Как избавиться от брезгливости: Как бороться с брезгливостью — The-Challenger.ru

Содержание

Как бороться с брезгливостью — The-Challenger.ru

Неприятные люди могут встретиться где угодно: в транспорте, на работе, на улице. Кто-то обходит их стороной, кто-то отворачивается — от чувства брезгливости сложно удержаться. Разбираемся, как появляется брезгливость, зачем она нужна и следует ли с ней бороться.

Что такое брезгливость

Брезгливость связана с отвращением. Отвращение — обычная человеческая эмоция, доставшаяся нам в ходе эволюции. Древние люди и другие млекопитающие испытывали отвращение, когда съедали что-то горькое, ядовитое или вредное. Испытывать отвращение человеку помогают рецепторы языка и мышцы гортани.

«Древнему мозгу» отвращение до сих пор важно, но в современной культуре его принято сдерживать, не демонстрировать — иначе другие будут видеть, чем человек отравился, и тоже могут испытывать неприятные ощущения. По одной из версий, отвращение и рвоту стали сдерживать в средние века после эпидемии чумы, чтобы соблюдать нормы гигиены.

Сейчас принято показывать сдержанное отвращение, смешивать его с долей иронии — на выходе получается брезгливость. Человек не хочет иметь дело с чем-то неприятным — он «зажимает нос пальцами» и порой выглядит высокомерно.

Зачем сдерживать отвращение

Есть и психологические причины, по которым люди сдерживают отвращение: опасение стать «неправильным», стыд, нежелание показать, что попал в токсичную ситуацию, страх спутать отвращение со злостью.

Человеку неприятно иметь дело с отвращением, но иногда приходится. Дети, которых заставляют есть холодную кашу, сдерживают спазм в горле — отказаться от еды нельзя, иначе накажут. Так человек привыкает «контактировать» с отравляющими веществами и чувствами, но не подавать виду. Это приводит к отсутствию осознанности и потере вкуса к жизни.

В других ситуациях мешает стыд. Если мы прикованы взглядом к отвратительному в человеке, то испытываем чувство стыда. Нам стыдно пристально смотреть — человек заметит наше внимание. Но смотрим, чтобы понять, как он попал в сложные обстоятельства, как поранился. Этот стыд нормален — стоит принять его, увидеть в пристальном взгляде жалость и страх, как стыд и отвращение сразу отступят.

Отвращение помогает заметить наши вкусы и желания — некоторые из них могут не совпадать с общепринятыми. Например, человеку могут быть отвратительны традиции празднования Нового года или дня рождения. Если не показывать отвращения, можно потерять часть собственного «я», если показывать — есть риск стать особенным, непохожим на других. В каждой ситуации человек выбирает, как поступить, ищет баланс между свободой быть собой и чувством общности.

Отвращение иногда путают со злостью и боятся проявлять его. Но эти чувства противоположны. Отвращение всегда связано с увеличением дистанции — нужно сбежать от неприятного. Злость заставляет приблизиться к другому, попробовать его исправить и бежать только тогда, когда исправить нельзя.

Как помогает брезгливость

Брезгливость помогает избежать токсичности и отравления. Если бы чувство отвращения отсутствовало полностью, человек постоянно бы рисковал отравиться физически или психологически. Отвращение помогает держаться на расстоянии от неприятных и опасных объектов. Помогает избежать появления интроектов — непереваренных чужих идей. Ребёнку трудно «расщепить» идеи взрослых — он «проглатывает» их целиком. Например, в три года необязательно понимать, из чего состоит зубная паста, достаточно поверить родителям, что чистить зубы полезно. Но абсолютно чуждые идеи ребёнок не впитает — сработает отвращение. Например, почти любого ребёнка трудно заставить есть сырое мясо — это помогает ему не заразиться опасными инфекциями.

Как справиться с брезгливостью

Осознавать, что происходит. Если всегда быть осознанным, «древняя кора» поможет распознать ядовитые вещества и ситуации.

Осознанность помогает принимать и пищу, и информацию спокойно, без спешки. Так можно ощутить каждый кусочек, взять нужное и остановиться, когда организм уже не в силах воспринимать и переваривать.

Соблюдать дистанцию. Иногда осознанность может подвести — тогда лучшпе наблюдать на расстоянии, сторониться незнакомого и интуитивно опасного. Например, интуиция помогает не есть незнакомую еду в тропических странах и обходить стороной особо злачные места.

Работать со страхами. Некоторые ситуации отвратительны нам, потому что родители сказали остерегаться их, но не объяснили почему. Некоторые люди моют руки каждые полчаса, чтобы не подцепить инфекцию. Здесь может сработать метод парадоксальной интенции: не мыть руки и убеждаться, что ничего сверхъестественного и опасного не происходит.

Подпишись на The Challenger!

