Отношение обломова и штольца к семье и родителям. Урок по литературе на тему: «Обломов и Штольц
Андрей Иванович Штольц общается с Обломовым с детства и стал тому близким другом. По характеру это человек действия, практик, а по происхождению — наполовину немец. Мать Штольца — русская дворянка. При всем своем рационализме, Штольц обладает добрым нравом. Герой честен, разбирается в людях, при этом склонен просчитывать каждое действие и ко всему в жизни подходить со стороны практической пользы. Штольц был выписан как антипод Обломову и должен, по замыслу автора, восприниматься как образец для подражания.
Штольц женат на , дворянке, женщине, в которую влюблен Обломов. Ольга любила Обломова поначалу, но рассталась с тем. Обломов вял и мечтателен, прежде чем сделать Ольге предложение, много раздумывал, отступал.
Штольц временами выводит Обломова из апатии и заставляет вспомнить о жизни, призывает того заняться делом, вложиться в учреждение школ, строительство дорог, однако Обломов отмахивается от подобных идей.
Илью Обломова берут в оборот мошенники, дела и хозяйство героя переходят в их руки, а сам он погружается в еще большую бездеятельность, чем обыкновенно. Когда до Обломова доходят слухи о его собственной близящейся свадьбе, герой приходит в ужас, потому что для него еще ничего не решено. В этот период героя посещает Ольга и, видя того в таком безвольном и жалком состоянии, прерывает эти отношения. На этом история любви Ольги и Обломова себя исчерпывает.
Героиня не собирается ввязываться в новые отношения, но Штольц убеждает Ольгу, что первые отношения оказались ошибкой и только заложили основу для новой любви — к нему, Штольцу. Ольга ценит в Штольце трудолюбие и решительность — то, чего не видела в Обломове. И безгранично, «как матери», доверяет мужу.
Штольц держится прогрессивных (для того времени) взглядов на роль женщины в обществе. По мысли героя, женщина призвана делать вклад в общественную жизнь, занимаясь воспитанием достойных граждан, а для этого сама должна быть хорошо образована. Штольц занимается с женой, обучает ту наукам, и эти занятия еще больше сближают супругов. Штольц жарко спорит с женой и удивляется уму Ольги.
Штольц спасает Обломова из лап мошенников, которые в противном случае обобрали бы того до нитки. Позже Обломов называет в честь Штольца сына, который рождается у него от , женщины из чиновничьей среды, квартирной хозяйки, к которой Обломов переезжает жить. Из-за малоподвижного образа жизни у Обломова случается ранний инсульт, и Штольц посещает больного друга. Во время этого посещения Обломов просит Штольца во имя дружбы приглядеть за его маленьким сыном Андреем. Когда через два года Обломов умирает, Штольцы забирают его сына на воспитание.
Образ
Штольцу слегка за тридцать. Внешность героя подчеркивает нрав — он крепок, худ, мускулист, скуласт, на теле нет лишнего жира. Гончаров сравнивает героя с «кровной английской лошадью». У Штольца зеленоватые глаза, герой смугловат, спокоен в движен
bernow.ru
Образ жизни Обломова и Штольца в романе «Обломов» Гончарова: сравнение в таблице |LITERATURUS: Мир русской литературы
| Обломов. Штольц и Ольга. Художник Л. Красовский |
Образ жизни Обломова и Штольца в романе «Обломов»: сравнение в таблице
| Образ жизни Обломова и Штольца: сравнение героев | |
| Все время лежит: «…а ты и не бегаешь, | Все время в движении: «…Да нет, ты не усидишь на одном месте…» |
| Ленится, не работает: «…Да разве я мечусь, разве работаю?..» | «…Я видел Россию вдоль и поперек. Тружусь…» |
| Не ценит время: «…промелькнет утро, день уже клонится к вечеру, а с ним клонятся к покою и утомленные силы Обломова…» | «… ведь тебе строиться надо; теперь лето, драгоценное время уходит…» |
| Не любит путешествовать: » …совершил единственную поездку из своей деревни до Москвы…» | Много путешествует: «…Штольца почти никогда не было в Петербурге…» |
| Не любит светскую жизнь: «…Не нравится мне эта ваша петербургская жизнь!..» | Бывает в обществе, на балах: «…из светской толпы, с вечера, с бала ехал…» |
| Избегает незнакомых людей: «…К незнакомым? Что выдумал! Я пойду лучше к Ивану Герасимовичу…» | Знакомится с новыми людьми: «…шел в круг людей, знакомиться, сталкиваться с новыми или замечательными лицами…» |
| Не любит читать: «…хотите спросить меня о каком-нибудь романе: я их не читаю…» | Любит читать: «…он ездит и в свет и читает…» |
| Не любит учиться: «…алгебра, геометрия – что я стану с ними делать в Обломовке? ..» | Учится чему-то новому: «…Учиться хочет, все видеть, знать…» |
| Его ничего не интересует: «…Все хлопочут, только тебе ничего не нужно!..» | У него есть интересы: «…у всякого свои интересы. На то жизнь…» |
Это было сравнение образа жизни Обломова и Штольца в романе «Обломов» (таблица с цитатами).
www.literaturus.ru
Отношение Обломова и 📝 Штольца к семье, к родителям
Еще во время обучения в бурсе сыновья Тараса Бульбы отличались несхожестью характеров. Старший, Остап, с детства был упрям и славился упорством при достижении цели. Сперва он не хотел учиться. Несколько раз он сбегал из бурсы и прятал книги, пока отец не пригрозил ему, что Остап «не увидит Запорожья вовеки, если не выучится в академии всем наукам». С тех пор Остап начал заниматься с «необыкновенным старанием» и скоро стал одним из лучших учеников. Как и его славный отец, Остап прежде всего ценил чувство товарищества, был честен и «прямодушен с равными». Выдержанный и целеустремленный, Остап был «суров к другим побуждениям, кроме войны и разгульной пирушки».Младший сын Тараса — Андрий — учился «охотнее и без напряжения». Чувства и эмоции, развитые у него гораздо больше, чем у старшего брата, нередко заводили его в довольно опасные предприятия. Он был увертлив и изобретателен, особенно когда речь шла об избежании наказания. Андрий был нежен лицом, молод, хорош собой, и потребность любви рано проснулась в его сердце. Именно в это время он увидел и полюбил молодую полячку, сыгравшую в его дальнейшей жизни далеко не последнюю роль.
Старый запорожец Тарас Бульба считал, что. лучшая школа для его сыновей — Запорожская Сечь, только там можно научиться чему-нибудь стоящему, набраться разума. Не дав сыновьям отдохнуть с дороги и побыть с матерью, Тарас Бульба забирает Остапа и Андрия в казацкую вольницу.
В Запорожской Сечи молодые казаки показали себя с лучшей стороны. Они выделялись «прямою удалью и удачливостью во всем». Старые казаки одобрительно отзывались о новоприбывших, однако целиком и полностью их натуры раскрылись только во время боя, ведь даже там оба были «одни из первых».
Казалось, что Остапу «был на роду написан битвенный путь и трудное знанье вершить ратные дела». Выдержка и хладнокровие, умение расчетливо взвесить опасность и быстро и точно найти правильное решение, настойчивость и уверенность в своих силах помогали увидеть в нем наклонности будущего вождя. Гоголь сравнивает Остапа со львом, а Тарас Бульба с гордостью говорит: «О! да это будет со временем добрый полковник! »
В скором времени казаки решают во время боя назначить Остапа куренным атаманом вместо убитого: «Он, правда, младший всех нас, но разум у него, как у старого человека». Оправдал их доверие Остап, решительностью, силой и храбростью завоевал еще большую любовь и уважение к себе.
Словно лев, сражался Остап и в последнем бою, когда полегло много казацких старшин и атаманов. Храбро бился ; старший сын Тараса на глазах родного отца, богатырская сила была в нем. Однако численный перевес был на стороне поляков, и они сумели правдами и неправдами захватить Остапа в плен.
Героически, с невиданным мужеством, «как исполин», выносит Остап терзания и пытки, которым подвергли его поляки. «Ни крика, ни стону не было слышно» из уст Остапа во время переносимых мучений. Остап — настоящий запорожец, достойный казак, сын своего отца Тараса Бульбы — перед смертью не хотел ни жалости, ни рыданий и сокрушений о себе. Ему необходимо было разумное слово твердого мужа, и отец оказался рядом, поддержал ого своим присутствием, невзирая на смертельную опасность. Как лев, умел сражаться Остап, а умер — как герой.
А что же Андрий? С похвалой отозвался Тарас Бульба и о младшем сыне во время первого боя: «добрый вояка’. Лндрию в бою не свойственны ни хладнокровие, ни терпение — он весь во власти чувств. Запальчивость, необузданный порыв руководят его действиями и ведут за собой. Он храбр потому, что не дает себе ни времени, ни возможности оценить опасность. Не случайно Гоголь говорит, что «он несется, как пьяный», ведь в битве Андрий видел для себя «бешеную негу и упоение»…
yznay.com
Мой любимый «Обломов»: Семейная жизнь Ольги и Штольца — К солнцу
Роман «Обломов» мне полюбился еще в школе. Это заслуга нашей учительницы, накануне изучения произведения обзвонившей родителей, чтобы разрешили детям увидеть его экранизацию. Фильм шёл в ночном эфире, и я терпеливо смотрела телевизор до половины второго. Но потом сдалась, и читала роман уже с увлечением. Мне было любопытно узнать, чем всё закончится… 🙂 В старших классах мы писали сравнительные характеристики – Обломов и Штольц, Обломов и Ольга… Учителя ведь не могут без сравнения. Им очень хочется, чтобы дети научились самостоятельно мыслить, выбирать лучшее. И я тоже критически сравнивала, выбирала. Разумеется, мне не нравился лениво лежащий на диване Обломов. Штольц казался слишком педантичным. Ольга – самолюбивой. Мне хотелось, чтобы все герои романа были идеальными. Но никто из учителей не сказал нам тогда, что в этой неидеальности есть своя красота. И своё возможное совершенство…В прошлом году я открыла «Обломова» с единственной целью. Мне хотелось понять, какой путь лучше. Знакомый священник писал, что в христианстве издревле признаются два духовных пути – деятельный и созерцательный. Деятельного во мне было хоть отбавляй, а созерцательное тогда казалось неведомым и потому манило. И, сама не знаю отчего, я решила, что выразительные персонажи Обломова и Штольца дадут мне подсказку.
Но, когда начала читать, живые образы героев с головой захватили меня и увлекли. Я полюбила и прочувствовала каждого из них отдельно. И совсем иначе, чем в юности, пережила драматизм их отношений. В них мне открылось много красоты, трогательности и чуда…
Наверное, со временем я становлюсь более созерцательной. Потому что мне не всегда теперь кажется уместным анализировать и сравнивать, как нас учили в школе. Мне стало нравиться просто любоваться. Просто перечитывать созвучные фрагменты книг в том виде, как они есть, и растворяться в их языке, атмосфере, духе… Где я, где не я – границы стираются. Наслаждение красотой, мудростью, высоким примером – это и есть ответ…
И этой красотой мне хочется делиться с вами, мои друзья. В ближайших нескольких записях журнала я размещу наиболее интересные и «вкусные» (на мой личный взгляд) фрагменты «Обломова». Надеюсь, хотя бы малая часть моего наслаждения коснётся ваших сердец. А может, кому-нибудь прибавит желания перечитать русскую классику.
***
Семейная жизнь Ольги и Штольца
«Шли годы, а они не уставали жить. Настала и тишина, улеглись и порывы; кривизны жизни стали понятны, выносились терпеливо и бодро, а жизнь всё не умолкала у них.
Ольга довоспитывалась уже до строгого понимания жизни; два существования, её и Андрея, слились в одно русло; разгула диким страстям быть не могло: всё было у них гармония и тишина.
Казалось бы, заснуть в этом заслуженном покое и блаженствовать, как блаженствуют обитатели затишьев, сходясь трижды в день, зевая за обычным разговором, впадая в тупую дремоту, томясь с утра до вечера, что всё передумано, переговорено и переделано, что нечего больше говорить и делать и что «такова уж жизнь на свете».
Снаружи и у них делалось всё, как у других. Вставали они хотя не с зарёй, но рано; любили долго сидеть за чаем, иногда даже будто лениво молчали, потом расходились по своим углам или работали вместе, обедали, ездили в поля, занимались музыкой… как все, как мечтал и Обломов…
Только не было дремоты, уныния у них; без скуки и апатии проводили они дни; не было вялого взгляда, слова; разговор не кончался у них, бывал часто жарок.
По комнатам разносились их звонкие голоса, доходили до сада, или тихо передавали они, как будто рисуя друг перед другом узор своей мечты, неуловимое для языка первое движение, рост возникающей мысли, чуть слышный шопот души…
И молчание их было – иногда задумчивое счастье, о котором одном мечтал бывало Обломов, или мыслительная работа в одиночку над нескончаемым, задаваемым друг другу материалом…
Часто погружались они в безмолвное удивление перед вечно новой и блещущей красотой природы. Их чуткие души не могли привыкнуть к этой красоте: земля, небо, море – всё будило их чувство, и они молча сидели рядом, глядели одними глазами и одной душой на этот творческий блеск и без слов понимали друг друга.
Не встречали они равнодушно утра; не могли тупо погрузиться в сумрак тёплой, звёздной, южной ночи. Их будило вечное движение мысли, вечное раздражение души и потребность думать вдвоём, чувствовать, говорить!..
Но что же было предметом этих жарких споров, тихих бесед, чтений, далёких прогулок?
Да всё. Еще за границей Штольц отвык читать и работать один: здесь, с глазу на глаз с Ольгой, он и думал вдвоём. Его едва-едва ставало поспевать за томительною торопливостью её мысли и воли.
Вопрос, что он будет делать в семейном быту, уж улёгся, разрешился сам собою. Ему пришлось посвятить её даже в свою трудовую, деловую жизнь, потому что в жизни без движения она задыхалась, как без воздуха.
Какая-нибудь постройка, дела по своему или обломовскому имению, компанейские операции – ничто не делалось без её ведома или участия. Ни одного письма не посылалось без прочтения ей, никакая мысль, а еще менее исполнение не проносилось мимо неё; она знала всё, и всё занимало её, потому что занимало его.
Сначала он делал это потому, что нельзя было укрыться от неё: писалось письмо, шёл разговор с поверенным, с какими-нибудь подрядчиками – при ней, на её глазах; потом он стал продолжать это по привычке, а наконец это обратилось в необходимость и для него.
Её замечание, совет, одобрение или неодобрение стали для него неизбежною поверкою: он увидел, что она понимает точно так же, как он, соображает, рассуждает не хуже его… Захар обижался такой способностью в своей жене, и многие обижаются, – а Штольц был счастлив!
А чтение, а ученье – вечное питание мысли, её бесконечное развитие! Ольга ревновала к каждой непоказанной ей книге, журнальной статье, не шутя сердилась или оскорблялась, когда он не заблагорассудит показать ей что-нибудь, по его мнению, слишком серьёзное, скучное, непонятное ей, называла это педантизмом, пошлостью, отсталостью, бранила его «старым немецким париком». Между ними по этому поводу происходили живые, раздражительные сцены.
Она сердилась, а он смеялся, она еще пуще сердилась и тогда только мирилась, когда он перестанет шутить и разделит с ней свою мысль, знание или чтение. Кончалось тем, что всё, что нужно или хотелось знать, читать ему, то надобилось и ей.
Он не навязывал ей ученой техники, чтоб потом, с глупейшею из хвастливостей, гордиться «ученой женой». Если б у ней вырвалось в речи одно слово, даже намёк на эту претензию, он покраснел бы пуще, чем когда бы она ответила тупым взглядом неведения на обыкновенный в области знания, но еще не доступный для женского современного воспитания вопрос. Ему только хотелось, а ей вдвое, чтоб не было ничего недоступного – не ведению, а её пониманию.
Он не чертил ей таблиц и чисел, но говорил обо всём, многое читал, не обегая педантически и какой-нибудь экономической теории, социальных или философских вопросов, он говорил с увлечением, страстью: он как будто рисовал ей бесконечную, живую картину знания. После из памяти её исчезали подробности, но никогда не сглаживался в восприимчивом уме рисунок, не пропадали краски и не потухал огонь, которым он освещал творимый ей космос.
Он задрожит от гордости и счастья, когда заметит, как потом искра этого огня светится в её глазах, как отголосок переданной ей мысли звучит в речи, как мысль эта вошла в её сознание и понимание, переработалась у ней в уме и выглядывает из её слов, не сухая и суровая, а с блеском женской грации, и особенно если какая-нибудь плодотворная капля из всего говоренного, прочитанного, нарисованного опускалась, как жемчужина, на светлое дно её жизни.
Как мыслитель и как художник, от ткал ей разумное существование, и никогда еще в жизни не бывал он поглощён так глубоко, ни в пору ученья, ни в те тяжёлые дни, когда боролся с жизнью, выпутывался из её изворотов и крепчал, закаливая себя в опытах мужественности, как теперь, нянчась с этой неумолкающей, вулканической работой духа своей подруги!
– Как я счастлив! – говорил Штольц про себя и мечтал по-своему, забегал вперёд, когда минуют медовые годы брака.
Вдали ему опять улыбался новый образ, не эгоистки Ольги, не страстно любящей жены, не матери-няньки, увядающей потом в бесцветной, никому не нужной жизни, а что-то другое, высокое, почти небывалое…
Ему грезилась мать-создательница и участница нравственной и общественной жизни целого счастливого поколения.
Он с боязнью задумывался, достанет ли у ней воли и сил… и торопливо помогал ей покорять себе скорее жизнь, выработать запас мужества на битву с жизнью – теперь именно, пока они оба молоды и сильны, пока жизнь щадила их или удары её не казались тяжелы, пока горе тонуло в любви».
viktoria-ru.livejournal.com