речь жестов и звуковая речь, письменная и устная, внешняя речь и речь внутренняя.
РАЗЛИЧНЫЕ ВИДЫ РЕЧИ Существуют различные виды речи: речь жестов и звуковая речь, письменная и устная, внешняя речь и речь внутренняя. Современная речь является по преимуществу звуковой речью, но и в звуковой по преимуществу речи современного человека жест играет некоторую роль. В виде, например, указательного жеста он часто дополняет ссылкой на ситуацию то, что не досказано или однозначно не определено в контексте звуковой речи; в виде выразительного жеста он может придать особую экспрессию слову или даже внести в смысловое содержание звуковой речи новый оттенок. Таким образом, и в звуковой речи имеется некоторая взаимосвязь и взаимодополнение звука и жеста, смыслового контекста звуковой речи и более или менее наглядной и выразительной ситуации, в которую нас вводит жест; слово и ситуация в ней обычно дополняют друг друга, образуя как бы единое целое.
Однако в настоящее время язык жестов (мимика и пантомимика) является лишь как бы аккомпанементом к основному тексту звуковой речи: жест имеет в нашей речи лишь вспомогательное, второстепенное значение.
Они, таким образом, взаимосвязаны и в процессе исторического развития были взаимообусловлены.Существенно отличны друг от друга также устная речь (как разговорная речь, речь — беседа в условиях непосредственного контакта с собеседником) и письменная речь.
Письменная речь и устная находятся друг с другом в относительно сложных взаимоотношениях.
Они теснейшим образом между собой связаны.
Но их единство включает и очень существенные различия.
Современная письменная речь носит алфабетический характер; знаки письменной речи — буквы — обозначают звуки устной речи.
Тем не менее письменная речь не является просто переводом устной речи в письменные знаки.
Различия между ними не сводятся к тому, что письменная и устная речь пользуются разными техническими средствами.
Они более глубоки.
Хорошо известны большие писатели, которые были слабыми ораторами, и выдающиеся ораторы, выступления которых при чтении теряют большую часть своего обаяния.
Письменная и устная речь выполняют обычно разные функции.
В устной, разговорной речи наличие общей ситуации, объединяющей собеседников, создает общность ряда непосредственно очевидных предпосылок.
Когда говорящий воспроизводит их в речи, речь его представляется излишне длинной, скучной и педантичной: многое непосредственно ясно из ситуации и может быть в устной речи опущено.
Между двумя собеседниками, объединенными общностью ситуации и — в какой — то мере — переживаниями, понимание бывает возможно с полуслова.
Иногда, между близкими людьми, достаточно одного намека, чтобы быть понятым.
В письменной речи, обращенной к отсутствующему или вообще безличному, неизвестному читателю, не приходится рассчитывать на то, что содержание речи будет дополнено почерпнутыми из непосредственного контакта общими переживаниями, порожденными той ситуацией, в которой находился пишущий.
Поэтому в письменной речи требуется иное, чем в устной, — более развернутое построение речи, иное раскрытие содержания мысли.
В письменной речи все существенные связи мысли должны быть раскрыты и отражены.
Письменная речь требует более систематического, логически связного изложения.
В письменной речи все должно быть понятно исключительно из ее собственного смыслового содержания, из ее контекста; письменная речь — это контекстная речь.
Контекстное построение приобретает в письменной речи реальное значение еще и потому, что выразительные средства (модуляции голоса, интонация, голосовые подчеркивания и т.
д.
), которыми так богата устная речь, особенно у некоторых людей, в письменной речи очень ограничены.
Письменная речь требует, далее, особенной продуманности, плановости, сознательности.
В условиях устного общения собеседник и в какой — то мере даже молчаливый слушатель помогают регулировать речь.
Непосредственный контакт с собеседником в разговоре быстро обнаруживает непонимание; реакция слушателя непроизвольно для говорящего направляет его речь в нужное русло, заставляет подробнее остановиться на одном, пояснить другое и т.
д.
В письменной речи это непосредственное регулирование речи говорящего со стороны собеседника или слушателя отсутствует.
е. речи, передающей логически связное содержание в форме, понятной из самого контекста, несомненно выработались в процессе исторического развития письменной речи; в древних памятниках письменности еще явно выступают формы устной ситуативной речи. Развитие мышления, являющегося продуктом исторического развития, существенно связано с развитием письменной речи также и потому, что письменная речь обеспечила историческую преемственность, необходимую для развития теоретического мышления.
При всех различиях, которые существуют между письменной и устной речью, нельзя, однако, внешне противопоставлять их друг другу.
Ни устная, ни письменная речь не представляют собой однородного целого.
Существуют различные виды как устной, так и письменной речи.
Устная речь может быть, с одной стороны, разговорной речью, речью — беседой, с другой — речью, ораторским выступлением, докладом, лекцией.
Таким образом, если разговорная устная речь весьма значительно отличается от письменной речи научного трактата, то расстояние, отделяющее устную лекцию — речь, доклад от письменной речи, с одной стороны, и стиль разговорной речи от эпистолярного стиля, с другой, значительно меньше.
Это означает, во — первых, что устная и письменная речь не внешние противоположности, они воздействуют друг на друга; формы, выработавшиеся в одной из них и специфичные для нее, переходят на другую.
Это означает, во — вторых, что коренные различия между основными типами устной разговорной речи и письменной научной речи связаны не просто с техникой письма и звуковой устной речи, а и с различием функций, которые они выполняют; устная разговорная речь служит для общения с собеседником в условиях непосредственного контакта и по преимуществу для сообщения, касающегося непосредственно переживаемого.
Письменная речь служит обычно для нужд более отвлеченной мысли.
Существенно отличны между собой, и притом также по своему отношению к мышлению, внешняя, громкая устная речь и речь внутренняя, которой мы по преимуществу пользуемся, когда, мысля про себя, мы отливаем наши мысли в словесные формулировки.
Внутренняя речь отличается от внешней не только тем внешним признаком, что она не сопровождается громкими звуками, что она — «речь минус звук».
Внутренняя речь отлична от внешней и по своей функции.
Выполняя иную функцию, чем внешняя речь, она в некоторых отношениях отличается от нее также по своей структуре; протекая в иных условиях, она в целом подвергается некоторому преобразованию.
Не предназначенная для другого, внутренняя речь допускает «короткие замыкания»; она часто эллиптична, в ней пропускается то, что для пользующегося ею представляется само собой разумеющимся.
Иногда она предикативна: намечает, что утверждается, при этом опускается как само собой разумеющееся, как известное то, о чем идет речь; часто она строится по типу конспекта или даже оглавления, когда намечается как бы тематика мысли, то, о чем идет речь, и опускается как известное то, что должно быть сказано.
Выступая в качестве внутренней речи, речь как бы отказывается от выполнения первичной функции, ее породившей: она перестает непосредственно служить средством сообщения, для того чтобы стать прежде всего формой внутренней работы мысли.
Внутренняя речь социальна и по своему содержанию.
Утверждение о том, что внутренняя речь — это речь с самим собой, не совсем точно.
И внутренняя речь по большей части обращена к собеседнику.
Иногда это определенный, индивидуальный собеседник.
«Я ловлю себя на том, — читаю я в одном письме, — что я целыми часами веду нескончаемую внутреннюю беседу с вами»; внутренняя речь может быть внутренней беседой.
Случается, особенно при напряженном чувстве, что человек ведет про себя внутреннюю беседу с другим человеком, высказывая в этой воображаемой беседе все то, что по тем или иным причинам он ему не мог сказать в реальной беседе.
Но и в тех случаях, когда внутренняя речь не принимает характера воображаемой беседы с определенным собеседником, тогда она посвящена размышлению, рассуждению, аргументации, и тогда она обращена к какой — то аудитории.
Выраженная в слове мысль каждого человека имеет свою аудиторию, в атмосфере которой протекают его рассуждения; его внутренняя аргументация обычно рассчитана на аудиторию и к ней приноровлена; внутренняя речь обычно внутренне направлена на других людей, если не на реального, то на возможного слушателя.
Неправильно было бы целиком интеллектуализировать внутреннюю речь. Внутренняя речь — беседа (с воображаемым собеседником) часто бывает эмоционально насыщена. Но не подлежит сомнению, что с внутренней речью мышление связано особенно тесно. Поэтому мышление и внутренняя речь неоднократно отожествлялись. Именно в связи с внутренней речью в силу этого с особой остротой встает вопрос о взаимоотношениях речи и мышления в его общей, принципиальной форме.
С.
Л. Рубинштейн. Основы общей психологии. СПб., 1998.
Внутренняя речь — Психологос
Внутренняя речь (англ. implicit speech, inner speech, covert speech) — беззвучная речь, скрытая вербализация, возникающая, например, в процессе мышления. Является производной формой внешней (звуковой) речи, специально приспособленной к выполнению мыслительных операций в уме.
В наиболее отчетливой форме представлена при решении различных задач в уме, внимательном слушании речи других людей, чтении про себя, мысленном планировании, запоминании и припоминании. Посредством внутренней речи происходит логическая переработка сенсорных данных, их осознание и понимание в определенной системе понятий, даются самоинструкции при выполнении произвольных действий, осуществляется самоанализ и самооценка своих поступков и переживаний. Все это делает внутреннюю речь весьма важным и универсальным механизмом умственной деятельности и сознания человека.
В более узком, психолингвистическом смысле внутренняя речь — начальный момент порождения речевого высказывания, его «внутреннее программирование» до реализации в устной или письменной речи.
Генезис внутренней речи недостаточно изучен. По предположению Л. С. Выготского (1932, 1934), она возникает из эгоцентрической речи — разговора ребенка с самим собой вслух во время игры и других занятий, который постепенно обеззвучивается и синтаксически редуцируется, становится все более сокращенным, идиоматическим и предикативным, с преобладанием в нем глагольных форм и, в конце концов, на пороге школьного возраста превращается во внутреннюю речь — речь «про себя и для себя», причем ее осознание и совершенствование происходит под влиянием письменной речи, развивающейся уже в школьном возрасте. По предположению П. П. Блонского (1935), внутренняя речь возникает одновременно с внешней речью в результате беззвучного повторения ребенком обращенных к нему слов взрослых, что наблюдается уже в конце 1-го года жизни.
Логико-грамматическая структура развитых форм внутренняя речь может быть весьма различной в зависимости от содержания мысли и порождающей ее ситуации. Обычно во внутренней речи мысль выражается очень обобщенно в виде семантических комплексов, состоящих из фрагментов слов и фраз, к которым могут присоединяться различные наглядные образы и условные знаки, превращающие внутренней речи в индивидуальный код, отличный от устной и письменной речи. Однако в момент мыслительных затруднений внутренняя речь становится более развернутой, приближающейся к внутренним монологам, и может переходить в шепотную и даже в громкую речь, что позволяет более точно анализировать объекты мысли и контролировать свою мыслительную деятельность.
Психофизиологические исследования внутренней речи весьма затруднены из-за скрытого характера всех ее процессов. Наиболее изучен ее речедвигательный компонент — зачаточная артикуляция слов, сопровождающаяся микродвижениями речевых органов (языка, губ, гортани) или повышением тонуса их мускулатуры.
По данным электромиографических исследований, при мыслительной деятельности выявляются 2 вида речедвигательных реакций: тонические (низкоамплитудные, связанные по-видимому с общей активизацией речедвигательного анализатора) и фазические (высокоамплитудные с кратковременными вспышками речедвигательных потенциалов, связаны с микродвижениями речевых органов при скрытой артикуляции слов.
Интенсивность и длительность речедвигательных реакций весьма нестабильна и зависит от многих факторов: трудности и новизны решаемых задач, степени автоматизации мыслительных операций, включения в мыслительную деятельность тех или иных образов, индивидуальных особенностей памяти и мышления. При повторении одних и тех же умственных действий речедвигательная импульсация уменьшается или полностью прекращается, возобновляясь лишь в момент перехода от одних умственных действий к другим. При скрытой артикуляции слов максимальная ЭЭГ активация мозга наблюдается в левой сенсомоторной области на границе между лобным и височным речевым центрами.
Эти исследования позволяют предполагать, что основная физиологическая функция скрытой артикуляции при мыслительной деятельности заключается в речедвигательной (проприоцептивной) активации мозга и образовании в его речевых отделах речедвигательных доминант, интегрирующих импульсы других анализаторов мозга в единую функциональную систему, которая может произвольно регулироваться посредством кинестезии внутренней речи — и таким путем осуществлять анализ поступающей в мозг информации, ее отбор, фиксирование, обобщение и другие операции мышления.
Внутренняя речь и обучение письму
О частной и публичной речи, внутренней речи и обучении письму
Размышления о Мышление и язык , Лев С. Выготский.
Выготский наиболее известен сейчас как создатель концепции зоны ближайшего развития. Нижеследующее, однако, касается того, как язык работает в уме, и, возможно, наиболее важно то, что Выготский называет «внутренней речью».
Для меня «внутренняя речь» звучит очень похоже на ключевую часть процесса письма. Цитаты взяты из перевода Мысль и язык (1934), переработанный и отредактированный Алексом Козулиным, опубликовано MIT Press, 1986.
*
Размышление о личном и публичном языке может начаться, достаточно логично, с одного слова. Выготский утверждает: «Каждое слово есть… . . уже обобщение». (6)
Почему так должно быть? И вот почему:
Эдвард Сепир: «Мир нашего опыта должен быть чрезвычайно упрощен и обобщен, прежде чем можно будет составить символическую инвентаризацию всего нашего опыта вещей и отношений, и эта инвентаризация необходима, прежде чем мы сможем передавать идеи. Элементы языка, символы, обозначающие опыт, должны, следовательно, ассоциироваться с целыми группами, разграниченными классами опыта, а не с самими отдельными переживаниями. Только так возможна коммуникация, ибо единичный опыт хранится в индивидуальном сознании и, строго говоря, непередаваемый».
( Язык, 1971, с. 12, кв. на Выготского с. 8) Напоминает ли это кому-нибудь «что происходит» Моффета? Должно. Но это другая идея, потому что Сепир и Выготский указывают, что даже одно слово должно быть, чтобы сообщить, о классе переживаний.
Хорошо, это верно, когда мы говорим о публичном, коммуникативном использовании языка. Но как насчет индивидуального сознания, единичного опыта, частного использования языка? Там происходит что-то другое. Выготский указывает, что существуют разные частные и общедоступные версии слова. Он проводит важное различие между смыслом, который является частным, и значением, которое является публичным:
«Смысл слова, согласно [Фредерику Полану], есть сумма всех психологических событий, вызываемых в нашем сознании словом. Это динамичное, текучее, сложное целое, имеющее несколько зон неравной устойчивости. Смысл есть только одна из зон смысла, наиболее устойчивая и точная зона. Слово приобретает свой смысл из контекста, в котором оно появляется; в разных контекстах оно меняет свой смысл.
Смысл остается стабильным при смене смысла. Словарное значение слова есть не более чем камень в здании смысла, не более чем потенция, находящая разнообразное воплощение в речи». (244-245)
Смысл слова индивидуален (каждое слово вызывает разные психологические события у разных людей) и зависит от контекста. Смысл не стабилен, не разделяем, не публичен — эти атрибуты принадлежат смыслу. Смысл охватывает гораздо большую территорию, чем значение; на самом деле у него нет определенных границ, потому что на него всегда влияет контекст и душевное состояние человека. Значение должно оставаться более узким и фиксированным, чем смысл, чтобы служить относительно надежным средством коммуникации.
Смысл — ключевой аспект искусного письма. Поскольку смысл зависит от контекста, в контексте художественного письма может иметь место специфичный для места «приток смысла» (246) в повторяющееся слово, имя или фразу. По мере того, как это происходит, оно приобретает все больший и больший смысл, присущий художественному произведению, в котором оно живет.
Просто подумайте о том, что стало означать имя «Бартлби» к тому времени, когда вы дойдете до конца «Писца Бартлби».
Литературный термин «коннотация» есть признание существования смысла в понимании Выготского. Интересно, что когда мы говорим со студентами о коннотации того или иного слова в данном контексте, мы пытаемся научить их, как литературных читателей, разделять смысл слова, а также его значение. Поэтому мы пытаемся сделать личное более публичным, более общим. Или, другими словами, мы пытаемся вмешаться в их частный, субъективный опыт.
Слова в своей частной версии, излучающие личный смысл для индивидуума, являются материалом внутренней речи. Внутренняя речь, по словам Козулина, есть «интериоризация изначально коммуникативной функции, которая становится индивидуализированной внутренней психической функцией. . . . [Внутренняя речь есть] погружение общения для других в индивидуализированное рассуждение для себя: во внутренней речи культурно предписанные формы языка и рассуждения находят свою индивидуализированную реализацию.
. . . В то время как значение [публичная версия слова] обозначает социализированный дискурс, смысл [частная версия] представляет собой интерфейс между индивидуальным (и, следовательно, непередаваемым) мышлением и вербальной мыслью, понятной другим. Внутренняя речь — это не внутренний аспект разговора; это функция сама по себе» (xxxvi-xxxvii).
Ну и что, для обучения письму? Не волнуйся, я приду.
Вот сам Выготский о внутренней речи: «Внутренняя речь есть автономная речевая функция. Мы можем с уверенностью считать его отчетливым планом словесного мышления . Очевидно, что переход от внутренней речи к речи внешней не есть простой перевод с одного языка на другой. Этого нельзя достичь простым произнесением безмолвной речи». (248)
Почему? Отчасти потому, что смысл слова — это частное переживание, а отчасти потому, что внутренняя речь имеет характерную грамматику: она опускает подлежащее. Грамматика внутренней речи сжата, сокращена, и «внутренняя речь почти целиком предикативна, потому что ситуация, предмет мысли всегда известна мыслителю».
(182) «Предикация есть естественная форма внутренней речи; психологически он состоит только из предикатов. Опускать подлежащее — такой же закон внутренней речи, как и закон письменной речи — содержать и подлежащее, и сказуемое». (243) Это можно увидеть, кстати, в Улисс , где поток сознания Блума, его внутренняя речь, часто состоит из предложений без подлежащего — одна из причин, по которой читателю бывает трудно уследить.
Таким образом, переход от внутренней речи к внешней речи «представляет собой сложный динамический процесс, связанный с превращением предикативной идиоматической структуры внутренней речи в синтаксически артикулированную речь, понятную другим». (248-9)
Теперь мы начнем получать отдачу в плане обучения письму. Мне кажется, можно сказать, что акт написания — это превращение внутренней речи в «синтаксически артикулированную речь, понятную другим». Итак, если идеи Выготского чего-то стоят, они должны помочь понять, что происходит, когда люди пишут.
Рассмотрим это в отношении свободного письма. Форма, которую мы называем «свободным письмом», имеет необычные основные правила по сравнению с другими формами письма. Когда я задаю свободное письмо, я говорю что-то вроде: «Просто следуй за своими мыслями своей ручкой, иди туда, куда они тебя ведут, это не должно иметь какой-то определенной формы, тебе не нужно заканчивать мысль, не беспокойся о ней». правильность. Весь смысл в том, чтобы просто сделать это. Это не готовый продукт, это то, что есть». Думая об этом с точки зрения Выготского, свободное письмо, кажется, допускает как внутреннюю речь, так и внешнюю речь как часть того, что написано на странице. Таким образом, свободное письмо намеренно, эксплицитно ставится на границу между внутренним и внешним. Если я попрошу студентов свободно писать, они могут знать, что по крайней мере еще один человек (я) прочитает то, что они пишут, но разборчивость не требуется (хотя это происходит гораздо чаще, чем можно было бы предсказать).
Студент остается свободным писать, используя идиосинкразический, личный, контекстуальный смысл слов, а не их стабильное и общее значение . (На самом деле, большинство людей делают гораздо больше второго, чем первого.)
Мне кажется, это объясняет, почему свободное письмо работает. Если внутренняя речь является основой любого письма, и если свободное письмо узаконивает и подтверждает внутреннюю речь, то оно помогает писателю получить доступ к важнейшему ментальному ресурсу. Мне кажется, что откровенный разговор о внутреннем речевом компоненте свободного письма мог бы сделать его еще более эффективным. Я думаю, стоит попробовать.
Выготский артикулирует ситуацию «неизвестной широкой публике» в письменной форме, отделяя ее от реального разговора. В диалоге с другим лицом лицом к лицу «меняющиеся мотивы собеседников определяют в каждый момент оборот, который примет устная речь. Его не нужно направлять сознательно — об этом позаботится динамическая ситуация.
. . . В письменной речи мы обязаны создать ситуацию, представить ее себе. . . . Письменная речь. . . должен полностью объяснить ситуацию, чтобы быть понятным. [Переход от максимально компактной внутренней речи к] максимально подробной письменной речи требует того, что можно было бы назвать преднамеренной семантикой — преднамеренной структуризацией паутины значений». (181-182)
Для тех, кто читал мою статью под названием «Письмо как второй язык», сказанное здесь Выготским дает полезную разработку подобных идей.
Вот еще одно озарение, которое, как мне кажется, приближает нас к пониманию того, что происходит в уме, когда человек пишет.
«Отношение мысли к слову есть не вещь, а процесс, постоянное движение вперед и назад от мысли к слову и от слова к мысли». (218)
«Структура речи не просто отражает структуру мысли; вот почему слова не могут быть облечены мыслью, как готовая одежда. Мысль претерпевает множество изменений, когда превращается в речь. Оно не просто находит выражение в речи; оно обретает свою реальность и форму».
(219, курсив мой)
Это очень важно: мысль не «уже существует» в какой-то фиксированной, законченной, но невербализованной форме в уме; оно лишь затвердевает в какой-то определенной форме существования по мере того, как облекается в слова. И другие формы все еще остаются возможными. Мы не можем точно сказать, что мысль «есть» слова, в которые она выражена; мысль есть нечто иное, чем эти слова, но мы не можем сказать, что есть нечто иное, потому что оно не в словах. И даже когда это начинает превращаться в слова, сначала слова испускают мощную вибрацию частного 9.0008 смысл , а не слова как общедоступные значения . Слова как значений всегда будут компромиссами, всегда более узкими, чем смысл .
Это похоже на то, что Энни Диллард говорит о написании мемуаров: письменная словесная конструкция накрывает ваши воспоминания и заменяет их. Написав, вы можете (если повезет) посмотреть на слова и сказать: «Да, это был мой опыт». Но, конечно, не было.
Точно так же, когда вы рассказываете сон, то, что осталось, что у вас остается, и есть рассказ; сам сон потерян. (Хотя, когда вы пишете художественную литературу, я считаю, что вы создаете мечту, о которой вы можете мечтать снова.)
Итак, вот что, по-моему, может быть ключевой идеей в предложении:
«в то время как во внешней речи мысль воплощается в словах, во внутренней речи слова умирают, порождая мысль». (249)
Во внешней речи мысль прикрывается, заменяется, всегда в какой-то мере искажается, поскольку слова синтаксически нанизаны друг на друга; тем не менее, это единственный способ, которым он может возникнуть социально, для других. Во внутренней речи, наоборот, внешнее, устойчивое, разделяемое значение слова умирает, поскольку оно резонирует в уме во внутреннем смысле. Слово позволено уплыть, создав отголоски мысли.
Подумайте о том, как это работает, когда вы пишете (письмо — это «постоянное движение вперед и назад от мысли к слову и от слова к мысли»).
Прежде чем начать писать, прежде чем положить слово на страницу, вы занимаетесь внутренней речью, своего рода репетицией, но очень своеобразной, когда слова всплывают совершенно ненужным, предварительным образом и вызывают мысль, которая заставляет всплывать больше слов. . . на неопределенное время, пока некоторые слова не начнут записываться. Пока вы выбираете эти записанные слова, строите предложения, придумываете социально понятные значения, все равно в то же время слова резонируют внутри вас и создают внутреннее ощущение, которое слова, которые вы до сих пор написали, еще не выразили. На что вы, конечно же, надеетесь, так это на то, что они вызовут одинаковый отклик у читателя; но вы никогда не можете знать, будут ли они для каждого нового читателя, пока они не будут прочитаны.
«Именно потому, что мысль не имеет своего автоматического аналога в слове, переход от мысли к слову ведет через смысл. В нашей речи всегда есть скрытая мысль, подтекст». (251) Понимание каждым человеком значений слов, включая то, что Выготский называет смыслом, стоит между мыслью и употребляемыми словами.
Хотя звучание слова может быть фактором при его выборе, оно должно, прежде всего, нести значение, которое кажется близким к мысли. Обратите внимание, что это полностью случай «чувствует себя хорошо». Мысль — это не какое-то слово или набор слов, которые можно сравнить с тем, что мы пытаемся использовать для ее выражения. Мысль есть мысль до это любые слова. Следовательно, мы можем решить, какие слова являются правильными, только на основе того, что «кажется правильным».
Однако, как недавно заметил кто-то, быть неправым — значит быть правым. Так как же тренировать «чувствуешь себя хорошо», чтобы это стало надежным критерием? Это должно быть главное, что делает образование. Как? Тонны отзывов. Вы должны быть в тысяче ситуаций, когда вы чувствуете, что вы правы, а затем вас уведомляют, нравится вам это или нет, либо о том, что вы явно неправы, либо о том, что то, что кажется вам правильным, определенно не кажется правильным другим. люди. Это унизительно. Но это образование.
Люди пишут вещи, потому что они кажутся им правильными. Нельзя ожидать, что им понравится узнавать, что то же самое письмо кажется другим людям неправильным. Но если они не получат такой обратной связи, они не узнают ничего, чего уже не знали.
И тогда, конечно, даже за скрытой мыслью есть мотив:
«Мысль мыслью не рождается; оно порождается мотивацией, т. е. нашими желаниями и потребностями, нашими интересами и эмоциями. За каждой мыслью стоит притяжательно-волевая тенденция, в которой содержится ответ на последнее «почему» в анализе мышления. Верное и полное понимание чужой мысли возможно лишь тогда, когда мы понимаем ее аффективно-волевую основу». (252)
«Чтобы понять чужую речь, недостаточно понять его слова — надо понять его мысль. Но даже этого недостаточно — мы также должны знать его мотивацию». (253)
Это приводит нас прямо к области написания повествования, особенно художественного. Но здесь я не могу начать философствовать о мотиве в нарративе.
Книга заканчивается таким утверждением о том, как формируется сознание посредством использования языка:
«Если перцептивное сознание и интеллектуальное сознание по-разному отражают действительность, то мы имеем две разные формы сознания.
Мысль и речь оказываются ключом к природе человеческого сознания .
«Если язык так же стар, как само сознание, и если язык есть практическое сознание-для-других и, следовательно, сознание-для-себя, то не одна отдельная мысль, а все сознание связано с развитием слова . . . . Слово есть прямое выражение исторической природы человеческого сознания». (256, курсив мой)
Подчеркнутые слова излагают мощную гипотезу в сжатой форме. Если я их понимаю, то гипотеза состоит в том, что прагматически язык является нашим средством сделать содержание нашего осознания присутствующим, существующим, понятным для других; и далее говорится, что, постоянно используя язык таким образом, мы тренируемся делать содержание осознания присутствующим.0008 себе через этот носитель. Таким образом, сознание или знание нашего собственного знания становится языковым событием, имеющим социальную историю. Если мы отождествляем себя с сознанием, а этого трудно не делать, поскольку сознание подразумевает, что кто-то осознает, то этот аргумент говорит о том, что личность создается посредством общего использования языка.
Книга Выготского вышла в свет в 1934 году. Эта идея витала в воздухе давно.
Рассмотрим еще одно следствие этой идеи: из этого следует, что, когда мы учим письму, которое представляет собой превращение внутренней речи во внешний язык, сознание-для-других, мы делаем что-то, что влияет на создание себя. Я бы сказал, что это очень важная миссия для преподавания.
+++
Вы можете скачать это как документ Word здесь: Внутренняя речь+обучение письму
Вот так:
Нравится Загрузка…
Внутренняя речь – Writers’ Inner0 Voices 90
Когда мы думаем словами, большинство из нас осознает, что «слышит» собственный голос в уме — явление, которое психологи называют «внутренней речью». Это включает в себя такие вещи, как «голос совести», а также такие вещи, как про себя повторять про себя фразу или число, чтобы не забыть их, оскорблять или хвалить кого-то в уединении собственных мыслей, планировать свои действия. собирается сказать или сделать, и так далее.
Бывают моменты, когда внутренняя речь очень заметна, и моменты, когда вы не обязательно уверены, сделали ли вы это или нет. Большую часть времени внутренняя речь может быть сжатой и мимолетной — поскольку это своего рода разговор с самим собой, нам часто не нужно предоставлять много контекста. Однако в деятельности, которая требует немного большей сложности, мы с большей вероятностью расширим нашу внутреннюю речь и, следовательно, заметим ее.
УПРАЖНЕНИЕ 1: Образец внутренней речи
Установите таймер на 1 минуту. За это время запишите все ваших мыслей (т.е. ваш внутренний монолог/диалог) как можно быстрее.
Роль внутренней речи при письме и чтении
Так что же такое внутренняя речь для ? Одна из основных идей заключается в том, что это полезно для таких вещей, как планирование действий, решение проблем, память и мотивация. Есть также некоторые свидетельства того, что мы также используем внутреннюю речь при чтении.
Некоторые люди хорошо осведомлены о том, как типографика может изменить звучание внутренней речи: как курсив может дать некоторые слов выделяются, например, таким образом, что это может полностью изменить смысл предложения, или как заглавные буквы могут сделать ВНУТРЕННИЙ ГОЛОС ПОКАЗАННЫМ КРИЧИМ. Тем не менее, исследования на эту тему показывают, что люди замечают свою внутреннюю речь при чтении в разной степени — у одних это похоже на полноценную аудиокнигу, крутящуюся в голове, а есть и те, кто не уверен, что есть какой-то внутренний «звук». вообще когда читают.
Когда дело доходит до письма, внутренняя речь кажется столь же разнообразной — не только с точки зрения того, как она влияет на то, что заканчивается на странице, но и с точки зрения того, как она соотносится с голосами внутри повествования (или стихотворения, если уж на то пошло). иметь значение). Некоторые из опрошенных нами писателей сказали, что голоса их персонажей сильно отличались от их обычной внутренней речи и, следовательно, были отделены от нее:
‘Персонажи чувствуют себя «вне» меня, хотя я слышу их внутри.
Если они не чувствуют себя отделенными от меня, то я не слышу их голоса. Но это также означает, что если я чувствую, что могу контролировать их голоса, то я их не слышу — они замолкают». речи, даже если они не совсем «звучали» одинаково (из-за возраста, акцента, пола и т. д.):
– Я полагаю, это что-то вроде чревовещания. В конечном счете, это я говорю сам с собой, но воображаю/использую другой голос, чтобы сделать это». Иногда казалось, что персонажи действуют по собственной воле:
‘Пока они присутствуют, они начинают действовать, казалось бы, без какого-либо руководства. Я их не «слышу», но знаю, что они говорят, видят, чувствуют, и просто записываю это».
УПРАЖНЕНИЕ 2: Какова ваша внутренняя речь?
В этом упражнении мы предлагаем вам поразмышлять над своей внутренней речью и ролью игр в вашей писательской практике, обдумав, как бы вы ответили на ряд вопросов. Некоторые из вопросов исследуют, на что похоже ваше собственное вербальное мышление; другие смотрят на то, как голоса и мысли ваших персонажей проявляются в вашей внутренней речи.