как чувство отвращения сделало нас людьми — Моноклер

Рубрики : Наука, Переводы, Последние статьи, Психология

Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными, сделав любое пожертвование или купив что-то из нашего литературного мерча.

При чтении статьи про психологию отвращения велика вероятность испытать именно это чувство. Это можно будет проверить уже в первом абзаце. Однако, возможно, неоднозначность данной эмоции и то любопытство, которое мы по-прежнему тайно испытываем к отвратительному, поможет нам продраться сквозь эволюционные джунгли и проследить тот путь, который проделало чувство отвращения в нашем развитии, а также узнать, как, брезгливо реагируя на все нечистое и заразное, наши предки прописывали нейронные схемы мозга, отвечающие сегодня за мораль, манеры, признание и законы.

В одной из глав книги This Is Your Brain on Parasites (2016) Кэтлин Маколифф (Kathleen McAuliffe) приводит такой случай. Молодой человек потерял невинность, занимаясь сексом со своей собакой. После этого их отношения все еще оставались хорошими; собака, похоже, совсем не возражала. Но парня стала мучить совесть и он захотел узнать, действовал ли он безнравственно. Он написал об этом письмо Дэвиду Пизарро, преподавателю психологии морали в Корнелльском университете в Нью-Йорке.

Хотя Пизарро – признанный специалист в вопросах этики, дать ответ молодому человеку ему было непросто. В итоге он ответил так:

«Я не сказал бы, что это нарушение моральных норм, но в нашем обществе тебе придется иметь дело с людьми, которые считают такое поведение диким, потому что это действительно дико. Люди не хотят об этом слышать. Скажи к примеру, захочешь ли ты, чтобы твоя дочь встречалась с тем, кто занимался сексом со своей собакой? Ответ – нет. И что еще важно, нет животных, которые бы писали жалобы о жестоком обращении с ними тех людей, которых они любят. Я бы в размышлениях отталкивался от этого».

По сути, Пизарро говорил, что поведение молодого человека было странным и вызывающим беспокойство, но он не хотел его осуждать. И если вы этим возмущены, то вам, вероятно, просто отвратителен сам образ такого человека. Но говорит ли это о его безнравственности? Ведь, по крайней мере, со слов молодого человека, собака не пострадала.

Но если же вы, наоборот, изо всех сил пытаетесь понять, почему поведение этого человека кажется неправильным, ваше замешательство тоже объяснимо, психологи сказали бы, что вы испытываете моральный шок.

Wikimedia Commons

Важно отметить, что отвращение может проявляться завуалированно – в виде презрения. Чувство презрения, в отличие от отвращения, всегда направлено на другого человека. Презрение можно испытывать только к людям или поступкам, но не ко вкусу или запаху. Оно обычно связано с переживанием неравенства и нежеланием к чему-то приспосабливаться. Проявляя в своей неприязни к людям и поступкам элемент такого пренебрежения, можно ощущать по отношению к ним свое превосходство (обычно моральное).

Итак, согласно Розину, существует различие между базовым отвращением (висцеральным) и межличностным отвращением. Базовое висцеральное отвращение можно назвать эволюционной интуицией к ситуациям наличия соприкосновения с опасными микробами. А в отношении межличностного отвращения Розин перечисляет четыре триггерных ситуации возникновения этого чувства: к незнакомому, больному, несчастному, морально испорченному. Пол Экман добавляет к этим триггерам и пятый – отвращение от пресыщения, и приводит пример исследования поведения мужей и жен в конфликтной ситуации. Во многих случаях отвращение у жены возникало тогда, когда муж пытался отгородиться от нее «каменной стеной», игнорируя ее эмоции. Жена оказывалась пресыщена, сыта по горло своими же негативными чувствами к нему.

В близких отношениях мы обычно менее чувствительны к тому, что вызывает у нас отвращение. Например, при уходе за ребенком родители преодолевают или даже не чувствуют отвращение к его продуктам жизнедеятельности, и это является характерной чертой безусловной родительской любви. Также временное снижение отвращения наблюдается в сексе, если он является результатом взаимного влечения.

«Язык другого человека у вас во рту может быть признаком близости, но он же может быть вызывающим отвращение оскорблением».

Это взаимное нарушение границ, защищаемых чувством отвращения, подразумевающее обнаженность телесную и эмоциональную, и есть любовь, которая «дает другому человеку привилегию смотреть на нас таким образом, который заставил бы нас испытать стыд и вызвал бы отвращение у других людей, если бы не было этого вмешательства любви», отмечает П. Экман. Так, социальная функция отвращения – создание условий близости. Его другая социальная роль – дистанцирование от всего отвратительного и отталкивающего.

В разных культурах имеются разные представления о том, что считать отвратительным, заразным или отталкивающим. Да и внутри одной культуры могут быть существенные разногласия по этому поводу. И, к сожалению, иногда эмоция отвращения может быть опасной.

Дэвид Пизарро отмечает, что нельзя полностью доверять отвращению, используя его в качестве морального компаса. Например, осуждать гомосексуализм на том основании, что это отвратительно.

«Как гетеросексуальный мужчина, скажу, что если вы покажете мне фотографии полового акта между двумя мужчинами, скорее всего, я испытаю отвращение, – говорит Пизарро. – Но важнее подумать о том, как, черт возьми, это связано с моими этическими убеждениями? К примеру, мне также может быть отвратительна мысль о двух занимающихся сексом очень уродливых людях. Но это же не заставляет меня инициировать разработку законодательных актов, запрещающих заниматься сексом всем уродливым людям».

Бездомные – еще одна группа, вызывающая отвращение. Из-за чувства брезгливости, которое мы к ним испытываем, нам легко дегуманизировать их, и тогда, например, нам легче признать их виновными в преступлениях, которые они не совершали.

Пизарро знает, как важно не позволять отвращению просачиваться в суждения об этике. Он отмечает:

«Мой этический долг состоит в том, чтобы убедиться, что эмоция отвращения не влияет на меня настолько, чтобы потерять человечность».

Это убеждение позволило ему сфокусироваться на том, как эмоции могут обуславливать мысли о моральном и аморальном.

Если вы все еще скептически относитесь к тому, что микробы имеют прямое отношение к вашим моральным принципам, подумайте вот о чем: останемся ли мы верны нашим моральным принципам, если поблизости будет риск заражения?

В эксперименте Симона Шналла, социального психолога из Кембриджского университета, испытуемым было предложено обдумать случаи морально сомнительного поведения: например, этично ли врать в резюме, не возвращать украденный кошелек или прибегнуть к каннибализму, чтобы выжить в авиакатастрофе. Испытуемые, сидящие за нечистыми столами в пятнах пищи и жвачки, обычно были более строги в своих суждениях, чем студенты, которые сидели за безупречно чистыми столами.

Исследования, где дополнительным условием было наличие в комнате неприятных запахов, давали схожие результаты. Добрачный секс, взяточничество, порнография, неэтичная журналистика, брак между двоюродными братьями и сестрами… Участники, в комнатах которых распыляли неприятный запах, впоследствии с большей вероятностью одобряли библейскую истину, чем те, которые в ходе эксперимента не вдыхали неприятные запахи.

Это прослеживается и в том, как мы воспринимаем сообщения. Две группы испытуемых получили разные версии одного и того же текста. Те, кто прочел версию с упоминанием слов, вызывающих отвращение («принимают» и «часто»), были более подозрительными в своих отзывах, чем те, кто читал практически идентичную историю без гипнотических реплик. Объясняя уже потом свое недоверие к герою истории, президенту студсовета, участники предложили разнообразные рационализации, не связанные с отвращением.

Возвращаясь к риску заражения, надо отметить, что, если людям напоминать об угрозе инфекционного заболевания, они будут более склонны придерживаться традиционных ценностей и следовать религиозным запретам и будут выражать большее пренебрежение к тем, кто нарушает социальные нормы.

Когда нам страшно заразиться и заболеть, мы не просто снова становимся детьми, ждущими материнского ухода, но и транслируем ее убеждения относительно того, как надлежит себя вести, чтобы избежать заражения. На социальной арене это особенно заметно. Когда выживание под угрозой, мы думаем – сейчас не время рассуждать о чем-то новом, непроверенном, постигать новую жизненную философию, лучше прибегнуть к испытанным и безопасным практикам.

Неудивительно, что политики стремятся использовать эти знания об отвращении для собственной выгоды. Наиболее примечательным примером является рекламная кампания активиста консервативной партии Карла Паладино во время республиканской губернаторской гонки 2010 года в Нью-Йорке. За несколько дней до выборов зарегистрированные избиратели его партии открыли почтовые ящики и нашли брошюры, ароматизированные запахом свалки. Лозунг гласил:

«Что-то действительно воняет в Олбани».

В листовках были размещены фотографии демократов, которые недавно были замешаны в коррупционном скандале. В первом туре это сыграло на руку Паладино.

Читайте также Эволюция и метафорический язык: Роберт Сапольски о нашей способности думать символами

Совсем недавно Дональд Трамп во время демократических праймериз охарактеризовал увеличенный перерыв на поход в дамскую комнату, который взяла Хиллари Клинтон, как слишком отвратительный, чтобы об этом говорить, и толпа разразилась смехом и аплодисментами.

Страх микробов буквально заставляет людей думать о нравственности в черно-белых терминах. Недаром феи-крестные носят белое, а злобные ведьмы – черное. Джеральд Ллор из Гарварда и Гарри Д. Шерман из Университета Вирджинии доказали, что мы ассоциируем темные цвета с грязью и заразой. Но действительно ли совершенствование способов предупреждения заражения заставило человеческий разум ассоциировать черный с греховным, а белый с добродетельным? Тогда люди, которые ассоциируют белый с моральным, а черный с аморальным, должны быть больше озабочены чистотой и бояться микробов? Это вопросы, на которые предстоит ответить.

Тенденция ассоциировать черное с чем-то нехорошим особенно возрастает в ситуации морального выбора, например, в зале судебного заседания. В этом случае предвзятость к осуждаемому будет наиболее выраженной. И это тревожные новости для людей с темным цветом кожи, надеющихся на справедливое судебное разбирательство.

Как же так микробам удалось незаметно вкрасться в наш моральный кодекс и оказывать влияние на наши моральные суждения? Некоторые ученые считают, что секрет в том, как спаяны проводочки в наших мозгах. Базовое висцеральное отвращение – это та часть нас, которая хочет кричать «Фу!» при виде переполненного туалета и таракана в еде. В этот момент задействуется передняя островковая доля мозга, отвечающая за примитивные эмоции и регулирующая реакцию рвоты. Тем не менее, та же самая часть мозга также вспыхивает, когда идет речь о справедливости, когда испытуемые возмущены жестоким или незаслуженно плохим отношением к другим. Но это не значит, что базовое висцеральное и более позднее моральное отвращение спаяны у нас в мозгу, нет, они лишь задействуют один и тот же участок, так что, возможно, это способствует искажению суждений.

Хотя в дизайне нашего нейронного железа есть недостатки, влияющие на наше чувство нравственного, есть еще много чего удивительного. В одном известном исследовании, проведенном группой психиатров и политологов во главе с Кристофером Т. Доусом из Нью-Йоркского университета, участники должны были играть в игру, по условиям которой они разделят между собой выигрыш. Передняя островковая доля мозга активизировалась у одного из участников в тот момент, когда он принял решение о справедливости – он решил отказаться от собственного выигрыша, чтобы перераспределить деньги между игроками с самым высоким выигрышем и с самым низким (импульс Робин Гуда). Как показали другие исследования, передняя островковая доля мозга также подсвечивается, когда игрок чувствует, что ему было предложено нечестное предложение в жесткой игре. Кроме того, она активируется, когда человек решает наказать эгоистичных или жадных игроков.

Это привело к тому, что нейробиологи охарактеризовали переднюю островковую долю мозга как ответственную за просоциальные эмоции – сочувствие, щедрость и взаимодействие или, если человек наносит вред другим, – раскаяние, стыд и искупление. Однако она ни в коем случае не является единственной областью нервной системы, которая занимается обработкой как висцерального, так и морального отвращения. Некоторые ученые считают, что наибольшее совпадение в двух типах отвращения может произойти в миндалине, другой древней части мозга.

Почему базовое и моральное отвращение перепуталось в нашем мозге, трудно объяснить, но Валери Кертис из Лондонской школы гигиены и тропической медицины выдвигает сценарий, который, хотя и невозможно проверить, безусловно, звучит правдоподобно. Данные раскопок доисторических стоянок говорят о том, что наши предки, возможно, больше заботились о гигиене и санитарии, чем мы думаем. Они пользовались гребнями, и у них были свалки. Ранние люди негативно относились к тем из своих сородичей, которые были неряхами и не заботились об утилизации своего мусора, плевали или испражнялись там, где им было угодно, или не прилагали никаких усилий, чтобы вычесывать вши из волос. Эти люди подвергали группу рискам – от неприятного запаха до эпидемии. Это поведение приводило к отвратительным последствиям, соответственно, и само поведение и его носитель стали ассоциироваться с отвратительным. Кертис думает, что для того, чтобы заставить их исправиться, группа стыдила их и осуждала, а если это не приводило к должному результату – изгоняла. Так и мы реагируем на что-то грязное – не хотим иметь с этим ничего общего.

Поскольку подобные реакции требовались для обеспечения выживания, нейронные схемы, которые развивались для противодействия микробам, могли легко адаптироваться, чтобы служить более обширной задаче – избегать людей, чье поведение угрожало здоровью группы. В дополнение к этой точке зрения команда Кертис обнаружила, что люди, которые больше всего боятся негигиеничного, скорее всего одобрят помещение преступников в тюрьму и наложение жестких штрафов на тех, кто нарушает правила общества.

The British Library

Так, в социальном развитии человека потребовалось не одна перепайка одной и той же нейронной схемы с тем, чтобы привести наш вид к важной точке: мы испытываем отвращение к людям, которые по нашему мнению ведут себя безнравственно. Это имеет решающее значение в понимании того, каким образом мы стали таким необычайно социальным и кооперативным видом, способным объединить наши мозги для решения общих проблем, изобретения нового, для эффективного использования природных ресурсов и, в конечном счете, для того, чтобы заложить основы цивилизации.

Кертис говорит:

«Посмотрите, в вашей жизни нет ни одной вещи, которую вы могли бы сделать самостоятельно. Массовое разделение труда в современных обществах невероятно повышает производительность. Возможности людей в наши дни в сотни раз больше, чем во времена охотника-собирателя. Большой вопрос: «Как нам удался этот трюк? Как мы можем работать вместе?».

Объяснить, почему мы стали сотрудничать, нелегкая задача. Действительно, это смутило многих поклонников эволюционной теории. Суть проблемы такова: по своей природе мы не альтруисты. Пример: вот вы привозите людей в исследовательскую лабораторию и просите их поиграть в игры с разными правилами, чтобы заработать деньги. Среди участников всегда есть такие жадные, которые будут не против, если другие люди уйдут с пустыми руками. Всегда есть те, кто будет обманывать, если они думают, что не будут пойманы и т.д. Из бесконечных повторений этих экспериментов стало ясно: люди сотрудничают только в том случае, если для них ничего не стоит сотрудничать.

Сегодня у нас есть законы и полиция, которые занимаются обеспечением соблюдения правил. Но это современные изобретения, и они базируются на чем-то более фундаментальном. Однако, возможно, сегодняшнее общество бы не существовало, если бы когда-то не существовала эта сплачивающая нас сила – а именно, отвращение.

Лекция по теме Чем мы отличаемся от приматов: Роберт Сапольски о банальности и уникальности человека

Чарльз Дарвин считал, что наши социальные ценности могут базироваться на желании получить похвалу или избежать вины или наказания. В самом деле, мы больше заботимся о нашей репутации, чем о том, действительно ли мы правы или нет. Нам важно не стать мишенью для презрения – того самого древнего презрения, которое демонстрировала группа ее отщепенцу, нарушителю правил гигиены. Презрение, которое, по словам Дарвина, тождественно отвращению, является мощным сдерживающим фактором. Ведь в древности исключение из группы было равносильно смертной казни. Очень сложно выжить в дикой природе самостоятельно лишь благодаря своим способностям, мужеству и находчивости. Естественный отбор был на руку кооператорам, играющим по правилам.

Так, отвращение обуздало эгоистичное поведение в том числе тех, чья негигиеничность угрожала благополучию группы, и, другими словами, заложило основы для технологического прогресса.

И правда, будучи общительными, мы получаем массу исключительных преимуществ — мы можем торговать, обмениваться, в том числе и рабочей силой, создавать союзы и делиться идеями. Работа в непосредственной близости от других людей подвергает всех заражению, и чтобы получить преимущества сотрудничества без этого огромного риска, мы должны были, по словам Кертис, «станцевать этот танец»: подойти достаточно близко, чтобы сотрудничать, но не настолько близко, чтобы поставить под угрозу наше здоровье и выживание. Мы, люди, нуждались в правилах для достижения этого деликатного баланса, и поэтому мы изобрели хорошие манеры.

Хорошие манеры — это то, что отделило нас от животных и позволило сделать «первые шаги ребенка» на пути к тому, чтобы стать цивилизованными супер-кооператорами.

Действительно, возможно, тот факт, что мы стали придерживаться хороших манер, обеспечило нам «великий рывок вперед», взрыв созидательного творчества 50 000 лет назад, о чем свидетельствуют находки у древних стоянок: инструментов, украшений, утвари, образцов наскальной живописи и др. Это были первые признаки того, что люди стали делиться знаниями и навыками и теперь смогут продуктивно работать вместе.

Источники

1. Disgust made us humans / Aeon.

2. Пол Экман «Психология эмоций» 2-е издание, Питер, 2014

3. Kathleen McAuliffe, This Is Your Brain on Parasites (2016).

Обложка: фрагмент картины Адриана Браувера «Горький напиток» (1630 г. -1640 г.).

«Моноклер» – это независимый проект. У нас нет инвесторов, рекламы, пейволов – только идеи и знания, которыми мы хотим делиться с вами. Но без вашей поддержки нам не справиться. Сделав пожертвование, вы поможете нам остаться свободными, бесплатными и открытыми для всех.

Donate

Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.

нейронаукапсихологияфилософия морали



Стальные нервы, трясущиеся желудки

Никита Саксена, доктор медицины, выпускник Школы медицины Бостонского университета, никогда не вздрагивает при виде крови. Иглы? Ничего страшного.

Но есть одно ужасное зрелище, от которого у нее всегда может перевернуться живот — незалеченная диабетическая рана стопы.

Саксена, ставшая резидентом педиатрии, до сих пор живо помнит это по своим гериатрическим и сосудистым ротациям: отступающие слои кожи. Обнаженная мышца, иногда даже кость. Едкий запах некротизированной плоти. Ей потребовались все силы, чтобы успешно подавить каждую гримасу и гримасу, которые всплывали на поверхность.

Саксена говорит, что никогда не была брезгливой. Однако она человек.

«В больнице всегда бывают ситуации, к которым ты не готов. Видеть, как кто-то получает вакцину или порезаться, отличается от некоторых безумных вещей, которые вы видите, будучи студентом-медиком», — сказала Саксена. «Студенты очень часто чувствуют себя некомфортно в определенных условиях ухода за пациентами».

А у некоторых врачей-стажеров дела обстоят намного хуже, чем у Саксены, они заболевают от одной мысли о телесных жидкостях. Обморок тоже не редкость.

На самом деле, исследование 2009 года, в котором приняли участие 630 студентов-клиницистов в Соединенном Королевстве, показало, что у 77 из них был по крайней мере один случай близкого или фактического обморока во время наблюдения за операцией. Из них 44 заявили, что намерены продолжить хирургическую карьеру. Наиболее распространенными факторами были чрезмерная жара, слишком долгое стояние, ношение хирургической маски и запах прижигания.

Мы спросили у экспертов о брезгливости — что это такое, почему она существует и что могут сделать студенты-медики для борьбы с ней.

Почему мы злимся?

Все мы знаем, что когда мы подвергаемся воздействию крови, существует универсальная реакция «неприятно», но почему? По словам Джозефа Леду, доктора философии, профессора неврологии Нью-Йоркского университета, одна теория восходит к нашим предкам. «Одна из причин, по которой мы боимся высоты, заключается в том, что наши предки жили на деревьях, и падение с дерева могло быть опасным», — говорит Леду. «Видение крови, очевидно, отражает что-то плохое, происходящее вокруг вас». По его словам, те организмы, которые более чувствительны к крови и, следовательно, с большей вероятностью распознают опасность и уходят от нее, более склонны к выживанию.

Но хорошего всегда может быть слишком много. Некоторые из нас эволюционировали, чтобы обладать повышенным отвращением к определенным сигналам опасности. Иногда гиперчувствительность связана с травмирующим событием в детстве, говорит Эрик Буи, доктор медицинских наук, исполняющий обязанности директора Центра тревожных и травматических стрессовых расстройств Массачусетской больницы общего профиля. «Это мог быть визит к врачу или несчастный случай, и в детстве человек испытывал сильный страх. В то время кровь стала ассоциироваться с опасностью, и эта ассоциация сохранилась».

В довершение всего, некоторые из нас падают в обморок, когда видят кровь, что также имеет смысл с эволюционной точки зрения: если мы теряем кровь, падение артериального давления и частоты сердечных сокращений продлевает нашу жизнь. Однако в операционной такая реакция менее полезна.

По словам Андреа Баттон, LCPC, клинического директора Мэрилендского центра беспокойства, когда кто-то особенно чувствителен к запекшейся крови, видит кровь или связанные с ней изображения, человеческая природа имеет автоматические негативные мысли. Она называет это «ошибками мышления» или «ловушками мышления». Эти мысли заставляют человека убегать или избегать пугающего вещества. «Когда вы боитесь крови или чего-то грубого или видите внутренние органы, как только вы развиваете этот страх, у вас возникает отталкивающая реакция, которая может стать условной реакцией», — говорит Баттон. «Человек будет убегать или избегать. Это поддержание цикла страха и избегания».

Борьба со страхом

Так как же начинающему врачу победить столь укоренившийся страх?

