Религиозные чувства и их оскорбление
Яков Кротов: Сегодня наша программа будет посвящена религиозным чувствам и их оскорблению. У нас в гостях доктор культурологии культуролог Елена Ивановна Волкова, генеральный директор медиахолдинга «Протестант» Ирина Юрьевна Митрофанова и психолог Людмила Владимировна Петрановская.Религиозные чувства. Информационный повод, я думаю, всем понятен — рассматривается проект закона. Но мне бы хотелось поставить вопрос пошире, чем один конкретный закон, который можно списать на специфику российской жизни, и напомнить, что аналогичный закон существует во многих странах, в том числе европейских. Другое дело, что они там заморожены. Например, в Голландии 60 лет не было ни одного процесса по такому закону. В Англии был один процесс в середине 70-х, закончился полным оправданием. В Греции пара процессов закончились полным оправданием. В Германии дремлет такой закон. А в России берут этот дремлющий западный опыт, как красавицу, и пытаются разбудить.
Как определить, что такое религиозные чувства?
Яков Кротов: Я знаю шесть чувств — чувство юмора, зрение, осязание… Но религиозных чувств я за собой не замечал.
Людмила Петрановская: Это немножко все вперемешку. Осязание и зрение — это восприятие. Есть эмоции, есть чувства. Религиозные чувства есть, безусловно, так же, как чувство к супругу, к детям, чувство к любимому творчеству, к матери.
Яков Кротов: Почему я выделяю чувства к матери. Очень часто в полемике о религиозных чувствах возникает образ. А вот если на могилу вашей матери плюнут? А если возьмут ее фотографию и изрежут ножницами? Ваши чувства будут оскорблены?
Людмила Петрановская: Тут важно различать. Безусловно, любому человеку неприятно, когда кто-то начал бы резать ножницами фотографию его матери, его ребенка. У нас у всех есть метафорическое, метонимическое мышление. Сколько бы университетских образований мы не имели, какими бы продвинутыми христианами мы не были бы, все равно наш мозг устроен так, что для нас изображение имеет некоторую связь с тем, кого изображают. Нам это неприятно на иррациональном уровне. Но тут что важно. Мне было бы это неприятно. Безусловно, если бы какой-то человек при мне это сделал, вряд ли он мог бы после этого рассчитывать на мою дружбу и расположение. Но у меня бы точно не возникло желание, например, посадить его в тюрьму или разбить ему лицо.
Яков Кротов: Ущипнуть?
Людмила Петрановская: Зачем?!
Яков Кротов: В наказание.
Людмила Петрановская: Я знаю такую категорию, у которых такое желание бы возникло. Это дети, у которых все очень плохо было с матерью. Дети, которые живут в детском доме, в интернате, они могут сами очень сильно злиться на свою маму, но если бы кто-то посторонний про нее что-то скажет, то они готовы реально убить. Такая болезненная реакция — это всегда признак сильного неблагополучия в отношениях с мамой.
Яков Кротов: У меня некоторые сомнения относительного Вашего заявления — о том, что всякому будет неприятно. Я вспоминаю средневековую литературу. Это традиционный риторический прием в древней средневековой литературе, по которому именно мать становится, как ни странно, критерием. В Евангелии сказано, что оставит человек отца своего и матерь свою и идет за мной. На Ваш взгляд, Елена, что, изменились за эти столетия какие-то наши представления в отношениях со святыней, с родителями, с реакцией на оскорбление?
Елена Волкова: Я думаю, что никаких религиозных чувств не существует, потому что есть чувства базовые и есть чувство любви. Мы называемся верующими, а не «чувствующие». Есть вера, которая есть, прежде всего, дела. Валентина Николаевна Кузнецова, переводчик Нового Завета, любит повторять, что любовь в Библии это не чувство, это дело. Поэтому сводить веру к чувствительности, мне кажется, неправильно. Если это благоговение, то его может испытывать любой человек. Другое дело, что различаются здесь по предмету или объекту — к кому направлена любовь, к кому направлено это благоговение, но не по самому чувству. Нет религиозных чувств. Есть направленность базовых человеческих чувств к какому-то объекту. Поэтому, я думаю, что само это словосочетание совершенно неправильно.
Яков Кротов: А ведь есть концепция средневекового двоеверия. Не являются ли все эти шутки, вольное обращение со святыней средневековых людей признаком как раз не того, что это вошло в церковное сознание, а признаком сопротивления, что людям навязывали религию.
Елена Волкова: Я не думаю, что это было именно такой богоборческой направленностью, а прежде всего протест против того, что религия диктует что-то насильственное, что она навязывается человеку. Человеку хочется показать собственную свободу, что он и в религии тоже свободен. Он может играть религиозными образами. Это то, что делает сегодня искусство, что вызывает такую ненависть, что искусство не может играть символами, не может играть религиозными образами. А оно может! И сам христианин может, потому что в этом его внутренняя свобода. В этом его путь постижения Бога. Это очень важно.
А что касается портрета мамы, то здесь очень важен опыт детей Третьего рейха. Когда их отцы, преступники, подвергались оскорблениям, осуждениям…
Яков Кротов: Дети нацистов?
Елена Волкова: Да, дети нацистов. Потому что если сегодня критика идет в адрес патриарха, то это скорее уже не случай с мамой, а случай с папой, если идет в адрес патриарха и в адрес главы государства, то следовательно вопрос заключается в том — в осознании грехов или преступлений отцов?! Тогда нужно входить в диалог с теми, кто оскорбляет и выяснять, а какие преступления, чем вызвана критика? А оскорбленный… Самое явление оскорбленности блокирует любой диалог. Если я оскорблен, то я уже не буду слушать, я тебя просто вычеркиваю, и ты теперь объект моего презрения, а в деле — гонение, заключение и т. д.
Людмила Петрановская: Безусловно, оскорбление — это сильнейшая психологическая защита. Ведь нигде не написано, что этот святой не страдал, когда он ответил так своей матери. Нигде не сказано в Евангелии — «оставь мать, но не страдай при этом, не чувствуй при этом ни тоски, ничего». Это немножко разные вещи. Есть чувства, а есть дела. Взрослый человек отличается от ребенка тем, что он чувствует все, что чувствует, нет ни плохих, ни хороших чувств, но у него есть фильтр между чувствами и деяниями.
Яков Кротов
: Ирина, у православных, у католиков протестантизм ассоциируется с иконоборчеством в лучшем смысле этого слова. Любой турист, который проедет по Англии, по Швейцарии, по Австрии увидит сколотые изображения надгробия — дворяне перед распятием. Вот у распятия лицо сколото, у дворян — нет, они люди, а у Бога лицо изображать нельзя. И вот в XVI веке скалывали. Католиков это возмущало. Как бы Вы сказали, что такое религиозные чувства и возможность их оскорбления?Ирина Митрофанова: Мне бы хотелось отметить, что мы с вами живем в государстве, в котором есть верования самые различные, в том числе есть люди атеистического толка. Хотелось бы посмотреть на ситуацию в общем. Давайте, посмотрим, как это затронет в целом ситуацию. Здесь мы видим, что поправка к статье 243 Уголовного кодекса еще в стадии разработке. Просто есть неудачные выражения, на мой взгляд. И когда мы с вами говорим о религиозных чувствах, это неудачное выражение в законодательной практике. Почему? Оно может трактоваться по-разному. Мы с вами можем увидеть рикошет в самые разные стороны как в защиту религиозных каких-то основ и ценностей, так и дискредитацию атеистов, предположим.
Яков Кротов: Понятие удачи, победы подразумевает несоответствие некоторой цели. Вы исходите из того, что цель — это защита чего-то хорошего и светлого. А, может быть, цель у авторов закона все-таки совсем другая — расширение возможностей для правовой системы карать тех, кто ведет себя не так, как следует? В этом смысле формулировка может быть ультраудачная.
Ирина Митрофанова: Давайте посмотрим на ситуацию с разных сторон. Когда мы смотрим на проект, мы понимаем, что трактоваться он может двояко. Это значит, что это может весьма плохо сказаться на любом взаимодействии между религиозными течениями, внутри одного течения или в диалоге между светским сообществом и религиозным сообществом. Поэтому в данном случае, полагаю, что закон просто требует доработки. И когда мы говорим о религиозных чувствах, на мой взгляд, неудачное выражение в чем заключается? Верующего чувства оскорбить невозможно. У настоящего верующего человека есть чувствование по отношению к Богу, к окружающим людям, но он понимает, что не всегда понятен окружающему сообществу, например, светскому. Поэтому очень часто со стороны светского сообщества он видит действия, которые можно трактовать как оскорбление. Но верующие люди призваны понимать это и правильно к этому относиться. Здесь, с одной стороны, мы должны быть аккуратны по отношению друг к другу. Наверное, мне бы хотелось, чтобы в большей степени закон отражал защиту общечеловеческих ценностей. Закон сам по себе необходим, но нужно его корректировать. Потому что в законодательной части наказание очень серьезное, слишком серьезное предусматривается — уголовная ответственность.
Яков Кротов: 5 лет.
Ирина Митрофанова: Да.
Ирина Митрофанова: И все же хотелось бы, чтобы это не повторилось никогда. С точки зрения формулировки тоже неудачно. Но закон нужен.
Яков Кротов: Ирина, Вы представляете христианскую конфессию, которая ассоциируется с США. Но в Америке — первая поправка и все! Захотел, сжег Коран — пожалуйста. Был большой шум, но все-таки в результате… У каждого пацана свои цацки. Свобода слова любого человека без изъятия! А уж оскорбился, не оскорбился — я не знаю, как это решается в Америке. Но ведь как-то живут.
Ирина Митрофанова: Не совсем правильно относить протестантизм непосредственно к американской культуре. Потому что она все-таки возникла в европейской культуре.
Яков Кротов: И уехали.
Ирина Митрофанова: Уехали не все. В Европе так и продолжается протестантизм, как и во многих других странах. В России огромное число верующих различных деноминаций протестантского направления.
У нас есть опасность кинуться в обратную сторону. Давайте, мы теперь будем так сильно защищать сейчас верующих, что другая часть населения начнет страдать. Мне кажется, разумный подход здесь правильный.
Людмила Петрановская: Я думаю, что чувство — это чувство. Давайте оставим чувства психологам. Если человека запредельно оскорбили, он очень страдает от этого, он может пойти к своему духовнику и поговорить с ним об этом, в другом варианте — пойти к психотерапевту. Как только мы вносим чувство в закон, мы вступаем на такое минное поле, на котором не уцелеет никто. Есть право, есть чувство. Не должны чувства описываться в сфере права. Может быть, есть исключения для личной эмоциональной травле — например, доведение до самоубийства. Все остальное, если мы будем все это тащить в закон, это настолько все зыбко. Сейчас начнем защищать все, что угодно — нельзя сказать, что люди идиоты. Мы же все гуманисты. Как можно так сказать?! Это священная ценность для всех. Ничего нельзя будет сказать. Понятно, что должна быть какая-то ответственность, потому что мы живем в мире, который стал большой деревней. Но вводить это в сферу права — это безумие. Все-таки право должно заниматься конкретными физическими деяниями.
Ирина Митрофанова: Я рассуждаю в данном случае, об общечеловеческих ценностях — например, о ценностях жизни, о вере в Бога.
Яков Кротов: Ирина, вера в Бога не может считаться общечеловеческой ценностью по причине того, что пока есть неверующие.
Ирина Митрофанова: Свобода верований и прочие другие вещи. Когда мы говорим о подобных вещах, когда мы видим, что они попираются, тогда законодательная система должна срабатывать. Когда мы говорим об эмоциях или чувствованиях, здесь я соглашусь. Мы не можем их вводить в законодательную практику.
Людмила Петрановская: Попираются чем? Может прийти кто-то и сказать — Швейцер идиот, никакого благоговения перед жизнью нет, чем скорее все сдохнут, тем лучше? Следует ли после этого привлечь по суду?
Ирина Митрофанова: Мы с вами рассмотрим моменты, когда происходит оскорбление личности человека. Имеем возможность подать в суд, потому что считаем, что оскорбление достаточно значимо.
Яков Кротов: Я имею возможность подать в суд в защиту своего достоинства, но мне кажется, что это не по-христиански.
Ирина Митрофанова: Давайте вспомним апостола Павла, который настаивал на своих правах как римский гражданин. Он не позволял окружающим людям поступать с ним неправильно, с точки зрения законодательной системы.
Яков Кротов: Да, он хотел, чтобы ему отрубили голову по закону. Так и вышло.
Ирина Митрофанова: Очень хотелось бы, чтобы мы, как верующие люди, понимали, что есть моменты, когда мы должны прощать. Есть моменты, когда мы должны поддерживать. Но есть моменты, когда мы осознаем и понимаем себя гражданами страны и должны действовать соответственно.
Елена Волкова: Апостол Павел прибегал к суду только, когда он защищал себя. Вот если тебя посадят, то сам ты можешь обращаться к помощи правосудия, но ведь речь идет о том, что церковь и верующие выступают в качестве гонителей и сажающих. Это совершенно другая ситуация.
Ирина Митрофанова: Я обозначила свою позицию, сказав, что я против, когда сажают.
Яков Кротов: Вы за то, чтобы это осталось в Гражданском кодексе и были, например, штрафы?
Ирина Митрофанова: Абсолютно! Давайте посмотрим на ситуацию. Разрушили церковь, например, протестантскую в Новокосино. Должны ли мы защищать эту ситуацию или должны спокойно на это смотреть, потому что протестанты не должны судиться, верующие не должны судиться?
Яков Кротов: Так они обратились в суд?
Ирина Митрофанова: Безусловно.
Яков Кротов: Да?! Мне казалось, что там речь шла о выполнении судебного решения.
Ирина Митрофанова: В данном случае, сейчас подано достаточно много документов в самые разные инстанции по неправомочным действиям, которые были применены к данной конкретной церкви.
Людмила Петрановская: Но это дела — разрушение.
Яков Кротов: Меня ударили в щеку, что я как христианин должен делать? Я могу процитировать римско-католического священника отца Эдуарда Шатова. Хотя он сам уроженец владимирской деревни, работает в Квебеке, в Канаде. Он пишет: «Если добро в том, чтобы уверить зло в его безнаказанности, то делай хорошее тому, кто делает тебе плохое. Добро заключается в том, чтобы вернуть человека к здравому рассудку, чтобы он понял, что творит зло. Существует определенный круг людей, которые намеренно точат зуб на христианство. И они будут всегда. Им нельзя попустительствовать».
Ирина Митрофанова: На мой взгляд, в этом вопросе человек должен занять сам позицию.
Яков Кротов: Он занял – «нельзя попустительствовать».
Ирина Митрофанова: В данном случае, он поступает по общепринятым понятиям в христианской среде и подставляет вторую щеку. Или он расценивает эту ситуацию как действие как гражданина. Я не считаю, что эти вещи противоречат. Просто ситуации бывают очень разные. И однозначно огульно говорить нельзя. Иногда действительно мы должны смиренно промолчать, несмотря на то, что нас гонят, потому что определенная ситуация сложена. А иногда мы видим, что наш голос повлияет таким образом, что многие люди будут спасены. Поэтому здесь нам нужно четко понимать, в какой конкретно ситуации мы с вами находимся. Мы знаем, что в Писании у нас есть определенные духовные законы, которые мы изучаем, которым мы следуем, которые принимаем и действуем.
Яков Кротов: Духовные — да. Вы оставляете за собой право, если понадобится, отрубить голову какому-нибудь Олоферну?
Ирина Митрофанова: Если внимательно изучать Библию, вы видите случаи, когда действия противоречат общим законодательным правам, даже духовным. Вспомним, когда пророк женится на блуднице. Есть такие вещи.
Яков Кротов: Есть мнение, что это метафора, что этого не было.
Ирина Митрофанова: Или когда Давид молотилками истребляет большое число людей. Мы видим действия, которые могут осуждаться. Мы рассматриваем всегда ситуацию, какова она есть, и в ней понимаем, как должен действовать духовный человек сообразно духовных законов. Это более правильный подход разумного человека, на мой взгляд. Все остальное можно будет относить к фанатизму, когда мы, не применяя к ситуации закон духовный, применяем его точно написано, не думая о том, какие действия в дальнейшем он произведет.
Елена Волкова: Может быть, основная ценность, которую можно назвать общечеловеческой или даже религиозной, христианской, — это свобода воли, которая дана Богом человеку. Поэтому чтобы человек не говорил против меня, если это все остается в вербальной области, то я могу словами вступить в какую-то дискуссию, диспут, уважая его свободную волю, в том числе в его отношении к Богу, к моей религии, к моим ценностям и вступать только в дискуссию, в диалог. Когда же речь идет о каких-то физических или материальных разрушениях, тогда вступает в силу закон. Все что касается чувств, убеждений должно быть предметом диалога.
Яков Кротов: Вернусь к вопросу оскорбления. Мне кажется, что оскорбление, возмущение, негодование — это все слова, которые на языке психологии надо заменить словом «боль», то есть человек пойдет в суд и скажет: «Мне было больно».
Людмила Петрановская: Да, эмоциональная боль.
Яков Кротов: У меня вопрос не по что, не по сути, а по как? Как человек докажет? Он же должен доказать, что ему больно.
Людмила Петрановская: Поэтому я и говорю, что это не может быть сферой уголовного права.
Яков Кротов: А гражданского?
Людмила Петрановская: Гражданского может быть. В гражданском праве, например, я могу сказать, что меня настолько это выбило из колеи, что я две недели не мог работать, нанесло ущерб. Тогда на усмотрение суда — это гражданский суд, это третейский суд.
Яков Кротов: От того, что человек облил икону чернилами, он же не испортил репутацию?
Людмила Петрановская: Когда мы говорим о гражданском суде, мы понимаем, что судья тоже человек. Он может ошибаться. Мы верим, что он мудрый и все взвесит. Но раз уж вы сами не разобрались между собой, а пришли к судье, он как-то рассудил и как-то решил. Мы это решение принимаем. Речь не идет о лишении свободы. Как только мы переходим сферу уголовного права, мы начинаем задаваться этим вопросом. Начинается — докажите! А как доказать? Да, никак.
Ирина Митрофанова: Давайте представим себе ситуацию человека, который пришел и начал, например, глумиться над могилой неизвестного солдата. Он топчется на ней, ведет себя как-то очень некрасиво.
Яков Кротов: Там три стражника стоят.
Ирина Митрофанова: Предположим, что стражников нет. Или он те же самые действия производит в другом месте. Действия одинаковые, однако реакция внутренняя очень разная.
Яков Кротов: У отца Михаила Ардова еще в застойные годы была дивная книжечка. Он пересказывал старинный православный анекдот или хохму. Потому что духовенство при Брежневе загоняли на 9 Мая к могиле неизвестного солдата, естественно, против воли всего этого духовенства. И духовенство потихонечку шепталось, совершая молебен: «Вот он вечный неугасимый адский огонь». Если бы это услышал Леонид Ильич лично, нагорело бы кое-кому. Но они очень тихо шептались. Книжка эта издана. И по ней товарищ Зюганов привлекает отца Михаила Ардова за оскорбление Вечного огня. Отец Михаил может попасть под суд.
Людмила Петрановская: Может быть другая мотивировка. Надо выслушать этого человека, который осквернил, скажем, могилу неизвестного солдата. Может быть, его отец до сих пор не получил никакой помощи, нищий, живет в жутких условиях, при этом он ветеран. Может быть, он оскорблен тем, каково отношение государства к ветеранам. Может быть, он оскорблен каким-то мифом о войне, тем, что умалчивается. Нужно выслушать, потому что это может быть позиция.
Ирина Митрофанова: Мои уважаемые коллеги настаивают на том, что чувства нужно вообще вывести за рамки закона. Они не имеют к этому никакого отношения, что действия это главное. Действие — это еще вопрос. Я согласна, что формулировка неудачна, что чувства весьма сложно оценить как-то и уж доказать, тем более, но учитывать их тоже придется.
Людмила Петрановская: Совсем не сложно. Никто же не говорит, что оскорбления не существует. Безусловно, многие люди будут оскорблены, если кто-то начнет плясать на могиле неизвестного солдата. Просто это не сфера права, а тем более уголовного права. Это сфера морального осуждения. Безусловно, оскорбление существует! Безусловно, тот человек, который намеренно кого-то оскорбляет, он поступает отвратительно. В этом смысле оценить легко.
Ирина Митрофанова: Меня радует в попытке при создании этой поправки, то, что все-таки пытаются этот момент чувств, который испытывает человек, когда его оскорбляют, все же как-то оценить, как-то среагировать на него. Я понимаю, что это неточно, неправильно, нужно дорабатывать. Но то, что на это обратили внимание, это очень неплохо.
Людмила Петрановская: Это работа для философов, для публицистов, но никаким образом не для правоведов. Это не их дело.
Елена Волкова: У меня возникает такое ощущение, что мы имеем дело с каким-то массовым психозом сегодня в этой кампании борьбы против тех, кто оскорбляет религиозные чувства. Не кажется ли вам, что это перенос какой-то такой национальной травмы, связанной с тяжелым террором ХХ века, с жестоким отношением к человеку. Человек в принципе оскорблен нищетой, бесправием, жестокостью силовых структур. Он переносит или пропаганда переносит его оскорбленность, его чувство гнева, возмущения на художников, на протестующих, оппозиционеров. Получается то, что Фрейд называл проекцией, переносом. Мы имеем дело с подменой либо сделанной, сконструированной пропагандой, либо внутри массового сознания логика самого сознания.
Яков Кротов: Я резко не соглашусь. Мне кажется, речь не идет о том, что обиженные на ком-то вымещают свою обиженность. Мне кажется, что люди, которые начинают этот розыск чувств, это люди, которые десятилетиями занимались тем, что обижали и продолжают.
Людмила Петрановская: И ты прав, и ты прав. Это хорошо описанное, достаточно неплохо изученное в психологии явление, которое называется «идентификация с агрессором», которое является одним из проявлений виктимности. Виктимность — устойчивая черта личности. Виктимность — это поведение жертвы, характер жертвы, психология жертвы, которая формируется в результате запредельного насилия. Если человек или общность длительно подвергаются запредельному насилию, когда нет стратегии избегания, формируется виктимная психология. Одной из ее ярких проявлений — это идентификация с агрессором. Одна из главных таких психологических трагедий нашего общества, это то, что у нас спаситель и насильник объединены в одном лице. У нас самые небезопасные органы называются органами безопасности.
Что происходит, с точки зрения психологии? Если человек очень долго был жертвой насилия, а потом вдруг этот насильник подает какие-то сигналы, что я теперь буду не насильником, а тем, кто тебя защищает. Достаточно минимального такого сигнала — я этих девок посажу, которые вас обидели, и счастье жертв просто не имеет предела. Они готовы отдать ему душу, сердце, свою свободу воли, которая им дана Богом. Потому что папа, который всегда бил ногами, вдруг сказал — детка, я тебя никому не дам обижать. В ситуации виктимности это полный снос крыши. Мы имеем то самое, что мы со стороны наблюдая, не меньше заражены этой виктимностью, классифицируем — все с ума сошли.
Яков Кротов: Ирина, я вспомню Евангелие, где Спаситель повторяет золотое правило этики, что делай другому то, что ты хочешь, чтобы делали тебе, люби другого, как любишь себя. Если я, любя себя, хочу, чтобы икону Нерукотворного Спаса не обливали чернилами, и за такое обливание привлекали к суду за оскорбление моих чувств, то я должен признать и право кришнаита, к которому придет какой-нибудь православный энтузиаст (сейчас таких довольно много) и обольет чернилами Кришну или Вишну. Его право обратиться в суд. Тогда не будет ли эффекта просто того, что жизнь прекратиться, и все будут в судах?
Ирина Митрофанова: Как раз об этом я и говорю, что закон нуждается в доработке.
Яков Кротов: А как можно доработать, чтобы выйти из этого тупика?
Людмила Петрановская: Я даже знаю, когда случится апофеоз — когда кто-нибудь подаст в суд на то, что его оскорбляет полумесяц в небе.
Ирина Митрофанова: Здесь очень много вопросов, и они весьма спорны. Но однозначно то, что для человека есть вещи, которые святы. И вот на это посягать бесцеремонно не стоит.
Яков Кротов: Да, но они разные. Я бы с удовольствием всем навязал православие, но сдерживаюсь.
Ирина Митрофанова: Общество с хорошей культурой, где все культурные ценности развиты, должно уважительно относиться и к иным верованиям, и к иным святыням в том числе.
Яков Кротов: Елена, Вы — доктор культурологии. Прозвучало слово «культура», я бы сказал, как синоним слова «духовный», «христианский». Вам, я так понимаю, ближе KGB (Kingdom of Great Britain, Великобритания). Ведь там, если не ошибаюсь, как-то культурная страна, но почему там не очень оскорбляют друг друга? Там какой-то свирепый закон или как?
Елена Волкова: Есть колоссальная традиция культуры контроля над собственными эмоциями. Вот это знаменитая британская сдержанность.
Яков Кротов: Откуда она берется?
Елена Волкова: Знаменитая британская сдержанность уходит корнями в рыцарство, как культура поведения, и затем в поиск золотой середины, которая началась с рождением английского протестантизма. Вот найти эту золотую середину, примирить между собой разные религиозные лагеря. Правило золотой середины привело к тому, что нужно примерять разные полярные направления, течения, особенно религиозные, в стране. Для этого нужно сдерживать собственные эмоции. У нас нет культуры контроля над эмоциями. Мы страна эмоциональная. Англичане ищут этические ценности в рассуждении. У нас люди приходят на исповедь и каются, что «согрешила, батюшка, рассуждением».
Яков Кротов: Это вы такие исповеди закатывали своему духовному отцу?!
Елена Волкова: Я не закатывала. Я слышала от одного священника. Это не нарушение тайны исповеди, это просто общее наблюдение. У нас рассуждение не есть источник нравственности. У нас как на сердце Бог положит. А что ты чувствуешь? Мы эмоциональники, и культуры эмоциональной нет. Поэтому колоссальное различие. Поэтому нельзя выпускать этого джина эмоций чувств.
Есть в этом целая серия провокаций на оскорбление. В результате получается, что вроде как религиозный или претендующий на религиозный праведный гнев оборачивается криминальным стилем поведения.
Людмила Петрановская: Так в криминальном стиле обычно все начинается. У нас все общество сейчас организовано наподобие такой полукриминальной гопнической шайки, когда есть посыл какой-то альфа-самца, который мгновенно подхватывают шестерки-шакалы. Это не мы придумали.
Яков Кротов: Вы, Людмила Владимировна, точно мои религиозные чувства оскорбили. Я, наверное, человек, склонный к магическому, формалистскому сознанию, и для меня «альфа» и «омега» – обозначения Христа. А ежели кто-то лезет и называет себя «альфа-самец», по-моему, это такое богохульство. Это официальная психологическая терминология?
Людмила Петрановская: Не психологии, а этология — изучение поведения животных. Эту модель мы взяли из этого мира. Так устроено стадо обезьян, прошу прощения, когда есть альфа-самец. Если он на кого-то цыкнул зубом, тут же прибегают шестерки, ближайшее окружение, и начинают всячески гнобить, мутузить и т. д. Весь вопрос в том — отличаемся мы от стада обезьян или не отличаемся?
Яков Кротов: Мы отличаемся — мы верующие. Ирина Владимировна, правильно я говорю, что в этом смысле хоть трижды протестант, а все равно, что Господь последний, первыми будут последние. Не Лев Толстой сказал — подставь щеку.
Ирина Митрофанова: Конечно, не стоит реагировать на все агрессивные провокации, которые существуют.
Яков Кротов: А по какому принципу избирать? На какие реагировать? Может быть, все-таки на все не реагировать?
Ирина Митрофанова: Вы абсолютно правы в том, что Господь призвал прощать, призвать понимать и призвал нести истину людям, которые не понимают сейчас. Когда мы видим оскорбление, направленное на нас, мы понимаем, что человек не знает Бога, поэтому так себя ведет, или имеет духовные проблемы, поэтому так себя ведет. Нужно отнестись к нему с состраданием. Но если мы видим, что человек пытается причинить вред кому-то другому, то мы должны вступаться за людей. Мы должны их защищать. Мы должны быть поддержкой. Это тоже христианское поведение, духовное поведение.
Яков Кротов: Тут прозвучало, что православный человек весь такой эмоциональный и прочее. Эмоции — это что, только ненависть, возмущение, обида, агрессия? А любовь, милосердие, кротость, смирение — это не эмоции, а что-то еще? Толерантный взвешенный англичанин он что, сухарь, он не человек поэтому?!
Людмила Петрановская: Тут вопрос достаточно большой. Способность справляться со своими эмоциями закладывается в глубоком детстве.
Яков Кротов: Способность справляться с дурными эмоциями?
Людмила Петрановская: С любыми эмоциями. С хорошими эмоциями обычно люди не стремятся справляться. Хорошие эмоции — это всегда хорошо.
Яков Кротов: Доброта — это позитивная эмоция?
Людмила Петрановская: Доброта — это не эмоция. Если ты рад, если ты счастлив, если у тебя творческий подъем, если тебе интересно, это не те эмоции, с которыми мы как-то стараемся справляться. Справляться обычно нужно все-таки чаще всего с негативными эмоциями.
Яков Кротов: Но ведь закон как раз и говорит, что нужно справляться с позитивными эмоциями — эмоциями милосердия и прощения.
Ирина Митрофанова: У меня комментарий следующего рода. Если мы возьмем Украину. Там люди более эмоциональны, чем мы. Это заметно, это видно. Есть народности, где эмоции более развиты, чем у нас. Итальянцы, например. Однако там не возникает такая же необходимость в этом законе.
Яков Кротов: Кресты, которые спиливала группа «Фемен», но никого не арестовали, кажется…
Ирина Митрофанова: Так вот законодательная практика как раз начинается тогда, когда в обществе назрела проблема, и ее нужно решить. Мы сейчас видим агрессивные столкновения. У нас и прошлое определенное, и наша народность определенная и т. д. Со всеми этими факторами, плюс конкретная ситуация, которая сейчас у нас возникает, когда подобные чувства были серьезно подвергнуты такому испытанию, возникла ситуация, когда необходимо эту ситуацию урегулировать, потому что волна возмущения слишком велика.
Яков Кротов: А не получается элемента провокации, то есть не выйдет ли так, что в следующем году филателисты России закричат, что их оскорбляет появление электронной почты, потому что нет марок больше. Они требуют запретить Интернет и электронную переписку. Начнутся бунты, и придется вводить законодательство, которое будет как-то потакать филателистам.
Ирина Митрофанова: Если на данный момент существует законодательная практика, которая уже способна разрулить эту ситуацию, в новом законе необходимости не будет. Но сейчас мы увидели брешь в законе. В этой связи поэтому и возникают все эти диалоги и попытки урегулировать ситуацию.
Яков Кротов: Не по странам делятся люди. В этом и есть Евангелие. Царство небесное не знает Британии и России. Оно знает одно человеческое сердце и в этом сердце оперирует. В этом отношении, если действительно человеку больно, а часто нам должно быть больно, когда другого ударяют, когда другому наносят оскорбление его религиозных чувств, мы должны переживать боль. Тем не менее, и тогда мы должны отвечать не агрессией, не обращением в суд, не штрафом даже, а мы должны отвечать тем, к чему призывает Евангелие — любовным снисхождение, вознесением выше человеческих расчетов и обретением полноты жизни вечной.
Религиозные чувства — Психологос
В религиозной сфере чувства играют особенную роль. Христианские богословы, начиная с «отца церкви» Августина (IV-V вв.), подчеркивали значение религиозных чувств и настроений. Многие богословы утверждают, что всякому человеку присуще некое врожденное религиозное чувство, особое стремление, тяготение к Богу и что это религиозное чувство отличается от всех других эмоциональных процессов, которые испытывает человек, своей уникальностью. Богословы и философы-идеалисты подчеркивают при этом, что религиозное чувство по существу своему непостижимо для разума. Источник религиозного чувства они видят в Боге.
Специфика религиозных чувств с точки зрения психологии
Есть и другое мнение — нет никакого врожденного религиозного чувства, принципиально отличного от обычных человеческих эмоций. Эмоциональные состояния верующих людей с точки зрения их физиологической основы и основного психологического содержания ничего уникального в себе не содержат. С религиозными верованиями связываются самые обычные человеческие чувства и страх, и любовь, и ненависть, и гнев, и восхищение и т. п.
Тем не менее, опираясь на религиозные представления, эмоции верующих приобретают свою специфику.
Своеобразие психологии верующих людей следует искать не в области их нервно-физиологических механизмов. Физиология высшей нервной деятельности бессильна вскрыть особенности религиозного сознания, но ответы на некоторые вопросы можно найти в рамках социальной психологии. Главная особенность религиозных чувств, состоит в том, что они направлены на сверхъестественный объект. Это определяет специфическую социальную направленность религиозных эмоций, их роль в жизни общества и отдельного человека. Объектом религиозных чувств верующих являются Бог, духи, нечистая сила и тому подобные образы. Если принять верным утверждение, что объект религиозных чувств реально не существует, то все чувства, испытываемые верующим, направлены в пустоту, представляют собой бесплодную растрату энергии, душевных и физических сил.
В случаях, когда религиозные чувства, казалось бы, направлены на реально существующий объект, например на какого-либо человека (святой, праведник) или на материальный предмет (чудотворная икона, святой источник и т.п.), они в действительности всегда связаны не с самим объектом, как таковым, а лишь с приписываемыми ему сверхъестественными свойствами — способностью творить чудеса, исцелять больного и т.п.
Есть мнение, что религия направляет эмоции человека в сторону вымысла, которому приписывается реальность. Именно это и ведет к деформации обычных человеческих чувств.
Взгляд на религиозные чувства с точки зрения верующих
Сами верующие считают, что религиозные эмоции приносят им определенное облегчение, «забвение тягот жизни», помогают преодолевать жизненные трудности и невзгоды. Cубъективно, психологически религиозные чувства выступают как средство преодоления конфликтов в сознании человека, они создают известную психологическую устойчивость к внешним травмам, дают в ряде случаев особую эмоциональную разрядку накопившимся отрицательным впечатлениям. Но подобное преодоление жизненных конфликтов и трудностей имеет особеннось — религиозные эмоции не способствуют изменению реальных условий жизни людей, а лишь временно выключают человека из окружающего мира. Религиозные чувства уводят человека от действительности и тем самым мешают ее преобразованию, затушевывают социальные антагонизмы и противоречия.
Религиозные чувства и социально-психологические механизмы
Быстрое распространение религиозных чувств и настроений во многом связано с действием социально-психологических механизмов подражания и внушения. Механизмы психологического внушения и подражания умело использовались и используются в целях усиления религиозных эмоций. Особую роль играют указанные механизмы в коллективных молениях, где религиозные чувства искусственно возбуждаются с помощью некоторых специальных средств психологического воздействия (в ходе молитвы практикуется, например, длительное коллективное повторение отдельных слов, ритмичные телодвижения и т. д.). В результате подобных исступленных молений человек иногда доходит до экстаза, он перестает воспринимать окружающее, выкрикивает бессмысленные слова. Пятидесятники именно такое состояние человека и считают его высшим духовным озарением, нисхождением на него святого духа.
Чувства верующих разных вероисповеданий, разных исторических эпох существенно отличаются друг от друга. Тем не менее, если иметь в виду современные монотеистические религии, и в частности современное христианство, то можно выделить несколько эмоций, которые играют главенствующую роль в переживаниях типичного верующего.
Религиозный страх
Страх можно испытывать по самым различным поводам. Если человек испытывает страх в связи с реальной опасностью, которая ему угрожает, то этот страх в какой-то мере оправдан, он играет роль сигнализатора, мобилизует человека. При этом обычно вступают в действие другие чувства, которые должны как-то нейтрализовать чувство страха, вытесняя его.
Религиозный страх — страх перед Всевышним, перед загробной жизнью, страх перед муками в аду и т.д., то есть страх перед тем, существование чего нельзя не подтвердить, не опровергнуть.
Скорбь
«Есть два рода скорбей», — говорит Ефрем Сирин: «Скорбь по Богу и скорбь мирская; скорбь мирская тяжела, и не обещает вознаграждения; а скорбь по Богу с собою приносит утешение и, еще паче укрепляет в обетовании жизни вечной. Подвергаясь первой, поспешай превратить ее во вторую».
С точки зрения христианина: cкорбь ради Бога лучше великого дела, совершаемого без скорби.
Любовь как религиозное чувство
В молитвенных домах баптистов можно видеть надпись, которая гласит: «Бог — есть любовь». Распространена идея о том, что только христианство дает любовь, что только в сфере христианской религии можно обрести подлинную любовь человека к человеку.
Главный объект любви верующего — это Бог. В Евангелии от Матфея подчеркнуто: «Возлюби Господа Бога твоего всем сердцем твоим, и всей душой твоей, и всем разумением твоим. Сия есть первая и наибольшая заповедь».
Любовь разделяется на два вида: любовь к Богу и любовь к человеку, к ближнему, к брату своему.
В силу этого любить ближнего религиозный человек может лишь в той мере, в какой эта любовь не противоречит любви к Богу.
Возможно поэтому в христианстве любовь может сочетаться с враждой к людям другой веры или неверующим.
Религиозное чувство — Православная энциклопедия Азбука веры
***
Религио́зное чу́вство — 1) естественное для человека стремление к Богу как к своему Творцу, Промыслителю; 2) чувства, формируемые и раскрываемые в человеке в процессе религиозно-нравственной деятельности (как то: любовь к Богу и ближним; ревность о Господе, благоговение перед Богом или святыней, радость о Господе, страх Божий и др.).
Основные виды религиозных чувств: благоговение, благодарность, преданность, почитание, ревность, радость, страх Божий, смирение, вера, надежда, любовь. «Всех благ, или нравственных доброт начало, средина и конец, если хочешь, и хороводитель и главарь – вера, надежда и любовь – сия триплетная и боготканная вервь, – паче же всех любовь…» [Каллист и Игнатий Ксанфопулы. 1900, с.195].
***
Чем религиозное чувство отличается от религиозных чувств?
В отличие от частных религиозных чувств, возникающих, проявляющихся и формируемых в человеке в связи с его верованием, естественное религиозное чувство свойственно всем людям вообще, вне зависимости от мировоззрения и отношения к той или иной вере.
Религиозное чувство обнаруживается в общем стремлении человека к Богу как к Источнику жизни, Подателю всяческих благ. Оно также естественно для человека, как и любые другие стремления, вызванные проявлением сущностных свойств; по значимости же занимает приоритетное место (Деян.17:27).
В той или иной степени религиозное чувство проявляется через разные сферы и силы души, как правило же: чрез разум, совесть и сердце.
Так, разуму всякого человека свойственно иметь представление о некоей Высшей Силе, Верховном Могущественном Существе. Поэтому Истории неизвестно ни одного безрелигиозного народа.
Другое дело, что под влиянием негативных факторов, связанных с общей и личной греховностью, прирожденная человеку идея об этом Существе может уродоваться, приобретать злохудожные очертания (так, язычники верят во множество богов, материалисты — в самосущую материю; пантеисты же отождествляют Бога с природой).
В голосе совести все люди, без исключения, ощущают требования нравственного закона. Голос совести нельзя отождествлять ни с личными желаниями, ни с частными, субъективными представлениями о морали, ведь нередко он звучит даже и вопреки нашим мыслям, нашему произволению. Через совесть человек познаёт Бога как Доброго и Справедливого Творца, познаёт его волю.
Сердцем все люди стремятся к счастью. Человек неверующий ищет счастья в мирском. Однако в мире нет ничего, что бы могло удовлетворить этому запросу сполна. Всецело реализовать сердечную потребность в радости и блаженстве может только Господь. Именно к Нему, как к Подлинному, Неисчерпаемому Источнику благ стремится сердцем каждый человек: верующий — осознанно; неверующий — как бы блуждая и спотыкаясь во тьме (поиск счастья в мирских удовольствиях может лишь на короткое время затмить, приглушить этот высокий порыв).
Религиозное чувство побуждает человека искать Бога. В должной мере и в правильном русле оно реализуется только в рамках подлинной веры (Ин.15:5). Такой верой является Православие.
От этого естественного религиозного чувства следует отличать частные чувства, вырабатываемые в процессе общения с Богом, при содействии благодати. Эти чувства свойственны верующим. Помимо прочих к ним относятся: страх Божий, любовь, благоговение, богоугодная ревность, готовность к самопожертвованию. По мере развития этих чувств, человек уподобляется своему Первообразу и в конце концов удостаивается вселения в Высшие Небесные обители.
Следует ли государству защищать религиозные чувства верующих?
Особо активному и широкому обсуждению в нашем обществе этот вопрос подвергся относительно недавно, в связи с законопроектом о защите чувств верующих. Кто-то изначально поддерживал этот законопроект всею душой, кто-то выказывал сдержанное или нейтральное отношение, равнодушие, наконец, кто-то находил в нём повод для недовольства и даже для грубой иронии (мол, а почему бы не издать закон о защите чувств неверующих?).
Одна из причин недовольства связана с неясностью или несогласием с критериями для оценки степени оскорбления верующих. Что вообще означает понятие «оскорбление чувств»? Где та грань, преступив которую человек вынужден будет предстать перед гражданским или уголовным судом? Положим, какому-нибудь христианину оскорбительным может показаться сам факт отрицания Божественного достоинства Христа, неверие в Его Воскресение, Вознесение и восседание одесную Отца. Кто-то может оскорбиться непристойным поведением священника.
В свою очередь чувства мусульманина могут оскорбиться от отрицания кем-либо истинности ислама, чувства иудея — от критики иудаизма, буддиста — от критики буддизма. Неужели каждый подобный эпизод, в случае поступления жалобы со стороны оскорбленного, должен рассматриваться как преступление, нарушение юридического закона?
Но ведь у этого вопроса есть и другая сторона, в чём, собственно, и усматривается целесообразность законопроекта. Как известно, государство обязано защищать права и свободы своих граждан. В перечень этих прав входит и право религиозного выбора, право на исполнение тех или иных религиозных обязанностей (не противоречащих требованиям Гражданского и Уголовного кодексов).
Между тем, встречаются случаи, когда те или иные люди не просто оппонируют представителям той или иной веры, но глумятся и издеваются над “святынями”, грубо препятствуют совершению “богослужений”. Разве в подобного рода обстоятельствах государство не вправе вмешаться в ситуацию?
Несмотря на то, что Царство Христа — Царство не от мира сего (Ин.18:36), этим положением не исключается возможность взаимодействия Церкви и государства. Так, в эпоху Вселенских Соборов светские власти способствовали созывам и организации Соборов, борьбе с ересями и расколами (правда, такое вмешательство не всегда приводило к положительным результатам, но это было связано не с неуместностью сотрудничества гражданских и церковных властей как такового, а со злоупотреблениями). Истории Церкви известно немало случаев помощи светских властей в основании и поддержке храмов, монастырей, защиты верующих от набегов врагов. И это не противоречит Божьему закону.
В какой мере религиозная вера должна быть основана на чувствах?
Чувственная сила является одной из главных сил человеческой души (наряду с умственной, желательной (волевой), раздражительной). Стало быть, использование чувственной сферы души в религиозно-нравственной деятельности не только уместно, но и необходимо, как необходимо проявление других её сфер: разумной, раздражительной, волевой.
В отличие от разума, сознающего те или иные действия, подлежащие нравственной оценке, как полезные, бесполезные или вредные для спасения, через чувства человек оценивает их несколько иначе, а именно: как нравящиеся или не нравящиеся, доставляющие радость или вызывающие скорбь.
При правильном функционировании чувственной сферы, как было бы, если бы человек не был греховным, но пребыл бы в первозданной нравственной чистоте, чувственная сфера проявлялась бы в нём в полном согласии с разумом и волей, которые, в свою очередь, устремляли бы человека к Добру.
Таким образом, человек стремился бы к тому, что соответствует его естеству и высшему предназначению, что согласно с замыслом Божьим о нём. Удовлетворение этим стремлениям сопровождалось бы радостью и довольством.
Совершенно иначе обстоит дело с греховными людьми. Для грешника очень часто приятным и радующим представляется не то, что полезно относительно спасения, но напротив, что вредно и разрушительно для тела и души.
В видах спасения чувственная сфера души должна подлежать такому же исцелению от последствий греха, как и прочие. По мере нравственного совершенствования человека, осуществляемого при содействии Божьем, преображаются все его душевные силы, возрастает степень их согласованности между собой. Так жизнь человека становится более возвышенной и целостной, цельной.
Формируемые в рамках истинной веры религиозные чувства, такие как любовь, страх Божий, ревность и радость о Господе, способствуют более правильной организации жизни, более тесному единению с Богом и ближними.
Относительно непосредственного ответа на заявленный в заголовке вопрос следует заметить, что чрезмерное акцентирование внимания на удовлетворении запросов чувственной сферы, при ненадлежащем контроле над разумом, волей и раздражительной силой, может приводить к печальным последствиям.
Так, непомерно высокая жажда радости может побуждать к неоправданному уклонению от скорбей, испытаний и трудностей (что в итоге может побуждать к ослаблению постов, сокращению длительности ежедневных молитв и пр.).
Чрезмерная ревность может перерастать в “ревность не по разуму”, грубый фанатизм.
Страх Божий может смениться паническим страхом, ужасом перед Богом (подобно тому страху, какой испытал согрешивший Адам (Быт.3:8)).
Чрезмерное увлечение мистическими ощущениями, погоня за высшими созерцаниями может закончиться погружением человека в ложный, богопротивный мистицизм (такого рода мистицизм практиковали представители ереси (см.: Ересь) мессалиан).
Закон о наказании за оскорбление чувств верующих подписан президентом
https://ria.ru/20130630/946661112.html
Закон о наказании за оскорбление чувств верующих подписан президентом
Закон о наказании за оскорбление чувств верующих подписан президентом — РИА Новости, 01.03.2020
Закон о наказании за оскорбление чувств верующих подписан президентом
За публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих, в том числе в местах религиозного почитания, богослужения и проведения других религиозных обрядов, вводится наказание до трех лет лишения свободы.
2013-06-30T15:09
2013-06-30T15:09
2020-03-01T18:44
/html/head/meta[@name=’og:title’]/@content
/html/head/meta[@name=’og:description’]/@content
https://cdn21.img.ria.ru/images/sharing/article/946661112.jpg?9432202751583077452
весь мир
европа
россия
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
2013
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
Новости
ru-RU
https://ria.ru/docs/about/copyright.html
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
РИА Новости
7 495 645-6601
ФГУП МИА «Россия сегодня»
https://xn--c1acbl2abdlkab1og.xn--p1ai/awards/
политика, общество, владимир путин, россия
15:09 30.06.2013 (обновлено: 18:44 01.03.2020)За публичные действия, выражающие явное неуважение к обществу и совершенные в целях оскорбления религиозных чувств верующих, в том числе в местах религиозного почитания, богослужения и проведения других религиозных обрядов, вводится наказание до трех лет лишения свободы.
Сложные религиозные чувства / Политика / Независимая газета
07.03.2013 00:01:00
Законопроект об уголовном наказании за оскорбление верующих депутатам придется переделать
Тэги: ук, религия, закон
Защитники религиозных чувств верующих у храма Христа Спасителя. Фото РИА Новости
Новый текст законопроекта об уголовной ответственности за оскорбление чувств верующих должен появиться в Госдуме на днях. После согласования с администрацией президента авторы этой инициативы перевнесут текст документа, который будет кардинально отличаться от первоначального. Вместо отдельной статьи Уголовного кодекса предполагается сделать ряд поправок в уже действующие нормы. Дело в том, что законопроект не получил полной поддержки ни у одной государственной или общественной инстанции.По информации НГ, обновленный текст законопроекта об оскорблении чувств верующих может быть внесен в нижнюю палату в марте. А точнее, перевнесен, поскольку, как стало известно «НГ», его авторам – депутатам из всех фракций ГД – пришлось изменить концепцию своего документа. Впрочем, отметил источник «НГ» в руководстве ГД, сначала необходимо будет получить заключение Главного государственно-правового управления президента. Вчера вечером его, судя по всему, на Охотном Ряду пока так и не получили. Впрочем, замечания кремлевских юристов скорее всего будут уже не к принципиальным положениям проекта, а к его отдельным юридико-техническим деталям. Потому что принципиальное решение по настоянию той же администрации президента уже принято: стремление защитить «религии, составляющие неотъемлемую часть исторического наследия народов России», приказано разбросать на полдесятка статей УК. Это вместо новой особой статьи 243.1 УК РФ, где за собственно оскорбления и унижения чувств, убеждений, культовых сооружений и т.д. предлагалось до трех лет тюрьмы, а за осквернение и повреждение религиозных материальных ценностей – до пяти.
Напомним, что сам законопроект появился в конце сентября прошлого года, как раз на пике впечатлений от процесса Pussy Riot. И поначалу казалось, что дело будет сделано быстро – закон будет принят. Однако уже через месяц Верховный суд РФ прислал свое заключение, где указал, что новая статья УК неизбежно вступит в конкуренцию с рядом действующих, в которых прописаны те или иные санкции по собранным в ней вместе составам преступления. Судьи указали на как минимум шесть и предупредили, что большей правовой определенности эта ситуация не создаст, а как раз наоборот – уменьшит ее.
Кроме того, ВС объяснил депутатам, что некоторые примененные ими термины типа «оскорбления убеждений» в уголовном законодательстве в общем-то не применяются. В заключении суда указывалось: «Унижение или оскорбление являются формами посягательств на честь и достоинство личности, а не на определенную последовательность действий, каковыми, по сути, являются богослужение, религиозные обряды и церемонии». В общем, ВС РФ предлагал вести работу по защите лишь религиозных чувств. Примерно с теми же самыми замечаниями и предложениями выступило и правительство. А вот Общественная палата и президентский Совет по правам человека потребовали от Госдумы вообще такого рода законов не принимать. Причем СПЧ сделал вывод, что депутатская инициатива по большому счету антиконституционна, поскольку упоминание в ней неких религий, составляющих часть исторического наследия России, которые закон и будет защищать, позволяет сделать вывод, что иные с той же силой защищаться не будут.
Кстати, член Совета по правам человека при президенте Илья Шаблинский пояснил «НГ», что хотя словосочетание «религиозные чувства» и встречается, например, в КоАП, но расшифровки там оно не имеет. Шаблинский высказал уверенность, что думцы вынуждены будут пойти по пути внесения новых квалифицирующих признаков в ряд статей УК, но затруднился что-то им посоветовать по поводу разъяснения понятий. Предположив только, что без выполнения этой работы им обойтись не удастся. Он также выразил удовлетворение тем, что 4 марта Правовое управление Госдумы тоже присоединилось в хору критиков законопроекта. В его заключении написано, что практически ни одно из тех понятий, плохое отношение к которым предлагается наказывать как в уголовном, так и в административном порядке, в российском законодательстве четкого определения не имеет. И что новая статья УК, конкурирующая с действующими, фактически сделает невозможным применение ни одной из них. По предварительным данным, которые «НГ» получило в аппарате ГД, теперь вместо отдельной статьи поправки будут, видимо, сделаны в статью 148 «Воспрепятствование осуществлению права на свободу совести и вероисповеданий», статью 167 «Умышленное уничтожение или повреждение чужого имущества», статью 214 «Вандализм», статью 282 «Возбуждение ненависти либо вражды, а равно унижение человеческого достоинства», статью 243 «Уничтожение или повреждение памятников истории и культуры» и статью 244 «Надругательство над телами умерших и местами их захоронения». Первое чтение законопроекта пока предполагается провести в марте.
Комментарии для элемента не найдены.
Матвиенко: свобода слова не должна задевать религиозные чувства
Свобода слова не может быть безграничной, хоть и является безусловной ценностью, считает спикер Совета федерации Валентина Матвиенко. Она призвала не переступать грань, оскорбляя религиозные чувства верующих.
«Свобода слова — это безусловная ценность, но она не может быть безграничной, когда задеваются религиозные чувства граждан. Есть определенная красная черта, за которую нельзя заступать. Об этом надо всегда нам помнить»,— сказала госпожа Матвиенко журналистам, комментируя атаки террористов в Европе (цитата по «Интерфаксу»).
По мнению Валентины Матвиенко, высказать осуждение терактам во Франции и Австрии должны «все здравомыслящие силы», однако недопустимо возлагать ответственность за них на отдельные религии. «Нужно уходить от ярлыков или попыток объяснять причины терактов, возлагая ответственность на какие-то культуры и религии. Все мировые религии осуждают это, не допускают террористических актов. Это очень тонкая материя, и надо всегда об этом помнить»,— заявила председатель Совета федерации. Глава верхней палаты парламента добавила, что Россия имеет опыт противодействия терроризму и готова поделиться им с Европой.
16 октября выходец из Чечни Абдулахан Анзоров во Франции отрубил голову школьному учителю Самюэлю Пати за то, что тот показал своим ученикам карикатуры Charlie Hebdo на пророка Мухаммеда. Президент Эмманюэль Макрон призвал сделать ислам во Франции «французским, просвещенным, резко ограничив воздействие внешних спонсоров и менторов из других стран».
После этого в мире произошла череда терактов и атак: в Ницце, Авиньоне, Лионе, пригороде Парижа. В Саудовской Аравии террорист напал на охранника консульства Франции. В Москве прошли две акции мусульман против Charlie Hebdo у посольства Франции. Вчера вечером, 2 ноября, в Вене была открыта стрельба в нескольких частях города, 4 погибли, 14 человек ранены. Один нападавший застрелен полицией, двух других задержали, оставшихся продолжают искать австрийские правоохранительные органы.
Подробнее о случившемся в Вене — в материале “Ъ” «Отвратительный теракт».
Об оскорблении религиозных чувств / ФОМ
17 Ноября 2020
63% россиян хорошо относятся к тому, что за оскорбление чувств верующих в стране предусмотрена уголовная ответственность. 26% респондентов относятся к этому плохо. Распределение среди молодых – 53% к 40%. Максимальный срок лишения свободы по статье об оскорблении религиозных чувств – 3 года. 25% опрошенных считают его слишком большим,3% – слишком маленьким, 29% – таким, каким нужно. По мнению 30% россиян, закон о защите религиозных чувств нарушает права атеистов, 52% нарушения прав не видят. скачать данныеЕженедельный всероссийский телефонный опрос. В каждом опросе по 1000 респондентов. Статпогрешность не превышает 3,8%. До 22 марта включительно: еженедельные поквартирные опросы «ФОМнибус», 53 субъектов РФ, 104 населенных пункта, 1500 респондентов.
ДАННЫЕ В % ОТ ОПРОШЕННЫХ ДАННЫЕ В % ОТ ОПРОШЕННЫХ ДАННЫЕ В % ОТ ОПРОШЕННЫХ ДАННЫЕ В % ОТ ГРУПП ДАННЫЕ В % ОТ ГРУПП ДАННЫЕ В % ОТ ОПРОШЕННЫХ ДАННЫЕ В % ОТ ОПРОШЕННЫХ ДАННЫЕ В % ОТ ОПРОШЕННЫХ ДАННЫЕ В % ОТ ОПРОШЕННЫХ ДАННЫЕ В % ОТ ОПРОШЕННЫХ ДАННЫЕ В % ОТ ГРУПППодробнее на fom.ru/Mir/11077
материалы
Особым праздником, важным, значимым считают Пасху 72% участников общероссийского опроса. Люди, которые назвали себя православными, естественно, чаще дают такой ответ, но и среди тех, кто не считает себя верующим, 40% называют праздник значимым. Для 25% россиян Пасха не является важным праздником
37% россиян придерживаются мнения, что женщины и мужчины имеют равные возможности для продвижения по службе. 52% считают, что у мужчин возможностей больше. С предвзятым отношением из-за пола сталкивались на работе 19% женщин и 8% мужчин, в других сферах жизни – 17% и 9%, соответственно
По мнению 23% россиян, сегодня в нашей стране слишком много демократии, 31% наших сограждан (значительно чаще – молодые и образованные) считают, что ее слишком мало, 24% – что демократии столько, сколько нужно. 58% россиян говорят, что лично им важно, чтобы в России была демократия, 26% это неважно
Женщины должны активнее участвовать в политике, уверены 61% участников общероссийского опроса. 29% респондентов придерживаются мнения: политика –не женское дело
91% россиян считают, что муж и жена должны в равной мере участвовать в ведении хозяйства. При этом только 52% опрошенных говорят, что в семьях их знакомых домашние обязанности супруги делят поровну
Религиозные чувства • CRC 1171
Рабочая группа сосредоточилась на вопросе религиозных, а также светских аффектов и эмоций с внутренней (религиозной / личной / частной), а также внешней (светской / безличной / универсальной) точки зрения. Понятие «религиозное чувство», используемое в теологии, философии и других дисциплинах, долгое время ассоциировалось с индивидуальной верой и субъективным религиозным опытом, поскольку Шлейермахер определяет религию как «чувство абсолютной зависимости от Бога».Однако развитие последних исследований привело к появлению новых подходов к религиозным чувствам, в то же время критикуя одностороннее протестантское понимание эмоций как личного дела. Пытаясь оспорить этот подход религиозности как личного и частного чувства, рабочая группа попыталась внести свой вклад в разработку методологического подхода к изучению аффекта через дискурс, одновременно пытаясь оспорить границы между религиозным и светским. Этот новый подход к аффектам внутри религии и светского интересовал не только религиоведение, но и социологию религии.В обеих дисциплинах все большее внимание уделяется аффективным и эмоциональным компонентам религии по отношению к светским. Что еще предстоит проанализировать, так это исторические связи между аффективным и эмоциональным характером религиозно или секулярно мотивированного действия и их исторической взаимозависимостью. В рамках рабочей группы мы организовали 4-5 ноября 2016 года международный семинар, который затем превратился в отредактированный том под названием Аффекты и эмоции в многоконфессиональных светских обществах .Во время семинара Кристиан фон Шеве, один из организаторов, провел интервью с Донованом Шефер, одним из участников, который рассказал о своем понимании религиозных аффектов. Также в рамках рабочей группы Анна Л. Берг опубликовала в блоге запись об эмоциональности убийств Charlie Hebdo в немецком медиальном дискурсе.
Координация:
Д-р Нур Ясемин Урал (C04)
Анна Леа Берг (C04)
Майке Хакен (C02)
Введение: Исследование религии и эмоций
Страница из
НАПЕЧАТАНА ИЗ РУКОВОДИТЕЛЕЙ OXFORD HANDBOOKS ONLINE (www.oxfordhandbooks.com). © Oxford University Press, 2018. Все права защищены. В соответствии с условиями лицензионного соглашения, отдельный пользователь может распечатать PDF-файл одной главы названия в Oxford Handbooks Online для личного использования (подробности см. В Политике конфиденциальности и Правовом уведомлении).
дата: 24 сентября 2021 г.
Аннотация и ключевые слова
Эта книга о религии и эмоциях. Он исследует эмоциональную составляющую религии в рамках определенной традиции, уделяя особое внимание эмоциям в новых религиозных движениях.Есть очерки по иудаизму, христианству, индуизму, японским религиям, буддизму и исламу. В книге говорится о том, как эмоции упускаются из виду при изучении религиозных традиций, и как акцент на эмоциональном может привести к новому пониманию того, как люди через религию создают отношения с природой, божествами и друг с другом. Он также включает эссе, в которых рассматривается эмоциональный компонент в различных областях религиозной жизни, включая ритуалы, гендер, сексуальность, музыку и материальную культуру.Книга показывает, что эмоциональная жизнь в значительной степени определяется религией, и что религия, в свою очередь, направляет и укрепляет построение эмоциональных идеологий, связанных с широким спектром форм поведения. Кроме того, он обращается к определенным эмоциям, таким как экстаз, любовь, ужас, ненависть, меланхолия и надежда.
Ключевые слова: религия, эмоции, религиозные движения, сексуальность, музыка, любовь, ненависть, пол
Изучение эмоций на Западе имеет долгую историю, и почти с самого начала это исследование было заключено в религиозные формулировки вопросов о значении, случайности, предельности и намерении.Это также в определенной степени характеризовалось попытками понять, связаны ли познание и эмоции друг с другом и как. Принимая физикалистский язык своих предшественников Эмпедокла и Гиппократа, Сократ руководил теорией, нагруженной образами сердца, крови и мозга, с учетом морали и добра, не теряя при этом телесной интонации или особого акцента на удовольствии и боли. Платон добавил утверждение, что эмоции, связанные с бессмертной душой, влияют на восприятие тела, а Аристотель, который подробно остановился на роли крови, сердца и дыхания, также предложил теорию эмоций, основанную на философском объяснении эмоциональной реакции. удовольствие и боль одновременно связывали эмоции с познанием.Последнее утверждение оказалось фундаментальным для последующего теоретизирования и, в частности, для интерпретации, касающейся роли эмоций и разума в определении суждений о правильном и неправильном. Стоики еще более решительно провозглашали интеллектуальный аспект чувства, выдвигая эмоции как суждение, а также добавляя предупреждение против того, что они называли «страстями», или внезапными, необоснованными или необоснованно сформированными мнениями. Плотин в начале нашей эры более решительно развил мышление об эмоциях в направлении этики и метафизики.
(стр. 4) Для Августина Гиппопотамского, чьи размышления об эмоциях глубоко повлияли на развитие христианского богословия, чувство лучше всего понималось в связи с волей. Писая в контексте своих богословских рассуждений о человеческой греховности и добродетели, Августин утверждал, что эмоции, по сути, были выражением воли. Но, отличая свое мышление от взглядов стоиков, Августин представлял эмоции в лучшем виде в связи с душой, соединенной с Богом, и сформированной этими отношениями таким образом, чтобы склонить ее к добру.В то же время Августин, внимательно следивший за вероятностью смешанных чувств у людей, конфликта желаний, подверг сомнению предпосылку о том, что люди могут полагаться на чувства как на руководство любого рода. Соответственно, его размышления об эмоциях стимулировали поисковую эмпирическую психологию чувств, проводимую наряду с довольно незначительной опорой на познание, и все это основывалось на уверенности в необходимости управляющей силы искупительной благодати.
Когда христианские рассуждения об эмоциях стали преобладать в Средние века, идеи о сильных и слабых сторонах эмоций нашли свое отражение в религиозной практике, а также в интеллектуальной жизни, с разными акцентами.Стоическое предпочтение apatheia , или отсутствие аффекта, которое можно было прочесть у Григория Нисского, а также у Августина и у различных раннесредневековых писателей, никогда не было простым вопросом выбора бесстрастия. Возникшая христианская риторика соединила эротическую чувствительность — писатели часто использовали язык библейских Песен Песен при построении теорий эмоций — с идеалом умышленных действий, незапятнанных страстью под когнитивным покровом «любви к Богу». Подобно тому, как Средние века установили знание и любовь к Богу как два столпа религиозной жизни, оно также способствовало подходу к духовному исправлению через культивирование привязанностей и через мистицизм, который во многих случаях предлагал концепцию Я, построенную как полнота как чувства, так и знания.
Писатели эпохи Возрождения, теоретизировавшие о религии и эмоциях, вторили Аристотелю. Их интересовала обработка Фомой Аквинским аристотелевских идей в целом и, в частности, его предложение о том, что такие страсти, как любовь и ненависть, следует понимать в связи с телом, с разумными аппетитами. Они также исследовали идею, уходящую корнями в аристотелевское мышление и развитую Аквинским, о «пассивности» страстей в отличие от «активности» души. В некоторых кругах размышления об эмоциях оставались до девятнадцатого века в рамках, предложенных Аквинским, но дебаты об эмоциях изменились в семнадцатом веке с публикацией работ Рене Декарта и Бенедикта Спинозы.Декарт предложил метафизику, которая отделяла физическую субстанцию от ментальной субстанции, или, более конкретно, волю и познание от человеческих тел, ограниченных законами физики. Картезианство как таковое глубоко определило ход западных философских исследований. Но расположение эмоций в этой схеме Декартом оказалось проблематичным. Он утверждал, что эмоции связаны с сердцем, кровью и мозгом, то есть физическими явлениями, и что переживание эмоций связано с ощущением стимула или активности тела.В то же время он описал эмоции в связи с ментальными явлениями, такими как убеждения и концептуализация, оставив их независимыми от (стр. 5) тело, часть разума или души. В конце концов он пришел к выводу, что шишковидная железа в мозге объединяет активированные ощущения тела с умственной обработкой, так что телесное возбуждение, передаваемое по трубкам к шишковидной железе, выражается там как страх, удивление, надежда или другие эмоции. Спиноза, который рассматривал тему эмоций в рамках своих этических сочинений, бросил вызов теории Декарта, отвергнув ее дуалистическую метафизику, и, подобно стоикам, утверждал, что вместо этого следует сопротивляться эмоциям как несовершенным или дефектным мыслям о мире. .При критическом рассмотрении все эмоции — а Спиноза определил сорок одну из них — на самом деле были разновидностями боли, удовольствия или желания. Не было свободы воли преобразовывать ощущения в эмоциональные формы, воспринимаемые как полезные для человека. У души не было потенциального господства над эмоциями в этом картезианском смысле. Как и Спиноза, Дэвид Юм стремился построить теорию эмоций в связи с этикой, утверждая, что «прямые» эмоции — это простые ощущения, связанные с болью или удовольствием, но косвенные страсти возникают в уме в связи с идеями. 1
Чарльз Дарвин обосновал сходство эмоций у людей и других животных и предположил, что эмоции развиваются из-за их адаптивной ценности, преимущества, которое они обеспечивают для выживания, прежде всего в коллективе. Дарвиновское представление о биологической и эволюционной основе эмоциональной жизни преследовалось различными учеными в двадцатом веке, в частности Полом Экманом и Нико Фриждой, но к тому времени были хорошо установлены и другие альтернативные подходы, в том числе теория Уильяма Джеймса, чья теория эмоция, разработанная в сотрудничестве с К.Дж. Ланге вторит Декарту в его утверждении, что эмоции — это вопрос физических ощущений, и Дарвину в его ссылках на инстинкт. Однако собственное мышление Джеймса об эмоциях развивалось сложным образом, чего не предсказывала теория Джеймса-Ланге. В конце концов, Джеймс придумал воплощенное эмоциональное сознание, которое можно было понять со ссылкой на познание и культурную среду, а также с неврологическими паттернами и физическими ощущениями. Эта сложность особенно очевидна в его описании «религиозных эмоций» в книге «Разновидности религиозного опыта», (1902). 2
Многие последующие исследования эмоций, в том числе посвященные религии и эмоциям, пытались более точно определить отношения между познанием и эмоцией. Роберт С. Соломон и Марта Нуссбаум, среди прочих, писали об эмоциях как о когнитивных суждениях, Нуссбаум исследует ценности и этику в связи с эмоциями. Роберт Н. Макколи, Харви Уайтхаус и Илкка Пюйсяйнен, например, применили идеи когнитивной науки — совокупность точек зрения, взятых из социальных и поведенческих наук, нейробиологии, философии и, все чаще, моделирования искусственного интеллекта. религии.Теории когнитивной науки, которые обычно рассматривают эмоции как неотъемлемую часть познания, были развернуты для изучения ряда вопросов, в том числе того, каким образом ритуал внушает убеждение через эмоциональную интенсивность, как «эмоциональное познание», полученное из структур мозга, делает людей восприимчивыми. в религию и как рассуждение интегрируется с чувством в религии. 3
Изучение религии и эмоций было важной частью богословских работ, и на протяжении веков западного (п.6) история. 4 Он также был значительно продвинут за счет использования точек зрения философии, психологии и возникающей «когнитивной науки». Но это не единственные подходы, которые используют западные люди при изучении эмоций в религии. То есть центральные вопросы об эмоциях и религии не находятся исключительно в контексте изложенного выше мышления. Историки, например, исследовали различные способы связи эмоций и религии в различных географических и хронологических условиях. 5 Расширяя и усложняя изучение исторического mentalité и опираясь на ряд исследований в области социальных наук, историки наметили пути изменения эмоциональности с течением времени и от места к месту, а также то, как ее роль в соответственно изменилась и религиозная жизнь. Страх перед Богом для пуритан семнадцатого века означал нечто иное, чем для евангелистов двадцатого века, а ненависть ко греху, идеал средневекового христианства, была менее ценным эмоциональным выступлением для более поздних унитариев.Историки религии, изучающие эмоции, обнаружили, что можно с пользой исследовать многие части мира и за пределами дискурсов, сформированных в основном христианскими традициями понимания религии и эмоций. Такое исследование помогло сформировать панораму разнообразия в отношении религии и эмоций, чтобы способствовать пониманию, например, того, как ключевые эмоции, связанные с семейными отношениями в Корее, изменились с четырнадцатого по двадцатый века, когда буддийские идеи пустили корни. в Корее и бросил вызов моральному порядку конфуцианской вселенной; о том, как чувства переплетаются с чтением Священных Писаний среди индонезийских мусульман; и о том, как еврейские мистики шестнадцатого века сконструировали эмоции как видение, плач, семя и смерть. 6
Одно из достоинств исследования религии и эмоций с использованием исторических или социальных научных подходов состоит в том, что такие подходы делают возможным наблюдение того, как эмоции проявляются людьми в религиозном контексте. В рамках религиозной практики выражение и сокрытие эмоций может принимать самые разные формы. Определенные эмоции преобладают в религиозной жизни в одних культурных условиях, в то время как в других местах проявляются другие эмоции. Точно так же эмоции, которые играют центральную роль в ритуалах в одном сообществе, иногда производят впечатление, так как они не похожи на эмоциональные состояния, характерные для ритуалов в других сообществах.Эмоция, называемая неварами Непала нуга , обозначает комплекс когнитивного суждения, морального знания, осознания божественного и физического ощущения: нуга , физическое сердце и в то же время священная эмоция, на самом деле ощущается как он трепыхается и тонет, болит или прыгает. 7 Точно так же в религиозной деятельности, окружающей культ святых в Индии, прихожане представляют эмоциональную жизнь и разыгрывают ее в драмах, которые бросают вызов западным различиям между сознательным и бессознательным, индивидуальным чувством и коллективной эмоцией, рациональным познанием и иррациональными чувствами и воплощенными эмоциями / одухотворенная эмоция. 8 Религиозно-эмоциональная культура франкской женщины седьмого века отличается от культуры испанки шестнадцатого века и американского бизнесмена девятнадцатого века. 9 В последние десятилетия такое понимание обусловлено склонностью ученых к взглядам на культурные различия, а не на универсализм. Исследователи сосредоточили свое внимание на том, как эмоциональная жизнь, по-видимому, разворачивается по-разному в зависимости от того, за какой культурной группой наблюдаетс, а также в отношении пола, (п.7) возраст, класс и другие факторы в сообществах. Ученые во многих случаях фокусировались на демонстрации того, что компоненты эмоциональности — то, как группа воспринимает эмоции по отношению к мышлению и действиям, ее понимание конкретных эмоций, ее стратегии передачи эмоции и ее скрытия, ее связь с языком — варьируются от контекст в контекст. Тем не менее, большинство исследователей в какой-то мере продолжают придерживаться идеи о том, что определенные аспекты эмоциональной жизни не противоречат культурным границам. 10 Такую позицию не следует путать с ортодоксальным универсализмом, а скорее ценить как открытость к открытию того, какие аспекты эмоциональности разделяются, и особенно те, которые могут быть идентифицированы психологией, нейробиологией и философией.
Изучение религии и эмоций
Эмоции играют фундаментальную роль в религии. В девятнадцатом и начале двадцатого веков теоретики, начиная от Фридриха Шлейермахера и Рудольфа Отто до Эмиля Дюркгейма, Зигмунда Фрейда и Уильяма Джеймса, пытались определить эту роль.Независимо от того, делался ли акцент на силе эмоций связывать социальные коллективы или на эмоциях в религии как на «океаническом чувстве» или «чувстве абсолютной зависимости», большинство работ о религии исходило из предположения, что человеческая эмоциональность является составным элементом религиозной жизни. Во второй половине двадцатого века теории религии, которые возникли в первую очередь из социальных наук, подтвердили утверждение о том, что эмоции занимают центральное место в религии. В работах Роберта Белла, Клиффорда Гирца и, в конечном итоге, Родни Старка «чувство» того или иного рода было неотъемлемой частью религии. 11 Но в этих теориях и в других теориях того времени сама эмоция оставалась в значительной степени неопределенной. Было ли это переработкой удовольствия и боли? Было ли это свидетельством движения души? Было ли это извлечено из культуры полностью или частично? Были ли это конкретно религиозные эмоции? Какие эмоции были важнее других, когда дело касалось религии? Неужели эмоции — это нервы и химические вещества? В какой степени язык был проводником эмоциональности? Был ли телесный язык эмоций? Нежелание теоретиков отважиться на теорию, которое могло бы возникнуть в результате серьезного внимания к таким вопросам, отчасти можно понять, учитывая тот факт, что только в последние годы исследования начали систематически поднимать эти вопросы.То есть формирование научного консенсуса о том, что эмоции поддаются анализу, как и любой другой аспект человеческого опыта, приходило медленно. Вдобавок, как это иногда бывает в моменты быстро развивающихся научных исследований в определенной области, исследования эмоций не всегда совпадали друг с другом таким образом, чтобы указывать путь к наиболее плодотворным областям исследования. До недавнего времени интеллектуальный балласт в области изучения эмоций был недостаточным — по крайней мере, с точки зрения его места в качестве предмета, легко выходящего за дисциплинарные рамки, — для устойчивого исследования более многообещающих направлений исследования.Более того, обсуждение эмоций, (стр.8) который вызывает на игровое поле набор часто глубоко укоренившихся убеждений о себе и культуре, был склонен к поляризации. Взгляд через пропасть с одной стороны на другую может отбить у писателей охоту заниматься синтезом, который может служить признанными маркерами состояния данной области и теоретическими платформами для постепенного распространения изучения эмоций на новые области.
По мере того, как исследования эмоций в последние годы продвигались ускоренными темпами, и по мере того, как эти исследования переходили из одной области в другую и при этом достигли согласованности, новое исследование религии и эмоций смогло сформулировать свою повестку дня более четко.Наиболее важно то, что потенциальные выгоды от обращения к религии через сосредоточение внимания на эмоциях стали более заметными. Рассматривая религию как человеческую деятельность, в которой эмоции играют ключевую роль, и признавая, что существует множество различных способов обоснованного определения эмоции и описания ее места в культуре, исследователи значительно расширяют территорию, на которой можно было бы исследовать ее религиозные аспекты. Точнее говоря, сосредотачиваясь на эмоциях, те, кто изучает религию, позиционируют себя так, чтобы иметь возможность включать в свои исследования данные, полученные из источников, которыми часто пренебрегают.Изучение религии и эмоций дает возможность обсудить религию как человеческую деятельность, которая встроена в повседневную жизнь в чувственные отношения, которые люди испытывают с другими людьми, природой и святыми персонажами, которым они преданы.
Изучение религии и эмоций, в одном случае, может способствовать пониманию религиозной жизни людей, исследуя лингвистическое выражение эмоций. Таким образом, один из способов улучшить понимание, например, молитвенного акта, состоит в том, чтобы подойти к нему лингвистически, сосредоточив исследование на том, как эмоции выражаются в словах участников.Когда люди со слезами на глазах клянчат свое «сердце» божеству, имеют ли они в виду сложное мыслящее / чувствующее «я», как, например, Шейкеры? Определяет ли ссылка на сердце, если рассматривать ее на фоне культурных значений эмоций, познания и тела, физическое состояние, физическое чувство? Сердце — метафора или субстанция? Означает ли это форму привязанности, которую следует отличать от видов привязанностей, которые люди формируют с другими людьми или предметами? Существуют ли отработанные, культурно обоснованные проявления эмоций, которые рассматривают подношение сердца как возможность только в религиозном контексте? Каковы взаимосвязанные словари чувств, которые религиозно собраны вместе по отношению к сердцу? Отличается ли женское сердце от мужского, и если да, то имеет ли смысл ее религиозное приношение по-другому? У детей такое же сердце, как и у взрослых? Краткий ответ на подобные вопросы состоит в том, что способ понять, что происходит, когда человек дает клятву своей души, лежит через исследование социальных отношений, динамики семьи, физических состояний, представлений о себе, местных эпистемологий и других факторов.Эмоции, воспринимаемые как нечто само собой разумеющееся, как нечто, что «все знают» или универсально переживают или понимают одинаково, препятствуют исследованию личных и культурных фрагментов, которые лежат за сценой эмоционального события. Эмоциональная жизнь в определенной степени строится культурно, и именно через изучение элементов культуры мы можем раскрыть значения разыгрываемых эмоций. 12
(стр.9) Изучение религии и эмоций также открывает возможности для целенаправленного вовлечения в анализ местных представлений о теле и культурных практик, которые драматизируют тело, включая еду и сексуальное поведение, а также упражнения, уход и одевание тела.Центральным аспектом нынешнего возрождения академических исследований эмоций является акцент на проявлении эмоций в выражении лица и в других позах тела, а также на месте таких физических упражнений в более широких идеологиях тела. Опираясь на исследования, которые связывают эмоциональное выражение с телом, религиоведы могут создавать более богатые интерпретации религии. Отслеживание эмоционального выражения назад, как бы в культурно специфических представлениях о теле и его деятельности, позволяет исследователям более уверенно связывать это выражение эмоции с взаимосвязанными идеологиями, такими как те, которые связаны с полом, возрастом, расой, болезнью и исцелением. .Так, например, как показал Пол М. Туми, мы многое узнаем о религиозных ритуалах, когда обращаем внимание на способы выражения эмоций посредством приготовления и подачи пищи в поклонении. Анализируя эмоциональное проявление индийских паломников, Туми объясняет, как различные виды эмоций — материнские эмоции, любовные эмоции и другие — представлены в виде различных видов пищи и стилей питания в различных группах паломников. Наблюдая сильную корреляцию между определенными эмоциональными состояниями и определенными стилями приема пищи, Туми приходит к выводу, что еда на самом деле является метафорой и метонимом эмоции.Такой анализ открывает путь к задействованию малоизученных аспектов преданности паломника, в том числе того, как ритуальное исполнение оформляется эмоциональными отношениями внутри семьи, которая готовит и ест пищу, а также между членами коллектива, которые разделяют предположения о социальном значении еды. 13
Еще один пример того, как сосредоточение внимания на эмоциях может обогатить научную интерпретацию религиозной жизни, — изучение религиозных культур в отношении конкретных эмоций.Жан Делюмо в книге « Грех и страх: возникновение западной культуры вины, 13–18 века, » описывает культурную историю греха, демонстрируя центральную роль определенной эмоции в этой культуре. Делумо может включить в свою интерпретацию удивительно широкий спектр данных, сплетая воедино несколько тем, обращаясь к человеческому опыту страха как соединительной ткани между ними. В его описании идентичность, память, самость, сознание, искусство, семья, политическая революция, анорексия, темы католических проповедей во Франции, стиль проповеди Гилберта Теннента в Принстоне и danse macabre , среди прочего, приобретают значение, поскольку позиционируются как культурные артефакты в западном обществе, озабоченном страхом и чувством вины.Точно так же Шарлотта Хардман в книге «Другие миры: представления о себе и эмоциях среди Лохорунг Рай » смогла собрать богатый массив свидетельств для своего исследования религиозного ритуала и метафизики непальского сообщества, сосредоточив внимание на том, что Лохорунг Рай называет сая — сложная эмоция, переживаемая в связи с отношениями с оживленным сообществом умерших предков и живых членов семьи и соседей. Хардман способен продемонстрировать, как метафизика сообщества строится вокруг эмоционального центра.Ее признание (стр.10) Привязанность повседневной жизни к эмоциональности приводит ее к осознанию глубокой взаимозависимости в размышлениях Лохорунга Рай о таких вещах, как одежда, еда, собственность, пространство, смерть, брак, болезнь, сознание, потеря и более знакомые эмоции, такие как гнев. Короче говоря, стратегия Хардман по исследованию религии в культуре Лохорунг Рай через эмоции дает ей возможность проиллюстрировать значимость множества культурных артефактов, связанных между собой идеологией чувств, для формирования религиозной жизни. 14
Изучение религии и эмоций в современной науке особенно важно из-за ее междисциплинарного качества. Работа историков, социологов и бихевиористов, философов, психологов, литературных критиков и нейробиологов, а также письма, включающие теологическую перспективу, сыграли важную роль в определении области исследования. Особенно впечатляет то, как работа в этих различных областях пересекалась, способ проникновения в суть дисциплинарных дисциплин.Как это часто бывает, когда ученые исследуют новую область (или открывают ее заново), изучение эмоций в целом и изучение религии и эмоций в частности было сформировано интеллектуальным обменом между группами людей, которые подходят к теме с разных сторон. Академическое любопытство, без сомнения, объясняет такое перекрестное опыление, но это также, вероятно, является следствием того факта, что литература по изучению эмоций еще не полностью переведена на дисциплинарные языки, которые мешают мышлению, выходящему за рамки академически установленных границ.Соответственно, новое исследование религии и эмоций является академическим начинанием, которое имеет потенциал, по крайней мере на этой относительно ранней стадии своего развития, для обоснования концептуализации религии как чего-то более сложного, чем это традиционно предполагалось. В то время как в прошлом эмоции часто рассматривались как объяснение, нечто несводимое, в настоящее время существует критическая масса научных и гуманитарных исследований, достаточная для преодоления этого шовинизма.По мере продолжения междисциплинарных усилий он может предоставить возможности для прояснения того, каким образом эмоции вовлечены в религию, путем расширения теории до новых приложений, так же, как новаторская работа Питера Н. Стернса и Кэрол З. Стернс по «эмоциональности» соединила психологическое понимание с историческим. изучение. 15
Очерки религии и эмоций
Этот том состоит из четырех частей. Первый, «Религиозные традиции», включает эссе, в которых исследуется эмоциональная составляющая религии в рамках определенной традиции.Он также включает эссе об эмоциях в новых религиозных движениях. В этих эссе по иудаизму, христианству, индуизму, японским религиям, буддизму и исламу не делается попытка всестороннего обзора эмоций как таковых. (стр.11) концептуализированы или практикуются на протяжении всей традиции, но, скорее, исследуют эмоции в традиции по отношению к определенному кластеру идей или практик. Авторы этих глав также отмечают, как эмоции упускаются из виду при изучении религиозных традиций и как акцент на эмоциональном может привести к новому пониманию того, как люди через религию создают отношения с природой, божествами и друг с другом.
В части II несколько эссе обращаются к эмоциональному компоненту в различных областях религиозной жизни, включая ритуалы, гендер, сексуальность, музыку и материальную культуру. Эмоции, будь то часть особой религиозной деятельности, которая осуществляется в священных местах, или в связи с повседневным поведением людей, могут рассматриваться как неотъемлемая часть религиозной практики. Анализ религиозной жизни в этих главах проясняет, что эмоциональная жизнь в значительной степени определяется религией, и что религия, в свою очередь, направляет и укрепляет построение эмоциональных идеологий, связанных с широким спектром форм поведения.Особое значение имеет место эмоции в творческих и образных аспектах религиозной жизни — как музыка, например, или сексуальность, или производство материальной культуры формируются через обращение к чувствам, и как чувство приводит к инновациям и экспериментам в форме. .
Очерки в части III обращаются к определенным эмоциям: экстазу, любви, ужасу, ненависти, меланхолии и надежде. Каждое из этих эссе по-разному исследует способ концептуализации и выражения религиозной эмоции и то, как она глубоко вплетена в ткань религиозной жизни.Опять же, цель состояла в том, чтобы проиллюстрировать каждую эмоцию со ссылкой на ограниченное количество условий, в которых она проявляется, а не всесторонне исследовать ее, хотя каждое из эссе в этом разделе предлагает интерпретацию роли эмоции в религии в целом. .
Часть IV включает эссе, в которых анализируется мышление людей, чьи теории об эмоциях и религии исторически имели большое значение, а также эссе, посвященные ведущим темам недавних исследований. Уже упомянутые Августин и Уильям Джеймс имеют особое значение.Таковы же перспективы французского социолога Эмиля Дюркгейма и немецких интеллектуалов Фридриха Шлейермахера и Рудольфа Отто. В этой части книги также описывается вклад науки о мозге и культурной антропологии в изучение религии и эмоций, и он позиционируется как по сравнению с старыми школами мысли.
Взятые вместе, все эссе представляют собой предварительную основу для нового исследования религии и эмоций. Они предназначены как вклад в определение этой области исследования, а также призваны стимулировать новые подходы и интерпретации.Взятые вместе, они определяют изучение религии и эмоций как предприятие, имеющее глубокие исторические корни в философии и теологии, с одной стороны, а с другой стороны, как предприятие, которое только недавно начало согласовываться как научный проект, как работа. в широком диапазоне дисциплин. Одним из наиболее важных последствий обращения к эмоциям в изучении религии является то, что исследования будут лучше подготовлены для более существенного включения эмоций в интерпретацию всех религиозных верований и практик.Эмоции больше нельзя отбрасывать как неизвестное, как безнадежно сложную область человеческой жизни, не поддающуюся анализу. Эмоции — это основа (стр.12) часть человеческого опыта. Изучать религию без ссылки на нее — значит лишить религию одного из ее центральных компонентов и тем самым сделать ее неподвижной, инертной и монотонной.
Банкноты:
(1.) Рене Декарт, «Страсти души», , переведен и аннотирован Стивеном Воссом (Индианаполис: Хакетт, 1989); Бенедикт Спиноза, Этика , перевод Г.Х. Р. Паркинсон (Oxford: Oxford University Press, 2000); Дэвид Хьюм, , Трактат о человеческой природе, , под редакцией Дэвида Фэйта Нортона и Мэри Дж. Нортон (Oxford: Oxford University Press, 2000).
(2.) Чарльз Дарвин, Выражение эмоций у людей и животных (Нью-Йорк: издательство Оксфордского университета, 2002); Пол Экман, Лицо человека: выражение универсальных эмоций в деревне Новой Гвинеи (Нью-Йорк: Garland STPM Press, 1980) и «Биологический и культурный вклад в движение тела и лица» в Антропология тела , под редакцией Джона Блэкинга (Лондон: Academic Press, 1977); Нико Х.Фрида, Эмоции (Нью-Йорк: издательство Кембриджского университета, 1986).
(3.) Роберт Н. МакКоули и Э. Т. Лоусон, Осведомленность о ритуалах: Психологические основы культурных форм (Кембридж: Издательство Кембриджского университета, 2002); Харви Уайтхаус, Режимы религиозности: когнитивная теория религиозной передачи (Уолнат-Крик, Калифорния: AltaMira Press, 2004); Илкка Пюсиайнен, Вера и не только: религиозная категоризация реальности (Åbo: Åbo Akademi, 1996) и «Познание, эмоции и религиозный опыт», в Религия в сознании: когнитивные перспективы религиозных убеждений, ритуалов и опыта , отредактированный Дженсин Андресен (Кембридж: издательство Кембриджского университета, 2001), 70–93.
(4.) См. John Corrigan, Eric Crump и John Kloos, Emotion and Religion: A Critical Assessment and Annotated Bibliography (Westport, Conn .: Greenwood Press, 2000), особенно 121–74, «Теологические исследования».
(5.) Джон Корриган, «История, религия и эмоции: историографический обзор», в Corrigan, Бизнес сердца: религия и эмоции в девятнадцатом веке, (Беркли: University of California Press, 2002), 269–280.
(6.) Джахюн Ким Хабуш, «Сыновние эмоции и сыновние ценности: изменение моделей дискурса сыновства в Корее позднего чосона», Джон Корриган, Религия и эмоции: подходы и интерпретация (Нью-Йорк: Oxford University Press, 2004), 75– 113; Элиот Р. Вольфсон, «Плач, смерть и духовное восхождение в еврейском мистицизме шестнадцатого века», в Corrigan, Religion and Emotion , 271–303; Анна М. Гаде, Совершенство делает практику: обучение, эмоции и чтение Корана в Индонезии (Гонолулу: Гавайский университет Press, 2004); Джоэл Маркс и Роджер Т.Эймс, ред., Эмоции в азиатской мысли: диалог в сравнительной философии (Олбани: Государственный университет Нью-Йорка, 1995).
(7.) Стивен М. Пэриш, «Священный разум: новые представления о психической жизни и производство нравственного сознания», в Corrigan, Religion and Emotion, , 149–83.
(8.) Пол М. Туми, «Всепоглощающие страсти Кришны: еда как метафора и метоним эмоций на горе Говардхан», в Corrigan, Religion and Emotion , 223–47.
(9.) Кэтрин Пейру, «Ярость Гертруды : чтение гнева в жизни святого раннего средневековья, », в Corrigan, Religion and Emotion , 305–25; Уильям А. Кристиан-младший, «Спровоцированный (стр.13) Религиозный плач в Испании раннего Нового времени », в Corrigan, R eligion и Emotion , 33–49; Джон Корриган, Бизнес сердца.
(10.) Критика универсализма содержится в книге Кэтрин А. Лутц, «Неестественные эмоции: повседневные чувства на микронезийском атолле и их вызов западной теории» (Чикаго: University of Chicago Press, 1988).Критика антиуниверсалистской позиции и предложение теоретической золотой середины содержится в работе Уильяма М. Редди, «Навигация чувств: основа истории эмоций», s (Нью-Йорк: Cambridge University Press, 2001). См. Также Гэри Л. Эберсол, «Возвращение к функции ритуального плача: эмоциональное выражение и моральный дискурс», в Corrigan, Religion and Emotion , 185–221.
(11.) Роберт Белла, За гранью веры: Очерки религии в посттрадиционном мире (Нью-Йорк: Харпер и Роу, 1970); Клиффорд Гирц, «Религия как культурная система», в Антропологические подходы к изучению религии , под редакцией Майкла Бэнтона (Лондон: Тависток, 1969), 8–12 и Местные знания (Нью-Йорк: Основные книги, 1983), для более изысканного взгляда; Родни Старк, «Микрооснования религии: пересмотренная теория», Социологическая теория 17 (1999): 264–89.
(12.) Салли М. Промей, Духовные зрелища: видение и образ в шакеризме середины девятнадцатого века (Блумингтон: издательство Индианского университета, 1993); Джун МакДэниел, «Эмоции в бенгальской религиозной мысли: субстанция и метафора», в Corrigan, Religion and Emotion , 249–69; Хелен Басу, «Иерархия и эмоции: любовь, радость и печаль в культе черных святых в Гуджарате, Индия», в Corrigan, Religion and Emotion , 51–73.
(13.) Туми, «Всепоглощающие страсти Кришны».
(14.) Жан Делюмо, Грех и страх: возникновение западной культуры вины: тринадцатое – восемнадцатое века, , перевод Эрика Николсона (Нью-Йорк: St. Martin’s Press, 1990); Шарлотта Хардман, «Другие миры: представления о себе и эмоциях среди Лохорунг Рай » (Oxford: Berg, 2000).
(15.) Питер Н. Стернс и Кэрол З. Стернс, «Эмоционология: прояснение истории эмоций и эмоциональных стандартов», American Historical Review 90 (октябрь 1985 г.): 813–36.
Оскорбление религиозных чувств в JSTOR
АбстрактныйЖалобы на оскорбление религиозных чувств стали преобладать в публичных выступлениях в Израиле, как и в других уголках мира. Цель статьи — показать, что понятие оскорбления чувств очень проблематично и что оно чрезмерно используется в современном моральном и политическом дискурсе. Статья состоит из трех тезисов: концептуального, нормативного и исторического. Концептуальный тезис предлагает объяснение того, что означает оскорбление чувств и каковы типичные случаи оскорбления религиозных чувств.Нормативный и наиболее важный тезис касается роли, которую следует отводить заявлениям об обиженных чувствах при принятии морально-политических решений. Я проиллюстрирую этот тезис критическим анализом дела Барлан Роуд. Дорога Барллан в Иерусалиме проходит через большой ультраортодоксальный квартал, и министр транспорта решил закрыть ее участки для движения транспорта по субботам и праздникам во время молитв. Верховный суд поддержал решение министра, которое, по мнению суда, придает должный вес важности защиты религиозных чувств жителей.Наконец, исторический тезис утверждает, что преобладание утверждений об обиженных религиозных чувствах — это, в частности, современное явление, связанное со статусом религиозных групп во всеобъемлющем светском обществе.
Информация о журналеЖурнал «Демократическая культура» был основан с этой целью: служить форумом для изучения демократической культуры в целом и израильской демократии в частности. Это междисциплинарное и многопрофильное издание приветствует исследования в области гуманитарных, социальных наук, права и иудаики.
Информация об издателеBar-Ilan University Press, впервые созданная в 1966 году, сумела занять видное место на израильской издательской арене и отметила поразительные достижения как в количестве своих публикаций, так и в их постоянно растущем распространении в стране и за рубежом. Пресса является членом Ассоциации книгоиздателей Израиля. Издательство Университета Бар-Илан специализируется на публикации научных исследований и исследований по широкому кругу дисциплин — от иудаики до политологии, от библейских исследований до литературы, как на иврите, так и на английском языке.В их число входят монографии, восемнадцать академических сериалов и двенадцать профессиональных журналов. Все перспективные публикации рассматриваются академическим книжным комитетом, в который входят ученые из различных областей, на основе рекомендаций экспертов-рецензентов. ית ההוצאה החל את צעדיו הראשונים כבר בשנת 1966 ועם השנים קנה לו מוניטין רב בקרב המו»לים האקדמיים באר ובחו»ל והוא וי וי וי וי וי וי וי וי וי וי וי וי וי וי וי בכך.רת העל של בית ההוצאה היא פרסום מחקרים מדעיים בלבד העוברים הליך שיפוטי של מומחים בתחום הפרסומים, ובית ההוצאה לאיתפשר. רואים אור ספרים וכתבי-עת בתחומי מדעי הרוח והחברה בכלל ובתחומי היהדות בפרט, וכתבי יד רבים מצויים בשלבי ו שו. בית ההוצאה מפרסם 18 רות ו -12 כתבי-עת מקצועיים. ההחלטה בדבר הוצאתם לאור של כתבי היד המוגשים להוצאת הספרים מתקבלת על ידי חברי ועדת הספרים, שחבריה מתמנים רב סגל רותיי רב סגל רוורי כך מובטחת איכותם של הספרים העתידים לראות אור בהוצאה.
Отвращение вызывает некоторые религиозные мысли и чувства — новые исследования показывают
Поведение даже самых светских людей и обществ обычно определяется религией. Мы можем видеть его влияние в поведенческих кодах, которые определяют, что считается правильным и неправильным. Но мы также можем увидеть это в более общем отношении к власти, сексуальности и тому, что делать с людьми, которые не следуют этим кодексам.
Сегодня даже явно социально либеральные люди воспользуются традиционными инструментами власти, используемыми религией для стыда и исключения тех, чье поведение они не одобряют.Хотя цели, возможно, изменились, лежащие в их основе доводы и подходы удивительно похожи. Понимание того, как религия — и ее отголоски в светских системах верований — побуждают людей вести себя определенным образом, становится все более важным в культуре, в которой люди часто имеют несколько меняющихся идентичностей.
Вопрос о том, что на самом деле побуждает людей вести себя религиозным образом, мучил философов на протяжении тысячелетий. Для многих с религиозными убеждениями страха перед богом (или богами) и их гневом кажется достаточно, чтобы держать их в узде.Точно так же грех (нарушение божественного закона) или страх перед грехом движет определенным поведением.
На эти формы религиозной скрупулезности — страх перед Богом и страх перед грехом — влияет огромное количество социальных и психологических факторов. Но наше недавнее исследование поведения выявляет очень важный и основной мотиватор, который может лежать в основе обоих этих страхов: эмоция отвращения.
Отвращение могло развиться, чтобы защитить нас от микробов. maerzkind / ShutterstockОтвращение, пожалуй, чаще всего ассоциируется с неприятной на вкус пищей и другими веществами или людьми, которые могут распространять болезни.В основе переживания отвращения лежит процесс защиты. У нас развилось чувство отвращения, потому что оно может защитить нас от вещей, которые могут нанести нам вред, например, от веществ, переносящих микробы.
Выражение отвращения на лице, которое часто связано с сжатием верхней губы и наморщением носа, создает физический барьер, препятствующий попаданию в организм потенциальных загрязняющих веществ. Рвотная реакция, которую мы чувствуем, когда глотаем гнилую пищу или думаем о том, чтобы съесть что-то отвратительное, является подготовительной реакцией, которая упрощает изгнание потенциально вредных микробов.
Отвращение в ответ на определенное поведение не защищает вас от микробов, но может предотвратить психологическую форму заражения. Поедание смешанного таракана или сон в постели, в которой кто-то умер накануне вечером, вряд ли причинит вам физический вред, но они могут заставить вас чувствовать себя каким-то образом оскорбленным, например, вы проглотили или прикоснулись к чему-то, чего просто не должно быть.
Эта форма отвращения не защищает вас физически, но защищает от психологического вреда.Такая моральная чувствительность — важный модератор нашего поведения. Фактически, чувствительность к отвращению также может влиять на реакцию на поведение других людей. Мы можем чувствовать отвращение, когда люди нарушают наши моральные нормы, в том числе занимаясь сексуальными практиками, которые мы не одобряем.
Страх перед Богом, страх перед грехом
Наше исследование показывает, что чувствительность, основанная на отвращении, может играть важную роль в мотивации определенного религиозного поведения. Мы обнаружили, что религиозная скрупулезность может быть вызвана чувствительностью к отвращению, особенно сильным чувством отвращения к микробам и сексуальным практикам, но, как это ни парадоксально, не к общей безнравственности.
Мы провели два онлайн-исследования. В первом участвовали 523 взрослых студентов-психолога из крупного южноамериканского университета, и они исследовали взаимосвязь между отвращением и религиозной скрупулезностью. Это исследование показало, что люди, испытывавшие особое отвращение к микробам, с большей вероятностью выражали страх перед Богом. А те, кто испытывал отвращение к сексуальным практикам, больше боялись греха.
Эти результаты предполагают, что существует связь между чувством отвращения и религиозными мыслями и чувствами, но не объясняют, как они связаны.Отвращение может повлиять на развитие религиозной щепетильности или наоборот, или это может быть комбинация того и другого.
Для дальнейшего изучения этого вопроса мы провели второе исследование с участием 165 человек. В ходе этого эксперимента некоторые респонденты испытывали отвращение, показывая им неприятные изображения, связанные с микробами (рвота, фекалии и открытые язвы).
Мы сравнили их страх перед Богом и страх перед грехом со страхом других участников, которые не испытывали отвращения (они видели стул, гриб и дерево).Участники, которые видели изображения, связанные с микробами, выразили значительно большее отвращение и сообщили о более крайних уровнях религиозной скрупулезности с точки зрения страха перед грехом, но не страха перед Богом.
Отвращение или догма?
Эти исследования являются одними из первых, которые предполагают, что основная эмоция отвращения может управлять религиозными мыслями и чувствами. Наши результаты показывают, что основные эмоциональные процессы, которые существуют отдельно от религиозной доктрины и в значительной степени вне сознательного контроля, могут лежать в основе некоторых фундаментальных верований и поведения, основанных на вере.
Религиозные верования и поведение, без сомнения, находятся под влиянием веры и догм и часто уходят корнями в столетия религиозной практики. В то же время религиозная скрупулезность с точки зрения страха перед грехом и страха перед Богом может использоваться для оправдания экстремистских убеждений и вредного поведения, такого как дискриминация или акты религиозного насилия. Понимание роли, которую играет основная эмоция отвращения в формировании экстремистских религиозных убеждений и поведения, может помочь нам справиться с причиняемым ими социальным вредом.
Хотя наше исследование открывает новые горизонты, очевидно, что необходимы дополнительные меры для дальнейшего изучения и прояснения воздействия отвращения на религиозный фундаментализм и угроз, которые оно представляет для обычного человека и общества.
эмоций и веры: непонятная взаимосвязь между тем, что мы чувствуем, и тем, во что мы верим
Эмоции и вера: непонятная взаимосвязь между тем, что мы чувствуем, и тем, во что мы верим
Мэтью Ричард Шлим
Мэтью Ричард Шлим
Доцент Ветхого Завета
Теологическая семинария Университета Дубьюк
У большинства из нас возникла любовь-ненависть к эмоциям.Мы признаем, по крайней мере частично, что эмоции играют центральную роль в том, что значит жить жизнью, быть людьми и познавать реальность. Как сказал Роберт Соломон: «Мы проживаем свою жизнь через эмоции, и именно эмоции придают нашей жизни смысл. Что нас интересует или очаровывает, кого мы любим, что нас злит, что движет нами, что нас утомляет — все это определяет нас, придает характер, определяет то, кем мы являемся ». 1 Когда мы разговариваем друг с другом, наши разговоры часто сосредоточены на эмоциях. Мы спрашиваем: «Как дела?» Затем мы делимся, по крайней мере, с теми, кто нам близок, о том, что нас расстраивает, что приносит нам радость, что нас огорчает и что заставляет нас улыбаться.
Тем не менее, многие из нас также считают эмоции проблемой. Они влияют на нашу жизнь так, как мы не можем контролировать. Наше общество с ранних лет учило нас:
Эмоции иррациональны.
Эмоции по-детски.
Эмоции — признак слабости.
Эмоции могут помешать получить то, что вы действительно хотите.
Эмоции не всегда надежны.
Мы знаем, что негативные эмоции могут овладеть нами и теми, кого мы любим. Иногда спокойная сфера разума кажется желанной альтернативой бурному и бурному пейзажу эмоций.
ЧТО ТАКОЕ ЭМОЦИИ
С юмором психологи Фер и Рассел заметили: «Все знают, что такое эмоция, пока не попросят дать определение». 2 Какие именно?
Очевидно, что мы испытываем эмоции — иногда непреодолимыми способами. Они вызывают в нас физиологические реакции, будь то слезы или улыбки, внутреннее напряжение или «снятие груза».
Таким образом, эмоции глубоко затрагивают наше тело.Однако эмоции также затрагивают наш разум. Наши чувства возникают из-за наших суждений об окружающем мире. Иногда эти суждения случаются так быстро, что мы даже не осознаем, что делаем их. Но по своей сути эмоции включают в себя оценки, как правило, в отношении вещей, которые имеют для нас большое значение, и вещей, которые мы не можем полностью контролировать .
Для иллюстрации рассмотрим следующую диаграмму:
ПРОШЛОЕ или НАСТОЯЩЕЕ БУДУЩЕЕ
ПОЛОЖИТЕЛЬНОЕ счастье, радость, облегчение, волнение, надежда
ОТРИЦАТЕЛЬНАЯ вина, печаль, гнев, беспокойство, тревога, страх
Как это начинает иллюстрировать, наши эмоции захвачены положительными и отрицательными оценками, которые мы делаем о прошлом, настоящем и будущем.
Некоторые эмоции предполагают довольно общий тип оценки. Таким образом, счастье — это широкий термин, который происходит от суждения о том, что произошло или происходит что-то положительное. Радость имеет тенденцию быть более конкретным, имея в виду суждение о том, что что-то позитивное сохраняется. С другой стороны, облегчение еще более конкретное. Это наша реакция, когда то, чего мы боялись, не материализуется.
Тем временем надежда и волнение ждут, что грядет что-то хорошее.
С другой стороны, беспокойство, беспокойство и страх возникают, когда мы ожидаем, что на нашем пути появится что-то негативное.Вина возникает, когда люди считают, что сделали что-то не так. Гнев возникает, когда кто-то совершает проступок. Печаль возникает из-за ощущения потери.
Таким образом, эмоции — это не просто чувства. Они живут не только в наших сердцах. Вместо этого они лежат на пересечении тела и разума. Они вызывают изменения в чувствах нашего тела. В то же время они происходят из быстрых суждений нашего мозга о природе окружающего нас мира.
Если эмоции — это один из способов осмысления мира вокруг нас, почему наша культура часто обесценивает эмоции, считая их иррациональными и детскими?
Этот вопрос довольно сложен, и на него можно ответить по-разному.Греческие философы продолжают оказывать значительное влияние на нашу культуру. Платон и Аристотель считали, что эмоции, особенно гнев, могут быть иррациональными. 3 Сенека даже зашел так далеко, что заявил, что гнев, особенно из-за его связи с насилием, сделал больше для угрозы выживанию человечества, чем даже самая смертельная чума. 4
Есть и другие причины, помимо нашего философского наследия. Питер Стернс в своей книге American Cool утверждает, что наша культура разработала набор правил, регулирующих выражение эмоций.Он предполагает, что с появлением консьюмеризма, корпоративного управления и сферы услуг в Америке двадцатого века средний класс обесценил проявление эмоций, особенно на рабочем месте, где они могли помешать получению прибыли. Сотрудники, которые выглядят сердитыми или грустными, могут повредить чистой прибыли. Итак, наша культура ценит бесстрастие, или, говоря популярным с 1960-х годов, мы стараемся быть «крутыми» даже под давлением. Например, бортпроводников учат избегать эмоциональных проявлений даже в самых сложных ситуациях. 5
Тем не менее, для многих из нас наш дискомфорт, связанный с эмоциями, не является результатом в первую очередь философского наследия нашей культуры или желания поддерживать норму прибыли. Вместо этого мы беспокоимся об эмоциях, потому что знаем, что они могут негативно повлиять на нас. Мы видели, как близкие люди оказались в ловушке циклов отрицательных эмоций, или, возможно, мы сами испытали депрессию. Бывают моменты, когда наши эмоции не имеют особого смысла. Все мы делали вещи, мотивированные эмоциями, о которых позже сожалеем.Некоторым из нас просто нравится чувствовать, что мы контролируем свою жизнь, а эмоции — мощное напоминание о том, что мы многое не можем контролировать.
Стоики считали, что, хотя люди не могут контролировать первоначальные чувства, возникающие в ответ на ситуации, можно выбирать, продолжать ли их трогать происходящее. 6 Они пытались предотвратить извержение эмоций и их захват. В нашей культуре часто практикуется нечто подобное.
Когда кто-то начинает выражать отрицательную эмоцию, многие из нас по привычке пытаются отговорить людей от этой эмоции.Мы пытаемся помочь другим понять, почему им не нужно продолжать пребывать в грусти или гневе. Иногда к этому особенно склонны те, кто находится в церкви. Мы чувствуем, что христиане должны иметь в своем сердце радость Господа, и мы обеспокоены тем, что такие эмоции, как гнев, могут увести нас от Бога. Эмоции нам угрожают.
На самом деле, когда мы испытываем стойкие негативные эмоции, многие из нас чувствуют, что пора обратиться к специалисту. Мы ходим к терапевтам и консультантам, которые создают безопасную среду для выражения эмоций.
Надеюсь, они помогут нам немного лучше понять наши чувства и самих себя.
КАК ЭМОЦИИ ОТНОСЯТСЯ К ЖИЗНИ ВЕРЫ
Имеет ли значение наша вера, когда дело касается мира эмоций? Библия говорит о преобразовании нашего разума (Рим. 12: 1), но как насчет преобразования наших чувств? Должны ли мы, христиане, испытывать эмоции иначе, чем те, кто находится вне веры? Как Библия относится к вине, гневу, печали и страху? Должны ли христиане испытывать меньше этих эмоций и больше позитивных, таких как счастье, радость, спокойствие и надежда?
На первый взгляд эмоциональный ландшафт Библии кажется довольно запутанным.И Ветхий, и Новый Заветы, кажется, поддерживают страх как добрую эмоцию, особенно когда люди боятся Бога (Второзаконие 6:13; Деяния 10:22). Тем не менее, когда Бог или один из посланников Бога является людям, они обычно говорят: «Не бойтесь» (Быт. 15: 1; Луки 1:30). Послания Нового Завета часто упоминают гнев в своих списках грехов (Еф. 4:31; Кол. 3: 8), но Библия описывает и Бога, и Иисуса гневными (Числа 11: 1; Марка 3: 5; Рим 1:18). Павел наставляет филиппийцев «всегда радоваться» (4: 4), но затем другие части Библии ясно показывают, что горе иногда должно сокрушать верующих (Иер. 4: 8; Иакова 4: 9).
Как понять широкий спектр эмоций и разнообразие того, что о них говорит Библия? Во-первых, Библия признает, что человеческий опыт может быть весьма разнообразным . Слово, которое хорошо работает в одной ситуации, может не работать в другой (см. Притчи 26: 4–5). Что касается эмоциональной жизни, Библия не предлагает заповедей, которые подходят для всех и в любых обстоятельствах. Вместо этого есть определенные слова для обозначения определенных людей в определенных обстоятельствах.Как сказано в Послании к Римлянам 12:15: «Радуйтесь с радующимися, плачьте с плачущими» (NRSV здесь и в других местах). Определенные моменты требуют определенных эмоциональных реакций. В жизни будут времена года, когда мы ощущаем умиротворение, исходящее от мира Бога, превосходящего всякое понимание (Флп. 4: 7), но будут также времена, когда мы присоединимся к Экклезиасту в осуждении того, насколько бессмысленной может быть жизнь (1: 2). ).
Во-вторых, Библия ясно дает понять, что мы — сломленные люди, живущие в падшем мире .В результате наши эмоциональные реакции не будут идеальными, по крайней мере, по эту сторону возвращения Христа. Будут времена, когда мы будем напоминать Потифара из книги Бытия. Когда Потифар получил известие о том, что Иосиф пытался соблазнить его жену, он рассердился и заключил Иосифа в тюрьму (Быт. 39: 19-20) — казалось бы, разумный ответ. Однако мы, читатели, знаем, что от его гнева пострадал невиновный человек. Ситуация была более сложной, чем он думал; обвинения против его слуги были ложными.Потифар не всегда правильно понимал свои эмоции, и мы тоже.
Быть перфекционистом в своих эмоциях может легко привести к плачевным результатам. 7 Это проигранная битва. Бог дает нам множество способов осмыслить окружающий нас мир: Библию, традиции, друзей, опыт, разум и эмоции. Ни одна из этих способностей сама по себе недостаточна. Мы можем неверно истолковать Библию. Церковная традиция не всегда давала правильные результаты. Друзья могут ввести нас в заблуждение.Опыт открыт для множества интерпретаций. У разума есть пределы. Эмоции не всегда имеют смысл. Бог дает нам все эти способности для совместной работы. Опора только на один из них может привести к искаженному взгляду на Бога и мир.
В-третьих, Библия предполагает, что вера может оказать значительное влияние на нашу эмоциональную жизнь . Как только что было сказано, соотношение между нашей верой и нашей эмоциональной жизнью не всегда будет идеальным. Мы можем оказаться равнодушными, услышав хорошие новости.Или мы не можем избавиться от гнева даже после попытки прощения. Мы не идеальны. Однако даже в наших разбитых телах будут времена, когда реальность нашей веры глубоко затронет нас . Многие из нас могут вспомнить моменты поклонения, когда мы были тронуты слезами или обнаружили, что улыбаемся из-за присутствия Бога. Ясно, что будут времена, когда мы присоединимся к Иисусу в слезах над смертью тех, кого мы любим (Иоанна 11:35). Однако, как напоминает нам апостол Павел, воскресение притупило острый край этого горя (1 Фес. 4:13).
Эмоции возникают в результате оценок прошлого, настоящего и будущего, а христианство обосновывает своих верующих определенным прошлым, настоящим и будущим. Через акт крещения мы включаемся в историю о Боге, исцеляющем расколотый мир. Мы приняты в семью веры, а это значит, что история Израиля стала нашей историей. Таким образом, мы больше не видим прошлое, настоящее и будущее так же, как мир. Нам больше не нужно придерживаться повествования, в котором говорится, что выживут только сильнейшие.Нам больше не нужно рассматривать наше счастье как привязанное к тому, какими гаджетами и товарами мы обладаем. Нам больше не нужно жить, отрицая безмерные страдания и смерть, которые пронизывают человеческое существование. Нам больше не нужно смотреть в будущее с полной неуверенностью, потому что мы знаем, что наша история заканчивается общением с Богом и всеми святыми.
Благодаря обращению и ученичеству наша личная история сливается с библейской. Мы видим чудеса, разворачивающиеся на наших глазах. Страх перед Богом удерживает нас от нанесения вреда Божьему творению.Мы находим причину быть счастливыми, даже когда бедны, потому что знаем, что обладаем Царством Божьим. В большинстве случаев эти изменения в нашей эмоциональной жизни не являются результатом силы воли. Они возникают органически в результате проведения времени в сообществе веры, погружения в любовь и святость Бога и приобщения к таким средствам благодати, как служение, поклонение и общение.
Изменения в эмоциональной жизни часто являются результатом глубокого акта воображения. Под «воображением» я не имею в виду веру в ложные или нереальные вещи.Я имею в виду , скорее, способность видеть то, что реально, но совсем не очевидно. .
Многие библейские тексты дают людям повод радоваться, даже если окружающие реалии выглядят чрезвычайно мрачными. Рассмотрим книгу Исход. Для евреев в Египте рабство и геноцид были не абстрактными понятиями, а определяющими характеристиками их жизни. Библия описывает их горькие стенания страданий. Никто не ожидал, что скоро у них появится повод петь, танцевать и радоваться. Тем не менее, данные им реальности разрушаются чудотворным Богом, который слышит молитвы угнетенных и превращает могучего фараона в бессильного глупца.
Есфирь рассказывает аналогичную историю, указывая на способы, которыми Божий народ побеждает, даже когда власти и княжества пытаются уничтожить их. Хотя Даниил и Откровение представляют собой совершенно разные виды литературы, они действуют аналогичным образом, обращаясь к тем, кто подвергается систематическим преследованиям со стороны государственных властей. Обращаясь к аудитории, которая, должно быть, чувствовала себя безнадежной, эти книги приглашают читателей к альтернативному взгляду на реальность, который определяется не столько страхом перед тем, что могут сделать правители, сколько окончательной победой Бога.
Пророческие послания надежды, такие как Исаия 40–55 и Иеремия 30–33, аналогичным образом помогают читателям представить себе разные реальности. Они написаны беженцам, находящимся в изгнании. Для такой аудитории это должно было выглядеть так, как будто все потеряно, как будто их вера напрасна, как будто они были не более чем батраками в чужой империи. Тем не менее, эти тексты обращаются к читателям, предлагая им представить себе другой способ восприятия реальности. Исаия 40 начинается с хорошо известных слов: «Утешайте, утешайте народ мой, — говорит ваш Бог.Далее пророк описывает восстановление и прощение, которые Бог приготовил для изгнанников. Те другие божества, которые казались более могущественными, чем Бог Израиля, оказались всего лишь деревянными брусками (44: 9-20).
Точно так же Новый Завет предлагает надежду и радость вопреки данным реалиям и принятой мудрости дня. Даже беглое прочтение Евангелий показывает, что Иисус заставлял людей совершенно по-разному думать о том, что значит быть правым перед Богом. Он разозлил тех, кого считали близкими к Богу, в то же время давая грешникам повод улыбнуться.Его действия и учения заставляли людей по-новому представлять вещи.
Многие из первых христиан, получивших письма Нового Завета, столкнулись с гонениями и невзгодами того или иного рода. Эти послания разжигают воображение читателей, помогая им увидеть, например, что их «небольшое кратковременное горе готовит нас к вечному бремени славы сверх всякой меры» (2 Кор. 4:17). Читая Послание к Римлянам, мы узнаем, что «мы больше, чем победители» (8:37), что неважно, что мир может бросить в нас: смерть, жизнь, начальства, правителей, нынешнее, грядущее, силы или что-либо еще. — мы не отделимся от любви Христа (8: 38-39).Хотя внешние реалии могут заставить христиан чувствовать себя бессильными, библейская радость и надежда приходят от отказа от мирских предположений и смелого представления об альтернативной реальности Бога.
Тем не менее, несмотря на то, что у нас есть веские причины для радости среди невзгод, Библия ясно дает понять, что мы никогда не достигнем существования без гнева или печали. Фактически, Библия предполагает, что почти каждую эмоцию можно честно выразить Богу в молитве . Это ясно видно в Псалмах, Иове, Плачах и отрывках из Иеремии.Хотя чрезмерные жалобы неприемлемы (см. Числа 14: 27-30), Библия содержит множество мучительных проявлений эмоций.
Многие тексты выражают горе так, как редко позволяет наше общество. Например, в Псалме 6: 6 говорящий представляет себе столько слез, что они заставляют мебель плавать, как кушетки, и даже растворяться, как если бы они были простыми крупинками соли в стакане с водой. Какими бы отчаянными, негативными, безнадежными или гневными ни были псалмопевцы, они обращали свои сердца к Богу.Один из самых распространенных вопросов в Псалтири — «Как долго?» Он встречается более чем в дюжине появлений, часто в таких стихах, как 13: 1, которые выражают гнев прямо на Бога: «Доколе, Господи? Ты забудешь меня навсегда? Как долго ты будешь скрывать от меня свое лицо? »
Таким образом, Библия утверждает, что вера не избавляет верующих от отрицательных эмоций . Даже Иисус нашел повод молиться этими гневными псалмами. На кресте он произнес начало 22-го псалма: «Боже мой, Боже мой, зачем Ты меня оставил ?!» Подобно Иисусу, Авраам и Моисей слишком хорошо знали гнев и горе (Бытие 21:11, 23: 2; Числ 16:15).Мы не должны ожидать, что добьемся большего успеха, чем они. Когда Павел говорит верующим «всегда радуйтесь» (Флп. 4: 7), он призывает церковь в целом праздновать Иисуса. Он не говорит людям, что они не должны грустить. 8 Таким образом, мы читаем о самом Павле, имеющем разбитое сердце (Деяния 21:13).
Псалтирь предполагает, что иногда гнев и печаль будут непреходящими (Пс. 44, 88). Тем не менее, многие псалмы начинаются с грубых выражений гнева и горя, но затем заканчиваются восхвалением Бога.Каким-то образом посреди этих мучительных молитв появляется возможность радоваться в Боге даже среди нашего смятения. Это как если бы молящихся приглашали сделать смелый шаг веры, задействовать свое воображение и признать, что Бог услышал их мольбу и будет действовать от их имени самым действенным образом. Ранее мы читали Псалом, который начинается со слов «Доколе, Господи? Ты забудешь меня навсегда? » (13: 1). Он заканчивается смелым выражением уверенности в решительном действии Бога: «Но я уповал на вашу непоколебимую любовь; мое сердце возрадуется твоему спасению.Я буду петь Господу, потому что Он одарил меня щедро »(13: 5-6).
Хотя об эмоциях и вере можно сказать гораздо больше, мое последнее замечание будет сосредоточено на чувстве вины, потому что Библия уделяет этой теме так много времени. Это дает понять, что человека редко правильно понимают эту эмоцию . Бывают моменты, когда мы чувствуем непосильное бремя наших собственных грехов, полагая, что мы не можем искупить себя. Таким образом, мы читаем о сборщике налогов, которому слишком стыдно войти в храм или хотя бы поднять глаза к небу.Поразительно, но Иисус говорит нам, что, хотя этот человек воображал себя далеким от Бога, на самом деле он был ближе к Богу, чем высшие религиозные лидеры своего времени (Луки 18: 9-14).
Одна из самых популярных историй в Библии — это блудный сын (Луки 15: 11-32). Нам он нравится во многом потому, что он адресован всем нам, кто чувствует себя подавленным чувством вины и стыда. Как и у этого своенравного ребенка, бывают моменты, когда мы «опускаемся». Мы понимаем, что растратили то, что дал нам Бог, и предполагаем, что в лучшем случае Бог будет относиться к нам как к слуге.Но затем мы удивляемся радости, когда Бог выбегает, чтобы обнять нас — глупого и покрытого чувством вины ребенка.
В Ветхом Завете мы также читаем о тех, кто кажется погруженным в собственную вину, неспособным думать, что Бог простит. Большинство пророков проводили свое служение, пытаясь вывести людей из состояния самоуспокоенности и помочь им осознать свою греховность. Тем не менее, эти пророки знали, что их слушатели могут зайти слишком далеко в противоположном направлении, воображая себя и своих потомков проклятыми на все времена.И поэтому они несут невероятные послания надежды и прощения людям, сокрушенным тяжестью своих собственных грехов. В книге Исайи люди, охваченные чувством вины, предполагают, что Бог оставил и забыл их. Господь отвечает: «Может ли женщина забыть о грудном ребенке или не проявлять сострадания к ребенку в утробе своей? Даже они могут забыть, но я не забуду вас. Смотри, Я начертил тебя на ладонях моих рук »(49: 14-16а). Иоиль также говорит людям, что Бог восполнит все годы голода, которые они пережили, что они найдут такое невероятное восстановление, что им больше никогда не будет стыдно (2: 25-26).Точно так же Иеремия предвидит время, когда напуганные люди в изгнании вернутся домой и обнаружат себя тихими, спокойными и умиротворенными (30:10).
В то время как Библия содержит мощное слово утешения для тех, кого переполняют чувства вины, стыда и страха, в ней также есть мощное слово осуждения для тех, кто кажется неспособным чувствовать вину или раскаяние за свои проступки. Большая часть Библии показывает, что люди не чувствуют себя виноватыми, когда они должны: Числа, Судей, 1 и 2 Царств, 1 и 2 Паралипоменон, Исаия, Иеремия, Иезекииль, большинство малых пророков, Горевые учения Иисуса, увещевания в Новом Послания Завета и большая часть Откровения.Как предполагают эти отрывки из Священных Писаний, мы можем легко обмануть себя относительно того, что правильно, а что неправильно. Таким образом, Исайя описывает, как мы путаем такие основы, как добро и зло, свет и тьма, сладость и горечь (5:20). Морально запутавшись, мы грешим, не осознавая этого, не чувствуя здоровой вины, и таким образом наносим ущерб добру в этом мире.
В Библии содержится сильная весть для тех, кто не чувствует себя виноватым. Пророки, Иисус и Святой Павел используют всевозможные убеждения и риторику, чтобы шокировать людей до их самоуспокоенности.Они напоминают людям, что, хотя Бог медленно гневается, Бог не застрахован от гнева. Хотя гнев Бога длится всего мгновение, он все равно может прийти. Бог не друг злу, и Бог действительно приносит наказание, когда грехи привычны, систематичны, отвратительны, тяжки и безжалостны. Правильный ответ на осознание наших грехов и самообмана — это чувство вины; скорбеть о том, как мы причинили боль другим, себе, нашему миру и Богу; и просить Бога сделать нас лучше.
ЗАКЛЮЧЕНИЕ
На горе Синай Бог идет перед Моисеем, позволяя человеку увидеть божественное.В этом драматическом тексте, когда Моисей прячется в расселине скалы, мы читаем следующее описание того, кем является Бог:
Господь прошел перед ним и провозгласил: «Господь, Господь, Бог милосердный и милосердный, медленный на гнев, преизобилующий непоколебимой любовью и верностью, сохраняющий стойкую любовь к тысячному поколению, прощающий беззакония и преступления и грехи. , но никоим образом не очищая виновных, но наказывая беззаконие родителей над детьми и детьми детей до третьего и четвертого поколений.(Исх. 34: 6-7)
Во многих отношениях эмоциональная жизнь христианина формируется в соответствии с характером Бога. Мы чувствуем мир, радость, любовь и надежду, зная о Божьей милости, благодати, любви и верности. У нас также есть здоровое чувство страха перед Богом. Знание того, что Бог медлит на гнев, не заставляет нас продолжать грешить. У нас есть соответствующее чувство вины за то, что мы не любим Бога, наших ближних и самих себя. Или, по крайней мере, мы искренне пытаемся это сделать в этом несовершенном мире за пределами Эдема.
ВОПРОСЫ ДЛЯ ОБСУЖДЕНИЯ
1. Какая эмоция вас больше всего сбивает с толку? Почему?
2. Как может измениться христианское поклонение, чтобы позволить людям выражать отрицательные эмоции перед Богом?
3. Опишите, как быть христианином, брат
ПРИМЕЧАНИЯ
1 Роберт С. Соломон, True to Our Feelings (Oxford University Press, 2007), 1.
2 Б. Фер и Дж. Рассел, «Концепция эмоций с прототипа. Перспектива », Журнал экспериментальной психологии : Общие 113 (1984): 464.
3 Платон, Республика 4.14, §439C-D; Аристотель, Нихомахова этика 7.3.7.
4 Seneca, On Anger 1.1-2, 2.4.1, 3.1.3-6.
5 Питер Н. Стернс, American Cool: Построение эмоционального стиля двадцатого века (New York University Press, 1994).
6 Ричард Сорабджи, Эмоции и душевный покой: от стоической агитации до христианского искушения (Oxford University Press, 2000), главы 2-3.
7 Martha C. Nussbaum, Upheavals of Thought (Cambridge University Press, 2001), 234.
8 Филип Кэри, Хорошие новости для встревоженных христиан (Бразос, 2010), 140.
@ This Point выражает благодарность Мэтью Шлимму и Baker Academics, подразделению Baker Publishing Group, за предоставленную нам возможность поделиться его работой. Части его основного эссе адаптированы из его будущей книги A Stranger in the Night . Чтобы узнать больше, посетите www.bakerpublishinggroup.com.
СвязанныеРелигия — это регулирование эмоций, и она очень хороша в этом
Фото Теда Шпигеля / National Geographic / Getty
Религия не помогает нам объяснять природу. В донаучные времена он делал все, что мог, но наука не справилась с этой задачей. Большинство религиозных мирян и даже духовенство соглашаются: в 1996 году Папа Иоанн Павел II заявил, что эволюция — это факт, и католики должны с этим смириться.Несомненно, в таких местах, как Музей творчества Кена Хэма в Кентукки, живет какое-то крайнее антинаучное мышление, но оно стало маргинальной позицией. Большинство традиционных религиозных людей принимают версию разделения труда Галилея: «Намерение Святого Духа состоит в том, чтобы научить нас тому, как попасть на небеса, а не как они идут».
Может быть, тогда суть религии не в ее способности объяснять природу, а в ее нравственной силе? Зигмунд Фрейд, называвший себя «безбожным евреем», считал религию бредом, но это очень полезно.Он утверждал, что мы, люди, по своей природе ужасные существа — агрессивные, самовлюбленные волки. Оставленные на произвол судьбы, мы будем насиловать, грабить и сжигать свой путь через всю жизнь. К счастью, у нас есть цивилизующее влияние религии, которое направляет нас к благотворительности, состраданию и сотрудничеству с помощью системы кнута и пряника, также известной как рай и ад.
Французский социолог Эмиль Дюркгейм, с другой стороны, утверждал в Элементарные формы религиозной жизни (1912), что суть религии — не система убеждений или даже моральный кодекс, а ее способность вызывать коллективное возбуждение: интенсивный общий опыт, объединяющий людей в совместные социальные группы.Дюркгейм утверждал, что религия — это своего рода социальный клей, и эта точка зрения подтверждена недавними междисциплинарными исследованиями.
Хотя Фрейд и Дюркгейм были правы в отношении важных функций религии, ее истинная ценность заключается в ее терапевтической силе, особенно в ее способности управлять нашими эмоциями. То, как мы себя чувствуем, так же важно для нашего выживания, как и то, как мы думаем. Наш вид обладает адаптивными эмоциями, такими как страх, ярость, похоть и т. Д.: Религия была (и остается) культурной системой, повышающей или понижающей эти чувства и поведение.Мы ясно видим это, если посмотрим на господствующую религию, а не на пагубные формы экстремизма. Основная религия снижает беспокойство, стресс и депрессию. Он дает экзистенциальный смысл и надежду. Он фокусирует агрессию и страх перед врагами. Он одомашнивает похоть и укрепляет сыновние связи. Через рассказ он тренирует чувство сочувствия и сострадания к другим. И это утешение для страданий.
Эмоциональная терапия — это живое сердце религии. Социальные связи возникают не только тогда, когда мы соглашаемся поклоняться одним и тем же тотемам, но и когда мы чувствуем привязанность друг к другу.Аффективное сообщество взаимной заботы возникает, когда группы делятся ритуалами, литургией, песнями, танцами, едой, скорбью, утешением, рассказами о святых и героях, невзгодами, такими как пост и жертвоприношение. По сравнению с ними богословские верования — это бескровные абстракции.
Эмоциональное управление важно, потому что жизнь трудна. Будда сказал: «Вся жизнь страдает», и большинство из нас старше определенного возраста могут только согласиться. Религия эволюционировала, чтобы справиться с тем, что я называю «проблемой уязвимости». Когда мы больны, мы идем к врачу, а не к священнику.Но когда наш ребенок умирает, или мы теряем дом в огне, или у нас диагностируют рак 4-й стадии, тогда религия помогает, потому что приносит некоторое облегчение и некоторую силу. Это также дает нам возможность чем-то заняться, когда мы ничего не можем сделать.
Подумайте, как религия помогает людям после смерти. Социальные млекопитающие, пострадавшие от разлуки, восстанавливаются до здоровья прикосновением, коллективным питанием и уходом. Человеческие обычаи скорби включают в себя те же успокаивающие просоциальные механизмы. Мы утешаем и обнимаем человека, потерявшего любимого человека.Наши тела дают древний комфорт прямо скорбящему телу. Мы обеспечиваем погибших едой и питьем, и мы преломляем с ними хлеб (вспомните еврейскую традицию шивы или традицию посещения поминок во многих культурах). Мы делимся историями о любимом человеке и помогаем скорбящим переосмыслить свою боль в более широких оптимистических рассказах. Даже музыка в форме успокаивающих мелодий и коллективного пения помогает выразить общую скорбь, а также превращает ее из невыносимого и одинокого переживания в терпимое совместное.Социальное участие общества после смерти может действовать как антидепрессант, способствуя адаптивным эмоциональным изменениям у потерявшего близкого.
Религия также помогает справиться с горем с помощью того, что я называю «экзистенциальным формированием» или, точнее, «экзистенциальным долгом». Жители Запада обычно думают о себе в первую очередь как о личности, а затем как о членах сообщества, но наша идеология, согласно которой одинокий главный герой выполняет свою индивидуальную судьбу, является скорее вымыслом, чем фактом. Потеря кого-то напоминает нам о нашей зависимости от других и о нашей глубокой уязвимости, и в такие моменты религия поворачивает нас к паутине отношений, а не от нее.Например, спустя долгое время после смерти ваших родителей религия помогает вам увековечить их память и признать свой экзистенциальный долг перед ними. Формализация памяти умершего с помощью погребальных обрядов, фестивалей зачистки гробниц (Цинмин) в Азии, Дня мертвых в Мексике или ежегодных почетных месс в католицизме важна, потому что она продолжает напоминать нам даже через скорбь о значительном влиянии этих умерших близких. Это не самообман о нереальности смерти, а хитрый способ научиться жить с ней.Скорбь трансформируется в искреннее признание ценности любимого человека, а религиозные ритуалы помогают людям выделить время и умственное пространство для этого признания.
У такой эмоции, как горе, много ингредиентов. Психологическое возбуждение горя сопровождается когнитивными оценками: «Я никогда больше не увижу своего друга»; «Я мог что-то сделать, чтобы этого не допустить»; «Она была любовью всей моей жизни»; и так далее. Религии пытаются дать потерпевшим альтернативную оценку, которая переосмысливает их трагедию как нечто большее, чем просто несчастье.По словам психологов Фиби Эллсворт из Мичиганского университета и Клауса Шерера из Женевского университета, эмоциональные оценки являются проактивными, они выходят за рамки непосредственной катастрофы, чтобы предвидеть возможные решения или реакции. Это называется «вторичной оценкой». После первичной оценки («Это очень грустно») вторичная оценка оценивает нашу способность справляться с ситуацией: «Это слишком много для меня» — или, положительно: «Я переживу это». Часть нашей способности справляться со страданием — это наше чувство силы или свободы воли: больше силы обычно означает лучшую способность справляться с трудностями.Если я осознаю свои собственные ограничения, когда сталкиваюсь с неизбежной потерей, но чувствую, что могущественный союзник, Бог, является частью моей свободы воли или силы, тогда я могу быть более стойким.
Поскольку религиозные действия часто сопровождаются магическим мышлением или сверхъестественными убеждениями, Кристофер Хитченс утверждал в Бог не великий (2007), что религия является «ложным утешением». Многие критики религии разделяют его осуждение. Но ложного утешения не бывает. Хитченс и его коллеги-критики делают категориальную ошибку, например, говоря: «Зеленый цвет сонный.«Утешение или комфорт — это , чувство , и оно может быть слабым или сильным, но не может быть ложным или истинным. Вы можете быть ложным в своем суждении из почему вы чувствуете себя лучше, но чувствуете себя лучше не является ни истинным, ни ложным. Истина и ложь применимы только в том случае, если мы оцениваем, соответствуют ли наши предположения реальности. И, несомненно, многие фактические утверждения религии ложны в этом смысле — мир был создан не за шесть дней.
Религия — настоящее утешение, так же как музыка — настоящее утешение.Никто не думает, что удовольствие от оперы Моцарта «Волшебная флейта » — это «ложное удовольствие», потому что пение флейты на самом деле не существует. Это не обязательно должно соответствовать действительности. Это правда, что некоторые религиозные приверженцы, в отличие от любителей музыки, приписывают свое утешение дополнительным метафизическим утверждениям, но почему мы должны доверять им в понимании того, как работает религия? Такие верующие не осознают, что их бездумные религиозные ритуалы и общественная деятельность являются истинными источниками их терапевтического исцеления.Между тем Хитченс и другие критики путают фактические разочарования религии с ценностью религии в целом и, таким образом, упускают из виду ее суть.
‘ Зачем нам нужна религия: Agnostic Celebration of Spiritual Emotions’ Стивена Асмы © 2018 опубликовано Oxford University Press.
Религиозные чувства, свобода слова и уголовное право
Это эссе посвящено определенному аспекту «религиозных интересов человека».«Обсуждение сосредоточено на изучении обоснования существования уголовного запрета на свободу выражать слова, которые наносят вред или могут нанести вред религиозным чувствам и религиозным убеждениям человека. Другими словами, он запрещает публикацию заявлений», которые иметь возможность причинить грубый вред религиозным убеждениям или чувствам других »и своим голосовым выражением («… словом или голосом… ») публично и« в пределах слышимости человека », что« может нанести грубый ущерб его религиозной вере или чувствительность.»В целом уголовное право мало затрагивает области чувствительности и чувств, будь то связанные с наложением ограничений свободы человека, например, наложение запретов на мысли, чувства или чувствительность, или относящиеся к предотвращению форм физического поведения, все из которых выражается в области личного сознания человека — его мыслях, чувствах и чувствах
Отсутствие желания вовлекать уголовный закон в личное, внутреннее пространство человека находится в соответствии с основополагающими принципами, лежащими в основе уголовного права.Как известно, роль уголовного права в демократическом режиме сосредоточена на создании платформы для совместной жизни людей, которая подчеркивает свободу личности в социальном контексте. Таким образом, необходимой причиной для оправдания введения уголовного запрета должна быть необходимость ограничить поведение, которое ставит под угрозу основы общего общественного существования, например по крайней мере то, что вредит интересам другого. По своей природе мысли и чувства нематериальны и явно носят частный характер; они не принимают никакой внешней формы, у них нет социального измерения, и они не представляют риска на уровне, который оправдал бы их ограничение.Индивидуальная свобода плохо сочетается с системой принуждения, которая стремится вмешиваться в личное пространство человека, особенно в самом ясном и интимном смысле — в мир его сознания и эмоций. Более того, будет легко показать, что такой подход явно неэффективен.
Другой и более сложный вопрос касается того, есть ли место для привлечения уголовного закона к ограничению поведения, которое имеет явно осязаемое выражение, физическое или словесное, но чье влияние находится в самом личном, интимном пространстве человека, глубоко в его эмоциональном сознании.Проще говоря, могут ли принципы уголовного права оправдать ограничивающее поведение, при котором ущемленные интересы нематериальны и, по сути, все, что вызвано ими, выражается во влиянии на внутреннюю душу человека — его чувства, чувствительность, мысли. ? Здесь стоит пояснить, что сам акт возбуждения сильной эмоциональной активности в результате нанесения ущерба интересам человека, который общество признало важной ценностью, заслуживающей защиты уголовным правом, является ожидаемым и естественным действием, и практически необходимым. в сложившейся ситуации.Однако естественно считать, что человек, которому был причинен ущерб его собственности, не говоря уже о его личности и своей свободе, испытает сильное эмоциональное ощущение в свете разрушительного инцидента и его последствий. Здесь нас беспокоит то, можно ли признать эмоциональное возбуждение само по себе как существенную социальную ценность в такой степени, которая оправдывает использование уголовного закона для его защиты — например, наложить запрет на поведение, которое его вызывает.Конечно, необходимо провести оценку противоположных интересов, которые необходимо ограничить, чтобы предотвратить нанесение ущерба религиозной чувствительности. Что касается нашего вопроса, это относится к ограничению фундаментального права человека на свободу выражения мнения по обычно веским причинам, поддерживающим это разрешение. Следовательно, даже если будет сделан вывод о том, что эмоциональный интерес является существенным в той степени, в которой оправдывается защита уголовным законодательством, как правило, возникнет необходимость оценить степень оправданности в свете причин, которые в нормальном состоянии дел, оправдывают существование как можно большей степени неограниченной свободы выражения мнения.
Выводы
По нашему мнению, в уголовном законодательстве нет места для преступления, которое касается общей защиты религиозных чувств и убеждений религиозного человека.
- Следует признать социальную ценность, которая связана с защитой от причинения вреда чувствительности в целом и, в частности, от причинения вреда религиозной чувствительности. Каждого человека явно интересуют его личные эмоции. Человек стремится получать удовольствие от положительных эмоций и избегать отрицательных эмоций, особенно когда плохое эмоциональное возбуждение связано или связано с его религиозной верой и ценностями.В то же время следует помнить, что эта ценность не находится в одном ряду с социальной ценностью защиты от нанесения ущерба экзистенциальным интересам человека, таким как его личность или его свобода. Иногда нанесение вреда чувствительности действительно способствует продвижению человека и развитию его веры; Во всяком случае, в человеческой реальности трудно избежать такого вреда, который является повседневным явлением. Люди живут разным, а иногда и противоречивым образом жизни и придерживаются разных и противоречивых мнений.То, что одним кажется священным, другим может показаться оскорбительным, смешным или незначительным. Особый интерес к чувствительности характеризуется субъективностью. Понимание того, что такое вред и когда причинен вред человеку, в значительной степени зависит от индивидуальных переменных. Следовательно, социальная ценность, рассматриваемая в этой статье, не так важна, и ее характеристики не находятся на том же уровне, что и основы уголовного права.
- По нашему мнению, особый запрет на религиозную чувствительность и религиозные убеждения вредит принципу равенства и принципу справедливости.Несмотря на явные характеристики религиозной чувствительности, их недостаточно, чтобы оправдать изоляцию религиозной чувствительности от параллельной чувствительности, такой как национальная, этническая или идеологическая чувствительность, среди прочего. Наиболее существенные и серьезные элементы религиозной чувствительности в аналогичной степени присутствуют и в других чувствах.
- Преступление, которое запрещено в целом против причинения вреда религиозным чувствам, имеет недостаток из-за отсутствия ясности и определенности.Это требует рассмотрения концепций, которые скрыты от глаз и трудно поддаются оценке, таких как чувствительность, религия и степень, в которой человек получает конкретную травму. В результате такое правонарушение является проблематичным с точки зрения принципа законности.
- Запрещение причинения вреда чувствительности вызывает множество трудностей, связанных с возможностью применения запрета. Эти трудности ставят под сомнение выгоду создания запрета по сравнению с соответствующими затратами.
- Главное соображение, относительно которого мы выступаем против правонарушения, — это ущерб, который это правонарушение наносит принципу свободы выражения мнения. Свобода выражения мнения — фундаментальная ценность демократического общества. Это одна из важнейших опор, поддерживающих существование демократического и прогрессивного общества. Запрещение оскорбления чувствительности наносит вред самой сути свободы выражения мнений, ее основным оправданиям и сути основной свободы, ради которой существует демократическое общество.Ограничения, которые могут возникнуть из-за защиты религиозных чувств, подрывают реальный шанс для полного, честного и плодотворного диалога. Важность свободы выражения мнения очевидна — даже если для этого требуются группы, имеющие определенные цены, — и она особенно важна в плюралистическом обществе, в котором противоборствующие, конкурирующие, а иногда и враждебные группы должны жить вместе. Таким образом, свобода выражения мнения отвергает уголовный запрет на причинение вреда чувствительности в духе нынешнего запрета, который существует в пункте 173 Уголовного кодекса.
В свете заключения, подтверждающего отмену уголовного преступления, мы должны убедиться, что после отзыва не причинен вред другим жизненно важным интересам, некоторые из которых в настоящее время покрываются этим правонарушением. Например, иногда возникает необходимость в предоставлении защиты в определенных четко определенных случаях свободе религии и вероисповедания или осуществлению права на культуру. Также представляется, что существует возможность изменить определение «расизма» в Уголовном кодексе, чтобы подстрекательство на фоне религиозной принадлежности считалось подстрекательством к расизму.Кроме того, мы считаем, что следует рассмотреть вопрос о том, есть ли место для введения запрета, который будет сосредоточен на ограничении вредных выражений, угрожающих общественному благосостоянию. В этой связи следует напомнить, что требуется убедительное обоснование, особенно для того, чтобы наложить ограничение на осуществление свободы выражения мнения, из-за опасности того, что тем самым лицо будет побуждено к совершению акта насилия или другого противоправного действия. действие. Помимо обсуждения интереса к общественному благосостоянию, можно рассмотреть вопрос об установлении запрета на провокацию насилия, который будет относиться к провокационным высказываниям, которые могут вызвать акты насилия, исходящие от разъяренной толпы, чувствительности которой был нанесен ущерб.