Психология самоубийства: Интернет-служба экстренной психологической помощи

Интернет-служба экстренной психологической помощи

Пресс-центр

СобытияАнонсы

События Анонсы

В Нижнем Новгороде подведены итоги регионального этапа соревнований «Человеческий фактор. Студенческая лига»

Новости 28 апреля 2023, 15:31

Курс по первой помощи для преподавателей предмета основы безопасности жизнедеятельности.

Новости 28 апреля 2023, 15:28

Екатерина Белоусова, ведущий психолог ЦЭПП МЧС России — победитель конкурса «Московские мастера»

Новости 27 апреля 2023, 14:24

31 марта пройдет вебинар на тему : Психологические инструменты.

Анонсы 28 марта 2023, 18:08

Анонс онлайн-вебинаров для психологов

Анонсы 23 марта 2023, 14:47

Лекция — вебинар «Психологическая помощь при травматическом стрессе»

Анонсы 17 февраля 2023, 11:44

Вы можете проконсультироваться с психологом службы в разделе «Личный кабинет».

Консультации в разделе «Личный кабинет» не публикуются в открытом доступе на сайте и предоставляются только зарегистрированным пользователям

Авторизоваться в личном кабинете Зарегистрироваться

Вопросы к психологу

Задать вопрос психологу

Автор: Никто

28.04.2023 23:00

Суицид

Какой способ суицида самый безболезненный?

РазвернутьСвернуть

Отвечает: Консультант службы

29. 04.2023 00:16

Здравствуйте. Вы спрашиваете: «Какой способ суицида самый безболезненный?», а мне в этом слышится: «Так как я живу сейчас, так жить не хочу». И тогда возникает вопрос: «А как по-другому я хочу жить? Что я могу изменить в своей жизни, в своих мыслях и действиях, чтобы ощутить смысл жизнь и пробудить к ней вкус?» И я рекомендую вам позвонить на наш телефон доверия, поразмышлять над этим вопросом вместе со специалистом, получить поддержку, выразить свои чувства и поискать то, что могло бы помочь улучшить ваше самочувствие. Искренне надеюсь, что это позволит Вам ощутить в себе витальные силы и направить внимание на поиск возможностей справиться с имеющимися трудностями.

С уважением, Наталья. 

Автор: Илья

28.04.2023 22:24

Волнение

Здравствуйте.  Меня 27.04.23г по телефону загипнотизировали мошенники.  Я оформил кредит. Перевёл на другую карту. Только когда зашёл домой, понял, что я оплошался.  Не могу спать вторую ночь. Лезут плохие мысли. Нет концентрации внимания. Не нахожу себе места.

Как мне быть в данной ситуации?

РазвернутьСвернуть

Отвечает: Консультант службы

29.04.2023 02:18

Здравствуйте, Илья.

Для начала примите как данность — пострадать от действий мошенников может абсолютно любой человек. Чаще всего люди попадаются на удочку жуликов в состоянии стресса, повышенной тревожности, раздражительности или депрессии — любое отклонение от психологической нормы делает нас более уязвимыми и чувствительными. Злоумышленники умеют считывать наше психическое состояние и подбирают именно те инструменты, которые будут эффективны в конкретных обстоятельствах. Уровень интеллекта и уверенность в себе также влияет на то, попадем мы под влияние мошенников или нет. В состоянии стресса человек более внушаем, о чем обманщики прекрасно осведомлены. Поэтому даже самых устойчивых из нас можно довести до состояния, в котором мы отдадим последнее. Главная же проблема заключается в том, что мы зачастую воспринимаем ситуацию мошенничества не как несчастный случай, а как некое социальное взаимодействие.

И это мешает принять случившееся. Потому что мы воспринимаем произошедшее как проигрыш в некоем абстрактном соревновании. Мы чувствуем себя так, будто мы проиграли в какой-то конкурентной борьбе. И здесь очень важно понимать, что это не соревнование умов: мошенник не соревнуется с жертвой — он пытается ее обмануть. Все не так, как если бы вы, Илья, например, готовились к экзамену и провалили его.  Все совершенно иначе. Добыча мошенников (в вашем случае, Илья, это деньги) — не приз в соревновании. Это то, что принадлежало вам по праву. Поэтому оснований для чувства стыда или вины просто нет. Стоит воспринимать произошедшее как несчастный случай и не спрашивать себя раз за разом, как такое могло случиться. Эффективнее будет перевести фокус внимания с прошлого на будущее. Спросить у себя: что я могу сделать? Например, я могу оценить масштаб ущерба и решить, стоит ли обращаться в правоохранительные органы. Событие уже произошло, и оно необратимо, нельзя вернуться в прошлое, поэтому лучше думать над тем, можно ли что-то исправить, изменить.
  Если отыграть обратно нельзя, то принять потери и списать их на то, что на языке финансистов называют «стоп-лосс». Например, вы просто могли потратить эти деньги по глупости. А справиться с волнением может помочь размеренное дыхание, медитация, активная умственная или физическая нагрузка. В общем, все то, что приведет нас в результате к главному выводу: «Да, это ужасно, досадно, горько и нелепо, но и это тоже опыт. Жизнь продолжается».

С уважением, Наталья.

Автор: Карина

28.04.2023 21:49

Я не вывожу

Помогите пережить расставание

РазвернутьСвернуть

Отвечает: Консультант службы

28.04.2023 23:36

Здравствуйте, Карина!

Вы описали свою ситуацию максимально коротко, но даже две ваши фразы дают представление о том, как трудно вы переживаете расставание, как дорог вам был человек с которым отношения сейчас невозможны. Карина, хорошо, что Вы ищете для себя возможности получения помощи. Так важно, чтобы в кризисный период рядом был кто-то, кто выслушает, поможет обнаружить ресурсы, позволит ощутить, что есть на кого положиться. Очень важно выражать свои чувства, найти возможности их проживать. Если по какой-тот причине нет человека, который может поддержать Вас, позвоните на нашу Горячую линию или другой доступный телефон доверия.

В настоящий момент необходимо позаботиться о себе. Поразмышляйте, что позволит Вам снять эмоциональное напряжение, ощутить витальные силы. Например, сделайте то, о чем давно мечтали, но пока не находили времени или возможностей для реализации этого. Внесите какую-то новизну — хобби, путешествие, изучение иностранного языка, новые знакомства, встречи, занятия спортом и т.д.

Карина, важно понимать, что боль от расставания со временем утихает, появляются силы строить новое. Главное, помните, что бы ни случилось, Ваше будущее — в Ваших руках, Вы — творец своей биографии. Успехов Вам. И берегите себя!

С уважением, Наталья.


Показать больше

Вопросы к психологу — Психологическая служба

Здравствуйте, Мария.

Исходя из вашего описания проблемной ситуации, можно предположить у вас наличие тревожно-панического расстройства. В качестве возможных причин запускающих это состояние могут быть ситуации сильного стресса, длительный период хронического стресса, драматичные события, тревога за свое здоровье, которые могли оказать травматичное воздействие на психику. Все эти факторы создают фон хронического стресса постепенно истощающего внутренние ресурсы организма. Это в дальнейшем может проявляться в виде повышенной тревожности, фобических расстройствах, панических состояниях, навязчивых мыслях, действиях, нарушениях сна и т.д, что в свою очередь, и может привести к депрессивному состоянию. В вашем случае одним из провоцирующих стресс-факторов могла быть утрата близкого человека, а также, я могу предположить наличие хронической депрессии связанной с многодетностью. Беременность и последующее вскармливание ребенка, это большой стресс для организма, часто приводящий к такому явлению, как послеродовая депрессия.

А вы, являетесь многодетной мамой, а значит, подвержены этому риску.

Я хочу предложить вам некоторые рекомендации по купированию панического состояния. Все,что касается фобических расстройств, здесь требуется очная работа с специалистом.

Паническое состояние, это по сути, состояние стресса и управлять ими можно также, как и стрессовыми реакциями. Стресс мобилизует организм для активных действий(бегство или бой). И разряжается стрессовый заряд именно активными физическими движениями. Т.е. когда вас накрывает панически-тревожное состояние, ваша задача дать своему телу активную физическую нагрузку. Бег на месте, прыжки, отжимания от стены, приседания, танец, упражнения Берпи, в общем все, что позволяет вам ваша физическая форма. Все это в течении нескольких минут до состояния выраженной усталости. Эти действия снимут тревогу, панику. Можно повторять неоднократно в течении дня(вечером тоже) по мере необходимости. После этого, подойдет успокаивающее дыхание.

Чтобы сбить именно паническую атаку, на запястье можно носить канцелярскую резинку и сильно оттягивая ее, щелкать себя — резкое болевое ощущение будет переключать ваше внимание и прерывать паническое состояние не позволяя ему развиться.

Контрастный душ. Прекрасно снимает излишнее напряжение и тревогу и одновременно тонизирует. Почитайте как правильно его применять.

Также, в качестве немедикаментозных действий, подойдет антистрессовое дыхание( вдох на мысленный счет от 1 — 4, выдох на счет 1 — 6, в течении 5-6 минут; релаксационные практики( можно скачать в интернете релаксирующие аудиозаписи. Очень эффективны, так как, обеспечивают доступ к ресурсным состояниям). И обязательно обратите внимание на качество ночного сна. Если есть нарушения, устраните их.

Это все симптоматические мероприятия. А оптимальным решением в этой ситуации было бы очное обращение к специалисту(психолог, психотерапевт) работающему с тревожно-паническими расстройствами. Многие специалисты работают дистанционно по скайпу( это на тот случай, если у вас по месту жительства нет психологов). С фобиями, также, следует обратиться к соответствующему специалисту.

Также, на данном этапе возможна медикаментозная коррекция тревожно-панического состояния. За рецептурными препаратами можно обратиться к неврологу или психиатру(психотерапевту).

Самостоятельно можно использовать безрецептурные препараты, направленные на снижение тревожного состояния. Таких, как магний В 6 , глицин-форте, успокаивающие препараты на растительной основе(лучше, если на основе Пустырника).

Также, на нашем сайте в рубрике статьи, вы можете почитать материал по паническим атакам и способам их купирования.

Мария, дополнительно вы могли бы позвонить на наш телефон психологической помощи и обсудить со специалистом свое состояние и способы помочь себе.

С уважением, Вячеслав.

Передовая статья: The Psychology of Suicide: From Research Understanding to Intervention and Treatment

Само собой разумеется, что самоубийство является серьезной проблемой здравоохранения и основной причиной смерти во всем мире (1, 2). В недавних отчетах сообщается, что около миллиона человек ежегодно умирают в результате самоубийства, что представляет собой годовой глобальный стандартизированный по возрасту уровень самоубийств 11,4 на 100 000 населения (15,0 для мужчин и 8,0 для женщин). Если рассматривать временную перспективу с 2000 по 2016 год, уровень самоубийств с поправкой на возраст вырос на 30% (1).

Эти ставки — только верхушка айсберга. На каждое самоубийство каждый год приходится гораздо больше тех, кто пытается покончить с собой. По осторожным оценкам, более 20 миллионов человек ежегодно прибегают к суицидальному поведению. Более того, предполагается, что в будущем ожидается рост уровня самоубийств, учитывая заявление ВОЗ о том, что уровень самоубийств преодолеет отметку в 1 миллион в следующие 15 лет (2).

За каждым суицидом и попыткой стоит многолетняя борьба этих людей, а также переживания травм и переживаний среди их родственников и друзей. В совокупности становится очевидным, что предотвращение самоубийств является глобальным приоритетом. Как клиницисты и исследователи, мы должны приложить все усилия для улучшения профилактики самоубийств, чтобы улучшить нашу идентификацию, вмешательство и, впоследствии, профилактику самоубийств и суицидального поведения. Прежде всего, наша миссия состоит в том, чтобы улучшить наши знания о механизмах, факторах и фасилитаторах суицидальных наклонностей с междисциплинарной точки зрения.

Самоубийство — очень сложное и многогранное явление, имеющее множество факторов, способствующих и способствующих его возникновению. Это может быть обусловлено взаимодействием различных факторов, таких как нейробиология, личная и семейная история, стрессовые события и социокультурная среда (3). Учитывая, что это одно из самых тяжелых проявлений человеческого поведения, особое внимание должно быть уделено выявлению основных психологических процессов, которые могут привести к суицидальным мыслям и поведению.

В прошлом веке мы признали влияние психологических факторов (как индивидуальных, так и социальных) на суицид и суицидальный риск. Был предложен ряд моделей, в которых основное внимание уделялось взаимодействию между предрасполагающими и провоцирующими факторами (4, 5).

Ключевым фактором, ведущим к суициду, является невыносимая душевная боль (6). В нескольких исследованиях подчеркивается важность психики как основного фактора, способствующего суицидальным мыслям и поведению (7, 8). Самоубийство можно рассматривать как поведение, мотивированное желанием избежать невыносимой психологической боли (9, 10). Другие психологические факторы, такие как личностные черты, эмоциональные характеристики и дисрегуляция, также, по-видимому, играют роль, приобретая все большее значение для дефицита принятия решений среди суицидальных людей (11).

Межличностные факторы также играют существенную роль в самоубийствах. Основополагающая работа Эмиля Дюркгейма (12) заложила основы нашего понимания того, что самоубийство также является социальным поведением, имеющим некоторые культурные особенности. В межличностной теории самоубийства Джойнера (13) выделяются две основные межличностные структуры — воспринимаемая тяжесть и противоречащая принадлежность — как критические черты, которые могут привести к суицидальным мыслям и, в конечном итоге, к самоубийству.

Приблизительно 45% людей, которые умирают в результате самоубийства, обращаются к врачу первичной медико-санитарной помощи в течение 1 месяца после смерти, не заявляя о своих суицидальных желаниях и мыслях (14). Это открытие подчеркивает тот факт, что коммуникативные трудности составляют основу нашего понимания суицидального поведения. В израильском проекте MSSA (Medically Serious Suicide Attempters) Леви-Белц и его коллеги показали, что плохое самораскрытие вместе с несколькими сопутствующими факторами может способствовать более фатальному суицидальному поведению (15–18).

Эти примеры исследований отражают многочисленные попытки углубить наше понимание психологии феномена самоубийства. Чтобы продолжить этот курс действий и мыслей, мы посвящаем специальный выпуск Frontiers in Psychiatry усилиям по изучению различных подходов к психологии суицидального поведения. Цель настоящего выпуска — пролить свет на глубокие знания и эмпирические данные, касающиеся моделей, теорий, конкретных измерений и переменных, которые могут помочь нам улучшить психологическое понимание суицидальных явлений, а также несуицидальных самоповреждений (NSSI). ).

В этом номере представлены пять стимулирующих обзоров. Gvion и Levi-Belz исследовали специфические факторы риска серьезных суицидальных попыток (SSA). SSA эпидемиологически очень похожи на тех, кто умер в результате самоубийства, и поэтому могут служить достоверными показателями для изучения самоубийств. Авторы приходят к выводу, что взаимодействие психической боли, межличностных факторов и нарушения принятия решений имеет решающее значение для оценки риска самоубийства и проведения исследований. Шукс и др. сосредоточиться на личности и суицидальном поведении в пожилом возрасте в их систематическом обзоре. В их обзоре 31 научной статьи подчеркивается, что дезадаптивная личность проявляется в более мягких, подпороговых и более гетерогенных формах в позднем возрасте по сравнению с самоубийством в раннем возрасте. Более того, неспособность адаптироваться к изменениям, происходящим в позднем возрасте, может объяснить связь между самоубийством в пожилом возрасте и более высокой сознательностью. Обсессивно-компульсивные и избегающие черты личности были особенно связаны с самоубийством в пожилом возрасте.

Сиприано и др. провела актуальный систематический обзор NSSI, уделяя особое внимание эпидемиологическим, этиологическим и диагностическим критериям. Было обнаружено, что NSSI наиболее распространен среди подростков и молодых людей. Сообщается, что пограничное расстройство личности и расстройство пищевого поведения являются коморбидными предшественниками NSSI. Показатели распространенности составляют 7,5–46,5% для подростков, 38,9% для студентов университетов и 4–23% для взрослых. В небольшой обзорной статье Geraldo da Silva et al. сгруппируйте основные когнитивные трудности у лиц, пытающихся покончить с собой. К ним относятся предвзятость внимания, импульсивность, дефицит решения проблем и принятия решений. Они предполагают, что в дополнение к тревожным и депрессивным симптомам когнитивные нарушения у психически больных составляют важные терапевтические цели. Наконец, в обзоре Conti et al. авторы систематически рассматривают взаимосвязь между компульсивным перееданием (BED) и суицидальными мыслями и попытками самоубийства. Они обнаружили, что BED в значительной степени связан с заметным увеличением суицидального поведения и мыслей.

Три статьи посвящены выявлению факторов риска в детском возрасте. Шмидт и др. использовали моделирование структурных уравнений для проверки теоретических моделей при клиническом высоком риске (CHR) психоза. Пациенты с CHR были особенно склонны к суициду, если несчастье/травма сопровождались развитием депрессии. Кроме того, невзгоды/травмы привели к суицидальным наклонностям из-за повышенного риска развития психоза, о чем свидетельствуют когнитивные симптомы.

Бар-Зомер и Брунштейн-Кломек исследовали связь между травлей братьев и сестер, привязанностью к матери и отцу, депрессией и суицидальными мыслями среди учащихся. Буллинг среди братьев и сестер был связан с травлей в школе, депрессией и суицидальными мыслями. Надежная привязанность к отцу смягчала связь между издевательствами над братьями и сестрами и депрессией/суицидальными мыслями.

В третьей статье Falgares et al. оценили роль самокритики и зависимости как потенциальных медиаторов связи между различными видами жестокого обращения в детстве и суицидом среди студентов вузов. Отсутствие ухода и психологическое насилие в значительной степени ассоциировались с риском самоубийства, и эта ассоциация была частично опосредована неадекватным личностным аспектом самокритики.

В нескольких исследованиях изучались факторы риска суицидального поведения в определенных группах населения. Штейн и др. наблюдали последовательную модель в своем лонгитюдном исследовании среди бывших военнопленных (бывших военнопленных) в Израиле. Они обнаружили, что симптомы посттравматического стрессового расстройства облегчают переживание одиночества, и они работали в тандеме, вызывая суицидальные мысли даже спустя годы после их плена. Они пришли к выводу, что как симптомы посттравматического стрессового расстройства, так и одиночество являются важными факторами долгосрочных суицидальных мыслей и риска бывших военнопленных. Мерида-Лопес и др. исследовали роль эмоционального интеллекта (ЭИ) как защитного фактора суицидальных мыслей и поведения среди студентов и населения в целом. Они обнаружили, что ЭИ связан с риском самоубийства с психологическим стрессом в качестве посредника. Они пришли к выводу, что основной процесс, с помощью которого самооценка ЭИ может действовать как защитный фактор против суицидальных мыслей и поведения, заключается в уменьшении дистресса у людей с высоким ЭИ.

Балаш и др. исследовали качество жизни (КЖ) как фактор, который может служить связующим звеном между психопатологией и суицидальным риском среди клинической популяции подростков. Качество жизни значительно опосредовало взаимосвязь между эмоциональными трудностями и проблемами со сверстниками, поскольку и то, и другое было связано с более низким качеством жизни, что, в свою очередь, было связано с более высоким суицидальным риском. Хофстра и др. сосредоточиться на временных тенденциях самоубийств среди населения Нидерландов. Они наблюдали 33 224 самоубийства, которые произошли с 1995 по 2015 год. Результаты показали, что пик числа самоубийств приходится на весну и на Рождество, что подчеркивает важность доступности медицинских услуг в эти моменты повышенного риска.

Несколько исследований по этому вопросу выявили другие важные факторы риска. Таваколи и др. исследовали связь между контролем внимания и суицидальным поведением среди стационарных подростков с острым суицидальным поведением по сравнению со здоровыми людьми из контрольной группы. Использовалась пассивно представленная слуховая оптимальная парадигма. Степень обработки этих слуховых стимулов, которые «подлежали игнорированию», измерялась путем регистрации потенциалов, связанных с событиями (ERP), которые, как считается, отражают процессы, связанные с захватом внимания. Исследование выявило относительно низкий порог срабатывания непроизвольного переключения внимания у суицидальных пациентов, что может играть роль в сообщаемой ими отвлекаемости. Томпсон и Чен Онг исследовали связь суицидального поведения с неврологическими и поведенческими маркерами, измеряя смещение внимания и торможение в двух задачах Струпа, а также записывая активность в лобных областях с помощью ЭЭГ (электроэнцефалограмма) во время каждой задачи. Участники из группы высокого риска показали более медленное время отклика на цветовой Струп (а также на слово «самоубийство») и меньшую точность в неконгруэнтных пробах, но более быстрое время отклика на эмоциональное задание Струпа (со сниженной активностью в левых лобных областях). Результаты подтвердили, что у лиц, пытавшихся покончить с собой, наблюдается дефицит контроля внимания, который может быть связан с определенными состояниями лобной асимметрии. В другом важном исследовании Hadlaczky et al. исследовали взаимосвязь между неприятием потери и суицидальным поведением среди подростков, набранных в 30 школах в семи европейских странах. Отвращение к потере предсказывало попытку самоубийства как в поперечном, так и в 4-месячном проспективном анализе после учета депрессии, тревоги, стресса и пола. Интересно, что неприятие потери не предсказывало суицидальные мысли в этой группе.

В нескольких новаторских работах рассматривается важная тема терапевтических вмешательств для суицидальных пациентов с особым акцентом на снижение уровня самоубийств. Во-первых, Айенгар и соавт. провели систематический обзор рандомизированных контролируемых испытаний, сообщая о том, что терапевтические вмешательства эффективны в снижении членовредительства, включая попытки самоубийства (СА). Также сообщалось об уменьшении суицидальных мыслей и депрессивных симптомов после терапевтических вмешательств. Хотя в большинстве исследований не удалось определить эффективность терапевтических вмешательств как для первичных, так и для вторичных исходов, казалось, что индивидуальные самостоятельные и социальные процессы демонстрируют наибольшую перспективу снижения суицидальных попыток.

Еще один вклад в профилактику сделан Пикерингом и др., которые изучили программу вмешательства, в рамках которой учащиеся в течение года проходили подготовку в качестве лидеров сверстников, а 3730 учащихся 9–12 классов заполнили базовые опросы, в которых оценивались дружеские отношения и взрослые в школе, а также регистрировались случаи самоубийств. мысли и поведение. В целом, подготовка большего числа лидеров-сверстников увеличила доступность всех методов для всей школы. Воздействие было выше у учеников, которые были ближе к лидерам сверстников в сети дружбы, и у учеников, которые назвали более надежных взрослых. Соответственно, Barzilay et al. утвердил Анкету ответа терапевта-Суицидальную форму (TRQ-SF) в условиях общей амбулаторной клиники в когорте взрослых психиатрических амбулаторных пациентов и их терапевтов. TRQ-SF положительно коррелировал с одновременными и прогностическими оценками суицидальных исходов пациентов, тяжести депрессии и оценкой клиницистами риска самоубийства пациентов. Тем не менее, TRQ-SF не был прогностическим фактором серьезности общих симптомов, что указывало на реакцию, связанную с суицидом. В основополагающей работе Бродский и др. представить модель оценки, вмешательства и мониторинга для предотвращения самоубийств в качестве руководства для реализации модели нулевого самоубийства, основы для координации многоуровневого подхода к применению научно обоснованных практик в клинических условиях. В документе описаны 10 основных шагов клинического ведения и показано, как их реализовать с помощью клинической виньетки. Наконец, Сакашита и Ояма представляют интеграцию психоповеденческих компонентов, связанных с суицидом, существующих руководств по определению критических точек вмешательства и структуры превентивных стратегий в теоретическую модель суицида в пожилом возрасте.

Еще две статьи исследуют различные вопросы, связанные с самоубийством. Морено-Кюстнер и др. сосредоточиться на демографических факторах в своем анализе характеристик 181 824 звонков, сделанных в догоспитальную службу неотложной помощи Малаги по поводу суицидального поведения. Из общего числа звонков ( N = 181824) 1728 (0,9%) были сделаны по причине суицидального поведения. Средний возраст составил 43,21 (± 18) лет, 57,4% — женщины. Исследование Чжао и Шая показывает, что отношение студентов к суицидальному поведению и отношение к пережившим самоубийство жертвам играет роль посредника между самоэффективностью в управлении счастьем и самооценкой среди студентов колледжей. Таким образом, для данной популяции отношение к суициду можно понимать как один из факторов, формирующих самооценку и удовлетворенность жизнью.

В заключение, в этом специальном выпуске мы стремимся углубить знания о суициде, определяя конкретные психологические характеристики, которые могут способствовать целенаправленной профилактике, методам вмешательства и программам. Улучшение нашего понимания этих тем может помочь клиницистам и исследователям разработать конкретные стратегии и методы профилактики, которые в конечном итоге помогут снизить уровень самоубийств во всем мире, а также найти психологическое средство для всех, кто борется с суицидальными мыслями и поведением.

Вклад авторов

Мы заявляем, что 1) все авторы прочитали статью и одобрили представленные в ней данные и выводы; 2) каждый автор считает, что статья представляет собой честный труд; 3) все авторы внесли одинаковый вклад в настоящую статью; и 4) для этой редакционной статьи не было оказано никакой финансовой поддержки.

Заявление о конфликте интересов

Авторы заявляют, что исследование проводилось при отсутствии каких-либо коммерческих или финансовых отношений, которые могли бы быть истолкованы как потенциальный конфликт интересов.

Благодарность

Это исследование посвящено нашему дорогому другу Дафни Ассаф, который был одним из величайших руководителей программы предотвращения самоубийств в Израиле.

Ссылки

1. Кертин С.К., Уорнер М., Хедегаард Х. Рост числа самоубийств в США, 1999–2014 гг. Краткий обзор данных NCHS (2016) 241:1–8.

Google Scholar

2. Всемирная организация здравоохранения. Предотвращение самоубийств: ресурс для специалистов СМИ, обновление 2017 г. . Женева: ВОЗ (2017 г.). Получено с сайта apps.who.int/iris/bitstream/10665/258814/1/WHO-MSD-MER-17.5-eng.pdf.

Google Scholar

3. Турецкий Г., Брент Д.А. Суицид и суицидальное поведение. Ланцет (2016) 387(10024):1227–39. doi: 10. 1016/S0140-6736(15)00234-2

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

4. О’Коннор Р.С., Нок М.К. Психология суицидального поведения. Lancet Psychiatry (2014) 1(1):73–85. doi: 10.1016/S2215-0366(14)70222-6

Реферат PubMed | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

5. Zalsman G, Hawton K, Wasserman D, van Heeringen K, Arensman E, Sarchiapone M, et al. Пересмотр стратегий предотвращения самоубийств: 10-летний систематический обзор. Lancet Psychiatry (2016) 3(7):646–59. doi: 10.1016/S2215-0366(16)30030-X

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

6. Шнейдман Э.С. Комментарий: самоубийство как психика. J Nerv Ment Dis (1993) 181(3):145–7. дои: 10.1097/00005053-199303000-00001

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

7. Леви-Бельц И., Гвион И., Хореш Н., Фишель Т., Тревес И., Ор Э. и др. Психическая боль, трудности в общении и серьезные попытки самоубийства с медицинской точки зрения: исследование случай-контроль. Arch Suicide Res (2014) 18 (1): 74–87. doi: 10.1080/13811118.2013.809041

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

8. Леви-Белз Ю., Гвион Ю., Грисару С., Аптер А. Когда боль становится невыносимой: исследование характеристик психической боли методом случай-контроль среди лиц, пытающихся совершить самоубийство с серьезными медицинскими показаниями. Arch Suicide Res (2018) 22 (3): 380–93. doi: 10.1080/13811118.2017.1355288

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

9. Verrocchio MC, Carrozzino D, Marchetti D, Andreasson K, Fulcheri M, Bech P. Психическая боль и самоубийство: систематический обзор литературы. Передняя психиатрия (2016) 7:108. doi: 10.3389/fpsyt.2016.00108

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

10. Орбах И. Душевная боль и самоубийство. Isr J Psychiatry Relat Sci (2003) 40(3):191–201.

Реферат PubMed | Google Scholar

11. Гвион Ю., Леви-Бельц Ю., Хадлацкий Г., Аптер А. О роли импульсивности и принятия решений в суицидальном поведении. World J Psychiatry (2015) 5(3):255. doi: 10.5498/wjp.v5.i3.255

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

12. Дюркгейм Э. Самоубийство: исследование по социологии [1897]. Гленко, Иллинойс: The Free Press (1951).

Google Scholar

13. Ван Орден К.А., Витте Т.К., Цукровиц К.С., Брейтуэйт С.Р., Селби Э.А., Джойнер Т.Е. мл. Межличностная теория самоубийства. Psychol Rev (2010) 117 (2): 575–600. doi: 10.1037/a0018697

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

14. Изомеца Э.Т., Хейккинен М.Э., Марттунен М.Дж., Хенрикссон М.М. Последний прием перед самоубийством: сообщается ли о намерении совершить самоубийство? Am J Psychiatry (1995) 152(6):919–22. дои: 10.1176/ajp.152.6.919

Реферат PubMed | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

15. Леви И., Хореш Н., Фишель Т., Тревес И., Ор Э., Аптер А. Психическая боль и ее связь с серьезными попытками самоубийства с медицинской точки зрения: «невозможная ситуация». J Affect Disord (2008) 111 (2–3): 244–50. doi: 10.1016/j.jad.​2008.02.022

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

16. Леви-Белз Ю., Гвион Ю., Хореш Н., Аптер А. Модели привязанности при серьезных с медицинской точки зрения попытках самоубийства: опосредующая роль самораскрытия и одиночества. Самоубийство, угроза жизни, поведение (2013) 43(5):511–22. doi: 10.1111/sltb.12035

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

17. Trakhtenbrot R, Gvion Y, Levi-Belz Y, Horesh N, Fischel T, Weiser M, et al. Прогностическая ценность психологических характеристик и суицидального анамнеза в отношении медицинской летальности суицидальных попыток: последующее исследование госпитализированных пациентов. J Affect Disord (2016) 199:73–80. doi: 10.1016/j.jad.2016.03.054

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Академия Google

18. Леви-Белз Ю., Гвион Ю., Леви Ю., Аптер А. Помимо душевной боли: исследование методом случай-контроль вклада симптомов шизоидного расстройства личности в серьезные с медицинской точки зрения попытки самоубийства. Compr Psychiatry (2019) 90:102–9. doi: 10.1016/j.comppsych.2019.02.005

PubMed Abstract | Полный текст перекрестной ссылки | Google Scholar

Как мы можем понять суицидальный ум в момент кризиса?

Она задала им всем один и тот же вопрос: как мы можем понять суицидальный ум в момент кризиса?

Д-р Бреанна Бэнкс, директор отдела клинического образования Центрстоунского научно-исследовательского института

Около девяти лет назад у меня возникли очень сильные суицидальные мысли и очень сильное желание умереть. Как ни странно, по счастливой случайности многое сошлось, и я смог взять многое из того, чему научился, чтобы стать клиницистом и использовать это для себя. Мне очень повезло, и мне удалось вырваться из очень, очень тяжелого и темного времени — так что есть некоторая интерсекциональность, которая сообщает мой объектив.

Я занимаюсь исследованиями по предотвращению самоубийств около 10 лет, и большую часть своей жизни я посвятил обучению и обучению тому, как работать и проводить исследования с суицидальными людьми. В Исследовательском институте Centerstone мы уделяем большое внимание трансляционной науке и тому, как мы сокращаем разрыв между наукой и услугами. Вопрос, который вы задаете, как понять суицидальное мышление в момент кризиса, давно изучается учеными, клиницистами и людьми с опытом самоубийства. Мы еще не знаем, как наука, но есть несколько теорий и некоторые исследования, которые ведут нас к ответу.

Первое, что приходит на ум при поиске этого ответа, — это недавние дебаты по поводу отсутствия диагностики суицидальных наклонностей или попыток самоубийства в DSM 5. Вокруг этого разговора есть два основных лагеря, которые не исключают друг друга. Одним из них является представление о том, что суицидальные наклонности могут возникать во время кризиса — эти чувства могут возникнуть в очень неожиданный момент, и в этот момент риск смерти или попытки самоубийства очень и очень высок. Другой лагерь относится к суициду скорее как к проблеме развития или как к вещи, которая может развиваться и меняться на протяжении всей жизни. Я думаю, что правда есть и в том, и в другом. Но я действительно думаю, что суицид или переход от первоначального желания умереть к фактическим поведенческим шагам, чтобы покончить с собой, требует времени и воздействия. Я склонен полагать, исходя из того, что говорит наука и из того, что я узнал из работы с суицидальными клиентами, а также из моего собственного опыта, что это скорее процесс, который может усугубиться в данный момент или в конкретный момент, чтобы вести кого-то попытаться умереть.

Когда в 2003 году я впервые начал свое обучение на врача и поставщика медицинских услуг, подход — и я до сих пор вижу его в некоторых тренингах — представляет собой модель предупредительных знаков или факторов риска. Если мы посмотрим на то, что говорит наука, существует около 4000 факторов риска, так или иначе связанных с самоубийством. Одна из проблем, которую мы видим в этой модели и в рамках этого массива исследований, заключается в том, что на самом деле не было никаких убедительных доказательств того, что этот фактор риска более связан или более предсказывает попытку, чем этот другой фактор. Большая часть содержания этой модели ценна и может указать нам правильное направление… но через призму трансляционной науки я хочу знать, как я могу предоставить эту информацию клиницисту таким образом, чтобы он действительно мог ее использовать.

К счастью, доктор Томас Джойнер, клинический психолог из Университета штата Флорида, разработал межличностно-психологическую теорию самоубийства, и эта модель на сегодняшний день является теорией, которая способна фактически предсказывать или быть привязанной к предсказанию высокой летальности. суицидальные попытки при смерти или суицидальные попытки. Исследование Томаса остановилось на трех основных вещах, которые наиболее предсказуемо суицидальные попытки и смерть: ощущение бремени, утрата принадлежности и приобретенные способности.

Восприятие бремени — это убеждение человека в том, что его смерть стоит больше, чем его жизнь. Это похоже на математическое уравнение: если я умру, я получу больше пользы, чем если бы я жил. Потерянная принадлежность — это чувство утраченной связи. Подумайте об очень высоком уровне риска среди военных — когда эти люди служили в армии, у них было очень сильное чувство товарищества, братства и родства, которое было проверено и укреплено через очень суровые испытания, но когда они возвращаются из службы, это ушел.

Третий фактор, приобретенные способности, я считаю самым новым. Когда я использовал его в клинических условиях, это помогает мне определить людей, которых мне нужно госпитализировать прямо сейчас, и людей, которых я считаю безопасными для возвращения домой. Приобретенная способность — это представление о том, что смерть в результате самоубийства тяжела и требует двух основных вещей — терпимости к физической боли и подготовленного и практикуемого бесстрашия перед смертью. Это бесстрашие обычно возникает из-за многократного воздействия вещей, которые мы так или иначе можем связать со смертью. Итак, опять же, если я в армии, я видел смерть или, по крайней мере, был обучен противостоять ей, и я также много знаю об огнестрельном оружии — я в некотором роде соприкасался со смертью. это психологически знакомо.

Публикация этой теории стала настоящим прорывом в исследованиях по предотвращению самоубийств. Когда я провожу скрининг для оценки риска самоубийства, я использую психометрически подтвержденную меру, называемую анкетой межличностных потребностей, которую создал Томас. Это говорит мне, где мой клиент падает на бремя и принадлежность. Затем я могу поговорить со своим клиентом о том, как для него проявляется обремененность, как это выглядит в его жизни, как для него проявляется принадлежность, и поговорить о компоненте приобретенных способностей.

Лично для меня это было революционно. Я могу создавать вмешательства, которые непосредственно нацелены на основные предикторы суицидальных наклонностей. Если принадлежность является проблемой, как я могу создать интервенции, которые увеличат связанность? Или, если бремя является основной проблемой для моего клиента, как я могу создать интервенции, чтобы создать чувство вклада в мир или чувство вклада в окружающих? И мы создаем лечебные вмешательства, которые могут начаться с противоядия для тех, кто побуждает к самоубийству.

Эван Клейман, доцент (Университет Ратгерса) и директор лаборатории Клеймана
Основное, что я изучал последние шесть или семь лет, — это то, как выглядят суицидальные мысли и поведение в повседневной жизни. Около четырех лет назад мы измеряли суицидальные мысли каждые пару часов. Мы обнаружили, что суицидальные мысли, суицидальное поведение и риск суицида — это не медленное увеличение до пика, а затем медленное снижение; всего за несколько часов мы наблюдаем очень быстрое движение между высокими суицидальными мыслями и низкими суицидальными мыслями. Конечно, иногда люди какое-то время остаются очень высокими или очень низкими какое-то время, но период времени, в течение которого обостряются суицидальные мысли, довольно быстр — величина часов, а не дней или недель. Причина, по которой это интересно для нас, заключается в том, что у нас есть очень короткий период времени для проведения вмешательств, и это помогает нам понять, как выглядит этот период времени.

Основным методом, который мы используем для оценки суицидальных мыслей и поведения, является экологическая мгновенная оценка. Мы устанавливаем приложение на телефоны людей, и в течение дня они получают набор вопросов о том, как они себя чувствуют прямо сейчас, в этот самый момент. Мы можем исследовать суицидальные мысли по мере их возникновения. Это важно, потому что, если что-то колеблется так невероятно быстро, трудно попросить людей задуматься о том периоде и точно вспомнить, как они себя чувствовали. Другая методология, которую мы используем, — это носимый мониторинг, который позволяет нам оценивать такие вещи, как физиологический дистресс.

В ходе двух разных исследований мы обнаружили разные группы людей. Были люди с низким средним уровнем суицидальных мыслей, которые остались там, люди с низким средним показателем, но чьи баллы колебались, люди в середине, люди с высоким средним показателем и чьи баллы сильно меняются, и люди, которые высокий средний балл и чьи оценки вообще не изменились. Те люди, у которых был высокий средний показатель и которые не сильно отклонились от этого среднего, были людьми, которые совсем недавно пытались покончить жизнь самоубийством. Это говорит нам о том, что, возможно, дело не в разных группах людей, а в том, что люди существуют в разных фазах — по мере того, как вы отдаляетесь от попытки, у вас все еще может быть высокий уровень суицидальных мыслей, но есть больше случаев, когда у вас их нет, и это может увеличиться со временем. Это скорее предварительный вывод, который мы хотим проверить.

Другое проведенное нами исследование показывает, что когда люди думают о том, чтобы действовать в соответствии со своими суицидальными мыслями, это действительно мучительный период времени. Человек в разгар суицидального кризиса, вероятно, очень взволнован, огорчен и находится в таком положении, когда его умственная способность останавливаться и обдумывать различные решения, а также видеть будущее по-другому, довольно скомпрометирована. Это не уникально для людей, склонных к суициду: когда кто-то из нас действительно огорчен или взволнован, мы менее способны остановиться и думать спокойно, ясно и медленно. Новое исследование, которое мы сейчас проводим, направлено на разработку вмешательств, которые работают с теми, кто так себя чувствует.

Есть много вмешательств, которые действительно хорошо работают до определенного момента, но непонятно почему. Одна из причин может заключаться в том, что эти методы лечения действительно хорошо работают, если у вас, например, 7 баллов по 10-балльной шкале ажитации… но когда люди выше этого уровня, им нужно что-то еще. В этот момент вам нужен способ пройти через этот кризис, и это многое из того, что мы делаем — принимая лечение, уваривая его и делая его максимально эффективным в этот период действительно высокого риска. Затем, когда люди успокоятся, возвращайтесь к другим методам лечения, которые работают, но не особенно полезны, когда вы действительно взволнованы.

Одно из мероприятий, которое мы делаем прямо сейчас, — это общение с людьми, пока они находятся в стационарном отделении. Люди, которые находятся в стационаре, подвергаются наибольшему риску самоубийства после выписки — это парадоксальный и пугающий вывод. Пока они там, мы проводим для них три коротких сеанса терапии, на которых обучаем их таким навыкам, как внимательность, как выйти из кризисного состояния, и показываем, как пользоваться приложением. После того, как люди выписываются из больницы, у них есть приложение, которое три раза в день пингует их опросом и три раза в день с возможностью попрактиковаться в этих навыках… если они хотят использовать навык, они просто берут телефон и нажимают кнопку. Мы обнаружили, что эти навыки помогают людям пережить эти кризисы. Одна метафора, которую использует Урусла Уайтсайд, которая много занимается такой работой, заключается в том, что если кто-то горит, вы должны потушить этот огонь, прежде чем сможете сделать что-то еще. Чтобы потушить пожар, нужно помочь людям вынести их страдания и помочь им уменьшить их, помочь им осознать, что они чувствуют себя очень расстроенными прямо сейчас, но это может продолжаться недолго.

В одном из модулей вмешательства используется список, который люди составляют, пока они спокойны, из того, что им нравится делать и что легко делать, когда они расстроены, например, бег, ходьба, чтение, просмотр телевизора. Позже на их телефоне появляется напоминание, в котором предлагается попробовать сделать некоторые из этих вещей. Я провел несколько анализов для конференции пару недель назад, и на самом деле похоже, что это работает хорошо. Не для всех и не все время, как мы ожидали, но это работает для большинства людей, по крайней мере, приличное количество времени. Наша цель — усовершенствовать лечение, извлечь из него уроки и выяснить, когда оно работает, а когда нет… но для начальной попытки это очень многообещающе.

Dr Karen Wetherall – Исследовательская лаборатория суицидального поведения (SBRL), Институт здоровья и благополучия (Университет Глазго)
Бесчисленное множество факторов может вызвать и усилить развитие суицидальных мыслей у людей, но, возможно, по своей сути суицид – это психологический феномен. Это, конечно, не умаление огромного влияния социальных факторов и факторов окружающей среды, таких как социальное неблагополучие, предубеждения, травмы и другие жизненные факторы стресса, а то, что эти неблагоприятные события и процессы работают вместе, чтобы достичь кульминации в психологическом состоянии, при котором человек считает, что самоубийство их лучший, если не единственный, вариант

Я считаю, что «варианты» являются важным понятием, когда дело доходит до понимания суицидального ума в кризисной ситуации, поскольку жизнеспособные варианты часто являются тем самым, чего, по мнению суицидальных людей, у них нет. Когда возможности справиться с кризисом, психологическим или иным, ограничены, люди могут чувствовать себя в ловушке собственных мыслей и жизненных обстоятельств. Действительно, многие люди, склонные к суициду, сообщают, что чувствуют себя в ловушке или что из их ситуации нет выхода, и именно тогда самоубийство становится очевидным вариантом. Суицидальные люди часто считают, что это их единственный способ спастись, преобладая над другими защитными аспектами их жизни, такими как любовь к семье и друзьям.

Чувство загнанности измерялось в рамках психологических исследований, чтобы лучше понять природу того, почему некоторые состояния психического здоровья настолько подавляющие и разрушительные. Шкала для измерения ловушки была разработана Гилбертом и Алланом (1998), и эта шкала признает, что чувство ловушки может быть вызвано внешними факторами, такими как потеря работы или домашнее насилие, или внутренними факторами, которые возникают в нашем собственном сознании, например. быть очень самокритичным и размышлять над прошлыми неудачами. Это ощущение ловушки может даже иметь свои корни в эволюционной психологии, поскольку есть свидетельства того, что в царстве животных могут возникать высокие уровни стресса и социальной изоляции, когда животное терпит поражение и его побег блокируется (Dixon et al., 19).89).

Ощущение ловушки проявляется при ряде различных психических заболеваний, включая депрессию, тревогу, суицидальные мысли и посттравматическое стрессовое расстройство (Taylor et al., 2011). Действительно, ловушка является ключевым принципом интегрированной мотивационно-волевой (IMV) модели суицидального поведения (O’Connor & Kirtley, 2018), которая предполагает, что чувство ловушки является ближайшим предиктором суицидальных мыслей и намерений. Эта идея все чаще подтверждается фактами (O’Connor & Portzky, 2018). Внутренняя ловушка, по-видимому, особенно вредна для людей (например, Owen et al., 2018), что может отражаться в уровнях негативного мышления и размышлений, которые являются неотъемлемой частью многих состояний психического здоровья.

То, как суицидальные личности доходят до того, что они чувствуют себя в ловушке, понятно, различается у разных людей — и редко бывает только одно, что приводит к ловушке, и последующее ощущение отсутствия вариантов. Однако обычно, как предполагает модель IMV, чувство поражения от жизни будет ключевым фактором в развитии чувства ловушки (O’Connor, Cleare, Eschle, Wetherall & Kirtley, 2016). Могут быть некоторые люди, которые более уязвимы для чувства поражения и, как следствие, более склонны чувствовать себя в ловушке и развивать суицидальные мысли. Сюда могут входить, например, те, кто пережил травму, имеют генетическую уязвимость к психическим заболеваниям или имеют черты характера, которые могут сделать их более чувствительными к переживанию чувства поражения или унижения в своей жизни. В частности, люди с высоким уровнем перфекционизма, особенно когда их воспринимают другие, более уязвимы (Smith et al., 2018), а те, у кого низкие устойчивые черты, такие как умение решать проблемы, могут быть менее защищены от суицидальных мыслей (Johnson et al. , 2018). и др., 2011).

Важный вопрос: как мы можем помочь людям, переживающим суицидальный кризис, не имея возможности влиять на факторы окружающей среды и общества, которые могут поставить уязвимых людей в ситуации, повышающие риск суицидальных мыслей? Знать, как лучше всего защитить людей, сложно, но расширение возможностей, которые, по мнению людей в кризисной ситуации, у них есть, может быть эффективным для снижения вероятности того, что человек, испытывающий суицидальные мысли, совершит попытку самоубийства. Это может включать в себя все, что увеличивает способность человека видеть выход, например, развитие навыков, позволяющих лучше справляться с жизненными событиями или справляться со своим стрессом, когда происходят травмирующие события.

В идеале этим профилактическим способностям следует обучать и развивать их в молодости, например, понимать эмоции и способы их регулирования (Domínguez-García & Fernández-Berrocal, 2018) или эмоциональное решение проблем (Pollock & Williams, 2018).

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *