Раевский Станислав — МААП
Аналитическая психотерапия как забота о себе
Раевский СтаниславАналитическая психотерапия как забота о себе
В этой краткой статье я постараюсь ответить на очень личные вопросы, с которыми ежедневно сталкиваюсь, как в своей психологической практике, так и в преподавательской работе. Нужен ли мне анализ? Каким будет его результат? Сколько он будет продолжаться? И как часто проходят встречи? Что происходит на этих встречах? Если человек задает эти вопросы, он уже сделал первый шаг на пути заботы о себе. Второй шаг — это решиться пройти анализ. Решиться прийти на первую встречу с психологом — специалистом. Сейчас ситуация плавно меняется, но еще два-три года назад редкой была сама идея обратиться к психоаналитику. Так, я помню разговор с попутчицей в поезде Москва — Петербург. Она вместе с мужем организовала серьезную фирму. По мере того как их общее дело развивалось, она чувствовала, что ее участие не так необходимо и перестала работать, оставаясь совладелицей предприятия. Ребенок ходит в школу с пансионом, она сидит дома, смотрит телевизор, с мужем нет близких отношений. Он много работает, устает. Она чувствует свою ненужность, периодически у нее возникает страх смерти и тогда она боится выходить из дома. Когда я сказал, что в такой ситуации показана помощь, причем именно психоаналитического характера, собеседница согласилась со мной, но заметила, что не знает, как найти хорошего специалиста и боится попасть к человеку без достаточной квалификации. Такой страх вполне оправдан, и некоторые критерии выбора психолога-аналитика я кратко затрону в заключении этой статьи. Однако часто такой страх имеет более глубокие корни, и это прежде всего страх менять что-то в пусть и не лучшем, но установившемся равновесии. Такой вид внутреннего сопротивления изменениям бывает не только в начале анализа, но и на всех стадиях его проведения. «Наша работа мне много дала, но сейчас я бы хотела остановиться, потому что у меня нормальное состояние, и я боюсь, что если мы будем продолжать, то это состояние может разрушиться.» По моему мнению, это состояние обязательно разрушится, независимо от решения проходить (продолжать) анализ или нет, хотя это важный знак аналитику быть особенно аккуратным и не форсировать анализ. Питер Томас, процессуальный психотерапевт, предлагает следующую схему смены психологических состояний: на двенадцати часах — психологическое состояние характеризуется максимальным эмоциональным подъемом, на шести часах — эмоциональным спадом, полным психологическим кризисом. Обычно, исходя из моего опыта, человек решает обратиться за психологической помощью, когда его состояние по схеме Томаса на пяти часах. Все очень плохо, но страшно, что может быть еще хуже, страшно пройти через кризис. Этот страх будет делать все, чтобы удержать Вас на пяти часах, и это темно-серое состояние может продолжаться многие месяцы или даже годы, не давая естественному внутреннему процессу продолжить свое движение вверх, пройдя через точку кризиса. Парадокс в том, что в работе с нормальным или невротическим пациентом, на определенном этапе психолог помогает проявиться процессу временно-ухудшающему состояние человека. Другими словами, он помогает разрушить старые ригидные структуры, вставшие на пути развития личности, помочь разобрать психологические завалы на пути течения естественной жизненной энергии. По мнению аналитического психолога Хендерсона, задача психолога — быть проводником человека в этих трудных инициационных моментах его жизни. Семейный психотерапевт Джей Хейли, рассматривая жизненный цикл семьи пишет о различных кризисах, таких как брак, рождение ребенка, отлучение детей от родителей, в которых особенно адекватна психологическая поддержка. Метафорой, характерной для глубинной психологии, является спуск в глубины бессознательного, где происходит неизбежная встреча с юнговским архетипом Тени — всего того, что мы не принимаем и боимся в себе, проецируя это на других. Знакомство с этой теневой частью личности в конечном счете ведет к ее интеграции, к улучшению контакта с собой и другими. Конечно, бессознательно человек боится этого знакомства, одновременно избегая позитивных изменений. Предполагая, что за обращением к психологу стоит естественное желание личности развиваться, можно рассмотреть типичные проявления психологического кризиса. Часто клиент говорит о проблемах своих близких, об их нечуткости и неразвитости, то есть говорит о ком-то третьем, используя этого третьего, как возможность дистанцирования. В нейро-лингвистическом программировании существует следующий метод работы с фобиями: Вы представляете себя, сидящим в кинотеатре на просмотре фильма с Вашим участием в первоначальной ситуации, создавшей Вашу фобию. И тогда Вы меньше боитесь и можете справиться с ситуацией. В основе этого метода визуально-кинестетической диссоциации лежит естественный психологический механизм проекции богатого внутреннего эмоционального материала на внешний мир, на других людей. Таким образом, используя механизм диссоциации в разговоре о ком-то другом, например, о своем ребенке или супруге, бессознательно человек защищает себя от более глубокого проникновения в свои проблемы.
Однако, по наблюдениям семейных терапевтов, таким путем проекции человек не только уходит от развития своей личности и взаимодействия со своей Тенью, но и создает симптомы у менее психологически защищенных близких, в том числе и соматические. К. Витакер говорит о козле отпущения в семье — взрослом или ребенке, являющемся выразителем проблем всей семьи. Когда ребенок вырастает, начинает жить своей отдельной жизнью, и уходит из семьи, родители могут столкнуться с реальными проблемами собственных отношений. К.Г. Юнг очень кратко выразил эту мысль, говоря о ребенке, как контейнере для психопатологии своих родителей. Также развод с супругом, создающим проблемы, может поставить человека лицом к лицу с собственными проблемами.
Р. Скиннер предлагает различать печаль и депрессию. Депрессия характеризуется прежде всего отсутствием ощущений. Жизнь теряет свой вкус, ничто не задевает. В некотором смысле современный темп городской жизни делает депрессию явлением культуры. По мнению Д. Хиллмана, в основе такой депрессии лежит непереваренность эмоциональных событий. Человек стремится проживать как можно больше событий, потреблять как можно больше информации, не оставляя времени на их переваривание. Тогда, задача психотерапевта создать в анализе место и время для переработки этих событий и связанных с ними эмоций. За депрессией может скрываться глубокая печаль от потерь и неумение выражать печаль и жить с ней. Психолог помогает отреагировать эмоции, но он может помочь слезам клиента только в том случае, если готов сам глубоко переживать эту потерю вместе с клиентом, если, возвращаясь к схеме П. Томаса не боится «шести часов».
Алкоголизм и другие зависимости также могут защищать человека от осознания кризиса. Возвращаясь с работы после тяжелого рабочего дня, у многих есть желание купить что-то вкусное, чтобы заесть накопленное за день напряжение. Накопленный стресс требует регрессии, возвращения к раннему состоянию ребенка, которому мама дает бутылочку с соской, чтобы он не кричал. Разорванная на субличности или зажатая в рамки персоны (социальной маски) душа вопиет о своей оставленности, заброшенности и получает шоколадку или бутылку пива. Привыкание к таким «утешителям» может создавать зависимости, вызывая на время иллюзию интеграции. Многие пробуют наркотики в поиске новых ощущений или даже в надежде расширить личностные границы, однако полученный в наркотических сессиях опыт часто не может быть интегрирован по причине отсутствия разработанного языка переживаний. Трансперсональный опыт для Олдоса Хаксли может быть действительно творческим состоянием, в отличие от рейверской психоделики, характеризующейся бедностью языка и тенденцией к инфантильному состоянию. Не зря бандиты, как впрочем и все остальные герои романа В. Пелевина «Чапаев и пустота» мучительно пытаются найти язык для своих переживаний.
В последнее время появляется все больше данных о психологическом генезе соматических заболеваний. Часто болезнь — это лучший выход из сложной ситуации. Заболев, человек получает разрешение хотя бы на время выключиться из обыденности, разрешение жаловаться, искать помощи или что-то менять в своей жизни, думать о душе. Внутренний протест говорит через телесные симптомы, проявляет себя через аутоагрессию.
Известно, что за желанием обучаться психологии, помогать другим также стоит желание решить собственные проблемы. В таком случае в психологии принято говорить о сдвиге мотива на цель. Причиной такого сдвига может быть страх, который мы обсуждали выше. Студент может коллекционировать психологические книги и техники, но избегать глубокой встречи со своим бессознательным.
Таким образом, психологические кризисы могут выражаться по разному: в виде жалоб на состояние близких, депрессий, разного рода соматических заболеваний, алкогольной или других зависимостей или даже желания изучать психологию. Очевидно, что при этих проявлениях кризиса необходимы психологическое консультирование и аналитическая психотерапия. Исчерпывается ли задача психолога временем «с пяти до семи» ? Например, К.Г. Юнг обсуждает сновидение с мотивом падения у людей, находящихся на пике социального успеха. Их бессознательное уже предчувствует неизбежность этого падения. В этом случае психолог может помочь сделать это падение спуском вниз так, чтобы пациент не разбился. Пациент Юнга, которому снились серии снов про падение, разбился при восхождении в горах.
Юнг рассматривал сновидения как послания души, говорящей не о прошлом, а о настоящем и будущем сновидца. Психолог может помочь прислушаться к голосу души, перенести неосознаваемые желания суицида в символический план. Суицидальные желания проявляются в современном стиле жизни: в быстрой езде на автомобиле, занятиях рискованными видами спорта, выборе опасных профессий, псевдорелаксации с помощью критических доз алкоголя и наркотиков.
Выше мы говорили о психологических кризисах, рассматривая их как естественные состояния относительно психологически здоровой личности.
Конечно, глубинная психотерапия работает как клинический метод с различными расстройствами. Однако в этой статье мне бы хотелось показать, что психоаналитические формы работы могут быть полезны для человека, понимающего, что забота о себе адекватна не только в кризисной ситуации. По мнению Платона — это задача всей жизни. Для него познание истины и взаимодействие с другими не отделимы от самореализации. Античный принцип заботы о себе в современной философии возрождает Мишель Фуко. По моему мнению, этот принцип, с одной стороны, мог бы положительно отвечать на вопрос о нужности анализа, с другой стороны, объединять различные направления глубинной психологии. Принцип, согласно которому необходимо проявлять заботу о самом себе, вообще является рациональным поведением в любой форме активной жизни, стремящейся отвечать принципу духовной рациональности. Фуко подчеркивает различия между постижением истины через трансформацию субъекта и картезианское постижение истины, при котором человек, пытающийся найти истину, пытается начать разбираться в себе самом посредством лишь одних актов познания, когда больше от него ничего не требуется, ни модификаций, ни изменений его бытия. Мне кажется, это различие лежит в основе различия между ранним психоанализом, делающим акцент на осознание и инсайт, и современным, подразумевающим более глубокую эмоциональную трансформацию всей личности клиента. Фуко ставит акцент не на принципе «познай себя», а на заботе о себе, трансформации себя, так как мы не можем познать себя не изменившись. Часто клиент надеется получить какую-то информацию о своих проблемах и путях их разрешения, но любая такого рода информация не будет им принята без внутренних изменений. Это более понятно на примере тела. Мы все понимаем, что мало иметь книгу с физическими упражнениями и знать об их полезности для здоровья, необходимо их делать, чтобы ощутить реальные изменения. Так и анализ является практикой для души, реальной заботой о себе. В психологическую заботу о себе можно включить и заботу о своем внутреннем ребенке, Кэтрин Аспер пишет об обиженном ребенке внутри, забота о котором является обязательной частью любого квалифицированного анализа.
Существует очевидная взаимосвязь между философией и медициной, между практикой души и практикой тела. Эпиктет считал свою философскую школу лечебницей души. Мишель Фуко, предлагает следующее определение философии: «Это совокупность принципов и практических навыков, которые человек имеет в своем распоряжении или предоставляет в распоряжение других с тем чтобы иметь возможность должным образом проявлять заботу о себе или других.» Так философия понималась еще в первом-втором веке до нашей эры — золотом веке заботы о себе и культуры своего Я, в которой неразрывны и взаимозависимы практика души и практика тела. «Фундаментальным принципом являлось то, что субъект, как таковой, предоставленный самому себе, не способен к восприятию истины. Он сумеет ее постичь только в том случае, если произведет с собой целый ряд операций, трансформаций и модификаций, которые сделают его способным к восприятию истины». Изменения в определении философии М. Фуко объясняет общим развитием культуры, потерей субъекта в сдвиге от заботы о себе к продуктивному познанию. Мне представляется, что психоаналитическая практика создает условия для этих трансформаций и модификаций. Тогда результатом анализа можно считать развитие способности заботиться о себе, о желаниях своей души.
Исходя из выше сказанного, вопрос о необходимости анализа переходит в вопрос: готов ли человек к тому, чтобы начать заботиться о себе, готов ли он принять помощь другого, и есть ли у него возможность соблюдать аналитическую рамку.
Обычная продолжительность аналитической сессии 50 минут. Частота встреч колеблется от одной до пяти встреч в неделю. Чем больше частота встреч, тем ближе это к рамке классического анализа. Две встречи в неделю могут быть названы психоаналитической терапией, а одна встреча в неделю поддерживающим консультированием. Многие современные аналитики считают возможным достичь достаточной глубины работы и при встречах один-два раза в неделю. Психоаналитическая рамка создает специальное пространство заботы о себе. «Экология аналитического пространства позволяет, оставаясь в контакте с настоящим и текущей жизнью пациента вне анализа, занимать более рефлексивную (более свободную от непосредственного давления внешней социальной среды) позицию… Психоаналитический сеттинг служит более безопасному и открытому разворачиванию открытых переживаний пациента» (И. М. Кадыров, 1996). Психоаналитический кабинет становится, используя метафору аналитической психологии, теменосом — священным, оберегаемым местом, в котором пациент и аналитик ощущают потенциальное присутствие бессознательной силы. Алхимическим синонимом теменоса является герметически запечатанный сосуд, в котором происходит та самая трансформация, необходимая не только для лечения, но и для глубокого постижения внутренней истины. Психоаналитический сеанс стоит довольно дорого во всем мире. Аналитик не только уделяет пациенту время в течении сессии, но и обсуждает течение анализа со своими коллегами, а главное — сам является частью насыщенного эмоциями аналитического процесса и продолжает нести в себе эмоциональное поле клиента и после сеанса, поэтому хороший аналитик не может иметь много клиентов. Для тех, кто не в состоянии платить за индивидуальную работу психоаналитика, можно рекомендовать участие в групповых формах анализа, которые имеют и свои преимущества, хотя для профессионального психолога индивидуальный анализ представляется необходимым. В основном в работе используется диалог аналитика с клиентом «глаза в глаза», и лишь иногда используется традиционная фрейдовская кушетка, которая легче позволяет погрузиться в ранние переживания.
Обычно первое интервью начинается с разговора о запросах или проблемах клиента. Внешне анализ — это общение, взаимодействие или диалог. Содержанием этого диалога могут быть самые разные волнующие клиента темы. Корректный аналитик обычно не форсирует погружение в особо болезненные области, так что они долгое время могут находиться за ширмой диалога. Очевидно, что процесс психологических изменений очень постепенен, любое форсирование, попытка ускорить этот процесс будут вредны для экологии личности. Поэтому, не смотря на то, что какие-то позитивные изменения могут появиться, а некоторые симптомы исчезнуть уже после месяца работы, анализ — это продолжительный процесс, и, начиная его, необходимо ориентироваться, по крайней мере, на шесть месяцев работы с аналитиком.
Я сознательно не проводил различий между психоанализом и юнгианским анализом, потому что все выше сказанное можно отнести и к тому, и к другому. Что касается применения специальных методов, юнгианский анализ более лоялен и поэтому иногда использует свободный рисунок, игру с песком, некоторые приемы психодрамы. Однако не это лежит в основе различий в работе представителей разных направлений в современном анализе. По моему мнению, различия определяются ответом на вопрос: что скрывается за этим диалогом? В чем суть и доминирующий образ анализа? Адекватно ли само слово — анализ для описания этого процесса? Какое означающее адекватно использовать для этого означаемого. Насколько затем это означающее начинает жить собственной, независимой от означаемого жизнью. Наиболее известны следующие несколько метафор для описания аналитического процесса: анализ как лечение; анализ как образование или воспитание; анализ как совместное творчество; анализ как поиск внутреннего Бога. Кроме того, в рамках каждой из этих социально определенных метафор могут присутствовать осознаваемые и неосознаваемые образы аналитического процесса. Так, например, аналитик, стоящий на позициях классического лечебного подхода, может использовать образ расчистки путей течения энергии либидо от неадекватных психологических образований. Тот же образ может пониматься юнгианским аналитиком, как освобождение пути развития самости. Конечно, современный аналитик находится в космосе подобных образов и рассматривает представленный материал одновременно с множества позиций. Однако до сих пор адекватно говорить о доминирующем образе, который неизбежно образует форму и содержание анализа. Юнг говорил, что каждый пациент требует своего индивидуального подхода, что необходимо перед работой забывать все свои знания. В некотором смысле каждый новый пациент, его бессознательное задает нам метафору, определяющую наше взаимодействие, предлагает новое понимание задач анализа. Поэтому, корректным ответом на вопрос: в чем результат анализа? будет следующий: только процесс анализа сможет дать ответ на этот вопрос. Понимая материал пациента, мы неизбежно используем амплификацию (расширение контекста, связь с универсальными образами), привлекая не только классическую мифологию, но и мифы современной культуры, в развитие которой внесли свой существенный вклад психоанализ и аналитическая психология.
Поэтому, говоря о критериях выбора психолога-аналитика, я бы выделил не только его психологическое и аналитическое образование, собственный анализ, включение в профессиональное сообщество, но и его внутреннее развитие, независимость от конфессиальных убеждений, широкие знания не только в области психологии, но и в смежных дисциплинах.
Психоаналитик заботится о своем клиенте, о его душевном состоянии и самореализации, постепенно человек изменяется, тем самым познавая себя, выходит на новый уровень взаимодействия с собой и с миром и меньше нуждается в заботе аналитика. Человек интериоризирует эту заботу и научается заботиться о себе и других на новом глубоко психологическом уровне.
В современной культуре мужчины значительно меньше обращаются за какой-либо врачебной помощью, чем женщины, находясь в плену героического мифа. Такое обращение кажется временной слабостью, потому что разрушает миф о способности самому справляться со своими психологическими трудностями и, конечно, мужчинам необходимо больше силы и решимости для того, чтобы проявлять заботу о себе, своем психологическом развитии. Главный герой романа Д. Фаулза «Волхв», написанного под сильном влиянием идей Юнга, может послужить не только примером психологической трансформации мужчины, но и примером постоянного сопротивления этой трансформации. Ещё одним литературным примером мог бы послужить герой Олдоса Хаксли в социальной утопии «Остров», восприятие которого глубоко меняется под влиянием реальной психологической практики.
Возвращаясь к решению пройти анализ, можно переформулировать обычный внутренний диалог: настолько ли я нездоров, чтобы проходить анализ? настолько ли я сам не могу справиться со своими проблемами? Думать о том, насколько я личностно развит, чтобы начать этот путь заботы о себе, насколько я готов доверить себя, свои проблемы аналитику?
- Витакер К. Танцы с семьей. — М., 1997
- Гринсон Р. Техника и практика психоанализа. — Воронеж, 1994
- Ильин И. П. Постструктурализм, деконструктивизм, постмодернизм. — М., 1996
- Кадыров И. Психодрама и психоанализ. Моск. психотерапевтический журнал. № 1, 1996
- Пелевин В. Чапаев и пустота. — М., 1996
- Самуэльс Э., Шортер Б. Критический словарь аналитической психологии К. Юнга. — М., 1994
- Скиннер Р. Семья и как в ней уцелеть. — М., 1995
- Томас П. Материалы семинара по процессуальной психотерапии. — М., 1995
- Фаулз, Д. Волхв. — М., 1993
- Фуко М. Герменевтика субъекта. Сб. Социо-логос. — М., 199
- Хаксли О. Остров. — М., 1994
- Хейли Д. Необычайная психотерапия. — С-Пб., 1995
- Хиллман Д. Исцеляющий вымысел. — С-Пб., 1997
- Юнг К.Г. Архетип и символ. — М., 1991
- Юнг К.Г. Структура психики и процесс индивидуации. — М., 1996
- Asper Kathrin. The Abandoned Child Within. — New York: International Publ. Corporation, 1993.
- Henderson J. Thresholds of Initiation. — New York, 1967
- Hillman J. Suicide and the Soul. — London, 1964
- Hillman J. The Myth of Analysis. — New York, 1974
- Neumann Erich. The child. — Boston: Shambhala, 1990
- Wetcher Kenneth. Save the males. — Washington, 1991
www.maap.pro
Станислав Раевский, юнгианский аналитик
Психолог, юнгианский аналитик, кандидат психологических наук, доцент факультета психологии Московского государственного университета им. М.В. Ломоносова (МГУ). Член Международной ассоциации аналитической психологии (IAAP), сопредседатель Московской ассоциации аналитической психологии (MAAP), директор Института креативной психологии.
После школы Раевский поступил на химический факультет МГУ им. М.В. Ломоносова, поскольку этот же факультет выбрал когда-то его отец, а сам Станислав с детства мечта изобрести эликсир вечной молодости. «Я довольно быстро почувствовал, что химия не моя судьба, а понять смысл жизни и тайну смерти можно лишь погрузившись в глубины психики», – вспоминает Раевский. Он не стал заканчивать химический факультет и перевелся на факультет психологии. В отличие от химии, новая специальность сразу заинтересовала: «Я как будто заново родился, запоем читал все, что мог достать, и не только учебные пособия».
В конце 80-х в СССР приехали Карл Роджерс, Вирджиния Сатир и Карл Витакер. Их выступления, не похожие на научные доклады советских психологов, запомнились Раевскому и повлияли на его дальнейший профессиональный путь. Через некоторое время, познакомившись с книгой «Из лягушек в принцы» основателей нейролингвистического программирования Джона Гриндера и Ричарда Бендлера, он решил заняться НЛП. Позже Раевский даже помогал в организации первого визита Гриндера в Москву.
Раевский стал проводить семинары НЛП по всей России, но через несколько лет начал разочаровываться в этом направлении. Он понял, что НЛП часто создавало лишь иллюзию результата и не могло помочь в случае серьезных проблем. Раевский стал изучать психодраму, но затем его заинтересовал юнгианский психоанализ. Тогда в России еще не было образовательных программ по психотерапии, и поэтому Раевский прошел обучение сначала в Институте Карла Юнга в Цюрихе, а затем в Школе для супервизоров в Лондоне.
Раевский убежден, что понять причины многих психических расстройств может помочь не только наука, но и литература и кино. «Сейчас я все больше говорю с клиентом на языке кино, считая, что даже по короткому отрывку из любимого фильма клиента можно понять причины его кризиса быстрее и лучше, чем проведя целую батарею стандартных тестов».
Московский государственный университет им. М.В. Ломоносова (МГУ), факультет психологии
Первая программа IAAP в России (1991-1997)
Программа IAAP и Института К.Г. Юнга (Цюрих) в Москве (1998-2000)
Супервизорская программа IAAP и SAP в Санкт-Петербурге (2001-2003)
Школа для супервизоров IAAP в Лондоне (2009)
Соавтор книги:
- «Поддержка. Психологическая игра»
«Сновидения — как понять и проснуться»
«Role Model»
«Наука снов, разговор филолога и психолога» (совместно с Яиром Заковичем)
Личный профиль на Facebook
Одиночество — это иллюзияЛюди живут в социуме. Если не брать в расчет отшельников и одиноких мореплавателей, обычно человек окружен друзьями, родственниками, коллегами, да и просто прохожими. В моменты особой усталости мы мечтаем остаться одни в тишине, но стоит нам расстаться с любимыми — тоскуем от одиночества. Зачем же мы окружаем себя людьми?
Что значит сон: «Я понимаю, что началась ядерная война»«Ну все, началось!» Мелькает мысль, что надо в бомбоубежище и что лучше не на лифте, а по лестнице. Но сразу же я понимаю, что уже не успеть, потому что стены начинают трястись. Я проснулся в поту, в ужасе, и поверить не мог, что все тихо, спокойно. А потом такое счастье накатило, что это был только сон». Каждый месяц юнгианский аналитик Станислав Раевский расшифровывает картины, которые вы видели во сне.
Что значит сон: «Я нашла в кофре… себя!»«Думаю, вам важно разбудить вашего внутреннего ребенка как во сне, так и в жизни. Закройте глаза и представьте, как вы ее будите. Может, как в сказке, нежным прикосновением или поцелуем. Когда она откроет глаза, попробуйте с ней поговорить». Каждый месяц юнгианский аналитик Станислав Раевский расшифровывает картины, которые вы видели во сне.
Что значит сон: «Я теряю зубы»«Я в ярко освещенной комнате. Ко мне наклоняется женщина в белом халате, что-то говорит. Я выплевываю в лоток три или четыре зуба. Но боли нет, крови тоже». Каждый месяц юнгианский аналитик Станислав Раевский расшифровывает картины, которые вы видели во сне.
Почему важно проигрывать в споре?Мы всегда настаиваем на том, что правы, хотим, чтобы в споре за нами оставалось последнее слово, боимся отказаться от своих заблуждений. Между тем опыт поражений ценнее, чем опыт побед, потому что он дает нам шанс измениться.
Посередине жизниСтанислав Раевский прочел для нас книгу Мюррея Стайна «Когда полжизни прожито…».
К. Г. Юнг «Эон»«Эта книга… складывалась постепенно… в ходе бесчисленных бесед с людьми всех возрастов и всевозможных судеб – людьми в запутанных условиях нашего общества, лишенного корней, похоже, теряющими всякий контакт со смыслом европейской культуры и впадающими в состояние внушаемости…»
www.psychologies.ru
Раевский Станислав :: «ЖИВИ!»
© Дмитрий Терновой
Как и многие известные российские психологи, Станислав Раевский пришел в терапию не сразу, а изрядно «намаявшись» в другой области — химии. «Сначала я пошел по проторенной дорожке: по стопам отца поступил на химфак МГУ. Мечтал когда-нибудь изобрести эликсир вечной жизни,— смеется Раевский, вспоминая студенческие годы.— Но довольно быстро почувствовал, что химия — не моя судьба, а понять смысл жизни и тайну смерти можно, лишь погрузившись в глубины психики».
Промучившись некоторое время на химфаке, Раевский перевелся на факультет психологии. «Я как будто заново родился, запоем читал все, что мог достать, и не только учебные пособия». За 20 лет практики Станислав собрал большую библиотеку и фильмотеку для клиентов и студентов. «Чтобы понять причины депрессии, страхов и одиночества нужен не отстраненный язык науки, а образный и метафорический язык художественной литературы и кино. Например, «Смилла и ее чувство снега» Питера Хёга или «Волхв» Джона Фаулза – прекрасные образцы для психологической работы. Я убежден, что подобная литература гораздо эффективнее помогает найти путь к себе, чем специализированная книжка про личностный рост. Сейчас я все больше говорю с клиентом на языке кино, считая, что даже по короткому отрывку из любимого фильма клиента можно понять причины его кризиса быстрее и лучше, чем проведя целую батарею стандартных тестов».
Знакомство Раевского с практической психологией пришлось на перестроечный период. Он постоянно перечитывал работы Юнга, скопированные на диафильмы, в библиотеке МГУ. Но главными событиями для него стали приезды в Россию звезд мировой психологии и психотерапии: Карла Роджерса, Вирджинии Сатир, Карла Витакера. Для отечественных психологов эти знакомства сразу задали очень высокую планку. Некоторое время спустя Станиславу в руки попала книга Джона Гриндера и Ричарда Бендлера, основателей нейролингвистического программирования, «Из лягушек в принцы». Он был настолько впечатлен, что решил серьезно заняться НЛП. Он даже помогал организовывать первый визит Джона Гриндера в Россию. «От тех лет веяло необыкновенным ощущением свободы и бесконечных возможностей,— вспоминает Станислав.— Мы совмещали семинары НЛП с занятиями айкидо и однажды даже сыграли вместе с Гриндером на тамтамах прямо на Красной площади. Главное, чему я научился у Гриндера – это свободе и честности в работе с клиентом».
После нескольких лет активных разъездов по стране первоначальное восхищение НЛП прошло. «У меня было много тренингов и семинаров по НЛП, и постепенно я стал разочаровываться, потому что видел — большинство техник в случае серьезных проблем не работает, а лишь создает у клиента иллюзию результата. После НЛП и эриксоновского гипноза Раевский посвятил себя изучению метода психодрамы. Но в итоге сделал выбор в пользу глубинной терапии и погрузился в психоанализ — сначала классический (по Фрейду), затем юнгианский.
© Дмитрий Терновой
На этом этапе первым и главным учителем Раевского стал Борис Кравцов — легендарная личность в российском психоанализе. «Он оказался одним из немногих наших специалистов тех лет, кто реально занимался психотерапией. Кравцов учил нас работать с очень сложными пациентами. И когда мы все вместе сидели в группе, обсуждая конкретные проблемы, становилось непонятно, кто из нас в тот момент более нормален — клиенты или терапевты».
К сожалению, в то время можно было получить серьезное образование по психотерапии и консультированию только в зарубежных программах. Поэтому после аспирантуры в МГУ последовали годы учебы: сначала у специалистов из института Юнга (Цюрих), затем — у коллег из Лондона. «В наши дни, – говорит Раевский, — ситуация другая, можно стать юнгианским аналитиком международного уровня, даже не выезжая из Москвы».
Излюбленная тема Раевского — кризис среднего возраста. Он смотрит на него с оптимизмом и считает своей главной задачей помочь клиенту пережить эту «смену эпох». «Если у человека появляются симптомы неудовлетворенности, их не нужно бояться или скрывать, иначе неминуемо появятся более серьезные проблемы. Раз психика дает знак – значит, нужны серьезные изменения в жизни. И здесь юнгианский анализ приходится как нельзя более кстати: помогает, с одной стороны, осмыслить прошлый опыт, с другой – найти, наконец, свой путь».
Эра психологии, которая, по словам Раевского, царит в наши дни, требует от специалистов более широких взглядов на свою деятельность. Современный виртуальный мир — это мир символов: экономических, политических и даже символов любви. Психологи волей-неволей становятся экспертами по очень разным вопросам: от семейно-бытовых до финансово-политических. Поэтому неудивительно, что большинство из них помимо терапии освоили и активно практикуют и бизнес-консультирование, и коучинг. «Лично мне даже нравится работать в этом направлении,— говорит Раевский.— Я хорошо понимаю деловых людей, потому что у меня самого преобладает логическое мышление».
«Любовь» между Раевским и некоторым количеством успешных российских бизнесменов, видимо, взаимная. Иначе не стали бы ходить в деловых кругах шутки вроде «Кризис кризисом, а Раевский по расписанию».
www.jv.ru
Раевский Станислав — МААП
Нарциссизм или как мы ходили к психоаналитикам
Раевский СтаниславНарциссизм или как мы ходили к психоаналитикам
Самоосвобождению психоаналитиков из нарциссической метафоры посвящается
Холодное утро в воскресенье в центре Москвы. Психоаналитики в архаичных костюмах, как будто не знают, что новый нарциссизм предполагает гламурно-свободный стиль. Бесконечные книги на тему вокруг и около психоанализа. Небольшой комфортный зал, и нас человек 15, половина из которых делает доклады. Зеленский, патриарх юнгианского просвещения, был председателем секции и ее ведущим.
Когда стало понятно, что нас, юнгианцев выделили в отдельную секцию, наш пафос показать аналитикам глубину развеялся, и мы в камерной обстановке послушали друг друга. На доклад выделялось минут по 20 -25 и первые полтора часа напоминали режим блиц. Каждый докладчик (видимо, благодаря большому опыту преподавания, успел донести все что хотел).
Первым был лаконичный Хегай Л.А. заявивший, что термин «нарциссизм» придумал Фрейд, завидуя интроверсии Юнга. Потому: незачем нам использовать это устаревшее понятие. Давайте лучше займемся чем-то красивым, эстетичным и ренессансным, например, любовью в сновидениях.
Второй делала доклад Лаврова О.В., наша коллега из Петербурга. Она предложила разделить две ключевые позиции человека эпохи постмодерна: депрессивную и нарциссическую. Доклад был проиллюстрирован прекрасным видеороликом. Нищий на площади просит милостыню на табличке написано – «слепой». Проходит предельно стильный молодой человек и переписывает табличку. На вопрос слепого отвечает, что написал то же самое, только другими словами. Все начинают кидать монеты — нищий счастлив. На табличке надпись: «какой прекрасный день – только я не могу этого видеть».
Центральной идеей моего доклада была смерть очередного Бога – теперь Нарцисса.
Четвертый доклад Пуртовой Е.А. про образы в юнгианской психологии был проиллюстрирован примером из фильма «Пианино», где мужественный Анимус находит дырочку в чулке героини, как аналитик — путь к травмированной душе пациентки.
После каждого доклада и перед перерывом состоялись плодотворные и неформальные дискуссии. Например, обсудили: как столичность способствует формированию нарциссической установки, и может ли ребрендинг помочь Петербургу в целом, и аналитикам в частности? Является ли критика психоаналитиков боем с тенью, позволяющим обрести внутреннее видение? Обсудили, как Фрейд сосредоточен на Эдипе до ослепления – по сути, Нарциссе, а Юнга интересует интроверсия позднего Эдипа, уже незрячего. Могут ли заземляющие образы быть лекарством и/или гробовщиком ложного, нарциссического Я.
Ю.Ж. поделилась своими переживаниями, что ей трудно идентифицироваться с аналитиком, как с Анимусом из фильма «Пианино», а легче — с аналитиком как с Анимой, играющей волшебную музыку для депрессивных деревенских мужчин.
Главным вопросом, конечно, был вопрос: какой бог сменит Нарцисса: коллективный разум Интернета, Мать Земля, похоронившая нарциссического младенца в Апокалипсисе 2012, или любовь, сублимированная новой юнгианской алхимией. Символическое и посмодернистское мышление, собравшихся юнгианцев, позволило им быть восприимчивыми и одновременно ироничными, как к собственным, так и к «как бы чужим» идеям.
Главный вывод: российское юнгианское зеркало, на минутку отразившее стареющего психоаналитического нарцисса, растворило его метафорическую иллюзорность словно снежинку, упавшую на озерную гладь.
www.maap.pro
Психолог Станислав Раевский: отзывы, запись на консультацию
Главная идея фрейдистского психоанализа в том, что наше современное поведение находится под сильным воздействием прошлого. Нам только кажется, что мы ведём себя рационально, адекватно реагируя на текущую ситуацию. Большая часть наших реакций, эмоций и мыслей определяется…
Поворот на себя и магия. Психология и психотерапия предлагает развернуть внимание от внешних задач и проблем на себя. Познай себя, и ты будешь владеть миром. По сути, это суть магии: поменяй внутреннюю реальность, и внешняя тоже изменится. Поэтому психолог может так легко…
«Безумное количество направлений и технологий. Ничего толком не понимая в этом, недостаточно просто прочитать общую информацию. Да и специалистов на этом рынке много. Я искусствовед, и если меня спросить, как, например, объяснить феномен постмодернизма, то навряд ли я…
Насколько наши знания интегрируются в жизнь? Например, наше знание о том, что Земля вращается вокруг Солнца. У большинства из нас в этом нет сомнений, и мы узнали это очень давно. Но как это повлияло на нас? Мы всё равно говорим о закате и рассвете, потому что так и удобнее,…
Манипуляция — слово нехорошее, подразумевающее сознательное действие и ведение других к нужному тебе результату, но, возможно, вредному для них. А спонтанность — слово хорошее, подразумевающее естественное выражение эмоций, откровенность и близость к своему истинному Я. То…
Помните детский фильм «Электроник», где робот постепенно становился человеком? Когда нехорошие люди пытались его похитить, они искали кнопку отключения. Во многом, мы тоже роботы или сложные наборы автоматических реакций. Часть этих реакций врождённая, часть приобретённая, и…
«Платон мне друг, но истина дороже?» Как часто мы цепляемся за слова и начинаем спор. Часто нам кажется, что спор очень принципиальный. Нам очень важно убедить другого в своей правде, указать ему на его ложные представления. Незаметно наша беседа превращается в горячий спор,…
Юнг многократно подчеркивал, что типология связана с устройством сознания. Главная дихотомия сознания, которой посвящено 90 процентов книги Юнга «Психологические типы» — это интроверсия-экстраверсия. Собственно, путь самого Юнга и созданной им аналитической психологии – путь…
Читаю «Травма и душа» самого глубокого современного юнгианца Дональда Калшеда. Дальше следует текст, вызвавший во мне волну чувств и смыслов, попав в резонанс с моими переживаниями. Как искра души может спрятаться, отразившись в кривых зеркалах. Как можно начать стесняться…
Марк Биман (специалист по нейробиологии озарений) обнаружил значимую корреляцию между озарением и эмоциональным состоянием человека: «Чем он счастливее, тем выше вероятность озарения, тогда как усиление тревоги снижает эту вероятность». Кроме того, перед озарением…
В анализе часто приходится обсуждать вину, следующую за злостью. Наорал на ребенка, который совсем комнату не убирает. Зло ответила пожилой маме по телефону, когда она опять подробно жаловалась на здоровье. Каждый раз, когда проходит время, понимаешь неуместность и…
Часто человек, побывавший у психолога, рассказывает о словах, которые на него сильно повлияли. Иногда эти слова «изменили жизнь», «дали надежду», «раскрыли глаза», то есть стали даром, вызывающим благодарность. А иногда «надежду забрали», «заставили себя ненавидеть или…
Как принять упадок и деградацию культур? Как принять то, что ушли в небытие великая культура Междуречья, Вавилона, Майя? Про них можно только гадать. А вот про упадок и падение Рима мы знаем много. Многое известно и о постепенном упадке буддизма в Индии и Китае. Возможно, так…
Часто когда клиенты выбираются из сложной, тревожной и даже драматической ситуации, наступает период относительного спокойствия. Раньше времени совсем не хватало, встреча проходила на одном дыхании. А теперь в диалоге возникают паузы, тема для разговора теряется. Очень важно…
Слушал Быкова. Он начал с письма женщины, одержимой любовью, к женатому мужчине, который не собирается к ней уходить. Живет от смски к смске и просит не отговаривать отказаться ее от ее чувств. « Пробовала уже и не получается». Интерпретация Быкова этой одержимости сводилась…
Вспомните, когда вы испытывали чувство вины последний раз? С большой вероятностью, это чувство вины перед родителями. Я им не звоню — дальше варьируется период (час, день, неделю, месяц) — и чувствую вину. Ведь им одиноко, им нужна помощь и поддержка, а я даже не могу набрать…
Помню в детстве смотрел кино, где герой приходил к принцессе и видел, как за задёрнутыми плотными шторами придворные читают ей стихи о страшном мире там за шторами. Осталось в памяти: «Выли собаки ужасные». Герой срывает шторы, солнце освещает тёмные покои, и принцесса…
Почему ребенок так любит говорить «нет» на большинство предложений родителей? Так он отстаивает себя и свою индивидуальность. Более того, некоторые психологи, например Александр Подьяков, рассматривают такое сопротивление как основу развития. Но часто, особенно если родитель…
Сегодня разбирал сон про секс втроем. Каждый в сновидении был в определённой позиции, роли и получал своё удовольствие. Для сновидца была довольно ясна его позиция. Метафорически она точно описывала его структуру отношений с миром как внешним, так и внутренним. Но намного…
Часто в своей практике слышу жалобы на отсутствие свободы. «Вот если бы у меня не было семьи или такой работы, я мог бы…» Вначале мы проецируем на супруга или работу свои ограничения, потом долго терпим и страдаем ради них, связывая мечту о свободе с избавлением от них….
www.psysovet.ru
Раевский Станислав — МААП
Психоанализ и море
Станислав Раевский
В романе Алессандро Барикко «Море-океан» [1] врач говорит: «Ей может помочь только море, правда, может и погубить, но навряд ли». Перефразируя, я мог бы сказать, ей может помочь только психоанализ, но лишь тот, который как море, правда, может и погубить, но навряд ли. Вот ее сновидение после нашей первой встречи:
Я стою в комнате. К самому подоконнику подступает море, но это непрозрачная вода. Она мутная и белая, как от белка. Пол в комнате наклонный и меня начинает тянуть к окну, за которым море. Я хватаюсь за железную кровать, чтобы удержаться, но это не помогает. Заходит женщина и закрывает окно. Опасность пропадает. Потом я на улице с человеком, одетым в черное. Я захожу в магазин и вижу духи. Они из того же белка, что и море. В сопроводительной бумаге объясняется, что это очень целебные духи, так как изготовлены из костей, которые долго гнили в болоте. Я хочу их купить, но все мои деньги у человека, одетого в черное. Я выхожу на улицу и вижу его. Он уже купил мне два флакона по цене одного, который я видела. Я засыпаю довольная, что у меня на тумбочке стоит флакон с этими духами.
Итак, это первое сновидение в анализе женщины 40 лет, жаловавшейся на депрессивные состояния. Предложенная ее сновидением метафора белкового моря – этого первичного бульона отсылает нас к началу начал, к мифам о рождении мира. Также сновидение намечает план действий аналитика: закрыть окно хаоса и в то же время предлагать этот первичный хаотический бульон в гомеопатических дозах в маленьких флаконах. Это сновидение прекрасно иллюстрирует инстинктивное, ужасающее и, возможно, смертельное для эго стремление к слиянию с морем Самости. Особенность юнгианской психологии в стремлении способствовать потере прежних ценностей эго и постепенном соединении эго с Самостью у людей, перешагнувших рубеж второй половины жизни. Если можно сравнить классический психоанализ с постройкой или, точнее, укреплением корабля эго, юнгианский анализ – это постепенное растворение, деконструкция этого корабля при одновременном сохранении сознания. В этом случае моей задачей, как аналитика будет контейнировать, то есть удерживать на человечески приемлемом, не переполняющем уровне, архетипические содержания. С другой стороны такая тенденция к переполнению бессознательным содержанием не должна только пугать (этот ужас – тема особого анализа). Клиент развивается настолько, насколько развит его аналитик, поэтому это вызов и моим отношениям с морем. Я заражаюсь ее психической инфекцией, заболеваю ее морем, я – человек моря, приносящий ей волшебный флакон с живой водой моря. Насколько я могу быть носителем одновременно нескольких необходимых для нее проекций? Быть женской, материнской фигурой, вовремя закрывающей окно, быть мужской фигурой, приносящей флакон и быть морем? Насколько кости изученных мной теорий стали тем белковым морем, в котором могут рождаться необходимые для души образы? Возможно, таким образом – метафорой будет солярис [2]. Задача аналитика быть солярисом для анализируемого, быть тем, кто сейчас нужен бессознательному анализируемого. В этом солярисе могут всплывать любые фигуры и объекты, бессознательно значимые сейчас для анализируемого. Но этот процесс, безусловно, двусторонний, поэтому анализируемый – это солярис для аналитика. В солярисе души анализируемого всплывают значимые для аналитика образы. Разговор аналитика с этими образами, их персонализация оживляют застывшую поверхность привычной односторонней саморефлексии, анимизирует анализируемого. То, что казалось застывшим объективированным и безгласым, становится текучим и живым как море. Мой контрпереносный сон при работе с этой пациенткой был о разных агрегатных состояниях и о том, что землетрясение страшно лишь для твердого агрегатного состояния. В солярисе могут проявляться любые актуальные образы, например, образ «Титаника». Так, другой моей клиентке снится, что она внутри «Титаника», начинается пожар, она пытается заблокировать огонь с помощью какого-то механизма, отгородив часть корабля. Ничего не получается. Она где-то внутри, вокруг роскошная обстановка дворца – корабля. Как ни странно работает лифт, но подниматься не куда – там пожар. Она ждет, когда хлынет вода и знает, что, скорее всего, выплывет. Если рассматривать «Титаник» как большой и роскошный корабль ее персоны, то он горит. Иногда нет надежды на защитные механизмы, и они не могут отгородить и защитить часть эго, как определенного способа восприятия, от пожара эмоций. Нужно ждать прихода воды бессознательного, и вода сможет не только потушить пожар, но и принести освобождение. В следующем сне она подходит к берегу моря и знает, что его нужно переплыть, но не знает можно ли туда доплыть, и сможет ли она это сделать. Но у нее нет сомнений, что нужно плыть. Поэтому она заходит со своими спутниками в воду, проплывает лагуну, которая загорожена от моря. Из лагуны трудно выплыть, но она это делает. Эти два сновидения оставшиеся на песке ее памяти затрагивают очарование цикла создания и деконструкции. Образы, выплывающие из бессознательного, при всей их титанической важности и индивидуальной осмысленности похожи на песочные Замки. Например, аналитик чувствует в себе спроецированный на него анализируемым образ соблазняющего и одновременно отвергающего отца. Эмпатичность аналитика размягчает жесткость внутренней конструкции анализанта. В такой работе много сложной эмоциональной рефлексии и взаимодействия, тогда промежуточный результат – это деконструкция проекций, защитного механизма, эмоционального застревания, психосоматического тупика. А окончательный результат – это понимание того, что эмоциональное переживание, образ – лишь игра наших энергий. Волны на поверхности моря или песочный Замок, смытый прибоем. В детстве, когда мы строили шалаши, эти хрупкие убежища для хрупкого эго, я очень расстраивался, когда те, кто их строил, говорили: «Давайте беситься!»- и ломали эти зеленые домики. Диониссийство моих сверстником меня пугало и, как я понимаю теперь, привлекало. Поэтому мне хорошо понятны чувства, связанные с цеплянием за привычную идентификацию. Когда в коллективном сознании всплывает из прошлого и тонет в кинематографической иллюзии громада столь же иллюзорной роскоши, можно задуматься о величии моря. Мне кажется, море и горы приучают воображение к адекватным размерам ужасного, от которого невозможно скрыться в шалашах современной культуры. Такое привыкание к осознанию прекрасного или ужасного в аналитическом солярисе и к его последующему растворению и есть самораскрытие личности. Сон о «Титанике» предшествует сну о заплыве через море. Очевидно, что если выплыл в открытое море, вряд ли выплывешь таким же. Чего же мы можем достичь там, в открытом море? Это чувствовать себя морем, на не спокойной поверхности которого отражаются созвездия твоей души. Другой важной амплификацией будет обращение к открытому герметическому путешествию, из которого нет возврата. Подобное описывает Е. Головин в работе «Артюр Рембо и открытая герметика» [3]. Открытая центробежная герметика предполагает возможность инициирующего алхимического путешествия, безвозвратного вояжа. «Нарастающая повелительность «воды» освобождает энергии воздуха и огня, позволяя небесным эйдосам плодотворно проникать в более гибкую, динамическую потенциальность». Анализ второй половины жизни «блуждает как «Пьяный корабль»…» в Поэме Моря — молочно-белой, пронизанной звездами», где стихийные элементы древней космогонии рождают немыслимые, головокружительные пейзажи».
- А. Барикко «Море-океан» // «Иностранная литература, 1998, № 1
- Имеется в виду фильм А. Тарковского «Солярис»
- Е. Головин «Артюр Рембо и открытая герметика» // «Splendor Solis», Москва, 1995
www.maap.pro
«Все, что происходит во сне, невероятно важно»
Я часто спрашиваю клиентов, когда мы работаем со сновидениями: кого вам напоминает персонаж из сна?
На эту тему есть анекдот. Утром у психоаналитика раздается звонок:
– Ой, у меня такой ужас, мне нужно, чтобы вы срочно меня приняли.
У психоаналитика как раз выдался свободный час. К нему приезжает встревоженная пациентка:
– Мне приснилось, что я прихожу к вам на сессию, а у вас спереди ваше лицо, а сзади – лицо моей матери. Я проснулась в ужасе, позавтракала кока-колой, и вот я у вас.
Психоаналитик:
– Кока-кола? И вы это называете завтраком?
Фрейд считал, что за маской любого персонажа из сна прячется лицо матери или отца. Мать мы найдем везде – в любых отношениях, во взглядах и даже способе думать. Это наши первые отношения, и все остальное вырастает из них. В том числе наши желания. Если то, чего мы хотим, не становится реальностью в жизни, оно реализуется во сне. Я верю, что большинство сновидений именно так и устроены: в них мы удовлетворяем свои желания.
Но дело не только и не столько в этом. «Дневной сон» нашей жизни – это точно такой же сон. Я иду по улице или что-то делаю по работе, а у меня внутри – неосознанные или осознанные желания, и я все время ищу, как их удовлетворить.
Был такой отличный эксперимент, в рамках которого исследовалось движение глаз. Испытуемые собирались в помещении, на корпоративе, их снимали и отслеживали движения глаз. На какую часть тела все смотрели чаще всего? Правильно, на попу. Кстати, и мужчины, и женщины.
Желание и сопровождающая его фантазия лежат в основе любого страдания
Чаще всего реализовать свои желания у нас не получается. Поэтому желание, сопровождающая его фантазия и невозможность реализации лежат в основе любого страдания. И даже получая то, чего хотим, мы тоже страдаем, потому что реальность почти никогда не соответствует тому, что мы себе нафантазировали.
Если я хочу удовлетворить свое желание за счет кого-то другого, я обречен страдать. Я требую от него стать тем, кто существует внутри меня, – матерью или отцом. Я делаю его зеркалом своих желаний. Как живой отдельный человек он для меня не существует.
Как выбраться из этой ловушки? Понять, что можно найти счастье в самом желании. У меня есть желание, и мне нужно что-то с ним сделать. Что я могу сделать с ним? Обратить внутрь себя, начать изучать. Наблюдать за собой во время появления желания – как я его переживаю. Но прежде всего я должен понять: то, как я себя чувствую, касается только меня. Другой здесь ни при чем.
А теперь представьте, что вы спите. Более того, вы спите все время, и все, что происходит вокруг – это ваши сновидения. Вышел на улицу, спускаешься в метро – спишь. Вышел из дома, пришел на работу – спишь. Нам кажется, что все, что происходит во сне, не имеет значения. На самом деле наоборот: каждый, кто попадает в фокус вашего внимания, становится невероятно важен. Он в вашем сне – значит, он зачем-то там появился.
Вот мы идем по улице и думаем: «Люди противные, внимания не обращают, они не интересны, не важны». А если я иду, думая, что это сон, мне становится интересен каждый: «А что тут эта бабушка делает? Непонятно. Может, она знает секрет моего счастья? А это кто тут возник?»
Понимая, что мир вокруг – это тоже в каком-то смысле наш сон, мы начинаем проще относиться к тому, что нас задевает. Мы перестаем перекладывать вину за свои эмоции на других, на обстоятельства, ведь мы сами сделали их виновниками нашего страдания. Наши ощущения и воспоминания всегда немного подправлены изнутри – мы воображаем то, что видим, режиссируем это.
А еще во сне мы можем вступать в диалог с объектами, которые там находятся. Можем задавать им вопросы, что-то у них узнавать. Юнг рассматривал все объекты из сна как части нашей психики. По сути, это наши субличности. Они могут стать проводниками, источниками открытий.
Американский психотерапевт Арнольд Минделл считал, что бессознательное говорит с нами не только во сне, но и на уровне тонких периферийных видений. Почувствуйте, куда незаметно двигается ваше тело. Отдайтесь боковому зрению. Попробуйте увидеть человека, который где-то на периферии привлекает ваше внимание.
На занятиях мы выполняем такое упражнение. Вы подходите к человеку, который привлек ваше внимание, и спрашиваете его: «Что вы делаете в моем сне?» Это человек должен ответить первое, что придет в голову. Получив ответ, вы сможете долгое время обдумывать его. А главное, раз мы спим, такая незапланированная встреча может выдернуть нас из матрицы сна.
Выберите любой объект или человека рядом с собой, спросите у него: «Что ты сейчас делаешь в моем сне?»
Юнг считал, что, лишь договорившись со своим внутренним персонажем, мы сможем понять других людей. И напротив, если мы не будем воспринимать других как важных персонажей нашего сна под названием «жизнь», то никогда не проснемся. Мы будем пребывать в тумане собственных комплексов и вместо диалога будем отыгрывать их снова и снова, использовать других как зеркала своих желаний.
Поэтому − входите в контакт с образами, внутренними или внешними. Разговаривайте с ними. Можно делать это мысленно. Выберите любой объект или человека рядом с собой, спросите у него (молча, про себя): «Что ты сейчас делаешь в моем сне?» Получите ответ. Продолжайте диалог: человек или объект будет отвечать вам нечто неожиданное, а вы – отвечать ему. Этот диалог можно продолжать, пока не иссякнет его энергия.
Цель этого упражнения – проснуться от волнообразной природы переживания. Во сне воспоминания похожи на волны, которые постоянно колышут нас, а нам нужно самим стать океаном этих переживаний, стать материалом, из которого сделаны волны. Или зеркалом, в котором они отражаются.
И кстати, отличный ответ на вопрос о том, что ты делаешь в моем сне: «Я люблю тебя».
Материал подготовлен на основе мастер-класса Станислава Раевского на конференции «Психология: вызовы современности».
Об эксперте
Станислав Раевский − юнгианский аналитик, сопредседатель Московской ассоциации аналитической психологии (MAAP), директор Института креативной психологии.
Читайте также
www.psychologies.ru