о чем на самом деле говорит Харуки Мураками, говоря о беге
Партнер рубрики
Ежедневно книжный рынок открывает миру множество новых авторов, работы которых помогают читателям совершить собственные открытия. Редакция сайта rabota.ua запускает новую рубрику – MustRead. Раз в две недели мы будем знакомить вас с наиболее известными и полезными книгам о личностном и профессиональном развитии. О них стоит знать каждому, кто стремится развивать свои сильные стороны и открывать новые. Книжный партнер рубрики – интернет-магазин Yakaboo.
Сегодня мы прочтем книгу знаменитого мастера современной японской литературы Харуки Мураками «О чем я говорю, когда говорю о беге».
Автор и его книгаОднажды владелец успешного джаз-бара решил написать повесть, которая, неожиданно для него самого, увенчалась большим успехом. Вскоре он осознал, что способен на большее, и закрыл любимое заведение ради нового призвания. Новообретенный режим жаворонка вместо привычного ночного бодрствования стал источником творческих сил.
Но, чтобы сохранить хорошую физическую форму, требовалось что-то еще. Простой и практичный вид спорта, не требующий специального оснащения, и которым можно заниматься в одиночестве. Путь становления Харуки Мураками как бегуна едва ли не более интересен, чем как всемирно известного писателя.
Его «беговые заметки», которые увидели мир ровно 10 лет назад, под заголовком «О чем я говорю, когда говорю о беге», известны каждому, кто выходит на беговую дорожку. Но книга ценна не рекомендациями о спорте или здоровье, и потому – интересна не только спортсменам. Писатель протягивает метафору самой жизни, так что иногда не ясна граница, говорит ли он о себе как участнике очередного марафона или просто человеке. Со своими страхами, надеждами и стремлениями.
1. О соревнованиях с самим собойБег на длинные дистанции, по мнению Мураками, относится к тем видам спорта, которые не оставляют возможности для сравнения себя с соперниками. Дело в том, что у каждого участника забега на момент начала соревнований уже сформировались свои стандарты, которым он стремится соответствовать.
И настоящий успехом – если удалось выложиться настолько, чтобы достичь собственной планки.
То же самое, утверждает автор, относится и к его работе как писателя.
2. О становлении себя как личности… если жизнь – автострада, все время ехать в самом быстром ряду не получится. И все-таки я категорически не желаю совершить одну и ту же ошибку дважды. На ошибках нужно учиться, извлекать из них уроки и применять полученный опыт на практике. Пока такая возможность есть.
Познание себя через движение – ценный инструмент самоанализа, по мнению автора. Осознавая потенциал своего тела, мы начинаем хотеть совершенствоваться. Испытывая внутреннее беспокойство по поводу той или иной проблемы, идем сбрасывать напряжение или думать на беговой дорожке. Таким образом, бег развивает не только тело, но и характер.
3. О преодолении границСловно обоюдоострый меч, одиночество защищает вас, но в то же время незаметно ранит изнутри. Я чувствую эту опасность – прежде всего благодаря своему жизненному опыту – и должен изжить ее через постоянное движение.
[…] К тому же бег помогает мне понять, насколько все-таки я слабое и ограниченное существо. Я воспринимаю это на самом низшем, физиологическом уровне. А еще, чем больше я бегаю, тем я становлюсь выносливее.
[…] К тому же бег помогает мне понять, насколько все-таки я слабое и ограниченное существо. Я воспринимаю это на самом низшем, физиологическом уровне. А еще, чем больше я бегаю, тем я становлюсь выносливее.Мураками пишет, что первые занятия давались ему с большим трудом. Однако по мере того, как тело приспосабливалось к новому для себя виду активности, оно начинало вести себя именно так, как нужно. Постепенно появилась возможность увеличивать скорость и расстояния без риска для здоровья. Но для этого требовалось постоянство.
4. О понимании собственных ценностей… Если уж тратить годы, так хотя бы интересно и полноценно, имея какую-то цель, а не блуждая в тумане. И как мне кажется, бег может здорово в этом помочь. Нужно достичь своего индивидуального предела – в этом суть бега. Но это еще и метафора жизни (а для меня и писательского труда). И я думаю, многие бегуны в этом со мной согласятся.
Самых больших успехов, по мнению автора, люди достигают именно в той деятельности, которая приносит им радость и удовлетворение.
Поэтому важно иметь личную систему ценностей и приоритетов, чтобы вовремя понять: даже если что-либо близко многим, не факт, что оно подойдет вам.
5. О настойчивости шаг за шагом… какая бы ни была у вас воля и как бы ни ненавидели вы проигрывать, если тот или иной вид спорта вам не по душе, долго вы им заниматься не сможете. А если и сможете – это вряд ли пойдет вам на пользу.
Поэтому я никогда не даю никому советов заниматься бегом. И не позволяю себе высказываний в духе: «Бег – это чудо! Давайте бегать вместе!» Если человеку интересен бег на длинные дистанции, ни к чему его убеждать, он и так побежит. А если нет, поверьте, уговоры – только пустая трата времени.
Если бы марафонцы сходили с дистанции всякий раз, когда им казалось, что больше они бежать не могут, – вряд ли бы кто-то добегал до финишной черты. Следующий забег вряд ли будет проще, чем предыдущий, но на выручку приходит настойчивость.
6. О главных составляющих любых достиженийВы будете смеяться, но ни опыт, ни возраст не имеют никакого значения.
Мне кажется, в природе существуют процессы, которые, как ни старайся, невозможно изменить. И если вдруг оказывается, что один из таких процессов крайне важен для твоего существования, то единственное, что тебе остается, – путем неустанного повторения измениться (пусть даже до неузнаваемости) таким образом, чтобы он стал неотъемлемой частью твоей личности.
Каждый новый забег для меня – лишь повторение предыдущего.Мураками выделяет три составляющих, которые помогают достигать своих целей: талант, выносливость и умение сосредотачиваться. Последние две, утверждает он, при продолжительной и упорной «тренировке» способны даже компенсировать недостаток таланта в той или иной сфере. Все точно так же, как и с тренировками физическими.
7. О познании своих возможностейПланка начнет повышаться. То же самое происходит с теми, кто ежедневно бегает, чтобы развить мышцы и улучшить фигуру. Импульс – сохранение, импульс – сохранение.
Надо запастись терпением, но, поверьте, первые результаты не заставят себя ждать.Регулярность практики – это не только достижение новых результатов, но и познание всех своих возможностей. То, что раньше казалось чем-то далеким, сегодня – уже норма. Но все же всегда сохраняется неосознаваемая граница, переступить которую не получится, как ни старайся. Тогда можно сосредоточиться на преодолении планок иного рода.
8.Писать книги я во многом научился благодаря ежедневным пробежкам. В основе лежит практическое переживание – естественное и физиологическое. Как долго я выдержу? Насколько жестко смогу себя подгонять? Сколько времени мне нужно, чтобы полноценно отдохнуть, и с какого момента отдых уже во вред? […] Я знаю, что, если бы тогда, когда я стал писателем, я не стал еще и бегуном, мои книги были бы совсем другими. В чем именно? Не могу сказать. Но разница была бы заметная, поверьте.
О жизни в настоящем моментеБег часто называют динамической медитацией. Он помогает осознавать текущий момент и себя внутри него. Свои мысли, чувства, ощущения, окружающую обстановку. У бегуна нет физической возможности через секунду оказаться на километр впереди, подобно тому, как мысли постоянно перескакивают из прошлого в будущее. Держа в голове главную цель, нужно чувствовать и землю под ногами.
Сосредоточенность на ближайшем отрезке дистанции позволяет исключить все второстепенное, и это умение сохраняется и после того, как пересечена финишная черта.
9. Об умении принятия данностейСамое важное для меня – достичь цели, которую я сам себе поставил: добежать до нее собственными ногами. И, добежав, осознать: то, что я должен был сделать – я сделал; то, что должен был стерпеть – стерпел. Из радостей и неудач я извлекаю конкретные (пусть ничтожные, но обязательно конкретные) жизненные уроки.
То, на что мы не можем повлиять, часто заставляет нас переживать.
Но мы можем принять это как данность и делать лишь то, что остается под силу. Принятие неизбежного позволяет не только философски относиться к жизни, но и более рационально использовать энергию, сохранившуюся в результате отказа от этой борьбы.
10. О раскрытии новых сторон себяПонятно, что наступит день, когда ты проиграешь. […] Я прекрасно все это понимаю. И, тем не менее, я твердо намерен держаться до последнего, чтобы момент, когда моей витальности уже не хватит на сопротивление внутреннему яду, наступил как можно позже. Это мое писательское кредо. Кстати сказать, на данном этапе жизни я просто не успеваю исписаться. Я бегу. Даже когда говорят: «Он не творческая личность»
Новый жизненный опыт – то, что позволяет разложить на части реальность и перестроить ее заново, поскольку он не вписывается в уже сложившееся представление о жизни. Нам самим тоже приходится подстраиваться, развиваться. Иногда жизнь сама подкидывает обстоятельства, меняющие нас.
А иногда стоит взять инициативу в свои руки и самостоятельно принять такое решение – пойти навстречу чему-то новому.
Не уверен, что в стокилометровой пробежке как таковой есть особый смысл, но, поскольку это явно ненормальное времяпрепровождение, вы вправе ожидать, что оно произведет некий переворот в вашем сознании. […]
Удивительное ощущение, когда на финише ты уже не понимаешь, кто ты и что здесь делаешь. Наверное, это должно настораживать – но меня не насторожило. Бег приобрел метафизический смысл. Теперь он был первопричиной и определял бытие сущности, обозначаемой словом «я». Я бегу, следовательно, я существую.
Приобрести книгу «О чем я говорю, когда говорю о беге» можно тут.
Что мы уже прочитали:
1. Как сделать свою жизнь: 10 главных мыслей из книги «Поток. Психология оптимального переживания»
2. Право на лидерство: 10 ключевых мыслей из книги топ-менеджера Facebook «Не бойся действовать»
3.
Когда работа приобретает смысл: 10 главных мыслей из книги HR-директора Google «Работа рулит»
4. Настроить личный таймер: 8 главных мыслей из книги «Искаженное время. Особенности восприятия времени»
5. Как «сканировать» реальность: 6 главных мыслей из карьерного бестселлера «Отказываюсь выбирать»
6. Як стати країною інновацій: ізраїльський досвід з книжки «Країна стартапів»
7. Як збудувати щасливе життя: 10 ідей із книги гарвардського професора
8. Мислити оригінально: головні думки з книжки професора Уортонської бізнес-школи
«Страдание и боль всегда обязательны для широкого сознания и глубокого сердца», — «Преступление и наказание» в спектакле «Р.Р.Р.»
Творчество классика русской литературы Фёдора Михайловича Достоевского навечно вошло в мировую историю многоликим пластом искусства, в котором на примере разных судеб чутко отражены глубинные размышления о природе человеческой личности. Вот уже на протяжении 150 лет роман Достоевского «Преступление и наказание» не оставляет равнодушным: произведение анализируют, о нём дискутируют и спорят.
Каждый читатель читает роман сквозь призму своего восприятия: классика вечна, как и бесконечное множество её интерпретаций, точек зрения и разнообразных трактовок.
В репертуаре Московского театра им. Моссовета больше шести лет идёт спектакль «Р.Р.Р.» — авторская постановка режиссёра Юрия Ерёмина по мотивам романа Ф. М. Достоевского «Преступление и наказание».
Знаменитому режиссёру в спектакле принадлежит не только постановка, но и сценарий, сценография и костюмы.
Формулировки «по мотивам» в описании спектакля совсем не нужно опасаться, так как она вполне логична: в один спектакль невозможно полностью вместить огромное произведение Достоевского, где психологический портрет каждого героя и все другие детали прописаны с ювелирной точностью.
Главное, что Ерёмину удалось в своей постановке – это воплотить сценическую интерпретацию великого романа, воссоздав в магическом сценическом пространстве не только знакомых всем со школьной статьи персонажей, но и уникальную атмосферу произведения, мотивацию тех или иных поступков действующих лиц.
В спектакле «Р.Р.Р.» режиссёр размышляет о многих морально-нравственных ценностях, которые не трансформируются с течением времён.
В название постановки символично легли инициалы главного героя – Раскольников Родион Романович
, как и в произведении Достоевского, в спектакле Ерёмина всё действие концентрируется на личности главного героя –психологической борьбе, которая идёт в недрах сознания запутавшегося в непростых жизненных лабиринтах молодого человека.Зрители вместе с Родионом проходят этот путь – от безверия к вере через боль, страх, отчаяние, через преступление.
Родион Раскольников (актёр Алексей Трофимов) — молодой парень, красивый, статный, но потерянный, угнетённый и разочарованный несправедливостью, которая царит вокруг. Именно ощущение фатальной несправедливости окружающей действительности наталкивает Родиона на навязчивую идею: переступить закон.
Согласно теории Раскольникова, люди делятся на обыкновенных и необыкновенных, которым дозволено больше. В своих статьях он проводит параллель с Наполеоном и другими великими личностями, которые ради достижения (по их мнению) глобальных целей не боялись нарушать законы и порядки.
Извечный нетленный вопрос, который когда-либо задавал себе каждый: «Тварь я дрожащая или право имею?» «Смогу ли я переступить?»
Случайное знакомство с пьяницей Мармеладовым (Владимир Сулимов/ Сергей Виноградов/ Олег Кузнецов) и его дочерью Соней, вынужденной жить «по жёлтому билету», ещё больше укрепляет в парне уверенность в справедливости его теории. Соня Мармеладова (Анастасия Пронина/ Анна Михайловская) в трактовке Ерёмина — кроткая, робкая, но сильная девушка, которой вера и молитва помогают не ожесточиться от своей суровой доли. Чувства, зародившиеся у Родиона к Соне, оказывают огромное влияние на поступки молодого человека, и в конечном итоге оказываются спасительными для заблудившейся души.
Опытному, умному, внимательному, мудрому и очень проницательному сыщику Порфирию Петровичу в блистательном воплощении Виктора Сухорукова потребуется много времени и сил, чтобы Раскольников сам пришёл к утопичности своих размышлений. Очень показателен психологический эксперимент Порфирия с узнаванием портрета преступника, за которого он сначала выдал известного учёного, а также инсценировка ложного допроса на глазах Раскольникова.
Алексей Трофимов играет главного героя надрывно и при этом естественно, актёр проживает на сцене разный спектр чувств своего персонажа. Многие из нас именно таким представляли себе Раскольникова, когда читали книгу.
Каждый герой вносит свою лепту в развитие событий и играет определённую роль во внутренней борьбе противоречий Родиона.
Добрый друг вчерашнего студента, искренний и бесхитростный Дмитрий Разумихин (Андрей Смирнов/Дмитрий Попов),
Одержимый сестрой Родиона помещик Свидригайлов в пронзительном воплощении Дмитрия Щербины. Он грозен и жалок, жесток и раним одновременно.
Мать Раскольникова Пульхерия Александровна (Ольга Анохина/Лариса Наумкина) и сестра Дуня (Анна Михайловская/ Александра Кузенкина) безгранично любят сына и брата, поэтому готовы пожертвовать всем ради его благополучия. Только Родион не готов к таким жертвам…
Оригинальной и зрелищной находкой сценографии является воплощение рефлексии Раскольникова – глубинный анализ и борьба, идущая в затуманенном сознании молодого парня, транспонируется на огромный белый холст, на котором в режиме реального времени на печатной машинке отражаются мысли Родиона, его риторические вопросы и ответы. Звук печатной машинки, ритмично отстукивающей клавиши, как маятник бьющегося сердца, эмоционально усиливает некоторые сцены постановки.
Отдельно следует сказать о музыкальном оформлении спектакля, которое точно коррелируется с состоянием героев, обрамляя мрачную атмосферу.
На сцене разворачивается Петербург, с его набережными и мостами, тёмными переулками и широкими проспектами.
На вращающейся платформе декораций нашлось место и убогой коморке Раскольникова под лестницей, где невозможно выпрямиться в полный рост, и богатому мещанскому быту старухи-ростовщицы Алёны Ивановны (Юлия Чирко), где звучит патефон, и кабинету Порфирия Петровича, и комнате Сони Мармеладовой, и арендованным апартаментам Свидригайлова…
В противовес с суровыми реалиями жизни, мрачности и жестокости происходящего лучом белого света выступает искренняя вера, которая спасает самые заблудшие души.
Линия Порфирия Петровича, который намёками и прямым текстом направляет героя в нужное русло, и финал спектакля, когда герои исчезают в белом тумане, оставляет зрителями пищу для размышлений и дарит надежду на исцеление как главному герою, так и всему обществу
Возможно, не все увидят в постановке «Р.
Р.Р» огромный масштаб Достоевского, с присущей ему глубинной философией. На наш взгляд, создатели спектакля «Р.Р.Р.» понятным и доступным языком достоверно и масштабно рассказали историю «Преступления и Наказания», обнажив глобальные проблемы и душевные скитания человека, деградацию общества, обесценивание моральных норм и непрерывную борьбу с самим собой.
Все герои на финальным поклонах очень атмосферно появляются из тумана теней. Эта сцена вновь и вновь говорит нам о том, что внутренняя борьба свойственна не только Раскольникову, но и каждому из нас.
В спектакле «Р.Р.Р.» удалось нивелировать временные и пространственные границы между столетиями и обнажить проблемы, волнующие человека, сделать героев не книжными и шаблонными, а живыми.
Ближайшая дата «Р.Р.Р.» 15 сентября.
В финале нашей статьи немного абстрагируемся от конкретного спектакля и скажем несколько слов об уникальной атмосфере, которая царит в Театре им.
Моссовета.
В фойе второго этажа функционирует музей театра, где представлены экспонаты многолетней истории легендарного храма искусства.
Перед спектаклем на основной сцене и во время антракта в фойе театра виртуозные музыканты играют на рояле любимые мелодии. А ещё там же установлен большой аквариум, где можно релаксировать, наблюдая за жителями мирового океана.
И, конечно, напоминаем, что здание легендарного театра расположено в очень уютном саду «Аквариум», который является одним из оазисов тишины и умиротворения в самом центре динамичного мегаполиса.
Как все мы знаем, большинство театров летом закрываются на каникулы, Театр им. Моссовета – исключение. Это один из немногих театров столицы, которые в июле и августе продолжают работать в обычном режиме, даря москвичам и гостям столицы возможность в летний период наслаждаться многогранным репертуаром легендарного храма Мельпомены.
Добро пожаловать в театр и помните, что только здесь можно «остановить на миг мгновение и возродиться вдохновением!»
За «Преступлением и наказанием» наблюдала корреспондент Бурулёва Юлия
Фотограф: Елена Лапина
Чтобы избежать страдания, идите прямо в боль.
Интервью с Шинзеном Янгом — Духовность — Интервью — Медитация — Психология — Эрос и КосмосАвтор интервью Д. Патрик Миллер.
Оригинал опубликован 16 августа 2017 в онлайн-журнале Elephant.
В те месяцы, которые предшествовали президентским выборам в США в 2016 году, терапевты начали сообщать о том, что возросло количество клиентов с тревожными расстройствами и депрессией в связи с тем, что Дональд Трамп мог выиграть эти выборы.
Как написала в своей колонке в журнале Слейт в сентябре 2016 Мишель Голдберг: «Жертвы тревоги, которую вызывает Трамп, описывают такие симптомы, как ночные кошмары, бессонница, проблемы с пищеварением и головные боли. Кажется, что терапевты помогают своим клиентам пройти не столько через выборы президента, сколько через нервный срыв национального масштаба».
А затем Трамп победил.
В течение нескольких месяцев после его избрания мы наблюдали, как национальное сознание скатывается в горькую ангажированность, стыд на национальном уровне, подкрепляемый международными насмешками, и для миллионов людей — чувство довлеющей обреченности, которое лишь слегка облегчают мысли про импичмент или добровольный уход с поста президента.
Вскоре после избрания Дональда Трампа я взял интервью у Шинзена Янга, одного из старейших американских учителей осознанности, автора книги «Наука Просветления». Тема этого интервью: как мы можем изменить своё внутреннее состояние таким образом, чтобы снизить количество страдания — и не только от политических, но и от множества других причин.
Практик медитации и консультант нейроисследований, Шинзен предлагает рациональную и научную точку зрения на область, традиционно склонную к размытым формулировкам и мистическому языку. Как он сам часто говорит, его задача — убрать из мистицизма туман.
После того, как Шинзен закончил факультет азиатских языков в UCLA, он поступил в докторантуру по буддийским исследованиям в Университете Висконсина. Во время подготовки к диссертации, он прожил три года монахом на горе Койя в Японии, в монастыре буддийской школы Шингон (японской ветви ваджраяны). Там он и получил это имя — Шинзен, и впервые начал серьезно медитировать, что и привело в дальнейшем к его преподавательской деятельности.
В частности, его монашеская практика включала в себя 100-дневный зимний ретрит, проведенный практически без обогрева и в почти полной тишине, без еды после полудня, и вдобавок — с «очищением холодной водой», когда нужно было ежедневно выливать ледяную воду из ведра на голое тело. Как Шинзен вспоминает в своей книге: «Было так холодно, что вода замерзала в тот момент, когда касалась пола, а полотенце замерзало прямо в руках, и я босиком скользил по ледяному полу, пытаясь вытереть тело насухо затвердевшим кухонным полотенцем».
Проходя через все эти мучения, Шинзен заметил, что если он сохранял состояние повышенной концентрации, то переживание страдания существенно снижалось. Когда же внимание убегало, страдание было невыносимым. На третий день этого испытания, на него снизошло:
«У меня было всего три варианта: либо я проведу следующие девяносто семь дней в состоянии повышенной концентрации в течение всех часов бодрствования, либо я проведу их в крайних мучениях, либо вовсе сдамся и не смогу закончить то, на что согласился.
Выбор был очевиден».Шинзен закончил 100 дней тренировки. После этого он мог «сознательно ощущать вкус повышенной концентрации в любой момент по желанию. Сто дней из моей жизни оказались крайне низкой ценой за то, чтобы научиться жить совершенно иначе».
Мы можем конструктивно использовать любой дискомфорт в нашей жизни, чтобы развивать навыки сосредоточения, ясности и уравновешенности
К счастью для всех нас, положительные эффекты тренировки навыков осознанности доступны и без того, чтобы идти на такие экстремальные меры. Собственно, Шинзен и говорит о том, что мы можем конструктивно использовать любой дискомфорт в нашей жизни для того, чтобы развивать навыки сосредоточения, ясности и уравновешенности.
Для тех, кто не перестал ещё дрожать после того, как на нас вылили трамповское ведро ледяной воды, прозрения Шинзена могут оказаться согревающими и бодрящими.
Как мы можем адаптироваться ко всё продолжающейся травме президентства Трампа без того, чтобы скатываться в отчаяние или тревожность?
Шинзен: Вот есть эта внешняя причина, которая вызывает мои страдания.
Я переживаю страдание как ощущения эмоций гнева, ужаса, скорби, стыда и беспомощности в теле, и как сумятицу в голове. Всё это — неприятные сенсорные переживания. Мне нужно различать внешние обстоятельства от этих сенсорных переживаний, в особенности потому, что эти внешние обстоятельства — определённые люди у власти делают что-то, что меня огорчает — в ближайшее время никуда не денутся.
Есть два способа снизить количество страданий: изменить обстоятельства, и учиться более осознанному проживанию любых своих сенсорных откликов
Есть два способа снизить количество страданий. Первый — изменить те обстоятельства, которые являются триггерными для наших сенсорных реакций. Конечно, у этого способа есть очевидные ограничения. Вне зависимости от того, насколько пылко мы жаждем изменить политические обстоятельства, они не изменятся в ближайшем будущем.
Другой способ — учиться более осознанному проживанию любых своих сенсорных откликов. Я определяю осознанность как набор из трёх навыков внимания, которые включают в себя силу сосредоточения, сенсорную ясность и уравновешенность.
Сила сосредоточения — это способность фокусироваться на том, что вы считаете уместным. У большинства людей уровень сосредоточения довольно низкий.
Сенсорная ясность — это способность разобраться в том, из каких сенсорных потоков складывается ваше восприятие происходящего. Что из этого относится к визуальным переживаниям? Что к телесным? Что к аудиальным? Что из этого — внутренние образы, или внутренний монолог? Сенсорная ясность — это способность разбирать так собственные переживания в «режиме реального времени» по мере того, как всё это происходит.
Уравновешенность — это способность позволять сенсорным переживаниям приходить и уходить без борьбы — без того, чтобы реагировать на них, пытаясь их удержать или оттолкнуть.
Когда вы разовьете эти навыки, то сможете убегать в дискомфорт. Мы все знаем, что значит убегать от дискомфорта: я или пытаюсь заглушить его, или пробую отвлечься, или убираю источник.
Крайняя мера — лишить себя жизни.
Убегать в дискомфорт кажется странной идеей, но многие люди ощущали в жизни что-то подобное. Возможно, когда-то вы переживали ситуацию, которая была физически, эмоционально или психологически неприятной (или даже всё это сразу), и вдруг в какой-то момент вы перестали с ней сражаться. Вместо этого вы открылись ей навстречу, признали все сопутствующие этой ситуации сенсорные переживания, и всё ещё чувствовали боль или дискомфорт.… но это уже не составляло проблему. Вы можете настолько полно ощущать дискомфорт, что «убегаете» в него.
Вы можете ощущать боль без страданий: не обязательно заглушать её анестетиками, алкоголем или наркотиками, и не обязательно отворачиваться от обстоятельств
Идея о том, что вы можете ощущать боль или дискомфорт без страданий — это очень глубокая и важная идея, потому что она даёт вам выбор, когда вы не можете изменить внешнюю ситуацию: не обязательно снижать чувствительность и заглушать боль анестетиками, алкоголем или наркотиками, и не обязательно отворачиваться от обстоятельств.
В каком-то смысле, вы проживаете страдание с большей остротой, но меньше воспринимаете это как проблему. Другими словами, болит больше, а беспокоит — меньше.
Расскажите про это чуть больше. Интересно, что вы говорите именно про остроту.
Шинзен: Полнота переживания — это способ измерить то, насколько вы были осознанными во время этого переживания. По мере того, как вы привносите всё больше сосредоточения, ясности и уравновешенности в собственные переживания, они становятся всё более и более полными. Когда вы фокусируетесь на них осознанно, вы воспринимаете их более наполненными. Это я и называю остротой.
А поскольку в эти моменты вы не пробуете как-то удержать сенсорный опыт или уклониться от него, он становится намного более текучим и оказывается совсем иной сущностью, чем был бы без этого. Ваши субъективные переживания приносят меньше страдания, невзирая на то, что они становятся в каком-то смысле более интенсивными. И важный результат: теперь дискомфорт мотивирует и направляет ваше поведение, а не искажает и провоцирует его.
Можно представить себе это так: H₂O остаётся H₂O вне зависимости от того, кусок ли это льда, текущая вода реки, или пар в воздухе. Не важно, в каком физическом состоянии находится это химическое соединение, вода всегда остаётся водой. Но между этими физическими состояниями — огромная разница. Вы можете пить или купаться в текущей воде, но с кусками льда это уже не получится. Растопите лёд, и вы сможете и напитать себя, и очиститься.
Так вот, представьте, что вы живёте на замёрзшей планете, где все видели воду только в состоянии льда. И тут кто-то рассказывает вам о том, что вы можете пить воду и купаться в ней. Конечно, вы скажете: «Что?!», ведь для вас вода — это лёд. Вы просто не знаете о других состояниях воды, потому что выросли на такой планете.
Когда дело доходит до осознанного проживания эмоций, большинство людей живёт на замёрзшей планете.
Они знают, что такое гнев, ужас, стыд и смятение, и думают, что уже знают всё, что можно знать про эти переживания.
Но они знают только одно состояние этих эмоций — неполное, замороженное. Очень сложно представить себе, каким окажется их состояние, если прожить все эти эмоции с таким уровнем сосредоточения, ясности и уравновешенности, что вместо того, чтобы затвердевать и сворачиваться в страдание, они станут безусильным природным потоком. Очень сложно вообразить, что они могут напитать вас или очистить ваше сознание.
Когда мы проживаем физический, эмоциональный и психологический дискомфорт целиком и полностью, то он изменяет своё состояние подобно тому, как лёд тает и становится водой. Это всё ещё H₂O. Боль — это всё ещё боль. Но текучая боль обладает совершенно иным потенциалом, чем боль затвердевшая.
Когда вы не можете изменить внешние обстоятельства, которые вызывают страдания, и не хотите только лишь притупить боль, то можно учиться переживать дискомфорт из состояния повышенной осознанности.
Поскольку вам всё ещё больно, это будет мотивировать вас к тому, чтобы менять обстоятельства.
Но поскольку ваши действия больше не искажает и не провоцирует страдание, они с большей вероятностью станут эффективными, и не принесут нежелательных и неожиданных результатов.
Когда вы не можете изменить внешние обстоятельства и не хотите лишь притупить боль, то можно учиться переживать дискомфорт из состояния повышенной осознанности
Я думаю, что многие люди рассматривает медитацию как средство для достижения чего-то — а именно, просветления, — которое кажется состоянием постоянной и блаженной отрешенности, в котором вам не нужно иметь дело с обычным миром. Другими словами, вы отрешаетесь от мира и достигаете просветления так, что больше не чувствуете боли.
Шинзен: Я не использую слово «отрешенность», мне больше нравится «уравновешенность». Отрешённость больше связана с отношением к объективным обстоятельствам, где вы перестаёте взаимодействовать с миром. Но ведь мы на самом деле не хотим быть отдельными от мира, становиться полностью безразличными или апатичными по отношению к неприятным обстоятельствам, политическим или любым другим.
Мы зависим от органов чувств, которые рассказывают нам о том, как обстоят дела, и уравновешенность — это способ отношения к нашим чувствам. Это и правда отделённость в том смысле, что вы перестаёте вмешиваться в естественный поток собственных сенсорных переживаний, но такая отделённость позволяет вам проживать все чувства намного более полным образом.
Так что вместо того, чтобы отрешаться от боли, вы начинаете переживать боль острее и полнее, но страдание при этом снижается. Это может даже привести к тому, что вы оказываетесь счастливыми посреди той боли, которая в другой ситуации сделала бы вас несчастными.
Вместо того, чтобы отрешаться от боли, вы начинаете переживать боль острее и полнее, но страдание при этом снижается
Какова связь между осознанностью и бессамостной природой переживаний?
Шинзен: По мере того, как все переживания становятся более и более осознанными, происходит интересный процесс: ваше восприятие себя изменяется.
Некоторые люди называют это переживание «не-я» или бессамостным, тогда как другие называют это «найти своё истинное я».
На что указывают эти кажущиеся противоречивыми идеи? На то, что с осознанностью самовосприятие становится более гибким. Иногда оно воспринимается безграничным, а в другие моменты оно будто схлопывается в ничто. Или занимает любой промежуточный размер.
Если мы воспользуемся снова той метафорой с состояниями воды, то большинство людей воспринимают себя в замороженном состоянии. В результате, зачастую они себя не слишком любят. Чем более текучим и осознанным оказывается наше чувство «я-есть-ности», тем менее оно завязано на страдания. Когда вы привязаны к «замороженному» чувству себя, то скорее станете искать анестезию и способы затупить переживания, будете думать о самоубийстве или обвинять внешние обстоятельства в своём страдании.
Тогда вы не сможете убежать в дискомфорт, или воспринимать его как часть богатства жизни. Дискомфорт становится вашим врагом, чем-то, что следует всеми способами избегать.
И вот тогда ваше поведение становится искаженным и реактивным.
Я не считаю, что поведение большинства людей является искаженным и реактивным в каких-то больших масштабах. Вероятно, для большинства людей это небольшие искажения и небольшая реактивность, но вот в чём проблема: людей много, и времени тоже много. И когда множество людей поступает слегка реактивным и искаженным образом на протяжении длительного времени, последствия могут быть катастрофическими.
Как появился Гитлер? Он был не просто одиноким социопатом, но результатом того, что миллионы немцев не знали, что делать со своим страданием, и в конечном итоге привели себя к чудовищно искаженным действиям в качестве решения.
Мы видели подобный эффект во время прошедших президентских выборов, когда Трамп хвалился, что может застрелить кого-нибудь на Таймс Сквер, и не потерять при этом большого количества голосов. К сожалению, видимо, он был прав. Очевидно, что миллионам людей нравилось его негативное отношение и поведение, поскольку они не были ни шокированы, ни как-то потревожены ими.
Они не воспринимали эти искажения как что-то нездоровое.
Шинзен: Когда я сталкиваюсь с ситуацией в мире, которая кажется ужасной, я спрашиваю себя: «Если смотреть в глубину, то что послужило здесь причиной?». И это всегда оказываются люди, которые хотят поступать правильно, но выбирая действия на основе страдания. Так попытки поступать правильно превращаются в ужасные неправильные дела.
И тогда я смотрю на себя и говорю: «Чёрт возьми, я хочу быть уверен, что моё восприятие гнева, ужаса, скорби, стыда, беспомощности или смятения будет настолько осознанным, насколько у меня получится». В противном случае, я буду в той же ситуации, как все те люди, поведение которых провоцируется их страданием.
Но практика медитации — это не бегство или обезболивающее лекарство от того, что вас беспокоит. Наоборот, она приведёт вас к тому, что вы станете проживать ту боль и дискомфорт, которые будут появляться в вашей жизни, более интенсивным образом. А вот степень страдания снизится.
На субъективном уровне, вас будет меньше беспокоить всё то, что происходит в жизни. На объективном, вы сможете лучше и эффективнее взаимодействовать с любыми жизненными ситуациями.
Во всё это может быть сложно поверить, если у вас ещё нет опыта осознанности, но я обязан сказать что-то ещё более невероятное. Мы уже определили, что по мере того, как вы учитесь привносить сосредоточение, ясность и уравновешенность в сенсорные переживания, внешние и внутренние, эти переживания проходят через фазовый сдвиг, подобно тающему льду. Этот фазовый сдвиг влияет на то, как вы воспринимаете себя, делая это восприятие менее жёстким и ригидным, но он так же влияет и на то, как вы воспринимаете мир. Он приводит к здоровому крушению фундаментального барьера между «внутри» и «снаружи». Обычно это называется переживанием единства.
Возможно, это звучит как клише, но такое состояние является частью повседневной реальности для практикующих осознанность. Поскольку внутреннее состояние «я» становится более гибким и текущим, то всё то, что в обычном состоянии воспринимается как «чужое», становится не очень-то и чужим.
Вы начинаете понимать, что и вы сами, и все вещи или существа перед вами постоянно возникают из общего духовного источника, и постоянно возвращаются в него обратно. «Я» и «мир» оказываются одним и тем же.
У этого фазового сдвига есть не очевидные преимущества. Скажем, например, что каждый раз, когда вы видите Дональда Трампа, вас охватывает страх, презрение и отвращение. Вы жутко страдаете просто от того, что ежедневно как-то соприкасаетесь с информацией о нём. Но если вы также ежедневно испытываете некоторую степень единства, у вас может быть, пускай всего на короткий миг, прямое переживание того, что любовь Духа пробуждает и вас и Трампа к существованию, прямо там, в тот момент. После этого мгновения единства может вновь прийти ваша обычная реакция страдания.
В состоянии осознанности любовь всегда идёт первой. Любите глубоко, чтобы иметь возможность действовать эффективно
В состоянии осознанности любовь всегда идёт первой. Я не говорю об эмоциональной или романтической любви, но о настоящей любви, когда вы напрямую переживаете то, как Источник любит и вас и другого, и тем пробуждает вас к существованию.
Если такое восприятие всегда предшествует вашим сенсорным реакциям, это не значит, что у вас больше не будет этих реакций. Вы всё ещё будете презирать и бояться Трампа, если это действительно ваши настоящие реакции. Но одновременно с этим у вас также не будет другого выбора, кроме как любить его, глубоко и по-настоящему.
Если вы сможете глубоко любить всё, то будете идти по этому миру как гигант, не страдая даже в моменты столкновений с демонами.
Если вы не страдаете, вне зависимости от количества дискомфорта, то сможете действовать оптимальным образом для того, чтобы этот мир становился лучше. Так что всем своим друзьям, которые шокированы избранием Трампа, я говорю одно: любите глубоко, чтобы иметь возможность действовать эффективно.
Кроме трагического выбора своего главного управляющего, Америка страдает от настоящей чумы — зависимости от болеутоляющих средств. Как по вашему мнению, осознанность — это противоположность зависимости?
Шинзен: Да, безусловно.
Я использую для этого слово «реактивность». Зависимость — это попытка или избежать дискомфорт, или повысить переживание удовольствия, но в конечном итоге она не предоставляет ни того, ни другого. И наоборот, навыки осознанности позволяют вам переживать дискомфорт как часть богатства и наполненности жизни, а также усиливают восприятие удовольствия так, что оно становится по-настоящему удовлетворяющим. А поскольку вы живёте во всё более приятном состоянии, вам не нужно вновь и вновь принимать вещества, чтобы кайфовать в промежутках между фазами отчаяния или депрессии.
Осознанность делает возможным исключительное удовлетворение от сравнительно небольших радостей, тогда как зависимый человек вынужден постоянно увеличивать количество или интенсивность стимулов для того, чтобы получать столько же удовлетворения, что и раньше.
В какой-то момент жизни с вами случится что-то такое, что вас действительно «зацепит»: вы заболеете, или получите травму, или кто-то предаст вас, или кто-то неправильный станет президентом США.
Раньше или позже, но что-то серьезное обязательно произойдёт.
Если вы подготовитесь, тренируя и развивая три базовых навыка сосредоточения, ясности и уравновешенности, то сможете использовать дискомфорт так же, как монахи, отшельники и шаманы делали это на протяжении тысяч лет.
Вам не нужно бежать в монастырь, чтобы избавиться от дискомфорта, потому что вы научились тому, как убегать в дискомфорт, и таким образом — монастырь приходит к вам сам.
Сама жизнь предоставит вам достаточно интенсивной практики, на основе которой вы сможете расти и развиваться, если будете готовы воспринять её.
Страдание и хроническая боль | Данилов А.Б.
До середины 1960–х годов боль считали неизбежным сенсорным ответом на повреждение ткани. Слишком малое значение придавалось аффективному аспекту ощущения боли и совершенно игнорировалась роль генетических, половых различий, прошлого опыта, уровня тревоги и ожидания. В последнее время достигнуты существенные успехи в понимании реализующих боль механизмов и в лечении пациентов, жалующихся на боль.
Также был объяснен вклад ряда факторов, лежащих вне организма (тела) пациента. Боль является наиболее частой жалобой, по поводу которой люди обращаются к врачу. Почти все из нас когда–либо испытывали головную боль, получали ожоги, порезы или другие болевые ощущения в течение своей жизни. Те, у кого были произведены операции, обязательно испытывали послеоперационную боль. Старение также сопровождается увеличением вероятности развития хронической боли. Несмотря на колоссальные затраты системы здравоохранения на мероприятия, связанные с борьбой с болью, несмотря на продвижение в понимании механизмов лежащих в основе боли, в настоящее время огромное число людей с хронической болью получают неадекватное лечение.
Боль – это ощущение угрозы или повреждения биологической целостности [J.D. Loeser, 2006]. Страдание – это ощущение серьезной угрозы или повреждения «я–концепции» (себя), возникающее, когда развивается противоречие (диссоциация) между тем, что кто–то ожидает от себя, и тем, что он (реально) делает или кем является [C.
R. Chapman, J. Gavrin, 1999]. Некоторые пациенты с непреходящими и некупируемыми болями страдают из–за того, что болезнь меняет то, «кем они являются». На физиологическом уровне, хроническая боль вызывает расширенный и деструктивный стрессорный ответ, характеризующийся нейроэндокринной дизрегуляцией, усталостью, дисфорией, миалгией, нарушением физической и психической деятельности. Констеляция этих ощущений дискомфорта и функциональных ограничений благоприятствует формированию негативного мышления и образованию порочного круга стресса и инвалидности. Мысль о том, что определенный вид боли не поддается контролю, ведет к стрессу. Пациенты страдают, когда эта боль не дает им возможности нормально работать, вести полноценную семейную и социальную жизнь. Хотя больной может страдать из–за многих причин, задача врача – сделать все возможное, чтобы предотвратить или облегчить страдание путем контроля над болью. Страдание является незнакомым (непонятным) понятием для многих врачей, и его связь с болью не совсем ясна.
По предложению Международной ассоциации по изучению боли [IASP, 1994] боль формулируется, как «неприятное сенсорное и эмоциональное ощущение (переживание), связанное с состоявшимся или потенциальным повреждением или описываемое в терминах такового». Чувствительная составляющая (боли) представляет собой информацию, чрезвычайно значимую с точки зрения адаптации и выживания. Эмоциональная составляющая определяет биологическую значимость повреждения для пациента.
Понятия «страдание» и «боль» часто смешивают (используют как синонимы), однако они представляют собой два совершенно различных феномена. Страдание – более широкое состояние (понятие), включающее в себя много различных аспектов и имеющее много различных причин, одной из которых и является боль. Не всякая боль вызывает страдание и не всякое страдание выражается в виде боли или сосуществует вместе с болью, происходит от боли.
Страдание подразумевает претерпевание (испытывание) чего–то неприятного и неудобного, содержащего потерю или повреждение, или ощущение (переживание по поводу нарушения собственной целостности) инвалидности.
Для того чтобы понять страдания пациента, необходимо осознавать, что пациент является динамической психологической и социальной единицей. Cassell [E. Cassell, 2004] предлагает врачам «смотреть на пациентов, как на людей». Он подчеркивает сложность индивидуальности, уникальность личной истории (судьбы) индивидуума и социокультуральный контекст человеческого существования. Cassel считает, что страдание является следствием ощущения неминуемого разрушения личности или существенной части личности. Мы определяем страдание, как постижение (осознание) разрушения интегративной целостности «я». Это сложное и многоуровневое понятие. Можно условны выделить следующие уровни «я».
Неврологическое «я» – на неврологическом уровне «я» существует в виде центрального представления о своем теле. Melzak называет это «я» «нейроматрицей тела» [R. Melzak, 1999]. Неврологические исследования людей с ампутированными конечностями или с врожденным отсутствием конечностей свидетельствуют о том, что в мозге существует внутреннее представление о теле.
Когда человек теряет руку, он или она сохраняют ощущение руки, поскольку центральное представление о руке остается интактным.
«Агент «я» – на бихейвиористском уровне «я» является целеориентированным агентом, взаимодействующим с материальным и социальным окружением в поисках удовлетворения своих потребностей. «Агент «я» строит свои отношения с другими в одних случаях по принципу кооперации, в других ситуациях по принципу конкуренции. Выбираемый стиль (способ) взаимоотношений определяется степенью доступности индивида к ресурсам, необходимым для достижения цели. Собственные представления (верования, установки) об эффективности «агента я» называются самоэффективностью (от англ. – self efficacy) и определяют степень веры в себя. Эти представления играют важную роль в приспособлении к патологическим болевым состояниям.
Когнитивное «я» – на когнитивном уровне ощущение «я» представляет собой продукт (результат) более фундаментальных процессов. Чувство «я» включает переживания (размышления, представления) о прошлом и будущем, память о прошлом и прогноз на будущее.
Отсутствие этих свойств наблюдается у некоторых пациентов после травматического повреждения мозга. У многих больных шизофренией наблюдается искаженное чувство «я» («себя») и драматическая нечувствительность к тканевому повреждению при полной интактности ноцицептивной системы. У здоровых людей чувство «я» («себя») крайне индивидуально, люди различаются по степени самооценки, готовности измениться, уязвимости в отношении эмоциональных нарушений.
Динамическое «я» – рассматривая «я» как динамическую характеристику, ощущение себя постепенно меняется по мере взросления. Взаимоотношения и социальная идентификация становятся наиболее важными в более зрелом возрасте. По мере нашего старения наше чувство «я» («себя») развивается и адаптируется с большей или меньшей степенью успеха. Психологические исследования отмечают (определяют) переход от ощущения «себя», основанного на физических атрибутах и деятельности, к чувству «себя», основанному на мудрости и внутреннем росте [L. McCracken, 2004].
Такой процесс получил название «успешное старение» (или мудрое старение) (от англ. – wise aging).
Страдание обусловлено угрозой или повреждением интегративной целостности «я» («себя»), отражает диссоциацию между тем, что индивид ждет от себя, и тем, что он реально из себя представляет (кем он на самом деле является). Серьезное изменение психосоциальной траектории человеческой жизни, например, в связи с началом неконтролируемой боли, может вызвать подобную диссоциацию и затем привести к изменению самоидентификации (ощущения «себя»). Многие пациенты вследствие этой диссоциации ощущают потерю самоуважения, и им необходимо время, чтобы осознать, кто они такие (что они из себя представляют) и адаптироваться к новой ситуации.
Психосоциальные последствия физиологически разрушающего события или состояния существенно различаются в зависимости от самоидентификации индивида. Развитие болезненного артрита суставов пальцев будет иметь минимальные последствия для большинства людей среднего возраста, но может быть трагическим для профессионального музыканта, поскольку это может существенно отразиться на его или ее перспективах в будущем.
В каждом конкретном случае уязвимость к страданию в определенной степени зависит от того, что он или она из себя представляют и чем он или она занимаются в обществе (какое место он или она занимает в обществе).
Как боль вызывает страдание?
Многие врачи считают, что боль является исключительно субъективным, приватным переживанием. Эта точка зрения верна, но не является исчерпывающей (полной). Повреждение ткани вызывает болевую импульсацию. Периферические и центральные механизмы могут усиливать болевую импульсацию через сенситизацию (по механизму сенситизации). Повреждение ткани может вызвать ноцицептивную, нейропатическую боль или оба вида боли одновременно. Воспаление и повторная импульсация сенситизируют как периферические нервы, так и нервные проводники спинного мозга, таким образом снижая болевой порог. Определенное ингибирующее влияние оказывают структуры среднего мозга (медулярные). Сигналы поступающие по таламокортикальным путям, сигнализируют об опасности (в связи с травмой).
Активность в спиногипоталамических путях и мостогипоталамических путях действует как стрессор, возбуждают паравентрикулярное ядро гипоталамуса и таким образом инициируют сложный, кратковременный адаптивный нейроэндокринный ответ (стрессорную реакцию) в гипоталамо–гипофизарно–адреналовой системе. Длительное сохранение (продолжение) ноцицептивного или нейропатического влияния может вызвать срыв нейроэндокринной регуляции (дизрегуляцию эндокринной функции).
Стрессором может быть любой опыт, физиологический или психологический, нарушающий гомеостаз. Стрессоры могут быть позитивными (адаптивные, вознаграждающие) или негативными (угрожающие, вредные). Негативные физиологические стрессоры включают в себя травматическое повреждение, потерю крови, токсические эффекты, голодание и подверженность резкой смене температуры. Психологические факторы могут определять, будет ли являться определенное событие стрессором или нет. Некоторые психологические факторы являются негативными стрессорами.
К негативным психологическим стрессорам относятся потеря контроля над обстоятельствами, отсутствие предсказуемости в окружающей среде, отсутствие обратной связи с окружающей средой. Когнитивные установки, такие как негативные верования (убеждения), ожидания, предположения, верные или неверные, могут действовать как стрессоры. Поэтому в то время как ноцицептивная стимуляция вызывает прямую стрессорную реакцию, негативная установка может действовать, как вторичный стрессор. Психологический стрессор может вовлекать различные нервные пути, усиливая общую угрозу для организма.
Стрессорная реакция является адаптивным паттерном невральной и эндокринной активации, поведенческих изменений, направленных на восстановление гомеостаза. Во многих ситуациях этот паттерн является благоприятным, коротким ответом на острый негативный стрессор, но может стать дезадаптивным в случае, если стрессор (нейропатическая стимуляция) действует непрерывно (не прекращаясь). Стресс, вызывающий дезадаптацию, представляет собой каскад самоподдерживающихся невральных и эндокринных реакций, разрушающих (ухудшающих) физическое и психическое благополучие.
Физиологически стрессорная реакция характеризуется широкой (массивной) и затянувшейся активацией симпатической нервной системы с избыточной секрецией глюкокортикоидов (главным образом кортизола) и других биологически активных веществ в циркуляционное русло через механизмы обратной связи. Такая реакция защищает организм при чрезвычайной, короткодлящейся жизнеугрожающей ситуации, но становится дезадаптивной в случае, если действие стрессора (стрессорная реакция) затягивается. Это происходит отчасти из–за того, что глюкокортикоиды являются катаболиками и потребляют физиологические ресурсы. Кроме того, избыток и дизрегуляция кортизола в циркулирующем русле может повреждать гипокампальные нейроны и ускорять процессы старения в определенных отделах мозга.
В регулировании стрессорной реакции большую роль играет иммунная система. Наряду с идентификацией и уничтожением чужеродных тел она (иммунная система) может функционировать как сенсорный орган, диффузно распространенный по всему организму и сообщающий («докладывающий») мозгу о событиях, связанных с травмой или повреждением.
Между мозгом и иммунной системой существует двусторонняя коммуникационная сеть. Ключевыми «игроками» иммунной системы являются цитокины, такие как интерлейкин–1 и интерлейкин–6, макрофаги, другие биологически активные вещества. Цитокины действуют через активацию блуждающего нерва. Параганглии, окружающие блуждающий нерв, имеют множество рецепторов, родственных к интерлейкину–1, они имеют синапсы с терминалями солнечного сплетения. Таким образом, цитокины могут возбуждать (хотя и непрямо) афференты блуждающего нерва, заканчивающиеся в одном из главных контролирующих центров вегетативной нервной системы.
Мозг контролирует иммунную систему через действие на симпатическую нервную систему и гипоталамо–гипофизарно–надпочечниковую ось и иногда генерирует состояние болезни. Гипофиз высвобождает пептиды, связанные с проопиомеланокортином (такие как АКТГ и b–эндорфин). Поскольку клетки и органы иммунной системы имеют рецепторы, обладающие сродством к этим гормонам, они могут отвечать и на гуморальные мессенджеры центрального происхождения: иммунная система реагирует и на воздействие (информацию) поступающую от медиаторов ЦНС.
Через этот механизм стрессор может вызвать констелляцию физиологических и поведенческих изменений, которые человек воспринимает (ощущает) как болезнь (недомогание). Типичные проявления этой реакции знакомы каждому, у кого когда–либо была простуда, лихорадка, удлинение фазы медленноволнового сна, лейкоцитоз, укорочение выдоха, снижение сексуального влечения, физической активности, ухудшение настроения, мышечная слабость (боль в мышцах, ломота в мышцах) и ухудшение когнитивных функций.
В совокупности эти ответы способствуют сохранению энергии и перераспределению ее на повышение температуры для уничтожения микробов. «Недомогание» имеет место как при инфекциях, так и при травмах, поскольку открытые травмы притягивают к себе инфекцию. Подобная реакция действительно является адаптивной при кратковременной угрозе, однако сохранение этого состояния у человека, которому не угрожает микробная инфекция, уже становится дезадаптивным. Проявление «недомогания» характерно для дезадаптивной реакции на стресс у больных с хронической болью.
Дезадаптивная реакция на стресс часто вносит определенный вклад в патогенез некоторых психиатрических заболеваний. Почти у половины пациентов с выраженной депрессией отмечается избыточная секреция кортизола. У пациентов с депрессией часто обнаруживается повышение кортизола в крови, моче, спинномозговой жидкости. Более того, если у здоровых секреция кортизола происходит в полдень, то у больных депрессией кортизол секретируется и в полдень, и вечером. Уровень кортизола возвращается к нормальным значениям при выздоровлении пациентов. У пациентов с посттравматическим синдромом также наблюдается повышение катехоламинов до уровня кортизола. Эти наблюдения свидетельствуют о том, что продолжительный (затянувшийся) стресс ведет к избыточной нейроэндокринной активации и дизрегуляции циркадианного ритма.
Исследования больных с депрессией, посттравматическим стресс–синдромом, хронической болью и другими заболеваниями показали, что их объединяет наличие общих поведенческих маркеров дезадаптационной реакции на сохраняющийся (затянувшийся) стресс. Это усталость, дисфория с мышечной слабостью и болью, беспокойный или неосвежающий сон, соматическая гиперсенситивность, снижение аппетита и либидо, снижение физической активности, снижение концентрации внимания. В дополнение к испытыванию (переживанию) стрессора или констелляции стрессоров (персистирующая боль и негативные мысли о боли и ее влиянии на жизнь) больной с постоянной, непреходящей (некупирующейся) болью чувствует себя нездоровым, истощенным, измотанным и покалеченным. Поэтому страдание в некоторой степени напоминает депрессию. Тем не менее страдание отличается от депрессии тем, что это более широкое, глубокое понятие, не обязательно психопатологическое состояние, не обязательно связанное с самообвинением или самоуничижением, но более зависимое от беспокойства о будущем. В ситуации боли, в дополнение к переживанию самой боли, как источника отвлечения и дискомфорта, человек должен справиться со слабостью, инвалидностью и другими проявлениями заболевания. Обычно сенсорное ощущение боли выходит на первый план в таких случаях, а ощущения дисфории, слабости и инвалидности часто не так заметны для пациента. Однако хотя больные с хронической болью самой важной проблемой считают боль, самое негативное влияние на пациента (качество жизни пациента и на чувство интегративной целостности («я–концепцию») пациента) оказывает не сама боль, а инвалидность (несостоятельность) пациента. Разрыв между тем, что человек представляет: каким он был, какой он есть, каким он должен (был бы) быть и каким он реально будет (из–за болезни), являет собой угрозу интегративной целостности личности не только в настоящее время, но и в будущем. Именно это повреждение интегративной целостности личности, вмешавшееся в траекторию жизни, и является основой (первопричиной) страдания.
Возможность помощи
Несмотря на то, что некупируемая боль может вызвать сильнейший дискомфорт, ее влияние на страдание является менее заметным (более скрытым, постепенно развивающимся). На физиологическом уровне хроническая боль является стрессором, вызывающим удлиненный и деструктивный стрессорный ответ с вовлечением нейроэндокринной дисрегуляции, слабости, дисфории, миалгии, нарушая при этом умственную и физическую деятельность (активность). Такое состояние может привести к порочному кругу стресса и инвалидности. На самом деле, неконтролируемая боль уже сама по себе является стрессором. Боль и связанные с ней стрессоры лишают пациента возможности нормально работать, вести полноценную семейную и социальную жизнь. Боль является симптомом, который не может существовать изолированно. Хроническая боль, даже когда ее патофизиология неизвестна, обрастает множеством сопутствующих расстройств, таких как хроническая усталость, нарушения сна, избыточный отдых и выключение из деятельности, компрометация иммунной деятельности, ухудшение настроения. У больных с прогрессирующими жизнеугрожающими заболеваниями боль вносит существенный вклад в патогенные эффекты самого заболевания, усиливая чувство безнадежности (отчаяния), страха, и уменьшая эффективность мероприятий, направленных собственно на заболевание (саму болезнь). Многие пациенты чрезмерно страдают из–за «высокой пошлины (платы), которую взыскивает с них болезнь» [C.R. Chapman, J. Gavrin, 1999]. Существует мнение, что ятрогенный эффект от применения антинеопластических или других агрессивных методов лечения сам по себе может быть причиной страдания. Многие пациенты, которые иначе смогли бы справиться со встреченными трудностями (с болезнью), могут впасть в отчаяние и испытывать страдание из–за некупируемой боли.
Понимание того, насколько боль является серьезным фактором, формирующим страдание, заставит врачей всегда стремиться предотвратить ее. Врач должен сделать все возможное для предотвращения боли. Задача врача – быстро и эффективно облегчить боль, если она наступает. Ключевыми моментами в купировании боли является ее субъективная оценка пациентом (что сам пациент думает о боли?) и то, насколько серьезно, участливо врач отнесется к страданиям пациента. Страх того, что боль выйдет из–под контроля и вызовет агонизирующую смерть, сам по себе является существенным стрессорным фактором. Участие врача и умение успокоить (вселить уверенность) в пациента в отношении контроля над болью являются ключевыми моментами в лечении больных.
Выводы
Мозг содержит широко разветвленную невральную сеть, которая создает имидж «самого себя» через генетические программы и память о прошлом опыте. Афферентные потоки воздействуют на нейроматрицу и вызывают исходящий паттерн ощущений, характеризующий болевой отчет. Стресс может изменить взаимоотношения между нейроматрицей и периферическими стимулами, также как и запомнившийся (запечатленный) опыт и ожидание. Клинически выявляемая острая боль всегда связана с повреждением. ЦНС и ПНС являются динамичными, не статичными и подвержены изменениям вследствие повреждения или вследствие изменений в ЦНС и стресс–регулирующих системах, возникающих в ответ на такое повреждение. Хотя большинство этих изменений непродолжительны, некоторые все же могут затянуться и привести к состоянию хронической боли. Сейчас накапливается важный материал, который позволит лучше помогать людям, страдающим от боли.
Литература
1. Loeser J.D. Chapter 2.Pain as a disease. Handbook of Clinical Neurology, Volume 81, 2006, p. 11–20.
2. Chapman C.R., Gavrin J. Suffering: the contributions of persistent pain. Lancet. 1999 Jun 26;353(9171):2233–7.
3. Merskey H., Bogduk N. Classification of Chronic Pain, Second Edition., Part III: Pain Terms, A Current List with Definitions and Notes on Usage» (pp 209–214) IASP Task Force on Taxonomy, edited by, IASP Press, Seattle, © 1994.
4. Cassell E.J. The Nature of Suffering and the Goals of Medicine.
5. Oxford Univ. Press 2004, 2nd edition, New York. Р. 336.
6. Melzak R. From the gate to neuromatrix. Pain 1999;Suppl 6:s.121–6.
7. McCracken L., Carson J., Eccleston C., Keefe F. Acceptance and change in the context of chronic pain. Pain, Volume 109, Issues 1–2, May 2004, p. 4–7.
.
Боль — это просто боль. А страдание — это боль по поводу боли. Физическая боль не может быть слишком сильной — здесь есть жесткие биологические ограничения. А вот производимое человеческим умом страдание может быть поистине бесконечным.
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
ПОХОЖИЕ ЦИТАТЫ
Тупая боль в груди – учитель века,
Любовь Козырь (100+)
Извечный спутник слёз и нервной дрожи.
И если боль не учит человека,
То он не просто глуп, а безнадёжен.
Мы все должны испытывать два вида боли: боль дисциплины и боль сожаления. Разница в том, что боль дисциплины весит граммы, в то время как боль сожалений весит тонны.
Джим Рон (30+)
Зависть для ума — что боль для глаза.
Абдуррахман Джами (40+)
От зависти ослепнуть может разум.
Боль дисциплины весит граммы, в то время как боль сожалений весит тонны.
Витамины для ума (Джим Рон) (1)
Сильнейшая боль — это когда никто не нуждается в тебе.
Наруто (50+)
Всегда найдутся люди, которые причинят тебе боль. Нужно продолжать верить людям, просто быть чуть осторожнее.
Габриэль Гарсиа Маркес (50+)
Это редкость — человек, понимающий чужую боль.
Осенние визиты (Сергей Лукьяненко) (20+)
Самую сильную боль причиняет не враг, а тот, кто обещал всегда быть рядом…
Неизвестный автор (1000+)
Есть два вида боли. Боль, которая делает нас сильнее, и бесполезная боль, причиняющая страдания.
Карточный домик (10+)
Там, где есть гнев, всегда скрывается боль.
Экхарт Толле (40+)
от античного Прометея до Мунка, Уильяма Блейка и Пикассо Как искусство в разные времена изображало боль и страдания — Нож
Боль трудно выразить средствами языка. Строго говоря, ни один из феноменов, которые мы встречаем в жизни, нельзя отождествлять со словом. Как заметил Рене Магритт, изображение трубки — это не трубка. Но острая или нестерпимая боль ошеломляет, буквально лишая дара речи, и пропасть между означаемым и знаком в таком случае кажется просто огромной.
Вряд ли кто-то способен правильным литературным языком во всех подробностях описывать собственный мучительный опыт в момент истязаний — если не считать рассказом нечленораздельный крик или конвульсии.Отношение к боли зависит от культуры страданий, сложившейся в конкретном обществе, особенно когда речь идет об эмоциональных муках. Острота и легитимность подобных переживаний тоже определяется социокультурным контекстом, и из-за разных традиций душевной боли мнения по поводу того, как следует скорбеть и стоит ли сочувствовать, иногда расходятся.
Язык искусства едва ли не единственный инструмент, который подходит для описания невыразимого и позволяет уловить след ускользающего ощущения. А по тому, как эволюционировали образы боли в художественном творчестве, можно судить и об отношении к ней в разные времена.
Героические мучения древностиСудя по всему, современный концепт физической боли сформировался относительно недавно. На старинных изображениях раненые участники батальных сюжетов словно вовсе не испытывают страданий. Пространство мифа было чуждо личного драматизма, а боль осмыслялась в героическом модусе.
В представлении викингов одно из лучших мест Вальгаллы — ристалище, на котором воины-эйнхерии рубят друг друга топорами, а как только раны затягиваются, снова берутся за дело. Попадание на эту вечную арену сражений нужно было заслужить, демонстрируя презрение к боли, а дошедшие до нас изображения битв носят символический характер.
Камень эпохи викингов (Стура-Хаммарский картинный камень). Ок. VII в. ИсточникСцены на античных киликах тоже лишены психологизма. На чаше, которая хранится в Григорианском Этрусском музее, запечатлено наказание титанов, прогневивших Зевса. Атланта, держащего на плечах небесный свод, кусает змея, а орел терзает печень Прометею. Несмотря на то, что из ран последнего брызжет кровь, фигуры вписаны в форму чаши и обрамлены декоративным орнаментом. Прискорбное положение титанов должно было служить назиданием и наводить на мысли о роке (воле богов), потому мучения не показаны слишком выпукло.
Страдания Прометея и Атланта. 550 г. до н. э.Итальянский искусствовед Константино д’Орацио объясняет это так: «Античный художник проявляет сдержанность при передаче эмоций, поскольку его цель заключается не в том, чтобы повлиять на чувства зрителя, а в том, чтобы увековечить самый значительный момент в истории героев».
Отказ от спонтанной сентиментальности соответствует античным моральным идеалам. Отсутствие страха и преодоление страдания — признак атараксии, мужества и спокойствия мудреца. Это доказывали своей жизнью и смертью многие греческие философы: Зенон Элейский, отказавшись выдать сообщников по политическому заговору, откусил себе язык и выплюнул в лицо тирану, а Сократ продемонстрировал античным мужам, с каким спокойствием нужно встречать неизбежное. Такой подход не предполагал сострадания ни к себе, ни к ближнему, а всякое непроизвольное чувство, которое всецело овладевает человеком, лишая его воли, осуждалось. Боль была несовместима с идеалом духовной и внешней красоты, калокагатией.
«Столь же неожиданно, сколь и логично, что для всей греческой философии в целом „сострадание“ оказывается столь же предосудительным, как похоть, страх и т. п…Мудрецу приличествует отрешенное „человеколюбие“, снисходящая „благожелательность“, но никак не жалость, противоречащая интеллектуальной свободе и упраздняющая дистанцию между „я“ и „не-я“. Сострадание есть „страсть“, то есть непроизвольное страдательное состояние, когда не человек нечто делает, но с ним что-то делается под действием оклика извне; а страсть есть главный враг греческой философской этики».
С. С. Аверинцев, «Риторика и истоки европейской литературной традиции»
В отличие от античного мира, где боль (как и чрезмерное наслаждение) полагалось игнорировать, не позволяя чувственным ощущениям взять верх, христианская культура допускает позитивный аспект мучений, связанный с искуплением грехов. Первые приверженцы новой религии, которых бросали на арены ко львам и подвергали изощренным пыткам, позже описанным в житиях святых, могли надеяться, что посредством таких «страстей» войдут в Царствие Небесное. А в XIII столетии города Европы охватило движение флагеллантов, устраивавших процессии с разрешения местных муниципалитетов. Кое-где, например в Перудже, в это действо вовлекались чуть ли не все жители.
Пьетро ди Доменико да Монтепульчано. Мадонна Милосердия. 1425–1428Средневековое изобразительное искусство на протяжении долгого времени избегало реализма. Мастера, которые сами часто оставались безымянными, не слишком интересовались личными эмоциями. Поэтому главным акцентом в репрезентации драматических событий была история как таковая. Изображения страдания выполнены в духе общей средневековой бестелесности. Рыцари могут идти в бой с легкой полуулыбкой, а разрубаемые на части святые демонстрируют удивительную в подобной ситуации безмятежность. Столь странное несоответствие между происходящим и выражениями лиц персонажей привело к сегодняшней популярности образов «страдающего Средневековья».
«Эстетика мученичества» в полной мере проявилась в картинах, написанных на сюжет страстей Христовых, но и они лишены всякой физиологичности, важен только их смысл. В раннем Средневековье чаще встречались упрощенные, недетализированные, схематические изображения Распятия. В то же время в христианстве складывалась традиция личного переживания боли и ее аффективного описания. Сочувствие Спасителю и святым ложится в основу субъективизма, который становится художественной доминантой в эпоху Возрождения.
Чимабуэ. Бичевание Христа. 1280Еще одна группа средневековых сюжетов, связанных с телесной болью, отражена в рыцарских романах — эпических приключенческих произведениях. Их персонажи переносят тяготы героически. Например, в «Виллегальме» Вольфрама фон Эшенбаха раненный копьем в живот крестоносец подвязывает выпадающие внутренности знаменем, «не проявляя никакого смятения чувств».
Миниатюра из Библии Мациевского (Библия Крестоносца). 1240–1250Страдающий Ренессанс: рождение болиНа фреске «Оплакивание Христа» Джотто, которого называют первым живописцем Ренессанса, с невиданной в византийском искусстве экспрессией изобразил душевное страдание. Ангелы над телом Спасителя мечутся в воздухе, как стая перепуганных ласточек. Это художественная вольность: духовным сущностям надлежало быть возвышенными и бесстрастными. Согласно схоластическим представлениям, ангелы не ощущают боли, но Джотто написал их такими человечными, как если бы они горевали по любимому другу.
Под влиянием античной культуры нарастает интерес к телесности и возрождается традиция реалистичного изображения физического мира. На картинах появляется перспектива, фигуры людей обретают анатомически верные пропорции и очертания. Сюжет о страданиях Христа прочно входит в живопись, раны и орудия истязаний изображаются очень тщательно — как и в драматичных сценах из жизни мучеников. «В эпоху Возрождения и последующий период, в атмосфере повышенного интереса к человеческому телу и его красоте, наблюдается тенденция „приукрашивать“ физическую боль, так что в центре внимания оказывается не столько мучение, сколько мужество, с которым святой его переносит», — отмечает Умберто Эко.
Пьетро Перуджино. Святой Себастьян. Фреска. 1458. ИсточникПод воздействием идеала калокагатии страдания эстетизируются — тело в момент боли не выглядит слишком натуралистично и наводит на возвышенные мысли.
Смерть святого Себастьяна для художников Ренессанса — повод восхититься не только душевной стойкостью мученика, но и красотой мужской фигуры. В соответствии с правилом совершенной гармонии души и тела страдающие герои не были охвачены агонией или лишены достоинства, их позы торжественны.Однако во времена Высокого Возрождения художники начинают нарушать этот принцип благообразности. На место прежней гармонии приходит скрытая тревожность. Ее источник — в более глубоком и тонком понимании индивидуального чувства, когда отношения между внешним и внутренним уже не кажутся такими однозначными. Картина да Винчи, на которой Леонардо хотел изобразить святого Иеронима в пустыне, осталась неоконченной: возможно, современников смутило исступленное лицо персонажа, бьющего себя камнем в изувеченную грудь.
Леонардо да Винчи. Святой Иероним. 1480. ИсточникВ самом начале XVI века на Эсквилинском холме в Риме была обнаружена прекрасно сохранившаяся скульптурная группа — римская мраморная статуя Лаокоона и его сыновей, оплетенных змеями. Образованные люди Ренессанса знали об этом произведении из сочинений Плиния и ожидали увидеть нечто прекрасное и гармоничное. Но были поражены, когда их взорам предстали мужские фигуры, изогнутые в страданиях.
Агесандр Родосский, Полидор, Афинодор. Лаокоон и его сыновья. 50 г. до н. э. ИсточникСкульптура породила моду на «змееобразный» изгиб тела (figura serpentinata) среди маньеристов. Случайная находка удивительным образом совпала по времени с новой художественной тенденцией — нетипичной экспрессией в изображении мучений, что стало поводом для сомнений в подлинности «Лаокоона»: а что, если это не римская копия пергамского изваяния, а работа Позднего Возрождения? Исследовательница Линн Каттерсон предполагает, что ее мог создать Микеланджело, который одним из первых освидетельствовал найденный шедевр, тем более что художник уже был замечен в фальсификациях.
Медуза Горгона кисти Караваджо демонстрирует уже необлагороженный страх: в зеркальном щите чудовище успевает увидеть собственную отсеченную голову.
Караваджо. Медуза Горгона. 1595–1598. ИсточникС крахом гармоничного идеала Ренессанса в искусстве возник новый художественный стандарт — некрасивый ужас страданий. В этот момент зарождается знакомый каждому из нас по афишам к хоррорам образ — искаженные лица. В начале XVII столетия Джованни Бернини изобразил в мраморе схожее переживание нераскаявшегося грешника, который понимает, что его мучения будут вечными («Проклятая душа»).
Открывая эпоху барокко, певец плоти Рубенс предельно натуралистично написал сцену снятия с креста, показав человеческое тело Спасителя, изможденное жестокими страданиями, и безвольно повисшую голову. Картина, резонировавшая с мятежным и беспокойным духом того времени, произвела фурор. С репрезентацией эмоций и уязвимой телесности в художественном творчестве появляется и личное экзистенциальное переживание мук.
Сны разума Нового времениСтоило начать вглядываться в бездну — и процесс оказался необратимым: предметом пристального интереса художников Нового времени становятся ментальные страдания.
Искусство теперь стремится запечатлеть мучительное внутреннее состояние, терзания помутившегося рассудка. Чем громче философия Просвещения прославляет рациональность, пытаясь классифицировать движения души, тем больше темных углов обнаруживает в ней человек.Там обитают чудовища, которых рождает сон разума, оттуда приходят ночные кошмары.
Генри Фюзели. Ночной кошмар. 1781. ИсточникЕсли Караваджо дал голове Медузы Горгоны заглянуть в зеркало, то художник Антуан-Жозеф Вирц пошел еще дальше. Прежде чем изобразить сцену декапитации, он попросил гипнотизера ввести его в транс возле эшафота, чтобы проникнуть в ощущения казнимого преступника. Художник уверял, что прикоснулся к неизведанному и невыразимому. Результатом такого «опыта умирания» стала работа «Что видит голова гильотинированного в секунды после отсечения».
Интерес ко всему таинственному и темному приводит к появлению в XIX веке мрачных картин, представляющих собой художественное исследование пограничных состояний, а в литературе — готического романа. Разрабатываемые там темы и сюжеты: жестокие преступления, восстание мертвецов, призраки, чудовища, болезни — выражают интерес к иррациональному и дикому. Постепенно формируется жанр ужасов, который исторически служит для человечества зеркалом потаенных страхов. Романтики в поисках архаической эмоциональности обращаются к древним легендам и мифологическим сюжетам.
Франсиско Гойя. Сатурн, пожирающий своего сына. 1819–1823. ИсточникНа смену изображениям физической боли приходят страх безумия и боязнь потерять себя. Одна из самых популярных мрачных фантазий эпохи, погребение заживо, отражает ужас перед затянувшейся агонией, которую после эпохи Просвещения трудно превозмочь молитвой. Вампиры и воскрешенные кадавры пугают не только потому, что способны нанести героям произведений вред, но и тем, что покушаются на разум человека. Персонажи Эдгара Аллана По то и дело ощущают подступающее сумасшествие. Впоследствии в произведениях Говарда Филиппса Лавкрафта кошмар достигает такой концентрации, что превращается в «неименуемое» — единственным спасением для героев оказывается финальное отсутствие означающих, которое избавляет от необходимости осмыслять нестерпимый опыт.
Уильям Блейк. Навуходоносор. 1805. ИсточникРаспространение методов химического обезболивания способствует тому, что религиозные моральные обоснования физических страданий начинают казаться всё менее убедительными. Зачем сохранять стойкость, если можно принять морфин или лауданум? Боль остается частью мистических практик (инициации, добровольного мученичества из духовных соображений), но подобный подход всё больше маргинализируется. Теперь, надев вериги и власяницу, человек мог скорее попасть в сумасшедший дом, чем прослыть святым.
Существовали секты скопцов и хлыстов, истязание плоти практиковалось в ритуалах некоторых тайных обществ. Но широкие слои уже не одобряли стремления к физическим мучениям, полагая его болезнью или эпатажем.В рамках аристократического воинственного идеала презирать смерть и боль можно было только в сражении. Однако дуэли уходят в прошлое, а газовые атаки, артиллерия и танки разрушили прежние модели героизма, существовавшие до Первой мировой. Абсурд, грубость и грязь войны, где осколок может ранить в любой момент, а от отдельного человека почти ничего не зависит, отразил в своих романах Эрих Мария Ремарк. Боль в его произведениях сопряжена с телесностью и экзистенциальным ужасом и становится травмой, когда солдаты возвращаются с ней домой. Один из героев, лежавший среди трупов прижатым к разворошенному животу убитого, продолжает видеть каждую ночь человеческие внутренности. Их теперь нельзя перетянуть знаменем, как в рыцарском романе, нет идеала, который позволил бы преодолеть физиологию боли.
Джон Сарджент. Отравленные газами. 1919. ИсточникВытесненная боль современности«Все ужасы можно пережить, пока ты просто покоряешься своей судьбе, но попробуй размышлять о них, и они убьют тебя», — писал Ремарк. Этим и занимается искусство весь XX век.
Чем глубже искусство погружалось в психологизм, тем сложнее становилось передавать эмоции реалистическими методами. В авангардных и модернистских течениях на первый план выходит не бытие как таковое, а переживания героя по поводу происходящего. В последнем десятилетии XIX века Эдвард Мунк запечатлел особое настроение, в котором он однажды пребывал, прогуливаясь вдоль фьорда: «Я стоял, дрожа от волнения, ощущая бесконечный крик, пронзающий природу». Изображенный на его картине персонаж даже не похож на человека — изгибаясь, подобно волне, в такт заливу и облакам, он весь превращается в болезненную эмоцию.
Эдвард Мунк. Крик. 1893В условиях социальной и философской неопределенности человек остается наедине с собой. Из трансцендентного способа существования боль перешла в имманентный, и искусство чутко реагирует на это. Художник Ренессанса начинает выстраивать перспективу и обращается к телесности. Парадоксально, но та же интенция к субъективизму, породившая реализм, со временем приводит к отказу от него. На плакате Эгона Шиле, на котором изображен святой Себастьян, нарушены пропорции, но взамен появляется динамика. В образе мученика, умирающего под градом стрел, австрийский экспрессионист нарисовал самого себя.
Эгон Шиле. Агония. 1912В ХХ веке боль всё чаще выступает как атрибут насилия. Медицина научилась «отключать» или существенно облегчать физические страдания, главным источником которых теперь становится злой умысел. Пабло Пикассо изобразил немецкую бомбардировку Герники во время гражданской войны в Испании как мешанину искаженных тел людей и животных. Картина выполнена в черно-белой гамме, как кадры документальной хроники, но посредством изломанных форм, невозможных на фотографии, выражено ощущение хаоса и безумия.
Пабло Пикассо. Герника. 1937Ужас от великих потрясений ХХ века и боль, которую пришлось испытать миллионам людей, нашли отражение и в кинематографе. Это, с одной стороны, делает страдание зримым и предметным. С другой — превращает его во что-то привычное и уже не производящее впечатления.
Интернет-пользователь может получить доступ к любому, даже самому шокирующему контенту в несколько кликов. Драматизм нарастает — но одновременно и выхолащивается.В фильме «Видеодром» Дэвида Кроненберга телеканал, транслирующий сцены насилия, деформирует не только сознание людей, но и тела, проникая из виртуального мира в физический. Современный «видеодром» инфополя тоже заражает человека, но, не добираясь до его кожи, создает иммунитет к образам боли, лишая их трансгрессивности.
В своей книге «Смотрим на чужие страдания» Сьюзен Зонтаг замечает, что давление на эмоции с помощью снимков ужасных событий отдаляет от мучительной реальности: «Сегодня, когда фотография оказалась на службе у манипуляторов вкусами потребителя, ни один эффект от изображения скорбной сцены нельзя воспринимать как само собой разумеющийся».
Ричард Дрю. Падающий человек. Фотография одной из жертв теракта 11 сентября 2001 годаВ развитых странах боль вытеснена за границы нормы, что формирует вуаейристское отношение к ней. Она воспринимается главным образом как несчастный случай, невезение, но не правило. Вопрос «Почему я?» пришел на место средневековому принципу memento mori. Эта формула напоминала, что страдание и гибель — удел каждого.
«Как в героическом, так и в культовом мире мы встречаем совершенно иное отношение к боли, чем в мире сентиментальности. В последнем случае речь идет о том, чтобы оттеснить боль и изолировать от нее жизнь, тогда как в первом случае важно включить ее и приспособить жизнь к тому, чтобы она в каждый момент была вооружена для встречи с ней».
Эрнст Юнгер, «О боли»
Одной из своеобразных реакций современного искусства на вытеснение боли стали попытки приблизиться к ней уже не словом, а телом. Когда даже физическое страдание превращается в символ, художники стремятся вернуть подлинность опыта. В 1960-х годах венские акционисты калечили свои тела, например вкручивая в них шурупы. Киберперформер Стеларк висел с зашитыми глазами на башенном кране и подключал к телу электроды с открытым доступом. Марина Абрамович отдавала себя в руки людям, которые всячески ее истязали (например, совершая порезы) и даже едва не застрелили.
Рудольф Шварцкоглер. Акция 3Некоторые акционисты обращались к ритуальной символике и утверждали, что стремятся достичь трансцендентных переживаний. Хотя тысячу лет назад такой исполнитель мог сойти за святого столпника, в экспозиционном контексте подобные практики, как религиозное искусство, помещенное в музей, теряют сакральное содержание. Лишенная духовного наполнения боль часто кажется бессмысленной и вновь превращается в знак, в «высказывание».
Но иногда перформансы всё же становятся неотличимыми от жизни. Например, Басу Яну Адеру удалось создать «тело из слова» через восстановление героического модуса в проекте «В поисках чудесного». В 1975 году художник отправился на крошечном судне через бурную Атлантику, чтобы в одиночку бороться со стихией. Много месяцев спустя пустую лодку прибило к побережью Ирландии, а тело Яна Адера так и не нашли. Опасность и страдание в океане были настоящими. Так искусство, сделав большой круг, пришло к эстетизации самой жизни, а с ней и смерти.
Психолог Дмитрий Ковпак о профилактике депрессии — Реальное время
Психолог Дмитрий Ковпак о профилактике депрессии
«Человек может умереть в любую секунду, но важно, чтобы у него была устремленность в будущее. То есть если «заслоняется» будущее, если ощущение безысходности становится внутренним сильным убеждением, это создает депрессогенные последствия и суицидоопасно. Если человек не верит, что у него есть какая-то перспектива, то он неизбежно начинает страдать», — утверждает врач-психотерапевт, психиатр Дмитрий Ковпак. В колонке, написанной для «Реального времени», он рассуждает о принципах здоровой психики и о том, как бороться с депрессией этой непростой весной.
Могут ли новости приводить к депрессииМогут, но только в одном случае — когда у человека есть специфическая негативная установка и из информационного потока он выделяет новости определенного сорта. В любом случае есть набор из каких-то нейтральных, позитивных и негативных новостей. Но у человека с определенной предиспозицией (предварительной расположенностью, предуготовленностью) будет фильтр. То есть его будут больше интересовать негативные новости, потому что он на них «заточен». Отсюда термин психиатров XIX века «идея фикс» — устойчивая иррациональная идея, не поддающаяся переубеждению окружающими. Термин «фикс» в 1830 году использовал композитор Гектор Берлиоз, чтобы описать основную тему его «Фантастической симфонии». В том же году Оноре де Бальзак применил термин «фикс» при изображении маниакальной страсти своего героя Гобсека к деньгам. А в научный обиход и психиатрический словарь этот термин ввел немецкий психоневропатолог, автор психоморфологического направления в психиатрии Карл Вернике.
Как минимум первая хорошая новость с утра — это то, что мы живы. Но это человек будет игнорировать, у него будет другая доминанта: «А что плохого случилось?». И он это найдет непременно, потому что тот, кто ищет, тот всегда найдет. Поэтому для него мир будет плох, хотя мир не является хорошим или плохим. И мир ничего не обещал человеку, не гарантировал. Это человек имеет систему жестких нормативов и в этом он становится уязвимым, потому что нормативы могут быть не очень адекватными. Реальность может быть не такой, как человек ее трактует и выстраивает ожидания на основе своих интерпретаций. Поэтому терапия направлена на формирование и закрепление большей адекватности ожиданий, убеждений и неких требований за счет новых навыков мышления и поведения. Мир такой, какой он есть. Он вчера был не очень хорош с какой-то точки зрения и достаточно хорош с другой. Потому что всегда можно ностальгировать, полагая, что в детстве и деревья были выше, и мороженное вкуснее.
Фото 24smi.orgОноре де Бальзак применил термин «фикс» при изображении маниакальной страсти своего героя Гобсека к деньгам. А в научный обиход и психиатрический словарь этот термин ввел немецкий психоневропатолог, автор психоморфологического направления в психиатрии Карл ВерникеMemento mori — это не слоган суицидальных пациентов
Сегодня есть хорошее и плохое. Вопрос, на чем человек фиксирован, будет говорить не о мире, а о нем, о его ожиданиях, убеждениях и требованиях. Но, проецируя это в окружающую действительность, он будет утверждать, что он хороший, белый и пушистый, а мир ужасный. Мир не подготовился к встрече с ним и не отвечает его ожиданиям.
Поэтому человек часто относится безответственно к тому, как он распоряжается своей жизнью. Жизнь на самом деле очень короткая, но у человека часто есть иллюзия бессмертия, что она очень большая, бесконечная. В античности люди говорили memento mori, помни о смерти. Это не слоган суицидальных пациентов. Это попытка понять и аргументированно объяснить, что стоит жить настоящим, а не рассеиваться на какие-то ненужные фиксации и бесплодные мудрствования.
Да, проблемы были, есть и будут. Не будет времени с каким-то идеальным обществом или жизнью на планете. Это утопии, которые существуют, начиная с эпохи Просвещения, а в устном творчестве — всю историю человечества. Развитие общества может давать какие-то технологические, социальные плюсы, но все равно будут неприятности и проблемы.
Фото muzei-mira.comЖизнь на самом деле очень короткая, но у человека часто есть иллюзия бессмертия, что она очень большая, бесконечнаяТри кита отсутствия депрессивности
Важно, чтобы у человека были адекватные ожидания и адекватные отношения, а также адекватная реализация тех целей и задач, которые он ставит перед собой. То есть адекватность отношений подразумевает личные, интимные, семейные, супружеские и дружеские, а также социальные и профессиональные контакты на работе. Эти социально-психологические факторы способствуют формированию так называемой проактивной позиции, которую способен занимать человек. Это способность самому осознанно выбирать свою реакцию на внешние раздражители. И она самая важная, даже важнее, чем лекарства.
Этот концепт американский психолог Джулиан Роттер обозначил как интернальный (внутренний) локус контроля, в противовес экстернальному — когда человек, полагает, что от него ничего не зависит, он только маленький винтик или щепка в бурном океане. Роттер создал интернально/экстернальную шкалу (I-E scale) и сам был поражен тем, как много внимания она привлекла, утверждая, что это было похоже на то, как если бы он зажег сигарету и увидел лесной пожар. Сам он считал, что шкала является адекватной мерой только двух понятий: мотивации достижения (которую он считал связанной с внутренним локусом контроля) и направленности вовне, или тенденции соответствовать другим, конформности поведения (которую он считал связанной с внешним локусом контроля).
Многие исследования показывают, что эта биопсихосоциальная модель говорит о скромных возможностях в плане влияния на нашу биологию. Да, мы можем просто поддерживать нормальный режим питания, бодрствования, режима труда и отдыха, использовать корректирующие настроение препараты, но с социальной составляющей мы можем сделать гораздо больше, и достаточно много — с психологической.
Вот три кита профилактики. Три кита того, как мы можем быть не депрессивными на фундаментальном уровне.
Фото rsute.ruВсе что мы считаем своим, мы в один момент можем потерять. Все это дано напрокат и обязательно будет отнято. Если мы выбираем страдания, то у нас гарантированно будет депрессия. Это просто привычка, от которой можно отучитьсяЕсли мы выбираем страдания, у нас гарантированно будет депрессия
Как говорил еще два с половиной тысячелетия назад Будда, боль неизбежна, но страдание — это выбор. Боль начинается с момента нашего рождения, продолжается болезнями, болью потерь близких и завершается собственным болезненным уходом — это неизбежно. Но Будда подчеркивал важнейший смысл, что страдания — это именно выбор человека. То есть это очень философская позиция. Позиция, подразумевающая, что это наша ответственность за выбор. И это главное, что у нас есть. И даже единственное. У тех, конечно, кто этим выбором пользуется осознанно.
На самом деле, по-настоящему у нас ничего нет. Как говорил Евгений Гришковец: «Нет у меня ничего, и становится еще меньше». Все что мы считаем своим, мы в один момент можем потерять. Все это дано напрокат и обязательно будет отнято. Если мы выбираем страдания, то у нас гарантированно будет депрессия. Это просто привычка, от которой можно отучиться. И когнитивно-поведенческая психотерапия построена на прояснении того, какими привычками и рефлексами их обладатель тащит себя к депрессии. И какие новые привычки помогут ему сбалансировать свое состояние или вывести на другой уровень функционирования с более качественными и адекватными эмоциональными состояниями.
Дмитрий Ковпак
Справка
Дмитрий Ковпак — врач-психотерапевт, врач-психиатр, кандидат медицинских наук, доцент кафедры психотерапии, медицинской психологии и сексологии СЗГМУ им. И.И. Мечникова. Председатель Ассоциации когнитивно-поведенческой психотерапии, вице-президент Российской психотерапевтической ассоциации, член исполнительного совета Международной ассоциации когнитивной психотерапии, член Международного консультативного комитета института Бека (Member of the Beck Institute International Advisory Committee). Издал более 10 монографий, более 100 научных статей, в том числе за рубежом, и более 100 популярных статей и интервью в СМИ.
ОбществоРазница между болью и страданием — к слову об исследованиях
Меня удивляет, как часто слова «боль» и «страдание» используются как синонимы, как это часто бывает при обсуждении вопросов благополучия животных. Концепция страдания имеет глубокие последствия при применении как к людям, так и к животным, поэтому мы должны внимательно изучить, что это влечет за собой с философской и научной точки зрения.
Давайте сначала рассмотрим боль. При научном изучении боли нам необходимо провести еще одно различие: различие между ноцицепцией и болью.Ноцицепция — это набор сигналов в нервной системе, вызванный травмой. К ним относятся потенциалы действия, перемещающиеся по ноцицептивным волокнам нервов, нейронам спинного мозга, которые получают от них синапсы, спиноталамическому тракту и другим путям, которые посылают ноцицептивные сигналы в мозг, ноцицептивные области таламуса и в конце путь, соматосенсорная кора, островок и передняя поясная извилина кора 1-5 . Где-то на этом пути ноцицепция превращается в боль, но не всегда.Ярким примером ноцицепции без боли является общий наркоз. В этом состоянии все ноцицептивные пути остаются функциональными, но боли нет, потому что нет сознания 6 . С другой стороны, мы также можем остановить как ноцицепцию, так и боль: использование местного анестетика на месте повреждения остановит все возникающие от него ноцицептивные сигналы, а, следовательно, и боль. Наконец, может быть боль без ноцицепции в некоторых случаях «центральной боли» 7 и фантомной боли в конечностях 8, 9 , когда боль возникает в самом головном мозге при отсутствии повреждений и сигналов в ноцицептивных путях.Следовательно, хотя обычно ноцицепция вызывает боль, это не идентичные явления.
Ярким примером ноцицепции без боли является общая анестезияЕсли во время общей анестезии есть ноцицепция, но не боль, означает ли это, что боль требует сознания 6 ? Это важный вопрос, потому что тогда вопрос о том, может ли животное испытывать боль, будет зависеть от того, находится ли оно в сознании или нет 10 . Это сложный вопрос, потому что существует множество конкурирующих определений сознания, и мы далеки от понимания того, что это такое.Хотя мы предполагаем, что высшие млекопитающие, такие как собаки, кошки и лошади, обладают сознанием, распространение сознания на животных, сильно отличающихся от нас с небольшой нервной системой, таких как насекомые или моллюски, представляет собой, казалось бы, неразрешимую научную и философскую проблему. В научных исследованиях физиологии боли принято считать, что боль предполагает сознание. По этой причине в прошлом использование слова «боль» по отношению к таким животным, как крысы и мыши, не одобрялось. Правильный термин — «болеутоляющее поведение» или «ноцицепция».Но в последнее время в научной литературе все чаще встречается предположение о том, что грызуны чувствуют боль.
В современных определениях боли отсутствуют ссылки на сознание. Например, Международная ассоциация по изучению боли (IASP) определяет боль как «неприятное сенсорное и эмоциональное переживание, связанное с фактическим или потенциальным повреждением ткани или описанное в терминах такого повреждения». Другое медицинское определение боли — это «неприятное ощущение, которое может варьироваться от легкого локализованного дискомфорта до агонии; боль имеет как физическую, так и эмоциональную составляющие; физическая часть боли возникает в результате нервной стимуляции.Однако каким-то образом в этих определениях неявно подразумевается тот факт, что переживание боли является сознательным.
Тот факт, что животное реагирует на травму, не обязательно означает, что оно испытывает боль; мы могли бы просто сказать, что у него есть болевые ощущения. Например, мы могли бы разработать андроид с простым электронным механизмом, который заставляет его кричать, когда мы его травмируем, но мы бы никогда не сказали, что он чувствует боль. Это просто автомат. Если мы изменим электронную схему автомата на простую нервную систему, такую как медуза или червяк, мы получим животное с ноцицепцией, но без боли.Люди также автоматически реагируют на вредные раздражители, когда они находятся под общим наркозом, например, их сердечный ритм повышается, когда хирург врезается в них. Однако мы знаем, что они не чувствуют боли. Если мы примем любую реакцию на травму как признак боли, тогда нам нужно будет сделать вывод, что растения и даже бактерии чувствуют боль, потому что у них есть определенные реакции на вредные сигналы. В заключение, ощущение боли требует по крайней мере некоторой формы сознания, в то время как ноцицепция — это любая реакция на вредные раздражители.
А как насчет страдания? Чем это отличается от боли? Ясно, что эти две концепции далеко не идентичны, потому что мы можем найти примеры, когда одно встречается без другого. Боль может быть без страдания; в первую очередь приходит на ум пример сексуальных мазохистов, которые получают эротическое удовольствие от некоторых форм боли. Но не нужно быть мазохистом, чтобы без страданий испытывать боль. Многим людям нравится острая пища, которая в основном вызывает жгучую боль во рту, потому что капсаицин (химическое вещество, отвечающее за остроту этих продуктов) активирует канал TRPV1, вызывающий тепловую боль 11 .Другой пример — спортсмены и другие спортивные энтузиасты, которые узнают, что боль — часть их любимого вида спорта. Бегуны, велосипедисты, лыжники — все они знают, что боль от мышечной усталости является признаком того, что упражнение является эффективным, и что в результате их мышцы вырастут. «Почувствуйте ожог», — говорят они. Скалолазы вроде меня знают, что воткнуть кулак в трещину будет болезненно, но это то, что требуется для этой техники 12 . Боль — это часть спорта, и мы учимся ее приветствовать.
И, конечно, без боли может быть страдание. На самом деле большая часть наших страданий не имеет ничего общего с болью. Оно вызывается негативными эмоциями, такими как печаль, стыд или вина, или ситуациями, такими как лишение свободы, одиночество, дистресс, депрессия, сочувствие, социальное неприятие, угнетение и т. Д. Как и его противоположность, счастье 13 , страдание не является ощущением ни эмоция, а состояние бытия, охватывающее весь ум. Невозможно переоценить важность понимания страдания.Избежание или уменьшение страданий — одна из главных целей нашей жизни, и поэтому она имеет огромное социальное и политическое значение. В связи с этим странно, что мы не выделяем больше ресурсов на исследования страданий. Мы исследуем такие источники страданий, как болезни и голод, но также ясно, что многие страдания порождаются внутренними силами. Это следует лучше понять.
Существует большой толчок со стороны различных идеологий в том, чтобы приписывать страдания животным, с одной стороны, и человеческим эмбрионам и зародышам, с другой.Кроме того, такие мыслители, как Сэм Харрис, задаются вопросом, сможет ли искусственный интеллект (ИИ) страдать и даже станет ли это моральным императивом, чтобы не создавать сознательный ИИ. Помимо догматизма, присущего различным идеологиям, ответить на эти вопросы мешает то, насколько мало мы знаем о страдании. Но мы знаем кое-что. Во-первых, если боль требует сознания, страдание вдвойне. Не может быть страдания, если его никто не испытывает, не осознает его.Следовательно, мы не можем сказать, что животное, плод или ИИ страдает, пока не узнаем, что оно находится в сознании 10 . Итак, отвечая на вопрос, способны ли животные страдать (или какие животные способны страдать), мы сталкиваемся с трудной проблемой сознания. Как мы можем узнать, что существо, полностью отличное от нас, сознательно, имеет такое же субъективное восприятие мира, что и мы? Я верю, что когда-нибудь мы сможем узнать о сознании достаточно, чтобы ответить на этот вопрос.
Я также думаю, что когда мы это сделаем, мы поймем, что сознание — это не все или ничего, но что существует иерархия сознания. Даже у людей сознание постепенно увеличивается по мере того, как мы развиваемся от эмбриона к зародышу, младенцам, младенцам и детям, чтобы стать полностью развитыми у взрослых. Точно так же некоторые животные более сознательны, чем другие — на самом деле, мы можем быть уверены, что многие животные (черви, медузы, морские ежи, моллюски, ракушки) вообще не обладают сознанием, потому что их нервная система недостаточно велика, чтобы поддерживать сознание.Если для страдания требуется сознание, тогда эта иерархия сознания подразумевает аналогичную иерархию в способности страдать. Существует общая интуиция, что это так. Например, если у нашей кошки есть блохи, мы без колебаний убиваем блох, чтобы улучшить самочувствие кошки. Это потому, что большинство людей считает, что блохи не страдают, хотя причиняют страдания кошке. Аналогичный моральный расчет происходит в исследованиях на животных, когда мы выбираем для эксперимента «низший» из возможных видов животных: собаку вместо обезьяны, мышь вместо собаки, муху вместо мыши.Двигаясь вниз по шкале сложности животных, должна быть точка, где страдания животных должны прекратиться. Затем, если мы продвинемся вверх по шкале сложности животных, человеческие страдания должны иметь большее значение, чем страдания животных.
Это также может быть выведено из того факта, что многие вещи, которые заставляют людей страдать, отсутствуют у животных: от человеческих эмоций, таких как вина и стыд, до культурно-зависимых ситуаций, таких как отсутствие свободы и эксплуатация. Способность страдать также может быть разной у млекопитающих, кроме человека: обезьяны, слоны, кошки и собаки испытывают дистресс не только, когда испытывают боль или лишены еды или воды, но также в социально репрессивных ситуациях или когда кто-то, с кем они связаны, уходит. или умирает — этот тип социальных страданий, похоже, не присутствует у млекопитающих, которые живут в одиночестве.Эти животные могут страдать, но не так часто, как мы, потому что наши страдания также вызваны вещами, которые животные не испытывают, такими как отсутствие цели и смысла в жизни, проживание в уродливой среде или эксплуатации.
Другой загадочный факт заключается в том, что люди готовы принимать физические формы страдания, чтобы избежать душевных форм страдания или получить абстрактное вознаграждение. Например, альпинисты готовы терпеть непростое для жизни количество усталости и лишений, чтобы достичь удовлетворения, достигнув вершины горы 12 .Или подумайте о невзгодах, которые пережили люди, которые боролись за справедливость, свободу и против эксплуатации. Кроме того, сознание животных тесно связано с настоящим, в то время как люди могут страдать от вещей в далеком прошлом и от страха перед тем, что может принести будущее 14 . Нейробиолог Антонио Дамасио ввел термин «расширенное сознание» для обозначения способности человека представлять себя в будущем и помнить, какими мы были в прошлом 15, 16 . Исходя из всех этих соображений, я предлагаю использовать термин «глубокое страдание» для обозначения уникальной способности людей страдать более значительными способами, чем животные.
альпинисты готовы терпеть непростое для жизни количество усталости и лишений, чтобы достичь удовлетворения от достижения вершины горы. Все это также подразумевает, что страдание невозможно отделить от познания и культурного наследия. Возможно, самая глубокая форма страдания — экзистенциальная тоска, неудовлетворенность, которая исходит из самого сознания. Мы знаем, что существуем, и задаемся вопросом, что это значит. Быть счастливым или несчастным зависит от того, как найти смысл в нашей жизни. Этот поиск смысла — это, по сути, когнитивное усилие, охватывающее наши эмоции, наши идеи и культурную среду, которая их нам дала.Животные не задаются вопросом о смысле, они не зависят от богатого информацией культурного наследия, чтобы быть счастливыми.
Итак, страдание — это не просто ощущение, как боль. Это также не эмоция, как печаль или страх. Это состояние, охватывающее весь наш разум, состоящее не только из отрицательных эмоций, но также из мыслей, убеждений и качества самого нашего сознания. Страдание, как и его противоположность, счастье, — это состояние бытия. Возможно, если сознательные ИИ станут реальностью в будущем, их счастье и страдания будут даже больше зависеть от знаний и культуры, чем наши собственные.А пока мы должны с трепетом задуматься о том, что наше уникальное сознание является благословением и проклятием, потому что оно позволяет нам страдать и быть счастливее более глубоко, чем это было возможно до того, как наш вид появился в результате эволюции.
Хуан Карлос Марвизон
Ссылки
- Вульф, С.Дж. и Ма, К. Ноцицепторы — детекторы вредных стимулов. Нейрон 55 , 353-364 (2007).
- Чжо, М. Корковое возбуждение и хроническая боль. Trends Neurosci 31 , 199-207 (2008).
- Peirs, C. , et al. Цепи спинного рога при стойкой механической боли. Нейрон 87 , 797-812 (2015).
- Крейг, А.Д. Значение островка для эволюции человеческого осознания чувств, исходящих от тела. Ann N Y Acad Sci 1225 , 72-82 (2011).
- Craig, A.D. Как вы себя чувствуете? Интероцепция: ощущение физиологического состояния тела. Nat.Rev.Neurosci 3 , 655-666 (2002).
- Шушрут, С. Исследование нейронной основы сознания с помощью анестезии. J. Neurosci. 33 , 1757-1758 (2013).
- Филлипс, К. и Клау, Д.Дж. Центральные болевые механизмы при хронических болевых состояниях — возможно, все дело в их голове. Лучшая практика Res Clin Rheumatol 25 , 141-154 (2011).
- Блумквист, Т. Ампутация и фантомная боль в конечностях: модель предотвращения боли. AANA.J. 69 , 211-217 (2001).
- Iacono, R.P., Linford, J. & Sandyk, R. Управление болью после ампутации нижней конечности. Нейрохирургия 20 , 496-500 (1987).
- Penn, D.C., Holyoak, K.J. И Повинелли, Д. Ошибка Дарвина: объяснение разрыва между человеческим и нечеловеческим разумом. Поведенческие и мозговые науки 31 , 109-130; обсуждение 130-178 (2008).
- Лоо, Л. и др. Натрийуретический пептид C-типа вызывает тепловую гипералгезию посредством неканонической Gβγ-зависимой модуляции канала TRPV1. Журнал нейробиологии 32 , 11942-11955 (2012).
- Бантинг, С.Дж., Литтл, М.Дж., Толсон, Х. и Джессап, Г. Физическая подготовка и эустресс в приключенческих занятиях скалолазанием и спуском на веревках. J Sports Med Phys Fitness 26 , 11-20 (1986).
- Berridge, K.C. И Крингельбах, М. Неврология аффекта: мозговые механизмы удовольствия и неудовольствия. Curr Opin Neurobiol 23 , 294-303 (2013).
- Suddendorf, T. & Corballis, M.C. Эволюция предвидения: что такое мысленные путешествия во времени и уникальны ли они для людей? Behav Brain Sci 30 , 299-313; обсуждение 313-251 (2007).
- Дамасио, А. Ошибка Декарта (1994).
- Дамасио, А. Ощущение того, что происходит (1999).
Нравится:
Нравится Загрузка …
СвязанныеРазница между болью и страданием — на десять процентов счастливее
Это может показаться странным, но медитация научила меня, что вы можете радоваться, даже когда испытываете боль.
Вначале большинство из нас начинает медитировать, чтобы избавиться от боли. Я знаю, что сделал. Я хотел избавиться от грусти и страха. Но медитация не устраняет боль — она устраняет страдание.
В чем разница?
В медитативных кругах говорят, что Боль неизбежна. Страдание необязательно.
Боль — это все, что я не могу контролировать в жизни: болезнь, старость, строительные работы в моем квартале, медлительный парень в очереди передо мной в продуктовом магазине…
Страдание — это напряжение, которое я создаю вокруг боли: я жалуюсь, что у меня грипп, ненавижу свои седые волосы, постоянно жалуюсь на шум отбойного молотка за окном моей квартиры, стреляя воображаемыми лазерными кинжалами в парня, разгружающего его тележку. один… оранжевый… в… а…. время.
Конечно, интеллектуально мы знаем, что все мы болеем, все стареем, дороги нуждаются в ремонте, а в тот день я даже ни на что не опоздал в продуктовый магазин (почему спешка?).
Но интуитивно, эмоционально это совсем другая история.Потому что страдание, это напряжение вокруг боли возникает бессознательно, даже инстинктивно.
Это простое уравнение выражает это: БОЛЬ x СОПРОТИВЛЕНИЕ = СТРАДАНИЯ.
Когда мы отталкиваем боль, мы тратим свою энергию на сопротивление тому, что обычно не можем контролировать. Я предпочитаю не работать отбойным молотком все утро, пока пытаюсь работать, но создание напряженности вокруг этого не изменит график строительства города.
Дело не в том, что мне нужно убеждать себя в том, что шум приятен.Наверное, нет. Но я тоже не могу это остановить. Если я сопротивляюсь шуму (с жалобами и раздраженными вздохами каждые несколько минут), я просто увеличиваю свой дискомфорт.
Если что-то неприятно, могу я так оставить? Мне не нужно отталкивать это. Если я просто замечу это, может быть, этот шум просто… ну, звук. Это и есть. Громкий звук. Очень громкий звук. Я чувствую это и не могу рассказывать всю историю о неэффективности мэрии.
Легче сказать, чем сделать, правда? Вот почему мы практикуем медитацию.
Практика медитации — это урезанная версия нашего повседневного опыта. У нас есть намерение сидеть и быть с дыханием, но через несколько минут, может быть, даже секунд, ум отключается: Будьте с дыханием. О, мне нужно позвонить Наоми. Где мой телефон? Где я оставил свои рабочие ключи? У меня чешется левая ступня.
И затем мы начнем с суждений: Почему я никогда не могу правильно медитировать? Я отстой в этом.
Но предположим, что мы не добавили все это сопротивление.Предположим, мы сказали: хорошо, происходит отвлечение. Шум разума, как шум строительной техники снаружи. Это не значит, что я плохой человек. Это просто то, что делает ум.
И затем, когда сопротивление прекращается, возникает радость.
Покойный учитель дзен Шарлотта Джоко Бек сказала, что радость — это все, что происходит, за вычетом нашего мнения об этом . Конечно, она не имела в виду, что все всегда приятно. Это явно неправда. Она имеет в виду, что есть более глубокая радость, которая возникает, когда мы можем жить со своим опытом в точности так, как оно есть.Когда нам не нужно, чтобы жизнь была другой.
Осознавая и оставляя место для всего, что происходит в медитации, мы учимся оставлять место для всего, что происходит в жизни. И радость становится возможной в любой момент.
Осмысление страдания и боли | Философия, этика и гуманитарные науки в медицине
Медицинский гуманизм Касселла
Работа Природа страдания и цели медицины была впервые опубликована в 1982 году и оказала значительное влияние на последующие дебаты о медицинской концептуализации и управлении страданием. и боль.Фактически, эта дискуссия еще не закончилась [24,25,26]. Данную работу можно отнести к числу теоретических работ «гуманистического поворота» в медицине. Кассел критикует клиническую, основанную на доказательствах медицину, ее зависимость от картезианского дуализма, ее концептуальное представление о боли и страдании, ее управление ими, а также цели медицины. Он критикует именно те характеристики медицины, которые в первую очередь превратили ее в науку, а именно упомянутые выше процессы абстракции, тот факт, что «врачей учат сосредотачиваться на болезнях и помнить об их сходствах, а не различиях». и что «диагностические методы предназначены для того, чтобы видеть одно и то же в каждом случае болезни» [3].Для него анахронизма разделение между телом и не-телом, и сосредоточиться на лечении от телесной болезни, приводит лекарство, чтобы делать вещи, которые вызывают «пациент как человек» страдать. Другими словами, он не только лечит боли недостаточно (понимание и рассматривая его только по отношению к ее измерению, наблюдаемых и обобщению признаков, в контексте болезни), но она также производит страдание, которое сохраняется диагностируется и беспросветной, как в случае в терминальной стадии хронического заболевания, которое постепенно удлиняется из-за наличия новых методов лечения.В отличии от этого, концептуализация Касселл от боли и страданий, подчеркивает их значимых размеры и негативные последствия абстрагирования боли от человека боли. Он принимает во внимание, что это всегда человек, который чувствует боль или страдание, и что такие переживания моделируются и сильно определяется личными предположениями, культурными особенностями, познавательной деятельности и даже религиозных убеждений.
Cassell определяет боль не только ощущение, но и «как опыт вложенного в убеждениях о причинах и заболеваниях и их последствиях», и страдание как «состояние тяжелого бедствия, связанном с событиями, которые ставят под угрозой целости человека».И боль и страдание, как полагают, имеют физические и психологические аспекты, и в этом смысле, это правда, что Cassell избегает классической связи между болью и телом, страданием и умом. Сноски 5 Его определение боли в соответствии с определением, предложенным в начале этой статьи: Боль этого явление, которое включает в себя как ноцицепции — «механизм, участвующий в получении болезненных стимулов» — и последующее присоединение смысл такого ощущения , Он признает универсальность ноцицепции ( «определенные виды стимулов вызывают сенсорную реакцию ноцицепции в каждой культуре, теперь и навсегда»), но не считает, боль будет таким же, как ноцицепции; для него, боль включает в себя смысл, который испытуемые приписывают ноцицепции, и такое значение меняется от культуры к культуре, от человека к человеку.
По Cassell, страдание начинается, когда «больной человек поверит, что его или ее нетронутость как человек находится в опасности». Так что боль не обязательно влекут за собой страдание и страдания (угроза против «неповрежденности человека») может быть вызвано другими переживаниями. Cassell предлагает лекарство должно быть более чувствительно к человеку, и смыслам он или она приписывает его боль / болезнь, и что он должен конкретно относиться страдание, тем самым привлекая частные «субъективные ресурсы», как «чувство, интуицию, и даже ввод их чувств»для того, чтобы справиться со страданиями больных.Другие авторы также подчеркнули важность конкретных возможностей, такие как чувствительность и эмпатию врача [27], разработка «аффективное режим понимания» [25] в контексте попытки гуманизации медицины. Но Cassell также считает, что можно разработать методологию, которая способна превратить субъективные аспекты боли и страдания в передающуюся информацию, которую врачи могут использовать в целях разработки более целостное лечения (не только предназначенное для лечения заболевания, но смягчать страдания больного человека).Таким образом, цели медицины должны быть переформулировать.
Однако, по крайней мере, две проблемы возникают из концептуализации страдания Касселлом. Первый из них является то, что его определение страдания зависит от сомнительного понимания человека, и это является слишком ограничительным. Определение страдания как угроза против «неповрежденности» человека влечет за собой допущение того, что такой «нетронутый» человек. Нормативное определение «личности», данное Касселлом, включает ряд измерений, таких как их предполагаемое будущее, личность и характер, тело, прошлый опыт и воспоминания, культурный фон, поведение, отношения с другими, политическое измерение и тайная жизнь [3].Этот «неповрежденный» человек развил бы своего рода равновесие или согласованность и целостность между всеми этими измерениями.
Свенеус [24] признает эту трудность, присущую предложению Касселла, проблему мышления «человека как своего рода целое» (или того, как можно сформулировать некую целостность среди всех этих измерений), и предлагает альтернативу : понимание жизни как повествования и «подчеркивание эмпирического измерения, удержание вместе состояний сознания, составляющих« я »».Однако повествовательные объяснения непрерывности личности и жизни тоже могут быть подвергнуты критике. Хотя у людей есть повествовательный опыт и измерения, ни личность, ни жизнь не могут быть полностью и определенно объединены одним повествованием. Истории, которые мы рассказываем себе о собственном опыте, безусловно, являются важными ресурсами, которые мы используем для установления отношений с собой, для развития самих себя . Но такие истории — не единственный ресурс, который мы используем для таких целей. Например, мы также участвуем в диалоге с самим собой — процесс мышления был определен как своего рода внутренний диалог [28] — а диалог — это не рассказ.Более того, такие внутренние истории всегда плюралистичны: они интерпретируют наш прошлый опыт в свете нынешних интересов или переживаний. Следовательно, мы не рассказываем себе одну и ту же историю о нашем прошлом на протяжении всей нашей жизни просто потому, что наше прошлое меняется каждый день по мере того, как мы получаем новый опыт, который может легко изменить интерпретацию предыдущего опыта, и мы нуждаемся / хотим понимать свое прошлое по-разному в зависимости от к нашему настоящему и нашим перспективам. Гораздо более гибкими и неопределенными являются наши рассказы о будущем: будущее — это неизведанная территория, которая постепенно становится настоящим, а затем прошлым, снова и снова удивляя нас.
Параллельно жизнь — это не «повествование», а единое повествование от рождения до смерти [29]. С разных точек зрения непрерывно пишутся разные версии и трактовки жизни человека; нет окончательной истории. Истории о жизни всегда фрагментарны, частичны, и их нельзя рассказывать иначе, как с определенной точки зрения, в зависимости от предполагаемого акцента. Они не гарантируют целостности между нашими несколькими измерениями.
Таким образом, повествовательное объяснение «целостности» личности не поддерживает определение «личность», данное Касселлом.Действительно, такое определение — несуществующий идеал, который включает в себя идею о том, что люди прозрачны для себя (они полностью знают себя), последовательны, способны создавать своего рода уникальные личные истории из прошлого и будущего и хорошо сбалансированы. Это определение далеко не актуально в отношении современных теорий о себе. Альбрехт Веллмер [30] упоминает два важных вклада, которые противоречат определению Касселла. Фрейдистский психоанализ ставит под сомнение идею автономного субъекта: люди не всегда точно и полностью знают, чего они хотят, что они делают или почему они это делают, поскольку на них влияют психологические, социальные силы и силы властных отношений.Витгенштейн и философия языка оспаривают идею о том, что испытуемые являются последними авторами и судьями того, что они говорят. Наши осмысленные выражения не полностью прозрачны для нас. Более того, теории постмодерна подчеркивают противоречия между различными социальными ролями одного и того же человека [31], наше иррациональное измерение, нашу случайную природу и тот факт, что наши действия непредсказуемы (даже сами по себе). Человек никогда не бывает полностью связным, человек не может быть «неповрежденным», потому что прикосновения и прикосновения присущи жизни.По-прежнему возможно определить страдание как угрозу тому, что человек считает своей целостностью в любой данный момент. Однако это важное определение страдания, которое слишком далеко идущее и вызывает проблемы при попытке определить границы того, что есть, а что нет. Страдание можно переживать по-разному, не обязательно как угрозу целостности, как я покажу позже. Таким образом, это определение не может правильно определить, что является общим для всех переживаний страдания.Более того, страдание было замечено и часто используется для усиления идентичности (как в случае преднамеренного поиска страдания, например, причинения боли самому себе, и другого рискованного поведения). Это прямо противоположно определению Касселла, потому что поиск страдания (или использование непреднамеренного страдания) используется для построения или усиления идентичности, для утверждения себя или для идентификации себя с определенными ценностями, такими как сила или храбрость.
Вторая проблема определения страдания, данного Касселлом, обсуждается Брауде [25]: переживание страдания может иметь действительно субъективный элемент, который не может быть явно выражен посредством языка и «не может и не должен в конечном итоге стать объектом, медицинским или каким-либо другим». .Медицина может уделять больше внимания вышеупомянутым субъективным, символическим измерениям страдания и боли, врачей можно научить более чутко относиться к больным и более чутко относиться к их реальным потребностям. Это «гуманизированное лекарство» обеспечивает лучшее лечение боли и страданий, и оно должно пересмотреть свои конечные цели. Однако остается вопрос, действительно ли страдание можно вылечить исключительно с помощью медицины и чисто научных методов, учитывая это в конечном итоге непередаваемое измерение, тот факт, что не все виды страданий связаны с болью или болезнью, и экзистенциальное измерение страдания, которое включает личный выбор, связанный с привязанностью человека к жизни и миру.Медицина действительно имеет свои пределы.
Феноменологический подход
Феноменологическая концептуализация страдания и боли предлагает привлекательную альтернативу дуалистическим теориям и механическому пониманию тела. Footnote 6 В отличие от научного подхода, в котором тело рассматривается с точки зрения третьего лица, феноменологические предложения предполагают перспективу опыта, пережитого субъектом [32, 33]. Это своего рода взгляд от первого лица, который стремится быть значимым и актуальным для других.Хороший феноменологический подход — это не просто субъективное повествование о личном опыте, но он способен уловить важные элементы такого опыта, которые полезны в качестве значимых ресурсов для других людей, пытающихся понять аналогичный опыт.
Очень хороший пример такой точки зрения можно найти в тексте Жана-Люка Нанси L’Intrus , в котором он стремится понять свой собственный «жизненный опыт» трансплантации сердца, связанных с ним тяжелых медицинских процедур и их острых вторичных последствия, такие как лимфома, философски и феноменологически [34].Нэнси концептуализирует свой опыт не просто рассказывая свою историю, но понимая ее теоретически посредством использования концепции «вторжения» (вторжения) и идеи «вторжения», чтобы понять опыт получения нового органа, его отторжение со стороны его иммунная система, лечение «медикаментами» (измерение, тестирование, наблюдение) и, наконец, рак и последующее лечение. Его описанная странность самого себя и его опыт лиминальности далеко не уникальны, и его размышления о моральных последствиях трансплантации органов и увеличивающихся технологических и научных медицинских вариантах поднимают важные вопросы для дальнейших дискуссий.Короче говоря, феноменология не просто субъективна (хотя она включает в себя личный опыт), и хорошие феноменологические подходы являются мощными философскими инструментами. Поскольку они способны включать перспективу от первого лица, «жизненный опыт», они обладают высоким потенциалом для изучения страдания и боли с точки зрения, которая не является чисто научной или медицинской по своей природе.
С такими понятиями, как «воплощение» и «живое тело» — английский перевод немецкого термина «Leib» в противоположность «Körper» или «физическое тело» [11] — феноменологи внесли свой вклад в «воплощение разума». подчеркивая решающую роль тела в человеческом опыте и предполагая, что мы воспринимаем мир через наши живые тела [32].Это предположение влечет за собой различные последствия для понимания боли и страдания, такие как идея о том, что если мы испытываем боль или страдаем, мы чувствуем это неудовольствие в наших телах, таким образом частично или полностью влияя на то, как мы воспринимаем мир. Прозрачное, безмолвное или даже «отсутствующее» тело [32] может болезненно присутствовать, поэтому мы воспринимаем мир с этой болезненной точки зрения. Footnote 7
Феноменологические подходы тоже внесли свой вклад в «заботу о теле», как и в случае с феноменологическим объяснением «эффекта плацебо», одного из явлений, которые бросают вызов классическим объяснениям медицинской науки.Френкель [35] формулирует эту проблему следующим образом: «Как может личное субъективное ожидание, связанное с приемом таблетки плацебо, когда-либо проявляться как наблюдаемое публичное изменение физиологического тела?» Эффект плацебо особенно бросает вызов различиям между разумом и телом и рассмотрению тела как простого «измеримого объекта». Объяснение, предложенное Френкелем, убедительно: само тело способно осмысленно реагировать на сложную ситуацию, поскольку «у нас есть чувствующее тело, способное реагировать на мир, не вызывая рефлексивной активности.Можно даже пойти еще дальше: если мы представляем человека как психофизическое целое, то не будет неправдоподобным думать о том, что тело реагирует осмысленным образом, что «пациент воспринимает возможности исцеления в конкретной ситуации и его тело, таким образом, откликается на просьбу к нему так же, как наша нерефлексивная двигательная активность разворачивается в мире ». Считается, что культурные, социальные и психологические факторы влияют на доступность (побуждение субъекта к ответу в конкретной ситуации) исцеления.
Как уже упоминалось, Свенеус [24] объединил феноменологические тенденции с нарративными концепциями личной идентичности, чтобы концептуализировать боль и страдание. Он объединяет различные определения страдания, предоставленные другими авторами, в попытке охватить «все страдание». Однако объединение этих различных подходов к страданию не гарантирует хорошего определения страдания. Вместо этого оно гарантирует хороший обзор исследований или концептуализации страдания.Хорошее определение должно быть достаточно общим, чтобы включать все случаи страдания. Это не означает, что конкретные описания случаев страдания бесполезны или не имеют смысла для других пациентов, ученых и просто людей, заинтересованных в понимании феномена страдания. Другими словами, отчуждение себя, описанное Нэнси, может охватить одно существенное измерение одного вида страдания, но оно не определяет все виды страдания. Определения страдания как угрозы для «неповрежденного человека», как отчуждения самого себя, как «отчужденного настроения» или «непривычного существа в мире» [33] выражают различные переживания страдания, но это не универсальные описания, поэтому они не являются хорошими определениями.Как утверждает Клейнман: «Важно избегать эссенциализации, натурализации или сентиментализации страдания. Нет единственного способа страдать; не существует вневременной или внепространственной универсальной формы страдания ». [7].
Потеря себя или поиск себя?
Как указывалось ранее, медицине все еще сложно справиться с этими субъективными, неизмеримыми измерениями страдания и боли — и, более того, с их возможной «неразделимостью» [6], хотя в них были внесены важные вклады, такие как Теория контроля ворот. , что имело решающее значение для включения как физиологических, так и психологических аспектов боли в качестве неотъемлемых частей этого явления.Тем не менее, боль и страдания касаются не только медицины, но также социальных и гуманитарных наук, которые вносят существенный вклад в прояснение их культурных, социальных и когнитивных аспектов. Если мы придаем значение этим аспектам переживания боли и страдания, то нам необходимо признать соответствующую роль, которую указанные дисциплины могут играть в их осмыслении, а также в предоставлении ресурсов для облегчения страданий. Это связано с предыдущим утверждением медицины, имеющей свои пределы: существуют типы и измерения страдания, лечение которых не касается медицины (или, по крайней мере, не исключительно).Например, мы не можем справиться с социальными проблемами, которые вызывают социальные страдания, такие как бедность, с помощью медицинских ресурсов. Но, как было сказано выше, это не означает, что медицина не может улучшить управление болью и страданием: напротив, усилия для этого уже предпринимаются, хотя полная революция потребует подлинного преодоления классической дихотомии разум / тело. Footnote 8 Реальное, связное представление о человеке как о психофизическом, а не дуалистическом существе требует не только частичных реформ в обращении со страданием и болью, но и полной смены парадигмы в понимании Куна [36]. Footnote 9 Тем временем междисциплинарные подходы претворяются в жизнь; например, лечение хронической боли в долгосрочной перспективе теперь включает в себя методы кондукции для управления ее эмоциональными и когнитивными последствиями [37, 38], или лечение несоматической боли (например, фибромиалгии) теперь поддерживается психотерапией [39]. ].
Отчуждение (или даже «потеря») себя или «непривычное существо в мире», несомненно, может быть следствием или выражением страдания.Кэти Чармаз [40] описывает «потерю себя» у хронических больных и способствует пониманию страдания как не ограниченного простым «физическим дискомфортом». В своем недавнем посмертном романе Париж-Аустерлиц писатель Рафаэль Чирбес описывает последнюю фазу смертельной болезни человека следующими словами:
«Скорее, у меня сложилось впечатление, что лежащий там умирающий человек стал чужим в мире. как мои глаза, так и его собственные — кто-то неизвестный мне, конечно, но также и ему самому, и поэтому Мишель сам выражал мне это в те дни, когда он испытывал момент просветления.[…] Мишель гаснет, гаснет точно так же, как и каждый день моего визита, тусклый свет зимнего полудня тускнел в раме окна больницы ». Сноска 10 [41].
Подобно Нэнси, Мишель больше не может узнавать себя, как и его друг. По Свенею, страдание отдаляет нас от нашего собственного тела, от наших отношений с другими людьми и от наших жизненных ценностей [24]. «Отчуждение» означает «превращение в чужого», таким образом, обнаружено, что страдание эквивалентно ощущению того, что мы чужие себе и другим, или странному приспособлению к миру — и оно может помешать нам жить той жизнью, которую мы хотели. .Отчуждение мира также можно отнести к категории «непривлекательных», подобно концепции Арендт: «Нездомное существо в мире» означает, что мы существуем неудобно, в странной, беспокойной среде, где мы не можем отдохнуть или найти то, что нам нужно. место [42].
Эти различные вклады в понимание различных переживаний страдания не обязательно предлагались в качестве основных определений страдания. Например, работа Чармаз предполагает четко обозначенную перспективу; она анализирует «фундаментальную форму страдания» хронических больных в Америке в 1980-е годы [40]. Однако существует риск, если принять такие описания страдания как универсальные, существенные определения, поскольку это может иметь нежелательные эпистемологические и моральные последствия. .
Идея «отчужденного я» предполагает идею своего рода «подлинного я» с «подлинной историей жизни». Страдания могут оттолкнуть нас от наших прежних забот и даже перевести в состояние лиминальности, когда мы не чувствуем себя как дома в мире или в своем теле, как когда-то. Однако, как указывалось ранее, это не окончательные последствия страдания, и люди не являются статичными, неизменными существами. Наряду с возможной «потерей себя» существует возможность «реконструкции себя» (мы не были нашим «окончательным я» до «потери себя» из-за страдания, и мы не можем восстановить что-то вроде «окончательного« я »).Напротив, мы — результат нашего опыта, включая страдание и боль.
Доказательством несостоятельности эссенциалистских определений страдания является то, что два противоречащих друг другу ответа на проблемы боли и страдания могут быть одинаково значимыми и полезными для управления ими: борьба за отделение себя от своей боли, страдания или болезни и идентификация со своей собственной болью, страданием или болезнью [11]. Один из пациентов Стонингтона удивил его, сказав: «Я хочу быть здесь из-за этого, даже из-за боли.Если бы я не был здесь на самом деле, я бы пострадал »[43]. Боль при родах утверждается женщинами как элемент самоконструирования своей собственной идентичности как матери и женщины в том смысле, что они хотят быть теми, кто контролирует технологии, используемые для облегчения боли, а не подчиняться их контролю. такая технология [19]. Такие отношения, как выбор боли или принятие страдания, могут быть способом утверждения себя. Для Виктора Франкла [44] принятие неизбежных страданий может быть даже способом найти смысл в жизни; страдание и храброе противостояние страданию могут быть способом подтверждения собственной идентичности, достижением, благородным делом, а не деградацией личности.В конце концов, страдание можно рассматривать как характеристику собственной личности; после стольких страданий поэт Розалия де Кастро находит в себе пустое пространство, которое не может быть заполнено ничем, кроме страдания:
«То, что внизу, в самом низу / моих внутренностей / есть пустыня / пустошь / незаполненная смехом / или удовлетворение / но с горькими / плодами боли! » Сноска 11 [45].
Возможно, можно «чувствовать себя как дома в страдании» — не в мазохистском смысле, а как способ справиться с ним.В качестве альтернативы основным определениям я предлагаю понимать страдание как неприятный или даже мучительный опыт, который может серьезно повлиять на человека на психофизическом и даже экзистенциальном уровне.
Концептуализация страдания и боли
Концептуализация страдания как опыта подчеркивает тот факт, что человек переживает это (как то, что Дильтей называет «живым опытом» (Эрлебнис)), немедленным, неотраженным опытом и «обычным, сформулированным опытом» (Lebenserfahrung) [46, 47].Мы должны смотреть на страдание не как на абстрактное явление, а как на нечто пережитое кем-то.
Страдание, как и боль, неприятно или даже мучительно: даже если мы не принимаем эссенциалистское определение и отвергаем понимание страдания как «потери себя» или «повторного утверждения себя», определение является все еще необходимо. «Неприятность» определяет страдание и боль. Лекнес и Бастиан [48] предлагают «выйти за рамки представления о боли как о просто неприятном», потому что «она также может восприниматься как приятная, вызывать приятные переживания или побуждать нас к приятным переживаниям».Они предлагают ряд преимуществ и преимуществ боли: она представляет собой возможность искупления после проступка, она может подчеркивать храбрость, мотивировать нас, усиливать ощущения, предлагать временное облегчение от другой боли и предлагать «эффективный контраст многим безболезненным переживаниям». , которые могут показаться относительно приятными, если возникают после того, как боль утихнет ». Однако такие преимущества или преимущества существуют только потому, что боль неприятна (в противном случае она не служила бы искуплением и т. Д.). Единственный убедительный аргумент против «неприятности» боли — это состояние «асимболии боли», при котором пациенты ощущают боль, но не неприятность.Как я уже упоминал, боль состоит из соматосенсорного восприятия, за которым следует временный мысленный образ локального изменения в теле (ноцицепция), с одной стороны, и неприятной эмоции, с другой стороны. Для Лекнеса и Бастьяна такое состояние, как «асимболия боли», доказывает, что боль не обязательно неприятна. Однако я утверждаю, что люди, страдающие таким заболеванием, испытывают боль не полностью, а только одной из ее частей. В любом случае асимболия боли — это скорее заболевание, чем обычное переживание боли. Footnote 12
Страдания не всегда бывают крайними. Иногда это терпимый, короткий, несущественный опыт. Однако важно включить в наше определение возможность того, что страдание может повлиять на нас в экзистенциальном измерении, что означает, что оно может повлиять на важные вопросы, касающиеся личной жизни человека, на вопросы, которые влияют на наше существование в мире, например, желание продолжать жить, решать, заводить ли детей или даже как жить — выбор, который следует рассматривать в контексте нашей привязанности к миру.Эта возможность действительно характеризует страдание и помогает нам понять его (возможную) значимость в жизни. Более того, включение экзистенциального измерения страдания подчеркивает способность человека справляться со своими неприятными обстоятельствами / переживаниями, а также решающее влияние его отношения и выбора на весь опыт страдания.
Различия между болью и страданием
Одна вещь, о которой я размышлял с клиентами в последнее время, — это разница между болью и страданием.Это различие, о котором мне продолжают напоминать. Впоследствии я собираюсь рассказать немного больше об этой теме боли и страдания.
В этом посте я буду обсуждать —
- Что такое боль?
- Что страдает?
- Различия между болью и страданием
Приступим…
Что такое боль?
Есть несколько определений боли. Пара указывает, что боль —
- «физические страдания или дискомфорт, вызванные болезнью или травмой» ~ Google
- «физические страдания или страдания, вызванные травмой, болезнью, и т. Д.»Или« неприятное ощущение в определенной части тела » ~ Dictionary.com
- «острые психические или эмоциональные расстройства или страдания» ~ Merriam-Webster
- «Очень неприятное физическое ощущение, вызванное болезнью или травмой» ~ Oxford Dictionary
Что страдает?
Страдание —
- «состояние боли, стресса или трудностей» ~ Google
- «состояние или опыт того, кто страдает» ~ Merriam-Webster
- «состояние или проявление стойкой боли, и т. Д.» ~ Бесплатный словарь
Разница между болью и страданием
Есть несколько явных различий между болью и страданием. В их числе —
- Боль — это физические ощущения или сигналы (внутри вашего тела), которые говорят вам, что что-то происходит внутри вашего тела в связи с событием или ситуацией.
- Страдание — это интерпретация или история, которую вы рассказываете себе о боли (т.e мысли, суждения, убеждения и т. д.). Например — «Я никогда не переживу этого».
- Определенное количество боли неизбежно в жизни. Например, мы все испытаем потери, изменения, проблемы, болезни и т. Д. В жизни. Однако страдания необязательны.
- Боль x принятие (не одобрение) = ограниченное страдание или отсутствие страдания. Боль x сопротивление (ограниченное принятие или его отсутствие) = страдание.
- Боль реальна, и нам нужно почувствовать и испытать боль (а не исправить ее), чтобы произошло исцеление.
К тебе
Если у вас есть время, вы можете подумать над следующим —
- Что бы вы могли добавить к различию между болью и страданием? Если да, поделитесь, пожалуйста, ниже.
- Как вам помогло это различие? Не стесняйтесь делиться своими ответами ниже!
Если вы готовы набраться храбрости и сделать следующий шаг к своей свободе и раскрыть свое сердце , почему бы не присоединиться к нашему набору инструментов?
Понимание разницы между болью и страданием — Эшли Ламберти
Фраза «боль и страдание» так часто используется в нашем обществе, что эти два понятия часто считаются одним и тем же.Вы можете спросить: «Возможно ли иметь боль, не страдая? Можно ли без боли страдать? Есть ли разница между и ? » В конце концов, люди выигрывают судебные иски в качестве компенсации за свою боль и страдания. Люди рассказывают о своей боли и страданиях, когда они болеют или после других трудных событий.
Однако два — это не одно и то же! Боль — это то, что с нами происходит, страдание — это то, что мы делаем с этой болью. Хотя изменить наше восприятие этой концепции может быть сложно, это возможно.Мы можем избежать или уменьшить наши настоящие страдания в зависимости от того, что мы делаем с болью, которую испытываем.
У боли есть цельЧтобы изменить свое понимание боли и страдания, подумайте, что такое боль на самом деле.
Конечно, физическая боль. Но есть также душевная и эмоциональная боль. Так же, как физическая боль предназначена для оповещения нас о том, что что-то не так, эмоциональная боль тоже. Если у нас болит грудь или суставы, мы воспринимаем это как сигнал, чтобы обратиться за помощью.Мы знаем, что кое-что требует внимания.
Страдание — это выборТочно так же эмоциональная боль — это способ нашего мозга сказать нам, что нужно заняться чем-то важным. Но эмоциональный дискомфорт, который мы испытываем, часто заставляет нас искать способы его избежать или игнорировать. Вместо того, чтобы смотреть на первопричины нашей боли, мы предпочитаем сосредоточиться на неприятных ощущениях, которые она вызывает.
Иногда мы попадаем в ловушку негатива и жалуемся, когда тратим слишком много времени на источник нашей боли.Мы можем позволить гневу овладеть нами несправедливостью нашей ситуации. Может быть, мы задумаемся о том, насколько нам тяжело.
К сожалению, эти реакции только продлевают боль и вызывают страдание. В этом и есть страдание. Когда мы игнорируем нашу боль и злимся на нее, мы позволяем страданию вторгаться в нашу жизнь. Мы создаем страдания в своей жизни тем, что делаем с трудностями, с которыми сталкиваемся.
Избегать страданий (здоровым образом)Многие люди сделают все, что в их силах, чтобы не справляться со своей эмоциональной болью.Они пытаются заглушить свои эмоции едой, алкоголем, наркотиками, сексом или работой. Когда возникают неприятные чувства, они убегают от них и сопротивляются им.
Но мы можем научиться прекращать страдания, когда на самом деле решаем оставаться открытыми своей боли и внимательно прислушиваться к тому, что она пытается нам сказать. Нам не нужно позволять боли рассердить нас. Нам не нужно тратить негативную эмоциональную энергию, пытаясь ее избежать.
Вместо этого мы можем научиться наблюдать за своей болью, исследовать наши ожидания и убеждения и принять решение верить, что она пройдет.Приучить себя понимать, что эмоции мимолетны и временны, — важный шаг к тому, чтобы сказать «нет» страданию.
Это процессКак и все в жизни, это не разовое изменение. Изменение вашего взгляда на боль, которую вы испытываете, и на то, что вы с ней делаете, — это постоянное путешествие. Это требует практики. По мере того, как вы проходите через различные болезненные ситуации и переживания, вам, возможно, придется глубже анализировать свои реакции. Как и в случае с любым другим навыком, чем больше вы тренируетесь, тем более опытным вы становитесь.
***
К счастью, есть много других, которые прошли до вас и готовы помочь через книги и группы поддержки. Как консультант, я также специализируюсь на том, чтобы помочь наркоманам научиться справляться со своей эмоциональной болью и, в процессе, обходить страдания.
Если вы готовы сделать следующий шаг на этом пути, я рекомендую вам связаться с моим офисом сегодня. Я видел, как многие клиенты находили покой и силу, и знаю, что вы можете сделать то же самое. Узнайте больше о консультациях по наркотикам и алкоголю, чтобы лучше понять разницу между болью и страданием.
Разница между болью и страданием | Брэд Стулберг
Чтобы получить максимальную отдачу от своего выступления, вы должны смириться с неприятностями — и продолжать настаивать на
В этом месяце, во время последних нескольких миль 122-го забега Бостонского марафона, если все пойдет по плану, элита США марафонец Дес Линден попадет в мир боли.
Боль, в конце концов, необходима Линден — или любому атлету — чтобы получить от себя максимум удовольствия. Но, как говорит Линден, «я не буду тратить время на переговоры с самим собой о способах облегчения этой ситуации.Вместо этого, когда приходит боль, Линден проверяет свое тело, расслабляет руки и челюсти и набирает характер своего дыхания. «Когда мне больно, я проверяю физические ощущения своего тела», — говорит она. «Но я также напоминаю себе, что это то, на что я подписался».
Linden не борется с болью. Она принимает это. И в ее профессии умение делать это — один из фундаментальных элементов успеха. Метаанализ 2012 года, опубликованный в журнале Pain , показал, что спортсмены обладают более высокой толерантностью к боли, то есть могут терпеть ее больше, пока не достигнут своего предела, по сравнению с населением в целом.
Боль может быть своего рода уловкой-22: часто чем больше вы пытаетесь избавиться от нее, тем хуже она становится. Согласно современной психологии (не говоря уже о древнем буддизме), в этом заключается разница между болью и страданием. Боль есть боль, и этого достаточно. Страдание, в котором наверху лежат страдания и страдания, возникает только тогда, когда вы пытаетесь бороться с этой болью.
Боль может быть своего рода уловкой-22: часто чем больше вы пытаетесь избавиться от нее, тем хуже она становится.
Рассмотрим работу Стивена Хейса, известного клинического психолога и профессора психологии в Университете Рино, штат Невада.Он показал, что чем больше вы сопротивляетесь или пытаетесь избежать неприятных мыслей, чувств и ощущений, тем сильнее и чаще они становятся. «Если вы не можете открыться перед дискомфортом без подавления, — пишет он, — становится невозможным решать сложные проблемы здоровым образом».
Работа Hayes основана на признании и приверженности. Когда вы испытываете боль, физическую или эмоциональную, вам не нужно усугублять ее, сопротивляясь ей. Лучше смириться с болью и посвятить себя достижению своих целей, и часто означает нести боль с собой.
В разгар боли «мысли типа« Это меня убивает »,« Я больше не могу этого выносить »или« Как долго это будет продолжаться »могут в тот или иной момент возникать в твоей голове, »- объясняет Джон Кабат Зинн в своей основополагающей работе« Full Catastrophe Living ». «Такие мысли могут постоянно приходить и уходить. Многие из них основаны на страхе и предвкушении того, каким плохим может быть будущее. Приятно отметить, что ни один из них не является самой болью ».
Зинн, почетный профессор Медицинской школы Массачусетского университета и всемирно известный учитель медитации, помогал всем, от больных раком до элитных спортсменов, справляться с дискомфортом.«Не всегда боль как таковая, , но то, как вы ее видите и реагируете на нее, определяет степень страдания, которое вы испытаете», — пишет он.
Как и Хейс, Зинн рекомендует, чтобы вместо того, чтобы бороться с болью, вы должны признать ее и держать ее в сознании — даже с любопытством исследовать и тепло принять ее. Он обнаружил, что такое лечение боли почти всегда облегчает ее перенос.
Если вы не можете открыться дискомфорту без подавления, становится невозможным противостоять трудным проблемам здоровым образом.
Принятие боли может показаться концептуально неплохим, но это не позволяет сделать это легко в пылу мгновений. Один из способов построить это сооружение — медитация. Исследования показывают, что люди, которые регулярно медитируют, испытывают такую же боль, как и те, кто этого не делает, но реагируют по-разному. Вместо того, чтобы реагировать на боль массивной стрессовой реакцией (то есть страданием), они принимают боль, сидят с ней и затем идут дальше. По словам Зинна, вместо того, чтобы сливаться с болью, они могут «удерживать ее в своем сознании», что, в свою очередь, ослабляет ее эффект .
Еще один способ предотвратить превращение боли в полномасштабное страдание — это вести то, что мой близкий друг и соратник Стив Мэгнесс называет спокойным разговором. Магнесс, тренер по бегу в Университете Хьюстона, а также работает со многими ведущими профессионалами, говорит, что разговор, который следует развернуть, когда тренировки или гонки начинают становиться действительно тяжелыми, звучит примерно так: «Сейчас это начинает причинять боль. . Должно. Я очень сильно бегаю. Но и отделены от этой боли.Все будет хорошо ».
Подобно обычной медитации, спокойная беседа Магнесса дает спортсменам привычку создавать пространство между физическим ощущением боли и своей реакцией на нее. Очевидно, что спокойную беседу можно применить и вне спорта.
«Если вы боретесь с болью или нервничаете в ее начале, тогда вы действительно страдаете и склонны рушиться», — говорит он. «Но если вы научитесь беспристрастно наблюдать за своей болью, вы увеличите свои шансы справиться с ней.”
Хотите больше советов по здоровью и максимальной производительности? Следуйте за мной в Twitter @Bstulberg, где я ежедневно делюсь советами.
Боль неизбежна; Страдание не обязательно
«Между стимулом и ответом есть пробел. В этом пространстве наша сила выбирать свой ответ. В нашем ответе — наш рост и наша свобода ». —Виктор Франкл
В своей книге « Человек в поисках смысла » доктор Франкл писал о психологическом воздействии жизни в нацистских концентрационных лагерях Второй мировой войны.Его мать, отец, брат и беременная жена были убиты в лагерях. Доктор Франкл в ужасающих подробностях описывает, как его похитители забрали у него практически все, что имело личную ценность и основное человеческое достоинство.
Единственное, что нацисты не смогли отобрать, — это его выбор, как реагировать на лишения, деградацию и травмы, которым он подвергся. Он принял сознательное решение сосредоточить свою энергию на «владении» этим маленьким, но чрезвычайно важным промежутком между стимулом (что бы с ним ни говорили или ни делали) и своей реакцией на него.Его способность сохранять эту степень психо-духовной автономии в самых ужасных обстоятельствах, которые только можно вообразить, является замечательным примером внутриличностной силы, благодати под крайним принуждением, силы личного выбора и молитвы о безмятежности в действии.
Физическая боль имеет различные биологические и психологические компоненты, которые эффективно представляют собой стимул и реакцию. Биология боли — это сигнал, передаваемый через центральную нервную систему о том, что «что-то не так». Психология боли — это интерпретация или значение, которое мы придаем этому болевому сигналу — внутреннему разговору с самим собой и убеждениям о нем, которые затем вызывают наши эмоциональные реакции.Страдание является результатом умственной и эмоциональной реакции на боль. Биологические и психологические аспекты хронической боли в совокупности превращаются в детектор дыма, который горит и остается включенным, непрерывно подавая ужасающую тревогу на большой громкости.
Восстановление после хронической боли проводит различие между реальной болью и страданием, которое она вызывает, и фокусируется на достижении облегчения от этого страдания. Боль неизбежна; страданий нет. Это происходит в ответ на такие мысли, как: «Почему я ?!» «Это несправедливо!» «Это ужасно!» «Я терпеть не могу!»
Страдание в целом, а также специфическое для хронической боли является функцией дисбаланса в физическом, умственном, эмоциональном и / или духовном функционировании.Поскольку все, что влияет на разум или тело, неизбежно влияет на другого, независимо от того, на какой стороне забора возникает проблема, дисбаланс в мышлении может создать дисбаланс в физическом, эмоциональном и духовном функционировании. Восстановление после любого серьезного состояния или жизненной проблемы — это постепенный, поступательный и непрерывный процесс восстановления баланса в этих областях.
Страдание является одновременно причиной и следствием катастрофических познаний и тревожных эмоций, связанных с хронической болью: беспокойства, раздражительности, гнева, страха, депрессии, разочарования, вины, стыда, одиночества, безнадежности и беспомощности.Негативное мышление только ухудшает ситуацию, которую мы считаем «плохой». Многие люди, в том числе те, кто не страдает хронической болью, могут размышлять о чем-то, непрерывно и непродуктивно воспроизводя это в своем сознании или усиливая негативные аспекты этого. Наши мысли способны сделать нас несчастными, а негативное мышление может быть особенно коварным, подпитываясь самим собой, с потенциалом стать самореализующимся и обреченным на провал пророчеством.
У людей с хронической болью существует прямая корреляция между негативным мышлением и уровнем боли, которую они испытывают.Это порочный круг, в котором боль вызывает негативные мысли и разговоры с самим собой, которые переходят в чувства, совпадающие со страданием, и усиливают мышечное напряжение и стресс. Это, в свою очередь, усиливает болевые сигналы, вызывая их большее количество.
По сути, прогресс выглядит следующим образом: боль приводит к негативным мыслям / разговорам с самим собой / убеждениям, приводит к чувству разочарования / гнева / беспокойства / страха / печали / депрессии / безнадежности, приводит к страданию, приводит к мышечному напряжению, а стресс приводит к усилению боли. усиление негативных мыслей / разговоров с самим собой / убеждений ведет к усилению разочарования / гнева / беспокойства / страха / печали / депрессии / безнадежности ведет к еще большим страданиям и так далее.Чем дольше длится такой цикл, тем больше человек выходит из равновесия.
Страдание можно изменить, если люди осознают эту цепную реакцию и узнают, как по-разному реагировать на свою боль. Процесс восстановления боли включает в себя резкое изменение негативной прогрессии, начиная с восстановления когнитивного и эмоционального баланса посредством применения стратегий принятия и практик, основанных на внимательности. Восстановление баланса противодействует указанной выше динамике, усиливающей отклонения: осознанное осознание негативного мышления / разговора с самим собой и того, как оно запускает каскад событий, подпитывающих страдание, приводит к осознанному принятию, а отстраненное наблюдение за негативным мышлением / разговором с самим собой приводит к подавлению / сведение к минимуму страданий ведет к уменьшению чувства разочарования / гнева / беспокойства / страха / печали / депрессии / безнадежности, ведет к снижению стресса, а мышечное напряжение приводит к уменьшению боли.
Это просто? Конечно нет. Однако это абсолютно возможно. Регулируя наше мышление и то, как мы думаем о своем мышлении, мы можем изменить наши эмоциональные реакции, степень, в которой мы страдаем (или нет), уровень нашего напряжения и стресса и, в свою очередь, наше переживание боли.