Разное

Нейропсихология это наука о мозге: что это такое, какие методы изучает современная и клиническая нейропсихология

ОпубликованоАвторalexxlab

Содержание

Нейропсихология как путь к повышению качества жизни

Ежегодно в России случается около 600 тысяч инсультов, примерно такое же количество человек получают черепно-мозговые травмы. Современная медицина научилась спасать жизни таких людей, но большая их часть не может вернуться к нормальной жизни. Свой вклад в реабилитацию подобных больных вносит нейропсихология. На факультете психологии ВШЭ создана Научно-учебная группа когнитивной нейропсихологии.

«Нейропсихология занимается нарушением высших психических функций — памяти, восприятия, внимания, речи — в результате повреждении головного мозга, — рассказывает руководитель Научно-учебной группы (НУГ) когнитивной нейропсихологии ВШЭ Анатолий Скворцов. — И несмотря на то, что это отрасль клинической психологии, то есть изучает патологию психической деятельности, она вносит значительный вклад в психологическую науку в целом. Все классики клинической психологии говорили о том, что в патологии видны не только закономерности патологии, но и приоткрываются закономерности нормальной психики, которые часто в норме не видны.

То есть патология служит здесь своеобразным увеличительным стеклом».

Эта наука имеет значительный потенциал за счет того, что сочетает в себе междисциплинарные знания. Здесь сочетаются психология, физиология, анатомия, неврология, психиатрия… Нейропсихология вместе с тем — практически ориентированная дисциплина. Основоположник российской нейропсихологии Александр Лурия был убежден, что постоянное участие в практической работе, тесное сотрудничество с невропатологами и нейрохирургами являются основой развития нейропсихологии, так как это дает уникальную возможность четкой проверки нейропсихологических гипотез.

Отечественная нейропсихология наиболее активно развивалась до 1980-х годов. Затем число значимых фундаментальных исследований сократилось. Кстати, один из проектов НУГа когнитивной нейропсихологии как раз посвящен развитию и сопоставлению идей отечественной психологии с современными западными подходами. Сотрудники группы пытаются развить некоторые принципы отечественной психологии при исследовании процессов письма и его нарушения, а также произвольного движения и его нарушения.

Второй проект группы посвящен нейролингвистике. Третий — изучению рабочей памяти, которая рассматривается как важный психический процесс, оказывающий большое влияние на другие психические процессы.

В итоге должны быть получены результаты, которые раскрывают новые механизмы нарушений психической деятельности. Эти знания помогут в дальнейшем в практике лечения больных с повреждением головного мозга. И, как уже говорилось выше, исследования сотрудники НУГа проводят, сообразуясь с практической деятельностью. «Я сам практикующий нейропсихолог, — говорит Анатолий Скворцов. — Работаю в Центре патологии речи и нейрореабилитации. К нам приезжают люди со всей России и даже из стран СНГ. И это говорит о востребованности нейропсихологических исследований. Изучение механизмов нарушения психических функций автоматически вносит вклад в стратегию, тактику и разработку методов нейропсихологической реабилитации больных, которых сейчас в нашей стране очень много».

Статистика говорит о том, что в год в России более миллиона человек выбывают из рядов здоровых граждан из-за инсультов и черепно-мозговых травм. При этом страна несет серьезные экономические потери, так как среди пострадавших много людей трудоспособного возраста.

«Медицина научилась спасать жизни гораздо лучше, чем 50 лет назад, но спасти жизнь такому человеку — это еще полдела. Да, этот пострадавший выжил, но он остался инвалидом. Поэтому основная в дальнейшем задача — вернуть человека к социальной активности», — поясняет Скворцов. Он добавляет, что гарантировать успешное возвращение к нормальной жизни всем нельзя. Понятно, что результаты не всегда могут быть положительными, но все же нейропсихологи дают людям надежду.

Нейросихология — это наука, которая не дает очевидный экономический эффект. Поэтому главный инвестор — государство. Однако здесь, как и во многих социальных областях, дело складывается не всегда так, как хотелось бы. Достаточно вспомнить, насколько не приспособлена окружающая среда для удобства инвалидов и больных людей. Отсутствует и государственная система реабилитации пациентов с повреждениями головного мозга. Правда, сейчас дело сдвинулось с мертвой точки. Возможно, в России в скором времени будет создана реабилитационная служба во всех регионах. Так что исследования вышкинской научно-учебной группы будут весьма кстати.

«Помимо всего прочего должна развиваться и профессия клинического психолога вообще и нейропсихолога в частности, — отмечает Анатолий Скворцов. — Сейчас пока на нашем факультете нет специальности клинической психологии. Я преподаю два курса, которые носят в большей степени ознакомительный характер. В итоге мы берем студентов в нашу научную группу, которые слабо подготовлены в этой области, и нам приходится их подтягивать. Хорошо бы было, если бы в дальнейшем на нашем факультете появилась специальность клинической психологии».

Нейропсихология — это… Что такое Нейропсихология?

Нейропсихология — междисциплинарное научное направление, лежащее на стыке психологии и нейронауки, нацелена на понимание связи структуры и функционирования головного мозга с психическими процессами и поведением живых существ. Термин нейропсихология применяется как к исследованиям с повреждениями у животных, так и работам, базирующимся на изучении электрической активности отдельных клеток (или групп клеток) у высших приматов (в том числе, существуют исследования человека в данном контексте)

[1].

Нейропсихология применяет научный метод и рассматривает отдельные психические процессы, как процессы обработки информации. Данная концепция пришла из когнитивной психологии и когнитивной науки. Это одна из самых эклектичных дисциплин психологии, пересекающаяся с исследованиями в области философии (особенно философии разума), нейробиологии, психиатрии и информатики (особенно, в создании и изучении искусственных нейронных сетей).

На практике нейропсихологи в основном работают в научных-исследовательских организациях и в организациях, занятых клиническими исследованиями, специализированных клиниках (направление — клиническая нейропсихология), судебных и следственных учреждениях (часто занимаются судебной экспертизой в судебных процессах) или индустрии (часто как консультанты в организациях, где нейропсихологические знания важны и применяются при разработке продукции).

Задачи

  1. Установление закономерностей функционирования мозга при взаимодействии организма с внешней и внутренней средой.
  2. Нейропсихологический анализ локальных повреждений мозга.
  3. Проверка функционального состояния мозга и отдельных его структур.

Подходы

Экспериментальная нейрофизиология — подход, использующий методы экспериментальной физиологии для исследования связей между функционированием и строением нервной системы и когнитивными функциями. Бо́льшая часть исследований проводится при изучении поведения здорового человека в лаборатории, однако часть исследований ведётся в экспериментах на животных. Преимущество экспериментов с участием человека в том, что можно использовать специфические функции нервной системы человека для исследования связей между нейроанатомией и психологическими функциями.

Клиническая нейрофизиология — применение нейрофизиологического знания для оценки (см. нейрофизиологический тест), управления и реабилитации людей, страдающих от болезни или травмы (особенно травмы мозга), которая вызвала повреждение когнитивных функций человека.

В частности, этот подход дает физиологическую точку зрения на лечение таких больных, на то как заболевание и/или травма влияет на психологию человека и как психологические воздействия может повлиять на течение болезни. Клинические нейрофизиологи обычно работают в лечащих учреждениях.

Коннективизм — использование искусственных нейронных сетей для моделирования когнитивных процессов. Этот подход использует различные упрощенные, но правдоподобные модели функционирования нейронов. Например, для изучения эффектов травм или болезней головного мозга, нейронные сети сначала тренируют для выполнения какой-либо когнитивной задачи, потом вносят изменение, моделирующее травму (болезнь), и сравнивают с данными, полученными на реальном мозге.

Методы и инструментарий

Методы нейропсихологии

Рассматривая методические основания нейропсихологии, все многообразие методов, используемых ею как самостоятельной научной дисциплиной, их можно разделить на две группы. К первой следует отнести те методы, с помощью которых были получены основные теоретические знания, а ко второй — методы, которые используются нейропсихологами в практической деятельности[2].

Что касается первой группы, то здесь выделяют:

  • сравнительно-анатомический метод исследования;
  • метод раздражения;
  • метод разрушения.

Сравнительно-анатомический метод исследования позволяет выяснять зависимость способов жизни, поведения животных от особенностей строения их нервной системы. С помощью данного метода были выяснены принципы работы мозга, а также строение коры больших полушарий, но изучить функции тех или иных структур было сложно. Метод раздражения предполагает анализ особенностей высших психических функций (ВПФ) в результате воздействия на мозг. Поскольку это воздействие можно оказывать по-разному, выделяют прямое раздражение, непрямое раздражение и раздражение отдельных нейронов. Первое предполагает непосредственное воздействие на отдельные участки коры с помощью электрического тока или механически. В 1871 г. Фрич и Гитцик таким образом выделили моторные зоны у собак, Ч. Шерингтон (1903) провел опыты на обезьянах, В. Пенфилд впервые использовал данный метод на человеке (1945).

Однако непосредственное воздействие на мозг имеет ряд ограничений, особенно в отношении человека. Поэтому возникла потребность в более естественном методе изучения функций головного мозга — непрямом раздражении или непрямой стимуляции коры. Этот метод предполагает выявление изменения электрической активности тех или иных участков мозга в результате воздействия тех или иных естественных факторов. Наиболее распространен метод вызванных потенциалов, когда в ответ на определенное внешнее воздействие регистрируют изменения ритмов в спектре электроэнцефалограммы.

Дальнейшее развитие экспериментальной нейрофизиологии позволило перейти к более тонкому анализу — изучению активности отдельных нейронов, что стало возможным в результате применения микроэлектродов, которые могут быть вживлены в отдельный нейрон. Однако основную роль в становлении нейропсихологии как науки о мозговых механизмах психических процессов сыграл метод разрушения (или выключения). Этот метод предполагает разрушение определенной области мозга животного и наблюдение за особенностями его поведения. Что касается человека, то метод заключается в наблюдении над больным после нейрохирургических операций или ранений в область мозга. Можно выделить необратимые разрушения (хирургическое удаление тех или иных участков мозга, метод перерезки комиссур мозга, предложенный Р. Сперри) и обратимые нарушения работы отдельных участков мозга. Обратимые нарушения связаны с временным отключением отдельного участка мозга с последующим восстановлением функций: охлаждение ниже 25 градусов приводит к прекращению активности нейронов, метод Вада, предполагающий введение в сонную артерию специального препарата и отключение соответствующего полушария мозга.

Все вышеперечисленные методы позволили получить основные данные, которые и легли в основу нейропсихологии, поэтому их можно отнести скорее к научным методам исследования. В практической деятельности нейропсихологов используется предложенный А. Р. Лурия метод синдромного анализа, или, иначе, «батарея Луриевских методов». А. Р. Лурия отобрал ряд тестов, объединенных в батарею, которая позволяет оценить состояние всех основных ВПФ (по их параметрам). Эти методики адресованы ко всем мозговым структурам, обеспечивающим эти параметры, что и позволяет определить зону поражения мозга. Изменение сложности задач и темпа их предъявления дает возможность с большой точностью выявить тонкие формы нарушения (поставить топический диагноз). Предложенный метод основан на системном подходе к анализу нарушений функции и качественном анализе дефекта и представляет собой набор специальных проб, адресующихся к различным познавательным процессам, произвольным движениям и действиям[3].

Данные методы, являясь основным инструментом клинической нейропсихологической диагностики, направлены на изучение различных познавательных процессов и личностных характеристик больного — речи, мышления, письма и счета, памяти. Специальную область применения нейропсихологических методов составляет проблема школьной дезадаптации. С помощью метода синдромного анализа можно определить наличие или отсутствие мозговых дисфункций у детей с трудностями обучения, раскрыть механизмы, лежащие в основе этих затруднений, и понять первичный дефект, определивший их возникновение.

Инструментарий нейропсихологии

Учёные, внёсшие большой вклад в нейропсихологию

Примечания

  1. ↑ Posner, M. I. & DiGirolamo, G. J. (2000) Cognitive Neuroscience: Origins and Promise,Psychological Bulletin, 126:6, 873—889.
  2. ↑ Лурия А. Р. Основы нейропсихологии. — М., 2007, с. 70.
  3. ↑ Лурия А. Р. Основы нейропсихологии. — М., 2007, с. 101.

См. также

Ссылки

Для дальнейшего чтения

  • Arnold, M.B. (1984). Memory and the Brain. Hillsdale, New Jersey: Lawrence Erlbaum Associates.
  • Attix, D.K. & Welsh-Bohmer, K.A. (2006). Geriatric Neuropsychology. The Guilford Press: New York.
  • Beaumont, J.G.(1983). Introduction to Neuropsychology. Guilford Publications Inc. ISBN 0-89862-515-7
  • Beamont, J. G., Kenealy, P.M., & Rogers, M.J.C. (1999). The Blackwell Dictionary of Neuropsychology. Malden, Massachusetts,Blackwell Publishers.
  • Cabeza, R. & Kingstone, A. (eds.) (2001) Handbook of Functional Neuroimaging and Cognition. Cambridge, Massachusetts: MIT Press.
  • Christensen, A-L. (1975) Luria’s Neuropsychological Investigation. New York: Spectrum Publications.
  • David, A.S. et al. (eds.) (1997). The Neuropsychology of Schizophrenia: Brain Damage, Behaviour, and Cognition Series, East Sussex,UK, Psychology Press.
  • Hannay, H.J. (1986). Experimental Techniques in Human Neuropsychology. New York: Oxford University Press.
  • Hartlage, L.C. & Telzrow, C.F. (1985) The Neuropsychology of Individual Differences. New York: Plenum Press.
  • Kertesz, A. (ed.) (1994). Localization and Neuroimaging in Neuropsychology. Academic Press: New York.
  • Kolb, B., & Wishaw, I.Q. (2003). Fundamentals of Human Neuropsychology (5th edition). Freeman. ISBN 0-7167-5300-6
  • Levin, H.S., Eisenberg, H.M. & Benton, A.L. (1991) Frontal Lobe Function and Dysfunction. New York: Oxford University Press.
  • Lezak, M.D., Howieson, D.B., & Loring, D.W. (2004). Neuropsychological Assessment (4th ed.). New York: Oxford University Press.
  • Loring, D.W. (ed.) (1999). INS Dictionary of Neuropsychology. New York: Oxford University Press.
  • Llinas, R (2001) «I of the Vortex». Boston, MIT Press.
  • Luria, A. R. (1973). The Working Brain: An Introduction to Neuropsychology.
  • Luria, A.R. (1976). Cognitive Development: Its Cultural and Social Foundations. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press
  • Luria, A.R. (1979). The Making of Mind: A Personal Account of Soviet Psychology. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press
  • Luria, A.R. (1980). Higher Cortical Functions in Man. New York: Basic Books.
  • Luria, A.R. (1982). Language and Cognition. New York: John Wiley & Sons.
  • Luria, A.R. (1987). The Mind of a Mnemonist. Cambridge, Massachusetts: Harvard University Press.
  • Luria, A.R. & Tsvetkova, L.S. (1990) The Neuropsychological Analysis of Problem Solving. Orlando: Paul M. Deutsch Press.
  • McCarthy, R.A. & Warrington, E.K. (1990). Cognitive Neuropsychology: A Clinical Introduction. New York: Academic Press.
  • Mesulam, M-M. (2000). Principles of Behavioral and Cognitive Neurology — 2nd Ed. New York: Oxford University Press.
  • Miller, B.L. & Cummings, J.L. (1999) The Human Frontal Lobes. New York: The Guilford Press.
  • Rains, G.D. (2002). Principles of Human Neuropsychology. Boston: McGraw-Hill.
  • Stuss, D.T. & Knight, R.T. (eds.) (2002) Principles of Frontal Lobe Function. New York: Oxford University Press.
  • Tarter, R.E., Van Thiel, D.H. & Edwards, K.L. (1988) Medical Neuropsychology: The Impact of Disease on Behavior. New York: Plenum Press.
  • Heilbronner, R.L. (2005) Forensic Neuropsychology Casebook. New York, London. The Guilford Press.

Виды нейропсихологии — Темы, изучаемые нейропсихологией

Нейропсихология — это наука, основным объектом изучения которой является мозговая организация психических процессов. Цель нейропсихологии — понять взаимосвязь между структурой и функцией мозга и психическими процессами и поведением живых существ.

Методы, разработанные нейропсихологией, нашли практическое применение в различных специализированных клиниках, а также при проведении судебно-медицинской экспертизы. Кроме того, нейропсихологи востребованы в качестве консультантов в ряде организаций, где нейропсихологическая теория применяется для организации управления и производственных процессов.

Выделяют следующие задачи нейропсихологии:

  • Определение функциональных паттернов мозга во взаимодействии с внешней и внутренней средой;
  • Нейропсихологический анализ, особенно актуальный в случаях локального повреждения мозга;
  • Оценка функционального состояния мозга в целом, а также его отдельных структур.

Выделяются различные подходы к нейрофизиологии:

  • Экспериментальная нейрофизиология. Исследует взаимосвязи между функцией и структурой нервной системы и когнитивными функциями (когнитивными процессами). Исследования проводятся в основном в лабораторных условиях на здоровых людях;
  • Клиническая нейрофизиология. Применяется для реабилитации людей, страдающих от заболеваний или травм, связанных с повреждением когнитивных функций человека;
  • Коннективизм. В данном случае речь идет об использовании моделей нейронной функции для изучения нарушений работы мозга.

Среди методов, с помощью которых нейропсихологи измеряют активность различных участков мозга, необходимо упомянуть электроэнцефалограмму (ЭКГ), химические показатели. ЭКГ позволяет регистрировать электрическую активность мозга, а введение радиоактивных химических веществ через артерии позволяет определить, какие участки мозга участвуют в выполнении различных функций. Как было установлено экспериментально, части мозга имеют не только функциональные, но и анатомические и физиологические отличия друг от друга. Каждая область мозга оказывает специфическое влияние на психику и поведение человека.

Темы, изучаемые нейропсихологией

Уже в 19 веке было установлено, что человеческий мозг состоит из систем, каждая из которых отвечает за определенный психический процесс. Следует отметить, что если в 19 веке внимание ученых было сосредоточено на выяснении того, чем мозг человека отличается от мозга животных, то в 20 веке нейропсихологи сосредоточились на экспериментальных исследованиях поведения. Особенно популярным в начале XX века было изучение того, как удаление или повреждение частей мозга влияет на поведение. Популярность этой теории, кстати, нашла отражение и в искусстве — вспомните сюжет булгаковской книги «Собачье сердце». Среди ученых, внесших наибольший вклад в развитие нейропсихологии, Д. Хебб, Г.Гекен, А. Р. Лурия, Б. Мильнер, К. Лешли, Х.-Л.Тойбер, К. Прибрам, Р.Сперри, О.Зангвилл. В России и Советском Союзе А.Р.Лурия сыграл важную роль в развитии клинической нейропсихологии. Основным инструментом исследования в 19 веке, при отсутствии специальных приборов, был устный субъективный рассказ пациента, описывающий его ощущения. С начала 20 века акцент делался на технических методах регистрации связи между мозгом и психической деятельностью, но, как выяснилось позже, оба типа инструментов должны были органично сочетаться. Одним из примеров является феномен псевдослепоты («видимой слепоты»), который возникает при повреждении определенных участков мозга. В этом случае пациент видит изображение объективно, но не воспринимает его субъективно. На вопрос, может ли он/она видеть изображение, ответ отрицательный. Однако если такого человека спросить о характеристиках объекта, находящегося перед ним, он сможет точно описать их. Он/она объяснит, что «просто понял это». Этот пример показывает, что использование только одного типа инструментов, вербального рассказа или технических методов, дает ложное представление о процессе, происходящем в мозге.

Область нейропсихологии

Нейропсихология — это наука, изучающая механизмы психических функций мозга на основе локальных поражений мозга. Как и вся клиническая психология, она является пограничной наукой, которая развилась из психологии, медицины (неврологии и нейрохирургии), анатомии и физиологии центральной нервной системы, а также психофармакологии. Она тесно сотрудничает с практикой диагностики нарушений высших психических функций и их восстановления при локальных поражениях мозга. Область практического применения нейропсихологии постоянно расширяется. Нейропсихологический подход оказался весьма продуктивным в изучении различных проблем: Типология нормы, развитие психики в онтогенезе, особенности психических расстройств при пограничных состояниях ЦНС, динамика психических функций под влиянием психофармакологических воздействий, изменения психических функций в инволюционном возрасте, межполушарная асимметрия и межполушарное взаимодействие и др. Основателем нейропсихологии является А.Р. Лурия (1902—1977). Некоторые теоретические подходы к нейропсихологическим проблемам были разработаны им и Л.С. Выготским уже в 30-е годы XX века. Однако наиболее важный нейропсихологический материал он получил во время работы в военных госпиталях в годы Великой Отечественной войны. Лурия написал несколько книг на основе этого материала, первой из которых была «Травматическая афазия» (1947). Первая книга, «Травматическая афазия» (1947), была опубликована Лурией, который, можно сказать, положил начало формальному развитию нейропсихологии. Основной труд А.Р.Лурии — «Высшие корковые функции человека» (1962), который был переиздан в нашей стране в 1969 году и неоднократно издавался за рубежом на разных языках. Общий список книг и произведений А.Р.Лурии превышает 500 наименований. Он создал собственную научную школу и продвинул многих учеников, которые продолжили его работу и начали развивать определенные направления в нейропсихологии.

Нейропсихология быстро развивается за рубежом, даже в высокоразвитых странах. В США нейропсихология получила широкое развитие с 1970-х годов; в настоящее время Нейропсихологическая ассоциация насчитывает более 150 000 членов. Развитие нейропсихологии было стимулировано необходимостью реабилитации ветеранов войн, локальных конфликтов и террористических актов с помощью нейропсихологических методов. По данным опроса нейропсихологов США 1984 года, А.Р. Лурия является психологом номер один в развитии этой науки, то есть американские психологи признали его основателем нейропсихологии. А.Р. Лурия также занимает первое место среди российских психологов по количеству цитат, использованных в американских работах. Тест «Лурия-Небраска» (1978, набор тестов по 12 шкалам выполняется в течение 1,5—2 часов), по данным Американской психологической ассоциации, входит в первую пятерку самых используемых тестов в Америке.

В настоящее время издаются международные журналы: Neuropsychology (Англия), Clinical Neuropsychology, Ex-perimental Neuropsychology (США), Cortex. (Италия) и др.

Нейропсихологические методы

Если рассматривать методологические основы нейропсихологии и разнообразие используемых ею методов как самостоятельной научной дисциплины, то их можно разделить на две группы. К первой группе следует отнести методы, используемые для получения базовых теоретических знаний, а ко второй — методы, применяемые нейропсихологами в своей практике2 .

Что касается первой группы, то здесь есть различия:

  • Сравнительно-анатомический метод исследования;
  • Метод раздражения;
  • Разрушающий метод.

Сравнительно-анатомический метод исследования позволяет установить зависимость образа жизни, поведения животных от особенностей строения их нервной системы. С помощью этого метода были выяснены принципы функционирования мозга, а также структура коры больших полушарий головного мозга, однако изучение функций определенных структур было затруднено. Метод раздражения предполагает анализ особенностей высших психических функций (ВПФ) в результате воздействия на мозг. Поскольку это влияние может происходить по-разному, различают прямое раздражение, косвенное раздражение и раздражение отдельных нейронов. В первом случае отдельные участки коры головного мозга стимулируются непосредственно электрическим током или механически. Фрич и Гитцик выделили таким образом моторные зоны у собак в 1871 году, К. Шерингтон (1903) провел эксперименты на обезьянах, а У. Пенфилд впервые применил этот метод к человеку (1945). Однако прямое воздействие на мозг имеет ряд ограничений, особенно в отношении человека. Поэтому возникла необходимость в более естественном методе изучения работы мозга — непрямой стимуляции или косвенной стимуляции коры головного мозга. Этот метод предполагает выявление изменений в электрической активности определенных участков мозга в результате воздействия определенных природных факторов. Наиболее распространенным методом являются вызванные потенциалы, при которых регистрируются изменения ритма в спектре электроэнцефалограммы в ответ на определенное внешнее воздействие.

Дальнейшее развитие экспериментальной нейрофизиологии позволило перейти к более тонкому анализу — изучению активности отдельных нейронов, что стало возможным благодаря использованию микроэлектродов, которые можно имплантировать в отдельный нейрон. Метод разрушения (или выключения), однако, сыграл главную роль в становлении нейропсихологии как науки о мозговых механизмах психических процессов. При этом методе разрушается определенный участок мозга животного и наблюдаются его поведенческие характеристики. У людей метод заключается в наблюдении за пациентом после нейрохирургических операций или ранений в области мозга. Можно провести различие между необратимым повреждением (хирургическое удаление определенных участков мозга, метод разрыва мозговых спаек, предложенный Р. Сперри) и обратимым повреждением определенных участков мозга. Обратимые нарушения связаны с временным отключением отдельной части мозга с последующим восстановлением функций: Охлаждение ниже 25 градусов приводит к прекращению нейронной активности, метод Вада, при котором в сонную артерию вводится специальный препарат и соответствующая половина мозга отключается.

Направления современной нейропсихологии

На сегодняшний день можно выделить следующие направления нейропсихологии.

Клиническая нейропсихология (синдромология). Рассматривает нейропсихологические синдромы в контексте проблем межполушарной асимметрии и межполушарного взаимодействия, поражения глубоких подкорковых структур и коры головного мозга. Исследует нейропсихологические синдромы травматической и сосудистой этиологии, уточняет их отличие от опухолевых синдромов. Использует неаппаратные методы клинико-нейропсихологического исследования, разработанные в основном А.Р. Лурия (в настоящее время в России и за рубежом называемые «лирическими методами»). В этом направлении работали: А.Р. Лурия, Е.Д. Хомская, Н.К. Киященко, Е.Г. Симерницкая, Н.В. Гребенникова и др. Экспериментальная нейропсихология. Занимается экспериментальными инструментальными исследованиями психологических и мозговых механизмов нарушений различных психических функций (у взрослых и детей). Рассматриваются когнитивные, моторные функции и эмоционально-личностная сфера. Использует экспериментальные методы общей психологии, адаптированные к клиническим условиям. Служит для получения основных результатов, способствующих развитию теории общей психологии и нейропсихологии о мозговых механизмах психических процессов. Е.Д. Хомская и ее ученики развивают это направление.

Реабилитационная нейропсихология. Она посвящена изучению динамики спонтанного восстановления психических функций у нейрохирургических больных, структуры и динамики нейропсихологических синдромов при старческом слабоумии и социально-психологических аспектов реабилитации больных с локальными поражениями головного мозга, а также созданию методов реабилитации высших психических функций. Л.С. Цветкова и ее ученики и сотрудники Т.В. Ахутина, Н.Н. В этом направлении работали и работают Полонская, Н.Г. Калита, Н.М. Пылаева и другие. Детская реабилитационная нейропсихология позволила по-новому взглянуть на различные формы отклонений в психическом развитии детей и выявить новые способы компенсации дефектов.

Психофизиология локальных поражений мозга. Теория психофизиологии изучает психофизиологические механизмы когнитивных, моторных и эмоциональных нарушений у пациентов с локальными поражениями мозга. Он основан на центральном постулате нейропсихологии о том, что психические функции должны сравниваться с физиологическими процессами, а не с морфологическим субстратом. Активно используются психофизиологические методы: электроэнцефалограмма, вызванные потенциалы, связанные с событиями потенциалы мозга и др. Это направление развивали Е.Д. Хомская, Б.А. Маршинин, С.В. Квасовец, В.В. Лазарев и др.

Нейропсихология нормы и индивидуальных различий изучает психические процессы и состояния у здоровых людей с нейропсихологической точки зрения, основанной на теоретических основаниях нейропсихологического подхода к типологии через использование типа межполушарной организации мозга (т.е. интегрального модально-специфического фактора, отражающего мозговую организацию аналитических систем) в качестве основы нейропсихологической типологии нормы. Она основана на том, что у нормально здоровых людей наблюдаются индивидуальные различия в поведении и психике, связанные с латеральной межполушарной асимметрией мозга. Такая асимметрия может быть выявлена нейропсихологическими методами путем определения профиля латеральной организации (LOR) мозга. PBL каждого мозга индивидуальна и определяется по схеме «рука — ухо — глаз», т.е.

моторная, слуховая и зрительная асимметрия. На основе этих показателей можно определить некоторые способности и предрасположенности человека к тому или иному виду деятельности. Е.Д. Хомская развивает это направление со своими учениками. Нейропсихология ребенка. Она изучает нарушения психических процессов и состояний у детей с локальными поражениями головного мозга. В детском возрасте нервная система еще не полностью сформирована, латеральная асимметрия еще не ярко выражена, механизмы левого и правого полушарий функционируют иначе, чем у взрослых, а значит, и совершенно иная нейропсихологическая картина, что и дало повод выделить это направление в нейропсихологии. Причины школьной неуспеваемости также рассматриваются с нейропсихологической точки зрения. Даны методические рекомендации по коррекции школьной неуспеваемости.

На странице курсовые работы по психологии вы найдете много готовых тем для курсовых по предмету «Психология».

Читайте дополнительные лекции:

  1. Виды нейропсихологии
  2. Саморегуляция эмоциональных состояний
  3. Взаимосвязь креативности и стрессоустойчивости личности в профессиональной деятельности
  4. Взаимосвязь психологии и биологии
  5. Синтетические методы в психологии
  6. Архетип тени — Общее представление об архетипах
  7. Психологические причины отклонений в семейном воспитании
  8. Психолого-педагогические основы дошкольного образования
  9. Психология индивидуальных различий
  10. Защитные механизмы детей

Наука: Наука и техника: Lenta.ru

Как устроен наш мозг и что происходит в нем? На основе чего человек принимает решения и чем они обусловлены? Об этом рассказал кандидат физико-математических наук, ученый секретарь Курчатовского комплекса НБИКС-технологий НИЦ «Курчатовский институт» Вячеслав Демин в лекции, состоявшейся в образовательном центре «Сириус». «Лента.ру» публикует выдержки из его выступления.

Вячеслав Демин

Мозг состоит примерно из ста миллиардов нейронов, то есть нервных клеток, которые с помощью электрических и химических сигналов через отростки (дендриты и аксоны) получают и передают друг другу информацию. Соприкасаясь, нейроны создают нейронные сети. Место контакта называется синапсом. В мозге есть порядка квадриллиона синапсов (квадриллион — цифра с 15 нулями, то есть миллион миллиардов). Это значит, что у каждого нейрона около 10 тысяч соединений — весьма показательная иллюстрация того, сколь разнообразны и многогранны могут быть связи лишь одной нервной клетки. Вещество, помогающее передавать информацию, называется нейромедиатором. Таких веществ науке известно несколько сотен.

Научное сообщество подходит к вопросу изучения мозга с разных позиций. Есть нейрофизиологи, рассматривающие конкретные процессы на нейронном уровне, их условно можно назвать «материалистами». С другой стороны, находятся нейропсихологи, их условно можно назвать «идеалистами», в центре их внимания — мир идей, пространство высших когнитивных функций человека, отвечающих за память и мышление, сознание и подсознание, эмоции и принятие решений, отношение к себе и другим людям. Между первым подходом и вторым — фундаментальный «объяснительный разрыв» (explanatory gap). Его и изучает когнитология, научное направление, относительно недавно сложившееся на стыке нейрофизиологии и нейропсихологии. Видимо, именно когнитология в первую очередь сможет привести к прорыву в области создания искусственного интеллекта.

Что такое мышление? Это постоянный поиск оптимального решения стоящих перед нами задач. Как правило, при принятии даже самого незначительного решения у человека возникает несколько вариантов, перед каждым шагом он оказывается на развилке, и исход не предопределен. Человек должен сделать наилучший ход. То есть ежесекундно каждый из нас строит у себя в голове «дерево возможностей», и порой это дерево невероятно ветвисто.

Как выбрать правильный вариант, особенно если алгоритм поиска неизвестен? Интеллект прибегает к помощи так называемых эвристик. Для иллюстрации можно привести пример из шахмат. На доске возможна такая расстановка фигур, когда у белых, например, остался только король и пешки, но расставлены пешки так, что не дают пройти черным. Человек сразу понимает, что при таких условиях самый благоприятный и вполне вероятный для белых исход партии — это ничья.

А вот компьютерная программа Deep Thought, которая впоследствии обыграла чемпиона мира Гарри Каспарова, рассматривала ситуации исключительно с математической точки зрения. Она видела, что белая пешка может взять ладью черных, а это приведет к заметному ослаблению противника и улучшению позиции по очкам. Компьютер не понимал, что этим ходом он открывает брешь в своей защите. В результате он уже не мог рассчитывать на ничью, получал мат и проигрывал партию.

Фото: Carina Johansen / NTB Scanpix / Reuters

Впоследствии программисты ввели в компьютер алгоритм действий в подобных ситуациях, и таких промахов машина больше не совершала. Естественный интеллект, в отличие от искусственного, способен самостоятельно делать выводы, анализировать ошибки и не повторять их.

Второй аспект мышления — это представление знаний. Мы все смотрим на мир через призму восприятия и формируем у себя в голове модель какого-либо процесса или объекта. Эти представления индивидуальны. И когда мы мыслим, то оперируем моделями, а не реальными объективными данными.

Есть известная шутка про стакан, наполовину заполненный водой. Оптимист считает, что он наполовину полон, пессимист — наполовину пуст. Но могут быть и другие представления. Например, программист скажет, что емкость в два раза больше, чем нужно. Исходные объективные данные одинаковые, а модели, которыми оперируют на их основании люди, разные. В результате, если со стаканом связана некая задача, то и решения могут отличаться друг от друга. Важно подобрать подходящее представление, в котором найдется алгоритм, решающий задачу. В другом, неудачном, представлении задача может оказаться крайне сложной или вовсе неразрешимой.

Поэтому мышление должно сочетаться с обучением, то есть накоплением информации с последующим обобщением. Можно бесконечно долго наблюдать за гроссмейстером, записывать и зазубривать его ходы, потом их воспроизводить. Но это не научит игре в шахматы. Наоборот, попытки понять саму систему или тактику игры, дающую идеи об общем представлении гроссмейстером шахматных проблем, в итоге со временем и практикой дадут положительный результат. Это и есть обучение.

Как развивается мышление человека? В детстве — через наглядно-действенное представление: «увидел — совершил действие». Постепенно формируется наглядно-образное мышление: «увидел — вспомнил или представил связанные объекты или варианты действий — совершил действие». Отдельные объекты заменяются категориями, представлениями, моделируются отдельные связи между ними. Следующий этап — полностью абстрактное словесно-логическое мышление, когда для самого процесса мышления уже нет необходимости совершать какие-либо действия, все происходит в воображении.

В середине XX века немецкий психолог Вольфганг Келлер провел эксперимент. Рядом с клеткой обезьян положил банан и дал животным палку. Те почти сразу сообразили, как дотянуться палкой до банана и пододвинуть к клетке. Происходило это за счет наглядно-действенного мышления: обезьяны брали палку и экспериментировали, быстро находя решение.

Затем задачу усложнили: банан положили дальше, а обезьянам дали две палки, из которых можно было собрать одну длинную. Эта головоломка для подавляющего большинства оказалась непосильной. Обезьяны бесились, но не могли сообразить, что делать, прыгали по клетке, стучали палкой по решетке.

Самые умные садились, задумывались и через некоторое время понимали, что надо делать. Этот момент перехода к наглядно-образному мышлению называется «гештальт-переключение»: обезьяна прекращала активные, но беспорядочные и неэффективные действия и задумывалась. Иными словами, мысль — это «свернутое действие», то есть действие, перенесенное в воображение.

Так возникает универсальное мышление: если выбранный алгоритм не подходит, мозг ищет новое представление и новые возможные связи, путешествует по «дереву возможностей», пока не найдет подходящий вариант. Найденное решение затем воздействует на внешнюю среду (банан ваш) и идет (возможно, вместе с новым найденным представлением) в базу знаний, пополняя персональный опыт.

Важную роль в универсальном мышлении играют эмоции. Они модулируют цель, модифицируют ее. Представьте робота, который идет выполнять поставленную задачу. Вдруг впереди все начинает взрываться. Машина не чувствует страха, поэтому ни цель, ни линия поведения не меняются. Взрыв — робот уничтожен. А человек на его месте попытался бы сохранить свою жизнь, чтобы затем выполнить первоначальную задачу.

Первая задача мозга — это распознавание образов. Что происходит, если вы видите, скажем, лицо человека? Информация поступает в зрачок, проецируется на сетчатке. Сигнал передается в первичную зрительную кору. Она располагается ближе к затылку и отвечает за распознавание только простейших геометрических объектов, таких как, например, линии с разными углами наклона. Информация отфильтровывается и передается во вторичную зрительную кору — там распознаются уже более сложные паттерны, например, полуокружности.

Далее обработанная информация передается в височную область коры мозга (это так называемый вентральный путь обработки зрительной информации), где распознаются такие простейшие элементы, как нос, глаз, ухо. Как это происходит? Есть нейроны, реагирующие только на нос, есть нейроны, реагирующие только на глаз, и так далее. В то же время, есть нейроны без особой специализации, и они могут реагировать как на нос, так и на глаз.

В итоге активность всей совокупности этих клеток передается в орбитофронтальную кору головного мозга в лобных долях. Там картинка собирается воедино, и вы распознаете лицо уже целиком. По мере продвижения информация сжимается, с каждым разом кодируется все меньшим числом нейронов — она как будто архивируется. В передних же долях мозга кодируется склад различных высокоуровневых образов, которыми человек в итоге и оперирует.

Мозг не самостоятелен в своих действиях. Им дирижирует таламус — парный орган, которым заканчивается средний мозг, идущий от спинного. У таламуса к каждому участку коры прикреплены ниточки. Дергая за них, он активизирует те или иные участки, отвечающие в настоящий момент за оптимальное решение текущей задачи.

Но даже дирижер не независим. Таламусом управляют так называемые базальные ядра (ганглии). У ключевых нейронов этих ядер сильная зависимость от дофамина, нейромедиатора, вызывающего у человека острое удовольствие.

Мы все с вами дофаминовые наркоманы, как ни грустно это признавать, — базальные ядра все время хотят много дофамина. Но он выделяется в ответ на субъективную ценность того или иного решения, за которое отвечает определенный участок коры.

Мозг человека

Если ценность активации участка коры высока, то есть это решение для нас в текущей ситуации предположительно оптимальное, то дофамина выделится больше, и мы испытаем радость. Что определяет ценность? Во-первых, наш опыт. У маленького ребенка опыт минимален, и он радуется почти всему на свете, любому кубику. Проявляя любопытство, человек пробует различные варианты, закрепляет те, которые приносят субъективную пользу и, соответственно, выбросы дофамина, и избегает тех, которые, напротив, причиняют неприятные или болевые ощущения. По мере взросления и приобретения опыта планка ценности повышается.

Во-вторых, ценность определяется эмоциями (и не только положительными): чем они ярче, тем выше ценность. Отсюда следует еще один нейрофизиологический регулятор — области мозга, отвечающие за эмоции (миндалины, гиппокамп, передние и височные доли коры и другие).

Получается, что мозг в процессе поиска оптимального решения стоящей перед ним задачи работает как саморегулирующаяся система. С одной стороны, он задействует знания из опыта (то есть из соответствующих участков коры), с другой — взвешивает эти решения за счет системы переживания эмоций (включающих эти же и другие участки коры и органы лимбической системы мозга). Все это собирается базальными ядрами, и через таламус дается «добро» на активацию участка коры, приносящего наибольшее вознаграждение дофаминовым нейронам базальных и других структур мозга.

Чрезвычайно важную роль играет мозжечок. Считается, что он отвечает за координацию движений, чувство баланса и равновесия. Но известно, что в мозжечке, на который приходится всего около 10 процентов объема мозга, почему-то нейронов примерно в два раза больше, чем во всем остальном мозге, — 70 миллиардов против 30. Неужели столько нервных клеток нужно только для координации движений?

Материалы по теме

00:02 — 12 июля 2016

Ученые лишь с недавнего времени начали понимать, что мозжечок отвечает не только за движения, а вообще за все автоматизмы, включая «свернутые действия» — шаблоны мысленных ответов из базы знаний. Например, для тренированного спортсмена не составит особого труда выполнить сальто назад с винтом на 360 градусов. Он сделает это, не задумываясь, потому что его мозжечок в нужный момент извлечет из хранилища информацию, мозг получит необходимые команды, и тело выполнит этот акробатический элемент автоматически. Спортсмен практически не задумывается, работает его подсознание.

Точно так же, похоже, дело обстоит с другими автоматизмами, например, с речью. Человек мыслит высшими образами, а мозжечок уже сам решает, как это лучше облечь в средство общения. При этом, безусловно, задействуются давно и надежно установленные центры обработки речи в коре мозга, но в тесной связи с мозжечком, непрерывно предлагающим готовые, до автоматизма отработанные решения и/или корректирующим в соответствии с ними неизбежно возникающие ошибки.

Основные направления нейропсихологии — СтудИзба

1.        Основные направления нейропсихологии.

Нейропсихология — это интенсивно развивающаяся отрасль психологиче­ской науки, в которой выделилось несколько самостоятельных направлений, объединенных общими теоретическими представлениями и общей конечной задачей, состоящей в изучении мозговых механизмов психических процес­сов: клиническая, экспериментальная, реабилитационная нейропсихология, нейропсихология детского, старческого возраста, нейропсихология индиви­дуальных различий (в норме) и др.

Основным направлением является клиническая нейропсихология, главная задача которой состоит в изучении нейропсихологических синдро­мов, возникающих при поражении того или иного участка мозга, и сопостав­лении их с общей клинической картиной заболевания. Основными методами, используемыми в клинической нейропсихологии, являются методы клиниче­ского (неаппаратурного) нейропсихологического исследования, разработан­ные Лурия и известные у нас и за рубежом под названием «луриевские мето­ды». А. Р. Лурия созданы теоретические основы нейропсихологической син-дромологии, введено новое представление о нейропсихологическом син­дроме как закономерном сочетании различных нарушений психических функций (нейропсихологических симптомов), которое обусловлено наруше­нием (или выпадением) определенного звена (фактора) функциональной сис­темы. Поражение той или иной зоны мозга приводит к появлению первичных симптомов и вторичных, системных влияний этого дефекта на всю функцио­нальную систему в целом или на несколько функциональных систем сразу. Совокупность первичных и вторичных симптомов и составляет нейропсихологический синдром.

Принципиально новым было введение в клиническую нейропсихологию представлений о высших психических функциях как сложных функцио­нальных системах, различные звенья которых связаны с разными аспектами психической функции, а также представлений о факторах как об определен­ных физиологических закономерностях работы тех или иных участков мозга, нарушение которых лежит в основе нейропсихологических синдромов. В рамках клинической нейропсихологии А. Р. Лурия и его учениками собран огромный фактический материал. Описаны основные нейропсихологические синдромы поражения конвекситальной коры и ближайших подкорковых структур (преимущественно левого полушария), синдромы поражения глу­бинных подкорковых образований, расположенных по средней линии, а так­же синдромы поражения медиобазальных отделов мозга.

В настоящее время в клинической нейропсихологии интенсивно изучают­ся новые синдромы, связанные с поражением правого полушария мозга, с на­рушением межполушарного взаимодействия, с поражением глубинных структур мозга; исследуется специфика синдромов, определяемая характером поражения (сосудистое заболевание, травма, опухоль и т.д.). Дальнейшая разработка этой проблематики связана с успехами нейрохирургии (сосуди­стой, стереотаксической), а также с развитием современных аппаратурных методов диагностики локальных поражений головного мозга (компьютерной томографии и др.) и внедрением математических методов анализа нейропси­хологических синдромов.

Другим направлением современной нейропсихологии является экспери­ментальная нейропсихология, в задачи которой входит эксперимен­тальное (в том числе аппаратурное) изучение различных форм нарушений психических процессов при локальных поражениях мозга. Это, прежде всего, экспериментальное нейропсихологическое исследование познавательных процессов (речи, памяти, восприятия, мышления), а также произвольных движений и действий. (Изучению нейропсихологии речи А. Р. Лурия посвятил несколько десятилетий. Начиная с «Травматической афазии» и кончая монографией «Язык и сознание» (с 1947 по 1977 г.), он последовательно разрабатывал различные проблемы афа­зии и нейропсихологии речи. В результате им была создана новая классификация афа­зий, основанная на представлении о речевой деятельности как о сложной, но единой функциональной системе, состоящей из многих афферентных и эфферентных звеньев. Им был предпринят систематический анализ афазий, а также изучение псевдоафазических расстройств, возникающих при поражении глубинных отделов мозга. Было начато исследование специфики речевых нарушений при поражении конвекситальных отделов правого полушария, изучение нейрофизиологической природы различных афазических симптомов (забывания, семантических расстройств речи, речевых персевераций и др.). А. Р. Лурия был разработан новый нейролингвистический подход к афазиям. Значительных успехов достигла школа А. Р. Лурия в изучении нейропсихологии памяти, А. Р. Лурия и его со­трудниками описаны модально-неспецифические нарушения памяти, связанные с пора­жением неспецифически срединных структур разных уровней, а также нарушения памяти как мнестической деятельности, характерные для больных с поражением лобных долей мозга. Проведено исследование нарушений модально-специфической слухоречевой памя­ти, нарушений семантической памяти, т. е. памяти на понятия, составляющие единое ло­гическое целое).

Интенсивно разрабатываются в рамках экспериментальной нейропсихоло­гии и проблемы нейропсихологии гностических процессов (зрительного, слухового восприятия, нейропсихологии нарушений интеллектуальной дея­тельности. В настоящее время начаты новые исследования, посвященные изучению нарушений как познавательных процессов (пространственного восприятия, тактильного, цветового гнозиса, цветовой памяти наглядно-образного и вербально-логического интеллекта), так и эмоционально-личностной сферы (эмоционального фона, эмоционального реагирования) с использованием новых методов экспериментального нейропсихологического исследования.

Одним из важнейших направлений современной нейропсихологии является реабилитационное направление, посвященное восстановлению выс­ших психических функций, нарушенных вследствие локальных поражений головного мозга. Данное направление разрабатывает принципы и методы восстановительного обучения больных, перенесших мозговые локальные заболевания. Эта работа началась в годы Великой Отечественной войны, когда советские психологи (А. Р. Лурия, А. Н. Леонтьев, Б. В. Зейгарник, С. Я. Рубинштейн, А. В. Запорожец, Б. Г. Ананьев, В. М. Коган, Л.В. Занков, С. М. Блинков, Э. С. Бейн и многие другие) активно включились в разработку про­блемы восстановления функций после военной травмы. Теоретические итоги этой работы — в виде общей концепции и принципов восстановления нарушенных психических функций — были сформулированы в обобщенном виде в монографиях А. Н. Леонтьева, А. В. Запорожца, Т. О. Гиневской и А. Р. Лурия.

Центральное положение нейропсихологической реабилитации состоит в том, что восстановление сложных психических функций может быть дос­тигнуто лишь путем перестройки нарушенных функциональных систем, в ре­зультате которой скомпенсированная психическая функция начинает осуще­ствляться с помощью нового «набора» психологических средств, что предпо­лагает и ее новую мозговую организацию.

Рекомендуемые файлы

Для выбора необходимого «набора» психологических средств требуется тщательный психологический анализ (квалификация дефекта методами ней­ропсихологической диагностики). Наиболее интенсивно в рамках реабилита­ционного направления велась (и ведется) работа по восстановлению речевой деятельности. Разработаны и успешно используются методы восстановления экспрессивной и импрессивной речи, а также памяти и интеллектуальной деятельности.

В настоящее время в этой области нейропсихологии происходит распро­странение нейропсихологических принципов восстановления на невербаль­ные психические процессы, сложные двигательные функции, а также на лич­ность больного в целом.

Следующим направлением в нейропсихологии является пси­хофизиологическое. Впервые в клинике локальных поражений головного мозга использовал различные объективные психофизиологические методы исследования А. Р. Лурия. Он первым применил «сопряженную моторную методику», направленную на объективизацию аффективных комплексов. И в настоящее время нейропсихологи постоянно используют в своих ис­следованиях различные физиологические показатели психической деятель­ности: механограмму и миограмму—для исследования произвольных движе­ний, плетизмограмму — для изучения ориентировочного рефлекса как ос­новы внимания, показатели движений глаз — для оценки зрительного вос­приятия, электрофизиологические показатели — для изучения процессов произвольной регуляции психических функций в норме и при локальных по­ражениях мозга, а также нарушений памяти, восприятия, интеллектуальной деятельности. Т.о., в задачи психофизиологического направления входит изучение физиологических механизмов нарушений высших психических функций человека, возникающих вследствие поражения отдельных мозговых структур. Это направление исследований тесно взаимосвязано с экспери­ментальной нейропсихологией.

Важнейшим положением отечественной нейропсихологии является поло­жение о том, что высшие психические функции надо сопоставлять не с мор­фологическим субстратом, а с физиологическими процессами, которые осу­ществляются в тех или иных мозговых структурах во время реализации функции. Для обозначения этих физиологических процессов (разной степени сложности и интегративности) А. Р. Лурия было введено понятие «фак­тор». Для исследования факторов в нейропсихологии используются как ме­тоды клинического нейропсихологического синдромного анализа, так и пси­хофизиологические методы, непосредственно направленные на изучение фи­зиологических механизмов нарушений психических функций.

Психофизиологические исследования помогли уточнить роль лобных до­лей мозга в произвольной регуляции познавательной психической деятельно­сти, опосредованной речью, выяснить характер участия лобных и височных отделов мозга в регуляции эмоциональных состояний, уточнить роль движе­ний глаз в нарушениях зрительного восприятия, проанализировать психофи­зиологические механизмы нарушений произвольных движений и действий и др.

В настоящее время развитие исследований в области «психофизиоло­гии локальных поражений головного мозга» идет, с одной стороны, по пути расширения проблематики и более систематического изучения физиологиче­ских механизмов различных нейропсихологических симптомов и синдромов в целом, с другой — по пути усовершенствования методического аппарата (математическая обработка ЭЭГ-данных на ЭВМ и др.).

Нейропсихология детского возраста как направление начало складываться в 70-е годы по инициативе А. Р. Лурия. Необходимость его создания диктовалась спецификой нарушений психических функций при ло­кальных мозговых поражениях у детей. Клинические наблюдения за детьми раннего возраста показали, что поражение коры левого полушария у них, как правило, не сопровождается характерными для взрослых нарушениями рече­вых функций. Иными, чем у взрослых больных, являются и симптомы пора­жения правого полушария мозга. Возникла необходимость специального изучения «детских» нейропсихологических симптомов и синдромов, накоп­ления и обобщения фактов. Для этого потребовалась специальная работа по адаптации к детскому возрасту методов нейропсихологического исследова­ния и их стандартизации.

Систематическое нейропсихологическое исследование детей с локаль­ными мозговыми поражениями в возрасте 5—15 лет, проведенное Э. Г. Симерницкой, обнаружило, что на разных ступенях онтогенеза поражение од­ного и того же участка мозга проявляется неодинаково. Выделены три воз­растные группы (5-7, 7—12, 12—15 лет), каждая из которых характеризуется своими симптомами. Максимальные отличия от «взрослой» симптоматики обнаружили дети первой возрастной группы. Хотя поражения левого полу­шария у этих детей и ведут к речевым нарушениям, последние носят неафазический характер. Поражения правого полушария у них существенно чаще, чем у взрослых, приводят к речевым дефектам (как правило, в виде вербально-мнестических нарушений). Кроме того, у детей поражение правого полу­шария часто приводит к билатеральному ухудшению восприятия словесного материала, чего никогда не наблюдается у взрослых, у которых билатераль­ный эффект связан с левополушарными поражениями мозга. Эти факты ука­зывают на качественное различие процессов межполушарной асимметрии и межполушарного взаимодействия в детском возрасте. Как вербальные, так и невербальные (зрительно-пространственные) функции в детском возрасте имеют иную мозговую организацию, чем у взрослых.

Если Вам понравилась эта лекция, то понравится и эта — Основные стратегии согласования интересов.

Изучение особенностей мозговых механизмов высших психических функ­ций у детей с локальными мозговыми поражениями позволяет выявить зако­номерности хроногенной локализации высших психических функций, о ко­торой в свое время писал Л. С. Выготский, а также проанализировать различ­ное влияние очага поражения на психические функции в зависимости от воз­раста («вверх» — на еще не сформировавшиеся функции «вниз» — на уже сложившиеся). «Детская нейропсихология» раскрывает широкие возможно­сти для изучения проблемы межполушарной асимметрии и межполушарного взаимодействия, для изучения вопроса о генетическом и социальном факто­рах в формировании этих фундаментальных закономерностей работы мозга. Велико и прикладное значение «детской нейропсихологии», так как адапти­рованные к детскому возрасту нейропсихологические методы позволяют оп­ределять зону поражения мозга у детей так же успешно, как и у взрослых.

Нейропсихология старческого возраста. Несколько позже, чем другие направления нейропсихологии, стала формироваться нейропсихоло­гия старческого возраста, когда психология, медицина и нейронауки соеди-нились в комплексном подходе к проникновению в механизмы нормальных и патологических изменений мозга и психики в период так называемого воз­раста инволюции, который согласно возрастной периодизации начинается в 45 — 50 лет. Мощным стимулом для этого явилось изменение демографиче­ской ситуации с опережающим ростом численности людей пожилого возрас­та по отношению к общему росту населения. Одно из следствий этого про­цесса — увеличение количества характерных для этого возраста психических заболеваний, в частности старческого слабоумия, связанного с нарушением функций мозга атрофической и сосудистой природы. Нейропсихологический подход занял одно из центральных мест в решении проблем профилактики психического здоровья в последней трети жизни человека, в нозологической и прогностической диагностике, психологической коррекции и фармакотера­пии ослабоумевающих процессов. Важным постулатом, лежащим в основе нейропсихологических исследований, являются представления о сходстве мозговых изменений при нормальном и патологическом старении в виде уменьшения массы мозга, атрофии нервных клеток, сглаживания извилин, расширении мозговых желудочков. Естественно, в патологии отражаются особые специфические изменения мозговой ткани. Диффузная церебральная дефицитарность проявляется и в реализации ВПФ, а при заболеваниях мозга в прогрессирующем мнестико-интеллектуальном снижении, приводящем на определенных стадиях развития болезни к дезорганизации психической дея­тельности и дезадаптивному поведению (деменции).

В решении этих и других вопросов нейропсихологии старческого возраста наиболее продуктивным представляется исследование проблемы «мозг и психика при старении» с помощью синдромного метода А.Р.Лурия, где все когнитивные прцессы рассматриваются в сочетании, комплексно, как многозвеньевые функциональные системы, находящиеся во взаимосвязи и объединенные общими звеньями (факторами), обеспечиваемыми работой специфических функциональных зон мозга. Т.е., даже при диффузной мозговой патологии ни одна психическая функция не нарушается полностью (или равномерно по всем составляющим) и именно при распространенных процессах в мозге, затрагивающих его «широкую зону», правомерно ожидать сочетанных изменений или расстройств в различных слагаемых мнестико-интеллектуальной сферы.

В подходе к изучению мозговых механизмов психических функций в позднем возрасте продуктивным является применение концепции Лурия А.Р. о трех блоках мозга, которая рассматривает психические процессы в связи с интегративной работой трех крупных морфо-функциональных структур, ка­ждая из которых вносит свой специфический вклад в обеспечение энергети­ческих и нейродинамических параметров психической активности (1 блок), актуализации операционного состава психической деятельности (2 блок) и ее произвольной регуляции (3 блок).

За последнее время все более начинает утверждаться нейропсихоло­гических подход в психодиагностике, т. е. применение нейропсихологиче­ских знаний для изучения здоровых людей, с целью профотбора, профориен­тации и т. п. Наибольшее развитие в этом направлении получило изучение у нормы вариантов межполушарной асимметрии мозга («профилей латераль-ности») и сопоставление их с различными познавательными, эмоциональ­ными процессами и личностными характеристиками. Была выявлена связь «профилей латеральности» с успешностью выполнения производственной деятельности, уровнем спортивных достижений. Все эти данные свидетель­ствуют о большой значимости закономерностей парной работы больших по­лушарий для решения психодиагностических задач. Нейропсихологический подход к проблемам психодиагностики весьма перспективен, и работу в этом направлении можно расценивать как самостоятельную линию развития ней­ропсихологии.

Таким образом, центральная теоретическая проблема нейропсихологии — проблема мозговой организации (или локализации) высших психических функций человека — остается главной для всех нейропсихологических на­правлений. Она изучается лишь разными методами и на разном «материале».

Зачем идти к нейропсихологу

Нейропсихология полезна людям любого возраста и как будто с любыми проблемами – от сложностей в учёбе до постинсультных состояний. Каким образом эта наука помогает детям улучшить оценки, студентам – не засыпать на парах, а взрослым – справляться с тяжёлыми болезнями и травмами головного мозга, ИА «Чита.Ру» рассказала нейропсихолог психотерапевтического центра «Катарсис» Ирина Галиакберова.

«Нейропсихология применима к любому человеку»

– Чем нейропсихология отличается от общей психологии?

– Нейропсихология – молодая, развивающаяся наука. Она сочетает знания медицины и психологии, позволяет более предметно рассмотреть связь мозга и психики. Как и психология, эта наука обобщает закономерности психики, но при этом определяет мозговые механизмы психических явлений. Так нейропсихология объясняет, какие участки мозга отвечают за чувства, память, речь и другие психические процессы.

– Как именно вы изучаете психические процессы?

– Есть целый набор специальных проб, с помощью которых нейропсихолог определяет функциональное состояние различных участков головного мозга. Они позволяют установить связи между нарушениями функций и недостаточной работой определённых зон мозга.

Например, для исследования зрительного восприятия мы показываем различные картинки. Если испытуемый неверно определяет, что нарисовано, то можно предположить так называемые гностические трудности и слабость затылочной области мозга. Но это только предположение, пока оно не подтверждено такого же рода ошибками зрительного восприятия в других пробах.

Есть специальные пробы для исследования двигательных функций. По характеру и особенностям их выполнения мы делаем вывод о функциональном состоянии, скажем, теменной области. Но в двух словах об этом не расскажешь. Чтобы сделать верное нейропсихологическое заключение о качестве работы мозга, нужно провести комплексное исследование с помощью достаточно простых для выполнения проб.

– С какими проблемами помогает справляться нейропсихология?

– Изначально эта область развивалась как прикладное к неврологии направление, помогающее людям с очаговыми поражениями мозга. Родилась она в печальных условиях после Второй мировой войны. Многие пострадали в боях, получили ранения. Им требовалась не только хирургическая помощь – необходимо было восстанавливать психические функции, которые нарушались из-за мозговых травм. Нейропсихология совершенствовалась именно из-за необходимости помочь огромному числу пострадавших.

Раньше мы говорили только о тех, кто получил травму, перенёс инсульт, но сегодня нейропсихология может рассказать о работе мозга почти каждому из нас. Знания этой науки широко используют для объяснения индивидуальных различий, поэтому нейропсихология применима ко всем людям.

Чаще всего к нам приводят детей с трудностями в учёбе. Причём эти трудности нельзя объяснить тем, что ребёнок ленится или не учит правила. Нейропсихология говорит, что он просто не может в полной мере понять, что и как требуется сделать. У ребёнка не дозрела некая специфическая часть головного мозга, которая и является причиной проблем. Например, математика может тяжело даваться как раз из-за того, что у ребёнка не развит определённый участок мозга, отвечающий за пространственное представление. Школьник путает, где выше, где ниже, где право, где лево, что больше, что меньше. Элементарное же представление о дроби требует от нас понимания, где находится числитель, а где – знаменатель. Родители и учителя могут и не догадываться что дело в этом, а нейропсихолог проведёт диагностику, выявит причину и воздействует на функционал мозга, чтобы компенсировать проблему.

– Что происходит после диагностики?

– Назначается программа коррекционных воздействий, которые помогают развить мозг или компенсировать слабость, полученную под воздействием внешней среды. Для этого реализуют комплекс упражнений, которые восполняют пробелы и развивают всю психическую деятельность.

– Вы работаете в группах или индивидуально?

– Бывают разные формы работы. Чаще всего это зависит от степени нарушений. Если степень выраженности очень большая, необходимы сначала индивидуальные, а затем групповые занятия. Бывает и наоборот – групповая работа создаёт внешний социальный запрос для развития функций мозга и оказывается эффективнее.

– Как проходит сеанс коррекции?

– Если коротко – интересно, но не всегда легко. Есть определённые принципы, которые помогают достичь успеха. Безусловно, должен быть налажен контакт с тем, кому мы пытаемся помочь. Кроме того, ему должно быть интересно. Если мы просто дадим задания и заставим человека тренироваться без понимания смысла и цели, к которой он идёт, результата не будет.

Мне запомнилось одно коррекционное занятие в московском центре, где я впервые училась нейропсихологии. В тот момент меня впечатлили взрослые женщины, которые сидели и с увлечением клеили аппликации. Только потом я выяснила, что так они оформляют кабинет ко дню рождения другой пациентки на реабилитации. Многие из них были с постинсультными состояниями, парезами конечностей – мягко говоря, не очень хорошо справлялись с ножницами. Но у них была цель, и поэтому они старались изо всех сил, преодолевали трудности. Отсюда основной принцип коррекционных занятий – деятельность нужно организовывать с конкретной целью, со значением.

Для детей коррекцию организовывают в форме игр, которые позволяют следить друг за другом, учить друг друга во время групповой работы. Есть двигательные упражнения, задания на развитие абстрактных психологических функций. Главное, чтобы ребятам было интересно.

«Заехать в гараж задним ходом женщине не позволяет участок мозга, который отвечает за пространственные функции»

– Вы говорили преимущественно о взрослых с травмами, постинсультным состоянием. Может ли физически здоровый человек прийти к нейропсихологу?

– Безусловно, может. В своё время меня поразили, рассказав, что студенты и школьники во время занятий лежат на партах не из-за лени. Часто причина кроется в слабости подкорковых структур, из-за которой возникает недостаток кислорода и усталость. На тот момент для меня было открытием, что я – здоровый человек – тоже имела такую особенность мозга.

Или классическая женская трудность – заехать задним ходом в гараж. С точки зрения нейропсихологии дело в том, что эволюционно нам (женщинам) не нужно было ориентирование в пространстве: мы охраняли очаг, пока мужчины бегали по лесам и горам. Здоровый человек и не подозревает, что именно участок мозга, отвечающий за пространственные функции, не позволяет ему въехать в гараж, и что можно стимулировать этот участок и избавиться от проблем.

– А что насчёт историй о мужчинах, которые открывают холодильник и видят только прямо перед собой – это тоже можно объяснить недоразвитостью какого-то участка мозга?

– С одной стороны – да. Мужской мозг вообще особенный: у них преобладает левополушарный тип мышления. Мужчины вычленяют наиболее существенную информацию из всего, что происходит вокруг. Холодильник – скорее побочный эффект. Важно понимать, что у каждого человека своя специфика функционирования мозга и психики. Лабиринтное видение, которое наблюдается в описанном вами случае, далеко не все считают проблемой. Мужчины на него не жалуются.

– Вы говорили, что во время сеанса важно наладить контакт с клиентом. Как вы это делаете?

– Универсальных способов у меня нет. В каждом конкретном случае контакт индивидуален. Главное, что помогает наладить его – желание помочь. Когда человек, который пришёл за помощью, видит это искреннее желание, он открывает, показывает проблему, и мы можем вместе думать над тем, как её решить.

«Детям не обязательно знать, что у них есть проблема»

– Бывает, что родители приводят детей, которые не осознают своей проблемы?

– Дети – сложная категория в работе психолога и нейропсихолога. Может быть, иногда не стоит говорить ребёнку, что у него проблема, что из-за неё он попал к психологу.

В некоторых случаях используется такой приём. Детей приглашают в центр для работы и помощи другим ребятам с похожими особенностями. Эти помощники на какое-то время становятся сотрудниками центра и проверяют на себе, действуют или не действуют психологические методы. По согласованию с родителями даже получают символическую зарплату. Удивительно, но при этом у всех сразу же улучшается математика – деньги ведь нужно считать.

– А как поступать с подростками, с которыми уже и в игровой форме не поработаешь, и о проблемах напрямик не скажешь?

– Это тонкости возрастной психологии, которую изучают все специалисты нашей сферы. Если мы говорим о детях, то с ними надо играть. Если мы говорим о подростках, то их нужно воспринимать как личность взрослую, относиться уважительно. Опять же, не могу назвать универсальные приёмы. Кому-то нужна жёсткая рука, кому-то – лёгкая. Кого-то нужно оставить в покое и дать реализоваться в некой ситуации без нажима. Как поступать, подсказывает профессиональная интуиция и опыт.

– Мы уже говорили о том, как нейропсихология может помочь с математикой. А что насчёт гуманитарных предметов?

– Основная идея нейропсихологии в том, что мозг работает как единое целое, но каждый участок вносит свой вклад в психику. Если он плохо это делает, то психика немного нарушается. Сложности с гуманитарными предметами могут возникнуть по разным причинам. Ребёнок может не понимать смысла прочитанного, плохо его запоминать, не усваивать хронологию событий в истории. Нейропсихолог улавливает суть трудностей и уже после этого помогает справиться с ними. Сложности с диктантами могут возникнуть из-за сниженной памяти, приоритета зрительного восприятия или слабости участка мозга, который отвечает за различение звуков. Всегда нужен индивидуальный подход.

– Но как понять, что пришла пора обращаться к нейропсихологу?

– Тревожным звоночком станут проблемы, которые ни вы, ни врач объяснить не сможет. Я уже приводила в пример не ленивого, умного ребёнка, которому по неизвестным причинам не даётся математика. К нейропсихологу стоит направить и его, и взрослого, который непонятно почему всегда натыкается на стены, вроде бы видит дверной проём, но всё равно задевает плечом косяк.

У нас в центре «Катарсис» 6 декабря в 12.00 пройдёт лекция «Кому и зачем нужна нейропсихология», где я подробнее отвечу на этот вопрос, помогу посетителям немного разобраться в себе. Такие открытые лекции и семинары, во время которых специалисты рассказывают об особенностях своих методов, проводятся в центре регулярно, попасть на них можно бесплатно и без предварительной записи. Программы и темы мы регулярно публикуем на страницах в социальных сетях.

Нейропсихологические занятия с детьми. Что нужно знать?

Нейропсихология — это наука, которая изучает психические функции мозга. Взаимосвязь таких психических процессов, как внимание, речь, память, и взаимодействие различных систем мозга напрямую определяют особенности развития и обучения ребенка. Нейропсихологические занятия с ребенком необходимы в тех случаях, когда есть подозрения на детские расстройства и мозговые нарушения когнитивных функций. Благодаря пластичности мозга в детском возрасте, все нарушения могут легко поддаваться нейрокоррекции. 

Основные программы нейропсихологического сопровождения развития детей от 3 до 5 лет и от 5 до 12 лет

Возрастные особенности детей от 3 до 5 лет отличаются задержкой речевого развития и трудностями овладения моторными навыками. Именно в этот период у детей часто возникают сложности с речевой активностью и координацией движений. Поэтому нейропсихологическое сопровождение развития ребенка должно быть направлено, в первую очередь, на профилактику данных навыков. Специалисты по нейропсихологии индивидуально подбирают упражнения и игры для каждого ребенка, учитывая уровень развития его речевых и моторных навыков. 

Если до 5 лет можно проводить только профилактические нейропсихологические занятия, то после 5 лет можно приступать к коррекционным занятиям. В данном случае следует сначала пройти нейропсихологическое обследование, чтобы выявить возникающие у ребенка трудности. Именно на их коррекцию и изменение будет направлена работа  нейропсихолога. Возрастной период, начинающийся с 5 лет, является самым подходящим и благоприятным для коррекционных нейропсихологических занятий. 

Какие проблемы помогут решить нейропсихологические занятия с ребенком?

Благодаря занятиям с нейропсихологом у ребенка получится не только эффективным образом преодолеть трудности, которые у него возникали во время обучения, но и в целом оказывает позитивное воздействие на естественный ход развития ребенка: стабилизирует эмоциональный фон, повышает самооценку и уверенность в себе и раскрывает потенциальные возможности ребенка.

Чего ожидать от посещения нейропсихологических занятий?

Нейропсихологические занятия с детьми включают различные формы работы: специальные познавательные игры, двигательные, дыхательные упражнения, а также упражнения на развитие артикуляции и балансировки, на формирование зрительного внимания и восприятия.

Узнайте больше о том, как проходят нейропсихологические занятия с детьми и запишитесь на прием к специалисту.

Нейропсихология — обзор | Темы ScienceDirect

Введение

Нейропсихология, как следует из названия, изучает неврологические основы психологических процессов. Это исследование отношений между мозгом и поведением, и, говоря современным языком, оно могло бы считаться частью области нейробиологии. Нейропсихологи обычно заинтересованы в том, чтобы связать поведение со структурой и функцией мозга. Таким образом, нейропсихологические оценки включают структурированные тесты и систематические наблюдения, которые исследуют взаимосвязи между мозгом и поведением и измеряют их интегрированные функции.Эти функции отражают то, как разум и тело работают вместе для внутренней обработки ввода и информации, а затем действуют в соответствии с ней. Из-за включенных конструкций термин «нейроповеденческий» иногда используется взаимозаменяемо с нейропсихологическим.

Область нейропсихологии началась со взрослых и использовалась в диагностических целях. Поведенческие тесты были разработаны для включения задач, связанных с конкретными областями мозга, с различной степенью специфичности. Например, расстройство экспрессивной речи может быть связано с областью в области мозга Брока и нейронными сетями, которые связывают его с другими структурами.Выявление задач, специфичных для конкретной структуры или пути, и наблюдение за соответствующими поведенческими функциями, позволяет клиницисту понять источник дефицита и в результате определить более эффективное лечение.

Область нейропсихологии фокусируется на основных механизмах мозга, которые определяют поведение, и особенно поведенческие дефициты, а также их траектории развития во времени. Успехи нейропсихологии у взрослых привели к естественному расширению и развитию нейропсихологических тестов для детей.И хотя мы знаем о взаимоотношениях между мозгом ребенка и поведением меньше, чем о взаимоотношениях между мозгом и поведением взрослых, это предприятие также оказалось успешным. На самом деле существуют тщательно разработанные батареи нейропсихологических тестов для детей, и это дало толчок развитию целой индустрии. Эти тесты включают в себя конкретные задачи для оценки типичных нейропсихологических конструкций, таких как внимание, имитация, память, восприятие, планирование, решение проблем, целеустремленность, рецептивные и выразительные языковые способности, сенсорная обработка, эмоции, социальные и поведенческие компетенции, движения и мышцы. тон.

Нормированные оценки для младенцев и детей ясельного возраста часто используются для определения степени, в которой различные нейропсихологические характеристики свидетельствуют о производительности, которая оптимально развивается в более высоком, чем ожидалось, возрастном уровне, обычно развивается и в пределах ожидаемого возрастного диапазона, или производительности, которая отражает задержку или дисфункцию. Например, существует ряд отличных диагностических тестов для синдрома дефицита внимания с гиперактивностью (СДВГ) и его подтипов невнимательности и гиперактивности.И, несмотря на опасения по поводу гипердиагностики, эти оценки оказались успешными в выявлении дефицита внимания даже у очень маленьких детей и в то время, когда вмешательства с большей вероятностью будут иметь долгосрочные преимущества.

Дальнейшее нисходящее распространение нейропсихологической оценки на младенцев (и даже на плод) труднее по нескольким причинам. Во-первых, поведение младенца более глобально и разрозненно, чем поведение в детстве, а невербальная форма общения и ограниченная подвижность, типичные в младенчестве, естественным образом ограничивают функции, которые можно оценить.Во-вторых, мы только начинаем документировать конкретные детские формы поведения, которые соответствуют результатам нейропсихологических тестов в более позднем возрасте. В-третьих, поскольку младенческий мозг и нейронные сети, соединяющие различные структуры, менее развиты, мы меньше знаем о взаимосвязях между мозгом и поведением у младенцев, чем мы знаем о пожилых людях.

Оценки для детей старшего возраста и взрослых нельзя просто «уменьшить» для младенцев. Многие оценки младенцев основываются на новых способностях подхода «снизу вверх», который измеряет области, которые, как считается, связаны с нейропсихологическими процессами, которые развиваются в более позднем детстве.Итак, мы используем термин «нейропсихология» здесь в широком смысле, но мы действительно включаем оценки, которые тестируют конструкции, которые считаются или известны как связанные с нейропсихологическими областями у пожилых людей, и где делается попытка понять лежащие в основе механизмы мозга.

У младенцев и детей младшего возраста нейропсихологические оценки используются для: (1) документирования того, в каком континууме развития человек функционирует в данном возрасте, (2) описания закономерностей развития мозга с течением времени, (3) документирования влияний биологические и социальные факторы риска, а также клиническое вмешательство в нейропсихологические исходы и (4) определение предшественников риска последующих расстройств.Эти тесты исследуют как индивидуальные, так и интегрированные функции, которые отражают целостность центральной нервной системы (ЦНС) и показывают взаимосвязь между структурами мозга и клеточными сетями по мере развития сложных функций и обучения. В течение первых трех лет используются стандартизированные процедуры для измерения того, как младенец развивает сложное интегрированное поведение, движения и вокализацию в ответ на внутренние процессы и взаимодействия с окружающей средой. Включение оценок эффективности в знакомые контексты дает более полное представление о различных функциях, позволяет проводить мультидисциплинарные оценки в единой обстановке и может быть полезно для выявления конкретных потребностей и измерения результатов целевых вмешательств.

Нейропсихология — обзор | Темы ScienceDirect

ИСТОРИЯ И ОПРЕДЕЛЕНИЯ

Нейропсихология — это специальность психологии, изучающая взаимосвязи между мозгом и поведением. Нейропсихология — это разнообразная область, включающая экспериментальную нейропсихологию, изучение взаимосвязей между мозгом и поведением у животных; когнитивная нейропсихология, изучение нормального познания у человека; поведенческая нейропсихология, сочетание теории поведения и нейропсихологических принципов; и клиническая нейропсихология, изучение взаимосвязей между мозгом и поведением людей.Когда врач запрашивает нейропсихологическое тестирование для пациента, клинический нейропсихолог, скорее всего, предоставит оценку.

В большинстве штатов клинические нейропсихологи имеют лицензию клинических психологов и проходят специальную подготовку (как до, так и после докторантуры) в области нейропсихологии. Основная роль клинических нейропсихологов заключается в оценке когнитивных функций у людей с известным или предполагаемым повреждением головного мозга. Когнитивные функции можно концептуализировать как те процессы, посредством которых человек воспринимает как внешние, так и внутренние стимулы; выбирает подходящие стимулы и подавляет ненужные стимулы; записывает, сохраняет и отзывает информацию; формирует ассоциации между стимулами и манипулирует информацией для достижения цели; и выводит информацию через выражение открытого поведения.Клиническая нейропсихология основана на предпосылке, что оценка этого явного поведения дает информацию о функциональной целостности центральной нервной системы.

Развитие науки нейропсихологии отражено в работах Галла, 1 Брока, 2 Джеймса, 3 Уотсона, 4 Лэшли, 5 Голдштейна, 6 Холстеда, 7 и Лурия. 8 Ранние теории взаимосвязи между неврологическим функционированием и познанием предполагали независимые функциональные модули, что наиболее ярко продемонстрировал френолог Галл.Согласно этой теории, определенные области мозга, отраженные шишками на черепе, были связаны с определенным поведением. Благодаря достижениям в локализации функций, отчасти благодаря исследованиям пациентов, Брока улучшил наше понимание языковой обработки, особенно в области выразительных языковых функций. Вклад Джеймса и Ватсона в принципы психологии в целом и нейропсихологии в частности привел к повышенной чувствительности к необходимости эмпирических данных для поддержки теорий когнитивной функции и к применению научного метода в психологических исследованиях.Работа Лэшли и Голдштейна привела к лучшему пониманию взаимосвязи между локализацией мозга и поведением у неврологически здоровых и неврологически поврежденных людей. Холстед и Лурия с помощью различных методов ясно продемонстрировали, что оценка явного поведения может использоваться для точного определения повреждения мозга.

Хотя современное понимание взаимосвязи между нейроанатомическими структурами и поведением отвергает основанные на черепе принципы френологии, открытие нейроанатомических субстратов когнитивной функции остается главной целью нейропсихологии.Предполагается, что когнитивная функция зависит как от локальных областей конкретных функций, так и от рекурсивных связей между несколькими областями мозга, которые в целом вносят вклад в познание. Чтобы понять такую ​​сложную систему, нейропсихология представляет собой сложную область исследования, объединяющую различные дисциплины, включая психологию, неврологию, клиническую нейробиологию, психиатрию, статистику и физиологию.

Роль клинической нейропсихологии состоит в том, чтобы выяснить влияние повреждения мозга на поведение и уметь учитывать влияние других факторов, таких как генетический, эволюционный, эмоциональный и экспериментальный вклад на когнитивное функционирование.Для достижения этой цели нейропсихологи оценивают когнитивные функции пациентов с помощью поведенческих тестов. Клиницисты обычно используют два основных подхода к нейропсихологической оценке: количественный подход, типичный для которого используются стандартизированные методы оценки и сравнение индивидуальных показателей эффективности с нормативными ожиданиями, и качественный подход, типичным примером которого является углубленный анализ индивидуальных характеристик эффективности с использованием относительно стандартизованных мер для выявить патогномоничные признаки.Хотя эти два подхода развивались частично независимо, современные практики клинической нейропсихологии включают аспекты обоих. 9 Нейропсихологи не только используют количественный и качественный подходы к тестированию, они также проверяют когнитивные функции в многомерной манере. Например, оценку вербальной памяти, формы познания, можно оценить, просто попросив пациентов запомнить список слов. Однако этот подход к тестированию неадекватен сам по себе, потому что вербальная память более сложна, чем просто запоминание списков слов.Таким образом, оценка вербальной памяти влечет за собой тестирование памяти по спискам слов, пар слов, предложений и рассказов с использованием парадигм как немедленного, так и отложенного воспроизведения и распознавания. Такая стратегия оценки предоставляет достаточно данных для анализа полностью конкретных нарушений когнитивных способностей, которые могут быть общими для нескольких процессов, и позволяет более точно различать способности и нарушения.

Сложность и глубина знаний о взаимоотношениях между мозгом и поведением отражены в огромном количестве томов, посвященных их описанию.В этой главе представлен обзор клинической нейропсихологии взрослых с целью оказания помощи практикующим врачам в использовании и интерпретации нейропсихологических данных.

Нейропсихология 3.0: наука и практика, основанная на фактах

Abstract

Нейропсихология готова к трансформации своих концепций и методов, используя достижения в области нейровизуализации, проекта генома человека, психометрической теории и информационных технологий. Утверждается, что сдвиг парадигмы в сторону науки и практики, основанных на доказательствах, может быть осуществлен с помощью инноваций, включая: (1) формальное определение нейропсихологических концепций и задач в когнитивных онтологиях ; (2) создание совместных баз нейропсихологических знаний ; и (3) разработка сетевых методов оценки , которые допускают бесплатную разработку, реализацию на большой выборке и динамическое уточнение нейропсихологических тестов и конструкций, на которые они направлены.В этой статье рассматриваются эти возможности, выделяются избранные препятствия и предлагаются предложения по постепенному продвижению к этим целям.

Ключевые слова: Нейропсихология, геномика, психологическая теория, психологические тесты, информатика, мозг

Три поколения нейропсихологии

Нейропсихология — относительно молодая дисциплина, которая уже претерпела значительные изменения. Без намерения предложить исчерпывающий исторический обзор, предполагается, что эта область уже пережила два различных периода и готова к захватывающей третьей фазе.

Нейропсихология 1.0 (1950-1979)

Идея о том, что поведение связано с функцией мозга, восходит, по крайней мере, к Пифагору (около 550 г. до н.э.), но систематическое изучение отношений между мозгом и поведением началось только в 19 -х гг. г. век. Нейропсихология была признана дисциплиной, отличной от прикладных областей психологии или неврологии только в 1960-х годах, о чем свидетельствует первое использование термина «нейропсихология» в английской биомедицинской литературе (Klove, 1963) и создание Международного нейропсихологического общества (1967). .Первые врачи клинической нейропсихологии, как правило, работали в неврологических клиниках и сосредотачивались на функциональных нарушениях, связанных с отдельными поражениями головного мозга (рассмотрено в классических текстах, таких как Heilman & Valenstein, 1993). 2 В этот период клиническая оценка часто основывалась на интерпретации без обширных нормативных данных, и многие тесты имели значительные психометрические ограничения. Хотя некоторые нейропсихологические батареи были формализованы, многие практикующие врачи гибко использовали тесты для нейропсихологической диагностики.

Нейропсихология 2.0 (1980-настоящее время)

Широкое распространение нейровизуализации снизило полезность клинической нейропсихологии как инструмента для локализации поражений и некоторых вопросов дифференциальной диагностики, а также произвело революцию в исследованиях по оценке отношений между мозгом и поведением, положив начало новой дисциплине когнитивной нейробиологии. . В конце 1970-х годов были созданы официальные программы обучения нейропсихологии, затем была сертифицирована специальная комиссия (1981), и в конечном итоге была проведена Хьюстонская конференция по кодификации руководящих принципов обучения (Hannay, 1998).Больше внимания было уделено классической психометрии, а новые тесты включают более детальную стандартизацию и согласование, позволяющие актуарную интерпретацию расхождений в баллах. Параллельно с этим наблюдался рост судебной нейропсихологии и быстрый рост тестирования валидности симптомов. Клиническая нейропсихология все больше сосредотачивалась на характеристике когнитивных сильных и слабых сторон, а не на дифференциальной диагностике, и получила распространение в исследованиях психиатрических синдромов.

Нейропсихология 3.0

Этот краткий обзор предполагает, что нейропсихология готова к смене парадигмы, используя свое положение на стыке фундаментальной биологии и клинической науки, которая объединяет информатику и развивается вместе с реформой здравоохранения. За кратким описанием факторов, способствующих этому, следует описание возможностей трансформационных изменений.

Силы, способствующие изменениям в нейропсихологии

Нейровизуализация

Технологические достижения в визуализации структуры и функций мозга уже произвели революцию в нейропсихологии (см. Нейропсихология 2.0, выше), и, вероятно, так будет и дальше, поскольку мы все еще далеки от исчерпания известных технических ограничений на пространственное и временное разрешение отдельных модальностей визуализации, а тем более качество информации, которая может быть получена в результате интеграции различных модальностей и путем применения новые стратегии нейроинформатики (Van Horn et al., 2008). Базы данных структурных, диффузионных и функциональных изображений мозга в состоянии покоя уже собираются в большом масштабе, что позволяет, например, использовать вероятностные атласы, которые позволяют нам применять те же самые виды актуарных подходов к количественной оценке структуры мозга, которые являются обычными для наших исследований. результаты нейропсихологических тестов (Shattuck et al., 2008).

Функциональная нейровизуализация пережила особенно поразительный рост и имеет уникальное концептуальное влияние на нейропсихологию. PubMed в настоящее время содержит более 19 000 статей о «фМРТ», что поразительно, учитывая, что список начинается с 1988 года. Несмотря на разногласия по поводу того, насколько фМРТ продвинула понимание взаимосвязей между мозгом и поведением, произошел явный сдвиг в сторону восприятия активации мозга как «зависимая переменная», которая реагирует на когнитивные манипуляции, в отличие от классической точки зрения нейропсихологии, ориентированной на эффекты поражений.Новые аналитические стратегии выявляют паттерны региональной коактивации, предполагая, что функциональные сети, отличные от тех, которые были выявлены при исследованиях поражений, и знания о соединительной анатомии быстро растут и будут развиваться дальше под эгидой проекта NIH Human Connectome Project (Biswal et al., 2010; Glahn et al., 2010). Для использования этих достижений потребуются новые теории функциональной организации мозга и новые разработки, менее зависимые от предшествующих теорий, которые могут быть ошибочными (Poldrack, Halchenko, & Hanson, 2009).Эти разработки обещают, что нынешние представления о когнитивных процессах как «возникающих функциях» мозговой активности будут вытеснены механистическими моделями, связывающими определенные состояния активации мозга с конкретными поведенческими состояниями, эмпирически решая дилемму «разум-мозг».

Проект генома человека

Завершение проекта генома человека, резкое снижение затрат на генотипирование и полногеномное секвенирование, а также увеличение возможностей для создания трансгенных моделей произвели революцию практически во всех областях биомедицины.В частности, учитывая, что наиболее хорошо охарактеризованные поведенческие черты наследуются примерно на 50%, это вопрос , когда , а не , если , мы найдем геномные ассоциации для многих индивидуальных различий в поведении. Однако недавние исследования показывают, что эти отношения даже более сложны, чем предполагалось, и разработка механистических моделей того, как генетическая вариация порождает поведенческие вариации, потребует работы беспрецедентного масштаба (Bilder, 2008), что побудило к призыву к The Human Phenome Project , чтобы начать сборку бесчисленных анализов фенотипической экспрессии от молекулы к разуме (Freimer & Sabatti, 2003).Это привело к созданию таких проектов, как Consortium for Neuropsychiatric Phenomics (CNP), который выделяет нейропсихологическую функцию как важнейшую центральную основу, помогающую преодолеть пропасть между молекулярной биологией и более сложным поведением (Bilder, Sabb, Cannon et al., 2009) . CNP, поддерживаемый инициативой NIH Roadmap под эгидой своей темы «исследовательские группы будущего», фокусируется на стратегиях, направленных на продвижение нейропсихиатрической диагностики за пределы ее нынешней атеоретической таксономии, как выражено в самом последнем издании Диагностического и статистического исследования. Manual (Американская психиатрическая ассоциация, 1994), определяя нейропсихологические фенотипы, которые обладают механистическими связями с лежащими в основе нейронными системами, которые важны для общепринятых диагностических синдромов и являются управляемыми целями для фундаментальных исследований разных видов.Эта программа исследований, которая требует интеграции нейропсихологической науки с опытом в области геномики, молекулярной и клеточной биологии, системной биологии, нейровизуализации, психометрии и информационных наук, уже является приоритетной частью Плана нейробиологии NIH и Стратегического плана NIMH (см. в частности, инициатива «Критерии исследовательской области [RDoC]») (Т. Инсел и др., 2010; Т. Р. Инсел и Катберт, 2009).

Информационные науки

Даже если мы не находимся на пороге технологической «сингулярности», когда небиологические знания опередят все биологические знания (Курцвейл, 2005), нет никаких сомнений в том, что кардинальные изменения в представлении и использовании человеческих знаний был вызван ростом Интернета.Интернетом пользуются более двух миллиардов человек (~ 29% населения мира), причем чаще в Северной Америке (77%), Океании / Австралии (61%) и Европе (58%) (Miniwatts Marketing Group, 2010). «Web 3.0» делает упор на более интеллектуальный персонализированный поиск и извлечение с функциями «семантической сети» для структурирования и эффективного анализа контента. Интернет-биомедицинские знания включают PubMed с ~ 20 миллионами цитирований и PubMed Central с ~ 1 миллионом полнотекстовых статей. Ресурсы по биоинформатике включают базы знаний по геномике, экспрессии генов, протеомике, молекулярным и клеточным процессам.Геномные данные на уровне отдельных случаев централизованно хранятся в национальных репозиториях, а данные о фенотипах будут отслеживаться. «Мудрость толпы» когда-то считалась оксюмороном, но в Википедии более 3,3 миллиона страниц с содержанием, сопоставимым по качеству с лучшими энциклопедиями (Giles, 2005). Facebook утверждает, что 500 миллионов активных пользователей тратят 700 миллиардов минут в месяц на доступ к этому сайту, и ~ 100 000 каждый месяц, которые обновляют свои оценки пятифакторной личности. Несмотря на пока ограниченные данные о достоверности, поиск в Google по запросу «тренировка мозга» дает более 10 миллионов посещений, причем некоторые сайты заявляют о миллионах пользователей, несмотря на стоимость подписки в 15 долларов в месяц.Эти разработки имеют огромное значение для нейропсихологии и включают в себя возможности: (1) делиться знаниями как внутри нашего профессионального сообщества, так и с общественностью в массовом масштабе; (2) совместно собирать знания о мозге и поведении; (3) привлечь большое количество участников исследования; и (4) предоставлять образовательные и клинические услуги способами, которые ранее невозможно было представить. Хотя систематические исследования и клиническое применение этих стратегий в настоящее время являются зародышевыми, недавняя научная работа (Jagaroo, 2009) и рождение Общества нейроинформатики в нейропсихологии (http: // www.scnn.org/) может означать начало новой эры.

Healthcare Revolution

Наша система здравоохранения сталкивается с беспрецедентными кризисами, в то время как поддержка исследований и обучения в области нейропсихологии, а также жизнеспособность нейропсихологических услуг находятся под угрозой из-за финансовой неопределенности, от которой страдают правительства и другие учреждения. Доказательная медицина (ДМ) все чаще рассматривается как критически важная для предоставления ресурсов здравоохранения клинически и экономически эффективным образом, и это уже влияет на клиническую нейропсихологию, которая не всегда рассматривается как «необходимая с медицинской точки зрения».«Учитывая повсеместное быстрое развертывание электронных медицинских карт, отчасти в соответствии с федеральным мандатом, существует огромный потенциал для сбора соответствующих клинических данных, позволяющих объективно оценивать нейропсихологические услуги наряду с другими диагностическими и лечебными альтернативами. Это будет происходить при участии или без участия специалистов в области нейропсихологии. Помимо этого, обещаются персонализированные медицинские стратегии, которые в конечном итоге будут дополнены данными о последовательности всего генома и личными медицинскими записями, включая данные диагностики и лечения на протяжении всей жизни для каждого человека.

Повестка дня для нейропсихологии 3.0

Чтобы добиться смены парадигмы в нейропсихологии, извлекая выгоду из этих достижений, потребуются десятилетия приверженности, но сегодня у нас есть несколько действенных вариантов для ускорения изменений и подготовки к будущему (см.).

Повестка дня для нейропсихологии 3.0

Предлагаются частично перекрывающиеся этапы для развития научно-обоснованной науки и практики в нейропсихологии, от разработки онтологий через совместное агрегирование знаний до разработки адаптивных веб-тестов.

Формализация нейропсихологических концепций и измерений

Для расширения общих знаний о нейропсихологии и обеспечения возможности их использования в разных дисциплинах требуется оперативное определение ключевых понятий и их взаимосвязей. Формальные описания предметных областей или онтологий быстро революционизируют другие биомедицинские дисциплины. Сейчас в сети доступно более 2000 ресурсов по биоинформатике. Нейропсихология требует аналогичных разработок, чтобы ее концепции были представлены, извлечены и связаны со структурой и функцией основных нейронных цепей, клеточных систем, сигнальных путей, молекулярной биологии и геномики.

Проблемы при создании нейропсихологических онтологий включают нечеткие концепции, семантическую неоднозначность терминов, нестабильность и отсутствие консенсуса по поводу ярлыков понятий. Одним из больших преимуществ является то, что абстрактные нейропсихологические конструкции имеют баллов, измеряемых баллами объективных тестов, точно так же, как латентные конструкции проверяются относительно наблюдаемых показателей при моделировании структурных уравнений. Связывая нейропсихологические концепции с конкретными методами измерения, можно определить семейства тестов и объективно оценить степень, в которой они измеряют перекрывающиеся или неперекрывающиеся конструкции (для дальнейшего обсуждения см. Bilder, Sabb, Parker et al., 2009). 19

иллюстрирует, как можно приступить к формализации гипотез о сложных нейропсихологических концепциях и доказательствах, которые используются для их поддержки или опровержения. Начиная с утверждения , , мы можем идентифицировать свидетельств , которые включают индикаторов когнитивных задач , связанных с конкретными функциональными процессами (когнитивные конструкции), и измерения функции и структуры мозга, которые сходятся в нейроанатомических цепях .Клеточные элементы этой модели схемы могут быть связаны с другими биоинформатическими ресурсами (включая пути передачи сигналов, данные молекулярной экспрессии и генные сети; не показаны).

Схематическое представление нейропсихологической гипотезы

Гипотеза включает утверждение (о «торможении двигательной реакции») и связанные с ним доказательства . Доказательства получены из конкретной публикации, в которой использовалась конкретная когнитивная задача (тест времени реакции на стоп-сигнал) для измерения определенного функционального процесса (который в этом примере является когнитивной концепцией «подавление реакции» по словам одного автора. [Полдрак]).Гипотеза предполагает, что этот процесс зависит от функционирования определенного кортикостриатного пути , и этот контур («непрямой путь») связан с графическим представлением соответствующей анатомии коннекторов. Доказательства также включают данные нейровизуализации, в том числе функциональную МРТ (фМРТ) и диффузионную тензорную визуализацию (DTI) в качестве поддерживающих звеньев для вовлечения компонентов нейроанатомической цепи, которые предположительно участвуют в поведенческом процессе.

также иллюстрирует, как противоречивых гипотез могут быть представлены.Например, Полдрак и Чемберс расходятся во мнениях относительно того, как лучше всего описать функции гиперпрямых и непрямых путей; модель может быть дополнена свидетельствами для разрешения противоречивых интерпретаций. Кроме того, количественная аннотация может обеспечить автоматический мета-анализ. Эта стратегия использовалась для оценки наследственности «когнитивного контроля», хотя ни одно исследование не оценивало это напрямую; тем не менее, можно было определить когнитивный контроль с помощью других связанных понятий и сделать выводы, используя косвенные доказательства (Sabb et al., 2008). К этим данным могут быть применены методы метааналитического моделирования структурных уравнений, что позволяет проверять соответствие конкурирующим гипотезам (Furlow & Beretvas, 2005; Riley, Simmonds, & Look, 2007).

Ни один интегрированный ресурс не решает все эти проблемы, но некоторые соответствующие приложения находятся в стадии разработки. Консорциум нейропсихиатрической феномены (www.phenomics.ucla.edu) включает в себя веб-проект Hypothesis, предлагающий бесплатные ресурсы для разработки многоуровневых графических гипотез, поиска соответствующей литературы и записи качественных и количественных аннотаций, в частности, о когнитивных концепциях и измерениях (см .: PubGraph, PubAtlas , PubBrain, Phenomining и Phenowiki).Аффилированный проект специализируется на когнитивных концепциях, когнитивных задачах и их взаимосвязях (см. Www.cognitiveatlas.org). Дальнейшее развитие этих инструментов может помочь представить и работать с нейропсихологическими концепциями и связать их с другими хранилищами биомедицинских знаний, тем самым сделав возможным науку, основанную на фактах. Подобные инструменты могут служить доказательной практикой путем формализации гипотез об оценке, необходимой для оптимизации дифференциальной диагностики или выбора различных вариантов лечения.

Совместное формирование знаний для нейропсихологии

Общие определения нейропсихологических конструкций и измерений позволяют систематически агрегировать нейропсихологические знания. Пока нет крупных хранилищ нейропсихологических данных, несмотря на относительно высокую согласованность типов данных и существенную однородность собираемых конкретных переменных. Нейропсихологические данные включают в основном групповых данных и индивидуальных случаев данных.Групповые данные существуют в основном в исследовательских публикациях или частных руководствах от тестовых издателей. Эти источники по сути являются статическими (после публикации результаты не меняются). Распространение групповых данных в клинической нейропсихологии обычно включает два этапа: (1) тест выпускается его издателем с руководством, включающим нормативные данные и данные о валидности из выбранных клинических исследований; и (2) последующие публикации описывают результаты исследований с применением теста на новых образцах. Обновление тестов происходит только на этапе 1, а типичный цикл пересмотра составляет десять лет.Интерпретация тестов часто полагается исключительно на данные из оригинального руководства. Некоторые пользователи дополняют это информацией из последующих публикаций, но в отсутствие организованных репозиториев это оставлено на усмотрение исследователя или клинициста. Сегодня данные об отдельных случаях в основном хранятся в базах данных частных компьютеров или картотеках и недоступны за пределами мест, где эти данные были собраны.

Значительные улучшения в открытом доступе как к групповым, так и к индивидуальным данным о случаях возможны при использовании существующих технологий.Сообщество нейропсихологов может немедленно собрать базы данных, обобщающие результаты опубликованных исследований. Подобно тому, как метааналитические результаты собираются авторами статей с систематическим обзором, мы можем совместно собирать опубликованные данные о конкретных тестах для онлайн-доступа. Пример можно найти на сайте www.neuropsychnorms.com, который позволяет пользователям вводить индивидуальные результаты тестов и получать немедленные отчеты, сравнивающие их с опубликованными результатами (Mitrushina, Boone, Razani, & D’Elia, 2005).При участии сообщества объем этой работы можно было бы значительно расширить, вероятно, охватывая наиболее актуальную опубликованную литературу в течение нескольких лет. Поскольку многие статьи включают здоровые группы, метааналитические нормативные базы данных могут быстро конкурировать со многими образцами стандартизации, а накопленные данные о новых клинических образцах, эффектах лечения и прогностической достоверности могут динамично расти — так же быстро, как публикуются исследования.

Предполагается, что данные об отдельных случаях никогда не могут быть разглашены без тщательного рассмотрения информированного согласия и защиты конфиденциальности; эти вопросы чрезвычайно важны и сложны, но из-за недостатка места для разработки эти вопросы здесь не обсуждаются.Основными источниками данных об отдельных случаях являются издатели оригинальных тестов, независимые исследователи и клиники. Издатели, как правило, хранят данные об отдельных делах как собственные, но публикуют такие данные при определенных обстоятельствах. Исследователи стремятся хранить данные в безопасности, по крайней мере, до тех пор, пока они не опубликуют результаты, а часто и дольше, но могли бы опубликовать данные, если бы существовал национальный репозиторий, который должным образом зачислял вклады.

Замечательная возможность состоит в том, что клиники и врачи могут предоставлять данные по каждому обследованному пациенту в режиме реального времени .Если бы это было сделано, данные о клинической валидности основных нейропсихологических тестов очень быстро увеличивались бы и давали возможность сравнивать любого отдельного пациента, обследуемого, с индивидуализированными референтными группами, стратифицированными по демографическим характеристикам или по баллам других когнитивных тестов. Пользователям могут быть предоставлены инструменты для эффективной фильтрации диагностических характеристик, и, учитывая, что достоверность различных источников может варьироваться, пользователи могут дополнительно фильтровать характеристики клиник, предоставляющих данные.Национальный банк нейропсихологических данных может произвести революцию как в исследованиях, так и в практике оценки, обеспечивая быстрое агрегирование информации о недостаточно изученных группах населения и поддерживая научно обоснованные исследования эффективности, которые будут иметь решающее значение для исследований и принятия решений в области общественного здравоохранения.

Если данные индивидуального случая будут собраны на уровне элемента , можно будет анализировать данные с использованием современной психометрической теории, что приведет к новым и улучшенным методам оценки.Консорциумы сообществ могут проводить некоммерческие нормативные и валидационные исследования. Если предположить, что в США около 5000 нейропсихологов (на основе членства в INS, APA Division 40, Американской академии клинической нейропсихологии и Национальной академии нейропсихологии), интересно представить себе прогресс, которого можно было бы достичь, если бы каждый исследовал хотя бы одного человека. человек в год в составе национального консорциума.

Инновации в оценивании

Наиболее широко используемые стратегии оценивания в нейропсихологии претерпели незначительные фундаментальные изменения за последнее столетие, несмотря на прорывы в когнитивной нейробиологии, нейровизуализации, психометрической теории и человеко-машинном интерфейсе.Проверочные версии с использованием традиционных печатных изданий также могут иметь непредвиденные последствия. Например, редакции WAIS-IV / WMS-IV подвергались критике за то, что не учитывали проблемы обратной совместимости, которые могут сделать недействительными клинические интерпретации (Loring & Bauer, 2010). Многообещающие экспериментальные парадигмы обычно десятилетиями томятся в лаборатории, прежде чем их можно будет использовать в клиниках. Между тем, сетевые стратегии сбора данных позволяют быстро собирать данные из широко распределенных групп населения с использованием стратегий адаптивного тестирования, которые могут как минимум вдвое повысить эффективность измерения конструктов, а когда конструкты коррелированы (как это верно для большинства когнитивных конструктов), выигрыш в эффективности может быть выше. .Одно исследование показало, что в среднем на 95% уменьшилось количество заданий, вводимых с использованием компьютеризированного адаптивного теста, по сравнению с выполнением всех заданий по исходным шкалам (Gibbons et al., 2008). Кроме того, использование современной психометрической теории позволяет сохранить надежную обратную совместимость с предыдущими версиями тестов, одновременно позволяя вводить новый контент и новые конструкции после их проверки (обращаясь к основной критике Loring & Bauer, 2010).

Разработка нейропсихологических тестов может быстро продвигаться вперед, если мы примем современные технологии, примем современную психометрическую теорию и будем сотрудничать.Во-первых, нейропсихология должна использовать компьютеризированную оценку. Некоторые выражают опасения, что компьютерные тесты каким-то образом заменят врачей, или упускают из виду важные наблюдения. Но компьютер — это всего лишь инструмент, позволяющий предъявлять определенные стимулы и собирать определенные ответы, и при правильном использовании он может явно превзойти человека-исследователя в точности и быстрой реализации адаптивных алгоритмов. Одно из явных преимуществ компьютерной точности синхронизации состоит в том, что она позволяет применять методы когнитивной нейробиологии, основанные на более тонких манипуляциях с задачами и анализе проб за пробами, которые могут быть более чувствительными и специфичными для индивидуальных различий в функциях нейронных систем.В той степени, в которой компьютерная логика будущего может предоставлять подсказки для дифференциальной диагностики, выбора теста или интерпретации теста, это только дополнит и улучшит процесс принятия клинических решений.

Второй более смелый шаг — это веб-оценка. Эта идея часто вызывает те же опасения, которые возникают в связи с компьютеризированным оцениванием, а также опасения, что экзаменующиеся не могут адекватно контролировать условия тестирования, быть уверенными в том, что тестируемые выполняют задания в соответствии с инструкциями, или даже быть уверенными в личности тестируемых.Есть и другие опасения по поводу индивидуальных различий в компьютерной грамотности и «цифрового разрыва», который препятствует равному доступу к Интернету. Первый класс проблем имеет технологические решения, включая встроенные индикаторы достоверности, онлайн-видеонаблюдение и антропометрические идентификаторы. Но для некоторых исследований и даже для отдельных клинических применений нет необходимости в сложных стратегиях наблюдения. Есть много людей, которые будут стараться изо всех сил, будет следовать инструкциям, а будет давать достоверные результаты, без таких вмешательств.Это особенно важный момент при разработке психометрических тестов и конкретных исследовательских вопросов, особенно генетических исследований, требующих больших выборок. В отличие от обычных усилий по разработке тестов, в которых участвуют сотни участников на протяжении многих лет, сетевые протоколы могут привлекать сотни тысяч участников за месяцы. При наличии алгоритмов для мониторинга ответов на уровне элементов и автоматических проверок согласованности существует гораздо больше возможностей, чем в большинстве современных тестов, для обнаружения необычных шаблонов ответов с неопределенной достоверностью.Поскольку приложения для «тестирования мозга» и «тренировки мозга» уже быстро распространяются без контроля качества, существует острая необходимость в участии нейропсихологов, разработке руководящих принципов и обеспечении ответственного использования таких приложений.

Скоро многие люди будут проходить веб-тесты работы мозга в уединении своих домов, используя широкий спектр сетевых устройств. Богатые данные о продольном поведении будут храниться в репозиториях вместе с электронными медицинскими записями, полными последовательностями генома и автоматически агрегированной информацией о воздействии окружающей среды на основе индивидуальной истории жизни.Клиницистам необходимо будет развить навыки использования инструментов интеллектуального анализа данных для эффективного управления потоками информации и их интерпретации. Нейропсихолог будущего синтезирует эти данные, а затем определит, что нужно сделать в лаборатории, офисе или клинике и как направить пациентов к оптимальным вариантам лечения.

Преодоление препятствий

Эти радужные видения будущего зависят от множества изменений, некоторые из которых имеют фундаментальное значение как для нейропсихологических исследований, так и для клинической практики.Самым критическим узким местом в настоящее время является достижение консенсусных рамок для описания нейропсихологических концепций и их измерения. Согласование условий может показаться трудным, но платформы для достижения этой цели уже существуют (см. Www.cognitiveatlas.org), и участие в таких совместных усилиях может быть достижимой целью для нейропсихологических членских организаций. Даже после того, как мы договоримся об условиях, мы все равно столкнемся с препятствиями в агрегировании знаний, потому что существующие данные сильно различаются по способам их хранения в настоящее время и по качеству, с которым они были изначально получены.В более долгосрочной перспективе вполне вероятно, что публикация результатов исследований будет все более структурированной, а данные будут «депонироваться» в зависимости от конкретного случая, что будет способствовать развитию возможностей группового анализа, но создаст дополнительные проблемы и, возможно, угрозы для академических инноваций (т.е. получать поддержку ученых в их направлениях, которые заметно отклоняются от «стандартизованных» структур данных?). В краткосрочной перспективе есть возможности для агрегирования клинических данных, но стандарты контроля качества необходимо разработать, внедрить и контролировать.Но это агрегирование адекватной базы знаний имеет решающее значение для содействия принятию новых методов оценки, потому что ответственный исследователь или клиницист по понятным причинам желает использовать наилучшие доступные проверенные методы. Этот заключительный этап — разработка новых методов — может показаться самым сложным, но ему способствует быстрое развитие соответствующих технологий, и действительно настоящая революция в существующих методах оценки возможна с помощью существующих технологий. Более серьезными препятствиями могут быть финансовые проблемы, учитывая, что текущее финансирование разработки тестов во многом зависит от относительно небольшой «нишевой» рынка печатных изданий.Чтобы преодолеть это, возможно, нам нужно поощрять более широкий общественный интерес к функциям мозга, одновременно разрабатывая основы для обеспечения ответственного использования методов, которые широко распространяются.

Таким образом, драматические изменения в науке, технологиях и обществе теперь открывают нам большие возможности и великие задачи для продвижения нашей общей миссии как нейропсихологов; Мы надеемся, что совместная работа Neuropsychology 3.0 станет новаторским успехом в биомедицине и проложит путь к нейропсихологии 4.0.

Введение в нейропсихологию — неврология

Нейропсихология — это область, которая связывает биологический процесс в мозге с психологическим процессом. Нейропсихология — это область науки, основанная на областях психологии, физиологии и биологической психологии. Он играет важную роль в связывании измеримой активности мозга и разума. Для этого нейропсихология использует научные данные устройств ЭЭГ, фМРТ и ПЭТ. Нейропсихология демонстрирует новые подходы и идеи с использованием научных данных, полученных из мозга.Кроме того, «поведение» — это измеримое выражение мозга и разума, поэтому поведение занимает решающее место в нейропсихологии. Таким образом, можно сказать, что поведение важно для нейропсихологических исследований.

Нейропсихология использует различные подходы. По сути, это когнитивная нейропсихология, клиническая нейропсихология и экспериментальная нейропсихология. Клиника нейропсихологии изучает повреждающие эффекты повреждения мозга или различных психологических заболеваний человека.Исследователи из клиники нейропсихологии проводят исследования о влиянии поврежденной части мозга на когнитивные способности и поведение человека.

Кроме того, экспериментальная нейропсихология является важным подразделом нейропсихологии. Экспериментальная нейропсихология — это наука, изучающая психологические процессы, такие как сенсорная и двигательная системы. Таким образом, большая часть исследований в этой области посвящена пониманию и объяснению функции мозга. Если есть необходимость уточнить различие между клинической нейропсихологией и экспериментальной нейропсихологией, при клиническом подходе в основном проводится исследование с пациентом с повреждением головного мозга, но, с другой стороны, экспериментальный подход в основном предусматривает исследование с участием нормальных людей.

Кроме того, когнитивная нейропсихология — еще одно подразделение нейропсихологии. Когнитивная нейробиология работает с пациентами с неврологическими заболеваниями или повреждениями головного мозга. Целью этого подхода является проведение исследований о колебаниях и нарушениях психологических состояний человека. Самым важным отличием этого подхода является то, что когнитивный подход не принимает во внимание физиологические данные. Следовательно, этот подход избегает сравнения и обобщения с данными групп и фокусируется на самом человеке.

В заключение, нейропсихология — это междисциплинарная область, в которой полезны как исследования мозга, так и психология.

Автор: Sevim EYÜPOĞLU

границ | Как когнитивная нейробиология может быть более биологической — и чему она может научиться из клинической нейропсихологии

In patologischen Fällen haben wir es etwa beim Aphasischen nicht mit einem Menschen mit veränderter Sprache zu tun, sondern mit einem veränderten Menschen, dessen Veränderung sich uns in Veränderungen seinrs Sprache, aber auchung in den versch.Также Betrachte man nie eine Erscheinung isoliert vom ganzen kranken Menschen .

[В патологических случаях, таких как афазия, мы не имеем дело с человеческим индивидуумом с изменениями языка, но мы имеем дело с изменениями в человеческом индивидууме, которые проявляются как изменения в языке, но также и в ряде других явлений. Таким образом, никогда не исследуйте явление в отрыве от контекста больного человека (мой перевод)]

(Гольдштейн, 1927, стр. 630)

Краткое содержание: три веских предположения, которые слишком редко подвергаются сомнению

В когнитивно-аффективной нейронауке (ЦНС) существует по крайней мере три широко распространенных предположения, которые сознательно или неосознанно руководят многими исследовательскими усилиями.Первый — это localizationism : предполагается, что функции локализованы в определенных областях мозга, которые можно четко идентифицировать. Таким образом, даже сложные функции могут быть разложены и соотнесены с определенными частями мозга (Кандел, 1998; Прайс и Фристон, 2002; Ардила и Бернал, 2007; Кандел и др., 2013), и мозг по существу демонстрирует модульную организацию (Фристон и Прайс, 2011). Таким образом, экспериментально определяя роль каждой области мозга, мы, наконец, получаем полное представление о том, как работает мозг, по крайней мере, в принципе.Вторая идея вытекает из первой, но не наоборот, поэтому она будет рассматриваться как отдельная претензия: интернализм . Здесь предполагается, что когнитивные функции каким-то образом причинно производятся в головном мозге (Crick and Koch, 2003; Kandel et al., 2013). Понимание и реконструкция вычислительных принципов мозга (даже in silico ) может показать, как на самом деле генерируются психические функции (Kandel et al., 2013) и как психические расстройства можно рассматривать как продукты мозга (Kandel, 1998). ; Insel, Quirion, 2005; Kandel et al., 2013). Третье предположение я назову изоляционизмом , чтобы подчеркнуть фундаментальную методологическую стратегию: все научные знания о разуме и мозге должны быть получены из контролируемых экспериментов, в которых исследуемый феномен изолирован в лабораторных условиях. Полученные эффекты можно затем объединить в более широкую картину. Таким образом, экспериментальный метод — это «… прямое, консервативное расширение объективной науки, которое прекрасно покрывает… всю основу» ментальных феноменов (Dennett, 2003, p.19).

В этом контексте клиническая нейропсихология в основном рассматривается как источник доказательств в пользу только что описанных предположений, особенно путем предоставления доказательств корреляции между поражением и дефицитом. Согласно этой точке зрения, клинические нейропсихологи объективно выявляют дефицит с помощью стандартизированных тестов, которые затем связывают с участками поражения в головном мозге, чтобы предоставить доказательства причинной роли конкретной области мозга. Что наиболее важно, это дополняет экспериментальные исследования изображений, которые могут предоставить только коррелятивных доказательств взаимосвязи функций мозга (Pascual-Leone et al., 1999; Прайс и Фристон, 2002; Ардила и Бернал, 2007; Фристон и Прайс, 2011). Дефицит в основном рассматривается как количественное изменение показателей по сравнению со средним значением для группы контрольных предприятий (Price and Friston, 2002; Noppeney et al., 2004). Такие «клинические данные» затем можно использовать для реконструкции или даже моделирования того, как дефицит вызывается больным или поврежденным мозгом (Kandel et al., 2013), чтобы затем позволить клиницисту соответствующим образом манипулировать соответствующими механизмами мозга.

Безусловно, есть случаи, когда работа с данными о поражении, основанная на этих предположениях, является адекватной.Однако их обобщение создает предвзятую, упрощенную и, наконец, искаженную картину того, чем на самом деле занимаются клинические нейропсихологи и как работают поражения головного мозга (и, в более широком смысле, мозга). Если смотреть с точки зрения практикующего клинициста, вырисовывается совершенно иная картина мозга, как я утверждаю, картина, которая гораздо менее совместима с тремя вышеупомянутыми предположениями, как можно было ожидать. Немецкий невролог Курт Гольдштейн (1878–1965) будет моим главным героем по двум причинам: во-первых, Гольдштейн стал соавтором первых тщательных психологических исследований пациентов с повреждениями мозга (Gelb and Goldstein, 1920).Таким образом, он может считаться основоположником современной клинической нейропсихологии (Luria, 1966) и подхода к пациенту, который я считаю наиболее подходящим по причинам, которые я подробно остановлюсь ниже. Во-вторых, как ученик Карла Вернике, Гольдштейн вырос в механистическом и локализационном мышлении афазиологии XIX века, но глубоко изменил свои взгляды на мозг в ходе диагностической и терапевтической работы с бесчисленными солдатами Первой мировой войны с повреждениями мозга. Если вспомнить мотивы Гольдштейна для его радикального поворота, можно обнаружить интересные идеи, которые могут иметь большое значение для сегодняшних нейробиологических исследований, несмотря на их возраст.

Поворот Гольдштейна: более подходящий взгляд на поражения головного мозга (и головного мозга)

Идея о том, что умственные способности находятся в определенных областях мозга, восходит к древности, но приобретает значительный авторитет в «классический» период неврологии в 19 веке, где она становится доминирующим — хотя никогда не бесспорным — взглядом на структуру. функция отношения. Наблюдатель Гольдштейна Карл Вернике (1848–1905) предположил, что сложные функции, такие как язык, можно разложить на элементарные механизмы, которые специфически локализованы в головном мозге.Классический метод заключался в описании клинических признаков и их соотнесении с участками поражения, которые в большинстве случаев определялись посмертно. Затем эти различные наблюдения были объединены в функциональные модели. В случае языка предполагалось, что «двигательные образы» слов хранятся в левой нижней лобной извилине (область Брока), а «звуковые образы» слов — в левой верхней височной извилине (область Вернике). Связи между двумя областями рассматривались как соединение звуков речи с речевыми движениями, например.г., при повторении слов. Таким образом, поражения могут влиять не только на разные типы репрезентации, но и на связи между ними, вызывая, таким образом, различные типы афазических знаков (производство, понимание, повторение и т. Д.). Несмотря на то, что этот метод исследования стал довольно успешным, у него были видные противники, такие как Джон Хьюлингс Джексон (1835–1911) и Константин фон Монаков (1853–1930).

Как ученик Вернике, Гольдштейн первоначально находился под влиянием взглядов локализаторов.Однако, как сказал директор Institut für die Erforschung der Folgeerscheinungen von Hirnverletzungen ( Институт исследований последствий травм головного мозга) во Франкфуртском университете с 1915 года, где он отвечал за оценку и лечение повреждений мозга. Ветераны Первой мировой войны, он в конце концов изменил свои взгляды. Гольдштейн (1926, 1934) подверг критике понятие «клинического признака» локализатора, которое, как он обнаружил, было неверно истолковано как прозрачное, устойчивое и монолитное явление.Напротив, Гольдштейн утверждал, что такой подход, состоящий только в количественной оценке отдельных явлений, был искусственным в некотором смысле, поскольку он не учитывал качественных аспектов — организменного / личного и ситуативного — контекста по нескольким причинам: во-первых, пациент не отображает потерю функции так, как это делает машина (например, нажатие переключателя больше не включает лампочку), но пытается дать наилучшие возможные ответы на вопросов , поставленных экзаменатором.Таким образом, ответы привязаны к интерактивному и ситуационному контексту экзамена. Во-вторых, клинические признаки не только динамичны (т. Е. Изменяются) с диахронической точки зрения (фон Монаков), но также могут меняться в зависимости от ситуативного контекста (Хьюлингс Джексон). Например, пациенты могут иметь возможность произносить одно и то же слово в конкретной реальной ситуации (например, при разговоре, молитве, ругани и т. Д.), Но не во время клинического обследования, когда они должны абстрагироваться от обычного употребления ( е.г., при именовании картинок). Эти проблемы могут указывать на более фундаментальные, глобальные нарушения (например, в абстракции), которые могут проявляться в целом ряде различных явлений. В связи с этим один и тот же клинический признак может проявляться по-разному в разных ситуациях и / или у разных пациентов. Таким образом, тщательный (психологический) анализ того, как был произведен ответ , будет по крайней мере так же важен, как открытие того, что он был произведен (см. Также Goldstein and Scheerer, 1941).

Голдштейн показал, что утверждения локализаторов неоднократно «подтверждались» не только потому, что их исследования основывались на неявных, априорных предположениях (т. Е. О том, что клинические признаки не зависят от контекста и локализованы в определенных областях мозга), но и на основании объясняя противоречивые доказательства. Согласно его собственным наблюдениям, очаговые поражения головного мозга почти никогда не приводили к одномерному исходу, когда один тип деятельности (например, языковая продукция) полностью терялся, в то время как все остальные способности оставались полностью неизменными.Однако вместо того, чтобы интерпретировать это как результат методологической недостаточности определения дефицита и / или поражения, Гольдштейн поставил под сомнение машинную модель мозга локализаторов. Он пришел к выводу, что это не подходит для объяснения биологических явлений. Он продемонстрировал, что более полное описание последствий повреждения мозга выявило изменения на разных уровнях: пациенты с повреждением мозга не только теряют определенные способности, сохраняя при этом другие, но и весь спектр способностей изменяется.Ответы становятся «аморфными», то есть менее дифференцированными, и организм и окружающая среда вступают в новые отношения (новый , качество или Gestalt ). Соответственно, результат повреждения мозга может быть адекватно отражен только в контексте всего организма, который пытается достичь нового соглашения со своим окружением, чтобы сохранить и максимизировать свои возможности. Это можно наблюдать даже в случае, казалось бы, «базовых» функций, таких как зрение, как утверждал Гольдштейн, ссылаясь на работу одного из своих ассистентов над так называемой псевдововеей (Fuchs, 1922).Фукс сообщил о случае ветерана, у которого калькариновая щель (первичная зрительная кора) в одном полушарии была полностью разрушена и у которого развилась контралатеральная гомонимная гемианопсия (потеря половины поля зрения), что продемонстрировано в тесте поля зрения (периметрия). ). В серии экспериментов Фукс продемонстрировал, что развился новый участок наиболее острого зрения, который отличается от анатомической макулы и варьируется в зависимости от свойств внешнего пейзажа (расстояние и размер объектов, угол обзора и т. Д.)). Когда пациенту приходилось указывать резкость соседних символов, точка максимальной фокусировки не указывалась как находящаяся на краю поля зрения, как это должно было быть согласно периметрии. Вместо этого он динамически смещался к центру оставшегося поля зрения, где он был окружен периферией уменьшающейся резкости, как это было знакомо пациенту. Эта псевдоовеа развивалась бессознательно и относительно быстро, и поэтому не могла быть объяснена явным обучением.Гольдштейн интерпретировал это как результат тенденции организма пытаться выполнять задачи в окружающей его среде обычным способом как можно дольше (Goldstein, 1934).

Здесь «окружающая среда» не является синонимом внешнего мира в смысле экологической ниши. На Гольдштейна повлияли идеи биолога Якоба фон Юкскюлля (1864–1944), который продвигал термин Umwelt (буквально: «окружающий мир», часто переводимый как «субъективный мир / вселенная») для описания этих частей физический мир, к которому имеет доступ конкретный организм и которые значимы для него .Например, мою террасу можно рассматривать как некий независимо существующий физический объект. Тем не менее, он составляет фундаментально разные Umwelten для разных организмов, таких как я, птица и муха, поскольку он обеспечивает разрозненные сети значимых (и в основном несоизмеримых) отношений для трех видов (Magnus, 2008; Stjernfelt, 2011). Каждому организму удается «формировать окружающую среду» (Goldstein, 1934, стр. 85) посредством постоянного взаимодействия со своим Umwelt , которое также включает социальные отношения (там же., п. 338). Концепция Umwelt становится решающей для концепции Гольдштейна о том, что происходит в случае повреждения мозга: повреждение мозга приводит, прежде всего, к несоответствию между способностями организма и требованиями его Umwelt из-за внезапных и решительных действий. изменения, которые нельзя отрегулировать. Это расстраивает организм в экзистенциальном плане, поскольку он привык к тесному и никогда не оспаривавшемуся союзу с его Umwelt . Организм стремится к равновесию.Этого можно добиться, в основном бессознательно, разными способами: изменением самосознания (особенно осознания дефицита), уменьшением своего Umwelt , чтобы избежать внешних требований, которые не могут быть удовлетворены, путем стремления к усилению контроля над окружающей среды (через упорядоченность, жесткость и т. д.), за счет компенсации другими способностями, и это лишь некоторые из них.

Таким образом, повреждение не просто забирает что-то из организма, но организм реагирует на изменения, и возникает новое отношение к Umwelt , ведущее к изменениям с обеих сторон.Эти множественные взаимосвязанные изменения показывают, что организм и Umwelt неразрывно связаны, а также постоянно восстанавливаются в результате деятельности. Эта идея, кажется, предвосхищает концепцию автопоэзиса (Магнус, 2008, стр. 390), особенно в ее более поздних версиях (таких как Варела, 1997; см. Также Томпсон, 2007).

Повреждение мозга глубоко беспокоит организм — Umwelt взаимосвязь и общая тенденция организма к сохранению идентичности. Таким образом, это очень интересный пример, в котором эти процессы выходят на первый план и могут быть изучены.С другой стороны, повреждение мозга само по себе можно понять в полном объеме, только если принять точку зрения за пределы самого мозга, а именно в контексте «мозг-организм» Umwelt . В отличие от многих конкурирующих попыток полностью разложить свойства жизни на базовые, объяснительные единицы, такие как рефлексы, слова, нейроны и т. Д., Голдштейн (1934) отстаивал системный взгляд. Он предположил, что концепция организма необходима для понимания процессов на уровне частей организма.У таких взглядов было и есть много выдающихся последователей вплоть до наших дней (например, Varela, 1997; Thompson, 2007), но Голдштейн (1934) может похвастаться убедительными доказательствами клинических нейро (психологических) наблюдений.

Победитель… Локализация?

Сегодня идея функциональной локализации, по-видимому, в значительной степени подтверждается клиническими, а также экспериментальными результатами современных методов нейровизуализации (Price and Friston, 2002; Ardila and Bernal, 2007; Friston and Price, 2011; Kandel et al., 2013). Таким образом, аргументы Гольдштейна против локализационизма на первый взгляд кажутся безнадежно устаревшими. Однако они по-прежнему имеют значение сегодня. Конечно, я не хочу утверждать, что ЦНС 21 века находится на том же уровне, что и неврология 19 века, ни эмпирически, ни концептуально. Тем не менее, по крайней мере, два пункта Гольдштейна, по-видимому, заслуживают упоминания: во-первых, «локализация» клинических признаков — это не то же самое, что локализация функций , и аналогично «локализация» экспериментальных эффектов — это не то же самое, что локализация функций или.Экспериментальный эффект, как и клинический признак, представляет собой сложную, зависящую от контекста сущность, которая влечет за собой ряд нефактических решений со стороны исследователя (выбор парадигмы, статистики, истинный эффект против ошибки и т. Д.), А также переменные со стороны испытуемого (стратегии, тревожность при тестировании, вознаграждение и т. д.). Хотя некоторые из них можно исследовать и контролировать систематически, не все из них, по крайней мере, не одновременно. Во-вторых, что более важно, идея модульности как принципа организации разума и мозга (Friston and Price, 2011) кажется настолько распространенной, что проявляется во многих обличьях даже в условиях риска иммунизации (van Orden et al., 2001), и несмотря на интересные альтернативы.

Как только методы нейровизуализации были в достаточной степени освоены, начались исследования по отображению психических функций на мозг (Kosik, 2003). В ЦНС, особенно на ранних стадиях, в значительной степени преобладали функции картирования квазифренологическим образом (Bates and Dick, 2000; McIntosh, 2000). Идея о мозге как о совокупности специализированных областей вряд ли оспаривалась, поскольку различные исследования с фокусированными активами при выполнении определенных задач, казалось, подтверждали ее.Даже считалось само собой разумеющимся, что ассоциации функция-область могут быть выведены обоими путями, также от активации к функции (, обратный вывод , ср. Poldrack, 2006, 2011). Вскоре возникли несоответствия между исследованиями по одной и той же проблеме, будь то одна и та же экспериментальная парадигма, приводящая к разным паттернам активации, или одна и та же область активировалась при выполнении множества разрозненных задач (Poldrack, 2006, 2011; Андерсон и Финли, 2014). Однако эти несоответствия часто интерпретировались как методологические недостатки, которые рано или поздно можно было преодолеть с помощью более сложных экспериментальных проектов или более тонких анатомических подразделений (Kosik, 2003).Тем самым закрепились лежащие в основе предположения о локализации. Даже когда речь идет о «сетях», последние, по-видимому, рассматриваются как ансамбли областей мозга, каждая из которых выполняет элементарную когнитивную функцию, такую ​​как различение фонем, что важно для различных задач, таких как чтение, письмо, правописание и т. Д. Наконец, идея за этими сетями стояло «расширение […] модульных теорий познания» (Ардила и Бернал, 2007, стр. 937). Хотя типы функций, подлежащих локализации, были гораздо более конкретными и теоретически проработанными, это все еще казалось «поиском изоморфных отображений XIX века» (Bates and Dick, 2000, p.21), при этом старые умственные способности рассеиваются и пересматриваются на более низком уровне (McIntosh, 2000; van Orden et al., 2001). В этом отношении клиническая нейропсихология приветствовала, чтобы предоставить причинно-следственных доказательств в пользу этой идеи в форме корреляций между поражением и дефицитом (Price and Friston, 2002; Ardila and Bernal, 2007). Повреждение, согласно этой точке зрения, приводит к выбранному отказу определенных инструментов, которые были предоставлены областью (-ами), теперь поврежденной (Kanwisher, 2006).

Однако, если мы последуем совету Голдштейна (1934), приведенному выше, и не просто сосредоточимся на отдельных, теоретически интересных гипотезах, но осмелимся взглянуть на более широкую перспективу, мы увидим, что едва ли есть какое-либо поражение, которое полностью затрагивает одну функцию при сохранении всего остального.Последствия, вызванные даже внешне очаговыми изменениями, действительно могут быть разнообразными и динамичными (Prinz, 2006), включая глобальные изменения в общем поведении или личности. Кроме того, мозг может компенсировать ряд начальных трудностей, по крайней мере, в долгосрочной перспективе. Это можно увидеть даже при внезапных поражениях, таких как инсульты, но может быть очень заметным при поражениях в более длительном масштабе времени, таких как дегенеративные заболевания (Riley et al., 2002) или медленно растущие опухоли (Desmurget et al., 2007 ). Такие опухоли очень часто сначала проявляются в результате судорог, а не когнитивного дефицита, даже если они имеют размер несколько сантиметров (там же.). Рост опухоли часто приводит к внутренним сдвигам даже первичных (например, моторных) функций, которые затем могут быть широко сохранены даже после резекции опухоли (там же). Аналогичным образом, задачи, связанные с «высшими» когнитивными функциями, активируют области в фМРТ, которые обычно не активируются (например, BA 46 для языка) (там же). Динамика мозга впечатляет, поскольку внутримозговая функциональная реорганизация может наблюдаться даже во время операции на головном мозге (там же). То же самое было показано в многочисленных экспериментах на животных (Hardcastle and Stewart, 2005; Anderson and Finlay, 2014) — источник доказательств, который уже повлиял на то, как Гольдштейн интерпретировал свои клинические наблюдения.

Идея вырождения

Как уже заметил Гольдштейн, повреждение головного мозга приводит не только к «прямым» (локальным и глобальным), но и к «косвенным» модификациям, которые отражают реакции всего организма на изменения. В конце концов, эти два типа изменений создают новый меланж, который трудно разобрать (см. Также Ben Yishay, 1996; Prigatano, 2011). Как уже упоминалось, весь этот процесс управляется тенденцией организма справляться с этими изменениями и восстанавливать новые значимые отношения со своим Umwelt .Хотя интерпретация Гольдштейна не может быть сведена к эволюционным аргументам (по причинам, которые не могут быть объяснены здесь), она ссылается на более общую идею о том, что биологические системы обладают внутренней способностью поддерживать функции в ходе структурных изменений, по крайней мере, до определенной степени ( Китано, 2004). Конкретные функции, очевидно, могут быть составлены на основе структурно различных элементов, биологическое свойство, которое упоминается под термином дегенеративность (Edelman and Gally, 2001).Его можно наблюдать на разных уровнях анализа биологических систем, таких как гены, клетки (нейроны), органы (мозг), (супер-) организмы и т. Д. Даже одноклеточные организмы легко изменяют свою молекулярную структуру по своей природе и автономно ради функции. (фон Uexküll, 1909; Fitch, 2008). Это дает им возможность адаптироваться к меняющимся условиям окружающей среды и сохранять или воспроизводить свою идентичность (Варела, 1997; Томпсон, 2007). В этом отношении они принципиально отличаются от технических артефактов.

Проблема, заключающаяся в том, что области мозга, активируемые при нейровизуализации, могут не быть необходимыми для выполнения задачи, редко — но все чаще — учитывается в ЦНС, напрямую ссылаясь на концепцию вырождения (Price and Friston, 2002; Noppeney et al., 2004; Friston and Цена, 2011 г.). Признано, что один и тот же ответ может быть вызван структурно разными нейронными системами, и это может объяснить частое обнаружение того, что области, которые активируются в фМРТ во время выполнения задачи, не обязательно влияют на выполнение одной и той же задачи при поражении.Noppeney et al. (2004) различают вырождение между и вырождение у субъектов: вырождение между субъектами объясняет, почему одно и то же поражение / активация приводит к разным результатам или почему один и тот же результат может быть вызван разными поражениями / активациями у разных субъектов. По крайней мере, в онтогенетическом масштабе такое вырождение кажется огромным. Это показано на ряде клинических примеров нормального когнитивно-аффективного развития, несмотря на тяжелые поражения в детстве, такие как опухоль и гидроцефалия, вплоть до очень небольшой массы мозга (Lewin, 1980; Borgstein and Grootendorst, 2002; Feuillet et al. ., 2007). Высокая степень дегенерации проявляется также в нейрогистологии (Amunts et al., 2000) и функциональной нейроанатомии (Hamilton et al., 2000; Burton et al., 2002) даже очень «основных» моторных и сенсорных функций, таких как зрение. . Хотя есть аномалии развития мозга, с которыми невозможно справиться, пластичность развития настолько огромна, что кажется довольно неясным, как она может сообщить нам о локализации, по крайней мере, если развитие не известно в самых подробных деталях. Это также находит отражение в частых выводах о том, что подобные поражения или заболевания головного мозга могут приводить к сильно различающимся диапазонам нарушений, в зависимости от величины когнитивного резерва или резерва мозга (Stern, 2002).Межиндивидуальная дегенерация кажется очень актуальным, хотя часто игнорируемым фактором, по крайней мере, в более ранних исследованиях визуализации, поскольку различия в активации между субъектами часто рассматриваются как несистематическая (ошибочная) дисперсия, хотя эта дисперсия, вероятно, содержит очень важную информацию (Price and Friston, 2002; Zilles и Амунц, 2013).

Модульность: обязательно?

Вырождение в пределах субъектов кажется еще более актуальным для нашего обсуждения. Как уже упоминалось в отношении примеров медленно растущих опухолей (Desmurget et al., 2007), его часто можно наблюдать при заболеваниях головного мозга, причем в довольно внушительных масштабах. Однако это не ограничивается клиническими случаями, но также наблюдается в экспериментальных исследованиях визуализации при повторных измерениях в течение дня, в условиях покоя (Blautzik et al., 2013), а также в экспериментальных задачах (Gorfine and Zisapel, 2009). Методически это относится к вопросу надежности измерений фМРТ (McGonigle, 2012), а также к интерпретации активаций: причинная роль области мозга в экспериментальном эффекте не может быть продемонстрирована на основе корреляции ( фМРТ) только доказательства.Это связано с тем, что поражения в области, активируемой в фМРТ в ответ на задачу, могут не влиять на производительность в той же задаче, поскольку одна или несколько других областей могут «выполнять работу» одинаково хорошо. В качестве решения было предложено объединить исследования повреждений и визуализацию для определения как необходимых, так и достаточных областей для выполнения задачи (Price and Friston, 2002). Соответственно, области следует классифицировать по степени их вырожденности для определенной задачи, то есть «минимальное количество областей, которые должны быть удалены до потери функции» (там же., п. 416). Хотя это предложение является прогрессом по сравнению с более ранними попытками некритического картирования, оно все еще сталкивается с проблемами: оно, по-видимому, все еще в значительной степени основано на статическом представлении о мозге, в соответствии с которым поражения конкретно влияют на функции. Другими словами, он по-прежнему предполагает «модульность и сегрегацию сенсомоторных и когнитивных функций» (Price and Friston, 2002, p. 417). Здесь даже сети остаются более или менее статичными, сравнимыми с часовыми механизмами, коллекциями фиксированных и жестких устройств, в результате того, как исследуется явление.В более общем плане это становится очевидным в отношении понятия «мозговой механизм», распространенного, широко используемого понятия в ЦНС.

Голдштейн (1934, глава 2) уже критиковал Чарльза Шеррингтона (1857–1952) за утверждение, что рефлексы абсолютно жесткие, однородные и повторяемые, буквально как механическая работа паровой машины. Гольдштейн красиво утверждал, что интерпретация Шеррингтона была связана с изоляцией рефлекторной дуги, как экспериментально, так и концептуально, от контекста организма.В контексте этих факторов рефлекторная реакция может сильно варьироваться в зависимости от «значения» стимулов, гормональных влияний, состояния возбуждения организма, изменений положения тела и т. Д. Гольдштейн не имел в виду аннулировать рефлексы как важные клинические признаки, но чтобы продемонстрировать, что рефлексы не являются хорошими механизмами, по крайней мере, в определении этого термина в XIX веке. В мои задачи не входит обсуждение различных (и часто расплывчатых) значений термина «механизм» в ЦНС. Фактически, этот термин также использовался в прагматическом смысле, т.е.д., как описание причинно-следственной связи между сущностями, отношения, которое может обеспечить отправную точку для дальнейших продуктивных исследований как на «высшем», так и на «низшем» уровнях анализа (см. Craver, 2005, 2006). Вместо этого я хочу подхватить интерпретацию Гольдштейна о том, что единообразие явлений также может быть результатом метода исследования. Не может ли быть так, что способ, которым проводятся эксперименты в ЦНС, также создает впечатление, что процессы в мозге более стабильны и фиксированы, чем они есть на самом деле? Фактически, это общий совет для новичков в лаборатории: при проведении (нейро) психологических экспериментов: (а) никогда не проводить слишком много испытаний одного и того же состояния на одном и том же субъекте; и (б) никогда не позволять одному и тому же субъекту принимать участие более одного раза в экспериментах с очень похожими манипуляциями, поскольку эффекты вскоре уменьшаются или даже стираются (Bates and Dick, 2000).Почему? Мозг лишен возможности делать то, что он постоянно делает в повседневной жизни и для чего он был создан: учиться и адаптироваться к постоянно меняющимся условиям. Интересно, что идея о высокой стабильности мозговых процессов проявляется не только у сторонников исследований в области визуализации, но и у их критиков, например, в дебатах о надежности данных фМРТ (McGonigle, 2012). Широко распространенное предположение о фиксированных и повторяемых процессах, как правило, заслуживает доверия; однако следует более серьезно рассмотреть его ограничения.Эти ограничения становятся наиболее очевидными с точки зрения динамических систем на нас как на Umwelt — встроенных живых существ (см. Также Thompson, 2007, 341ff.).

Эквипотенциализм — ответ?

Здесь недостаточно места для обсуждения идеи конкретной локализации когнитивных функций, и я бы не осмелился утверждать, что могу ее опровергнуть. Фактически, это может быть полезная эвристика для разработки экспериментальных исследований, но она кажется настолько зависимой от нисходящих допущений и склонной к иммунизации, что ее вряд ли можно рассматривать как факт, и она действительно напоминает «Святой Грааль» (Friston and Цена, 2011 г., стр.249). Все было бы проще, если бы мы могли независимо идентифицировать инвариантные, независимые от контекста базовые сущности с обеих сторон (нервной и ментальной), которые затем могли бы быть связаны друг с другом эмпирически. Однако кажется довольно неясным, как этого можно было достичь. Это кажется невероятным еще по той причине, что соответствующие научные концепции имеют очень разное историческое и методологическое происхождение. Признание того, что эти два уровня описания могут быть до некоторой степени несовместимыми, может быть не так уж и плохо, поскольку это оставляет нам больше научных, а также клинических подходов, чем успех локализации.По крайней мере, повсеместный вывод во многих исследованиях ЦНС типа «область А отвечает за функцию F» кажется недооцененным: «Ответственный» не кажется ни необходимым, ни достаточным, по крайней мере, в значительном количестве случаев. Как показывают клинические данные, представление о динамической, распределенной мозговой деятельности кажется гораздо более адекватным, когда модели активации более важны, чем активации определенных областей (Bates and Dick, 2000; McIntosh, 2000; Knight, 2007), а где один и тот же один и тот же нейрон может активироваться в разных ансамблях других нейронов, в зависимости от контекста ( переходная пластичность , McIntosh, 2000; или повторное использование , Anderson, 2010).

Разве мозг не специализируется и, таким образом, является ответом на эквипотенциализм (Lashley, 1950)? Фактически, Гольдштейна нельзя однозначно отнести к одной из сторон дискуссии о локализации. Считая его эквипотенциалистом, можно было бы ошибочно предположить, что он не видел клинической полезности корреляций между поражением и дефицитом. Что еще более важно, это означало бы придерживаться имманентной концепции функции мозга. Его собственный подход, кажется, гораздо лучше описать как результат диалектического процесса, как синтез между двумя сторонами на высшем уровне (Wolfe, 2010): изменения, вызванные поражением, могут быть адекватно зафиксированы только на более высоком уровне. описание, а именно такое, в котором отношения между дефектом и всем организмом являются решающими.Другими словами, функция — это то, что нельзя исследовать надлежащим образом, просто глядя на уровень мозга.

Фактически, Голдштейн (1927, 645 и сл.) Предложил довольно интересный и — по крайней мере для его времени — революционный взгляд на мозг, который он задумал как «Netzwerk» (сеть) с явно системными свойствами: мозг — это всегда активных и поступающих стимулов изменяют распределение активации в этой сети (а не создают ее).Затем мозг пытается вернуться к своему обычному состоянию активации в виде каких-то индивидуальных констант. Гольдштейн постулировал такие константы для всех видов физиологических процессов в организме как средство сохранения идентичности организма. Некоторые стимулы не вызывают изменений в активации, они не имеют значения. Те, которые это делают, включены в более крупную систему , включая мозг (и тело). Поражения не просто изменяют локальную активацию, но они изменяют паттерны активации глобально, тем самым приводя к общим качественным модификациям внутри системы.Затем на эти измененные паттерны можно по-новому влиять поступающие стимулы, а также вызывать новые явления. Ссылаясь на идеи гештальта, поражения изменяют различимость переднего плана на активацию фона, тем самым делая обработку стимулов более нестабильной, недифференцированной, примитивной и негибкой (Goldstein, 1927).

По-видимому, Гольдштейн гениально предвосхитил некоторые очень современные предположения теории динамических систем, включая идею аттракторов или стационарных состояний (Friston, 1997; Sporns, 2009).Здесь ментальные функции зависят от сложных распределенных сетей (Sporns, 2009). Мозг может поддерживать разные состояния одновременно и переключаться между ними в зависимости от внешнего или внутреннего возмущения («мультистабильность», Tognoli and Kelso, 2014). Поражения приводят к общим системным изменениям и к созданию новых стабильных состояний (Sporns, 2009). В теории динамических систем глобальные качественные изменения могут быть легко объяснены, поскольку они являются результатом бифуркаций, вызванных изменениями управляющих параметров.Тем не менее, такая точка зрения совместима с идеей о том, что нейроны и сети связаны с некоторыми умственными способностями более тесно, чем с другими, из-за различий в связи с другими центральными или периферийными сетями. Такие системы могут даже иметь свойства Umwelt , такие как субъективное восприятие стимулов в качестве управляющих параметров динамики системы (Thompson and Varela, 2001), во многом в смысле Голдштейна (1927, стр. 646). Не вдаваясь в подробности, динамический системный взгляд на мозг кажется гораздо более подходящим, особенно в отношении повсеместного клинического наблюдения глобальных изменений, которые, по-видимому, недостаточно учитываются на основе модульного подхода к повреждению и дефициту.

Болеет просто иначе?

Как обсуждалось выше, существуют интересные попытки принять во внимание концепцию дегенерации, объединив данные пациентов с поражением головного мозга и данные изображений здоровых субъектов (Price and Friston, 2002; Noppeney et al., 2004). Однако концепция «дефицита» (Price and Friston, 2002, p. 419) кажется здесь слишком ясной, как и концепция «клинических данных» (Kandel et al., 2013, p. 661) или «мозга». болезней »(Кандел и др., 2013, с. 659).Так ли это на самом деле?

Любая попытка определить дефицит приводит к вопросу о том, насколько сильно конкретная точка данных должна статистически отклоняться от среднего, чтобы классифицировать ее как ненормальную. В конце концов, это вопрос условности. Однако такое согласие не дает ответа на клинический вопрос: что делает отклонение патологическим ? Является ли производительность как таковая ключевым моментом, на котором нужно искать ответ на этот вопрос? Гольдштейн показал, что этот вопрос действительно сложен: во-первых, интуитивно кажется очевидным, что отклонение относится к чисто количественному анализу.Несмотря на то, что отклонение от нормы, кажется, связано с болезнью, первого недостаточно для второго. Если бы этого было достаточно, любое отклонение означало бы болезнь, но, как показывает медицинское понятие «нормальный вариант», это явно не так. Существует множество, например, анатомических особенностей, которые явно отклоняются от среднего, но не рассматриваются как патологические (например, отсутствие зубов мудрости). Несмотря на то, что некоторые из этих случаев являются спорными, тот факт, что разногласия вообще могут возникать, демонстрирует, что отклонение само по себе, кажется, не дает четкого определения.Отклонения даже не кажутся необходимыми , чтобы говорить о дефиците: например, есть много пациентов с повреждением головного мозга, которые явно отклоняются от среднего в конкретных задачах, но хорошо ладят в повседневной жизни. Итак, что делает отклонение от нормы патологическим и требует лечения? Ответ Гольдштейна: когда существует дисбаланс между организмом и его Umwelt , между возможностями и требованиями, дисбаланс, который невозможно преодолеть, именно здесь начинаются страдание и лечение.Таким образом, «дефицит» — это не просто что-то внутри человек («произведенное» в их мозгу), но его можно понять только с точки зрения отношений более высокого порядка. Цель любого лечения — установить новое состояние равновесия, которое в значительной степени зависит от субъективной точки зрения пациента. Основная цель любого лечения — обеспечить максимальное жизненное взаимодействие между организмом и Umwelt , максимум реактивности (Goldstein, 1934), при котором организм может раскрыть свой потенциал.Следовательно, диагностика и лечение нарушений, связанных с мозгом, включают в себя: (i) реляционную (организм- Umwelt ) точку зрения; и (ii) до индивидуальных норм, , по аналогии со многими другими телесными процессами (Goldstein, 1934). Вопросы (i) и (ii) принимаются во внимание большинством терапевтов как нечто само собой разумеющееся, но, кажется, ускользают от многих исследователей при работе с «клиническими данными». Однако все эти вопросы кажутся актуальными не только для терапии, но и для всех научных исследований, касающихся повреждения мозга.

Личные встречи по месту жительства: всеобъемлющий взгляд на клиническую нейропсихологию

Даже с точки зрения современной клинико-нейропсихологической практики идеи Гольдштейна по-прежнему имеют большое значение. Это особенно верно в отношении его идеи о том, что количественные результаты критически нуждаются в уточняющей информации из личного и ситуативного контекста, чтобы их можно было адекватно интерпретировать. Фактически, нейропсихологическая оценка — гораздо более сложное и интегративное мероприятие, чем представлено в представлении о поражении-дефиците ЦНС, как показано выше.По сути, результаты нейропсихологических тестов являются результатом взаимодействия между пациентом и исследователем (Lezak et al., 2004). Таким образом, было бы чрезмерным упрощением интерпретировать оценки как абсолютные и изолированно, то есть игнорировать контекст их происхождения (там же, с. 108). Результаты тестов одновременно завышены и занижены (Lezak et al., 2004): с одной стороны, тесты предназначены для довольно специфических аспектов, их вряд ли можно использовать для выявления глобальных изменений, таких как общее поведение или личность. .С другой стороны, результаты тестов — это очень сложные единицы, на которые влияет множество факторов. Следовательно, они должны быть подтверждены (см. Goldstein and Scheerer, 1941).

Подтверждающая информация может поступать из различных источников (см. Lezak et al., 2004): история болезни пациента, преморбидный статус пациента (профессиональные требования, способности, сопутствующие заболевания и т. Д.), Его / ее субъективный опыт изменения, наблюдения со стороны семьи пациента и т. д.Во время собственно оценки к другим важным источникам информации относятся: общее отношение пациента к обследованию и к его / ее проблемам (понимание / реакция на дефицит, тестовая тревога, мотивационный статус), влияние наложенных глобальных изменений (апатия, конкретизм). , негибкость, расторможенность), качественные аспекты тестового поведения, которые трудно охватить стандартизованным способом (странное выполнение, самокомментарии, полезные решения, прибыль от помощи и т. д.) и наблюдения за поведением в реальных ситуациях (см. следующие разделы ).В этом процессе данные от третьего лица (такие как результаты тестов или поведенческие наблюдения) дополняются субъективным опытом пациента (перспектива от первого лица), а также опытом экзаменатора в эмпатическом взаимодействии с пациентом ( перспектива от второго лица). Перспективы как от первого, так и от второго лица становятся еще более актуальными в нейропсихологической терапии: их включение, как оказалось, гораздо лучше охватывает множественные изменения, вызванные поражением головного мозга (Ben Yishay, 2008; Gracey et al., 2008; Yeates et al., 2008) и внести существенный вклад в терапевтический успех (Prigatano et al., 1994; Klonoff et al., 2001; Wilson, 2010, 2011). Все эти исследования сходятся во мнении, что терапевтический успех наиболее подходящим образом определяется как (восстановление) установление идентичности и мира смысла, в котором пациенты могут максимально реализовать свои возможности (Wilson, 2010; Prigatano, 2013).

Я не хочу утверждать, что результаты тестов никогда не следует использовать для решения более общих гипотез (Frisch et al., 2013), но мы всегда должны помнить о том, что это очень абстрактное предприятие, которое намеренно закрывает большой объем квалифицирующей информации. Представьте себе потерю информации в результате попыток учителей обобщить все достижения ученика, его способности, возможности, личные проблемы и т. Д. В течение учебного года в нескольких классах школы. Это не значит, что оценки вообще ничего не говорят. Количественная оценка также важна в клиническом контексте, но если у клиницистов нет ничего, кроме цифр, они упустят очень важные вещи о мозге (и вряд ли смогут помочь пациенту).Таким образом, приверженность модели повреждения-дефицита дает гораздо более ограниченную картину природы повреждения мозга в отличие от клинико-нейропсихологической практики. Чистая перспектива дефицита поражения может предполагать, что повреждение мозга просто нарушает функции, но на самом деле оно меняет мир (Luria, 1987). Таким образом, клиническая практика во многом полагается на информацию со всех трех точек зрения: от первого, второго и третьего лица. Ни один из них не может быть заявлен априори выше , и ни один из них не следует принимать за чистую монету.Информация из всех трех источников критически интегрирована на основе теоретических знаний, практического опыта и интуиции. Таким образом, клинико-нейропсихологическая практика значительно превосходит модель дефицита поражения. Поэтому кажется поспешным аплодировать клиническим нейропсихологам за то, что они якобы полагались на подход от третьего лица с дефицитом поражений как на «серьезный научный способ» исследования (Dennett, 2003, стр. 22), поскольку это не совсем отражает клиническую работу. Взгляд от первого лица важен для понимания расстройства мозга.Любое расстройство — это в первую очередь то, что пережил (Toombs, 1995, 2001; Varela, 2001). Информация от первого лица — это «хлеб насущный» практикующих врачей (Cytowic, 2003, стр. 165), а иногда и единственная надежная информация, которую мы можем получить о пациенте. Это может быть справедливо и для точки зрения от второго лица, особенно в отношении важности сочувствия (Toombs, 2001). Чтобы понять поражение мозга (и вылечить человека, у которого оно есть), необходимы обе точки зрения.Есть много клинических явлений, которые невозможно было бы научно изучить без них, такие как боль (см. Velmans, 2007), а также восприятие (см. Ниже; см. Feest, в печати). Кроме того, они являются воротами для терапевтических вмешательств (Varela and Shear, 1999; Prigatano, 2003, 2011). Это не означает, что они всегда принимаются за чистую монету, поскольку они подтверждаются с использованием информации из других источников (от второго и третьего лица) (Varela and Shear, 1999; Jack and Roepstorff, 2002; Velmans, 2007), но это верно для этих других источников наоборот (Jack and Roepstorff, 2002, 2003).Можно также сказать, что ситуативная встреча между субъектами является окончательной интерпретационной рамкой для клинико-нейропсихологической практики.

Несмотря на ограничения модели поражения-дефицита, кажется, что она востребована соседними дисциплинами, такими как психиатрия (Kandel, 1998; Insel and Quirion, 2005; Kandel et al., 2013). Неврологию восхищают за ее предполагаемый успех в описании болезней как «чисто механических, грубых (…) поражений мозга» (Graham, 2013, после Walter, 2013, p.7). Однако с точки зрения, которую я разработал здесь, неврологические расстройства кажутся гораздо менее «присущими мозгу», чем можно предположить из вышеприведенных характеристик. На первый взгляд кажется самоочевидным, что психические изменения, такие как болезнь Альцгеймера (БА), напрямую связаны с патологическими изменениями в головном мозге. Однако, несмотря на сильную корреляцию между патологическим бременем и клиническим дефицитом, эти корреляции далеки от полноты, и есть даже люди, у которых не наблюдается заметного снижения когнитивных функций, несмотря на обширную патологию, связанную с БА (Riley et al., 2002). Такие расхождения можно объяснить различиями в компенсаторных способностях отдельных людей или, скорее, отдельных мозгов (Stern, 2002), но такая интерпретация позволяет сделать два вывода: во-первых, она предполагает системный взгляд на мозг, поскольку компенсация предполагает, что способности мозга должны быть так или иначе реорганизованы. Во-вторых, это предполагает тесную связь с окружающей средой, в которой несоответствие каким-то образом проявляется . Это важные ориентиры для любых компенсационных усилий.Таким образом, интегративный, воплощенный взгляд на эти проблемы (см. Walter, 2013) кажется гораздо более полезным и для психиатрии, чем их сужение в соответствии с идеалом дефицита поражения.

Экспериментальная парадигма нейробиологии человека: единственный и неповторимый?

Можно усомниться в общей полезности клинико-нейропсихологических данных для научного исследования разума и мозга, утверждая, что они кажутся слишком сложными. Почему бы не придерживаться старого доброго экспериментального метода при исследовании поражений головного мозга, который, кажется, дает нам гораздо более конкретные и объективные результаты? Конечно, я не хочу возражать против общей полезности экспериментальных методов при изучении психических явлений.Однако, особенно в области философии разума, кажется, что существует сильное предпочтение к предположению, что экспериментальный метод, который оказался столь полезным в других областях науки, может быть перенесен непосредственно на изучение разума (Dennett, 2003 г.). Эксперименты могут даже рассматриваться как золотой стандарт для научного исследования разума, поскольку «это не наука, пока вы не сможете превратить его в…. эксперименты »(Dennett, 2003, p. 23). Часто считается, что они достаточно могущественны, чтобы отвечать даже на метафизические вопросы, такие как вопросы о себе, морали, свободе воли и т. Д.(см. Churchland, 2005, 2008; Metzinger, 2009; Kandel et al., 2013). Это идет рука об руку с сильным акцентом на перспективу от третьего лица как на научную и «реальную», в то же время превосходя точки зрения от первого и второго лица, по крайней мере, до тех пор, пока последнее не может быть переведено в вид от третьего лица ( Dennett, 2003; Churchland, 2005; см. Также Jack and Roepstorff, 2002, 2003). Таким образом, критического обсуждения заслуживает не столько сам метод, сколько то, как он кажется деконтекстуализированным и преувеличенным.

Что касается естественных наук в целом, философия науки убедительно выразила сомнения в радикально объективной природе экспериментов и пришла к выводу, что эксперименты не могут установить полную независимость между наблюдателем и исследуемым объектом. Основным источником этого вывода является физика 20-го века (Primas, 1994). Короче говоря, есть что-то, что мы вводим в эксперимент, и что-то, что мы получаем, и невозможно полностью отделить одно от другого (Harré, 2003).Однако, принимая это как должное, можно все же постулировать, что экспериментальный метод должен работать при непосредственном изучении разума и мозга (Dennett, 2003). Но так ли это?

Как мы видели, Гольдштейн сомневался, что экспериментальный метод из физики и химии одинаково хорошо работает в области биологии. Он настаивал на том, что изоляция биологических явлений в результате экспериментальной манипуляции рискует дать искаженную картину живого. Например, чтобы изучать животных экспериментально, мы должны массово вмешиваться в их истинное состояние существования, вынимая их из их естественной среды ( Umwelt , как часть организма), вплоть до того, чтобы даже убить их, чтобы выявить их анатомические и физиологические детали.Другими словами, мы лишаем их того самого свойства, которое намереваемся изучать: жизни. В частности, в области жизни, мы не просто находим явлений, мы создаем явлений в значительной степени при принятии экспериментальной процедуры. Эта проблема также была подчеркнута в современной физике (Bohr, 1933). В дополнение к исследованиям растений или животных, есть еще одно интересное свойство людей, а именно то, что они интерпретируют, взаимодействуют с объектами. Этот аспект более или менее намеренно игнорируется в лабораторных экспериментах, поскольку мы хотим иметь только «объективные» результаты в науке, которые не загрязнены чем-либо чисто «субъективным» (Dennett, 2003).Однако эта идея из классического естествознания становится очень сложной при применении к исследованиям на людях: во всех видах психологических экспериментов оказывается важным впоследствии спросить испытуемых о дополнительных переменных, таких как применяемые стратегии, был ли эксперимент был коротким и достаточно интересным, чтобы оставаться сконцентрированным, какие гипотезы они выдвинули по поводу исследования и т. д. (Jack and Roepstorff, 2002). В дополнение к этой перспективе от первого лица экспериментаторы часто полагаются на свою собственную интуицию об отношениях и стратегиях своих испытуемых на основе их взаимодействия с испытуемым (то есть с точки зрения от второго лица).Вся эта информация имеет решающее значение для разработки экспериментальных парадигм и интерпретации результатов (Jack and Roepstorff, 2002).

Тот факт, что нам часто приходится полагаться на информацию от первого и второго лица для проведения психологических экспериментов, но в целом игнорировать ее как ненаучную, свидетельствует о весьма амбивалентной природе экспериментального метода исследования людей. Этот аспект уже присутствует в проективном понятии организма Голдштейна (Wolfe, 2010): люди не могут встречаться друг с другом, кроме как как «организмы» (субъекты), как участники взаимодействия.Это верно не только для клинициста, но и для экспериментатора (не говоря уже обо всех социологических проблемах в реальной научной практике). Рассматривая других как субъектов, исследователь должен также рассматривать себя как субъекта. В противном случае никакое взаимодействие и, следовательно, никакие психологические исследования были бы невозможны. С точки зрения Гольдштейна, можно сказать, что перспектива от третьего лица предполагает перспективу от второго лица и что первое в некотором смысле происходит от второго (см. Также Thompson, 2007, 309ff.). «Объективность» психологических экспериментов основана на искусственном исключении этих факторов. Экспериментальные приспособления разработаны, , чтобы скрыть эти влияния. Это действительно может быть полезной научной стратегией. Однако это создает большую путаницу, если о ней не вспоминают как о стратегии и если утверждают, что она дает результаты, не зависящие от представления о предмете. Люди знают , что они участвуют в эксперименте и о чем идет речь, они предвосхищают цели и гипотезы, они взаимодействуют с экспериментатором на разных уровнях, они хотят помочь науке или сопротивляться манипуляциям и т. Д.Эти вопросы тщательно и всесторонне исследуются в экспериментальной социальной психологии на протяжении десятилетий (Strohmetz, 2008). Интересно, что влияние этих факторов почти никогда систематически не рассматривается и даже не обсуждается в ЦНС, хотя оно также может вносить значительный вклад в проблему расхождения и неповторимости результатов в разных исследованиях.

Когнитивная неврология в чан

Экспериментальное выделение явлений — это способ их изучения, но, как мы видели, это создает проблемы.Серьезной проблемой, которая вытекает из контекстуальной изоляции и которая возникает из акцента Гольдштейна на запутанность между организмом и Umwelt , является внешняя (или экологическая ) валидность , концепция, которой чаще всего пренебрегают. внутренней достоверности в ЦНС. Обычно гораздо больше места в разделах для обсуждения журнальных статей, посвященных обсуждению того, действительно ли экспериментальный эффект был вызван факторами, как утверждается, в то время как в большинстве случаев предполагается, что результаты одинаково действительны вне экспериментальных условий.Например, часто считается само собой разумеющимся, что задача кратковременной памяти в сканере (например, задача n-back) может быть однозначно перенесена на производительность кратковременной памяти в реальной жизни (например, размещение различных встреч дня в разумном порядке). Это вполне может быть так, но проблема в том, что это редко показывают или даже выставляют на обсуждение. Исследования, сравнивающие производительность в конкретной экспериментальной задаче внутри и вне сканера (Koch et al., 2003; Koten et al., 2013), похоже, сходятся во мнении, что общий образец поведенческих результатов сопоставим, но есть общие различия (например, в задержках ответа). Очевидно, что сканер создает особую экспериментальную среду по сравнению с обычными лабораторными условиями, и остается неясным, как это влияет на результаты визуализации. Однако в этом обсуждении упускается важный момент, который значительно превосходит реальную проблему: это не сравнение между различными типами экспериментальных настроек , а между экспериментальными настройками и ситуациями реального мира .Таким образом, кажется, что проблема создает не столько сканер, сколько экспериментальная изоляция от окружающей среды.

Клиническая нейропсихология, напротив, должна делать акцент на экологической обоснованности (Shallice and Burgess, 1991; Manchester et al., 2004; Frisch et al., 2012) по разным причинам. Прежде всего, любая терапевтическая попытка направлена ​​на то, чтобы помочь пациенту справиться с повседневными жизненными проблемами, а не на решение абстрактных когнитивных задач. Во-вторых, реальный мир является важным способом проверки результатов нейропсихологических тестов, чтобы судить, действительно ли они отражают проблемы пациента (как показано из других источников информации).Хотя построение нейропсихологических тестов больше ориентировано на реальный мир, чем на экспериментальные задачи, они никогда не воспринимаются как точное моделирование условий реального мира. Возьмем, к примеру, исполнительные функции, способность планировать, инициировать и контролировать действия. Как показали Шеллис и Берджесс (1991) в основополагающей статье, «классические» исполнительные тесты (такие как Струп, планирование, категоризация, беглость речи, переключение и т. Д.) Могут показать нормальные результаты у пациентов с повреждением головного мозга с серьезными проблемами исполнительной власти в повседневной жизни. жизнь.Это привело к дальнейшим исследованиям проблем, от которых страдает этот пациент («многозадачность»), и к разработке новых задач для их решения (Shallice and Burgess, 1991; Burgess, 2000), тем самым постоянно учитывая внешнюю валидность эти меры (Alderman et al., 2003; Cuberos-Urbano et al., 2013). Подобные исследования хорошо подтверждают вывод Гольдштейна о том, что реальный мир, то есть отношение людей к требованиям их конкретного Umwelt , является решающей точкой отсчета, с которой следует изучать мозг.Однако экспериментальная нейробиология, похоже, не имеет такого корректирующего средства. Пока экспериментальные данные подтверждаются только другими экспериментальными доказательствами, такого рода исследования вряд ли могут опровергнуть критику в отношении того, что они дают результаты, оторванные от «реального мира» и основанные на принципе постоянной самоотнесения. Вместо этого кажется необходимым повысить экологическую достоверность исследований, например, за счет более активного включения поведенческих наблюдений или парадигм виртуальной реальности, чтобы назвать только два примера.

Мозг на рабочем месте: двигатель

Кто-то может возразить, что пример Шеллиса и Берджесса (1991) только демонстрирует, что контекст повседневной жизни важен для поиска подходящих задач. Можно по-прежнему утверждать, что существующие экспериментальные результаты можно однозначно обобщить на ситуации реального мира. Есть ли доказательства против этого предположения? Гольдштейн предположил, со ссылкой на данные Фукса (1992) о пациентах с гемианопсией, описанные выше, что даже если мы можем точно определить слепые зоны в поле зрения, это «ничего не говорит нам о функции калькариновой щели в реальной жизни». видение »(Гольдштейн, 1926, с.87, мой перевод). Определение дефектов поля зрения является результатом процедуры изоляции (периметрии). Это важно для диагностических целей, но это каким-то образом «истолковано». Это станет очевидным, если мы обратимся к более естественной обстановке, такой как исследования Фукса (1922). Здесь дефект поля зрения становится более изменчивым, поскольку ямка может динамически перемещаться в разные части периферии, чтобы сохранить фокус зрения в центре поля зрения.В случае такой «псевдофовеа» (Crossland et al., 2007; Kuhn et al., 2012) анатомия, кажется, отступает в пользу функции, то есть идет в соответствующем Umwelt как можно лучше. . Анатомически это может отражаться в нисходящем влиянии «верхних» областей коры на зрительную кору (Варела и др., 1991). Что-то вроде псевдововеа развивает только для и в в активном взаимодействии с окружающей средой (Noë, 2009).

На самом деле, очень удивительно, сколько литературы эл.д., посвященная зрению, посвящена тщательному описанию соответствующей анатомии (например, ретинотопные / тонотопические карты, см. Thompson and Toga, 2003), которые служат руководством для объяснения дефектов зрения после повреждения мозга (Zhang et al., 2006). Однако почти не существует систематических отчетов о том, как зрительный образ испытывает изменения в ходе поражения мозга и как это влияет на действия организма в его Umwelt . Даже в случае расширенных дефектов поля зрения (таких как гемианопсия) эти дефекты обычно не проявляются в том виде, в каком они проявляются при периметрическом обследовании.Например, пациенты с гемианопсией редко сообщают, что половина их поля зрения отсутствует, и не действуют таким образом, хотя обычно они замечают множество проблем, таких как пропуск предметов и т. Д. Даже пациенты, обученные неврологам, должны применять особую процедуру тестирования. например, медленно перемещая пальцы от периферии к центру поля зрения, чтобы определить реальные изменения (Cole, 1999)! Каждый из нас живет с «естественным» дефектом поля зрения, слепым пятном, которое мы обычно не испытываем и которое мы можем выявить, только применив определенную процедуру, например, передвинув два пальца на определенном расстоянии друг от друга. наших глаз.Однако можем ли мы сделать вывод, что результаты этой процедуры (а именно, что в какой-то момент исчезает один из пальцев) — это то, что мы обычно видим ? Что они демонстрируют нам наш «настоящий», «настоящий» способ видения, даже если мы обычно этого не знаем? Аналогичным образом, могли бы мы заключить, что периметрия показывает, как на самом деле видят пациенты с гемианопсией , ? «Нормальный» или «настоящий», относительно чего?

В итоге, эти примеры снова показывают, что взгляд от первого лица (в данном случае визуальный опыт) предоставляет существенные доказательства для выяснения интересных вопросов о поражениях головного мозга и головного мозга (Varela and Shear, 1999; Cytowic, 2003; Thompson, 2007).Это не означает, что данные от первого лица обязательно повышают экологическую достоверность экспериментальных установок (см. Фест, в печати), но этот момент, по-видимому, выходит за рамки данной статьи. Более того, такие примеры, как псевдововеа, хорошо показывают, насколько тесно восприятие и действие связаны в контексте организма- Umwelt (Thompson, 2007; Noë, 2009). Изоляция явлений в лабораторных условиях (включая периметрию) может дать интересные результаты, но кажется проблематичным сделать вывод о том, что эти результаты обязательно «более реальны».В качестве аналогии, даже если автомобильный двигатель протестирован и описан как можно более подробно и подробно, мы можем еще не очень много знать о том, как автомобиль движется.

Заключение

В Германии середины 19 века группа ученых стремилась установить материализм в естествознании, в том числе в отношении разума. Они воспринимали психические явления как своего рода выделение тела. По аналогии, мозг рассматривался как производитель мыслей, так же как почки рассматривались как производитель мочи (Moleschott, 1852/1971; см. Также Hagner, 2008).Хотя аналогии «мозг-почка» (или «разум-моча»), безусловно, больше не поддерживаются в такой грубой форме, общее представление о мозге как «производителе разума» все еще кажется очень популярным. Разум и сознание часто рассматриваются как расположенные внутри головы, являющиеся продуктом вычислительной мощности мозга (Kandel et al., 2013). Концепции более высокого порядка, такие как человек / организм, значение или взаимодействие, затем рассматриваются как вторичные понятия, возникающие в результате взаимодействия основных нейронных процессов, которые могут быть достаточно идентифицированы с экспериментальной точки зрения от третьего лица как sine qua non нейробиологии.

Невозможно обсудить все сложные и запутанные философские и эмпирические вопросы, связанные с этими утверждениями, и судить о них в целом в одной статье. Тем не менее, я попытался привести ряд аргументов из клинической нейропсихологии, которые ставят под сомнение эти предположения, вопреки широко распространенной интуиции в этой области. Я убежден, что ЦНС выиграет от включения представлений о мозге, которые быстро становятся очевидными при встрече с людьми с повреждением головного мозга при клинико-нейропсихологической оценке и терапии, такие как: (i) мозг, организм и Umwelt глубоко взаимосвязаны и взаимосвязаны; они составляют глобальную высокодинамичную систему; (ii) разум формируется внутри этой переплетенной системы, от которой он не может быть разумно изолирован в научных исследованиях; (iii) живые системы не могут быть полностью разложены на независимые базовые единицы объяснения (такие как модули мозга, нейроны, гены и т. д.)), но это можно понять только в предположении непрозрачной взаимосвязи между супервизирующим целым и компонентами более низкого масштаба; (iv) живые системы являются автономными агентами, активно поддерживающими идентичность в рамках опытного, значимого Umwelt , тем самым адаптируясь к возмущениям и внутренне порождая нормы; и (v) экспериментальные методы исследования психики и мозга имеют ограниченную ценность; поэтому их следует дополнять информацией не только из более экологичных подходов от третьего лица (например,g., поведение в реальном мире), но особенно с точки зрения первого и второго лица, чтобы подтвердить и обогатить их.

Все эти идеи вытекают из клинической и теоретической работы Курта Гольдштейна, которая по-прежнему имеет большое значение, несмотря на свой возраст и, на современный взгляд, античную терминологию. Примечательно, что такие идеи, как в пунктах (i) — (v), являются центральными для подхода воплощения в когнитивной и нейробиологии (Варела и др., 1991; Варела, 1997; Кларк, 1999; Томпсон и Варела, 2001; Томпсон, 2007). что, по крайней мере, с моей клинико-нейропсихологической точки зрения, кажется гораздо более подходящим для исследования мозга и разума, чем совпадающие изоляционистский и вычислительный подходы.Я хотел бы особо подчеркнуть и отметить глубокий вклад Гольдштейна в подход воплощения, который очевиден не только по теоретическим, но и по историческим причинам. Это могло бы обогатить, а также укрепить стремление к воплощению. В этом отношении особенно интересен тот факт, что Гольдштейн разработал большинство своих концепций в своей клинической работе с людьми с повреждениями головного мозга. И наоборот, я надеюсь, что эти идеи, когда они распространятся в ЦНС, могут вернуться в клинические дисциплины, чтобы повысить практическую пользу фундаментальных исследований, которая в глазах многих практиков сильно переоценивается (Wilson, 2005).Это может привести к выработке более подходящих принципов в обучении практикующих врачей и психологов, в которых часто преобладают изоляционистские взгляды от третьего лица. И последнее, но не менее важное: мы должны осознавать, что чрезмерное внимание к таким взглядам может иметь катастрофические последствия для клинической практики (Toombs, 2001).

Является ли основная проблема связать более глобальную клиническую перспективу с более детальным взглядом на экспериментальную ЦНС? Это слишком коротко обрезает историю, поскольку последнее, по-видимому, основано на нескольких проблемных предположениях.Таким образом, не существует улицы с односторонним движением: клиническая практика не просто дополняет лабораторные данные, она сама по себе может предоставить интересную альтернативную перспективу, которую мы не нашли бы, придерживаясь экспериментальных исследований на здоровых людях. Клиническая нейропсихология, выходящая за рамки модели поражения-дефицита, могла бы предоставить более подходящую общую парадигму исследования ЦНС. Однако прогресс может быть достигнут только тогда, когда мы осмелимся поставить под сомнение даже те предположения, которые кажутся несомненными. Здесь мы должны приветствовать внешние перспективы из междисциплинарных источников, таких как гуманитарные науки, а также из современной физики.Фактически, это кажется «сильнейшей силой» науки и единственным способом подпитывать творческую силу: быть готовым отказаться даже от основных предположений, если они окажутся сомнительными, и, что наиболее важно, осмелиться придерживаться вопросы открыты.

Заявление о конфликте интересов

Автор заявляет, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могут быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Благодарности

Я хотел бы поблагодарить многих людей за стимулирующие обсуждения и критические отзывы, особенно Александра Метро, ​​Михаэля Геблера, Джеральда Крефта, Кристиана Келла, Гельмута Штайнмеца, Маттиаса Шрётера, Питера бейма Грабена и обоих рецензентов.Самая первая версия этих идей была представлена ​​на выездном семинаре Brainclocks Group of Cognitive Neuroscience (Франкфуртский университет) в Труа-Пон, Бельгия, в мае 2013 года, и я хочу поблагодарить всех членов группы за их постоянную поддержку и поддержку. .

Сноски

  1. Примечательно, что Гольдштейн (1934) подробно сослался на экспериментальные исследования на животных, особенно на исследования Альбрехта Бете (1872–1954), ученика Фридриха Гольца (1934–1902).Бете работала физиологом во Франкфуртском университете одновременно с Гольдштейном. Он продемонстрировал, что ампутация конечностей у таких животных, как насекомые, крабы и млекопитающие, приводит к изменению координации движений таким образом, который максимально приближается к способностям до повреждения. Бете продемонстрировал, что эта адаптация произошла немедленно и спонтанно (то есть без обучения), независимо от высшего (коркового) контроля и способом, который нельзя было запрограммировать заранее (Bethe, 1933).Подобно Гольдштейну, Бете изначально происходил из традиции локализации, от которой он отказался в ходе своей экспериментальной работы. Он отстаивал системный взгляд на мозг и критиковал высказывание о «функции, как если бы она была заключена в коробку» (Bethe, 1933, стр. 218, мой перевод).
  2. Фристон и Прайс (2011, стр. 242) представили независимые доказательства сетевой теории (Sporns, 2009), в которых подчеркивается важность модульности в сетях как средства устойчивости (Kitano, 2004) для защиты от внешних возмущений. (например, поражения).Однако при такой интерпретации Фристон и Прайс, похоже, с самого начала приравнивают нейронную модульность к когнитивной модульности. Напротив, Спорнс (2009, стр. 195) явно различает два понятия модулярности. Фактически, идея идентичности ментальных модулей нейронным модулям, похоже, подрывает саму идею устойчивости, а не подтверждает ее. Более того, утверждения в пользу модульности с эволюционной точки зрения (выборочные структурные изменения в ответ на функциональную адаптацию) кажутся очень привлекательными на первый взгляд, хотя, как можно было бы подумать, гораздо менее подтверждены эмпирическими данными (см. Anderson and Finlay, 2014).Напротив, несмотря на интересные исключения, данные, похоже, подтверждают мнение о том, что нейроны участвуют в множестве разнообразных форм поведения у очень разных видов видов (там же).
  3. Подход воплощения делает обширные ссылки на идеи двух философов, среди прочих, а именно Мориса Мерло-Понти (Варела и др., 1991; Томпсон, 2007) и Ханса Джонаса (Вебер и Варела, 2002; Томпсон, 2007). Центральной фигурой в этом отношении является философ Арон Гурвич, ученик Эдмунда Гуссерля с 1922 года.Гурвич приехал во Франкфурт несколько лет спустя, чтобы работать вместе с Куртом Гольдштейном и его самым важным сотрудником, гештальт-психологом Адемаром Гельбом (особенно для работы над концепцией Гельба и Гольдштейна о потере «абстрактного отношения» в результате поражений мозга). . Гурвичу пришлось бежать из нацистской Германии в 1933 году в Париж. Здесь он читал лекции по феноменологии и гештальт-психологии в Университете Сорбонны, которые посещал Мерло-Понти (Gurwitsch and Embree, 2010). Оба часто встречались, и Мерло-Понти познакомился со многими идеями Гольдштейна, что наиболее ярко отражено в основных темах его первой крупной работы (Merleau-Ponty, 1942/1967): Конституция Umwelt посредством постоянной самореализации. организма, холизм в восприятии, рефлекс как аргумент против атомистических теорий поведения, нормотворчество как существенное свойство жизни, роль символов в человеческом сознании и т. д.(ср. Moran, 2002, 411 и далее). Многие из этих проблем привели к появлению подхода воплощения (Thompson, 2007, стр. 147). Ханс Йонас познакомился с Гурвичем (Йонас, 1973) и Гольдштейном (Йонас, 1959) уже в Германии, и все трое стали коллегами в их общей эмиграции в США ( The New School of Social Research , New York). Ханс Йонас, ученик Гуссерля и Хайдеггера, видел в Гольдштейне большое влияние (Йонас, 1959), и важные моменты его работы (Йонас, 1966), похоже, отражают это влияние (e.g., жизнь против машин, организменная идентичность и экзистенциальная забота). Таким образом, оказывается, что многие идеи, использованные в подходе воплощения, уходят корнями в клинико-нейропсихологические наблюдения Гольдштейна. Большое спасибо Александру Метро за информацию по этим вопросам.

Список литературы

Олдерман Н., Берджесс П. В., Найт К. и Хенман К. (2003). Экологическая валидность упрощенной версии теста на многократные покупки. J. Int. Neuropsychol.Soc. 9, 31–44. DOI: 10,1017 / s13556177036

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Амунц, К., Маликович, А., Мольберг, Х., Шорман, Т., и Зиллес, К. (2000). Области Бродмана 17 и 18 внесены в стереотаксическое пространство — где и насколько изменчивы? Neuroimage 11, 66–84. DOI: 10.1006 / nimg.1999.0516

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Андерсон, М. Л., и Финли, Б. Л. (2014). Назначение структуры функциям: сильная связь между нейропластичностью и естественным отбором. Фронт. Гм. Neurosci. 7: 918. DOI: 10.3389 / fnhum.2013.00918

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Ардила, А., Бернал, Б. (2007). Что может быть локализовано в головном мозге? К «факторной» теории мозговой организации познания. Внутр. J. Neurosci. 117, 935–969. DOI: 10.1080 / 00207450600912222

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Бен Ишай, Ю. (1996). Размышления об эволюции концепции терапевтической среды. Neuropsychol. Rehabil. 6, 327–343. DOI: 10.1080 / 713755514

CrossRef Полный текст

Бете, А. (1933). Die anpassungsfähigkeit (plastizität) нервных систем. Naturwiss. 11, 214–221. DOI: 10.1007 / bf01505668

CrossRef Полный текст

Blautzik, J., Vetter, C., Peres, I., Gutyrchik, E., Keeser, D., Berman, A., et al. (2013). Классификация паттернов состояния покоя, полученных с помощью фМРТ, в соответствии с их суточной ритмичностью. Neuroimage 71, 298–306.DOI: 10.1016 / j.neuroimage.2012.08.010

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Бор Н. (1933). Свет и жизнь. Природа 131, 421–423. DOI: 10.1038 / 131421a0

CrossRef Полный текст

Боргштейн, Дж., И Гроотендорст, К. (2002). Клиническая картина: половина мозга. Ланцет 359, 473. DOI: 10.1016 / S0140-6736 (02) 07676-6

CrossRef Полный текст

Бертон, Х., Снайдер, А.З., Даймонд, Дж. Б., и Райхл, М.Э. (2002). Адаптивные изменения у ранних и поздних слепых: исследование FMRI генерации глаголов в слышимые существительные. J. Neurophysiol. 88, 3359–3371. DOI: 10.1152 / jn.00129.2002

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Коул, М. (1999). Когда левое полушарие не правое, правое полушарие может оставаться левым: отчет о личном опыте затылочной гемианопсии. J. Neurol. Нейрохирургия. Психиатрия 67, 169–173. DOI: 10.1136 / jnnp.67.2.169

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Крейвер, К.Ф. (2005). Помимо редукции: механизмы, многопольная интеграция и единство нейробиологии. Шпилька. Hist. Филос. Биол. Биомед. Sci. 36, 373–395. DOI: 10.1016 / j.shpsc.2005.03.008

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Craver, C.F. (2006). Когда объясняют механистические модели. Synthese 153, 355–376. DOI: 10.1007 / s11229-006-9097-x

CrossRef Полный текст

Куберос-Урбано, Г., Каракуэль, А., Вилар-Лопес, Р., Валлс-Серрано, К., Бейтман, А., Вердехо-Гарсия, А. (2013). Экологическая валидность теста на выполнение нескольких поручений с использованием моделей прогнозирования проблем дисфункции в повседневной жизни. J. Clin. Exp. Neuropsychol. 35, 329–336. DOI: 10.1080 / 13803395.2013.776011

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Cytowic, R.E. (2003). Парадокс клиницистов: верить тем, кому нельзя доверять. J. Consc. Stud. 10, 157–166.

Деннетт, Д.С. (2003). Кто первый? Объяснение герерофеноменологии. J. Consc. Stud. 10, 19–30.

Feest, U. (в печати). Феноменальные переживания, методы от первого лица и искусственность экспериментальных данных. Philos. Sci.

Fitch, W. T. (2008). Нано-интенциональность: защита внутренней интенциональности. Biol. Филос. 23, 157–177. DOI: 10.1007 / s10539-007-9079-5

CrossRef Полный текст

Фриш, С., Дукарт, Дж., Фогт, Б., Horstmann, A., Becker, G., Villringer, A., et al. (2013). Диссоциация сетей памяти при ранней болезни Альцгеймера и лобно-височной долевой дегенерации — комбинированное исследование гипометаболизма и атрофии. PLoS One 8: e55251. DOI: 10.1371 / journal.pone.0055251

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Frisch, S., Förstl, S., Legler, A., Schöpe, S., and Goebel, H. (2012). Чередование действий в повседневной жизни требует многозадачности. Дж.Neuropsychol. 6, 257–269. DOI: 10.1111 / j.1748-6653.2012.02026.x

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Fuchs, W. (1922). Eine pseudofovea bei hemianopikern. Психолог. Форш. 1, 157–186. DOI: 10.1007 / bf00410389

CrossRef Полный текст

Гельб А. и Гольдштейн К. (1920). Psychologische Analysen Hirnpathologischer Fälle aufgrund von Untersuchungen Hirnverletzter. Лейпциг: Барт.

Гольдштейн, К.(1926). Das симптом, seine entstehung und bedeutung für unsere auffassung vom bau und von der funktion des nervensystems. Arch. Психология. Nervenkr. 76, 84–108. DOI: 10.1007 / bf01814686

CrossRef Полный текст

Гольдштейн, К. (1927). «Die lokalisation in derrosshirnrinde», в Handbuch Der Normalen Und Pathologischen Physiologie , ed A. Bethe (Springer: Berlin), 600–842.

Гольдштейн, К. (1934). Der Aufbau des Organismus . Ден Хааг: Нийхофф.Английский перевод: Goldstein, K. (1995). Организм . Нью-Йорк: Zone Books.

Гольдштейн, К. и Шерер, М. (1941). Абстрактное и конкретное поведение: экспериментальное исследование со специальными тестами. Psychol. Monogr. 53, и – 151. DOI: 10,1037 / h0093487

CrossRef Полный текст

Горфин Т. и Зисапель Н. (2009). Паттерны активации мозга поздним вечером и их связь с внутренним биологическим временем, мелатонином и гомеостатическим сном. Hum. Brain Mapp. 30, 541–552. DOI: 10.1002 / hbm.20525

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Грейси, Ф., Палмер, С., Роус, Б., Псайла, К., Шоу, К., О’Делл, Дж. И др. (2008). «Чувство частью вещей»: построение себя после черепно-мозговой травмы. Neuropsychol. Rehabil. 18, 627–650. DOI: 10.1080 / 09602010802041238

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Грэм, Г. (2013). Беспорядочный разум.Введение в философию разума и психических заболеваний. 2-е изд. Нью-Йорк: Тейлор и Фрэнсис.

Гурвич А., Эмбри Л. (2010). «Биографический очерк Арона Гурвича», в Собрание сочинений Арона Гурвича (1901–1973) , изд Х. Гарсия-Гомес (Дордрехт: Springer), 41–54.

Хагнер М. (2008). Homo Cerebralis. Der Wandel vom Seelenorgan zum Gehirn. Франкфурт-на-Майне: Зуркамп.

Гамильтон, Р., Кинан, Дж. П., Катала, М., и Паскуаль-Леоне, А. (2000). Alexia для шрифта Брайля после двустороннего затылочного удара у ранней слепой женщины. Нейроотчет 11, 237–240. DOI: 10.1097 / 00001756-200002070-00003

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Хардкасл, В. Г., Стюарт, К. М. (2005). «Локализация в мозгу и другие иллюзии» в Cognition and the Brain. Философское и неврологическое движение , ред. А. Брук и К. Акинс (Кембридж: издательство Кембриджского университета), 27–39.

Харре Р. (2003). «Материальность инструментов в метафизике для экспериментов», в Философия научного экспериментирования , редактор Х. Раддер (Питтсбург: издательство Питтсбургского университета), 19–38.

Джек А. И., Рёпсторф А. (2002). Самоанализ и когнитивное картирование мозга: от стимула-ответа до сценария-отчета. Trends Cogn. Sci. 6, 333–339. DOI: 10.1016 / s1364-6613 (02) 01941-1

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Джек, А.I., и Roepstorff, A. (2003). Зачем доверять предмету? J. Consc. Stud. 10, 5–24.

Йонас, Х. (1959). Курт Гольдштейн и философия. Am. J. Psychoanal. 19, 161–164. DOI: 10.1007 / bf01871528

CrossRef Полный текст

Йонас, Х. (1966). Феномен жизни: к философской биологии. Чикаго: Чикагский университет Press.

Йонас, Х. (1973). Арон Гурвич 1901–1973. Слушания и адреса Американской философской ассоциации , 184–186.

Кандел, Э. Р., Маркрам, Х., Мэтьюз, П. М., Юсте, Р., и Кох, К. (2013). Неврология мыслит масштабно (и коллективно). Нат. Rev. Neurosci. 14, 659–664. DOI: 10.1038 / nrn3578

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Канвишер, Н. (2006). Что в лице? Наука 311, 617–618. DOI: 10.1126 / science.1123983

CrossRef Полный текст

Клонофф П. С., Лэмб Д. ​​Г. и Хендерсон С. В. (2001).Результаты нейрореабилитации в условиях окружающей среды в срок до 11 лет после выписки. Brain Inj. 15, 413–428. DOI: 10.1080 / 026910005968

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Кох И., Руге Х., Брасс М., Рубин О., Мейран Н. и Принц В. (2003). Эквивалентность когнитивных процессов при визуализации мозга и поведенческих исследованиях: данные переключения задач. Neuroimage 20, 572–577. DOI: 10.1016 / s1053-8119 (03) 00206-4

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Котен, Дж.В., Лангнер, Р., Вуд, Г., и Уиллмс, К. (2013). Является ли время реакции, полученное во время сканирования с помощью фМРТ, надежным и достоверным показателем поведения? Exp. Brain Res. 227, 93–100. DOI: 10.1007 / s00221-013-3488-2

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Кун, К., Бублак, П., Йобст, У., Розенталь, А., Рейнхарт, С., Керкхофф, Г. (2012). Контрастное пространственное искажение при хронической гемианопсии: роль (экс) центрической фиксации, пространственных подсказок и визуального поиска. Неврология 210, 118–127. DOI: 10.1016 / j.neuroscience.2012.03.020

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Лэшли, К. (1950). В поисках инграммы. Симп. Soc. Exp. Биол. 4, 454–482.

Лезак, М. Д., Ховисон, Д. Б., и Лоринг, Д. В. (2004). Нейропсихологическая оценка. Оксфорд: Издательство Оксфордского университета.

Лурия, А. Р. (1966). Курт Гольдштейн и нейропсихология. Neuropsychologia 4, 311–313.DOI: 10.1016 / 0028-3932 (66)

-2

CrossRef Полный текст

Лурия А. Р. (1987). Человек с разрушенным миром: история мозговой раны. Кембридж / Массачусетс: издательство Гарвардского университета.

Магнус, Р. (2008). Биосемиотика внутри и вне биологического холизма: полуисторический анализ. Биосемиотика 1, 379–396. DOI: 10.1007 / s12304-008-9021-5

CrossRef Полный текст

Мерло-Понти, М. (1942/1967). Структура поведения. Бостон / Массачусетс: Beacon Press.

Метцингер, Т. (2009). Туннель Эго. Нью-Йорк: Основные книги.

Молешотт, Дж. (1852/1971). «Der kreislauf des lebens», в Vogt, Molleschott, Büchner — Schriften zum Kleinbürgerlichen Materialismus in Deutschland , ed D. Wittich (Берлин: Akademie-Verlag), 25–341.

Моран Д. (2002). Введение в феноменологию. Лондон: Рутледж.

Ноэ, А. (2009). Из наших голов. Нью-Йорк: Хилл и Ван.

Паскуаль-Леоне А., Бартрес-Фаз Д. и Кинан Дж. П. (1999). Транскраниальная магнитная стимуляция: изучение взаимосвязи между мозгом и поведением путем индукции «виртуальных повреждений». Philos. Пер. R. Soc. Лондон. B Biol. Sci. 354, 1229–1238. DOI: 10.1098 / rstb.1999.0476

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Пригатано, Г. П., Клонофф, П. С., О’Брайен, К. П., Альтман, И. М., Амин, К., Кьяпелло, Д., и другие. (1994). Продуктивность после реабилитации в нейропсихологически ориентированной среде. J. Head Trauma Rehab. 9, 91–102. DOI: 10.1097 / 00001199-199403000-00011

CrossRef Полный текст

Примас, Х. (1994). «Реализм и квантовая механика», в Logic, Methodology and Philosophy of Science IX , ред. Д. Правиц, Б. Скирмс и Д. Вестершталь (Амстердам: Elsevier), 609–631.

Принц, Дж. Дж. (2006). Действительно ли разум модульный? in Contemporary Debates in Cognitive Science , ed R.Стейнтон (Оксфорд: Блэквелл), 22–36.

Райли, К. П., Сноудон, Д. А., и Марксбери, В. Р. (2002). Нейрофибриллярная патология Альцгеймера и спектр когнитивных функций: результаты исследования Nun. Ann. Neurol. 51, 567–577. DOI: 10.1002 / ana.10161

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Sporns, О. (2009). Сети мозга. Кембридж: MIT Press.

Stjernfelt, F. (2011). Простые животные и сложная биология: двойное влияние фон Икскюля на философию кассирера. Synthese 179, 169–186. DOI: 10.1007 / s11229-009-9634-5

CrossRef Полный текст

Стромец, Д. Б. (2008). Исследовательские артефакты и социальная психология психологических экспериментов. Soc. Человек. Psychol. Комп. 2, 861–877. DOI: 10.1111 / j.1751-9004.2007.00072.x

CrossRef Полный текст

Томпсон, Э. (2007). Разум в жизни: биология, феноменология и науки о разуме . Кембридж / Массачусетс: Издательство Гарвардского университета.

Томпсон, П.М., и Тога, А. В. (2003). Заболевания коры головного мозга и корковая локализация. eLS doi: 10.1038 / npg.els.0002195

CrossRef Полный текст

Toombs, С. К. (1995). Жизненный опыт инвалидности. Hum. Stud. 18, 9–23. DOI: 10.1007 / bf01322837

CrossRef Полный текст

Toombs, С. К. (2001). Роль эмпатии в клинической практике. J. Consc. Stud. 8, 247–258.

ван Орден, Г. К., Пеннингтон, Б. Ф., и Стоун, Г. О. (2001). Что доказывают двойные диссоциации? Cogn. Sci. 25, 111–172. DOI: 10.1207 / s15516709cog2501_5

CrossRef Полный текст

Варела, Ф. Дж. (2001). Интимные расстояния. Фрагменты феноменологии трансплантации органов. J. Consc. Stud. 8, 5–7.

Варела Ф. Дж. И Шир Дж. (1999). Методики от первого лица: что, почему, как. J. Consc. Stud. 6, 1–14.

Варела Ф. Г., Томпсон Э. и Рош Э.(1991). Воплощенный разум. Кембридж: MIT Press.

Велманс, М. (2007). Гетерофеноменология против критической феноменологии. Phenomenol. Cogn. Sci. 6, 221–230. DOI: 10.1007 / s11097-006-9033-z

CrossRef Полный текст

фон Uexküll, J. (1909). Umwelt und Innenwelt der Tiere. Берлин: Springer.

Вебер А. и Варела Ф. Дж. (2002). Жизнь после Канта: природные цели и аутопоэтические основы биологической индивидуальности. Phenomenol. Cogn. Sci. 1, 97–125. DOI: 10.1023 / A: 1020368120174

CrossRef Полный текст

Уилсон, Б.А. (2010). Травма головного мозга: восстановление и реабилитация. Wiley Interdis. Rev. Cogn. Sci. 1, 108–118. DOI: 10.1002 / wcs.15

CrossRef Полный текст

Уилсон, Б.А. (2011). «Передовые» разработки в области нейропсихологической реабилитации и возможные направления на будущее. Brain Imp. 12, 33–42. DOI: 10.1375 / brim.12.1.33

CrossRef Полный текст

Йейтс, Г.Н., Грейси Ф. и МакГрат Дж. К. (2008). Биопсихосоциальная деконструкция «изменения личности» после приобретенной черепно-мозговой травмы. Neuropsychol. Rehabil. 18, 566–589. DOI: 10.1080 / 09602010802151532

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Чжан, X., Кедар, С., Линн, М. Дж., Ньюман, Н. Дж., И Биусе, В. (2006). Гомонимные гемианопсии: клинико-анатомические корреляции в 904 случаях. Неврология 66, 906–910. DOI: 10.1212 / 01.wnl.0000203913.12088.93

Pubmed Аннотация | Pubmed Полный текст | CrossRef Полный текст

Зиллес, К., Амунц, К. (2013). Индивидуальная изменчивость — это не шум. Trends Cogn. Sci. 17, 153–155. DOI: 10.1016 / j.tics.2013.02.003

CrossRef Полный текст

1. Что такое нейропсихология | Нейропсихологическое обследование и лечение

Что такое нейропсихология?

Нейропсихология — это раздел клинической психологии, изучающий, как мозг и нервная система влияют на то, как мы функционируем в повседневной жизни.В отличие от использования методов нейровизуализации, таких как МРТ, КТ и ЭЭГ, где основное внимание уделяется структурам нервной системы, нейропсихология стремится понять, как различные компоненты мозга могут выполнять свою работу. Клиническая нейропсихология использует различные методы оценки для определения функции и дисфункции и применяет эти знания для оценки, лечения и реабилитации людей с предполагаемыми или продемонстрированными неврологическими или психологическими проблемами.

Кто такой нейропсихолог?

По данным Национальной академии нейропсихологии (www.nanonline.org) клинический нейропсихолог — специалист в области психологии со специальными знаниями в области прикладных наук о взаимоотношениях между мозгом и поведением. Клинические нейропсихологи используют эти знания при оценке, диагностике, лечении и / или реабилитации пациентов на протяжении всей жизни с неврологическими, медицинскими, психическими расстройствами, нарушениями развития нервной системы и другими когнитивными расстройствами и нарушениями обучения. Клинический нейропсихолог использует психологические, неврологические, когнитивные, поведенческие и физиологические принципы, методы и тесты для оценки нейрокогнитивных, поведенческих и эмоциональных сильных и слабых сторон пациентов и их связи с нормальным и ненормальным функционированием центральной нервной системы.Клинический нейропсихолог объединяет информацию, собранную в процессе оценки, с информацией, предоставленной другими медицинскими работниками / поставщиками медицинских услуг, для выявления и диагностики нейроповеденческих расстройств, а также для планирования и реализации стратегий вмешательства. Специальность клинической нейропсихологии признана Американской психологической ассоциацией и Канадской психологической ассоциацией. Клинические нейропсихологи — это независимые практикующие врачи (поставщики медицинских услуг) в области клинической нейропсихологии и психологии.

Зачем обращаться за консультацией к нейропсихологу?

Этот важный вопрос часто задают родители и потенциальные пациенты, особенно в свете того факта, что многие другие люди, включая клинических психологов и школьных психологов, не имеющих подготовки в области нейропсихологии, часто заявляют, что могут провести такую ​​оценку. Хотя это правда, что клинические и школьные психологи могут научиться проводить практически любой тест, который использует нейропсихолог, основное различие заключается в том, как эта мера применяется и интерпретируется.Обучение, которое получает нейропсихолог, позволяет ему или ей понимать результаты тестов в контексте того, как функционирует мозг человека, которого оценивают. Это влечет за собой детальное знание анатомии мозга, роли, которую выполняют различные области мозга, и того, как на эти функции могут влиять различные расстройства, такие как синдром Дауна, рассеянный склероз, опухоли головного мозга, СДВГ, судороги и приобретенные травмы головного мозга. Кроме того, имея дело с проблемами обучаемости, важно знать, что еще происходит в мозгу.Важно не только знать, есть ли у ребенка расстройство чтения или математики, но также необходимо понимать, почему оно существует. Например, у детей, которые всегда испытывали трудности с чтением и письмом, часто обнаруживаются другие языковые расстройства. Кроме того, существует множество расстройств, таких как синдром Клайнфельтера и расстройство Аспергера, при которых многие из людей также имеют проблемы с обучением (например, языковые расстройства распространены при синдроме Клайнфельтера, а невербальные проблемы с обучением распространены при расстройстве Аспергера).

Требуется значительный объем подготовки, чтобы понять эти множественные сложные расстройства и проблемы, которые часто возникают. Подготовка большинства школьных психологов и многих клинических психологов недостаточна и, следовательно, не предоставит вам, потребителю, информацию, которую вы должны знать, чтобы понять проблемы, с которыми вы имеете дело, и шаги, которые необходимо предпринять, чтобы помочь решить их. В некоторых случаях стоимость является фактором, определяющим, к кому вы пойдете на оценку.Хотя нейропсихологическое обследование может оказаться дорогостоящим, и вы, вероятно, заплатите меньше, если обследование будет проводить не нейропсихолог (хотя это не обязательно так), вам необходимо учитывать, что вы принимаете решение о медицинском обслуживании и что срезание углов не является оправданием. не обязательно в ваших интересах. Как нейропсихолог я обучен оценивать, как работает мозг. Я буду работать с вами, чтобы получить компенсацию за внесетевые услуги через вашего страховщика.

Почему стоит подумать о нейропсихологическом обследовании?

Результаты предоставляют полезную информацию, помогающую диагностировать неврологические состояния у детей и взрослых, особенно когда неврологические осмотры и лабораторные тесты не дают результатов.

Результаты тестирования позволят установить базовый уровень текущего функционирования, который можно использовать в качестве маркера для оценки прогресса фармакологических, хирургических и реабилитационных мероприятий, а также для определения течения церебральной дисфункции и восстановления.

Нейропсихологическое тестирование может помочь в планировании и разработке программ коррекционного обучения, реабилитации и профессионального обучения для людей с неврологическими проблемами или проблемами развития.

Нейропсихологическая оценка важна для получения школьных услуг, проверки условий для вступительных экзаменов в колледж и проживания по месту работы.

Нейропсихология | Медицинская школа Макговерна

ДОБРО ПОЖАЛОВАТЬ!

Программа нейропсихологии, часть Центра нейрокогнитивных расстройств UTHealth, была основана в 2012 году.Факультет динамической программы призван предоставлять исключительные, ориентированные на пациента клинические услуги, вносить свой вклад в академическую миссию UTHealth, обеспечивая формальное обучение на уровне выпускников и докторантов, а также участвуя в исследованиях, которые продвигают нейропсихологическую науку. Преподаватели программы специализируются на нейропсихологической оценке широкого спектра приобретенных расстройств центральной нервной системы, которые влияют на когнитивные и психологические / поведенческие функции у взрослых, таких как болезнь Альцгеймера и другие деменции, болезнь Паркинсона и другие двигательные расстройства, рассеянный склероз, цереброваскулярные заболевания, черепно-мозговые травмы и эпилепсия.К нам также часто обращаются за помощью в диагностике, решении проблем, связанных с трудоспособностью, таких как возвращение к работе, и получения рекомендаций по улучшению ухода за пациентами и повышению качества жизни. До- и послеоперационная оценка для глубокой стимуляции мозга (DBS) также является важным компонентом услуг программы. Дополнительные клинические услуги включают когнитивную реабилитацию / обучение и психотерапию, предлагаемые в Клинике психического и поведенческого здоровья (BBHC) отделения нейропсихологии.

Что такое клиническая нейропсихология?

По данным Американской академии клинической нейропсихологии (AACN), «клиническая нейропсихология — это специальная область в рамках клинической психологии, посвященная пониманию взаимосвязей между мозгом и поведением, особенно потому, что эти взаимосвязи могут быть применены для диагностики заболеваний мозга, оценки когнитивное и поведенческое функционирование и разработка эффективного лечения.”

Какова роль клинического нейропсихолога?

Роль клинического нейропсихолога заключается в применении своих передовых знаний о взаимосвязях между мозгом и поведением для оценки когнитивных способностей человека. Мы выполняем задачи, которые оценивают изменения в функциях мозга, таких как память, внимание, язык и решение проблем. Нейропсихологическое обследование обычно запрашивается врачами и другими поставщиками медицинских услуг для выявления изменений в функции мозга и помощи в определении причины когнитивных симптомов.

Некоторые из оцененных условий включают:

  • Болезнь Альцгеймера
  • Лобно-височные деменции / другие деменции
  • Болезнь Паркинсона и другие двигательные расстройства, включая глубокую стимуляцию мозга (DBS)
  • Эпилепсия / судорожные расстройства
  • Травмы головы / спортивное сотрясение мозга
  • Опухоли головного мозга
  • Инфекции головного мозга (энцефалит, менингит и т. Д.)
  • Апноэ сна и другие нарушения сна
  • Депрессия
  • штрихов
  • Воздействие пестицидов и других токсичных химикатов
  • Сердечные приступы и цереброваскулярные заболевания
  • Аутоиммунные заболевания, такие как рассеянный склероз
  • Проблемы с возможностями / компетенциями
  • Гидроцефалия нормального давления

Чего ожидать во время нейропсихологического обследования?

В какой-то момент во время оценки вы и член вашей семьи пройдете собеседование, чтобы получить полное представление о том, каковы ваши симптомы, когда они впервые появились и как прогрессировали.Вам предложат тесты, чтобы проверить, как работают определенные системы в вашем мозгу. Вам будет предложено множество тестов для проверки этих функций. Некоторые тесты будут для вас довольно легкими, а другие — довольно сложными. Продолжительность тестирования будет зависеть от нескольких факторов, но может занять большую часть дня с перерывами по мере необходимости. После завершения оценки ваш лечащий врач получит отчет о результатах. Также рекомендуется записаться на прием к нейропсихологу, чтобы обсудить результаты и рекомендации.

Клиника психического и поведенческого здоровья

Амбулаторную клинику головного мозга и поведенческого здоровья в отделении нейропсихологии Центра нейрокогнитивных расстройств возглавляет доктор Кристина Берроуз. Клиника предлагает обучение когнитивной реабилитации и когнитивно-компенсаторной стратегии для людей с объективными когнитивными нарушениями из-за медицинских или неврологических состояний, таких как травма головного мозга, инсульт, опухоль головного мозга и легкие когнитивные нарушения (MCI).Доступны амбулаторные индивидуальные и групповые занятия.

Психотерапевтические услуги также предлагаются в клинике психического здоровья и психического здоровья. Услуги включают психообразование и научно обоснованную психотерапию для решения различных эмоциональных проблем. Лечение включает когнитивно-поведенческую терапию (КПТ) для людей с неврологическими и медицинскими состояниями, которые могут испытывать бессонницу, депрессию / изменения настроения, беспокойство, психогенные неэпилептические припадки (ПНЭС) или трудности с адаптацией.Доступны амбулаторные форматы индивидуальной и групповой психотерапии.

Как записаться на прием

Мы приветствуем ваш звонок и возможность помочь с вашим здоровьем, будь то нейропсихологическая оценка, когнитивная реабилитация / переподготовка или услуги психотерапии. Однако для записи на прием необходимо направление от вашего врача или другого поставщика медицинских услуг. После получения направления наш внимательный персонал свяжется с вами, чтобы назначить вам нейропсихологическое обследование или услуги по вмешательству у одного из наших поставщиков.Мы благодарим вас за то, что вы позволили нам быть частью вашей заботы.

Бетани Р. Уильямс, доктор философии
Директор программы нейропсихологии
Здание поведенческих и биомедицинских наук
1941 East Rd, Suite 4358
Houston, TX 77047
Телефон для записи в информационный центр: (713) 486-0500

Брошюра о нейропсихологической клинике
Письмо о приеме на прием к нейропсихологу и указания
Форма истории нейропсихологии

.

No related posts.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *