Открытое образование — Психология сознания
Select the required university:
———
Закрыть
Log in and enroll
Уважаемые слушатели, некоторые материалы данного курса доступны для ознакомительного просмотра. Чтобы получить доступ ко всем материалам курса, необходимо оплатить доступ к материалам.
После прохождения курса вы будете обладать знаниями о психологических проблемах и возможных путях их решения. Получите знание о тех закономерностях, которым подчиняется сознание человека. Познакомитесь с методами исследования сознания, а также приобретёте огромный багаж знаний об экспериментальных феноменах, связанных с изучением сознания.
- About
- Format
- Requirements
- Education results
- Formed competencies
- Education directions
About
Сознание – самое ценное и самое загадочное достояние человека.
Но до сих пор никто не знает, ни что такое сознание, ни как оно возникло, ни что оно делает. Курс представляет психологический взгляд на проблему сознания. Мы рассмотрим, как строятся теоретические гипотезы и как их нужно проверять в экспериментах. Слушателям будет предложен оригинальный подход к проблеме сознания, выводящий природу и законы работы сознания из логики процесса познания.
В курсе рассматривается разнообразный круг поражающих воображение феноменов и экспериментальных результатов, которым дается единообразное объяснение. Указан путь, позволяющий приоткрыть завесу многих тайн, окружающих сознание, в том числе путь решения «вечных проблем», над которыми веками бьются мыслители (философы, психологи, физиологи, лингвисты и др.). Первые две лекции вводят слушателя в проблематику психологии сознания и знакомят с историей исследований. Основное содержание курса представлено в виде законов работы сознания, которые позволяют обобщить накопленный исследователями материал. Каждую неделю слушателям будут предложены лекции, демонстрационные материалы, а также задания по пройденному материалу.
Format
Форма обучения заочная (дистанционная). Каждую неделю необходимо будет прослушивать лекции и отвечать на вопросы, которые задаются по их ходу. В конце каждой недели вам будет необходимо выполнить задания, которые будут оцениваться лекторами и другими слушателями. Чтобы получить сертификат, вам нужно будет выполнить все задания и сдать итоговый экзамен.
Requirements
Курс имеет вводный характер и ориентирован на всех, кто интересуется проблемой сознания. Но все же рассчитан, в первую очередь, на бакалавров, которые планируют заняться научными исследованиями в области психологии и когнитивной науки. Тем не менее курс также может быть полезен биологам, философам, физиологам, лингвистам и культурологам. Курс не требует специальных знаний. Однако слушателям, обладающим базовыми знаниями по общей и экспериментальной психологии, будет легче усваивать материал.
Course program
Неделя 1. Введение. Сознание в ореоле вечных проблем
Неделя 2. Пестрота подходов к проблеме сознания в истории психологии
Неделя 3.
Рациональность сознания (Закон Юма)
Неделя 4. Реакция сознания на неожиданность (Закон разрыва Шаблона)
Неделя 5. Работа сознания по вытеснению и сглаживанию противоречий (Закон Фрейда-Фестингера).
Неделя 6. Процессы классификации как способ преодоления противоречий
Неделя 7. Как ведет себя сознание, если противоречий нет (Закон Джеймса)
Неделя 8. Законы последействия
Неделя 9. Заключение. Вечные проблемы в ореоле сознания
Неделя 10. Контрольное задание по курсу
Education results
В результате освоения дисциплины студент:
1. Должен знать:
- основные проблемы, стоящие перед психологией сознания;
- состояние и качество современных экспериментальных исследований в области психологии сознания;
- методологические основы исследования сознания в психологии.
2. Должен уметь:
- использовать различные методы, приемы и способы при разработке проблемных вопросов в области психологии сознания;
- критически оценивать и интерпретировать новейшие достижения в области психологии сознания и применять их в научно-исследовательской деятельности;
- формулировать теоретически обоснованные исследовательские задачи.
3. должен владеть:
- важнейшими научными достижениями в области психологии сознания.
Formed competencies
Дисциплина участвует в формировании универсальных компетенций обучающихся по образовательным программам бакалавриата/специалитета, а также иных компетенций, предусмотренных образовательной программой.
Education directions
37.00.00 Психологические науки
Санкт-Петербургский государственный университет
Аллахвердов Виктор Михайлович
Доктор психологических наук
Position: профессор, заведующий кафедрой общей психологии
Гершкович Валерия Александровна
Кандидат психологических наук
Position: доцент кафедры общей психологии
Карпинская Валерия Юльевна
Кандидат психологических наук
Position: доцент кафедры общей психологии
Морошкина Надежда Владимировна
Кандидат психологических наук
Position: доцент кафедры общей психологии
Иванчей Иван Иванович
Кандидат психологических наук
Position: младший научный сотрудник
Certificate
Сертификат выдается при условии успешного выполнения контрольных заданий и прохождении финального аттестационного испытания с прокторингом.
Similar courses
15 February 2021 — 31 December 2023 г.
Нейролингвистика
СПбГУ15 February 2021 — 31 December 2023 г.
Безопасность жизнедеятельности
СПбГУ15 February 2021 — 31 December 2023 г.
Всеобщая история. Часть 1
СПбГУК сожалению, мы не гарантируем корректную работу сайта в вашем браузере. Рекомендуем заменить его на один из предложенных.
Также советуем ознакомиться с полным списком рекомендаций.
Google Chrome
Mozilla Firefox
Apple Safari
Является ли психология наукой и есть ли сознание у кошки / Хабр
В прошлый вторник у нас выступала Ира Овчинникова — научная сотрудница Лаборатории междисциплинарных исследований развития человека СПбГУ, ассистентка-исследовательца в University of Houston.
Большую часть времени на работе Ира исследует, как опыт раннего детства влияет на языковое развитие и как это отражается в мозговой активности, а также занимается изучением расстройств развития.
Делимся с вами записью и расшифровкой эфира.
Меня зовут Ира Овчинникова, я – научный сотрудник Лаборатории междисциплинарных исследований развития человека в СПБГУ. Еще я пишу диссертацию в университет Хьюстона, поэтому я сейчас в Хьюстоне, на 9 часов назад от Москвы, и у меня сейчас где-то середина дня.
Q: психология – это наука?
Это нормальный вопрос, которым задаются все. И студенты психфака, и люди, которые занимаются психологией.Ответ простой: все то, что соответствует критериям научности и маркируется как наука – это наука. В 30-х годах прошлого века Карл Поппер ввел критерий фальсифицируемости теорий: то есть, любая теория может считаться научной, если ее можно опровергнуть какими-либо фактами, экспериментами на эмпирическом материале. Проблема психологии здесь очевидна: теория будет связана с общими понятиями, которые являются абстрактными, но материальный мир – он здесь и сейчас.
Для того, чтобы отвечать этому критерию, в психологии есть понятие операционализации. Это когда я беру абстрактное понятие и прихожу к конвенциональному мнению о том, как мы будем это понятие высчитывать. Таким примером будет являться скорость ответа на некие стимулы.
Я вообще – когнитивный психолог (скоро объясню, что это значит). Также это может быть скорость обработки, точность ответа, множество других понятий операционализации. Так теории, мысли, идеи, которые относятся к психологии, могут быть как научными, так и вовсе не научными. К ненаучным теориям относится классический психоанализ, например: его просто нельзя опровергнуть. Потому что, согласно классическому психоанализу, вообще все – возможно. При этом, из психоанализа за 60 лет развития мысли выросли теории, которые являются опровержимыми. Например, теория привязанности Мэри Эйнсворт, где нас интересует то, как ранний младенческий опыт влияет на развитие человека.
Далее, в психологии есть когнитивное направление.
Я занимаюсь исследованиями нейроимиджинга в расстройствах развития в данный момент, хотя начинала 12 лет назад с исследований формирования понятий.
Мне всегда было интересно, как люди формируют понятия, как учатся новому, и как происходят ошибки в этой истории. Последние 4 года я занимаюсь нейроимиджингом, психофизиологией, также занимаюсь МРТ у людей с расстройствами развития – это аутизм, дислексия, класс других расстройств.
Q: какие существуют методы нейроимиджинга, где они применяются, как вы их используете?
Нейроимиджинговые методы можно классифицировать по двум шкалам. В целом, это все методы, где мы пытаемся понять, как устроен мозг как биологический субстрат, как он функционирует и реагирует на разные стимулы. Все методы можно поставить на график с двумя осями: Х – это временное разрешение (то, как точно во времени мы улавливаем информацию о процессах), а Y – пространственное разрешение (то, насколько маленькие процессы мы можем увидеть).Например, МРТ, на которую вас могут отправить для определения проблем с любым органом – это обычно структурная МРТ. То есть, рентгенолог или исследователь будет смотреть, как орган выглядит и находится в пространстве.
И, если это анатомическая МРТ, то я не смогу посмотреть на то, как тот же мозг функционирует – только на то, из чего он состоит. Или меня может интересовать, например, diffusion tensor imaging (DTI) – как связаны разные части мозга. И у такого метода очень низкое временное разрешение, почти нулевое – информация берется за один момент, никакой динамики нет. Зато у него высокое пространственное разрешение, я могу видеть не только отдельные структуры, но и ядерный уровень, хотя я не буду видеть отдельные слои.
ЭЭГ – это обратная ситуация. Я накладываю на человека шапку с электродами, обладающими высоким временным разрешением, и получаю информацию с точностью до миллисекунд. Это очень высокое временное разрешение для человеческого мозга. Но пространственное разрешение будет очень низким, потому что я буду угадывать, какие части мозга реагируют. Придется использовать усредненное представление о том, как в черепной коробке расположен мозг и какие его части отвечают на сигналы.
Q: а как понять, как связаны части мозга? Pathways или анатомические структуры, которые соединяют?
Для этого есть специальный метод – это как раз DTI.
Нас в этой ситуации интересует, каким образом вода реагирует на магнит, так как у вас будет происходить изменение направления молекул воды. И по этим направлениям мы выстраиваем пути белого вещества. Здесь надо понимать, что это та часть, где происходит очень большое количество программирования, потому что МРТ – это не фотоаппарат.Я эту метафору часто использую, когда рассказываю студентам или коллегам о том, как работает МРТ: то есть, у меня нет другой возможности на 100% узнать, что происходит в организме, кроме вскрытия. Но я, конечно, хочу, чтобы испытуемые были живы.
МРТ позволяет с высокой точностью предугадывать, как выглядят наши пути, но это все же – модели. В том числе и тогда, когда вы идете к врачу, и он пытается понять по вашему скану, как у вас связаны разные части мозга. Разные методы обладают разной точностью, и с годами качество методов повышается – это тоже входит в мои задачи. Здесь работают люди с разной экспертизой, и это всегда будет междисциплинарная наука, где люди с образованием в области физики, инженеры, математики, и также, в том числе, люди, занимающиеся когнитивной психологией и психологией развития, будут выстраивать максимально правдоподобную модель.
Q: но у всех людей же одинаково расположены в пространстве сосуды в отделах мозга?
Нет, различия есть. Я не думаю, что сейчас могу точно сказать, но потом покидаю ссылок об этом. В целом, мы всегда надеемся, что все расположено в пространстве схожим образом, крайне близко, но бывают отклонения — и расстройства, и такие, что никак не влияют на качество жизни человека и на восприятие и обработку им информации.Q: как применяете ЭЭГ в исследованиях?
Надо понимать, что ни одно из исследований, в которых я участвую, не может быть выполнено одним человеком. Это огромный миф: наука уже давно не существует в формате «седовласый человек сидит в белой башне», всегда работают большие команды. Проекты, в которых работаю я, зачастую осуществляются силами 30-40 человек. Всегда большие выборки, большая работа по поиску испытуемых, менеджменту данных.Например, сейчас в нашей лаборатории в Санкт-Петербурге идет большой проект по исследованию биоповеденческих показателей у людей с опытом институционализации.
Под институционализацией мы понимаем людей, которые жили в детских домах или домах ребенка.
Про детские дома все слышали, а дома ребенка — это структуры детского дома для детей до 4 лет (после 4 лет их переводят в детские дома, дома-интернаты). Нам интересно, каким образом такой ранний опыт влияет на развитие – как в детстве, так и в подростковом возрасте и зрелости. Наш основной фокус – это языковое развитие. Есть большая гипотеза о том, что институционализация в раннем возрасте снижает разнообразие и количество языковой информации, обращенной к конкретному ребенку.
Есть большие социальные изменения, которые происходят в этой области: когда людей, которые работают с детьми – воспитателей, нянечек – обучают больше взаимодействовать с детьми, разнообразить их опыт общения. Но всем понятно, что это все равно не «свой» ребенок, и, как бы хорошо эти люди не делали свою работу – а я встречала замечательных воспитателей и нянечек – все равно получается определенная специфика проживания, рабочие условия.
И нас интересует, каким образом влияет на ребенка эта специфика, отсутствие близкого взрослого. Под близким мы понимаем того, на которого ребенок всегда полагается, который почти всегда доступен, с которым он формирует безопасную привязанность и с которым у него самые близкие отношения. Обычно, зачастую, это – мама. Этот взрослый формирует, выдает ребенку языковую информацию, помогает формироваться его когнитивной системе. Это влияние мы рассматриваем с точки зрения психофизиологии; меня интересует, как дети по-разному (или одинаково) обрабатывают языковую информацию, языковые стимулы в экспериментах, и сохраняются ли эти различия в подростковом и взрослом возрасте.
Например, есть такой эксперимент, представленный в парадигме oddball paradigm – я его очень люблю. Компонент, который там представлен, называется «негативность рассогласования» (mismatch negativity). Так, например, для детей, типично развивающихся, характерно следующее: до года жизни (примерно) они могут различать звуки разных языков.
Так, например, дети будут различать звуки «та», «га» и звук, который я не могу произнести (горловой звук между «Г» и «Д», часть хинди). С возрастом, к году жизни, языковые статистики накапливаются, и ребенок перестает слышать разницу между звуком хинди и русским языком, он просто перестает быть особенным, различающимся. Проявляется это так: вы предъявляете аудиально ребенку повторяющийся ряд звуков «га» (очень много), это становится линией отсутствия изменений. Дальше, когда ребенок слышит звук «та», который для него различен, на мозговой активности вы видите резкое изменение, скачок. Это и есть негативность рассогласования. До года жизни, вне зависимости от того, предъявите ли вы редким стимулом «та» или горловой звук, вы будете видеть негативность рассогласования. Если же вы проведете это эксперимент на типично развивающихся детях после года жизни (русскоязычных, это важно), то вы не увидите этой негативности рассогласования на звук из хинди, или в принципе на звуки из неродной речи.
Нам было интересно, происходит ли такое же запоминание звуков у детей, проживающих в домах ребенка, или же негативность рассогласования остается и в более старшем возрасте. Мы провели эксперимент. Оказалось, что фонологическое осознание – возможность услышать различие между звуками хинди и родным языком — стирается и у детей из домов ребенка. То есть, они получают достаточное количество языкового инпута для того, чтобы обладать информацией о родном языке и речи – то есть, точно умеют определять родной язык.
При этом, если мы проводим эксперименты, связанные с более высокими структурами обработки информации – например, когда детей просят называть объекты, или когда им показывают картинку мальчика и говорят, что это цветок – информация обрабатывается дольше у детей из домов ребенка. Поэтому мы считаем, что там присутствует некоторое отставание в языковом развитии. Это мы видим и на поведенческих методиках; мы никогда не работаем только с психофизиологией, считаем, что это не очень информативно.
Работа также и на поведенческом уровне позволяет сопоставить, то, что видно на уровне поведения и на уровне активности мозга. Есть ли полностью совпадающая интерпретация, или я буду видеть различия, и буду считать в такой ситуации, что на уровне поведения иногда различий нет, а на уровне мозговой активности – есть, и это не до конца сглаженное различие. Хотя оно может сглаживаться с годами, в зависимости от того, когда человек попал в семью, как долго он прожил в доме ребенка или детском доме.
Q: какая из трактовок слова «сознание» актуальна?
Я не занимаюсь проблемами сознания. Я понимаю, что существует большое разнообразие трактовок сознания, но сейчас я использую это понятие на достаточно бытовом уровне – как возможность осознавания.Q: Вы видели контент Виктории Степановой? Можно считать ее психологом? Она считает, что может по фото определить сексуальную ориентацию.
Нет, это невозможно. Не знаю, кто такая Степанова.Кстати, могу поговорить про псевдопсихологию и то, почему она нас тоже бесит.
Возможно, еще сильнее, чем людей, которые не занимаются психологией. Это большая проблема: когда я прихожу куда-то, я не представляюсь психологом. Потому что иначе все подумают, что я сейчас буду рассказывать про ведических женщин, решать чужие проблемы, говорить, как надо правильно жить и рекомендовать психотерапевта.
Насчет психотерапевтов – я могу порекомендовать сообщества, которым я доверяю, или людей, с которыми я училась (или у которых училась). Но все остальные пункты – это совсем мимо меня, я таких советов не даю.
Псевдопсихология раздражает меня потому, что мне сложнее с ней бороться. Я оказываюсь в ситуации, когда я вижу человека, с которым была в хороших отношениях лет 10 назад, и он вдруг ушел в псевдопсихологию, и я понимаю – ой, похоже, мы не будем больше общаться. Для меня это болезненно. Люди, которые только смотрят на псевдопсихологию со стороны, могут просто сказать: ну, я просто не буду с ним знакомиться. Это во-первых.
Во-вторых, псевдопсихология плохо влияет на научную психологию.
Она автоматически ставит под сомнение ее научность; «наука ли это» — нормальный вопрос, который все задают. Кроме того, и рассказывать про исследования, которые произошли в психологии, приходится с самого начала. Приходится начинать с методологии Карла Поппера; после него происходило еще много чего – был Марк Полони, например, и большая группа британских и венгерских методологов. И все это приходится рассказывать очень быстро, чтобы потом рассказать всего лишь об одном исследовании.
Я думаю, что это все точно так же может влиять на большое количество людей, которые отвечают за финансирование разных областей науки, особенно в России, и у которых нет возможностей, времени или желания подробно разбираться в том, как работают те или иные области знаний.
Я хотела рассказать про два других своих любимых проекта, помимо проекта по институционализации. Вторая большая область, которая меня интересует в нашей лаборатории – это проект по превалентности (распространенности) расстройств аутистического спектра на территории Российской Федерации.
В значимости от того, как мы будем считать распространенность, и насколько окажется распространено каждое конкретное заболевание, расстройство или другая особенность развития, мы, как государство, должны будем изменять финансирование каждой конкретной области. В данный момент нет точной статистики по России по тому, как часто встречаются РАС.
Лаборатория, в которой я работаю, существует в плотном сотрудничестве с фондом «Выход», помогающим семьям с людьми с расстройствами аутистического спектра. Соответственно, мы начинали проект в Санкт-Петербурге, в Приморском районе, для оценки распространенности РАС. Это заняло у нас три года, мы продолжаем этим заниматься. Это очень большой проект. Он связан с необходимостью, во-первых, наладить понимание демографической статистики в целом в конкретном регионе. Команда большая, мультидисциплинарная, работают люди, занимающиеся популяционными исследованиями. Например, когда вы оцениваете популяционное исследование, вы строите модель, в которой вы пытаетесь понять, каким образом вы можете максимально представить генеральную совокупность (это все люди, на которых вы планируете перенести этот результат; например, когда мы говорим про конкретный район, это дети, проживающие в этом районе).
Вам нужно оценить численность и демографическое разнообразие генеральной совокупности, чтобы понять, где вы конкретно можете получить качественную информацию об этих детях.
Такие исследования происходят в два этапа. Первый этап – это скрининговый этап; то есть, мы определенным образом работаем с поликлиниками, опрашиваем как можно большее количество людей по короткому опроснику. В нем они отвечают особенности развития своего ребенка, отвечая на вопросы « да/нет». Есть понятие «красных флажков» — особенностей, которые характерны для детей с РАС или для расстройств развития в принципе. Когда человек набирает определенное количество «красных флажков», мы связываемся с семьей и приглашаем их на второй этап. Кроме того, мы стараемся найти детей с минимумом «флажков» — потенциально нейротипичных, и также приглашаем их в лабораторию. На втором этапе мы занимаемся полной оценкой развития, включая батарею, связанную с оценкой РАС. Таким образом, мы определяем распространенность РАС в конкретном регионе, и это позволит нам создавать дизайн исследования, которое можно будет в полной мере провести в России.
За это я люблю работу в своей лаборатории. Она не только дает мне возможность заниматься разными проектами, но и позволяет чувствовать, что я делаю что-то социально полезное.
Третий проект, о котором я хотела рассказать – это проект о расстройстве языкового развития в изолированной популяции на крайнем севере России. Этот проект для меня интересен потому, что под «изолированной популяцией» мы понимаем популяцию из всего 800 человек. Эта конкретная популяция известна этим расстройством. Мы оцениваем, каким образом расстройство языкового развития передается у них, и смотрим, как это представлено на разных поколенческих уровнях. Мы собираем рассказы у бабушек, у мам, у всех ближайших и дальних родственников для того, чтобы оценить их языковое развитие, проводим полный комплекс оценки языкового развития у детей, смотрим, каким образом происходят связи внутри одной семьи.
Q: с чего начать, чтобы научиться помогать развитию ребенка?
Я не могу отвечать на этот вопрос, это слишком индивидуально.
Кроме того, совершенно необязательно делать буст развития. Я верю, что люди, которые посещают хабр, читают, пишут на хабре – очень развитая аудитория; продолжайте просто играть и говорить со своими детьми.Я не занимаюсь индивидуальным консультированием. Я не клинический психолог, это важно. Я имею право работать с клиническими популяциями, но не имею права проводить консультации (и никогда к этому не стремилась).
Q: какое исследование можно провести на ложные воспоминания?
Почитайте Элизабет Лофтус, это очень классно.Для всех: ложные воспоминания – это такое событие, которое, как вам кажется, случилось с вами, вы уверены, что помните его, но на самом деле его не было. Элизабет Лофтус – психолог, исследователь памяти, человек, который больше всех вложил в развитие исследования ложных воспоминаний; про нее очень интересно читать, даже если вы не интересуетесь психологией.
История с ложными воспоминаниями выглядит следующим образом: когда вы оказываетесь, например, свидетелем аварии, то от того, как вам зададут вопрос, будет влиять то, какой ответ и каким образом вы дадите.
Если разных людей спрашивать, с какой скоростью МЧАЛАСЬ машина и с какой скоростью ЕХАЛА машина до аварии, то, статистически, те люди, кого спрашивали со словом «мчалась», будут давать более высокие оценки скорости, чем вторая группа.
Элизабет Лофтус очень много работала (и работает, как мне кажется) с системой заключенных и людей, находящихся в предварительном заключении и это влияло на изменение протоколов допроса на территории США.
Q: ложные воспоминания – это дежа вю?
Ложные воспоминания – это когда вы считаете, что с вами что-то происходило какое-то время назад, и вы уверены в этом. Например, в том, что вы были в Диснейленде. А ваши родственники говорят – не были мы в Диснейленде в твоем детстве, прости. Может быть какое-то более обширное воспоминание. А дежа вю – это когда вам кажется, что о событии, которое только что произошло, вы знали заранее. Дежа вю и ложные воспоминания, как считается, имеют общие корни, но подробнее про дежа вю я не могу сказать.
Q: может ли служить примером ложных воспоминаний детализация сна?
Ведь, как правило, нам снятся размытые образы, а уже четкость и логичность событий произошедших во сне мы додумываем, пересказывая сон.Я боюсь соврать, поэтому я скажу, что не знаю. У меня есть собственные додумки, но это не может считаться экспертным знанием.
Я хотела еще поговорить на тему «что делать, если у меня образование физика, математика, CS и я хочу работать в нейронауке или когнитивной науке». Во-первых, это классно, приходите к нам, у нас есть печеньки. Во-вторых, перед этим почитайте литературу. Я очень рада людям, которые приходят в когнитивную нейронауку со знаниями из других областей; мне, например, в команде не хватает человека с инженерным образованием, или со знанием классической математики, теории графов.
У меня есть проект про связность головного мозга у детей с опытом институционализации – это проект, который я делаю в этом семестре. Я пытаюсь взять разные метрики коннективности (связности) и написать скрипт, который позволит мне обработать один и тот же набор данных, используя разные метрики, и получить разные результаты, а дальше – написать к этому каждый раз отдельную интерпретацию и отдельное представление о том, какое заключение можно сделать.
И так же сделать с данными взрослых людей с опытом институционализации. Проблема в том, что я пишу на Arc, но плохо пишу на Python и совсем не умею работать с Matlab, а это очень пригодилось бы. Мне хорошо было бы иметь в помощь кого-то, с кем можно обсуждать разные метрики. Я начинаю сейчас теорию графов, использую метрики из теории графов, но остается большое разнообразие оценочных систем, например – динамических систем. Это было бы очень в помощь.
Есть одна проблема, которая происходит с людьми, приходящими из областей, которые считаются более естественно-научными. Это как на той картинке из xkcd, где проранжированы разные научные области в представлениях о их точности, и математик говорит: «Да вас отсюда вообще не видно». Люди, которые приходят в когнитивную науку или нейронауку из более точных областей, считают, что, сейчас они возьмут тот метод, который использовали до этого – например, машинное обучение – и приложат его, а потом расскажут мне, как работает вся область знания.
Это не срабатывает. Потому что для того, чтобы вам интерпретировать результаты ML (в том числе), или чтобы сделать более точную модель, надо понимать, что происходит внутри. А для этого нужно получить хотя бы часть того образования, которое люди по 10 лет получают.
Это не наезд. Я действительно призываю вас прийти к нам и попробовать что-нибудь сделать, если вам интересно. Я попрошу оставить мои контакты под видео. Может быть, вы сможете присоединиться к одному из наших проектов и даже попасть к нам на постоянной основе; я надеюсь, что в ближайшем будущем у нас появится позиция инженера. Но такая классическая проблема остается.
У меня есть хороший друг, он пишет диссертацию по использованию ML с данными МРТ. Он сам физик. И примерно раз в месяц он мне говорит: данные какие-то непонятные, что тут происходит? И я ему пересказываю кусок cognitive neuroscience. Конечно, я понимаю, что для того, чтобы иметь достаточно знаний на эту тему, нужно большое количество времени, и у него этого времени просто не было.
Поэтому, если вы хотите работать в нейро- или когнитивной науке и хотите прийти в проект – пишите в лаборатории, которые этим занимаются. Обязательно найдете проект, который будет вам подходить, и в котором общаться будет приятно и интересно, и вас будут в состоянии адекватно услышать.
Кстати, есть отличная смешная история на тему того, «что делать, если у меня образование физика, математика, CS и я хочу работать в нейронауке». Илон Маск какое-то время назад анонсировал компанию, связанную с нейро, чтобы построить artificial intelligence. И сделал объявление в твиттере: приходите все, нужны только предварительные знания в области инжиниринга или программирования, и нужно, чтобы не было предварительных знаний в области когнитивной психологии, нейро или чего-то подобного. Все бы ничего, но через какое-то время они делали презентацию этой компании, и на картинке с описанием мозга перепутали левую и правую части (это просто сделать, если вы никогда не смотрели на мозг и не представляете, как он устроен).
Такая шутка теперь есть. Хотя я очень уважаю Илона Маска.
Q: есть ли сознание у кошки?
Сейчас я воспользуюсь этим моментом. У меня есть чудесный опыт, где я имею прекрасную возможность обсуждать наличие сознания, поведения и прочего у животных. У моих прекрасных друзей есть проект bobig.ru — это научно-просветительский проект, в котором они рассказывают про взаимодействие с собаками, про то, какие аспекты жизни и поведения собак существуют. Они ставят классные ссылки на исследования. Там можно прочитать про сознание у собак – это схожий вопрос, и ответ тоже будет схожий.Множество измерений сознания
Сознание — сложное явление, включающее множество измерений.
Источник: ShooInau/Pixabay
Осведомленность
Что вы знаете прямо сейчас? Есть ли шум с улицы снаружи? Может быть, запах соседней чашки кофе? Или, может быть, яркость экрана, на котором вы это читаете, или чернила и бумага, на которых это напечатано?
Ключевая часть нашего человеческого опыта состоит в том, чтобы осознавать окружающий мир, а также осознавать свое тело и свой разум: чувствовать, когда мы голодны или испытываем боль, испытывать ряд эмоций и осознавать наши собственные мысли.
Мы можем размышлять и планировать, решать проблемы, извлекать информацию и ностальгически переживать прошлый опыт. Осознание занимает центральное место в том, что мы называем сознанием, но, как мы вскоре увидим, далеко не единственный фактор.
Отсутствие сознания — верный признак того, что кто-то без сознания (именно поэтому проверка на реакцию — один из начальных шагов при оказании первой помощи). Анестезия делает хирургического пациента бессознательным, потому что она лишает сознания — как внешнего мира, так и, что особенно важно, любых внутренних ощущений, таких как боль. Менее крайним случаем является сонливость, которая снижает осознанность, но не устраняет ее полностью.
Но вот загадка: во многих состояниях наше восприятие окружающего может быть серьезно нарушено, хотя, возможно, оно все еще остается в сознании. Пример находится в состоянии flow , что означает полное погружение в увлекательное и приятное занятие. Многие сообщают, что состояния потока являются одним из самых значимых переживаний в их жизни, а также говорят о том, что они гиперсознательны, даже когда внешнее осознание снижается.
Исследования показывают, что состояния потока снижают осознанность (Sadlo, 2016) и что снижение самосознания является ключевым аспектом входа в состояние потока (Nakamura & Csikszentmihalyi, 2002).
Сновидение представляет собой противоположную проблему: мы можем хорошо осознавать переживания сна, но не иметь многих других аспектов, обычно связанных с сознанием, когда мы спим. Мы редко можем контролировать то, что происходит в наших снах, мы просто увлекаемся. Помимо отсутствия стратегического контроля, даже способность анализировать то, что мы осознаем, кажется нарушенной (вещи, которые кажутся вполне понятными во сне, могут показаться совершенно абсурдными, когда мы думаем о них позже в состоянии бодрствования).
Из этого мы можем видеть, что осознание не бинарно, а движется по спектру от гиперсознания через сонливость к полному несознанию (например, под анестезией). Эти примеры также показывают, что, хотя сознание и осознание явно связаны, это не одно и то же. Сознание имеет множество измерений, и осознание — лишь одно из них — отдельный феномен, являющийся ключом к одному конкретному аспекту: сознательному содержанию.
Осознание имеет спектр и тесно связано с сознанием, но не идентично.
Источник: Damian K. F. Pang
Бодрствование и возбуждение
Осознанность трудно оценить снаружи, поэтому в медицинских учреждениях бодрствование часто используется как мера сознания (подробнее см. «Что такое сознание»). ?»). Простая форма оценки бодрствования — проверить, может ли человек открыть глаза и есть ли основные рефлексы, такие как кашель и глотание (Национальная служба здравоохранения, 2022). Хотя это и полезно, это упрощенный подход.
Бодрствование само по себе многомерно. Ключевым из них является возбуждение , которое описывает уровень бдительности, внимательности и готовности к действию (Lecea et al., 2012). По сути, возбуждение описывает, насколько наши физиологические и психологические системы готовы к действию: общую оперативную готовность. Точно так же, как и осознание, возбуждение не бинарно, а имеет спектр уровней — от чрезмерного возбуждения, когда мы сталкиваемся с опасностью, до глубокого сна, когда системам требуется некоторое время для загрузки даже после пробуждения (это называется 9).
0015 инерция сна ).
Возбуждение и бодрствование являются ключевыми компонентами сознания и входят в спектр.
Источник: Damian K. F. Pang
Упрощенная модель
Используя бодрствование и осознанность, мы можем создать упрощенную модель сознания, которую можно представить в виде двухмерного пространства. Большинство обычно происходящих событий движутся по диагональной линии, что означает, что бодрствование и осознание увеличиваются или уменьшаются примерно одинаково — например, когда мы переходим от сознательного бодрствования через сонливость ко сну. Однако есть государства, которые не следуют этому правилу. Хорошим примером являются сновидения, когда у нас высокий уровень осознания, но очень низкий уровень бодрствования.
Упрощенная модель отслеживает сознание по измерениям сознания и бодрствования/возбуждения.
Источник: Damian K. F. Pang
Слишком упрощенно? Много недостающих измерений
Эта модель может помочь нам понять и классифицировать различные состояния сознания и объяснить, как сознание связано с осознанием и бодрствованием, но отличается от них.
Однако эта модель сильно упрощает многие сложности, связанные с сознанием (Pang, 2023). Осознание само по себе не является одномерной сущностью. Например, когда мы поглощены какой-то задачей, мы можем быть сверхосознанными во всем, что связано с этой задачей, но можем не замечать ничего другого, что происходит вокруг нас или внутри нас (вот почему мы можем даже забыть поесть или поесть). не замечать людей, входящих в комнату). И наоборот, боль может заставить нас чрезмерно осознавать определенную область нашего тела и не позволит нам сосредоточиться на задаче.
В обоих случаях некоторые аспекты сознания исключительно высоки, в то время как другие не сильно отличаются от тех, кто спит. Другим недостающим аспектом является модальность осознания: сильный запах может заставить нас внезапно осознать наше обоняние, которое мы, возможно, полностью игнорировали до этого момента. Даже если мы не осознавали никаких запахов до того, как почувствовали этот неприятный запах, это не означает, что мы были без сознания или даже менее сознательны.
Очевидно, что для того, чтобы быть сознательным, не требуется осознавать все наши чувства. Это всего лишь несколько примеров, и этот список можно значительно расширить, включив в него бодрствование и возбуждение. Дело в том, что эта модель является полезным представлением, но не точным описанием сознания.
Заключение
Сознание — сложная и до сих пор во многом загадочная концепция, которую невероятно трудно полностью описать и измерить. Осознание, бодрствование и возбуждение напрямую связаны с сознанием, но сами по себе не тождественны сознанию. Есть состояния сознания, которые характеризуются высокой осознанностью, но низким уровнем бодрствования, и наоборот. Нанесение этих двух измерений на график служит полезной иллюстрацией сознания как двумерной конструкции. Хотя это и полезно, это грубое упрощение многих связанных с этим сложностей и нюансов и не включает многие другие измерения, составляющие загадочную вещь, которую мы называем сознанием (см. «Что такое сознание?»).
Что такое сознание? | Psychology Today
Сознание — это то, с чем мы больше всего знакомы. Ощущение солнечного тепла на лице, радость от встречи с любимым человеком или волнение от катания на американских горках — все наши переживания, от ощущений до мыслей и эмоций, связаны с сознанием. Это кажется парадоксальным, но, несмотря на то, что сознание находится в центре любого опыта, его трудно определить и до сих пор плохо понимают с научной точки зрения.
Мы знаем о далеких галактиках и глубочайших районах океана больше, чем о своем сознании. Несмотря на то, что сознание обсуждалось философами на протяжении тысячелетий и стало активной и процветающей областью научных исследований, оно остается в значительной степени загадкой — но странной загадкой, которую мы можем не очень хорошо понимать, но с которой хорошо знакомы.
Итак, что такое сознание? Многие пытались ответить на этот, казалось бы, простой вопрос (я расскажу о большинстве влиятельных взглядов в этом блоге), но общепризнанное определение все еще кажется неуловимым.
Начнем наше исследование с похода к стоматологу.
Переживание опыта
Местная анестезия может сделать стоматологическую операцию намного более терпимой. Специализированные нейроны, которые обнаруживают боль, называемые ноцицепторами , все еще реагируют даже под местной анестезией и пытаются посылать сигналы, чтобы предупредить мозг о повреждении тканей во рту. В то время как некоторые местные анестетики снижают активность ноцицепторов, многие функционируют, блокируя передачу этих сигналов, так что сообщение никогда не достигает головного мозга (другим примером этого является спинальная эпидуральная анестезия, при которой сигнальный путь блокируется в спинном мозге, а не в головном мозге). исходные ноцицепторы; Olschewski et al., 1998). Повреждение тканей во рту — это просто биологическое состояние, а любая ноцицепторная реакция — это просто биохимическая реакция, событие или явление, не имеющее никакого связанного с ним опыта.
Когда мы кусаем сочное яблоко (после восстановления после стоматологической операции), наш разум не может напрямую взаимодействовать с яблоком.
Каким бы ни был разум, он не может непосредственно ощущать сладость, ощущать хрустящую текстуру или чувствовать запах химических веществ, выбрасываемых в воздух. Нам нужен сложный сенсорный механизм внутри нашего тела, чтобы улавливать эти вещи, кодировать их в нейронные сигналы и отправлять в мозг. Когда восходящая сигнализация прерывается (как это было при местной анестезии у стоматолога), все это просто физиологическое состояние или уникальная биохимическая конфигурация наших тел.
Однако, если эти сигналы достигают нашего мозга, когда мы бодрствуем и сосредоточены, происходит нечто экстраординарное: биологические сигналы запускают субъективный сознательный опыт. Мы до сих пор мало знаем о том, как и почему это происходит, но сознание продолжает жить как неоспоримый аспект нашего разума. Несмотря на загадочность, это также один из самых прекрасных и значимых аспектов нашего человеческого опыта: это делает жизнь достойной жизни и дает нам врожденное чувство ценности и значимости.
Нет законов, запрещающих бросать камни, но есть очень строгие законы, запрещающие бросать камни в человека.
Причина проста: в отличие от камней, насколько нам известно, люди способны испытывать как боль, так и радость. Все права человека и знаменитое неотъемлемое право на жизнь, свободу и стремление к счастью, закрепленные в Декларации независимости США, основаны на способности человека получать опыт. Сознание является основой нашего опыта и поддерживает все это.
В самом базовом смысле сознание связано с опытом. В некотором смысле это превращает состояние мира или определенную конфигурацию атомов, молекул, органов и всего остального в опыт. Другой способ взглянуть на это как на активный переживание переживание.
За нашим внешним фасадом скрывается богатый внутренний мир, основанный на сознательном опыте.
Источник: Александру Здробэу | Unsplash
На пути к нейронной корреляции и возвращению к опыту
Несколько десятилетий успешных исследований раскрыли многое из того, что стоит за нашим сознательным опытом, например, сложные и запутанные мозговые процессы, необходимые для того, чтобы собрать воедино то, что мы ощущаем.
Даже расшифровка происхождения звука в трехмерном пространстве требует сложных вычислений в рамках специализированной нейронной архитектуры. Тем не менее, мы не осознаем напрямую ни одной из этих бесчисленных операций, которые происходят за кулисами и без усилий поворачиваются в сторону громкого звука. Эти захватывающие идеи могут в мельчайших подробностях описать активность мозга, связанную с определенными формами сознательного восприятия. У нас уже есть богатый каталог таких нейронных коррелятов , и часто добавляются новые результаты.
Проблема в том, что, хотя нейронные корреляты подчеркивают необходимую работу мозга на заднем плане, которая делает возможными конкретные сознательные переживания, сами они не могут объяснить такие переживания. Процессы бессознательны, и даже результаты часто могут быть неосознанными, например, когда мы отвлекаемся или когда более сильный стимул подавляет другой. В этих случаях одни и те же процессы не приводят к сознательному переживанию.
Американские горки могут стать захватывающей поездкой, но если они пустуют и на них никто не катается, острых ощущений не возникает. Это не означает, что внутри находится маленький человек, наблюдающий «театр разума» — то, что британский философ Гилберт Райл (1949/2002) насмешливо называл «догмой о Призраке в Машине». Большинство ученых и философов отвергают это представление. Однако это означает, что хотя нейронные корреляты сознания невероятно полезны, они не полностью объясняют, что такое сознание.
Анил Сет, один из ведущих исследователей в этой области, предполагает, что конечным (или тем, что он называет «настоящим вопросом сознания») является ответ на вопрос, почему конкретная деятельность мозга приводит к определенному сознательному опыту, а не просто установление того, что это делает (Сет, 2021).
Опыты нуждаются в объяснении помимо их механистической основы. Некоторые философы дошли до того, что предположили, что переживаемое является иллюзией (Frankish, 2016).