Силовые люди – Огонек № 50 (5460) от 19.12.2016
59K 24 10 мин. …
Вот уже более 15 лет силовики считаются костяком российской политической элиты, и кадровые перестановки текущего года только подтверждают этот тезис. О силовой субкультуре между тем мало что известно в силу закрытости объединяющих их ведомств и служб. Однако социологам из Института проблем правоприменения все же удалось выйти на некие обобщения в понимании того, что привносят выходцы из силовых структур в российскую бюрократию и какие качества уходящих на гражданку силовиков особенно ценны для системы госуправления.
Силовик и во власти хорош тем, что всегда услышит и исполнит приказ
Фото: Валерий Мельников, Коммерсантъ / купить фото
Кирилл Титаев, ведущий научный сотрудник Института проблем правоприменения
У Института проблем правоприменения накопился большой корпус исследований о профессиональной культуре сотрудников различных ведомств, связанных с охраной порядка в нашей стране. В частности, мы подробно изучали субкультуры полицейских, следователей, судей, меньше — прокуроров («Огонек» писал о судьях в N 39 за 2015 год, о следователях — в N 39 за 2016 год). И в определенный момент передо мной встал интересный вопрос: известно, что силовики постоянно рекрутируются во власть, назначаются на ответственные должности, так почему бы не узнать, какие ценности они привносят с собой в бюрократический аппарат? Как они взаимодействуют с другими гражданскими чиновниками и что с ними происходит, когда они оказываются на гражданке? В целом, исходя из проведенных нами исследований и некоторых наблюдений коллег, мы можем если не исчерпывающе ответить на этот вопрос, то хотя бы приблизиться к ответу.
Что можно сказать о всяком силовике, в какой бы структуре он ни работал? Прежде всего, это человек, выросший внутри системы. Поскольку все перечисленные структуры очень закрыты, практически невозможно прийти в какую-то из них сразу на полковничью должность (такие случаи есть, но это музейная редкость). Соответственно, в обычном случае человек начинает с низов, и все его взросление, вся его социализация проходят внутри ведомства. Практически про любого губернатора-силовика можно с уверенностью сказать, что он успел побывать или патрульным, или участковым, или стажером, постепенно поднявшись по карьерной лестнице. Таким образом, этот человек неизбежно является носителем культуры того ведомства, которое его выпестовало,— общей культуры, разделяемой как его низовыми сотрудниками, так и руководителями.
Чем выше поднимается рядовой сотрудник, тем, соответственно, большие перспективы перед ним открываются. Накапливается социальный капитал. Как правило, он начинает служить (если речь не идет о военных) в родной ему области, а то и в родном городе. Он неплохо интегрирован в региональное сообщество и, когда оказывается на руководящем посту в районе (скажем, на должности руководителя отдела МВД), всецело интегрируется в местную элиту. Условно говоря, если начальник УВД справляет день рождения, то к нему на праздник обязательно зайдут прокурор, глава следствия, мэр, кто-то из «специальных силовиков», если их представители есть в районе… На этом уровне элиты очень близки. В конце концов, типовой район в России — это около 50 тысяч человек, и элементарно статусных людей, которым «не стыдно пожать руку», там не очень много. Все свои. «Районные силовики» хорошо знакомы с гражданской властью и понимают, как она устроена.
Когда мы переходим на уровень субъекта Федерации, на губернаторский уровень, все становится чуть сложнее.
В первую очередь потому, что руководители силовых ведомств региона — это почти всегда варяги. Сейчас мы готовим обзор по прокурорам субъектов Федерации и выясняется, что менее 10 процентов из них всю свою карьеру провели в одном регионе РФ. Приблизительно так же дело обстоит и с другими силовиками: по достижении определенного уровня человек переводится в незнакомый ему регион — это сознательная антикоррупционная политика, которая так и декларируется внутри ведомств. Поэтому в типовой ситуации руководитель силового ведомства субъекта РФ — это варяг, половина замов которого тоже варяги. Он, конечно, лишается большей части своего социального капитала, полученного на предыдущем месте работы (что, с одной стороны, способствует разрыву коррупционных и потенциально коррупционных связей, а с другой стороны, сужает видение ситуации в регионе кабинетными рамками). Соответственно, взаимодействие с гражданской властью становится более формальным. Дистанция между силовиками и губернатором во многом зависит от личных установок последнего.
Поскольку охрана общественного порядка является зоной совместной ответственности главы субъекта РФ и глав силовых ведомств, то на эту тему между ними ведется постоянное взаимодействие. Что это значит? Как правило, губернатор (или один из его замов — по вопросам законности и охраны общественного порядка) проводит еженедельные (как минимум) совещания с силовиками. На них обязательно приглашаются глава регионального управления МВД и местный прокурор, опционально — все остальные. Когда половодье, пригласят руководителя МЧС, когда приезжает федеральный чиновник — кого-то из представителей ФСБ и, возможно, командированного в регион сотрудника ФСО. Как бы то ни было, гражданские и силовые руководители региона находятся в постоянном рабочем контакте, у них нет проблем с тем, чтобы позвонить друг другу и оперативно передать информацию. Но на дни рождения друг друга они уже могут и не прийти. Зато обязательно будут наносить официальные визиты на ведомственные праздники — скажем, губернатор придет в полицию на День работника правоохранительных органов, в прокуратуру — на День работника прокуратуры и так далее.
Существенно, что обе элиты региона — бюрократическая и силовая — держат себя в целом на равных, это, говоря старым языком, номенклатура одного уровня, их кандидатуры согласовывают примерно на одном уровне. В существующей системе у них не так много поводов для публичных конфликтов: силовики финансово независимы от региональной власти, губернатор редко лезет в их работу. Но возможны, конечно, неформальные конфликты: когда, условно говоря, губернатор некий бизнес поддерживает, а руководство МВД тот же бизнес преследует. Участники конфликта в таком случае хорошо понимают, что обращаться наверх им незачем, там не станут разбираться, кто виноват, и за поднятый сыр-бор возьмут «на карандаш» обоих. Поэтому они предпочитают решать все между собой, находя компромиссы и обмениваясь зонами влияния. Ярких конфликтов силовиков и бюрократов, которые имели место еще в 90-е, сегодня, конечно, не встретишь. Все поняли правила игры.
Как же получается, что силовик переходит невидимую демаркационную линию и оказывается на гражданке? Здесь нужно учесть несколько факторов.
Во-первых, все силовики рано выходят на пенсию — уже где-то в 37-40 лет (с этого момента они не обязаны оставлять службу, но вполне могут это сделать). Разумеется, в этом возрасте они еще очень активны и при этом имеют за плечами большой опыт руководящей работы, некоторые управленческие навыки, умение публично держаться. Они востребованы на рынке труда. Случается, что им все приедается на старом месте работы и они ищут новых горизонтов, сами (заручившись минимальной поддержкой местных элит) выдвигают свои кандидатуры в мэры, депутаты и так далее. Но чаще, являясь системными людьми, они все-таки идут во власть, когда их кто-то попросит. Скажем, губернатор может попросить руководителя районной прокуратуры стать мэром — тот посоветуется со своим начальством и, поняв, что все не против, пойдет. Такие неформальные просьбы с большой вероятностью поступят к мало-мальски толковым представителям силовых элит, потому что для бюрократов силовики являются естественным кадровым резервом (близкое знакомство, частое общение, их ранняя пенсия).
Принято считать, что силовики во власти набирают в ближайшее окружение себе подобных, однако это не всегда так. Известны случаи, когда бывший силовик, став бюрократом, остается один, как перст, отказываясь от своих прошлых контактов. При этом набрать силовиков себе в команду может и вполне гражданский руководитель-бюрократ. Между гражданскими и силовыми нет серьезных барьеров, эти элиты взаимопрозрачны.
При этом можно утверждать, что выходцам из силовых ведомств присуща определенная управленческая культура, которая несколько отличает их от гражданских (и иногда делает более конкурентными на рынке труда). Подробно хотелось бы остановиться на трех особенностях картины мира «бывшего сотрудника», пришедшего во власть.
Во-первых, он скорее всего не будет верить в статистику, независимые исследования и мониторинги. Он вообще не будет верить в возможность существования какой-либо объективной картины мира.
Дело в том, что на предшествующем месте работы он наверняка сталкивался с необходимостью манипулировать цифрами, сам подгонял показатели под нужный результат — не потому что являлся плохим специалистом, а потому что так устроена наша система. Скажем, одной из функций уже описанного перемещения глав региональных силовых ведомств является решение проблемы отчетности. В чем состоит анекдот? Если вас назначили главой регионального управления МВД, то ваш успех у начальства будет напрямую связан с повышением уровня раскрываемости преступлений и снижением уровня преступности. За пять лет работы по повышению-снижению вы доберетесь до практически нереалистичных цифр. Что делать? Все просто: вас перемещают, а на ваше место ставят другого человека. Новый начальник в рамках системы имеет некое негласно признаваемое право обнулить все показатели предшественника. Он заявляет, что в области бардак, раскрываемость резко идет вниз, преступность — вверх — и на ближайшие пять лет, до своего следующего перемещения, он обеспечен работой.
Вторая особенность, которую нам удалось заметить,— это склонность объяснять все чьими-то интересами. Силовики — просто в силу своей специализации — привыкли во всех сложных ситуациях искать ответ на единственный вопрос: кому выгодно? И так же они ведут себя на гражданке. Понятно, что это сильно затрудняет их контакты с представителями гражданского общества. Я во многих регионах наблюдал одну и ту же картину: общественные советы находятся под подозрением у руководителя — экс-силовика просто потому, что он отказывается верить в готовность людей два-три дня в месяц тратить бесплатно на какую-то общественную активность.
Такой руководитель упорно продолжает искать скрытые мотивы деятельности гражданских лиц и успокаивается, только когда их найдет (причем после этого может даже поддержать общественников). Мечта силовиков — чтобы каждая организация декларировала свой четко обозначенный материальный интерес. В этом смысле советы ветеранов — почти идеальное общественное образование, они понятны. А вот какие-нибудь защитники бельков или бездетные борцы за развитие детских садов — уже непонятны. Про них невольно думается: видимо, производят продукцию, конкурентную шкуркам бельков, или оказывают услуги, связанные с развитием детсадов… В противном случае эти люди, не вписывающиеся в картину мира силовика, аттестуются как «городские сумасшедшие» и просто становятся «нерукопожатными».
Наконец, третий сюжет связан с восприятием экс-силовиками общества как такового. В целом работник прокуратуры, следствия, правоохранительных органов, МЧС и любого другого подобного ведомства сталкивается по долгу службы с очень специфическими людьми — маргинализованными, замешанными в преступлениях, фанатично отстаивающими свои принципы, нуждающимися в попечении.
.. В общем, с теми, с кем очень непросто общаться, кого можно назвать не самыми адекватными слоями населения. И как бы силовик ни стремился абстрагироваться от этой картинки «общества», с которым он всю жизнь работал, именно она будет всплывать в его голове всякий раз, как речь зайдет о «социальных вопросах». Силовик убежден, что знает людей, знает жизнь именно потому, что поварился в не самом приятном окружении. Поэтому он испытывает некую естественную неприязнь к общению с «гражданами» и уж точно не готов с ними сотрудничать.
Я не берусь утверждать, что эти три особенности мировосприятия встречаются только у силовиков и ни у кого больше, однако подчеркиваю: для силовиков они особенно характерны. И вполне понятно, какие управленческие особенности за собой несут.
Политическая стерильностьСиловики — это в определенном смысле слова политически стерильные люди. Даже если у них есть некие политические предпочтения (а мы встречали, скажем, полицейских-либертарианцев), публично они свои взгляды не декларируют.
Им запрещено быть членами какой-то партии, запрещено просто так общаться с прессой, они не станут подписываться под петициями — даже провластными, они сознательно остаются в тени. На них практически не найдешь компромат, потому что все, что происходит внутри ведомства, остается внутри ведомства. А значит, эти люди «без биографии» идеально подходят на любую должность во власти, могут быть командированы в любой регион и встроиться в любую конструкцию элит… Это очень ценные кадры в эпоху «деполитизации».
Примечательно, впрочем, что они сами не считают себя именно кадровым резервом исполнительной власти. Далеко не все силовики мечтают закончить свою карьеру на гражданке, и даже те, кто не против бросить службу, по нашим наблюдениям, чаще представляют свое будущее в «народном хозяйстве», как они сами говорят. Могут открыть собственный ЧОП, стать руководителями ФГУПа после выхода не пенсию… В целом их мобильность ничто не ограничивает.
Один наш интервьюер коротко описывал свою работу в исполнительной власти фразой: «Пошел на три года побюрократил». Потом ему надоело быть замгубернатора, он воспользовался связями, которые успел приобрести на гражданке, и ушел замдиректором по безопасности в какой-то банк. Причем понятно, что захочется еще разок «побюрократить», может, и вернется во власть.
Карьерные траектории этих людей чрезвычайно причудливы, а опыт работы — универсален. Они умеют и управлять, и подчиняться, умеют быть варягами и все начинать с нуля, умеют молчать и говорить только по приказу. И за все это ценятся. Современная управленческая система, похоже, просто специально создана для них — понимающих правила игры на всех ее уровнях. И хотя, как показывают подсчеты коллег из Социологического института РАН, сегодня их немного — в редком регионе они дотягивают до 20 процентов элиты, возможности для них весьма широки.
Освоение власти
Силовики — константа российской политической элиты, которая все чаще ищет новые кадры среди «своих»
Количество экс-силовиков во власти (для которых работа в силовых структурах непосредственно предшествовала первой в биографии элитной должности), 2015 год, в процентах
|
Количество обладателей силового опыта во власти (людей, которые когда-либо работали в силовых структурах), 2015 год, в процентах
|
Доля людей во власти, пришедших из трех сфер: политико-административной, хозяйственно-экономической и силовой,— в динамике (проценты)
|
20 лет Путина: трансформация силовиков
Михаил Метцель / ТАСС
Согласно распространенному мнению, нет другой социально-профессиональной группы, которая настолько бы выиграла в результате прошедших 20 лет, как силовики.
Во-первых, сама эта группа колоссально разрослась, во-вторых, она стала не только стержнем российской политической системы, но общей его матрицей, тем, что иногда называют «глубинным государством». Это так и не так, во всяком случае, рост реальной роли силовиков происходил нелинейно, и фазу силовархии, по Дэниэлу Трейсману, которую можно считать кульминацией развития «государства силовиков», система уже прошла. Парадокс в том, что логика «революция пожирает своих творцов» применима и к конструкторам силового государства, многие из которых оказались не нужны выстроенной их стараниями машине.
В свое время, с приходом Владимира Путина к власти, когда он подтянул за собой тех, кого знал по предыдущей работе в КГБ/ФСБ и Петербурге, возникли мифы о засилье «питерских» и о «милитократии». И если в отношении питерских разговоры довольно скоро – с исчерпанием скамейки бывших коллег и друзей детства президента – прекратились, то в отношении милитократии они идут и поныне. Сам термин «милитократия» представляется неточным, речь скорее надо вести о «чекистократии», поскольку экспансии военных во властвующую элиту почти не наблюдалось.
При этом, однако, говорить на основании анализа биографий и скрупулезных расчетов, показывающих сокращение прослойки высших управленцев с чекистским бэкграундом, о частичной утрате режимом силовой и правоохранительной составляющей было бы неправильно. Скорее наоборот: по своему внутреннему устройству, по действиям – как внутри страны, так и вовне, – по логике поведения, инструментарию, инстинктам наше государство сегодня представляет собой государство силовиков. Милитократии при этом нет, да никогда, по сути, и не было, есть неономенклатурная система с повышенной ролью силовой бюрократии.
Силовые корпорации
В советское время были три основные силовые структуры: армия, КГБ и МВД. В современной России их полтора десятка, отпочковавшихся в основном от прежних. Справедливости ради надо сказать, что размножение силовых структур имело место главным образом в 1990-е гг., когда и само государство, и его силовая составляющая были довольно слабы, а раздробление того же КГБ на несколько самостоятельных структур считалось способом избежать гегемонии чекистов.
В последние же годы появилась всего одна новая силовая структура – Росгвардия, в которую отошла основная часть силового ресурса МВД. При этом две другие структуры – Роснаркоконтроль, возникший в 2003 г., и милитаризованная ФМС – были расформированы.
Сколько в сегодняшней России силовиков и правоохранителей? Примерно 4,5 млн человек, включая армию (1,9 млн), МВД (0,9 млн), Росгвардию (0,4 млн), МЧС (0,3 млн), ФСИН (0,3 млн), ФСБ с погранвойсками (0,2 млн). Это больше, чем в СССР, при том что Россия вдвое меньше СССР по населению. Это 6% всего трудоспособного населения страны.
Реформа 2016 г. не привела к массовому омоложению силового корпуса: сразу несколько глав служб и ведомств находятся на своих должностях больше 10 лет, среди них генпрокурор Юрий Чайка, председатель СКР Александр Бастрыкин, директор ФСБ Александр Бортников. Если добавить сюда Рамзана Кадырова, главу региона и одновременно самостоятельной, по сути силовой, структуры, он займет второе место между Чайкой и Бастрыкиным.
Несколько особняком стоит многолетний секретарь Совбеза Николай Патрушев, не имеющий в отличие от остальных силового ресурса, зато обладающий большим ресурсом политическим. Только треть из топовых силовиков и правоохранителей – карьерные выходцы из своих корпораций, в случае Росгвардии, ФСИН, ФТС и МЧС во главе стоят выходцы из КГБ/ФСБ, ФСО. В подавляющем большинстве статусные силовики – ровесники Путина, и лишь один, глава ФССП Дмитрий Аристов (а также Кадыров), существенно его моложе.
Государство силовиков
Окончательная трансформация России в государство силовиков произошла в 2014 г. Именно тогда в корне изменилась логика принятия решений. Прежде ее можно было описывать в рамках распространенной на Западе модели «силовики-цивильники», теперь же силовики всегда первая рука, а остальные, будь то дипломаты, экономисты, политтехнологи, лишь обслуживают принятые в рамках силовой логики внутри- и внешнеполитические решения и по возможности минимизируют в своей сфере негативные их последствия.
