История понятия Личность — Психологос
В древнерусском языке до XVII в. не было потребности в слове, которое соответствовало бы, хотя отдаленно, современным представлениям и понятиям о личности, индивидуальности, особи. В системе древнерусского мировоззрения признаки отдельного человека определялись его отношением к богу, общине или миру, к разным слоям общества, к власти, государству и родине, родной земле с иных точек зрения и выражались в других терминах и понятиях. Конечно, некоторые признаки личности (например, единичность, обособленность или отдельность, последовательность характера, осознаваемая на основе тех или иных примет, сконцентрированность или мотивированность поступков и т. д.) были живы, очевидны и для сознания древнерусского человека. Но они были рассеяны по разным обозначениям и характеристикам человека, человеческой особи (человек, людие, ср. людин,лице, душа, существо и некоторые другие). Общественному и художественному сознанию древнерусского человека до XVII в.
Слово личность образовано как отвлеченное существительное к имени прилагательному личный, обозначавшему: `принадлежащий, свойственный какому-нибудь лицу’. Это слово сформировалось не ранее второй половины XVII в.
В конце XVIII в., в связи с развитием стилей сентиментализма, начинает все острее и глубже осознаваться в употреблении слова личность значение: `индивидуальные, личные свойства кого-нибудь, личное достоинство, самобытность, обнаружение личных качеств и ощущений, чувств, личная сущность’ (ср. в языке Карамзина, в русских переводах сочинений Жан-Жака Руссо и т. д.).
С начала XIX в. употребляются в русском литературном языке европеизмы: индивидуум, индивидуй,индивидуальность и калька неделимое (individuum, фр.
Только в20—30-х годах XIX в. в русском литературном языке вполне сформировалось в слове личность значение: `монада, по-своему, единственно ей свойственным образом воспринимающая, отражающая и создающая в себе мир’. Складываются антиномии личностного, индивидуального, неделимого и общего или общественного. С понятием о личности связывается представление о внутреннем единстве, неделимости и цельности отдельного человеческого существа, о его индивидуальной неповторимости.
На применение значений слова личность в общелитературном языке оказали громадное влияние философские учения, философское словоупотребление 20—40-х годов (ср. употребление слова личность в языке И. В. Киреевского, Н. В. Станкевича, В. Г. Белинского, А. И. Герцена и др.). Ср.
В русском литературном языке 40—50-х годов особенно рельефно выступают три оттенка в употреблении слова личность:
1) человеческая индивидуальность с ее внутренней стороны, индивидуальное или собирательное «я» в качестве носителя отличительных, неповторимо сочетающихся духовных свойств и качеств;
2) человек как социальная единица, как субъект гражданских прав и обязанностей — в его отношении к обществу;
3) отдельное, обособленное существо, определяемое по внешним, индивидуальным приметам.
В то время как в стилях публицистической и общественно-политической литературы 60-х годов слово личность наполняется новым социальным, прогрессивно-демократическим содержанием (ср.
«развитая личность», «мыслящая личность», «светлая личность» и т. п.), в обиходной разговорной речи оно расширяет свое значение до общего, неопределенно-местоименного указания на единичного человека как на тип, характер (разговорные синонимы: персонаж, тип, субъект).
В слове личность современный русский язык различает три основных значения:
1. Отдельное человеческое я, человеческая индивидуальность как носитель своеобразных социальных и субъективных признаков и свойств. Например, личность Пушкина; уважение к чужой личности; неприкосновенность личности и т. п.
2. Человек с точки зрения черт его характера, поведения, общественного положения: светлая личность, темная, подозрительная личность, благородная личность, редкая личность и т. п. Это значение иногда расплывается и синонимически уравнивается с общим значением слова человек (ср.: в углу сидело несколько личностей в лохмотьях).
3. Человек как субъект права и как гражданское лицо. Например, удостоверение личности, опознать личность убитого, для выяснения личности и т.
п.
Со словом личность синонимически сближается интернациональное слово индивидуальность. Сверх значения свойства, соотносительного со значениями прилагательного индивидуальный или существительного индивидуум, в слове индивидуальность различаются более или менее отчетливо два основных значения:
1. Совокупность характерных, более или менее ярких, особенностей и свойств, отличающих один индивидуум от другого (напр.: Он человек совсем безличный, без всякой индивидуальности. Ярко выраженная индивидуальность).
2. Единичная личность, отдельное существо как обладатель, носитель своеобразных особенностей, свойств (напр. Защита человеческой индивидуальности) (Ушаков, 1, с. 1202).
Гораздо более далеки от слова личность значения слова индивидуум, которое в бытовой речи сближается с некоторыми значениями слов лицо и человек. Индивидуум — это 1) в биологии: самостоятельно существующая особь, отдельный животный организм или растение; 2) в общем языке: человек, рассматриваемый как самостоятельная особь, как отдельная единица среди других людей и 3) в разговорно-шутливом употреблении: субъект, некто («Ко мне подошел какой-то индивидуум в синих очках» и т.
Акад. А. С. Лаппо-Данилевский так раскрывает это содержание термина индивидуальность: «Понятие об индивидуальности есть понятие о некоем единстве своеобразия, характеризуемом известною совокупностью признаков и, значит, не заменимым другим каким-либо комплексом в его значении. Понятие об индивидуальности характеризуется богатством своего содержания и ограниченностью своего объема; оно содержит множество представлений о разнообразных элементах конкретной действительности, объединяемых в одну совокупность, что отражается и в словоупотреблении: под индивидуальностью, в более частном значении слова, можно разуметь и личность, и событие, и социальную группу, и народ, в той мере, в какой они отличаются от других личностей, событий, социальных групп, народов и т. п.» 126.
Слово индивидуальность чаще всего связывается с выражением более высоких и более ярких качеств личности. «Всякий человек является личностью, сознательным субъектом, обладающим и известным самосознанием; но не у каждого человека те качества его, в силу которых он осознается нами как личность, представлены в равной мере, с той же яркостью и силой.
Между «мрачным субъектом» и «светлой личностью». Понятия персональности в истории русской мысли — Журнальный зал
(К постановке проблемы)1
Человечество только от немцев узнало, что
такое искусство и что такое философия.
В.Г. Белинский
В русском народе есть обостренное сознание личности.
Н.А. Бердяев
Среди риторических
фигур, с помощью которых российские интеллектуалы публицистически эффектно
характеризуют культурную ситуацию постсоветского периода и собственное в ней
положение, весьма часто встречаются сетования на «отсутствие языка», способного
артикулировать формы самоописания новой российской идентичности. Под
«отсутствием языка» при этом имеется в виду «изношенность»
философско-публицистических понятий, выработанных русской мыслью, и их
неспособность выразить набор ощущаемых изменений, которые как раз и мотивируют
к поиску новых форм самоописания. Подпитываясь энергией противостояния — будь
то поколенческого, идеологического или политического — видимому сектору русской
интеллектуальной традиции (прежде всего в ее позднесоветском варианте), эти
сетования выливаются в лозунг «нового языка», призванного
утвердить в правах идейную формацию, сложившуюся на обломках советского
прошлого и идеального образа досоветской «старины».
В качестве реакции на ощущение «израсходованности» языка можно, однако, наблюдать преимущественно лишь две стереотипные стратегии поиска, весьма хорошо известные из русской интеллектуальной традиции. Это либо заимствование готового понятийного аппарата, выработанного западной философской дискуссией, причем идеологический вектор подобного заимствования не играет существенной роли — адепты евразийства и консервативной революции столь же активно ассимилируют соответствующее «западное наследие», сколь и постмодернисты или либералы. Либо же предлагается приобщиться к сокровищам языка Московской Руси, не искаженного европейскими наслоениями Нового времени. То, что источником для таких анахронических экзерсисов служит, как правило, словарь В. Даля — типичнейший продукт европейского позднеромантического превознесения национальной самобытности, — нисколько не смущает поклонников русской старины.
Между тем, в самих сетованиях на
отсутствие «идейного языка», а в еще большей мере в актуальных опытах создания
нового обнаруживается явный недостаток исторической рефлексии,
обрекающий «новый язык» на еще более короткий период полураспада, нежели
наличный языковой пласт интеллектуальной традиции.
Напротив, критическая
рефлексия языка, позволяющая рассмотреть и понять собственное словоупотребление
в ретроспективе исторической динамики, обнаруживает спектр реализованных и
нереализованных смысловых возможностей, который формирует историческую глубину
понятийного состава современности.
История понятий, как философская и исследовательская программа, является одной из форм такой исторической рефлексии. Ее методологическая эффективность заложена в стремлении свести глобальные идеологические и мировоззренческие противостояния к уточнению и различению значений слов, употребляемых в этих противостояниях. В этом смысле «история понятий» — это не какая-то всеобъемлющая методологическая парадигма, а установка исследования, ориентированного на эмпирическое фиксирование результатов «идейной работы» в языковых значениях и на анализ исторической трансформации последних.
Возникнув в Германии из соединения
исторической герменевтики с критикой языка, методологический подход «истории
понятий» (Begriffsgeschichte) развился в целую сеть междисциплинарных
исследований, охватывающих практически все области гуманитарных наук — от
философии и богословия до музыковедения.
И всякий раз темой этих исследований
становится осознание дистанции между современностью и ее истоком, фиксируемой в
эволюции значений понятий. Такая рефлексия позволяет осмысливать константы,
разрывы и изменения систем мысли и языка как на уровне трансформации значений
(то есть понятий в точном смысле слова), так и на уровне истории слов, выявляя
фундаментальную роль языка в конституировании культурного сознания.
Исследовательские подходы «истории понятий»,
сформировавшиеся в научных традициях разных стран, весьма разнообразны. Если в
Германии источником истории понятий стала традиция историзма и герменевтики,
еще в XIX столетии обратившихся к исследованию языка философии и его роли в
политическом и культурном сознании, то во Франции катализатором
историко-понятийных исследований стало осмысление связи языка и идеологии, включающей и механизмы
идеологизации языковых формаций. В британской традиции внимание исследователей
было направлено на изучение политического языка как совокупности речевых
действий, трансформирующих политическую реальность.
Первые значительные подходы
к «истории понятий» были сделаны и в России в контексте дискуссий русских
формалистов о связи «языка» и «быта». Из этих же дискуссий сформировалась и
программа «исторической лексикологии», разработанная В.В. Виноградовым, но
нашедшая продолжение лишь в немногих работах его учеников. Темой этих
исследований был и остался в первую очередь язык русской литературы, хотя уже
Виноградов формулировал задачу изучения основных понятий русского
«философско-публицистического языка».
Эта задача и по сей день остается
нереализованной, при том что как в отношении к истории русской мысли, так и в
отношении ее современного освоения анализ истории понятий мог бы выполнить
важную критическую и терапевтическую функцию. Поскольку основная масса
философских текстов русской интеллектуальной традиции инкорпорирована в
мыслительное пространство современности без какой-либо критической рефлексии,
каковая включает в себя также и научную текстологию, а поток републикаций все
еще не иссякает, постольку задача осмысления языка традиции и его
функционирования в современности приобретает характер исследовательского
императива, обосновывающего возможность отношения к историческому прошлому с
точки зрения науки.
Между тем, исследовательская работа, если она не сводится
просто к написанию предисловий к републикациям философских текстов досоветского
периода, либо принимает в подавляющем большинстве формы апологетической
самоидентификации с исследуемым текстом, выливаясь в примеры идеологической
доксографии, либо трансформируется в сугубо биографические исследования, в
которых понятийный строй текста представляется как функция жизненного контекста
автора. И в том и в другом случае историческая связь языка и смысла как фактор
эволюции культурного сознания не попадает в горизонт исследования, а вместе с
тем утрачивается возможность осознать и членораздельно описать дистанцию
исследователя по отношению к своему предмету.
В
перспективе описанной исследовательской задачи возник научный проект «Концепты
“персональности” в истории немецко-русских культурных связей»2,
который был разработан проф. Александром Хаардтом и автором этих строк и
реализуется с 2004 года на базе Института философии Рурского университета
(Бохум, ФРГ) при поддержке Фонда «Фольксвагена».
Уже в самом названии проекта
подчеркивается дистанция от языка-объекта: предметом исследования является
совокупность понятий — «личность», «лицо», «субъект», «я», «индивидуальность»,
— выражающих в русской философской и культурной традиции общие характеристики
персональной идентичности человека и образующих целостное семантическое поле,
обозначенное на исследовательском языке как «персональность». Таким образом,
цель исследования заключается не в очередном норматив-ном определении
философского понятия «личности» и связанных с ним понятий, а в исторической
реконструкции «словаря», с помощью которого
концептуализируется персональная идентичность в истории русской мысли. Тем
самым, становится возможным произвести исследовательское «остранение»
персоналистических понятий с тем, чтобы уяснить спектр их значений,
плюральность контекстов их употребления и динамику их эволюции.
Выбор семантического поля «персональности»
в качестве объекта исследования мотивирован убеждением, что философская
концептуализация персональной идентичности человека образует одну из
центральных тем философской дискуссии о рациональных основаниях познания и
действия на всем протяжении ее истории.
В особенности это характерно для эпохи
модернизации европейских культур, начиная с XVIII столетия, когда формируется
культурное самосознание, в центре которого стоит понимание человека как «лица»
и «личности» (Person/Persönlichkeit). Оно становится решающим фактором
конституирования европейской политической культуры и вырастающих на ее основе
политических, научных и культурных институтов. В современную эпоху именно это
самосознание воспринимается, с одной стороны, как легитимирующий принцип
повсеместного утверждения политических институтов западной цивилизации в форме
глобальной институциализации «прав человека», а с другой стороны, как
«пережиток» эпохи модерна, не соответствующий глобальным процессам
деперсонализации, обсуждаемым под лозунгом «смерти субъекта». Одним словом,
«личность» и «субъект» остаются в центре интенсивных дискуссий, хотя в не
меньшей степени подвергаются сомнению как предметы философской рефлексии. Это
положение понятий, образующих семантическое поле «персональности», обосновывает
их центральное место в философском словаре европейской мысли периода
модернизации.
Исследование формирования и эволюции значений этих понятий позволяет, тем самым, рассмотреть их как «индикаторы» процессов модернизации, конденсирующие в себе и специфические особенности отдельных социокультурных пространств модернизации, и универсальные характеристики, присущие этим процессам. Поэтому в основу исследования положена гипотеза, что основные понятия, образующие семантическое поле «персональности», складываются в процессе перехода от традиционно-сословного к современному обществу и представляют собой формы рефлексии и категоризации этого перехода, сопровождающегося процессами автономизации и атомизации индивида.
В этом отношении анализ русской
интеллектуальной традиции представляет весьма интересный сюжет европейской
модернизации. Ибо, с одной стороны, культурным стереотипом восприятия России
является неизменное подчеркивание коллективистского сознания и недостаточной
развитости идей автономной личности и индивидуума.
Однако, с другой стороны,
одними из сквозных понятий русской философии являются как раз понятия,
образующие семантическое поле персональности, независимо от философских
позиций, с которых обсуждаются эти понятия. С точки зрения исторической семантики
персональности история русской мысли, вопреки распространенному представлению о
недостаточной развитости рефлексии о «личности», может, напротив, быть
рассмотрена как последовательность интенсивных дискуссий о различных
концептуальных измерениях понятия «личности», «субъекта», «индивидуальности» и
пр.
Складываясь в 30—40-х годах XIX в., эти понятия становятся
центральной темой рефлексии различных философских направлений, причем спектр истолкования этих понятий охватывает как
радикально персоналистские концепции, так и концепции, объявляющие
персональность лишь функцией некоторых более фундаментальных структур
(общества, органической жизни, религиозного абсолюта и проч.
). Объединяя оба
названных аспекта, можно сказать, что особенностью формирования семантики
персональности в русской интеллектуальной традиции является то, что ее
концептуализация включает в себя с самого момента своего возникновения не
только позитивное утверждение идеи «личности», но и рефлексию тех «негативных»
последствий, которые вызывает такое утверждение в (западных) обществах
современности. В связи с этим для семантики персональности в истории русской
мысли характерна «опережающая реакция» на социальные процессы, только
начинающиеся в России, но уже принявшие отчетливые формы в обществах Запада. В
рамках философской рефлексии такая установка проявляется в том, что
формирующееся представление о персональности с самого начала включает в себя
отчетливо выраженную «антииндивидуалистическую» компоненту, которая
артикулируется между полюсами консервативно-религиозной и
прогрессистски-социалистической утопии.
Можно утверждать, что именно обсуждение
персоналистических понятий, связанное на всех этапах развития русской мысли с
западноевропейскими дискуссиями, придает философии социальную значимость и
делает ее существенным фактором формирования публичности в эпоху российской
модернизации до первой четверти ХХ века.
В советский период семантика
персональности хотя и подвергается радикальной идеологизации, в силу чего
особое значение приобретают коннотативные аспекты употребляемых понятий,
позволявшие формировать дистанцию по отношению к официальному языку, но и этот
период истории понятий позволяет обнаружить преемственность семантики по
отношению к эпохе ранней модернизации конца XIX столетия (например, в
бесконечных дискуссиях о «роли личности в истории»). Напротив, в современном
российском контексте исчезновение из активного словаря философской рефлексии
традиционных понятий персональности обусловлено, в первую очередь, разрушением
прежней семантической преемственности, а также исчезновением необходимости в
создании системы коннотативных аспектов, характерных для языка советской эпохи.
Наряду с семантическим аспектом
исследование истории понятий заключает в себе и социальный аспект, в
соответствии с обоснованным предположением немецкого историка понятий Р.
Козеллека, что понятия являются не только «индикаторами», но и «факторами»
культурного опыта. В рамках этого подхода изучается не столько спектр значений
и семантическая эволюция понятий «персональности», но та
социально-институциональная инфраструктура, которая является их носителем.
Совокупность таких институциональных условий, организующих и определяющих
распространение словоупотребления в философском сообществе и за его пределами,
обозначается в настоящем исследовании термином «дискурс».
Реконструкция «дискурса персональности» предполагает,
таким образом, с одной стороны, анализ трансформаций словоупотребления:
когда понятия входят в оборот, какие тематические различия фиксируются с их
помощью, в каких словосочетаниях они употребляются, какие аспекты значения
приобретаются или утрачиваются в ходе эволюции понятия, какие синонимы
используются и т.д. С другой стороны, исследование дискурса требует анализа социокультурного контекста:
какие факторы (образовательные, политические, цензурные, публицистические и
т.
п.) влияют на формирование значений понятий и на процессы изменения значений;
какие функции (научные, идеологические, публицистические и пр.) выполняют
данные понятия в социальном и культурном поле; какие социальные группы являются
носителями данного словоупотребления и т.д. В соединении семантического и
инфраструктурного аспекта истории понятий как раз и вырисовывается
представление о том, как понятия персональности становятся факторами социального
опыта, конденсируя в себе одновременно социальное знание о персональной
идентичности и результаты его философской рефлексии. В качестве узловых точек
формирования дискурса персональности в истории русской философии
рассматриваются периоды 1840—1850-х годов, 1890—1910-х годов, а также
1960—1970-х годов. В указанные периоды понятия персональности осмысляются и
подвергаются семантической переработке не только как философские понятия,
но и как социально значимые «идеологемы», вокруг и с помощью которых организуется
публичный дискурс российского общества.
Характерной особенностью философского дискурса персональности в русской интеллектуальной истории является то, что он складывается в процессе влияния на русскую мысль западных, в первую очередь немецких, философских концепций. Потребность в формировании нового (философского) языка, и в особенности языка персональности, реализуется практически на всех этапах русской мысли посредством присвоения и переработки понятий западной традиции.
В этой констатации, конкретизирующей
задачу исследования истории понятий, не содержится никакой оценочной
характеристики в духе квалификации русской интеллектуальной традиции как
«вторичной» или «заимствованной». Напротив, выбрав в качестве предмета
исследования эмпирически фиксируемые способы употребления понятий, анализ
«дискурса персональности» открывает возможность без всякой идеологической
предрешенности рассмотреть состав языка русской философской традиции и
определить, какие аспекты значений русских философских понятий являются лишь
переводом с немецкого, а какие представляют результат собственной понятийной
истории.
Еще
А. Койре в своих французских исследованиях по истории русской философии первой
половины XIX века заметил, что «русский философский язык формировался как
калька немецких терминов», в силу чего перевод их на французский язык
представляет немалые затруднения. Можно добавить, что и «обратный перевод» этих
терминов на немецкий язык вызывает значительные затруднения. В этих
затруднениях как раз и дают о себе знать те семантические сдвиги и
трансформации, что образуют главный сюжет межкультурного сообщения между двумя
интеллектуальными традициями. Пример русского понятия «личность», в которое,
начиная с Белинского, вливаются смыслы как минимум четырех немецких терминов
(Person, Persönlichkeit, Individualität, Subjektivität),
переводившихся в разное время этим русским словом, как раз и демонстрирует
связь рецепции и смысловой трансформации, характерную для русско-немецкой
истории понятий. В силу этого интерес к прояснению смысловых особенностей
понятий сохраняется, несмотря на разнообразные культурные и политические
потрясения, у обеих сторон культурного диалога.
Публикуемый ниже текст Гасана Гусейнова
был представлен в качестве доклада на конференции «Дискурс персональности: язык
философии в контексте культур» (18—20 мая 2005 года) 3. Он
фокусирует проблематику исследовательского проекта в одном из характернейших
примеров истории понятий персональности на русской мысли — на истории понятия
«личности» в творчестве и интеллектуальном влиянии А.Ф. Лосева. Этот пример
характерен в первую очередь тем, что в нем обнаруживается та связь
дискурсивного и внедискурсивного воздействия, что отличает роль философских
понятий в русской интеллектуальной традиции. Понятия воспринимаются в ней не
только (и не столько) как автономные языковые образования, но вместе с тем и
как «формы жизни», требующие для своей когнитивной реализации определенного
модуса «проживания». Из этой связи и вырастает диалектическая мифология Лосева,
осмысляющая миф как «экзистенциализацию» идеального смысла или как «живую
личность».
Из того, как в этих интеллектуальных построениях переплетаются
традиции греческой, немецкой и русской мысли, соединяясь с рефлексией
актуального Лосеву социального опыта, и образуется предмет исследования,
которое называется «историей понятий» и осмысление которого вносит вклад в
историческую рефлексию традиции и современности.
_______________________________________________________________________
1) Приношу благодарность всем участникам проекта «Концепты персональности в истории немецко-русских культурных связей» за многочисленные идеи и замечания, способствовавшие уточнению и совершенствованию исследовательской программы. Информация о проекте, а также его многочисленные материалы представлены на сайте www.rub.de/personalitaet.
2) «“Person” und “Subjekt” im deutsch-russischen
Kultur-transfer. Untersuchungen zum Begriffsfeld der Personalität in
interkultureller Perspektive».
3) Обзор данной конференции см. на стр. 455—456 на-стоящего номера; сборник ее материалов готовится к публикации в издательстве «Модест Колеров» в 2006 году («Персональность: Язык философии в немецко-русском диалоге»).
Изучение концепции идентичности
Этот информационный текст знакомит учащихся с отношениями между социальной идентичностью и личной идентичностью. Он включает в себя инструкции по аннотированию, зарисовки и вопросы по связи. У нас также есть адаптированная версия этого чтения, предназначенная для изучающих английский язык и читателей, которым полезны строительные леса.
Последнее обновление:
Чтение
Английский — США
- Английский язык и словесность
- Культура и идентичность
Примечание для преподавателя: То, что показано ниже, является предварительным просмотром этого чтения.
Пожалуйста, загрузите PDF или Google Doc, чтобы получить полное чтение, которое включает дополнительные элементы, специально разработанные для использования студентами.
Инструкции: Во время чтения вникайте в текст, делая следующие комментарии:
- Подчеркивайте идеи, которые заставляют вас думать или которые могут быть связаны с вами
- Выделите курсивом , если вы чувствуете себя сбитым с толку или хотите задать вопрос
- Выделение жирным шрифтом Моменты «ах-ха», которые учат вас чему-то новому о себе, других или о мире
Ответ на вопрос «Кто я?» является важной частью взросления. Хотя вопрос может показаться простым и понятным, концепция идентичности сложна и изменчива. Ответ на вопрос «Кто я?» зависит от целого ряда факторов: от того, как вы определяете себя, от своей принадлежности к определенным группам и от того, как другие люди и общество относятся к вам.
Некоторые части вашей личности могут оставаться неизменными на протяжении всей вашей жизни. Другие части вашей личности более подвижны и меняются по мере того, как вы переходите от детства к юности и взрослой жизни.
Психолог и педагог Беверли Дэниел Татум иллюстрирует сложность личности, задавая ряд вопросов:
Концепция идентичности сложна и формируется под влиянием индивидуальных характеристик, семейной динамики, исторических факторов, а также социального и политического контекста. Кто я? Ответ во многом зависит от того, кем меня считает окружающий мир. Кем, по мнению моих родителей, я являюсь? Кем мои сверстники считают меня? Какое послание отражается мне в лицах и голосах моих учителей, соседей, продавцов? Что я узнаю о себе из СМИ? Как я представлен в культурных образах вокруг меня? Или я вообще что-то пропустил на картинке? 1
Обдумать и ответить: Выберите один из вопросов Беверли Дэниел Тейтум, на который нужно ответить.
Идентичность относится к нашему ощущению того, кто мы есть как личности и как члены социальных групп. Это также относится к нашему чувству того, как другие могут воспринимать и обозначать нас. Мы развиваем идеи о нашей идентичности и идентичности других через наше взаимодействие с близкими нам людьми, такими как наша семья и друзья, наши школы и другие учреждения, средства массовой информации и наши встречи с другими людьми. Иногда мы даже не осознаем, что у нас есть эти идеи, потому что мы не помним, как учились им.
Наши представления о нашей идентичности также зависят от социальных групп, к которым мы принадлежим. Эта концепция называется социальной идентичностью .
Социальная идентичность относится к вашему ощущению себя на основе вашей принадлежности к определенным группам. Хотя существует множество различных социальных групп, некоторые из основных включают способности, возраст, экономический класс, этническую принадлежность, пол, национальность, язык, расу, религию и сексуальную ориентацию.
Мы все рождаемся в социальных группах, и по мере взросления эти социальные идентичности могут оставаться неизменными или меняться. Наше членство в этих социальных группах помогает придать смысл нашей жизни. Иногда у нас есть выбор, с какими социальными группами мы связаны, а иногда нас помещают в группы, с которыми мы не себя идентифицируем. Например, кому-то может потребоваться отметить ячейку в форме, где написано «азиат», но он идентифицирует себя как житель тихоокеанских островов. Или учителя и сверстники могут назвать кого-то женщиной, но он идентифицирует себя как гендерно неконформный.
Хотя наше членство в социальных группах является важной частью того, кто мы есть, у нас все еще есть свобода выбора в том, как мы определяем себя и какие аспекты нашей идентичности мы хотим подчеркнуть по сравнению с другими. Эта концепция называется индивидуальной или личной идентичностью .
Личная идентичность относится к уникальным способам, которыми вы определяете себя.
Один человек может сделать акцент на своей семье, религии и интересах при описании своей личности. Другой человек может подчеркивать свою расу, соседство и работу как важные части того, кем он является. Ваша личная идентичность состоит из всего того, что, по вашему мнению, делает вас собой.
Набросок для растяжки: Перечитайте определения личной идентичности и социальной идентичности и попытайтесь визуализировать идеи (сделать картинку) в своем воображении. Затем используйте стилус, палец или мышь, чтобы сделать быстрый набросок для каждого из них, который отражает то, что он для вас значит. Чтобы получить доступ к инструменту рисования Google Документов, щелкните поле. Затем нажмите «Вставить/Рисунок/Создать». Нажмите «Линия» и выберите «Наброски» в раскрывающемся меню.
Личная идентичность
Социальная идентичность
Рассмотрение того, почему идентичность имеет значение мир.
Философ Кваме Энтони Аппиа объясняет, почему он считает эти идентичности важными:Идентичность в самом простом виде — это ярлык, который мы присваиваем себе и другим. Ваш пол. Ваша сексуальность. Ваш класс, национальность, этническая принадлежность, регион, религия, чтобы начать список категорий. . . . Когда мы навешиваем на себя ярлык, мы допускаем, что у нас есть некоторая квалифицирующая черта — скажем, латинское или африканское происхождение, мужские или женские половые органы, влечение к тому или иному полу, право на немецкий паспорт.
Эти ярлыки несут в себе ожидания общества относительно того, как мы должны действовать, думать, выглядеть и т. д. Иногда мы принимаем эти ожидания, а иногда мы можем бросить им вызов. Доктор Аппиа продолжает:
Личности для тех, у кого они есть. . . являются живыми проводниками. Женщины и мужчины одеваются так отчасти потому, что они женщины и мужчины. Учитывая, что мы связываем эти ярлыки со своим поведением, естественно ожидать, что другие люди будут делать то же самое.
. . . Таким образом, идентичности не просто влияют на наше собственное поведение; они помогают определить, как мы относимся к другим людям.
. . . Таким образом, идентичности не просто влияют на наше собственное поведение; они помогают определить, как мы относимся к другим людям.Идентификационные ярлыки, которые мы используем, имеют нормы и несут смысл; однако не все они фиксированы. Люди могут вести переговоры, чтобы изменить их значение. Например, они могут бросить вызов идее бинарного мужского/женского пола. Или они могут бросить вызов гендерным ожиданиям в отношении работы или воспитания детей. Индивидуальная и социальная идентичность человека может влиять на то, как он понимает и воспринимает мир, например, на возможности и проблемы, с которыми он сталкивается, как он смотрит на других людей и относится к ним, и как другие относятся к ним. 2
TQE Время! 3 Направления: Прежде чем обсуждать чтение со своими сверстниками, просмотрите свои аннотации и используйте их, чтобы записывать свои мысли, вопросы и прозрения в отведенном для этого месте.
- Каковы ваши мысли (подчеркнутые аннотации) о прочитанном?
- Какие вопросы ( выделены курсивом аннотации) это чтение вызывает у вас?
- Какие прозрения ( жирным шрифтом аннотации) вызывает у вас это чтение?
Схема проезда: Обсудите вопросы со своей группой. Назначьте следующие роли: ведущий , ведущий и подытоживающий . Фасилитатор следит за временем и ведет обсуждение. Ведущий напечатает идеи членов группы в этом раздаточном материале. Обобщающий отчитывается перед классом.
- Просмотрите список вопросов Беверли Дэниел Тейтум в первом разделе текста о внешних факторах, которые могут формировать у человека представление о том, кто он есть. Выберите один или два ее вопроса, чтобы обсудить их вместе в группе.
- Просмотрите второй раздел текста, определяющий личную и социальную идентичность. Затем поделитесь своими идеями Sketch to Stretch. Какие сходства и различия вы видите между вашими эскизами? На какие вопросы о личной и социальной идентичности у вас есть вопросы, на которые вы хотите, чтобы класс помог вам ответить?
- Согласитесь или не согласитесь со следующим утверждением и объясните свое мнение. Приведите доказательства из текста и собственного опыта, подтверждающие ваш ответ:
«Каждый из нас решает, как ответить на вопрос «Кто я?» в той или иной степени, но есть аспекты идентичности, которые могут определяться силами запредельными. наш контроль».
- Перечитайте последний раздел текста с цитатой из Кваме Энтони Аппиа. Он обсуждает взаимосвязь между ярлыками (именами, словами или фразами, используемыми для классификации или категоризации, иногда неточно, людей или вещей) и поведением.
- Когда метки полезны?
- Когда этикетки опасны?
- Что вы чувствуете, когда общество, группа или другой человек навешивает на вас ярлыки в положительном или отрицательном ключе?
- Вместе с участниками вашей группы составьте твит, отвечающий на вопрос: «О чем мы говорим, когда говорим об идентичности?» Ваш твит должен быть не более 280 символов. Вы можете добавить смайлики и хэштеги.
Вы можете добавить смайлики и хэштеги.- 1 Беверли Дэниел Татум, «Сложность идентичности: «Кто я?»», в «Чтениях за разнообразие и социальную справедливость: антология расизма, сексизма, антисемитизма, гетеросексизма, классицизма и аблеизма», изд. Адамс и др. (Нью-Йорк: Рутледж, 2000), 9.–14.
- 2Кваме Энтони Аппиа, «Можем ли мы выбрать свою личность?», The Guardian, 31 августа 2018 г.
- 3Стратегия адаптирована из Дженнифер Гонсалес, «Углубленные обсуждения в классе с помощью метода TQE», веб-сайт Cult of Pedagogy, 26 августа 2018 г.
- документ Чтение: изучение концепции идентичности
- документ Чтение документов Google: изучение концепции идентичности
Использование стратегий из «Facing History» похоже на пробуждение.
— Клаудия Баутиста, Санта-Моника, Калифорния,
Понимание концепции идентичности
Основные концепции и большие идеи — от Д-р Майкл Ланге
Идентичность — сложная идея, которую трудно определить. Многие думают, что идентичность проста и неизменна, но это не так. Многие другие думают, что идентичность изменчива и податлива, но даже они неправильно понимают как и почему идентичность изменчива и податлива, и в конечном итоге плохо использует слово (и идею). Давайте начнем с нескольких вещей, которыми идентичность не является, чтобы помочь нам понять, как думать о том, чем все это может быть.
Идентичность не является:
Фиксированной — идентичность не остается неизменной на протяжении всей жизни. Он меняется со временем.
Он также может меняться от ситуации к ситуации в течение очень коротких промежутков времени.
Единственное число — личность — это не то, что у человека есть только одна. Внутри человека не существует «истинного» «я», а все остальное является слоями интерпретации. Утром за завтраком личность может быть одной, а днем во время урока — другой, но и то, и другое остается полной идентичностью.
Владение — личность не является чем-то, чем кто-то владеет. Он создается во взаимодействии людей, а потому постоянно создается и переделывается.
Контролируется каким-либо одним лицом — личность не находится под контролем одного лица и, следовательно, не подлежит определению каким-либо одним лицом (даже лицом, заявляющим личность).
Многие люди хотят, чтобы идентичность была существительным, потому что существительные реальны и конкретны. Это вещи. Я могу владеть вещью. Я могу сказать, что это мое, и рассказать вам, как с этим обращаться, и установить правила относительно этого.
Есть ощущение близости с личностью, потому что она кажется определяющей, и если что-то определяет меня, я хочу быть тем, кто контролирует это. Чтобы иметь больший контроль над ним, я хочу, чтобы он был фиксированным и конкретным. Когда он закреплен в форме именно так, как мне нравится, тогда мне может быть удобно, когда он определяет меня. И этот цикл оправданий становится самоподдерживающимся набором аргументов. Но что, если мы разорвем этот цикл? Что, если мы взломаем его в тот момент, когда личность определяет кого-то?
Идентичность не является:
Определения — идентичность не делает человека тем, кто он есть. Он не формирует, не ограничивает и не укрепляет кого-либо в определенной форме, категории или образе.
Если личность не определяет нас, то что она делает? Если это не то, кем мы являемся в смысле определения, то что это такое и что значит сказать: «Я X, Y или Z»? Что ж, если он не говорит мне, что есть , то лучшее, что он может сделать, это рассказать, что такое .
0021 это как . Он может описывать, а не определять.
Идентификация:
Описательная — идентичность пытается зафиксировать, что что-то означает в данном контексте. Поступая таким образом, такое понимание идентичности признает, что контекст никогда не отсутствует и что он всегда формирует то, что контекстуализирует.
Если мы понимаем идентичность как описательную, а не определяющую, тогда становится легче понять все вышеперечисленное, чем идентичность не является. Описания не фиксированы; они могут варьироваться от человека к человеку. Описания не контролируются одним человеком; кто-то любит чизкейк, а кто-то его ненавидит. Если мы теперь можем осознать некоторые из тех вещей, которыми идентичность не является, что еще может сказать нам наше понимание идентичности как описания, а не определения, о том, что такое идентичность?
Идентичность:
Fluid — личность меняется во времени и пространстве. То, кем я буду завтра, может быть не очень похоже на то, кем я являюсь сегодня, из-за целого ряда факторов.
Ситуативный — идентичность может меняться от одной ситуации к другой. В контексте моих друзей я могу считать себя веселым и забавным человеком, но в другом контексте разговора с моим начальником я могу быть очень серьезным и сосредоточенным. Я один я, но моя личность в каждой ситуации отличается.
Коммуникативная — идентичность является результатом взаимодействия идей, слов и действий людей друг с другом. Я могу отправить сообщение, надев рубашку с логотипом, но то, как эта рубашка наполняется смыслом кем-то другим, находится вне моего контроля. Я отправляю сообщение, другие принимают его и интерпретируют, как при языковом общении.
В этот момент некоторые люди могут поднять руки и подумать: «Если идентичность — это просто описание, и все это так изменчиво, то какое это имеет значение?» Что ж, это очень важно, потому что, хотя идентичность не является определением в каком-то экзистенциальном смысле, люди все же притворяются, что или неправильно понимают , что идентичности определяют, а затем накладывают другие значения поверх этих определений.