Пьер Бурдьё о мнимой объективности соцопросов
Рубрики : Общество, Последние статьи
Нашли у нас полезный материал? Помогите нам оставаться свободными, независимыми и бесплатными, сделав любое пожертвование или купив что-то из нашего литературного мерча.
Социальный заказ, конъюнктура, навязывание проблематики: публикуем статью, в которой известный французский социолог Пьер Бурдьё объясняет, почему не стоит доверять результатам различных соцопросов, как конструкт «общественное мнение» стал инструментом политического воздействия и какие в опросах используются приемы, помогающие создать видимость консенсуса в обществе.
Общественное мнение не существует
Прежде всего хотел бы уточнить, что в мои намерения входит не простое и механическое разоблачение опросов общественного мнения, но попытка строгого анализа их функционирования и назначения. Это предполагает, что под сомнение будут поставлены три постулата, имплицитно задействованные в опросах. Так, всякий опрос мнений предполагает, что все люди могут иметь мнение или, иначе говоря, что производство мнения доступно всем. Этот первый постулат я оспорю, рискуя задеть чьи-то наивно демократические чувства. Второй постулат предполагает, будто все мнения значимы. Я считаю возможным доказать, что это вовсе не так, и что факт суммирования мнений, имеющих отнюдь не одну и ту же реальную силу, ведет к производству лишенных смысла артефактов. Третий постулат проявляется скрыто: тот простой факт, что всем задается один и тот же вопрос, предполагает гипотезу о существовании консенсуса в отношении проблематики, то есть согласия, что вопросы заслуживают быть заданными. Эти три постулата предопределяют, на мой взгляд, целую серию деформаций, которые обнаруживаются, даже если строго выполнены все методологические требования в ходе сбора и анализа данных.
Опросам общественного мнения часто предъявляют упреки технического порядка. Например, ставят под сомнение репрезентативность выборок. Я полагаю, что при нынешнем состоянии средств, используемых службами изучения общественного мнения, это возражение совершенно необоснованно. Выдвигаются также упреки, что в опросах ставятся хитрые вопросы или что прибегают к уловкам в их формулировках. Это уже вернее, часто получается так, что ответ выводится из формы построения вопроса. Например, нарушая элементарное предписание по составлению вопросника, требующее «оставлять равновероятными» все возможные варианты ответа, зачастую в вопросах или в предлагаемых ответах исключают одну из возможных позиций, или к тому же предлагают несколько раз в различных формулировках одну и ту же позицию. Есть разнообразные уловки подобного рода, и было бы интересно порассуждать о социальных условиях их появления. Большей частью они связаны с условиями, в которые поставлены составители вопросников. Но главным образом, уловки возникают потому, что проблематика, которую прорабатывают в институтах изучения общественного мнения, подчинена запросам особого типа.
Так, в ходе анализа инструментария крупного национального опроса французов о системе образования, мы подняли в архивах ряда бюро этой службы все вопросы, касающиеся образования. Оказалось, что более 200 из них было задано в опросах, проведенных после событий мая 1968 г., и только 20 — в период с 1960 г. по 1968 г. Это означает, что проблематика, за изучение которой принимается такого рода организация, глубоко связана с конъюнктурой и подчинена определенному типу социального заказа. Вопрос об образовании, например, мог быть поставлен институтом общественного мнения только тогда, когда он стал политической проблемой. В этом сразу же видно отличие, отделяющее подобные институции от центров научных исследований, проблематика которых зарождается если и не на небесах, то, во всяком случае, при гораздо большем дистанцировании от социального заказа в его прямом и непосредственном виде.
Краткий статистический анализ задававшихся вопросов показал нам, что их подавляющая часть была прямо связана с политическими заботами «штатных политиков». Если бы мы с вами решили позабавиться игрой в фанты и я бы попросил вас написать по пять наиболее важных, на ваш взгляд, вопросов в области образования, то мы, несомненно, получили бы список, существенно отличающийся от того, что нами обнаружен при инвентаризации вопросов, действительно задававшихся в ходе опросов общественного мнения. Вариации вопроса «Нужно ли допускать политику в лицей?» ставились очень часто, в то время как вопросы «Нужно ли менять программы?» или «Нужно ли менять способ передачи содержания?» задавались крайне редко. Тоже самое с вопросом «Нужна ли переподготовка преподавателей?» и другими важными, хотя и с иной точки зрения, вопросами.
Предлагаемая исследованиями общественного мнения проблематика подчинена политическим интересам, и это очень сильно сказывается одновременно и на значении ответов, и на значении, которое придается публикации результатов. Зондаж общественного мнения в сегодняшнем виде — это инструмент политического действия; его, возможно, самая важная функция состоит во внушении иллюзии, что существует общественное мнение как императив, получаемый исключительно путем сложения индивидуальных мнений: и во внедрении идеи, что существует нечто вроде среднего арифметического мнений или среднее мнение.
Известно, что любое использование силы сопровождается дискурсом, нацеленным на легитимацию силы того, кто ее применяет. Можно даже сказать, что суть любого отношения сил состоит в проявлении всей своей силы только в той мере, в какой это отношение как таковое остается сокрытым. Проще говоря, политик — это тот, кто говорит: «Бог с нами». Эквивалентом выражения «Бог с нами» сегодня стало «Общественное мнение с нами». Таков фундаментальный эффект опросов общественного мнения: утвердить мысль о существовании единодушного общественного мнения, т. е. легитимировать определенную политику и закрепить отношения сил, на которых она основана или которые делают ее возможной
Высказав с самого начала то, что хотел сказать в заключении, я постараюсь хотя бы в общем виде обозначить те приемы, с помощью которых достигается эффект консенсуса. Первый прием, отправной точкой имеющий постулат, по которому все люди должны иметь мнение, состоит в игнорировании позиции «отказ от ответа». Например, вы спрашиваете: «Одобряете ли Вы правительство Помпиду?» В результате регистрируете: 20% — «да», 50% — «нет», 30% — «нет ответа». Можно сказать: «Доля людей, не одобряющих правительство, превосходит долю тех, кто его одобряет, и в остатке 30% не ответивших». Но можно и пересчитать проценты «одобряющих» и «не одобряющих», исключив «не ответивших». Этот простой выбор становится теоретическим приемом фантастической значимости, о чем я и хотел бы немного порассуждать.
Исключить «не ответивших» значит сделать то же самое, что делается на выборах при подсчете голосов, когда встречаются пустые, незаполненные бюллетени: это означает навязывание опросам общественного мнения скрытой философии голосования. Если присмотреться повнимательнее, обнаруживается, что процент не дающих ответа на вопросы анкеты выше в целом среди женщин, нежели среди мужчин, и что разница на этот счет тем существеннее, чем более задаваемые вопросы оказываются собственно политическими. Еще одно наблюдение: чем теснее вопрос анкеты связан с проблемами знания и познания, тем больше расхождение в доле «не ответивших» между более образованными и менее образованными. И наоборот, когда вопросы касаются этических проблем, например, «Нужно ли быть строгими с детьми?», процент, лиц, не дающих на них ответа, слабо варьирует в зависимости от уровня образования респондентов. Следующее наблюдение: чем сильнее вопрос затрагивает конфликтогенные проблемы, касается узла противоречий (как с вопросом о событиях в Чехословакии для голосующих за коммунистов), чем больше напряжения порождает вопрос для какой-либо конкретной категории людей, тем чаще среди них будут встречаться «не ответившие». Следовательно, простой анализ статистических данных о «не ответивших» дает информацию о значении этого вопроса, а также о рассматриваемой категории респондентов. При этом информация определяется как предполагаемая в отношении этой категории вероятность иметь мнение и как условная вероятность иметь благоприятное или неблагоприятное мнение.
Научный анализ опросов общественного мнения показывает, что практически не существует проблем по типу «омнибуса»; нет такого вопроса, который не был бы переистолкован в зависимости от интересов тех, кому он задается. Вот почему первое настоятельное требование для исследователя — уяснить, на какой вопрос различные категории респондентов дали, по их мнению, ответ. Один из наиболее вредоносных «эффектов изучения» общественного мнения состоит именно в том, что людям предъявляется требование отвечать на вопросы, которыми они сами не задавались. Возьмем, к примеру, вопросы, в центре которых моральные проблемы, идет ли речь о строгости родителей, взаимоотношениях учителей и учеников, директивной или недирективной педагогике и т. п. Они тем чаще воспринимаются людьми как этические проблемы, чем ниже эти люди находятся в социальной иерархии, но эти же вопросы могут являться проблемами политическими для людей высших классов. Таким образом, один из эффектов опроса заключается в трансформации этических ответов в ответы политические путем простого навязывания проблематики.
На самом деле, есть множество способов, при помощи которых можно предопределить ответ. Есть прежде всего то, что можно назвать политической компетенцией по аналогии с определением политики, являющимся одновременно произвольным и легитимным, то есть доминирующим и завуалированным. Эта политическая компетенция не имеет всеобъемлющего распространения. Она варьирует grosso modo ⓘВ общих чертах, приблизительно. – лат. соответственно уровню образования. Иначе говоря, вероятность иметь мнение о всех вопросах, предполагающих политические знания, в достаточной мере сравнима с вероятностью быть завсегдатаем музеев. Обнаруживается фантастический разброс: там, где студент, принадлежащий к одному из левацких движений, различает 15 политических направлений, более левых, чем Объединенная социалистическая партия, для кадра среднего звена нет ничего. Из всей шкалы политических направлений (крайне левые, левые, левые центристы, центристы, правые центристы, правые и т.д.), которую «политическая наука» употребляет как нечто само собой разумеющееся, одни социальные группы интенсивно используют только небольшой сектор крайне левых направлений, другие — исключительно «центр», третьи используют всю шкалу целиком.
Это сравнение можно продолжить. В деле эстетического восприятия прежде всего должно соблюдаться условие, благоприятствующее восприятию: нужно, чтобы люди рассуждали о конкретном произведении искусства как о произведении искусства вообще; далее, восприняв его как произведение искусства, нужно, чтобы у них в распоряжении оказались категории восприятия его композиции, структуры и т. п. Представим себе вопрос, сформулированный таким образом: «Вы сторонник директивного или недирективного воспитания?». Для некоторых он может обернуться вопросом политическим, относящим представление об отношениях между родителями и детьми к системе взглядов на общество, для других — это вопрос чисто моральный. Итак, вопросник, составленный таким образом, что людей спрашивают, считают или не считают они для себя политикой забастовки, участие в поп-фестивалях, отращивание длинных волос и т. д., обнаруживает очень серьезный разброс в зависимости от социальной группы. Первое условие адекватного ответа на политический вопрос состоит в способности представлять его именно как политический; второе — в способности, представив вопрос как политический, применить к нему чисто политические категории, которые, в свою очередь, могут оказаться более или менее адекватными, более или менее изощренными и т. д. Таковы специфические условия производства мнений, и опросы общественного мнения предполагают, что эти условия повсюду и единообразно выполняются, исходя из первого постулата, по которому все люди могут производить мнение.
Второй принцип, согласно которому люди могут производить мнение, это то, что я называю «классовым этосом» (не путать с «классовой этикой»), т. е. система латентных ценностей, интериоризованных людьми с детства, в соответствии с которой они вырабатывают ответы на самые разнообразные вопросы. Мнения, которыми люди обмениваются, выходя со стадиона по окончании футбольного матча между командами Рубэ и Валансьена, большей частью своей связности и своей логики обязаны классовому этосу. Масса ответов, считающихся ответами по поводу политики, на самом деле производится в соответствии с классовым этосом, и тем самым эти ответы могут приобретать совершенно иное значение, когда подвергаются интерпретации в политической сфере. Здесь я должен сослаться на социологическую традицию, распространенную главным образом среди некоторых социологов политики в Соединенных Штатах, которые говорят обычно о консерватизме и авторитаризме народных классов. Эти утверждения основаны на сравнении полученных в разных странах данных исследований или выборов, которые в тенденции показывают, что всякий раз, в какой бы ни было стране, когда опрашиваются народные классы о проблемах, касающихся властных отношений, личной свободы, свободы печати и т. п., их ответы оказываются более «авторитарными», чем ответы других классов. Из этого делают обобщающий вывод, что существует конфликт между демократическими ценностями (у автора, которого я имею в виду — Липсета — речь идет об американских демократических ценностях) и ценностями, интериоризованными народными классами, ценностями авторитарного и репрессивного типа. Отсюда извлекают нечто вроде эсхатологического видения: поскольку тяга к подавлению, авторитаризму и т. п. связана с низкими доходами, низким уровнем образования и т. п., надо поднять уровень жизни, уровень образования, и таким образом мы сформируем достойных граждан американской демократии.
На мой взгляд, под сомнение надо поставить значение ответов на некоторые вопросы. Предположим блок вопросов типа: «Одобряете ли Вы равенство полов?», «Одобряете ли Вы сексуальную свободу супругов?», «Одобряете ли Вы нерепрессивное воспитание?», «Одобряете ли Вы новое общество?» и т. д. Теперь представим блок вопросов типа: «Должны ли преподаватели бастовать, если их положение под угрозой?», «Должны ли преподаватели быть солидарными с другими государственными служащими в период социальных конфликтов?» и т. п. На эти два блока вопросов даются ответы, по структуре их распределения прямо противоположные в зависимости от социального класса опрашиваемых. Первый ряд вопросов, затрагивающий некоторый тип инноваций в социальных отношениях, в символической форме социальных связей, вызывает тем более одобрительные ответы, чем выше положение респондента в социальной иерархии и в иерархии по уровню образования. И наоборот, вопросы, затрагивающие действительные перемены в отношениях силы между классами, вызывают ответы тем более неодобрительные, чем выше респондент стоит в социальной иерархии.
Итак, утверждение: «Народные классы склонны к репрессиям» ни верно, ни ложно. Оно верно в той степени, в какой народные классы проявляют тенденцию показывать себя гораздо большими ригористами, чем другие социальные классы, в столкновении с комплексом проблем, затрагивающих семейную мораль, отношения между поколениями или полами. Напротив, в вопросах политической структуры, ставящих на кон сохранение или изменение социального порядка, а не только сохранение и изменение типов отношений между индивидами, народные классы в гораздо большей степени одобряют инновацию, то есть изменение социальных структур. Вы видите, как некоторые из поставленных в мае 1968 г. проблем, и часто поставленных плохо, в конфликте между коммунистической партией и гошистами, оказываются непосредственно связанными с центральной проблемой, которую я здесь пытаюсь поднять, проблемой природы ответов, то есть принципа, исходя из которого эти ответы производятся. Осуществленное мною противопоставление двух групп вопросов в действительности приводит к противопоставлению двух принципов производства мнения: принципа собственно политического и принципа этического, проблема же консерватизма народных классов — результат игнорирования данного различия.
Эффект навязывания проблематики, эффект, производимый любым опросом общественного мнения и просто любым вопросом политического характера (начиная с избирательной компании), есть результат того, что в ходе исследования общественного мнения задаются не те вопросы, которые встают в реальности перед всеми опрошенными, и того, что интерпретация ответов осуществляется вне зависимости от проблематики, действительно отраженной в ответах различных категорий респондентов. Таким образом, доминирующая проблематика, представление о которой дает список вопросов, которые задавались институтами опросов в последние два года, т.е. проблематика, интересующая главным образом властей предержащих, желающих быть информированными о средствах организации своих политических действий, весьма неравномерно усвоена разными социальными классами. И, что очень важно, эти последние более или менее склонны вырабатывать контрпроблематику. По поводу теледебатов между Сервен Шрайбер и Жискар Д’Эстеном один из институтов изучения общественного мнения задавал вопросы типа: «С чем связана успешная учеба в школе и институте: с дарованиями, интеллектом, работоспособностью, наградами за успехи?» Полученные ответы предоставляют в действительности информацию (те, кто ее сообщает, не отдают себе в этом отчета) о степени осознания разными социальными классами законов наследственной трансляции культурного капитала: приверженность мифам об одаренности, о продвижении благодаря школе, о школьной справедливости, об обоснованности распределения должностей в соответствии с дипломами и званиями и т. п., очень сильна в народных классах. Контрпроблематика может существовать для нескольких интеллектуалов, но она лишена социальной силы, даже будучи подхваченной некоторым числом партий и группировок. Научная истина подчинена тем же законам распространения, что и идеология. Научное суждение — это как папская булла о регулировании деторождения, которая обращает в веру только уже обращенных.
В опросах общественного мнения идею объективности связывают с фактом формулирования вопросов в наиболее нейтральных терминах ради того, чтобы уравнять шансы всех возможных ответов. На самом деле, опрос оказался бы ближе к тому, что происходит в реальности, если бы в полное нарушение правил «объективности» предоставлял респондентам средства ставить себя в такие условия, в каких они фактически находятся в реальности, т. е. апеллировал бы к уже сформулированным мнениям. И если бы вместо того, чтобы спрашивать, например, «Существуют люди, одобряющие регулирование рождаемости, есть и другие — неодобряющие. А Вы..?», предлагалась бы серия позиций, явно выраженных группами, облеченными доверием на формирование и распространение мнений, люди могли бы определиться относительно уже сформировавшихся ответов. Обычно говорят о «выборе позиции»: позиции уже предусмотрены и их выбирают. Между тем, их не выбирают случайно. Останавливают свой выбор на тех позициях, к избранию которых предрасположены в соответствии с позицией, уже занимаемой в каком-либо поле. Строгий анализ как раз нацелен на объяснение связей между структурой вырабатываемых позиций и структурой поля объективно занимаемых позиций.
Если опросы общественного мнения плохо ухватывают потенциальные состояния мнения, точнее — его движение, то причиной тому, в числе прочих, совершенно искусственная обстановка, в которой мнения людей опросами регистрируются. В обстановке, когда формируется общественное мнение, особенно в обстановке кризиса, люди оказываются перед сформировавшимися мнениями, перед мнениями, поддерживаемыми отдельными группами, и таким образом выбирать между мнениями со всей очевидностью означает выбирать между группами. Таков принцип эффекта политизации, производимого кризисом: приходится выбирать между группами, определившимися политически, и все более определять выбор эксплицитно политическими принципами. Действительно, мне представляется важным то, что опрос общественного мнения трактует это мнение как простую сумму индивидуальных мнений, сбор которых происходит в ситуации подобной процедуре тайного голосования, когда индивид направляется в кабину, чтобы без свидетелей, в изоляции выразить свое отдельное мнение. В реальной обстановке мнения становятся силами, а соотношение мнений — силовыми конфликтами между группами.
Еще одна закономерность обнаруживается в ходе этого анализа: мнений по проблеме тем больше, чем более в ней заинтересованы. Так, доля ответов на вопросы о системе образования очень связана со степенью близости респондентов к самой системе, а вероятность наличия мнения колеблется в зависимости от вероятности иметь право распоряжаться тем, по поводу чего выражается мнение. Мнение, выражаемое как таковое, спонтанно — это суждение людей, мнение которых, как говорится, имеет вес. Если бы министр национального образования действовал в соответствии с опросами общественного мнения (или хотя бы исходя из поверхностного знакомства с ними), он не поступал бы так, как поступает в действительности, действуя как политик, т. е. исходя из полученного телефонного звонка, визита такого-то профсоюзного деятеля, такого-то декана и т. д. На деле он поступает в зависимости от реально сложившейся расстановки сил общественного мнения, которые воздействуют на его восприятие только в той мере, в какой они обладают силой, и в той мере, в какой они обладают силой, будучи мобилизованными.
Вот почему, касаясь предвидения того, чем станет Университет в ближайшие десять лет, я полагаю, что мобилизованное общественное мнение представляет собой наилучшую основу. Как бы там ни было, факт, о котором свидетельствуют «не ответившие», факт того, что предрасположенности ряда категорий не достигают статуса общественного мнения, иначе говоря, сформировавшегося высказывания, претендующего на связность выражения, на общественный резонанс, признание и т. д., не должен давать основания для вывода, будто люди, не имеющие никакого мнения, станут в обстановке кризиса выбирать случайно. Если проблема будет конституирована для них политически (проблема зарплаты, ритма труда для рабочих), они сделают выбор в терминах политической компетенции; если речь пойдет о проблеме, неконституированной для них политически (репрессивность внутрипроизводственных отношений), или находящейся в стадии конституирования, они окажутся ведомыми системой глубоко подсознательных предрасположенностей, которая направляет их выбор в самых разных областях, от эстетики или спорта до экономических предпочтений. Традиционный опрос общественного мнения игнорирует одновременно и группы давления, и возможные предрасположенности, которые могут не выражаться в виде эксплицитных высказываний. Вот почему он не в состоянии обеспечить сколько-нибудь обоснованное предвидение того, что случится в обстановке кризиса.
Предположим, что речь идет о проблемах системы образования. Можно задать вопрос так: «Что Вы думаете о политике Эдгара Фора?» ⓘС именем Эдгара Фора, министра национального образования, связана реформа по демократизации и модернизации высшего образования Франции, последовавшая за социально-политическими событиями, мая 1968 г. Соответствующий закон был принят Национальным собранием в октябре того же года. Прим. перев.
Такой вопрос очень близок к вопросу избирательного бюллетеня в том смысле, что ночью все кошки серы: все согласны grosso modo (сами не зная с чем), всем известно, что означало единодушное голосование по закону Эдгара Фора в Национальном собрании. Далее спрашивают: «Одобряете ли Вы допуск политики в лицей?» Здесь уже обнаруживается четкое разграничение в ответах. То же самое отмечается, когда задают вопрос «Могут ли преподаватели бастовать?» В этом случае представители народных классов, привнося свою специфическую политическую компетенцию, знают, что отвечать. Можно также спросить: «Нужно ли изменять программы?», «Одобряете ли Вы постоянный контроль?», «Одобряете ли Вы включение родителей учащихся в педагогические советы?», «Одобряете ли Вы отмену конкурса на степень агреже?» и т. д. Так вот, все эти вопросы присутствуют в вопросе: «Одобряете ли Вы Эдгара Фора?» и, отвечая на него, люди делали выбор одновременно по совокупности проблем, для постановки которых хороший вопросник должен был бы состоять не менее, чем из 60 вопросов, и по каждому из них обнаружились бы колебания в ответах во всех направлениях. В одном случае в распределении ответов была бы положительная связь с позицией в социальной иерархии, в другом — отрицательная, в ряде случаев — связь очень сильная, в ряде других — слабая, либо вовсе отсутствовала бы.
Достаточно уяснить, что выборы представляют предельный случай таких вопросов, как «Одобряете ли Вы Эдгара Фора?», чтобы понять: специалисты в политической социологии могли бы отметить следующее. Связь, наблюдаемая обычно почти во всех областях социальной практики между социальным классом и деятельностью либо мнениями людей, очень слаба в случае электорального поведения. Причем эта связь слаба настолько, что некоторые, не колеблясь, делают заключение об отсутствии какой-либо связи между социальным классом и фактом голосования за «правых» или за «левых». Если вы будете держать в голове, что на выборах одним синкретическим вопросом охватывают то, что сносно можно уловить только двумя сотнями вопросов, причем в ответах одни будут мерить сантиметрами, а другие — километрами, что стратегия кандидатов строится на невнятной постановке вопросов и максимальном использовании затушевывания различий ради того, чтобы заполучить голоса колеблющихся, а также множество других последствий, вы придете к заключению о том, что, видимо, традиционный вопрос о связи между голосованием и социальным классом нужно ставить противоположным образом. Видимо, следует спросить себя, как же так происходит, что эту связь, пусть и слабую, несмотря ни на что констатируют. И спросить себя также о назначении избирательной системы — инструмента, который самой своей логикой стремится сгладить конфликты и различия. Что несомненно, так это то, что изучение функционирования опросов общественного мнения позволяет составить представление о способе, каким действует такой особый тип опроса общественного мнения, как выборы, а также представление о результате, который они производят.
Итак, мне хотелось рассказать, что общественное мнение не существует, по крайней мере в том виде, в каком его представляют все, кто заинтересован в утверждении его существования. Я вел речь о том, что есть, с одной стороны, мнения сформированные, мобилизованные и группы давления, мобилизованные вокруг системы в явном виде сформулированных интересов; и с другой стороны, — предрасположенности, которые по определению не есть мнение, если под этим понимать, как я это делал на протяжении всего анализа, то, что может быть сформулировано в виде высказывания с некой претензией на связность. Данное определение мнения — вовсе не мое мнение на этот счет. Это всего лишь объяснение определения, которое используется в опросах общественного мнения, когда людей просят выбрать позицию среди сформулированных мнений и когда путем простого статистического агрегирования произведенных таким образом мнений производят артефакт, каковым является общественное мнение. Общественное мнение в том значении, какое скрыто ему придается теми, кто занимается опросами или теми, кто использует их результаты, только это, уточняю, общественное мнение не существует.
Оригинал: доклад, прочитанный в Норуа (Аррас) 9 января 1972 г. и опубликованный в Les Temps modernes, Janvier 1973. P. 1292-1309.
Источник: Бурдье П. Социология политики: Пер. с фр. Г. А. Чередниченко/Сост., общ. ред. и предисл. Н. А. Шматко./ — М.: Socio-Logos, 1993. — С. 159-177.
Если вы нашли ошибку, пожалуйста, выделите фрагмент текста и нажмите Ctrl+Enter.
общество
Похожие статьи
ОБЩЕСТВЕННОЕ МНЕНИЕ • Большая российская энциклопедия
ОБЩЕ́СТВЕННОЕ МНЕ́НИЕ, выражение устойчивого согласия в обществе или в отдельных группах населения относительно важных вопросов или событий текущей социально-политич. жизни. В социальных науках нет однозначного понимания природы О. м., поскольку контекст «публичности» – пространства, в котором открыто высказываются мнения, претендующие на всеобщее внимание, существенно менялся в обществах с разным гос.-политич. устройством. Осн. социальными функциями О. м. считаются: 1) интеграция социального целого через внесение и поддержание авторитетных мнений, обеспечение тематики массовой коммуникации; 2) контроль социальный, поскольку коллективные представления, получившие статус О. м., обладают принудительной силой, или нормативной значимостью: пренебрежение или отклонение от «общепринятого» грозит нарушителям применением групповых или институциональных санкций, имеющих как моральный, так и правовой характер; авторитетность «лидеров мнений» обусловлена тем, что они задают интерпретацию актуальных, а потому всегда проблемных, требующих определённости явлений с точки зрения фундам. ценностей социума; 3) легитимация наличной системы господства и обеспечение массовой поддержки действующей власти, исходя из принципов навязанного или организованного ценностного консенсуса. О. м. как социальный институт возникает в ходе европ. модернизации, при переходе от традиционного, сословного и иерархич. социума к совр. массовому обществу, одновременно с формированием представительной демократии, свободных средств массовой коммуникации, открытой рыночной экономики и конкуренцией элит за внимание общества.
Эволюция понятия общественного мнения
Понятие О. м. появляется в сер. 18 в. во Франции, в Англии и её сев.-амер. колониях. Первоначально слово имело скорее негативный оттенок (противопоставление мнения «обычного человека» взглядам и суждениям аристократа, учёного, просвещённого философа и т. п. ), но вскоре идея О. м. становится обоснованием права отд. человека (свободного бюргера, гражданина, а не подданного) на выражение собств. мнения об обстоятельствах, имеющих важное значение для всех или «многих». Дж. Локк выдвинул идею «закона мнений и репутаций», способного стать третьим источником права, наряду с божественными заповедями и человеческими установлениями. Ко времени Французской революции 18 в. понятие О. м. уже непосредственно связано с программой эмансипации либеральной буржуазии и сторонников республики и используется как аргумент в дискуссиях об «общей воле», «голосе народа», «духе нового времени». В О. м. соединяются как идеологич. интересы господства образованного сословия, так и моральная сила, придающая власти ореол законности и справедливости, что делает это понятие одним из центральных в языке политич. философии 19 в. Свобода выражения О. м. рассматривается как гл. препятствие для злоупотребления властью, а её правовая фиксация и защита осознаются как необходимый элемент конституции государства, восполняющий ограниченность контроля над правительством и бюрократией со стороны суда и парламента.
Однако осознание идеологич. характера О. м. и практики навязывания правящими классами своих взглядов посредством «господства через слова» породили целую литературу, посвящённую критике О. м. Начатое ещё А. де Токвилем и Дж. С. Миллем обсуждение проблемы манипулирования мнениями социально слабых или зависимых групп, демагогич. стирания различий между рационально обоснованным суждением образованных слоёв, профессионалов и экспертов и неполным знанием, неинформированностью толпы с её быстро меняющимися настроениями было продолжено Ф. Тённисом и амер. публицистом У. Липпманом (1889–1974) вплоть до работ П. Бурдье и его сторонников.
Итогом этих дискуссий стало разведение нормативного подхода в изучении О. м., ориентированного на теории демократии (О. м. как выражение обществ. интереса, взглядов и запросов всего населения), и подхода эмпирич. наук (социологии, социальной психологии, теории коммуникаций), занятых анализом содержания О. м. или влияния О. м. на взаимоотношения в обществе. Если в первом случае «общественность» рассматривается как открытая солидарность, коллективное взаимодействие, ориентированное на коммуникацию с политич. структурами, то во втором случае «общественное» отождествляется с состояниями массового сознания, т. е. с характеристиками опрошенных, вменяемыми «всем людям», принадлежащим к описываемому коллективу или социуму. Объясняющим моментом здесь оказывается факт подчинения индивида «мнению» предполагаемого большинства («спираль молчания», описанная нем. социологом Э. Ноэлль-Нойман, 1916–2010) или ориентация индивида на коллективные образцы действия и оценки. Как показал У. Липпман, О. м. может быть артикулировано лишь в виде массовых стереотипов, речевых клише и формул, воспроизводящих коллективные символы, иллюзии, фобии, мифы, которые в скрытом виде опосредуются периодич. печатью, радио, а позднее – телевидением. О. м. не сводится к сумме индивидуальных мнений, полученных в ходе массовых опросов, т. е. к мнению статистич. «большинства» – среднему распределению ответов опрошенных в социологич. исследованиях населения. Гл. проблемами эмпирич. исследований О. м. становятся вопросы: кто выражает «общее мнение», какой социальный (групповой, институциональный) авторитет стоит за ним, какими институциональными и риторич. средствами артикулируются эти представления, как они распространяются в обществе, кто играет роль фильтров или механизмов селекции мнений.
Особое значение О. м. приобретает в ситуациях социального кризиса, радикальных изменений. В периоды резкой трансформации социальной структуры О. м. может указывать векторы и направления перемен или, наоборот, играть консервативную роль фактора, блокирующего реформы. Именно в эти моменты встают политич. и науч. проблемы верификации О. м. Напротив, стабильные периоды характеризуются стремлением властей к управлению О. м., возникает спрос на политич. технологии управления массовым сознанием. В тоталитарных режимах вообще не встаёт вопрос об О. м., поскольку и легитимация, и социальный контроль осуществляются средствами жёсткого принуждения, тотальной идеологич. доктринизацией населения.
Исследования общественного мнения
Появление первых зондажей О. м. относится к нач. 19 в. в США, однако признание их важности и эффективности пришло лишь в сер. 1930-х гг. после того, как Дж. Гэллап применил для электоральных прогнозов президентских выборов технологии нац. опросов, опирающиеся на статистич. выборочные методы репрезентации осн. слоёв и групп населения, опробованные в рекламном бизнесе и изучении потребительского рынка. Исследования О. м. в США исходили из того, что подобные опросы могут стать аналогом прямой демократии, существовавшей на начальных фазах гор. самоуправления, и компенсировать пассивность населения в обществе, оказавшемся слишком большим и гетерогенным в этнич. и имущественном плане, чтобы коллективно и быстро решать свои проблемы. Опросы населения, которые первоначально мыслились как периодич. выборочные референдумы, определяющие реакции населения на обсуждаемые вопросы дня, казалось, могли бы снять множество технич. трудностей, возникавших при проведении настоящих референдумов (большие финансовые и организац. затраты, растянутость процедуры во времени). Инициаторами и заказчиками подобных опросов были печать и радиокомпании, т. е. институты, претендовавшие на репрезентацию обществ. интересов. Существенным для поддержки исследований было понимание того, что измерение социальных установок и мнений нужно в первую очередь самому обществу, а не политикам или бюрократии.
Новации, которые принёс Дж. Гэллап в технологию зондажей О. м., заключались в использовании личных интервью респондентов по месту их жительства (а не почтовых опросов), отбираемых в соответствии со статистич. правилами построения репрезентативных выборок населения, в налаживании системы постоянного сбора, контроля и анализа полученных данных, в организации распространения результатов опросов. Ценность полученных данных с течением времени лишь возрастает, поскольку накопление данных опросов, проведённых по одной и той же методике, делает возможным строить динамические ряды распределения мнений и таким образом выявлять долговременные тренды массовых установок, фиксировать поколенческие изменения населения в целом или отд. социальных групп. Эти базовые принципы определяют работу всех центров изучения О. м. во всём мире.
После окончания 2-й мировой войны в США и Европе началась быстрая институционализация исследований, заказчиками опросов становятся также и гос. структуры. Помимо Ин-та Гэллапа были основаны амер. центры Л. Харриса, А. Х. Кантрила и др., в ФРГ возник авторитетный Ин-т демоскопии в Алленсбахе, во Франции был создан Франц. ин-т изучения обществ. мнения и рынка, опросные службы появились вскоре в Италии, Польше и др. странах; стали издаваться специализиров. журналы, посвящённые теории и практике изучения О. м., были основаны нац. и междунар. ассоциации исследователей обществ. мнения.
Тематика опросов непрерывно расширялась, включая в себя не только политические, но и любые др. вопросы, волновавшие публику или правительства, руководства политич. партий или СМИ (этнич., религ., экономич. проблемы, отношения между поколениями, образы др. стран и т. п.). Сегодня практика изучения О. м. предполагает не только фиксацию массовых настроений, но и выявление связей между мнениями разл. групп с символич. и ценностно-нормативными структурами социального целого, а также учёт коммуникативного характера О. м., т. е. тех воздействий на коллективные представления и поведение граждан, которые оказывают СМИ и лидеры мнений, опосредующие и интерпретирующие поток поступающей информации.
Появление Интернета принципиально не изменило механизмы формирования О. м., однако резко расширило сферу публичных коммуникаций, сделав доступным для пользователей гораздо большее число источников информации, включая и сайты печатных или аудиовизуальных СМИ, а также облегчив межличностный обмен полученными сведениями и их интерпретациями. Следствием этого стали рост интенсивности и скорости информац. процессов, с одной стороны, ослабление цензуры и контроля над содержанием информац. потоков в зонах распространения сети – с другой. Интернет является не альтернативой, а дополнением СМИ как системы межгрупповых коммуникаций. Как всякое технич. средство, он не порождает собственных смыслов и авторитетов, а лишь проявляет уже существующие смысловые основания обществ. отношений. Поэтому глобальная сеть сохраняет осн. структуру массовых коммуникаций, её двухступенчатый характер: авторитетный коммуникатор (групповые лидеры мнений, производящие селекцию и оценку информац. потока) – реципиент, но увеличивает доступность множества авторитетных мнений и каналов их распространения, ослабляя зависимость реципиента от информац. монополизма и языка доминирования властвующих групп.
Изучение общественного мнения в России
Первые попытки систематич. изучения О. м. в сов. время были предприняты рос. социологом Б. А. Грушиным (1929–2007), который создал (вначале при «Комсомольской правде») Ин-т изучения обществ. мнения (1960–67), а затем – в рамках Ин-та конкретных социальных исследований АН СССР – Центр изучения обществ. мнения (ЦИОМ, 1968–1972). Однако неизбежные конфликты с парт. руководством стали причиной ликвидации обоих проектов. Уже во время перестройки в 1987 усилиями Т. И. Заславской и Б. А. Грушина был создан Всесоюзный (после 1991 Всероссийский) центр изучения обществ. мнения (ВЦИОМ), ориентированный на гэллаповскую модель и проведение общенациональных опросов в «промышленном» режиме. Соединив академич. задачи описания переходного общества и опросные методы получения информации, ВЦИОМ открыл новую эпоху социологич. исследований в стране, став образцом для всех последующих организаций изучения О. м. В Рос. Федерации действуют три крупные исследовательские организации, систематически проводящие регулярные социологич. опросы О. м. (Фонд обществ. мнения, Аналитич. центр Юрия Левады, ВЦИОМ), а также неск. десятков частных и государственных, общероссийских и региональных. Выходят периодич. издания, издаются науч. монографии, в которых представлены результаты этих исследований.
Мнения генерального прокурора | Генеральная прокуратура
Для правильного отображения страницы должен быть включен JavascriptПерейти к основному содержанию
- Español
Вернуться к началу меню
Вернуться к началу меню
Вернуться к началу меню
Наверх меню
Список вакансий
Все подразделения
Мнения
Инициативы
О нас
Свяжитесь с нами
- Español
Ключевые слова для поиска
Заключение генерального прокурора представляет собой письменное толкование действующего законодательства. Общие заключения прокурора не могут создавать новые положения в законе или исправлять непреднамеренные нежелательные последствия закона. Мнения генерального прокурора не обязательно отражают личные взгляды генерального прокурора, и генеральный прокурор никоим образом не «управляет» тем, что должен говорить закон. Кроме того, заключения генерального прокурора не могут разрешать фактические споры.
Кто может запросить заключение генерального прокурора?
Только те лица, которые уполномочены законом, могут обращаться за письменным советом к генеральному прокурору через официальное заключение.
В Правительственном кодексе перечислены должностные лица, уполномоченные запрашивать официальные заключения генерального прокурора. Генеральному прокурору законом запрещено давать письменное заключение кому-либо, кроме уполномоченного лица, подающего запрос.
Авторизованные запрашивающие лица включают:
- губернатор
- руководитель департамента государственного управления
- начальник или правление пенитенциарного учреждения
- глава или правление благотворительного учреждения
- глава госуправления
- регент или попечитель государственного учебного заведения
- комитет палаты Законодательного собрания Техаса
- окружной аудитор, уполномоченный законом
- председатель правления речного управления
- окружной или окружной прокурор
Лицо, не являющееся уполномоченным запрашивающим лицом, которое хотело бы запросить мнение генерального прокурора, может попросить уполномоченного запрашивающего передать вопрос генеральному прокурору. Уполномоченный запросчик имеет право по своему усмотрению решать, запрашивать ли мнение генерального прокурора в любом конкретном случае.
Как запросить заключение генерального прокурора?
Если закон разрешает вам запрашивать заключение генерального прокурора, вы можете направить письменный запрос одним из двух способов:
- Электронная почта: [email protected]
- Заказное или заказное письмо с уведомлением о вручении:
Генеральная прокуратура
Внимание, Комитет по заключению
P.O. Box 12548
Остин, Техас 78711-2548
Для подачи запроса не существует особых требований к формату, но он должен включать любую соответствующую справочную информацию и известные юридические полномочия, имеющие значение для предмета вопроса.
Кто может отправить бриф?
Генеральный прокурор принимает брифинги по незавершенным запросам мнений от любого государственного органа, организации или лица, включая представителей широкой общественности. Брифинг следует отправить по электронной почте на адрес [email protected]. Все представленные брифинги и материалы подпадают под действие Закона об общественной информации.
Указатель мнений
Указатель запросов мнений (RQ)
Ожидающие запросы мнений
Просмотр мнений по категории
Вернуться к началу
Юридические заключения Генерального прокурора — Группа мнений | Штат Калифорния — Департамент юстиции
В качестве главного должностного лица штата генеральный прокурор штата предоставляет юридические заключения по запросу назначенным должностным лицам штата и местным органам власти, а также государственным учреждениям по вопросам, возникающим при выполнении ими своих обязанностей. Официальные юридические заключения Генерального прокурора пользовались «большим уважением» и «большим весом» в судах.
Полную подборку юридических заключений Генерального прокурора, выпущенных с 1980 года, можно просмотреть и выполнить поиск, используя приведенные ниже поисковые ссылки.
Ежемесячный отчет о мнениях — просмотр текущего отчета о незавершенных заданиях и деятельности отдела мнений со ссылками на новые опубликованные мнения.
Годовой индекс — Просмотр ежегодных индексов со ссылками на мнения, опубликованные в определенный год.
Поиск мнений — поиск мнений по номеру мнения (например, 01-107), официальной цитате (например, 84 Ops.Cal.Atty.Gen. 113), слову или фразе.
Как представить вопрос о праве на рассмотрение AG
Генеральный прокурор уполномочен давать заключения по вопросам права законодателям штатов, главам департаментов штатов, окружным прокурорам, окружным советникам, шерифам и городским прокурорам в их прокуратурах. емкости. Генеральному прокурору не разрешается давать юридические заключения представителям общественности. Это включает в себя запросы от иммиграционных властей на заключение о законности иностранных браков. Дополнительную информацию о том, как запросить мнение, см. в разделе часто задаваемых вопросов и в Руководстве для AG Opinions.pdf — загружаемом ресурсе, предназначенном для справки пользователями.
Чтобы отправить запрос или задать вопросы о том, как подать запрос, обращайтесь:
- Молли Ли
- Старший помощник Генерального прокурора
- Генеральная прокуратура
- Группа мнений, Департамент юстиции
- 455 Golden Gate Ave., офис 11000
- Сан-Франциско, Калифорния 94102
- [email protected]
Как подать заявление Quo Warranto
Quo warranto — это особая форма судебного иска, чаще всего используемая для разрешения спора о том, имеет ли конкретное лицо законное право занимать государственную должность, которую он или она в настоящее время занимает. Положения, касающиеся quo warto, содержатся в Гражданском процессуальном кодексе Калифорнии, начиная с раздела 803. Вообще говоря, иск quo warto не может быть подан без одобрения Генерального прокурора. Чтобы получить одобрение Генерального прокурора, частное лицо или местное агентство должны подать заявление в соответствии с правилами и положениями, изданными Генеральным прокурором. (Cal. Code Regs., tit. 11, §§ 1-11.) Заявление и подтверждающие документы должны быть подготовлены лицензированным адвокатом. Более подробная информация о подготовке заявки доступна на нашем Quo Warranto страница . Чтобы подать заявку на Quo Warranto или задать вопросы о том, как подать заявку, обращайтесь:
- Марк Дж. Нолан
- Курирующий заместитель Генерального прокурора
- Генеральная прокуратура
- Отдел мнений, Министерство юстиции
- 300 Саут Спринг Стрит
- Лос-Анджелес, Калифорния
- [email protected]
Как запросить копию существующего мнения
Копию опубликованного заключения можно получить, связавшись с Отделом мнений:
- Генеральная прокуратура
- Отдел мнений, Министерство юстиции
- Внимание.