После 2014 г. роль силовиков в обновившемся политическом режиме объективно возросла – институционально больше, чем персонально. Причиной тому менталитет правящих элит, где силовики не столько доминируют количественно, сколько идейно: они принесли туда свой корпоративный менталитет, амбразурное мышление. Опять же, в условиях ослабления всех политических институтов роль политического ресурса ослабевает, а силового, наоборот, возрастает. Мы имеем теперь не просто «силовое предпринимательство», описанное когда-то социологом Вадимом Волковым, а «силовую политику». В условиях полной зависимости судов от исполнительной власти и обвинительного уклона можно говорить и о «силовой судебной системе». Наиболее свежей иллюстрацией использования силового инструментария в российской политике могут служить выборы в Мосгордуму, где сначала силами экспертов МВД и ФСБ отбраковывались неудобные для власти кандидаты, а потом, когда возникли протесты, к делу подключились Росгвардия, СКР и суды. Вот те рычаги, которые использует власть для решения судьбы выборов.
За резким усилением силовиков в 2014 г. последовало их ослабление в 2016 г. В одних корпорациях (ФСО, ФТС, ФССП) произошло радикальное обновление руководства, часть – ФСКН, ФМС – были ликвидированы, другие, как МВД, оказались резко ослаблены в силу реорганизации, в третьих – Генпрокуратуре, СКР, ФСБ – произошло обновление на вторых этажах. Сошли с дистанции и влиятельные медиаторы межструктурного взаимодействия – Сергей Иванов, Евгений Муров. В результате силовая мегакорпорация в целом оказалась ослаблена и внутренне разобщена. Впрочем, после самой масштабной за все путинское время, даже с учетом 2001–2003 гг., чистки силовиков в 2016 г. остается ощущение наполовину сделанной работы.
Системообразующие конфликты
В последние десятилетия существования СССР с переменным успехом сторон на разных уровнях разворачивалось два основных системных конфликта: КГБ и партии в масштабах всей системы – и КГБ и МВД в масштабах силового блока. Собственно, со стороны МВД это была борьба не столько за первенство, сколько за известную самостоятельность.
Соответственно, передачу Борисом Ельциным власти Путину в 1999 г. можно рассматривать как победу КГБ (сам Путин был третьим подряд премьером из этой корпорации, пробовавшимся на роль преемника). Правда, победу временную, поскольку Путин и те силовики, кто вместе с ним перешел с Лубянки в Кремль и на Старую площадь, оставаясь силовиками по менталитету, перестали быть ими по роли в системе и старое противостояние между публичной властью и силовиками отчасти воспроизвелось.
В терминологии «глубинного государства» применительно к России можно рассматривать два основных концепта: виртуально-конспирологический «силовой» и персоналистский путинский – «Большого президента», сложный конгломерат администрации президента, во многом наследовавшей ЦК КПСС, а также многочисленных представителей президента в органах власти, включая региональные. Это сегодняшняя реинкарнация командно-административной системы, та неформальная партия, «своего рода орден меченосцев внутри государства», о которой когда-то говорил Иосиф Сталин как о «командном составе и штабе».
Силовики, вся их большая корпорация с Совбезом входят в № 2, но лишь как один из элементов.
Роль внутриэлитных конфликтов, в которых ни одна сторона не могла полностью победить другую, заключалась в том, чтобы обеспечивать относительную эффективность системы с помощью инструментов внутреннего контроля при отсутствии контроля внешнего, со стороны общества. Нечто подобное этой системе квазисдержек и квазипротивовесов, только в гораздо более сложной и изощренной форме, существует и сейчас. Сначала в 2003 г., отчасти в противовес ФСБ, создается ФСКН, потом, когда дело доходит до резкого конфликта между ними и публичной перебранки руководства, меняют обоих руководителей, а упор впредь делается на противовесы уже в самой ФСБ. В 2016 г. ФСКН и вовсе расформировывают.
Иначе развивалась ситуация с прокуратурой и СКР. Прокуратура вообще долгое время была ключевым звеном в силовой машине, и не случайно именно с прокуроров начались чистки силовиков в регионах, когда Путин стал президентом.
Прокуратура служит своего рода мостиком между следствием и судами, конвертируя в уголовные дела и наказания материал, собранный теми же МВД и ФСБ. В середине второго путинского президентского срока, когда начинались поиски возможного преемника, именно генпрокурор Владимир Устинов, согласно ряду источников, стал неформальным кандидатом от силовиков. В середине 2006 г. его неожиданно отправили в отставку, а саму прокуратуру вскоре разделили на две части, зависимые одна от другой и по отдельности не представляющие собой грозной силы. Следственный блок был сначала выделен в автономную структуру внутри прокуратуры, а потом в самостоятельный Следственный комитет. Все это время ведомства и их руководство находятся в конфликте, то незаметно тлеющем, то вырывающемся в публичное пространство в полном соответствии с римским еще принципом «разделяй и властвуй».
ФСБ рулит?
Характерно, что Путин, едва став и. о. президента, назначил в качестве своих представителей в регионах два десятка действующих глав управлений ФСБ.
Пара генералов ФСБ наряду с другими силовиками заняли посты полпреда президента в федеральных округах. Одновременно происходила экспансия представителей этой корпорации во все основные сферы и структуры управления, а Совбез во главе с Сергеем Ивановым стал своего рода «стратегическим правительством».
Лишь однажды растущее корпоративное влияние ФСБ пошатнулось. Это произошло в конце 2011 – начале 2012 г., когда в результате массовых протестов, которые ФСБ не смогла ни предсказать, ни предотвратить, суперведомство на какое-то время вышло из фавора. Московская полиция, наоборот, с точки зрения Путина, проявила себя наилучшим образом, и сразу после Болотной Владимир Колокольцев был назначен министром, а МВД получило возможность наряду с ФТС, Минюстом и рядом других ведомств ослабить контроль со стороны ФСБ в своем высшем руководстве. После Олимпиады в Сочи позиции ФСБ восстановились в полном объеме, что и было продемонстрировано не только возвращением кураторов на уровне замов во все ключевые управленческие структуры – от МИДа до МЭРа, но и целой серией громких дел против высшего руководства и генералитета всех силовых корпораций: МВД, МЧС, ВВ, ФТС, СКР.
..
Будучи бенефициаром в большинстве внешних конфликтов и контролером всех и вся, сама при этом не контролируемая никакими другими структурами, ФСБ представляет собой не единое суперведомство, а, скорее, сложный холдинг со своими серьезными внутренними конфликтами. Отдельные влиятельные структуры внутри этого холдинга, как, скажем, Служба экономической безопасности, глава которой представляет собой практически равновеликую директору структуру, выходят напрямую на Путина.
В самое последнее время ФСБ во многом утратила статус «неприкосновенной», и уже в этом году прогремело несколько возбужденных дел с обвинениями от крышевания обнальных площадок и мошенничества, контрабанды до банальных грабежей с участием офицеров спецподразделений ФСБ. Согласно данным Генпрокуратуры, число преступлений, совершенных сотрудниками ФСБ, увеличилось в 2018 г. в сравнении с 2017 г. на 70%.
Субъекты и объекты репрессий
Нарастание репрессивности режима стало особенно заметно с 2012 г.
, с развертыванием первого массового «болотного» дела с сотнями следователей и десятками осужденных. Чуть позже начались и репрессии против управленческой элиты, с 2015 г. вышедшие на свою нынешнюю мощность. Ключевую роль в осуществлении репрессий играет ФСБ, часто в подспорье с СКР или следственным комитетом МВД, у прокуратуры и судов роль тоже важная, но скорее служебная. ФСБ (центральные или региональные структуры) – застрельщик, СКР и прокуратура – реализаторы. При этом собственно ФСБ – и особенно персоны, непосредственно осуществляющие руководство репрессиями, обычно остаются за кадром. Лишь потом, часто после их перемещения или отставки, публика узнает какие-то детали вроде пресловутого «сечинского спецназа» – 6-й службы УСБ ФСБ во главе с генералом Олегом Феоктистовым, а затем его преемником Иваном Ткачевым, – стоявшего за всеми резонансными делами последних лет. Не стоит, однако, демонизировать конкретных персонажей – они лишь винтики, пусть и важные, большой репрессивной машины.
Репрессии последних лет затронули всех без исключения силовиков, в том числе и непосредственно их осуществлявших офицеров и генералов из ФСБ и СКР. Впрочем, подход был дифференцированным. Начиная с 2012 г. под ударом оказались Минобороны, ФСИН, МВД, ФТС, ФСО, СКР. До сих пор ни на высоком федеральном уровне, ни на высшем региональном публично под ударом не оказывались представители ФСБ, прокуратуры и судов – реальных звеньев репрессивной машины. Однако, похоже, ситуация меняется, и, согласно Генпрокуратуре, в тройку силовых ведомств с максимальным ростом числа расследованных в отношении их сотрудников преступлений в 2018 г. вошли, помимо уже упоминавшейся ФСБ (+69,5%), судебные органы (+118,5%) и Росгвардия (+277%).
Описанная нами ранее логика ослабления корпораций как самостоятельных игроков на политической сцене путем разделения административного, силового и финансового ресурсов справедлива и для силовиков. Именно она во многом стоит за репрессиями, затронувшими силовиков, будь то дело ГУЭБиПК МВД, ФТС, ФСО, раскручивающееся сейчас масштабное дело в ФСБ.
Сегодня мощные смычки бизнеса с руководством ФТС, ФСО, ФСИН разрушены, и «сечинский спецназ» в ФСБ снова стал «кремлевским».
Гораздо более активно, чем в центре, репрессии в отношении силовиков идут в регионах, где только в 2018 г. под раздачу попало три начальника управлений МЧС, три начальника управлений Ростехнадзора, двое глав ФНС, по одному начальнику управлений СКР, МВД, Росгвардии и ФССП, один начальник и один замначальника СЭБ УФСБ.
Опухоль
Силовики за рамками тех важных служебных функций, которые они призваны выполнять в любом государстве, ведут себя как раковая опухоль. Силовые корпорации, как и все остальные, пекутся о своем корпоративном интересе, только ресурс у них, используемый часто в интересах узкокорпоративных и клановых, а не государственных, силовой. Некоторое время назад, когда предыдущая Госдума один за другим штамповала драконовские законы, о ней заговорили как о «взбесившемся принтере». Глядя на сегодняшние действия силовиков, казалось бы, впору говорить о них как о «взбесившейся гильотине».
На самом деле это не совсем так. Это не столько силовики «лютуют», сколько власть, отвыкшая за долгие годы простых решений от более тонкого политического маневрирования, использует их как грубую силу – и против элит, включая бизнес, и против граждан. А дальше силовики поступают согласно известному принципу «у воды да не напиться?». Когда отдельные части машины начинают работать особенно интенсивно– и при этом в своих, а не всей машины интересах, – в результате страдают и другие части машины (например, бизнес), и машина в целом.
То, что позволяет Кремлю держать силовиков под контролем (их разобщенность и не просто нескоординированность, а конфликтность), причина их колоссальной неэффективности с точки зрения обеспечения безопасности страны и граждан. С этой точки зрения армия силовиков в России многократно превышает разумные пределы. Огромная армия силовиков представляет проблему и сейчас, и на перспективу. И в «прекрасной России будущего», о которой сейчас модно говорить, надо будет предусмотреть им место.
Иначе они найдут и обустроят его сами.
Автор – старший научный сотрудник Chatham House
Это последняя статья из цикла о 20 годах правления Владимира Путина.
Предыдущие статьи цикла:
Кирилла Рогова — читайте здесь,
Сергея Гуриева — здесь,
Юрия Сапрыкина — здесь,
Дмитрия Тренина — здесь,
Александра Кынева — здесь,
Николая Петрова — здесь,
Глеба Павловского — здесь.
The Enforcer (2022) — IMDb
Videos1
Trailer 2:22
Watch Official Trailer
Photos22
Top cast
Antonio Banderas
Mojean Aria
Kate Bosworth
- Estelle
Alexis Ren
Золи Григгс
- Билли
2 Чейнз
- Фредди
Марк Рино Смит
Люк Бушье
- 09
- Medina
- Ronnie Fedec
- Silvio
- Margot
- Эрик
- (как Яннис Зумпандис)
- Olivia
- Henchman
- Richard Hughes
- W.
Peter Iliff (сценарий по сценарию)
2020202019- W.
- W. Peter Iliff (сценарий).
- IMSEEG
- SEP 26, 2022
- Дата выпуска
- 22 сентября 2022 г. (Израиль)
- США
- Official site
- English
- Spanish
- Also known as
- Покаяння
- Filming locations
- Thessaloniki, Greece
- Production companies
- Born to Burn Фильмы
- Millenium Media Group
- Millennium Media
- См. больше кредитов компании на IMDbPro
1 час 30 минут
- 2,39: 1
- 09 001805
Aaron Cohen
Kika Georgiou
Kostas Sommer
Christos Vasilopoulos
Vivian Milkova
Lucia McKinstry Calvo
Eleftheria Giovanaki
Яннис Зубантис
Натали Берн
Nikos Thomas
Peter Iliff (сценарий по сценарию)Больше похоже на это
Бандит
Секция 8
Адская машина
Раскопки
Accident Man: Hitman’s Holiday
Poker Face
на линии
Emily The Criminal
Code Name Banshee
Dead for A Dollar
Beast
LOU
Сюжетная линия
Знаете
.
10
ДОСТОЙНЫЙ. Это уж точно не «Одержимый», это смехотворно-сентиментальный суррогат жанра «крутой старый преступник».
Ничего себе, они что-то не так с этим фильмом.
ОСТЕРЕГАЙТЕСЬ: ЭТО НЕ СИЛЬНЫЙ БОЕВИК. ВООБЩЕ.
Худшее сочетание жанров. Клинт Иствуд усовершенствовал жанр крутого парня. Лиам Нисон снова сделал это в сериале «Похищенные». Но Антонио Бандерасу не удается стать настоящим крутым парнем. Не потому, что он не может вести себя как один, а из-за этого УЖАСНОГО сценария, который, кажется, не может решить, является ли это сентиментальным слезоточивым фильмом или жестким криминальным боевиком.
Ничего хорошего? Что ж, начало было действительно бурным, тяжелым и впечатляющим. Честно говоря, я думал, что меня ждет крутой криминальный боевик. Но это многообещающее начало длилось всего каких-то 20 минут. Облом!
Плохое: через каких-то 20 минут мы вдруг видим, как «крутой» преступник Антонио Бандерас внезапно превращается в сентиментального папу, заикающегося и смущающегося, впервые за много лет увидев свою дочь.
Затем, после этого, мы видим минутную милую романтическую сцену с другим предположительно «крутым» преступником.
И так продолжается на протяжении всего фильма. Видимо, сентиментальный вокизм проник даже в жанр криминального кино!
Действительно странная и НЕУДОБНАЯ смесь (немного) насилия и МНОЖЕСТВА сентиментальных любовных штучек.
Полезно • 7
15
IMDB BEST OF 2022
IMDB Best of 2022
. Лучшее за 2022 год; включая лучшие трейлеры, плакаты и фотографии.
Подробнее
Подробнее
больше кредитов компании на IMDbProКассовые сборы
Технические спецификации
Связанные новости
Внесите на эту страницу
. Предложите редуктивное or Adit Of Adit Destent
. под каким названием The Enforcer (2022) был официально выпущен в Канаде на английском языке?
Ответ
Антонио Бандерас заботится и убивает
Автор Джулиан Роман
Наемный убийца (Антонио Бандерас) обретает совесть после встречи с уличным бойцом (Можан Ария) и сбежавшей девушкой (Золи Григгс) в The Enforcer.
Наемный убийца, недавно освобожденный условно-досрочно, обретает совесть после встречи с двумя совершенно разными незнакомцами. Инфорсер получает дополнительные кадры из убедительного Антонио Бандераса главной роли. Он правдоподобен как убийца, достигший переломного момента. То, что могло бы быть клише, боевик категории B поглощает неоновые нуарные образы, жестокие избиения и пронизанный пулями героизм. Кейт Босуорт также выделяется как безжалостный гангстер, который держит на поводке подонка. Она эффективно играет против типажа. Есть несколько вопиющих проблем с редактированием, но их недостаточно, чтобы подорвать общую развлекательную ценность.
Инфорсер начинается с окровавленного Куда (Бандерас), задумчиво смотрящего на солнечный пляж. Затем мы знакомимся с Бродягой (Можан Ария), когда он избивает гораздо более крупного противника в бою на голых кулаках. Головорез видит обещание и приглашает его на встречу с большим боссом в Майами.
Бродяга заводит разговор с Лексусом (Алексис Рен) во время ожидания. Она также пешка хладнокровной Эстель (Босуорт).
Бродяга отправляется за своей первой коллекцией с Куда. Он быстро узнает, что Куда — последний человек, которого видят враги Эстель. Куда пытается воссоединиться со своей дочерью Лолой (Вивиан Милкова) в ее школе. Она не знала, что ее отец вышел из тюрьмы и ничего от него не хочет. Разочарованная Куда надеялась отпраздновать свое шестнадцатилетие.
Жизнь Куда меняется, когда Билли (Золи Григгс) ловят на краже в магазине. Он признает, что она сбежала примерно того же возраста, что и Лола. Куда покупает ей еду и недельное пребывание в грязном мотеле. Тем временем у Эстель есть новое задание для ее сборщиков. Фредди (2 Chainz) управляет ловушкой, где женщин похищают, накачивают наркотиками и занимаются проституцией. Он зарабатывает состояние, транслируя свои отвратительные действия в даркнете. Отвращение Куда и Бродяга напоминают Фредди, что Эстель всегда получает свою долю.
Куда приходит в отель, чтобы проверить Билли, но обнаруживает, что ее комната разгромлена, а девушка пропала.
Связанный: Не волнуйся, дорогая, обзор: триллер о спаде второкурсника Оливии Уайлд
Cuda и Stray — странная пара, которая действительно работает. Ария, точная копия Аарона Пола, уважает Куда как наставника. Он уличный драчун, пытающийся заработать побольше. Седой Куда предупреждает его, чтобы он нашел выход, пока он может. Куда повезло, что он прожил так долго. Бродяга находит смысл в Cuda и в связи с Lexus. Но все они рабы жестокого хозяина. Эстель — альфа-хищница, подавляющая конкуренцию и инакомыслие.
The Enforcer — это не полноценный боевик. Ричард Хьюз, знаменитый коммерческий директор, принимает правильное повествовательное решение в своем полнометражном дебюте. Он дает Бандерасу время, чтобы установить характер Куда и изменить свое мнение. Это критический выбор в течение оживленных девяноста минут. У Хьюза есть несколько сбивающих с толку монтажных сокращений во втором акте.