люди, которые говорят о себе вслух
EКOM — Евразийская коалиция по здоровью, правам, гендерному и сексуальному многообразию и Рабочая группа транс* людей по вопросам ВИЧ и сексуального здоровья в ВЕЦА запускают информационную кампанию ко Дню видимости транс* людей.
В последние дни марта вы узнаете о многообразии транс* сообщества, с какими трудностями сталкиваются транс* люди во многих странах Восточной Европы и Центральной Азии и какие изменения могут им помочь.
Ещё несколько лет назад о трансгендерных людях вспоминали лишь один раз в год — 20 ноября. Именно в этот день вот уже более 20 лет отмечается День памяти транс* людей. Эта дата появилась как напоминание об убитой американской трансгендерной активистке и рок-музыкантке Риты Хестер. Тогда, в 1998 году, она была одной из немногих транc* персон, которые открыто заявляли о своей идентичности. Тем не менее, число жертв трансфобии, уже в то время, измерялось сотнями.
Шли годы, и транс* сообщество развивалось, становилось сильнее — не замечать его стало уже невозможно.
Всё больше транс* людей начинали жить открыто и заявляли о своей идентичности, своих мечтах и желаниях.
В 2009 году американская трансгендерная активистка Рейчел Крэндалл запустила Международный день видимости транс* людей, который с каждым годом охватывал всё больше стран. С 2014 года этот день стали отмечать транс* люди в Восточной Европе и некоторых странах Центральной Азии.
31 марта стал днем, когда мы призываем транс* людей говорить открыто о себе и своей жизни, делиться своими проблемами и победами… Узнать о том, кто такие транс* люди и о чём они мечтают, нам помогут они сами.
Открытая трансгендерная лесбиянка из Киева Анастасия Ева Домани, парикмахер Аня и косметолог Анжелика Волконская из Беларуси , секс-работница Кристина и координаторка программ Нетта из Армении, мама трансгендерного ребёнка, небинарная персона Тони Сарасфати из Грузии — эти и другие участники проекта ко Дню видимости транс* людей показывают нам многообразие трансгендерного сообщества.
Говоря о нём, мы подразумеваем транс* женщин и транс* мужчин, небинарных и агендерных персон, родителей трансгендерных детей, которые приняли их такими, какие они есть.
Так кто же такие транс* люди, почему для них важно быть открытыми, как их корректно называть, с какими трудностями они сталкиваются, о каких изменениях мечтают?
От молчания к многообразию
День видимости транс* людей — отличный повод вспомнить о том, чем может гордиться транс* сообщество. Поводов немало.
Еще несколько лет назад транс* сообщество было лишь четвёртой буквой в аббревиатуре ЛГБТ. Часто её расшифровывали как лесбиянки, геи, бисексуалы и… трансгендеры. Сами словосочетания «трансгендер Катерина» или «трансгендер Марк» не казались безграмотными и некорректными.
Используя слово «трансгендер» по отношению к человеку, немногие понимали, что английское слово transgender является прилагательным и не может произноситься без существительного. Это лишь обозначение особенности человека — трансгендерные люди (transgender people), трансгендерная женщина (transgender woman), трансгендерный мужчина (transgender man).
Есть большая разница в том, как воспринимается «трансгендер Катерина» и «трансгендерная девушка Катерина».
Но справедливость восторжествовала. Сейчас словосочетания «трансгендерные люди», «трансгендерные женщины» или «трансгендерные мужчины» вошли в обиход. И уходят в прошлое такие аббревиатуры как FtM (Female to Male) или MtF (Male To Female), которыми раньше нередко награждали трансгендерных людей. Многим стало понятно, что произнося MtF, мы говорим не о человеке, а о самом процессе перехода, акцентируем внимание на нём, что часто звучит неуважительно.
Сейчас при написании словосочетания «транс* сообщества» всё чаще используется астериск (*). Этот элемент, на первый взгляд, может показаться необычным, но он очень важен. Астериск обозначает многообразие всего сообщества. Этот символ после частицы «транс» включает в неё всех людей, которые идентифицируют себя как трансгендерные и/или которые чувствуют себя причастными к транс* сообществу. Это, например, делает видимыми небинарных людей, которые очень часто оказывались за бортом дискуссий о трансгендерности.
Сейчас, говоря о транс* сообществе, мы подразумеваем абсолютно всех людей, которые хотят быть в нём, вне зависимости от их особенностей. И все изменения языка не могли бы произойти без видимости транс* людей. Видимость стала их силой.
В июне 2018 года Всемирная организация здравоохранения (ВОЗ) объявила о завершении работы над Международной классификацией болезней (МКБ-11), в транссексуальность была удалена из главы о психических и поведенческих расстройствах. Слово «трансексуализм», которое являлось диагнозом, ушло из дискурса.
Сложно представить, что такие изменения произошли бы без участия самого транс* сообщества, без его видимости и активности. Но борьба за право быть собой продолжается — далеко не во всех странах ВЕЦА упростилась смена гендерной отметки в паспорте. Тем не менее, транс* сообществу уже есть чем гордиться.
«Я горжусь!»
А чем гордятся участницы и участника нашей информационной кампании? Что их радует больше всего?
youtube.com/embed/GjXhOfx5beE»/>Анастасия Ева Домани: Я стараюсь каждый год, каждый день помогать трансгендерным людям. А ещё я горжусь тем, что воспитываю 9-летнюю дочку Софийку
Анжелика Волконская: Одно из достижений — я вошла в страновой координационный комитет по взаимодействию с Глобальным фондом по профилактику ВИЧ, туберкулёзов и гепатитов от транс* людей.
Тони Сарасфати: Я рад, что сегодня всё больше транс* людей открыто говорят о своих правах, о своей жизни. Я открытый человек и не скрываю своей идентичности. Тем самым, с одной стороны, я повышаю видимость небинарных людей в обществе, с другой стороны стараюсь быть мотиватором для других транс* людей. Это сложно — в цис-нормативном мире приходится быть воином, чтобы защитить себя и таких же, как и ты.
Какие вызовы появляются перед транс* сообществом? Каких изменений хотят добиться транс* люди?
Трудности…
В преддверии Дня видимости транс* людей важно говорить не только о достижениях и гордости, но и о тех вызовах, которые были и есть сейчас в странах Восточной Европы и Центральной Азии.
Мониторинги EКОМ показывают, что помимо стигмы и дискриминации в повседневной жизни, транс* люди нередко сталкиваются с проблемами при оказании медицинской помощи.
В разных странах ВЕЦА транс* люди часто встречаются с очень схожими трудностями. Вот лишь несколько случаев:
Беларусь. Жительница Минска Татьяна (имя изменено) получила направление к эндокринологу в одну из городских поликлиник. Так как врач, которая ее вела ушла в отпуск, Татьяна попала к другой специалистке. Врач узнала из медицинской карты, что она транс* человек, взяла ее медицинскую карту и пошла ругаться с заведующей. Татьяна слышала, как она говорила, что не будет вообще консультировать ее. Девушка не выдержала, зашла в кабинет к заведующей, швырнула на диван свою медицинскую карту и сказала, что больше не пойдет к этому врачу.
Армения. Порой трансгендерные секс-работницы сталкиваются с насилием со стороны клиентов. Так было и в этот раз: после оказания услуг перерезал девушке горло ножом.
Он покинул её квартиру, оставив её в кровавом состоянии. Девушка смогла дойти до двери соседа и попросила о помощи. Ее отвезли в больницу, но врачи, увидев трансгендерную женщину, не захотели оказывать ей помощь своим поведением показали, что им противно её присутствие. Они действовали очень медленно. Только после вмешательства других транс* женщин и гуманитарной организации «Новое поколение» врачи предоставили необходимую помощь, но требовали при этом дополнительные деньги.
Кыргызстан. Трансгендерная жительница города Ош обратилась в приемное отделение областной больницы с жалобами на сильные боли в области живота. Там её приняла дежурный врач, которая отказалась от назначения лечения, аргументировав это тем, что потерпевшая находится в нетрезвом состоянии, а также потому, что у нее нет опыта лечения транс* людей. Девушке было рекомендовано вернутся в дневное время и записаться на приём к другому врачу.
Эти и многие другие случаи, зафиксированные ЕКОМ, указывают не только на профессиональную некомпетентность многих врачей, но и на чувство безнаказанности за хамство, грубость и отказ в оказании медицинских услуг.
Видимость транс* сообщество может стать важным шагом на пути к искоренению подобных случаев.
Транс* персона из Украины Ярослав Хорт подмечает, что значимость видимости усиливают и глобальные вызовы, с которыми сейчас сталкивается всё человечество. «В этом году День Видимости транс*людей приходится на период серьезных испытаний. Пандемия COVID-19 стала серьезной проблемой для нас всех, а для транс*людей, как для социально незащищенной группы — особенно. Поэтому видимость сейчас нужна как никогда прежде — чтобы права трансгендерных людей в период эпидемии не оказались задвинуты на второй план», — подмечает Ярослав.
… и мечты
И все же в День видимости важно говорить не только о трудностях, но и озвучивать желания транс* людей. Герои нашего проекта мечтают о глобальном и частном, но всегда об очень важном и нужном.
Анастасия Ева Домани: Я бы хотела, чтобы у меня была возможность именно в Украине заключить брак с моей партнёркой и жить вместе с нашими детьми.
Аня: Моя цель — помочь транс* людям показать свою не только внешнюю красоту, но и внутреннюю.
Анжелика Волконская: Моя цель — борьба с трансфобией. Моя мечта — осуществить то, что я задумала, до конца быть женщиной.
Кристина: Я хочу, чтобы мы во всем мире дали о нас знать, чтобы нас воспринимали такими, какие мы есть.
Есть ли конкретные цели, которые объединяют всё транс* сообщество? Могут ли помочь те, кто не являются частью сообщества, но также хочет улучшений? Что транс* люди хотят пожелать цисгендерным людям?
«Мы хотим…»
Транс* люди стремятся стать более видимыми и не скрываться, быть равными и не дискриминируемыми. Без страха и риска для своего здоровья посещать врачей, устраиваться на работу, при необходимости, без стигмы по отношению к себе обращаться за помощью в государственные органы и получать там помощь.
Каждый транс* человек ставит перед собой свои личные цели: кто-то — совершить социальный или медицинский переход, кто-то — создать семью, найти работу.
Кто-то ставит общезначимые цели — создать организацию помощи транс* людям; изменить законодательство своей страны так, чтобы оно защищало транс* людей; улучшить оказываемую помощь и сервисы для представителей и представительниц сообщества. Целей значительно больше, и для их достижений необходима сила, воля и мобилизация сообщества.
Перечисление всех вызовов и задач займёт километры текста. Но многие из них упираются в конкретные глобальные трудности для огромного количества транс* людей — невозможность получить образование, невозможность найти работу и, как следствие, бедность. Среди транс* людей великое множество талантливых, умных и трудолюбивых людей, которые могли бы стать артистами и инженерами, художниками и экономистами, журналистами и программистами. Но вместо этого они нередко вынуждены браться за любую самую низкооплачиваемую работу — лишь бы выжить.
Для того, чтобы добиться изменений в странах ВЕЦА, сил одного транс* сообщества не хватит. Важна поддержка со стороны других дружеских сообществ, будь то геи, феминистки, ВИЧ-положительные люди, секс-работницы, люди, употребляющие психоактивные вещества, и любые другие группы, также сталкивающиеся с дискриминацией.
Важно не чураться тех, кто не похож на вас, но сталкивается с очень схожими трудностями. Необходимо объединить свои усилия.
«День видимости трансгендерных людей, для меня всегда был особым днем. Но, что я вижу вокруг себя и по сей день — недостаточная политическая воля, несовершенные системы здравоохранения, а главное недостаточное умение работать с транс* организациями и, как следствие, слабая поддержка организаций на базе сообщества, — отмечает украинский транс* активист Игорь Медведь. — Нежелание работать с организациями на базе сообществ, для меня это очень тревожный сигнал, который ведет к провалу ответа на вызовы и такие барьеры, как криминализация ВИЧ, патологизация трансгендерности, криминализация секс-работы и наркопотребления, а также многие другие негативные последствия»
«Я хочу…»
Общее желание сотен и тысяч людей состоит из отдельных желаний конкретных персон. Участники нашего проекта поделились своим видением их общего будущего.
Анжелика Волконская: У нас у всех есть право быть самими собой. Друзья, будьте самими собой. И помните, что мужчинами или женщинами нас делают не гениталии, а наше внутреннее ощущение.
Мама трансгендерного ребёнка: Я хочу, чтобы те мамы, те папы, те семьи, где есть трансгендерные дети, которые сейчас ещё не принимают их, просто подошли к своему ребёнку, обняли его и поцеловали. Дайте ему почувствовать ваше тепло, заботу и нежность. И вы увидите, насколько жизнь заиграет другими красками. Насколько изменится ваше отношения и насколько сильным может быть ваш ребёнок, чувствуя вашу любовь и поддержку.
Анастасия Ева Домани: Моё пожелание к цисгендерным людям: больше руководствуйтесь любовью, а не стереотипами. Осмотритесь, кто живёт рядом с вами, с кем вы работаете, с кем вы ходите по улицам. Пусть в вас победит любовь. Во мне она же давно победила, и я несу всё через это чувство.
Тони Сарасфати: В XXI веке есть такое понятие, как страх перед транс* людьми.
Хотя и есть такое понятие, как трансфобия, которое более страшное. Трансфобия убивает, и она унесла жизнь не одного человека. Я верю, что скоро эта борьба закончится, и трансфобии больше не будет. Я и осознаю, что у меня и других транс* людей на пути будет много преград и сложностей. Но лучше бороться, чем сдаться. И я продолжаю бороться. И мы обязательно победим. Обещаю.
ЕКОМ — Евразийская коалиция по здоровью, правам, гендерному и сексуальному многообразию и Рабочая группа транс* людей по вопросам ВИЧ и сексуального здоровья в ВЕЦА поздравляют всё огромное транс* сообщество с Днем его видимости! Впереди нас ждёт множество побед, важно оставаться смелыми и стремиться вперёд к своим целям!
Информационная кампания ко Дню видимости транс* людей проходит в рамка кампании в «Преследуй вирус, не людей!».
Трудности перехода — Такие дела
Как не потерять пакер, испугать уролога и таможенника и не ошибиться с выбором имени: трансгендерные мужчины и женщины рассказывают о разных аспектах своей жизни – от смешных до печальных
Трансгендерные люди по-прежнему часто становятся жертвами стереотипов и фобий, возникающих в основном от незнания.
В связи с этим «Такие дела» попросили транс-людей ответить на самые очевидные и в то же время неловкие вопросы. О спорах с врачами, выборе имени, принятии близких и поисках гениталий мечты на порносайтах рассказывают: Максим (37 лет, трансгендерный мужчина, пол, приписанный при рождении, — женский), Степан (28 лет, партнер Максима, трансгендерный мужчина, пол, приписанный при рождении, — женский) и Катя (36 лет, трансгендерная женщина, пол, приписанный при рождении, — мужской). Иллюстрации к этому материалу также сделали трансгендерные художники.
Гормональная терапия
Понятия «смена пола» не существует. Есть трансгендерный переход — это набор действий, которые человек предпринимает, чтобы приблизить внутреннее ощущение пола к внешнему. Переход может включать смену документов, прием гормональной терапии, изменения во внешности и одежде, одну или несколько операций на груди или гениталиях. Какой набор из этих действий выполнить, каждый решает самостоятельно.
Многие начинают принимать гормональную терапию: для транс-женщин — эстроген, для транс-мужчин — тестостерон. После терапии их тела меняются, причем некоторые изменения сохраняются, даже если перестать принимать гормоны. Например, транс-мужчины могут забеременеть, если перестанут принимать тестостерон, а яичники не успели утратить свою функцию.
Степан: Из-за тестостерона появляются волосы на теле и на лице, пропадают месячные. Растут мышцы, голос становится ниже. Перераспределяется жир на теле, плечи и спина становятся шире. Нос отрастает, жир на лице тоже перераспределяется. Цвет лица меняется — становится краснее. Давление повышается. Меняется запах тела. У многих выпадают волосы на голове, у меня тоже, и я всячески с этим боролся.
Катя: На эстрогене, наоборот, становишься слабее. До перехода я занималась пауэрлифтингом, а после я, конечно, не могла столько поднять, как раньше. Рельефность мышц пропала, тело стало более плавным. Появился целлюлит! Цвет лица стал более бледным, зеленоватым, как у цисгендерных женщин.
Вены на руках исчезли.
Степан: А у транс-мужчин, наоборот, вены появляются. Когда я начал переход, больше бороды и волос на теле я как раз ждал вен на руках. Подходил к зеркалу и проверял, достаточно ли они видны, и расстраивался. А потом случайно в автобусе сравнил свою руку и руку соседнего по поручню мужчины и понял, что вены у нас торчат одинаково, жутко обрадовался. Вот оно, счастье, наступило.
Максим: Когда начинаешь принимать тестостерон, вырастает маленький член. Универсального слова для этого органа нет, поэтому трансгендерные мужчины так его и называют. Есть всякие сленговые названия внутри сообщества типа «мини-член» и «наночлен».
Степан: Член начинает отрастать практически сразу, прямо с первого-второго укола. И у него бывает эрекция. Растет он где-то год, а потом перестает. Многие используют помпы и специальные тестостероновые кремы для роста — говорят, помогает. Кто-то его вообще оттягивает. Я всего этого не делал, мне и так нормально.
Максим: На тестостероне становишься спокойнее. До перехода меня часто метало во все стороны, что-то легко могло вывести из себя, обидеть. Меня это жутко расстраивало, казалось, эмоции контролируют меня, а не я их. А сейчас я осознаю их все, но они как бы не имеют такой интенсивности, как раньше. И это прекрасно.
Катя: Когда я начала переход, я научилась плакать. Раньше я просто не умела этого делать, жила в концепции «мужчины не плачут» и чувствовала два варианта: «нормально» или «бить морду». А тут открылся дивный новый мир эмоций: радость, эйфория, восторг, грусть, печаль, тоска, меланхолия, истерики, слезы. Сейчас я уже к этому привыкла, а поначалу прямо была в восторге от этого. Правда, это иногда мешает. Раньше, до перехода, мне нужно было сильно сдерживаться, чтобы не лезть в драку и не взрываться, а с приемом эстрогена, наоборот, пришлось сдерживаться, чтобы не расплакаться на совещаниях, не обижаться, не трястись. Еще я теперь по полтора часа могу болтать с подругами по телефону и обсуждать все подряд.
Информации ноль, зато какой кайф!
Операции
Не существует и «операций по смене пола» — есть набор из нескольких операций на груди и гениталиях. Транс-мужчины могут делать мастэктомию (удаление молочных желез), гистерэктомию (удаление матки), овариэктомию (удаление яичников), аднексэктомию (удаление придатков матки), вагинэктомию (удаление влагалища) и фаллопластику (реконструкцию пениса). Транс-женщины могут делать пластику груди, вагинопластику или пенэктомию (удаление пениса). Что из этого выбрать, каждый человек решает сам.
Максим: Не все транс-мужчины удаляют матку и яичники. Но если есть риск онкологических заболеваний, тестостерон может их стимулировать, поэтому перед началом гормональной терапии рекомендуется пройти обследование. Мне было не принципиально, что у меня внутри, но как раз из-за онкорисков я все удалил. Большинство транс-мужчин, я в их числе, не делают фаллопластику — это сложная и дорогая операция в несколько этапов, и результат, мягко говоря, сомнительный: функционально член все равно не особо рабочий получается.
Специальной помпой нужно надувать и сдувать, раз в несколько лет менять протезы. Раньше больше людей делали фаллопластику, потому что считалось, что переход должен обязательно состоять из всего набора: гормоны, мастэктомия, гениталии. Типа без этого ты не настоящий мужик. Сейчас люди более свободно подходят к вопросу.
Катя: Операцию делала в Таиланде, это стоило 10 тысяч долларов. Потом еще месяц я провела в клинике. Перед операцией мы с доктором обсуждали, как будет выглядеть моя вульва, и он сказал поискать в интернете желаемый вариант и прислать ему. Пришлось искать на порносайтах. Потом видела в своей больничной карте, как эта фотография там распечатана на листе А4, было очень смешно. Видимо, с этого и ваял. Сваял отлично, я была счастлива. В голом виде не отличишь, но главное — сохранились все ощущения. Это своего рода удача, потому что на чувствительность никто никогда не дает гарантию.
Чтобы ткани неовлагалища не заросли, нужно делать бужирование, то есть растягивать его.
Сначала каждый день, сейчас, спустя полтора года, — раз в неделю. Но самое ужасное после операции в том, что месяца три надо было ходить с прокладками, пока заживают швы и мажешь всякими мазями. И это адский ад! Натирает, неудобно, все время съезжает, жуткая вещь — бедные женщины.
Имя
Единственное, что делают практически все трансгендерные люди, — меняют имя. Иногда и фамилию, и отчество, если они напоминают им о семье, где их не принимают. Большинство не называет вслух свое прошлое имя, потому что оно связано с тем гендером, с которым они себя не ассоциировали. Называть транс-человека старым именем — дэднейминг (от английского dead name — «мертвое имя») — считается некорректным. Как и говорить о человеке не в том роде, к которому он относит себя сам, — это называется мисгендеринг.
Максим: Для транс-человека каждое упоминание своего прошлого имени связано с травмой. Пример: представьте, что женщину в прошлом году изнасиловали. И каждый раз, когда вы о ней говорите, вы прибавляете фразу «изнасилованная в прошлом году»: «Лена, изнасилованная в прошлом году, пошла в магазин», «Лена, изнасилованная в прошлом году, завела собаку».
Дэднейминг транс-людьми воспринимается именно так.
Катя: Мне всегда нравилось имя Катя, оно нравится мне во всех вариантах: Екатерина, Kate, Катя. Я выбрала его еще давно, когда регистрировалась на форуме кроссдрессеров. И уже до перехода внутри себя так называла.
Степан: Я выбрал себе мужское имя, поменял документы, а потом понял, что не могу ассоциировать себя с этим именем: оно мне не подходит, это не я. Я попросил всех знакомых больше не называть меня им, и какое-то время меня звали «наш безымянный друг». Потом я определился с именем Степан, снова поехал в родной город и по второму кругу поменял все документы.
Документы
Большинство транс-людей меняют документы, чтобы соответствовать своему полу и не сталкиваться с необходимостью что-то кому-то объяснять. Но некоторые не меняют.
Катя: Я не меняла документы и не собираюсь — в паспорте у меня мужское имя и мужской пол. Особых неудобств я не испытываю, хотя на таможне обычно придираются.
В загранпаспорте у меня старая фотография, еще до перехода, при этом мои визы — летопись моего перехода: чем новее, тем женственнее в них фотографии. Мне часто говорят: «Это не ваш паспорт». Я отвечаю, что мой. Просят показать внутренний паспорт, я показываю — в нем я уже похожа на себя, и от меня отстают.
Максим: Мы со Степаном документы меняли, и, соответственно, проблем никаких с паспортом нет. У меня вообще ощущение, что в Пулково к транс-людям уже привыкли, нас же тут много. В Москве с этим сложнее.
Одежда и косметика
Максим: До перехода мне казалось, что вся женская одежда ужасна, а мужская — стильная. А после перехода наоборот: иногда захожу в женский отдел и завидую блесткам и стразам, а иногда и покупаю себе майки с розами.
Степан: После перехода мне иногда хотелось пользоваться косметикой, есть классные тени волшебных цветов. Но куда я пойду накрашенный — меня просто побьют. Что касается недекоративной косметики типа шампуня или крема, то почему-то мне перестала подходить женская.
Это печально, потому что мужские средства дороже, и выбор их сильно меньше. Недавно я стал пользоваться кремом от морщин, потому что начал замечать, что кожа портится и я старею.
Катя: Еще до перехода я втайне от жены надевала ее платья и красилась, потом начала ходить в клубы. Был период, когда я покупала жене одежду и нижнее белье, — я знала все мерки вплоть до сантиметра и всегда точно попадала в размер. Тогда, внутри зная, что я покупаю одежду жене, мне было абсолютно спокойно ходить в женские отделы. Но пойти туда уже после перехода и выбирать одежду для себя было прямо страшно — такой парадокс. Но я быстро заново привыкла. Первые два года после перехода я одевалась очень женственно, даже на пляже красилась: заходила в воду и снова красилась, и так по несколько раз в день. Потом меня отпустило, и сейчас я все больше одеваюсь просто: джинсы, тушь, иногда каблуки. Ну и волосы всегда длинные.
Секс
У транс-людей не существует каких-то общих или универсальных сексуальных практик.
Как и цисгендерные (люди, у которых совпадают пол, приписанный при рождении, тело и собственное восприятие. — Прим. ТД), они занимаются сексом с людьми разных гендеров и разными способами. Трансгендерные люди могут быть любой сексуальной ориентации. Она может остаться такой же, как и до перехода, а может меняться с течением жизни.
Катя: После операции секс стал офигенным. Свой первый оргазм я получила вообще на десятый день после операции, во время бужирования. Абсолютно случайно, в процедурной. Вошла медсестра, я вся пунцовая и часто дышу, она думала, что со мной что-то не так, еле убедила ее, что все нормально.
После перехода я себя ощущала как лесбиянка и меня привлекали женщины. Сейчас я себя вообще никак не называю. Для меня секс — это прежде всего про душу, про эмоциональную связь, мне истории на одну ночь не интересны. Получается, что раньше я была «нормальным мужиком», а сейчас стала дважды «извращенкой»: во-первых, транс-женщиной, во-вторых, лесбиянкой. При том что мне как нравились женщины, так и продолжают нравиться.
Максим: Когда начинаешь гормональную терапию — это как второй переходный возраст. Вроде ты уже взрослый тридцатилетний человек, с опытом и умом, а начинаешь вести себя как подросток. Меня, например, все время штормило, хотелось секса со всеми, что я, в общем, и делал. После перехода я стал выглядеть вполне маскулинно (мужественно. — Прим. ТД) и презентовал себя как гей, то есть знакомился и спал с мужчинами.
Степан: А я весь «новый пубертат» просидел на одном месте, не выходя из комнаты, и это уберегло меня от многих спонтанных решений. Сначала я думал, что я гетеросексуален: мне нравились девушки, чем женственнее, тем лучше. А потом, наверное на второй год гормональной терапии, что-то начало меняться, и в моей жизни появился Максим.
Бассейн, раздевалка, туалет
Трансгендерным людям непросто посещать эти и аналогичные места, так как их тела не всегда и не полностью соответствуют общепринятым стереотипам.
Максим: Многие трансмаскулинные люди носят пакеры.
Пакер — это силиконовая имитация члена, которую вставляют в трусы. Его еще называют «обманка», но мне не очень нравится это слово, как будто мы кого-то обманываем, а он не для этого. Он для психологического комфорта, потому что многие испытывают дисфорию, то есть недовольны своим телом. Он также нужен, чтобы внешне соответствовать гендерной норме. Пакер носят в бассейн, на пляж и просто под одежду.
Обычный пакер — это просто силиконовая имитация, у меня такая. Есть pack and piss, через него можно писать стоя. Есть pack and play, он также играет роль секс-игрушки. Есть вообще pack and piss and play, то есть все в одном. И бывает еще realistic — они очень реалистичны, стоят бешеных денег и даже приклеиваются к коже. Я очень долго ходил с пакером и дома — дисфория по поводу своего тела была настолько сильна, что мне хотелось, чтобы он все время был. Потом перестал, мне стало все равно.
У нас в России есть умельцы, которые делают их на дому. Можно заказать из Европы, но это дорого.
Можно из Америки, там сами пакеры дешевле, но доставка еще дороже. Когда кто-то из наших едет в Америку, все заказывают ему пакеры. Там они по 10—15 долларов и самые разнообразные, а у нас они по 6—7 тысяч. Потом этот человек везет чемодан х**в, и это всегда вызывает интерес на досмотре.
Степан: С пакером могут случаться разные казусы: если белье слишком свободное, он может провалиться через штанину, перевернуться или вообще уплыть куда-то вбок. Еще когда снимаешь трусы, он иногда предательски выпрыгивает. Это вообще моя фобия — что я в кабинке туалета буду снимать трусы, а он выпадет и укатится по полу в соседнюю кабинку или за ее пределы. И что тогда делать?
Мы когда-то ходили в один бассейн с очень условными перегородками в душевых. Поначалу было очень стремно: нужно было как-то извернуться, чтобы снять трусы, надеть плавки, вставить пакер и при этом еще полотенцем прикрыться. В общем, не хватало третьей руки. А потом мы поняли, что никто не смотрит. Просто поворачиваешься задом и моешься спокойно.
Вообще, у окружающих нет привычки смотреть на гениталии друг друга — среди мужчин это не принято, а то вдруг подумают, что ты гей. Это сильно облегчает положение.
Максим: Другое дело, если это компания знакомых: там могут и смотреть, и мериться письками. Среди трансмаскулинных людей это вообще отдельное развлечение, особенно если все выпили, — сравнивать результаты мастэктомии и мериться тем, что отросло.
Врачи
Максим: Я всегда хожу по врачам по ОМС, это моя принципиальная позиция. Как-то меня направили в нейрохирургию, у меня была проблема с межпозвоночным диском, и перед операцией я им сразу рассказал про свою трансгендерность. Они были очень деликатны, отвели меня в самый дальний угол и начали говорить, что во время операции может возникнуть необходимость поставить мочевой катетер, и долго мялись, как бы спросить, как у меня там все устроено. Они еще и извинялись долго. Катетер, кстати, так и не поставили — испугались, видимо. Но это скорее исключение.
Как-то я пришел в кожвендиспансер. Там разные кабинеты для мужчин и женщин, и меня, разумеется, отправили в мужской — по паспорту. Я объяснил венерологу свои телесные особенности, он сказал, что ничем помочь не может, и отправил меня в женский кабинет. Я сел в женскую очередь, вышла пожилая женщина-врач и начала меня выгонять. В итоге мы вместе пошли в мужской кабинет, и там они начали друг на друга орать. Он кричал: «Как я его приму, у него вагина, а у меня нет смотровой?!» А она ему в ответ: «А у меня там женщины раздеваются, как я его приму?!» Потом до них дошло, и они хором сказали: «О, направим его к Наталье Ивановне, у нее отдельная смотровая». Вдвоем на весь коридор говорили этой Наталье Ивановне про вагину и все такое. Потом хором охали, что за 35 лет такого не видели. Конечно, и не увидят — никто к ним не пойдет, пока они так принимают.
Катя: Я как-то пришла к урологу после перехода, вся такая в юбочке, но еще до операции. Начала ему говорить, что у меня болит пенис, и подробно описывать симптомы.
Он долго на меня таращился, кивал, потом сказал раздеваться. Я сняла юбку, он надел перчатки, но когда увидел мой пенис, просто потерял дар речи. Он долго переводил глаза с меня на мои гениталии и назад, пока не пришел в себя.
Окружающие люди
Один из самых чувствительных аспектов транс-опыта — это отношение общества, близких и незнакомых людей. Стереотипы относительно мужской и женской роли транс-люди ощущают на себе даже сильнее, чем цисгендерные. Они также сталкиваются с сексизмом, различными формами сексуальных домогательств и насилия.
Катя: Я всегда знала, что мы живем в мужском мире, но после перехода столкнулась с этим лично. При том что я живу открыто как транс-женщина, мне кажется, что я огребаю процентов 20 из того, что приходится терпеть цисгендерным женщинам. Однажды я шла поздно вечером с работы, остановилась машина, из нее вылез огромный мужик и начал лезть ко мне. Все обошлось, но меня где-то год трясло после этого.
Я до сих пор работаю там же, где и до перехода, и прямо на собственной шкуре ощутила контраст — настолько поменялось отношение.
Даже при том, что у нас в компании гендерные стереотипы не в почете. То коллега не дает себя перебивать — мол, раз я женщина, должна сидеть и молча кивать. То идею сложнее продвигать — раньше достаточно было одного разговора, и мне говорили, мол, верю в тебя, дерзай. А сейчас то и дело слышу: «А ты все взвесила?», «А у тебя достаточно данных?», «Мне нужно подумать». Мои мозги не изменились, но стало сложнее. Отношение женщин тоже поменялось. До перехода, когда я презентовала проект и хотела конструктивной критики, женская часть коллег в основном кивала и соглашалась, добиться от них хоть слова поперек было невозможно. Сейчас они воспринимают меня как равную себе и легче включаются в обсуждение.
Максим: Мужской мир теперь на моей стороне. По работе мне часто приходится общаться с чиновниками и разными незнакомыми людьми, чтобы продвигать свои идеи или о чем-то с ними договариваться. И так как я выгляжу как «настоящий мужик», мужчины относятся ко мне серьезно, а женщины уважительно.
Язык у меня хорошо подвешен, и в итоге я почти всегда добиваюсь своего. Я прекрасно осознаю свои привилегии как мужчины и осознанно ими пользуюсь для дела. Хотя, конечно, это сексизм, и да, я против него.
Катя: Я начала переход три года назад, на тот момент у меня была жена, девятилетний сын и годовалая дочь. Сын воспринял нормально. После моего перехода мы расстались с женой и я живу отдельно, но постоянно приезжаю к детям. Сын скучает по мне, и для него скорее это расстройство, нежели мой переход. Младшая, ей четыре, еще не особо понимает. Она знает, что есть мама и есть Катя и что Катя — это что-то родное. В процессе перехода, когда я уже выглядела женственно, сын часто на автомате называл меня папой. Потом я поговорила с ним, и мы решили, что на публике он будет называть меня Катей, чтобы не шокировать людей.
Максим: Как-то мы со Степаном поехали в гости к его родственникам, и вышло забавно. Несмотря на то что он с бородой и выглядит маскулинно, они по-прежнему называют его старым именем и обращаются к нему в женском роде.
А тут я, крупный бородатый мужик. С одной стороны, если они воспринимают его как женщину, то должны были быть рады, что он привел в дом мужика. С другой — они видят, что перед ними сидят двое мужчин и они пара. Бедные, они никак не могли выбрать между гомофобией и трансфобией, обе вещи такие привлекательные.
Еще больше важных новостей и хороших текстов от нас и наших коллег — в телеграм-канале «Таких дел». Подписывайтесь!
ЛГБТ образование Трансгендеры
Выпуск «Наследие Хогвартса» привносит больше трансфобии во франшизу о Гарри Поттере Роулинг и непреднамеренно финансово поддерживает движение против трансгендеров.
Сирона Райан из Hogwart’s Legacy.Warner Bros. Games
Автор: Кэтлин Бернс, обозреватель MSNBC Opinion
Традиционно февраль — медленный месяц для выпуска новых видеоигр. Сезон отпусков закончился, и до летних каникул, когда миллионам подростков внезапно нужно заполнить свободное время, остается несколько месяцев.
Но встряхнуть черную дыру продаж игр в этом году становится все более противоречивая франшиза: Гарри Поттер.
Сама Роулинг намекала, что ее гонорар является косвенным индикатором популярности ее взглядов на трансгендерные права.
Долгожданный выпуск Hogwart’s Legacy во вторник от Avalanche Software и издателя Warner Bros. вызвал большой ужас среди транс-сообщества, поскольку мы изо всех сил пытались отреагировать на чрезвычайно популярную франшизу, созданную автором Дж. Роулинг, которая в последние несколько лет выступала в качестве резкого критика трансгражданских прав.
Напряженность, связанная с негативным отношением Роулинг к проблемам трансгендеров, привела к большому конфликту: несгибаемые фанаты Гарри Поттера и ее самые большие фанаты-трансфобы столкнулись с трансгендерами, которые, вероятно, предпочли бы, чтобы вселенная Поттера вообще умерла. Это вызвало еще одну дискуссию о концепции «смерти автора», когда некоторые люди готовы игнорировать плохие вещи в создателе произведения, чтобы продолжать получать удовольствие от произведения.
Но отделить произведение от создателя в случае Роулинг на самом деле невозможно.
Сама Роулинг намекала, что ее гонорар является косвенным индикатором популярности ее взглядов на трансгендерные права. Она будет получать прибыль от «Наследия Хогвартса», и, по крайней мере, часть этой прибыли, скорее всего, попадет непосредственно в руки тех, кто несет ответственность за продвижение борьбы за отмену транс-прав, причины, на которые, как намекала Роулинг, она жертвует.
Немногие современные франшизы добились такого успеха, как расширенная вселенная Гарри Поттера. К моему большому огорчению, даже моя собственная дочь — огромный Поттерхед. Даже трансгендерные люди являются фанатами, находя в прошлом радушный прием в том, что они считали миром, где людей можно принимать такими, какие они есть.
Но по мере того, как Роулинг погружалась все глубже и глубже в пучину ненавистного гендерно-критического движения, приюта для скучающих богатых британцев, которым нечем заняться, трансгендерным фанатам ее творчества пришлось отстраниться от своего фэндома из чувства чистой консервации.
В конце концов, трансгендеры привыкли разочаровываться в знаменитостях, которые годами тайно вынашивали трансфобные взгляды, прежде чем раскрыть их.
Разработчики игры попытались нейтрализовать негативное отношение прессы к игре, попытавшись представить первого открытого трансгендерного персонажа Гарри Поттера по комичному имени Сирона Райан. Нам сказали, что Сирона — это старое кельтское имя богини исцеления. Но многие трансгендерные люди сразу же отметили, что слово «сэр», которое является обычным способом обозначения трансгендерных женщин, довольно заметно в самом названии.
Трансгендеры в социальных сетях были ошеломлены, но не удивлены этим гамбитом разработчика. Как сообщество, мы годами шутили о том, какое оскорбительно стереотипное имя мы получим для первого персонажа-трансгендера Поттера. Персонажи из «Гарри Поттера» долгое время носили оскорбительные имена, основанные на их этническом происхождении; Кингсли Шеклболт для черного волшебника или Чо Чанг для азиатского волшебника.
Мои деньги за имя первого транс-персонажа были на «Мэнни Макманхэндс».
Никакое потворство или творчество не могут отвлечь внимание от вреда, который создатель франшизы о Поттере наносит транс-сообществу.
Но никакое потворство или творчество не могут отвлечь внимание от вреда, который создатель франшизы о Поттере наносит транс-сообществу.
Покупая, играя, транслируя и продвигая игру, вы отдаете деньги Роулинг для прямой финансовой поддержки движения против трансгендеров. У нас уже есть подобное сравнение с этой ситуацией в Chick-Fil-A, розничном магазине сэндвичей с курицей, владелец которого напрямую финансирует движение против ЛГБТК. Точно так же, как мы понимаем, что люди, которые едят там, кладут деньги в карманы индустрии гомофобии, мы должны понимать, что игра в новую волшебную игру поможет финансировать движение против трансгендеров.
Хотелось бы, чтобы все это было обходным путем. Некоторые предполагают, что геймеры могли бы играть в игру, а также делать пожертвования какой-либо организации по защите прав трансгендеров — что эквивалентно компенсации выбросов углерода, но для трансфобии.
Но одно действие не совсем противодействует другому; вы можете смягчить свою вину, но вы все еще повышаете профиль и прибыль Поттерверса и, следовательно, помогаете подвергать опасности жизни трансгендерных людей.
Я не говорю, что вы должны бойкотировать игру. Это свободная страна, вы можете делать, что хотите. Но ваши транс-друзья обязательно заметят, что вы играете в игру, и соответствующим образом скорректируют уровень своего доверия к вам.
Значит, вы трансфобны, если играете в игру? Возможно нет. Но трансгендерные люди в вашей жизни всегда будут задаваться вопросом — и нельзя избежать того факта, что им от этого будет хуже.
Кейтлин Бернс
Кейтлин Бернс — независимый журналист из Вашингтона, округ Колумбия. Она была первым открытым трансгендерным репортером Капитолийского холма в истории США.
Гарвардских студентов хвалят Фонд социального перехода, созданный для поддержки трансгендерных и гендерно неконформных студентов | Новости
Студенты Гарвардского университета высоко оценили растущую популярность Фонда социального перехода — сотрудничества между студентами-квирами и союзниками Гарвардского колледжа, Управлением студенческой жизни BGLTQ и Гарвардской студенческой ассоциацией — в качестве финансового ресурса, помогающего студентам приобретать гендерно-подтверждающий уход и продукты.
Программа предназначена для трансгендерных и гендерно неконформных учащихся с низким доходом, которые сталкиваются с финансовыми трудностями в процессе перехода. Заявка состоит из опроса с вопросами о первом поколении, статусе с низким доходом, о том, для чего нужен запрос, и о запрашиваемой сумме финансовой поддержки. Учащиеся используют фонд для покупки средств по уходу, подтверждающих гендерную принадлежность, таких как переплеты, упаковщики, косметика и одежда.
Брит Г. Шрадер, 24 года, стажер в офисе BGLTQ, представил планы Фонда социального перехода на собрании HUA в октябре прошлого года.
«Фонд социального перехода родился пару лет назад из-за потребности студента, который много боролся с гендерной дисфорией, но не мог позволить себе купить новую одежду — как из-за финансового положения, так и из-за своей семьи, — сказал Шредер.
Бенджи Уолл-Фенг, 25 лет, редактор журнала Crimson и другой стажер, работающий в Фонде социального перехода в офисе BGLTQ, сказал, что программа направлена на максимальное упрощение процесса запроса средств.
«Исторически сложилось так, что доступ к гендерно-подтверждающей помощи был закрыт для трансгендеров», — сказали они.
Уолл-Фенг добавил, что «уровни и слои бюрократии» делают людей особенно разными в получении необходимых ресурсов.
Несмотря на то, что десятки студентов обратились в фонд с просьбой о поддержке, его учреждение не обошлось без разногласий. Atlas Sanogo ’24, сопредседатель QSA, заявил, что консервативное издание кампуса Salient раскритиковало Фонд социального перехода за его предполагаемое предпочтительное отношение к транс-студентам.
«Один момент, который постоянно приходит на ум, — это тот факт, что транс-студенты в целом не так хорошо обеспечены ресурсами, как большинство», — сказал Саного.
Они добавили, что надеются, что программа поможет облегчить некоторые финансовые трудности переходного процесса.
Реклама
The Salient не ответил на запрос о комментарии.
Квитанции необходимы для обеспечения целостности и точности фонда и его будущего.
Заявки рассматриваются каждые выходные, и средства распределяются.
Конфиденциальность также является неотъемлемой частью программы. Алана Л. Янг, 24 года, арт-редактор Crimson и один из сопрезидентов QSA, сказала, что такие способы оплаты, как Venmo, используются для тех, кто предпочитает сохранять конфиденциальность своего перехода.
Шрейдер сказал, что программа является анонимной, и никто не имеет доступа к информации о запросах или средствах, кроме высшего руководства программы.
«Мы уважаем конфиденциальность учащихся, поэтому не разглашаем информацию о том, кто участвует в фонде социального перехода», — сказал Трэвис Аллен Джонсон, 24 года, сопрезидент HUA.
В течение 2021-22 учебного года было запрошено более 10 000 долларов, и, по словам Джонсона, фонд смог распределить среди студентов в общей сложности 6 000 долларов. Хана Рехман 25 лет, сопредседатель блога Crimson и сотрудник HUA по благополучию, сказала, что запросы варьируются от 20 долларов до «максимальной суммы».