Коллективные галлюцинации: Коллективные галлюцинации — Энциклопедия заблуждений

Содержание

Массовые галлюцинации: научное объяснение

В 1885 году во время эпидемии холеры многие жители деревни неподалеку от Неаполя видели Мадонну в черном одеянии, которая молилась за людей у часовни на холме. Видение было настолько явным, что слухи об этом начали распространяться по всей округе. Правительство приняло решение переместить часовню; на холме же расположились итальянские карабинеры – лишь это помогло избавить людей от видения.

Деревенские жители, как мы понимаем сейчас, вовсе не были свидетелями чуда и не сошли с ума в один и тот же момент. Данная история стала одним из известнейших исторических примеров массовой галлюцинации [1].

Определение галлюцинаций

Галлюцинация — это образ, возникающий в сознании при отсутствии внешнего раздражителя органов чувств и качественно схожий с реально воспринимаемым объектом. Галлюцинация воспринимается человеком словно реальный объект, возникший во внешнем мире, и может вызываться самыми разнообразными причинами. К примеру, органическими поражениями головного мозга, аффективными и диссоциативными расстройствами, шизофренией. Очень редко галлюцинации могут возникать у здоровых людей (при сильном переутомлении, а также при засыпании или пробуждении) [2].

Коллективные галлюцинации – совершенно иная тема. Очевидно, что органические патологии у группы людей, проявляющиеся совершенно одинаково, исключаются; также маловероятно, что все, испытавшие массовую галлюцинацию, больны шизофренией. В чем же объективные причины этого явления?

Возможные причины массовых галлюцинаций

В. М. Бехтерев в качестве благоприятного условия для развития массовых галлюцинаций называет господствующие в сознании людей одинаковые настроения, идеи одного и того же рода. И вновь вспомним вышеописанный случай с образом Мадонны – измотанные и обессиленные, люди находились в одинаково стрессовых условиях и, можно предположить, их мысли и настроения во многом сходились. Кроме того, жители той деревни были очень религиозными. Им, можно сказать, было необходимо во что-то верить – так и возникла Мадонна у часовни.

Известна также история фрегата «Belle-Poule» и корвета «Berceau», французских военных судов, в 1846 году попавших на море в шторм неподалеку от островов Соединения. В какой-то момент фрегат потерял корвет из виду. Даже в условленном для встречи месте «Berceau» не было. Экипажу «Belle-Poule» пришлось ждать каких-либо новостей о товарищах целый месяц – в беспокойстве и полной неизвестности. Все разговоры и мысли неизбежно сводились к пропавшему судну. Пока однажды днем сигналист не сообщил, что увидел, судя по очертаниям, корабль без мачт, дрейфующий у берегов.

После месяца неизвестности этого неопределенного описания было достаточно, чтобы внушить людям мысль о корвете. Возбуждение и тревога, накапливавшаяся целый месяц, в те часы достигла своего пика. К корвету экстренно отправился на помощь крейсер на рейде и увидел вместо корабля шлюпки, буксирующие плот с людьми. Напряжение нарастало – выяснялись все более пугающие подробности о людях на плоту. Моряки на крейсере даже слышали мольбы и крики спасшихся на плоту, заглушаемые волнами. Однако, подплыв ближе, они увидели только деревья, вырванные с берега во время шторма. Шлюпок, плота и людей там не было.

Конформность – податливость человека реальному или воображаемому давлению группы, проявляющаяся в изменении его поведения и установок в соответствии с первоначально не разделявшейся им позицией большинства [10]. Конформность – это не всегда плохо, ведь именно она помогает нам усваивать социальные нормы и законы. В случае же с массовыми галлюцинациями конформность работает как нежелание и даже страх выделиться в случае, если усомниться в существовании вещей и явлений, видимых большинством.

Высокая степень внушаемости – склонности субъекта к непроизвольной податливости воздействиям других людей, их советам, указаниям, даже если они противоречат его собственным убеждениям и интересам. Как мы понимаем, внушаемые люди сами по себе гораздо легче перенимают настроение других, заражаются их взглядами и привычками, а также ошибками восприятия.

На внушаемость влияет:

тип нервной системы;
низкая самооценка;
нежелание либо неумение брать на себя ответственность;
доверчивость;
суеверность и вера;
мечтательность, склонность к фантазированию;
неустойчивость убеждений, нехватка критичности мышления [4].

Однако внушаемость может проявляться ситуативно, в зависимости от ряда внешних и внутренних факторов – к примеру, нестабильного эмоционального состояния [3].

Напряженная обстановка, повышенная эмоциональность людей. В частности, этот фактор спровоцировал и описанную выше коллективную галлюцинацию с плотом. Длительное напряженное ожидание и нарастающее беспокойство за экипаж корвета явились теми общими условиями, которые стали базой для появления и распространения массовой галлюцинации.

Также в 1897 году немецким психологом Эдмундом Пэришем была описана массовая галлюцинация, случившаяся на корабле. Произошло это после внезапной смерти повара, поразившей многих пассажиров.

Его тело, по морскому обычаю, было опущено в воду и ту же ночь несколько человек видели призрак, характерно прихрамывающий на одну ногу. Наутро после массовых тревог выяснилось, что это был всего лишь обломок корабля, покачивавшийся на волнах. Так, эмоционально насыщенный день создал условия для повышения внушаемости пассажиров [5].

Перцептивная установка – готовность определенным образом (беспристрастно или предвзято) отреагировать на стимуляцию, организованную определенным образом [7]. Следовательно, человек, имеющий ту или иную перцептивную установку, будет готов воспринимать что-либо определенным образом – и, конечно, с высокой долей вероятности увидит именно то, на что рассчитывает. В. М. Бехтерев описывал случай религиозной массовой галлюцинации со слов врача М. И. Никитина. На дне колодца многие верующие увидели лик божества, которому поклонялись, некоторым даже показалось, что образ двигался и махал им рукой. Это происшествие подействовало на них очень воодушевляюще, пока к колодцу не подошла женщина, которой ничего не было известно о том, что ей «следовало» увидеть в воде. Когда женщина сказала, что видит на дне колодца только камни, массовая галлюцинация рассеялась.

Этот механизм упоминался с оттенком иронии еще У. Шекспиром в пьесе «Гамлет»:

«Гамлет. Вы видите вон то облако, почти что вроде верблюда?
Полоний. Ей-богу, оно действительно похоже на верблюда.
Гамлет. Но, по-моему, оно похоже на ласточку.
Полоний. У него спина, как у ласточки.
Гамлет. Или как у кита?
Полоний. Совсем как у кита.» [8, С. 89]

Измененное состояние сознания. К примеру, в практике некоторых религиозных организаций деструктивной направленности для внушения коллективных галлюцинаций используются психоактивные вещества (наркотики, алкоголь, галлюциногены) – это отмечает кандидат педагогических наук Мухина Т. К. [9].

Эффект Манделы и массовые галлюцинации

Эффект Манделы (ложные воспоминания) примечателен тем, что по нему пока нет ни одного серьезного исследования. Однако, только появившись, он успел привлечь к себе внимание. Эффект назван по фамилии президента ЮАР Нельсона Манделы, после смерти которого в 2013 году тысячи людей по всему миру очень удивились. По их воспоминаниям, Мандела умер еще в 80-х годах прошлого века, после пыток в тюрьме – и они в правильности своих воспоминаний уверены.

Впрочем, помимо «несостыковки» с реальной датой смерти президента ЮАР, вскоре нашлись и многие другие: шоколадная паста «Nutella», вопреки свидетельствам людей, никогда не была двухцветной, логотипы автомобильных марок «Ford» и «Volkswagen» выглядят немного иначе, чем их помнили многие. Даже знаменитая скульптура Родена «Мыслитель» не соответствовала воспоминаниям – изображенный в скульптуре подпирает не лоб кулаком, а подбородок, тыльной стороной ладони.

Поиск наиболее популярных воспоминаний, разнящихся с объективной реальностью, взволновал многих так, что разговоры о них не утихают по сей день, а у увлеченных набрался целый список «неправильных» воспоминаний. Однако эффект Манделы, по сути своей, очень схож с массовой галлюцинацией и развивается примерно по тому же сценарию – люди, испытывающие эффект на себе, вероятнее всего, просто включаются в массовое обсуждение и обмен впечатлениями и подхватывают общую волну идей, наделенную долей загадочности. Об эффекте Манделы мы расскажем подробнее в одной из следующих статей.

Зеркальные нейроны и их роль в проявлении массовых галлюцинаций

Профессор психиатрии и неврологии Марко Якобони – один из первых исследователей, изучавших и описавших зеркальные нейроны. Хотя эта сенсационная тема еще полна загадок и белых пятен, Якобони отмечает – зеркальные нейроны «лежат в сердцевине нашей навигационной системы. Они связывают нас друг с другом умственно и душевно» [11, С. 144]. Иными словами, возможно, ученые нашли ключ к нашей эмпатии, имитации поведения других людей (а, значит, и обучению) [12].

Активность зеркальных нейронов согласуется с активностью лобной, височной и теменной областей головного мозга – причем часть нейронов были активны не только во время выполнения, но и во время наблюдения за действием. По данным Якобони, нарушения работы зеркальных нейронов коррелируют с проявлением расстройств аутистического спектра [11].

Механизм имитации, в частности, лежит и в проявлении коллективных галлюцинаций. Следовательно, основным направлением работы в этой области стоит считать исследования и установление точных функций зеркальных нейронов, их развитие в онто- и филогенезе, роль в социализации человека. Впрочем, открытие зеркальных нейронов уже называют одним из главных за последние десять лет и наиболее перспективным направлением исследований.

Итак, массовые галлюцинации – явление, представляющее безусловный интерес для исследователей, а также для любителей мистики. Это явление, в самой основе которого всегда будет лежать конформизм, определенная установка восприятия, сниженная критичность по отношению к увиденному, а зачастую – и нестабильный эмоциональный фон. Но главное – готовность людей поверить, не только своим глазам, но и глазам другого человека, чтобы быть причастным к чему-то поражающему. Как писал психолог Д. Роклифф: «Где есть вера в чудеса, там всегда будут доказательства их существования. […] Вера производит галлюцинации, а галлюцинации подтверждают убеждение» [6, С. 436].

Список использованных источников:

1. Бехтерев В. М. Внушение и его роль в общественной жизни. — СПб: Питер, 2001. — 256 с.
2. Гельдер М., Гет Д., Мейо Р. Оксфордское руководство по психиатрии. В 2-х томах. – К.: Киев, 1999. — 300 с.
3. Ильин Е. П. Психология общения и межличностных отношений. – СПб.: Питер, 2009. – 576 с.
4. Ильин Е. П. Психология индивидуальных различий: [учебное пособие для вузов] – СПб.: Питер, 2004. – 701 с.
5. Parish E. Hallucinations and illusions. A study of the fallacies of perception. – London, 1897. – 424 pages.
6. Rawcliffe D. H. Occult and Supernatural Phenomena. — Dover Pubns, 1988. – 551 pages.
7. Шиффман Х. Р. Ощущение и восприятие. 5-е изд. – СПб.: Питер, 2004. – 928 с.
8. Шекспир В. Полн. собр. соч.: В 8 т. Том 6. — М.: Искусство, 1960. – 528 с.

9. Мухина Т. К. Применение наркотических веществ в деструктивных религиозных организациях // Общество: социология, психология, педагогика. 2016. №7. — С. 13-15.
10. Карпенко Л. А., Петровский А.В., Ярошевский М. Г. Краткий психологический словарь. — Ростов-на-Дону: «ФЕНИКС». 1998. – 430 с.
11. Якобони М. Отражаясь в людях: Почему мы понимаем друг друга / Марко Якобони; пер. с англ. Л. Мотылев. М.: ООО «Юнайтед Пресс», 2011. – 366 стр.
12. Ramachandran V. S. Mirror neurons and imitation learning as the driving force behind “the great leap forward” in human evolution. – 2000.

Автор: Юлия Матыченко, педагог-психолог, МБОУ Кадетская СОШ2, г. Рубцовск

Редактор: Чекардина Елизавета Юрьевна

Писать или не писать? – вот в чем вопрос https://psychosearch.ru/7reasonstowrite

Как стать партнером журнала ПсихоПоиск? https://psychosearch.ru/onas
Несколько способов поддержать ПсихоПоиск https://psychosearch.ru/donate

Если вы заметили ошибку или опечатку в тексте, выделите ее курсором, скопируйте и напишите нам.

Не понравилась статья? Напиши нам, почему, и мы постараемся сделать наши материалы лучше!

От ликования к галлюцинации: постсоветские коллективные тела | Михаил Рыклин | Библиотечка Эгоиста | Топос

Во время своего пребывания в СССР в 1936 году Андре Жид не уставал
удивляться тому, как много ликующих лиц окружало его. Да и сам
писатель никогда не смеялся так задорно и часто, как на фотографиях,

сделанных в стране коммунистической утопии. Это осталось для Жида
загадкой. Ведь для ликования не было никаких внешних причин: советские
люди были плохо одеты, ничего не знали о внешнем мире, находились
во власти идеологических стереотипов самого низкого пошиба, гомосексуалистов
преследовали как преступников, культ Сталина достиг эпических
размеров и т.д. и т.п.
Логическая ошибка Жида заключалась в том, что он расшифровал ликование
как противоположность страха, высшее проявление немотивированной
радости – на самом деле он столкнулся к крайним проявлением ужаса,
возникшим в условиях Террора. Именно ужас дает санкцию на нечто
похожее на счастье, делает его имитацию неизбежной. Императив
террора: «Попробуй не ликовать и ты умрешь». Мускулатура лица
советского человека была политически нагруженной и принадлежала
не ее обладателю, а партии, которая отбраковывала нежелательные
выражения как свидетельства отклонения от своей генеральной линии.
В нынешней Москве, напротив, преобладают мрачные, озабоченные
лица. Масс-медиа постоянно твердят о том, что Россия переживает
чрезвычайно трудный период, что многие фрустрированы, страдают
от депрессии и пр. Конечно, это не значит, что дела в стране обстоят
хуже, чем в сталинский период. Просто центральная власть утратила
контроль над выражениями лиц своих граждан, и на них стало прочитываться
то, что люди действительно переживают, а не то, что им предписывается
переживать. Какой бы мрачной ни казалась гамма отражающихся на
лицах нынешних россиян эмоций, у них есть одно явное преимущество
перед поколением их дедов: эти эмоции проявляются свободно, их
не «спускают сверху», как это делалось при Сталине.

Русская литература последних лет буквально одержима темой галлюцинаций,
наркотиков и различных видов «искусственного рая». Еще в конце
80-х годов члены группы Медицинская Герменевтика стали массированно
употреблять слова «психоделика» и «галлюциноз». В рамках их художественной
практики эти технические термины фиксировали ситуацию неразличения
между согласованной реальностью и любыми потенциальными мирами,
между тем, что случилось и тем, что еще только может случиться.
В пьесе В. Сорокина “Dostoevsky-trip” наркотическая метафора используется
для критики классической русской литературы (на примере непроизвольного
разыгрывания группой наркоманов монументальной сцены в квартире
Настасьи Филлиповны из романа «Идиот»), которая, будучи своеобразным
галлюциногенным препаратом, тщетно претендовала на изменение мира.
В романах Пелевина прием галлюционогенных веществ и переживание
состояний «сверхсознания» является частью сложной квазибуддийской
проповеди, самым доступным из несовершенных способов преодоления
мира.
Постепенно использование галлюционоза как части художественной,
литературной или религиозной метафоры стало вытесняться обычной
наркоманской литературой с рецептами приготовления препаратов
и банальной поэтизацией следующего за их употреблением галлюциногенного
опыта.
Советский период (не считая короткого кокаинового эпизода в 20-е
годы) прошел под знаком массированного употребления алкоголя.
Пьянство было распространено так широко и, главное, так эффективно
способствовало образованию коллективных тел востребованного тогда,
квазидеревенского, братского типа, что периодически повторявшиеся
попытки бороться с его «крайностями» ни к чему не приводили. За
последние пятнадцать лет алкоголизм потерял значительную долю
своей социальной эффективности, его потеснили новые галлюциногены
(эфедрин, первитин, гашиш, героин, кокаин, псиллоцибин и пр.).
Если ликующие коллективные тела были продуктами и одновременно
носителями террора, то галлюцинации достаются в удел коллективным
телам эпохи распада террористического государства. За ликованием
стоял традиционный способ воспроизведения братства, замыкающийся
на алкоголь (лишь в виде редкого исключения непьющий человек мог
сделать партийную или военную карьеру в советский период). На
новом витке модернизации России, начавшемся в середине 80-х годов
антиалкогольной компанией, спиртные напитки, прежде всего водка,
перестали обеспечивать социальную компенсированность, хотя ими
по-прежнему «увлекаются» наименее урбанизованные слои общества,
образующие коммунистический электорат. С алкоголизмом уже не ассоциируется
социальный успех.
Сравнивая западную литературу о наркотиках (тексты де Квинси,
Бодлера, Хаксли, Берроуза, Кастанеды и многих других) с постсоветскими
текстами аналогичного содержания, нельзя не отметить, что у постсоветских
авторов в высшей степени присутствует сознание галлюциногенного
характера самой социальности, не уступающей в этом отношении
наркотическому опыту в узком смысле слова. Поскольку реальность
воспринимается российскими авторами как не менее, а зачастую более
бредовая, чем пригрезившиеся искусственные миры, эту литературу
можно назвать литературой невозвращения (если под местом возвращения
понимается нечто качественно более стабильное и предсказуемое,
чем греза или фантом). Если для ликующих коллективных тел смерть
индивида является, как писал Бахтин в книге о Рабле, всего лишь
незначимым эпизодом, то галлюцинирующие коллективные тела постсоветского
типа стремятся осуществить смерть уже при жизни. «Торчок [т.е.
наркоман – М.Р.], – читаем в романе «Низший пилотаж», – за годы
широк [ внутривенного введения наркотиков – М.Р.] имеет такой
мощный опыт откидывания копыт, что переход из живого состояния
в мертвое мало что для него значит. И в загробном мире он найдет,
чем втереться [т.е. уколоться – М.Р.]» _ ¹.
Галлюцинирующая индивидуальность имеет все черты приватизированного
коллективного тела. Так как каждая из таких эмбриональных индивидуальностей
претендует дублировать в себе весь мир и для Другого места в нем
просто не остается, самым популярным словом современного русского
языка стало слово «выживание». Все не столько выживают сами, сколько
стараются выжить из своего недавно приватизированного мирка всех
возможных других. В результате известная фраза Сартра «я – это
другой» становится истинной буквально и приобретает зловещий оттенок:
я могу сохранить свою суверенность, лишь поглотив другого, создав
мир, в котором отсутствует сама идея договора (о таком мире по
свежим следам Террора Великой Французской революции грезил еще
маркиз де Сад).
Ликование предполагало полную подконтрольность социальности, репрессивному
«мы»; наказание, как правило, предшествовало проступку, было превентивным.
Трансформировать такие социальные отношения в рыночные, основанные
на опосредовании, договоре и развитой индивидуальности, оказалось
невозможным. Но столь же невозможно и сохранить их в прежнем виде.
Государство сняло с себя значительную часть обязательств перед
гражданами и стало, приватизировав общественный интерес, самым
сильным частным игроком. Несоединимое временно соединилось, образовался
неустойчивый синтез привычной репрессивности и демократии, пока
больше похожей на анархию. В результате все стало казаться галлюцинацией.
Социальные связи, раньше центрировавшиеся вокруг репрессивных
институтов во главе с КПСС, подверглись эрозии, а на их месте
не возникло ничего стабильного и предсказуемого. Новые коллективные
тела крайне фрагментированы; их потуги воспроизводить репрессивность
предшествующего периода воспринимаются скорее как пародия. Иллюзорной
кажется реальность самих социальных институтов. Этот галлюциноз
до галлюциноза, до всякого потребления препаратов можно назвать
основным фактором постсоветской жизни. Употребляя наркотики, люди
перебегают из одного бреда в другой, и им некуда возвратиться
-– поскольку в глубоком смысле им также некуда бежать. Эту ситуацию
постоянно воспроизводят уже упоминавшиеся авторы – Сорокин, Пелевин,
Пепперштейн. Отколовшиеся от советского коллективного тела личности
тут же раздувают себя до размеров коллектива и начинают оспаривать
у других точно таких же эмбриональных личностей их право на существование.
При этом до августа 1998 года доминировал наивный оптимизм, основанная
на исторической неопытности вера в то, что в России все протекает
так же, как везде, что происходящее и есть капитализм и что наиболее
удачливых хищников с распростертыми объятиями примут на Западе.
События августа 1998 года положили конец этим ожиданиям. Если
старые советские элиты вынуждены были есть свои пайки за забором
и спать на кроватях с бирками «Управление делами ЦК КПСС», то
новые богатые (а часто это одни и те же люди) также не приобрели
легального статуса, хотя сам акт присвоения «общенародной» собственности
выглядел крайне агрессивно и способствовал обнищанию миллионов
их сограждан. Даже самые агрессивные индивиды – ненадежная опора
коллективных тел; в конечном счете они стараются придать себе
хоть какой-то признанный легальный статус. В данный момент они
снова ищут его в советском прошлом, но эти поиски не имеют ничего
общего с возвращением к советским временам: даже если такого возврата
в России сейчас хотят очень многие, осуществить его не может никто.
В одну и ту же реку не входят дважды.
В этот период начинает стираться грань между интеллектуальной
и бульварной литературой, идет игра на понижение акций культуры.
Если галлюциногенная тема зарождается в позднесоветский период
как одна из тем внутри интеллектуально ориентированной, экспериментальной
литературы и искусства, то после августа 1998 года к ним пытаются
приравнять литературу, единственной целью которой является репрезентация
и поэтизация наркоманского опыта изнутри. Возьму в качестве примера
недавно выпущенную издательством Ad Marginem книгу Баяна Ширянова
«Низший пилотаж». В ней все эпизоды развиваются по одному сценарию:
наркоманы ищут рецепты, отоваривают их в аптеках, варят на квартире
«винт» [кустарный первитин – М.Р.], вводят его себе внутривенно
и начинают галлюцинировать, соединяясь с миром (приручая летучих
мышей, перенося свои фантазмы на телеэкран или журнальную картинку
и бесконечно совокупляясь). После каждого эпизода наркоманы приходят
в себя и начинают все сначала. При этом зависимость от препарата,
естественно, имеет тенденцию возрастать. В книгах подобных ширяновской
поражает прежде всего колоссальная недооценка человеческих возможностей,
в частности, способности людей вызывать к жизни виртуальные миры
без применения препаратов, путем изменения собственного сознания.
Автор «Низшего пилотажа» воспевает зависимость своих героев от
вещества, их социальную и моральную деградацию, грубейшие проявления
вожделения как высшее достижение. Ненавистной социальности противопоставляется
вожделенная наркореальность, «кайф», достижимый, как уверяет автор,
исключительно с помощью наркотика. «Без них [т.е. наркотиков –
М.Р.] , – с апломбом уверяет Ширянов, – ничего не случается, потому
что случиться не может принципиально» _ ².
По сути это религиозное утверждение, превращающее наркоманов в
праведников, вступающих в борьбу с принципом реальности. Но в
социальной реальности выписываются рецепты, которые наркоман ищет
на помойках, производятся вещества, которые он потребляет, и циркулируют
деньги, в которых он постоянно нуждается. Освободиться от реальности
значит также освободиться от всего этого, а как это сделать, автор,
конечно, не объясняет, так как не знает сам. Наркоман для Ширянова
– не больной, а избранник со своей «миссией», и, даже если он
сажает на шприц случайных людей, автор тут же выдает ему индульгенцию:
ведь для достижения «высшего состояния» оправданы любые средства.
Если в предшествовавшей литературе галлюцинирование было одной
из многих практик, позволяющих создать дистанцию от мира здравого
смысла (в постсоветских условиях этот мир сам по себе подорван
изнутри), то грубо-материалистический романтизм Ширянова усматривает
в наркоманском опыте единственное средство преодоления скуки окружающего.
При этом наркоманская литература не видит галлюциногенный аспект
самой реальности, ошибочно считая ее просто реальной. Поэтому
выход в искусственные миры, сколь бы убогими они ни были, представляется
подобным авторам абсолютной ценностью. Но реальность препарата,
в зависимость от которой попадает тело наркомана, является частью,
якобы, преодолеваемой с его помощью реальности, и таким образом
порочный круг замыкается.
Описываемый Ширяновым мир устроен на манер религиозного братства,
своеобразного ордена смертников, кладущих свои жизни на алтарь
благого дела. В чем же, спрашивается, его благость? К примеру,
наркоман смотрит в окно на сидящую на скамейке школьницу и в измененном
состоянии сознания вступает с ней в половые отношения (по сути
он воспроизводит внутри себя достаточно четкий образ, с которым
и соединяется). В результате он всего лишь узнает, что мир – в
том числе и девочка на скамейке – изначально является частью его
самого. Но почему он должен платить за это столь высокую цену?
Пока он набрасывается на первый попавшийся фрагмент чуть приоткрывшегося
мира, он не понимает – и не сохраняя присутствия не может понимать
– что совокупляется с пустотой, по отношению к которой его пафос
неуместен.
Когда галлюциноз является метафорой чего-то существенно большего,
чем он сам, одним из способов указать на это большее, мы имеем
дело с литературой, не утратившей социально-критическую функцию.
По сравнению с этой задачей наркоманская литература запутывается
в порождаемых ею порочных кругах и сохраняет лишь ценность свидетельства.
И хотя сама она буквально упоена обилием, якобы, открывающихся
ей возможностей, перед нами крайне приземленная словесность. Ее
экзальтация литературно совершенно не оправдана. В ней героизируется
банальный – и к тому же непродуктивный – жест защиты дезориентированных
людей от покинувшего их государства.
И еще одна уникальная особенность нынешней московской ситуации.
Книгу Ширянова выпустило издательство, специализирующееся на выпуске
интеллектуальной литературы (книг Фуко, Канетти, Хайдеггера, Деррида,
Делеза, работ московских концептуалистов, книг московских философов
и искусствоведов, в том числе и моих собственных). Владелец издательства
решил коммерциализовать и одновременно «революционизировать» свой
проект, хотя извне это скорее смотрится как его ликвидация и распродажа.
Издатель хочет польстить гипотетическому читательскому вкусу дискотечной
молодежи. За заявленным намерением коммерциализовать интеллектуальный
проект скрывается плохо отрефлексированное стремление поставить
на нем крест, приравняв дистанционное экспериментальное письмо
к простой констатации сложившейся ситуации.
В период ликования коллективные тела обладали максимальным деструктивным
потенциалом, который исчерпался в галлюциногенный период. Но это
лишь одна сторона дела. С другой стороны, решающий переход, точка,
за которой механизмы индивидуации уже нельзя остановить, по-прежнему
представляется наиболее пугающей. Ей предпочитается любая дереализация
мира. Западному наблюдателю трудно оценить болезненность этого
перехода, потому что в его стране он осуществлялся постепенно;
но изнутри еще недавно репрессивного, ориентированного на коллективистские
ценности общества он видится как крайне болезненный; оно предпочитает
ему любой другой выход, в том числе и связанный с деструкцией
унаследованных культурных институтов. Даже такой вариант кажется
более «щадящим». В такой период общество разрываемо настолько
разнообразными, несовместимыми между собой тенденциями, что это
парализует любой критический подход. Особенно явно это стало после
августа 1998 года, когда отпала необходимость в театрализации
капитализма, рассчитанной на привлечение западных кредитов.
Внешний мир больше не верит в право России на какой-то особый
путь; попытки новой власти коммерциализовать образ СССР как сверхдержавы
также трудно назвать удачными. Пока политтехнологи преуспели лишь
в превращении любой социальной критики в шоу для людей, чьи фантазии
более деструктивны, чем любое конвенциональное искусство. Практически
все актуальные писатели (в том числе в прошлом социально неприемлемые)
обслуживают сферу досуга: мир дереализуется в целью извлечения
политической прибыли. В период истощения коллективных тел часть
впервые получает возможность играть роль целого, реализовывать
свою претензию на исключительность и суверенность. Но окончательно
признать себя индивидом, опосредовать отношения с другими она
также пока не может. В личности, являющейся воплощением принципа
pars pro toto, можно в зависимости от ракурса видеть как проявление
крайне выродившегося коллективизма, так и признак зарождающегося,
пока еще зоологического индивидуализма. Мир, в котором действуют
подобные личности, несовместим со здравым смыслом, непревращаем
в представление. Перед советским прошлым они одновременно испытывают
ужас и чувство тотальной зависимости, и такая же гамма чувств
доминирует по отношению к западному миру. Пока эта ситуация не
будет ненасильственно разрешена, общество не может ни двигаться
вперед, ни отступить назад. Оно обречено галлюцинировать, жить
порождаемыми им же фантомами. Специфическим является в такой период
положение художника. Одно дело быть «проклятым поэтом» в относительно
стабильном обществе, но совершенно другое дело романтизировать,
как это делает Ширянов, наркотический опыт в обществе, и так находящемся
во власти энтропии, являющемся пока поверхностно организованной
анархией.
Пару дней назад я посетил выставку «Арт-Москва». Работы большинства
выставленных там художников я знаю давно, но один проект поразил
меня своим соответствием тому, о чем я пытался здесь написать.
Украинский фотограф Арсен Савадов выставил серию больших цветных
фотографий под названием «Книга мертвых». Это были постановочные
фотографии мужских, женских, детских трупов, большей частью нагие,
с патологоанатомическими швами вдоль туловища. Им открыли глаза,
придали так называемые «живописные» позы, посадили на стулья,
развернули друг к другу, создав мизансцены в стиле макабр. В центре
зала были для вящей убедительности свалены в кучу чемоданы, сумки,
белье, одежда и предметы обстановки, использованные фотографом.
Большинство обществ относится к телам умерших с почтительным ужасом.
А тут они были использованы как банальный театральный реквизит,
как будто факт их смерти не имел никакого значения, как если бы
они сами согласились позировать фотографу. Общество защищает мертвые
тела именно из-за их полной беззащитности, усматривая в злоупотреблении
ею покушение на достоинство всех своих членов (которым также предстоит
стать трупами). Заставляя мертвых изображать живых, художник предлагает
зрителю отождествиться со своей смертью уже сейчас, отрицая за
этим актом какую-либо интимность.
Но готов ли зритель, да и сам художник к столь радикальному жесту?
Едва ли. Любая трансгрессия переходит в акт купли-продажи, любая
беспрецедентность крайне архаична (в некоторых обществах трупы
даже поедались). Поэтому пророкам не рекомендуется увлекаться
собственным пророчеством, да они, кажется, этого и не делают.
–––––––––––––––––––––-

Примечания
1. Баян Ширянов, Низший пилотаж, Москва, Ad Marginem,
2001, с. 196.
2. Там же., с.7.
Май 2001 года.
Наше восприятие реальности — это набор галлюцинаций, с которыми мы все согласны
САМОЕ НЕИЗВЕСТНОЕ — любовное письмо Motherboard научному процессу. В течение следующих девяти недель мы будем составлять профили людей, пытающихся ответить на самые сложные вопросы науки. Наш полнометражный документальный фильм теперь доступен на Netflix, а бонусные эпизоды доступны на YouTube.
Когда мы думаем о галлюцинациях, мы думаем о явлениях, которые не являются реальными — созданными в некотором роде отклонениями в нашем сознании. Но с одной стороны, эти визуальные иллюзии так же реальны, как и все остальное, что мы можем видеть.
Advertisement
Анил Сет, нейробиолог и директор Саклеровского центра исследований сознания в Университете Сассекса, исследует биологическую основу во всем остальном бесплотной темы сознания, которую он определяет как состояние, когда есть «что-то, что есть». нравится быть» организмом. (Например, есть что-то вроде того, как быть мышью, а не кофейной кружкой.) И он хочет понять, как это влияет на то, как мы воспринимаем мир.
«Самое амбициозное — мы хотим единую теорию восприятия», — сказал Сет о цели лаборатории. «Время, зрение, слух… мы хотим объяснить это».
Центр Саклера является домом для мира нейробиологов Сета, а также для философов, физиков, ученых-вычислителей и художников, создавая междисциплинарную картину, через которую можно рассматривать вопросы о разуме и мозге. Сет и его команда применяют ряд методов и инструментов — от вычислительной науки и виртуальной реальности до визуализации мозга — для выявления механизмов, из которых состоит сознание.
Как объясняет Сет, наше восприятие представляет собой комбинацию электрических импульсов и предсказаний. Мозг объединяет сенсорные сигналы, обрабатывает их в контексте того, что он знает из прошлого, и угадывает происходящее в режиме реального времени. Например, мы можем видеть объект через зрительную кору, но то, что помогает нам идентифицировать этот объект, — это прошлый сборник информации, который мы накопили до этого момента.
Реклама
Вот почему он говорит, что наша сознательная реальность так похожа на галлюцинацию — единственная разница в том, что мы коллективно соглашаемся с этими конкретными галлюцинациями и считаем их реальностью. «Мы не просто пассивно воспринимаем мир, мы активно его создаем», — сказал он на Ted Talk в 2017 году.
Сет, выросший в Оксфордшире, Англия, примерно в 19 лет увлекся сознанием через призму математики и физики. В Кембриджском университете он начал поглощать книги по этой теме, изучая естественные науки. В Новый разум императора Роджер Пенроуз, физик-математик, утверждал, что некоторые части человеческого разума никогда не будут воспроизведены машиной. В книге «Объяснение сознания» ученый-когнитивист Дэниел Деннетт описал сознание как группу мозговой активности, а не централизованную сущность. Но Сета это не удовлетворило.
«Я сказал: здесь чего-то не хватает», — сказал мне Сет. «Я думаю, что это дало мне мотивацию думать, что я хочу знать больше».
Сет продолжал изучать мозг после университета. В 1919 году он получил степень магистра наук в области систем, основанных на знаниях, в Университете Сассекса.96, и сказал, что академические круги предоставили ресурсы и профессоров, чтобы помочь ему изучить различные способы обращения к сознанию и тому, как оно определяет то, что мы воспринимаем, от психологии до данных визуализации мозга. Он начал изучать поведение и мозг, а также то, как на них влияет чье-то окружение.
Реклама
Но он не думал, что можно специально изучить основную идею сознания до 2001 года, когда он прилетел через океан в Институт неврологии в Сан-Диего, Калифорния, чтобы работать с Джеральдом Эдельманом, лауреатом Нобелевской премии. выдающийся биолог, который утверждал, что разум и сознание являются чисто биологическими. Объяснено в его книге Нейронный дарвинизм , теория Эдельмана сосредоточена на том, как генетика и окружающая среда влияют на то, как нейроны в мозгу взаимодействуют и размножаются, создавая сознание.
«Это был первый раз, когда люди изучали не только сознание, но и мозг [в этом контексте]», — сказал Сет.
Его роль в Сан-Диего была многогранной. Сет потратил свое время на создание роботов с архитектурой мозга, имитирующей человеческий мозг. Роботам было поручено решать проблемы визуального восприятия или лабиринты. После этого Сету нужно было найти способ продолжить исследование сознания.
В 2006 году Сет вернулся в Англию и поступил в Университет Сассекса. Постепенно он нашел поддержку своей новой лаборатории и создал команду для изучения того, как мозг конструирует представление о себе и окружающем мире.
«Требовалось, чтобы профессиональные философы действительно изучили некоторые области нейронауки, а такие ученые, как я, должны были стать грамотными в философии», — сказал он о процессе.
Методологии лаборатории также имеют широкий спектр. Они проводят эксперименты с виртуальной реальностью, чтобы понять галлюцинации и то, как мы узнаем, существует ли объект. Существуют вычислительные модели для проверки теории зверя-машины, выдвинутой французским философом Рене Декартом, согласно которой животные отличаются от людей тем, что они не мыслящие и не чувствующие машины.
Реклама
Философия сознания, конечно же, также пересекается с верой и культурой. И это также продолжает играть роль в творчестве Сета. Он разговаривал с буддистами, индуистами, христианами и членами других религиозных групп, чтобы лучше понять, как определяется сознание. Это определение варьируется: в буддизме, например, сознание широко определяется как скандха , пять факторов, которые способствуют ментальному и физическому существованию. Большая часть этого разговора также имеет отношение к концепции души, которую иногда можно рассматривать как воплощение сознания.
«Понятие души в западных религиях похоже на маленького меня, состоящего из вещества, прыгающего из тела в тело, — сказал Сет. «В восточных традициях это немного сложнее».
Но Сет сказал, что он также разочарован отсутствием нейронауки и данных в более широком понимании сознания. Учитывая характер своей работы, Сет активно говорил и писал о сознании для аудитории за пределами академических кругов.
Он рассматривает предмет как академическое и интеллектуальное занятие, а также как личное. Сет, много лет боровшийся с депрессивными эпизодами, говорит, что его изучение эмоциональных переживаний и того, как они устроены, помогло ему понять собственный разум. Он может рассказать себе другую историю и разорвать цикл мыслей, признав, как создается реальность.
Сет надеется, что его работа найдет еще более широкое применение, когда дело доходит до психического здоровья. По его словам, понимание сознания может помочь раскрыть некоторые механизмы сложных расстройств, таких как шизофрения и бред. Сейчас, по его словам, психиатрия часто не справляется с таким лечением. «Вы можете подавить симптомы у людей, но вы не доберетесь до причины».
Но Сет также старается не рассматривать свои открытия как предписания. По его словам, еще предстоит ответить на огромные вопросы, и команде предстоит пройти долгий путь. Почему сознание вообще является частью вселенной? Почему у одних есть опыт, а у других нет? По его словам, это то, что влияет на каждого человека и машины, которые мы продолжаем производить.
«Я действительно чувствую связь с окружающим миром, возникающую в результате изучения сознания», — сказал он. «Это такая работа, где даже если есть точки, которые удовлетворяют, всегда есть что-то еще».
Исправление: заголовок этой статьи был обновлен и теперь включает «Наш опыт реальности», потому что исследования Сета сосредоточены на том, как мы воспринимаем окружающий мир, а не на его фактической природе.
Коллективная галлюцинация в христианстве | ipl.org
Введение
…Если Христос не воскрес, то и проповедь наша тщетна, тщетна и вера ваша.
—1 Коринфянам 15:14 (версия короля Иакова)
После распятия Иисуса противники христианства прямо критиковали основу религии, пытаясь опровергнуть историчность физического воскресения Христа. Стремясь аннулировать христианство и опровергнуть перспективу сверхъестественного вмешательства или божественного участия, скептики и противники христианства постоянно распространяют натуралистические альтернативы или теории заговора, чтобы опровергнуть версию о воскресении. Одно популярное мнение возражает против достоверности показаний свидетелей, постулируя, что явления Иисуса после распятия были просто галлюцинациями, временно испытанными …показать больше содержания…
Эти защитники утверждают, что эти группы страдали от «массовых» или «коллективных» галлюцинаций, утверждая, что галлюцинации не всегда бывают изолированными, а «массовые галлюцинации чрезвычайно хорошо задокументированы». Этот аргумент проблематичен во многих отношениях. Во-первых, концепция массовой/коллективной галлюцинации по своей сути противоречит медицинскому и научному определению галлюцинации, описывающему феномен как фундаментально субъективный опыт, вызывающий спонтанную активацию внутренних органов чувств и когнитивных механизмов без внешнего стимула. Событие не может быть одновременно и объективным (чувственное переживание, независимое от индивидуальной мысли и воспринимаемое всеми наблюдателями), и субъективным (переживание, обусловленное личными психическими характеристиками, лишенное реальности или субстанции) одновременно и в одном и том же отношении. Более того, предположение о том, что целая группа людей может страдать от одновременных сенсорных нарушений, вызывающих коллективную галлюцинацию, в которой все участники согласны с предметом галлюцинации, действиями и речью галлюцинаций, противоречит научным данным и современному медицинскому пониманию. галлюцинации …показать больше содержания…
Посмертные явления происходили при различных обстоятельствах, в разное время и в разных местах, и множество отдельных свидетелей демонстрировали разные эмоциональные состояния и придерживались разных мнений об Иисусе. Огромное разнообразие свидетелей включает скептиков (например, Фому), неверующих (например, Иакова) и противников христианства (например, Павла), все из которых обратились в христианство после личных встреч с воскресшим Иисусом.
No related posts.