Социальная рефлексия: трансдисциплинарный подход
Анистратенко Татьяна Григорьевна
Гуманитарные, социально-экономические и общественные науки, № 8-9, 2016
Социальная рефлексивность связана с различными стороны жизни личности и общества. Прежде всего, она имеет отношение к целенаправленному формированию личности, которая формируется под влиянием социальных условий, социальной востребованности и социальных ценностей, которые выступают как некие, находящиеся вне личности, общие лекала или шаблоны. Но одновременно с этим, личность формируется в соответствии с индивидуальным для каждого человека личностным проектом, на основе его индивидуальности. Это предполагает, в виде основы такого индивидуального личностного проекта, потребности в максимально полной реализованности и самоактуализации личности.
В этом отношении, как отмечает И.Н.Болдырева, рефлексия выступает в форме сплава индивидуальности и социальности и является выражением характеристики человеческого существования[1, c.
Вслед за С.Л. Рубинштейном, В.И. Слободчиков и Е.И. Исаев характеризуют то, что рефлексивное сознание выступает границей, отделяющей человека от животных[5, c.112-11]. В частности, они отмечают, что человек приобретает способность к принятию решений и управлению своими состояниями, свободу выбору; он становится субъектом своей жизни и субъектом социальных отношений.
В работах К.А. Абульхановой-Славской, Л.И. Божович, Дж. Бьюджентала, Л.С. Выготского, В.В. Давыдова, А.А. Кроник, М.И. Лисина, М.К. Мамардашвили, А.П. Огурцова, В. Франкла, Э. Фромма, Г.А. Цукермана и других философов, социологов и психологов подчеркивается, что рефлексивность является важным фактором самореализации, самодетерминакции и саморегуляции[6; 7; 8; 9; 10].
Новые аспекты рефлексии проявляются в ее рассмотрении с позиций историко — культурного подхода. Так, А.Г. Асмолов, рассматривая человека как личность в многомерности своих проявлений с точки зрения полисистемного историко — культурного подхода, заявил то, что понятие «рефлексия» помогает эксплицировать такие важнейшие понятия культурологи как «саморазвитие личности», ее «историко-культурное самосознание» и «культурный мир личности»[11].
Именно рефлексия, обладающая свойством синтеза личностного отношения к миру и к себе в этом мире, включает в себя индивидуальную позицию, личностный мир, наполненный субъективностью, выявление жизненных альтернатив и обоснование выбора. Историко-культурный анализ рефлексии показал ее наполненность социально-культурными ценностными позициями, в соответствии с чем, смена культурных матриц не только приводит к смене представлений о рефлексии, но и наполняет саму рефлексию личностным отношением к миру новым культурным содержанием.
В языковой культуре и искусстве рефлексия находит выражение в форме образов, лингвистических кластеров, языковых обобщений, рефлексивов, в риторических приемах и фигурах, в различных приемах, в формах и методах художественного и литературного творчества, в визуальных образах живописи, ваяния и даже в гармоническом строе музыкального творчества.
Но рефлексия не ограничивается сферой художественного творчества как некой продуктивной творческой деятельности, она также проявляется в формах восприятия продуктов этого творчества и характеризует включение индивида в процесс сотворчества при восприятии художественных произведений. Соответственно этому, рефлексия становится одним из важнейших способов формирования культуры производства творчества и потребления продуктов этого производства. Творческое потребление продуктов художественной культуры, их усвоение, художественное распредмечивание, формирует новое отношение к миру и получение нового знания о мире вообще, о художественном мире и внутреннем мире личности, в частности.
Все выделенные выше предметно-дисциплинарные подходы к анализу рефлексии обусловлены многомерностью этого феномена и многозначностью понятия «рефлексия». Каждый из данных подходов форматируется на определенном понятийном уровне, на сложившейся культурной и теоретической традиции, на специальных методах и методиках.
Формируя социально-философское понятие «рефлексия», мы нуждаемся в более общей методологии, выходящей за пределы конкретных дисциплинарных подходов.
Для того, чтобы осознанно принять ту или иную методологическую матрицу исследования социальной рефлексии, необходимо объемно и предметно представить себе его проблемное поле. Если психическое определение рефлексии – качественно новый психический феномен, характеризующий выход личности за пределы самой себя, то понятие «социальная рефлексия» характеризует принципиальное новое качество в многообразном спектре социальных взаимодействий, но нужно, прежде всего, охарактеризовать предметную наполненность этого понятия.
Социальная рефлексия, если ее сравнивать с чисто психическим феноменом и с рефлексией как формой человеческого сознания, самосознания и мышления, с формой представления человеческого знания, заключается, прежде всего, в понимании и осознании социального происхождения этого психического феномена, способности человеческого сознания, и в ней заключается форма проявления человеческого знания как результата познавательной активности и одновременно осознание предпосылок такого знания.
Социальная рефлексия — это рефлексия в коммуникациях и совместной социальной деятельности, оценка процесса и результатов деятельности, посредством выхода за ее пределы. Отечественный исследователь В.
Дисциплинарные методологические подходы к исследованию социальной рефлексивности дают частные, локальные, конкретные (дисциплинарные) проекции форматов исследования. Это обусловлено самой спецификой дисциплинарного строя понятий и особенностями конкретных специальных дисциплинарных методов. Конечно, дисциплинарные подходы дают приращение специфическое нового знания, но только лишь в конкретной предметной (дисциплинарной) области исследования.
Имея в виду то, что социальная рефлексивность характеризует основу (сущность) и одновременно с этим весь спектр социального действия и взаимодействия личности как индивидуального субъекта социальной активности, так и особенности действий групповых субъектов, а так как все это разворачивается на основе и на фоне социума, то для анализа социальной рефлективности совершенно недостаточен дисциплинарный подход.
Он не обеспечивает нужный уровень концептуализации и не может служить методологической основой исследования.
Можно предположить, что требуемый уровень концептуализации может обеспечить междисциплинарный подход, ведь он формируется на стыке различных дисциплин. Особенностью и основным достоинством междисциплинарного подхода является имен то обстоятельство, что он характеризует исследование предмета именно с точки зрения данного стыка дисциплин. Между тем, следует отметить, что междисциплинарный подход содержит в себе некоторое ограничение, и оно обусловлено именно основным «достоинством» данного подхода, а именно — пресловутым стыком дисциплин, поскольку содержит в себе в явной или в неявной (латентной) форме результаты дисциплинарных методов исследования.
В этом случае, достоинство методологии превращается в ее недостаток: «стыковые» проблемы являются продолжением дисциплинарных методов, а их разрешение требует выхода за пределы дисциплинарных методов. Согласно этому, адекватным методологическим инструментарием мог бы быть мультидисциплинарный подход или полидисциплинарный подход.
Они, как известно, основываются на обобщенной картине предмета и задают такие его форматы исследования, которые выходят за пределы дисциплинарных и междисциплинарных подходов. Нужно отметить, что спецификой данных подходов является перенос методов исследования из одной дисциплины в другую или в другие дисциплины.
В методологическом подходе, который мы формулируем и обосновываем, требуется не только синтез дисциплинарных принципов, методов и понятий, а новые принципы, методы и понятия, которые не только проходят через границы конкретных дисциплин, а и выходят за их пределы. Такая методология исследования называется трансдисциплинарной методологией, и именно она обеспечивает системное единство, гносеологическую эвристичность и методологическую целостность научного исследования[14, c.34-43; 15; 16; 17].
Трансдисциплинарность – методологический принцип научного исследования, который во многом основывается на философской методологии. В этом контексте нам представляется полезным и необходимым рассмотрение рефлексии не только как психического феномена, формы мышления и способности самосознания в социальной среде, т.е. социальной рефлексивности, а прежде всего, как философское понятие.
Рефлексия всегда была в центре внимания мыслителей, начиная еще с античности.
Так, еще Аристотель характеризовал рефлексию как «мышление, направленное на мышление»[18]. Последовательно и систематически понятие рефлексии было введено в философию Рене Декартом, который отождествлял рефлексию со способностью человека концентрироваться на содержании своих мыслей, абстрагировавшись от всего внешнего, телесного[19]. Рене Декарт попытался отождествить рефлексию со способностью познающего индивида сосредоточиться исключительно на содержании своих собственных мыслей, при этом абстрагировавшись от всего остального, от объективного внешнего мира, а также от всего телесного.
Рефлексию философы часто характеризовали как интроспекцию. Так, один из основоположников метода интроспекции Джон Локк полагал, что существуют два источника всех человеческих знаний: первый — это объекты внешнего мира; второй — деятельность собственного ума. Рефлексия, по его мнению — это наблюдение, согласно которому человеческий ум подвергает свою деятельность оценке[20]. Локк развивал представления о рефлексии в своей критике врожденных идей Декарта.
Он характеризовал рефлексию как познание души о своей собственной деятельности, посредством самонаблюдения и самооценки, а также представлял ее как некое наблюдение ума, который направлен на свою собственную деятельность. По его мнению, рефлексия представляет собой особый способ познания. Он порождает особые знания о вещах, как внешних, так и внутренних. Согласно познавательному процессу по Локку, познание как бы удваивается: человек одновременно видит внешний мир и видит собственную познавательную деятельность, направленную, как на этот мир (во вне), так и на само познание и мышление (во внутрь). Можно сказать, что специфика рефлексии по Локку – это сознание (осознание) о сознании, т.е. сознание, обращенное на само себя.
Новый подход на рефлексию как на философское понятие выработал Готфрид Лейбниц. Он отделил рефлексивную способность человеческого ума от способности воспринимать внешний мир. Соответственно этому, рефлексия у Лейбница – способность монад к апперцепции, т. е. к осознанию представлением своего собственного содержания»[21].
Дальнейшее развитие рефлексии как философского понятия получило у И.Фихте. По его мнению, рефлексия осуществляется в сознании и только в сознании. Она коренным образом отлична от восприятия и противоположна ему. Благодаря рефлексии, познающее сознание им рассматривалось как познаваемый объект не только внешний мир, но и себя. При этом, сознание свободно от объекта, как оно свободно и от своих собственных созерцаний[22].
Для Г.В.Ф. Гегеля рефлексия есть движущая сила развития абсолютного духа, философствование в его глубинной сути[23]. Гегель, пожалуй, стал первым среди философов, кто обратил внимание на различные виды рефлексии, выделив внешнюю рефлексию и мыслительную рефлексию, понимая под ней процесс движения мысли, которая в этом процессе выходит за пределы изолированной определенности[23].
В конце девятнадцатого — в начале двадцатого века проблема анализа рефлексии становится практически центральной в экзистенциальной философии. Так, Э. Гуссерль рассматривал рефлексию как сущностную черту чистой сферы переживания.
И это понятие стало центральным в его феноменологии. Он, в частности, характеризовал рефлексию как специальное название для познавательных актов, в которых поток переживаний личности становится отчетливым, ясно понимаемым и осмысленным[24].
Таким образом, трансдисциплинарность как методологическая матрица не ограничивается рамками какой-либо одной дисциплины и осуществляет расширение представления о предмете исследования посредством обобщенного представления о нем. Применение трансдисциплинарной методологии исследования социальной рефлексивности связано еще и с тем, что данное социально-личностное качество очень многозначно и проявляется в различных формах, на различных уровнях и в разных видах:
- во-первых, существующие различные типы, формы и виды социальной рефлексии, обусловлены сложной многоуровневой структурой индивидуального и общественного сознания;
- во-вторых, видовикации социальной рефлексии различаются: по сути и характеру активности рефлексирующего сознания; по направленности на объект; по ориентации в прошлое, настоящее и будущее, а также различаются по характеру своей деятельности и по своим функциям;
- в-третьих, выбор методологической матрицы исследования социальной рефлексивности должен также учитывать то, что социальная рефлексивность выражается не только в самосознании отдельного индивидуального субъекта или группового субъекта.
Социальная рефлексивность также присуща и социальным процессам.
Социальная рефлексивность также присуща и социальным процессам.Литература
1. Болдырева И.Н. Философский анализ рефлексии в социальных процессах. Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. к. филос. н. М., 2013.
2. Василюк Ф.Е. Уровни построения переживания и методы психической помощи // Вопросы психологии. 1988. № 5.
3. Василюк Ф.Е. Методологический анализ в психологии. — М.: Смысл, МГПУ. 2003.
4. Шарден П.Т. Феномен человека. М.: Прогресс. 1995.
5. Слободчиков В.И., Исаев Е.И. Психология развития человека. Развитие субъективной реальности в онтогенезе. Уч. пос. М.: ПСТГУ, 2013. С. 112-113.
6. Абульханова-Славская К.А. Стратегия жизни. М., 1991.
7. Кроник А.А. Life-line и другие новые методы в психологии жизненного пути. М., 1993.
8.Огурцов А.П. Альтернативные модели анализа сознания: рефлексия и понимание // Проблемы рефлексии. Новосибириск., 1987.
9. Франкл В. Человек в поисках смысла. М.: Республика. 1990.
10. Фромм Э. Иметь или быть? М.
: Республика. 1999.
11. Асмолов А.Г. Психология личности. Культурно-историческое понимание развитие человека. М.: Смысл: Издательский центр «Академия». 2007.
12. Bourdieu, Pierre & Boltanski, Luc. La production de l’idéologie dominante. P.: Demopolis. 2008.
13. Лефевр В. А. От психофизики к моделированию души // Вопросы философии. 1990. № 7.
14. Гребенщикова Е.Г. Трансдисциплинарная парадигма: наука-инновации-общество. М.: «Либроком». 2011.
15. Киященко Л.П. Опыт философии трансдисциплинарности: (казус «биоэтика») // Вопросы философии. 2005. № 8.
16. Мокий В.С. Основы трансдисциплинарности. М.: Эль-Фа, 2009. 254 с.
17. Transdisciplinarity – Past, Present and Future, in Moving Worldviews — Reshaping sciences, policies and practices for endogenous sustainable development, COMPAS Editions, Holland, 2006, edited by Bertus Haverkort and Coen Reijntjes. [Электронный ресурс]. — Режим доступа: http:// basarab-
18. Аристотель Протрептик. О чувственном восприятии.
О памяти. СПб., Изд-во СПбГУ. 2004. 184 с.
19. Аристотель Протрептик. О чувственном восприятии. О памяти. СПб., Изд-во СПбГУ. 2004. 184 с.
20. Локк Дж. Избранные философские произведения. М., 1960. Т. 1.
21. Лейбниц Г.В. Сочинения в ч томах. Том 1. Метафизика. Монадология. М., 1982.
22. Фихте И.Г. Сочинения в 2-х томах. М.: Мифрил. 1993.
23. Гегель Г.В.Ф. Феноменология духа. Философия истории. М.: Эксмо. 2007.
24. Гуссерль Э. Избранные работы. М.: Изд-во «Территория будущего». 2005.
«Социальная рефлексия»
Социальная рефлексия — это внутреннее
представительство другого во внутреннем
мире человека. Вот что пишет об этом Е.
Мелибруда: «Человек, который является
объектом моего восприятия, не просто
источник сигналов, которые я получаю и
обрабатываю. Я воспринимаю его также
как субъекта, воспринимающего меня,
думающего обо мне, оценивающего,
понимающего меня… Я не только ввожу
его в свой внутренний мир… но и делаю
эту личность как бы присутствующей во
мне в качестве кого-то, кто в свою очередь
вводит меня в свой внутренний мир».
Представление о том, что думают обо мне
другие, — важный момент социального
познания. Это и познание другого через
то, что он (как я думаю) думает обо мне,
и познание себя гипотетическими глазами
другого.
Чем шире круг общения, чем больше разнообразных представлений о том, как он воспринимается другими, тем больше в конечном счете человек знает о себе и других. Включение партнера в свой внутренний мир — самый эффективный источник самопознания в процессе общения.
Пояснить этот тезис можно на примере знаменитого «окна Йогари».
Каждая личность есть совокупность четырех психологических пространств.
Известное мне | Неизвестное мне |
1. Открытое для меня и для других | 2. Закрытое для меня, но открытое для других |
3. | 4. Закрытое для меня и для других |
Открытое
для меня, но закрытое для другихВ начале общения можно следующим образом изобразить объем каждого из названных личностных пространств:
1 | 2 |
3 | 4 |
Однако в процессе установления открытых, прямых отношений картина меняется:
1 | 2 |
3 | 4 |
Таким образом, раскрывая другим в процессе общения своей внутренний мир, мы сами получаем доступ к богатствам собственной души.
Аттракция
В данном контексте этот термин означает
механизм понимания партнера по общению
на основе глубокого чувства к нему.
Причем не важно, какого знака это чувство:
легче понять друга и врага, чем чужого
и чуждого вам человека. Аттракция не
гарантирует формирования «объективного»
взгляда на человека, она дает понимание
его чувств, состояний, представлений о
жизни. Хотя, с точки зрения А. Маслоу,
аттракция — это путь к объективности:
«… восприятие любящего человека…
позволяет любящему так тонко чувствовать
объект своей любви, так полно познать
его, как никогда не сможет тот, кто не
любит». Источник таких богатых
познавательных возможностей аттракции
А. Маслоу видит в том, что любящий человек
менее склонен к управлению, манипулированию,
«улучшению» объекта любви. Если принимаешь
человека таким, какой он есть, считает
замечательный психолог-гуманист, значит,
ты объективен в своих оценках.
Каузальная атрибуция
Наконец, обратимся к третьей ситуации
социального познания — механизму
каузальной атрибуции. Ситуация совместной
деятельности предполагает понимание
партнерами друг друга. Без этого она
просто не может быть успешной, а то и
совсем состояться.
Но не только
необходимость объединить усилия
запускает механизм причинного
приписывания. Судя по многочисленным
исследованиям, «познавать» причины
поступков других людей и отвечать на
вопрос: «Что за этим стоит?» — стойкое
человеческое пристрастие.
«Меня не любят вещи. Мебель норовит
подставить мне ножку. Какой-то лакированный
угол однажды буквально укусил меня. С
одеялом у меня всегда сложные
взаимоотношения. Суп, поданный мне,
никогда не остывает. Если какая-нибудь
дрянь — монета или запонка — падает со
стола, то обычно закатывается она под
трудно отодвигаемую мебель. Я ползаю
по полу и, поднимая голову, вижу, как
буфет смеется» (Ю. Олеша, «Зависть»).
Наверное, каждый из нас вспомнит не один
эпизод из собственной жизни, когда вещи
воспринимались одушевленно, по образу
и подобию людей, то есть наделенными
намерениями и смыслами. Но если в
отношении неживых предметов такое
восприятие и такая оценка их «действий»,
скорее, исключение, то при взаимодействии
с настоящими людьми — это норма, правило,
социально-психологическая закономерность.
Данная удивительная способность
толкования поведения присуща каждому
человеку, она составляет багаж его
житейской психологии. В любом общении
мы каким-то образом, даже не задаваясь
специальными вопросами, получаем
представление о том, «почему» и «зачем»
человек что-то сделал. Можно сказать,
что человеку дано одновременно с
восприятием поступка другого человека
воспринимать и его «настоящую» причину.
В социальной психологии существует
целый раздел, посвященный изучению
закономерностей восприятия причин
поступков, — каузальная атрибуция,
по-простому — причинное приписывание.
В этом разделе четко выделяются
теоретическая и экспериментальная
линии изучения процесса каузальной
атрибуции. Теория пытается возвести в
ранг научного анализа те неосознаваемые
когнитивные процессы, которые происходят
в голове у «наивного испытуемого»,
занимающегося причинным приписыванием.
Наиболее известны схемы каузального
анализа, созданные Э. Джонсом и К. Дэвисом,
а также Г. Келли. Они отвечают на вопрос,
как человек это делает и на основе чего.
Однако наиболее интересный и практически значимый раздел данной дисциплины — это изучение истинности совершаемых нами приписываний, происхождение закономерных ошибок и искажений.
Мысленно проведем небольшой эксперимент. Вы договорились с друзьями встретиться в метро в конкретном месте. Все собрались, нет только одного. Так или иначе общий разговор и мысли каждого возвращаются к причинам его отсутствия. Один думает: «Саша вечно опаздывает, никак не усвоит привычку выходить заранее». Другой размышляет: «Что-то задержало Сашу, видимо, транспорт подвел (или другая внешняя причина)». Наконец, тому, кто договаривался, может прийти в голову и такое объяснение: «Я неправильно указал Саше место встречи, он ждет нас в другом». Знакомые рассуждения? Какое из них пришло в голову первым лично вам? В различных тематических вариациях данные утверждения составляют три основные причинные схемы.
Иначе говоря — три привычных способа
интерпретации причин поведения другого.
Первая схема — приписывание причин
случившегося себе (я договаривался) или
автору ситуации (он договаривался, он
и сказал неправильно).
Это личностная
атрибуция. Склонные к данной схеме люди
всегда знают «автора» произошедшего
события. Вторая схема — объектная
атрибуция, приписывание ответственности
тому, с кем нечто произошло. В нашем
случае — опаздывающему. Наконец, третья
схема — ситуационная атрибуция.
«Виноватыми» оказываются обстоятельства.
В жизни мы время от времени пользуемся
всеми тремя схемами, но тяготеем,
испытываем личную симпатию к одной-двум.
Причем что очень важно: используемая
схема представляется нам самим не
субъективным психологическим пристрастием,
а отражением объективной реальности,
так сказать, истиной в последней
инстанции: именно так и есть, я же знаю.
Увы, «…люди склонны думать, что их
реакции на реальные вещи основаны на
точном восприятии этих вещей. Вместо
того, чтобы скромно считать свои
впечатления о мире всего лишь его
интерпретациями, мы рассматриваем их
в качестве объяснений мира или правильных
представлений о нем» (Э. Пайнс, К. Маслач).
Часто наши дети, наши ученики и воспитанники
становятся заложниками каузальных схем
взрослых.
Ведь одну и ту же поведенческую
реакцию взрослый может расценить как
«нечто, сделанное назло», «спровоцированное
обстоятельствами», «непосредственную
детскую реакцию на неудачный комментарий»
и др.
Конечно, наши атрибуции не могут быть сплошь ошибочны. Психика, среди прочего, — адаптивный инструмент и, естественно, порождаемые ею сентенции должны соотноситься с реальностью. Но в мире социальных отношений не стоит уповать на безошибочность наших психических построений. Мир этот настолько сложен, перегружен случайностями, индивидуальными смыслами различных людей, что применение любых интуитивных или неосознаваемых шаблонных схем чревато смешными и трагическими ошибками. Пример тому — ошибки каузальной атрибуции.
Саморефлексия – Социальная психология
Всех людей объединяет чувство собственного «Я» или печально известный вопрос «Кто я?» Самоощущение является ядром личной идентичности, которое состоит из положительных или отрицательных мыслей о себе. Мысли о себе вытекают из жизненного опыта, восприятия себя в сравнении с восприятием мира и самооценки.
Стремление человека поддерживать отношения в обществе путем создания идентичностей, которые могут ассоциироваться с внешним социальным миром (Майерс, 2010). Основная забота о себе — это то, как социальный мир будет воспринимать человека (Myers, 2010). Взаимодействие самооценки, самооценки и самоэффективности порождает внешнее «я» в социальном мире посредством эволюционных адаптаций, которые позволяют взаимодействовать с окружающей средой (Freese & Burke, 19).94). Социальный опыт вызывает эволюцию и адаптацию личности для дальнейшего определения того, кто мы есть.
Представление о себе
Определение представления о себе в мире означает определение ответа на вопрос «Кто я?» Способность человека идентифицировать себя как в межличностном, так и в социальном мире является наиболее важным аспектом человеческого развития (Myers, 2010). Развитие отношений между собой и социальным миром вызывает цепную реакцию адаптации, необходимую для достижения желаемого признания и принятия, что позволяет человеку чувствовать себя комфортно (Myers, 2010).
Для того чтобы люди могли успешно обрабатывать различную важную для себя информацию , с которой они регулярно сталкиваются, у них разрабатываются я-схемы (Штайн, 19 лет).95).
Я-схемы — это форма когнитивной организации, которая интегрирует опыт, мысли, убеждения и чувства о себе в поведенческую область мозга (Stein, 1995). Эти шаблоны могут развивать любой аспект личности, такой как физические черты и характеристики, социальные роли и определенные навыки, и хранятся в доменах индивидуальных ценностей (Stein, 1995). Схемы формируют индивидуальное восприятие, воспоминания и реакции по мере того, как они связаны с социальным взаимодействием и используются в нем (Stein, 19).95). Доказано, что схемы обеспечивают более быструю реакцию и более последовательное взаимодействие с теми навыками, убеждениями, эмоциями и чувствами, которые установили домен (Stein, 1995). Например, человек, у которого есть домен для «я-бегуна», будет бегать чаще, а также разработает план внутренней мотивации, чтобы продолжать бегать как постоянную часть своего образа жизни.
Те люди, у которых нет этой области внутри себя, не будут испытывать внутреннего побуждения бежать. Другим аспектом Я-схемы является способность хранить воспоминания о прошлом и настоящем, чтобы помочь в будущей адаптации Я (Штайн, 19).95). Это явление, известное как возможное «я», позволяет людям вспомнить свой опыт прошлого по сравнению с настоящим. Сравнение позволяет людям принимать решения для будущего опыта с идеями потенциальных результатов (Stein, 1995). Возможные схемы включают позитивное поведение желания (социально приемлемое) и негативное поведение страха (социально неприемлемое) (Myers, 2010).
Часто человеческое знание себя ошибочно, что дает нереалистичные представления о себе в областях самооценки, самооценки и самоэффективности (Myers, 2010). Влияния поведения иногда невидимы для человека, как в случае культурных влияний, потому что они кажутся естественным образом жизни (Myers, 2010). С другой стороны, внешние влияния, установленные посредством наблюдения, иногда противоречат внутренним убеждениям, но практикуются, несмотря на конфликт, для того, чтобы получить признание со стороны определенной социальной культуры (Myers, 2010).
Чтобы быть верным себе, человек не должен позволять внутреннему конфликту ниспровергать личные ценности, мораль и убеждения, а должен принимать отличия людей от общества. Людям жизненно важно понять все аспекты себя, чтобы получить полное понимание и принятие того, кто они есть на самом деле.
Применить себя к жизни
Я-концепция — это то, как человек думает, воспринимает и оценивает себя в мире (McLeod, 2008). В я-концепции лежат я-схемы, которые закрепляют, кем мы были, кем являемся и потенциально могли бы быть. Мое прошлое «я» включает в себя испуганного, дерзкого, слабого человека, который поддался бы другому миру, чтобы испытать чувство спокойствия и принятия. Я был потерянной душой, измученной зависимостью. Сегодня я сильная, целеустремленная, преданная мать, которая стремится продолжать улучшать свою жизнь ради своих детей и своего личного благополучия. Я нетрадиционна и непредсказуема, поскольку мне нравится учить окружающих тому, что быть верным себе вполне приемлемо.
Я духовный, любящий, добрый и всегда готов выслушать любого, кто нуждается в друге. Я больше не мучаюсь от зависимости, а принимаю свои прошлые пристрастия как положительный опыт обучения. Мои возможные версии включают криминального психолога, разговаривающего с самыми отвратительными преступниками, чтобы узнать, что их движет, консультанта по зависимостям, бихевиориста, успешную мать, стабильного кормильца, и список бесконечен, поскольку я мечтатель. Возможные «я» также включают в себя те «я», которых мы боимся. Для меня это будет означать неудачу в качестве матери, неудачу в образовании или нарушение трезвости.
Самоуважение — это степень, в которой человек ценит себя, включая положительные и отрицательные оценки нашей личной самооценки (McLeod, 2008). Низкая самооценка может быть унизительной и изнурительной для человека, поскольку он чувствует себя бесполезным и оторванным от социального мира (Myers, 2010). Высокая самооценка может вызвать чрезмерную самооценку, которая потенциально создает нереалистичные цели и нарциссические тенденции внутри человека (Myers, 2010).
Резкие последствия, связанные с самооценкой, требуют, чтобы человек нашел баланс между ними, чтобы избежать потенциальных падений в своем самоощущении (Myers, 2010). Моя самооценка колеблется в зависимости от жизненных стрессоров и обстоятельств в данный момент. В какой-то момент я могу чувствовать себя уверенным в своих способностях, но эта уверенность быстро исчезает, если я обнаруживаю, что допустил ошибку. В некоторых аспектах жизни я уверен в своих силах, но в других областях я должен иметь внешнюю мотивацию и похвалу, чтобы продолжать. Я осознаю влияние внешних источников на мою самооценку, и, хотя я стараюсь избегать этих ударов ниже пояса, я действительно теряюсь в негативе и иногда начинаю чувствовать, что это восприятие обоснованно. В других случаях внешние источники создают у меня внутреннее стремление к достижению определенной цели, которой у меня действительно не было желания достичь, когда я начинал.
Самоэффективность — это личная вера человека в свою способность выполнять определенные задачи (Myers, 2010).
Чем выше самоэффективность человека, тем выше цели, которые он будет ставить, и чем ниже самоэффективность, тем выше вероятность постановки низких целей и отказа от курения (Myers, 2010). Моя самоэффективность очень высока. Я склонен ставить перед собой высокие цели, а затем максимизировать эти цели с меньшими целями, чтобы достичь более крупной цели. Например, я мать-одиночка шестерых детей, работающая полный рабочий день. Я также поставил перед собой образовательную цель, которая в настоящее время превышает мои личные ожидания в отношении производительности. Когда я ставлю цели, я нахожу невероятную мотивацию, которая заставляет меня стремиться к достижению или превышению поставленной цели. Я приписываю этот аспект своей личности своему успеху у моего нынешнего работодателя, а также приверженности моих детей личному образованию. Мы подаем пример, и пример, который я подаю своим детям и сотрудникам, — это активное обязательство с внутренним вознаграждением, которое превышает материальное вознаграждение.
Социальный опыт, влияющий на личностное развитие
На протяжении жизни все мы сталкиваемся с обстоятельствами, которые так или иначе влияют на наше личностное развитие. Я могу описать бесконечный опыт, который оказал существенное влияние на мое развитие, но я думаю, что самым значительным был бы мой опыт с наркозависимостью. До того, как войти в темный мир наркотиков, я был смелым, умным, целеустремленным и твердо верил, что ничто не может меня сломить. Я стал новым человеком в быстрой жизни, и у меня больше не было страсти к своему истинному я. Я полностью игнорировал всех и все важное для меня, что в конечном итоге привело меня к полной потере жизни. Когда я протрезвел, я изменил свою жизнь и вскоре обнаружил, что у меня более высокие измерения характера, содержащие мораль, этику и духовные убеждения. Обнаружение их в моей душе привело меня к ощущению мира и принятия моего истинного «я», которого я никогда раньше не испытывал. Обретение этого признания дало мне силы выдержать невероятное путешествие воспитания.
Знакомство с миром воспитания, вероятно, инициировало огромную адаптацию в моей жизни. Когда у меня появились дети, я был вынужден оценить свою жизнь и оценить, кем я был на самом деле. Став родителем, я открыл для себя настоящие основы, которые поддерживают мое личное «я». Мне пришлось определить свою этику, убеждения и мораль, чтобы воспитать своих детей в любви и сочувствии к другим, чтобы заслужить уважение и уважение. Я научилась быть самоотверженной и сосредоточить свою жизнь вокруг своих детей и их желаний, а не своих собственных. Самое главное, я научился сочувствовать другим, особенно моим родителям и дедушке, что само по себе феноменально. Я узнал, что мотивы дисциплины, которую я получил, были из любви и заботы о моем благополучии. Я узнала, как душераздирающе смотреть, как страдает твой ребенок, будь то по собственной вине или под давлением общества, и научила меня тому, что на самом деле означает бороться за здравомыслие своего ребенка.
Заключение
Никто не может найти свое истинное «я», не поняв сначала концепцию «я».
Самоуважение и самоэффективность являются основными мотивирующими факторами человека, которые позволяют ему расти и адаптироваться, чтобы выжить в социальном мире. Индивидуумы развивают Я-схемы, которые напрямую связывают их с их личными убеждениями, моралью и этическими кодексами, которые создают их внешнее бытие. Хотя внешне можно носить маску, чтобы скрыть свое истинное «я», за закрытыми дверями они находят утешение в своем истинном существе. Наш жизненный опыт, начиная с внутриутробного развития, влияет на нас таким образом, что способствует адаптации в стремлении добиться общественного признания. Изучение своего истинного «я» позволяет внутренне принять различные общества мира.
Ссылки:
Freese, L. L., & Burke, P. J. (1994). Личности, идентичности и социальное взаимодействие. Стр. 1-24 у Б. Марковского и др. (ред.) Достижения в групповых процессах , Vol. 11. Гринвич, Коннектикут: JAI Press.
Маклеод, С. А. (2008 г.). Самоконцепция. Получено с http://www.
simplypsychology.rg/self-concept.html
Myers, D. G. (2010). Социальная психология (10 -е -е изд.). Нью-Йорк, штат Нью-Йорк: McGraw Hill.
Штейн, К. Ф. (1995, осень). Схематическая модель Я-концепции. Университетская школа Мичиганской школы медсестер, 27(3), 187-193.
Нравится:
Нравится Загрузка…
Несколько очень коротких размышлений о социальной психологии
Сколько я себя помню, я никогда не мог понять «логику» предрассудков: как кто-то может оправдать унижение других просто на основании их культуры, пола, религии или расы. Конечно, причины предубеждений многочисленны и разнообразны, и нам нужен вклад многих различных дисциплин — истории, политики, экономики — чтобы полностью понять, что они собой представляют и как с ними можно бороться. Однако для меня всегда было что-то глубоко в человеческой душе, что ранило в самое сердце предубеждения. Наряду с системными (экономическими), структурными (организационными) и социальными (политическими) факторами, казалось, было что-то, что связывало все три; что-то, что формирует то, как мы воспринимаем эти внешние силы; что-то, что определяет, реагируем ли мы на них с терпимостью или нетерпимостью.
Оказывается, изучение того, как мы понимаем и реагируем на эти социальные силы, — это именно то, что нам нужно.0043 социальная психология о.
Так что я прыгнул в поле. В своих ранних исследованиях мне не потребовалось много времени, чтобы наткнуться на знаменитые исследования «парадигмы минимальной группы» (МГП) Анри Тайфеля, проведенные в 1970-х годах. Тафьель руководствовался тем же желанием понять природу предрассудков. Его MGP была экспериментальной «игрой», обнаружившей полную иррациональность предубеждений. В MGP у людей не было возможности получить выгоду от поддержки своей собственной группы: все были анонимны, а задействованные личности были явно искусственными и бессмысленными. Тем не менее, при этих самых минимальных социальных условиях (т. е. при простом делении людей на «своих» и «чужих») люди все же проявляли предрассудки.
В результате этих исследований возникла целая область психологии, раскрывающая мотивы и процессы, управляющие предрассудками людей.
Обнаружение того, что в основе предубеждений лежит основная склонность к категоризации, имело огромные последствия. Это означало, что для борьбы с предубеждениями мы должны обращаться не только к социальным, экономическим и политическим аспектам: нам также необходимо бороться с психологическими факторами.
Вооружившись этим пониманием, я отправился в (что стало) 20-летний поиск по разработке образовательной и обучающей инициативы для борьбы с когнитивными основами предубеждений. Результатом стал «Воображаемый межгрупповой контакт» — техника ментального моделирования, которая моделирует взаимодействие между людьми из разных культур и групп. Причина заключалась в том, что в отсутствие реальных контактов люди могли вообразить, что встречи с другими группами будут негативными, и соответственно развить негативные стереотипы. Если это так, то, возможно, мы можем обратить эту идею вспять, заставив людей представить противоположное — положительные встречи с чужими группами. Первые результаты подтвердили идею о том, что простое воображение контакта может быть полезным как способ уменьшить предубеждения и повысить интерес к позитивному взаимодействию с другими группами.
На сегодняшний день проведено более 100 исследований воображаемых контактов с участием тысяч участников. Эти исследования показали, что этот подход эффективен в борьбе с предубеждениями против целого ряда групп, в том числе сформированных на основе расы, религии, пола, этнической принадлежности и сексуальности.
Это означало, что для борьбы с предубеждениями мы должны бороться не только с социальными, экономическими и политическими факторами, но и с психологическими.
Этот метод оказался чрезвычайно успешным в продвижении более позитивных групповых взаимодействий, уменьшении предубеждений и расширении возможностей людей с уверенностью и самоэффективностью. Это такая простая идея, но в ней столько силы и потенциала. Наблюдать за тем, как он превращается из вспышки вдохновения в исследовательскую программу, а затем в глобальное предприятие с несколькими лабораториями, очень полезно. Самое главное, я страстно верю, что воображаемый контакт способен изменить жизнь людей к лучшему.
Наблюдение за тем, как научный прогресс, подобный этому, начинает применяться в образовании и промышленности, придает реальное и важное значение тому, что мы делаем.
А будущее? Что самое интересное в исследованиях, так это то, что вы действительно не знаете, что вас ждет за углом — возможностей так много. Я твердо верю, что нам необходимо лучше связать фундаментальную науку с ее применением, создать более эффективные пути воздействия и использовать научные достижения для реальных и позитивных изменений в обществах, в которых мы живем. Верно и то, что исследования во всех областях становятся все более междисциплинарными. Я думаю, что эта тенденция сохранится; для меня это означает захватывающую, более тесную интеграцию психологических, экономических и социальных подходов. Для исследования воображаемого контакта это может быть только хорошо. Взаимное обогащение идеями поможет нам лучше понять процессы, ведущие к формированию предубеждений, и, благодаря этому пониманию, поможет нам разработать новые меры для решения этой наиболее насущной социальной проблемы.