«Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней» читать онлайн книгу 📙 автора Эрика Канделя на MyBook.ru
Что выбрать
Библиотека
Подписка
📖Книги
🎧Аудиокниги
👌Бесплатные книги
🔥Новинки
❤️Топ книг
🎙Топ аудиокниг
🎙Загрузи свой подкаст
📖Книги
🎧Аудиокниги
👌Бесплатные книги
🔥Новинки
❤️Топ книг
🎙Топ аудиокниг
🎙Загрузи свой подкаст
- Главная
- Библиотека
- ⭐️Эрик Кандель
- 📚«Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней»
Отсканируйте код для установки мобильного приложения MyBook
Недоступна
Стандарт
(49 оценок)
Эрик Кандель
560 печатных страниц
2016 год
16+
Читать онлайн
Эта книга недоступна.
Узнать, почему
О книге
Лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины (2000 г.) и знаток модернистского искусства приводит нас в блистательную Вену рубежа XIX–XX веков – город Зигмунда Фрейда, Артура Шницлера и Густава Климта. Здесь – в художественных мастерских, врачебных кабинетах и светских салонах – около ста лет назад началась революция, изменившая наши представления о психике и ее отношениях с искусством.
читайте онлайн полную версию книги «Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней» автора Эрик Кандель на сайте электронной библиотеки MyBook.ru. Скачивайте приложения для iOS или Android и читайте «Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней» где угодно даже без интернета.
Подробная информация | |
---|---|
Дата написания: 1 января 2012 | Объем: 1009728 |
Год издания: 2016 | Дата поступления: 9 января 2018 |
ISBN (EAN): 9785170855018 | |
Переводчик: Петр Петров |
Изобразительное искусство
The arts
Зарубежная психология
Развитие психики
Зарубежная литература о культуре и искусстве
модернизм
современное искусство
психология творчества
издательство corpus
Издатель
Издательство Corpus
142 книги
Правообладатель
Corpus (АСТ)
321 книга
Поделиться
Отзывы на книгу «Век самопознания.
Поиски бессознат…»Indi_go
Оценил книгу
Автор, лауреат Нобелевской премии по физиологии или медицине (союз «или» это не я поставил) исследует диалог между искусством и наукой, начавшийся в Вене на рубеже XIX и XX вв. и продолжающиеся по наши дни. Книга «Век самопознания» пытается гармонично связать науку и искусство, пока все остальные пытаются примирить науку с религией. Эрик Кандель пытается объяснить, почему глядя на портрет, скажем, Моны Лизы мы получаем удовольствием на физическом уровне. Казалось бы, двумерный, неподвижный рисунок написанный полтысячелетия назад не должен привлекать нашего внимания. Ан нет, кажется, мало кто проедет мимо Лувра, оказавшись в Париже. Мы всё смотрим и смотрим на нее и пытаемся понять, улыбается она нам или нет? Смотришь ей в глаза и периферическим зрением замечаешь, как ее губы изгибаются в насмешливой улыбке, а как только переведешь глаза к ее губам, перед нами предстает серьезная дама без намека на улыбке. Почему так происходит? И спрашивается, почему такое огромное влияние на нашу жизнь имеет искусство, ведь если смотреть на вопрос глазами Дарвина, то для выживания вида, искусство как орудие – бесполезно. И еще глупее тратить сотни миллионов, для того чтобы заполучить в свою коллекцию «Идущего человека» Джакометти или «Адель Блох-Бауэр I» Климта.
Автор в три этапа разделяет и рассматривает этот диалог между наукой и искусством. Началось все с венских медиков и художников-модернистов, которые каждый своим путем пришли к пониманию о влиянии бессознательного на нашу жизнь. Тут вам и Дарвин и Фрейд и Климт с Шиле и Кокошкой. Далее автор переносит нас в 30-е года прошлого века, где искусство и когнитивная психология после взаимного влияния породили новую науку – когнитивную психологию искусства. И, наконец, 3 этап, начавшийся в 90-х годах, отмечается взаимодействием когнитивной психологии и биологии, заложившим основы нейроэстетики эмоций – науки о сенсорном, эмоциональном и эмпатическом восприятия произведений искусства. Автор пытается объяснить, почему нам нравятся одни вещи и не нравятся другие. Как развивалось искусство от классицизма до абстракционизма, как идеи Фрейда получают биологические доказательства в нашем веке. И как вообще наш мозг реагирует на произведения искусства.
Хочется выразить отдельную благодарность некоммерческому фонду «Династия» и отдельно основателю данной серии «Элементы» Дмитрию Зимину за то, что продолжают качественно переводить и печатать научно-популярную литературу, а так же Петру Петрову за перевод столь непростой книги. Очень удобно сделано, что большинство упоминаемых произведений искусства уже в цветном или черно-белом виде уже присутствуют в книге и не приходится отвлекаться на поиски изображений в интернете.
И цитатка в конце
Влюбленность, представляется своего рода естественной зависимостью, в которой задействована система мотивации, связанная со стремлением к награде, и более похожей на такие явления как голод, жажда или ломка, чем на эмоциональное состояние.
2 октября 2016
LiveLib
Поделиться
stereohrum
Оценил книгу
Аннотация обещает погружение в Вену рубежа XIX-XX веков: «в художественных мастерских, врачебных кабинетах и светских салонах — около ста лет назад началась революция, изменившая наши представления о психике и ее отношениях с искусством».
Автор книги — нобелевский лауреат в области физиологии и медицины Эрик Кандель — предсказуемо хорош в трактовке сигналов коры головного мозга и непредсказуемо любит экспрессионизм. В программе «художественных мастерских» Густав Климт, Эгон Шиле и Оскар Кокошка. В последней четверти книги еще импрессионизм и Ван Гог на полторы страницы. Врачебные кабинеты, учитывая бесконечный оммаж фрейдистам, являются скорее кушетками, на которых можно прикорнуть в ожидании развития темы. Светские салоны, насколько мне запомнилось, ограничились Бертой Цуккеркандль, привечавшей всех от Штрауса до Малера.
На этом связь аннотации с текстом Канделя заканчивается.
Считается, что гуманитарии не умеют считать, а технари не отличат Стендаля от сыра. Эрик Кандель написал уйму страниц во имя разрушения этого стереотипа. Он пишет о том, как медики и прочие психиатры разработали доселе неизведанный пласт психики, а современные им художники и писатели под влиянием ученых выражали те же находки в разномастном творчестве. Где Фрейд, там Шницлер, где Шницлер, там Климт, венская тусовочка нагенерировала внутри себя самой революционные эстетические идеи и давай нести их в массы.
Через 600 страниц нам расскажут, что импульс творчества в мозге появляется раньше, чем человек осознаёт желание что-то сотворить.
В книге есть целый блок репродукций работ художников-модернистов, в названии заявлен поиск бессознательного, но это не должно вводить никого в заблуждение. Прежде всего это текст об устройстве человеческого мозга, которому автор поклоняется как Джоконде: столетия исследования не делают его менее загадочным.
Он много и понятно пишет об обработке информации и реконструкции образов, о «вкладе зрителя», что перекликается с установками Умберто Эко об идеальном читателе, эмоциях и их передаче художественными средствами.
Ожидаемая идея синкретизма разворачивается в полную мощь в последней главе, и по большей части Кандель рассказывает историю о том, как человечество рухнуло в «бездну взаимного непонимания и враждебности, разделяющую представителей естественных наук, изучающих Вселенную, и представителей гуманитарных наук, изучающих человеческий опыт».
Dum spiro spero, чо.
30 декабря 2016
LiveLib
Поделиться
Цитаты из книги «Век самопознания. Поиски бессознат…»
произведениям искусства свойственна такая же упорядоченность и структурированность, как и восприятию.
11 августа 2019
Поделиться
Смысл, придаваемый нашим восприятием взаимодействию всех частей в совокупности, гораздо больше суммарного смысла отдельных частей.
11 августа 2019
Поделиться
Нам не обойтись без людей, которым хватает смелости додумываться до чего-то нового прежде, чем у них получится это доказать. Зигмунд Фрейд[32]
4 августа 2019
Поделиться
Автор книги
Эрик Кандель
3 книги
Другие книги автора
В поисках памяти
Эрик Кандель
Расстроенная психика. Что рассказывает о нас необычный мозг
Эрик Кандель
Другие аудиокниги автора
Расстроенная психика. Что рассказывает о нас необычный мозг
Эрик Кандель
Переводчик
Петр Петров
9 книг
Другие книги переводчика
Подборки с этой книгой
Книги, похожие на «Век самопознания. Поиски бессознат…»
По жанру, теме или стилю автора
НИ СЫ. Будь уверен в своих силах и не позволяй сомнениям мешать тебе двигаться вперед
Джен Синсеро
Тонкое искусство пофигизма. Парадоксальный способ жить счастливо
Марк Мэнсон
Подсознание может всё!
Джон Кехо
Тонкое искусство пофигизма. Парадоксальный способ жить счастливо
Марк Мэнсон
Самый богатый человек в Вавилоне
Джордж Сэмюэль Клейсон
НИ СЫ. Будь уверен в своих силах и не позволяй сомнениям мешать тебе двигаться вперед
Джен Синсеро
48 законов властиРоберт Грин
Как хочет женщина. Мастер-класс по науке секса
Эмили Нагоски
Важные годы. Почему не стоит откладывать жизнь на потом
Мэг Джей
Сила воли. Как развить и укрепить
Келли Макгонигал
О проекте
Что такое MyBook
Правовая информация
Правообладателям
Документация
Помощь
О подписке
Купить подписку
Бесплатные книги
Подарить подписку
Как оплатить
Ввести подарочный код
Библиотека для компаний
Настройки
Другие проекты
Издать свою книгу
MyBook: Истории
Эрик Кандель — Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней читать онлайн бесплатно
12 3 4 5 6 7 …155
Эрик Кандель
Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней
© Eric R. Kandel, 2012
© П. Петров, перевод на русский язык, 2016
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2016
© ООО “Издательство Аст”, 2016
Издательство CORPUS ®
Pour Denise – toujours[1]
Предисловие
В июне 1902 года Огюст Роден приехал в Вену. Берта Цуккеркандль, искусствовед и хозяйка одного из изысканнейших салонов того времени, пригласила великого француза вместе с великим австрийцем Густавом Климтом на “яузе” (Jause) – традиционный венский полдник с кофе и пирожными. В автобиографии она вспоминала:
Климт и Роден сели рядом с двумя необычайно красивыми женщинами; Роден смотрел на них в полном восторге… Альфред Грюнфельд [бывший придворный пианист германского императора Вильгельма I, переехавший в Вену] сел за рояль в большой гостиной, двойные двери которой были раскрыты. Климт подошел к нему: “Пожалуйста, сыграйте нам что-нибудь из Шуберта”. И Грюнфельд, не вынимая сигары изо рта, заиграл дивную музыку, которая витала в воздухе вместе с дымом.
Роден наклонился к Климту и сказал: “Я никогда в жизни не чувствовал себя так, как здесь, у вас. Ваш «Бетховенский фриз», такой трагический и такой прекрасный, незабываемая выставка с ее атмосферой храма, а теперь и этот сад, эти женщины, эта музыка… И вокруг, и в вас самих столько подлинной, детской радости… Что же это такое?“
Климт медленно наклонил свою красивую голову и сказал всего одно слово: “Австрия”.
Идеализированное представление о жизни Австрии, которое Климт разделял с Роденом и которое имело очень отдаленное отношение к действительности, запечатлелось и в моей памяти. Мне пришлось уехать из Вены еще в детстве, но мое сердце бьется в ритме вальса. Эта книга – плод моего увлечения историей интеллектуальной жизни Вены 1890–1918 годов, а также интереса к австрийскому модерну, психоанализу, искусствоведению и нейробиологии (которой я профессионально занимаюсь всю жизнь). Я попытался исследовать диалог между искусством и наукой, начавшийся в австрийской столице на рубеже веков, и описать три основных этапа этого диалога. Первый этап ознаменовался обменом идеями о бессознательном между художниками-модернистами и представителями венской медицинской школы. Второй отмечен взаимовлиянием искусства и когнитивной психологии искусства, возникшей в 30‑х годах XX века в рамках венской школы искусствознания. Третий этап, начавшийся два десятилетия назад, отличается взаимодействием когнитивной психологии и биологии, заложившим основы нейроэстетики эмоций – науки о сенсорном, эмоциональном и эмпатическом восприятии произведений искусства. Исследования в области нейробиологических основ восприятия искусства уже позволили получить представления о процессах в мозге зрителя, рассматривающего художественное произведение.
Важнейшая задача науки XXI века состоит в том, чтобы разобраться в биологических механизмах работы психики. Возможность решения этой задачи открылась в конце XX века, когда произошло слияние когнитивной психологии (науки о психике) с нейробиологией (наукой о мозге). Плодом явилась новая наука о психике, позволившая разрешить ряд вопросов о нас самих. Как мы воспринимаем мир, как обучаемся, как работает наша память? Какова природа эмоций, эмпатии, мышления и сознания? Где пределы свободы воли?
Новая наука о психике важна не только потому, что помогает лучше понять, что делает нас теми, кто мы есть, но и потому, что обеспечивает диалог между нейробиологией и рядом других областей знания. Такой диалог помогает изучать механизмы работы мозга, лежащие в основе восприятия и творчества, задействованных и в искусстве, и в науках (естественных и гуманитарных), и в обыденной жизни. В более широкой перспективе такой диалог может позволить нам сделать естественнонаучные знания частью общего культурного багажа.
На страницах этой книги обсуждается преимущественно та сторона указанной важнейшей задачи, которая связана с начавшимся не так давно взаимодействием изобразительного искусства и новой науки о психике. Я сознательно ограничиваюсь лишь искусством портрета и лишь одним периодом развития культуры – венским модерном. Так мы сможем не только сосредоточиться на ключевом наборе проблем, но и пролить свет на искусство и науку периода, который отмечен целым рядом новаторских попыток связать их друг с другом.
Искусство портрета исключительно удобно для научного исследования. Имеются убедительные когнитивно-психологические и биологические представления о механизмах восприятия мимических выражений и жестов, эмоциональной реакции на них и вызываемой ими эмпатии. Портреты венских модернистов рубежа XIX–XX веков как нельзя лучше подходят для анализа через призму этих представлений, потому что увлечение указанных художников истинами, не лежащими на поверхности, шло бок о бок с увлечением бессознательным их современников, работавших в сфере медицины, психоанализа и литературы. Так что портреты, создатели которых ставили перед собой задачу изобразить чувства персонажей, указывают пример того, как психологические и биологические открытия могут углубить наше понимание искусства.
В этом контексте я рассматриваю влияние научной мысли того времени и вообще венской интеллектуальной среды на трех художников: Густава Климта, Оскара Кокошку и Эгона Шиле. Одной из особенностей жизни австрийской столицы рубежа XIX–XX веков было свободное взаимодействие ученых с художниками, писателями и мыслителями. Общение с медиками и биологами, а также с психоаналитиками существенно повлияло на работу указанных трех художников.
Мастера венского модерна прекрасно подходят для анализа и по некоторым другим причинам. Прежде всего, их можно исследовать достаточно глубоко потому, что, хотя они сыграли немалую роль в истории изобразительного искусства, их было мало – всего трое художников первого ряда. Течение, которое они представляли, стремилось к живописному и графическому изображению бессознательных, инстинктивных устремлений, при этом каждый из художников выработал особый подход к использованию языка тела для передачи своих открытий.
С точки зрения венской школы искусствознания художник был прежде всего не творцом прекрасного, а проводником новых истин. Кроме того, отчасти под влиянием Зигмунда Фрейда, в 30‑х годах венская школа, уделявшая особенное внимание восприятию зрителя, взялась развивать естественнонаучный подход к психологии искусства, сосредоточенный на зрителе.
Читать дальше
12 3 4 5 6 7 …155
Эрик Кандель ★ Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней читать книгу онлайн бесплатно
Здесь есть возможность читать онлайн «Эрик Кандель: Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней» — ознакомительный отрывок электронной книги, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях присутствует краткое содержание. Город: Москва, год выпуска: 2016, ISBN: 978-5-17-085501-8, издательство: Литагент Corpus, категория: visual_arts / Психология / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:
любовные романы фантастика и фэнтези приключения детективы и триллеры эротика документальные научные юмористические анекдоты о бизнесе проза детские сказки о религиии новинки православные старинные про компьютеры программирование на английском домоводство поэзия
Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:
- Описание
- Другие книги автора
- Правообладателям
- Похожие книги
Век самопознания.
Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней: краткое содержание, описание и аннотацияПредлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.
Лауреат Нобелевской премии в области физиологии и медицины (2000 г.) и знаток модернистского искусства приводит нас в блистательную Вену рубежа XIX–XX веков – город Зигмунда Фрейда, Артура Шницлера и Густава Климта. Здесь – в художественных мастерских, врачебных кабинетах и светских салонах – около ста лет назад началась революция, изменившая наши представления о психике и ее отношениях с искусством.
Эрик Кандель: другие книги автора
Кто написал Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.
Уважаемые правообладатели!
Эта книга опубликована на нашем сайте на правах партнёрской программы ЛитРес (litres.ru) и содержит только ознакомительный отрывок. Если Вы против её размещения, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на [email protected] или заполните форму обратной связи.
Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней — читать онлайн ознакомительный отрывок
Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.
Шрифт:
↓
↑
GeorgiaGeorgiaTahomaArialVerdanaSymbol
Интервал:
↓
↑
Закладка:
Сделать
1234567. ..232
Эрик Кандель
Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней
© Eric R. Kandel, 2012
© П. Петров, перевод на русский язык, 2016
© А. Бондаренко, художественное оформление, макет, 2016
© ООО “Издательство Аст”, 2016
Издательство CORPUS ®
Pour Denise – toujours[1]
Предисловие
В июне 1902 года Огюст Роден приехал в Вену. Берта Цуккеркандль, искусствовед и хозяйка одного из изысканнейших салонов того времени, пригласила великого француза вместе с великим австрийцем Густавом Климтом на “яузе” (Jause) – традиционный венский полдник с кофе и пирожными. В автобиографии она вспоминала:
Климт и Роден сели рядом с двумя необычайно красивыми женщинами; Роден смотрел на них в полном восторге… Альфред Грюнфельд [бывший придворный пианист германского императора Вильгельма I, переехавший в Вену] сел за рояль в большой гостиной, двойные двери которой были раскрыты. Климт подошел к нему: “Пожалуйста, сыграйте нам что-нибудь из Шуберта”. И Грюнфельд, не вынимая сигары изо рта, заиграл дивную музыку, которая витала в воздухе вместе с дымом.
Роден наклонился к Климту и сказал: “Я никогда в жизни не чувствовал себя так, как здесь, у вас. Ваш «Бетховенский фриз», такой трагический и такой прекрасный, незабываемая выставка с ее атмосферой храма, а теперь и этот сад, эти женщины, эта музыка… И вокруг, и в вас самих столько подлинной, детской радости… Что же это такое?“
Климт медленно наклонил свою красивую голову и сказал всего одно слово: “Австрия”.
Идеализированное представление о жизни Австрии, которое Климт разделял с Роденом и которое имело очень отдаленное отношение к действительности, запечатлелось и в моей памяти. Мне пришлось уехать из Вены еще в детстве, но мое сердце бьется в ритме вальса. Эта книга – плод моего увлечения историей интеллектуальной жизни Вены 1890–1918 годов, а также интереса к австрийскому модерну, психоанализу, искусствоведению и нейробиологии (которой я профессионально занимаюсь всю жизнь). Я попытался исследовать диалог между искусством и наукой, начавшийся в австрийской столице на рубеже веков, и описать три основных этапа этого диалога. Первый этап ознаменовался обменом идеями о бессознательном между художниками-модернистами и представителями венской медицинской школы. Второй отмечен взаимовлиянием искусства и когнитивной психологии искусства, возникшей в 30‑х годах XX века в рамках венской школы искусствознания. Третий этап, начавшийся два десятилетия назад, отличается взаимодействием когнитивной психологии и биологии, заложившим основы нейроэстетики эмоций – науки о сенсорном, эмоциональном и эмпатическом восприятии произведений искусства. Исследования в области нейробиологических основ восприятия искусства уже позволили получить представления о процессах в мозге зрителя, рассматривающего художественное произведение.
Важнейшая задача науки XXI века состоит в том, чтобы разобраться в биологических механизмах работы психики. Возможность решения этой задачи открылась в конце XX века, когда произошло слияние когнитивной психологии (науки о психике) с нейробиологией (наукой о мозге). Плодом явилась новая наука о психике, позволившая разрешить ряд вопросов о нас самих. Как мы воспринимаем мир, как обучаемся, как работает наша память? Какова природа эмоций, эмпатии, мышления и сознания? Где пределы свободы воли?
Новая наука о психике важна не только потому, что помогает лучше понять, что делает нас теми, кто мы есть, но и потому, что обеспечивает диалог между нейробиологией и рядом других областей знания. Такой диалог помогает изучать механизмы работы мозга, лежащие в основе восприятия и творчества, задействованных и в искусстве, и в науках (естественных и гуманитарных), и в обыденной жизни. В более широкой перспективе такой диалог может позволить нам сделать естественнонаучные знания частью общего культурного багажа.
На страницах этой книги обсуждается преимущественно та сторона указанной важнейшей задачи, которая связана с начавшимся не так давно взаимодействием изобразительного искусства и новой науки о психике. Я сознательно ограничиваюсь лишь искусством портрета и лишь одним периодом развития культуры – венским модерном. Так мы сможем не только сосредоточиться на ключевом наборе проблем, но и пролить свет на искусство и науку периода, который отмечен целым рядом новаторских попыток связать их друг с другом.
Читать дальше
1234567…232
Шрифт:
↓
↑
GeorgiaGeorgiaTahomaArialVerdanaSymbol
Интервал:
↓
↑
Закладка:
Сделать
Похожие книги на «Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней»
Представляем Вашему вниманию похожие книги на «Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней» списком для выбора. Мы отобрали схожую по названию и смыслу литературу в надежде предоставить читателям больше вариантов отыскать новые, интересные, ещё не прочитанные произведения.
Артур Шницлер
Артур Шницлер
Артур Шницлер
Артур Шницлер
Эрик Кандель
Петер Келер
Обсуждение, отзывы о книге «Век самопознания. Поиски бессознательного в искусстве и науке с начала XX века до наших дней» и просто собственные мнения читателей. Оставьте ваши комментарии, напишите, что Вы думаете о произведении, его смысле или главных героях. Укажите что конкретно понравилось, а что нет, и почему Вы так считаете.
Эрик Эриксон знал, что на самоизобретение уходит целая жизнь
«Все, что есть в вашем характере в двадцать один год, — говорит бизнесмен в романе Ф. Скотта Фицджеральда « Ночь нежна » (1934), — обычно остается. К 30 годам у большинства людей «характер затвердевает, как пластырь, и уже никогда не смягчится снова», — писал психолог Уильям Джеймс в 1890 году. Точное время меняется, но идея старая: в жизни наступает момент, когда мы становятся по существу фиксированными, психически неподатливыми.
Психолог Эрик Хомбургер Эриксон, еврей, родившийся в Германии, развил более широкий взгляд на вещи. В 1927 году, когда ему было 25 лет, период странствующего репетитора по искусству привел его в Вену — домой и очаг психоанализа. Эриксон познакомился с Фрейдами, и открытие лекарства от разговоров «открыло для него работу всей жизни». Вскоре после того, как Эриксон завершил свое обучение, сгущающаяся тень нацизма начала беспокоить психоаналитическое сообщество Вены, состоявшее преимущественно из евреев. В 1933 года, когда толпа сожгла книги Фрейда, Эриксон и его жена бежали в США. Они останутся там на всю оставшуюся жизнь.
В свои 30-40 лет Эриксон путешествовал между побережьями, совмещая частную психоаналитическую практику с работой в университетах и медицинских школах. Он вошел в культурный мейнстрим со своей первой книгой « Детство и общество » (1950), в которой была представлена его концепция, предполагающая, что человеческое развитие не останавливается через одно, два или три десятилетия, а продолжается через «восемь стадий развития человека». ‘. Каждая из этих восьми стадий, как предположил Эриксон, определяется парой противоположных эмоциональных сил. Правильное разрешение противоречий между этими силами наделяет человека важной добродетелью.
Например, Эриксон думал, что в первые 18 месяцев жизни мы все боремся с основными силами доверия и недоверия. Обсудите это должным образом, и мы сможем получить доступ к надежде , определяемой Эриксоном как «вера в достижимость первичных желаний». Он думал, что в возрасте от 20 до 30 лет наша определяющая психическая борьба связана с напряжением между реальной близостью и изоляцией. Проанализируйте это напряжение, и мы сможем обнаружить «конкретные связи и партнерские отношения», которые характеризуют любовь . Между тем в среднем возрасте нас тянет здоровый инстинкт к генеративности — «забота о создании и руководстве следующим поколением» — в то же время нас преследует эгоцентризм. Поймите правильно эту седьмую стадию, и мы узнаем о достоинствах заботы , основной «расширяющейся заботы» обо всем, что переживет нас. В заключительной фазе жизни можно двигаться либо к чувству целостности к хорошо прожитой жизни, либо к отчаянию от того, что есть вещи, которые еще не сделаны — но слишком поздно, наша краткая свеча почти догорела.
Наряду с описанием того, как психический рост продолжается после периода полового созревания, Эриксон сделал акцент на социальных силах. Для Фрейда психика была полностью частной Буря и натиск . Но для Эриксона развитие личности было глубоким и бесконечным разговором с внешним миром.
Эриксон лучше всего выживает не как эмпирический психолог, а как своего рода философ-наблюдатель. Он исследовал психику совершенно новыми способами. Вам не нужно покупать его теории оптом, чтобы оценить попытку составить карту обширных и странных джунглей человеческой идентичности.
Прежде всего, было что-то пророческое в уверенности Эриксона в том, что различного рода кризис идентичности — термин, который он придумал, — станут все более и более центральной проблемой современной жизни. Эриксон был прав в том, что невротическое сексуальное подавление, одержимое Фрейдом, исчезнет, но обострятся вопросы самоопределения. Это, безусловно, имеет место на политическом уровне, где так называемая политика идентичности стала единственным видом политики, о которой говорят все, кого я знаю. Справа — попытка сохранить старые племенные маркеры людей и мест, несмотря на то, что на самом глубоком уровне они в основном воображаемые. Слева идентичность представлена как строго детерминированная, привязывающая вас к целым человеческим историям либо жертвы, либо вины, а также настолько самодетерминированная и бесконечно гибкая, что кажется почти бессмысленной. К какой бы принадлежности вы ни относились, мы поглощены размышлениями о нашей идентичности, и все в замешательстве. Эриксон писал о кризисах идентичности на социокультурном уровне несколько десятилетий назад.
Вы видите эту одержимость идентичностью и на личном уровне. Как часто, когда друг рассказывает вам о каких-то эмоциональных потрясениях, коренится ли он в противоборствующих сторонах их самих? Часть меня , говорят люди, часть меня хочет этого, но часть меня хочет этого . «Я — миллион разных людей от одного дня к другому», — пел Verve в Bitter Sweet Symphony (1997) — песне, которую все вокруг меня обожали, когда я приближался к подростковому возрасту.
Эриксон был прав в том, что обработка нашей калейдоскопической самости может поставить нас в противоречие с самими собой. Я знаю много людей моего возраста, которые хотят быть человеком с добросовестной карьерой, человеком, который излучает амбиции и берет на себя ответственность — даже при том, что они также хотят казаться все еще в основном расслабленными , а не обманутыми Человеком, возможно. на грани исчезновения в Гватемале на три месяца. Во мне гремит долгая и изматывающая война между двумя привлекательными самоидеалами: искусной светской львицей и преданным отшельником. Первый считает второго тупым скрягой, который читает слишком много книг и приучается скучать со всеми; последний считает первого болтливым понтификатором и бесстыдным флиртом, которому не следует пить в будний день.
Я расширяю модель Эриксона для своих целей, но основная мысль остается неизменной: люди, которые не могут согласовать различные элементы своей идентичности, столкнутся с проблемами. «Во мне живет еще один человек, который злится на меня», — писал английский эрудит XVII века Томас Браун в своих мучительных духовных мемуарах. Жизнь навязывает нам всем роли; задача состоит в том, чтобы принять эти костюмы, не позволяя вашему внутреннему ядру превратиться в чистую ртуть.
Примите, сказал бы Эриксон, что множество, которое вы содержите, создаст нечто вроде беспорядка. Просто обратите внимание и постарайтесь воплотить любую добродетель, которую требует ваш этап жизни. И не забывайте, что ваша личность находится в постоянном взаимодействии с вашим обществом.
За исключением черепно-мозговой травмы или религиозного опыта, люди не меняются на после детства. Если бы они это сделали, у всех нас не было бы дружбы, которой уже несколько десятков лет. Но внутри каждого ума есть возможности. И разные периоды жизни порождают разные виды борьбы, которые требуют разных видов добродетели. Оглядываться назад на свои прежние годы — значит смотреть на кладбище прежних «я», каждое из которых всю жизнь было поглощено напряжением, дилеммами и желаниями, которые теперь обладают хрупким свойством не памяти, а мечты. Как пытался систематизировать Эриксон, единственный путь вперед — это обратить внимание на жизненный вызов, когда вы проснетесь к нему сегодня, и найти психологическую позицию, которая победит рост над инерцией.
Интеллектуальная репутация — странная лотерея. В свои лучшие годы Эриксон был звездой; сегодня его имя почти не узнают. Но нельзя допустить, чтобы идеи Эриксона растворились в истории. Столкновение между местной и транснациональной формами идентичности стало одним из определяющих политических вопросов нашей эпохи; Эриксон предсказал это. А на личном уровне он предложил освобождающую идею о том, что личность не должна схватываться, как пластырь. Он выступал за «нейропластичность» задолго до того, как это стало модным словечком для обывателей. Он сказал, что кризисы придут, но если вы останетесь гибкими, с другой стороны откроются новые горизонты психической силы духа, более свежее и остроумное представление о себе. Эриксон был почти единственным среди психоаналитиков своим базовым оптимизмом. Познай себя — держи в познании себя – а остальное приложится.
С благодарностью Лоуренсу Джейкобу Фридману и Каю Эриксону.
Эпоха прозрения | WIRED
Эрик Кандел — титан современной нейробиологии. Он получил Нобелевскую премию в 2000 году не просто за открытие нового набора научных фактов (хотя он открыл их немало), но и за разработку нового научного подхода. Как он рассказывает в своих мемуарах В поисках памяти , Кандел продемонстрировал, что редукционистские методы могут быть применены к мозгу, так что даже что-то столь загадочное, как память, может быть изучено у морских слизней как функция киназных ферментов и синаптических белков. (Воспоминания, о которых идет речь, связаны с «привыканием» слизняков к тыку; им, по сути, надоело, когда их подкалывают.) Поскольку естественный отбор — глубоко консервативный процесс — эволюция не мешает успеху — оказывается, что люди полагаются на почти все из тех же нервных компонентов, что и эти беспозвоночные. Память имеет почти универсальную химию.
Но Кандель не просто один из самых важных ученых нашего времени, он еще и всеядный общественный интеллектуал, глубоко осведомленный обо всем, от немецкого искусства до истории психоанализа. В своей замечательной новой книге «: Эпоха прозрения » Кандел демонстрирует это открытие. Он погружается в культурное брожение Вены 19-го века, пытаясь понять, почему город был таким кладезем новых идей, но он также исследует нейронауку эстетики, пытаясь объяснить, почему некоторые произведения искусства, такие как «Адель Блох» Климта, Бауэр I», продолжают преследовать нас. Во многом книга подражает тем знаменитым венским салонам, в которых художники, ученые и врачи обменивались идеями и рождали новый способ мышления о разуме. (Город был примером согласованности.) Если вас интересует пересечение искусства и науки, эта книга обязательна к прочтению.
LEHRER: Эпоха прозрения отчасти представляет собой замечательную историю Вены конца века, которая кажется мне удивительно богатым творческим периодом. Как вы думаете, что привело к такому расцвету науки и культуры в Вене на рубеже веков?
КАНДЕЛ: Примерно с 1850 года Вена резко изменилась. В ответ на либеральное давление император Франц-Иосиф начал развивать Империю по более демократическому пути. Одним из последствий этой демократизации стало освобождение от поездок, что позволило людям легко перемещаться по Австро-Венгерской империи. Многие приехали в Вену. Кроме того, Франц-Иосиф превратил Вену в один из самых красивых городов мира. В качестве рождественского подарка жителям Вены в 1857 году Франц-Иосиф приказал снести старые стены, окружающие город, и заменить эти стены Рингштрассе – грандиозным бульваром, который окружал бы город. Рингштрассе теперь была окружена прекрасным набором общественных зданий, таких как Оперный театр, Театр и Музей изящных искусств и естественной истории. В результате город привлекал множество людей разного этнического и религиозного происхождения со всей Империи, которых привлекала Вена из-за ее красоты, музыки и акцента на интеллектуальных и культурных достижениях. Некоторые из этих людей стали пионерами особой формы модернизма, которая характеризовала Вену и отличала ее от модернизма во Франции, Италии и Германии.
Модернизм в Вене объединил науку и культуру по-новому, чтобы создать Эпоху Прозрения, которая подчеркивала более сложный взгляд на человеческий разум, чем когда-либо существовавший ранее. В то время как в мышлении Просвещения 18-го века подчеркивалось, что люди отличаются от всех других животных, потому что они были созданы Богом как разумные существа, венские модернисты под влиянием Дарвина поняли, что люди произошли от более простых предков. Более того, они были — как указывали врачи Фрейд и Шницлер и художники Климт, Кокошка и Шиле — не разумными существами, а людьми, которыми в значительной степени двигали бессознательные психические побуждения.
Помимо этих пяти, были и другие пионеры модернистского движения. Был Венский кружок философов, которые пытались систематизировать все знания в единый стандартный язык науки. Была важная Венская школа экономики. И, конечно же, существовала великая традиция венской музыки, которая началась с Хайдена и теперь была продолжена Шенбергом.
Самые популярные
Особое значение в 1900 году в Вене имела цепочка ученых-медиков, простирающаяся от Карла фон Рокитанского до Фрейда, которые установили новый динамический взгляд на человеческую психику, который произвел революцию в представлениях о человеческом разуме. Теоретические рассуждения Фрейда, проницательные труды Шницлера и картины Климта, Шиле и Кокошки были сосредоточены на природе человеческой инстинктивной жизни. В период с 1890 по 1980 год понимание этими пятью мужчинами иррациональности повседневной жизни помогло Вене создать культуру, в которой мы живем до сих пор. В каком-то смысле очень немногие культуры могли бы сравниться с Веной, 1900. Возможно, наиболее сопоставимым примером является Флоренция эпохи Возрождения.
LEHRER: Одним из героев : Эпоха прозрения является Карл фон Рокитански, основатель Второй Венской медицинской школы. Вы утверждаете, что он вдохновил, по крайней мере частично, творчество художников-модернистов, таких как Густав Климт, Оскар Кокошка и Эгон Шиле. Как он оказывал это влияние?
КАНДЕЛ: Рокитанский является основателем того, что сейчас считается второй Венской медицинской школой, основанной примерно в 1846 году. Венский университет. Рокитанский внес важный, я бы сказал, основополагающий вклад в развитие современной научной медицины. Он понял, что при обследовании пациента в основном полагаются на две части информации: историю пациента и обследование пациента — прослушивание сердца и грудной клетки с помощью стетоскопа. Но в 1840-х годах не было глубокого понимания того, что означают, например, звуки сердца. Никто не знал того, что мы знаем сейчас о разнице между звуком открытия и закрытия нормального клапана и звуком открытия и закрытия больного клапана. Итак, Рокитанский понял, что нужно соотнести то, что вы видите у постели больного, с исследованием тела пациента при вскрытии. К счастью, Вена была для этого абсолютно идеальным местом.
В больнице общего профиля Вены было два правила, уникальных для Европы. Один — вскрывал всех умерших, а два — все вскрытия производил один человек: Рокитанский, заведующий патологоанатомическим отделением. В других больницах Европы вскрытие производил тот врач, который отвечал за пациента. Так что у Рокитанского было огромное количество клинического материала для работы. Он сотрудничал с выдающимся клиницистом Йозефом Шкодой, который очень тщательно записывал как то, что говорил ему пациент, так и то, что он обнаружил при медицинском осмотре, и соотносил это с данными вскрытия Рокитанского. Это позволило Шкоде и Рокистанскому определить, что означают различные тоны сердца в нормальной физиологии и при заболеваниях клапана. Это также привело Рокитанского к провозглашению главного принципа, оказавшего огромное влияние не только на медицину, но и на культурное сообщество в целом, потому что Рокитанский был не просто патологоанатомом и деканом медицинского факультета; он был избран в парламент, стал представителем науки и оказал огромное влияние на массовую культуру. Он сказал: «Правда часто скрыта под поверхностью. Нужно проникнуть глубоко под кожу, чтобы найти его». Этот рокитанский принцип оказал огромное влияние на Фрейда и Шницлера, которые были студентами Венской медицинской школы. На самом деле Фрейд был студентом последних нескольких лет деканата Рокитанского. Рокитанский присутствовал на первых двух научных докладах Фрейда, а Фрейд присутствовал на похоронах Рокитанского. Он явно оказал значительное влияние на мышление Фрейда.
Самые популярные
Как Рокитанский повлиял на художников – Климта, Шиле и Кокошку? У Климта была сильная сторонница в лице писательницы Берты Цукеркандль. Она руководила самым важным салоном в Вене: салоном Цукеркандля, и его посещала вся интеллигенция города. Как описала это сама Берта Цукеркандль: «Вена оживает на моей диве».
Муж Берты, Эмиль Цукеркандль, был правой рукой Рокитанского. Климт подружился с Эмилем в салоне Берты, и Климт заинтересовался биологией как самоцелью. Он начал читать Дарвина и стал изучать слайды, над которыми работал Цукеркандль. Он ходил на лекции Цукеркандля; он присутствовал на некоторых его вскрытиях и попросил Цукеркандля читать лекции другим художникам, чтобы они познакомились с биологией тела. В результате можно увидеть включение биологических идей в работу Климта. Итак, если вы посмотрите на Адель Блох-Бауэр — изображение на обложке The Age of Insight — вы увидите, что платье Адель покрыто овальными символами, которые символизируют яйцеклетки. Эти овальные формы окружают ее тело; на заднем плане — прямоугольные формы, которые в работе Климта символизируют сперму, показывая, что она не только привлекательная и соблазнительная женщина, но и способна к размножению. На знаменитой картине «Поцелуй» одежда мужчины покрыта прямоугольными полосами, а одежда женщины — овалами. Более того, не только в декоративном элементе его работ, но и в том, как Климт изображал своих женщин — как видно из его рисунков — вы видите, что он хотел уйти под поверхность. Он не следовал ритуалам западного искусства или наивным и неверным учениям Фрейда о женской сексуальности. Скорее, он хотел использовать свои обширные прозрения, чтобы дать современный взгляд на женскую сексуальность: они способны доставлять себе удовольствие — им не нужно внимание мужчины, а их сексуальная жизнь столь же богата, как что у мужчин. Более того, хотя Фрейд всегда знал об агрессии, он не считал ее столь же важной для эроса до конца первой мировой войны, когда он увидел, что вокруг него убивают. Напротив, Климт уже включил в картину « Юдифь и Олоферн» свое понимание того, что агрессия так же важна, как и эротика, и что женщины также способны к агрессии, а также к эротическим импульсам, и они могут быть слиты. На этой замечательной картине Юдифь, убившая Олоферна, ласкает его голову в явно эротической манере.
Кокошка подхватил тему, сформулированную Фрейдом: исследование бессознательных психических процессов других начинается с исследования самого себя. Кокошка, который был немного саморекламой, утверждал, что он обнаружил бессознательные психические процессы, независимые от Фрейда, и в своих картинах он показывает большой интерес к погружению глубоко под поверхность, чтобы исследовать его собственную эмоциональную жизнь и жизнь его предметы. И, как и в случае с Фрейдом, он был очарован детской и подростковой сексуальностью, которая, как он утверждал, не зависела от Фрейда. Климт никогда не делал автопортретов. Кокошка сделала несколько очень честных и самоанализа автопортретов. Например, во время своих отношений с Альмой Малер он изображал себя беспомощным существом, полностью в ее руках. Он также был первым художником, изобразившим женскую юношескую сексуальность — обнаженную юность — и сексуальные стремления детей на знаменитой картине детей Штейн.
Самый популярный
Шиле — третий из трех художников-модернистов — был мастером современной экзистенциальной тревоги. Он был Кафкой живописи. На многих картинах он изображал себя самого, а многие автопортреты были обнаженными. Используя себя в качестве модели, он изображает все аспекты психологических стремлений не только в выражении лица, но даже в большей степени в позах рук и тела. Итак, влияние Рокитанского можно проследить во всем венском модернизме.
ЛЕРЕР: Ваша книга наполнена увлекательными исследованиями зарождающейся науки нейроэстетики. Если бы я был работающим художником, я бы хотел знать все об этой новой области. Но мне любопытно: как вы думаете, могут ли ученые учиться у художников? Если да, то какие коллаборации вы хотели бы видеть?
КАНДЕЛ: Зачем нам поощрять диалог между искусством и наукой и, в более широком смысле, между наукой и культурой в целом? Наука о мозге и искусство представляют две разные точки зрения на разум. Благодаря науке мы знаем, что вся наша ментальная жизнь возникает из деятельности нашего мозга. Таким образом, наблюдая за этой деятельностью, мы можем начать понимать процессы, лежащие в основе нашей реакции на произведения искусства: как информация, собранная глазом, превращается в видение? Как мысли превращаются в воспоминания? Какова биологическая основа поведения? Искусство, с другой стороны, дает представление о более мимолетных, эмпирических качествах ума — о том, как ощущается определенный опыт. Сканирование мозга может выявить нервные признаки тревоги, но картина Кокошки или автопортрет Шиле показывают, как на самом деле ощущается состояние тревоги. Обе точки зрения необходимы, если мы хотим полностью понять природу ума, однако их редко объединяют.
Каковы преимущества такого обмена сегодня и кто от этого выиграет? Выгода для науки о мозге очевидна. Одна из главных задач биологии — понять, как мозг сознательно осознает восприятие, опыт и эмоции. Но в равной степени возможно, что обмен был бы полезен для любителей искусства, для людей, которым нравится искусство, для историков и для самих художников. Понимание процессов визуального восприятия и эмоционального отклика вполне может стимулировать новые проявления художественного творчества. Подобно тому, как Леонардо да Винчи и другие художники эпохи Возрождения использовали открытия анатомии человека, чтобы изобразить тело более точно и убедительно, а художники-импрессионисты узнали о смешивании цветов из изучения цвета физиками, так и многие современные художники могут создавать новые формы репрезентации в ответ на открытия о том, как работает мозг. Понимание биологии, лежащей в основе художественных озарений, вдохновения и реакции зрителя на искусство, может быть бесценным для художников, стремящихся повысить свою творческую силу. В долгосрочной перспективе наука о мозге может также дать ключ к пониманию самой природы творчества.
Вы, Иона, сами указали в своей первой книге, что художники — психологи. У них есть понимание человеческого разума, которое часто предшествует пониманию, которое есть у ученых, потому что ученым необходимо планировать эксперименты, а затем проводить их, чтобы сделать это. Они не могут сделать это одной интуицией, как это могут сделать писатели и художники. Таким образом, я бы не сказал, что ученые и художники обязательно должны сотрудничать друг с другом, но им было бы полезно поговорить друг с другом, чтобы, возможно, породить конкретные идеи, которые могут или не могут быть реализованы вместе. Например, мы в Колумбии, при активной поддержке президента Боллинджера, думаем об открытии докторской диссертации. программа по науке и искусству, в которой студенты-психологи и неврологи узнают больше о биологической реакции на искусство, а также побудят некоторых студентов-искусствоведов принять в этом участие. На самом деле в этом собирается участвовать Дэвид Фридберг, искусствовед, интересующийся этими проблемами.
Самый популярный
ЛЕРЕР: Одно из противоречий, возникающих в Вене в начале 20-го века, — это попытка (Фрейдом и другими — мы являемся предположениями о рациональном освещении) подорвать существ — с помощью инструментов Просвещения. Во многих отношениях эта основная тема сохраняется и в последние годы, поскольку нейробиологи и психологи продолжают раскрывать возможности бессознательного в формировании наших убеждений и поведения. (Мы далеко не так рациональны, как полагал Декарт.) Как вы думаете, что Фрейд сделал бы с современной неврологией?
КАНДЕЛ: Думаю, Фрейду понравилась бы современная неврология. Фрейд разработал свою трехчастную структуру психики, клиническое наблюдение, теорию психоанализа в надежде, что когда-нибудь это будет переведено в науку о мозге. быть модифицированным и частично фальсифицированным биологией. Он знал, что психоанализ не был эмпирической, экспериментальной наукой. Так что, без сомнения, он очень хотел бы развить биологическую науку психоанализа, если бы он мог это сделать. Он пытался в своем 1895 эссе по психологии для неврологов, но увидел, что это полный провал. Биология была слишком далека от того, чтобы дать ему необходимый фон. Но сейчас ситуация явно другая.
На самом деле, если вы посмотрите вокруг, то поразительно, насколько многое из нашего взгляда на разум следует схемам мышления Фрейда. Теперь мы знаем, что сознательное мышление — это верхушка айсберга, как утверждал Фрейд. Теперь мы ясно осознаем важность инстинктивных стремлений. Мы локализовали их в гипоталамусе и миндалевидном теле. Мы знаем, что половые влечения присутствуют в детстве. Мы понимаем, что когда мы превращаем бессознательные психические процессы в сознательные, происходит своего рода функция трансляции. Мы осознаем функции суперэго на биологическом уровне, моральные ценности, встроенные в наш мозг.
Я думаю, что хотя Фрейд вполне удовлетворился бы нейронаукой, его не удовлетворила бы нынешняя структура психоанализа. Это потому, что последующие поколения психоаналитиков не пытались сделать психоанализ более эмпирическим; они продолжили начатую им традицию. Только недавно были проведены последующие исследования, чтобы определить, при каких обстоятельствах психоанализ эффективен, как он сравнивается с другими формами краткосрочной психотерапии, и, наконец, теперь они начинают проводить эксперименты с визуализацией, чтобы увидеть, действительно ли психоанализ эффективен. или небиологические маркеры — например, в Зоне 25 при депрессии — снимаются психоанализом. Поэтому я думаю, что неудача психоанализа в развитии отчасти связана с упадком научных амбиций психоаналитиков.
LEHRER: Как эта новая наука об искусстве изменила ваше представление об искусстве? Вы теперь иначе относитесь к красоте Шиле, Климта и венских модернистов?
КАНДЕЛ: Да. Теперь я гораздо лучше понимаю, почему портреты модернистов так сильно влияют на нас, потому что я понимаю, что они использовали огромные возможности мозга для обработки лиц. Теперь я понимаю, почему их преувеличения так эффективны. Они регулируют клетки лицевых пятен в нижней височной доле мозга. Мы видим, как произвольное использование цвета может сильно влиять на наши эмоции.
Самые популярные
Теперь у нас есть схема доли наблюдателя. Мы видим, как некоторым людям — например, аутичным людям — трудно эмпатически реагировать на изображения лиц. Я лучше понимаю природу двусмысленности в искусстве — как каждый из нас видит немного отличающуюся версию великого произведения искусства, и что эта интерпретация зависит от творческих способностей мозга. Раньше я не знал, что мозг представляет собой машину для творчества, и как каждый из нас видит различный взгляд на искусство, потому что у нас разные реакции мозга на него, и что даже для простого восприятия существует не только восходящее обработка, определяемая гештальтианскими правилами группировки вещей, но есть много нисходящей обработки, основанной на сравнении того, что мы видим сейчас, с тем, что хранится в памяти.
Итак, я думаю, что понимание биологии Доли Зрителя значительно обогатило мое понимание искусства. Он сделал это, никоим образом не ослабив моего эстетического отклика. На самом деле знание в целом только увеличивает удовольствие, и я думаю, что оно увеличило мое удовольствие от искусства. Это немного похоже на вопрос: «В какой степени чтение хорошей литературной критики Шекспира, скажем, Гарольда Блума и А. С. Брэдли, увеличивает ваше удовольствие от «Гамлета» или «Короля Лира»? Я чувствую то же самое.
появление новой науки о человеческой психике
Эрик Кандел Нобелевская премия.
Эрик Кэндл в поисках памяти: появление новой науки о психике человекаАмериканский психиатр, нейробиолог Эрик Ричард Кандэ родился 7 ноября 1929 года в городе Вена в еврейской семье.
Родители Эрика родились на территории современной Украины: мать в Коломыях, а отец в городе Олеско (под Львовом). Родители Эрика поженились в 1923. У отца в то время был свой магазин игрушек. Но в марте 1938 года, после аннексии Австрии Германией, еврейское имущество было экспроприировано — не стал исключением и магазин Германа Канделы, отца Эрики.
В девятилетнем возрасте Эрику и его четырнадцатилетнему брату Людвигу суждено было пересечь Атлантический океан. Весной 1939 года они отплыли на корабле «Гершольштейн» из Антверпена. 11 мая братья прибыли в Бруклин, к дяде. Позже их родители также успешно добрались до Соединенных Штатов.
Благодаря стараниям дедушки Эрик был предан всем еврейским традициям, поэтому без проблем был принят в ешиву Флетобуш, которую окончил в 1944 году. Позже поступил в школу Эразмус Холл, где получил среднее образование. В Erasmus Hall Канде работал спортивным обозревателем в школьной газете. Высшее образование получил в Гарвардском университете. В 1952 году он начал учиться в Медицинской школе Университета Нью-Йорка. Во время учебы он познакомился со своей будущей женой Денизой Быстрин. В это время также проводились исследования в лаборатории Гарри Грундфеста в Колумбийском университете. В 1962 года он отправился в Париж для изучения моллюска Апплианса (Aplysia Californica). Это определило его дальнейшую судьбу.
Используя в качестве модели систему Nervous Sea Mollusc, он выявил, что изменения в деятельности Synaps являются основными в механизме памяти. Фосфорилирование белков в синапсе играет важную роль в формировании кратковременной памяти. Для формирования долговременной памяти необходимы также преобразования в синтезе белка, которые приводят к изменению формы и функции синапса. При возбуждении обоих нейронов этого синапса в его синаптической щели начинают происходить изменения, которые сами по себе не доказывают, что имеют отношение к кратковременной памяти, хотя и влияют на прохождение сигнала через синапсы.
Сначала Эрик Кандела начал изучать механизмы формирования памяти у млекопитающих, однако для понимания основных процессов памяти их нервная система была очень сложной. Ученый решил использовать более простую экспериментальную модель — нервную систему аплишмента, состоящую из 20 000 нейронов, многие из которых крупные (до 1 мм).
Эрик Канделл доказал, что аппарат как кратковременной, так и долговременной памяти «локализован» в синапсе, в 90-х годах он проводил аналогичные исследования на мышах. Ученому удалось доказать, что тот же тип формирования памяти, который был обнаружен у моллюска, существует и у млекопитающих.
Подобные механизмы памяти Эрик Кэндел открыл человеку. Можно сказать, что память человека «локализована в синапсах», и изменения функции синапсов являются главными в процессе формирования различных видов памяти.
Лучше сказать, что память не локализована в самом синапсе, а определяется проводимостью этого синапса. Хотя путь к пониманию всего сложного комплекса процесса памяти еще долог, результаты исследований Эрики Канделы стали основой для дальнейшего научного поиска.В 2000 году Эрик Кэнделл вместе с Арвидом Карлссоном и Полом Гринардом был удостоен Нобелевской премии по физиологии и медицине за открытие, связанное с передачей сигналов в нервной системе.
Родители Эрика родились на территории современной Украины: мать в Коломыях, а отец в городе Олеско (под Львовом). Родители Эрика поженились в 1923 году. У отца на тот момент был свой магазин игрушек. Но в марте 1938 года, после аннексии Австрии Германией, еврейское имущество было экспроприировано — не стал исключением и магазин Германа Кандейла, отца Эрика.
В девятилетнем возрасте Эрику и его четырнадцатилетнему брату Людвигу суждено было пересечь Атлантический океан. Весной 1939 года они отплыли на корабле «Гершорштайн» из Антверпена. 11 мая братья прибыли в Бруклин, к дяде. Позже их родители также успешно добрались до Соединенных Штатов.
Благодаря стараниям деда, Эрик был приверженцем всех еврейских традиций, поэтому без проблем был принят в ешив Флетобуш, которую окончил в 1944. Позже он поступил в школу Erasmus Hall, где получил среднее образование. В Erasmus Hall Кандел работал спортивным обозревателем в школьной газете. Высшее образование получил в Гарвардском университете. В 1952 году он начал учиться в Медицинской школе Университета Нью-Йорка. Во время учебы он познакомился со своей будущей женой Денизой Быстрин. В это время также проводились исследования в лаборатории Гарри Грундфеста в Колумбийском университете. В 1962 г. он отправился в Париж для изучения моллюска Апплианса (Aplysia Californica). Это определило его дальнейшую судьбу.
Используя нервную систему морского моллюска в качестве модели, он выявил, что изменения в деятельности синапсов являются основными в механизме памяти. Фосфорилирование белков в синапсе играет важную роль в формировании кратковременной памяти. Для формирования долговременной памяти необходимы также преобразования в синтезе белка, которые приводят к изменению формы и функции синапса. При возбуждении обоих нейронов этого синапса в его синаптической щели начинают происходить изменения, которые сами по себе не доказывают, что имеют отношение к кратковременной памяти, хотя и влияют на прохождение сигнала через синапсы. Если образ в памяти поддерживается с помощью положительной обратной связи — самовозбуждения, то изменения в синапсе могут, конечно, разорвать связь и погасить этот образ, но не наоборот.
Сначала Эрик Кандел начал изучать механизмы формирования памяти у млекопитающих, однако для понимания основных процессов памяти их нервная система была очень сложной. Ученый решил использовать более простую экспериментальную модель — нервную систему аплишмента, состоящую из 20 000 нейронов, многие из которых крупные (до 1 мм).
Эрик Кандел доказал, что аппарат как кратковременной, так и долговременной памяти «локализуется» в синапсе, в 90-е годы он проводил аналогичные исследования на мышах. Ученому удалось доказать, что тот же тип формирования памяти, который был обнаружен у моллюска, существует и у млекопитающих.
Аналогичные механизмы памяти, обнаруженные Эриком Кэнделом у людей. Можно сказать, что память человека «локализована в синапсах», и изменения функции синапсов являются главными в процессе формирования различных видов памяти. Лучше сказать, что память не локализована в самом синапсе, а определяется проводимостью этого синапса. Хотя путь к пониманию всего сложного комплекса процесса памяти еще долог, результаты исследований Эрика Канделы стали основой для дальнейших научных поисков.
В 2000 году Эрик Кандел вместе с Арвидом Карлссоном и Полом Гринардом был удостоен Нобелевской премии по физиологии и медицине «За открытия, связанные с передачей сигналов в нервной системе».
Эрик (Эрик) родился 7 ноября 1929 года в Вене в еврейской семье Германа и Шарлотты Канделас из Коломыи. Герман Кандела владел магазином игрушек на венской улице Кучхергасс, у них был старший сын Людвиг. Эрик учился в венской начальной школе. В 1939 году, семья Кандела была вынуждена покинуть Австрию из-за преследований гитлеровского режима. Эрик и Людвиг уехали сначала в Бельгию, а затем в США, где смогли воссоединиться с родителями.
В Нью-Йорке семья Кандела поселилась в Бруклине. Эрик изначально не знал английского. Было решено изменить его имя на американский манер, отказавшись от последней буквы: Эрик. Произношение фамилии изменилось. [Источник не указан 1432 дня] посетил Государственную начальную школу № 217, затем Еврейскую школу во Флэтбуше (англ. Yesivah of Flatbush), затем Государственную среднюю школу Эразмус Холл (Erasmus Hall High School). Писал заметки для школьной газеты, увлекался спортом.
Университеты
В 1944 году Эрик Кэнделл поступил в Гарвардский университет, где изучал историю и литературу современной Европы. Интерес к трудам Зигмунда Фрейда и психоанализу – именно это подтолкнуло его к изучению психиатрии. В 1952 году он поступил в медицинскую школу Нью-Йоркского университета. Осенью 1955 года стажировка была стажировкой в лаборатории Гарри Грундфеста Колумбийского университета, где он научился ставить опыты на отдельных нервных клетках. 19 июняВ 56 лет он женился на Дениз Бистрен, в том же году прошел интернатуру по психиатрии в нью-йоркской клинике Монтефиоре. Резидентура проходила в Массачусетском центре психического здоровья Гарвардской медицинской школы в 1960-62 гг.
С 1957 по 1960 год он работал в лаборатории Уэйда Маршалла в Национальном институте психического здоровья, именно в это время Кендел решил выбрать аппликацию (Aplysia Californica) в качестве объекта для своих экспериментов. В сентябре 1962 года Канделе переехал в Париж, чтобы исследовать нервные клетки аплиаксов в лаборатории Тапета, а в 1965 публикует первые результаты этих исследований.
Награды и признание
1983 — Премия Диксона
1983 — Премия Альберта Ласкера за фундаментальные медицинские исследования «За применение методов клеточной биологии в изучении поведения, раскрытие механизмов, лежащих в основе обучения и памяти».
Лучшие дни
1986 — Лекция Силлимана
1987 — Международная премия Гейриннера «За выяснение механизмов обучения и памяти в нервных клетках».
1988 г. — Национальная научная медаль США в номинации «Биологические науки», «За открытие первых клеточных и молекулярных механизмов, способствующих простому обучению и памяти».
1988 г. — Награда США за научное обозрение «За связь результатов, полученных в простых системах, с результатами, полученными в более высоких формах, с результатами, полученными в более высоких формах, которые оказали большое влияние на современные исследования клеточной основы обучения».
1988 — Жан-Луи-Синьоре-Пре
1988 — Премия Пасарова
1993 — Премия Харви в знак признания его уникального и фундаментального вклада в объяснение клеточных и молекулярных основ обучения и памяти.
1997 — Pour Le Mérite Für Wissenschaften Und Künste
1997 — Премия Ральфа Джерарда
1999 — Wolf Premium Medicine, «За выяснение органичных, клеточных и молекулярных механизмов, посредством которых кратковременная память преобразуется в долговременную». Форма термина».
2000 — Нобелевская премия по физиологии и медицине (совместно с Арвидом Карлссоном и Полом Гринардом) «За открытия, связанные с передачей сигналов в нервной системе».
2000 — Heinexen Premium Medicine, «За новаторское исследование молекулярных механизмов, лежащих в основе процессов обучения и памяти».
2005 г. — Почетный знак Австрии «За науку и искусство»
2006 г. — Медаль Бенджамина Франклина
2006 г. — Книжная премия газеты «Los Angeles Times»
2008 г. — Премия Виктора Франкла
20 20 202009 — 0 Почетный гражданин Вены Большой офицерский крест 2 степени ордена Почета за заслуги перед Австрией
2012 — Премия Бруно Кравски за политическую книгу
В 2000 году американский нейробиолог Эрик Кэнделл вместе с двумя своими коллегами, Полом Гринардом и Арвидом Карлссоном, получил Нобелевскую премию по физиологии и медицине — «За открытия, связанные с передачей сигналов в нервной системе».
В книге «В поисках памяти», вышедшей на Российском издательстве Корпус, Кандель подробно описывает свою жизнь и научную деятельность, посвященную изучению памяти. Важнейшим моментом этой карьеры, на десятилетия определившим ее развитие, был выбор объекта для эксперимента.
В конце пятидесятых годов Кандела, совсем молодой ученый, больше всего интересовался вопросом биологической основы процесса обучения, запоминания. Он был убежден, что исследовать их нужно на уровне отдельных клеток, работая с простейшими формами поведения — рефлексами.
У Канделы ушло полгода на поиски идеального организма. Млекопитающие не подошли — слишком сложная нервная система. Пришлось выбирать из беспозвоночных. Но если коллеги Канделы экспериментировали с раками, омарами, пчелами, мухами, червями или улитками, то он выбрал для себя моллюсков.
Впервые Апплик был описан еще в древности, назвав его морским зайцем (за отдаленное сходство с рубящим ушастым зверем).
Некоторые древние естествоиспытатели сочли приложение Sacred Animals весьма впечатляющим, их реакция на угрозу: потревоженный аплишамент обильно выделяет ярко-фиолетовую жидкость, похожую на чернила.
Для Канделы это был радикальный инстинктивный выбор. В то время аппроксия детально изучалась только двумя биологами, и оба жили во Франции. Их опыт был нужен Канделе, поэтому ему пришлось покинуть Национальные институты здоровья в США, где он успешно работал в то время, и переехать на другой континент.
Но решение было оправданным. Дело в том, что нервная система аплиаксов проста и состоит из небольшого количества клеток. При этом клетки очень крупные – некоторые видны даже невооруженным глазом. Таким образом, ученый смог составить карту всей системы нейронных цепей, управляющих той или иной формой поведения моллюска.
Канделе нашел объект, над которым многие годы проводились важнейшие исследования процессов обучения и формирования памяти:
Оказалось, что работа с аплизией как экспериментальным объектом не только удивительно информативна, но и доставляет массу удовольствия. Мои отношения с аплизиями, начавшиеся со страстного увлечения, порожденного надеждой найти подходящее для исследований животное, переросли в серьезную связь.
В этой статье мы расскажем об основных открытиях и экспериментальных подтверждениях нейрофизиологических теорий, которые удалось сделать благодаря изучению Прибора.
Кандела вполне можно считать последователем известного отечественного физиолога Ивана Петровича Павлова. Первые эксперименты с аплизией были аналогичны Павловскому — с помощью искусственных сенсорных раздражителей Кэнделл добивался от моллюска изменения поведения. С той лишь разницей, что поведение млекопитающего, даже рефлекторное, гораздо сложнее, настолько оно сложно, и Кэнделл смог показать, что изменение поведения происходит на уровне отдельных нервных связей.
Прибор дышит с помощью жабр и для их защиты рефлекторно втягивает их. Все аплизиусы для него соответствуют одним и тем же нейронам. Казалось бы, такое простое поведение в здоровом организме всегда одинаково. Но оказалось, что это не так:
при многократных прикосновениях к поверхности кожи моллюска амплитуда рефлексии жабр постепенно уменьшается, а связь между задействованными в рефлексе нейронами ослабевает — это эффект зависимость ;
при шарканье, вызывающем повышенную чувствительность ( сенсибилизация ) у моллюска усиливался рефлекс стягивания жабр, также усиливалась связь между нейронами;
чередуя прикосновения и удары (слабое и сильное раздражение), Кандел добился того, что у аплиаксов была их ассоциация — моллюск начинал сильно дергать жабры даже при слабом раздражении — это классический условный рефлекс .
Нейроны аплиакса объединены в девять нервных узлов — ганглиев. Реакции, связанные с жаберными рефлексами жабр, возникают в больших брюшных ганглиях
Что это означает? Моллюск имеет простые поведенческие аналоги сложных форм поведения, характеризующих обучение у млекопитающих, в том числе у человека. Аплиазия. я вспомнил твой опыт И у нее рефлекторное рисование жабр срабатывало по разному в зависимости от предыдущего раздражения.
Как именно рефлекс рисует жабры у моллюска? Благодаря простой конструкции Прибора Канделе удалось понять механизм этой реакции. Оказалось, что существует два различных типа нейронов — чувствительные нейроны, в которых возникает потенциал действия при раздражении, и двигательные, в которых возникают ответные потенциалы, приводящие к гибро.
В результате привыкания к раздражителю или, наоборот, повышения чувствительности между сенсорным нейроном и мотонейроном менялась — снижалась или усиливалась эффективность передачи сигналов между ними.
Процесс обучения у живых существ происходит не в каком-то конкретном нейроне, а в рамках устойчивой связи между двумя нейронами. Такое соединение, соединение нейронов называется синапсов .
В своих простейших формах обучение выбирает из широкого набора предопределенных связей и изменяет силу определенного подмножества этих связей.
Эрик Кэндел, нейробиолог, лауреат Нобелевской премии
Подводя итоги первых опытов с аплизией в журнале, Кандель подчеркнул, что использование методов выработки условных рефлексов может позволить исследовать и более сложные формы изменения поведения. И это оказалось правильным.
Наша память делится на кратковременную и долговременную. Первый совсем небольшой объем — это то, что мы взяли за последние, скажем, полминуты, а потом благополучно забыли. То, что мы помним, откладывается в долговременной памяти, для чего в мозгу синтезируется новый белок.
Но, как оказалось, дело не только в белке. Опыты на Аплиаксе показали, что в процессе обучения в нервной системе изменяется количество нейронных связей.
При формировании долговременной памяти нейроны отращивают новые окончания, приобретают новые связи, укрепляют старые. А если неоднократно вызывать нервную систему, то нейроны, наоборот, рисуют имеющиеся окончания, и их связи становятся неактивными.
Таким образом, тренировки приводят к постоянным физиологическим изменениям в нервной системе. На примере аплизии это выглядело так: в ходе эксперимента моллюск научился реагировать на приложение одной и той же силы на прикосновение, и если сначала втягивались только жабры, то она начинала еще и выпускать чернила. .
Это означает, что под влиянием раздражения усиливалась связь сенсорного нейрона не только с моторионом, отвечающим за жабры, но и с чернильным моторионом. Так как у аплиаксов была память об усиленной реакции на прикосновение, осязательный нейрон при регулярном раздражении стал давать усиленный сигнал сразу двумя мотнелонами — и животное стало вести себя иначе.
В 90-х годах были проведены эксперименты, которые зафиксировали постоянные изменения в соматосенсорной коре головного мозга в результате тренировок сначала у обезьян, а затем и у людей.
В частности, установлено, что у скрипачей и виолончелистов площадь коры, соответствующая пальцам левой руки, которыми они зажимают струны, в два раза больше, чем в мозгу номисканта. Кроме того, у тех, кто с детства играет на струнах, эта область развита лучше, чем у тех, кто начал играть в подростковом возрасте и позже – в детстве наш мозг более пластичен. Кстати, область, отвечающая за пальцы правой руки, не так развита, потому что они выполняют более простую работу — держат смычок.
По словам Канделы, он и его коллеги, исследуя аппроксиацию на уровне синаптических связей, лишь «проложили путь на внешние круги научного лабиринта». Новой задачей ученого было определить, как именно происходят эти синаптические изменения на молекулярном уровне.
К сожалению, формат этой небольшой статьи не позволяет нам во всех подробностях изложить результаты исследования. Даже схематичное описание механизма запоминания выглядит сложным:
По сути, эта схема стала последним аккордом, после которого вопрос о присуждении Нобелевской премии Канделе и коллегам был решен
Сильно упрощая, можно сказать, что благодаря новым экспериментам, был открыт третий участник процесса формирования воспоминаний — интернейрон-модулятор. Он выделяет серотонин — нейромедиатор, известный как «гормон счастья» за его успокаивающее действие на область мозга. Есть серотонин и из аппарата, и именно с его помощью происходит самое усиление синаптической связи между чувствительным и мотонейроном, о чем мы говорили ранее.
В остальном схема на молекулярном уровне примерно следующая. Окончание сенсорного нейрона продуцирует сигнальное вещество, активирующее регуляторный белок — протеинкиназу А.. Этот белок создает условия для выброса еще одного нейромедиатора — глутамата , оказывающего возбуждающее действие на наш мозг. Пока эта реакция активна, у нас (как и у дорогого аплиша) есть эффект кратковременной памяти.
Когда реакция повторяется постоянно (например, постоянное раздражение на приборе), протеинкиназы становится много и она проникает в ядро сенсорного нейрона. При этом активируется последний важный элемент формирования памяти. креб белок . Этот белок регулирует экспрессию генов и изменяет структуру нервных клеток на генетическом уровне . Отсюда рост новых нервных окончаний, что обеспечивает изменение поведения и долговременную память.
В ходе экспериментов ученые заблокировали работу белка Creb, и достаточно было одного, чтобы предотвратить формирование долговременной памяти, а кратковременная работала по-прежнему.
Многократные удары тока — важный опыт для Apliax, так же как умение играть на пианино или прятать французские глаголы может быть важным опытом для нас: повторение — мать учения, потому что оно необходимо для долгого -срочная память.
Эрик Кэндел, нейробиолог, лауреат Нобелевской премии
Конечно, подчёркивает Кандел, этот принцип имеет массу исключений. Например, травматическое или необычайно эмоциональное переживание позволяет обойти привычную схему и быстро записать всю картину воспоминаний.
По секрету: Это связано с тем, что в организме есть белки, которые отключают механизмы подавления экспрессии генов и позволяют генетическим изменениям происходить быстрее. Но это, наверное, в следующий раз.
Эрик Кандел
В поисках памяти
Возникновение новой науки о психике человека
Предисловие
Понять биологическую природу психики человека — ключевая задача науки XXI века. Мы стремимся понять биологическую природу восприятия, обучения, памяти, мышления, сознания и пределов свободы воли. Несколько десятилетий назад казалось немыслимым, что у биологов будет возможность изучать эти явления. До середины XX века представление о том, что сокровенные тайны человеческой психики, сложнейшей системы явлений во Вселенной, могут быть доступны биологическому анализу, возможно, даже на молекулярном уровне, нельзя было воспринимать серьезно.
Впечатляющие достижения в области биологии за последние пятьдесят лет сделали это возможным. Совершенное Джеймсом Уотсоном и Фрэнсисом Крайком в 1953 году открытие структуры ДНК произвело революцию в биологии, предоставив ей рациональную основу для изучения того, как информация, записанная в генах, управляет работой клетки. Это открытие позволило понять фундаментальные принципы регуляции генерации генов — как гены обеспечивают синтез белков, определяющих функционирование клеток, так и гены и белки включаются и выключаются в процессе развития организма, определяя его строение. Когда эти выдающиеся достижения остались позади, биология, наряду с физикой и химией, заняла центральное место в созвездии естественных наук.
Вооружившись новыми знаниями и уверенностью, Биология устремилась к своей высшей цели — познанию биологической природы человеческой психики. Работа в этом направлении, долгое время считавшемся ненаучным, уже идет полным ходом. Более того, когда историки науки будут рассматривать последние два десятилетия XX века, они, скорее всего, обратят внимание на неожиданный факт: ценнейшие открытия того времени, касающиеся психики человека, были получены не в рамках дисциплин, традиционно работавших в этой области, такой как философия, психология или психоанализ. Они становятся возможными благодаря слиянию этих дисциплин с биологией мозга — новой синтетической дисциплиной, которая расцвела благодаря впечатляющим достижениям молекулярной биологии. В результате возникла новая ментальная наука, использующая возможности молекулярной биологии для изучения великих тайн жизни.
В основе новой науки лежат пять принципов. Во-первых, наша психика неотделима от мозга. Мозг представляет собой комплекс, обладающий огромными вычислительными возможностями в биологическом теле, который формирует ощущения, регулирует мысли и чувства и управляет действиями. Мозг отвечает не только за относительно простые формы двигательного поведения, такие как бег или прием пищи, но и за те сложные действия, в которых мы видим квинтэссенцию человеческой природы: мышление, речь или создание произведений искусства. В этом аспекте психика человека предстает системой операций, выполняемых головным мозгом, почти так же, как ходьба представляет собой систему операций, выполняемых ногами, только в случае мозга система гораздо сложнее.
Второй принцип заключается в том, что каждая психическая функция мозга, от простейших рефлексов до самых творческих форм деятельности в области языка, музыки и изобразительного искусства, осуществляется специализированными нейронными цепями, проходящими в различных отделах мозга. Поэтому биологию психики человека лучше обозначать термином «биология разума», указывающим на систему психических операций, совершаемых этими цепями, чем термином «биология разума», подразумевающим некое расположение нашей психики и предполагающим, что мы имеем определенное место, в котором все психические выполняются в мозгу. Операции.
Третий принцип: все эти цепочки состоят из одних и тех же элементарных сигнальных единиц — нервных клеток (нейронов). Четвертое: в нейронных цепях для генерации сигналов внутри нервных клеток и передачи между клетками используются молекулы особых веществ. И последний принцип: эти специфические сигнальные молекулы эволюционно консервативны, то есть остаются неизменными на протяжении миллионов лет эволюции. Некоторые из них присутствовали в клетках наших древних предков и могут быть обнаружены сегодня у самых дальних и эволюционно примитивных родственников — одноклеточных организмов, таких как бактерии и дрожжи, и простых многоклеточных организмов типа червей, мух и улиток. . Чтобы успешно маневрировать в своей среде обитания, эти существа используют молекулы тех же веществ, что и мы, для управления своей повседневной жизнью и приспособления к окружающей среде.
Таким образом, новая наука о психике не только открывает путь к познанию себя (как мы воспринимаем окружающее, познаем, запоминаем, чувствуем и действуем), но и дает возможность взглянуть на себя в контексте биологического эволюция. Он позволяет понять, что психика человека развивалась на основе веществ, которыми пользовались наши первобытные предки, и что нашей психике свойственен и необычайный консерватизм молекулярных механизмов, регулирующих самые разные жизненные процессы.
В связи с тем, как много может сделать биология психики для нашего личного и общественного благополучия, научное сообщество сегодня единодушно: эта дисциплина станет для XXI века такой же, как для ХХ века биология гена стала .
Помимо того, что новая наука о психике апеллирует к ключевым вопросам, занимавшим умы западных мыслителей более двух тысяч лет назад, Сократ и Платон первыми спорили о природе психических процессов, она также открывает для себя возможность заниматься важными для нашей повседневной жизни. вопросы, связанные с психикой. Наука перестала быть прерогативой ученых. Сейчас она является неотъемлемой частью современной жизни и культуры. Средства массовой информации почти каждый день передают информацию особого характера, практически доступную для понимания широкой публики. Люди читают о потере памяти, вызванной болезнью Альцгеймера, и о так называемой возрастной потере памяти и пытаются понять, часто безуспешно, разницу между этими двумя расстройствами, из которых первое неумолимо прогрессирует и приводит к смерти. а второй относится к относительно легким недугам. Они слышат о ноотропных препаратах, но плохо представляют, чего от них ожидать. Говорят, что гены влияют на поведение и что нарушения в этих генах вызывают психические заболевания и неврологические расстройства, но не говорят, как это происходит.