Ринат Валиуллин — Пятое время года. Избранное читать онлайн бесплатно
12 3 4 5 6 7 …25
Ринат Валиуллин
Пятое время года. Избранное
© Валиуллин Р. Р., 2015
© ООО «Антология», 2015
«– Я тебя люблю! – крикнул он. Весть быстро распространилась по всему её телу, и к тому времени как она достигла самых заповедных уголков организма, там уже наступила весна: побежали ручьи желаний, вылупились зелёные листочки надежд, брызнуло эндорфинами солнце чувств, а птицы залились симфонией страсти. Много ли надо женщине, чтобы внутри у неё наступила весна? Много, целых три слова: в нужное время, от нужного человека».
Своей трилогией («Кулинарная книга», «Где валяются поцелуи», «В каждом молчании своя истерика») я постарался передать чувство весны, показать что любовь выражается не только нежностью взгляда и жаром страсти, но что она может ещё и царапать ревностью, звенеть ледяным молчание и рассыпаться стеклянными истериками.
Романы объединены одной общей идеей, которая красной нитью проходит через них, – лучше искать своего человека, чем бояться потерять чужого.
Кулинарная книга
Часть I
Я хотела бы повеситься на твоей шее
Чебуреки
– Зачем ты меня целуешь, если не хочешь?
– А если хочу?
– Тогда можно без поцелуев.
Красивая голая спина белела статуей на фоне жёлтых обоев, женщина мыла посуду. Заниматься любовью не хотелось. Поцеловав её сзади в шею напоследок, я сел за стол и принялся наблюдать, как она работает.
Жена. «Неужели она создана только для этого?» – холодно подумал я, может от того, что ноги мои подмёрзли, а тапочки я так и не нашёл. Сидел за столом в одних шортах, в руках кусок сыра. В задумчивости крошил его на пол. Тапочки не выходили, но вышли тараканы мыслей, однако писать было не на чем, на глаза попалась толстая тетрадь с рецептами блюд, я её распахнул, и первое, на что наткнулся, была надпись «Чебуреки». Через минуту я узнал, что нужно для их приготовления: кефир, мука, масло, сода, соль и фарш. Перевернул тетрадь, чтобы начать писать с другой стороны, с чистой страницы. Если бы жизнь так же перевернуть и начать с чистого листа, пока ты ещё не стал чебуреком.
А может быть, уже стал? Я снова посмотрел на чудную белую спинку, на которой женился и которая уже выключила воду и повернулась:
– Ты опять накрошил.
– У тебя красивая спина, – сделал я ход конём.
– Сыр на полу, а я мыла утром.
– Извини, пытался выманить тапочки.
– Они в коридоре, – не смягчилась от шутки жена.
– Значит, сыр был напрасным.
Жена вздохнула мокрыми руками о полотенце:
– Чай пить будешь?
– Когда я от чая отказывался? – поднял с пола крошки, снова собираясь стать хорошим, неизвестно зачем. Там, где меня и так любили, просто за то что я есть. – Может, чебуреки вечером сделаем? – выронил я ненароком.
– А ты мясо купил?
– Могу предложить своё, – напряг бицепс.
Я представил, как часть за частью закладываю в мясорубку беспокойные фрагменты своего тела. Жуть. Чем-то похоже на любовь, на секс.
– Не пойдёт, будет горчить от негодования, – заварила чай супруга. Я продолжил читать рецепт. «Потом смешиваем муку, соль и кефир, месим до получения однородной массы и даём отстояться.
Далее надо разрезать тесто на равные части, размером с крупное куриное яйцо, и раскатать их на лепёшки». Вот и в жизни, когда ты доходишь до состояния однородной массы и уже не можешь себе позволить… Позволить мечтать, гонишь эту мечту, как шлюху: «Пошла на х… отсюда, от тебя одни неприятности и убытки», понимая, что ты – катыш теста, ты начинаешь разрываться на куски, разбиваться в лепёшку, лишь бы выбраться из этой неизбежности. Но поздно, потому что вместо тела уже фарш. То, что мы обычно называем плотью, которая уже кручена-перекручена, с луком и стрелами, со специями и солью, лежит на диване и смотрит телик. Фарш любит диваны.
Далее следовало выложить фарш на одной половине раскатанного теста и накрыть другой. Потом края слепляются, и можно отправлять полуфабрикат в кипящее масло. Через пять минут его надо перевернуть, ещё через пять чебурек готов.
Я вспомнил свой последний отпуск на берег моря. Нигде так не отпускает, как в отпуске, это как отпуск грехов. Нигде больше не хочется так грешить, как на отдыхе.
Каждый полуфабрикат раз в год обязан съездить куда-нибудь далеко, чтобы полежать на горящей сковородке пляжа пять дней на спине, пять – на животе и поджариться как следует, приобрести цвет побед. Через десять дней чебурек готов.
Удивляясь такому случайному совпадению и своему близкому родству с чебуреком, я инстинктивно крутил в руках кусок сыра, пока наконец не засунул два пальца в его жёлтые дырки, как штепсель в розетку. Ничто так не привлекает мужчину, как отверстия, возможно оттого, что когда-то он с трудом выбрался из одного из них, чтобы потом всю жизнь посвятить возвращению. Домой, в норку, к кормушке, где тепло, где ждут, где ласкают.
– Ты что делаешь? – воскликнула с тревогой жена. – Он же задохнётся.
Я достал пальцы и понюхал.
– По-моему, у него гайморит.
– Вскрытие покажет, – хладнокровно взяла сыр из моих рук жена и разрезала на тонкие дырявые пластыри. Потом приклеила один из них к хлебу с маслом и протянула мне. Я откусил, всё ещё мечтая о чебуреках.
Трудно есть бутерброд с сыром, когда думаешь о чебуреках.
– Ещё? – она уже стелила масло на другой.
– Что-то не хочется, – откусил я и положил на тарелку. – Может сделаешь сегодня чебуреки? Мясо я куплю.
– У меня цыплёнок размораживается, – кивнула она на тарелку у раковины.
– Они начали убивать птенцов, эти птицефабриканты. А из него не получится? – кивнул я на дичь.
– Ты мне предлагаешь его откормить?
– Ладно, курица так курица. Хотя две курицы на одной кухне – это уже перебор.
– Что ты сказал?
– Девушка, вы прекрасны, – положил я руку на её бедро.
– Вас это не касается, – легонько хлопнула Фортуна своей ладонью мою.
– Мяса, говорю, хочется, хочется мяса! Какой сегодня день недели? Пятница? Как быстро летит время, недавно только был понедельник, а завтра уже суббота. Я совсем не чувствую жизни, она просачивается сквозь пальцы где-то между кухней и спальней, работой и телевизором.
– Ты слишком много смотришь в экран, больше чем на меня, – подлила себе чаю жена.
– Глаза всё время ищут новостей, а ты неизменна. Даже не стареешь, – уставился я на неё.
– Это уже похоже на комплимент, – улыбнулась Фортуна первый раз за утро.
Жену звали Фортуной. Жениться на ней можно было только за одно это имя, если тебе не фартило всю предыдущую жизнь.
– Как долго ты сможешь на меня смотреть?
Читать дальше
12 3 4 5 6 7 …25
«Пятое время года. Избранное» читать онлайн книгу 📙 автора Рината Валиуллина на MyBook.ru
«Пятое время года. Избранное» читать онлайн книгу 📙 автора Рината Валиуллина на MyBook.ruЧто выбрать
Библиотека
Подписка
📖Книги
🎧Аудиокниги
👌Бесплатные книги
🔥Новинки
❤️Топ книг
🎙Топ аудиокниг
🎙Загрузи свой подкаст
📖Книги
🎧Аудиокниги
👌Бесплатные книги
🔥Новинки
❤️Топ книг
🎙Топ аудиокниг
🎙Загрузи свой подкаст
org/BreadcrumbList»>Отсканируйте код для установки мобильного приложения MyBook
Недоступна
Стандарт
(63 оценки)
Ринат Валиуллин
354 печатные страницы
2015 год
16+
Читать онлайн
Эта книга недоступна.
Узнать, почему
О книге
Издание содержит три романа: «Кулинарная книга», «Где валяются поцелуи», «В каждом молчании своя истерика». В них автор попытался расширить идею весны, показав, что она заключается не только в марте, апреле, мае, но гораздо больше в тех, кто нас окружает, кто нас обнимает, целует и насколько вкусны эти поцелуи.
В оформлении издания использована графика и картина Рината Валиуллина «Пятое время года»
читайте онлайн полную версию книги «Пятое время года. Избранное» автора Ринат Валиуллин на сайте электронной библиотеки MyBook.ru. Скачивайте приложения для iOS или Android и читайте «Пятое время года. Избранное» где угодно даже без интернета.
Подробная информация
- Дата написания:
- 1 января 2015
- Объем:
- 638741
- Год издания:
- 2015
- ISBN (EAN):
- 9785949622704
- Время на чтение:
- 9 ч.
Современная русская литература
история любви
мужчина и женщина
Правообладатель
Антология
3 книги
Поделиться
Книги, похожие на «Пятое время года. Избранное»
По жанру, теме или стилю автора
Дом, в котором…
Мариам Петросян
Зулейха открывает глаза
Гузель Яхина
Женщины непреклонного возраста и др.
беспринцЫпные рассказы
Александр Цыпкин
Понаехавшая
Наринэ Абгарян
Generation «П»
Виктор Пелевин
Тайны кривых зеркал
Илья Баксаляр
Зулейха открывает глаза
Гузель Яхина
Когда я вернусь, будь дома
Эльчин Сафарли
Люди, которые всегда со мной
Наринэ Абгарян
Лавр
Евгений Водолазкин
Отзывы на книгу «Пятое время года. Избранное»
IrinaYandemerova
Оценил книгу
Книга о любви — нет.,
Книга о сексе — нет., хотя местами есть проблески этого жанра.
Книга о чем? — ни о чём!
Вот моё послевкусие после прочтении этой книги. Автор как жонглёр играет словами. Мысли…разговоры и снова мысли. Пошлость присутствует в каждом абзаце книги. Мне как девушке было дико не приятно читать — это произведение. Прочитала бы еще раз — Нет и Нет! Хотя есть пара очень интересных высказываний и мыслей героев — которые я бы применила в своей жизни.
2 марта 2017
LiveLib
Поделиться
Цитаты из книги «Пятое время года. Избранное»
Никто не знает тебя настолько, насколько ты сам себя не знаешь.
11 февраля 2020
Поделиться
Женщине мало подвигов, ей нужны преступления
11 февраля 2020
Поделиться
Вот видишь, и тебя тоже к искусству тянет. Женщинам не хватает красок в жизни. Если они не находят художника, который будет их всю жизнь рисовать, то они начинают рисоваться сами
11 февраля 2020
Поделиться
Автор книги
Ринат Валиуллин
30 книг
Другие книги автора
Не дура
Ринат Валиуллин
Где валяются поцелуи. Париж
Ринат Валиуллин
В каждом молчании своя истерика
Ринат Валиуллин
Где валяются поцелуи.
Венеция
Ринат Валиуллин
Привязанность
Ринат Валиуллин
Безумие белых ночей
Ринат Валиуллин
Другие аудиокниги автора
Где валяются поцелуи. Париж
Ринат Валиуллин
Не дура
Ринат Валиуллин
Все ее удовольствия
Ринат Валиуллин
Сукалюбовь
Ринат Валиуллин
Не складывается – вычитай
Ринат Валиуллин
В каждом молчании своя истерика
Ринат Валиуллин
О проекте
Что такое MyBook
Правовая информация
Правообладателям
Документация
Помощь
О подписке
Купить подписку
Бесплатные книги
Подарить подписку
Как оплатить
Ввести подарочный код
Библиотека для компаний
Настройки
Другие проекты
Издать свою книгу
MyBook: Истории
«Пятый сезон» Н. К. Джемисина
«Зима, весна, лето, осень; Смерть — пятая и повелительница всех».
Роман Н. К. Джемисина Пятый сезон — поразительно оригинальный фантастический роман. Действие происходит в Неподвижности, континенте, управляемом Империей Санзед, в мире, страдающем от постоянного движения тектонических плит, вызывающего частые разрушительные землетрясения и извержения вулканов. Есть люди, называемые орогенами, которые могут манипулировать силой земли, заставляя неподвижных бояться и ненавидеть их, людей без этой силы. Джемисин использует эту необычную обстановку, чтобы рассказать историю, которая является частью фантастического квеста, частью истории выживания после апокалипсиса. В основе всего этого и придания ему редкой страсти и интенсивности лежит ее искусное исследование рабства, дегуманизации и соучастия. Следя за тремя женщинами-орогенами на разных этапах их жизни, она показывает, как скрыто, так и явно, как группы людей подвергаются порабощению и насилию. На данный момент это ее самая мощная гневная работа.
В книге рассказывается история Эссун, женщины-орогена, которая обнаруживает, что ее муж убил ее сына и похитил ее дочь, как раз в тот момент, когда разразился конец света.
В нем также рассказывается много лет назад история Дамайи, ребенка, родители которого отдают ее Хранителю точки опоры, когда обнаруживают, что она ороген. В промежутках между этими периодами времени Сиенит, ороген с пятью кольцами, обученный Фулкрамом, отправляется на обычную миссию с мощным орогеном с десятью кольцами Алебастром, поскольку Фулкрам надеется скрестить их двоих.
Пятый сезон Структурная смелость продемонстрирована в главах Эссуна, написанных от второго лица, в то время как главы Дамайи и Сиенита написаны от третьего лица. Второе лицо редко используется для рассказа историй, и его использование здесь бросается в глаза. Это приводит к тому, что разделы Эссун становятся более непосредственными, поскольку читатель вынужден разделять ее точку зрения, когда он читает текст, адресованный ей неизвестным голосом. Он украдкой раскрывает глубины характера рассказчика, как только читатель выясняет, кто это. Он также увязывает книгу в хронологическом порядке: история Эссуна является основной повествовательной нитью, а две другие нити обеспечивают историю и контекст.
Сосредоточив внимание на различных стадиях и фазах жизни орогенов, Джемисин не только подробно описывает жизнь своих персонажей, но и исследует различные виды давления, силы и ограничения, накладываемые на орогены обществом, которое рассматривает их скорее как монстров и оружие. чем как люди. Одна из первых вещей, которые делает Хранитель Дамайи Шаффа после того, как забрала ее у родителей, — это рассказывает ей историю, в которой ороген является злодеем. Это важно, поскольку знаменует собой начало кампании Стражей по систематическому эмоциональному и физическому насилию, направленной на то, чтобы переписать мировоззрение Дамайи так, чтобы она видела себя монстром, неспособным позаботиться о себе, не причиняя вреда другим людям. Это ключевой способ, с помощью которого Империя Санзед контролирует орогены; сломив их волю и уверенность в себе, чтобы, несмотря на свои великие силы, они выполняли приказы.
Сиенит вынуждена заниматься проституцией с Алебастром, потому что Фулкрум хочет использовать любых могущественных детей, которые могут появиться при скрещивании двух могущественных орогонов.
Fulcrum снова иллюстрирует способы, которыми орогены контролируются обществом Sanzed; orogenes могут занимать руководящие посты в организации, но поскольку к ним относятся как к гражданам второго сорта, они должны не только демонстрировать исключительный талант, мастерство и преданность делу, но и доказывать, что будут делать все, что от них потребует Фулкрам, сколько бы они ни делали. может не хотеть. Рассчитывая на отдаленную возможность занять позицию с небольшим количеством свободы воли и уважением перед Сиенит, Фулкрум может манипулировать ею, заставляя делать все, что ему заблагорассудится.
Разведение орогенов, похожих на животных, также служит тактикой их дегуманизации, чтобы стиллы не считали их людьми и усиливали их социальный контроль над ними. Эссун — ороген, живущая в небольшой деревне, которая давно превратилась в тишину, но когда землетрясение обнажает ее и ее детей как орогенов, ее сына убивает ее муж, а ее друзья и соседи восстают против нее. Джемисин исследует сильный, укоренившийся страх и ненависть на уровне общества, из-за которого отец может убить собственного ребенка, и соучастие всего общества в создании этой культуры страха и ненависти.
Жители деревни Эссун не все плохие люди, и действительно, некоторые из них пытаются помочь ей сбежать из деревни, прежде чем другие убьют ее, но они все же в определенной степени ответственны за подсознательную инаковость целого народа, за то, что позволили этому страху и предрассудки гноятся и растут, пока не прорвутся бурно.
Книга беспощадно описывает ужасы, которые власть предержащие обрушивают на тех, кого они считают недочеловеками. Джемисин интересуется тем, как дегуманизация позволяет людям делать совершенно предосудительные с моральной точки зрения вещи, и она неуклонно исследует это, особенно в том, как Империя Санзедов обращается с детьми-орогенами. Их забирают у родителей, над ними издеваются, а если они не могут оказаться полезными, их убивают или того хуже. Это контрастирует с врожденной привилегией детей, находящихся у власти в Империи; когда Дамайя встречает одного из них, она обнаруживает, что совершенно не может понять, каково это жить в страхе, и ее беспечное мужество почти стоит Дамайе жизни, но почти не имеет последствий для рассматриваемого ребенка.
Общество в Пятом сезоне всегда находится на грани краха из-за постоянной и непредсказуемой угрозы сезонов. Джемисин исследует, как эта атмосфера паранойи и страха повлияет на любое общество, которому удалось выжить в этих катаклизмах. Интересным образом это проявляется в утилитарном взгляде общества не только на орогены, но и на всех людей. Людям в книге Джемисина даются отчества, отражающие их таланты и навыки, например, Новатор для творческих людей, которые могут предлагать новые решения, Заводчик для плодовитых людей или обладающих желаемыми генетическими чертами, Устойчивый для людей с естественным иммунитетом к различным заболеваниям. , а в нижней части кучи, перед орогенами, Strongbacks, чернорабочие. В зависимости от вашего псевдонима к вам относятся с разной степенью уважения, и это может даже повлиять на вероятность того, что вы будете изгнаны из своего сообщества, чтобы умереть от голода в сезон, когда ресурсы ограничены. Подобно трактовке орогенов, этот взгляд на ценность людей, основанный на том, насколько полезными они воспринимаются, основан на страхе, и Джемисин проводит параллели между обществом, которое имеет такое низкое, редукционистское представление о человеческой ценности, и тем, как это отражается на образом, к орогенам относятся не как к людям, а как к опасным орудиям.
Пятый сезон – это интересная смесь жанров, в которой постапокалиптическая научная фантастика сочетается с фэнтези. Действие большинства постапокалиптических историй происходит в реальном мире, и они обретают большую часть своей силы и могущества, действуя как предупреждение о том, что может случиться с нами в будущем, если мы как общество сделаем определенный выбор. Многое из того, что заставляет их проникать нам под кожу, — это признание того, что элементы нашего собственного общества экстраполированы или вышли из-под контроля. Амбициозно и необычно разворачивать постапокалиптический сюжет в фэнтезийном романе о вторичном мире. Автор должен создать привлекательный воображаемый сеттинг, отличный от нашего мира, а также посеять семена его разрушения таким образом, чтобы он отражал страхи и неврозы нашего собственного мира.
Джемисин решает эти проблемы двумя важными способами. Неподвижность работает как фэнтезийный сеттинг, потому что это обширное странное полотно, полное странностей и чудес, с гигантскими плавающими хрустальными обелисками и таинственными подземными кристаллическими городами, оставленными исчезнувшими цивилизациями.
Но в то же время Джемисин интегрирует элементы геологической науки, чтобы обосновать полет своей фантазии. От того факта, что металл не используется в строительстве, потому что он изгибается, корродирует и ржавеет, в отличие от камня, до факта, что существует научная причина, почему мир Неподвижности более подвижен и нестабилен, чем наш, Джемисин явно долго думала. и усердно относится к реалиям и механике своего мира, делая его максимально реалистичным.
Циклы разрушения и возрождения, создаваемые частыми временами года, также придают «Неподвижности» большую историческую глубину, чем многие фэнтезийные книги. Вместо одного конфликта с Темным Лордом, эхом отдающегося в веках, история «Неподвижности» бурная и разнообразная, наполненная взлетами и падениями, взлетами и падениями. Еще одна причина, по которой амбициозный проект Джемисин работает, заключается в том, что она понимает людей. Не только ее персонажи, но и ее общества богато нарисованы и ярко конкретизированы. Существуют очевидные параллели между трактовкой орогенов в «Пятом сезоне» и порабощением и угнетением афроамериканцев, а также социальными и культурными силами, действующими в книге Джемисин, истины, которые она рассказывает о том, как Империи жестоко обращаются с теми, кого они боятся, и контролируют их.
уместны, потому что они отражают и резонируют с теми, кто живет в нашем собственном мире.
Страсть Джемисин к человечеству также отражена в легком разнообразии книги. Неподвижность населена людьми разных рас. Орогены могут быть из любого из них. Пятый сезон может рассказать много интересного о расах, как на переднем плане с трактовкой орогенов, так и на заднем плане деталей мира. Преимущество безжалостно утилитарного взгляда на человечество со стороны обществ в «Неподвижности» означает, что они не могут позволить себе быть придирчивыми к расе, если вы можете выполнять работу, которая вам полезна, если только вы не ороген. Однако книга затрагивает то, как Империя Санзеда распространяла свои идеалы красоты и эстетики среди завоеванных ею сообществ, тонкие и неутонченные пути, которыми идеалы Санзеда пришли на смену идеалам первоначального сообщества.
Книга также исследует сексуальность, изображая здоровые и не подвергающиеся стигматизации гомосексуальные, бисексуальные и полиамурные отношения, а также трансгендерную женщину, чья личность как таковая принимается другими персонажами просто как часть того, кто она есть.
Опять же, все это связано с борьбой против ограничивающих взглядов человечества, поощряемых Империей, и с тем, что человечество всегда сложнее и интереснее этого.
На протяжении всей книги мы узнаем, что в мире есть и другие разумные существа, таинственных пожирателей камней боятся и ненавидят почти так же, как орогенов. Они не эксплуатируются Империей, поскольку их невозможно контролировать, но даже орогены считают их пугающими, почти мифическими монстрами. Однако Джемисин аккуратно опровергает это, раскрывая в конце рассказчика, что демонстрирует глубину сочувствия и эмоциональной связи пожирателей камней с человечеством. Джемисин показывает, что, в конце концов, пожиратели камней тоже люди, со всей человеческой способностью любить и ненавидеть.
Нравится:
Нравится Загрузка…
ПЯТЫЙ СЕЗОН Н. К. Джемисина
Новая фэнтезийная трилогия автора, номинированного на премию «Хьюго, Небьюла и мир фэнтези» Н.К. Джемисин.
ПРОЛОГ: вы здесь
НАЧНЕМ С КОНЦА СВЕТА, почему бы и нет? Покончим с этим и перейдем к более интересным вещам.
Во-первых, личная концовка. Есть одна вещь, о которой она будет думать снова и снова в ближайшие дни, когда она представляет, как умер ее сын, и пытается разобраться в чем-то столь изначально бессмысленном. Она накроет изломанное тельце Уче одеялом — кроме его лица, потому что он боится темноты, — и сядет рядом, оцепеневшая, и не обратит внимания на мир, который кончается снаружи. Мир внутри нее уже закончился, и ни один из концов не в первый раз. Она уже старая шляпа в этом.
Что она думает тогда и после этого: Но он был свободен.
И именно ее горькое, усталое «я» отвечает на этот почти-вопрос каждый раз, когда ее сбитое с толку, потрясенное «я» ухитряется произвести его:
Он не был. Не совсем. Но теперь он будет.
Но нужен контекст. Давайте еще раз попробуем окончание, напишем по-континентальному.
Вот земля.
Это обычное дело. Горы и плоскогорья, каньоны и дельты рек, как обычно. Обыкновенный, за исключением размера и динамичности.
Она много движется, эта земля. Подобно старику, беспокойно лежащему в постели, он вздрагивает и вздыхает, морщится и пукает, зевает и сглатывает. Естественно, жители этой земли назвали его Неподвижность . Это земля тихой и горькой иронии.
У Неподвижности были и другие названия. Когда-то это было несколько других земель. В настоящее время это один огромный неразрывный континент, но в какой-то момент в будущем их снова станет больше, чем один.
Вообще-то очень скоро.
Конец начинается в городе: старейшем, самом большом и великолепном живом городе в мире. Город называется Юменес, и когда-то он был сердцем империи. Он по-прежнему является сердцем многих вещей, хотя империя несколько увяла за годы, прошедшие с момента ее первого расцвета, как это бывает с империями.
Юменес уникален не только из-за своего размера. В этой части света много крупных городов, связанных цепью вдоль экватора, как континентальный пояс. В других частях мира деревни редко превращаются в города, а города редко становятся городами, потому что все подобные государства трудно сохранить, когда земля пытается их съесть… но Юменес оставался стабильным на протяжении большей части своих двадцати семи столетий.
Юменес уникален тем, что только здесь люди осмелились строить не ради безопасности, не ради комфорта, даже не ради красоты, а ради храбрости. Стены города представляют собой шедевр тонкой мозаики и тиснения, подробно описывающий долгую и жестокую историю его народа. Массивные массы его зданий перемежаются огромными высокими башнями, похожими на каменные пальцы, фонарями ручной работы, работающими от современного чуда гидроэлектроэнергии, изящно изогнутыми мостами, сотканными из стекла и дерзости, и архитектурными сооружениями, называемыми 9.0008 балконов
Тем не менее, они стоят, как и стояли, на протяжении поколений. В центре города находится много высоких зданий, поэтому неудивительно, что одно из них больше и смелее всех остальных вместе взятых: массивное сооружение, основанием которого является звездчатая пирамида из обсидианового кирпича с высокой точностью. Пирамиды — самая стабильная архитектурная форма, а это число пирамид, умноженное на пять, почему бы и нет? А поскольку это Юменес, огромная геодезическая сфера, граненые стены которой напоминают полупрозрачный янтарь, находится на вершине пирамиды и, кажется, слегка балансирует там, хотя на самом деле каждая часть конструкции направлена на единственную цель — поддерживать ее. Это выглядит ненадежно; это все, что имеет значение.
Черная Звезда — это место, где лидеры империи встречаются, чтобы заняться своими лидерскими делами. Янтарная сфера — это место, где они держат своего императора, бережно сохраненного и совершенного. Он бродит по его золотым залам в благородном отчаянии, делая то, что ему говорят, и страшась того дня, когда его хозяева решат, что его дочь делает лучшее украшение.
Между прочим, ни одно из этих мест или людей не имеет значения. Я просто указываю на них для контекста.
Но вот человек, который будет иметь большое значение.
Можете себе представить, как он сейчас выглядит. Вы также можете представить, о чем он думает. Это может быть неверным, просто предположением, но, тем не менее, существует определенная доля правдоподобия. Судя по его последующим действиям, в этот момент у него в голове могло быть только несколько мыслей.
Он стоит на холме недалеко от обсидиановых стен Черной звезды. Отсюда он может увидеть большую часть города, почувствовать запах его дыма, потеряться в его бормотании. Внизу по одной из асфальтовых дорожек идет группа молодых женщин; холм находится в парке, очень любимом горожанами. ( Держите зеленую землю внутри стен, советует каменоломни, но в большинстве общин земля засеяна бобовыми и другими культурами, обогащающими почву. Только в Юменесе Гренландия преображается.) Женщины смеются над чем-то, что сказала одна из них, и звук доносится до мужчины с попутным ветром.
Он закрывает глаза и смакует слабое тремоло их голосов, слабую эхо их шагов, подобное взмахам крыльев бабочек по его сессапинам. Заметьте, он не может определить всех семи миллионов жителей города; он хороший, но не настолько. Большинство из них, хотя, да, они есть. Здесь . Он дышит глубоко и становится приспособлением земли. Они наступают на нити его нервов; их голоса шевелят тонкие волоски его кожи; их дыхание сотрясает воздух, который он втягивает в легкие. Они на нем. Они в нем.
Но он знает, что он не один из них и никогда им не будет.
«Знаете ли вы, — говорит он в разговоре, — что первое каменное знание на самом деле было , написанным на камне ? Чтобы его нельзя было изменить в угоду моде или политике. Чтобы он не стирался».
«Я знаю», — говорит его спутник.
«Hnh. Да, вы, наверное, были там, когда его впервые установили, я забыл. Он вздыхает, глядя, как женщины исчезают из виду. «Любить тебя безопасно. Ты не подведешь меня. Вы не умрете.
И я заранее знаю цену».
Его спутник не отвечает. На самом деле он не ожидал ответа, хотя часть его надеялась. Он был так одинок.
Но надежда неуместна, как и многие другие чувства, которые, как он знает, принесут ему только отчаяние, если он снова задумается о них. Он достаточно обдумал это. Время дизеринга прошло.
«Заповедь, — говорит мужчина, разводя руками, — высечена в камне».
Представьте, что у него лицо болит от улыбки. Он улыбается уже несколько часов: стиснув зубы, оттянув губы, сморщив глаза так, что видны гусиные лапки. Есть искусство улыбаться так, чтобы другие поверили. Всегда важно включать глаза; иначе люди узнают, что вы их ненавидите.
«Вырезанные слова абсолютны».
Он ни с кем конкретно не разговаривает, но рядом с мужчиной стоит какая-то женщина. Ее подражание человеческому полу только поверхностное, вежливость. Точно так же свободное платье, похожее на драпировку, которое она носит, не из ткани. Она просто изменила часть своей жесткой субстанции, чтобы она соответствовала предпочтениям хрупких смертных существ, среди которых она в настоящее время перемещается.
Издалека иллюзия сработает, выдавая ее за женщину, стоящую на месте, по крайней мере, на какое-то время. Однако вблизи любой гипотетический наблюдатель заметил бы, что ее кожа — белый фарфор; это не метафора. Как скульптура она была бы прекрасна, хотя и слишком реалистична для местных вкусов. Большинство юменесценцев предпочитают вежливую абстракцию вульгарной действительности.
Когда она поворачивается к мужчине — медленно; пожиратели камней медлительны над землей, за исключением тех случаев, когда это не так — это движение выталкивает ее за пределы искусной красоты в нечто совершенно иное. Мужчина к ней привык, но даже так, он не смотрит на нее. Он не хочет, чтобы отвращение испортило момент.
«Что ты будешь делать?» — спрашивает он ее. «Когда это будет сделано. Поднимется ли ваш вид из-под обломков и заберет мир вместо нас?»
«Нет, — говорит она.
«Почему бы и нет?»
– Мало кому из нас это интересно. В любом случае, ты все равно будешь здесь».
Мужчина понимает, что она имеет в виду вас во множественном числе. Ваш вид. Человечество. Она часто обращается с ним так, как будто он представляет весь свой вид. Он делает то же самое с ней. — Ты говоришь очень уверенно.
На это она ничего не говорит. Пожиратели камней редко утруждают себя констатацией очевидного. Он рад, потому что ее речь и так раздражает его; он не сотрясает воздух, как человеческий голос. Он не знает, как это работает. он не забота о том, как она работает, но он хочет, чтобы она молчала сейчас.
Он хочет все молчит.
«Конец», — говорит он. «Пожалуйста.»
И затем он тянется вперед со всем прекрасным контролем, который мир промыл ему мозги, ударил в спину и ожесточил, и со всей чувствительностью, которую его хозяева взрастили в нем поколениями изнасилования, принуждения и крайне неестественного отбора. Его пальцы растопыриваются и дергаются, когда он чувствует несколько отражающихся точек на карте своего сознания: его товарищи-рабы.
Итак, он тянется вглубь и хватается за жужжание, постукивание, суету, реверберацию, рябь, бескрайность города, за более тихую скалу под ней и за бурлящий вихрь жара и давления под ней. Затем он широко протягивает руку, хватая большой скользящий кусок земной оболочки, на котором сидит континент.
Наконец, он поднимает руку. Для власти.
Он берет все это, и пласты, и магму, и людей, и власть, в свои воображаемые руки. Все. Он держит его. Он не один. Земля с ним.
Затем он ломает его .
Вот Неподвижность, которой не бывает даже в хороший день.
Теперь он рябит, реверберирует в катаклизме. Теперь есть линия, примерно с востока на запад и слишком прямая, почти аккуратная в своей явной неестественности, охватывающая экватор земли в обхвате.
Исходной точкой линии является город Юменес.
Линия глубокая и грубая, рана в самое сердце планеты. Магматические колодцы бьют по его следу, свежая и светящаяся красным. Земля хорошо исцеляет себя. Эта рана быстро затянется с геологической точки зрения, а затем очищающий океан пойдет по своей линии и разделит Тишину пополам на две земли. Однако до тех пор, пока это не произойдет, рана будет гноиться не только жаром, но и газом и песком, темным пеплом — достаточным, чтобы закрыть небо на большей части лица Безмолвия в течение нескольких недель. Повсюду растения умрут, и животные, которые от них зависят, будут голодать, и животные, которые их едят, будут голодать. Зима придет рано, сурово и продлится долго-долго. Это закончится, конечно же, как и любая зима, и тогда мир вернется к своему прежнему состоянию. В конце концов.
В конце концов.
Люди Неподвижности живут в состоянии постоянной готовности к стихийным бедствиям. Они построили стены, вырыли колодцы и убрали еду, и они легко могут прожить пять, десять, даже двадцать пять лет в мире без солнца.
В конце концов означает в данном случае через несколько тысяч лет .
Смотри, облака пепла уже распространяются.
Пока мы делаем вещи континентальные, планетарные, мы должны рассмотреть обелиски, которые парят над всем этим.
У обелисков когда-то были другие названия, когда они были впервые построены, развернуты и использованы, но никто не помнит ни этих имен, ни назначения великих устройств. Воспоминания хрупки, как сланец в Тишине. На самом деле, в наши дни на вещи вообще особо никто не обращает внимания, хотя они и огромные, и красивые, и немного пугающие: массивные кристаллические осколки, парящие среди облаков, медленно вращающиеся и дрейфующие по непонятным траекториям полета, то и дело расплывающиеся. как будто они не совсем реальны — хотя это может быть только игрой света. (Это не так.) Очевидно, что обелиски не являются чем-то естественным.
Столь же очевидно, что они не имеют значения. Удивительно, но бесцельно: просто еще один надгробный памятник еще одной цивилизации, успешно уничтоженной неустанными усилиями Отца-Земли.
Таких пирамид по всему миру множество: тысячи разрушенных городов, миллион памятников героям или богам, о которых никто не помнит, несколько десятков мостов в никуда. Такими вещами не стоит восхищаться, гласит общепринятая мудрость в Неподвижности. Люди, которые строили эти старые вещи, были слабыми и умерли, как неизбежно должны были умереть слабые. Еще хуже то, что они не удалось . Те, кто построил обелиски, просто потерпели неудачу больше, чем большинство.
Но обелиски существуют, и они играют роль в конце света, поэтому заслуживают внимания.
Вернуться в личный кабинет. Нужно держать вещи заземлены, ха-ха.
Женщина, о которой я упоминал, у которой умер сын. К счастью, ее не было в Юмене, иначе это был бы очень короткий рассказ. И тебя бы не было.
Она в городе под названием Тиримо. На языке Неподвижности город — это одна из форм comm, или сообщество — но в коммуникациях Тиримо едва ли достаточно велик, чтобы заслужить это имя. Тиримо находится в одноименной долине, у подножия гор Тиримас.
Ближайший водоем — прерывистый ручей, который местные жители называют Маленькая Тирика. В языке, который больше не существует, за исключением этих сохранившихся лингвистических фрагментов, eatiri означает «тихий». Тиримо далек от сверкающих, стабильных городов Экваториала, поэтому люди здесь строят для неизбежности встрясок. Здесь нет искусных башен или карнизов, только стены, сложенные из дерева и дешевого коричневого местного кирпича на фундаменте из тесаного камня. Никаких асфальтированных дорог, только травянистые склоны, разделенные пополам грунтовыми дорожками; лишь некоторые из этих дорожек выложены деревянными досками или булыжниками. Это мирное место, хотя катаклизм, который только что произошел в Юменесе, вскоре пошлет сейсмическую рябь на юг, чтобы сравнять с землей весь регион.
В этом городе есть такой же дом, как и все остальные. Этот дом, стоящий на одном из этих склонов, представляет собой не более чем яму, вырытую в земле, которая была выложена глиной и кирпичами, чтобы сделать ее водонепроницаемой, а затем покрыта крышей из кедра и дерна.
Утонченные люди Юменеса смеются (смеются) над такими примитивными раскопками, когда вообще изволят (изволили) говорить о таких вещах, — но для людей Тиримо жить в земле так же осмысленно, как и просто. Сохраняет прохладу летом и тепло зимой; устойчив к встряскам и штормам.
Женщину зовут Эссун. Ей сорок два года. Она похожа на большинство женщин мидлатов: высокая, когда стоит, с прямой спиной и длинной шеей, с бедрами, на которых легко рождаются двое детей, и грудью, которая легко их кормит, и широкими гибкими руками. Крепкий на вид, хорошо сложенный; такие вещи ценятся в Тишине. Ее волосы свисают вокруг лица густыми сросшимися локонами, каждый размером с ее мизинец, черные на кончиках переходят в коричневые. Ее кожа неприятно коричнево-коричневая по одним меркам и неприятно бледно-оливковая по другим. Мидлаты-монгрелы, юменесцены называют (называют) таких, как она, — в них достаточно Санзеда, чтобы показать, но недостаточно, чтобы рассказать.
Мальчик был ее сыном. Его звали Уче; ему было почти три года.
Он был мал для своего возраста, большеглаз и с носом-пуговицей, развит не по годам, с милой улыбкой. Ему не хватало ни одной из черт, которые человеческие дети использовали, чтобы завоевать любовь своих родителей с тех пор, как вид эволюционировал в сторону чего-то, напоминающего разум. Он был здоров и умен, и он должен быть еще жив.
Это был логово их дома. Это была уютная и тихая комната, где вся семья могла собраться и поговорить, или поесть, или поиграть в игры, или пообниматься, или пощекотать друг друга. Ей нравилось кормить здесь Уче. Она думает, что он был зачат здесь.
Отец забил его здесь до смерти.
А теперь последняя часть контекста: день спустя, в долине, которая окружает Тиримо. К этому времени уже пронеслись первые отголоски катаклизма, хотя потом будут и отголоски.
В самом северном конце этой долины разруха: сломанные деревья, поваленные скалы, свисающая завеса пыли, которая не рассеялась в неподвижном воздухе с оттенком серы. Там, где ударила первоначальная ударная волна, ничего не осталось: это был своего рода толчок, который сотрясает все на куски и раскалывает эти куски в гальку.
Есть и тела: мелких животных, которые не могли убежать, оленей и других крупных зверей, которые запнулись в своем бегстве и были раздавлены обломками. Некоторые из последних — это люди, которым не повезло, и они путешествовали по торговой дороге не в тот день.
Разведчики из Тиримо, пришедшие сюда, чтобы осмотреть повреждения, не перелезли через обломки; они просто смотрели на него сквозь длинные глаза с оставшейся дороги. Они были поражены тем, что остальная часть долины — часть собственно Тиримо, несколько миль в каждом направлении, образующая почти идеальный круг — осталась невредимой. Ну правда, не чудили, точно. Они посмотрели друг на друга с мрачной тревогой, потому что всем известно, что означает такое очевидное счастье. Ищите центр круга, Стоунлор предостерегает. Где-то в Тиримо есть рогга.
Страшная мысль. Но еще более ужасающими являются знаки, идущие с севера, и тот факт, что вождь Тиримо приказал им собрать как можно больше свежих туш животных на обратном пути.
Мясо, которое не испортилось, можно высушить, меха и шкуры содрать и вылечить. На всякий случай.
В конце концов разведчики уходят, на всякий случай думая о . Если бы они не были так озабочены, они могли бы заметить объект, сидящий у подножия только что сколотого утеса, ненавязчиво устроившийся между накренившейся корявой елью и потрескавшимися валунами. Объект должен был быть примечателен своими размерами и формой: почковидный продолговатый из крапчатого халцедона, темно-зелено-серый, заметно отличающийся от более светлого песчаника, окружающего его. Если бы они подошли, чтобы встать рядом с ним, они бы заметили, что он был высотой по грудь и почти в длину человеческого тела. Если бы они коснулись его, они могли бы быть очарованы плотностью поверхности объекта. Это тяжелая на вид штука с железным запахом, напоминающим ржавчину и кровь. Они бы удивились, если бы были теплыми на ощупь.
Вместо этого вокруг никого нет, когда объект слабо стонет, а затем раскалывается, аккуратно расщепляясь вдоль своей длинной оси, как если бы он был распилен.
Когда это происходит, раздается громкий крик-шипение выходящего тепла и сжатого газа, который заставляет всех ближайших выживших лесных существ бежать в укрытие. В почти мгновенном мерцании из краев трещины льется свет, что-то вроде пламени и что-то вроде жидкости, оставляя обожженное стекло на земле вокруг основания объекта. Затем объект долго растет неподвижно. Охлаждение.
Прошло несколько дней.
Через некоторое время что-то отталкивает объект изнутри и проползает несколько футов, прежде чем рухнуть. Проходит еще один день.
Теперь, когда он остыл и раскололся, на внутренней поверхности объекта образовалась корка из кристаллов неправильной формы, некоторые из которых были мутно-белыми, а некоторые красными, как венозная кровь. Тонкие бледные лужицы жидкости возле дна полости каждой половины, хотя большая часть жидкости, содержащейся в жеоде, впиталась в землю под ней.
Тело, которое содержалось в жеоде, лежит лицом вниз среди камней, обнаженное, его плоть сухая, но все еще дышит от явного истощения.
Однако постепенно он выпрямляется. Каждое движение преднамеренное и очень, очень медленное. Это займет много времени. Как только он оказывается в вертикальном положении, он медленно спотыкается о жеоду и прислоняется к ее массиву, чтобы удержаться. Скрепленный таким образом, он медленно наклоняется и проникает внутрь него. Внезапным резким движением он отламывает кончик красного кристалла. Это небольшой кусочек, размером с виноградину, зазубренный, как битое стекло.
Мальчик — именно на это он похож — кладет это в рот и жует. Шум от этого тоже громкий: скрежет и грохот эхом разносятся по поляне. Через несколько мгновений он сглатывает. Затем он начинает сильно дрожать. Он на мгновение обхватывает себя руками, издавая тихий стон, как будто ему вдруг пришло в голову, что он голый и холодный, и это ужасно.
С усилием мальчик восстанавливает контроль над собой. Он лезет в жеоду — теперь двигаясь быстрее — и вытаскивает еще больше кристаллов. Он кладет их небольшой кучей на объект, когда вырывает их.