«приколах», картинках и т.п — Мегаобучалка
Воображение по своей природе активно. Оно стимулируется жизненными потребностями и мотивами и осуществляется с помощью особых психических действий, называемых приемами создания образов. К ним относятся: агглютинация, аналогия, акцентирование, типизация, придача и перемещение.
Агглютинация (комбинирование) – прием создания нового образа путем субъективного объединения элементов или частей некоторых исходных объектов. Путем агглютинации созданы многие сказочные образы (русалка, избушка на курьих ножках, кентавр и т. д.).
Аналогия – это процесс создания нового, по сходству с известным. Так по аналогии с птицами человек изобрел летательные устройства, по аналогии с дельфином – каркас подводной лодки и т. д.
Гиперболизация – выражается в субъективном преувеличении (приуменьшении) размеров объекта или количества частей и элементов. Примером может служить образ Гулливера, многоголовый дракон и др.
Акцентирование – субъективное выделение и подчеркивание каких-то характерных для объекта качеств. Например, если у прототипа героя художественного произведения хорошо выделены отдельные черты характера, то писатель их подчеркивает еще больше.
Типизация- прием обобщения множества родственных объектов с целью выделения в них общих, повторяющихся, существенных признаков и воплощения их в новом образе. Этот прием широко используется в художественном творчестве, где создаются образы, отражающие характерные черты определенной группы людей (социальной, профессиональной, этнической).
Придача – заключается в том, что объекту приписываются (придаются) не свойственные ему качества или функции (сапоги-скороходы, ковер-самолет).
Перемещение – субъективное помещение объекта в новые ситуации, в которых он никогда не был, не может быть вообще или в которых субъект его никогда не видел.
Все приемы воображения работают как единая система. Поэтому при создании одного образа могут использоваться несколько из них. В большинстве случаев приемы создания образов плохо осознаются субъектом.
Интернет «прикол»: «Ожидание-реальность». Этот прикол часто используется в интернете теми людьми чьи ожидание не реализуются, люди мечтают об одном, представляют себе определенный сюжет или предмет. А в реальной жизни выходит совершенно наоборот.
Получается, что надежды и мечтания не сбудутся, реальность не всегда совпадает с ожиданием. Этот интернет «прикол» я бы отнесла к такому приему воображения как комбинирование.
1) Метод агглютинации –получение нового путем присоединения к одному объекту признаков другого объекта.
2) Метод аналогии – создание нового по сходству с известным.
Интернет «прикол» больше относится к приему акцентирования.
Интернет «прикол» -прием перемещение.
3. * Каким образом человек отличает реальное от воображаемого им самим?
Рассматривая процесс создания человеком чего-либо нового, мы сталкиваемся еще с одним феноменом психики человека. Его суть состоит в том, что человек создает в своем сознании образ, которого пока в реальности еще не существует, а основой создания подобного образа является наш прошлый опыт, который мы получили, взаимодействуя с объективной реальностью. Вот этот процесс — процесс создания новых психических образов — и получил название воображения.
Итак, воображение — это процесс преобразования представлений, отражающих реальную действительность, и создание на этой основе новых представлений.
Следует отметить, что образы воображения создаются только путем переработки отдельных сторон имеющихся у человека образов реальной действительности. Например, читая фантастические романы, вы, наверное, замечали, что вымышленные герои (инопланетяне, чудовища, несуществующие звери и т. д.) все равно своим обликом полностью или частично похожи на известные нам объекты, т. е. были трансформированы воображением писателя из реальной действительности.
Следует отметить, что воображение из-за особенностей ответственных за него физиологических систем в определенной мере связано с регуляцией органических процессов и движения. Воображение оказывает влияние на многие органические процессы: функционирование желез, деятельность внутренних органов, обмен веществ в организме. Например, хорошо известно, что представление о вкусном обеде вызывает у нас обильное слюноотделение, а внушая человеку представление об ожоге, можно вызвать реальные признаки «ожога» на коже. Подобная закономерность известна уже давно и широко используется при лечении так называемых психосоматических больных в ходе сеансов суггестивной терапии. С другой стороны, воображение оказывает влияние и па двигательные функции человека. Например, стоит нам вообразить, что мы бежим но дорожке стадиона во время соревнований, как приборы будут регистрировать едва заметные сокращения соответствующих мышечных групп.
Бывает активное и пассивное воображение. Пассивное воображение создает образы, не связанные с волей. Эти образы получили название грез. В грезах наиболее ярко обнаруживается связь воображения с потребностями личности. Легко предугадать, о чем будет грезить человек, с волнением ожидающий значимого для него события. Людям свойственно грезить о приятном, заманчивом. Но если грезы начинают подменять деятельность и преобладать в психической жизни личности, то это уже свидетельствует об определенных нарушениях психического развития. Преобладание грез в психической жизни человека может привести его к отрыву от реальной действительности, уходу в выдуманный мир, что, в свою очередь, начинает тормозить психическое и социальное развитие этого человека. Так, школьник, не готовясь к занятиям и получая неудовлетворительные отметки, может создать себе иллюзорную, выдуманную жизнь, где ему все удается, где ему все завидуют, где он занимает положение, на которое не может надеяться в настоящее время и в реальной жизни.
Образы, воссоздаваемые в процессе воображения, не могут возникать из ничего. Они формируются на основе нашего предшествующего опыта, на основе представлений о предметах и явлениях объективной реальности. Процесс создания образов воображения из впечатлений, полученных человеком от реальной действительности, может протекать в различных формах.
Создание образов воображения проходит два основных этапа. На первом этапе происходит своеобразное расчленение впечатлений, или имеющихся представлений, на составные части. Другими словами, первый этап формирования образов воображения характеризуется анализом полученных от реальности впечатлений или сформированных в результате предшествующего опыта представлений. В ходе такого анализа происходит абстрагирование объекта, т. е. он представляется нам изолированным от других объектов, при этом также происходит абстрагирование частей объекта.
4. * Чем мотивирующая роль мечты отличается от мотивирующей роли цели?
Мечта́ — особый вид воображения, заветное желание, исполнение которого часто сулит счастье. Это могут быть просто желания, по каким-то причинам не выполненные в момент их возникновения, но человек всё же желает, чтобы они воплотились в реальность.
Цель (нем. Ziel) — идеальный или реальный предмет сознательного или бессознательного стремления субъекта; конечный результат, на который преднамеренно направлен процесс; «доведение возможности до её полного завершения»; осознанный образ предвосхищаемого результата.
Мотивирующая роль цели состоит в том, что сама цель как таковая, без всяких дополнительных побуждений и «промывки мозгов» мотивирует людей — правда, лишь в том случае, если результат значим для человека ,который поставил эту цель, или коллектива.
Мотивирующая роль мечты состоит в том, что мечта сама как мотив устроить свою жизнь лучше, или сделать лучше себя или что нас окружает. Начитавшись разных статей о реализации мечт и достижений успехов в тех или иных отраслях, люди начинают копировать мечты и их реализацию.
5. * Чем фантазия в научном творчестве отличается от фантазии в художественном творчестве?
ФАНТАЗИЯ – психический процесс, продуктивная деятельность, творческая способность. Сущность фантазии состоит в преобразовании прошлого опыта, мысленной ситуации. Мысленная ситуация – это неразрывная взаимосвязь субъекта сознания, его Я со всем остальным содержанием сознания (не-Я), с образами, идеями и чувствами, хранимыми в памяти. Фантазия – это единство эмпатии и воображения.
Фантазия игрaет существенную роль в кaждом творческом процессе. Его знaчение особенно велико в художественном творчестве. Всякое художественное произведение, достойное этого имени, имеет идейное содержaние , но в отличие от нaучного трaктaтa оно вырaжaет его в конкретно-обрaзной форме. Если художник вынужден вывести идею своего произведения в aбстрaктных формулaх тaк, что идейное содержaние художественного произведения выступaет нaряду с его обрaзaми, не получaя aдеквaтного и достaточно яркого вырaжения внутри их, его произведение теряет свою художественность. Нaглядно-обрaзное содержaние художественного произведения, и только оно, должно быть носителем его идейного содержaния. Сущность художественного вообрaжения зaключaется прежде всего в том, чтобы уметь создaть новые обрaзы, способные быть плaстическим носителем идейного содержaния. Особaя мощь художественного вообрaжения зaключaется в том, чтобы создaть новую ситуaцию не путем нaрушения, a при условии сохрaнения основных требовaний жизненной реaльности.
Нельзя лучше вырaзить, в чем зaключaется сущность художественного творчествa. Дaже в портрете художник не фотогрaфирует, не воспроизводит, a преобрaзует воспринимaемое. Суть этого преобрaзовaния зaключaется в том, что оно не удaляется, a приближaется к действительности, что оно кaк бы снимaет с нее случaйные нaслоения и внешние покровы. В результaте глубже и вернее выявляется ее основной рисунок. Продукт тaкого вообрaжения дaет чaсто по существу более верную, глубокую, более aдеквaтную кaртину или обрaз действительности, чем это в состоянии сделaть фотогрaфирующее воспроизведение непосредственно дaнного.
Творческое вообрaжение прибегaет в художественном произведении к фaнтaстике, к отклонению от некоторых сторон действительности, с тем чтобы придaть обрaзную нaглядность действительности, основному зaмыслу или идее, отрaжaющей опосредовaнно кaкую-то существенную сторону действительности.
Некоторые тонкие и хрупкие переживaния — знaчимые фaкты внутренней жизни — чaсто кaк бы зaслоняются и зaтемняются в действительных условиях обыденной жизни. Творческое вообрaжение художникa в фaнтaстическом рaсскaзе, отклоняясь от действительности, преобрaзует рaзличные стороны ее, подчиняя их внутренней логике этого переживaния. В этом и зaключaется смысл тех приемов преобрaзовaния действительности, которыми пользуется художественное вообрaжение. Создaвaя кaртину действительности, отклоняющуюся от обыденной вплоть до сaмой крaйней фaнтaстики, вообрaжение художникa тем ярче освещaет и выпуклее выявляет кaкую-то, особенно для него знaчимую, сторону действительности. Отойти от действительности, чтобы проникнуть в нее, — тaковa логикa творческого вообрaжения. Онa хaрaктеризует существенную сторону художественного творчествa.
Роль вообрaжения в нaучном творчестве очень высоко рaсценивaл и В.И.Ленин. Он писaл: «…нелепо отрицaть роль фaнтaзии и в сaмой строгой нaуке». «Нaпрaсно думaют, — зaмечaет он в другом месте, — что онa (фaнтaзия. — С.Р.) нужнa только поэту. Это глупый предрaссудок. Дaже в мaтемaтике онa нужнa, дaже открытие дифференциaльного и интегрaльного исчислений невозможно было бы без фaнтaзии. Фaнтaзия есть кaчество величaйшей ценности…».
megaobuchalka.ru
Для чего литературе воображение? — Журнальный зал
Елена Долгопят, Аркадий Драгомощенко, Павел Крусанов, Владислав Отрошенко, Валерий Попов, Семен Файбисович, Николай Якимчук. P.S. Наталья Иванова
Все чаще приходится слышать мнение, что воображение, вымысел (фикшн) становится прерогативой массовой литературы, а серьезная литература склоняется к интеллектуальному артистизму, жанрам авторской ассоциативной прозы, прозы документальной, мемуаров, внутреннего монолога/рассказа автора о жизни, в том числе (а часто — и прежде всего) своей; именно этого ждет от нее и серьезный читатель. Отвечая этим явлениям, редакция сначала открыла постоянную рубрику для “свободной прозы” (и ведет ее несколько лет), а затем и вовсе выпустила специальный номер, целиком отданный текстам в разных жанровых формах, включив даже стихи (№ 11). Движущаяся эстетика невымышленного повествования занимает одну за другой все новые литературные территории. Возникает вопрос: необходимо ли вообще воображение литературе, и если да, то кому более оно нужно — автору или читателю? И почему именно “над вымыслом”, а не над реальностью писатель “обливается слезами”? Открывает ли новые перспективы литературе воображение?
Елена Долгопят
Мы восстанавливаем события — с помощью воображения — не хуже любого сыщика. Хотя бы включая телевизор на середине фильма. Мы составляем представление о человеке иногда лишь по нескольким случайно оброненным им фразам. По голосу мы “видим” облик человека. Вряд ли этот облик соответствует действительности. Но иначе мы не сможем в ней существовать. Воображение заполняет пустоту, чтобы было на что опереться.
Плод воображения писателя — литературный вымысел.
Вымысел в литературе — подобие эксперимента в физике. Вымысел — сослагательное наклонение, которого не терпит наука история. Вымысел — это вопрос “если”: если бы Гитлер умер в детстве, если бы этот человек, разгадывающий кроссворд, был убийцей, если бы у меня было трое детей-близнецов, если бы я вернулась вечером домой и увидела, что в моем доме живут совершенно другие люди, и это вовсе не мой дом…
Лишенная вымысла “невыдуманная” литература — дневники и отчасти мемуары — несомненно имеет к реальности другое отношение. Точнее, имеет с реальностью другие отношения. Состоит с ней в браке, скажем так. Законном. Вымысел крутит с реальностью совершенно иные амуры. О том, какой фикцией могут оказаться дневники, не говоря о мемуарах, думаю, всем понятно. Стоит задуматься, зачем человек их пишет.
Мне кажется, дневник — это что-то вроде доказательства бытия, но не Божия, а нашего с вами. Если не перечитывать дневников, не пересматривать старые снимки, не слушать истории из жизни, которые рассказывают нам родители или попутчики, то может показаться, что мы и вовсе не живем. Нас нет. И реальности — нет.
Литература вымышленная — это исследование “неиспользованных” жизнью возможностей реальности. Литература документальная — подтверждение существования реальности и нас как ее составной части.
Для меня очевидно, что оба мира, и вымышленный, и документальный, — плоды нашего воображения. Притом что все фантазии опираются на реальность, а все дневники пытаются ее зафиксировать. В дневнике или в романе, в XIX веке или сейчас, — описывают людей, события, дожди, дороги, состояние ума, волнение… пытаются передать нечто как реальность. Сделать это можно только благодаря воображению. Описать человека или событие можно, лишь вообразив его. И совершенно неважно, так это было на самом деле или было, да не совсем так. Мы описываем то, что запечатлено в нашем сознании и — в настоящее время — только в нашем сознании и существует.
Видимо, человек вообще живет лишь благодаря воображению. Дело в том, что мы есть, только когда нас нет. Мы живем лишь в становлении… кем-то или чем-то. Читая, сочиняя, вспоминая, любуясь, наблюдая, мы становимся тем, что читаем, сочиняем, тем, чем любуемся, о чем вспоминаем.
Мы можем вообразить даже то, чего не можем в себя вместить: бесконечность, собственную смерть. Наше воображение больше нас.
Аркадий Драгомощенко
В Random House College Dictionary (пересмотренное издание 1985 года) non-fiction уделяется шесть незатейливо-строгих строк: “раздел литературы, включающий в себя прозаические произведения, оперирующие или посвященные фактам либо теории; противопоставляемый fiction (собственно, “художественной”) и отличающийся от драмы и поэзии”.
В блуждающей по Интернету “Vikipedia”, энциклопедии “вечного становления” (в русской версии статья покуда не появлялась), о non-fiction говорится не столь аскетично, а в иные моменты слог статьи исполняется даже некоторой туманностью, присущей описаниям явлений таинственных, но не лишенных очарования телеологии, что и очевидно из следующей фразы…
Впрочем, ничто не мешает привести пассаж целиком:
“non-fiction — является литературой отчета о вещах или их представления в качестве факта. Подобное представление может быть точным или неточным, однако оно должно полагать веру в правдоподобие <описываемого> во время его сочинения (sic!).
Такая литература является одной из двух составных частей словесности в результате разделения особенно популярного в библиотеках (и это тоже!), — вторая же остается художественной литературе. Другие фактологические источники, не представляющие себя написанным текстом, как-то: картины, фильмы — часто также относятся к разряду non-fiction”.
В переводе, осмелюсь заметить, это звучит значительно вразумительней. Далее начинается нечто в духе древнекитайского “Каталога гор и морей”:
“Эссе, журналы, документы, научные статьи, фотографии, биографии, учебники, “синьки”, технические спецификации, руководства, диаграммы и журналистика — все это в целом является примерами произведений non-fiction, а использование в них “художественности” (fiction) обычно воспринимается как мошенничество (dishonest)”.
Словом, если вознамериться протащить в книгу о “Perl Programming Language” или в рецепт bouillabaisse’а про “тучку золотую на груди утеса-великана”, в приеме на красном ковре будет бесспорно отказано. В “Каталоге гор и морей” можно найти описание животного, напоминающего собаку, однако с человеческим лицом. По свидетельствам его встречавших оно умеет бросать камни, а когда завидит человека — смеется. Думается, “горный хуэй” (так зовется это добродушное создание) как нельзя более подходит для аллегорической фигуры non-fiction. Вообразить собаку нетрудно. Несложно, прикрыв глаза, представить “бросание камнями” (не прибегая при том к интертекстуальным прогулкам). Умственным взором возможно увидеть также и “человеческое лицо” (тем, кто Ницше — даже “слишком человеческое”), а если сосредоточиться, то и смеющееся. В горах. В зените надира. С именем труднее. А продолжая — неминуемо придем к вопросу о воображении как таковом, иными словами, к литературе, сколько бы ни было определений относительно того, какова она. Или же что значит воображение.
* * *
Какие цели преследует писатель и почему именно “над вымыслом”, а не над реальностью он “обливается слезами”? Открывает ли новые перспективы литературе воображение?
* * *
Вопрос, предложенный редакцией журнала “Знамя”, прост, как солдатская песня.
Разумеется, есть “литература” (дальнейшее стремится в кавычки Верлена), которую покупают, и что никакая там ни для кого не тайна. Жизнь — всюду. Книги, голуби, кино, окно. О целях “писателя” ниже. Что нужно читающим от покупаемой литературы? (Надо сказать, есть еще и та, которая остается на полках в доме, ставшая по истечению времен томительной загадкой, и которую столь легко разрешить в ходе раздачи томов соседским детям, сохранив в угоду сентиментальности: хххх… хххх)
Если так, почему соседским детям не отдать “Таинственный остров”?
Как Жюль Верна, так и Райнера Марию Рильке (поспешу признать, что между “таинственным” и “цветущим” существует некоторое пусть поверхностное, но различие). Естественным образом возникает следующий вопрос — кто они, соседские дети? То есть, вначале, кто они, “дети”, а потом прояснить их возможное соседство. Или же — совершенное “несоседство”? Ничего страшного.
При этом мне крайне неловко писать все это после того, как я прочел предварение Натальи Ивановой о нон-фикшн к выпуску 11-го номера журнала, — ею сказано все.
То есть дано исчерпывающее очертание жанра ли, вида, типа “научно-художественной” литературы и одновременно поэзии, судя по приведенным в качестве примера строкам. И я согласен с мнением Натальи Ивановой, что non-fiction не может, как думала Лидия Яковлевна Гинзбург, стать “романом”. Как-то мы сидели у нее, конечно же, на кухне, и она внезапно сказала — помилуйте, Аркадий, но Бродский ведь “буржуазный” поэт! А несколько спустя произнесла, что Монтеня нужно преподавать в школах, потому что он почти что Жюль Верн… а, быть может, лучше, потому что “такие могут быть стихи”. Коля Кононов писал и такие стихи.
Тогда я понял, о чем идет речь. В переводе на “сегодня” речь шла о некой опасности. Нет, не о “той”, поскольку пережившая “блокаду”, устранившая себя из крысиных бегов, писавшая о литературе с позиции “отсутствующей” в теле, бывшая чрезмерно осторожной в быту и непреклонной во мнении, знании, опыте Л. Я. Гинзбург питала крайнее недоверие к опасной литературе. К литературе… “воображения”.
Позволим на первых порах довольствоваться таким определением. Почему в данном случае оно важно? Потому как мы возвращаемся к скупому определению non-fiction в самом начале поспешных замечаний — “не драма и не поэзия”. Но что? Или же, что — то, что не “это”? Однажды меня спросили, почему я пью вино с утра. Я ответил: чтобы уснула та часть меня, которая мешает мне спать. Знание. Бесспорно. “Знание” и есть процесс (уснувший в существительном “познание”), который можно было бы, при желании 🙂 назвать лакановским objet petit a. В русском прочтении “уменьшающееся д” (другой, поскольку “а” в формуле Лакана — это “autre”, то есть — “другой”).
Другой. Non-fiction не нужен другой. Даже в “синьках”, “биографиях”, “фотографиях” etc. Не торопитесь, я еще не сдался. Элегантно завершая поворот, возвращаюсь… к кому бы вы думали? Конечно, к этому же самому “выражению”, формуле objet petit a. Желанию, направленному лишь только на собственные истоки — причину желания, на собственное воспроизводство. Разве non-fiction (список бесконечен — Розанов, Пессоа, Монтень, Записки о Гоголе, и да, бесспорно, — Наталья, “Песнь о полку Игореве”1, и просто не написанное вам письмо, да? — всюду нескончаемые следы, ведущие к следам, фрагменты, fragere, всюду какие-то выяснения про “что”) “воспроизводит”?
Вне всякого сомнения. Фрейд, Бродский, Маркс, Лакан, Пушкин, Шекспир, — все производит неслыханного качества и количества литературу. Опять-таки — где мы теряемся. Где нас нет? Нужно ли теряться?
Нужно ли не быть? Что опять-таки отправляет нас в область воображения. И впрямь, вот книжка, которая не отдана соседским детям — удивительнейший Борис Дубин в “Слово-Письмо-Литература”. Но и он не спросил меня, зачем читают. Он не сказал, забыл, наверное, что книги читают, чтобы никого не видеть, но чтобы в том одиночестве увидеть всех: возлюбленных, пророков, родителей, политиков. Другими словами — мы берем книгу, чтобы намеренно оказаться в одиночестве, в котором видим всех. Книга как оптика одиночества. Но вполне резонен вопрос, какие же такие книги, которые нам предлагают неисцелимое количество версий одного и того же?
Допустим, смерти. И что, стали мы умнее по этой части от Гильгамеша до смерти Бориса Кудрякова? Вероятней всего — нет. Смерть приходит к нам, когда мы читаем не нон-фикшн, она, то есть, наше устранение из себя и приходит из других источников. Но и из них также.
Да, мне приходилось видеть человека, который падал в обморок при виде огромного арбуза… Бог мой… там же какая-то арба едет…. А люди читают: а) в поисках “поддержки” своего мнения, б) найти себя в некоем моральном пейзаже, г) да/ или нет — но опять-таки найти подтверждение тем принципам, которые ты несешь в себе, д) вычитать подтверждение своей “вере”, и — ааа) найти любовь, которая будет высказана, артикулирована, любовь, которая, по словам Батая, нас и отделяет от животных.
И Батай. Но не про него, но про словесность, которая никак не может попасть в нон-фикшн.
Запишите себя на recorder, который пусть будет включен ночью насовсем. Послушайте. Вы поймете: все, что касается слов, не касается никого “лично” и далее — “бумаги”.
Все, что не non-fiction, — это то, что постоянно подступает к пределу собственного опыта. Это литература безо всякого опознавательного знака. Это — ничто. Молодежь выбрала другое.
Павел Крусанов
Еще в начале двадцатых годов прошлого века Виктор Шкловский предрекал грядущий триумф литературе факта и забвение (смерть) литературе вымысла. Собственно, не он первый. Достаточно вспомнить похоронные настроения Розанова относительно перспектив художественной литературы в целом. Словом, теперь это уже общие места и прописи.
Думаю, подобная тенденция вполне закономерна, поскольку логически вытекает из установки реализма как главенствующего ныне литературного направления быть “ближе к жизни”, а в идеале слиться с ней в одно. Понимаете — не метафорически осмыслить ее, жизни, существо, не взбодрить ей кровь величием духа и дерзостью порыва, а просто раствориться в жизни, стать не кувшинкой, не лотосом на водной глади, а плодородным и питательным придонным илом. Между тем, реализм как большой стиль вышел на художественную арену лишь в XIX веке, — вышел и сразу же узурпировал право на первородство. Но ведь до того литература, как и искусство в целом, несколько тысячелетий припадала совсем к иному источнику — к мифу, преданию — и черпала вдохновение именно оттуда. Собственно, литература сама и была мифом, карнавалом, из раза в раз воспроизводящейся мистерией. Реализму нет и двух веков отроду, а он хоронит то, что в культуре традиции существовало до него и недурно без него обходилось в течение как минимум трех миллениумов. Хамство-то какое. Собственно, подобная позиция лишь свидетельствует о кризисе самого реализма, не выдерживающего конкуренции с освободившимся от оков позитивизма мифом. Новым мифом, который является нам то в виде латиноамериканского магического реализма, то в виде мамлеевского метафизического реализма, то в виде балканской магии реальности.
А вообще разделение литературы на “серьезную”, то есть максимально приближенную к реальности, лишенную вымысла, фактологически верную, и “несерьезную”, то бишь мейнстрим с его завлекательными кунштюками и вдохновенными фантазиями, считаю некорректным в первую очередь по отношению к “серьезной” литературе, поскольку подобное деление невольно лишает ее статуса искусства, заведомо определяет как “скучный” жанр и переводит под юрисдикцию иной музы. Скажем, Клио. С другой стороны, авторам, претендующим на литературную “серьезность”, давно уже пора бы сдуться до естественной величины. Это раньше, в пору жестких информационных фильтров, литературу рассматривали как некий Глас, который наконец-то объяснит всем нам, что же вокруг происходит и как нам быть дальше. Сейчас это ощущение ушло, и то, что это нас миновало — хорошо. Негоже литературе вечно ходить в роли осведомителя общества относительно его предназначения.
Владислав Отрошенко
Дело так не обстоит, чтобы существовал вопрос, нуждается ли искусство литературы в воображении — или, там, в деепричастиях, или в словах вообще. Оно никогда так не обстояло и не будет обстоять… Или уже обстоит, а я пропустил наступление этого события? Тогда что произошло? Что такого необычного приключилось, чтобы речь шла о том, для чего литературе воображение? Где-нибудь открылся сумасшедший дом? Наловили на улице много писателей, которые буйно отказываются фантазировать, и посадили их туда? Или, может быть, разоблачили большую группу писателей-мошенников, которые тайно занимались описанием реальности, исключительно реальности, без малейшего вымысла? Или все издательства мира приняли декларацию о том, что отныне они будут печатать только правду, и ничего, кроме правды, — никаких сочинений? Или отыскались неизвестные стихи Пушкина, где он вдохновенно кается, что над вымыслом “обливался слезами”?
Если ничего этого не случилось, тогда — что ж — можно высказаться по всем вопросам темы буднично, примерно в таком духе. 1) Да, воображение необходимо литературе — серьезной, легкомысленной, хмурой, веселой, идиотской, любой. 2) Воображение литературе ни для чего; для того, чтобы она существовала как литература. 3) Воображение больше необходимо писателю и больше необходимо читателю; воображение сильно необходимо им обоим: азбукой Морзе должен владеть и передающий и принимающий. 4) Никакой цели в процессе воображения невозможно преследовать, кроме цели явственно вообразить воображаемое. 5) Вымыслы являются частью реальности, они не существуют где-то за пределами универсума, и потому обливаться над ними слезами — занятие естественное и, говоря откровенно, радостное. 6) Воображение открыло литературе разные перспективы как минимум четыре тысячи лет назад — это не какая-нибудь удивительная новинка, чтобы задумываться теперь, “открывает ли оно литературе новые перспективы”. 7) Не исключаю, что есть писатели, которые по каким-то счастливым причинам — в силу необыкновенной красоты, глубины, сложности и важности происходящих с ними событий — становятся все более склонны предлагать своим читателям “внутренний монолог/рассказ” о собственном житье-бытье, не искаженном никакими вымыслами; ничего подобного я не могу предложить моим читателями: моя частная жизнь, где бы я ни очутился, норовит течь однообразно — завтрак, прогулка, полбутылочки красного за обедом, послеобеденный сон на диване… Что тут рассказывать?
Валерий Попов
Воображение — это лучшее, что есть в литературе. Именно от него захватывает дух. Когда воздушный шар воображения начинает отрывать от земли тяжелую корзину жизни — тут-то мы и испытываем самый острый восторг. К сожалению, связь эта разорвалась. Шар фантазии оторвался, улетел и, что самое грустное, выдохся. Падение интереса к разным “вольным жанрам”, новым течениям и направлениям вызвано прежде всего тем, что полет ненагруженного шара неинтересен никому. Просто смотреть, как этот пустой шарик мотается, гонимый то одним, то другим модным ветерком, бесполезно и, главное, скучно. Фантазия дефицитна во всех жанрах — но меньше всего ее как раз у фантастов. Им не к чему ее применять, так же как постмодернистам, метаметафористам и прочим создателям скороспелых новаций. Увы, стандартнее андеграунда и других мертворожденных искусственных течений нет ничего.
Живая жизнь, конечно же, фантастичнее и удивительнее всех этих стандартных прыжков и ужимок (не говоря уже о захватывающем ее сюжете) — поэтому читателю лучше сейчас живется с хорошей документальной литературой.
Тем не менее, упорно продолжается массовый запуск шаров без нагрузки. Их расписывают как модные, престижные и даже интеллектуальные. Вместо тучного Маркеса — худосочный Коэльо. Вместо огромного Фолкнера — карманный Мураками. Вместо мучительного Трифонова — кукольный Акунин. Внушается мысль: если что-то везде и всюду, на каждом шагу — то, значит, это и есть то, к чему мы так долго и упорно шли. Получите! А вся правда лишь в том, что запускать эти шарики легко и дешево — а нагружать их содержанием, жизнью, мыслями, талантом — трудно и, главное, долго. А эти пролетят мгновенно, и можно уже следующие надувать и продавать. Настоящее воображение, как и все настоящее, стоит дорого, поэтому оно изгоняется из массовой литературы, как и все прочее, что стоит дороже копейки.
Главное — за этим утомительным мельканием не пропустить момент, когда шар воображения поднимет что-то стоящее. Марсель Пруст говорил, что в веках от литературы сохраняется лишь гротеск. Значит — без воображения гениев не бывает. И новый “Дон Кихот”, “Гаргантюа” или “Швейк”, несомненно, докажут это и поразят нас прежде всего своей необычностью. И тогда литература нон-фикшн займет причитающееся ей почетное второе место.
Семен Файбисович
Не имея ответов на ключевые вопросы, предложенные к обсуждению: “Для чего нужно литературное воображение?” и “Необходимо ли воображение серьезной литературе?”, надо бы отказаться от предложения участвовать в этой дискуссии — по чести. Тем более, когда не уверен, что правильно понимаешь, что такое “серьезная литература”, а на вопрос “Какие перспективы открывает литературное воображение?” можешь ответить разве в тон: “Широченные!” (вполне, кстати, искренне ответить, но чисто умозрительно). Да еще пока не держал в руках ту книжку журнала, обсуждать которую пригласили. Объективно то есть выходишь тем самым рылом в калашном ряду, и лучше бы это рыло из этого ряда убрать — пока в очередной раз не начистили.
А поучаствовать хочется — и будь что будет — по примерно теме: “На что нам нон-фикшн?”. В том числе мне на что, а для формального оправдания очередного заплыва предположительно против течения, во всяком случае, не в ту сторону, обопрусь на предложенный тезис о том, что “движущаяся эстетика нон-фикшн, занимающего одну за другой все новые литературные территории, нуждается в осмыслении…”.
“Вовсе не очевидно, что при создании литературного произведения воображение и чувственность — качества невзаимозаменяемые, что первое нельзя без большого ущерба заменить вторым, подобно тому как люди, у которых не переваривает пищу желудок, обременяют этой функцией кишечник. Человек, от рождения чувствительный, но не наделенный богатым воображением, вопреки этому может писать восхитительные романы. Мучения, причиненные ему людьми, усилия, чтобы предупредить их, столкновение между ним и каким-нибудь третьим, бессердечным лицом, — все это могло бы, будучи истолковано интеллектом, не только послужить основой красивой материи, как в том случае, если бы он воображал и изобретал, но еще и освободить эту материю от мечтательности, возможной, если он поглощен собой и счастлив…”
Марсель Пруст, “Обретенное время”. А вот Лев Толстой пишет Гольденвейзеру: “Мне кажется, что со временем писатели, если они будут, будут не сочинять, а только рассказывать то значительное или интересное, что им случилось наблюдать в жизни”. Как видим, одному гению апологетика нон-фикшн служит косвенным оправданием своего права “не сочинять”, а другой — великий сочинитель — указывает на прямо-таки тотальные перспективы шага от “жизнеподобной” к “жизненной” литературе, который шаг он — тут у меня возникает подозрение — хотел, но не решился сделать: не рискнул воспользоваться прозреваемыми возможностями (не считая безобидного автобиографического триптиха). Не сомневаюсь: рискни, остался бы Львом Толстым — в смысле гением, — разве не факт, что признанным при жизни. С другой стороны, возможно, не так бы мучаясь сочинительством, куда больше бы написал.
Но это не больно корректные домыслы, а суровая реальность такова, что у кого есть выбор делать ставку на воображение либо “чувствительность”, а у кого и нет — в силу дефицита либо гипертрофии того или другого. Что до нынешнего натиска нон-фикшн, возможно, дело не без того, что собственно жизнь в ее как формальных, так и содержательных параметрах все большим количеством авторов ощущается не как материал для творчества, а как готовое творение (маленькая буква “т” большую включает — для кого та существует): по определению самое емкое и могучее произведение, позволяющее бесконечное разнообразие прочтений — вот демиургические устремления, опертые на фантазию, и теснит опертая на чуткость к реалиям потребность быть “проводником” этого ощущения. Я и в живописи им был, и в литературе быть им сам… сам этот самый велел: быть самим собой. А что еще, посудите, остается человеку без воображения?
А если говорить общо, глядя при этом ретроспективно, потенциальная энергия таки обернулась кинетической — только и всего: вот отчего и движение, и экспансия нон-фикшн. А воображение — хорошая штука, кто спорит! Что его оправдывать и защищать его права? Оно, по-моему, в адвокатах не нуждается: с такой славной традицией, такими великолепными достижениями и таким неисчерпаемым — по определению — потенциалом. Тем более когда вовсе не очевидно, что водораздел серьезная — несерьезная литература нынче проходит там же, где граница нон-фикшн и фикшн (тем более когда та часто бывает — во всяком случае, вполне может быть — не только открыта, но и размыта), а не там, к примеру, где одни авторы ищут и рискуют, принимая вызовы, поставленные временем — процессом собственного проживания в своем времени, — в то время как другие, уверенные, что все нашли, озабочены одной “вечностью”. Впрочем, тут я — уже в качестве не только свиного рыла в калашном ряду, но и вшивого, что все о бане — обозначил другой водораздел: живая — мертвая (ну хорошо: вечно живая) литература. Он для меня сегодня более очевиден и актуален.
А кто в погоне за массовым читателем решает сиюминутные внелитературные задачи, о тех и сказать нечего — и нечего говорить: все и так ясно, по-моему.
Николай Якимчук
Современная технотронная цивилизация теснит человека. Усекается его воображение (душа). Это так.
Жестко фиксированные образы — живопись, театр, кино, ТВ — погружают нас в миры своих творцов. Эти миры все менее интересны. Зачастую побеждает баналитет.
Но остаются музыка, литература, чьи образы волшебны по своей природе. Особенно в литературе.
Например, напишите: стояла осень. И не нужны уже долгие словеса, краски. У каждого из нас фантастическим образом заполыхает своя индивидуальная осень. Воображение нарисует миллионы самых неповторимых картин.
Следовательно, даже плохая литература апеллирует к воображению индивидуума.
Но с другой стороны, все меньше индивидуумов, все больше плохой литературы.
Теперь иной ракурс. Документальная литература, нон-фикшн, с одной стороны, и художественное (как говаривал Л. Толстой) — с другой. Не убежден, что нон-фикшн будет доминировать. Сильные, красочные романы по-прежнему популярны и хорошо продаются. На одном полюсе, скажем, Маркес с книгой “Сто лет одиночества”, на другом — Коэльо со своим “Алхимиком”.
Русская литература всегда словно бы извиняла уж слишком яркое воображение. Порождала писателей великих, но скромных. Реалистов, борцов, мучеников. Простота без пестроты.
Холода российские, болота, ухабы, протяженные тяжелые равнины — как уж тут воспарить в сады райские?! Как разгуляться воображению?
Другое дело, солнечный мир детей юга, чьи пряные запахи создают прихотливые, терпкие, барочные узоры и образы.
У нас же вечная тоска и русская аскеза. А куда деваться?
Для современного изощренного писателя драгоценен каждый читатель с творческим воображением. Но таковых, думается, немного.
Массовый читатель (по крайней мере в России) все же предпочитает писателя без воображения — составителя неряшливых предложений, человека без стиля, вкуса и запаха, влекущего в клиповом темпе своих героев к финалу.
Итак, как видим, существуют противоречивые тенденции и ракурсы.
Перефразируя Фолкнера, все-таки убежден: воображение не только выстоит, но и победит.
P.S.
Редакция рискнула обратиться только к “художникам слова”, намеренно исключив на этот раз из своего опросного листа критиков и литературоведов, которые всегда найдут (или изобретут) теорию для опоры. “Медведицы пера” разных поколений, школ и мест проживания (а также жанровых пристрастий и направленческих ориентиров) фактически сошлись в ответах, приветствуя fiction и non-fiction, оба крыла современной словесности. Тем не менее из кратких авторских монологов становится очевидно, что разброс пристрастий и мнений проистекает из собственного писательского опыта.
Однако вопрос остается. Новая драма (театр.doc) вытягивает театр из кризиса, прививая утраченную и востребованную публикой (обществом?) острую, перченую социальность. Литературу — не будем отворачиваться от печальных фактов — катастрофически быстро покидает читатель; вот уже более половины опрошенных не читают книг никогда и никогда, соответственно, их не покупают. Может быть, современный человек просто боится одиночества, боится остаться в сосредоточенной тишине — один на один — с книгой, принимая “игру воображения” за измену требовательной прагматике жизни? Во всяком случае, мне кажется, что наблюдаемая сегодня у читателей потеря внимания и любви к вымыслу — одно из свидетельств утраты доверия к цветущей сложности (и неожиданности, непредсказуемости) бытия. “Поэзия есть язык органического факта, то есть факта с живыми последствиями”, — было сказано Борисом Пастернаком еще на I Съезде писателей. Пастернак любил высказываться парадоксально — но в его парадоксе есть бездна смысла, о котором стоит задуматься.
Наталья Иванова
magazines.gorky.media
| Литература | Маклаков А.Г.: Общая психология. — СПб.: Питер, 2011 |
| Литература | Рубинштейн С.Л.: Основы общей психологии. — СПб.: Питер, 2011 |
| Литература | Кудрявцев В.Т.: Воображение, творчество и личностный рост ребенка. — М.: Чистые пруды, 2010 |
| Литература | Маклаков А.Г.: Общая психология. — СПб.: Питер, 2010 |
| Литература | Марцинковская Т.Д.: Общая психология. — М.: Академия, 2010 |
| Литература | Урунтаева Г.А.: Детская психология. — М.: Академия, 2010 |
| Литература | Штейнмец А.Э.: Общая психология. — М.: Академия, 2010 |
| Литература | Грин Б.: Ткань космоса. — М.: ЛИБРОКОМ, 2009 |
| Литература | Маклаков А.Г.: Общая психология. — СПб.: Питер, 2009 |
| Литература | Маклаков А.Г.: Общая психология: ответы на экзаменационные билеты. — СПб.: Питер, 2009 |
| Литература | Марцинковская Т.Д.: Психология и педагогика. — М.: Проспект, 2009 |
| Литература | Рубинштейн С.Л.: Основы общей психологии. — СПб.: Питер, 2009 |
| Литература | Давыдов В.В.: Лекции по общей психологии. — М.: Академия, 2008 |
| Литература | Маклаков А.Г.: Общая психология. — СПб.: Питер, 2008 |
| Литература | под общ. ред. проф. Е.Н. Рогова: Общая психология. — М.-Ростов н/Д: МарТ, 2008 |
| Литература | Столяренко Л.Д.: Основы психологии. — Ростов н/Д: Феникс, 2007 |
| Литература | Филатов Ф.Р.: Общая психология в вопросах и ответах. — Ростов н/Д: Феникс, 2007 |
| Литература | Грачева Л.В.: Тренинг внутренней свободы. Актуализация творческого потенциала. — СПб.: Речь, 2006 |
| Литература | Краснов А.Н.: Общая психология. — Ростов н/Д: Феникс, 2006 |
| Литература | Рогов Е.И.: Я и самопознание. Развиваю мышление, память, воображение. — М.-Ростов н/Д: МарТ, 2006 |
| Литература | Рубинштейн С.Л.: Основы общей психологии. — СПб.: Питер, 2006 |
| Литература | Данилова Л.: Энциклопедия развивающих игр. От рождения до 3-х лет и старше. — СПб.: Нева, 2005 |
| Литература | И.Г. Антипова и др.; Под ред. Е.И. Рогова: Психология. — М.: ВЛАДОС, 2005 |
| Литература | Каптерев П.Ф.: О природе детей. — М.: Карапуз, 2005 |
| Литература | Каптерев П.Ф.: О природе детей. — М.: Карапуз, 2005 |
| Литература | Под общ. ред.: А.А. Крылова, С.А. Маничева: Практикум по общей, экспериментальной и прикладной психологии. — СПб. ; М. ; Харьков ; Минск: Питер, 2005 |
| Литература | Андреева И.В.: Педагогика и психология. — Спб.: Нева, 2004 |
| Литература | Волкова С.И.: Математика и конструирование. 2 класс. — М.: Просвещение, 2004 |
| Литература | Гамезо М.В.: Атлас по психологии. — М.: Педагогическое общество России, 2004 |
| Литература | Гамезо, М.В.: Атлас по психологии. — М.: Педагогическое общество в России, 2004 |
2dip.su
Роль воображения в художественном творчестве.
По мнению Э.В.Ильенкова: «В форме искусства развивалось и развивается та
самая драгоценная способность, которая составляет необходимый момент
творчески-человеческого отношения к окружающему миру, — творческое
воображение или фантазия». (Цит. по 17, 50).
С феноменом воображения в практической деятельности людей прежде всего
связан процесс художественного творчества.
Так, с репродуктивным воображением может быть соотнесено направление
в искусстве, называемое натурализмом, а также отчасти реализм. Общеизвестно,
что по картинам И.И.Шишкина ботаники могут изучать флору русского леса,
так как все растения на его полотнах выписаны с «документальной»
точностью. Работы художников-демократов второй половины XIX в.
И1ё.Крамского, И.Репина, В.Петрова при всей их социальной заостренности
также являют собой поиски формы, максимально приближенной к
копированию действительности. Источником любого направления в искусстве
может быть только жизнь, она же выступает в качестве первичной базы для
фантазии. Но никакая фантазия не способна изобрести нечто такое, что
человеку не было бы известно. В связи с этим именно реальность становится
основой творчества ряда мастеров искусства, чей полет творческой фантазии
уже не удовлетворяют реалистические, а тем более натуралистические средства
выражения. Но эта реальность пропускается через продуктивное
воображение творцов, они по-новому ее конструируют, пользуясь светом,
цветом, наполняя свои произведения вибрацией воздуха (импрессионизм),
прибегая к точечному изображению предметов (пуантилизм в живописи и
музыке), разлагая объективный мир на геометрические фигуры (кубизм) и
т.д. Даже произведения абстракционизма, ставшего основой современного
авангарда, нередко создавались при помощи продуктивного воображения.
Например, знаменитое абстрактное полотно П.Пикассо «Герника» — это не
хаотическое нагромождение геометризованных тел или их частей, а прежде
всего отражение трагических событий войны в Испании 1936-1939 гг. Если
рассматривать и попытаться трактовать каждую отдельную деталь этой
картины, то за абстрактной формой возникает вполне конкретный образ,
конкретная мысль. Таким образом, с продуктивным воображением в
искусстве мы встречаемся и в тех случаях, когда воссоздание
действительности реалистическим методом художника не устраивает. Его
мир — фантасмагория, иррациональная образность, за которой — вполне очевидные
реалии.
Чаще всего творческий процесс в искусстве связан с активным
воображением: прежде чем запечатлеть какой-либо образ на бумаге, холсте
или нотном листе, художник создает его в своем воображении, прилагая к этому
сознательные волевые усилия. Нередко активное воображение настолько
захватывает творца, что он утрачивает связь со своим временем, своим «я»,
«вживаясь» в создаваемый им образ. Реже импульсом творческого процесса
становится пассивное воображение, так как «спонтанные», независимые от
воли художника образы чаще всего являются продуктом подсознательной работы
творца, скрытой от него самого. И, тем не менее, наблюдения за творческим
процессом, описанные в литературе, дают возможность привести примеры
роли пассивного воображения в художественном творчестве. Так, Франц Кафка
исключительную роль в своем творчестве уделял сновидениям, запечатлевая их
в своих фантастически мрачных произведениях. Кроме того, творческий
процесс, начинаясь, как правило, с волевого усилия, т.е. с акта
воображения, постепенно настолько захватывает автора, что воображение
становится спонтанным, и уже не он творит образы. А образы владеют и
управляют художником, и он подчиняется их логике.
Фантазия и реальность.
Прежде всего отметим, что образы фантазии никогда не бывают совершенно
оторванными от реальности, не имеющими с ней ничего общего. Замечено, что
если любой продукт фантазии разложить на составляющие его элементы,
то среди них трудно будет отыскать нечто такое, чего в действительности бы
не существовало. Даже тогда, когда подобного рода анализу мы подвергаем
произведения художников-абстракционистов, в составляющих их элементах мы
видим по крайней мере всем нам знакомые геометрические фигуры. Эффект
нереальности, фантастичности, новизны продуктов творческого и иного
воображения достигается большей частью за счет непривычного сочетания
известных элементов, включая изменение их пропорций. Существуют
индивидуальные, типологические особенности воображения, связанные со
спецификой памяти, восприятия и мышления человека. У одних людей может
преобладать конкретное, образное восприятие мира, которое внутренне
выступает в богатстве и разнообразии их фантазии. Про таких индивидов
говорят, что они обладают художественным типом мышления. По предположению,
он физиологически связан с доминированием правого полушария мозга. У других
отмечается большая склонность к оперированию абстрактными символами,
понятиями (люди с доминирующим левым полушарием мозга). Воображение
человека выступает как отражение свойств его личности, его психологического
состояния в данный момент времени. Известно, что продукт творчества, его
содержание и форма хорошо отражают личность творца. Данный факт нашел
широкое применение в психологии, особенно в создании психодиагностических
личностных методик.
infopedia.su
Примеры активного воображения — Мегаобучалка
Прежде чем перейти ко второй фазе, я приведу вам три примера Активного Воображения, среди которых есть и продление сна, и диалог с внутренней личностью.
Первый пример зафиксирован Юнгом. Это был один из первых случаев использования им Активного Воображения. Свои наиболее значительные и глубокие открытия в области природы души Юнг совершил благодаря обращению в своем Активном Воображении к внутреннему человеку, которого он назвал Филимоном и который впервые явился к нему во сне.
«Вскоре после этой фантазии из глубин бессознательного поднялась еще одна фигура. Она развилась из фигуры Илии. Я назвал этот образ Филимоном. Филимон был язычником и принес с собой дух Египта и Эллады, с привкусом гностицизма. Его образ впервые явился мне в нижеследующем сне:
«Небо было голубым, как море, и по нему плыли не облака, а плоские коричневые глыбы земли. Было похоже на то, что глыбы раскалываются и в трещинах между ними появляется голубая морская вода. Но это была не вода, а голубое небо. Внезапно справа появилось плывущее по небу крылатое создание. Я увидел, что это был старик с рогами быка. В руке у него была связка из четырех ключей, один из которых он держал наготове, словно собирался открыть дверь. У него были крылья зимородка, с их характерной расцветкой.
…Филимон и другие образы из моих фантазий помогли мне сделать знаменательное открытие: в моей душе существуют веши, которые создаю не я. Эти вещи создают сами себя и живут своей собственной жизнью. Филимон представлял силу, которая мне не подчинялась. В моих фантазиях я вел с ним долгие беседы, и он говорил вещи, недоступные моему осознанию, ибо я совершенно четко понимал, что эти вещи говорит он, а не я. Он сказал, что я воспринимаю свои мысли как нечто порожденное мною самим, но с его точки зрения, мысли подобны животным в лесу. Это он научил меня психической объективности, реальности души. Благодаря ему я усвоил разницу между своим «я» и объектом своих размышлений.
С психологической точки зрения. Филимон представлял высшую форму интуиции. Для меня он был таинственной фигурой. Иногда он казался мне совершенно реально существующей личностью. Я гулял с ним в саду, и он был для меня тем человеком, которого индусы называют «гуру»[16]
Существует бесконечное количество разнообразных отношений, которые вы можете установить с персонажами ваших снов, когда обратитесь к ним в вашем Активном Воображении. На своем личном опыте вы сможете убедиться, что ваш внутренний мир начнет меняться в результате вашего общения с этими внутренними личностями. Если в вашем сне у вас возник ужасный конфликт с каким-то персонажем этого сна, то вы должны приглашать этот персонаж в ваше Активное Воображение до тех пор, пока не найдете выход из этого конфликта и не достигнете взаимопонимания. Если, как это было с Юнгом, вы познакомитесь с умудренным жизнью пророком или ясновидящей, то можете регулярно обращаться за советом к этому персонажу вашего сна.
Много лет тому назад мне приснился следующий сон: я сидел в своем кабинете и занимался тем, чем и положено заниматься в кабинете. Внезапно в кабинет вошел лев. Это меня напугало до смерти. Я сделал все, что мог, чтобы вывести льва из кабинета. Я настаивал, приказывал, требовал. Я устроил большой шум, который меня самого напугал больше, чем льва; я дернул его за хвост. А потом сон закончился. Лев не ушел, и я по-прежнему испытывал страх. Как вы понимаете, это нельзя назвать удовлетворительным окончанием сна. Решение проблемы не было найдено.
Поэтому я обратился к этому сну в своем Активном Воображении, В своем воображении я начал точно с того места, на котором оборвался сон. Я тут же снова пришел в дикий ужас; волосы встали у меня дыбом, по спине забегали мурашки — верный признак того, что мое Активное Воображение находилось на высоком уровне. Я испытывал физические ощущения. Мне казалось, что я нахожусь в реальном кабинете, в который забрался живой лев, и существует реальная опасность того, что он отгрызет мне голову. Сердце мое колотилось как бешенное, меня трясло, и я покрылся холодным потом.
Я провел четыре сеанса Активного Воображения с этим сном, прежде чем до меня дошло, что лев не причиняет мне никакого вреда! Мы часто так глупо реагируем на то, что происходит внутри нас. Любому другому человеку понадобилось бы не более тридцати секунд, чтобы понять, что происходит, и сказать мне: «Слушай, этот лев не причиняет тебе никакого вреда. Зачем дергать его за хвост? Может быть, он хочет тебе что-то сказать. Может быть, он представляет собой важную часть твоего «я», с которой ты должен примириться». Но мне понадобилось четыре сеанса воображения (которые я посвятил попыткам избавиться от этого создания), чтобы до меня дошло, что лев, скорее всего, является частью моего «я» и я должен включить его в свою жизнь.
Воображение было настолько сильным, что я не мог отключиться от него. Каждый раз, когда я приходил в свой кабинет, у меня разыгрывалось воображение, и по кабинету начинал бродить лев-приведение. Каждый раз, когда я усаживался за свой стол, чтобы поработать, он подходил ко мне, облизывал меня, принюхивался к пишущей машинке, рычал из окна и отвлекал меня.
Я начал разговаривать с ним «Кто ты? Зачем ты здесь? Посмотри, что ты наделал в моем кабинете. Я не могу работать, пока ты дышишь мне в затылок. Хоть ты и воображаемый лев, ты, все равно, пугаешь меня до смерти. Почему ты не хочешь пойти куда-нибудь погулять и пообщаться с другими львами или еще чем-нибудь заняться? Львам не место в этом доме, и им не место в моей цивилизованной, достопочтенной, размеренной повседневной жизни».
Я привык к нему. Но мне потребовалось много недель, чтобы прийти к соглашению с той частью внутреннего содержимого моего «я», которая решила представить себя в образе льва. Это — очень мощная, даже устрашающая часть моего «я», и поэтому, чем четче я представлял себе, кто это был, какая именно часть меня, тем больше я опасался возможных последствий. Потребовалось много работы, чтобы обрести способность прямо взглянуть ей в глаза.
Я провел очень много сеансов Активного Воображения, и вот, однажды, лев пришел в мой кабинет, выбрал себе место, сел на задние лапы и превратился в бронзовую скульптуру. В его правой протянутой лапе была зажата книга. В этой книге я прочитал удивительные вещи.
Он остался на этом месте навсегда. Время от времени, в своем воображении, я возвращаюсь в свой воображаемый кабинет, чтобы посмотреть, стоит ли он еще на своем месте. Он никуда не делся. И книга находится на своем месте, всегда открытая на странице с важной информацией.
Последний из приводимых в этой главе случаев произошел с молодой женщиной, которой приснился короткий сон о ее муже и брате. Поскольку сон оставил ее, так сказать, в «подвешенном состоянии», она решила обратиться к персонажам сна в своем Активном Воображении и попытаться закрыть все вопросы. Преимущество этого примера заключается в том, что у нас есть подробная запись беседы, которую она провела в своем воображении.
Вы узнаете этот сон. Это первый сон, который мы привели в этой книге. Мы уже видели, как посредством работы со сном «хозяйка» разгадала^его значение. А сейчас мы увидим, каким образом она использовала его, чтобы разжечь свое Активное Воображение.
Сон .
Я ищу ключи от своей машины. Я понимаю, что они у моего мужа. Потом вспоминаю, что мой брат одолжил мою машину и до сих пор не вернул ее. Я вижу мужа и брата и зову их. Похоже, они меня не слышат. Затем неопрятный молодой человек, похожий на бродягу, забирается в машину и уезжает. Я чувствую огромное возмущение, беспомощность и, до какой-то степени, одиночество.
Заметки сновидящей
Я решила заняться Активным Воображением, потому что сон не давал решения проблемы и я всегда была уверена, что при помощи этого сна бессознательное приглашает меня поработать с воображением. Я чувствовала, что сон говорит о моих плохих отношениях с мужской стороной моего «я» У меня не было средств связи. У меня украли мой коллективный путь — мою машину — но решения проблемы не подсказали. Я завязала беседу с тремя мужчинами из моего сна, изменив внешность этих образов, чтобы они не были точными копиями моих реальных брата и мужа и воображение не могло «магически» воздействовать на моих реальных близких. Я беседовала с архетипическими, универсальными «мужем» и «братом».
Я: Почему вы делаете это со мной? (Мужу и брату) Вы оба нарушили свои обещания.
М и Б: (Оба молчат. Не хотят разговаривать. Бродяга поворачивается ко мне спиной и смотрит в другую сторону).
Я: Пожалуйста, почему вы не хотите разговаривать со мной? Пожалуйста, поговорите со мной. Почему мне приснилось, что вы забрали у меня машину? Почему вы оставили меня одну? Что происходит?
М и Б: (Смотрят друг на друга. Я вижу в руке «мужа» ключи от машины).
Я: Вы игнорируете меня; и тем не менее, вы явно делаете все, чтобы привлечь мое внимание. Чего вы хотите? (Долгое молчание).
Я: Пожалуйста, не игнорируйте меня. Это причиняет мне боль. Мне нужно поговорить с вами.
М: Это ты постоянно игнорируешь нас. Кроме того, ключи тебе не нужны.
Я: Без них я не могу выехать.
Б: Машина тебе не нужна.
Я: Я не понимаю.
(Бросает ключи Б) Если ты собираешься все время изображать из себя «супер-женщину», то почему бы тебе не научиться летать?
(Эти слова задели меня за живое. Я начинаю понимать, что он имеет ввиду. Я постоянно слишком занята, я стараюсь сделать слишком много, у меня нет свободного времени. Мне становится очень грустно (вернее возникает чувство пустоты) — понимание того, что я впустую трачу свои силы). Ты ведешь себя так, как будто мы тебе не нужны, как будто тебе вообще ничего не нужно. Вот почему мы так отдалились друг от друга. Теперь я понимаю, что стала чужой вам обоим Не удивительно, что в последнее время я стала такой нервной. Мне очень жаль. Я позволила себе слишком увлечься работой и позабыть обо всем остальном.
(Сейчас я начинаю понимать, кем является «бродяга». Он поворачивается лицом ко мне).
(Я обращаюсь к Бродяге): Ты — это покидающая меня энергия. Ты готов решать задачи, которые кажутся разумными, продуктивными, достойными, и, с определенной точки зрения, они могут быть такими. Но их решение — это не то, что мне нужно. Теперь я понимаю: ты — это тот, кто садится за руль и увозит меня. Ты породил это постоянное стремление вперед.
Но это не то, чего я хочу, и не то, что мне нужно. Когда я оцениваю свою работу, я понимаю, что с написанием книги можно подождать. И я больше не хочу преподавать в «школе дополнительных знаний.»[17]Я с удовольствием буду преподавать в своем основном учебном заведении, но если я откажусь от этого места, то снова смогу жить нормальной жизнью.
Это очень хорошая идея — написать книгу. Она может оказаться полезной людям. Кроме того, ты уже сказала, что тебе это интересно.
Я Я не давала никаких обязательств. Послушать тебя, так это будет катастрофой, если я подожду с написанием книги. Но это не так.
Б Хорошо, но если ты бросишь «школу дополнительных знаний», ты разочаруешь своих учеников. Им очень нужны эти занятия, чтобы получить хорошую работу. Если ты отступишься, тебе перестанут доверять…
Я. Да, от меня зависят многие люди, но я — не незаменима. Можно найти другого преподавателя. Ученикам будет полезно узнать другую точку зрения.
(Я чувствую себя все более уравновешенной, все более самой собой. Мне не очень хочется отказываться от этих дел, но нет никакого сомнения в том, что они мне не под силу. Мне все больше не нравится ощущение «перегрузки», бессознательно-автоматического, отрешенного выполнения работы).
Я: Слушай, мне нравится моя работа, но, когда я подчиняюсь своему диктату, я получаю все меньше удовольствия от того, что делаю. Я перестала понимать разницу между тем, что практично, и тем, что имеет смысл. Я не «отступаюсь». Я пробуждаюсь. Я делаю выбор.
(Я слышу пение стайки скворцов, усевшихся на акацию, растущую под моим окном. Скворцы поют чисто и ясно. Раньше я их не замечала. Как я могла не обращать на них внимания? Я замолкаю и благодарю скворцов за то, что они привлекли мое внимание. По прошествии некоторого времени, я замечаю, что стоящие передо мной три фигуры трансформировались в один образ — образ «любимого» из моих давних снов. Мы настраиваемся на тишину и в течение некоторого времени пребываем в этом состоянии).
На этом примере мы можем увидеть, как короткий, незавершенный сон, посредством его продления может быть трансформирован в Активное Воображение. С какой быстротой и точностью эта женщина смогла найти применение своему сну! Обратившись к трем персонажам своего сна и попросив их поговорить с ней, она продолжила свой сон с того места, на котором он оборвался. Но теперь ее сон принял новый оборот, поскольку она привнесла в него свое осознанное участие. Вместо того, чтобы просто смотреть сон, она вошла в него и стала играть в нем осознанную роль.
У нее было то преимущество, что она знала, с кем она хочет говорить, но даже в этом случае у нее были трудности с приглашением: поначалу персонажи сна не хотели с ней разговаривать. Но поскольку она от них не отставала и постоянно давала им знать, что она готова говорить и слушать, они сменили гнев на милость, и диалог начался.
Хотелось бы, чтобы эти примеры побудили вас обратиться к вашим снам и сделать их отправной точкой в вашем приглашении бессознательного. Используйте этот метод как способ продления сна до такой степени, чтобы вы могли принять в нем осознанное участие.
Фаза вторая: Диалог
Итак, вы пригласили ваше бессознательное, его образы поднялись в ваше воображение. Сейчас вы готовы начать диалог.
В большинстве случаев, вести диалог — значит отдаться на волю волн воображения и просто плыть по его течению. У каждого может быть свой метод, но успех данного эксперимента, более чем какого-либо другого, требует дать внутренним фигурам возможность жить своей собственной жизнью.
На практике это выглядит так: вы говорите или делаете все, что приходит вам в голову, если вы считаете это уместным и этичным. Если в вашем воображении появляется фигура, которая поначалу хранит молчание, то, чтобы завязать беседу, можно задать ей вопрос «Кто ты?» Спросите что этой личности нужно, о чем она хочет поговорить, что она хочет делать. Лучше задавать вопросы, чем поучать или делать громогласные заявления, поскольку вы, прежде всего, хотите продемонстрировать свое желание слушать.
Если внутренняя фигура что-то делает, запишите ее действия; затем прореагируйте на ее действия своими действиями или словами. Зачастую внутренняя личность старается вовлечь вас в какую-либо деятельность, отвести вас куда-нибудь, отправить вас в какое-либо путешествие. Если вы ничего не имеете против — подчинитесь ей и запишите все, что произошло по пути. Если же предложение этой личности вызывает у вас сомнения или вам не нравится предложенный ею вид деятельности, вы имеете право сказать «нет». Вы имеете право отказаться и изложить свои причины. Это, в свою очередь, зачастую приводит к жаркому спору между этой внутренней личностью и вашим желанием или нежеланием, неодобрением, опасением. Все это является великолепным материалом для Активного Воображения: диалог начался, и различные части вашего «я» обмениваются информацией.
Если вы обнаружите, что внутренний персонаж не желает разговаривать, то вы имеете полное право «включить насос». Вы можете стать инициатором беседы, как вы это делаете в том случае, когда к вам в гости приходит стеснительный и необщительный человек. Задавайте вопросы, выражайте ваши чувства. Если вы боитесь явившейся к вам личности, скажите это. Если эта личность напоминает вам о каком-то произошедшем с вами случае или о каком-то сне, или похожа на какого-то вашего знакомого из внешнего мира, скажите ей об этом.
Вряд ли что-либо так быстро способствует началу серьезного диалога, как выражение своих чувств. Если вы даете выход своим чувствам и приглашаете вашу внутреннюю личность сделать то же самое, то, как правило, это быстро приводит к обмену информацией.Происходит это потому, что чувства, по большей части, связаны с ценностями: кого или что мы любим и ценим, чего мы боимся, что мы считаем бесчестным или незаконным, чего мы хотим для себя и других. А ценности — это главные действующие силы человеческой жизни.
Чрезвычайно важно записывать все, что происходит, и все, что говорится.
Перенесение информации на бумагу защищает вас от сползания в пассивную фантазию, таящуюся в темных закоулках вашего разума. Это поможет вам сосредоточиться и обострит ваши ощущения. Физическое действие письма особо прочно закрепляет информацию в вашем сознании.
megaobuchalka.ru
Развитие воображения на уроках литературы
Воображение тесно связано с личностью, ее развитием. Личность ребенка формируется постоянно под влиянием всех обстоятельств жизни. Однако есть особая сфера жизни ребенка, которая обеспечивает специфические возможности для личностного развития — это игра. Основной психической функцией, обеспечивающей игру, является именно воображение, фантазия.
Воображая игровые ситуации и реализуя их, ребенок формирует у себя целый ряд личностных свойств, такие, как справедливость, смелость, честность, чувство юмора. Через работу воображения происходит компенсация недостаточных пока еще реальных возможностей ребенка преодолевать жизненные трудности, конфликты, решать проблемы социального взаимодействия.
Занимаясь творчеством (для чего также первоочередным является воображение) ребенок формирует у себя такое качество, как одухотворенность. При одухотворенности воображение включено во всю познавательную деятельность, сопровождаясь особо положительными эмоциями. Богатая работа воображения часто связана с развитием такой важной личностной черты, как оптимизм.
Но воображение, как любая психологическая функция ребенка, требует педагогической заботы, если мы хотим, чтобы оно развивалось. Школьное обучение требует уже достаточно сформированного уровня воображения. К первому классу ребенок должен уметь ориентироваться в ситуациях, в которых происходят различные преобразования предметов, образов, знаков, и быть готовым к предвосхищению возможных изменений.
Определённые требования предъявляются и к отбору текстов. Вначале в них должны быть представлены только зрительные образы (пейзаж, портрет, конкретные действия). На следующем этапе к зрительным образам подключаются слуховые, обонятельные, осязательные.
Есть три закона развития творческого воображения [Теория и методика обучения литературе. О.Ю. Богданова, С.А. Леонов, В.Ф. Чертов – 4е изд. – М.: Издательский центр «Академия», 2007]:
1. Творческая деятельность воображения находится в прямой зависимости от богатства и разнообразия прежнего личного опыта человека. Действительно, всякое воображение строится из реальных элементов, богаче опыт — богаче воображение. Отсюда следствие: надо помогать ребенку накапливать опыт, образы и знания (эрудицию), если мы хотим, чтобы он был творческим человеком.
2. Можно представить то, что сам не видел, но о чем слышал или читал, то есть можно фантазировать на основе чужого опыта. Например, можно себе представить землетрясение или цунами, хотя этого никогда не видел. Без тренировки это трудно, но можно.
3. Содержание воображаемых предметов или явлений зависит от наших чувств в момент фантазирования. И наоборот, предмет фантазии влияет на наши чувства. Можно так «сфантазировать» свое будущее, что это будет руководством на всю жизнь, а можно нафантазировать ужасов и бояться войти в темную комнату. Чувства, как и мысль, движут творчеством.
В среднем школьном возрасте воображение основывается на эмоциях от прочитанного произведения: сила чувств, испытанных при чтении рассказа, больше, чем их способность логически выразить свое впечатление. Конкретизация литературных образов рассказа в творческом воображении учеником происходит часто, но не всегда в создании зрительных образов. Дети могут дать героям рассказа реплику, которой нет в тексте, но которая выражает смысл поведения персонажа. Подчас их творческое воображение развивается в форме эмоциональных образов-состояний или слуховых ассоциаций. Учащиеся включаются в творческий процесс, их воображение начинает действовать по законам художественного мышления. Оно ведет к попытке создания, к поискам художественных образов, использованию тропов. Иногда воображение подростков вырывается из ткани литературного текста и творит образы почти самостоятельно: они пытаются предположить события до начала произведения или его окончание.
В старшем школьном возрасте самое большое зло для учащихся – это равнодушие, разрыв связей между людьми, нарушение родственности человека и мира. Для них новым элементом становится сопричастность к интеллектуальному, мировоззренческому характеру. Эмоциональное отходит на второй план. Учащиеся стараются сопоставить события произведения со своими наблюдениями над жизнью. Их воображение носит интеллектуальный характер. Они четко видят авторскую позицию, и могут придумать целый диалог между героями, который будет выражать мнение автора. Старшеклассники свободно «домысливают» ситуации произведения, представляя себе, что предшествовало его началу или мысленно продолжить развитие действия.
Вывод: воображение помогает представить подростку реальные явления, предположить, что было до начала происходящих событий в произведении, а что – после. Старшие школьники сопоставляют ситуации произведения со своим жизненным опытом, ставят себя на место героев, «домысливают» возможное развитие действия.
Диагностика развития образного мышления, фантазии и воображения учащихся на уроках литературы
Заключение
Образное мышление, фантазия и воображение тесно связаны с литературными способностями учащихся (умением правильно понять текст, четко определить проблемы, выразить свои чувства, эмоции, свою точку зрения и др.). Наглядно-образное мышление помогает учащимся сопоставить героев друг с другом, порассуждать о проблемах произведения, попытаться найти решение. С помощью фантазии они могут поставить себя на их место, преобразовать природу вещей или добавить какие-нибудь необычные качества герою, а воображение поможет школьникам создать новые образы, идеи, соответствующие реальности, представить образ героя или ситуацию из произведения.
Мышление учащихся среднего возраста оперируется на имеющиеся начальные знания по истории и теории литературы, они учатся находить проблемы в произведении, начинают сравнивать вещи, явления, героев. В старшем школьном возрасте объем знаний больше, к нему еще прибавляется личный жизненный опыт. Они уже четко представляют себе образ героя, анализируют проблемы и находят решения, приводя примеры из прочитанной ими литературы или из жизни.
Фантазия в среднем школьном возрасте основывается на эмоциях от прочитанного текста, а в старшем школьном возрасте у нее есть определенная цель, т.е. она становится элементом творчества. С помощью воображения подростки, основываясь на своих ощущениях и эмоциях, представляют себе героя, могут предположить события до и после произведения. У школьников старше восприятие основывается на логике, они «домысливают» происходящие в произведении события, логически выстраивают ответ, на основе воображения, зрительных образов они логически выражают свои впечатления.
Таким образом, творческие способности помогают наиболее ярче представить себе литературный текст, выразить свое мнение и попытаться разобраться в проблемах произведения, что, в свою очередь, даст ответы на их вопросы в жизни.
Список использованной литературы
1. Альтшуллер Г.С. Жизнь человека 1-4-502 //Журнал ТРИЗ. -1996. — №2. — с.44-52; 1997. — N1. — с.4-15.
2. Асмус В.Ф. Декарт. — М.: Высш. шк., 2006. — 335 с. — (Классика философской мысли).
3. Блонский П.П. Педология. — М., 1934.
4. Выготский Л.С. Избранные психологические исследования. – М., 1966.
5. Голубков В.В. Методика преподавания литературы. – М., 1962.
6. Молдавская Н.Д. Литературное развитие школьников в процессе обучения. – М., 1976.
7.Рубинштейн С.Л./ Основы общей психологии. СПб: Издательство «Питер», 2000.
8. Рыбникова М.А. Очерки по методике литературного чтения – изд. 3е – М., 1963.
9. Сухомлинский В.А. Духовный мир школьника. – М., 1961.
10. Теория и методика обучения литературе. О.Ю. Богданова, С.А. Леонов, В.Ф. Чертов – 4е изд. – М.: Издательский центр «Академия», 2007.
11. Психология. под ред. А.А. Зарудной, Минск, «Вышэйшая школа», 1970.
12. Методика преподавания литературы. Под ред. З.Я. Рез. – М., 1985.
Не нашли то, что искали? Воспользуйтесь поиском гугл на сайте:
zdamsam.ru