Пища для размышлений : По данным Клиники Кливленда, питание и питье могут помочь предотвратить приступ обморока. Продукты с высоким содержанием натрия могут особенно помочь избежать обморока, если их съесть до воздействия. «Соль также увеличивает объем крови, удерживая жидкость в венозной системе кровообращения и предотвращая падение артериального давления», — утверждают в клинике. Но лучше всего есть небольшими порциями: «Когда вы едите много, больше крови направляется в брюшную полость, что уменьшит количество крови, циркулирующей в организме». Однако, если вы чувствуете, что вот-вот упадете в обморок, убедитесь, что вы находитесь в безопасном месте — предпочтительно сидите на стуле, положив голову между ног.
Плывите по течению : Один из методов, используемых для преодоления обморока, называется техникой прикладного напряжения: вы подвергаете кого-то воздействию крови или игл и сразу же выполняете серию небольших движений, напрягающих мышцы. Это увеличивает приток крови к мозгу и в конечном итоге изменяет их физиологическую реакцию, говорит Мартин Энтони, доктор философии, профессор психологии Университета Райерсона в Торонто, Онтарио, и автор книги «Преодоление медицинских фобий: как победить страх перед кровью, иглами, врачами». и Стоматологи . По его словам, эти движения можно использовать в любой момент, чтобы избавиться от чувства слабости. «Напряжение всех мышц тела может увеличить приток крови к мозгу, и это может помочь людям в данный момент».
Просто дышите… но не слишком медленно : Людям, борющимся с тревогой, медленное и ровное дыхание может служить успокаивающей техникой. Но это может быть контрпродуктивно для людей, которые чувствуют слабость, говорит Энтони. «Последнее, что вам нужно, — это замедлить частоту сердечных сокращений и снизить кровяное давление», — говорит он, если вы рискуете потерять сознание. По его словам, еще один инструмент самоуспокоения — отвлечение внимания — может помочь в данный момент, но навредить в долгосрочной перспективе. Лучше всего сосредоточиться на раздражителе, вызывающем дискомфорт, и постепенно привыкать к нему.
Посмотрим правде в глаза : «Экспозиция, экспозиция, экспозиция», — говорит Баттон. Процесс может быть медленным или быстрым, в зависимости от того, что лучше работает для человека, борющегося со своим страхом. Можно начать с произнесения слова «кровь», затем написать его, затем посмотреть на изображение крови и, наконец, на изображение раны. «Когда вы смотрите на изображение, вы привыкаете к нему, как к холодной воде в бассейне», — говорит Баттон. «Происходит то, что называется тормозящим обучением: каждый раз, когда вы подвергаетесь воздействию, вы понимаете, что вы в безопасности, что вы можете терпеть этот стресс. Новое обучение побеждает старое».
Не делать болт : К сожалению, самое худшее, что можно сделать, это то, что происходит наиболее естественно — избегать курка. «Если я боюсь крови и иду смотреть операцию, а потом ухожу, я поддерживаю этот цикл», — говорит Баттон. «Худшее, что может случиться, это то, что человек сбежит и успокоится».

Чем могут заниматься медицинские школы?

Поскольку брезгливость очень распространена, несколько медицинских школ предлагают специализированные коучинги, чтобы помочь студентам преодолеть эти ограничения.

Медицинский факультет Mayo Clinic, например, имеет комплексную программу, которая включает в себя консультирование студентов, обучение успехам в учебе и сосредоточение внимания на благополучии студентов. «Студенты, испытывающие эти виды брезгливости (или другие физические или психические проблемы, связанные с их обучением), будут иметь доступ к консультантам и тренеру по академическим успехам, чтобы помочь им выработать механизмы преодоления», — говорит Деб Андерсон, представитель Mayo Clinic. «Наши преподаватели также являются отличными наставниками, которые часто помогают студентам осознать, что некоторые из этих типов реакций совершенно нормальны в процессе обучения».

Кроме того, «медицинские школы могут предложить когнитивно-поведенческую терапию», — говорит Леду, — тип лечения, направленный на изменение проблемных убеждений и поведения.

Даже такая мелочь, как заверение привередливых студентов, что они не одиноки, может помочь. «Признание того, что боязнь крови чрезвычайно распространена среди населения в целом, и что это состояние улучшится по мере того, как люди будут все больше подвергаться воздействию крови во время своего медицинского обучения, может быть полезным», — говорит Буи.

Брезгливый студент-врач — уставшая супергероиня

Признаюсь: во время учебы в медицине я несколько раз чуть не терял сознание. Я был брезгливым студентом-врачом. Оглядываясь назад, кажется чудом, что я занимаюсь тем, чем занимаюсь сейчас в качестве интервенционного рентгенолога. Этот пост посвящен борьбе с брезгливостью на пути к тому, чтобы стать врачом.

Брезгливость в анатомической лаборатории?

Впервые мое тело предало меня во время первого семестра медицинской школы. В первый день анатомического кабинета я попал в чужую среду, пропитанную смутным запахом смерти и формалина. В группах мы проводили следующие несколько месяцев, препарируя каждую область трупа, идентифицируя мышцы, сосуды и нервы. Мне пришлось бы провести здесь бесчисленное количество часов с моими партнерами по лаборатории, а также дополнительные часы один на один с нашим объектом, чтобы освоить материал. Наши экзамены проходили в лаборатории; нам нужно было бы определить жилистые структуры и их функции на месте, чтобы пройти класс. Анатомия была фундаментальным предметом моей будущей медицинской карьеры.

В первый день занятий по анатомии мне несколько раз приходилось выходить из комнаты. Комната с законсервированными телами захлестнула мой примитивный мозг, и я потерял сознание. Интеллектуально я знал, что это произойдет, но когда я прибыл, это был шок. Я не помню никакого чувства тошноты, которого я ожидал бы. Это было просто ощущение, что я окажусь на полу, если не выйду из комнаты. Я вернулся в лабораторию через десять минут, придя в себя. Позже, рискуя пропустить часть урока, мне снова пришлось уйти, чтобы еще раз передохнуть. Откуда я знал, что пройду этот курс? Не было вопроса, что я буду. Я был особенно сосредоточен на том, чтобы прожить день. К тому времени, как пришел второй класс, я не упустил ни минуты.

Что делать с брезгливостью?

Физическая реакция на кровь или труп в лаборатории, как оказалось, довольно распространена среди студентов-медиков. В то время казалось, что я был единственным, у кого была эта проблема. Чтобы пройти через это, я невольно применил технику десенсибилизации. Гашение — это процесс, который включает постепенное воздействие фобии до тех пор, пока реакция не ослабнет или не исчезнет. Поскольку моя оценка зависела от посещения лаборатории анатомии, мне нужно было быстро избавиться от страха. Флудинг — это способ быстро избавиться от фобии. Вход в лабораторию несколько раз затоплял мои чувства, и ко второму дню лаборатории я был полноценным партнером по лаборатории.

Некоторое время спустя мы смотрели видео о кровопускании. Наш класс собрался в нашем большом лекционном зале для просмотра видео. Нас обучали основам взятия крови, прежде чем мы отправились в небольшие комнаты для занятий наверху, чтобы провести процедуру друг на друге для практики. Сидя перед темным лекционным залом, я заметил, как звук видео стал приглушенным. Звук стал более отдаленным, так как мое зрение потемнело по краям. Наконец, я смог увидеть только точечную точку в центре, дав мне понять, что я все еще в сознании. Не желая привлекать к себе внимание, я надеялся, что только что вернулся. Я сгорбился в кресле, пытаясь улучшить приток крови к мозгу. Я был просто достаточно далеко от следующего студента, так что я не думаю, что кто-то заметил.

Как брезгливый студент стал врачом, который зарабатывает на жизнь прокалыванием сосудов?

Ежедневно работаю с кровью, беру биопсию печени, почек и щитовидной железы. Я раскапываю закупоренные сосуды и закрываю кровоточащие впрыскиваемыми частицами и пеной. Погруженный в работу, которую я делаю, моя фобия больше не тормозит меня.

Брезгливость: признак эмпатии

Определенные ситуации вызывают эмпатию, что делает студента-медика особенно уязвимым для физической реакции. Во время первой операции, которую я посетил, ринопластики, или «пластики носа», мой лечащий хирург, казалось, танцевал на грани между жестокостью и мастерством, когда он долбил и вырезал носовую перегородку молодой девушки. Я начал ощущать это знакомое шаткое чувство. Медсестры из операционной любезно спасли меня, предложив место в углу, чтобы я могла прийти в себя, не нарушая зарослей. Позже я дождался замечаний от хирурга. Высокий, пузатый мужчина, он рассмеялся и сказал мне, что моя реакция была хорошая вещь . Он проревел: «Это значит, что тебя это заводит!»

Пластический хирург предложил мне подумать о карьере хирурга, несмотря на мою неподобающую реакцию на эту работу. Может быть, он верил в то, что эта вегетативная реакция на кровь является признаком эмпатии, что хорошо для студента-медика.

Когда вы голодны: брезгливость, связанная с низким уровнем сахара в крови

Пропуск пары приемов пищи — еще один распространенный сценарий в медицинской школе, который может сделать человека склонным к вазовагальной реакции. Ближе к концу моей акушерской ротации мне и нескольким ординаторам пришлось сделать кесарево сечение. Теплый поток амниотической жидкости брызнул на наши «лунные сапоги» — одноразовые бахилы до колен, разработанные специально для этой цели. Сила жидкости, вытекающей из разрезанной матки, означала, что она облила тех из нас, кто находился поблизости, прежде чем собраться на полу и стечь по хирургическим простыням. Именно в этот момент, когда уровень сахара в крови резко упал, я чуть не потерял сознание на полу операционной. К счастью, я понравился своим резидентам OB, которые окружили меня, срывая с меня одежду, кормя меня соком и конфетами, чтобы оживить. Моя уязвимость была на виду, и они могли съесть меня заживо. Наоборот, меня поддержали.

Увы, брезгливость — обычное дело, и ее можно преодолеть

Мне посчастливилось испытать сострадание к своей проблеме, когда я был брезгливым студентом-врачом. Это распространенная проблема даже среди тех, кто мечтает стать хирургом. Поверьте мне, если неоднократных обмороков было недостаточно, чтобы помешать мне стать великим интервенционным радиологом, вы наверняка сможете стать тем, о чем мечтаете.

Кстати, знаете ли вы, что у меня есть подкаст о том, как найти свое место в медицине и преуспеть в области хирургии? Проверьте это здесь.