Смысл человека в жизни: Тем, кто потерял смысл жизни

Тем, кто потерял смысл жизни

Виктор Франкл — знаменитый австрийский врач-психотерапевт, психолог и философ, прошедший через Освенцим. Приводим главу из его книги «Сказать жизни «Да!», над которой он работал в лагере и завершил после освобождения.

… Человек, утративший внутреннюю стойкость, быстро разрушается. Фраза, которой он отклоняет все попытки подбодрить его, типична: «Мне нечего больше ждать от жизни». Что тут скажешь? Как возразишь?

Задать вопрос о смысле жизни

Виктор Франкл

Вся сложность в том, что вопрос о смысле жизни должен быть поставлен иначе. Надо выучить самим и объяснить сомневающимся, что дело не в том, чего мы ждем от жизни, а в том, чего она ждет от нас. Говоря философски, тут необходим своего рода коперниканский переворот: мы должны не спрашивать о смысле жизни, а понять, что этот вопрос обращен к нам — ежедневно и ежечасно жизнь ставит вопросы, и мы должны на них отвечать — не разговорами или размышлениями, а действием, правильным поведением. Ведь жить — в конечном счете значит нести ответственность за правильное выполнение тех задач, которые жизнь ставит перед каждым, за выполнение требований дня и часа.

Эти требования, а вместе с ними и смысл бытия, у разных людей и в разные мгновения жизни разные. Значит, вопрос о смысле жизни не может иметь общего ответа. Жизнь, как мы ее здесь понимаем, не есть нечто смутное, расплывчатое — она конкретна, как и требования ее к нам в каждый момент тоже весьма конкретны. Эта конкретность свойственна человеческой судьбе: у каждого она уникальна и неповторима. Ни одного человека нельзя приравнять к другому, как и ни одну судьбу нельзя сравнить с другой, и ни одна ситуация в точности не повторяется — каждая призывает человека к иному образу действий. Конкретная ситуация требует от него то действовать и пытаться активно формировать свою судьбу, то воспользоваться шансом реализовать в переживании (например, наслаждении) ценностные возможности, то просто принять свою судьбу. И каждая ситуация остается единственной, уникальной, и в этой своей уникальности и конкретности допускает один ответ на вопрос — правильный.

И коль скоро судьба возложила на человека страдания, он должен увидеть в этих страданиях, в способности перенести их свою неповторимую задачу. Он должен осознать уникальность своего страдания — ведь во всей Вселенной нет ничего подобного; никто не может лишить его этих страданий, никто не может испытать их вместо него. Однако в том, как тот, кому дана эта судьба, вынесет свое страдание, заключается уникальная возможность неповторимого подвига.

Для нас, в концлагере, все это отнюдь не было отвлеченными рассуждениями. Наоборот — такие мысли были единственным, что еще помогало держаться. Держаться и не впадать в отчаяние даже тогда, когда уже не оставалось почти никаких шансов выжить. Для нас вопрос о смысле жизни давно уже был далек от того распространенного наивного взгляда, который сводит его к реализации творчески поставленной цели. Нет, речь шла о жизни в ее цельности, включавшей в себя также и смерть, а под смыслом мы понимали не только «смысл жизни», но и смысл страдания и умирания. За этот смысл мы боролись!

Виктор Франкл. Сказать жизни «Да!». Психолог в концлагере. М., АНФ, 2014

Словарь Правмира — Жизнь

Поскольку вы здесь…

У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.

Сейчас ваша помощь нужна как никогда.

Подпишитесь на Правмир в

Выбор читателей «Правмира»

Подпишитесь на самые интересные материалы недели.

4. Смысл жизни и назначение человека. Философия: Учебник для вузов

4. Смысл жизни и назначение человека

Вопрос о смысле жизни человека принадлежит к числу вечных вопросов, на который люди издревле пытались дать ответ. В сущности, каждый человек рано или поздно ставит этот вопрос, прежде всего по отношению к самому себе, стараясь уразуметь, для чего он живет, в чем смысл его жизни.

И ответ на этот вопрос отнюдь не есть только сугубо личное дело. Он существенным образом касается и интересов окружающих людей. Ибо от того, как понимает тот или иной человек смысл своей жизни, зависит его поведение, отношение к ближним и дальним, к семье, коллективу.

В современную эпоху дискуссии о смысле существования человека и перспективах его развития приобрели особую актуальность. Со всей острогой встали вопросы, связанные с оценкой возможностей (и самой целесообразности) по преобразованию природы, общества и самого человека, позитивных и негативных последствий научно-технической революции, биотехнологических исследований генома человека.

Осознание человеком смысла жизни невозможно без осознания себя в качестве личности. Осознание же своей личности происходит лишь в результате сравнения себя с себе подобными, т. е. в результате осознания идеи существования человеческого рода и своей принадлежности к нему. Идея такого рода является необходимой предпосылкой того, чтобы индивид мог мыслить свою собственную личность, свое «я».

Сама постановка тем или иным индивидом вопроса о смысле жизни возможна лишь тогда, когда в нем пробуждается осознание своего «я», чувство человеческого достоинства, когда он начинает задумываться о реальной значимости своего существования. Без этого осознания вопрос о смысле жизни не всплывает, остается в тени.

Определяя цели своей деятельности, смысл своей жизни, человек руководствуется не только общественными, но и индивидуальными побуждениями, личными мотивами и интересами. Каждый индивид, будучи представителем человеческого рода, в то же время – неповторимая индивидуальность, которая не вечна и исчезает вместе со смертью данного индивида.

Вопрос о смысле жизни предполагает обоснование такой цели, которая оправдывала бы существование человека и придавала бы ему ценность и смысл. Но откуда берется цель, где искать ее источник: в Боге, природе, обществе, потребностях человека или еще где-то?

Вначале рассмотрим для сравнения вопрос о смысле окружающих человека природных вещей, о смысле явлений и процессов природного мира. Они обладают объективными качествами и свойствами, имеют определенную форму, цвет, движение и т. д. Но имеют ли они смысл сами по себе, безотносительно к человеку и человечеству?

Сегодня очевидно, что верный ответ на этот вопрос может быть только отрицательным. Лишь человек может придавать смысл вещам и процессам. Природа, взятая вне человека, вне его преобразующей деятельности, не имеет смысла и цели. В ней проявляются лишь слепые, бесцельные силы, приводимые в движение естественными законами. Это относится и к органическому миру. На первый взгляд может показаться, что многие живые существа наделены смыслом, поскольку они выполняют определенные функции с таким совершенством, которое подчас еще недоступно для машин, конструируемых человеком. Тем самым создается впечатление, что в жизнедеятельность этих существ смысл привносится извне. Религиозно настроенный человек склонен объяснять целесообразность устройства и деятельности живых существ наличием определенного смысла, заложенного в них высшим творцом, сверхъестественной силой.

Наука пока не дала исчерпывающий ответ на вопрос о природе целесообразности. Существует предположение, что целесообразность в живом мире есть результат длительного приспособления живых существ к окружающей среде и естественного отбора (вспомним, что многие вымершие животные отнюдь не были целесообразно устроены по своему телосложению, весу и т. д.). Поэтому бессмысленно говорить о «смысле природы», но вполне закономерна постановка вопроса о смысле жизни человека, о смысле человеческой истории.

Что порождает этот смысл? Или же он существует извечно как некая цель, заранее заданная Богом и к достижению которой направлена деятельность каждого человека и всего человечества? Если верно, как отмечалось выше, что смысл вещей и процессов в природе определяет только человек, то это тем более верно в отношении смысла жизни самого человека.

Потребности человека реализуются лишь благодаря тому, что он делает их целью и программой своей деятельности. Иными словами, потребности осознаются в форме целей и интересов, в реализации которых человек видит свое предназначение. Конечно, цели эти могут быть различными: мелкими и большими, низменными и благородными, злыми и добрыми. Ясно, что, когда речь идет о выяснении подлинного смысла жизни человека, имеются в виду именно благородные цели. Если у человека нет такой цели, жизнь его лишена большого смысла, он просто существует.

В каждую историческую эпоху перед обществом встают определенные задачи, решение которых непосредственным образом влияет на понимание человеком смысла своей жизни. Поскольку изменялись материальные условия жизни людей, их социальные и культурные запросы, постольку изменялись и представления людей о смысле жизни. И тем не менее неистребимо желание людей определить некий вечный смысл жизни, однозначный для всех людей и для всех времен.

Это желание воплощено в различных религиях, среди которых следует выделить христианство. Христианское сознание выводит понятие смысла жизни из учения о божественном творении мира и человека, о Боге как единственном творце нравственных норм, о грехопадении и греховной сущности человека, об искупительной жертве Иисуса Христа, о необходимости спасения души. Тем самым смысл жизни видится вне самой жизни. Целостное понятие смысла жизни расщепляется на преходящую, временную земную «жизнь» и вечный, раз и навсегда данный, надчеловеческий смысл жизни неземной, наступающей после телесной смерти человека. Иными словами, смысл жизни выносится за пределы реальной жизни, за пределы реальных материальных и духовных потребностей человека в этом мире.

Помимо традиционно-религиозного представления («готовить себя к потусторонней жизни»), выдвигались толкования смысла жизни с позиций абстрактной добродетели («служить истине, добру»), максимального удовлетворения биологических потребностей человека («стремиться к наслаждениям»), экзистенциально-пессимистических («человек рождается для страданий и смерти») и др.

Однако попытки создать формулу, пригодную для всех людей во все исторические эпохи, т. е. некую «вечную формулу» смысла жизни, нельзя признать успешными, ибо в различные исторические эпохи представления о смысле жизни видоизменялись. Речь не о том, что в каждую эпоху он совершенно новый, совершенно другой.

В понимании смысла жизни существует преемственность, вытекающая из преемственности в развитии самого человечества, его истории, культуры. Но факт и то, что новое время привносит новые нюансы в понимание смысла жизни. В том числе и в рамках христианства, ислама, других религий, не говоря уже о философских концепциях.

Широкую известность получила точка зрения, согласно которой смысл жизни заключен в самой жизни – ее сохранении, воспроизводстве и освобождении от страданий. Но, например, И. А. Ильин утверждал, что попытка видеть смысл жизни в самой жизни несостоятельна, ибо существуют ценности, стоящие выше самой жизни (например, самопожертвование). Человек есть существо духовное, поэтому высшими ценностями выступают духовные, и прежде всего религиозные, ценности.

Многие считают, что смысл жизни следует искать в христианской заповеди любви и что любовь – это единственный путь отстоять смысл человеческого существования.

Среди многообразных представлений о смысле жизни получили известность и такие, которые культивируют идеи «духовной аристократии», «духовной элиты», призванной спасать человечество от вырождения посредством приобщения его к высшим ценностям культуры. Так, Ф. Ницше считал, что смысл земных страданий людей в том, чтобы среди них постоянно нарождались великие представители, гении, которые возвышали бы простых людей до себя, избавляли их от чувства сиротства, вовлекая в свои замыслы. Без великих людей существование человечества было бы пустым. Отсюда великая историческая задача, поставленная Ницше, – создание «сверхчеловека» и тем самым приобщение к высшей культуре, спасающей человечество от вырождения.

Идеи воспитания «аристократов духа» развивал и К. Ясперс. Высшие представители духовной элиты призваны служить мерилом, образцом для всех остальных. Самовоспитание «духовных аристократов» и их спасение от нивелирующего влияния масс он считал одной из важных задач человечества: «Проблемой человеческого благородства является теперь спасение деятельности лучших, которых немного» note 109.

Потребительская идеология, ориентирующая человека лишь на постоянное и безграничное приобретение вещей, развивающая неуемную жажду материального обогащения, неспособна дать ответ на вопрос, в чем же смысл жизни. Более того, она дезориентирует человека, ищущего ответ на этот вопрос. В условиях культа мещанских идеалов, лишенных общественно значимых ценностей, у известной части населения наблюдается определенный спад культурных интересов, безразличие и приспособленчество.

Дух наживы и стяжательства, чувство пустоты и бессмысленности жизни вызывают ответную реакцию не только в форме критического к ним отношения, но и в форме стихийно-анархического бунта, в форме различных попыток ложного самоутверждения, иллюзорного толкования смысла жизни. Так, в 60-х гг. XX в. широкую известность получила такая дезориентирующая форма самоутверждения, как хиппизм – уход молодых людей от повседневной рутины в мир бродяжничества, отказ от всех условностей. Выбор этого пути означает форму протеста против того понимания смысла жизни, которое прививает массам господствующая мораль в «обществе потребления», свидетельствует о своеобразном протесте против усиливающегося процесса обезличивания человека.

Характерным для промышленно развитых стран последних десятилетий является то, что некоторое смягчение прежних наиболее тяжелых форм экономического отчуждения и повышение жизненного уровня населения сопровождаются (на первый взгляд это кажется парадоксальным) резким обострением духовного отчуждения, особенно среди молодежи, студенчества, некоторых слоев интеллигенции. Противоречие между технической оснащенностью, материальным достатком и отсутствием высоких идеалов в определенных условиях порождает дисгармонию духа, апатию, пессимистические умонастроения относительно смысла человеческого существования.

Рано или поздно человек сталкивается с необходимостью сделать выбор определенных общественных, нравственных, эстетических и иных идеалов, которым он решает следовать и которыми он (если его поведение последовательно) руководствуется в своей повседневной жизни. Выбор системы ценностей, мировоззрения является одним из важнейших качеств личности. Он в значительной мере предопределяет направленность и характер последующих решений и поступков человека.

Осознание человеком смысла жизни зависит от того, насколько он способен различать подлинные и ложные ценности, сознает бесплодность позиций индивидуализма, бессмысленность жизни лишь для самого себя. Поэтому многие считают, что человек поступает правильно тогда, когда стремление добиться личных успехов идет в русле общественных интересов, а личное счастье обретается в процессе деятельности на общее благо. Наиболее глубокий смысл жизни человека в том, чтобы всесторонне развивать свои способности посредством творческой деятельности. Именно такая деятельность получает признание со стороны общества, коллектива и в то же время приносит глубокое личное удовлетворение.

Но какой смысл имеет жизнь, если человек знает, что он смертен? По мнению некоторых людей, все стремления к общему благу, борьба за лучшее будущее, развитие науки, промышленности – все это оказывается ничтожным перед «загадкой смерти». Неутешительный взгляд на смысл жизни развивал английский философ XX в. Б. Рассел. Он говорил о тщете человеческих усилий, мечтаний и планов. Определяя человека как результат случайных комбинаций атомов, он утверждал, что человечество обречено на гибель вследствие грядущего коллапса солнечной системы.

Подчас можно услышать, что атеисты в вопросе о смысле жизни дают человеку «камень вместо хлеба», что только религия может ответить на этот вопрос, ибо она ставит нас лицом к лицу с реальностью – неизбежностью смерти в земной жизни и вытекающей из этого необходимостью веры в бессмертие души.

В христианском вероучении смерть изображается как кульминационный пункт в подготовке человека к переходу из земной жизни в «Царство Божие» (если он его заслужил). Религия ставит себе в заслугу, что только она дает «оптимистическое» решение проблемы смерти, ибо указывает на возможность спасения души в потустороннем мире и тем самым открывает путь к личному бессмертию. Если бы не было этой надежды на спасение, говорят богословы, то жизнь человека не имела бы никакого смысла, ибо она всецело бы находилась под неумолимым гнетом неизбежности смерти как безысходного и безутешного конца всех человеческих начинаний, помыслов и надежд. По мнению духовных пастырей, если бы не было надежды на воскресение в потустороннем мире, то над всем царствовала бы смерть, пред которой ничтожны были бы понятия о радости, об истине, о добре, о самой жизни.

Вопрос о смертности требует, конечно, осмысления. Жизнь и смерть отрицают друг друга, но не абсолютно, ибо смерть является необходимым моментом и закономерным результатом жизнедеятельности организма. «…Отрицание жизни, – писал Ф. Энгельс в „Диалектике природы“, – по существу содержится в самой жизни, так что жизнь всегда мыслится в соотношении со своим необходимым результатом, заключающимся в ней постоянно в зародыше, – смертью».

Осознание того, что человек живет на земле только один раз, что смерть неизбежна, в известной мере стимулирует активность человека, постоянно возвращает его к вопросу о смысле жизни, о возможностях и способах осуществления своих способностей, своего призвания. Временные границы жизни человека заставляют его действовать, принимать решения уже сейчас, а не откладывать их до мнимой бесконечности или попусту растрачивать свои силы.

Однако человек действует отнюдь не потому, что предвидит неизбежную смерть. Движущая сила человеческих поступков коренится прежде всего в необходимости удовлетворять свои насущные потребности. Поэтому, хотя человек должен помнить о своей смертности, отсюда вовсе не следует, что перед лицом смерти жизнь его не имеет смысла. История развития человечества опровергает эту точку зрения. Ведь мудрость человека не в том, чтобы постоянно быть во власти мыслей о смерти, а в размышлениях о жизни.

Эту же мысль высказывал и Л. Н. Толстой в ответе на вопрос, боится ли он смерти; человеческая жизнь – это сознание; пока у меня будет сознание, я не умру, а когда у меня сознания не будет, мне тогда будет все равно. Из этого, однако, не вытекает, что Толстой был безразличен к вопросу о том, что будет «потом». Все его творчество проникнуто мучительными раздумьями о жизни и смерти, добре и зле, о проблемах религии. Вопросы о смысле жизни и смерти – одна из важнейших тем его художественных и публицистических произведений, записей в дневниках. Ответы на эти вопросы отражают внутреннюю противоречивость мировоззрения Толстого. Известно, что он подверг резкой критике богословие православной церкви – и в то же время пытался создать свою религиозно-этическую концепцию, усматривая назначение человека в нравственном самосовершенствовании.

Интересны в этой связи высказывания Толстого, направленные против утверждений о бессмертии души: «Мы говорим о жизни души после смерти. Но если душа будет жить после смерти, то она должна была жить и до жизни. Однобокая вечность есть бессмыслица» note 110. И в другом месте: «Куда мы идем после смерти? Туда, откуда пришли. Там, откуда мы пришли, не было того, что мы называем своим „я“, – от этого-то мы и не помним того, где мы были, долго ли мы там были и что там было. Если мы после смерти придем туда, откуда вышли, то и после смерти не будет того, что мы называем своим „я“. От этого мы никак не можем понять, какая будет наша жизнь после смерти. Одно можно наверное сказать, что как нам не было дурно до рождения, так не может быть дурно и после смерти» note 111.

Таким образом, отрицая бессмертие души, Толстой верил в бессмертие духа, но уже лишенного таких личностных качеств, как сознание, индивидуальность, «я».

Осознание человеком неизбежности своей смерти, скорбь по умершему содержат в себе, конечно, и трагические мотивы. Но этот трагизм может в какой-то мере смягчаться тем, что отдельный человек, будучи представителем человеческого рода, остается жить в роде посредством продуктов своего творчества. Если человек сознает, что его жизнь была прожита не бесцельно, что он оставил после себя добрые дела, нужные и полезные для других людей, то он не чувствует себя в одиночестве, покинутым, забытым, и проблема личной смерти не выдвигается на первый план, заслоняя все остальное, и отнюдь не исчерпывается фактом физической смерти. Такой человек осознает свою жизнь как часть развивающейся, устремленной в будущее истории общества, народа. Свое бессмертие он утверждает посредством бессмертия дел и подвигов, своего вклада в материальный и духовный прогресс человечества. Спешите делать добрые дела – такой вывод напрашивается из размышлений о жизни и смерти, из осознания неизбежности смерти.

Следует, однако, признать, что получившие широкое распространение ссылки многих философов, ученых, писателей и др. на принадлежность человека к роду как некий фактор, призванный снять трагизм смерти, все же недостаточны, ибо человек, как уже отмечалось, есть не только родовое, но и индивидуальное существо, нуждающееся в утешениях и надеждах. Этот индивидуальный аспект проблемы смерти требует специальных исследований в плане изучения процессов умирания и смерти – танатологии (по аналогии с геронтологией), с тем чтобы оказывать нравствен но-терапевтическое воздействие на духовные силы личности.

Французский философ и писатель А. Мальро посвятил теме смерти сочинения «Условия человеческого существования» (в рус. пер. М., 1935), «Надежда» (в рус. пер. М., 1939) и др. В них он показывает взаимопроникновение воли и разума. Разум – это «обладание средствами управлять людьми и вещами». Подчеркивается мотив силы воли индивида, доказывающего самому себе свою жизненную мощь. В глубине художественного творчества лежит упрямое желание победы над смертоносным временем. Эта битва со смертью и есть глубинный смысл всего мирового искусства. А. Мальро подчеркивает роль человеческой солидарности и братства в борьбе с силами зла и неправды и утверждает, что понятие братства – это единственное средство, которое может как-то облегчить трагическую обреченность существования.

Человек – единственное существо, знающее, что оно преходяще, и в то же время единственное существо, которое борется за вечность, за продление своей жизни, стремится к тому, чтобы оставить о себе добрую память в сознании последующих поколений. Продлению жизни человека способствуют прежде всего гуманные социально-экономические преобразования, развитие наук, усовершенствование медицины, борьба с загрязнением окружающей среды и т. д. Физическая смерть человека еще не означает духовной смерти его как личности. Если личность ставит перед собой социально значимые цели, вносит свой вклад в общее благо, то она как бы запечатлевает себя в создаваемых ею материальных и духовных ценностях, остается жить в этих ценностях, в памяти людей.

Призвание, назначение каждого человека в том, чтобы всесторонне развивать свои физические и духовные силы, все свои способности, в том числе способности мышления и любви. Содействуя созданию достойных человека условий жизни, в борьбе с многоликими формами зла формируется человек большой души и светлой мечты, преисполненный веры в значимость ценностей, ради которых стоит жить.

Данный текст является ознакомительным фрагментом.

12.3. Смысл и назначение человеческого бытия

12.3. Смысл и назначение человеческого бытия М. МОНТЕНЬСмерть не только избавление от болезней, она – избавление от всякого рода страданий.Презрение к жизни – нелепое чувство, ибо в конечном счете она – все, что у нас есть, она – все наше бытие… Тот, кто хочет из человека

I. Так называемая «непротяженность» душевной жизни и ее подлинный смысл: неизмеримость душевной жизни

I. Так называемая «непротяженность» душевной жизни и ее подлинный смысл: неизмеримость душевной жизни Наметив область душевной жизни и уяснив ее отношение к области сознания, попытаемся теперь вглядеться в душевную жизнь и определить основные черты, присущие этой

46.

 Аналитика внутреннего мира человека: проблема счастья, смысл жизни, проблема смерти и бессмертия. Творческая жизнедеятельность как выражение личностного начала

46. Аналитика внутреннего мира человека: проблема счастья, смысл жизни, проблема смерти и бессмертия. Творческая жизнедеятельность как выражение личностного начала Внутренний мир человека — это единый духовный опыт взаимодействия его личности как с внешними фактами

Собрание 7. О смысле жизни через Любовь человека (Франция. Лазурный берег, Ницца) (еще одна попытка трактовки смысла жизни)

Собрание 7. О смысле жизни через Любовь человека (Франция. Лазурный берег, Ницца) (еще одна попытка трактовки смысла жизни) Сияющее солнечное утро. Авенида дез Англез. Серебряное море. Пустынный майский пляж. Одинокий йог, сплетенный в некий экзотический цветок. Вдали из-за

Смысл жизни

Смысл жизни Виталий, один из героев романа «Вечер у Клэр», созданного Г. И. Газдановым, русским писателем, жившим за рубежом, обращаясь к другому персонажу, говорит: «У меня был товарищ, который спрашивал меня о смысле жизни… — перед тем как застрелиться… Он был тогда

2. Смысл жизни человека

2. Смысл жизни человека Слова – как знаки идей – приобрели власть над людьми. Словами совершались великие перестройки в их обществе. В былые времена за Словами люди шли на войну [998] . В.В. Налимов 2.1. Единство вопросов о смысле жизни человека и смысле человека Основная

4.5. Смысл и назначение истории

4.5. Смысл и назначение истории Смысл истории обретается вместе с уверенностью, что происходящие на поверхности социальной действительности процессы не исчерпывают исторической логики. В то же время история не должна выступать в роли старого Рока античности,

128.

 Назначение человека

128. Назначение человека Мы тоже всеми своими делами вносим свой вклад в процесс, развитие которого мы не в состоянии предугадать; даже самые малозаметные – актеры в великой драме. Мы не можем сказать, будет ли достигнута какая-либо важная для нас цель; но, во всяком случае,

ЦЕННОСТИ И СМЫСЛ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА

ЦЕННОСТИ И СМЫСЛ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА Впервые выявление своеобразии феномена ценности было осуществлено в 50 — 60-е годы XIX столетия немецким философом лейбницевской школы Р. Г. Лотце (1817–1881 гг.) в книге «Микрокосм» и в трактате «Основания практической философии». Именно Р.

5. СМЫСЛ И ЦЕЛЬ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА В ГЛОБАЛЬНОМ МАСШТАБЕ

5. СМЫСЛ И ЦЕЛЬ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА В ГЛОБАЛЬНОМ МАСШТАБЕ Цель жизни человека – раскрытие, развитие, духовный рост души. Мы находимся в вечности сейчас и будем находиться в ней всегда. Наши души могут существовать и вне физического тела, и в физическом теле, хотя телесное

Глава 1 СМЫСЛ И ЦЕЛЬ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА В ЗЕМНОЙ ЖИЗНИ. СТУПЕНИ САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ

Глава 1 СМЫСЛ И ЦЕЛЬ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА В ЗЕМНОЙ ЖИЗНИ. СТУПЕНИ САМОСОВЕРШЕНСТВОВАНИЯ 1. СМЫСЛ И ЦЕЛЬ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА В ФИЗИЧЕСКОМ ТЕЛЕ Как было сказано выше, жизнь в физическом теле есть определенный /рок, как бы определенное задание, которое нужно выполнить. Если человек

1. СМЫСЛ И ЦЕЛЬ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА В ФИЗИЧЕСКОМ ТЕЛЕ

1. СМЫСЛ И ЦЕЛЬ ЖИЗНИ ЧЕЛОВЕКА В ФИЗИЧЕСКОМ ТЕЛЕ Как было сказано выше, жизнь в физическом теле есть определенный /рок, как бы определенное задание, которое нужно выполнить. Если человек успешно выполнял поставленные передним задачи, он двигался в своей эволюции быстрее;

Смысл жизни и смысл смерти

Смысл жизни и смысл смерти Все отрасли культуры имеют структуру, придающую им высший смысл: через жертвы – к вечности. Сознание понадобилось для осознания смерти, осознание – для появления страха, страх – для его преодоления посредством жертвы, жертва – для развития

Смысл жизни

Смысл жизни Мне на ум пришел вопрос о смысле жизни. Мне нравится ощущать, что жизнь имеет смысл, ибо я нахожусь в ее середине. А то, что вы говорите, лишает меня этого.Да.Вот с этим у меня, по-моему, проблема.Вы идете на берег моря, там видите ребенка, который строит замок из

Смысл жизни

Смысл жизни Дорога перед домом спускалась к морю, прокладывая свой путь мимо множество маленьких магазинов, многоквартирных домов, гаражей, храмов и мимо пыльного, заброшенного сада. Когда она достигала моря, то превращалась в большую проезжую часть, с такси, грохочущими

В чем смысл человеческой жизни?

ВСЕ ai без правок

Каким бы неудовлетворительным ни был ответ, мне кажется, что смысл жизни в другом. Ответ на вопрос о «смысле вашей жизни» может заключаться просто в том, что у жизни нет другого смысла, будь то просто удовольствие или ответственность.

Когда многие люди спрашивают, может ли человеческая жизнь иметь смысл, я предлагаю спросить, есть ли у их жизни роль или цель в каком-либо космическом плане или драме. Это вопрос, который фокусируется на значении, осмысленная структура, ответ, который соответствует другим вопросам о природе жизни и смысле мира.

В чем смысл жизни и в чем заключается множество жизненных действий? Возможно, дело не в том, чтобы прожить жизнь и ответить на вопросы о том, как мы должны жить, а в том, чтобы найти что-то внутри себя, что поможет нам найти ответы. Какой смысл может иметь жизнь в той области, в которую ведет нас наша жизнь, не только в нашей собственной жизни, но и в жизни других?

Разговоры о том, что мы понимаем под жизнью, по определению не говорят о счастье или правильности; это сама жизнь. В чем смысл жизни, которой живет определенный человек и что в ней для него?

Это облегчающее и психологически смягчающее объяснение, заявление, которое, наконец, заставляет нас признать, что смысл жизни заключается в том, чтобы быть всеобъемлющим, бескорыстным и любящим. Это потому, что мы верим, что выполнение Божьей (в отличие от человеческой) цели (быть «человеком») является средством, составляющим жизнь.

Я хотел бы возразить, что вопрос о смысле жизни является чрезвычайно важным занятием, и на самом деле есть практические шаги, которые мы можем предпринять, чтобы в конечном итоге прожить жизнь с максимальной значимостью. Я зайду так далеко, что задумаюсь о том, может ли жизнь быть осмысленной, имеет ли она какой-то существенный смысл или ее можно переоценить. Какое влияние на смысл жизни оказывают религия, смерть и вера в средства?

Я должен начать с того, что мы, несомненно, можем найти смысл жизни как вида, но только в контексте нашего собственного опыта.

Одним из смыслов жизни как таковой является эмоциональная, познавательная и духовная потребность в смыслах, которая возникает у людей в определенных жизненных ситуациях. Второе важное различие существует между теми, кто ищет средства к жизни, и теми, кто ищет какой-то смысл после травмирующего или отталкивающего события. В то время как Франкл писал, что воля к смыслу побуждает человека найти уникальный смысл своей жизни, другие проводят различие между «исканием средств» и «обладанием смысла». В некоторых случаях в жизни может быть единственный смысл; в других может быть, что есть «единое значение» в смысле «смысл», а в некоторых — «другой смысл», в котором есть разные значения.

Психолог Виктор Франкл утверждал, например, что людей в первую очередь не интересует получение удовольствия, избежание боли или осознание смысла своей жизни. По его словам, отсутствие смысла в жизни является признаком отсутствия самоуважения и, следовательно, отсутствия воли к осмысленности.

Без веры в смысл жизнь не имеет смысла и представляет собой не что иное, как ряд фактов, которые ничего не говорят о том, что они означают. Без веры, из которой можно черпать смысл, жизнь такая, какая она есть, вот и все.

Если смысл жизни требует смысла, выходящего за рамки испытания временем или убеждений конкретного человека, мы должны сделать все, чтобы достичь действительно объективной цели. Экзистенциалистский взгляд на смысл жизни основан на идее, что только наш личный выбор и обязательства могут придать смысл нашей жизни, потому что жизнь может быть только абстрактным единством для человека. В этом случае осмысленная жизнь (или смысл жизни) — это жизнь, организованная вокруг самоопределяемой цели. Таким образом, смысл нашей жизни — это убеждения о цели этой жизни, которые не противоречат нашему опыту целенаправленной жизни.

Поиск смысла жизни — лучший способ решения этой проблемы, а поскольку в жизни нет единого смысла, человек должен прожить свою жизнь таким образом, чтобы получить как можно больше удовлетворения и удовлетворения.

В этой версии интерпретационного подхода вопрос о смысле жизни так же прост, как и поиск осмысленного объяснения. Ведь мы так хотим понять себя, что теряем веру в свой смысл жизни.

Частичным объяснением может быть то, что если смысл остается незавершенным, смысл жизни не находит завершения. Если мы будем иметь это в виду, мы сможем, наконец, сделать некоторые выводы о том, как человеческое страдание может быть важным фактором в поисках смысла жизни. Молодой человек может искать больше смысла и чувствовать, что жизнь имеет смысл, в то время как пожилой взрослый может искать средства для жизни, если он или она чувствует, что это несколько бессмысленно.

Значимая жизнь: смысл человека в безмолвной вселенной | Отзывы | Notre Dame Philosophical Reviews

Книга Тодда Мэя представляет собой вдумчивый, широко доступный и всеобъемлющий отчет о смысле жизни. Имея в виду в жизни, я имею в виду вопрос о том, что, если что, может сделать значимым существование отдельной (человеческой) личности, а не, скажем, какова цель человеческого рода в целом, какой вопрос в наши дни профессиональные философы часто говорят о значении из жизней.

Мэй с самого начала более или менее предполагает, что смысла жизни нет, т. е. что нет ни Бога, сотворившего человеческую жизнь с определенной целью, ни какого-либо другого свойства, такого, что вселенная имеет смысл или дает нам причину жить так, а не иначе, или даже жить вообще. Предположим, что вселенная «безмолвна», как следует из названия книги, какие достойные жизни могут быть доступны каждому из нас? Это центральный вопрос, на который Мэй пытается ответить.

Давая ответ на этот вопрос, Мэй анализирует смысл вопроса, обращается к отношениям между счастьем и осмысленностью, а также отношениям между моралью и осмысленностью, дает запутанный отчет о том, что может сделать жизнь осмысленной, и, более того, , предлагает эпистемологический взгляд на то, как мы можем делать обоснованные заявления о смысле жизни. И все это он делает без большого количества философского жаргона, так что в целом образованные читатели наверняка смогут многое почерпнуть.

Цель Мэя не в том, чтобы продемонстрировать, что его идеи превзошли недавнюю академическую литературу о том, что делает жизнь значимой. Цитаты редки; есть 40 концевых сносок, и с меньшим количеством ссылок, чем в них. Многие из утверждений Мэя, например, о том, что точка зрения, согласно которой смысл состоит в исполнении замысла Бога, сталкивается с проблемой Евтифрона , что счастье не исчерпывает аспектов, в которых стоит жить, и что когерентизм является правдоподобным способом понять природу обоснованной веры в смысл будет знакома тем, кто знаком с англо-американской литературой о смысле жизни. Однако те, кто не знаком с этой литературой (или даже не интересуется ею), многое узнают из дискуссий Мэя; они излагаются ясным и элегантным образом в контексте конкретных примеров, часто «реальных» известных людей.

Кроме того, теория Мэя о том, что общего имеют (почти) все значимые условия, в некотором роде оригинальна и должна быть принята во внимание теми, чье мышление руководствуется профессиональными англоязычными книгами и журналами о ценности значения. В остальной части этого обзора я сосредоточусь главным образом на этом более характерном и показательном аспекте книги Мэя, который занимает почти половину текста (а именно, третью и четвертую главы из пяти, а также заключение).

Вообще говоря, взгляд Мэя на то, что может сделать жизнь значимой, является натуралистическим, утверждающим, что смысл жизни возможен в чисто физическом мире, то есть в пространственно-временной вселенной, состоящей из субатомных частиц и наиболее известной. эмпирическим путем. Более того, Мэй также утверждает, что жизнь может быть значимой, даже если нормативность не «встроена в ткань» вселенной в соответствии с аристотелевской телеологической интерпретацией.

Один из способов разделения теоретико-натуралистических представлений о смысле жизни — в соответствии с некоторыми знакомыми моральными категориями. В англо-американской литературе о смысле жизни легко встретить релятивистскую, божественную заповедь, утилитаристскую, перфекционистскую и деонтологическую теории того, что сделало бы человеческую жизнь значимой, согласно которым жизнь человека имеет смысл в той мере, в какой она удовлетворяет индивидуальные потребности. желает, выполняет замысел Бога, способствует всеобщему благополучию, реализует высшую природу или относится уважительно (соответственно).

Используя такую ​​схему, точка зрения Мэя может быть охарактеризована как теория добродетели. По его словам, грубо говоря, жизнь тем значительнее, чем больше она служит примером добродетели. Добродетель в целом — это устоявшаяся склонность демонстрировать определенные пропозициональные установки. Это свойство обязательно охватывает большую часть взрослой жизни человека. Одной из причин, по которой Мэй фокусируется на добродетели как на носителе смысла, является его очевидное мнение о том, что только жизнь людей в целом (или, по крайней мере, очень длинные ее отрезки) может быть значимой или нет.

Из того, что я знаю об этой области, диахроническое измерение осмысленности недоразвито по сравнению с синхроническим. То есть, когда большинство англоязычных философов задумывались о том, что придает смысл жизни, они, как правило, сосредотачивались на конкретных действиях или проектах в данный момент времени и не уделяли такого же внимания закономерностям на протяжении всей жизни. как (почти) целое. Одной из привлекательных черт взгляда Мэя является уделение особого внимания последнему, хронологическому измерению значения.

Тем не менее, Мэй может счесть слишком сильным предположение, что значение является просто диахроническим, полностью лишенным синхронического измерения. Разовое решение спасти ребенка из горящего здания может интуитивно придать смысл жизни человека, даже если оно будет «не в характере», чего она обычно не делала. Кроме того, случайное сочинение стихов, которое оказывается довольно хорошим, похоже, способно сделать жизнь человека более значимой, даже если человека неправильно называют «поэтом», учитывая, насколько спорадическим является его труд.

Лучший ответ Мэй на такого рода случаи, я думаю, состоит в том, чтобы предположить, что наиболее существенных видов значений могут исходить из долгосрочной ориентации, и не только потому, что это облегчило бы большую совокупность действий, которые значимы сами по себе. Есть что-то в том, что является пожарным или поэтом, что, вероятно, имеет гораздо большее значение, чем случаи, описанные выше.

Другие уже продвигали основанный на добродетели подход к смыслу жизни, в том числе Э. Дж. Бонд (в его 1983 Reason and Value ) и более позднего Ричарда Тейлора (например, в его 1985 Ethics, Faith, and Reason ). Что делает конкретную версию Мэя отличной и интересной, так это то, как он интерпретирует соответствующие добродетели.

Согласно Мэю, то, что должно быть у пожарного или поэта, поскольку их жизнь имеет смысл, будет особым видом добродетелей, которые он называет «нарративными ценностями». Мэй старается отличать свое понимание «повествования» от более распространенных. Итак, он отрицает, что осмысленная жизнь — это та, которая должна, например, принимать форму истории. Напротив, желательной темой является нарративное значение , характеризующий жизненную траекторию, которая может быть конституирована моралью или эстетикой, но не обязательно. Ключевыми примерами нарративных ценностей для мая являются стойкость, интенсивность, честность, авантюрность, смелость и творчество.

Этот отчет о том, что (существенно) придает смысл жизни человека, является новым и привлекательным дополнением к этой области. Вопиющая проблема с этим, как я понял до сих пор, заключается в том, что это совершенно неморально и, таким образом, влечет за собой то, что решительное и умное массовое убийство имело бы смысл. Эта озабоченность побуждает Мэя вступить в запутанную дискуссию о том, как взаимосвязаны мораль и смысл. В конечном итоге он заключает, что, хотя нарративная ценность не обязательно должна быть моральной, ее нельзя использовать для серьезно аморального проекта, чтобы смысл накапливался.

На самом деле, Мэй утверждает, что, когда нарративную ценность ставят на службу злу, она не только не придает смысла, но и лишает смысл жизни человека. То есть Мэй верит в то, что я в своей работе назвал «антиматерией», в условия жизни, которые делают ее менее материальной, которые представляют собой существенную бесполезность помимо простого отсутствия ценности.

Оговорка Мэя, согласно которой ценность повествования не должна быть направлена ​​на зло, чтобы оно придавало смысл жизни, на мой взгляд, уместна, хотя я признаю, что некоторые современные философы, такие как Гарри Франкфурт и Джон Кекес, действительно верят, что массовые убийства может иметь значение. Я хочу подчеркнуть, что если кто-то согласен с тем, что злое или крайне унизительное поведение подрывает осмысленность нарративной ценности, то, вероятно, следует пойти еще дальше, допустив дополнительные ограничения помимо тех, которые считает Мэй. Подумайте, например, о твердом счетчике травинок или детекторе непричинных корреляций. Или подумайте о ком-то с безупречной честностью, который стремится сделать свое окружение настолько уродливым и, в более общем плане, эстетически плохим, насколько это возможно. Даже если эти проекты не являются полномасштабной антиматерией, т. е. не убавляют смысла жизни человека, они, конечно, мало к ней добавляют, если вообще добавляют.

Мэй, скорее всего, ответит, указав, что осмысленная жизнь часто имеет более чем одну повествовательную ценность и что эти достоинства односторонни. Однако он, по-видимому, должен признать, что из этих ориентаций может исходить какой-то реальный смысл, даже если больше исходит из дополнительных нарративных значений. Моя интуиция, тем не менее, подсказывает, что даже если в падежах и есть какое-то значение, оно не заметно. Оглядываясь назад на свою жизнь со смертного одра, было бы неуместно испытывать большое уважение к тому, кто участвовал в них, и было бы неразумно, чтобы другие выражали большое восхищение в панегирике тому, кто это сделал.

Подобные случаи наводят меня на мысль, что, поскольку нарративные ценности или добродетели (по существу) придают значение, их необходимо применять к определенным видам объектов. В моих собственных теоретических размышлениях о смысле жизни я утверждал, что (субстанциальный) смысл исходит из положительной ориентации сильного проявления своей рациональной природы на фундаментальные, грубо говоря, условия, ответственные за многие другие условия ключевых измерений человеческого существования. Вне зависимости от того, отражает ли эта точка зрения по-настоящему осмысленные способы проявления добродетели, мне кажется, стоит задуматься о том, есть ли в них какая-то закономерность помимо требования избегать суровых видов безнравственности.

Еще одна отличительная черта взглядов Мэя на то, что может сделать жизнь значимой, — это его заявление о том, что для нее необходимо «субъективное влечение», по влиятельному выражению Сьюзан Вульф. Что касается Вольфа, Мэй утверждает, что нужно заниматься или любить то, что вы делаете в данный момент, чтобы это имело смысл. Однако, конечно, субъективного влечения к своему проекту недостаточно для смысла; нужно, для Мэя, также олицетворять нарративную ценность, соответствующий вид объективно привлекательного проекта.

Такого рода позиции обычно занимают в полевых условиях, и понятно почему. Интуитивно понимается, что осмысленная жизнь не связана со скукой или неудовлетворенностью. Наоборот, наиболее значимые действия, например, музицирование, занятия любовью, сочинение эссе, — это те, в которых человек потерял счет времени и захвачен моментом.

В другом месте я утверждал, что даже если такое поглощение значительно увеличило бы смысл жизни, в силу задействования большего количества граней своего (рационального) «я» оно не является необходимым. В качестве примера я предлагаю читателю рассмотреть случай, когда один добровольно соглашается скучать, чтобы другим не было скучно. Добровольное жертвоприношение, в котором человек отказывается от субъективного влечения, чтобы другие могли иметь его, возможно, является источником смысла и, возможно, в значительной степени, если другим оказывается значительная помощь.