«Пятое время года. Избранное» читать онлайн книгу 📙 автора Рината Валиуллина на MyBook.ru
«Пятое время года. Избранное» читать онлайн книгу 📙 автора Рината Валиуллина на MyBook.ruЧто выбрать
Библиотека
Подписка
📖Книги
🎧Аудиокниги
👌Бесплатные книги
🔥Новинки
❤️Топ книг
🎙Топ аудиокниг
🎙Загрузи свой подкаст
📖Книги
🎧Аудиокниги
👌Бесплатные книги
🔥Новинки
❤️Топ книг
🎙Топ аудиокниг
🎙Загрузи свой подкаст
- Главная
- Современная русская литература
- ⭐️Ринат Валиуллин
- 📚«Пятое время года.
Избранное»
Избранное»Отсканируйте код для установки мобильного приложения MyBook
Недоступна
Стандарт
(63 оценки)
Ринат Валиуллин
354 печатные страницы
2015 год
16+
Читать онлайн
Эта книга недоступна.
Узнать, почему
О книге
Издание содержит три романа: «Кулинарная книга», «Где валяются поцелуи», «В каждом молчании своя истерика». В них автор попытался расширить идею весны, показав, что она заключается не только в марте, апреле, мае, но гораздо больше в тех, кто нас окружает, кто нас обнимает, целует и насколько вкусны эти поцелуи.
В оформлении издания использована графика и картина Рината Валиуллина «Пятое время года»
читайте онлайн полную версию книги «Пятое время года. Избранное» автора Ринат Валиуллин на сайте электронной библиотеки MyBook.ru. Скачивайте приложения для iOS или Android и читайте «Пятое время года. Избранное» где угодно даже без интернета.
Подробная информация | |
|---|---|
| Дата написания: 1 января 2015 | Объем: 638741 |
| Год издания: 2015 | |
| ISBN (EAN): 9785949622704 | |
Современная русская литература
история любви
мужчина и женщина
Правообладатель
Антология
2 книги
Поделиться
Отзывы на книгу «Пятое время года. Избранное»
IrinaYandemerova
Оценил книгу
Книга о любви — нет.,
Книга о сексе — нет., хотя местами есть проблески этого жанра.
Книга о чем? — ни о чём!
Вот моё послевкусие после прочтении этой книги. Автор как жонглёр играет словами. Мысли…разговоры и снова мысли. Пошлость присутствует в каждом абзаце книги. Мне как девушке было дико не приятно читать — это произведение. Прочитала бы еще раз — Нет и Нет! Хотя есть пара очень интересных высказываний и мыслей героев — которые я бы применила в своей жизни.
2 марта 2017
LiveLib
Поделиться
Цитаты из книги «Пятое время года. Избранное»
Никто не знает тебя настолько, насколько ты сам себя не знаешь.
11 февраля 2020
Поделиться
Женщине мало подвигов, ей нужны преступления
11 февраля 2020
Поделиться
Вот видишь, и тебя тоже к искусству тянет. Женщинам не хватает красок в жизни. Если они не находят художника, который будет их всю жизнь рисовать, то они начинают рисоваться сами
11 февраля 2020
Поделиться
Автор книги
Ринат Валиуллин
29 книг
Другие книги автора
Где валяются поцелуи. Париж
Ринат Валиуллин
Не дура
Ринат Валиуллин
Привязанность
Ринат Валиуллин
Все ее удовольствия
Ринат Валиуллин
Где валяются поцелуи.
Венеция
Ринат Валиуллин
Не складывается – вычитай
Ринат Валиуллин
Другие аудиокниги автора
В каждом молчании своя истерика
Ринат Валиуллин
Не дура
Ринат Валиуллин
Где валяются поцелуи. Париж
Ринат Валиуллин
Не складывается – вычитай
Ринат Валиуллин
Все ее удовольствия
Ринат Валиуллин
Сукалюбовь
Ринат Валиуллин
Книги, похожие на «Пятое время года. Избранное»
По жанру, теме или стилю автора
Дом, в котором…
Мариам Петросян
Зулейха открывает глаза
Гузель Яхина
Чапаев и Пустота
Виктор Пелевин
Яблоки из сада Шлицбутера
Дина Рубина
Лавр
Евгений Водолазкин
Generation «П»
Виктор Пелевин
Женщины непреклонного возраста и др. беспринцЫпные рассказы
Александр Цыпкин
Сердце Пармы
Алексей Иванов
Когда я вернусь, будь дома
Эльчин Сафарли
Авиатор
Евгений Водолазкин
О проекте
Что такое MyBook
Правовая информация
Правообладателям
Документация
Помощь
О подписке
Купить подписку
Бесплатные книги
Подарить подписку
Как оплатить
Ввести подарочный код
Библиотека для компаний
Настройки
Другие проекты
Издать свою книгу
MyBook: Истории
Ринат Валиуллин — Пятое время года.
Избранное читать онлайн бесплатно12 3 4 5 6 7 …25
Ринат Валиуллин
Пятое время года. Избранное
© Валиуллин Р. Р., 2015
© ООО «Антология», 2015
«– Я тебя люблю! – крикнул он. Весть быстро распространилась по всему её телу, и к тому времени как она достигла самых заповедных уголков организма, там уже наступила весна: побежали ручьи желаний, вылупились зелёные листочки надежд, брызнуло эндорфинами солнце чувств, а птицы залились симфонией страсти. Много ли надо женщине, чтобы внутри у неё наступила весна? Много, целых три слова: в нужное время, от нужного человека».
Своей трилогией («Кулинарная книга», «Где валяются поцелуи», «В каждом молчании своя истерика») я постарался передать чувство весны, показать что любовь выражается не только нежностью взгляда и жаром страсти, но что она может ещё и царапать ревностью, звенеть ледяным молчание и рассыпаться стеклянными истериками.
Романы объединены одной общей идеей, которая красной нитью проходит через них, – лучше искать своего человека, чем бояться потерять чужого.
Кулинарная книга
Часть I
Я хотела бы повеситься на твоей шее
Чебуреки
– Зачем ты меня целуешь, если не хочешь?
– А если хочу?
– Тогда можно без поцелуев.
Красивая голая спина белела статуей на фоне жёлтых обоев, женщина мыла посуду. Заниматься любовью не хотелось. Поцеловав её сзади в шею напоследок, я сел за стол и принялся наблюдать, как она работает.
Жена. «Неужели она создана только для этого?» – холодно подумал я, может от того, что ноги мои подмёрзли, а тапочки я так и не нашёл. Сидел за столом в одних шортах, в руках кусок сыра. В задумчивости крошил его на пол. Тапочки не выходили, но вышли тараканы мыслей, однако писать было не на чем, на глаза попалась толстая тетрадь с рецептами блюд, я её распахнул, и первое, на что наткнулся, была надпись «Чебуреки». Через минуту я узнал, что нужно для их приготовления: кефир, мука, масло, сода, соль и фарш. Перевернул тетрадь, чтобы начать писать с другой стороны, с чистой страницы. Если бы жизнь так же перевернуть и начать с чистого листа, пока ты ещё не стал чебуреком.
А может быть, уже стал? Я снова посмотрел на чудную белую спинку, на которой женился и которая уже выключила воду и повернулась:
– Ты опять накрошил.
– У тебя красивая спина, – сделал я ход конём.
– Сыр на полу, а я мыла утром.
– Извини, пытался выманить тапочки.
– Они в коридоре, – не смягчилась от шутки жена.
– Значит, сыр был напрасным.
Жена вздохнула мокрыми руками о полотенце:
– Чай пить будешь?
– Когда я от чая отказывался? – поднял с пола крошки, снова собираясь стать хорошим, неизвестно зачем. Там, где меня и так любили, просто за то что я есть. – Может, чебуреки вечером сделаем? – выронил я ненароком.
– А ты мясо купил?
– Могу предложить своё, – напряг бицепс.
Я представил, как часть за частью закладываю в мясорубку беспокойные фрагменты своего тела. Жуть. Чем-то похоже на любовь, на секс.
– Не пойдёт, будет горчить от негодования, – заварила чай супруга. Я продолжил читать рецепт. «Потом смешиваем муку, соль и кефир, месим до получения однородной массы и даём отстояться.
Далее надо разрезать тесто на равные части, размером с крупное куриное яйцо, и раскатать их на лепёшки». Вот и в жизни, когда ты доходишь до состояния однородной массы и уже не можешь себе позволить… Позволить мечтать, гонишь эту мечту, как шлюху: «Пошла на х… отсюда, от тебя одни неприятности и убытки», понимая, что ты – катыш теста, ты начинаешь разрываться на куски, разбиваться в лепёшку, лишь бы выбраться из этой неизбежности. Но поздно, потому что вместо тела уже фарш. То, что мы обычно называем плотью, которая уже кручена-перекручена, с луком и стрелами, со специями и солью, лежит на диване и смотрит телик. Фарш любит диваны.
Далее следовало выложить фарш на одной половине раскатанного теста и накрыть другой. Потом края слепляются, и можно отправлять полуфабрикат в кипящее масло. Через пять минут его надо перевернуть, ещё через пять чебурек готов.
Я вспомнил свой последний отпуск на берег моря. Нигде так не отпускает, как в отпуске, это как отпуск грехов. Нигде больше не хочется так грешить, как на отдыхе.
Каждый полуфабрикат раз в год обязан съездить куда-нибудь далеко, чтобы полежать на горящей сковородке пляжа пять дней на спине, пять – на животе и поджариться как следует, приобрести цвет побед. Через десять дней чебурек готов.
Удивляясь такому случайному совпадению и своему близкому родству с чебуреком, я инстинктивно крутил в руках кусок сыра, пока наконец не засунул два пальца в его жёлтые дырки, как штепсель в розетку. Ничто так не привлекает мужчину, как отверстия, возможно оттого, что когда-то он с трудом выбрался из одного из них, чтобы потом всю жизнь посвятить возвращению. Домой, в норку, к кормушке, где тепло, где ждут, где ласкают.
– Ты что делаешь? – воскликнула с тревогой жена. – Он же задохнётся.
Я достал пальцы и понюхал.
– По-моему, у него гайморит.
– Вскрытие покажет, – хладнокровно взяла сыр из моих рук жена и разрезала на тонкие дырявые пластыри. Потом приклеила один из них к хлебу с маслом и протянула мне. Я откусил, всё ещё мечтая о чебуреках.
Трудно есть бутерброд с сыром, когда думаешь о чебуреках.
– Ещё? – она уже стелила масло на другой.
– Что-то не хочется, – откусил я и положил на тарелку. – Может сделаешь сегодня чебуреки? Мясо я куплю.
– У меня цыплёнок размораживается, – кивнула она на тарелку у раковины.
– Они начали убивать птенцов, эти птицефабриканты. А из него не получится? – кивнул я на дичь.
– Ты мне предлагаешь его откормить?
– Ладно, курица так курица. Хотя две курицы на одной кухне – это уже перебор.
– Что ты сказал?
– Девушка, вы прекрасны, – положил я руку на её бедро.
– Вас это не касается, – легонько хлопнула Фортуна своей ладонью мою.
– Мяса, говорю, хочется, хочется мяса! Какой сегодня день недели? Пятница? Как быстро летит время, недавно только был понедельник, а завтра уже суббота. Я совсем не чувствую жизни, она просачивается сквозь пальцы где-то между кухней и спальней, работой и телевизором.
– Ты слишком много смотришь в экран, больше чем на меня, – подлила себе чаю жена.
– Глаза всё время ищут новостей, а ты неизменна. Даже не стареешь, – уставился я на неё.
– Это уже похоже на комплимент, – улыбнулась Фортуна первый раз за утро.
Жену звали Фортуной. Жениться на ней можно было только за одно это имя, если тебе не фартило всю предыдущую жизнь.
– Как долго ты сможешь на меня смотреть?
Читать дальше
12 3 4 5 6 7 …25
ПЯТЫЙ СЕЗОН, Н. К. Джемисин Джемисин.
ПРОЛОГ: вы здесь
НАЧНЕМ С КОНЦА СВЕТА, почему бы и нет? Покончим с этим и перейдем к более интересным вещам.
Во-первых, личная концовка. Есть одна вещь, о которой она будет думать снова и снова в ближайшие дни, когда она представляет, как умер ее сын, и пытается разобраться в чем-то столь изначально бессмысленном. Она накроет изломанное тельце Уче одеялом — кроме его лица, потому что он боится темноты, — и сядет рядом, оцепеневшая, и не обратит внимания на мир, который кончается снаружи. Мир внутри нее уже закончился, и ни один из концов не в первый раз.
Она уже старая шляпа в этом.
Что она думает тогда и после этого: Но он был свободен.
И именно ее горькое, усталое «я» отвечает на этот почти-вопрос каждый раз, когда ее сбитое с толку, потрясенное «я» ухитряется произвести его:
Он не был. Не совсем. Но теперь он будет.
Но вам нужен контекст. Давайте еще раз попробуем окончание, напишем по-континентальному.
Вот земля.
Это обычное дело. Горы и плоскогорья, каньоны и дельты рек, как обычно. Обыкновенный, за исключением размера и динамичности. Она много движется, эта земля. Подобно старику, беспокойно лежащему в постели, он вздрагивает и вздыхает, морщится и пукает, зевает и сглатывает. Естественно, жители этой земли назвали его Неподвижность . Это земля тихой и горькой иронии.
У Неподвижности были и другие названия. Когда-то это было несколько других земель. В настоящее время это один огромный неразрывный континент, но в какой-то момент в будущем их снова станет больше, чем один.
На самом деле очень скоро.
Конец начинается в городе: старейшем, самом большом и великолепном живом городе в мире. Город называется Юменес, и когда-то он был сердцем империи. Он по-прежнему является сердцем многих вещей, хотя империя несколько увяла за годы, прошедшие с момента ее первого расцвета, как это бывает с империями.
Юменес уникален не только из-за своего размера. В этой части света много крупных городов, связанных цепью вдоль экватора, как континентальный пояс. В других частях мира деревни редко превращаются в города, а города редко становятся городами, потому что все подобные государства трудно сохранить, когда земля пытается их съесть… но Юменес оставался стабильным на протяжении большей части своих двадцати семи столетий.
Юменес уникален тем, что только здесь люди осмелились строить не ради безопасности, не ради комфорта, даже не ради красоты, а ради храбрости. Стены города представляют собой шедевр тонкой мозаики и тиснения, подробно описывающий долгую и жестокую историю его народа.
Массивные массы его зданий перемежаются огромными высокими башнями, похожими на каменные пальцы, фонарями ручной работы, работающими от современного чуда гидроэлектроэнергии, изящно изогнутыми мостами, сотканными из стекла и дерзости, и архитектурными сооружениями, называемыми 9.0011 балконов , которые настолько просты, но настолько умопомрачительно глупы, что никто никогда не строил их раньше в письменной истории. (Но большая часть истории не написана. Помните об этом.) Улицы вымощены не булыжником, который легко заменить, а гладким, небьющимся и чудодейственным веществом, которое местные жители окрестили асфальтом . Даже лачуги Юменеса дерзкие, потому что это всего лишь лачуги с тонкими стенами, которые снесет в сильный ветер, не говоря уже о сотрясении. Тем не менее, они стоят, как и стояли, на протяжении поколений.
В центре города находится много высоких зданий, поэтому неудивительно, что одно из них больше и смелее всех остальных вместе взятых: массивное сооружение, основанием которого является звездчатая пирамида из обсидианового кирпича с высокой точностью.
Пирамиды — самая стабильная архитектурная форма, а это число пирамид, умноженное на пять, почему бы и нет? А поскольку это Юменес, огромная геодезическая сфера, граненые стены которой напоминают полупрозрачный янтарь, находится на вершине пирамиды и, кажется, слегка балансирует там, хотя на самом деле каждая часть конструкции направлена на единственную цель — поддерживать ее. Это выглядит ненадежно; это все, что имеет значение.
Черная Звезда — это место, где встречаются лидеры империи, чтобы заняться своими лидерскими делами. Янтарная сфера — это место, где они держат своего императора, бережно сохраненного и совершенного. Он бродит по его золотым залам в благородном отчаянии, делая то, что ему говорят, и страшась того дня, когда его хозяева решат, что его дочь делает лучшее украшение.
Между прочим, ни одно из этих мест или людей не имеет значения. Я просто указываю на них для контекста.
Но вот человек, который будет иметь большое значение.
Можете себе представить, как он сейчас выглядит.
Вы также можете представить, о чем он думает. Это может быть неверным, просто предположением, но, тем не менее, существует определенная доля правдоподобия. Судя по его последующим действиям, в этот момент у него в голове могло быть только несколько мыслей.
Он стоит на холме недалеко от обсидиановых стен Черной звезды. Отсюда он может увидеть большую часть города, почувствовать запах его дыма, потеряться в его бормотании. Внизу по одной из асфальтовых дорожек идет группа молодых женщин; холм находится в парке, очень любимом горожанами. ( Держите зеленую землю внутри стен, советует каменоломни, но в большинстве общин земля засеяна бобовыми и другими культурами, обогащающими почву. Только в Юменесе Гренландия преображается.) Женщины смеются над чем-то, что сказала одна из них, и звук доносится до мужчины с попутным ветром. Он закрывает глаза и смакует слабое тремоло их голосов, слабую эхо их шагов, подобное взмахам крыльев бабочек по его сессапинам. Заметьте, он не может определить всех семи миллионов жителей города; он хороший, но не настолько.
Большинство из них, хотя, да, они есть. Здесь . Он дышит глубоко и становится приспособлением земли. Они наступают на нити его нервов; их голоса шевелят тонкие волоски его кожи; их дыхание сотрясает воздух, который он втягивает в легкие. Они на нем. Они в нем.
Но он знает, что он не один из них и никогда им не будет.
«Знаете ли вы, — говорит он в разговоре, — что первое каменное знание на самом деле было , написанным на камне ? Чтобы его нельзя было изменить в угоду моде или политике. Чтобы он не стирался».
«Я знаю», — говорит его спутник.
«Hnh. Да, вы, наверное, были там, когда его впервые установили, я забыл. Он вздыхает, глядя, как женщины исчезают из виду. «Любить тебя безопасно. Ты не подведешь меня. Вы не умрете. И я заранее знаю цену».
Его спутник не отвечает. На самом деле он не ожидал ответа, хотя часть его надеялась. Он был так одинок.
Но надежда неуместна, как и многие другие чувства, которые, как он знает, принесут ему только отчаяние, если он снова задумается о них.
Он достаточно обдумал это. Время дизеринга прошло.
«Заповедь, — говорит мужчина, разводя руками, — высечена в камне».
Представьте, что у него лицо болит от улыбки. Он улыбается уже несколько часов: стиснув зубы, оттянув губы, сморщив глаза так, что видны гусиные лапки. Есть искусство улыбаться так, чтобы другие поверили. Всегда важно включать глаза; иначе люди узнают, что вы их ненавидите.
«Вырезанные слова абсолютны».
Он ни с кем конкретно не разговаривает, но рядом с мужчиной стоит какая-то женщина. Ее подражание человеческому полу только поверхностное, вежливость. Точно так же свободное платье, похожее на драпировку, которое она носит, не из ткани. Она просто изменила часть своей жесткой субстанции, чтобы она соответствовала предпочтениям хрупких смертных существ, среди которых она в настоящее время перемещается. Издалека иллюзия сработает, выдавая ее за женщину, стоящую на месте, по крайней мере, на какое-то время. Однако вблизи любой гипотетический наблюдатель заметил бы, что ее кожа — белый фарфор; это не метафора.
Как скульптура она была бы прекрасна, хотя и слишком реалистична для местных вкусов. Большинство юменесценцев предпочитают вежливую абстракцию вульгарной действительности.
Когда она поворачивается к мужчине — медленно; пожиратели камней медлительны над землей, за исключением тех случаев, когда это не так — это движение выталкивает ее за пределы искусной красоты в нечто совершенно иное. Мужчина к ней привык, но даже так, он не смотрит на нее. Он не хочет, чтобы отвращение испортило момент.
«Что ты будешь делать?» — спрашивает он ее. «Когда это будет сделано. Поднимется ли ваш вид из-под обломков и заберет мир вместо нас?»
«Нет, — говорит она.
«Почему бы и нет?»
– Мало кому из нас это интересно. В любом случае, ты все равно будешь здесь».
Мужчина понимает, что она имеет в виду вас во множественном числе. Ваш вид. Человечество. Она часто обращается с ним так, как будто он представляет весь свой вид. Он делает то же самое с ней.
— Ты говоришь очень уверенно.
На это она ничего не говорит. Пожиратели камней редко утруждают себя констатацией очевидного. Он рад, потому что ее речь и так раздражает его; он не сотрясает воздух, как человеческий голос. Он не знает, как это работает. он не забота о том, как она работает, но он хочет, чтобы она молчала сейчас.
Он хочет все молчит.
«Конец», — говорит он. «Пожалуйста.»
И затем он тянется вперед со всем прекрасным контролем, который мир промыл ему мозги, ударил в спину и ожесточил, и со всей чувствительностью, которую его хозяева взрастили в нем поколениями изнасилования, принуждения и крайне неестественного отбора. Его пальцы растопыриваются и дергаются, когда он чувствует несколько отражающихся точек на карте своего сознания: его товарищи-рабы. Он не может освободить их в практическом смысле. Он пытался раньше и потерпел неудачу. Однако он может заставить их страдания служить делу большему, чем гордыня одного города и страх одной империи.
Итак, он тянется вглубь и хватается за жужжание, постукивание, суету, реверберацию, рябь, бескрайность города, и более тихую скалу под ним, и бурлящий вихрь жара и давления под ним. Затем он широко протягивает руку, хватая большой скользящий кусок земной оболочки, на котором сидит континент.
Наконец, он поднимает руку. Для власти.
Он берет все это, и пласты, и магму, и людей, и власть, в свои воображаемые руки. Все. Он держит его. Он не один. Земля с ним.
Затем он ломает его .
Вот Неподвижность, которой не бывает даже в хороший день.
Теперь он рябит, реверберирует в катаклизме. Теперь есть линия, примерно с востока на запад и слишком прямая, почти аккуратная в своей явной неестественности, охватывающая экватор земли в обхвате. Исходной точкой линии является город Юменес.
Линия глубокая и грубая, рана в самое сердце планеты. Магматические колодцы бьют по его следу, свежая и светящаяся красным. Земля хорошо исцеляет себя.
Эта рана быстро затянется с геологической точки зрения, а затем очищающий океан пойдет по своей линии и разделит Тишину пополам на две земли. Однако до тех пор, пока это не произойдет, рана будет гноиться не только жаром, но и газом и песком, темным пеплом — достаточным, чтобы закрыть небо на большей части лица Безмолвия в течение нескольких недель. Повсюду растения умрут, и животные, которые от них зависят, будут голодать, и животные, которые их едят, будут голодать. Зима придет рано, сурово и продлится долго-долго. Это 9Конечно, 0011 закончится, как и любая зима, и тогда мир вернется к своему прежнему состоянию. В итоге.
В конце концов.
Люди Неподвижности живут в состоянии постоянной готовности к стихийным бедствиям. Они построили стены, вырыли колодцы и убрали еду, и они легко могут прожить пять, десять, даже двадцать пять лет в мире без солнца.
В конце концов означает в данном случае через несколько тысяч лет .
Смотри, облака пепла уже распространяются.
Пока мы делаем вещи континентальные, планетарные, мы должны рассмотреть обелиски, которые парят над всем этим.
У обелисков когда-то были другие имена, когда они были впервые построены, развернуты и использованы, но никто не помнит ни этих имен, ни назначения великих устройств. Воспоминания хрупки, как сланец в Тишине. На самом деле, в наши дни на вещи вообще особо никто не обращает внимания, хотя они и огромные, и красивые, и немного пугающие: массивные кристаллические осколки, парящие среди облаков, медленно вращающиеся и дрейфующие по непонятным траекториям полета, то и дело расплывающиеся. как будто они не совсем реальны — хотя это может быть только игрой света. (Это не так.) Очевидно, что обелиски не являются чем-то естественным.
Столь же очевидно, что они не имеют значения. Удивительно, но бесцельно: просто еще один надгробный памятник еще одной цивилизации, успешно уничтоженной неустанными усилиями Отца-Земли. Таких пирамид по всему миру множество: тысячи разрушенных городов, миллион памятников героям или богам, о которых никто не помнит, несколько десятков мостов в никуда.
Такими вещами не стоит восхищаться, гласит общепринятая мудрость в Неподвижности. Люди, которые строили эти старые вещи, были слабыми и умерли, как неизбежно должны были умереть слабые. Еще хуже то, что они не удалось . Те, кто построил обелиски, просто потерпели неудачу больше, чем большинство.
Но обелиски существуют, и они играют роль в конце света, поэтому заслуживают внимания.
Вернуться в личный кабинет. Нужно держать вещи заземлены, ха-ха.
Женщина, о которой я упоминал, у которой умер сын. К счастью, ее не было в Юмене, иначе это был бы очень короткий рассказ. И тебя бы не было.
Она в городе под названием Тиримо. На языке Неподвижности город — это одна из форм comm, или сообщество, но в общении Tirimo едва ли достаточно велик, чтобы заслужить это имя. Тиримо находится в одноименной долине, у подножия гор Тиримас. Ближайший водоем — прерывистый ручей, который местные жители называют Маленькая Тирика. На языке, который больше не существует, за исключением этих сохранившихся лингвистических фрагментов, eatiri означает «тихий».
Тиримо далек от сверкающих, стабильных городов Экваториала, поэтому люди здесь строят для неизбежности встрясок. Здесь нет искусных башен или карнизов, только стены, сложенные из дерева и дешевого коричневого местного кирпича на фундаменте из тесаного камня. Никаких асфальтированных дорог, только травянистые склоны, разделенные пополам грунтовыми дорожками; лишь некоторые из этих дорожек выложены деревянными досками или булыжниками. Это мирное место, хотя катаклизм, который только что произошел в Юменесе, вскоре пошлет сейсмическую рябь на юг, чтобы сравнять с землей весь регион.
В этом городе есть такой же дом, как и все остальные. Этот дом, стоящий на одном из этих склонов, представляет собой не более чем яму, вырытую в земле, которая была выложена глиной и кирпичами, чтобы сделать ее водонепроницаемой, а затем покрыта крышей из кедра и дерна. Утонченные люди Юменеса смеются (смеются) над такими примитивными раскопками, когда вообще изволят (изволили) говорить о таких вещах, — но для людей Тиримо жить в земле так же осмысленно, как и просто.
Сохраняет прохладу летом и тепло зимой; устойчив к встряскам и штормам.
Женщину зовут Эссун. Ей сорок два года. Она похожа на большинство женщин мидлатов: высокая, когда стоит, с прямой спиной и длинной шеей, с бедрами, на которых легко рождаются двое детей, и грудью, которая легко их кормит, и широкими гибкими руками. Крепкий на вид, хорошо сложенный; такие вещи ценятся в Тишине. Ее волосы свисают вокруг лица густыми сросшимися локонами, каждый размером с ее мизинец, черные на кончиках переходят в коричневые. Ее кожа неприятно коричнево-коричневая по одним меркам и неприятно бледно-оливковая по другим. Мидлаты-монгрелы, юменесцены называют (называют) таких, как она, — в них достаточно Санзеда, чтобы показать, но недостаточно, чтобы рассказать.
Мальчик был ее сыном. Его звали Уче; ему было почти три года. Он был мал для своего возраста, большеглаз и с носом-пуговицей, развит не по годам, с милой улыбкой. Ему не хватало ни одной из черт, которые человеческие дети использовали, чтобы завоевать любовь своих родителей с тех пор, как вид эволюционировал в сторону чего-то, напоминающего разум.
Он был здоров и умен, и он должен быть еще жив.
Это был логово их дома. Это была уютная и тихая комната, где вся семья могла собраться и поговорить, или поесть, или поиграть в игры, или пообниматься, или пощекотать друг друга. Ей нравилось кормить здесь Уче. Она думает, что он был зачат здесь.
Отец забил его здесь до смерти.
А теперь последняя часть контекста: день спустя, в долине, которая окружает Тиримо. К этому времени уже пронеслись первые отголоски катаклизма, хотя потом будут и отголоски.
В самом северном конце этой долины разруха: сломанные деревья, поваленные скалы, свисающая завеса пыли, которая не рассеялась в неподвижном воздухе с оттенком серы. Там, где ударила первоначальная ударная волна, ничего не осталось: это был своего рода толчок, который сотрясает все на куски и раскалывает эти куски в гальку. Есть и тела: мелких животных, которые не могли убежать, оленей и других крупных зверей, которые запнулись в своем бегстве и были раздавлены обломками.
Некоторые из последних — это люди, которым не повезло, и они путешествовали по торговой дороге не в тот день.
Разведчики из Тиримо, пришедшие сюда, чтобы осмотреть повреждения, не перелезли через обломки; они просто смотрели на него сквозь длинные глаза с оставшейся дороги. Они были поражены тем, что остальная часть долины — часть собственно Тиримо, несколько миль в каждом направлении, образующая почти идеальный круг — осталась невредимой. Ну правда, не чудили, точно. Они посмотрели друг на друга с мрачной тревогой, потому что всем известно, что означает такое очевидное счастье. Найдите центр круга, Стоунлор предостерегает. Где-то в Тиримо есть рогга.
Страшная мысль. Но еще более ужасающими являются знаки, идущие с севера, и тот факт, что вождь Тиримо приказал им собрать как можно больше свежих туш животных на обратном пути. Мясо, которое не испортилось, можно высушить, меха и шкуры содрать и вылечить. На всякий случай.
В конце концов разведчики уходят, на всякий случай думая о .
Если бы они не были так озабочены, они могли бы заметить объект, сидящий у подножия только что сколотого утеса, ненавязчиво устроившийся между накренившейся корявой елью и потрескавшимися валунами. Объект должен был быть примечателен своими размерами и формой: почковидный продолговатый из крапчатого халцедона, темно-зелено-серый, заметно отличающийся от более светлого песчаника, окружающего его. Если бы они подошли, чтобы встать рядом с ним, они бы заметили, что он был высотой по грудь и почти в длину человеческого тела. Если бы они коснулись его, они могли бы быть очарованы плотностью поверхности объекта. Это тяжелая на вид штука с железным запахом, напоминающим ржавчину и кровь. Они бы удивились, если бы были теплыми на ощупь.
Вместо этого вокруг никого нет, когда объект слабо стонет, а затем раскалывается, аккуратно расщепляясь вдоль своей длинной оси, как если бы он был распилен. Когда это происходит, раздается громкий крик-шипение выходящего тепла и сжатого газа, который заставляет всех ближайших выживших лесных существ бежать в укрытие.
В почти мгновенном мерцании из краев трещины льется свет, что-то вроде пламени и что-то вроде жидкости, оставляя обожженное стекло на земле вокруг основания объекта. Затем объект долго растет неподвижно. Охлаждение.
Прошло несколько дней.
Через некоторое время что-то отталкивает объект изнутри и проползает несколько футов, прежде чем рухнуть. Проходит еще один день.
Теперь, когда он остыл и раскололся, на внутренней поверхности объекта образовалась корка из кристаллов неправильной формы, некоторые из которых были мутно-белыми, а некоторые красными, как венозная кровь. Тонкие бледные лужицы жидкости возле дна полости каждой половины, хотя большая часть жидкости, содержащейся в жеоде, впиталась в землю под ней.
Тело, которое содержалось в жеоде, лежит лицом вниз среди камней, обнаженное, его плоть сухая, но все еще дышит от явного истощения. Однако постепенно он выпрямляется. Каждое движение преднамеренное и очень, очень медленное. Это займет много времени.
Как только он оказывается в вертикальном положении, он медленно спотыкается о жеоду и прислоняется к ее массиву, чтобы удержаться. Скрепленный таким образом, он медленно наклоняется и проникает внутрь него. Внезапным резким движением он отламывает кончик красного кристалла. Это небольшой кусочек, размером с виноградину, зазубренный, как битое стекло.
Мальчик — именно на это он похож — кладет это в рот и жует. Шум от этого тоже громкий: скрежет и грохот эхом разносятся по поляне. Через несколько мгновений он сглатывает. Затем он начинает сильно дрожать. Он на мгновение обхватывает себя руками, издавая тихий стон, как будто ему вдруг пришло в голову, что он голый и холодный, и это ужасно.
С усилием мальчик восстанавливает контроль над собой. Он лезет в жеоду — теперь двигаясь быстрее — и вытаскивает еще больше кристаллов. Он кладет их небольшой кучей на объект, когда вырывает их. Толстые, тупые кристаллические стержни рассыпаются под его пальцами, словно сделанные из сахара, хотя на самом деле они намного, намного тверже.
Но на самом деле он не совсем ребенок, так что ему это легко.
Наконец он встает, колеблясь, с руками, полными молочно-кровавого камня. Ветер резко дует на мгновение, и его кожа в ответ покалывает. При этом он дергается, на этот раз быстро и резко, как заводная марионетка. Затем он хмурится на себя. По мере того, как он концентрируется, его движения становятся более плавными и равномерными. Еще человека . Словно подчеркивая это, он кивает сам себе, возможно, удовлетворенно.
Мальчик поворачивается и идет к Тиримо.
Вот что вы должны помнить: конец одной истории — это только начало другой. В конце концов, это случалось раньше. Люди умирают. Старые заказы проходят. Рождаются новые общества. Когда мы говорим «миру пришел конец», это обычно ложь, потому что планета в порядке.
Но таков конец света.
Так кончается мир.
Так кончается мир.
В последний раз.
«Пятый сезон»: NPR
Рецензия на «Пятый сезон» Да, Н.
К. Новейшая эпопея Джемисон — это своего рода фэнтези, в конце которого есть не один, а два глоссария, но рецензент Джейсон Хеллер говорит, что это только подчеркивает ее роскошную детализацию и многомерность.
Обзор
Отзывы о книге
Джейсон Хеллер
Есть два взгляда на фэнтезийные романы с большими глоссариями в конце. Отрицательно, это самодовольные упражнения по созданию вымышленных миров, когда автор зацикливается на огромном количестве настроек и персонажей, исключая все остальное. Положительно, глоссарии фантастических романов помогают читателю отслеживать сложный часовой механизм воображаемых людей, мест и вещей — и эта сложность действительно окупается.
В новом романе Н. К. Джемисин, Пятый сезон , выигрыш поразителен.
Конечно, в конце книги есть колоссальный глоссарий — на самом деле их два, — но это просто подчеркивает, сколько роскошных деталей и масштабов она вложила в свою идею. История происходит в стране под названием Неподвижность, трагически ироничное название, учитывая, что география находится в постоянном яростном движении. Весь мир периодически подвергается апокалипсису, так же регулярно, как и погодные условия. В изломанном ландшафте, в котором находится растянувшийся город Юменес, эта нестабильность сделала цивилизацию столь же изменчивой реальностью. Кастовая система оставляет шрамы. Наука и магия беспокойно смешались. А Эссун — школьная учительница из маленького городка, чья семья была жестоко разорвана изнутри.
Джемисин и раньше строила такие же сложные миры, особенно в ее номинированной на множество наград трилогии «Наследие». Пятый сезон — первая книга из последней серии Джемисин «Расколотая земля», и начало ее столь же многообещающе. Эссун, убитая горем после того, как ее муж внезапно убивает их маленького сына и сбегает с их дочерью, начинает поиски, которые начинаются как спасение, но становятся чем-то совершенно другим, поскольку ужасный новый катаклизм обрушивается на Безмолвие.
Каждая новая катастрофа, будь то вулканическая, сейсмическая, атмосферная, геомагнитная или техногенная, называется Сезоном, а следующая грозит стать самой разрушительной в новейшей истории. Сама история претерпела многочисленные нарушения, создавая двусмысленность в отношении древней эпохи, которая оказывает влияние на собственное прошлое и настоящее Эссуна, окутанное тенями. Не говоря уже о Сайен и Дамайе, персонажах из разных каст, чьи сюжетные линии перекликаются с сюжетными линиями Эссуна очень умным и трогательным образом, который показывает механизмы власти и угнетения в работе на обширном фоне «Неподвижности».
Одной из сильных сторон книги и большим сюрпризом является секрет, который хранят ее персонажи с множеством точек зрения.