Оскорбление и унижение достоевский: Книга: «Униженные и оскорбленные» — Федор Достоевский. Купить книгу, читать рецензии | ISBN 978-5-389-02646-9

«Униженные и оскорбленные в романе «Преступление и наказание» (Ф.М. Достоевский)»

Автор Ольга Серая На чтение 6 мин Просмотров 15.7к. Обновлено

Литеровед предлагает вам краткое сочинение на тему: «Униженные и оскорбленные в романе «Преступление и наказание» (Ф.М. Достоевский)», в котором вы ознакомитесь с персонажами, наделенными такою характеристикою, и узнаете, как они реагируют на жизненный зной и как это влияет на их судьбу.

В романе Федора Достоевского «Преступление и наказание» главным героем является Родион Раскольников, который принадлежит к униженным и оскорбленным. Помимо него в произведении также много героев такого типа. Весь роман буквально кишит несчастными, бедными людьми. Каждый из них имеет свой сложный жизненный путь и свою грустную историю бытия.

 В «Преступление и наказание» автор очень ярко изобразил образ Петербурга с его низшими слоями и их бытом. Достоевский настолько реалистично передал атмосферу того места и времени, что мы буквально видим эту нищету и вдыхаем вонь петербургских улиц, на которых живут бедные люди. Куда бы ни пал взор, мы видим этих мещан в подранной грязной одежде.

Достоевский уводит читателя из мира мечтаний и бросает на самое дно петербургского общества. Сами же люди настолько привыкли к этой страшной обстановке, что порой даже не обращают внимания на очередного бедного чудака. Они настолько забиты нищетой и унижены жизнью, что единственный вопрос, который их интересует: как добыть кусок хлеба на сегодняшний день. У каждого из этих людей есть своя причина падения. Они не по своей воле скитаются по наполненных вонью улицах Петербурга.

 Главный герой романа Раскольников является частью этого общества. Он бедный студент, который не может найти деньги даже на проживание. Достоевский описывает его жилье, как скромную комнатушку, больше похожую на шкаф. Его одежда была настолько плоха, что даже последние бедняки на петербургских улицах обращали внимание на его одеяние.

Родион Романович мечтает о том, чтобы вырваться из плена унижения, но он настолько далек от реальности, что это становится невозможным. Я думаю, что Раскольников – безвольный молодой человек, который мог изменить свое положение, но не стал этого делать. Он искал корни проблем вокруг себя, но не заглянул в свое сердце, как это сделала Соня Мармеладова.

 Раскольников ничего не сделал для того, чтобы спасти свою сестру Дуню от ужасной ошибки – свадьбы с Лужиным. Ему жаль Соню, но и для нее он ничего не смог предпринять. Собственно, сам же герой и унижает себя. Он возомнил себя Наполеоном и хотел изменить весь мир. Но не все рождаются «наполеонами», хотя каждый может сделать жизнь немножечко лучше, чем она есть.

Раскольников понимает, что в нем зародился огромный грех: он задумал убить человека. Но, мне кажется, он настолько безвольный, что не может бороться с собой и, все время унижая себя, все-таки идет на то большое преступление.

Одним из самых ярких примеров униженных и оскорбленных персонажей в романе является Сонечка Мармеладова. Она пережила столько унижения, что порой в это невозможно поверить. Раскольников сам втянул себя в водоворот унижения, в обществе же он не имеет такого статуса. А вот Соня получила оскорбление от всего общества, которое поспособствовало ее греховному падению. Из-за этого молодая девушка даже не может делить жилье со своими родными, она вынуждена жить отдельно от них.

Какой же горькой является сцена, где Лужин винит Сонечку в краже. Как может защитить себя девушка, которая давно упала в глазах общества, да так, что ниже уже и некуда. Почему же Соня позволяет себе быть столь униженной? Все дело в любви к своим родным, об этом говорит нам Достоевский в романе. Ради того, чтобы ее семья имела тот заветный кусок хлеба, Сонечка готова на все, даже на оскорбление. Душа ее при этом остается чистой и невинной. Она читает Евангелие и признает свой грех.

В то же время Соня прекрасно понимает, почему она все это делает, для чего унижает себя. Из-за этого понимания ей становится легче. Раскольников не может принять жертву Сони. Он говорит, что намного проще было бы покончить с собой, чем терпеть позор, обладая такой огромной и открытой душой. И все же Соня думает не о себе, а о своих родных, иначе давно уже пошла бы на крайний поступок.

Еще одна кандидатка на роль «униженной и оскорбленной» – сестра Раскольникова Дуня. Но в отличие от Сони или же брата, Дунечка может проявить свой характер. Эта девушка не сгибается перед жизненными трудностями. С Соней Мармеладовой ее роднит идея униженности. Она также готова на все ради своей семьи. Дуня собирается выйти замуж, чтобы как-то помочь Раскольникову взобраться на вершину петербургского общества. Она понимает, на какие жертвы идет.

 И все же благополучие родных для нее важнее, чем собственное. Дунечка также унижена обществом. Но ее этот факт не останавливает. Мать в письме к Раскольникову характеризует свою дочь, как умную, с твердым характером. Если уж Дуня решила, что она отдаст себя в жертву ради семьи, то так оно и будет. Это значит, что девушка готова вынести все, что выпадет ей на нелегком жизненном пути. Однако Дуня не настолько жертвенна, как Соня Мармеладова. Сестра Раскольникова знает свою цену и не даст унизить себя больше, чем она может это позволить.

Образы Мармеладова, отца Сони, и Катерины Ивановны, его супруги, также относятся к униженным и оскорбленным. По моему мнению, Мармеладов духовно близок с Раскольниковым. Он также безвольный человек. Вместо того чтобы искать выход из положения, Мармеладов выбрал для себя легший путь – подался в пьянство. Ему горько видеть слезы Катерины Ивановны и слышать ее упреки, а еще хуже, если она и вовсе молчит.

Его старшая дочь Соня торгует своим телом, чтобы прокормить семью, а он берет эти грязные деньги и пропивает их, вместо того, чтобы заработать самому и покончить с ее ремеслом. Мармеладов рассказывает о своей нелегкой судьбе Раскольникову. Его устами кричат все униженные и оскорбленные, которых мы видим повсюду на улицах Петербурга.

 По-своему несчастна и его жена Катерина Ивановна. Эта женщина каждое утро просыпается с мыслью, чем накормить детей. Она видит их голодные глаза и ей хочется кричать от отчаяния. Катерине Ивановне очень жаль Соню, она понимает тяжесть бремени, которое свалила на себя эта девочка. И все же не взять эти деньги она не может.  

Есть ли выход из этого состояние униженности? Я думаю, если он и есть, то только внутри каждого человека. Когда мы не можем поменять то, что происходит вокруг нас, мы всегда можем поменять свое отношение к происходящему. Также и здесь. Нужно верить в то, что это состояние – временно, как и земная жизнь.

Теперь любого идиотом что-ли называть можно?

http://www.newsru.com/russia/31jul2013/dostoevskyi.html  

На Камчатке классика Достоевского чуть не засудили за «подстрекательство» из-за романа «Идиот»

 Петропавловск-Камчатский городской отдел судебных приставов провел проверку в отношении автора романа «Идиот» Ф.М. Достоевского по признакам состава преступлений, предусмотренных ч.4 ст. 33 (подстрекательство) и ч.1 ст.297 УК РФ (неуважение к суду). В возбуждении уголовного дела отказано в связи с кончиной писателя, сообщает газета «Камчатское время».

Все началось в апреле 2011 года, когда житель Камчатского края Евгений Федорко, отвечая на вопрос своего оппонента на заседании мирового суда, произнес слово «идиот». Судья сделала ему замечание, и на том, казалось бы, инцидент должен был быть исчерпан. Однако судебный пристав по фамилии Иванов, охранявший порядок на заседании, решил не спускать Федорко «сквернословие» с рук и написал рапорт о том, что он выразил неуважение к суду, оскорбив участников судебного разбирательства (ч.1 ст.297 УК РФ).

Согласно статье 130 УК РФ, оскорбление — это унижение чести и достоинства другого лица, выраженное в неприличной форме. По определению эксперта Гильдии лингвистов профессора Стернина, написавшего на эту тему отдельный материал, оскорблением является «негативная характеристика лица с использованием нецензурных слов и выражений». Слово «идиот» не входит в число нецензурных, поэтому Федорко вроде бы не должно было ничего грозить.

Между тем, по мнению доцента кафедры русского языка Камчатского госуниверситета по фамилии Скорик, проводившей экспертизу слова «идиот», оно как раз является неприличным, хотя может использоваться и в качестве медицинского термина. В результате из рапорта пристава выросло целое уголовное дело, на расследование которого ушло два года.

В ходе расследования принимали участие шесть дознавателей службы приставов, их начальники и сотрудники прокуратуры. А также был задействован суд, 14 раз рассматривавший жалобы Федорко на незаконные действия приставов.

Федорко было на что жаловаться: шесть раз его насильно намеревались привести в суд, однажды даже пытались ссадить с самолета, на котором он отбывал в командировку, но промахнулись, так как он улетел на вертолете. После этого его даже объявили во всероссийский розыск. Федорко доказал в суде незаконность всех шести приводов, так как он ни разу не был уведомлен о том, что его хотят видеть дознаватели.

Донимаемый приставами Федорко в шутку «перевел стрелки» на Достоевского

Дознаватели «исправились» и стали ежедневно бросать ему в почтовый ящик повестку явиться на допрос: в декабре 2011 года — январе 2012-го его вызывали более 20 раз. Окончательно выйдя из себя, Федорко написал в службу приставов такое заявление:

«О существовании слова «идиот» я узнал из курса школьной программы, в частности, романа Ф.М. Достоевского «Идиот». По мнению дознавателя Кошмана, совпадающему с мнением заместителя прокурора Петропавловска-Камчатского Дудина, слово «идиот» является бранным, оскорбительным, следовательно, содержащим неприличную форму. По их мнению, употребление в общественном месте слова «идиот» недопустимо и считается преступлением, которое они мне вменили. Причиной, способствовавшей совершению мной этого преступления, явилось тлетворное влияние на меня романа Ф.М. Достоевского. Поэтому считаю своим долгом, как гражданина РФ, сообщить нашим доблестным защитникам правопорядка о лицах, способствовавших совершению мной этого преступления.

Это уже указанный мной выше, ныне покойный Достоевский, царствие ему небесное. На основании изложенного прошу возбудить уголовное дело в отношении Достоевского Ф.М. как подстрекателя к совершению преступления».

Отсылая такое письмо, Федорко надеялся, что приставы поймут всю абсурдность своих обвинений и закроют дело. Но они с новыми силами переключились на классика русской литературы. Сотрудник горотдела судебных приставов И. Ли на полном серьезе принял это заявление, зарегистрировал, присвоил ему номер и приобщил к материалам уголовного дела. В отношении Достоевского была проведена проверка по признакам состава преступлений, предусмотренных ч.4 ст.33 (подстрекательство) и ч.1 ст.297 УК РФ (неуважение к суду). Правда, уголовное дело все же не стали возбуждать, так как «подозреваемый» умер более 100 лет назад.

Стоит процитировать постановление Петропавловск-Камчатского городского отдела судебных приставов: «Учитывая, что Достоевский Ф.М. скончался 28.01.1881, а Федорко Е. Н. родился 19.11.1960 года, Достоевский Ф.М. не имел реальной возможности склонить Федорко Е.Н. к совершению преступления путем уговора, подкупа, угрозы или другим способом». Чтобы понять это, приставам потребовалось десять месяцев напряженной работы.

Дело же Федорко было прекращено за давностью сроков. Однако тот с таким решением не согласен, так как давность сроков — нереабилитирующее основание. 


Ну вот как так-то? Где же справедливость? теперь любого идиотом что-ли называть можно? Я считаю не довели дело до конца. 

Записки из подполья. Монолог

Монолог из романа Ф. М. Достоевского

  • ПРИМЕЧАНИЕ: Этот монолог перепечатан из «Заметки из подполья ». Транс. Констанс Гарнетт. Нью-Йорк: Компания Macmillian, 1918.
  • .

    РАССКАЗЧИК: Почему ты пришел ко мне, скажи мне это, пожалуйста? Почему ты пришел? Ответь, ответь! Я скажу тебе, моя хорошая девочка, зачем ты пришла. Ты пришел потому, что я говорил с тобой сентиментальные вещи тогда. Итак, теперь вы мягки, как масло, и снова жаждете прекрасных чувств. Так что вы можете также знать, что я смеялся над вами тогда. И я смеюсь над вами сейчас. Почему ты вздрагиваешь? Да, я смеялся над тобой! Незадолго до этого, за обедом, меня оскорбили ребята, пришедшие в тот вечер раньше меня. Я пришел к вам, чтобы избить одного из них, офицера; но мне не удалось, я не нашел его; Я должен был отомстить кому-то за обиду, чтобы снова получить свою; ты явился, я вымещал на тебе свою хандру и смеялся над тобой. Я был унижен, поэтому я хотел унизить; Со мной обращались, как с тряпкой, вот я и хотел показать свою силу… Вот что это было, а ты вообразил, что я пришел туда нарочно, чтобы спасти тебя. Да? Вы это себе представляли? Спасти тебя! Спасти тебя от чего? Но, может быть, я сам хуже тебя. Почему ты не бросил его мне в зубы, когда я читал тебе ту проповедь? Власти, власти я хотел тогда, хотел спорта, хотел выжать твои слезы, твое унижение, твою истерию, — вот чего я хотел тогда! Конечно, я не выдержал тогда, потому что я жалкая тварь, я испугался и, черт знает почему, по глупости своей дал вам свой адрес. Потом, еще не дойдя до дома, я ругался и ругался на тебя из-за этого адреса, я уже ненавидел тебя из-за того, что наговорил тебе лжи. Потому что я люблю только играть словами, только мечтать, но, знаете, чего я действительно хочу, так это чтобы вы все отправились к черту. Это то, что я хочу. Я хочу мира; да, я бы продал весь мир за грош, сейчас же, лишь бы меня оставили в покое. Миру конец, или мне остаться без чая? Я говорю, что мир может пойти ко мне, пока я всегда получаю свой чай. Вы это знали или нет? Я подлец, подлец, эгоист, лентяй. Вот я уже три дня содрогаюсь при мысли о твоем приезде. И знаете, что меня особенно беспокоило в эти три дня? Что я выдавал себя за такого героя, а теперь вы увидите меня в убогом рваном халате, нищего, омерзительного. Я сказал вам сейчас, что я не стыжусь своей бедности; так что вы можете также знать, что я стыжусь этого; Я больше всего стыжусь этого, больше всего боюсь этого, чем того, что меня узнают, вор ли я, потому что я так тщеславен, как будто с меня содрали кожу, и самый воздух, дующий на меня, причиняет боль. Никогда не прощу тебе, что ты застал меня в этом жалком халате! И я никогда не прощу тебе тех слез, которые я не могла не пролить перед тобой сейчас, как какая-то пристыженная глупая женщина! И в том, в чем я тебе сейчас признаюсь, я тоже никогда тебя не прощу! Да, ты должен ответить за все это, потому что ты так подвернулся, потому что я подлец, потому что я самый противный, самый глупый, самый нелепый и самый завистливый из всех червей на земле, которые ничуть не лучше меня. , но, черт знает почему, никогда не приводят в замешательство; а меня всегда будет оскорблять всякая вошь, вот моя гибель! И что мне до того, что вы не понимаете ни слова из этого! И какое мне дело, какое мне дело до тебя, и разоришься ли ты там или нет? Вы понимаете? Как я буду ненавидеть вас теперь, после того, как вы это сказали, за то, что вы были здесь и слушали. Да ведь не раз в жизни мужчина так высказывается, и то в истерике! [Пауза.] Что тебе еще нужно? Почему ты все еще стоишь передо мной после всего этого? Почему ты беспокоишь меня? Почему бы тебе не пойти?

    Купите эту книгу!

    ЕЩЕ МОНОЛОГИ ФЕДОРА ДОСТОЕВСКОГО

    ПОСМОТРЕТЬ БОЛЬШЕ МОНОЛОГОВ ДРАМАТАРЯ

    Достоевский и удовольствие обидеться

    Достоевский в 1872 году, портрет Василия Перова. Викисклад

    Большая часть истории — это рассказ о чрезмерных оскорблениях.

    Энтони Иган

    · 14 минут чтения

    «Человек, который лжет самому себе, первый обижается. Иногда очень приятно обижаться, не так ли? И ведь он знает, что никто его не обижал, и что он сам выдумал обиду и наврал для красоты, что преувеличил для эффекта, что подцепил слово и наделал гору. из горошины — он все это знает, а все-таки первый обижается, любит обижаться, это доставляет ему большое удовольствие, и этим он доходит до настоящей неприязни».

    Этот отрывок появляется в первых главах романа Федора Достоевского «Братья Карамазовы » . Семья Карамазовых собралась в покоях монаха отца Зосимы, чтобы уладить спор. Однако вместо того, чтобы допустить мирный арбитраж, Федор Карамазов, которого скоро убьют, усиливает взаимное негодование, несоразмерно обижаясь на отношение своего сына Дмитрия. Пытаясь успокоить Федора, отец Зосима произносит эту миниатюрную речь об обиде. Он не отрицает, что оскорбления существуют, и не предполагает, что оскорблять других — это вопиющее дело. Но, как и все великие учителя, он подстраивает свои уроки под ученика. В данном случае Федор Карамазов — невольный ученик, которому еще только предстоит осознать, что его пристрастие к обиде может быть столь же разрушительным для отношений, как и обида.

    В ответ на это решительно очевидное откровение Федор Карамазов легкомысленно отвечает:

    «Точно, именно, приятно обижаться. Вы так хорошо выразились, я никогда не слышал этого раньше. Именно, именно, я всю жизнь обижаюсь за удовольствие его, за эстетику его, потому что не только приятно, иногда и красиво обижаться».

    Этот обмен может быть некоторым утешением для любого, кто встревожен, по-видимому, новым развитием оскорбления как культурного времяпрепровождения. В то время как новые формы средств массовой информации расширили охват людей, заявляющих об оскорблении, чтобы повысить свою самооценку или усмирить своих моральных противников, эта стратегия, по-видимому, преобладала с момента зарождения организованного общества. Когда Агамемнон оскорбил Ахилла, применив политическую власть и украв его наложницу, великий воин отказался сражаться с троянцами, тем самым подвергнув опасности всех греческих солдат, которые не встали на его озлобленную сторону. Когда Сократ оскорбил афинян, поставив под сомнение их самодовольную уверенность, они казнили его. И в Евангелиях, хотя он неоднократно говорит: «Блаженны не обиженные мною», мы довольно быстро узнаем, что обиженные Христом предали его ужасной смерти. Большая часть истории, как до, так и после этих примеров, представляет собой рассказ о чрезмерных обидах.

    Я хочу подчеркнуть отрывок с комментарием к обиде из Братья Карамазовы потому, что, наряду с Сёреном Кьеркегором, Федор Достоевский, пожалуй, величайший из всех писателей на тему обиды — и все же он был на пике своей деятельности по поводу обиды. 150 лет назад, задолго до того, как мафия в Твиттере приобрела хоть какую-то силу остракизма. Но Достоевский — не просто историческое утешение для тех, кто занимается отменой культуры. Он также является психологическим пророком, который кропотливо изображает проблему эксплуататорских преступников. Целые сюжеты и подсюжеты в произведениях Достоевского вращаются вокруг обид как реальных, так и воображаемых. Можно даже сказать, что если ярость является самой явной темой Илиада, обида — самая явная тема не только «Братьев Карамазовых» , но и всех поздних романов Достоевского . В каждом из них Достоевский вскрывает бессознательные или подсознательные условия саморекламы или самопожертвования, влекущие за собой преступные действия.

    Если отец Зосима прав в том, что первыми обижаются самообманщики, то нужно спросить, как может быть приятно обижаться. Почему мы изобретаем обиды ради красоты и почему чаще всего обижаются самообманщики? Исследователь русской литературы Гэри Сол Морсон недавно ответил на такие вопросы, говоря о Братья Карамазовы. «Мы ценим, что люди, далекие от максимизации собственной выгоды, иногда намеренно делают из себя жертв, чтобы, например, почувствовать моральное превосходство». В этом смысле оскорбление может превратить унижение в гордость жертвы, тем самым воплощая противоречивую смесь, которую мы все испытываем, хотя бы в минимальной степени, чувства собственной важности и чувства неадекватности по отношению к другим, которые, кажется, имеют преимущество. Обида порождает праведное негодование, в котором позор и самомнение сливаются в ложной победе. Отреагировать с негодованием предполагает наличие нерушимого личного центра, который, по всей видимости, демонстрировал собственную силу вспышек гнева. Таким образом, обиды могут проявлять внутреннюю непоследовательность и тихую ложь, которую мы говорим себе.

    Из-за обилия самообманчивых персонажей почти каждое социальное взаимодействие в произведениях Достоевского становится чем-то вроде дуэли. Неважно, классифицируются ли рассматриваемые отношения как дружба, любовная связь, брак, семейные узы или явное соперничество (несколько комментаторов, включая Майкла Холквиста и Ричарда Пивера, уже отмечали это). И это не говоря уже о насилии и брани, которые герои Достоевского бросают друг другу, ни о спорах и размолвках, которыми заполнены его страницы, ни об унижениях, оскорблениях и соперничестве. Практически каждая сцена у Достоевского, каждое публичное действо и даже те сцены, в которых персонаж одинок и просто воображает мысли других, предполагает ту или иную форму межличностной борьбы между «обидчиком» и «обиженным». Сражающиеся чаще всего мужчины и женщины, которые лгут сами себе, потому что очень мало персонажей, которые честны и не боятся унижения или насмешек. Не менее тревожен и список персонажей, участвовавших в настоящих дуэлях, в который входит даже отец Зосима, один из трех самых святых во всем корпусе автора.

    Дмитрий Карамазов дрался на дуэли перед открытием Братья Карамазовы . Ставрогин из Демоны сражались в нескольких дуэлях, об одном из которых я сейчас расскажу. В «Записки из подполья » подземный человек за 17 лет до своего повествования был оскорблен в таверне, когда офицер «взял меня за плечи и молча — без предупреждения или объяснения — переместил меня с того места, где я стоял, в другое место. , а потом прошел мимо, как бы не заметив… О, если бы этот офицер был из тех, кто согласился бы драться на дуэли!» Хотя в романах Достоевского всего две сценических дуэли, редко бывает возможность настоящей дуэли далекой, редко дуэль не является частью какой-либо семейной или индивидуальной истории, ибо дуэль есть кульминация оскорбленных межличностных отношений.

    Первый поединок на сцене происходит в Демонов. В городе, где происходит действие этого романа, однажды вечером в общественном клубе респектабельный пожилой мужчина по имени Гаганов рассказывает своим друзьям тривиальный, но самовозвеличивающий анекдот. В заключение он восклицает: «Нет, сэр, меня за нос не поведут!» Ставрогин, загадочный молодой человек, стоял в стороне от группы, делая вид, что занимается своими делами. Как только Гаганов размахивает своей заключительной строкой: «Нет-с, меня за нос не поведут!» Ставрогин подходит, крепко хватает двумя пальцами нос Гаганова и успевает протащить его через комнату на несколько шагов. Члены клуба в суматохе окружают Ставрогина и требуют извинений. Он извиняется, но с такой беззаботностью, что это равносильно новому оскорблению. Поведение Ставрогина настолько беспрецедентно, что вскоре сообщество пытается объяснить его поведение, предполагая, что он, должно быть, испытывает лихорадку или безумие. Другими словами, ссылаясь на смутное психическое заболевание, местному обществу удается отвергнуть этот жест, а не признать его разрушительную силу.

    После четырех лет пребывания в Швейцарии и Петербурге Ставрогин возвращается в город, где произошел инцидент. Несмотря на то, что его обида была более или менее забыта, сын Гаганова так и не принял решение о горячке мозга. Он считает, что проступок был гораздо значительнее, чем сейчас признает общественность, и остается возмущенным спустя столько времени. Он шлет оскорбительные письма Ставрогину до тех пор, пока дуэль не станет неизбежной. Ставрогин сопротивляется не из-за недостатка физической смелости, а просто из-за своего глубокого равнодушия к зрелищу большинства социальных обычаев. И все же из-за своего глубокого безразличия ко всему ему в конечном итоге легче согласиться на дуэль, чем продолжать поглощать комариные атаки Гаганова-младшего. Во время дуэли Ставрогин трижды умышленно промахивается, выстрелив из пистолета в лес. Жест настолько пренебрежительный, что его действия приравниваются к третьему оскорблению, еще больше разозлив Гаганова-младшего, который целится с убийственным намерением, но также промахивается из-за своего нервного раздражения. По заранее установленным правилам поединок заканчивается после трех промахов каждого джентльмена. Не успел младший собраться с мыслями, как Ставрогин уже ускакал на своей лошади.

    Способы самовыражения Гаганова-старшего зависят от определенных социальных сигналов, норм, кодификаций речи и поведения, метафор, как языковых, так и физических, короче говоря, маленьких тонкостей, которые при малейшей отсылке позволяют ему пользоваться эстетикой. формализовать его нравственное чувство независимости и смекалки. «Нет, сэр, меня за нос не поведут!» равносильно высказыванию: «Нет, сэр, я не откажусь от своей независимости. Я остаюсь независимым, потому что я отказываюсь быть обманутым. Я и просвещенный, и самоопределенный». Затем, как гром среди ясного неба, Ставрогин показывает, что он, Гаганов-старший, все время одурачен, что его очень легко и вполне буквально можно водить за нос, и что он не только всецело зависит от эстетически-нравственных порядок, но и то, что сам этот порядок есть иллюзия, тонкая смысловая вуаль, накинутая на бессмысленную пустоту. Он рушит карточный домик Гарганова-старшего и переворачивает его чувство собственного достоинства. Ставрогин показывает, что, пока Гаганов-старший отдает все свои силы на то, чтобы что-то сообщить, в итоге он ничего не сообщает. Он показывает, что Гаганов-старший находится в состоянии незначительности из-за полного несоответствия между его внешним видом и его внутренней пустотой и банальностью.

    Конечно, жест Ставогрина оскорбителен, но он обусловлен уже существующим самообманом. Вытягивание носа не только переворачивает смысл общения Гаганова-старшего, показывая его противоречивость, но и открывает всем в соцклубе ту пустоту, над которой они тоже витают. Вместо того, чтобы размышлять о ложности своих социальных реплик и метафор, они суетятся вокруг Ставрогина и требуют невозможного: опровержения. Молчаливые и неписаные правила общества, структурирующие повседневный порядок, требуют, по крайней мере, чтобы все кивали и улыбались таким рассказам и остротам, как у Гаганова-старшего. И вот появляется Ставрогин, который не может устоять перед желанием разрушить иллюзию. Этот жест «настолько ни на что не похож, настолько отличается от того, что делается обычно, что нарушает всякое понимание социальных норм, и это так внезапно и нагло, что беспрецедентно», — поясняет рассказчик.

    Что примечательно, так это то, что самый микроскопический жест захвата и вытягивания чьего-то носа может привести к самой макроскопической активности публичной дуэли с заряженными пистолетами, сценарию не на жизнь, а на смерть. Это напоминает то, что когда-то написал Карл Юнг, а именно, что атомный мир «демонстрирует на наших глазах, что чем глубже исследователь проникает во вселенную микрофизики, тем более разрушительными являются взрывные силы, которые он находит там скованными. То, что величайшие следствия происходят из самых незначительных причин, стало очевидным не только в физике, но и в области психологических исследований». У Достоевского атомарные моменты и даже атомарные мысли расходятся вовне с взрывоопасными последствиями — и это тем более вероятно, чем больше люди, о которых идет речь, не замечают собственных непоследовательность и двуличие. Любой маленький жест способен ранить, если он способен пролить свет на самообман получателя.

    Почему жест дергать человека за нос — шутка и не более того — имел эффект оскорбления всего общества, если пальцы Ставрогина не тянули вместе с носом Гаганова занавеску, за которой скрывались индивиды этого общества? Психологическая атомарность так сильна, потому что зависит от хрупкости наших самозащитных когнитивных барьеров. Хотя эмоциональный удар может быть легким, он может вызвать цепную реакцию именно потому, что возмущение эффективно демонстрирует неустойчивость всей структуры, поддерживающей установленный порядок. Все, что может сделать общество, — это притвориться, что это не был разумный и расчетливый жест, созданный для достижения такого эффекта, вместо этого назвав его актом безумия, то есть продолжать лгать. Если с этим не справиться правильно, жест Ставрогина потенциально может унести с собой все соседние моральные и эстетические иллюзии в быстрой последовательности, пока все не будут вынуждены признать их безудержную невразумительность. Несоответствие между дуэлью, на которой человек рискует своей жизнью, и дерганием за нос — прекрасное свидетельство того, насколько глубоко гордыня и лицемерие контролируют нашу жизнь, заставляя нас поверить в то, что мы властны над тем, что на самом деле властно. мы: принятые структуры самообмана в данной демографической группе.

    Когда мы обижаемся, мы продлеваем, подчеркиваем и даже увековечиваем оскорбление, которое, как мы делаем вид, будто бы хотели, чтобы оно никогда не произошло. Если происходит что-то постыдное, постыдное или оскорбительное, то почему мы повышаем осведомленность об этом общественности, вызывая нашего обидчика на дуэль (или, в более мелких случаях, пытаясь вызвать общественный резонанс, транслируя проступок и понося моральную дряхлость правонарушителя, ударить правонарушителя или создать призыв к оружию среди других, которые никогда бы не подумали об этом)? Почему мы называем больше внимание на обиду, если это что-то такое постыдное? В таком случае, почему Гаганов-младший возрождает обиду, когда о ней забыли? Принятие оскорбления архивирует, а не стирает оскорбление?

    Очевидно, что в межличностных отношениях всегда возможна обида; но возможность обиды неотличима от возможности любви. Без возможности обиды, то есть любовь просто перформативна, ибо, если любовники и друзья не могут быть честными и взаимно критическими, тогда отношения бессмысленны. А если любовь не может быть удалена, то, во-первых, любви не существует. Кроме того, есть тонкая разница между оскорблением и оскорблением. Перефразируя Кьеркегора, возможность обиды — это развилка дорог; конечно, кто-то другой может обидеться, но это невозможно, если вы не обижаетесь. Предлагая поединок, «обиженный» индивид объявляет миру, по сути, что «моя гордость настолько оскорблена, что я готов рискнуть смертью, чтобы восстановить ее, — моя гордость выше моей жизни, поэтому она оправдывается как гордыня». — и моя гордость свидетельствует о моей ценности как личности». Таким образом, гордая реакция на обидчика работает по пустому кругу.

    Чем больше у меня гордости, тем больше я, кажется, ценю то, чем я горжусь, не понимая, что я не горжусь ничем, кроме своей гордости. Зачинщик дуэли — в данном случае сын Гаганова, четыре года томящийся в ванне горячей гордыни, — обладает психологией, застрявшей в гегелевской диалектике господина и раба. Он хочет признания, и ничего более, потому что считает свою гордость проявлением неразделимого духа. Он хочет сохранить или восстановить первоначальную наступательную активность, чтобы иметь возможность атаковать; и, обижаясь, он хочет сделать вопросом жизни и смерти подтверждение силы своей внутренней личности. Но даже самое поверхностное рассмотрение показывает, что гордыня происходит от разделения, а не от самоутверждения.

    Как я уже говорил, у Достоевского есть еще одна сценическая дуэль. На смертном одре, всего через два дня после разговора с Федором Карамазовым о прелестях обиды, отец Зосима беседует со своими собратьями-монахами, умоляя их просить прощения, а не обижаться. Для этих целей он рассказывает историю дуэли, которая привела его к тому, что он стал монахом. Находясь военным офицером в маленьком светском городке, молодой Зосима привязывается к уважаемой девушке из богатой семьи. Но, будучи дополнительно привязанным к порокам холостяцкой жизни, он воздерживается от предложения женщине руки, даже если изредка намекает на предложение. Вернувшись в город через два месяца в другом районе, он обнаруживает, что девушка уже вышла замуж за богатого помещика. Он даже узнает, что они были обручены за некоторое время до его двухмесячного отсутствия, «и именно это меня обидело больше всего… что почти все знали, а я один ничего не знал». Эта девушка и ее новый муж, неужели они смеялись над ним, когда он глупо намекал на любовь? Был ли он предметом тихих насмешек во всем городе? Знали ли все, кроме Зосимы, всю правду: что он дурачился на основании своих ложных ожиданий? Зосима противопоставляет себя обществу антагонистов, которые, как он полагает, сговорились в своего рода молчаливом издевательстве над ним. В нем закипает жажда мести, которую он искусственно разжигает до настоящего морального безобразия. В нужный момент на каком-то праздничном собрании Зосима публично оскорбляет своего соперника и вызывает его на дуэль.

    Накануне дуэли Зосима жестоко бьет своего слугу. Однако утром, проснувшись, услышав пение птиц и увидев свет солнца, он разрыдался. «И вдруг предстала передо мной вся истина во всем своем просветлении: что я собирался делать? Я намеревался убить человека доброго, умного, благородного, ни в чем не провинившегося передо мной, тем самым навсегда лишив его жену счастья…» поля, где должна состояться дуэль, Зосима бросается к своему слуге, падает ниц и лично умоляет о прощении. Двое мужчин обнимаются, каждый смиряясь перед другим, и Зосима наконец уходит в человеколюбивом восторге. Каким-то образом, прося прощения, он освободился от иерархических противоречий, в которые запутался. Ибо за что ему, Зосиме, обижаться, что знатный человек женился на любимой женщине, когда он, Зосима, считал вполне в своем праве физически оскорбить беспомощного слугу, ничего дурного не сделавшего? С точки зрения бесстрастия, что является большим оскорблением? Что является злонамеренным и оскорбительным, а что просто неблагоприятным обстоятельством?

    Первый выстрел достается богатому помещику, чья пуля задевает щеку Зосимы. Однако вместо того, чтобы выстрелить в ответ, Зосима бросает свой пистолет в деревья. Затем он идет к своему бывшему сопернику и просит прощения. Первая реакция помещика аналогична реакции Гаганова на выстрел Ставрогина в лес: он считает этот жест актом неуважения. Свидетель Зосимы (или «секундант») на дуэли, сослуживец, кричит о позоре, который он навлечет на весь полк, так как отказ от продолжения истолковывает как малодушие. Но своим смирением и искренностью Зосима постепенно убеждает всех, что его уход происходит не из трусости или равнодушия к чести противника, а скорее из обновленного чувства дара жизни и нового понимания отвращение к мирским порядкам, допускающим такой варварский обычай, как дуэли. Ему удается восстановить честь своего противника, а также свою и своего полка, а то, что он бросил орудие в лес только после готовятся к первому выстрелу, чтобы показать свою смелость. Затем он удивляет всех, немедленно уйдя в отставку с военного поста, чтобы стать монахом, специально для того, чтобы лучше жить в представлении о том, что этот мир — рай, и только человек глуп и виновен.

    В « Записках из мертвого дома », беллетризованном рассказе Достоевского о его четырехлетней каторжной работе в сибирском лагере, автор пишет:

    «Каждый человек, кем бы он ни был и как бы ни был унижен, инстинктивно уважая его человеческое достоинство. Арестант сам знает, что он арестант, изгой, и знает свое место перед начальником; но никакие клейма, никакие оковы не заставят его забыть, что он человек».

    Мне кажется, это прекрасно сформулированное положение о необходимости уважать других, относиться к каждому человеку — и особенно к тем, кто считает себя маргинализованным, отчужденным, осмеянным или отверженным — как к уникальному и важному человеку. С другой стороны, это показывает, как те, кто считает себя жертвами, могут разработать самообманчивую схему восстановления собственного чувства человечности. В эпоху, когда чувство отчуждения почти невозможно избежать, когда глобальные обстоятельства и трясина освещения в СМИ могут заставить всех нас чувствовать себя узниками Достоевского, вполне логично, что преувеличенное оскорбление является одной из стратегий сочетания самоуничижения и самоуничижения.

    Добавить комментарий

    Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *