Мысль это в философии: Мысль / Философский словарь

Содержание

Мышление, мысль, одаренность Текст научной статьи по специальности «Философия, этика, религиоведение»

ПСИХОЛОГИЯ

DOI 10.24411/1813-145X-2018-10247

УДК 159

В. Д. Шадриков

https://orcid.org/0000-0002-4905-4136 В. А. Мазилов

https://orcid.org/0000-0003-0646-6461

Мышление, мысль, одаренность

Исследование выполнено при поддержке Российского научного фонда проект № 18-18-00157

Статья посвящена попытке осмыслить феномен мышления. В статье отмечается, что, несмотря на многочисленные усилия исследователей, продвижение не так велико, как того хотелось бы.

В статье, основываясь на данных истории психологии, авторы приходят к заключению, согласно которому невыраженный прогресс в раскрытии механизмов мышления связан с тем, что при анализе мышления недостаточно используется методологический анализ. В статье также поддерживается позиция, высказанная В. Д. Шадриковым, о необходимости возвращения в психологию мышления понятия «мысль». В статье мышление раскрывается как предмет и проблема психологии. Утверждается, что представленные в советской и постсоветской психологической литературе трактовки мышления сложились в определенной традиции, которая связывала рассмотрение мышления преимущественно с философскими и логическими позициями. В этом контексте мышление человека противопоставлялось чувственному познанию и трактовалось как высший уровень познания. В статье сформулировано понимание мышления как психологического процесса, имеющего качественную специфику: сущность мышления как психологического процесса состоит в порождении мыслей и в работе с мыслями.
Это становится возможным на основе использования системы интеллектуальных операций, направленной на разрешение задач посредством раскрытия объективных свойств, связей и отношений. С учетом достижений современной нейрофизиологии в статье предлагается новое решение психофизической проблемы. Можно полагать, что предложенное решение адекватно природе и функциям мышления. В статье предпринят анализ ключевых аспектов формирования мышления, представлена трактовка мышления как способности. В работе развиваются идеи классика отечественной психологии С. Л. Рубинштейна, согласно которым овладение мыслительными операциями рассматривается как процесс формирования интеллекта. Прослеживаются преимущества авторского подхода и понимания мысли как центрального понятия в теории мышления.

Ключевые слова: мышление, мысль, процесс, базовая категория, моделирующие представления, образ, психический процесс, интеллектуальные операции, способность.

PSYCHOLOGY

V. D. Shadrikov, V. A. Mazilov

Thinking, Thought, Giftedness

The article is devoted to the attempt to comprehend a thinking phenomenon. In the article it is noted that, despite numerous efforts of researchers, advance is not so big as it shoould be. In the article, based on data of psychology history, authors come to conclusion according to which insufficiently expressed progress in disclosure of mechanisms of thinking is connected with the fact that the methodological analysis is under-exploited in the analysis of thinking. In the article the position stated by V. D. Shadrikov about need of return of the thought concept into thinking psychology is also supported. Thinking is presented in the article as a subject and a problem of psychology. It is claimed that the interpretations of thinking presented in the Soviet and Post-Soviet psychological literature developed in a certain tradition which connected consideration of thinking mainly with philosophical and logical positions.

In this context the person’s thinking was opposed to sensory perception and treated as the highest level of knowledge. In the article is formulated understanding of thinking as a psychological process having qualitative specifics: thinking entity as a psychological process consists in generation of thoughts and in work with thoughts. It becomes possible on the basis of use of the system of intellectual operations directed to solve tasks by means of disclosing objective properties, communications and relations. Taking into account achievements of modern neurophysiology a new solution of a psychophysical problem is proposed in the article. It is possible to believe that the proposed solution is adequate to the nature and functions of thinking. In the article the analysis of key aspects of thinking formation is undertaken. Here the interpretation of thinking as an ability is presented in the article.

© Шадриков В. Д., Мазилов В. А., 2018

In the work are developed the ideas of the classic of national psychology S. L. Rubenstein according to which mastering cogitative operations is a process of intelligence formation. Advantages of the author’s approach and understanding of the thought as a central concept of the theory of thinking are traced.

Keywords: thinking, thought, process, basic category, modeling representations, image, mental process, intellectual operations, ability.

Статья посвящена проблеме мышления. Эту проблему вполне обоснованно можно счесть вечной: человечество всегда интересовало, как можно получить действительно новое знание. Среди других таинственных вопросов именно мышление представляло собой настоящую загадку. Как сказано Ш. Бодлером, «Au fond de Ппсоппи роиг trouver du nouveau!», что в конгениальном переводе М. И. Цветаевой передано как «в неведомого глубь, чтоб новое обресть». Получение нового — это главное в мышлении. Уже не одну тысячу лет мыслители пытаются понять, что именно делает мышление способным получать новое знание. Забегая вперед, отметим, что смысл настоящей статьи заключается в развитии подхода, согласно которому сущность мышления состоит в порождении мыслей. Таким образом, центральным моментом в процессе мышления является порождение мыслей. Как ни удивительно, в новейшей истории психологии этот подход является новым и оригинальным: в последние четыре года инициатива В. Д. Шадрикова вернуть категорию «мысль» в структуру мышления получила разработку в ряде исследований как самого автора, так и его учеников и последователей.

Со времен Парменида, противопоставившего разум чувственному познанию, существует традиция рассматривать мышление как источник истинного познания, так как «чувства ненадежны». Среди других психических способностей или функций мышление всегда занимало определенную, причем важную роль. Было ясно, что объяснить направленное течение мыслительных процессов сложнее всего. Каким-то непонятным мистическим образом мышление устремляется к своей цели, которая представляется в начале процесса как совершенно неизвестное.

Впрочем, все это давно известно как парадокс Менона, и прекрасно описано Платоном в одноименном диалоге. «Если мы не знаем, чего мы не знаем, то как мы поймем, что именно нам следует узнать?»

Настоящим «отцом» мысли является, конечно, Аристотель, выделивший важнейшие характеристики мысли: «Мысль связывает или отделяет либо суть вещи, либо качество, либо количество, либо еще что-либо подобное» [3, с. 186]. Мысль по-гречески Коеша. Именно так ее именует Аристотель. Великий Стагирит отмечает, что мышление «во власти субъекта», мыслящего субъек-

та: «Мыслить — это во власти самого мыслящего, когда бы оно ни захотело помыслить; ощущение же не во власти ощущающего, ибо необходимо, чтобы было налицо ощущаемое» [3, с. 407].

В настоящем тексте у нас нет возможности проследить эволюцию взглядов на мышление. Отметим лишь, что, начиная с ассоциационизма, исследователи видели свою задачу в том, чтобы обнаружить механизмы, ограничивающие «произвол» субъекта. Мышление успешно проходит и приводит к нужной цели. Объяснить это очень сложно. Прошлый опыт через механизм ассоциаций и представлялся тем механизмом, который направляет процесс. В этом смысле известный закон «творческого синтеза» В. Вундта был «шагом назад», так как постулировалось наличие силы, действующей в сознании и способной по своему произволу соединять элементы. Г. Эббингауз полагал, что направленность достигается путем взаимодействия противоположных тенденций: среднее между навязчивым состоянием и скачкой идей. Огромным шагом вперед была исследовательская работа Вюрцбургской школы: с одной стороны, было показано наличие в мышлении неосознаваемых детерминирующих тенденций, направляющих мыслительный процесс, с другой — обнаружился феномен «безобразного» мышления, то есть мысли, лишенной всякого сенсорного содержания. Для темы нашей статьи это особенно важно, так как впервые «чистая» мысль стала предметом научного психологического исследования.

Обратим внимание, что впервые мысль в конце XIX столетия становится предметом эмпирического (и экспериментального) исследования, а не абстрактных рассуждений.

Пионерами экспериментального исследования выступили психологи из вюрцбургской школы и французский исследователь Альфред Бине. Ранее уже отмечалось, что «в первых исследованиях мышления вюрцбуржцы попытались реализовать интроспективную программу применительно к новому объекту — мышлению. Поскольку экспериментальных исследований мышления еще не было, представление о мышлении складывалось под влиянием логики. Одно из первых исследований было посвящено психологии суждения. Самонаблюдение было направлено на поиск элементов мышления. Таким образом, можно констатировать, что первая вюрцбургская программа

исследования мышления была направлена на изучение структуры мышления. Были выявлены ненаглядные компоненты мышления. Отказ от «стандартизованности» самонаблюдения в физиологической психологии за счет процедур физиологического эксперимента «компенсировался» разработкой метода систематической экспериментальной интроспекции» [17, с. 278].

В работе А. Майера и И. Орта, содержащей исследование ассоциаций, были обнаружены «состояния сознания», которые Н. Ах называет знанием («сознанность», «знаемость», «осознание») [17, с. 278]. «Для обозначения таких ненаглядно данных знаний Ах ввел новый термин «Bewüsstheit», который можно перевести как «знаемость» или «осознание»… Иногда эта знаемость сопровождается наглядными представлениями или отрывочной внутренней речью. Ах, однако, отрицает, что ощущения, представления или речь имеют существенное значение для ненаглядных знаний» [2, с. 65]. Н. Ахом анализируется понимание испытуемыми текстов и устанавливается, что текст может быть понят, хотя у понимающего возникает незначительное количество наглядных представлений. «Эти данные Ах пытается объяснить тем, что словесные раздражения благодаря возбуждению репродуктивных тенденций приводят в состояние готовности определенный круг представлений, которые ассоциативно связаны с действующими раздражениями. Такое состояние переживается как понимание значения или смысла прочитанного» [2, с. 65].

«Август Мессер в своих исследованиях использовал задания более высокой сложности, нежели Н. Ах. Он обнаружил, что испытуемые часто понимали достаточно сложные фразы без появления в сознании представлений. А. Мессер приходит к выводу, что может существовать мысль, не нуждающаяся ни в образах, ни в словах. Она занимает промежуточное место между совершенно несознаваемыми и более или менее полными, развернутыми мыслями, осознанными и выраженными в словесной форме» [2, с. 66]. «А. Мессер вводит понятие «мысль» вместо недостаточно определенного и собирательного понятия состояний (положений) сознания» [17, с. 278].

Отметим, что впервые, по всей видимости, понятие мысль предложено Альфредом Бине в книге «Экспериментальное исследование интеллекта» (в 1903 г.) [41]. Л. И. Анцыферова отмечает, что основная характеристика мыслей (по Мессеру) — их лишенность наглядного содержания. Также ею было установлено, что «исследование мыслей в Вюрцбургской школе было продолжено Карлом

Бюлером, который сделал важное разграничение: мысль — это знание, лишенное наглядности, состояния сознания — переживания сомнения, неуверенности и т. д. К. Бюлер связывает мышление именно с наличием мыслей, отрицая связь собственно мышления со словами или образами: подлинное мышление всегда совершается без образов и слов» [2, с. 67]. «Насколько я могу судить по собственному самонаблюдению, — пишет Бю-лер, — внутренняя речь выступает главным образом тогда, когда человек ставит себе задачу, предлагает вопросы или когда стремится фиксировать или привести в порядок мысли с тем, чтобы выразить их для себя или другого. С этим согласуются и результаты протоколов, которые говорят о внутренней речи в первую очередь тогда, когда испытуемый не подготовлен к задаче в том виде, как она поставлена, когда он должен переформулировать ее для себя или разбить ее на части» [17, с. 278]. Отметим, что К. Бюлеру принадлежит и классификация мыслей (сознавание правил, со-знавание отношений, интенции).

Конечно, нельзя недооценивать факт обнаружения феномена задачи (Aufgabe) и введения соответствующего понятия. Обратим внимание, что, столкнувшись с такими феноменами, представители этой школы испытывали трудности в оформлении результатов своих исследований [2]. В рамках этой школы выполнялись новаторские исследования О. Зельца, в которых успешно использовалась исследовательская схема, предполагающая изучение процесса, а сам процесс направлялся связями, актуализируемыми в проблемном комплексе. Напомним, что исследователи мышления пытались — в первую очередь, для соответствия требованиям научности (трактуемой, разумеется, исторически) — ограничить «субъективность». Эта мысль нуждается, видимо, в минимальном пояснении. Как это было ясно, начиная с времени А. А. Потебни, структура мысли аналогична простому предложению. Иными словами, использование категории «мысль» практически обязательно предполагает категорию субъекта, порождающего эту мысль. Общий тренд в изучении мышления состоял как раз в противоположном — освобождении от субъективизма.

В гештальтпсихологии, которая была самым бескомпромиссным врагом субъектного произвола, «мысль» особой популярностью не пользовалась. Она использует специфический метод, в котором решение задачи — результат переструктурирования ситуации в оптическом поле. Мышление — это изменение видения ситуации с помощью инсайта. Так как мышление осуществляется в феноменальном поле, мысль не использо-

валась в качестве значимого термина. Она предполагает наличие субъекта, тогда как пафос гештальтпсихологии и состоял в элиминировании субъекта за счет слияния его и объекта в феноменальном поле. Как результат — создалась ситуация, которая, в принципе, сохраняется и до сего дня.

Хотя, ради абстрактной справедливости, заметим, что функциональное решение очень напоминает мысль (по Карлу Дункеру). Помимо этого, стоит вспомнить, что в 20-е гг. ХХ в. вновь возрос интерес к изучению мысли -Л. С. Выготский, Ж. Пиаже достаточно много писали о мысли, подвергали анализу ее структуру, ее происхождение. Однако позже оба отказались от мысли — в одном случае мысль была заменена на движение по пирамиде понятий, в другом — на систему координированных операций.

Не имея здесь возможности сколь-нибудь подробно это обозначить, заметим, что предпринимаемый разными авторами анализ традиционных теорий мышления содержит в себе существенный недостаток. Его можно обозначить как недостаточный методологический анализ. При характеристике той или иной концепции не учитывается, что для того или иного автора значимой является та или иная организационная схема (ядро которой составляет базовая категория — структура, функция, процесс, уровень, генезис или их сочетание), а также моделирующие представления [17].

Согласно Н. Г. Алексееву, «моделирующие представления обеспечивают целостность последовательности процедур и могут содержать некоторые обоснования на этот счет. Подобные схемы, как правило, замыкаются на некоторый образ материальных предметов и связей между ними, задают объект исследования» [1, с. 324].

Обратим внимание в данном случае на то, что «роль моделирующих представлений в понимании теории чрезвычайно велика. Если сильно упростить, можно сказать, что моделирующие представления — это та модель изучаемого явления, которую принимает исследователь и на которой верифицируются (получают подтверждения) сведения об изучаемом объекте». «Моделирующие представления о мышлении могут быть весьма различны: состояния сознания (последовательная смена образов и представлений), направленное течение мыслей, рассуждение, решение задачи и т. д. Важность этого элемента переоценить нельзя: от него зависят как конкретная ситуация, в которой будет происходить исследование, так и многие важные детали (например, выбор стимульного материала). Заметим,

что в случае решения задач необходима конкретизация: прохождение лабиринта, решение механической головоломки и логической задачи на сообразительность — разные моделирующие представления. В теориях мышления можно обнаружить различные моделирующие представления. Можно говорить об эволюции моделирующих представлений.

Направление эволюции — все большая специализация. В эмпирической психологии в качестве моделирующего представления выступала совокупность представлений: «полипняк образов», по выражению И. Тэна. Моделирующее представление — ассоциативный процесс в уме, взаимосвязь образов, когда наличие одного вызывает другой и т. д. Первая модель — течение представлений. Второй тип — сознательные представления, объединенные в некое целое. Осмысленное целое. Теория мышления В. Вундта может быть хорошей иллюстрацией этого типа моделирующих представлений. Важно отметить, что этот тип моделирующих представлений противопоставляется предыдущему — ассоциативному. Вундт специально подчеркивает, что в случае сознательного мышления ассоциации тоже присутствуют, но «эти звенья подобраны таким образом, что сочетаются в цельную картину, и впечатление ее сразу ставит нас в то положение и приводит в то настроение, которое хотел пробудить в читателе поэт. В этой картине нет ни одной лишней из главных составных частей, каждая из них сочетается с целым, так что одно общее представление соединяет друг с другом все эти ассоциированные члены». Нельзя не отметить, что моделирующее представление удивительно точно соответствует структурной организационной схеме. Третий вид моделирующих представлений — направленное течение мыслей, рассуждение, направленное на какую-то цель. Такие моделирующие представления соответствуют функциональному пониманию мышления и функциональной организационной схеме. В теориях мышления Г. Эббингауза и У. Джемса можно видеть примеры такой ориентации. Наконец, четвертым видом моделирующих представлений является процесс решения задачи. Этот тип моделирующих представлений можно обнаружить у психологов из Вюрцбургской школы. Очевидно, что эти моделирующие представления соответствуют организационной схеме процесса» [17, с. 288]. Разработанные психологами в конце XIX — начале XX в. теории мышления различаются и лежащими в их основе организационными схемами, и конкретизирующими представления об изучаемом явлении моделирующими представлениями.

Данная работа никак не по истории психологии. Поэтому мы не будем здесь анализировать ни полный комплекс причин того, почему категория «мысль» исчезла из мейнстрима современной психологии мышления, ни отдельные работы, где такие исследования продолжались. В свое время мы некоторых аспектов касались [15, 14, 16].

Развитие науки циклично. К одним и тем же вопросам периодически происходит возвращение, в период между возвращениями интерес к каким-то сюжетам или вопросам ослабевает. Каждое возвращение несет в себе потенциальную новизну: ландшафт науки изменился, что-то поменялось, появились новые понятия, уточнилось значение старых. Могли появиться новые методы. Это создает потенциальную возможность, что сложится новая картинка, произойдет продвижение в понимании. Понятие «мысль» в этом отношении не исключение. Мы уже отмечали, что центральное понятие в теории мышления на какое-то время становится неактуальным. Так было во время А. А. Потебни и Макса Мюллера. Тогда было актуально обсуждать соотношение мысли и образа, чувственного образа. Как мы увидим ниже, на очередном этапе эта проблема анализируется и в последних работах В. Д. Шадрикова.

Очередное возвращение термина «мысль» в число активных в современной психологии происходит в самое последнее время благодаря публикациям В. Д. Шадрикова. Поскольку инициативы В. Д. Шадрикова были встречены научным сообществом благосклонно, можно полагать, что его начинание позитивно.

Поскольку нам уже приходилось писать о перспективах данного подхода [13-15, 33-35], ограничимся лишь самыми последними результатами.

Прежде чем обратиться к анализу феномена мысли, проанализируем, какое место мысль занимает в классических и современных определениях мышления.

«Психология мышления — одно из самых новых завоеваний психологии: она стала разрабатываться лишь в XX столетии», — писал С. Л. Рубинштейн в 1935 г. [28, с. 205]. «За прошедшие 83 года проведены тысячи исследований в этой области, ученые и технические специалисты дерзнули на создание искусственного интеллекта, но сущность мышления до сих пор остается тайной, над разгадкой которой бьются психологи и физиологи, философы и поэты, математики и инженеры. До настоящего времени мы не имеем определения, раскрывающего сущности мышления. Все говорят, в основном, о том, что мышление определяет успешность решения различных

задач, но никто не говорит, что есть мышление» [36, с. 2].

В словаре Брокгауза и Ефрона мышление в широком смысле определяется как «совокупность умственных процессов, лежащих в основе познания; к мышлению именно относят активную сторону познания: внимание, восприятие, процесс ассоциаций, образование понятий и суждений. В более тесном логическом смысле мышление заключает в себе лишь образование суждений и умозаключений путем анализа и синтеза понятий» [18, с. 654].

В данном определении мышление трактуется очень широко, по сути, включает в себя познавательные процессы, но сама сущность предмета мышления при этом не раскрывается.

В большом энциклопедическом словаре мышление определяется как «высшая ступень человеческого познания. Позволяет получать знания о таких объектах, свойствах и отношениях реального мира, которые не могут быть непосредственно восприняты на чувственной ступени познания» [5, с. 774].

Как отмечает В. Д. Шадриков, «при таком подходе появляется вероятность отрыва мышления от чувственного познания (против чего выступал С. Л. Рубинштейн), сущность мышления заменяется его функцией получения знаний (что тоже ограничивает функции мышления). Осторожно следует относиться и к тому, что мышление есть высшая ступень человеческого познания. Более точным было бы выражение — мышление прошло несколько стадий в филогенезе своего развития и включает чувственную и понятийную, развивающуюся на основе чувственной. Не раскрывая сущности мышления на этапе чувственного познания, авторы сосредоточиваются на том, что это «высшая ступень», повторяя из издания в издании эту «высшую ступень», как «мантру», как магическое заклинание (что, во многом, соответствует уровню изученности мышления)» [36, с. 2].

Рассмотрим еще одно определение мышления, предложенное в Российской педагогической энциклопедии. Мышление здесь определяется как «процесс познавательной деятельности человека, характеризующийся обобщенным и опосредованным отражением предметов и явлений действительности в их существенных свойствах, связях и отношениях. Исходный уровень познания — непосредственное чувственное отражение в форме ощущения, восприятия, представления и т. д. По отношению к ним мышление выступает как качественно иная форма отражения, высший уровень познания. Чувственные элементы составляют его содержательную основу, однако в процессе мыш-

ления человек выходит за пределы чувственного познания, то есть способен познавать такие объекты, свойства и отношения, которые не даны непосредственно в ощущении и восприятии. Чувственное познание и отвлеченное, абстрактное мышление обогащают друг друга и по мере развития человека становятся все более содержательными и глубокими» [25, с. ТТ].

Мы привели это длинное определение, так как в нем перечислены практически все признаки, по которым мышление характеризуется в отечественной психологии. Что же это за признаки? Здесь мы снова сталкиваемся с «высшим уровнем познания», отмечается связь чувственного познания и мышления, но чувствами мы познаем предметы и явления, а мышление раскрывает свойства и отношения, которые даны в восприятии. «Чувственное познание отделяется от мышления, лишается мышления, хотя и в чувственном познании выделяются существенные связи и отношения, используются операции анализа и синтеза. Результаты чувственного познания составляют содержательную основу мышления. Но если убрать эту чувственную основу, что останется в мышлении? Отметим также, что методологическую основу данного подхода к мышлению составляет теория отражения, в которой примат отдается внешним воздействиям, а не активности и целеустремленности человека [38]. И самое главное, в данном определении не раскрывается предмет мышления. Определяя мышление как познавательную деятельность, мы должны выяснить: какова цель этой деятельности, что является объектом деятельности, какими операциями эта деятельность реализуется, как связана с субъектом деятельности?» [36, с. 3].

Нам представляется, что для содержательного определения мышления необходимо вернуться к незаслуженно забытому в современной психологии понятию «мысль». Показательно, что, определяя мышление, физиологи с мировым признанием Артур К. Гайтон и Джон Э. Холл обращаются к понятию мысли. «Исходя из нервной активности, — пишут они, — можно сформулировать следующее предварительное определение мышления. Мышление — результат одновременной стимуляции определенной «структуры» многих частей нервной системы. Наиболее важными вероятными участниками этого процесса являются кора большого мозга, таламус, лимбическая система и верхние отделы ретикулярной формации ствола мозга. Это представление называют холистической теорией мышления…» Сознание, вероятно, можно объяснить как непрерывный поток осозна-

ния нашего окружения или наших последовательных мыслей» [9, с. 807].

Как видим, данное определение мышления и сознания дается в вероятностном стиле. Авторы отмечают, что «самое трудное при обсуждении сознания, мышления, памяти и научения то, что мы не знаем нервных механизмов мышления и мало знаем о механизмах памяти» [9, с. 807]. Будем и мы иметь это ввиду. Но для утверждения принципа психофизического единства при изучении мышления этого достаточно. Отметим, что глубокую трактовку принципа психофизического единства дает С. Л. Рубинштейн. «При разрешении психофизической проблемы, — пишет он, — с одной стороны, необходимо вскрывать органически-функциональную зависимость психики от мозга, от нервной системы, от органического «субстрата» психофизических функций: психика, сознание, мысль — «функции мозга»; с другой — в соответствии со специфической природой психики как отражения бытия — необходимо учесть зависимость ее от объекта, с которым субъект вступает в действенный и познавательный контакт: сознание — осознанное бытие… Отражая бытие, существующее вне и независимо от субъекта, психика выходит за пределы внутриоргани-ческих отношений [27, с. 25].

В психологическом исследовании вторая сторона является ведущей (что не отменяет значения первой). В мышлении она проявляется как его предметность. «Исходные особенности мышления как интеллектуальной операции — это объективность или предметная отнесенность его содержания: мысль направлена на предмет. Отношение мысли к независимому от нее предмету, объективность его содержания — самая существенная черта мыслительного процесса» [27, с. 305]. Отметим, что мысль не только направлена на предмет — она несет существенные характеристики предмета.

Исходя из сказанного, «определим мышление как качественно специфический психологический процесс, суть которого заключается в порождении мыслей и в работе с мыслями, используя систему интеллектуальных операций, направленную на разрешение задачи посредством раскрытия объективных свойств, связей и отношений»

Дав такое определение мышлению, мы должны определить, что такое мысль.

Начнем с функции психики в жизни человека. Сущность психики, и мышления в частности, заключается в том, чтобы обеспечить выживание человека и продолжение рода. Без обеспечения этих двух процессов человек исчез бы с лица Земли. Для того чтобы выжить, психика должна обес-

печить выявление в окружающем мире факторов, обеспечивающих выживание. Это, в первую очередь, касается нахождения предметов, используемых для питания, и объектов, представляющих угрозу для жизни.

«Процесс выживания человека предполагает функциональное восприятие окружающего мира и самого себя. Результатом этого восприятия является образ вещей и их признаков. Первая функциональная задача восприятия — формирование образов предметного мира и их признаков. Это ключевой момент. Образ без признаков превращается в фантом. Единство образа и его признака выражается в мысли. Мысль несет в себе связь образа и его признака. В этом заключается предметность мысли. Образ представлен множеством мыслей, соответствующих его отдельным свойствам. Например, яблоко — объемное, в форме шара, красное (зеленое, желтое), гладкое, сладкое, кислое, пригодное в пищу. Свойства эти раскрываются через различные ощущения — зрительное, тактильное, вкусовое. Ценность яблока определяется через пробу его использования в пропитании. Ценность того или иного яблока будет определяться и индивидуальными предпочтениями. Важно подчеркнуть, что только связь свойства с вещью мысли не несет. Мыслью является связь свойств вещи с вещью, зафиксированная субъектом восприятия, имеющая для субъекта функциональную значимость. Функциональная значимость определяется потребностями субъекта, его целями и смыслами, а удовлетворение потребности связано с переживаниями. Таким образом, в мысли значение вещи связывается через ее признаки с потребностями и переживаниями. Мысль выступает как содер-жательно-потребностно-эмоциональная субстанция. И этим мысли отличаются от информации, а технические устройства, реализующие познавательные функции, от интеллекта человека» [36, с. 4].

К сказанному добавим два комментария. Первый касается культурно-исторического плана. Выше мы рассуждали о яблоке как предмете, для простоты ограничиваясь утилитарно-

предметным подходом. Но для понимания мышления человека важно иметь в виду, что яблоко это и совокупность значений из мира человеческой культуры (яблоко с дерева познания из рая, яблоко раздора, яблоко Вильгельма Телля, яблоко во всех видах, включая студии звукозаписи и производителей компьютерной техники, а также архетипы коллективного бессознательного). Второй комментарий относится к использованию термина субстанция. С. Л. Рубинштейн в своей

работе «Человек и мир», развивая принцип детерминизма, использует категорию субстанция. В данной работе речь идет об использовании ру-бинштейновского понимания термина субстанция. Напомним, согласно С. Л. Рубинштейну, «диалектический материализм определяет субстанцию как сущее, причина существования которого в нем самом, существующее как причина самого себя (causa sui), в отличие от такого возможного сущего, причины которого лежат не в нем самом, а вне его (Спиноза). Это есть детерминация процесса развития (или в процессе развития), поскольку субстанция при этом выступает как сохраняющееся в процессе изменений и превращений. Субстанция выступает как внутренняя основа закономерного изменения вещей (например, стоимость у К. Маркса как основа внешних меновых отношений)» [29, с. 24].

Мысль порождается конкретным человеком, в силу этого она не только предметна, но и всегда субъективна. Мысль выступает как элемент индивидуального сознания. «По-видимому, — писал Джемс, — элементарным психическим фактором служит не «мысль» вообще, не «эта или та мысль», но «моя мысль», вообще, «мысль, принадлежащая кому-нибудь» [11, с. 114]. Определенная зависимость мысли от субъекта делает ее не только идеальной, но и живой, связанной с потребностями и переживаниями субъекта. В таком виде мысль входит в содержание индивидуального сознания и в таком виде она представлена в процессах мышления.

До настоящего времени мы в основном говорили о предметной мысли. Перейдем теперь к анализу образов. Остановимся на проблеме осмысления образов, наполнения их мыслями.

Содержанием образов, возникающих в результате восприятия предметов внешнего мира, являются мысли-свойства этих предметов. На уровне психологического анализа образ предмета выступает как совокупность мыслей о свойствах этого предмета, объединенных в единое целое (предметность и целостность), характеризующаяся определенным постоянством, обобщенностью (связью с целостным предметом), осмысленностью и т.д. Как рассматривать осмысленность образа вне мыслей, его составляющих, вообще становится проблемой. И если мысль мы определили как потребностно-эмоционально-содержательную субстанцию, то и образ будет выступать как субстанция мыслей -образ-субстанция. А что это означает? К понятию «субстанция», пишет С. Л. Рубинштейн, мы с необходимостью обращаемся, когда делаем попытку отразить сущность вещи [29, с. 24]. В

данном случае к понятию «субстанция» мы обращаемся, определяя сущность образа. В соответствии со свойствами субстанции образ-субстанция будет пониматься как устойчивая совокупность мыслей, как пребывающая во времени сущность и ее проявления, как сущее, причина которого в нем самом, то есть образ, будучи сформирован как субстанция мыслей, будет существовать во времени и проявлять свою сущность в отношениях субъекта с внешним миром и с самим собой.

Сформировавшись, образ-субстанция «будет определять отношения во внутреннем мире человека, обусловливая его мышление. Из обозначенного подхода мы можем утверждать, что образ-субстанция может относится не только к предметам, но и событиям и явлениям. Из всей совокупности образов-субстанций будет складываться содержание внутреннего мира человека как образ внешнего мира и самого себя, насыщенный различными событиями. Именно такой образ и составляет содержание ума» [36, с. 5].

Включенность в образ потребностей и переживаний становится той основой, которая позволяет включиться образу в протекание всех психических процессов, всей внутренней жизни человека. Потребности и переживания являются той детерминантой, которая вовлекает необходимые мысли в решение задач, стоящих перед субъектом, так как их решение связано с определенной мотивацией. Они же помогают осознать мысли, вовлекаемые в процесс решения. Из сказанного становится понятной идея, выдвинутая Л. С. Выготским, согласно которой мысль, существующая во внутренней речи, приобретает новую функцию внутреннего организатора нашего поведения [7, с. 199]. Мысль, рассматриваемая не только как информация, но мысль, тесно связанная с потребностями и переживаниями. Включенный в деятельность образ-субстанция развивается в деятельности, проходит процесс интеллектуализации и организует деятельность.

Стоит остановиться на свойстве мысли и образа как их осознанности.

Определенную ясность в понимание этой проблемы вносят теоретические разработки Л. М. Веккера, который показал, что «механизм любого психического процесса, в принципе, описывается в той же системе физиологических понятий и на том же общефизиологическом языке, что и механизм любого физического акта жизнедеятельности. Однако, в отличие от всякого другого, собственно физиологического акта, конечные, итоговые характеристики любого психического процесса в общем случае могут быть опи-

саны только в терминах свойств и отношений внешних объектов, физическое существование которых с органом этого психического процесса совершенно не связано и которые составляют его содержание» [6, с. 11]. Таким образом, процессуальная динамика механизма и интегральная характеристика результата в психическом акте отнесены к разным предметам: первая — к органу, вторая — к объекту.

«Это парадоксальное воплощение свойств внешнего объекта в состояниях другого объекта -органа психического акта, или наоборот, «перевоплощение» собственного «нутра» носителя психики в свойства другого, внешнего по отношению к нему физического тела, составляет подлинную исконную специфичность психического процесса» [6, с. 11]. Уникальность и таинственность отмеченного свойства проекции определяется тем, что здесь в одном объекте-органе воспроизводится место, занимаемое другим объектом. Конечные характеристики психического акта всегда отнесены к характеристикам внешнего объекта, в этом заключается сущность предметности психического процесса.

«Из данного свойства психического процесса вытекают и другие его характеристики. Во-первых, итоговые параметры психического процесса не могут быть сформулированы на физиологическом языке тех явлений и величин, которые открываются наблюдателю в органе-носителе. Во-вторых, психические процессы недоступны прямому чувственному наблюдению, своему носителю-субъекту психический процесс открывает свойства объекта, оставляя скрытыми изменения в субстрате, являющемся механизмом этого процесса» [36, с. 5].

«Человек не воспринимает своих восприятий, но ему непосредственно открывается предметная картина их объектов. Внешнему же наблюдателю не открывается ни предметная картина восприятий и мыслей другого человека, ни их собственно психическая «ткань» или «материал». Непосредственному наблюдателю со стороны доступны именно и только процессы в органе, составляющие механизм психического акта» [6, с. 15]. Именно в этом процессе восприятия, где субъекту непосредственно открывается предметная картина их объектов и заключается природный механизм сознания.

В процессах восприятия внешний мир раскрывается субъекту в своих свойствах и отношениях, фиксируемых в отдельных мыслях, которые, будучи отнесенными к внешнему, предметному миру (или к самому субъекту), и выступают как содержание сознания.

Парадоксальным является положение, сложившееся в психологии, что проблема сознания, в большинстве случаев, рассматривается в отрыве от предметности восприятия и мышления и, как следствие, в отрыве от предметных мыслей.

Говоря об осознании своей деятельности, важно выяснить, в каких психических процессах происходит это осознание. И здесь мы подходим к таким понятиям, как рефлексия и рефлексивность. В свою очередь, рассматривая рефлексию, мы встаем перед проблемой отношений рефлексии и мышления.

Рассматривая соотношение мысли и образа, полезно обратиться к интересной и глубокой статье М. С. Роговина [24]. Хотя работа написана 45 лет тому назад, она не утратила ни своей актуальности, ни значимости. М. С. Роговин отмечает, что те работы, которые касались вопросов мысли в начале прошлого века, были ограничены уровнем развития науки: «По сравнению с этим периодом те сведения, которыми располагает современная психология, настолько обильны и разнородны, что позволяют проводить их обобщение в самых различных планах» [24, с. 45].

Обратим внимание на тот факт, что Роговин обращается к данным нейронаук (если использовать современную терминологию), прогресс которых в последнее время совершенно очевиден. Таким образом, мы получаем возможность выявить и проследить определенную тенденцию.

Какие исследования в области нейронаук выделяет автор как наиболее значимые для понимания механизмов мысли? Согласно Роговину, это, во-первых, понятие механизма, разработанное А. А. Ухтомским и развитое Н. А. Бернштейном: движение человека есть «сложная многоуровневая постройка, возглавляемая ведущим уровнем, адекватным смысловой структуре двигательного акта», причем степень осознаваемости и степень произвольности растут с переходом по уровням снизу вверх… Во-вторых, это понятие «уровней действия» (а следовательно, и уровней психического регулирования. Идея эта, как поясняет Роговин, впервые реализуется в работах Х. Джексона. а затем у Т. Рибо, П. Жане и др. В-третьих, «положение о том, что структура того или иного психологического механизма раскрывается прежде всего при генетическом подходе и в результате изучения психологической патологии.

«Исходя из этих идей, мы получаем возможность анализировать на основе имеющейся модели двигательного акта взаимоотношение чувственно-образных и мыслительных компонентов познания в плане выявления того, что выступает

в качестве средства (психологического механизма) при решении той или иной познавательной задачи, устанавливать иерархизированную структуру отдельных познавательных актов с функциональным подчинением низших компонентов высшим» [24, с. 46]. Не будем подробно останавливаться на основных положениях этой глубокой работы, отметим лишь некоторые моменты. Для анализа проблемы мысли, согласно Роговину, необходим уровневый подход. М. С. Роговин отмечает, что «создается возможность ответить на вопрос о том, какое же отношение устанавливается между «низшими» (чувственными) и «высшими» (мыслительными) уровнями внутри каждого познавательного акта. По-видимому, наиболее общим отношением такого рода следует считать отношение предвосхищения — антиципации, являющееся, как полагал Н. А. Бернштейн, «обязательной предпосылкой двигательного акта» [24, с. 53]. Обратим внимание на глубокое замечание, крайне важное для адекватного понимания феномена мысли: «механизмы мыслительного отражения, связанные прежде всего с формированием отрицания как специфической познавательной структуры, пока еще могут быть намечены на основе в большей степени историко-философских, а не экспериментально-психологических данных» [24, с. 55]. Заметим, что в 1980-е гг. М. С. Роговиным в соавторстве с П. С. Желеско было проведено специальное экспериментальное исследование, направленное на изучение роли отрицания в познании. Оно осталось практически незамеченным, хотя, на наш взгляд, оно содержит большой потенциал для продвижения в исследовании механизмов мысли [12].

Представляется, что важно разобраться с сущностью мышления. Из этого вытекает первая задача — как мышление участвует в формировании мыслей и образов; и вторая задача — как мышление участвует в решении жизненных проблем.

Начнем с того, что мышление представляет собой процесс (мыслительную деятельность), осуществляемую посредством мыслительных операций. «Характеристика мышления как процесса была бы бессодержательной, если не определить, в чем же этот процесс заключается. Процесс мышления — это, прежде всего, анализирование и синтезирование того, что выделяется анализом; это затем абстракция и обобщение, являющиеся производными от них. Закономерности этих процессов в их взаимоотношениях друг с другом суть основные внутренние закономерности мышления» [26, с. 28].

Этот анализ и синтез в процессах порождения мыслей начинается в процессах ощущения, которые выступают «языком, за который отвечает каждый анализатор (орган чувств и соответствующие отделы мозга) и описанием на этом языке внешних воздействий» [13, с. 249]. В соответствии с нашим определением, ощущения поставляют материал об отдельных свойствах предметов, лежат в основе порождения мыслей. Они осуществляют первичный анализ свойств предметов.

Современные нейропсихологические исследования показали, что восприятие зрительных структур осуществляется посредством иерархической системы специализированных нейронов (детекторов признаков). При этом выделение признаков происходит при участии нейронов памяти, и сама система восприятия находится под контролем своей собственной истории и является самодатирующей системой [23].

У человека в процессах онтогенеза формируются генетически заданные системы, осуществляющие анализ и синтез сенсорной информации, позволяющие человеку тонко приспосабливаться к изменяющейся внешней среде, лежит способность нейронов и нейронных сетей к установлению и сохранению связи, а также тонкая спецификация нейронов на отдельные воздействия [23].

Таким образом, у человека имеется природный механизм мышления, осуществляющий анализ и синтез, который можно рассматривать как характеристику ума, как природную способность к мышлению.

Констатация данного факта позволяет перейти к анализу мышления на психологическом уровне. Основой для того такого анализа является, как было показано выше, осознание мыслей и образов как субстанции мыслей. Именно здесь в полную меру начинают работать все основные интеллектуальные операции, разворачивается процесс мышления, как процесс работы с мыслями с использованием операций. Решение задач с использованием операций предстает как процесс мышления на осознанном уровне.

Но откуда берутся операции? По этому поводу С. Л. Рубинштейн писал: «Всякая попытка признать операции чем-то первичным и свести процесс мышления к механическому функционированию так понимаемых операций принципиально не верна и не осуществима. Свести мышление к совокупности так понимаемых операций и устранить процесс мышления — означает устранить само мышление» [26, с. 50]. Операции, -отмечает Рубинштейн, — сами формируются,

складываются в ходе мыслительного процесса. «Первичный, еще совсем пластичный процесс мышления, не отложившийся в определенные структуры («ходы»), не превратившийся еще в ряд определенных операций, совершается в виде поисковых проб. «Пробы» решения — это формы анализа проблемной ситуации.

Пробы при осмысленном решении задачи -это синтетические акты соотнесения условий с требованием задачи, посредством которых шаг за шагом, совершается анализ условий» [26, с. 47-48]. Операции формируются в результате практической деятельности применительно к условиям, предметному содержанию. Из этого следует, что мышлению (думанию) необходимо учиться: учиться в плане формирования операций и в плане их использования в применении к конкретному материалу.

«По мере того, как в процессе мышления складываются определенные операции — анализа, синтеза, обобщения, по мере того, как они генерализуются и закрепляются у индивида, формируется мышление как способность, складывается интеллект. Сами операции мышления не даны изначально. Они постепенно складываются в ходе самого мышления» [15, с. 47].

В основе мышления с использованием операций, лежит способность к мышлению, реализуемая определенными нейрофизиологическими структурами (см. выше).

Знание операций еще не гарантирует их включение в процесс мышления, решения определенной задачи. «Вопрос о применении тех или иных операций в каждом частном случае, к определенной задаче не решается посредством этих же операций. Совокупность операций не определяет, какая из них должна быть выбрана в каждом данном случае. Актуализация тех или иных операций и применение их к заданной задаче требует анализа как задачи, к решению которых они должны быть применены, так и операций, которые должны быть приняты в расчет при решении данной задачи, анализа, осуществляемого в процессе синтетической деятельности их соотнесения» [26, с. 5Т].

Механическое применение операций, которые человек использует без понимания, «формально», не включает активное мышление в решение задачи. В этом случае решение задачи осуществляется автоматически, на уровне навыка, если он применим к решаемому типу задачи. Данный аспект развития способностей мышления описан нами в работе [38].

Рассматривая процесс мышления, мы неоднократно обращались к тому, что он предполагает

анализ задачи и условий. Но и задачи и условия описываются системой мыслей (и образов). Следовательно, при решении задачи мышление обращается к анализу, синтезу и обобщению мыслей, описывающих задачу и условия. Таким образом, мы можем констатировать, что мышление работает с мыслями, посредством операций по работе с мыслями.

Потребность выражения мысли в слове возникает при необходимости передачи ее другому. Слово в этом случае выполняет функцию сигнала. Сигнал (от лат. signum — ‘знак’) — физический процесс (или явление), несущий сообщение (информацию) о каком-либо событии, состоянии объекта наблюдения, либо передающий команды управления, указания, оповещения [32]. Слово несет определенное содержание. В процессе словообразования связь его с содержанием определяется тем, кто слово порождает. В различных языках эта связь слова и содержания может существенно различаться. Но нас в данном случае интересует только один аспект: как отражается содержание мысли в слове. Образ как субстанция мыслей может нести наряду с основными мыслями-признаками еще и мысли, связанные с несущественными признаками или признаками-мыслями, привносимыми в образ субъектом в соответствии с его мотивацией и переживаниями.

Индивидуальный образ всегда субъективен. Основные мысли в этом образе сопровождаются дополнительными, которые выступают в роли «обертонов» для основных, сущностных мыслей-признаков. За счет этих мыслей-обертонов индивидуальный образ гармоничен, отражает индивидуальное восприятие мира субъектом. При выражении индивидуального образа в слове теряются многие обертона. Формирующееся значение слова, отражающее индивидуальный образ, огрубляет этот образ, но при этом он сохраняется как субстанция мыслей. Это огрубление мысли, выраженной в слове, тонко подметил Ф. Тютчев, когда писал: «мысль изреченная — есть ложь». Слово, отражающее образ, всегда беднее образа, породившего это слово. Оно передает только основные (сущностные) мысли. Но слушающий дополняет мысли, содержавшиеся в слове, своими обертонами.

В этом процессе «опредмечивания и распредмечивания», превращение образа-субстанции в слово, носитель сообщения (информации) и понимание слова как перевод его опять в субъектный образ-субстанцию заключена сущность процесса общения.

Интересно отметить, что Казимир Малевич, придумывая феврализмы, записывал обычные

фразы и обводил их рамкой. При этом он исходил из того, что, увидев написанное слово, человек нарисует в воображении свою иллюстрацию к этому слову. Слово выступает предельной абстракцией. В понимании Малевича слово — это тоже картина, это тоже образ. Образ, наполненный индивидуальными мыслями и чувствами.

Связи мышления и речи посвящено значительное количество исследований. А. Н. Соколов отмечает, что «мысль и язык связываются в единый и неразрывный комплекс, действующий как речевой механизм мышления» [33, с. 3]. При этом в трактовке речи и мышления существуют две основные точки зрения. Первая отстаивает позицию, что «мышление и речь тождественны (мышление есть беззвучная речь, «речь минус звук»), вторая утверждает, что «мышление и речь лишь внешне связаны друг с другом (речь есть наружная оболочка мышления, средство выражения готовых мыслей, возникающих вне формы слов и чувственных образов)» [33, с. 3-4].

Отметим, что проблема отношений мышления и речи анализируется вне отношения мышления и мысли. Основная проблема заключается в вопросах: «Что такое мышление и что такое язык (речь) — это одно и то же или разное? Возможно ли мышление без речи и речь без мышления? Какова роль речи в процессах мышления?»

А. Н. Соколов отмечает, что у философов активность мысли всегда связана со словом. Аристотель объединяет мысль и слово в единое целое, но при этом не отождествляет их ни друг с другом, ни с предметами мысли. Источником мыслей у Аристотеля является чувственное восприятие вещей. Томас Гоббс считал, что мыслящая вещь есть нечто материальное, образ он рассматривал как «фантазм», создаваемый разумом, слова считал «метками» для запоминания мыслей.

Джон Локк полагал, что наш умственный опыт основывается на ощущениях и восприятиях. Локк включал в мышление ощущение, восприятие, память, воображение, понятие. Локк считал возможным возникновение мыслей без языка. По мнению Г. Лейбница, язык нужен человеку для рассуждения с самим собой, язык (слово) закрепляет мысли, слово служит для сообщения мыслей другим. Гумбольдт В. придерживался взгляда, согласно которому никакая мысль не может существовать без языка. Мыслить — значит говорить с самим собой.

Интересна мысль Г. Гегеля об отношении мышления и ощущения. «Когда мы схватываем чувственное многообразие, мы еще не мыслим; только связывание (das Beziehen) его есть мыш-

ление» [ТТ, с. 96]. Важно отметить, что Гегель подчеркивал, что мышление — есть связь (связывание). Следует отметить также взгляды на мысль и мышление Фридриха Макса Мюллера (Т823-Т900). Под мыслью Мюллер понимал акт мышления, а под мышлением — мысленное комбинирование мыслей. В каждой мысли, — отмечал он, — присутствуют ощущения, представления, понятия и названия. В работе «Наука о языке» он отмечал, что в основе слова лежит качество или качества, которые человек выделяет в вещи и которые наиболее важны для него. Интересные взгляды на отношение мысли и слова содержатся в работе А. А. Потебни [23]. Отмечая органическое единство мысли и слова, он отмечал одновременно их различие. Элементарные мысли (чувства), считал Потебня, возможны без слов. Эту последовательность в изложении отношений слова и мысли можно было бы продолжать и далее, но обобщая уже названные работы, приходится констатировать: он не проливает свет на то, что нас интересует. Эти суждения не продвинули нас в понимании того, что считать за мысль, какова ее структура, как соотносится мысль и мышление. Это не позволяет дать обоснованное толкование отношений мысли и слова.

Попробуем дать ответ на поставленный вопрос с позиции нашего понимания мышления как процесса порождения мыслей и работы с мыслями при решении задач (практических и теоретических). Ребенок овладевает речью приблизительно к двум годам. Но образ матери у него формируется в первые месяцы. При виде матери он улыбается, протягивает руки, бежит к ней, выражает свое отношение к ней. Он не знает слово «мама», но он знает ее как человека, который удовлетворяет все его потребности. Мать с позиции ребенка выражает (несет собой) качества, которые для него жизненно важны. С матерью связываются мысли, насыщенные глубокими переживаниями. И только позднее ребенок усваивает, что мать «называется» мама. Он узнает слово, которое связано со всем комплексом мыслей о матери. Слово выступает как знак, наполненный определенными мыслями. Но не в столь яркой форме эта связь мысли и слова проявляется и в других случаях чувственного познания. Вначале субстанция мыслей о вещи, затем название вещи-словом. В дальнейшем, при восприятии знакомого слова у человека воспроизводится из памяти симптомокомплекс мыслей, который в прошлом связывался с этим словом. С раскрытием содержания слова связана проблема понимания как в образовании, так и в жизни. Типичным примером является ситуация сегодняшнего дня.

По всем каналам средств массовой информации мы слышим англоязычные слова, относящиеся к определенной области знаний и практики, чаще всего к экономике. Значительная часть населения этих слов-терминов не знает и сообщений не понимает. В обучении для достижения понимания необходимо, чтобы у обучающегося было сформировано понимание слов, используемых педагогом, причем в том же смысле, в котором их использует педагог (или автор учебника).

Но вернемся к проблеме соотношения мысли, слова и мышления.

Как единица языка слово служит для называния отдельного понятия [21, с. 650]. Понятие же определяется как «логически оформленная общая мысль о предмете» [21, с. 497]. Таким образом, слово служит для называния логически оформленной общей мысли о предмете. Остается уточнить, что же такое общая мысль? Общая по отношению к чему или кому? Общая по отношению к предмету. Но ведь может быть мысль, общая и по отношению к субъектам восприятия! По всей вероятности, мысль, общая по отношению к предмету, должна быть отнесена к субъектам восприятия. Это у них должна быть общая мысль, характеризующая предмет, имеющая определенное значение для всех.

Если индивидуальный образ имел для субъекта личностный смысл, то слово, обозначающее образ, будет иметь значение, общее для субъектов, использующих это слово, за которым стоит обобщенный образ. Но что такое обобщенный образ? Это образ, лишенный индивидуальных переживаний и личностных мыслей-обертонов. Обобщенный образ — это объединенный образ, благодаря этому он имеет общее значение и в таком виде служит для передачи мыслей от одного субъекта к другому. Значение образа имеет функциональный смысл, индивидуальный образ несет в себе еще и личностный смысл. Открывает нам еще одну грань глубокого высказывания Ф. Тютчева о том, что «мысль изреченная — есть ложь». Как мы уже отмечали, слово, отражающее образ, всегда беднее образа, породившего слово. Приведенные выше рассуждения показывают, что между мыслью и словом существует сущностное единство и нельзя противопоставлять мысль и понятие, а, следовательно, наглядное и понятийное мышление. Субстанцию мыслей, выраженную словом, можно рассматривать как индивидуальное понятие (предпонятие).

Индивидуальный образ не остается неизменным. Будучи включенным в мир внутренний жизни субъекта, он «живет» в этом мире, претер-

певая изменения, диктуемые динамикой внутреннего мира.

Понятие — это, как и образ, совокупность мыслей о предмете. Первоначально эту совокупность мыслей о предмете словом обозначает мыслящий человек. Это всегда конкретный человек, познающий окружающий мир. Нахождение слова для обозначения предметов в совокупности его свойства огромный труд, завершающий процесс познания. Слово рождается мыслью, при этом оно, будучи различно от мысли, остается всегда единым с мыслью по содержанию, но только в том смысле, который вложил в слово носитель мысли (напомню, что слово всегда первоначально рождает конкретный человек).

Появление каждого слово в истории человечества означал акт творения. Недаром в книге «Бытие», Моисей, описывая сотворение земли, отмечает, что каждый акт творения сопровождали названием того, что сотворено. «И сказал Бог: да будет свет. И стал свет… И назвал Бог свет днем, а тьму ночью» [4]. То же самое повторяется при сотворении суши и морей. А сотворив «всех животных полевых и всех птиц небесных «, привел их к человеку, «чтобы видеть как он назовет их» [4]. То же относится и к сотворению Евы. «И сказал человек: вот, это кость от кости моей и плоть от плоти моей; она будет называться женой: ибо взята от мужа» [4]. Обозначение сотворенного словом завершает акт творения.

В истории развития человека и человечества каждое открытие завершается словом. В слове заключается вся интеллектуальная история. Все открытия человека зафиксированы в толковых словарях и энциклопедиях. Каждый язык конечен и насчитывает счетное множество слов. Можно сказать, что интеллектуальные возможности конкретного человека определяются тем, какое количество слов он знает и как он владеет языком. Он ограничен активным словарем. Число слов, которыми владеет субъект, характеризует его ум. Но при этом будем помнить, что за словом стоит мысль, и мысль предшествует слову.

Используя в процессе мышления слово, субъект наполняет его определенным содержанием -субъективными мыслями, связанными с этим словом. Таким образом, и при понятийном мышлении мы имеем дело с мыслями, воплощенными в понятие. Различие между образным мышлением и абстрактно-понятийным заключается только в характере обобщения, представленных в мыслях.

В заключении отметим, что мысль отражает содержание не только признака или образа, она может нести и содержание целой ситуации, ха-

рактеризовать группу (класс) предметов (например, учебный класс, металлы (как понятие), растения (как понятие), вселенная (как понятие) и т. д. И за каждым словом-понятием, будет состоять долгая история познания окружающего мира человеком. И только у машины эти понятия будут выступать в своих значениях, у человека же они будут представлены индивидуальной совокупностью мыслей.

Обобщая изложенный материал, можно выделить следующие положения:

«Во-первых, мышление можно определить как психический процесс, определяющий порождение мыслей и процесс работы с мыслями, определяемый решаемой задачей.

Во-вторых, мышление есть процесс, реализуемый нервными механизмами мышления, вероятностными участниками которых являются кора большого мозга, таламус, лимбическая система и верхние отделы ретикулярной формации ствола мозга [5, с. 807].

В-третьих, с учетом нашего подхода к определению способностей [36] как свойств функциональной системы, реализующих определенную психическую функцию, мышление можно рассматривать как способность. И как способность мышление будет иметь индивидуальную меру выраженности, проявляющуюся в успешности и качественном своеобразии порождаемых мыслей и работе с мыслями при решении задач, стоящих перед субъектом.

В-четвертых, современные исследования процессов нейроонтогенеза [30] показывают, что «мозг ребенка к моменту рождения более, чем другие органы, подготовлен, но подготовлен не столько к непосредственному функционированию, сколько к развитию, обучению навыкам функционирования в конкретных условиях окружающей среды.

Генетической программой предусмотрено такое строительство мозга во внутриутробном периоде, чтобы его функциональное созревание было отстрочено на период после рождения, когда мозг будет достраиваться, формообразовы-вать свои функциональные системы в соответствии с конкретными формами своего взаимодействия с внешней средой» [30, с. 31-32]. Это относится и к формированию сложной нейроси-стемы, реализующей функции мышления. Одновременно факт постнатального развития, ткрыва-ет возможности воздействовать на развитие мыслительных способностей ребенка.

В-пятых, развитие способностей мышления связано с целенаправленным формированием интеллектуальных операций. Возможности тако-

го подхода мы показали в эмпирическом исследовании [38]. Сформированные в культурно-историческом подходе интеллектуальные операции автоматически не наследуются в индивидуальном развитии, но с успехом осваиваются в индивидуальном обучении.

Овладение мыслительными операциями необходимо рассматривать как формирование мыслительных способностей субъекта деятельности. По Рубинштейну, в этом процессе формируется интеллект человека» [36, с. 10].

Ушедший XX век характеризовался тем, что на всем его протяжении активно разрабатывались различные теории и модели интеллекта. Соответственно, создавались инструменты для измерения интеллекта. И теорий и тестов представлено очень много. Десятками сегодня исчисляется количество определений, причем, как чаще всего и бывает в психологии, исследователи расходятся во мнениях относительно интеллекта. В качестве сути интеллекта указывают и способности к абстрактному мышлению, и способность приспосабливаться к новым ситуациям, и способности приобретать новые знания и умения. Знаменитое определение интеллекта, данное некогда Эдвином Борингом, согласно которому интеллектом называется то, что измеряется тестами интеллекта, казавшееся раньше изящной шуткой, ныне многими считается вполне работающим. Кроме общего интеллекта, выделены и активно исследуются эмоциональный интеллект и интеллект социальный. К. Станович настаивает на том, что традиционные тесты интеллекта не измеряют крайне существенного в общих способностях (и это вовсе не эмоциональный и социальный интеллект, как можно было бы подумать), а именно рациональное мышление и рациональное действие: «Основой рационального мышления и рационального действия являются навыки вынесения суждений и принятия решений, а в ^-тестах соответствующие задания отсутствуют» [33, с.-теста» [33, с. 22]. Таким образом, мы видим, что в данном случае акцентируется очевидность ограниченной трактовки интеллекта в современной психологии. На этот момент обратим пристальное внимание, так как к нему нам в рамках настоящей статьи еще предстоит вернуться.

Известный специалист Р. Стернберг предлагает расширить традиционное понятие интеллекта, включив в него практический интеллект, творческий интеллект и мудрость [42, 43, 44]. Можно добавить, что некоторые специалисты вообще высказывают сомнения в существовании интеллекта как психологической реальности.

Стоит сделать еще одно замечание. Множество различных толкований интеллекта прекрасно уживается с тем, что разработанные интеллектуальные тесты активно и успешно используются для решения различных задач. Как отмечают специалисты, это происходит потому, что тесты обычно разрабатывались «под определенные задачи». Не вдаваясь в дискуссии, можно сделать вывод о том, что к проблеме интеллекта в современной психологии представлены существенно различные подходы. То же можно сказать и об одаренности.

В отечественной психологии наиболее разработанным и перспективным подходом к проблеме способностей и одаренности является предложенный В. Д. Шадриковым, согласно которому качественно своеобразное сочетание способностей, рассматриваемых как свойства функциональных систем, реализующих отдельные психические функции, дает нам природную одаренность индивида. Если же мы будем рассматривать качественно своеобразное сочетание способностей субъекта деятельности, то получим представление об одаренности субъекта деятельности. Наконец, качественно своеобразное сочетание способностей личности дает нам одаренность личности [37, 39] Таким образом, одаренность рассматривается как уровневое образование.

На всех трех уровнях одаренность (теоретически) выступает как интегральное проявление способностей в целях конкретной деятельности, как системное качество. Как и способности, одаренность имеет индивидуальную меру выраженности, определяемую как способностями (с их мерой выраженности), входящими в одаренность, так и взаимодействием способностей, их связями) [39, 38].

Авторским коллективом под руководством В. Д. Шадрикова составлен сборник методик, позволяющих производить диагностику познавательных способностей.

Выше мы подчеркивали, что подход В. Д. Шадрикова является перспективным. Поясним это. В настоящей статье мы отмечали, что традиционные подходы к трактовке интеллекта подвергаются обоснованной критике. В частности, достаточно серьезными представляются аргументы, сформулированные в цитированной книге К. Становича [33].

Отметим, что, на наш взгляд, перспективы того или иного подхода связаны, в первую очередь, с тем, какой научный потенциал авторская концепция имеет. Перспективы представленного в настоящей статье подхода мы видим, прежде всего, в том, что концепции способностей и одаренности, предложенные и разрабатываемые В. Д. Шадриковым, встроены в глобальную авторскую теорию внутреннего мира человека [38, 37]. Отметим, что (в отличие от практически всех моделей интеллекта) в метатеории внутреннего мира человека появляется возможность сопряжения интеллекта и мысли. Категория «мысль» занимает принципиально важное место в архитектонике внутреннего мира. В этом сопряжении мы видим возможность осуществления ощутимого прогресса в дальнейшем развитии теорий интеллекта и одаренности.

Библиографический список

1. Алексеев, Н. Г., Юдин, Э. Г. О психологических методах изучения творчества [Текст] / Н. Г. Алексеев, Э. Г. Юдин // Проблемы научного творчества в современной психологии / под ред. М. Г. Ярошевского. -М. : Наука, 1971. — С. 151-203.

2. Анцыферова, Л. И. Интроспективный эксперимент и исследование мышления в Вюрцбургской школе [Текст] / Л. И. Анцыферова // Основные направления исследований психологии мышления в капиталистических странах. — М. : Наука, 1966. — С. 59-81.

3. Аристотель Сочинения. Том 1 [Текст]. — М. : Мысль, 1975. — 550 с.

4. Библия. — М. : РБО, 2000. — 1408 с.

5. Большой энциклопедический словарь [Текст] / гл. ред. А. М. Прохоров. — М. : Большая российская энциклопедия ; СПб. : Норинт, 1997. — 1456 с.

6. Веккер, Л. М. Психические процессы [Текст] / Л. М. Веккер. — Л. : ЛГУ; 1974. — Т. 1.

7. Выготский, Л. С. Педагогическая психология [Текст] / Л. С. Выготский ; под ред. В. В. Давыдова. -М. : Педагогика, 1991. — 536 с.

8. Выготский, Л. С. Мышление и речь [Текст] / Л. С. Выготский. — М., 1934. — 352 с.

9. Гайтон, А. К., Холл, Дж. Э. Медицинская физиология : учебник [Текст] / пер. с англ. В. И. Кобрина. — М. : Логосфера, 2008. — 1296 с.

10. Гегель, Г. Введение в философию (Философская пропедевтика) [Текст] / Г. Гегель. — М. : Изд-во Тимирязевского научно-исследовательского института, 1927. — 262 с.

11. Джемс, У Психология [Текст] / У Джемс. -СПб. : Типография В. Безобразова и Ко, 1901. — 466 с.

12. Желеско, П. С. Исследование отрицания в практической и познавательной деятельности [Текст] / П. С. Желеско, М. С. Роговин ; отв. ред.

B. А. Лекторский. — Кишинев : Штиинца, 1985. -135 с.

13. Иванников, В. А. Основы психологии. Курс лекций [Текст] / В. А. Иванников. — СПб. : Питер, 2010. — 336 с.

14. Мазилов, В. А., Слепко, Ю. Н. Возвращение мысли [Текст] / В. А. Мазилов, Ю. Н. Слепко // Вопросы психологии. — 2016. — № 5. — С. 68-70.

15. Мазилов, В. А., Слепко, Ю. Н. Ноэма: возвращение из изгнания [Текст] / В. А. Мазилов, Ю. Н. Слепко // Высшее образование для XXI века: Х11 Международная научная конференция / отв. ред. А. Л. Журавлев. — М. : Изд-во Моск. гуманит. ун-та, 2015. — С. 47-54.

16. Мазилов, В. А., Слепко, Ю. Н. Ноэма: мысль и психология [Текст] / В. А. Мазилов, Ю. Н. Слепко // Ярославский педагогический вестник. — 2015. — № 6. —

C. 160-169.

17. Мазилов, В. А. Теория и метод в психологии [Текст] / В. А. Мазилов. — Ярославль : МАПН, 1998. -356 с.

18. Малый энциклопедический словарь : в 4 т. -Т. 3 [Текст] / Репринт. воспр. изд. Брокгауза-Ефрона. -М. : Терра-Тегга, 1994. — 1056 с.

19. Мюллер, М. Наука о мысли ; пер. с англ. Изд. 2-е [Текст] / М. Мюллер. — М. : Книжный дом «ЛИБРОКОМ», 2012. — 496 с.

20. Ожегов, С. И. Словарь русского языка [Текст] / С. И. Ожегов. — М. : Русский язык, 1982. -944 с.

21. Потебня, А. А. Мысль и язык [Текст] /, А. А. Потебня. — Харьков : Типография Адольфа Дар-ре, 1892. — 228 с.

22. Потебня, А. А. Мысль и язык. Полн. собр. соч. [Текст] / А. А. Потебня. — Одесса : Гос. изд. Украины, 1926. — Т. 1. — 185 с.

23. Прибрам, К. Языки мозга [Текст] / К. Прибрам. — М. : Прогресс, 1975. — 464 с.

24. Роговин, М. С. Чувственный образ и мысль [Текст] / М. С. Роговин // Вопросы философии. -1969. — № 9. — С. 44-55.

25. Российская педагогическая энциклопедия [Текст]. — М. : Большая российская энциклопедия, 1999. — Т. 2. — 672 с.

26. Рубинштейн, С. Л. О мышлении и путях его исследования [Текст] / С. Л. Рубинштейн. — М. : АН СССР, 1958. — 148 с.

27. Рубинштейн, С. Л. Основы общей психологии [Текст] / С. Л. Рубинштейн. — М. ; Питер, 1999. -720 с.

28. Рубинштейн, С. Л. Основы психологии [Текст] / С. Л. Рубинштейн. — М. : Госучпедгиз, 1935. — 496 с.

29. Рубинштейн, С. Л. Человек и мир [Текст] / С. Л. Рубинштейн. — М. : Наука, 1997. — 191 с.

30. Скворцов, И. А. Развитие нервной системы у детей (нейроонтогенез и его нарушения) [Текст] / И. А. Скворцов. — М. : Тривола, 2000. — 200 с.

31. Советский энциклопедический словарь [Текст]. — М. : Советская энциклопедия, 1987. -1600 с.

32. Соколов, А. Н. Внутренняя речь и мышление [Текст] / А. Н. Соколов. — М. : Просвещение, 1968. -248 с.

33. Станович, К. Рациональное мышление. Что не измеряют тесты способностей [Текст] / К. Станович. -М. : Карьера Пресс, 2012. — 352 с.

34. Шадриков, В. Д. Мысль как предмет психологического исследования [Текст] / В. Д. Шадриков // Психологический Журнал. — 2014. — Том 35. — № 1. -С. 130-137.

35. Шадриков, В. Д. Мысль и ее порождение [Текст] / В. Д. Шадриков // Вопросы психологии. -2014. — № 5. — С. 118-127.

36. Шадриков, В. Д. Мышление как проблема психологии [Текст] / В. Д. Шадриков // Высшее образование сегодня. — 2018. — № 10. — С. 2-11.

37. Шадриков, В. Д. Ментальное развитие человека [Текст] / В. Д. Шадриков. — М. : Аспект-Пресс, 2007. — 284 с.

38. Шадриков В. Д. Мир внутренней жизни человека [Текст] / В. Д. Шадриков. — М. : Логос, 2006. -392 с.

39. Шадриков В. Д. Профессиональные способности [Текст] / В. Д. Шадриков. — М. : Университетская книга, 2010. — 320 с.

40. Юдин Э. Г. Системный подход и принцип деятельности: методологические проблемы современной науки [Текст] / Э. Г. Юдин. — М. : Наука, 1978. — 392 с.

41. Binet A. L’etude ехрепшейак de l’intelli-gerce. — Рап8 : Alfred tastes, 1922. — 307 р.

42. Sternberg R.еп Uber das Kreative Denken. — L. Szekely. Bern u. a.: Huber, 1976. — 358 s.

Reference List

1. Alekseev, N. G., Judin, Je. G. O psihologicheskih metodah izuchenija tvorchestva = About psychological methods of studying creativity [Tekst] / N. G. Alekseev, Je. G. Judin // Problemy nauchnogo tvorchestva v sov-remennoj psihologii / pod red. M. G. Jaroshevskogo = Problems of scientific creativity in modern psychology /

under editorship of M. G. Yaroshevsky. — M. : Nauka, 1971. — S. 151-203.

2. Ancyferova, L. I. Introspektivnyj jeksperiment i is-sledovanie myshlenija v Vjurcburgskoj shkole = Introspective experiment and research of thinking at Wurzburg school [Tekst] / L. I. Ancyferova // Osnovnye napravlenija issledovanij psihologii myshlenija v kapitalisticheskih stranah = The main directions of researches in psychology of thinking in the capitalist countries. — M. : Nauka, 1966. — S. 59-81.

3. Aristotel’ Sochinenija. Tom 1 = Aristotle. Compositions. Volume 1 [Tekst]. — M. : Mysl’, 1975. — 550 s.

4. Biblija = Bible. — M. : RBO, 2000. — 1408 s.

5. Bol’shoj jenciklopedicheskij slovar’ = Great encyclopedic dictionary [Tekst] / gl. red. A. M. Prohorov. -M. : Bol’shaja rossijskaja jenciklopedija ; SPb. : Norint, 1997. — 1456 s.

6. Vekker, L. M. Psihicheskie processy = Mental processes [Tekst] / L. M. Vekker. — L. : LGU, 1974. — T. 1.

7. Vygotskij, L. S. Pedagogicheskaja psihologija = Pedagogical psychology [Tekst] / L. S. Vygotskij ; pod red. V V. Davydova. — M. : Pedagogika, 1991. — 536 s.

8. Vygotskij, L. S. Myshlenie i rech’ = Thinking and speech [Tekst] / L. S. Vygotskij. — M., 1934. — 352 s.

9. Gajton, A. K., Holl, Dzh. Je. Medicinskaja fizi-ologija : uchebnik = Medical physiology: textbook [Tekst] / per. s angl. V I. Kobrina. — M. : Logosfera, 2008. — 1296 s.

10. Gegel’, G. Vvedenie v filosofiju (Filosofskaja propedevtika) Introduction to philosophy (Philosophical propaedeutics) [Tekst] / G. Gegel’. — M. : Izd-vo Timir-jazevskogo nauchno-issledovatel’skogo instituta, 1927. -262 s.

11. Dzhems, U. Psihologija = Psychology [Tekst] / U. Dzhems. — SPb. : Tipografja V Bezobrazova i Ko, 1901. — 466 s.

12. Zhelesko P. S. Issledovanie otricanija v praktich-eskoj i poznavatel’noj dejatel’nosti = Research of denial in practical and cognitive activity [Tekst] / P. S. Zhelesko, M. S. Rogovin ; otv. red. V A. Lektorskij. — Kishinev : Shtiinca, 1985. — 135 s.

13. Ivannikov, V A. Osnovy psihologii. Kurs lekcij = Fundamentals of psychology. Course of lectures [Tekst] / V. A. Ivannikov. — SPb. : Piter, 2010. — 336 s.

14. Mazilov, V A., Slepko, Ju. N. Vozvrashhenie mysli = Return of a thought [Tekst] / V A. Mazilov, Ju. N. Slepko // Voprosy psihologii. — 2016. — № 5. -S. 68-70.

15. Mazilov, V A., Slepko, Ju. N. Nojema: vozvrashhenie iz izgnanija = N. Noema: return from exile [Tekst] / V. A. Mazilov, Ju. N. Slepko // Vysshee obrazovanie dlja = XXI veka: HII Mezhdunarodnaja nauchnaja kon-ferencija / otv. red. A. L. Zhuravlev = The higher education for the XXI century: The XII International scientific conference / editor-in-chief A. L. Zhuravlev — M. : Izd-vo Mosk. gumanit. un-ta, 2015. — S. 47-54.

16. Mazilov, V. A., Slepko, Ju. N. Nojema: mysl’ i psihologija = N. Noema: thought and psychology [Tekst] / V. A. Mazilov, Ju. N. Slepko // Jaroslavskij pedagog-icheskij vestnik = Yaroslavl pedagogical bulletin -2015. — № 6. — S. 160-169.

Жизнь от мысли до мысли

С философом Стэнли Кавеллом беседует Арнис Ритупс

Стэнли Кавелл, отец которого сократил фамилию с Кавалерийский на Кавелл, занимает значимое, пускай и необычное положение в американской философии. Несмотря на пожизненное профессорство в Гарвардском университете и опыт работы на посту президента Американской ассоциации философов, он остается в некотором роде чужаком и странником. Причин этому может быть много. Одной из них вполне может являться способ его философствования, то, как он занимается философией, специфическая манера мышления, которая в течение всей его карьеры – очень даже последовательно – приводила к немалому числу переворотов и обращений.

 Начались они рано. То, что в подростковом возрасте увлекло Кавелла в композиторстве, вскоре привело его и в философию. Уже начав было писать диссертацию о Канте и Спинозе, он прервался из-за знакомства с британским философом Дж.Л. Остином. Горя желанием сконструировать идеальный язык, Остин тщательно изучал пеструю текстуру того, как мы обычно разговариваем о повседневных вещах: извиняемся, обещаем, находим разницу между словами вроде «ненарочно» и «случайно». Кавелл сразу почуял, что Остин нашел нечто необычайное. Отказавшись от своего проекта, Кавелл занялся исследованием т.н. «философии обыденного языка» – это широкое, далеко не точное описание подхода, который, по словам Остина, серьезно рассматривает, когда и что нам следует говорить.

Хотя поначалу он не был в восторге от Витгенштейна, Кавелл вскоре увидел огромную важность его «Философских исследований». Его толкование этого замысловатого труда общепризнанно считается одним из лучших. Однако в те дни такие увлечения были слегка рискованными, так как в начале 1960-х логический позитивизм все еще властвовал на кафедрах философии американских университетов. Выступление в защиту философии обыденного языка вылилось в первое новаторское эссе Кавелла «Обязаны ли мы иметь в виду то, что говорим?» (Must We Mean What We Say?). Оно же впоследствии дало заглавие сборнику статей (опубликованному в 1969 году) – удивительно последовательному набору зарисовок, проецировавших его толкования Остина и позднего Витгенштейна на размышления о современной музыке, о Беккете, о Кьеркегоре и Шекспире.

 И все же важнейшим трудом Кавелла, несомненно, является «Запрос разума» (The Claim of Reason, 1979 г.): насыщенный, провокационно нестабильный текст, рассматривающий, помимо многого прочего, тяготы скептика и основания наших утверждений о знании мира и о сознании других. Здесь, как и во всех его произведениях, присутствует восхищение человеческим голосом, пытающимся изъясняться понятно. Более поздние работы Кавелла изучали также пересечение между аналитической и континентальной философией. В них он рассматривал, может ли существовать такое понятие, как «американская философия», – вопрос, которым он задавался со времен «Восприятий Уолдена» (The Senses of Walden, 1972), раннего исследования Торо. Кавелл был одним из первых академиков, проявивших серьезный философский интерес к кинематографу. Первой из книг на эту тему стала «Наблюдаемый мир: Размышления об онтологии кинематографа» (The World Viewed: Reflections on the Ontology of Film, 1971). Всего он опубликовал восемнадцать книг, самая недавняя из которых – автобиография «Как мало я знал: выдержки из памяти» (Little Did I Know: Excerpts from Memory, 2010).

На мой звонок с предложением разговора он ответил: «О чем мы сможем говорить? Мы же совсем не знаем друг друга». Это привело к тому, что только после спокойного разговора за бутылкой вина он разрешил мне включить микрофон. И внешне и внутренне Кавелл больше всего похож на грузинского философа Мераба Константиновича Мамардашвили. Вдумчивость его речи, способность мгновенной концентрации мысли в рамках веселого разговора и вслушивание в слово – свое, собеседника, чужое – вызывало желание задержаться в присутствии его мысли, открывающей простор и волю для того, что еще только может быть подумано и сказано.

Адам Гонья, Арнис Ритупс

Вы философ?

Это очень хороший и интересный вопрос, и, возможно, мы решим это в конце нашей беседы…

Хорошо…

У меня есть докторская степень по философии…

Это, разумеется, не всегда ведет к тому, что человек – философ.

Ничто не ведет. Просто способ, которым они думают… Нет никакого верного способа знать, что вы закончите тем, что сможете философствовать.

Когда вы говорите, что способ, которым вы думаете, действительно…

…является…

…философствованием, вы могли бы охарактеризовать этот образ мышления?

Даже если бы я мог, описание это годилось бы лишь на данный момент, так как завтра я описал бы его по-другому, а через пятнадцать минут разочаровался бы и в нем. Это тоже философия. Конечно, я мог бы сказать, что философия есть изучение фундаментальных убеждений человеческих существ, и поэтому она меня интересует. И если подобный интерес делает вас философом, то я – философ. Но мне также интересно, что по форме чего-то нельзя более определить, философия ли это. Философия систематична или антисистематична? Наша проблема заключается в том, что сейчас она на самом деле и то, и другое. Я не понимаю, как можно стать философом, не вчитавшись в историю философии. С другой стороны, Витгенштейн, который из философов XX века повлиял на меня сильнее всего, весьма немного знал о философии в историческом плане. Он утверждал, что знает очень мало, и я ему верю. И я понятия не имею, сколько о философии знал Декарт…

Он знал достаточно много, но был великим вруном, Декарт, и прикидывался, что не читал других философов.

Почти никто не думает, что Вит­генштейн прочитал «Критику чистого разума» Канта, однако ясно, что он действительно читал Шопенгауэра. Ну, если вы – Витгенштейн, возможно, что прочитать резюме Канта, данное Шопенгауэром, будет достаточно? Кто знает, сколько это – «прочитать достаточно»?.. Между прочим, как только появляется философская система, сразу появляется и нападение на философскую систему. Таким образом, я могу сказать, что знаю два вида философов, – те, кто интересуется тем, что вообще есть философия, и те, кто ненавидит этот вопрос и никогда не поднимает его для себя. Я принадлежу к первому виду; я вряд ли знал бы, что значит стараться думать философски, не спрашивая себя, чем я занимаюсь. Философию можно определить только внутри философии. Нет смысла слушать, что о философии говорит тот, кто философией в данный момент не занимается. Я вам сказал, что могу ответить по-разному, но я отвечаю в соответствии с тем, что интересует меня самого.

Сказанное вами уже что-то говорит о природе философии – то, что ее нельзя охарактеризовать без философствования.

Я могу сказать и по-другому; я полагаю, что философия подобна и не подобна всему остальному, но это – путь, это – путь мысли, это не наука, это не совсем искусство, но она пользуется всеми этими вещами, и эта практика существует до сих пор. Незачем беспокоиться, что есть много людей, которых не интересует вопрос, является ли то, что они делают, философией или нет, если их мышление ясно.

Ну, многие из них стремятся к наукообразию…

Действительно, их так много, что даже Витгенштейн счел нужным отвлечься и заявить: «Это не наука».

Mежду философией и религией существует давний спор. Думаете ли вы, что для философии необходимо подходить к религии критически?

Ну, она подходит критически ко всему, и религия – одна из этих вещей. Но, как я понимаю, смысл вашего вопроса в том, не играет ли религия некоторую особую роль в усилии философии критически относиться ко всему человеческому. И я действительно склонен думать, что это так. Эта особенность, я думаю, связана с вопросом о том, что обладает авторитетом, что является последним авторитетом. Если я отвечу: «Интеллектуальный авторитет», то этого будет слишком мало. Это что-то большее. Вопрос в том, в какой мере я сам могу быть авторитетом для своего собственного ума и властвовать над ним.

Что вы имеете в виду под властью над своим умом?

Быть в состоянии оправдать и обосновать свои собственные суждения. Кроме меня самого, никто никогда не может ответить на вопрос, что оправдывает мои мнения о мире, мои претензии на знание, мое желание верить чему-либо.

Кто же этот «сам»?

По крайней мере, это не Бог и никто другой, утверждающий, что знает что-либо. Возможно, это то, что в моем понимании отчасти заложено в cogito Декарта… что мое мышление – мое; я не могу позволить ничему, сколь бы основательным оно ни было, быть основой моего мышления, ее авторитетом, ее оправданием. Это философское утверждение.

Чтобы утверждать, что мое мышление – мое не в банальном, а в каком-то более существенном смысле, кажется, необходимо какое-то усилие. Могли бы вы описать это усилие?

Вы задали мне общий вопрос, и я дам вам общий ответ. Для того чтобы этот общий ответ имел хоть какой-либо вес, какую-то пользу, он должен охарактеризовать вещи, которые я говорю, пишу. И это было бы своего рода ответом на вопрос – почему вы пишете именно так, как вы пишете? Мне всегда задают этот вопрос, и мне говорят, что мои тексты существенно отличаются от текстов других людей, это слишком личное или слишком литературное. Правильный, общий ответ на это – этим я показываю, что это мои мысли, я их ставлю в определенном порядке, в котором они пришли ко мне, я даже не прошу вас в них верить. Я пытаюсь узнать, имею ли я их в виду, беру ли я на себя ответственность за них, да… в какой мере я их проживаю, в отличие от того, что они являлись бы приглашением от кого-то другого. В голове звучит много голосов, и иногда, когда ты пишешь, ты понимаешь… Что заставляет тебя исправлять уже написанное? Ты исправляешь не потому, что получилось некрасиво, а потому, что ты не то имел в виду, и быть в состоянии иметь это в виду – это часть того, что я хочу сказать, когда говорю обобщенно: это мои мысли, это мое! У различных философов есть различные способы сказать это. Это то, что Сократ говорит, когда он настоятельно расспрашивает людей. Действительно ли они думают так, как они говорят, или нет? Скажем, Евтифрон говорит ему, что он собирается сдать своего отца властям, и может показаться, как будто Сократ пытается отговорить его. Конечно, он пытается отговорить его от этого, но главное – он пытается узнать, действительно ли Евтифрон думает, что сдать отца городским властям – хорошая идея.

Один аспект деятельности Сократа – это то, что он не писал. Почему вы думаете, что чтение и написание текстов необходимы для философии?

Прежде всего, о чтении. Есть два неявных утверждения, которые философы – если они это не говорят прямо – проявляют своим подходом к написанию чего-либо. В одном случае философ утверждает, что прочитал все, в другом – философ утверждает, что не читал ничего. Два философа, которые повлияли на меня больше всего, воплощают эти два момента. Хайдеггер явно утверждает, что он прочел все, а Витгенштейн, ну, он не говорит, что ничего не читал, но нет никаких признаков, что он когда-либо прочитал полностью хоть одну книжку. Если он цитирует Августина, это не обязательно значит, что он его читал. Возможно, он сидел у дантиста, и там на журнальном столике валялся Блаженный Августин… Но общее для них обоих то, что философия не говорит первой.

В том смысле, что кто-то уже что-то сказал…

Дело не только в том, что кто-то уже сказал что-то первым, хотя это – очень важная часть, столь же важная, как и тот факт, что язык уже существует. Но я имею в виду что-то немного более определенное: философ должен быть остановлен, кто-то должен тебе это сказать, у кого-то есть вопрос, у кого-то есть утверждение. Я периодически иллюстрирую это началом «Государства» Платона, когда раб бежит и хватает Сократа за плащ и не дает ему уйти, и говорит: «Мой хозяин хочет с тобой поговорить». Конечно, этот голос может находиться в твоей собственной голове. И он может тебя остановить. Я не знаю, находится ли Сократ в трансе, когда он в течение многих часов стоит перед домом, куда его пригласили пировать? Может, это голос в его голове остановил его, или он находится в некоем другом виде транса? Но мне и не нужно знать, до сих пор он ничего не сказал. Хочу ли я сказать, что вы можете философствовать, ничего не говоря? В философии вы не можете сказать что-то, если кто-то уже не сказал чего-то, не потребовал ответа. Иногда я говорю, что первое достоинство философии – быть восприимчивой, и это я тоже нахожу у Сократа. В конце диалога «Пир» он все еще говорит, отвечая на вещи, все другие участники пира – спят…

…пьяные…

…но он все еще отвечает на что-то, мы еще не дошли до конца. Здесь я говорю о философии, которая начинается, когда кто-то останавливает тебя на улице… Философия не должна утверждать, что она знает что-то, неизвестное никому. Все это знают, но они не знают, что они это знают, или они это пресекли, или они хотят забыть это, или они запутались в этом. Именно по этой причине письменность является или должна вызывать подозрение – написанное утверждает, что говорит вам то, чего вы еще не знаете; она приходит издалека. В этом опасность письменности, философская опасность. Знать вещи очень важно, но это не важно для философии, совсем наоборот.

Когда вы говорите, что философия начинается с чьего-то вопроса или хватания за руку, это ведь подразумевает, что философия прерывиста – она вдруг начинается, и когда вы ответили на вопрос, кончается.

Я ответил на ваш вопрос, что начинает философию, и сказал, что философия сама себя не начинает. Вот ваш вопрос – это то, что ее останавливает, когда она только начинается. Один из моих любимых текстов – «Философские исследования» Витгенштейна, для меня они все еще живы. Это не значит, что текст жив каждую секунду – лишь в то время, когда у меня есть к нему вопросы. Но этот текст, вероятно, вдохновил меня больше, чем какой-либо другой текст XX столетия. Первая часть, самая большая его часть, имеет 693 раздела, таким образом, я говорю, что философия в этой книге начинается 693 раза, и она останавливается 693 раза, каждый раз она подходит к концу. Это не означает метафизический конец, это не означает абсолютный конец, но это заканчивает один вопрос. Но мы знаем, что каждый вопрос производит другой вопрос или еще десять вопросов, и тогда это начинается снова, но вы должны снова начать философствовать. Когда это началось, вы можете стать своим собственным собеседником, расспрашивать сами себя, вы можете стать неудовлетворенным собой и тем, что вы сказали. Это опасно, теперь вы поместили себя в мир, вы можете сделать паузу, но вам уже не выбраться. Таким образом, вы можете продолжать задавать себе эти вопросы. Это, конечно, не ответ, почему я пишу о вещах, о которых пишу…

Я вас правильно понимаю, что мышление не постоянно, оно приходит и уходит?

Да, я так думаю.

Таким образом, когда появляется вопрос, мышление может прийти, а когда вопрос исчерпан, оно исчезает. Что происходит в тех промежутках, когда вопросов нет?

Да… (Долгое молчание.) Это хороший вопрос. Эмерсон сказал бы, что в промежутках между этими моментами мышления есть жизнь. Он буквально говорит это… В эссе, которое читает каждый американский школьник, он говорит, что мы не знаем, как мыслить, у нас просто есть эта идея и та идея, мышление с нами так или иначе, но оно всегда только частично, оно приходит фрагментами. Единственная цельная вещь, единственная завершенная вещь – жизнь. Он говорит это о жизни, потому что он действительно хочет сказать что-то о мышлении. Потому что он хочет иметь что-то цельное. Ну, жизнь цельная, я цельный, но мои размышления только частичны. Слово «частичный» (partial) в английском имеет два значения: «разбитое на части» и также «мне нравится это, я беру это, как что-то, с чем у меня есть определенная родственная связь». Хайдеггер говорит те же вещи о мышлении: что мышлением движет желание, страсть. У меня есть ощущение, что я говорю неясно. Я пытаюсь ответить честно, но я верю, что вы знаете, что ответить на вопрос «Что такое философия» трудно, всем трудно, если, конечно, они не готовы ограничиться тем, что философия – это попытка понять прогресс науки и логики и их основания. Это самые высокие интеллектуальные задачи, какие только существуют, и понять философию, то есть основу, на которой стоит наука и логика, является работой всей жизни. Это легко сказать, и я могу это повторить.

Как цитата из Эмерсона может быть вашим ответом на вопрос, что происходит между моментами мышления? Это и ваш ответ?

Это немного абстрактно, чтобы быть моим ответом. Мне понравился ваш вопрос, и я не хотел много говорить о том, что происходит между теми промежутками времени, когда вы думаете.

Для меня жизнь, в том смысле, в каком Эмерсон использует это слово, является чистой абстракцией.

Да, конечно. Ну, я действительно говорю вам, что у меня нет ответа на вопрос, что происходит между моментами мышления. Но философы отвечали на этот вопрос. Юм говорит – как я могу прекратить думать? Я обнаружил эту ужасную вещь, то, что мы ничего не знаем, как я могу прекратить думать? Если я не буду думать об этом, то я не буду знать это, потому что, чтобы захватить этот факт – мы не знаем, что есть мир объектов, – есть другие люди, – есть Бог, которого мы не знаем, я должен думать об этом, ведь я могу себе это доказать. Поскольку, если я не буду думать об этом, тогда я не буду мучиться, таким образом, все, что я должен знать, это – как прекратить об этом думать. И это происходит, по его словам, когда он выходит поболтать, он бросает свое исследование, выходит и выпивает бокал вина со своими друзьями, и играет в нарды, и тогда эти ужасные мысли уходят, и знания, которые он получил от своего исследования, исчезают, и он в состоянии жить. Эта картина для меня важна. Она говорит, что мышление опасно, оно тебя изолирует; и поэтому хорошо выйти и выпить вина, и что приятно сознавать, что существуют другие люди, и я существую для них. Но когда они уходят, я возвращаюсь к своему исследованию и к своему одиночеству, и я понимаю, что это все была просто иллюзия… Другой пример – это Паскаль; он обнаружил в религии очень трудные вещи о человеческой испорченности и человеческой слабости. Он говорит, что чувствует, что знает правду, и избежать этого знания можно только отвлечением, развлечением, нардами… Но для Паскаля другие люди тоже были бы отвлечением. Таким образом, нельзя сказать, будто философия не должна задаваться вопросом о том, что происходит с вами, когда вы не философствуете, как вы можете убежать от философии. Это меня интересует в такой же мере, что и вопрос, как вообще можно философствовать. Конечно, поскольку мы – университетские учителя, мы должны думать о том, как мотивировать студентов, как сделать философию интересной. Я думаю, что это слабая установка, в любом случае, это своего рода самозащита, вы должны показать студентам, что это так интересно! И к тому же вы это делаете постоянно… Но вопрос состоит в том, как остановиться.

Как вы останавливаетесь?

Так же, как и все, – секс, искусство, жизнь… И потом все эти вещи также вызывают философию. Так как они не длятся вечно.

Есть ли что-нибудь, что не отбрасывает вас обратно в философствование?

Нет. Пока есть какая-то оставшаяся свобода в душе, вероятно, ничто… Со мной никогда не происходило действительно ужасных вещей, но пока есть свобода, вы видите, что импульс к философии не исчезает.

Есть ли что-нибудь, что могло бы забрать у вас вашу свободу в этом смысле?

Может ли герой пережить все, что злодей может с ним сделать? Я надеюсь, мне никогда не придется это узнать.

Я могу легко представить философствование как разговор, как беседу, как мышление наедине, как мучение в одиночестве своих мыслей. Но зачем писать? Как тяга к письму связана с философствованием?

(Очень долгое молчание.) Вы можете это понять, если это беседа…

Пример Сократа позволяет мне понять: вы читаете, вы говорите, вы беседуете, вы не обязательно пишете.

Вы могли бы ожидать ответа, что это – способ продолжить беседу с самим собой, которым записывание всегда являлось. Вы могли бы получить такой ответ от Декарта, открыв томик его «Размышлений», вы помните, как он говорит, что прошло долгое время, и я, наконец-то, один, и это мой шанс разобрать на части весь свой разум… Но, предположим, вы зайдете с другой стороны и подумаете, что кто-то может также написать философию либо из-за своей неспособности оказаться наедине, либо из-за страха одиночества, или просто сформулировать это более нейтрально – продолжить беседу, когда вы остались один. Но как бы это было, если бы вы постарались… (Долгое молчание.) Да, я бы хотел довести это до конца… страх перед одиночеством… Как это было бы – думать наедине и не писать? О Сократе, который не писал, можно сказать одно – он нуждался в других; говорить так о Сократе не приходит в голову, потому что он кажется настолько абсолютно независимым, самостоятельным, он кажется независимым человеком, способным все делать сам, один; но, возможно, то, что он ничего не писал, объясняется тем, что он нуждался в людях больше, чем какой-либо другой философ.

Конечно, ему были нужны другие люди; большую часть времени он был влюблен.

Он, скорее, сдерживался. Но да, эта близость с другими… То, что философы пишут, не само собой разумеется, это можно ставить под сомнение. Но также можно задать вопрос, для кого пишут философы. Они ведь пишут для кого-то. Я не говорю о написании диалогов, которые в целом не очень интересны, за исключением лучших…

Диалоги Платона превосходны.

Ну, я сказал, за исключением этого. Он не нуждается в нашем славословии, это так же, как сказать, что Солнце очень интересное, что оно просто блестяще справляется со своей работой. (Смеется.) Другой вопрос, как беседа может удовлетворить жизнь? Но она все еще жива, эта глубина, эта тяга, эта очарование общением, это все еще живо в философии и походит на тайну, потому что это все еще тайна, как философия может существовать в университетах. Я знаю большинство философов своего поколения, это довольно узкая тема… я имею в виду, в Штатах… я знаю это, потому что было четыре философа из моего поколения, которые оказали реальное влияние на философию, произвели огромное впечатление на большое количество людей, но никогда не писали или писали так мало, что это не сравнимо с тем, насколько плодотворными были их умы… Одним из них был Бартон Дребен, ученик Уилларда Куайна. Куайн выражает ему благодарность в двух дюжинах своих книг за совместные беседы. Другим был Роджерс Албриттон, он был в Гарварде, когда я приехал; он был важной причиной, почему я приехал. За всю свою жизнь они, возможно, издали две-три статьи, и в течение последних тридцати лет они ничего не издавали, и я имею в виду – ни одного слога. Другой – Сидни Моргенбессер из Колумбийского университета, он издал несколько небольших вещей, но он говорил с людьми обо всем, он был очень остроумным, и ему нужно было говорить. Им всем нужно было говорить. А четвертый – это отшельник Томпсон Кларк, которому и говорить не требовалось. Моя книга «Запрос разума» посвящена именно ему. Мой самый близкий друг-философ женат и живет со своей женой в изоляции от внешнего мира… Он все больше отдаляется от мира. Он издал два эссе, фактически – три, одно из них было объемом приблизительно в две страницы. Я знаю, что он пишет на маленьких кусочках желтой бумаги, и у него их тысячи в его кабинете. Философия привлекает странных людей. Философия – предмет, в котором, даже ничего не написав, ты можешь оказать влияние на область в целом. Это отличает нас от любой другой дисциплины.

Вы однажды сказали, что философствовать не из любви сомнительно. Если философия так близка к страсти, можете ли вы хотя бы представить какую-либо институциализированную форму для философствования в виде обучения, чтения, изучения, которая не будет подавлять саму эту страсть, любовь?

Нет. Вероятно, нет. Философия – весьма несоциальное занятие, она нарушает цивилизованный дискурс. Некоторые представляют себе философию наподобие платоновского пира: все очень культурно и радостно, люди вместе думают и разговаривают под вино. Но для философа вполне естественно заявить другому философу: «Ты спятил», если аргументы того не работают. Но аргумент – это всего лишь определенный шаг в мышлении, хотя философия часто преподается в университете как своего рода полемика, где вас учат оспаривать другие мнения и побеждать в спорах. Это, конечно, часть мышления, но для меня философия не заканчивается тем, что кто-то стал победителем, а кто-то побежденным. Никто не должен быть сражен философским аргументом, потому что никто не знает ничего такого, чего не знают другие люди. Поэтому, когда вы добираетесь до пункта, где больше нет… Знаете, это полемика, в ней две стороны, это война до тех пор, пока вы оба не доберетесь до конца, и либо все победят, либо все одинаково проиграют. Но к концу философского диспута вы так и не пришли.

Кажется, вас не очень-то впечатляет способ, которым философия преподается в университете.

Многие одобряют то, что я делаю, но отчасти для них это загадка: почему именно так? Почему так много литературы, почему Эмерсон, почему фильмы, почему Шекспир, вам не нужны эти вещи в философии. Это правда, что вам они не нужны, но… Витгенштейн подходит ближе всех к моему идеалу – что философия не полемична. Есть множество ошибок, которые вы можете совершить; это не значит, что вы не можете оказаться в противоречии с самим собой, но это значит, что философствование заканчивается своего рода восприятием, каждый раз; вы должны проверить, является ли это действительно восприятием, или вы просто впали в онемение; тишина сама по себе – ничто, все зависит от того, как вы к ней пришли. Университет… Да, я думаю, что философия, в отличие от науки, в современном университете не у себя дома. Вся институциональная схема создана для систематического обучения, и все, что не может быть сделано систематическим способом, выглядит немного неуклюже… Изучение литературы преподается как критика и история, и они могут быть поданы в некотором квазинаучном стиле. Но философия нигде не чувствует себя как дома, поэтому она не особенно замечает тот факт, что в университете она не у себя дома, или она превращает себя в науку. Ее могут называть логикой, историей аналитической философии, приложением логики к философским проблемам. Если эти определения не подходят, тогда вы просто философствуете со своими студентами, и вы обучаете не совсем теми способами, к каким люди привыкли в университете.

Достаточно много философов, которые сказали бы, что философия – это своего рода страсть. Но только Витгенштейн, кажется, говорил, что философия – это болезнь.

Ну, он говорил, что философия – своего рода терапия, мы рассматриваем философскую проблему, как будто это болезнь. Юм говорит, что философия – расстройство, после которого мы никогда не сможем оправиться. Он говорит это о скептицизме… Но, пожалуйста, продолжайте.

Вы сказали, что философия связана с задаванием мучительных вопросов. Каким должен быть мир, чтобы философия была мучительным упражнением, а не радостным или чем-то в этом роде?

Я не знаю, есть ли такой мир, где это могло бы быть по-другому. Я мог бы ответить на это, что в мире совершенной справедливости не было бы никакой потребности в философии. Мы говорим об окончании платоновского «Государства», когда Главкон говорит: «Нет, я не думаю, что этот город, который мы построили, где-то существует». И Сократ говорит: «Неважно, это не имеет значения, это – город, в котором ты можешь философствовать». И если это город идеальной справедливости, тогда всплывает парадокс – о чем бы вы философствовали? Зачем тогда была бы нужна философия? Даже если бы вы могли вообразить город идеальной справедливости, проблема заключается в том, что в нем всегда есть люди. Они будут недовольны даже совершенной справедливостью. Люди таковы, что знают, как сделать себя несчастными. Витгенштейн описывал это словом «беспокойство». Он говорит о том, что философия приносит мир и спокойствие. Проблема же состоит в том, что это спокойствие длится мгновение и теряется, когда у кого-то появляется еще один вопрос. И всегда есть еще один вопрос, человек знает, как стать беспокойным. Беспокойство появляется в первом абзаце «Исповеди» Блаженного Августина: я беспокоен, пока я не с Богом. И если в философии нет Бога… Вот такой силлогизм: человек беспокоен без Бога, вторая предпосылка – Бога нет, заключение – человек всегда беспокоен.

Ну, вторая предпосылка всегда может подвергаться сомнению…

Конечно, и так должно быть! Насколько философия серьезно озабочена, она должна быть…

Но большинство академических философов принимает это как очевидное – это детсская игра, нет никакого бога.

Да, я знаю…

Вы знаете…

Я хорошо знаю об этом, Сократ. Вы правы, Сократ. (Оба смеются.) Я не даю вам то, что вы хотите… я это знаю.

Нет, наоборот! Это будет скачком к другой теме. Раввин Адин Штейнзальц в одном месте пишет, что этот мир – худший из всех возможных, и мы хорошо знаем попытку Лейбница показать, что мы живем в лучшем из возможных миров. Если я вас спрошу как философа – между этими двумя ответами где было бы ваше виденье мира, или вы просто отклоните это как чистую риторику?

Нет, я не отклонил бы ни одного из них, я бы лучше спросил себя, что в мире такого, чтобы кто-то настаивал на любом из этих высказываний. Где в этих утверждениях пища для ума? Я не вижу пищи для размышлений в идее, что этот мир является лучшим из всех возможных, если эта идея не часть теодицеи! Если ставки не поставлены на Бога, то вы – дурак, если думаете, что этот мир является лучшим из всех возможных миров. Мы могли бы придумать тысячи и тысячи путей, которыми можно все улучшить. Но если это связано с вопросом о Боге, тогда у вас может встать вопрос, почему этот мир не может быть лучше? Почему, когда он мог сделать его лучше, он этого не сделал? Говорить, что этот мир худший из всех… вы должны прикусить язык. Я до сих пор воспринимаю Шекспира как самое близкое к божеству явление. И когда он говорит, что худшего не бывает: до тех пор, пока вы можете сказать «это самое худшее», это еще не самое худшее. И он только что закончил свой монолог о том, какой это самый худший из миров… и заходит его отец, которому только что выкололи глаза, выходит на сцену, почти суеверно, как будто он продемонстрировал, что есть нечто похуже[1. Имеется в виду сцена из «Короля Лира», в которой Эдгар, встретив своего ослепленного отца Глостера, произносит: «Несчастье худшее приходит раньше, чем выговоришь: “Я всего несчастней!”»]. Если ты говоришь, что это худший из возможных миров, у меня появляется чувство, что ты говоришь не о мире, а о чем-то, что произошло с тобой, о чем-то чрезвычайно личном. Если бы чей-то отец пришел к тебе с выколотыми глазами, очень сомнительно, что первая мысль, которая пришла бы тебе на ум, была бы о том, что это самый худший из миров.

В вашей автобиографической книге «Подача философии» вы говорите, что ваш отец, потерявший веру в Бога, после вашего поступления в университет сказал вам, что вы должны выяснить, существует ли Бог, и рассказать ему. Я не видел в книге следов развития этого вопроса… Может быть, какое-то развитие произошло только в вашем уме?

Это превосходный вопрос. Вы меня поймали. Я хотел, чтобы эта история была там, даже если бы мне в итоге было нечего по ней сказать и пришлось бы использовать отговорки насчет моей позиции по поднятым вопросам. Часто я оправдывался тем, что в философии нет ничего по этому поводу, это – предел, ступив за который, вы уже никогда не вернетесь, подобие смерти. Философия может говорить о смерти, она должна впустить смерть в комнату, она должна признать человеческую смертность, мы все на пути к финалу, и философия должна иметь это в виду. Почти все, что я делаю в философии, выводится (или я хотел бы, чтобы выводилось) из следующей ремарки: речь заканчивается, тело заканчивается…

Мысль заканчивается?

Да, но именно в каждой вещи. Объяснения где-то заканчиваются, говорит Витгенштейн. Это обычное замечание, как большая часть того, что он говорит, и внезапно оно поражает вас своими последствиями. Но философия не может впустить в комнату Бога. Я думаю, что она также не может держать Бога вне комнаты. Если я говорю, что с моей точки зрения этот вопрос открыт, то этим я не хочу произвести впечатление непредубежденного. Это походит на агностика: ты не хочешь говорить, что ты – атеист, поэтому, ты говоришь, что ты – агностик. Это не то, как я это чувствую. Хайдеггер близко подходит к идее об этом. Все, что я могу сказать о Боге, вероятно, должно включать в себя бессмертное замечание Ницше о смерти Бога, и что мы проживаем свои жизни уже после, вне определенной веры, но чтобы выявить все последствия этого… Я не запрещаю себе, когда я хочу, упоминать имя Бога. Если оно вдруг всплывает в разговоре, я позволяю ему, словно и сам хочу понять, что я о нем думаю. Смерть Бога значит, что у нас больше нет того отношения к Богу, которое, по-видимому, люди, по крайней мере в западной культуре, имели в течение довольно длительного периода времени. Меня также сильно увлекли слова Хайдеггера: все, что я говорю об этом, может быть отвергнуто в любой момент. Я использую эти слова, я использую слово «душа», так же делает Витгенштейн, я благодарен ему за это. Человеческое тело, он говорит, – лучшая картина человеческой души. Хорошо, Витгенштейн, что вы действительно подразумеваете под душой? Почему бы вам просто не сказать, что это лучшая картина человеческого разума? Я думаю, нет никакой необходимости отвечать. Это то, что он хочет сказать. Само собой разумеется, что он не просит тебя в это поверить. А если он не просит поверить, то и обосновывать ему нет никакой необходимости. Я говорю так потому, что хочу. Если ты не хочешь слышать, не слушай. Я отпускаю всякие такие выражения о Боге затем, чтобы взглянуть на свои мысли по данной теме, и я готов сказать, что со мной все может быть покончено – но это зависит от того, что Богу вздумается. Если он потянется и схватит меня за то, за что он обычно хватает людей, и что-то с тобой сделает, то так тому и быть. Но для меня это не открытый вопрос. «Там будет видно, что случится» – совсем не то настроение, с которым я это произношу. Если бы я мог передать вам то настроение, с которым обычно произношу данное слово – это почти искушение…

Сэмюэль Беккет в «Конце игры» говорит о таком использовании слова «Бог», словно оно – проклятие… Главный вывод, который я из этого делаю: он говорит о мире, в котором мы можем использовать имя Бога, только чтобы проклинать. Goddamn you («покарай тебя господь») – самое известное из них. Это-то и является проклятием: мы живем под проклятием неизбежного употребления имени божьего и упоминания его – если перевод позволяет передать это слово – всуе. Это – заповедь… Не употребляйте имя Бога вашего всуе, это первая заповедь; что это означает – не проклинай, не ругайся. Беккет говорит, что фактически исполнение этой заповеди невозможно; каждый раз, когда вы произносите имя Бога, это получается напрасно. Когда я говорю, что вопрос для меня открыт, я имею в виду вот что: если бы я внезапно обнаружил, что это не напрасно, что бы произошло со мной? Я иногда хожу в синагогу… Да, я родился в большой еврейской семье. Мой отец потерял свою веру, и я это знал, это одна из первых вещей, которые я о нем узнал. Я говорю об этом, на такие вопросы можно ответить только в автобиографии… Очень важный момент в моей жизни происходит во время самого большого праздника – Йом Киппур, день искупления, когда вы просите освободить вас от всех грехов прошедшего года, от всех ужасных вещей, что вы сделали, чтобы вас могли вписать в книгу жизни и жить еще один год без наказаний. Я видел это, когда был ребенком в ортодоксальной синагоге, в которой были в основном иммигранты. Мои родители приехали из небольшой еврейской деревни в Польше. Они прибыли по всем очевидным причинам. Вы могли бы сказать, что они приехали, чтобы получить работу. Они также приехали, потому что «коззаки» собирались убить их. И я сказал: «Этот человек, стоящий в углу. Я понимаю, почему он там. Очень жарко, и на этом человеке пальто, а поверх еще большой платок перекинут через плечо, но он дрожит, потому что он повинуется заповеди: вы должны молиться каждой костью вашего тела. Таким образом, он двигает каждой костью, он молится…» И я говорю: «Ты не веришь вто, во что верит тот человек…»

Вы это сказали своему отцу?

