеальном» соискателе докторской степени по психологии консультирования. Большинство из нас не идеальные абитуриенты (я не был!), поэтому я не ожидаю, что соискатели нашей докторской программы будут обладать всеми этими высокими качествами. Скорее, я перечисляю эти атрибуты, чтобы дать вам представление о том, что вы можете сделать для , чтобы помочь вам подготовить надежное приложение. Как мы отмечаем на странице программы PhD по консультированию психологов в Великобритании, мы смотрим на заявки целостно (т.например, более низкий средний балл может быть компенсирован сильными рекомендательными письмами), поэтому не отговаривайте себя от подачи заявки только потому, что вы не соответствуете этим качествам. Я серьезно отношусь ко всем кандидатам, выразившим неподдельный интерес к работе со мной.

• Высокий средний балл (3,5+), хотя оценки не всегда являются точным показателем компетентности человека, и на них могут влиять культурные предубеждения в учебной программе данного учебного заведения и методах тестирования
• Сильный GRE (Вербальные 160+, Количественные 150+, Аналитическое письмо 4+), хотя этот тест культурно предвзят, и поэтому все больше и больше профессоров, таких как я, относятся к этим оценкам со скептицизмом (т.т. е. белые абитуриенты, социально-экономически привилегированные и имевшие доступ к хорошо финансируемой и традиционной европоцентричной учебной программе, растущие, будут лучше сдавать GRE, тогда как абитуриенты с меньшими привилегиями будут хуже, независимо от истинного потенциала абитуриентов для достижения успеха в аспирантуре. школу, так что профессора должны это учитывать)
• Сильные письменные способности, о чем свидетельствует четкий и краткий стиль письма в заявлении о целях, резюме и образце письма
• Исследовательский опыт: я рекомендую пройти стажировку в 2 исследовательских лабораториях, по крайней мере, 2 семестра в одной из этих лабораторий.Ваша цель — изучить и отработать навыки из разных частей исследовательского цикла (т. е. концептуализация, обзор литературы, дизайн, утверждение IRB, подбор персонала, сбор данных, анализ, запись результатов в виде постера/презентации/документа). В идеале вы должны выполнять более сложные задачи и демонстрировать возрастающую самостоятельность (например, проводить собственное исследование с помощью наставника), чего мы ожидаем от аспирантов. Пример: PSY 395/394 Стажировка в лаборатории HAMMER
.
• Опыт прикладной помощи: опыт использования навыков активного слушания, чтобы помочь другим в контролируемой обстановке (например,(например, волонтерство в центре или больнице по борьбе с домашним насилием, парапрофессионал в Центре карьеры при университете, стажировка в общественном агентстве по охране психического здоровья/социальному обслуживанию, участие в курсах по консультированию/помощи) Пример: PSY 399/499 Стажировка у доктора Хаммера
• 3 сильных рекомендательных письма:
  • 1 от руководителя вашего отдела прикладной помощи (предпочтительно, чтобы у этого человека была степень магистра или, что еще лучше, докторская степень в области психологии или связанной с ней профессии, такой как социальная работа или консультирование)
  • 1 от профессора исследовательской лаборатории, в которой вы были RA
  • 1 от другого профессора во второй исследовательской лаборатории (хорошо, если программа, на которую вы подаете заявку, делает упор на исследования) -или- от другого руководителя второй программы прикладной помощи (идеально, если программа, на которую вы подаете заявку, делает упор на практику/терапию) -ИЛИ — от преподавателя, который руководил вашим независимым исследовательским проектом (идеально, если программа, на которую вы подаете заявку, делает упор на исследования)
• Представления о том, какие темы/вопросы исследования интересны вам лично и профессионально, а также самоосознание того, почему эти темы/вопросы вам интересны.Когда мы только начинаем учиться в аспирантуре, у нас обычно есть только некоторые возможные идеи о том, что мы хотели бы исследовать, потому что, честно говоря, вы не знаете, подходит ли проведение определенного вида исследований. пока не попробуешь. Идеальный абитуриент — , а не . Человек, который твердо уверен, что точно знает, что хочет изучать, не заинтересован во всем остальном. Скорее, у идеального кандидата есть несколько хороших идей, но он гибкий и, что наиболее важно, обладает сильными академическими способностями, творческим потенциалом и навыками критического мышления, которые они могут применить в любой области своего исследования.В качестве личного примера, я начал в первую очередь интересоваться психологией мужчин и мужественности, но затем мои исследовательские интересы сместились в психологию нерелигиозного поведения и обращения за помощью, с дальнейшими сдвигами. Что было самым важным, так это то, что я смог применить свой интеллект, внимание к деталям, профессионализм, способность работать взаимозависимо и командный менталитет к любой исследовательской теме, над которой я работал. Эти передаваемые навыки помогут вам добиться успеха.
• Открытость к изучению разнообразия и социальной справедливости, в том числе готовность исследовать и критически анализировать собственные убеждения/чувства/ценности в связи с культурной самобытностью (т.г., раса, сексуальная ориентация), привилегии, власть и угнетение. Вам не нужно быть экспертом; вам нужно быть открытым, незащищенным и готовым развивать свое критическое сознание с течением времени.
• Готовность сформулировать (1) почему программа, на которую вы подаете заявку, хорошо подходит для ваших карьерных целей и профессиональных ценностей и (2) как ваши текущие исследовательские интересы хорошо совпадают с интересами профессора (или профессоров), с которыми вы надеетесь работать тесно с. Узнайте больше об этом на странице «Мое личное заявление о цели».

В заключение я хочу еще раз подчеркнуть, что это атрибуты идеального кандидата наук, и большинство успешных кандидатов не соответствуют всем этим критериям. Ваша цель состоит в том, чтобы усилить свои качества там, где вы можете (дополнительную информацию см. в моей серии видеороликов «Как поступить на программу докторантуры по психологии консультирования» на YouTube), а не бесполезно беспокоиться о тех качествах, которые реально не могут быть усилены в настоящее время, и применять их широко. до 7-10 программ, чтобы вы могли максимизировать свои шансы найти хорошую посадку с правильной программой.

Рискните: применяйте, даже когда чувствуете сомнения и тревогу. Это естественные, здоровые эмоциональные реакции на сложную задачу. Вы можете сесть с этими чувствами (вы можете услышать, как я выхожу из себя терапевтом!) и все же подать отличное заявление. Если вас интересуют исследования, которые я провожу, я серьезно надеюсь, что вы подадите заявку на работу со мной в качестве одного из моих докторских консультантов.

Как выглядит соискатель «Идеального» магистра?

Как вы могли догадаться (и слава богу!), ожидания абитуриентов программы магистратуры менее напряженные, чем у аспирантов.Как правило, приличный средний балл GPA и GRE, положительные рекомендательные письма и разумные писательские способности будут достаточными, чтобы сделать вас конкурентоспособными для большинства магистерских программ по психологическому консультированию. Конечно, чем больше ваши качества совпадают с перечисленными в разделе «Идеальный докторант» выше, тем сильнее будет ваша заявка на магистерские программы. Я закончил магистратуру, прежде чем продолжить работу над докторской диссертацией; это было одно из лучших решений, которые я принял. Это отличный вариант, если вы не уверены в рентабельности того, чтобы посвятить пять-семь лет своей жизни получению докторской степени, или когда ваше резюме еще недостаточно убедительно, чтобы сделать вас конкурентоспособным кандидатом.

Идеальное представление о себе и выбор игры

Как ты думаешь, почему ты предпочитаешь играть в те игры, в которые играешь? НЕТ! НЕПРАВИЛЬНЫЙ ОТВЕТ! Ну, на самом деле, вы, вероятно, в основном правы в этом, но недавняя статья в Psychological Science предполагает, что ваш выбор игр и ваша мотивация продолжать играть в них могут иметь какое-то отношение к тому, насколько хорошо они позволяют вам испытать что-то более глубокое и большее. личный.

В этой статье Эндрю Пшибыльский (чью работу я также цитировал в своей статье для GamePro о привлекательности шутеров, которых, к сожалению, больше нет в сети) и его соавторы выдвигают гипотезу о том, что мы мотивированы играть в видеоигры в той мере, в какой они позволяют нам пробовать наши «идеальные характеристики себя», особенно когда существует большой разрыв между нашим идеальным «я» и тем, кем мы на самом деле думаем о себе.Это могло бы помочь объяснить, почему людей привлекают игры уникальным способом.

Пшибыльский и его коллеги проверили эту теорию в паре экспериментов, в ходе которых игроки сами сообщали о своей личности (используя стандартный показатель «Большой пятерки») в трех контекстах:

1. Как они думают, что они IRL
2. Каким человеком в идеале должен быть IRL
3. Как тип человека, которым они себя чувствовали, играя в определенную игру

Они обнаружили, что нам больше всего нравятся игры, когда они позволяют нам почувствовать себя идеализированной версией самих себя (т.т. е. № 2 и № 3 выше похожи), и этот эффект сильнее всего проявляется, когда существует большое расхождение с нашим идеальным «я» и нашим воспринимаемым «я» (т. е. № 1 и № 2 не похожи). Поэтому, если я фантазирую о том, чтобы быть болтливым, экстравертным человеком, я чувствую себя лучше, когда могу играть в игру, которая позволяет мне это делать, даже если на самом деле я становлюсь косноязычным на публике. Или, если я стремлюсь быть более добросовестным мастером в деталях и микроменеджменте, я мог бы предпочесть стратегическую игру в реальном времени шутерам от первого лица.

Хммм… Должен ли я вкладывать свои очки усиления в Сознательность или Эмоциональную стабильность?

Вам может показаться, что это несколько очевидно, но я думаю, что некоторые выводы имеют большое значение для разработчиков игр, особенно для тех, кто работает над ролевыми играми. Мы все, вероятно, знакомы с двоичным кодом «Вы убиваете щенка или помогаете щенку?» выбор морали в некоторых таких играх. Многие из моих любимых игр в этом жанре включают выбор или развитие событий, которые были намного сложнее этого.Принимая близко к сердцу исследование Пшибыльского, эффективным выбором в этих играх будет тот, который позволит игрокам принять гораздо более широкий спектр личности, желаний, ценностей и суждений.

Не буду спойлерить, но те из вас, кто дошел до конца Deus Ex: Human Revolution , будут знакомы с хорошим примером этого. Он предоставляет выбор, который позволяет вам заставить Адама — а через него и вас самих — взвесить важность свободы, прогресса, чистоты, справедливости, честности и тому подобного.Точно так же многие пути в Dragon Age 2 требуют от вас создать личность, которая отражает различные акценты на лояльности, догматизме, анархии и справедливости. И хотя есть что сказать об «игре на темной стороне» в этих играх для развлечения, можно предположить, что этот вид острых ощущений сильнее всего возникает при игре во что-то столь же сложное, только в направлении , противоположном от вашего идеального «я».

Хорошо, чтобы получить дополнительные легкие побочные очки, убейте эту штуку, используя только пассивную агрессию.

Но это еще не все. Я еще не играл в новую MMORPG Star Wars: The Old Republic от Bioware, но, судя по тому, что я слышал, в этой игре есть некоторые улучшения, предложенные вышеупомянутым исследованием. В соответствии с традицией «Звездных войн», игра позволяет вам играть на любом конце морального спектра «светлой стороны» или «темной стороны». Но, как и в случае с такими системами, для использования определенного оборудования и способностей требуется соблюдение определенных порогов добра или зла. Вы получаете светлые или темные очки, отыгрывая определенные действия, поэтому большинство игроков ищут способы улучшить свое положение.Проблема в том, что это может не только чрезмерно упростить отыгрыш ролей в игре, но и, подвешивая морковку к таким выборам, игра может активно отговаривать игроков от изучения более тонких вариантов и последствий, которые позволяют им чувствовать себя более идеализированными. и таким образом мотивировать их продолжать играть.

Итак, игровые сценаристы, обратите внимание. Когда вы придумываете набор сложных второстепенных персонажей для своей игры, не оставляйте персонажа игрока в стороне. Мы все любим примерять разные шляпы так, как это позволяют только видеоигры, но у некоторых из нас голова очень странной формы.

1. Пшибыльский А., Вайнштейн Н., Мураяма К., Линч М. и Райан Р. (2012). Идеальное «я» в игре: привлекательность видеоигр, которые позволяют вам быть всем, чем вы можете быть. Психологические науки, 23(1) 69-76. 2. Линия квестов Темного Братства в Скайриме, кто-нибудь?

Карьера, которая имеет значение

Школьные психологи могут изменить жизнь детей к лучшему и навсегда. Они являются жизненно важной частью усилий по раскрытию потенциала успеха каждого ребенка. Школьная психология – идеальная профессия для тех, кто интересуется:

• Непосредственная работа с детьми и подростками
• Поддержка учащихся с проблемами психического здоровья путем предоставления консультаций, обучения навыкам, а также планов обучения и поддержки 
• Оценка индивидуальных различий для определения стратегии вмешательства
• Совместная работа с родителями и учителями для поддержки успеха детей
• Изменение практики и политики для улучшения успеваемости в школе
• Участие в сложной и разнообразной деятельности, которая меняется изо дня в день
• Использование исследований для информирования практик
• Развитие навыков сильного члена команды и лидерства
• Содействие признанию и поддержке человеческого разнообразия
• Демонстрация высочайших стандартов этического и профессионального поведения
• Помощь учащимся в достижении успеха дома, в школе и в жизни

Чем занимаются школьные психологи?

Школьные психологи применяют свои знания в области психического здоровья, обучения и поведения, чтобы помочь детям и молодежи добиться успехов в учебе, обществе, поведении и эмоциональном состоянии.Они предоставляют студентам услуги по оценке, поддержке и вмешательству; сотрудничать с семьями, учителями и другими специалистами для создания безопасной, здоровой и благоприятной среды обучения; работать со школьной администрацией над улучшением общешкольной политики; и сотрудничать с поставщиками услуг сообщества для координации услуг для студентов.

Где работают школьные психологи?

Подавляющее большинство школьных психологов работают в государственных школах K–12. Они также предоставляют услуги в различных других условиях, в том числе:

• Частные и чартерные школы
• Дошкольные учреждения и другие детские учреждения
• Администрация школьного округа
• Колледжи и университеты
• Школьные центры здоровья и психического здоровья
• Амбулаторные дневные стационары или стационарные клиники и больницы
• Программы ювенальной юстиции
• Независимая частная практика

Какое образование необходимо, чтобы стать школьным психологом?

В штатах

обычно требуется ученая степень и опыт работы в школьной психологии для работы школьным психологом.Конкретные критерии приема и процедуры подачи заявок на программы магистратуры по школьной психологии различаются, хотя часто требуется степень бакалавра по специальности психология, развитие ребенка, социология или образование. Как минимум полезно пройти вводные курсы по одному или нескольким из следующих предметов:

• Развитие ребенка
• Общая и детская психология
• Статистика, измерения и методы исследования
• Философия и теории образования
• Инструкция и учебная программа
• Специальное образование

Программы школьной психологии также могут отдавать предпочтение кандидатам, имевшим предыдущий опыт работы с молодежью в условиях, включающих оздоровительные лагеря, учебные классы, программы наставничества, детские сады или внешкольные программы.Хотя это редко требуется, степень преподавателя или опыт иногда могут повысить вероятность поступления. Кандидаты, заинтересованные в переспециализации (например, действующий специалист в области психического здоровья или педагог, желающий сменить карьеру), должны обратиться за информацией в интересующие программы для выпускников.

Какие степени предлагаются?

Школьные психологи обычно заканчивают либо программу получения степени специалиста (не менее 60 академических часов в семестр и обычно три года), либо докторскую степень (не менее 90 академических часов в семестр и часто от пяти до шести лет).Обе степени завершаются годовой стажировкой под наблюдением продолжительностью от 1200 до 1500 часов. Степень специалиста является национальным стандартом для входа в область и позволяет всестороннюю практику и продвижение по службе в школах. Докторская степень также подходит для практики в школах и необходима для работы в академических кругах и для проведения определенных исследовательских интересов. Некоторые университеты предлагают обе степени, что позволяет студентам программы уровня специалиста перейти в докторантуру в течение первых двух лет курсовой работы.Для получения дополнительной информации просмотрите Обзор различий между степенями школьной психологии.

Какую подготовку получают школьные психологи?

Подготовка школьных психологов делает упор на использование методов, основанных на исследованиях, понимание как индивидуальных факторов, так и факторов окружающей среды, влияющих на обучение и поведение, а также вмешательства на индивидуальном и системном уровне. В частности, школьные психологи развивают знания и навыки в таких областях, как:

• Сбор и анализ данных
• Оценка
• Устойчивость и факторы риска
• Консультации и сотрудничество
• Академические/учебные вмешательства
• Психическое и поведенческое здоровье
• Учебное пособие
• Услуги по профилактике и вмешательству
• Услуги специального образования
• Готовность к кризису, реагирование и восстановление
• Сотрудничество семьи, школы и сообщества
• Разнообразие в развитии и обучении
• Культурная компетенция
• Исследования и оценка программ
• Профессиональная этика и школьное право

На что следует обратить внимание при выборе программы для выпускников?

Абитуриентам следует подавать заявки на программы со специальным названием «Школьная психология.Таких программ в США более 300. Некоторые факторы, которые следует учитывать, включают:

• Программа докторантуры по сравнению с программой получения степени специалиста
• Статус утверждения/аккредитации программы
• Квалификация преподавателей, специализации и интересы
• Размер программы
• Местоположение (регион, тип населенного пункта)
• Возможность прохождения практики и стажировки
• Исследовательские возможности
• Наличие финансовой поддержки
• Уровень трудоустройства выпускников программы

Найдите дополнительную информацию о выборе программы для выпускников и получите доступ к нашей базе данных программ.

Что такое программа, одобренная NASP?

Национальная ассоциация школьных психологов (NASP) устанавливает стандарты подготовки выпускников, сертификации, профессиональной практики и этики. NASP утверждает как программы уровня специалиста, так и программы докторантуры, которые соответствуют стандартам подготовки выпускников. Выпускники программ, одобренных NASP, получают качественную подготовку во всех областях практики и могут пройти упрощенный процесс подачи заявки на получение сертификата национального сертифицированного школьного психолога (NCSP).

Также доступен полный список программ, одобренных NASP.

Какие полномочия необходимы для практики?

Чтобы заниматься школьным психологом в любом штате или на территории, необходимо иметь надлежащее удостоверение государственного образца. Конкретные требования различаются в зависимости от штата. Обязательно ознакомьтесь с требованиями к аттестации для штатов, в которых вы хотите работать, и используйте ресурс NASP для получения информации о аттестации штатов. Кроме того, посетите часто задаваемые вопросы о государственной аттестации и информационный бюллетень о аттестации школьного психолога, чтобы узнать больше о аттестации школьной психологии.

NASP также поддерживает учетные данные NCSP. В настоящее время большинство штатов признают, что NCSP частично или полностью соответствует требованиям государственной аттестации.

Нет лучшего времени, чтобы подумать о карьере школьного психолога!

Спрос на школьных психологов исключительно высок и постоянно растет. Школьная психология неизменно входит в число 100 лучших профессий в US News and World Report. Осознание необходимости обеспечения психического здоровья и учебной поддержки детей и молодежи в школах продолжает расти.Кроме того, профессия в настоящее время сталкивается с нехваткой квалифицированных школьных психологов для заполнения вакансий по всей стране. Существует особая потребность в специалистах из разных культур и языков. Школьная психология обеспечивает стабильную карьеру с возможностями роста, хорошее здоровье и пенсионные пособия, а также возможность положительно влиять на молодежь и семьи.