Да, я так сказал своему отцу: «Итак, почему ты сюда пришел? Я понимаю, почему он сюда приходит, но я не понимаю, почему ты сюда пришел». И он сказал: «Я не верю вто, во что верит этот человек, но я пришел сюда ради своего отца». И я сказал: «Но твой отец же верит». Я имел в виду, что его отец приходил в синагогу три или четыре раза в день, чтобы молиться, и у него была борода, и у него была шляпа, и он делал все те вещи, которые полагается делать – а ты ничего из этого не делаешь! Так что я спрашиваю себя: если мой отец не верит, но приходит ради своего отца, и из этого возникает логичный вопрос, почему хожу я? Надеюсь, я промолчал – насколько мне помнится, я оставил этот вопрос при себе. Мой отец был очень умным человеком и понимал, что должно было бы за этим последовать – это может быть только одно из двух. Я не сказал, что прихожу ради отца, потому что мой отец верит; я просто прихожу ради отца. И вот мой вопрос – достаточно ли хорош этот ответ? Я знаю, что это недостаточно хороший ответ для моих детей, они все ходили в синагогу со мной и моей женой, и для них… в их бар-мицвах, я сказал – я делаю это, потому что считаю это своим долгом… до тех пор они должны были делать то, что делал я в своей жизни, но теперь это их дело, у них есть выбор, продолжать ли им говорить, что они евреи, или нет. У меня такого выбора нет, потому что… ведь я был жив, когда был жив Гитлер, и поэтому я никогда не смогу сказать что я не еврей, но они могут сказать – я не еврей, я – американец. У них есть мое разрешение, я в состоянии сказать: «Не идите в синагогу ради меня, вы должны действительно этого хотеть».

Всемирный день философии | Организация Объединенных Наций

Философия — это изучение природы реальности и существования, того, что можно знать, а также правильного и неправильного поведения. Оно происходит от греческого слова phílosophía, что означает «любовь к мудрости». Это одна из важнейших областей человеческой мысли, поскольку она стремится постичь сам смысл жизни.

ЮНЕСКО предложила проводить Всемирный день философии на ежегодной основе с тем, чтобы на глобальном уровне приобщить мировое сообщество к богатству философской мысли. Основные цели проведения Всемирного дня философии заключаются в следующем:

  • подтвердить приверженность распространению философии на национальном, субрегиональном, региональном и международном уровнях;
  • содействовать проведению научно-философских исследований и анализу наиболее острых вопросов современности для поиска более адекватных решений проблем, стоящих сегодня перед человечеством;
  • (ривлечь внимание общественности к значимости философии и критического философского подхода к выбору, который встает перед многими странами в результате глобализации или выхода на современный уровень развития;
  • проанализировать положение с преподаванием философии в мире, уделив особое внимание неравенству в доступе к этой дисциплине;
  • подчеркнуть важность повсеместного преподавания философии для грядущих поколений.

2020 год

В этом году нам следует задуматься о нынешней пандемии, подчеркнув необходимость, как никогда ранее, прибегнуть к философскому осмыслению, чтобы противостоять многочисленным кризисам, которые мы переживаем.

Кризис в области здравоохранения ставит под сомнение многочисленные аспекты наших обществ. В этом контексте философия помогает нам продвигаться вперед, стимулируя критическое осмысление проблем, с которыми мы сталкиваемся.

Основные сведения

Всемирный день философии был провозглашен на 33-й сессии Генеральной конференцией ЮНЕСКО в 2005 году в Париже.

ЮНЕСКО предложила проводить Всемирный день философии на ежегодной основе с тем, чтобы на глобальном уровне приобщить мировое сообщество к богатству философской мысли.

Цель Дня заключается в том, чтобы ознакомить людей с философским наследием, привнести в обыденное мышление новые идеи и стимулировать публичные дебаты интеллектуалов и гражданского общества по поводу вызовов, встающих сегодня перед обществом.

Почему День философии?

Многие мыслители утверждают, что «удивление» есть корень философии. В самом деле, философия связана с естественным стремлением людей находить удивительное, как внутри себя, так и в окружающем их мире.

Философия, которая позиционирует себя в качестве одной из форм «мудрости», учит нас мыслить, постоянно подвергать сомнению устоявшиеся истины, проверять гипотезы и делать выводы.

На протяжении веков в каждой из культур философия порождала концепции, идеи и анализ, и посредством этого формировала основу для критической, самостоятельной и творческой мысли.

Всемирный день философии позволяет ЮНЕСКО, помимо прочего, отметить важность философской мысли, а также предлагает людям во всем мире поделиться друг с другом своим философским наследием.

Для ЮНЕСКО философия обеспечивает концептуальные основы принципов и ценностей, от которых зависит мир во всем мире, таких как демократия, права человека, справедливость и равенство.

Философия помогает закрепить эти подлинные основы мирного сосуществования.

Более 70 стран, в том числе 25 в Африке, отмечали первые два дня философии, предлагая всем, независимо от их культуры, возможность подумать над такими различными вопросами, как: «Кто мы как личности и как мировое сообщество». Нам стоит поразмыслить о том, что из себя представляет сегодняшний мир и определить, соответствует ли это нашим идеалам справедливости и равенства. Нам стоит задаться вопросом, действительно ли наше общество живет в соответствии с этическими и моральными нормами наших великих деклараций.

Всемирный день философии, таким образом, дает нам повод задать себе вопросы, о которых часто забывают: «О чем мы забываем думать?» «Какие формы неприемлемой реальности стали нам привычными?»

«Философ – это «садовник цивилизации»

7 октября в Конгресс-Холле Глава Башкортостана Рустэм Хамитов выступил на открытии VII Российского философского конгресса «Философия. Толерантность. Глобализация. Восток и Запад – диалог мировоззрений», который начал свою работу в Уфе.

В ходе пленарного заседания руководитель республики предложил генеральному секретарю Международной федерации философских обществ, профессору Луке Марии Скарантино провести Всемирный философский конгресс в 2023 году в Уфе.

Стенограмма выступления Рустэма Хамитова:

Хәйерле көн!

Добрый день, уважаемые участники Российского философского конгресса, уважаемые гости и приглашенные! Искренне рад вас приветствовать в столице Башкортостана – Уфе.

Важно, что наряду с крупными политическими, экономическими форумами наша республика в последние годы становится местом проведения значимых научных конгрессов и симпозиумов. В их числе – IV Всероссийский социологический конгресс, международные и всероссийские конференции «Россия и исламский мир», «Проблемы российского самосознания», «Археография Южного Урала», «Проблемы современного литературоведения», «Объёмные наноструктурные материалы» и многие другие форумы. Совсем недавно, буквально две недели назад у нас состоялся V Всероссийский фестиваль науки. В декабре этого года в Уфе пройдет Евразийский гуманистический форум.

Завтра у нас начинает работу юбилейный X Всероссийский съезд востоковедов. А сегодня мы открываем VII Российский философский конгресс «Философия. Толерантность. Глобализация: Восток и Запад – диалог мировоззрений».

Мы достаточно долго готовились к проведению этого конгресса, и первый раз с Вячеславом Семёновичем (В.С. Стёпин, президент Российского философского общества, академик РАН) и представителями оргкомитета встретились почти три года назад. Всё это время было посвящено тому, чтобы подготовиться организационно, материально, соответствующим образом собрать материалы, тезисы, и сегодня быть во всех смыслах подготовленными.

Выбор Уфы местом проведения конгресса можно считать определенным признанием достижений философской школы Башкортостана.

Мы высоко ценим вклад башкирских просветителей, философов, писателей, учёных-теологов, таких, как Мифтахетдин Акмулла, Мухаметсалим Уметбаев, Риза Фахретдинов, Зайнулла Расулев, Зия Камали и другие. Они призывали молодежь к знаниям и доброте, милосердию и трудолюбию, заботились о просвещении народа, открывали школы. В медресе «Галия» и «Усмания» ехали за знаниями тысячи шакирдов со всего Востока, которые впоследствии стали известными писателями, учёными, педагогами. Именно в культуре и просвещении они видели основы процветания народов России.

В дореволюционный период наш край отличали богатые религиозные (суфийские), умеренно-либеральные и просветительские традиции развития русской и башкирской философии. С 60-х годов прошлого столетия в республике появляются известные на всю страну школы философии и методологии наукиТауфика Султангузина, социальной философии Фагима Садыкова, этики Дамира Валеева и других ученых.

Самостоятельное философское движение в республике оформилось сравнительно недавно. Башкирскому отделению Российского философского общества – 33 года, хороший возраст. Сегодня оно объединяет около 300 членов, в том числе 54 доктора, а также более 200 кандидатов наук. Действуют два диссертационных совета по философским наукам, отделение Философского общества, два научных семинара, Уфимское общество имени Фихте, религиозно-философское общество имени Лосева. Башкирское отделение по научному потенциалу и численности является третьим после философских обществ Москвы и Санкт-Петербурга.

Сегодня научные поиски философов республики тесно связаны с общественно-политической, социально-гуманитарной, историко-культурологической проблематикой, особенно важной для многонационального и поликонфессионального Башкортостана, в частности, формированием в общественном сознании религиозной и этнической толерантности.

Уважаемые друзья!

Выходя на трибуну Философского конгресса, невольно испытываешь волнение и изрядную долю смущения. Ну что такого ты можешь сообщить почтенному собранию учёных, начитанным эрудированным людям, которые своими знаниями охватывают все аспекты нашего жизнеустройства?!

Философское сообщество – особое. Оно постоянно задаёт и отвечает на трудные вопросы бытия. Ищет истину, предлагает решения, формирует цивилизационный фундамент общества.

Философские учения переживали разные времена. Они подвергались гонениям и забвениям, возвышениям и признаниям. Философия формирует и сопровождает процесс становления общества и гуманистических начал, утверждения общечеловеческих ценностей. Каждый человек в известной мере является философом. Каждый, пусть и на своем уровне, задаётся вопросом: «Кто я? Откуда я? В чём моё предназначение, цель моей жизни?» И каждое поколение старается ответить на эти извечные вопросы.

Преимущество ныне живущих на Земле заключается в том, что мы обогащены знаниями предыдущих поколений, имеем возможность пользоваться накопленным человечеством опытом. Но даже этот опыт не всегда становится для общества настоящей опорой. И от того каждое поколение по ряду вопросов начинает свою жизнь как бы сначала, «с чистого листа», порой отрицая или просто не видя ошибок и заблуждений прежних лет. Отсюда всё продолжающиеся конфликты и разногласия, раздоры и войны. Человечество с маниакальным упорством ищет разрешения противоречий в милитаристских формах, используя «право сильного», отрицая роль ума, науки, миролюбивого контекста.

Наша цивилизация ещё молода, и потому так неустойчива. Мировоззренческие конфликты порой возвращают часть человечества к первобытным образам, тем самым отбрасывая цивилизацию к самим её истокам. Современные успехи науки и техники являются новыми достижениями человеческого ума, но не цивилизации в её гуманистическом понимании. Ядерное оружие сделало человечество лучше? Или телевидение? Или автомобиль? Это большие вопросы.

А философия этот цивилизационный, моральный, культурный пласт наращивает. Пускай, образно выражаясь, по миллиметру в столетие, но увеличивает слой знаний, уменьшая тем самым невежество. Философия раскрывает тайны человека, его бытия и предназначения. И в этом смысле философия – это наука, формирующая гуманистическую цивилизацию на планете.

Подчеркну ещё раз – человеческая цивилизация молода. Вместе с тем она растет, укрепляется, и ей надо помогать в этих процессах.

Философ, если хотите, это «садовник цивилизации» – мудрый, ответственный, благородный, и оттого нужный и важный для общества.

К кому в трудную минуту обращаются за советом люди, президенты, короли? К мудрому человеку, философу. Мудрый совет помогает восстановить справедливость, укрепляет веру, даёт гармонию душе. Ведь главные ценности для человека – справедливость, безопасность, гармоничное развитие.

Я посмотрел программу конгресса. Она огромная. Только трехтомник тезисов включает свыше 1 300 статей. В рамках конгресса будет работать 26 секций, пять симпозиумов, 29 круглых столов, международная конференция, творческие встречи. Это настоящий праздник философии, а значит ума, творчества и мысли.

Конечно, я вместе со своими коллегами рад, что «пиршество» философии происходит у нас в республике, в Уфе, где традиции науки, образования, философской деятельности сильны, где сходятся Запад и Восток. Помните: «Запад есть Запад. Восток есть Восток. И им не сойтись никогда»?! Это Киплинг. А вот сходятся, сошлись, и это тоже цивилизационный рост.

На конгрессе присутствуют ученые из стран Востока и Европы. Здесь представлены Китай, Турция, Франция, Украина, Узбекистан, Казахстан, другие страны. Всего – более тысячи участников. Это колоссальная интеллектуальная мощь?!

Уважаемые друзья!

Нам хорош и Запад со своим разумным порядком, эффективностью, технологиями, и Восток с его общинностью, «чувством локтя», философией взвешенного и поступательного развития.

Сильные стороны восточного менталитета – коллективизм в работе, эмоциональность, умение сопереживать и помогать ближнему – мы должны обогатить, усилить бесспорно положительными чертами западной культурной модели – здоровым прагматизмом, нацеленностью на успех и достижение во всем высокой эффективности, умением добиваться намеченного результата.

В своей работе, особенно при запуске новых наукоёмких производств, создании инновационных структур, мы чаще ориентируемся на западные технологии и программные продукты. В то же время видим, что мировым лидером, драйвером экономического развития, внедрения элементов смарт-общества сегодня во многом выступает именно Восток.

Республика выстраивает прочные взаимовыгодные отношения более чем со 100 странами мира. При этом мы понимаем, что нам надо активнее и теснее работать с компаниями Китая, Индии, Японии, Южной Кореи, Сингапура, нашими друзьями из стран СНГ. С Европой мы давно предметно и продуктивно работаем.

Участвуя в проектах, которые я называю «R2R» (регион с регионом), мы углубляем партнёрство с провинциями Китайской Народной Республики, регионами Казахстана, Кыргызстана, Узбекистана, Таджикистана, Турции. Перспективные начинания выстраиваются в рамках Евразийского экономического союза. И всё же ещё многое нам предстоит сделать.

По итогам саммитов Шанхайской организации сотрудничества и БРИКС, которые прошли в Уфе в июле этого года, три месяца назад, наша республика получила уникальный шанс заявить о себе в этих странах. Теперь мы должны выстроить экономические контакты с их предпринимателями. Ровно через две недели в Уфе состоится Первый межрегиональный форум стран ШОС и БРИКС, посвящённый взаимодействию малого и среднего бизнеса. Уверен, что наша республика не упустит свой шанс расширить партнёрство в этой важной сфере.

Уважаемые участники философского конгресса!

В наши дни, в условиях серьёзных социальных катаклизмов, растущего напряжения в обществе, безусловно, многое зависит, в том числе, и от науки, консолидированной позиции научного сообщества. Задача нашего форума состоит в осмыслении путей сближения, гармонизации разных подходов и моделей не путём доказательства превосходства одного мира над другим, а путём открытого, паритетного сосуществования цивилизаций на основе доверия и взаимообогащения.

Сегодня общество как никогда нуждается в философском осмыслении происходящих процессов, глобальных проблем человечества. Без понимания сути настоящего невозможно строить будущее.

Философия разъясняет, что ни природные богатства, ни прочие материальные блага не имеют смысла, если в обществе не воспитываются интеллектуальные, компетентные и нравственные люди. Именно вам, философам, общество доверяет формирование мировоззрения молодежи. Именно с развитием философского знания мы связываем наши надежды на будущее.

Философия учит не только понимать мир, но и тому, как в нём ориентироваться. Она учит критически воспринимать реальность и уметь находить в ней правильный путь. Все эти знания и компетенции очень нужны в сегодняшних противоречивых реалиях.

Философия всегда опережает социальные, познавательные, творческие процессы. Она формирует в своем дискурсе ориентиры, «образы цели» и создаёт предпосылки для их достижения, реализации в будущем, выступает генератором оригинальной мысли и творчества. То, о чём думают философы сейчас, спустя десятилетия, а иногда и столетия неизбежно воплощается в жизнь.

Дорогие друзья!

Я по-хорошему завидую вам. Вы четыре дня будете наслаждаться «роскошью общения» со своими коллегами. Вы будете спорить, отстаивать своё мнение, противостоять оппонентам, внимать мудрости старших, опытных. Я вижу в зале много молодых лиц, «начинающих садовников», будущих властителей умов. На вас, всех участниках конгресса, лежит огромная ответственность. Выводы и рекомендации конгресса станут ещё одним вкладом в копилку человеческих знаний, ориентиром в поисках пути развития человечества на гуманистических началах.

Вам нельзя ошибаться, вы не политики, чтобы делать контрпродуктивные ошибки. У вас есть время думать, размышлять. У вас есть талант, ум. Вы – учёные, вы – философы, вы – мудрецы.

Желаю, чтобы конгресс прошёл на высочайшем уровне. А гости испытали прекрасные чувства от пребывания в Уфе.

Пусть торжествует ум! Пусть торжествует любовь к мудрости, к философии!

Спасибо вам большое. Всего самого доброго. Рәхмәт!

Стенограмма подхода к прессе:

КОРР.: Вячеслав Семёнович, у меня два вопроса к Вам. В качестве кандидатов для проведения этого конгресса были такие крупные города, как Владивосток, Санкт-Петербург. Чем обусловлен выбор Уфы в качестве площадки проведения конгресса? И каковы, на Ваш взгляд, перспективы Башкортостана для проведения международного конгресса в 2023 году?

В. СТЁПИН, президент Российского философского общества: Начну с последнего. Я думаю, что перспективы замечательные. Потому что мы видим, как здесь всё замечательно организовано, с каким радушием относятся люди к гостям конгресса, как сами гости относятся к Башкирии, к этому замечательному народу. Всё это вместе очень трогательно происходит. Здесь будут не только научные доклады, но и то, что называется человеческим общением, поисками и достижением согласия. А это сейчас самое главное.

Насчет того, почему именно здесь проводится конгресс. Мы до сих пор проводили конгрессы в регионах России. И решили, что нужно провести его в автономной республике.

Сейчас Башкортостан – это площадка международного сотрудничества.

Мне не надо говорить: здесь были саммиты и ШОС, и БРИКС. Если мы следом, то для философов России большая честь участвовать в этом.

Кроме того, действительно, сейчас самое важное – евразийское пространство, где будет проходить диалог по поиску тех фундаментальных ценностей цивилизации, которые могли бы служить своеобразным геномом развития общества как целостного социального организма. Этим всегда заминалась философия, а сейчас это жизненно важная идея. Поэтому именно здесь, где соединяются Европа и Азия, – очень уместная, хорошая площадка для этого.

КОРР.: В течение нескольких дней будут проведены лекции, круглые столы. А затем будет сделан критический анализ всего этого. А будет ли все это затем реализовываться на практике? Есть ли какие-то механизмы общественного воздействия?

В. СТЁПИН: Видите ли, философия относится к практике очень своеобразно. Надо понимать, что такое философия и для чего она устроена. Люди обсуждают, например, такие вещи: «Как нам понимать природу», «Как человек должен относиться к природе». Та цивилизация, в которой мы сейчас живём, что бы мы ни говорили, относится к природе как к резервуару ресурсов для человеческой деятельности, как к обезличенному живому механизму. Хотя наука уже давно показала, что окружающая нас среда – это биосфера, живой организм, а мы часть этого организма, и надо свою экономическую деятельность согласовывать. Но пока в мировоззрении, которое сложилось у людей, этого нет.

И тут я возлагаю огромную надежду на те страны, у которых основные прививки техногенной западной культуры в традиционалистскую почву не привели к утрате традиционных ценностей – они сумели их вместе сплавить в единую систему. Эти страны имеют особое значение для выработки будущих стратегий развития. К ним уже принадлежат Россия, Китай, Индия, Япония – те страны, которые прошли модернизацию позже, чем она произошла на Западе – в Америке и Европе, где традиционалистские пласты утрачены, а здесь они сохранились. Это может оказаться очень важным.

Р. ХАМИТОВ: Продолжу Вашу мысль. Философия – это, прежде всего, мораль, культура, справедливость, а не тонны, километры и надои. Это совершенно разные категории. Сейчас, наверное, даже нет смысла отвечать на вопрос: «Что в реальном плане может дать философия сегодня промышленному производству?». Конечно, мы говорим совершенно о другом. Мы говорим о человеческих ценностях, которые мы обязаны поддерживать. В том числе, и то, о чём Вы говорите, – отношение к природе, к окружающей среде. Человечество уничтожает среду обитания и, безусловно, фактически ограничивает своё будущее во времени и пространстве.

Хочу сказать, что для Республики Башкортостан огромная честь принимать Российский философский конгресс. Впервые наша республика принимает такого рода значимое событие.

Уфа на неделю стала философской столицей Российской Федерации. Здесь сегодня все самые крупные учёные, специалисты, деятели.

Безусловно, будет огромное количество обсуждений, докладов. Работает 26 секций, которые охватывают абсолютно все аспекты деятельности человека, начиная от сельского хозяйства и заканчивая культурологическими, цивилизационными, гуманистическими принципами и идеалами.

Нам хотелось бы развивать причастность нашей республики к развитию философской мысли в стране.

И мы уже сейчас проговариваем с Вячеславом Семёновичем вариант проведения в Уфе Евразийского философского конгресса как этапа перед проведением Всемирного философского конгресса.

Сейчас генеральный секретарь Международной федерации философских обществ, подойдя ко мне, сказал: «Если Российское философское общество сделает заявку, обратится с такой просьбой в Международное философское сообщество, то мы рассмотрим возможность проведения в Уфе в 2023 году Всемирного философского конгресса». Это было бы замечательным, крупнейшим событием и «торжеством мысли» для всей России.

В. СТЁПИН: Думаю, это совершенно реально, и мы это обязательно сделаем.

Р. ХАМИТОВ: Так что заявка будет, а уж как эту заявку рассмотрит Всемирный философский конгресс и какое решение примет – этот вопрос уже зависит от нас. Мы поработаем, покажем, чем мы располагаем. Безусловно, нам нужны не только стены или организационные моменты. Нам нужны достижения философской мысли, мощная философская школа. Нужна причастность молодёжи к тому, что обсуждает философский конгресс. Это очень сложно сделать. Это намного сложнее, чем просто организационно подготовиться. Но, надеюсь, что и с этим мы тоже справимся.

В. СТЁПИН: Хочу сказать, что я лично восхищён Вашим сегодняшним докладом, потому что он истинно философский. Спасибо Вам за доклад, за идеи развития философии и воспитания молодежи в вашей республике.

М. САНАИ, Чрезвычайный и Полномочный Посол Исламской Республики Иран в Российской Федерации: Я очень рад, что в этом году уже в третий раз посещаю Республику Башкортостан. В этом году здесь было большое политическое событие – саммиты Шанхайской организации сотрудничества и БРИКС. Действительно, философия для современного мира очень важна. Она берёт на себя большую ответственность, потому что не только общество и люди, но и политики могут ожидать от философского сообщества решения и предложений для современных кризисов и проблем. Я поздравляю всех организаторов, благодарю за хорошую организацию уважаемого Главу Республики Башкортостан, профессора Вячеслава Стёпина. То, что здесь собрались сотни людей, о многом говорит. Хорошая новость, что здесь будет Евразийский и Всемирный философские конгрессы. Поэтому Башкортостан останется «столицей философов» не только на неделю, но и на долгие годы.

В. СТЁПИН: Если эти конгрессы будут подряд проходить, то Уфа будет столицей философской мысли.

Справка:

Российский философский конгресс проводится раз в три-четыре года на базе классического ведущего университета городов и регионов России с 1997 года. Республика Башкортостан участвовала в конкурсном отборе Российского философского общества и Института философии РАН с 2009 года, поскольку Башкирское отделение РФО по научному потенциалу, активности научной работы и численности учёных является третьим в России после философских обществ Москвы и Санкт-Петербурга.

Для участия в конгрессе зарегистрировались и представили свои тезисы 1 515 человек, в том числе 495 докторов и 620 кандидатов философских наук, 400 аспирантов, студентов и лиц без ученой степени. Они будут участвовать в работе секций, круглых столов, симпозиумов. В работе Конгресса принимают участие учёные из 95 городов России и 21 страны мира (Турция, Великобритания, Болгария, Иран, Франция, Италия, Бельгия, Азербайджан, Беларусь, Германия, Израиль, Испания, Казахстан, Китай, Киргизия, Молдова, Сирийская Арабская Республика, Словакия, США, Узбекистан, Украина).

Язык и сознание. Диалектика их взаимосвязи.

Язык и сознание. Диалектика их взаимосвязи.

Аристанова Л.С., Араньязова Э.Р.

Научный руководитель: Кузнецова М.Н.

ГБОУ ВПО Саратовский ГМУ им. В.И. Разумовского Минздрава РФ

Кафедра философии, гуманитарных наук и психологии

Язык и сознание. Диалектика их взаимосвязи.

Аристанова Л.С., Араньязова Э.Р.

Научный руководитель: Кузнецова М.Н.

ГБОУ ВПО Саратовский ГМУ им. В.И. Разумовского Минздрава РФ

Кафедра философии, гуманитарных наук и психологии

  В философии понятия сознания и языка тесно связаны,
а это говорит о том, что узнать внутренний мир человека можно, проанализировав то,
что он говорит и как.

Сознание неразрывно связано с языком, и возникает одновременно с ним. Отсюда следует, что между языком и сознанием есть определенные  взаимоотношения. Язык выступает способом существования сознания. Связь сознания с языком проявляется в том, что возникновение и формирование индивидуального сознания возможно в том случае , если человек включен в мир словесного языка. Вместе с речью индивид усваивает логику мышления, начинает рассуждать о существовании мира и себя. Чем богаче содержание духовного мира , тем больше ему нужно языковых знаков для его передачи.

Язык так же  древен, как и сознание. Язык во взаимосвязи с сознанием представляют органическое единство, не исключающее и противоречия между ними. Сущность языка обнаруживает себя в его функциях.

Стоит отметить, что издавна в философии такие мыслители, как Платон, Гераклит и Аристотель изучали взаимосвязь между сознанием, мышлением и языком. Именно в Древней Греции последние воспринимались, как единое целое. Не зря ведь это отразилось в таком понятии, как «логос»,
что дословно означает «мысль неразрывна со словом». Школа философов-идеалистов считала ,
что мысль невозможно выразить словесно.

В начале 20 ст. возникает новое направление, называемое «философия языка», согласно которому сознание оказывает влияние на мировосприятие человека, на его речь и, следовательно, на общение
с окружающими. Основоположником этого течения считается философ Вильгельм Гумбольд.

Прежде всего, язык выступает как средство общения, передачи мыслей, т.е выполняет коммуникативную функцию. Мысль представляет собой идеальное отображение предмета и поэтому не может быть ни выражена, ни передана без материального обрамления. А в роли материальной, чувственной оболочки мысли и выступает слово как единство знака, звучания и значения, понятия. Речь представляет собой деятельность, сам процесс общения, обмена мыслями, чувствами и т.п., осуществляемый с помощью языка как средства общения.

Но язык не только средство общения, но и орудие мышления, средство выражения мыслей. Дело в том, что мысль, понятие лишены образности, и потому выразить и усвоить мысль — значит облечь ее в словесную форму. Даже тогда, когда мы мыслим про себя, мы мыслим, отливая мысль в языковые формы. Выполнение языком этой своей функции обеспечивается тем, что слово — это знак особого рода:
в нем, как правило, нет ничего, что напоминало бы о конкретных свойствах обозначаемой вещи,
явления, в силу чего оно и может выступать в роли знака — представителя целого класса сходных предметов, т.е. в роли знака понятия.

Наконец, язык выполняет роль инструмента, накопления знаний, развития сознания. В языковых формах наши представления, чувства и мысли приобретают материальное бытие и благодаря этому могут стать и становятся достоянием других людей. Через речь осуществляется мощное воздействие одних людей на других. Эта роль языка видна в процессе обучения в том значении, которое в наши дни приобрели средства массовой информации. Вместе с тем успехи в познании мира, накопление знаний ведут к обогащению языка, его словарного запаса.  С возникновением письменности знания и опыт закрепляются в рукописях, книгах и становятся общественным достоянием.

Языку присущи следующие функции:

Одним из условий возможности формирования и объективации сознания индивида является способность посредством языка заявить о своем самостоятельном бытии. В речевом общении человек обретает способность к сознанию и самосознанию. Содержание сознания напрямую зависит от пространства речевого общения. Специфика национального языка оказывает влияние на характер и содержание национальной культуры. Различие между сознанием и языком заключается в том, что мысль — это отражение объективной реальности, а слово — способ закрепления и передачи мысли.
Язык способствует взаимопониманию между людьми, а также осознанию человеком своих действий и самого себя.

Можно выделить следующие виды речи:

Слово, как единица языка, имеет внешнезвуковую (фонетическую) и внутреннесмысловую (семантическую) стороны. Среди неязыковых знаков выделяют знаки-копии (отпечатки), знаки-признаки, знаки-сигналы, знаки-символы. Различают также специализированные (системы символов в математике, физике, химии, лингвистике) и неспециализированные языки (эсперанто). В процессе исторического развития языка сформировался язык науки, отличающийся точностью, строгостью, однозначностью понятий, что способствует точности, ясности формулировок. В социально-гуманитарном познании использование искусственного языка затруднительно.

То есть можно сделать небольшой вывод о выше сказанном ,что человек способен быть человеком только в той естественно-искусственной среде, основными компонентами которой являются артефакты и знаки, и без которой невозможно формирование и функционирование сознания.

Изучая воздействие языка на мышление, можно сказать, что как язык вызывается мышлением, так и мышление развивается через язык. Именно обратным воздействием языка на мышление можно объяснить возникновение первых слов у ребенка, как результат проснувшейся языковой способности, которая, действуя в ребенке, побуждает его через называние предметов к различению объективного и субъективного, окружающего мира и себя как индивидуума, что находит свое выражение в произнесении местоимения «я».

Самое важное в языке, по мысли Гумбольдта, «это не смешение, а четкое разграничение вещи и формы, предмета и отношения» . Согласно этому, сам язык, в силу своего устройства, способствует разделению в мышлении категорий субъективного и объективного, что впоследствии скажется как на формировании речевой деятельности, так и на становлении самосознания ребенка, потому что в его речевой деятельности проявляется работа духа, которая через первые членораздельные звуки свидетельствует о начавшемся формировании этого разделения. Здесь надо отметить, что именно членораздельный звук отличает человека от животного, так как выражает не просто намерение или потребность, но, прежде всего, конкретный смысл произносимого, так как является «сознательным действием создающей его души» , что еще раз указывает на действие сознания в процессе проговаривания первых слов ребенка. 

Возникая и развиваясь в обществе, в процессе общения людей между собой, язык представляет собой объективное явление. Это значит, что, будучи продуктом, созданным обществом, язык существует независимо от отдельных людей. Каждое поколение застает язык уже выработанным предшествующими поколениями и овладевает им, т. е. учится пользоваться им в общении.

Люди воспринимают слова языка так же, как и другие явления окружающей их действительности, т. е. как раздражители, воздействующие на органы чувств. Однако особенность явлений языка заключается в том, что они передают закрепленное в звуках отражение людьми других явлений, результаты познания действительности. Существуя в виде материальных явлений — звуков речи или письменного их изображения, — явления языка в то же время передают знания, понятия, мысли людей, т. е. воплощают в себе явления идеальные, явления общественного сознания.

В процессе развития труда и трудовых общественных связей людей друг с другом вместе с языком возникает, следовательно, особая форма отражения людьми действительности — их сознание.

Необходимо различать общественное и индивидуальное сознание.

К явлениям общественного сознания принадлежат создаваемые обществом знания о природе, обществе,
о человеческом мышлении. Индивидуальное сознание — это высшая форма отражения действительности отдельным человеком, членом общества.

Общественное сознание возникает вместе с формированием этой новой, высшей формы психического отражения действительности отдельных людей, членов общества.

Таким образом, сознание и язык органически связаны друг с другом. Но единство языка и мышления не означает их тождества. Действительно, мысль, понятие как значение слова есть отражение объективной реальности, а слово как знак — средство выражения и закрепления мысли, средство и передачи ее другим людям. К этому следует добавить, что мышление по своим логическим законам и формам интернационально, а язык по его грамматическому строю и словарному составу — национален.
Наконец, отсутствие тождества языка и мышления просматривается и в том, что порой мы понимаем все слова, а мысль, выраженная с их помощью, остается для нас недоступной, не говоря уже о том, что в одно и то же словесное выражение люди с различным жизненным опытом вкладывают далеко не одинаковое смысловое содержание.

Как мы думаем: словами, картинками или как-то иначе?

  • Келли Оукс
  • BBC Future

Автор фото, BBC / Getty Images

Исследование внутренней речи — удивительно сложная задача. Думаем ли мы обычно словами или образами? С кем чаще всего мы говорим мысленно? И способны ли мы ясно осознать, что происходит в нашем мозге в определенный момент?

О чем вы думали секунду назад? Или, точнее, как вы об этом думали? Ответить на этот вопрос сложнее, чем кажется.

Вы могли повторять про себя слова, которые только что прочитали, могли видеть какую-то картинку своим внутренним зрением или переживать какие-то эмоции.

Вполне возможно, что все эти вещи происходили в вашем мозге одновременно и в определенной комбинации… или вы думали о другом и совсем другим способом.

Попытка узнать, что происходит в нашем собственном сознании, на первый взгляд, не кажется чем-то чересчур сложным.

Но когда мы начинаем это делать, мы сразу вмешиваемся в само явление, которое хотим исследовать.

Или, как отметил в 1890 году американский философ Уильям Джеймс, «пытаться проанализировать собственное сознание, это — все равно, что включать свет, чтобы лучше рассмотреть, как выглядит тьма».

Психолог Рассел Гэлберт из Университета Невады в Лас-Вегасе уже несколько десятилетий изучает, что происходит в сознании людей.

Исследователь обнаружил, что мысли, которые проносятся в нашей голове, намного разнообразнее, чем можно было бы предположить.

«Многие считают, что они думают словами, но они ошибаются», — объясняет он.

Автор фото, BBC / Getty Images

Підпис до фото,

Если попросить людей поговорить с собой мысленно, активируются другие участки мозга, чем когда они это делают спонтанно

В ходе одного небольшого исследования 16 студентов колледжа попросили прочитать короткий рассказ. Исследователи выборочно фиксировали их мысли во время чтения. Лишь четверть этих мыслей содержали слова, и только 3% были похожи на последовательный рассказ.

Эти результаты нельзя обобщить для всех, но они дают пищу для размышлений, когда речь идет о наших собственных внутренних переживаниях.

Изучать внутренний голос — совсем не легкая задача. Если просто спрашивать людей, о чем они сейчас думают, — это вряд ли покажет точный результат.

Отчасти потому, что мы не привыкли уделять пристальное внимание нашим блуждающим мыслям, а отчасти потому, что во время таких опросов люди могут домысливать больше, чем на самом деле происходило в их мыслях.

Метод, которым пользуется Гэлберт, называется «описание выборочного опыта».

Исследуемые носят весь день с собой некое устройство. Когда оно подает звуковой сигнал, они должны сосредоточиться на том, что именно происходило в их голове за секунду до этого.

В конце дня они разговаривают с психологом, который, задавая им точные вопросы, выясняет, о чем и в какой форме они думали. Были ли это слова, образы, эмоции, физические ощущения или что-то другое?

Большинству людей нужно несколько дней, чтобы научиться сосредотачиваться на своих мыслях. В течение следующих нескольких дней с помощью вопросов исследователя им удается лучше настроиться на то, о чем они думали в определенный момент.

Сначала это почти никому не удается, кроме, пожалуй, тех, кто имеет хороший опыт в медитации, отмечает ученый.

Автор фото, BBC/ Getty Images

Підпис до фото,

Наш внутренний монолог происходит по разным причинам, так же, как мы с разной целью пользуемся обычным языком

Метод неожиданного сигнала дает более естественные результаты, чем искусственные условия лаборатории, когда вас намеренно заставляют сосредоточиться на мыслях.

Гэлберт сравнивает его с высадкой на парашюте в лесу. Несколько маленьких животных могут, конечно, испугаться, но в целом вы увидите более или менее обычную картину происходящего в природе.

Обзор исследований, обнародованный Гэлбертом в 2013 году, показал огромные индивидуальные различия в том, как происходит внутренний диалог у разных людей.

В среднем участники эксперимента вели разговор с собой примерно 23% времени. Но в целом диапазон варьировался от 100% (внутренний монолог происходил постоянно) до 0% (люди никогда не говорили с собой мысленно).

Лучший собеседник

Но что происходит в вашей голове в моменты, когда вы не разговариваете с собой?

За годы исследований Гэлберт вывел пять категорий мнений: внутренняя речь, которая ведется в самых разных формах, внутреннее видение (может содержать изображения предметов, которые вы видели в реальной жизни, или мысленных образов), чувства, например, гнев или радость, сенсорное осознание (например, осознание того, каков на ощупь ковер под вашими ногами), несимволизированные мысли.

Последние трудно определить, это — и не слова и не образы, но это — также мнения, и они, несомненно, присутствуют в вашем сознании.

Каждая категория может иметь самые разные проявления. Внутренняя речь, к примеру, может происходить в виде одного слова, предложения, какого-то монолога или даже беседы.

Что такое внутренний диалог, известно любому, кто когда-то репетировал важный разговор или обдумывал аргументы в споре.

Но человек, с которым мы разговариваем мысленно, это не кто-то другой — обычно этот голос принадлежит другой стороне нашей личности.

Автор фото, BBC / Getty Images

Підпис до фото,

Одни люди все время разговаривают с собой мысленно, другие — вообще никогда не делают этого

Во время исследования в 2015 году Малгожата Пучальска-Василь, психолог из Люблинского католического университета имени Павла II, попросила студентов описать виды внутренних голосов, с которыми они разговаривали.

Исследовательница составила список четырех наиболее распространенных внутренних собеседников. Ими стали — верный друг, отец или мать, напыщенный соперник и беспомощный ребенок.

Каждый голос может всплывать в различных ситуациях — отец критикует с заботой, напыщенный соперник сосредотачивается на успехе, а не на поддержке. Мы примеряем на себя эти разные роли, чтобы справиться с непростыми ситуациями, например, сложным экзаменом или спортивной игрой.

Недавно Гэлберт начал совмещать свой метод исследования с МРТ-сканами мозга. Его исследование показало, что то, что люди говорят о своих мыслях, и то, что происходит в их мозге, совпадает.

Впрочем, исследователи отмечают, что они не делают обобщений, а их выводы касаются только участников эксперимента.

Фамира Рейси, сотрудница Лаборатории внутренней речи при Университете Маунт-Роял в Канаде, и ее коллеги недавно применили другой метод исследования мыслей.

Они просили участников перечислить мысли, которые возникали в их голове одна за другой в определенное время.

Автор фото, BBC / Getty Images

Підпис до фото,

Мы думаем словами гораздо меньше, чем нам кажется

Результаты оказались похожими на то, что выяснили предыдущие исследования. При выполнении своих повседневных дел люди разговаривали с собой мысленно обо всем: от учебы до своих эмоций, других людей и самих себя.

«Довольной много исследований свидетельствуют, что внутренняя речь играет важную роль в регуляции поведения, решении проблем, критическом мышлении, рассуждении о будущем», — отмечает Фамира Рейси.

Когда мозг «молчит»

Разговор с самим собой также важен для саморефлексии.

Нейрофизиолог Джилл Болт Тейлор описала это в книге «Мой инсульт был мне наукой». Женщина вспоминает, как в течение нескольких недель после инсульта, который она перенесла в 37 лет, у нее пропала внутренняя речь, ее мозг «молчал».

«Какой жуткой задачей было находиться там, внутри моего молчаливого мозга… пытаясь вспомнить, кто я? Что я делаю?»

Поскольку изучение того, что происходит в сознании людей, требует немалых усилий и времени, масштабных исследований, которые бы объяснили индивидуальные различия, пока не хватает.

Остается множество других вопросов, например, зависит ли внутренняя речь от национальности или типа личности.

Хотя ученые пока не могут пролить свет на большинство вопросов о нашем сознании, научиться осознавать свои мысли может быть довольно полезно.

«Это даст вам возможность содержательно общаться с самим собой», — говорит Фамира Рейси.

Или, как добавляет одна из ее коллег: «Внутренняя речь — это фонарик в темной комнате вашего сознания».

Хотите поделиться с нами своими жизненными историями? Напишите о себе на адрес [email protected], и наши журналисты с вами свяжутся.

«Философия – это сугубо человеческая фиксация бытия»: интервью с Владимиром Варавой

«Философия – это сугубо человеческая фиксация бытия»: интервью с Владимиром Варавой провел профессор кафедры государственно-конфессиональных отношений Вильям Шмидт.

Владимир Владимирович Варава – известный специалист в истории религиозно-философской мысли, автор не только любопытного поэтического сочинения «Псалтирь русского философа», но и ставших широко известными монографий «Неведомый Бог философии» и «Адвокат философии».

Вильям Шмидт: Уважаемый Владимир Владимирович, пространство, контекст нашей жизни соткан из множества мудрых, проникновенных, ярких до пронзительности мыслей и разного рода афоризмов не только по всякому поводу, но даже мгновению жизни, а повседневность так и остается беспробудной, непросветленной, что называется, «светом разума». Не странно ли, что человеку, накапливающему опыт, осмысляющему его (себя в контексте жизни – жизнь в ее проявлениях, её контексты, как своего рода интеграл бытия) и тем вписывающемуся в историю мысли, так важны подтверждения своего мнения – возвращение к иным опытам авторской рефлексии? Неужели человек настолько «внезапно смертен», что это лишает его способности выговорить истину о себе, о мире? Или он просто не в состоянии поставить тот и/или так вопрос, ответ на который был бы свидетельством истины?

 

Владимир Варава: Спасибо, Вильям Владимирович, за интересный, многогранный вопрос. Действительно, повседневность остается всегда непросветленной, как непросветленной остается и вся наша жизнь, в конечном счете. Мы тешим себя иллюзией, что живем в ясном и понятном мире с определенными целями и смыслом. Но совесть-то (и, прежде всего, интеллектуальная совесть) всегда нам говорит, что это не так, что мы не только не знаем «начал и концов» мироздания, мы даже едва это понимаем. И конечно, смертность здесь преграда, но одновременно и подспорье. Будь мы бессмертны, не было бы нужды выговаривать истину, поскольку ее нудительная власть терялась бы во мгле дурной  бесконечности. И только смерть, (а любая смерть всегда внезапна, всегда самая ожидаемая неожиданность) заставляет нас продвигаться к истине, напоминая нам о том, что мы все-таки люди.

 

В.Ш.: Как известно, в мире третий четверг ноября посвящен Философии, а потому, пользуясь статусом этого дня, хотелось бы не только услышать Ваши соображения о дне жизни, но и проникнуть в причудливость игры смыслами, значениями, если это, конечно, все-таки возможно.

Итак, Философия… Что это такое, если не опираться на опыт формализации в истории мысли, – особое мироощущение, способ выговаривания и/или способность к вопрошанию? А может это просто некая игра, художество, способ бытия, жизне-ощущения/-проживания? А может это такая «Черная тетрадь» Волан-де-Морта/Мира с ее поглощающими/проявляющими идеи/смыслы страницами или, быть может, еще нечто?

 

В.В.: Это конечно символично, что третий четверг ноября посвящен философии, хотя все дни её. Социум отдал дань Философии, выделив ей один день в году. Но ведь совершенно никому непонятно, что делать в этот день. Если радоваться, то чему? Если праздновать, то что? Не есть ли День Философии – день всеобщего удивления или скорби? А может это день познания или какого-то особого чествования профессоров и деканов философии?

Все это, конечно, фарс – никакого реального содержания это событие иметь не может, если мы всерьез воспримем философию именно как философию, а не одну из современных социальных практик или «областей духовной культуры».

А философия… про нее так много было всего уже сказано. Я думаю, что это сугубо человеческая фиксация бытия. Только человек может осознать всю беспочвенность, безосновность, странность, нелогичность, невозможность и даже ненужность своего существования. Осознать и удивиться этому. Удивиться не тем удивлением, которым мы привыкли встречать всё новое, необычное и экстравагантное, диковинное, но совсем непривычным для повседневного взора удивлением тому, что есть, что существует нечто, а не ничто, и что этого могло и не быть. А почему оно есть…? Вот здесь и осознается вся жуткая правда человеческого существования, в которой исчезают все идолы и кумиры, сотворивший такой «достоверный», но, в сущности, совершенно пустой «мир смыслов».

 

В.Ш.: Уважаемый Владимир Владимирович, если допустить, что слово (мысль) – это не означаемое и означающее, а инструмент, каким человек орудует в природе(ах), среде/пространстве(ах), «удлиняющий его руку», чем тогда будет то, что мы называем «философский вопрос»?

А вообще есть ли такой феномен как «философский вопрос» – не симулякр ли это, а может и того причудливее – «покемон»?

 

В.В.: Так ведь философия и существует лишь как вопрошание! Философский вопрос – это и есть субстанция философствования. И здесь важен, конечно, не ответ, а сама постановка вопроса, в котором уже содержится вся бездна проблемности и антиномичности. И неважно, о чем спрашивать. Ответы же дают все остальные области культуры, точнее, думают, что дают. Но философский вопрос ставит под сомнение вновь и вновь всю достоверность этих ответов, сталкивая человека лицом к лицу со странным и неизбежным миром. Это – тайна, от которой убегают в самую иллюзорную «достоверность». А философия и говорит, что тайна и есть достоверность, и мы, если хотим быть людьми, то должны, как говорил Лев Шестов, научится жить в неизвестном. Этому как раз и учит философия, и больше, полагаю, никто.   

 

В.Ш.: Глядя на то, как активно трансформируется действительность (насколько «подвижна» реальность) и как бы критично и с недоверием мы не относились к концепту «эпистема», похоже, столь важный для онто-гносеологической определенности субъекта «Вечный вопрос» – это день вчерашний – пораженная (надуманная) актуальность…

Очевидно же, что, с логической точки зрения, равномощными являются утверждения «каков человек – таков и его мир / Бог [история, культура – творящий Бога человек]» и «каков Бог – таков и его творение / Человек [мир – творящий человека Бог]», а единственное их отличие будет в акциденциях – принципах и способах (видах) морально-нравственных и эстетических [аксиологических] построений.

Так что – Мир, сделав круг, возвращается в нео-Космоцентризм?

 

В.В.: Хороший вопрос! Кем бы я был, если бы смог ответить на него…

 

В.Ш.: Владимир Владимирович, Вы известны как конфессионально ориентированный философ, а потому, если позволите, специальный вопрос. Не так дано, рассуждая о «божественных» тайнах в мироздании, например, «почему “заскучал” Адам и потребовалось личное представление ему Евы со стороны Бога?», мы «разорили» тайну Денницы, на что наш студент, улыбнувшись, воскликнул: – Ну вот, Ницше сказал, что «Бог умер», а теперь Шмидт говорит, что «Сатана мертв».

Так вот, не кажется ли Вам, что «снятие печати» – всякое «разорение тайны» – есть акт десакрализации, близкий вандализму? И не есть ли мифилогизация всего лишь естественная, защитная функция сознания (Б[б]ытия), обеспечивающая Миру (природе) его (её) стабильность и целостность – способ выживания?

 

В.В.: «Сатана мертв»… это замечательная метафора, позволяющая по-новому посмотреть на многие вещи, в том числе и на «историю Адама». Да, впрочем, и на эти слова Ницше о смерти Бога. Несомненно, всякая десакрализация есть попытка истребить тайну. Но, как говорил Василий Васильевич Розанов, мир не хочет быть ясным, плоским как биржа. И в этом смысле никакая десакрализация невозможна: мир остается миром, что с ним не делай, как его ни познавай, как ни описывай, как ни проникай научным разумом в самые заповедные, как ему кажется уголки. В сущности, тайна бытия остается неприступной, и философия находится на страже этой тайны. В этом если хотите, «функция» философии. Функция, нужно сказать, совершенно бесполезная с точки зрения какой бы то ни было прагматики. Но именно здесь самый тонкий и хрупкий метафизический план, в котором заключена вся суть человека.

А насчет мифологизации Вы правы. Это в значительной степени защитная функция сознания, которая создает тот образ мира (и не только создает, но и заставляет убедиться), который в принципе понятен и не опасен с онтологической точки зрения. Только вот мифологизация всегда бьет мимо цели – истинная Тайна Бытия остается ей недоступной.

 

 

В.Ш.: Уважаемый Владимир Владимирович, благодарим Вас за эту возможность приобщения к реальности, которую, надеюсь, всё же можно назвать «пространство Философии». И, если позволите, ради любопытства – а как будет выглядеть Ваш вопрос, который можно расценить как философский?

 

В.В.: Я бы, пользуясь случаем, направил бы Вас к своей книге «Адвокат философии», в которой я так и не поставил ни одного по-настоящему философского вопроса…

 

В.Ш.: Еще раз – благодарю за удовольствие общения и практику мысли – приобщения к её пульсу и движению.

Сила мысли | Философский разговор

Кен начинает обсуждение с выделения трех видов мысли: веры, желания и намерения. Убеждения (например, «в холодильнике есть пиво») могут быть верными или ложными. Желания (например, «хочу пива») могут быть удовлетворенными или неудовлетворенными. Намерения (например, «Я пойду за пивом») — вот что побуждает нас к действию. Однако все это объединяет то, что они построены на концепциях или идеях (например, «пиво»). Психолог Стивен Пинкер вступает в бой и делает два исходных пункта: концепции с большим количеством слов (такие как пресловутый и апокрифический эскимосский «снег») демонстрируют нашу чувствительность к различным аспектам вещей; слова с контекстными определениями (такими как «я» или «это») устанавливают перспективу и изолируют объекты.Позже наш гость указывает, что разница между словами (такими как «стул» и «дерьмо») может отражать не идеи, а социальные отношения.

Затем обсуждение переходит к возможности совершенно логичного языка, на который надеялись Фреге, Рассел и Куайн. Стивен считает, что при этом игнорируется удобство использования языка — он должен быть доступным для изучения, говорящим, слышимым и мыслимым. Если у языка действительно есть логическое ядро, он, тем не менее, идет на многие компромиссы во имя утилит. Как дарвинист, он должен видеть в этом последствия для выживания.По этой причине он рассматривает язык как существующий в первую очередь для облегчения общения и действий (вопреки Хомскому).

Стивен перечисляет три особенности, которые делают человеческий вид странным. Во-первых, мы открыто общаемся с членами вне нашей семейной группы. Во-вторых, мы используем технологии для усиления наших природных сил. В-третьих, у нас есть язык. Для Стивена все три демонстрируют один существенный факт: для нас, людей, ноу-хау — это высший товар. Его (относительно) легко заменить, что дает большие преимущества при минимальных затратах.Однако язык является «цифровым», и поэтому не может выразить ничего «аналогового» или многомерного, например, завязывания галстука или танца.

Беседа заканчивается вопросом от Иоанна о богословском значении языка. У Стивена не так много времени, чтобы ответить, но он комментирует историческое убеждение людей в том, что слова могут изменить реальность (хороший пример — молитва). Не следует забывать первый стих Евангелия от Иоанна: «В начале было Слово.

  • Бродячий философский репортер (переход к 4:35): Анджела Килдафф рассказывает людям на улице Сан-Франциско о том, что они думают о мышлении. Некоторые отвечают, что «не думали о мыслях». Другие дают ответы, аналогичные определению, данному Кеном; другие дают ответы, которые действительно новы.

Язык гипотезы мысли (Стэнфордская энциклопедия философии)

1. Ментальный язык

Что значит постулировать ментальный язык? Или сказать, что мышление происходит на этом языке? Насколько «языковой» Менталец должен быть? Чтобы ответить на эти вопросы, мы выделим некоторые основные обязательства, которые широко разделяются теоретиками LOT.

1.1 Репрезентативная теория мышления

Народная психология обычно объясняет и предсказывает поведение, цитируя психические состояния, включая убеждения, желания, намерения, страхи, надежды, и так далее. Чтобы объяснить, почему Мэри подошла к холодильнику, мы могли бы обратите внимание, что она считала, что в холодильнике был апельсиновый сок и хотел пить апельсиновый сок. Психические состояния, такие как вера и желание называются пропозициональными установками . Их можно указать с использованием формулировок формы

X считает, что p .

X желает, чтобы p .

X означает p .

X опасается, что p .

пр.

Заменяя « p » предложением, мы указываем содержание психического состояния X . Пропозициональные установки имеют преднамеренность или aboutness : они о предмете. По этой причине их часто называют преднамеренными. заявляет .

Термин «пропозициональная установка» происходит от Рассела. (1918–1919 [1985]) и отражает его собственный предпочтительный анализ: пропозициональные установки — это отношения к предложения. Предложение — это абстрактная сущность, которая определяет условие истины . Для иллюстрации предположим, что Джон считает, что Париж находится к северу от Лондона. Тогда вера Джона связана с предложение , что Париж находится к северу от Лондона , и это Предложение верно, если Париж находится к северу от Лондона.За рамками диссертации что предложения определяют условия истинности, мало согласие о том, на что похожи предложения. Литература предлагает много варианты, в основном заимствованные из теорий Фреге (1892 [1997]), Рассела (1918–1919 [1985]) и Витгенштейн (1921 [1922]).

Фодор (1981: 177–203; 1987: 16–26) предлагает теорию пропозициональные установки, в которых центральная роль отводится ментальным Представления . А мысленное представление это умственный предмет с семантические свойства (например, обозначение, значение или условие истинности и т. д.). Верить, что p , или надеяться, что p , или предполагать, что p , должно иметь соответствующую связь к ментальному представлению, значение которого состоит в том, что p . Для Например, существует отношение веры * между мыслителями и умственными представления, в которых выполняется следующее двусмысленное условие независимо от того, какое английское предложение заменяет « p »:

X считает, что p , если есть ментальное представление S , так что X полагает * S и S означает, что с. .

В более общем плане:

  • (1) Каждое предложение отношение A соответствует уникальному психологическому отношению A * , где следующие двусмысленные условия верны, несмотря ни на что первое предложение заменяет « p »: X Как , что p , если есть ментальное представление S таким образом, что X несет A * до S и S означает, что p .

Согласно этому анализу, ментальные репрезентации — самые прямые объекты. пропозициональных установок.Пропозициональная установка наследует семантические свойства, включая его истинностное состояние, из ментального представление, которое является его объектом.

Сторонники (1) обычно ссылаются на функционализм для анализа A *. Каждое психологическое отношение A * связано с определенным Функциональная роль : роль, которую S играет в вашем умственная деятельность на всякий случай носите A * на S . Когда указав, во что верить * S , например, мы могли бы упомяните, как S служит основанием для умозаключений, как он взаимодействует с желаниями производить действия и так далее.Точный функциональные роли должны быть открыты научной психологией. Вслед за Шиффером (1981) принято использовать термин «Ящик убеждений» как заполнитель функциональной роли соответствует убеждению *: верить * S означает поместить S в ящик вашей веры. Аналогично с «желанием-ящиком» и т. Д.

(1) совместимо с точкой зрения о том, что пропозициональные установки отношение к предложениям. Можно было бы проанализировать высказывание « S означает, что p » как включающее отношение между S и предложением, выраженным в S .Было бы затем следуйте за тем, кто верит * S стоит в психологически важное отношение к предложению, выраженному S . Фодор (1987: 17) придерживается этого подхода. Он сочетает в себе приверженность ментальным представлениям с обязательством предложения. Напротив, Филд (2001: 30–82) отказывается постулат суждений при анализе « S означает, что p ”. Он постулирует ментальные представления с семантическими свойства, но он не постулирует суждений, выражаемых ментальным представления.

Различие между типы и токены имеют решающее значение для понимания (1). Ментальное представление — это повторяемый тип, который может быть создаются в разных случаях. В современной литературе это обычно предполагается, что токены ментального представления неврологический. Для настоящих целей ключевым моментом является то, что умственное представления создаются ментальными событиями . Мы тут истолковать категорию события в широком смысле, чтобы включить оба находок (e.г., у меня возникает намерение выпить апельсиновый сок) и устойчивых состояний (например, мое давнее убеждение, что Авраам Линкольн был президентом Соединенных Штатов). Когда мысленное событие e создает экземпляр представления S , мы говорим, что S является с токеном и что e — это токенинг из S . Например, если я верю, что киты — млекопитающие, то мое убеждение (a ментальное событие) является символом ментального представления, значение которого в том, что киты — это млекопитающие.

Согласно Фодору (1987: 17), мышление состоит из цепочек умственных события, которые создают ментальные представления:

  • (2) Процессы мышления являются причинными последовательностями знаков ментального представления.

Пример парадигмы — дедуктивный вывод: я перехожу от верить * предпосылкам верить * заключению. Первый ментальный событие (моя вера * в посылки) вызывает второе (моя вера * в вывод).

(1) и (2) естественно сочетаются друг с другом как пакет, который можно было бы назвать репрезентативная теория мышления (RTT).Постулаты RTT ментальные представления, которые служат объектами высказываний отношения и которые составляют область мысли процессы. [1]

RTT, как указано, требует квалификации. Есть ясный смысл, в котором вы верите, что на Юпитере нет слонов. Однако вы вероятно, никогда не рассматривал этот вопрос до сих пор. Это неправдоподобно что ваш ящик убеждений ранее содержал мысленное представление с это означает, что на Юпитере нет слонов.Фодор (1987: 20–26) отвечает на такой пример, ограничивая (1) гильзы . Основные случаи — это те, в которых пропозициональное фигуры отношения как причинно эффективный эпизод в ментальном процесс. Ваше молчаливое убеждение, что на Юпитере нет слонов, не фигурирует в ваших рассуждениях или принятии решений, хотя это может произойти сделать это, если вопрос становится актуальным и вы осознанно судите что на Юпитере нет слонов. Пока остается вера молчаливый, (1) не обязательно.В целом, говорит Фодор, преднамеренное психическое состояние, которое является причинно эффективным, должно включать явные обозначение соответствующего мысленного представления. В слогане: «Отсутствие намеренной причинности без явного представления» (Фодор 1987: 25). Таким образом, мы не должны толковать (1) как попытку правдивый анализ неформального дискурса о пропозициональных установках. Фодор не стремится копировать народные психологические категории. Он направлена ​​на выявление ментальных состояний, напоминающих пропозициональные установки, представленные в народной психологии, которые играют примерно схожую роли в умственной деятельности, и это может поддерживать систематические теоретизирование.

Деннетт (1977 [1981]) обзор The Language of Мысль вызывает широко цитируемое возражение против RTT:

В недавнем разговоре с разработчиком шахматной программы Я слышал следующую критику конкурирующей программы: «она думает, он должен вывести свою ферзь пораньше ». Это приписывает пропозициональное отношение к программе в очень полезном и предсказуемом Кстати, как продолжил дизайнер, можно с пользой рассчитывать на преследуя королеву по доске.Но на всех уровнях явное представление, которое можно найти в этой программе, нигде нет что-то примерно синонимичное со словами «я должен вытащить свою королеву ранний »явно обозначен. Уровень анализа, до которого Замечание дизайнера описывает особенности программы, которые совершенно невинным образом являются эмерджентными свойствами вычислительные процессы, обладающие «инженерной реальностью». я не вижу причин полагать, что связь между разговором о убеждениях и психологический разговор будет более прямым.

В примере Деннета шахматная машина не явно обозначить, что ферзь должен выйти раньше, но еще в в некотором смысле он действует на основании убеждения, что так и должно быть. Аналогичный примеры возникают для человеческого познания. Например, мы часто следуем правилам дедуктивного вывода без явного представления правил.

Чтобы оценить возражение Деннета, мы должны четко различать между ментальными представлениями и правилами, регулирующими манипулирование ментальные представления (Fodor 1987: 25).RTT не требует этого каждое такое правило должно быть явно представлено. Некоторые правила могут быть в явном виде — мы можем представить себе систему рассуждений, которая явно представляет правила дедуктивного вывода, которым он соответствует. Но правила не обязательно должны быть представлены явно. Они могут просто неявно присутствовать в работе системы. Только тогда, когда консультация с правилом фигурирует как причинно-следственный эпизод в умственная деятельность требует ли RTT, чтобы правило было явно представлен.Шахматная машина Деннета явно представляет шахматы конфигурации доски и, возможно, некоторые правила манипулирования шахматами шт. Он никогда не соблюдает правила, подобные . Вытащите королеву. начало . По этой причине не следует ожидать, что машина явно представляет это правило, даже если оно в некотором смысле встроен в программирование машины. Точно так же типичный мыслители не обращаются к правилам вывода, когда занимаются дедуктивным вывод. Таким образом, RTT не требует, чтобы типичный мыслитель явно представляют правила вывода, даже если она им соответствует и в некоторых Смысл молчаливо полагает, что она должна им соответствовать.

1.2 Композиционная семантика

Естественный язык композиционный: сложный лингвистические выражения построены из более простых лингвистических выражений, а значение сложное выражение является функцией значений его составляющих вместе с тем, как эти составляющие объединены. Композиционная семантика систематически описывает, как семантические свойства сложного выражения зависят от семантического свойства его составляющих и способ, которым эти составляющие комбинированный.Например, условие истинности соединения: определяется следующим образом: конъюнкция истинна тогда и только тогда, когда оба конъюнкта правда.

Исторические и современные теоретики LOT во всем согласны с тем, что Ментальский композиционный:

Композиционность ментальных представлений (COMP) : Ментальные репрезентации имеют композиционный семантика: сложные представления состоят из простых составляющих, и значение сложного представления зависит от значения его составляющих вместе с избирателями структура, в которую скомпонованы эти составляющие.

Ясно, что ментальный язык и естественный язык должны различаться во многих отношениях. важные аспекты. Например, у ментальского языка наверняка нет фонология. У него также может не быть морфологии. Тем не менее, COMP формулирует фундаментальную точку сходства. Как натуральный язык, ментальский содержит сложные символы, поддающиеся семантическому анализ.

Что значит одно представление быть «составной частью» Другой? Согласно Фодору (2008: 108), «конституционная структура является разновидностью отношения часть / целое ».Не все детали лингвистического выражения являются составными частями: «Джон бежал» — это составная часть фразы «Джон бежал, а Мэри прыгнула», но «Побежала и Мария» не является составной частью, потому что это не семантически интерпретируемый. Важным моментом для наших целей является что все составляющие являются частями. Когда сложное представление размечены, как и его части. Например,

предполагая, что \ (P \ amp Q \) требует наличия предложения в вашем ящик намерений … одна из частей — знак того же самого введите, что в поле намерения, когда вы намереваетесь, что \ (P \), и другая часть которого является токеном того же типа, что и в поле намерения, когда вы намереваетесь это \ (Q \).(Фодор 1987: 139)

В более общем плане: ментальное событие \ (e \) создает сложный ментальный представление только в том случае, если \ (e \) создает все составные части представительства. В этом смысле само \ (e \) имеет внутреннюю сложность.

Здесь решающее значение имеет сложность ментальных событий, как подчеркивается. от Фодора в следующем отрывке (1987: 136):

Практически все думают, что объекты интенциональных состояний в некотором роде сложны… [Например], во что вы верите, когда вы считаете, что \ (P \ amp Q \) — это … нечто составное, чье элементы — как бы то ни было — утверждение о том, что P и предположение, что Q .Но (предполагаемая) сложность намеренный объект психического состояния, конечно, не влекут за собой сложность самого психического состояния … МНОГО утверждений что ментальных состояний — а не только их пропозициональные объекты — обычно имеют составную структуру .

Многие философы, в том числе Фреге и Рассел, рассматривают предложения как структурированные организации. Эти философы применяют модель части / целого к предложения, но не обязательно к мысленным событиям, во время которых мыслители принимают предложения.LOTH, разработанный Fodor, применяется модель части / целого к самим ментальным событиям:

здесь речь идет о сложности психических событий, а не о просто сложность предложений, которые являются их намеренными объекты. (Фодор 1987: 142)

При таком подходе ключевым элементом LOTH является тезис о том, что умственное события имеют семантически значимую сложность.

Современные сторонники LOTH поддерживают RTT + COMP. Исторический сторонники также верили во что-то в непосредственной близости (Normore 1990, 2009; Panaccio 1999 [2017]), хотя, конечно, они не использовали современная терминология для формулирования своих взглядов.Мы можем рассматривать RTT + COMP как минималистская формулировка LOTH, учитывая, что многие философы использовали фразу «язык мысли гипотеза »для обозначения одного из наиболее сильных обсуждаемых тезисов. ниже. Как и положено минималистской формулировке, RTT + COMP оставляет неразрешенными многочисленные вопросы о природе, структуре и психологической роли ментальских выражений.

1.3 Логическая структура

На практике теоретики LOT обычно придерживаются более конкретного взгляда на композиционная семантика для ментальского языка.Они утверждают, что менталец выражения имеют логическая форма (Фодор 2008: 21). Более в частности, они утверждают, что ментальский язык содержит аналоги знакомые логические связки ( и , или , , а не , если-то , некоторые , все , ). Итеративное применение логических связок порождает сложные выражения из более простых выражений. Смысл логически сложное выражение зависит от значений его частей и от его логическая структура.Таким образом, теоретики LOT обычно поддерживают доктрину. по следующим строкам:

Логически структурированные ментальные представления (ЛОГИКА) : Некоторые ментальные представления имеют логические состав. Композиционная семантика этих ментальных представления похожи на композиционную семантику для логически структурированные выражения естественного языка.

Средневековые теоретики LOT использовали силлогистическую и пропозициональную логику, чтобы проанализировать семантику ментальского языка (King 2005; Normore 1990).Современные сторонники вместо этого используют исчисление предикатов , который был открыт Фреге (1879 [1967]) и семантика которого была впервые систематически сформулировал Тарский (1933 [1983]). Вид что ментальский язык содержит примитивные слова, включая предикаты, единичные термины и логические связки — и что эти слова объединяются в сложные предложения, управляемые чем-то вроде семантика исчисления предикатов.

Понятие ментальского слова примерно соответствует интуитивное представление о концепте .Фактически, Фодор (1998: 70) трактует понятие как ментальское слово вместе с его значением. Например, мыслитель имеет представление о кошке только в том случае, если в нем есть репертуар ментальское слово, обозначающее кошек.

Логическая структура — это лишь одна из возможных парадигм структуры ментальные представления. Человеческое общество использует широкий спектр несентенциальные изображения, включая изображения, карты, диаграммы, и графики. Представления без предложения обычно содержат части выстроены в композиционно значимую структуру.Во многих случаях, не очевидно, что полученные комплексные представления имеют логическая структура. Например, карты не содержат логических связки (Фодор 1991: 295; Милликен 1993: 302; Пилишин 2003: 424–5). И нет очевидно, что они содержат предикаты (Camp 2018; Rescorla 2009c), хотя некоторые философы утверждают, что это так (Blumson 2012; Casati & Варзи 1999; Кульвицкий 2015).

Теоретики часто постулируют ментальные представления, которые соответствуют COMP, но в которых отсутствует логическая структура.Британские эмпирики постулировали идей , которые они охарактеризовали в широко образных терминах. Они подчеркнули, что простые идеи могут объединяться в сложные идеи. Они считали, что репрезентативная значимость сложной идеи зависит от по репрезентативному значению его частей и способу, которым эти части совмещены. Итак, они приняли COMP или что-то близкое к нему (в зависимости от того, что именно составляет «округ» к). [2] Они не сказали подробно, как предполагалось сочетание идей. работать, но образная структура кажется парадигмой по крайней мере в некоторые отрывки.LOGIC не играет существенной роли в их сочинения. [3] Частично вдохновлен британскими эмпириками Принцем (2002) и Барсалу. (1999) анализируют познание с точки зрения образных представлений. происходит из восприятия. Армстронг (1973) и Брэддон-Митчелл и Джексон (2007) предполагает, что пропозициональные установки — это отношения, а не отношения. к мысленным предложениям, но к ментальным картам аналогичным в важных с уважением к обычным конкретным картам.

Одна из проблем, с которыми сталкиваются имажистские и картографические теории мышления: что пропозициональные установки часто логически сложны (например,г., Джон считает, что если Пласидо Доминго не поет, то Густаво Дудамель будет дирижировать или концерт будет отменен ). Изображения и карты, похоже, не поддерживают логические операции: отрицание карты — это не карта; дизъюнкция двух отображений не является карта; аналогично для других логических операций; и аналогично для изображений. Учитывая, что изображения и карты не поддерживают логические операции, теории которые анализируют мысли исключительно в образных или картографических терминах будет бороться за объяснение логически сложных пропозициональных отношения. [4]

Здесь есть место для плюралистической позиции, которая позволяет представления разных видов: некоторые с логической структурой, некоторые больше аналогично картинкам, картам, диаграммам и так далее. В плюралистическая позиция широко распространена в когнитивной науке, которая предлагает ряд форматов ментального представления (Block 1983; Camp 2009; Johnson-Laird 2004 год: 187; Косслин 1980; Макдермотт 2001: 69; Пинкер 2005: 7; Сломан 1978: 144–76). Сам Фодор (1975: 184–195) предлагает точку зрения на какие образные ментальные представления сосуществуют рядом, и взаимодействовать с логически структурированными ментальными выражениями.

Учитывая выдающуюся роль логической структуры в историческом и современное обсуждение ментальского языка, можно было бы принять ЛОГИКУ за окончательный из LOTH. Можно было бы настаивать на том, что ментальные представления составляют ментальный , язык , только если у них есть логические состав. Нам не нужно оценивать достоинства этого терминологического выбор.

2. Объем партии

RTT касается пропозициональных установок и психических процессов, в которых они фигурируют, например, дедуктивный вывод, рассуждение, принятие решений, и планирование.Он не касается восприятия, моторного контроля, воображение, сновидения, распознавание образов, лингвистическая обработка или любая другая умственная деятельность, отличная от познания высокого уровня. Следовательно акцент на языке мысли : система ментальных представления, лежащие в основе мышления, в отличие от восприятия, воображение и т. д. Тем не менее, разговоры о мысленном языке обобщают естественно, от познания высокого уровня к другим ментальным явлениям.

Perception — хороший тому пример.Система восприятия преобразует проксимальные сенсорные стимуляции (например, стимуляции сетчатки) в перцепционные оценки условий окружающей среды (например, оценки форм, размеров, цветов, расположения и т. д.). Гельмгольц (1867 [1925]) предположил, что переход от проксимальных сенсорных входов к перцептивным оценивает бессознательный вывод , аналогичный по ключу уважает сознательный вывод высокого уровня, но недоступен для сознание. Предложение Гельмгольца лежит в основе современная психология восприятия , которая детально конструирует математические модели бессознательного перцептивного вывода (Knill & Richards 1996; Рескорла 2015).Фодор (1975: 44–55) утверждает, что эта программа научных исследований предполагает ментальные представления. Представления участвуют в бессознательных выводах или переходы, подобные выводам, выполняемые перцептивным система. [5]

Navigation — еще один хороший пример. Толмен (1948) выдвинули гипотезу, что крысы перемещаются с помощью когнитивных карт : ментальные представления, которые представляют расположение пространственной среды. Гипотеза когнитивной карты, выдвинутая в период расцвета бихевиоризм, поначалу встреченный с большим пренебрежением.Осталась бахрома положение было задолго до 1970-х, спустя много времени после упадка бихевиоризма. В конце концов, его победило растущее количество поведенческих и нейрофизиологических данных. много новообращенных (Gallistel 1990; Gallistel & Matzel 2013; Jacobs & Menzel 2014; О’Киф и Надел, 1978; Weiner et al. 2011). Хотя некоторые исследователи по-прежнему настроены скептически (Mackintosh 20002), в настоящее время существует широкий консенсус в отношении того, что млекопитающие (и, возможно, даже некоторые насекомые) перемещаются, используя мысленные представления о пространственном расположении. Рескорла (2017b) резюмирует аргументы в пользу когнитивных карт и обзоров. некоторые из их основных свойств.

В какой степени нам следует ожидать перцептивных представлений и когнитивные карты, чтобы напоминать ментальные представления, которые фигурируют в человеческая мысль высокого уровня? Принято считать, что все эти умственные представления имеют композиционную структуру. Например, система восприятия может связать воедино представление формы и представление размера, чтобы сформировать сложное представление, что объект имеет определенную форму и размер; репрезентативное значение сложное представление систематически зависит от репрезентативный импорт компонентных представлений.С другой стороны, неясно, имеют ли перцептивные представления что-либо похожая на логическая структура , включая даже предикативную структура (Burge 2010: 540–544; Fodor 2008: 169–195). Ни очевидно ли, что когнитивные карты содержат логические связки или предикаты (Rescorla 2009a, 2009b). Перцепционная обработка и нечеловеческая навигация, конечно, не создает мысленных процессы, которые будут использовать предполагаемую логическую структуру. В в частности, они, похоже, не приводят к дедуктивному выводу.

Эти наблюдения служат поводом для плюрализма в отношении формат представления. Плюралисты могут постулировать одну систему композиционно структурированные мысленные представления для восприятия, другой для навигации, другой для познания высокого уровня и так далее. Различные репрезентативные системы потенциально могут иметь разные композиционные механизмы. Как указано в раздел 1.3, плюрализм занимает видное место в современной когнитивной науке. Плюралисты сталкиваются с рядом насущных вопросов. Какие композиционные в каких психологических областях фигурируют механизмы? Который какие мысленные операции поддерживают репрезентативные форматы? Как разные форматы представления взаимодействуют друг с другом? Способствовать исследования, соединяющие философию и когнитивную науку, необходимы для ответьте на такие вопросы.

3. Мысленные вычисления

Современные сторонники LOTH обычно поддерживают вычислительная теория разума (CTM), который утверждает, что разум — это вычислительная система. Некоторые авторы употребляют словосочетание «язык мысли. гипотеза », так что она по определению включает CTM как одну составная часть.

В своем плодотворном вкладе Тьюринг (1936) представил то, что сейчас называется в Машина Тьюринга: абстрактная модель идеализированных вычислений устройство. Машина Тьюринга содержит центральный процессор, управляемый точные механические правила, которые манипулируют символами, начертанными вдоль линейный массив ячеек памяти.Впечатлен огромной силой формализм машины Тьюринга, многие исследователи стремятся построить вычислительные модели основных психических процессов, включая рассуждения, принятие решений и решение проблем. Это предприятие раздваивается на две основные ветки. Первая ветка — искусственных. интеллект (AI), который направлен на формирование «мышления машины ». Здесь цель в первую очередь инженерная один — для создания системы, которая создает или, по крайней мере, моделирует мысль — без всяких претензий на то, чтобы уловить, как человеческий разум работает.Вторая ветвь, вычислительная психология , направлена ​​на построить вычислительные модели мыслительной деятельности человека. AI и вычислительная психология возникла в 1960-х годах как важнейшие элементы в новой междисциплинарной инициативе когнитивная наука, которая изучает разум, опираясь на психологию, информатику (особенно AI), лингвистика, философия, экономика (особенно игровая теория и поведенческая экономика), антропология и нейробиология.

С 1960-х до начала 1980-х годов вычислительные модели, предлагаемые в психологии были в основном модели стиля Тьюринга.Эти модели воплощают в себе точка зрения, известная как классическая вычислительная теория разума (CCTM). Согласно CCTM, разум — это вычислительная система, подобная в важных аспектах машины Тьюринга и некоторых основных умственных процессы — это вычисления, во многом схожие с вычисления, выполняемые машиной Тьюринга.

CCTM прекрасно сочетается с RTT + COMP. Вычисления в стиле Тьюринга оперирует символами, поэтому любые мысленные вычисления в стиле Тьюринга должны оперируют ментальными символами.Суть RTT + COMP — постулирование ментальные символы. Фодор (1975, 1981) защищает RTT + COMP + CCTM. Он держит что определенные основные психические процессы являются вычислениями в стиле Тьюринга Ментальные выражения.

Можно одобрить RTT + COMP, не одобряя CCTM. Постулируя систему композиционно структурированных ментальных представлений взять на себя обязательство сказать, что операции над представлениями вычислительная . Исторические теоретики ЛОТ не могли даже сформулировать CCTM по той простой причине, что формализм Тьюринга не обнаружено.В современную эпоху Харман (1973) и Селларс (1975) одобряют что-то вроде RTT + COMP, но не CCTM. Хорган и Тиенсон (1996) поддерживает RTT + COMP + CTM, но не поддерживает C CTM, т. Е. классический CTM. Они предпочитают версию CTM, основанную на коннекционизм, альтернатива вычислительная структура, которая отличается довольно существенно из подхода Тьюринга. Таким образом, сторонники RTT + COMP не обязательно принимает тот факт, что умственная деятельность создает Вычисления в стиле Тьюринга.

Фодор (1981) сочетает RTT + COMP + CCTM с точкой зрения, которую можно было бы назвать формально-синтаксическая концепция вычислений (FSC).Согласно FSC, вычисления манипулируют символами в силу их формальные синтаксические свойства, но не их семантические свойства.

FSC черпает вдохновение в современной логике, которая подчеркивает формализация дедуктивного рассуждения. Чтобы формализовать, мы указать формальный язык , лингвистический компонент которого выражения индивидуализированы несемантически (например, по их геометрические фигуры). Мы описываем выражения как части формального синтаксис, без учета того, что означают выражения.Мы затем укажите правила вывода в синтаксическом, несемантическом термины. Правильно подобранные правила вывода приведут истинные посылки к истинным. выводы. Комбинируя формализацию с вычислениями в стиле Тьюринга, мы можем построить физическую машину, которая манипулирует символами исключительно на основе по формальному синтаксису символов. Если мы запрограммируем машину на реализовать соответствующие правила вывода, затем его синтаксис манипуляции превратят истинные посылки в истинные заключения.

CCTM + FSC говорит, что разум — это формальная синтаксическая вычислительная система: умственная деятельность состоит в вычислении символов с формальными синтаксические свойства; вычислительные переходы чувствительны к формальные синтаксические свойства символов, но не их семантические характеристики.Ключевой термин «чувствительный» неточен, позволяя некоторую свободу в отношении точного импорта CCTM + FSC. Интуитивно картина такова, что формальный синтаксис ментального символа а не его семантика определяет, как мысленные вычисления манипулирует им. Ум — это «синтаксический двигатель».

Фодор (1987: 18–20) утверждает, что CCTM + FSC помогает осветить Важнейшая особенность познания: смысловая согласованность . Для по большей части, наше мышление не перемещается случайным образом от мысли к мысль.Скорее, мысли причинно связаны таким образом, что уважает их семантику. Например, дедуктивный вывод несет истинные убеждения к истинным убеждениям. В более общем плане мышление имеет тенденцию уважать такие эпистемологические свойства, как ордер и степень подтверждение. В некотором смысле наше мышление имеет тенденцию согласовываться с смысловые отношения между мыслями. Как достигается семантическая согласованность? Как нашему мышлению удается отслеживать семантические свойства? CCTM + FSC дает один возможный ответ. Он показывает, как физическая система работает в в соответствии с физическими законами может выполнять вычисления, которые согласованно отслеживать семантические свойства.Рассматривая разум как синтаксически управляемый машина, мы объясняем, как умственная деятельность достигает смысловой согласованности. Тем самым мы отвечаем на вопрос: Как рациональность механически возможно ?

Аргумент Фодора убедил многих исследователей в том, что CCTM + FSC решительно продвигает наше понимание отношения ума к физический мир. Но не все согласны с тем, что CCTM + FSC адекватно интегрирует семантику в причинный порядок. Общее беспокойство заключается в том, что формальная синтаксическая картина опасно близка к эпифеноменализм (Блок 1990; Казез 1994).Предварительно теоретически, семантические свойства ментальных состояний кажутся очень важными для ментальных и поведенческие результаты. Например, если я собираюсь ходить в продуктовый магазин, то тот факт, что мои намерения касаются продуктовый магазин, а не почта, помогает объяснить, почему я иду в продуктовый магазин, а не почтовое отделение. Бердж (2010) и Пикок (1994) утверждает, что теоретизирование когнитивной науки аналогичным образом придает причинное и объяснительное значение семантическим свойствам. В беспокойство заключается в том, что CCTM + FSC не может вместить причинно-следственные и пояснительные важность семантических свойств, потому что он изображает их как причинно нерелевантно: формальный синтаксис, а не семантика, управляет ментальными вычислениями вперед.Семантика выглядит эпифеноменальной, а всю работу выполняет синтаксис (Стич, 1983).

Фодор (1990, 1994) тратит много энергии, пытаясь ослабить беспокойство эпифеноменалиста. Развитие детальной теории отношения между ментальным синтаксисом и ментальной семантикой, он настаивает на том, что FSC может уважать причинную и объяснительную релевантность семантических свойств. Многие считают, что лечение Фодора проблематично (Arjo 1996; Aydede 1997b, 1998; Айдеде и Роббинс 2001; Perry 1998; Prinz 2011; Wakefield 2002), хотя Руперт (2008) и Шнайдер (2005) поддерживают несколько схожие позиции.

Отчасти в ответ на опасения эпифеноменалистов некоторые авторы рекомендуют что мы заменяем FSC альтернативной семантической концепцией вычислений (Блок 1990; Бердж 2010: 95–101; Фигдор 2009; О’Брайен и Опи, 2006; Peacocke 1994, 1999; Рескорла 2012а). Специалисты по семантическим вычислениям утверждают, что вычислительные переходы иногда чувствителен к семантическим свойствам, возможно, в дополнение к синтаксические свойства. В частности, специалисты по семантическим вычислениям настаивают на том, что мысленное вычисление иногда чувствительно к семантика.Таким образом, они отвергают любое предположение о том, что разум — это «Синтаксическая машина» или что ментальные вычисления чувствительны только формальным синтаксис. [6] Чтобы проиллюстрировать это, рассмотрим ментальское соединение. Этот мысленный символ выражает таблицу истинности для соединения. По семантическому вычислители, значение символа имеет значение (оба причинно и объяснительно) к механическим операциям над ним. Что символ выражает таблицу истинности для соединения, а не, скажем, дизъюнкция влияет на ход вычислений.Поэтому мы должны отвергать любые предположения, что ментальные вычисления чувствительны к синтаксические свойства символа, а не его семантические характеристики. Заявление не состоит в том, что мысленное вычисление явно представляет семантических свойств ментальных символов. Все стороны согласен, что в общем-то нет. Внутри нет гомункула ваша голова интерпретирует ваш мысленный язык. Утверждение скорее в том, что семантические свойства влияют на то, как происходит мысленное вычисление. (Сравните: импульс бейсбольного мяча, брошенного в окно, причинно влияет на то, разбивается ли окно, даже если окно не явно представляют импульс бейсбола.)

Сторонники семантической концепции расходятся во мнениях относительно того, как именно они затушевать основное утверждение о том, что некоторые вычисления «Чувствительны» к семантическим свойствам. Они также отличаются их позиция по отношению к CCTM. Блок (1990) и Рескорла (2014a) сосредотачиваются на CCTM. Они утверждают что семантические свойства символа могут влиять на механические операции, выполняемые вычислительной системой в стиле Тьюринга. В напротив, О’Брайен и Опи (2006) отдают предпочтение коннекционизму, а не CCTM.

Теоретики, отвергающие FSC, должны отвергнуть объяснение Фодора. семантическая согласованность.Какое альтернативное объяснение они могут предложить? Так до сих пор этому вопросу уделялось относительно мало внимания. Рескорла (2017a) утверждает, что специалисты по семантическим вычислениям могут объяснить семантическую согласованности и одновременно избежать эпифеноменалистских забот вызывая нейронную реализацию семантически чувствительного ментального вычисления.

Экспозиция Фодора иногда предполагает, что CTM, CCTM или CCTM + FSC является окончательным для LOTH (1981: 26). Но не все, кто одобряет RTT + COMP одобряет CTM, CCTM или FSC.Можно постулировать мысленный язык, не соглашаясь с тем, что умственная деятельность вычислительной, и можно постулировать ментальные вычисления над ментальным язык, не соглашаясь с тем, что вычисления чувствительны только к синтаксические свойства. Для большинства целей не важно, мы рассматриваем CTM, CCTM или CCTM + FSC как определяющие для LOTH. Более важный заключается в том, что мы отслеживаем различия между доктринами.

4. Аргументы в пользу LOTH

Литература предлагает множество аргументов в пользу LOTH.В этом разделе вводится четыре влиятельных аргумента, каждый из которых поддерживает БОЛЬШОЙ абдуктивно ссылаясь на его пояснительные преимущества. Раздел 5 обсуждает некоторые выдающиеся возражения против четырех аргументов.

4.1 Аргумент из практики когнитивных наук

Фодор (1975) защищает RTT + COMP + CCTM, обращаясь к научным практика: наша лучшая когнитивная наука постулирует ментальные вычисления над ментальными выражениями; поэтому мы должны принять это мысленное вычисление оперирует ментальными выражениями.Фодор развивает свои аргументы, изучая подробные тематические исследования, в том числе восприятие, принятие решений и языковое понимание. Он утверждает что в каждом случае вычисление над ментальными представлениями играет центральная объяснительная роль. Довод Фодора получил широкую огласку. как убедительный анализ современной когнитивной науки.

При оценке поддержки LOTH когнитивной наукой крайне важно: укажите, какую версию LOTH вы имеете в виду. Конкретно, установление того, что определенные психические процессы действуют на психические представлений недостаточно, чтобы установить RTT.Например, можно принять, что ментальные представления фигурируют в восприятии и животном навигации, но не на высоком уровне человеческого познания. Галлистель и Кинг (2009) защищать COMP + CCTM + FSC с помощью ряда (в основном нечеловеческих) эмпирические тематические исследования, но они не подтверждают RTT. Они сосредоточены на относительно низкоуровневые явления, такие как навигация животных, без обсуждение принятия решений человеком, дедуктивный вывод, проблема решение или другие когнитивные явления высокого уровня.

4.2 Аргумент от продуктивности мысли

В течение своей жизни вы будете развлекать только конечное количество мысли.Но в принципе мыслей у вас бесконечно много. может развлечь. Рассмотрим:

Мэри отдала пробирку дочери Джона.

Мэри отдала пробирку дочери Джона.

Мэри отдала пробирку дочери Джона. дочь дочери.

Обычно делается вывод о том, что вы обладаете компетенцией , , чтобы развлекайте потенциальную бесконечность мыслей, даже если вы Производительность ограничена биологическими пределами памяти, внимание, способность обработки и т. д.В слогане: мысль есть продуктивная .

RTT + COMP прямо объясняет производительность. Мы постулируем конечная база примитивных ментальских символов, а также операции для объединение простых выражений в сложные выражения. Итеративный применение операций сложения генерирует бесконечный массив мысленных предложений, каждое в принципе в пределах вашего когнитивного репертуар. Обозначая мысленное предложение, вы поддерживаете мысль выраженный им. Это объяснение использует рекурсивный характер композиционные механизмы для генерации бесконечного множества выражений из конечная база.Тем самым он показывает, как конечные существа, такие как мы способны развлечь потенциальную бесконечность мыслей.

Фодор и Пилишин (1988) утверждают, что, поскольку RTT + COMP обеспечивает удовлетворительное объяснение производительности, у нас есть веские основания принять RTT + КОМП. Потенциальное беспокойство по поводу этого аргумента заключается в том, что он основан на бесконечная компетентность, никогда не проявляющаяся в реальной работе. Можно было бы отклонить предполагаемую бесконечную компетенцию как идеализация, которая, возможно, удобна для определенных целей, но делает не нуждаются в объяснении.

4.3 Аргумент систематичности мысли

Между мыслями, которые мыслитель может развлекать. Например, если вы думаете, что Джон любит Мэри, тогда вы также можете думать, что Мэри любит Джон. Системность выглядит важнейшим свойством человеческого мышления и так требует принципиального объяснения.

RTT + COMP дает убедительное объяснение. Согласно RTT + COMP, ваш способность развлекаться мыслью, что p зависит от вашего способность иметь соответствующие психологические отношения с менталом предложение S , смысл которого заключается в том, что p .Если ты умеешь подумайте, что Джон любит Мэри, тогда ваша внутренняя система ментального представлений включает мысленное предложение, которое любит Джон Мэри, составленная из мысленных слов Иоанна, любит, а мэри правильно скомбинированы. Если у вас есть возможность встать психологическое отношение A * Джон любит Мэри, тогда у тебя тоже есть способность поддерживать отношения A * к отдельному мысленному приговору, который любит Мэри Джон. Составляющие слова Джон любит, и Мэри делают одинаковый семантический вклад в оба мысленных предложения (Иоанна обозначает Иоанна, любит обозначает любящие отношения, а Мария обозначает Мэри), но слова расположены в разных структурах избирательных округов так что предложения имеют разное значение.В то время как Джон любит Мэри означает, что Джон любит Мэри, Мэри любит Джона означает, что Мэри любит Джона. От положение в отношении A * к приговору Мэри любит Джона, вы питаете мысль, что Мэри любит Джона. Таким образом, способность думать, что Джон любит Мэри, влечет за собой способность думаю, что Джон любит Мэри. Для сравнения: способность думать, что Джон любит Мэри не влечет за собой способность думать, что киты млекопитающие или способность думать, что \ (56 + 138 = 194 \).

Fodor (1987: 148–153) поддерживает RTT + COMP, ссылаясь на его способность объясните систематичность.В отличие от аргумента производительности, аргумент систематичности не зависит от бесконечных идеализаций которые превосходят конечную производительность. Обратите внимание, что ни один из аргументов не дает любая прямая поддержка CTM. Ни один из аргументов даже не упоминает вычисление.

4.4 Аргумент систематичности мышления

Существуют систематические взаимосвязи, среди которых умозаключения мыслителя умеет рисовать. Например, если вы можете вывести p из p и q , тогда вы также можете вывести м из м и № .Системность мышления требует объяснения. Почему это что мыслители, которые могут вывести p из p и q может также вывести м из м и н ?

RTT + COMP + CCTM дает убедительное объяснение. Во время вывода из p и q к p , вы переходите от веры * ментального предложение \ (S_1 \ amp S_2 \) (что означает , что p и q ) на полагая * мысленное предложение \ (S_ {1} \) (что означает, что p ).Согласно CCTM, переход включает в себя манипулирование символами. А механическая операция отделяет конъюнкт \ (S_ {1} \) от соединение \ (S_1 \ amp S_2 \). Такая же механическая операция выполняется применимо к конъюнкции \ (S_ {3} \ amp S_ {4} \) (что означает , что m и n ), что соответствует выводу из m и № . Способность выполнить первый вывод влечет за собой способность выполнить второй, потому что вывод в любой случай соответствует выполнению одного единого механического операция.В более общем смысле, логический вывод использует механические операции над структурированными символами, а механические операции соответствующий заданному образцу вывода (например, конъюнкция введение, устранение дизъюнкции и т. д.) применимо к любому помещения с правильной логической структурой. Единая применимость одной механической операции через различные символы объясняет логическая систематичность. Фодор и Пилишин (1988) заключают, что Систематичность вывода дает основание принять RTT + COMP + CCTM.

Фодор и Пилишин (1988) подтверждают дополнительный тезис о механические операции, соответствующие логическим переходам. В сохранении с FSC они заявляют, что операции чувствительны к формальным синтаксические свойства, но не семантические свойства. Например, устранение соединения реагирует на ментальное соединение как часть чистого формального синтаксиса, как компьютер манипулирует элементами в формальный язык без учета того, что означают эти элементы.

Специалисты по семантическим вычислениям отвергают FSC.Они утверждают, что умственное вычисления иногда чувствительны к семантическим свойствам. Семантический вычислители могут согласиться с тем, что вывод вывода включает в себя выполнение механической операции над структурированными символами, и они могут согласны с тем, что одна и та же механическая операция одинаково применима к любому помещения с соответствующей логической структурой. Так что они все еще могут объяснить логическая систематичность. Однако они также могут сказать, что Постулируемая механическая операция чувствительна к семантическим свойствам. Например, они могут сказать, что устранение конъюнкции чувствительно к значение менталийского союза.

Оценивая споры между FSC и семантическим вычислителем, один должен различать логических и нелогических символы. Для настоящих целей общепринято, что значения из нелогических символов не информируют о логическом выводе. В вывод от \ (S_1 \ amp S_2 \) к \ (S_ {1} \) имеет то же механическая операция как вывод от \ (S_ {3} \ amp S_ {4} \) к \ (S_ {4} \), и эта механическая операция не чувствительна к значения конъюнктов \ (S_ {1} \), \ (S_ {2} \), \ (S_ {3} \) или \ (S_ {4} \).Из этого не следует, что механическая операция нечувствителен к значению менталийского союза. Значение соединение может повлиять на то, как происходит логический вывод, даже хотя значения союзов — нет.

5. Вызов коннекционистов

В 1960-х и 1970-х годах учёные-когнитивисты почти повсеместно смоделировал умственную деятельность как управляемую правилами манипуляцию символами. в 1980-е годы коннекционизм получил распространение как альтернатива вычислительной фреймворк.Коннекционисты используют вычислительные модели, называемые нейронных сетей , которые существенно отличаются от Модели в стиле Тьюринга. Центрального процессора нет. Нет ячейки памяти для символов, которые будут вписаны. Вместо этого есть сеть из узлов , несущих весовые связи друг с другом. Во время вычислений по сети распространяются волны активации. А уровень активации узла зависит от взвешенных активаций узлы, к которым он подключен. Узлы несколько функционируют аналогично нейронам, и связи между узлами функционируют несколько аналогично синапсам.Следует получить с осторожностью проводить нейрофизиологические аналогии, поскольку существует множество важных различия между нейронными сетями и реальными нейронными конфигурациями в головном мозге (Bechtel & Abramson 2002: 341–343; Бермудес 2010: 237–239; Кларк 2014: 87–89; Харниш 2002: 359–362).

Коннекционисты выдвигают множество возражений против классической вычислительной парадигма (Rumelhart, McClelland, & the PDP Research Group 1986; Хорган и Тинсон 1996; Маклафлин и Варфилд 1994; Bechtel & Abrahamsen 2002), например, что классические системы не биологически реалистичны или что они не могут моделировать определенные психологические задачи.Классики в свою очередь приводят различные аргументы против коннекционизма. Витрина самых известных аргументов продуктивность, систематичность мышления и систематичность мышления. Фодор и Пилишин (1988) утверждают, что эти явления подтверждают классические CTM по подключению CTM.

Аргумент Фодора и Пилишина основан на различии между элиминационный коннекционизм и имплементационист коннекционизм (ср. Pinker & Prince 1988). Исключительный коннекционисты продвигают нейронные сети в качестве замены для формализм в стиле Тьюринга.Они отрицают, что ментальные вычисления состоят при манипулировании символами, управляемыми правилами. Коннекционисты допускают, что в некоторых случаях мысленные вычисления могут создавать экземпляры манипулирование символами, управляемое правилами. Они продвигают нейронные сети, чтобы не заменить классические вычисления, а скорее смоделировать, как классические вычисления выполняются в мозгу. Надеюсь, потому что вычисления нейронной сети больше напоминают реальный мозг активности, это может осветить физическую реализацию управляемой правилами манипуляции с символами.

Основываясь на обсуждении Айдеде (2015), мы можем реконструировать Фодор и аргумент Пилишина так:

  1. Существуют репрезентативные психические состояния и процессы. An объяснительно адекватное описание познания должно признавать эти состояния и процессы.
  2. Репрезентативные состояния и процессы, фигурирующие в познания высокого уровня обладают определенными фундаментальными свойствами: мысль продуктивные и систематические ; логическое мышление систематический .Состояния и процессы обладают этими свойствами как вопрос номической необходимости : это психологический закон, у них есть свойства.
  3. Теория ментальных вычислений объяснительно адекватна, только если это объясняет номическую необходимость систематичности и продуктивность.
  4. Единственный способ объяснить номическую необходимость систематичности и продуктивность заключается в том, чтобы постулировать, что познание высокого уровня создает экземпляры вычисление над мысленными символами с композиционной семантикой.В частности, мы должны принимать RTT + COMP.
  5. Либо коннекционистская теория поддерживает RTT + COMP, либо нет. нет.
  6. Если да, то это версия имплементациониста. коннекционизм.
  7. Если нет, то это вариант исключающего коннекционизм. Согласно (iv), это не объясняет производительность и систематичность. Согласно пункту (iii), это неадекватно с объяснительной точки зрения.
  8. Заключение : Избирательные коннекционистские теории объяснительно неадекватны.

Аргумент , а не , говорит, что нейронные сети не могут системность модели. Конечно, можно построить нейронную сеть, которая систематический. Например, можно построить нейронную сеть, которая может представляют, что Джон любит Мэри, только если он может представлять, что Мэри любит Джона. Проблема в том, что с таким же успехом можно построить нейронную сеть, которая может представлять, что Джон любит Мэри, но не может представлять что Мэри любит Джона. Следовательно, ничего о коннекционистской структуре per se гарантирует систематичность.По этой причине рамки не объясняют номической необходимости систематичности. Это не объясняет, почему все умы, которые мы находим, систематичны. В напротив, классическая структура требует систематичности, и поэтому объясняет номическую необходимость систематичности. Единственное очевидное для коннекционистов можно прибегнуть к классическому объяснению, тем самым становясь скорее имплементалистским, чем исключающим коннекционисты.

Аргументы Фодора и Пилишина породили обширную литературу, включая слишком много опровержений, чтобы исследовать их здесь.Самый популярный ответы делятся на пять категорий:

  • Запретить (i) . Некоторые коннекционисты отрицают этот когнитивный наука должна постулировать репрезентативные ментальные состояния. Они верят что зрелые научные теории о разуме очертят коннекционистские модели, указанные в нерепрезентативных терминах (P.S. Черчленд 1986; P.S. Черчленд и Сейновски 1989; ВЕЧЕРА. Черчленд 1990; ВЕЧЕРА. Черчленд и П.С. Черчленд 1990; Рэмси 2007). Если так, тогда аргумент Фодора и Пилишина дает сбой на первом этапе.Нет необходимости объяснять, почему репрезентативные психические состояния систематический и продуктивный, если отвергать все разговоры о репрезентативные психические состояния.
  • Принять (viii) . Некоторые авторы, такие как Маркус (2001), считают, что нейронные сети лучше всего использовать, чтобы пролить свет на реализацию Тьюринга. модели, а не в качестве замены моделей в стиле Тьюринга.
  • Запретить (ii). Некоторые авторы утверждают, что Фодор и Пилишин сильно преувеличивать продуктивность мысли (Rumelhart & McClelland 1986) или систематический (Dennett 1991; Johnson 2004 г.).Хорган и Тинсон (1996: 91–94) ставят под сомнение системность мышления. Они утверждают, что мы отклоняемся от норм дедуктивный вывод больше, чем можно было бы ожидать, если бы мы следовали жесткие механические правила, постулируемые CCTM.
  • Запретить (iv) . Брэддон-Митчелл и Фицпатрик (1990) предлагают эволюционный объяснение систематичности мышления, минуя любое обращение к структурированные ментальные представления. В том же духе Хорган и Тинсон (1996: 90) пытается объяснить систематичность, подчеркивая, как наше выживание зависит от нашей способности отслеживать объекты в окружающая среда и их постоянно меняющиеся свойства.Кларк (1991) утверждает что систематичность следует из целостного характера мысли приписывание.
  • Запретить (vi) . Чалмерса (1990, 1993), Смоленского (1991) и ван Гелдер (1991) утверждает, что можно отвергать модели стиля Тьюринга, пока все еще постулируя ментальные представления с композиционным и вычислительно релевантная внутренняя структура.

Мы сосредоточены здесь на (vi).

Как обсуждалось в раздел 1.2, Fodor разъясняет структуру избирательного округа с точки зрения части / целого связи.Составляющие сложного представления буквально его части. Одним из следствий этого является то, что всякий раз, когда Представление маркируется, как и его составляющие. Фодор берет это Следствие должно быть окончательным для классических вычислений. Как Фодор и Маклафлин (1990: 186) выразился:

.

для пары типов выражений E1, E2 первым является Классический , составляющий второй , только если первый токенуется всякий раз, когда токенируется второй.

Таким образом, структурированные представления имеют конкатенатив структура: каждый токен структурированного представления включает в себя конкатенация токенов составляющих представлений.Коннекционисты, которые отрицают (vi), поддерживают неконкатенативный код концепция структуры округа, согласно которой структура кодируется подходящим распределенным представлением . Развитие неконкатенативной концепции обычно довольно технический (Эльман 1989; Хинтон 1990; Поллак 1990; Смоленский 1990, 1991, 1995; Турецкий 1990). Большинство моделей используют векторную или тензорную алгебру для определения операции над коннекционистскими представлениями, которые кодируются векторы активности по узлам нейронной сети.Представления говорят, что имеют неявную структуру округа : составляющие не являются буквальными частями сложного представления, но их можно извлечь из сложного представления с помощью подходящих вычислительные операции над ним.

Фодор и Маклафлин (1990) утверждают, что распределенные представления могут имеют структуру избирательного округа «в расширенном смысле». Но они настаивают на том, что распределенные представления не подходят для объяснения систематичность. Они уделяют особое внимание системности мышления, классическое объяснение постулатов механических операций которые соответствуют структуре избирательного округа.Фодор и Маклафлин спорят что неконкатенативная концепция не может воспроизвести классическую объяснение и не предлагает его удовлетворительной замены. Чалмерс (1993) и Никлассон и ван Гелдер (1994) не согласны. Они утверждают, что нейронная сеть может выполнять структурно-зависимые вычисления в представительства с неконкатенативной структурой округов. Они приходят к выводу, что коннекционисты могут объяснить продуктивность и систематичность, не отступая от имплементационизма коннекционизм.

Айдеде (1995, 1997a) соглашается с тем, что существует законное понятие неконкатенативная структура округа, но он сомневается, что полученные модели неклассические. Он отрицает, что мы должны учитывать конкатенативная структура как неотъемлемая часть LOTH. По словам Айдеде, конкатенативная структура — лишь одна из возможных физических реализаций структура избирательного округа. Неконкатенативная структура — еще одна возможная реализация. Принимаем RTT + COMP без глянцевания структура избирательного округа в конкатенативном выражении.С этой точки зрения нейронная сеть, операции которой чувствительны к неконкатенативным структура избирательного округа может по-прежнему считаться в целом классической и в в частности, как манипулирование ментальными выражениями.

Споры между классической и коннекционистской CTM все еще активны, хотя и не так активно, как в 1990-е годы. Недавний антиконнекционист аргументы, как правило, имеют более эмпирический оттенок. Например, Галлистель и Кинг (2009) защищают CCTM, опрашивая ряд нечеловеческих эмпирические тематические исследования.По словам Галлистела и Кинга, дело исследования демонстрируют такую ​​продуктивность, которую CCTM может легко объяснить но элиминативный коннекционизм не может.

6. Отклонить возражения против LOTH

LOTH вызвало слишком много возражений, чтобы описать их в одном запись в энциклопедии. Мы обсудим два возражения, оба из которых утверждают, что LOTH порождает ужасный регресс. Первое возражение подчеркивает язык обучение . Второй подчеркивает язык понимание .

6.1 Изучение языка

Как и многие ученые-когнитивисты, Фодор считает, что дети учатся естественный язык через формирование и проверку гипотез . Дети формулируют, проверяют и подтверждают гипотезы о значениях слов. Например, ребенок, изучающий английский язык, подтвердит гипотеза о том, что «кошка» обозначает кошек. По словам Фодора, обозначения представлены на ментальском языке. Сформулировать гипотезу что «кошка» обозначает кошек, ребенок использует ментальское слово кошка, обозначающая кошек.Может показаться, что сейчас в Вскоре возник вопрос: как ребенок выучивает ментальский язык? Допустим, мы расширяем модель формирования и проверки гипотез (далее HF) на ментальский. Затем мы должны установить метаязык для высказывать гипотезы о значениях ментальских слов, мета-метаязык для выражения гипотез о значениях метаязыковые слова и т. д. до бесконечности (Атертон и Schwartz 1974: 163).

Фодор отвечает на угрозу регресса, отрицая, что мы должны применять HF. на ментальский язык (1975: 65).Дети не проверяют гипотезы о обозначения ментальских слов. Они вообще не изучают ментальский язык. Ментальный язык — врожденный, .

Доктрина о том, что или концепций являются врожденными, была в центре внимания. в столкновении рационализма с эмпиризмом. Рационалисты защищал врожденность некоторых фундаментальных идей, таких как бог и причиной, в то время как эмпирики считали, что все идеи происходят от чувственного опыт. Основная тема революции в когнитивной науке 1960-х гг. было возрождением нативистской картины , вдохновленной рационалисты, от которых многие ключевые элементы познания являются врожденными.Большинство Известно, что Хомский (1965) объяснил овладение языком тем, что врожденное знание возможных человеческих языков. Fodor’s тезис о врожденности широко воспринимался как выходящий за рамки всех прецедент, граничащий с абсурдом (P.S. Churchland 1986; Putnam 1988). Как у нас могла быть врожденная способность представлять все обозначения, которые мы мысленно представляем? Например, как мы могли изначально есть менталское слово карбюратор, обозначающее карбюраторы?

При оценке этих проблем очень важно различать изучает концепцию по сравнению с изучает концепт.Когда Фодор говорит, что концепция является врожденной, он не имеет в виду отрицать, что мы усвоить представление или даже о том, что определенные виды опыта нужно было его приобрести. Фодор полностью дает то, что мы не можем мысленно представляют карбюраторы при рождении, и мы пришли к их представлению пройдя соответствующий опыт. Он согласен с тем, что большинство концепций приобрели . Он отрицает, что их узнали . В эффект, он использует «врожденное» как синоним «Необразованный» (1975: 96). Можно было бы разумно оспорить Использование Фодора.Можно сопротивляться классификации концепции как врожденной просто потому, что ему не научились. Однако именно так Fodor использует слово «врожденный». Итак, правильно понято, Позиция Фодора не так надумана, как может звук. [7]

Фодор приводит простой, но поразительный аргумент, что концепции неученый. Аргумент начинается с предположения, что HF — единственный потенциально жизнеспособная модель концептуального обучения. Фодор тогда утверждает, что HF — это , а не как жизнеспособная модель концептуального обучения, из чего он заключает, что понятия не усвоены.Он предлагает различные формулировки и уточнения аргументов в пользу его карьеры. Вот относительно недавнее исполнение (2008: 139):

Теперь, согласно HF, процесс изучения C должен включают индуктивную оценку такой гипотезы, как « C вещи — зеленые или треугольные ». Но сама индуктивная оценка этой гипотезы требует ( inter alia ), принося собственность зеленая или треугольная перед разум как таковой … В общем, вы не можете представить что угодно, например, и тому подобное, , если у вас еще нет концепции такой-то .Из этого следует, что под страхом кругообразность, что «концептуальное обучение» в понимании HF не может быть способом приобретения концепции C … Заключение: Если концептуальное обучение таково, как его понимает HF, можно не будет такой вещи . Это совершенно общий вывод; Это не имеет значения, является ли целевая концепция примитивной (например, зеленый) или сложный (например, зеленый или треугольной).

Аргумент Фодора не предполагает RTT, COMP или CTM. К насколько этот аргумент работает, он применим к любой точке зрения, которую люди есть концепции.

Если понятия не усваиваются, то как они приобретаются? Фодор предлагает некоторые предварительные замечания (2008: 144–168), но по его собственному признаюсь, замечания отрывочны и оставляют множество вопросов без ответа (2008: 144–145). Prinz (2011) критикует Фодора положительное отношение к приобретению концепции.

Самый распространенный ответ на аргумент Фодора о врожденности — это отрицают, что HF — единственная жизнеспособная модель концептуального обучения. В rejoinder признает, что концепции не изучаются через проверка гипотез , но настаивает на том, что они были изучены через другие означает .Три примера:

  • Марголис (1998) предлагает модель приобретения, которая отличается от HF, но это якобы дает концептуальное обучение. Фодор (2008: 140–144) возражает, что модель Марголиса не дает подлинное концептуальное обучение. Марголис и Лоуренс (2011) настаивают на том, что делает.
  • Кэри (2009) утверждает, что дети могут «начать обучение» их путь к новым концепциям, используя индукцию, рассуждения по аналогии и другие техники. Она детально развивает свой взгляд, поддерживая его. частично благодаря новаторской экспериментальной работе с молодыми дети.Фодор (2010) и Рей (2014) возражают, что Кэри Теория самозагрузки носит круговой характер: она тайно предполагает, что дети уже владеют теми понятиями, усвоение которых претендует на объяснение. Бек (2017) и Кэри (2014) реагируют на замкнутость возражение.
  • Shea (2016) утверждает, что коннекционистское моделирование может объяснить приобретение концепции в терминах, отличных от HF, и что полученные модели воплощать подлинное обучение.

Здесь многое зависит от того, что считается «обучением», а что нет, вопрос, который кажется трудным для решения.Тесно Связанный вопрос заключается в том, является ли приобретение концепции рациональный процесс или простой процесс причинный . К в той мере, в какой приобретение какой-либо концепции является рациональным достижением, мы будем хочу сказать, что вы узнали концепцию. В той мере, в какой приобретение концепция представляет собой простой причинный процесс (больше похоже на простуду, чем на подтверждая гипотезу), мы будем менее склонны говорить, что произошло подлинное обучение (Fodor 1981: 275).

Эти вопросы лежат на стыке психологических и философских вопросов. исследовать.Ключевым моментом для настоящих целей является то, что есть два варианты остановки регресса изучения языка: мы можем сказать, что мыслители усваивают концепции, но не изучают их; или мы можем сказать, что мыслители изучают концепции другими способами, кроме гипотез тестирование. Конечно, недостаточно просто отметить, что два варианта существовать. В конце концов, нужно превратить предпочтительный вариант в убедительная теория. Но нет оснований полагать, что это возобновить регресс. В любом случае, объясняя приобретение концепции — важная задача, стоящая перед любым теоретиком, признающим, что у нас есть концепции, независимо от того, принимает ли теоретик МНОГО.Таким образом, обучение возражение против регресса лучше всего рассматривать как не вызывающее конкретной проблемы к МНОГО, а скорее как подчеркивание более широко распространенных теоретических Обязательство: обязательство объяснять, как мы приобретаем концепции.

Для дальнейшего обсуждения см. Статью о врожденности. Также обмен между Коуи (1999) и Фодором (2001).

6.2 Понимание языка

Что значит понимать слово на естественном языке? На популярном картина, понимание слова требует, чтобы вы мысленно представляли значение слова.Например, понимание слова «Кошка» требует обозначения кошек. МНОГО теоретики скажут, что вы используете ментальные слова для обозначения обозначения. Возникает вопрос, что значит понимать Ментальское слово. Если понимание ментальского слова требует представляя, что он имеет определенное значение, то мы сталкиваемся с бесконечный регресс метаязыков (Blackburn 1984: 43–44).

Стандартный ответ — отрицать, что обычные мыслители представляют Ментальные слова как имеющие значение (Bach 1987; Fodor 1975: 66–79).Ментальский язык — это не инструмент общения. Мышление — это не «разговаривать сам с собой» на ментальском языке. А типичный мыслитель не представляет, не воспринимает, не интерпретирует и не отражает на ментальских выражениях. Ментальский язык служит средой, в которой возникает ее мысль, а не объект интерпретации. Мы не должны говорить что она «понимает» ментальский язык так же, как и понимает естественный язык.

Возможно, мыслитель «Понимает» ментальский язык: ее умственная деятельность согласуется с значения ментальских слов.Например, ее дедуктивное рассуждение согласуется с таблицами истинности, выраженными ментально-логическими связки. В более общем плане ее умственная деятельность семантически последовательный. Сказать, что мыслитель «понимает» ментальский язык в этот смысл не означает, что она представляет ментальцев. обозначения. Нет никаких очевидных причин подозревать, что объяснение семантической согласованности в конечном итоге потребует от нас постулировать мысленное представление ментальных обозначений. Так что нет регресса понимания.

Для дальнейшей критики этого аргумента регресса см. Обсуждение Ноулз (1998) и Лоуренс и Марголис (1997). [8]

7. Натурализация ума

Натурализм это движение, которое стремится обосновать философское теоретизирование в научном предприятии. Как это часто бывает в философии, разные Авторы по-разному используют термин «натурализм». Применение в философии разума обычно означает попытку изобразить психические состояния и процессы как обитателей физического мира, без каких-либо разрешены несводимые ментальные сущности или свойства.В современную эпоху философы часто привлекали МНОГО для продвижения натурализма. Действительно, Предполагаемый вклад LOTH в натурализм часто упоминается как существенное соображение в его пользу. Одним из примеров является Использование Fodor CCTM + FSC для объяснения семантической согласованности. Другой Основной пример обращает на проблему преднамеренности .

Как возникает интенциональность? Как возникают психические состояния про ничего, или иметь смысловые свойства? Брентано (1874 [1973: 97]) утверждал, что интенциональность является отличительной чертой ментальное в противоположность физическому: «Ссылка на что-то как объект — отличительная черта всех психических явления.Ни одно физическое явление не обнаруживает ничего подобного ». В ответ, современные естествоиспытатели стремятся к натурализации Заработок . Они хотят объяснить естественным образом приемлемые термины, что делает так, что психические состояния имеют семантические свойства. Фактически, цель состоит в том, чтобы уменьшить преднамеренное к непреднамеренному. Начиная с 1980-х годов философы предлагали различные предложения о том, как натурализовать интенциональность. Большинство предложения подчеркивают причинные или номические связи между разумом и миром (Aydede & Güzeldere 2005; Dretske 1981; Fodor 1987, 1990; Stalnaker 1984), иногда также ссылаясь на телеологические факторы (Millikan 1984, 1993; Neander 2017l; Papineau 1987; Dretske 1988) или исторические родословные психических состояний (Devitt 1995; Field 2001).Другой подход, семантика функциональных ролей , подчеркивает функциональная роль психического состояния: кластер причинных или умозаключительные отношения, которые государство имеет к другим ментальным состояниям. В идея состоит в том, что смысл возникает, по крайней мере частично, через эти причинно-следственные и выводные отношения. Некоторые теории функциональных ролей ссылаются на причинно-следственные связи. отношения к внешнему миру (Блок 1987; Лоар 1982), и другие делают нет (Cummins 1989).

Даже самые развитые попытки натурализации интенциональности, такие как вариант номической стратегии Фодора (1990), сталкиваются с серьезными проблемы, которые никто не знает, как решить (М.Гринберг 2014; Loewer 1997). Отчасти по этой причине шквал попыток натурализации утихла в 2000-е гг. Бердж (2010: 298) считает, что натурализация проект не является многообещающим, и текущие предложения «Безнадежно». Он согласен с тем, что мы должны попытаться осветить репрезентативности, ограничивая ее связи с физическим, причинное, биологическое и телеологическое. Но он настаивает на том, чтобы освещение не обязательно должно приводить к уменьшению намеренного непреднамеренный.

LOTH нейтрально относится к натурализации интенциональности.МНОГО теоретик может попытаться свести намеренное к непреднамеренный. В качестве альтернативы она могла бы отбросить редуктивное проект как невозможный или бессмысленный. Предполагая, что она выбирает редуктивный маршрута, LOTH дает указания относительно того, как она может двигаться дальше. По данным РТТ,

X A , что p , если есть умственное представление S таким образом, что X несет A * до S и S означает, что p .

Задача разъяснения « X A » заключается в том, что p ”в натуралистически приемлемых терминах делится на два подзадачи (Поле 2001: 33):

  1. Объясните в натуралистически приемлемых терминах, что это значит нести психологическое отношение A * к ментальному представлению S .
  2. Объясните естественным языком, для чего это нужно. мысленное представление S означает, что p .

Как мы видели, функционализм помогает с (а).Кроме того, COMP предоставляет план борьбы (б). Сначала мы можем очертить композиционный семантика, описывающая, как значение S зависит от семантические свойства входящих в него слов и композиционных импорт структуры округа, в которую эти слова согласованный. Затем мы можем объяснить естественным образом приемлемые термины, почему составные слова обладают семантическими свойствами, которыми они обладают, и почему структура округа имеет композиционное значение, что она имеет.

Насколько LOTH продвигает натурализацию интенциональности? Наш композиционная семантика для ментального языка может пролить свет на то, как семантическая свойства сложного выражения зависят от семантических свойств примитивных выражений, но ничего не говорит о том, насколько примитивны выражения получают в первую очередь свои семантические свойства. Вызов Брентано ( Как могло возникнуть намерение из чисто физические сущности и процессы? ) остается без ответа. К для решения этой задачи, мы должны использовать стратегии натурализации, которые далеко за пределами самого LOTH, например, причинно-следственные или номические стратегии упомянутое выше.Эти стратегии натурализации специально не связаны с LOTH и обычно могут быть адаптированы к семантическим свойствам нейронные состояния, а не семантические свойства ментальского выражения. Таким образом, остается спорным, насколько LOTH в конечном итоге помогает нам. натурализовать преднамеренность. Стратегии натурализации, ортогональные LOTH кажется, делают тяжелую работу.

8. Индивидуация ментальных выражений

Как индивидуализируются ментальные выражения? С ментальского языка выражения являются типами, ответ на этот вопрос требует, чтобы мы рассмотрели отношение типа / токена для ментальского языка.Мы хотим заполнить схема

e и e * являются токенами одного и того же ментального типа iff R ( и , и *).

Чем заменить R ( e , e *)? В литература обычно фокусируется на примитивных типах символов и мы будем следовать этому примеру здесь.

Среди современных теоретиков LOT почти все согласны с тем, что Ментальные токены — это своего рода нейрофизиологические сущности.Один поэтому можно надеяться индивидуализировать ментальные типы, цитируя нейронные свойства токенов. Чертеж R ( e , e *) из язык нейробиологии порождает теорию следующего содержания: линии:

Нейронная индивидуация : e и e * являются токенами одного и того же примитивного ментальского типа iff e и e * — токены одного нейронного типа.

Эта схема оставляет открытым вопрос о том, как индивидуализируются нейронные типы.Мы можем обойти этот вопрос здесь, потому что нейронная индивидуация менталов Типы не находят сторонников в современной литературе. Главный причина в том, что это противоречит множественная реализуемость: учение о том, что отдельный тип психического состояния может быть реализован с помощью физические системы, которые крайне неоднородны, если их описать в физические, биологические или нейробиологические термины. Патнэм (1967) представил множественную реализуемость в качестве доказательства против теория идентичности разума / мозга, который утверждает, что типы психических состояний — это состояния мозга типы.Фодор (1975: 13–25) развил множественное аргумент реализуемости, представляя его как основание для МНОГО. Хотя аргумент множественной реализуемости впоследствии были поставлены под сомнение (Polger 2004), теоретики LOT в целом согласны с тем, что мы не следует индивидуализировать ментальные типы в терминах нервной системы.

Самая популярная стратегия — индивидуализировать ментальные типы. функционально:

Функциональная индивидуализация : e и e * — это токены того же примитивного ментальского типа iff e и e * имеют одинаковую функциональную роль.

Филд (2001: 56–67), Фодор (1994: 105–109) и Стич (1983: 149–151) преследуют функциональную индивидуацию. Они указывают функциональные роли с использованием формализма вычислительного подхода в стиле Тьюринга, поэтому эта «функциональная роль» становится чем-то вроде «Вычислительная роль», т. Е. Роль в умственном вычисление.

Теории функциональных ролей делятся на две категории: молекулярный и холист . Молекулярные теории изолировать привилегированные канонические отношения, которые символ имеет с другими символами.Канонические отношения индивидуализируют символ, но неканонические отношений нет. Например, можно индивидуализировать ментальский язык. соединение исключительно через правила введения и исключения управляющий конъюнкцией, игнорируя любые другие вычислительные правила. Если мы говорим, что «каноническая функциональная роль символа» состоит из его канонических отношений с другими символами, то мы могу предложить следующую теорию:

Молекулярно-функциональная индивидуация : e и e * являются токенами одного и того же примитивного ментального типа iff e и e * имеют одинаковую каноническую функциональную роль.

Одна из проблем, с которой сталкивается молекулярная индивидуация, заключается в том, что помимо логической связок и некоторых других частных случаев, трудно нарисовать какие-либо принципиальное разграничение канонических и неканонических отношений (Шнайдер 2011: 106). Какие отношения каноничны для ДИВАН? [9] Ссылаясь на проблему демаркации, Шнайдер придерживается целостного подхода. который индивидуализирует ментальные символы посредством полных функциональных роль , то есть каждый аспект роли, которую играет символ в рамках умственной деятельности:

Целостная функциональная индивидуация : e и e * являются токенами одного и того же примитивного ментального типа iff e и e * имеют одинаковую общую функциональную роль.

Целостная индивидуация очень тонка: малейшее различие в Общая функциональная роль влечет за собой разметку различных типов. С разные мыслители всегда будут несколько отличаться своим умственным вычислений, теперь похоже, что два мыслителя никогда не будут разделять одно и то же мысленный язык. Это последствие вызывает беспокойство по двум причинам. подчеркнуто Айдеде (1998). Во-первых, это нарушает правдоподобное публичность ограничение пропозиционального отношения принцип разделяемый.Во-вторых, это явно исключает межличностное общение. психологические объяснения, цитирующие ментальные выражения. Шнайдер (2011: 111–158) рассматривает обе проблемы, утверждая, что они неправильно направлен.

Решающим фактором при индивидуализации ментальных символов является то, какая роль присвоить семантическим свойствам. Здесь мы можем с пользой сравнить Ментальский с естественным языком. Широко признано, что естественный языковые слова по существу не имеют своего значения. Английский слово «кошка» обозначает кошек, но с таким же успехом оно может иметь обозначали собак, или число 27, или что-нибудь еще, или вообще ничего, если бы наши языковые условности были другими.Практически все современные теоретики LOT считают, что ментальское слово также не имеют смысла по существу. Ментальское слово кошка означает кошек, но у него могло бы быть другое обозначение, если бы он родился различные причинно-следственные связи с внешним миром или он занимал различная роль в умственной деятельности. В этом смысле кошка — это кусок формальный синтаксис. Ранняя точка зрения Фодора (1981: 225–253) заключалась в том, что ментальское слово могло иметь различных обозначений , но не произвольно другое обозначение : кошка не могла иметь обозначал что угодно — он не мог обозначать число 27 — но это могло означать, что некоторые другие виды животных имели мыслитель подходящим образом взаимодействовал с этим видом, а не с кошками.В конце концов Фодор (1994, 2008) принимает более сильный тезис о том, что Ментальское слово имеет отношение произвольного к своему значению: кошка могла иметь любое произвольно другое обозначение. Большинство современные теоретики соглашаются (Egan 1992: 446; Field 2001: 58; Harnad 1994: 386; Haugeland 1985: 91: 117–123; Пилишин 1984: 50).

Историческая литература о LOTH предлагает альтернативу семантически пронизаны вид: ментальные слова индивидуализированы частично через их обозначения.Ментальское слово кошка — это не часть формального синтаксиса, подлежащая переосмыслению. Не могло быть обозначает другой вид, или число 27, или что-нибудь еще. Это обозначает кошек по своей природе . Из семантически Проникновенная точка зрения, ментальское слово по существу имеет свое значение. Таким образом, существует глубокая разница между естественным языком и мысленный язык. Мысленные слова, в отличие от слов естественного языка, приносят с ними одна фиксированная смысловая интерпретация. Семантически проницаемый подход присутствует в Оккаме, среди других средневековых ЛОТ теоретики (Normore 2003, 2009).В свете проблем, с которыми сталкиваются нейронные и функциональной индивидуации, Айдеде (2005) рекомендует, чтобы мы рассмотрите возможность принятия во внимание семантики при индивидуализации ментальского языка выражения. Рескорла (2012b) соглашается, защищая семантически пронизанный подход как применяется по крайней мере к некоторым ментальным представлениям. Он предлагает, чтобы определенные умственные вычисления оперируют ментальными символами с существенными семантические свойства, и он утверждает, что предложение хорошо согласуется с многие сектора познавательной наука. [10]

Постоянная жалоба на семантически пронизанный подход: что по своей сути значимые ментальные представления кажутся очень подозрительные сущности (Putnam 1988: 21).Как могло мысленное слово иметь один фиксированное обозначение по своей природе ? Какая магия гарантирует необходимая связь между словом и значением? Эти беспокойство уменьшается, если твердо помнить о том, что ментальское слова — это типы. Типы — это абстрактные сущности, соответствующие схеме для классификации или идентификации типа , токенов. Приписать тип для токена заключается в том, чтобы идентифицировать тип токена как принадлежащий к некоторому категория. Семантически проницаемые типы соответствуют классификационному схема, учитывающая семантику при категоризации токенов.В виде Бердж подчеркивает (2007: 302), в этом нет ничего волшебного. семантически основанная классификация. Напротив, оба народа психология и когнитивная наука обычно классифицируют психические события основанные, по крайней мере частично, на их семантических свойствах.

Упрощенная реализация семантически пронизанного подхода индивидуализирует символы исключительно через их обозначений:

Денотационная индивидуация : e и e * — это токены того же примитивного ментальского типа iff e и e * имеют такое же обозначение.

Как подчеркивают Айдеде (2000) и Шнайдер (2011), денотационный индивидуация неудовлетворительна. Слова со ссылками могут играть существенно разные роли в умственной деятельности. Фреге (1892 г. [1997]) известный пример Hesperus-Phosphorus иллюстрирует: можно считают, что Геспер — это Геспер, не веря, что Геспер — это Фосфор. Как выразился Фреге, можно думать об одном и том же значении «Разными способами» или «разными способами презентация ». Разные способы представления имеют разные роли в умственной деятельности, предполагающие различные психологические объяснения.Таким образом, семантически пронизанная индивидуативная схема адекватное психологическому объяснению должно быть более мелким, чем денотационная индивидуация позволяет. Это должен быть режим презентации в учетную запись. Но что значит думать о обозначении «под такой же режим изложения »? Как работают «режимы презентация индивидуализирована? В конечном итоге семантически пронизанный теоретики должны ответить на эти вопросы. Рескорла (готовится к печати) предлагает несколько советов о том, как продолжить. [11]

Чалмерс (2012) жалуется, что семантически пронизанная индивидуация жертвует значительными добродетелями, которые сделали МНОГО привлекательным в первые место.LOTH обещали продвигать натурализм, опираясь на когнитивные наука в нерепрезентативных вычислительных моделях. Вычислительные модели с репрезентативной спецификацией кажутся значительное сокращение этих натуралистических амбиций. Для Например, теоретики, пронизанные семантикой, не могут принять FSC объяснение семантической связности, потому что они не постулируют формальные синтаксические типы, которыми манипулируют во время мысленных вычислений.

Насколько убедительны натуралистические опасения по поводу семантического пронизанная индивидуация будет зависеть от того, насколько впечатляющим окажется натуралистический вклад формального ментального синтаксиса.Мы видели ранее, что FSC, возможно, порождает тревожный эпифеноменализм. Более того, семантически проницаемый подход никоим образом не исключает возможности натуралистическая редукция интенциональности. Это просто исключает вызов формальные синтаксические ментальные типы при выполнении такой редукции. Для Например, сторонники семантически пронизанного подхода все еще могут следовать каузальным или номическим стратегиям натурализации, обсуждаемым в Раздел 7. Ни одна из стратегий не предполагает формального синтаксического ментальского языка. типы.Таким образом, неясно, что замена формального синтаксического индивидуальная схема с семантически пронизанной схемой значительно мешает натуралистическим усилиям.

Никто еще не представил индивидуальную схему для ментальского языка, которая требует всеобщего согласия. Тема требует дальнейшего изучения, потому что LOTH остается очень схематичным, пока его сторонники не прояснят сходство и различие ментальных типов.

философия разума | Проблемы, теории и факты

Философия разума и эмпирическая психология

Философия часто занимается самыми общими вопросами о природе вещей: какова природа красоты? Что значит иметь подлинное знание? Что делает действие добродетельным или утверждение истинным? Такие вопросы можно задавать в отношении многих конкретных областей, в результате чего существуют целые области, посвященные философии искусства (эстетика), философии науки, этике, эпистемологии (теории познания) и метафизика (изучение предельных категорий мира).Философия разума специально занимается довольно общими вопросами о природе ментальных феноменов: какова, например, природа мысли, чувства, восприятия, сознания и чувственного опыта?

Эти философские вопросы о природе явления следует отличать от вопросов с похожим звучанием, которые, как правило, вызывают озабоченность более чисто эмпирических исследований, таких как экспериментальная психология, которые в решающей степени зависят от результатов сенсорного наблюдения.Эмпирические психологи в целом озабочены обнаружением случайных фактов о реальных людях и животных — вещей, которые оказываются правдой, хотя могли оказаться ложными. Например, они могут обнаружить, что определенное химическое вещество выделяется тогда и только тогда, когда люди напуганы, или что определенная область мозга активируется тогда и только тогда, когда люди испытывают боль или думают о своих отцах. Но философ хочет знать, важно ли высвобождение этого химического вещества или активация мозга в этой области для страха, боли или мыслей об отце: будут ли существа, лишенные этого конкретного химического или черепного строения, неспособны к этим переживаниям? Может ли что-то иметь такие переживания и вообще состоять из «материи» — как в случае с призраками, как многие люди представляют? Задавая эти вопросы, философы имеют в виду не только (возможно) отдаленные возможности призраков, богов или внеземных существ (чье физическое строение предположительно будет сильно отличаться от человеческого), но также и особенно возможность, которая, кажется, когда-либо вырисовывается. больше в современной жизни — возможности компьютеров, способных мыслить.Может ли у компьютера быть разум? Что нужно сделать, чтобы создать компьютер, который мог бы обладать определенной мыслью, эмоцией или опытом?

Возможно, компьютер мог бы иметь разум, только если бы он состоял из тех же типов нейронов и химических веществ, из которых состоит человеческий мозг. Но это предположение может показаться грубым шовинистическим, скорее как утверждение, что у человека могут быть психические состояния только в том случае, если его глаза имеют определенный цвет. С другой стороны, конечно, не любое вычислительное устройство имеет разум.Независимо от того, будут ли в ближайшем будущем созданы машины, которые приблизятся к тому, чтобы стать серьезными кандидатами на наличие ментальных состояний, сосредоточение внимания на этой все более серьезной возможности — хороший способ начать понимать виды вопросов, рассматриваемых в философии разума.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

Хотя философские вопросы имеют тенденцию сосредотачиваться на том, что возможно, или необходимо, или существенно, в отличие от того, что просто есть, это не означает, что то, что есть — i.е., случайные открытия эмпирической науки — не имеют важного отношения к философским размышлениям о разуме или любой другой теме. Действительно, многие философы считают, что медицинские исследования могут раскрыть сущность или «природу» многих болезней (например, полиомиелит предполагает активное присутствие определенного вируса) или что химия может раскрыть природу многих веществ (например, вода H 2 O). Однако, в отличие от случаев заболеваний и психоактивных веществ, на вопросы о природе мышления, похоже, нельзя ответить только с помощью эмпирических исследований.Во всяком случае, ни один эмпирический исследователь не смог ответить на них, удовлетворив достаточное количество людей. Таким образом, вопросы относятся, по крайней мере, частично, к философии.

Одна из причин, по которой на эти вопросы было так сложно ответить, заключается в том, что существует существенная неясность, как в общепринятом понимании, так и в теоретической психологии, в отношении того, насколько объективными могут быть приняты психические феномены. Сенсации, например, кажутся по существу частными и субъективными, не открытыми для публичного, объективного исследования, необходимого для предмета серьезной науки.В конце концов, как можно было бы узнать, каковы на самом деле чьи-то личные мысли и чувства? Кажется, что каждый человек находится в особом «привилегированном положении» по отношению к своим мыслям и чувствам, положение, которое никто другой никогда не мог бы занять.

Для многих эта субъективность связана с вопросами значения и значения, а также со стилем объяснения и понимания человеческой жизни и действий, который необходим и, что важно, отличается от видов объяснения и понимания, характерных для природные науки.Чтобы объяснить движение приливов, например, физик может обратиться к простым обобщениям о корреляции между приливным движением и близостью Луны к Земле. Или, более глубоко, он мог бы апеллировать к общим законам, например к законам всемирного тяготения. Но для того, чтобы объяснить, почему кто-то пишет роман, недостаточно просто отметить, что его письмо коррелирует с другими событиями в его физическом окружении (например, он обычно начинает писать на восходе солнца) или даже что оно коррелирует с определенными событиями. нейрохимические состояния в его мозгу.Также нет никакого физического «закона» о писательском поведении, к которому могло бы апеллировать предположительно научное объяснение его письма. Скорее, нужно понимать причины, по которым человек пишет, что для него значит письмо или какую роль оно играет в его жизни. Многие люди думали, что такого рода понимание может быть достигнуто только через сопереживание человеку — «поставив себя на его место»; другие думали, что для этого необходимо судить человека в соответствии с определенными нормами рациональности, которые не являются частью естествознания.Немецкий социолог Макс Вебер (1864–1920) и другие подчеркивали первую концепцию, отделяя эмпатическое понимание ( Verstehen ), которое они считали типичным для гуманитарных и социальных наук, от научного объяснения ( Erklären ). что обеспечивается естественными науками. Вторая концепция становится все более влиятельной в большей части современной аналитической философии — например, в работах американских философов Дональда Дэвидсона (1917–2003) и Дэниела Деннета.

философия разума | Проблемы, теории и факты

Философия разума и эмпирическая психология

Философия часто занимается самыми общими вопросами о природе вещей: какова природа красоты? Что значит иметь подлинное знание? Что делает действие добродетельным или утверждение истинным? Такие вопросы можно задавать в отношении многих конкретных областей, в результате чего существуют целые области, посвященные философии искусства (эстетика), философии науки, этике, эпистемологии (теории познания) и метафизика (изучение предельных категорий мира).Философия разума специально занимается довольно общими вопросами о природе ментальных феноменов: какова, например, природа мысли, чувства, восприятия, сознания и чувственного опыта?

Эти философские вопросы о природе явления следует отличать от вопросов с похожим звучанием, которые, как правило, вызывают озабоченность более чисто эмпирических исследований, таких как экспериментальная психология, которые в решающей степени зависят от результатов сенсорного наблюдения.Эмпирические психологи в целом озабочены обнаружением случайных фактов о реальных людях и животных — вещей, которые оказываются правдой, хотя могли оказаться ложными. Например, они могут обнаружить, что определенное химическое вещество выделяется тогда и только тогда, когда люди напуганы, или что определенная область мозга активируется тогда и только тогда, когда люди испытывают боль или думают о своих отцах. Но философ хочет знать, важно ли высвобождение этого химического вещества или активация мозга в этой области для страха, боли или мыслей об отце: будут ли существа, лишенные этого конкретного химического или черепного строения, неспособны к этим переживаниям? Может ли что-то иметь такие переживания и вообще состоять из «материи» — как в случае с призраками, как многие люди представляют? Задавая эти вопросы, философы имеют в виду не только (возможно) отдаленные возможности призраков, богов или внеземных существ (чье физическое строение предположительно будет сильно отличаться от человеческого), но также и особенно возможность, которая, кажется, когда-либо вырисовывается. больше в современной жизни — возможности компьютеров, способных мыслить.Может ли у компьютера быть разум? Что нужно сделать, чтобы создать компьютер, который мог бы обладать определенной мыслью, эмоцией или опытом?

Возможно, компьютер мог бы иметь разум, только если бы он состоял из тех же типов нейронов и химических веществ, из которых состоит человеческий мозг. Но это предположение может показаться грубым шовинистическим, скорее как утверждение, что у человека могут быть психические состояния только в том случае, если его глаза имеют определенный цвет. С другой стороны, конечно, не любое вычислительное устройство имеет разум.Независимо от того, будут ли в ближайшем будущем созданы машины, которые приблизятся к тому, чтобы стать серьезными кандидатами на наличие ментальных состояний, сосредоточение внимания на этой все более серьезной возможности — хороший способ начать понимать виды вопросов, рассматриваемых в философии разума.

Получите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

Хотя философские вопросы имеют тенденцию сосредотачиваться на том, что возможно, или необходимо, или существенно, в отличие от того, что просто есть, это не означает, что то, что есть — i.е., случайные открытия эмпирической науки — не имеют важного отношения к философским размышлениям о разуме или любой другой теме. Действительно, многие философы считают, что медицинские исследования могут раскрыть сущность или «природу» многих болезней (например, полиомиелит предполагает активное присутствие определенного вируса) или что химия может раскрыть природу многих веществ (например, вода H 2 O). Однако, в отличие от случаев заболеваний и психоактивных веществ, на вопросы о природе мышления, похоже, нельзя ответить только с помощью эмпирических исследований.Во всяком случае, ни один эмпирический исследователь не смог ответить на них, удовлетворив достаточное количество людей. Таким образом, вопросы относятся, по крайней мере, частично, к философии.

Одна из причин, по которой на эти вопросы было так сложно ответить, заключается в том, что существует существенная неясность, как в общепринятом понимании, так и в теоретической психологии, в отношении того, насколько объективными могут быть приняты психические феномены. Сенсации, например, кажутся по существу частными и субъективными, не открытыми для публичного, объективного исследования, необходимого для предмета серьезной науки.В конце концов, как можно было бы узнать, каковы на самом деле чьи-то личные мысли и чувства? Кажется, что каждый человек находится в особом «привилегированном положении» по отношению к своим мыслям и чувствам, положение, которое никто другой никогда не мог бы занять.

Для многих эта субъективность связана с вопросами значения и значения, а также со стилем объяснения и понимания человеческой жизни и действий, который необходим и, что важно, отличается от видов объяснения и понимания, характерных для природные науки.Чтобы объяснить движение приливов, например, физик может обратиться к простым обобщениям о корреляции между приливным движением и близостью Луны к Земле. Или, более глубоко, он мог бы апеллировать к общим законам, например к законам всемирного тяготения. Но для того, чтобы объяснить, почему кто-то пишет роман, недостаточно просто отметить, что его письмо коррелирует с другими событиями в его физическом окружении (например, он обычно начинает писать на восходе солнца) или даже что оно коррелирует с определенными событиями. нейрохимические состояния в его мозгу.Также нет никакого физического «закона» о писательском поведении, к которому могло бы апеллировать предположительно научное объяснение его письма. Скорее, нужно понимать причины, по которым человек пишет, что для него значит письмо или какую роль оно играет в его жизни. Многие люди думали, что такого рода понимание может быть достигнуто только через сопереживание человеку — «поставив себя на его место»; другие думали, что для этого необходимо судить человека в соответствии с определенными нормами рациональности, которые не являются частью естествознания.Немецкий социолог Макс Вебер (1864–1920) и другие подчеркивали первую концепцию, отделяя эмпатическое понимание ( Verstehen ), которое они считали типичным для гуманитарных и социальных наук, от научного объяснения ( Erklären ). что обеспечивается естественными науками. Вторая концепция становится все более влиятельной в большей части современной аналитической философии — например, в работах американских философов Дональда Дэвидсона (1917–2003) и Дэниела Деннета.

Определения философии

Определения философии

Возвращаться на страницу Энди Стробла


Обновлено в августе 2020 г.

Артур Шопенгауэр:

«Два основных требования к философствованию: во-первых, иметь мужество и не скрывать никаких вопросов; и, во-вторых, достичь ясного осознания всего, что само собой разумеется, чтобы понять это как проблему ». Очерки и афоризмы , Транс Р. Дж. Холлингдейл (Лондонский пингвин, 1970) с.117.

Мерло-Понти, Феноменология восприятия , стр. 43:

«… Философия — это просто проясненная опыт «.


Бернштейн, За пределами объективизма и релятивизма , стр. 5 [цитирует Даммита]

Только у Фреге был подлинный объект философии. окончательно установлено: а именно, что целью философии является анализ структуры мысли; во-вторых, изучение мысль следует резко отличать от изучения психологический процесс мышления; и наконец, что единственно правильное Метод анализа мысли состоит в анализе языка.. . . Принятие этих трех принципов является общим для всей аналитическая школа. . . [но] потребовалось почти полвека после его смерти для нас, чтобы ясно понять, в чем настоящая задача философия, по его мнению, включает.


Уильям Джеймс

«Философия — необычайно упорная попытка мыслите ясно «.


г. Э. Мур, указывая на свои книжные полки:

«Это то, о чем идет речь.«


Витгенштейн, Tractatus ,

4.0031 Всякая философия — это «критика языка» (хотя не в смысле Маутнера).
4.112 Философия направлена ​​на логическое прояснение мысли. Философия — это не доктрина, а деятельность. А философская работа по существу состоит из разъяснений. Философия не приводит к «философским суждениям», а скорее к разъяснение предложений. Без философии мысли бывают, как бы были, туманные и нечеткие: его задача — сделать их ясными и дайте им четкие границы.

Жорж Сорель, Размышления о насилии, стр. 6:

Но философия в конце концов, возможно, только признание пропастей, лежащих по обе стороны тропы, которую вульгарные следуйте с безмятежностью сомнамбулы.


Маккенна, Эндрю Дж. Насилие и различие: Жирар, Деррида и Деконструкция .р. 50, цитируя Деррида, ( Writing and Разница , 62):

«Определить философию как попытаться сказать преувеличение — значит признаться, а философия возможно, это гигантское признание — что в силу исторического высказывание, посредством которого философия успокаивает себя и исключает безумие, философия выдает себя (или выдает себя как мысль), входит в кризис и забывает о себе, что является важным и необходимый период его движения.Философствую только в ужасе, в признанном ужасе сойти с ума. Признание одновременно, в настоящий момент, забвение и разоблачение, защита и воздействие: эконом »


Маркса, Карла, Тезисы о Фейербахе , № 11

Философы только интерпретировали мир в различные способы; однако дело в том, чтобы изменить это.
Die Philosophen haben die Welt nur verschieden интерпретатор; es kömmt darauf an, sie zu verändern.


Heraclitus Diogenes Laertius, Bk. 9: 1,7, Фрагмент № 46

Мышление [философия?] — священная болезнь.


Billacois, Франсуа, Дуэль: взлет и падение в ранней современной Франции , п. 158

Ибо ходил слух, что только один из них благочестивый конец, в то время как его товарищ умер, как философ … потому что он не двигался и не говорил [когда он шел на смерть] ». Этот слух был не маловероятно.Сегено признал, что Кондрену пришлось много работать на духовная подготовка Бутвиля, получившего:
«вещей что было сказано ему с силой его ума и его храбростью и вел себя больше как философ, чем христианин; для его разума был от природы редкого и превосходного состава, он был тверд в своем рассуждать, опираясь на собственные максимы и дистанцироваться от общих и народные настроения, и в нем, казалось, было что-то от древнего философы. Все это качества, которые не очень благоприятны для та благодать, которая дается только маленьким и смиренным.
Для общества, которое рассматривало Бутвиль как образец дуэлянт, этот дуэлянт был (за исключением чудесных случаев вмешательство божественной благодати) джентльмен, вложивший все свои уверенность в собственной добродетели, человек великодушный, близкий к Эпиктета, чем подражание Христу.


Хабермас (Предисловие к кризису легитимации)

[Философия есть]. . . разъяснение очень общих структур гипотезы.

От Словарь дьявола Амвросия Бирса:

ФИЛОСОФИЯ, п.Маршрут из множества дорог, ведущих из ниоткуда ничего.
ИСТИНА, н. Гениальное сочетание желательности и внешний вид. Открытие истины — единственная цель философии, которое является самым древним занятием человеческого разума и имеет справедливую перспектива существования с возрастающей активностью до скончания веков.


Брэдли, F.H. Внешний вид и реальность: стр. xii:

Я вижу там [его записные книжки] написано, что «Метафизика — это поиск плохих причин тому, во что мы верим инстинктивно, но найти эти причины не менее инстинктивно.


Аласдер Макинтайр:

Обучение методу — это не что иное, как преподавание определенного вида истории.


Дэвис, Грэди Скотт Варкрафт и хрупкость добродетели, стр. 172:

Философия чтения никого не сделает хорошим, она может только проясните, как человек практического разума обдумывает действия.


Эди Брикелл, «What I Am» из альбома со съемками резиновых лент. у звезд, 1986 Geffen Music, ASCAP:

Философия — это разговоры на коробке с хлопьями, религия — это улыбка на собаке;
Философия — это прогулка по скользким камням, религия — это свет в тумане,


Дан Шеннон

Те, кто следуют рациональному методу в своих аргумент в пользу открытия или кто участвует в содержании философских спекуляция, в частности, по вопросу: «Можно ли получить знания об абсолютном? », имели бы право на титул `философ.’


Ницше, По ту сторону добра и зла

§ 9 Философия и есть это тираническое влечение, наиболее духовная воля к власти.
§61 Философ, как мы его понимаем, мы свободны духи — как человек с максимальной ответственностью, который совесть всестороннего развития человека. . .


Гегель, Предисловие к Философия права :

Понимать, в чем состоит задача философии, для чего это причина.


Роберт Гинзберг:

Философия — это творческое искусство создавать проблемы.
. . . Философия исследует проблемы. Он пытается показать, что за проблема в том, что в ней проблематично. Он исследует альтернативные возможности решения проблемы.


Гавайи Rent-All, рекламный щит, Гонолулу, 9/95:

У философа есть проблема для каждого решения.


Калликотт, Дж.Бэрд. В защиту земельной этики , p. 4-5

Сегодня философы как никогда нуждаются в сделать то, что они когда-то сделали — переопределить картину мира в ответ на безвозвратно преобразовал человеческий опыт и к потоку новых информация и идеи, исходящие из наук; чтобы узнать каким новым образом мы, люди, могли бы представить себе свое место и роль в природа; и выяснить, как эти большие новые идеи могут изменить нашу ценит и перестраивает наше чувство долга и долга.


Дилворт, Давид, Предисловие переводчика к книге Нисиды «Искусство и нравственность» , стр. xi:

Появление оригинального, но внутренне связного, взаимосвязанный словарь можно назвать отличительной чертой философа. (См. Рорти, а затем Витгенштейн)


С веб-страницы Питера Дж. Кинг

Я считаю, что «философия» — это английское слово, относящееся к определенный вид мышления, определенный подход к определенному своего рода проблема.Чтобы объяснить эти «определенные виды», потребуется книга; лучшее, что я могу здесь сделать, это показать, что это Англоязычные философы так и поступают. В большинстве языков есть слова которые переводятся на английский как «философия» — по-европейски языках эти слова часто имеют те же греческие корни, что и Английское слово. Действия, к которым относятся такие слова, имеют предысторию. разделял с философией, но в какой-то момент после Канта пути расходятся. Под «философией» понимаются следующие виды деятельности: по-разному отличается от деятельности, обозначенной словами например, «философия», «Философия», «философия» и т. д.


Джеймс W. Heisig, Rude Awakenings, , стр. 270:

Вечная задача философии состоит не в том, чтобы передача накопленных знаний, но в завоевании любви правда. Это требует особого отношения взаимной критики. между учителем и учеником, по какой причине, а не ранг основа.


Джон Дьюи, цитируется Корнелом Уэстом в книге «Американское уклонение от Философия , стр. 112

Когда признается, что под видом имея дело с предельной реальностью, философия занималась драгоценные ценности, заложенные в социальных традициях, которые возникли от столкновения социальных целей и от конфликта унаследованных институтов с несовместимыми современными тенденциями, это будет видно, что задача философии будущего состоит в том, чтобы прояснить идеи людей как к социальным и моральным раздорам своего времени.Его цель — стать, насколько это возможно, органом для борьбы с этими конфликты.


Фома Аквинский, Библиотека Аристотеля Каэло, XXII, §228:

Некоторые утверждают, что эти поэты и философы, и особенно Платон, не понимали этих вопросов так, как их слова кажутся на первый взгляд, но хотели скрыть свою мудрость под определенные басни и загадочные высказывания. Более того, они утверждают, что в обычае Аристотеля во многих случаях не было возражений. против их разума, который был здравым, но против их слов, чтобы кто-нибудь не впал в заблуждение из-за своего пути говорить.Так говорит Симплиций в своем комментарии. Но Александр считал, что Платон и другие ранние философы понимали дело в том, что слова звучат буквально, и что Аристотель взялся возражать не только против их слов, но и против их понимание тоже. Что бы ни случилось, нас это мало волнует, потому что изучение философии не преследует никаких целей. в знании того, что чувствуют люди, но в том, что является правдой.


Американская философская ассоциация, Заявление об оценке результатов (Протоколы и Адреса 69: 5, стр.66)

APA призывает администраторов признать, что философия — это, по сути, вопрос выращивания и использование аналитических, интерпретационных, нормативных и критических способности. Он менее специфичен для содержания и техники, чем большинство другие учебные дисциплины. Основная цель философского образования не является и не должно быть в первую очередь для передачи информации. Скорее это помогает учащимся понять различные виды глубоко трудных интеллектуальные проблемы, чтобы интерпретировать тексты, касающиеся этих проблем, анализировать и критиковать содержащиеся в них аргументы, а также выражать себя таким образом, чтобы прояснить и продвинуть размышления о их.


Чезаре Беккариа, О преступлениях и наказаниях , глава XLII

Философы приобретают потребности и интересы, неизвестные необразованные мужчины; прежде всего, философы не отказываются публично форума принципы, которые они отстаивали в частном порядке, и они приобретите привычку любить истину для себя. Хороший выбор таких людей составляет счастье нации, но это счастье будет временным, если хорошие законы не увеличат их число, чтобы уменьшают когда-либо значительный риск неправильного выбора.


Фейербаха, согласно Марксу в «Критике гегелевской диалектики и Философия в целом »

Философия — это не что иное, как религия, превращенная в мысли и истолковываются мыслью, следовательно, в равной степени подлежат осуждению как другая форма и способ существования отчуждения сущность человека;


Кизил West, The American Evasion of Philosophy , p. 231:

Для него (Грамши) цель философии не только в том, чтобы стать мирским, навязывая людям свои элитарные интеллектуальные взгляды, но стать частью общественного движения, питая и будучи питается философскими взглядами самих угнетенных людей для целей социальных изменений и личного значения.


Рольф Алерс, на [email protected]:

Вот что такое философия: ее время улавливается мыслью.


Уилфрид Продавцов:

Цель философии, сформулированная абстрактно, состоит в том, чтобы понимать, как висят вещи в самом широком смысле этого слова вместе в самом широком смысле этого слова.


Хайдеггер: Необыкновенное исследование необычного.

Крис Нагель:

Я хочу сказать следующее: когда я преподаю Введение в Философия, я встречаю очень много студентов, которые убеждены, что в колледж — это вопрос покупки документа, дающего право на определенные социальные выгоды, и это почти не имеет ничего общего с что происходит в классах.Они так неуважительно относятся к институту образование (не колледж, а культурная форма), которое они считают мои попытки заставить их думать как странные или оскорбительные. Наш общество вознаграждает за такое поведение. Странно задавать вопрос, кто несет ответственность, поскольку это стало всепроникающим культурным климатом.


Джон Shand
пн, 5 июня 2000 г. на [email protected]

Я думаю, что философия — это не свод истин, а способ мышления и жизни.Возможно, это не сделает вас счастливым, но это действительно так воплощают ту мужественную открытость и вопрошание, которые, возможно, являются благороднейшая черта человека.
Без философии, насколько основные убеждения обеспокоены тем, что в конечном итоге человек просто поверит в то, что дано. Долг философа — дать людям возможность думать сами себя.
Итак, в следующий раз, когда вы будете на вечеринке, и кто-то спрашивает вас, услышав, что вы философ: «Так что же тогда философия? — вместо того, чтобы искать оправдания уйти или вернуться к старой классике «ну, это лучше всего понять, сделав это? эээ, не возражайте, если я пойду за другим пить? ‘, попробуйте: философия — это то, что происходит, когда люди начинают думать для них самих.


Бернар Уильямс в «Философии» Как гуманистическая дисциплина »

Я уже начал говорить о философии то или другое, и такое-то и такое-то занимают центральное место в философии, и это уже могли вызвать подозрения в эссенциализме, как если бы философия имела совершенно особую и вневременную природу, из которой можно было сделать различные выводы. Так что позвольте мне сразу сказать, что я не хочу отказываться от такой идеи.

Мишель Фуко Философ в маске, Le Monde , 6-7 апреля, 1980

Что такое философия в конце концов? Если не средство размышляя не столько о том, что правда или ложь, а о наших отношениях к правде? Как мы должны действовать, учитывая такое отношение к истине?


Жак Деррида, Кто боится философии? , стр.7:

Но можно ли то же самое сказать и о вопросе «Что такое философский? »? Это самый и самый низкий философский по всем вопросам. Придется это учитывать. Во всех институциональных решениях: «Кто такой философ? Что такое философ? Что имеет право претендовать на то, чтобы быть философский? Как распознать философское высказывание, сегодня и вообще? По какому знаку (это знак?) Узнают философская мысль, предложение, опыт или действие (скажем, обучения?) Что означает слово философский иметь в виду? Можем ли мы договориться о предмете философского и то самое место, откуда эти вопросы формируются и узакониваются? »
Эти вопросы, несомненно, тождественны философии. сам.Но в соответствии с этим существенным волнением философского личность, возможно, они уже полностью не философский. Возможно, им не хватает философии, которую они допросить, если они не выходят за рамки философии, которая не дольше быть их конечным пунктом назначения.

Зенон из Кития, в Diogenes Laertius, VII: 24

Верный способ схватить философа, Крейтс, — это уши: уговори меня тогда и утащи за них; но если вы используете насилие, мое тело будет с тобой, но мой разум со Стилпо.»

Из: Джереми Боуман

Одна из причин, по которой выглядит философское несогласие неприятно для посторонних то, что философы очень удобны не согласны друг с другом. По моему опыту, они больше комфортнее не соглашаться друг с другом, чем с физиками. Фактически, я думаю, это ОДНА вещь, в которой философы действительно преуспевают!

О компании сноски (4.00 / 1) (# 82) Пак в среду, 11 сентября 2002 г., 10:53:59 PM EST

Было сказано, что вся философия — это просто сноски к Платону

.
В такой статье хочется быть очень точным об этом деле сноски.Собственно, немецкая философия — это сноска к Платону. Французская философия — это примечание к плохому перевод немецкой философии. Английская философия — это сноска опровержение плохого перевода французской философии. Американец философия … собственно говоря, американская философия — это сноска. в Wall Street Journal в понимании Reader’s Digest

Уильям Джеймс, Некоторые проблемы философии

Философия, начинающаяся с чудес … умеет фантазировать все отличается от того, что есть.Он видит знакомое, как будто были странными, и странными, как если бы они были знакомы. Это может занять вещи вверх и сложите их снова. Его разум полон воздуха, который играет вокруг каждого предмета. Пробуждает нас от родной догматической дремоты. и разрушает наши застарелые предрассудки … Человек без философии в нем самый неблагоприятный и невыгодный из всех возможных социальных товарищи.

кваси Wiredu, Философия и африканская культура , стр. 20.

«Это функция, даже долг философии в любое общество исследовать интеллектуальную основу своей культуры.»

Эразмус, Похвала безрассудству

Но адвокат, скажете вы, не в последнюю очередь вопросы войны. В генерале я согласен, но эта вещь Войны не является частью философии, но управляется Паразитами, Пандарами, Ворами, Головорезы, Пахари, Соц, Мошенники и другие подобные отбросы Человечество, а не философы.

J.G. Фихте. «Первое введение в науку о познании». (tr. Heath and Lachs.) Gesamtausgabe I, 434.

Какую философию выбрать, зависит, следовательно, о том, что ты за человек; для философской системы не мертвая предмет мебели, который мы можем отклонить или принять по своему желанию; это скорее вещь, одушевленная душой человека, который ее держит.

Маркиз де Сад (1740 — 1814), Жюстин у ле Малер де ла Верту

Le Chef-d’œuvre de la Philosophie Serait de Développer les moyens dont la Providence se sert pour parvenir aux fins qu’elle se propose sur l’homme, et de tracer, d’après cela, quelques планы de pipelineite qui pussent faire connaître à ce malheureux Individual bipède la manière dont il faut qu’il marche dans la carrière épineuse de la vie, afin de prevenir les caprices bizarres de cette fatalité à laquelle on donne vingt noms différents, sans être бис парвену ни à la connaître, ни à la définir.

Джордж Беркли, A Трактат о принципах человеческого знания

1. Философия есть не что иное, как изучение мудрости. и правда, можно с полным основанием ожидать, что те, кто потратил большую часть времени и усилий в нем следует наслаждаться большим спокойствием и безмятежностью ум, большая ясность и свидетельство знания, и быть меньше обеспокоен сомнениями и трудностями, чем другие мужчины. Но так оно и есть, мы видим неграмотную массу человечества, идущую по дороге здравого смысла и руководствуются велениями природы, ибо по большей части легко и спокойно.Им ничего знакомого кажется необъяснимым или трудным для понимания. Они не жалуются от недостатка доказательств в их чувствах и вне всякой опасности становятся скептиками. Но как только мы отойдем от здравого смысла и инстинкта следовать свету высшего принципа, рассуждать, медитировать и размышлять о природе вещей, но тысячи сомнений возникают в наши умы относительно тех вещей, которые раньше, казалось, полностью постигать. Предрассудки и ошибки здравого смысла со всех сторон обнаруживают себя на наш взгляд; и, пытаясь исправить это разумом, нас незаметно втягивают в грубые парадоксы, трудности и несоответствия, которые множатся и растут в нас по мере нашего продвижения размышления, пока в конце концов, блуждая по многим замысловатым лабиринты, мы оказываемся там, где были, или, что еще хуже, сидим в отчаянном скептицизме.

Иммануил Кант, Opus postumum 22: 489-90

Важно также различать философские знание, включая его принципы, из самой философии ( формальный с материальной стороны философии). Философ нельзя преобразовать в философа; первый — всего лишь младший рабочий (как стихотворение по сравнению с поэтом — последний должен иметь оригинальность).
Даже если в слове «философия» своей концепции как доктрины мудрости, наука о последнем конце человеческого разума, то есть о том, что не только технически-практический, но и морально-практический, краеугольный камень здания — философия с ее принципами будет все еще быть предметом заботы человеческого разума, даже если цель последнего — схоластическая (простое знание).Он должен установить метафизические оснований до математических (хотя обеим даны a priori ) для первых имеют ввиду безусловную занятость [разума] — последнее, однако, только его условное использование в качестве инструмент для определенной цели.

Адорно 14 лекция из цикла «Лекции по метафизике»

Однажды я сказал, что после Освенцима больше нельзя писать стихи, и это вызвало дискуссию, которую я не ожидал когда я написал эти слова.Я не ожидал этого, потому что это в природа философии — и все, что я пишу, неизбежно философия, даже если она не связана с так называемыми философскими темы — что буквально ничего не подразумевается. Философия всегда относится к тенденциям и не состоит из утверждений о фактах. Это неправильное понимание философии, возникшее в результате ее роста близость к всемогущим научным тенденциям, чтобы принять такое заявление за чистую монету и скажите: «Он написал это после Освенцима. не может больше писать стихи; так что ни один действительно не может их написать, и был бы мошенником или бессердечным человеком, если бы их написал, или он ошибается и сказал то, чего не следует говорить.’ Что ж, я бы сказал, что философское размышление действительно состоит именно в зазоре, или, говоря языком Канта, в вибрации, между эти две в остальном так категорически противоположные возможности. я буду с готовностью признать это, так же как я сказал, что после Освенцима можно было не писать стихов — этим я хотел указать на пустоту возродившая культуру того времени — с тем же успехом можно сказать и о с другой стороны, нужно писать стихи в соответствии с гегелевскими утверждение в его «Эстетике», что до тех пор, пока существует осознание страдания среди людей должно быть искусство как цель форма этого осознания.И, бог его знает, я не претендую на то, чтобы чтобы разрешить эту антиномию, и даже меньше предполагаю сделать это, так как мои собственные импульсы в этой антиномии как раз на стороне искусства, которое я меня ошибочно обвиняют в желании подавить.

Мишель Де Монтень 1533-1592 (транс. MA Screech)

Поскольку философия — это искусство, которое учит нас жить, и поскольку детям нужно учиться этому так же, как и нам в других возрастов, почему мы не обучаем их этому?

Чарльз Джонс, на PHILOS-L @iverpool.ac.uk, 28 сентября 2007 г .:

Если есть консенсус, это не философия.
Это религия, наука или политическая идеология.
Философия донесения от одиночных разведчиков где-то за линией фронта.

(Цитируется профессор Анджела Ливингстон, Университет Эссекса)

Борис Пастернак: Что такое искусство, как не философия в государстве экстаза?

Эпикур, согласно Порфирию в Марселле 31:

Пусто — слова философа, предлагающего терапия без человеческих страданий.Ибо так же, как и в медицинская экспертиза, если она не дает лечения телесных заболеваний, поэтому тоже бесполезно в философии, если она не изгоняет страдания души.

Вильям Джеймс, в Reflex Действия и теизм

Философия, выраженная в сонетах или системах, все должны носить эту форму. Мыслитель начинает с некоторого опыта практический мир, и спрашивает его значение. Он бросается на спекулятивное море и совершает путешествие длинным или коротким.Он поднимается в эмпиреи и общается с вечными сущностями. Но какими бы ни были его достижения и открытия в его отсутствие, все результат, который они могут выдать, — это новая практическая максима или решение, или отрицание какого-то старого, с которым он неизбежно рано или поздно позже прибило к берегу на _terra firma_ бетонной жизни снова. Какая бы ни была мысль в этом путешествии, это философия.

Ричард Хейс, в The Land of No Buddha , p. 149:

В самом строгом смысле слова «философия», так как оно использовался в Древней Греции, а в эпоху эллинизма буддизм — это философия, любовь к мудрости.Но слово стало таким вульгаризированным что сейчас это вряд ли значит больше, чем набор мнений о что-то или любовь к спорам по вопросам, которые почти никак не влияет на то, как мы живем на самом деле.

Дэвид Хиллс, которого цитирует Джейсон Стэнли в «Кризисе Философия »в Inside Высшее образование ,

«неуклюжая попытка ответить на возникающие вопросы. естественно для детей, используя методы, которые естественны для юристов ».

Джон Ролз, Закон народов , стр.123:

Некоторым трудно принять этот факт. Это потому, что часто думают, что задача философии — раскрыть форму аргументов, которые всегда будут убедительными вопреки всем остальным аргументы. Однако такого аргумента нет.

J.G. Фихте, Наука познания: лекции 1804 г. Wissenschaftslehre , Уолтер Э. Райт, пер., Стр. 23:

Без сомнения: философия должна представлять истину. Но что правда, и что мы на самом деле ищем, когда ищем для этого? Давайте просто рассмотрим то, что мы не позволим посчитать истиной: а именно, когда все может быть таким или одинаково хорошо другим; для пример множественности и вариативности мнений.Таким образом, правда абсолютное единство и неизменность мнений. Чтобы я мог отпустить дополнительного термина «мнение», так как это уведет нас слишком далеко позвольте мне сказать, что сущность философии состояла бы в это: проследить всю множественность (которая давит на нас в обычный взгляд на жизнь) обратно к абсолютному единству.

Иосия Ройс, Философия верности, стр. 14.

Мы должны использовать свой разум как можно лучше; для философии это попытка обдумать причины нашего мнения.Мы не должны хвалить слепо и осуждать по настроению.

Кювье, цитируется Ренаном и Эдвардом Саидом, Orientalism , p. 132.

Заниматься философией — значит знать вещи; вслед за Кювье красивая фраза, философия — это , инструктирующая мир в теории.

Slashdot, 13 февраля 2013 г.,

философия: Способность терпеть спокойно несчастья наших друзей.

Дэвид Хьюм, Расследование, касающееся человека Понимание

Хотя философ может жить вдали от бизнес, гений философии, если тщательно культивировать несколько, должны постепенно распространяться по всему обществу, и дарят одинаковую правильность каждому искусству и призванию.

Джозеф Вуд Крутч, Современный нрав , 1929

Метафизика может быть после все, только искусство быть уверенным в том, что не так, и логика только искусство ошибаться с уверенностью.

Диоген Ойноанда:

«Многие люди преследуют философию ради богатства и власти с целью получить их либо у частных лиц, либо у королей, которые считают философию великим и драгоценным достоянием. Что ж, мы, эпикурейцы, придерживаемся философии не для того, чтобы получить богатство или власть! Мы следуем философии, чтобы наслаждаться счастьем, достигнув цели, к которой стремится Природа.”

Марта Нуссбаум, в Vox:

Vox: назовите автора или публикацию, с которой вы не согласны, но все еще читаете.
Нуссбаум: Это кажется мне самым забавным вопросом, учитывая, что я философ. Философия — это уважительное отношение к разногласиям и извлечение уроков из разногласий. Ни один порядочный философ просто не повторяет другого философа, поэтому в каждом случае где-то должны быть разногласия. . . . Если бы я не возражал с философом, вряд ли стоило бы с ним или с ней общаться, потому что было бы нечему учиться.

Эндрю Таггарт в Quartz

«Философы появляются в тот момент, когда чушь больше не может быть терпимой, мы формулируем эту чушь и предотвращаем ее появление. А сегодня в бизнесе много чуши ».

Эрик Турм приписывает Стэнли Кэвелла

Философия не думает о вещах, о которых обычные люди никогда не думают; он думает именно о тех вещах, о которых постоянно думают обычные люди, не отвлекаясь.

Джордан, комментарий к Daily Nous:

Философия — это не устоявшаяся совокупность знаний или даже нерешенная совокупность вопросов, а постоянное, упорное стремление к мудрости, попытки жить так, чтобы знать то, что для нас важнее всего.

Чарльз Сандерс Пирс: Великие люди науки века,

«Это человек науки, стремящийся к возрождению каждого своего мнения, к рационализации каждой его идеи, попивая из источника фактов и посвящая все силы Он посвятил свою жизнь культу истины не так, как он это понимает, но поскольку он еще не понимает его, то это следует называть философом.”

Материалы для добавления в этот список, с предпочтением дается тем, кто менее чем серьезен, может быть отправлен по адресу: stroble at hawaii.edu

Возврат на страницу Энди Стробла

Исключительная мысль — Философия — Оксфордские библиографии

Введение

В феврале 2013 года житель Челябинска, Россия, смотрит вверх и видит метеор, летящий по небу. Он думает: «Это опасно!» За несколько миль отсюда, после месяцев тщательных расчетов, ученый ожидал инцидента в Челябинске.Она думает: «Метеор, видимый в Челябинске 15 февраля, опасен». Предварительно теоретически есть смысл, в котором две только что изложенные мысли схожи. И то, и другое делает правдой то, что некий объект, метеор, обладает определенным свойством, опасностью. Однако существует также интуитивное ощущение, что обе мысли существенно различаются. Испуганный обитатель думает о самом объекте, с которым он находится в перцептивном контакте — в некотором смысле непосредственно . Напротив, ученый представляет метеор более косвенно, просто как нечто однозначно удовлетворяющее определенному описанию.Мысль обывателя иногда называют перцептивной демонстративной мыслью . Это парадигматический пример той мысли, которой философы проявляли особый интерес. Такая мысль по-разному известна как de re , неописательная или, чаще всего, единичная мысль. Второй тип мысли часто известен как описательный или общий . Широко считается, что различие между единичным и общим мышлением имеет решающее значение для нашего понимания разума и интенциональности.Многие философы думают, что единичное мышление является каким-то фундаментальным или основным, и что понимание этого является важным шагом к пониманию того, как мы вообще думаем о внешней реальности. Хотя существует широкий консенсус в отношении важности различия между единичным и общим мнением, в настоящее время ведутся оживленные дискуссии о том, как лучше всего это объяснить. Традиционно тема единичного мышления переплеталась с центральными проблемами философии языка, касающимися природы референции, семантики и прагматики сообщений о пропозициональной установке.Проблема единичного мышления также связана с важными проблемами философии восприятия и эпистемологии. Кроме того, в последние годы философская литература по сингулярному мышлению все больше опирается на соответствующие эмпирические работы в когнитивных науках, что делает изучение сингулярного мышления важным вопросом философии психологии.

Пользователи без подписки не могут видеть полный контент на эта страница. Пожалуйста, подпишитесь или войдите.

Философских школ

Чтобы предложить всесторонний обзор различных направлений в области философии, вот список основных философских школ .

Примечание: важно знать, что автор может принадлежать к нескольким школам (например, Сартр — феноменолог, марксист и экзистенциалист).

Вот список основных философских школ :

Общеобразовательные школы:

— Эмпиризм: доктрина, согласно которой все знания приходят из опыта.

См. Философию Hume или Locke

— Рационализм: теория, которая утверждает, что человеческий разум имеет принципы или априорное знание, независимое от опыта.

См. Философию Декарта или Лейбница

— Идеализм: философское учение, которое отрицает существование внешнего мира и сводит его к представлениям о субъективности.

См. Философию Платона, Канта, Гегеля, Фихте

— Позитивизм: принцип позитивизма заключается в опровержении любого метафизического смысла человеческого существования, вместо этого сосредотачиваясь на науке и объективном и ища человеческие законы.

Ознакомьтесь с философией Огюста Конта

— Стоицизм: стоицизм — это одновременно теория вселенной и морали.Стоическая мудрость определяется как познание Космоса.

См. Философию Цицерона, Эпиктета, Марка Аврелия, Сенеки, Секста Эмпирика, Зенона

— Структурализм: для структуралистов существование лежащих в основе структур может объяснить всю социальную деятельность. Чтобы раскрыть их, структурализм стремится выйти за рамки эмпирических фактов.

См. Философию Леви-Стросса

— Феноменология: направление, в котором основное внимание уделяется описательному изучению набора явлений.Феноменология исходит из критики традиционной метафизики (как эмпиризма, так и идеализма) в движении за возвращение философии к конкретным явлениям. Феноменология определяется как строгая наука о сущностях.

См. Философию Гуссерля, Мерло-Понти, Сартра, Хайдеггера

Материализм : эта теория выступает как материалистическая онтологическая доктрина, которая утверждает, что не существует другой субстанции, кроме материи. Он аналогичен бонусному коду bet365, поскольку в целом отвергает существование Бога, души и загробной жизни.Сознание, согласно материалистическому кредо, — всего лишь вторичный феномен, попытка приобщиться к материальному миру и объяснить его.

См. Философию Эпикура и Маркса

— Экзистенциализм: экзистенциализм в основном делает ставку на человека (а не на философию идей). Это философия существования, отвергающая приоритет сущности. Экзистенциализм рассматривает человека как самоуправляемое творение, единственное во вселенной без Бога. Экзистенциальная философия стремится раскрыть метафизический смысл человека.

См. Философию Паскаля, Кьеркегора, Сартра, Камю, Хайдеггера.

— Скептицизм: Скептицизм — это позиция отрицания. Отказ от решения о существовании объектов. Он утверждает, что всякое суждение приостановлено постоянной тенью.

См. Философию Диогена Лаэртского, Юма и Беркли

— Цинизм: Цинизм — это прежде всего моральное учение, которое состоит в отказе от общепринятых социальных и моральных условностей. Поэтому циничная жизнь должна основываться на очень аскетической добродетели.

См. Философию Диогена

— Романтизм: воплощенный в возвышении природы, романтическая ностальгия стремится описать отношение подлинного человеческого сознания. В романтизме природа рассматривается как посредник между человеком и божеством, а нация — как источник доступа к религии. Это также является движением к реабилитации чувства свободы, примером которой являются романтические произведения искусства и литературы.

См. Философию Гегеля, Шеллинга и Фихте.

Политические школы мысли:

Коммунизм: социальная доктрина, защищающая разделение всех благ и отмену частной собственности для освобождения человека и конца системы (т. Е. Отмирания государства)

См. Философию Платона, Маркса и Энгельса, Фурье

Социализм: в Маркс , социализм понимается как промежуточное состояние (между капитализмом и коммунизмом), этап, характеризующийся диктатурой пролетариата.Социализм реализует интересы людей с общими интересами.

См. Философию Прудона

Либерализм: экономическая сторона либерализма утверждает, что государство должно уступить место рынку, в то время как политическая сторона защищает точку зрения, что принцип свободы лежит в основе общества, и поэтому государство должно защищать свобода личности.

См. Философию Ролза, Локка, Монтескье

Либертарианство: Доктрина радикальных либералов отстаивает упадок государства как системы, основанной на принуждении, ради сотрудничества между свободными людьми.

Ознакомьтесь с философией Nozick

Контрактуализм: политическая теория, которая гласит, что люди должны покинуть естественное состояние, отказаться от своих естественных прав, чтобы присоединиться к свободе и равенству (как показано в работах Руссо о демократии, Локке, Канте или Гоббсе минус абсолютистский идеал)

См. Философию Руссо, Канта, Гоббса, Спинозы, Локка

Анархизм: Анархизм характеризуется отказом от какой-либо власти или власти, единственная ценность — это собственные, самоопределенные ценности человека.

См. Философию Бакунина или Ницше

Гуманизм: Гуманизм считает, что человек — единственный источник ценностей

См. Философию Сартра

Феминизм: Феминизм — это философское движение, которое стремится к полной эмансипации женщин, как политической, так и социальной

Ознакомьтесь с философией De Beauvoir

Утилитаризм: учение, считающее полезным все, что может приносить удовольствие.Человеческая жизнь должна быть основана на расчете удовольствий и боли — в идеале нужно максимизировать первое и минимизировать второе.

Ознакомьтесь с философией Бентама, Стюарта Милля или других авторов

Статья о философии в Guardian

.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *