Виктор Франкл о поисках смысла — T&P
Проявляя заботу о других людям, мы привносим в нашу жизнь смысл — однако это совсем не обязательно делает нас счастливыми. В то же время, именно в обретении смысла психологи видят путь к исцелению от депрессии. T&P перевели статью из журнала The Atlantic о том, почему полезно иметь цель в жизни и как поиск счастья может мешает самому счастью.
В сентябре 1942 года Виктор Франкл, знаменитый еврейский психиатр и невролог, был арестован и вместе со своей женой и родителями отправлен в нацистский концентрационный лагерь. Когда лагерь был освобожден через три года, большинство его родственников врача погибли, включая его беременную жену. Однако он — заключенный номер 119104 — выжил. Книгу о своей жизни в концлагере «Человек в поисках смысла», мгновенно ставшую бестселлером, Виктор Франкл написал за 9 дней. Размышляя о судьбах заключенных, автор пришел к вывод, что разница между теми, кто выжил и тем, кто нет, заключалась в одном — стремлении к Смыслу.
Согласно наблюдениям Виктора Франкла за узниками концлагеря, люди, которые сумели обрести смысл даже при самых ужасающих обстоятельствах, оказались гораздо более стойкими, чем остальные. «У человека можно отнять все, кроме одной вещи», — писал Франкл в своей известной книге, — «последняя из человеческих свобод — это возможность самостоятельно выбирать, как относится к тем или иным обстоятельствам».
В книге «Человек в поисках смысла» Франкл описывает пример с двумя заключенными, у которых прослеживалось суицидальное поведение. Как и многие другие в лагере, эти мужчины потеряли надежду, перестали видеть смысл в жизни. «В обоих случаях важно было дать им понять, что их еще что-то ждет в жизни, что у них есть будущее». Для одного мужчины таким лучом надежды стал младший ребенок, живший тогда заграницей. Для другого — ученого — эту роль сыграла серия книг, которую он должен был завершить. Франкл писал: «Эта уникальность и исключительность, которая выделяет каждую личность и придает смысл ее существованию, имеет отношение к творчеству настолько же, насколько и к человеческой любви. Когда выясняется, что невозможно заменить одного человека другим, в полной мере проявляется ответственность человека за свое существование и его продолжение. Человек, осознавший свою ответственность перед другим человеческим существом, которое страстно его ждет, или перед незаконченной работой, уже не сможет бросаться своей жизнью. Он знает, «зачем» ему жить, и будет способен вынести почти любое «как».
© Maria Baoli
Кажется, что сегодня идеи, представленные в сочинении Франкла — акцентирование на смысле, значимость страданий и ответственность не только перед самим собой, но перед чем-то бóльшим — расходятся с принципами современности, когда человек более заинтересован личным счастьем, нежели поиском смысла. Автор замечает: «В глазах европейцев важной характеристикой американской культуры является императив: опять и опять приказывается и предписывается “быть счастливым». Но счастье не может быть объектом стремления, погони; оно должно быть результатом чего-то другого. Надо иметь основание «быть счастливым”».
Согласно данным Gallup, наличие цели и смысла в жизни увеличивает уровень благополучия и довольства жизнью, улучшает душевное и физическое здоровье, повышает выносливость и уверенность в себе, а также снижает вероятность депрессии. А человек, находящийся исключительно в поиске счастья, оказывается, чувствует себя менее счастливыми. Это же отмечает Франкл, когда говорит, что «поиск счастья мешает самому счастью».
Во время проведения психологического исследовательских 400 американцев в возрасте от 18 до 78 лет ответили на вопрос, есть ли в их жизни смысл и/или счастье. На основе данных, полученных от респондентов — уровне стресса, их финансовых возможностях и наличии детей — ученые пришли к выводу, что жизнь, наделенная смыслом и счастливая жизнь в определенной степени пересекаются, но по сути очень различны. Счастливая жизнь, заявили психологи-исследователи, ассоциируется со способностью брать, в то время как жизнь осмысленная — со способностью давать.
«Счастье без смысла характеризует довольно поверхностную, сконцентрированную только на самом себе, даже эгоистичную жизнь, в которой все идет хорошо, потребности и желания легко удовлетворяются, а сложностей стараются избегать»
«Счастье без смысла характеризует довольно поверхностную, сконцентрированную только на самом себе, даже эгоистичную жизнь, в которой все идет хорошо, потребности и желания легко удовлетворяются, а сложностей стараются избегать», — пишут авторы статьи. Психологи утверждают, что счастье — это ничто иное, как удовлетворение желания. Элементарный пример: вы чувствуете себя счастливым, утолив голод. Другими словами, люди становятся счастливыми, когда получают то, что хотят. Но не только люди способны на подобные чувства — животные тоже имеют потребности и желания, и удовлетворив их, они в равной степени чувствуют себя счастливыми.
Отличает же людей от животных вовсе не поиски счастья, но преследование смысла — исключительной особенности человека. Это заключил Рой Баумайстер, написавший в соавторстве с Джоном Тирни книгу «Сила воли: Заново открывая величайшую силу человека». Мартин Селигман — другой известный ученый-психолог наших дней — описал осмысленную жизнь как «использование ваших сильных сторон и талантов на пользу чему-то большему, чем ваше эго. К примеру, обретение смысла жизни связывают с такими простыми поступками, как покупка подарков другим людям или заботой о детях. Люди, которые обладают высоким уровнем осмысленности жизни, часто продолжают поиски смысла, даже понимая, что это будет во вред их счастью. «Мы проявляем заботу о других людям, посвящаем им себя. Это привносит в нашу жизнь смысл, однако совсем не обязательно делает нас счастливыми», — приходит к выводу Баумайстер.
Возвращаясь к жизни еврейского психотерапевта, важно рассказать об эпизоде, который произошел до его заключения в концентрационный лагерь. Эпизоде, определяющем разницу между поиском смысла и поиском счастья в жизни. Франкл был успешным психологом с международным именем. Еще 16-летним юношей он вступил в переписку с Зигмундом Фрейдом и получал от великого ученого восхищенные комментарии. Во время обучения в медицинской школе он не только основал центр по предотвращению самоубийств среди подростков, но также начал развивать логотерапию — собственную методику в клинической психологии, направленную на преодоление депрессии при помощи поиска личного смысла жизни.
© Maria Baoli
К 1941 году теории Виктора Франкла уже являются достоянием мировой общественности, он работает начальником неврологического отделения в венском госпитале Ротшильда, где, рискуя собственной жизнью и карьерой, ставит ложные диагнозы душевнобольным пациентам, чтобы спасти их от эвтаназии по нацистской программе. В том же году известный врач принимает решение, изменившее всю его жизнь.
Достигнув определенных карьерных высот и осознавая опасность нацистского режима, Франкл запросил визу в Америку и получил ее как раз в 1941 году. В то время нацисты уже начали отправлять евреев в концлагеря, забирая в первую очередь стариков. С одной стороны, Франул понимал, что момента, когда нагрянут в дом его родителей, не придется ждать долго. Также он понимал, что как только это случится, он должен будет отправиться в заключение вместе с ними, чтобы помочь им справиться с ужасами лагерной жизни. С другой стороны, он недавно сам стал мужем, и свежая американская виза соблазняла возможностью оказаться в безопасности и спокойно продолжить успешно начатую карьеру. Виктор Франкл решил пренебречь личными целями, чтобы остаться с семьей и помогать им, а позже и другим узниками в концентрационном лагере.
Истина, извлеченная еврейским доктором из тех невообразимых страданий, через которые ему пришлось пройти в заключении, актуально и сегодня: «Бытие человека всегда направлено к чему-то или кому-то иному, чем он сам — будь это смысл, который надо осуществить, или другой человек, с которым надо встретиться. Чем больше человек забывает себя — отдавая себя служению важному делу или любви к другому человеческому существу — тем более он человечен и тем более он реализует себя».
Баумайстер и его коллеги согласятся, что поиск смысла и есть то единственное, что делает человека человеком. Отставляя в сторону свои эгоистичные желания и посвящая себя другим, мы не только проявляем гуманность, но и осознаем, что хорошая жизнь заключается в чем-то большем, нежели погоне за простым счастьем.
Виктор Франкл — о смысле жизни
Бывший узник концлагеря, прошедший тяжелые испытания и сохранивший волю к жизни, Виктор Франкл не раз задумывался о ее смысле и смог поделиться своими рассуждениями. В лекции, прочитанной в Народном университете Вены, психотерапевт рассказал историю одного молодого человека, которого настигла тяжелая болезнь.
Виктор Франкл
Издательство Альпина нон-фикшн, 2023
Наполнение смыслом возможно в трех основных сферах: человек может придать смысл своему существованию, прежде всего, какой-то деятельностью — чем-то занимаясь, что-то совершая, в творчестве и труде; во-вторых, в глубоких переживаниях — в восхищении красотой природы или искусства, в любви к другому человеку; и в-третьих, человек способен даже тогда, когда закрыты обе эти возможности, все же придать своей жизни ценность, обрести в ней смысл, а именно заняв определенную позицию по отношению к такому роковому, вынужденному, неумолимому ограничению своих возможностей. В этом случае важен взгляд человека на происходящее, его поведение, восприятие своей судьбы. С течением жизни человек должен подготовиться к тому, чтобы в соответствии с требованием «часа сего» изменить способ наполнения своего бытия смыслом, порой резко его изменить, ведь мы уже успели сказать, что смысл жизни бывает лишь конкретный, особый для каждого человека и для каждого часа в отдельности: вопросы, которые ставит перед нами жизнь, меняются от человека к человеку и от ситуа- ции к ситуации. Я хотел бы на одном примере показать, как такая «смена курса» может быть «навязана судьбой» и в то же время «покорно осуществлена» человеком.
Речь пойдет о довольно молодом человеке, которого ждала, казалось, увлекательная и плодотворная карьера — он был востребованным художником по рекламе, но внезапная болезнь нарушила все планы: у него обнаружилась неоперабельная, высоко расположенная на позвоночнике опухоль спинного мозга. Из-за опухоли пациент вскоре практически перестал владеть руками и ногами. Та сфера, в которой он прежде главным образом находил смысл своей жизни, то есть сфера активной деятельности, оказалась для него закрыта; он вынужден был обратиться к иной сфере, ведь любые занятия становились для него все менее доступны, и все более ему приходилось искать смысл своего ограниченного, стиснутого существования в пассивном переживании, и в этой ограниченной ситуации, с чрезвычайно урезанными возможностями, все же обретать смысл. Как же поступил наш пациент?
Лежа в больнице, он погрузился в интенсивное чтение, он осваивал книги, для которых прежде, в загруженной профессиональной жизни, не находил времени, он усердно слушал по радио музыку и вел увлекательные беседы с соседями по палате. Он также обратился к иной сфере бытия, где, по ту сторону активной деятельности, человек способен постичь смысл жизни, найти ответы на ее вопросы посредством пассивного восприятия мира в зеркале самости. То есть этот умный, отважный молодой человек ни в коей мере не ощущал, что его жизнь — при всех наступивших ограничениях — лишилась смысла.
Но настал момент, когда болезнь так прогрессировала, что наш пациент уже не мог держать книгу в руках — настолько ослабли мышцы, и наушниками тоже не мог больше пользоваться — они стискивали череп и причиняли боль, и даже говорить ему стало трудно, и он не мог более поддерживать оживленные беседы с соседями по палате. Итак, этот человек оказался еще более ограничен: судьба отказала ему не только в возможности творческой реализации, но и в значимых впечатлениях. В таком состоянии он прожил свои последние дни, однако и их он все же сумел наполнить смыслом именно благодаря позиции, которую занял по отношению к своему положению. Наш пациент ясно сознавал, что ему остались считаные дни или даже часы. Я отчетливо помню тот вечер моего дежурства, который для этого пациента оказался последним. Я проходил мимо его койки, и он поманил меня к себе. С трудом выговаривая слова, он объяснил, что утром, при обходе главного врача, он слышал, как профессор Г. назначил ему в последние часы инъекцию морфия, чтобы облегчить предстоящую агонию. Поскольку у него имелись основания полагать, сказал он, что в ближайшую ночь с ним «будет покончено», он попросил сделать укол уже сейчас, чтобы потом ночной медсестре не пришлось меня будить…
В последние часы жизни этот человек еще заботился о том, чтобы пощадить других, «не помешать». Сверх той отваги, с какой он принимал все свое страдание и всю боль — каким поступком (не профессиональным, но человеческим!) была эта скромная просьба, эта готовность принимать во внимание другого человека буквально вплоть до конца. Вы же поймете, если я сейчас заявлю: самая замечательная реклама, пусть даже очень красивая, превосходнейшая, какую наш пациент мог создать в пору профессиональной своей деятельности, и близко не сравнится с этим скромным человеческим поступком в последние часы жизни.
Итак, мы видим, что болезнь никоим образом не приводит к непременной утрате смысла, к обеднению бытия смыслом: она открывает возможности для все новых смыслов. А что утрата смысла не наступает с неизбежностью даже тогда, когда человек теряет часть тела, можно проиллюстрировать следующим примером: однажды в больницу, где я работал, поступил авторитетный австрийский юрист. Из-за сужения артерий началась гангрена, и пришлось провести ампутацию ноги. Оправившись от операции, пациент уже через несколько дней предпринял попытку самостоятельно передвигаться на одной ноге. С моей помощью он поднялся с кровати и неуклюже, с трудом, запрыгал по комнате, точно воробушек. И тут он расплакался, этот почтенный, знаменитый на весь мир старик, опиравшийся на мою руку, плакал тихонько, словно малое дитя. «Я не вынесу этого — жизнь калеки лишена для меня всякого смысла!» — восклицал он. Я посмотрел ему прямо в глаза и настойчиво, хотя и несколько насмешливо, спросил: «Господин президент, вы строили планы сделаться бегуном на короткие или дальние дистанции, мечтали о карьере в спорте?» Он изумленно глянул на меня. «Ведь только в таком случае, — продолжал я, — были бы пнятны ваше отчаяние и эти ваши слова: тогда ваша игра действительно была бы проиграна и дальнейшая жизнь могла бы показаться вам лишенной смысла, ведь вам уже не стать ни спринтером, ни марафонцем. Но как может жизнь утратить смысл для такого человека, кто, как вы, всю жизнь прожил чрезвычайно осмысленно, многого достиг, составил себе имя в профессии, — утратить смысл только потому, что он лишился ноги?» Мой пациент сразу понял, к чему я клоню, и на его заплаканном лице проступила улыбка. Итак, болезнь не должна приводить к утрате смысла. И более того: она может даже обернуться некой прибылью.
В рубрике «Открытое чтение» мы публикуем отрывки из книг в том виде, в котором их предоставляют издатели. Незначительные сокращения обозначены многоточием в квадратных скобках.
Мнение автора может не совпадать с мнением редакции.
Любовь Карась
Теги
#открытое чтение
#психология
#эрудиция
Виктор Франкл о человеческом поиске смысла — маргинал
Знаменитый австрийский психиатр, переживший Холокост Значение ( публичная библиотека ) — размышление о том, чему ужасный опыт Освенцима научил его основной цели жизни: поиску смысла, который поддерживал тех, кто выжил.
Для Франкла значение исходило из трех возможных источников: целеустремленная работа, любовь и мужество перед лицом трудностей.
Исследуя «интенсификацию внутренней жизни», которая помогала заключенным оставаться в живых, он рассматривает трансцендентную силу любви:
Любовь выходит далеко за пределы физической личности возлюбленного. Оно находит свой глубочайший смысл в его духовном существе, его внутреннем я. Присутствует ли он на самом деле, жив ли он вообще, как-то перестает иметь значение.
Франкл иллюстрирует это волнующим примером того, как его чувства к жене, которая в конце концов была убита в лагерях, придавали ему смысл:
Мы работали в окопе. Заря была вокруг нас серой; серым было небо над головой; серый снег в бледном свете зари; поседели лохмотья, в которые были одеты мои сокамерники, и поседели их лица. Я опять молча разговаривал с женой, а может быть, пытался найти причину страданий, своего медленного умирания. В последнем яростном протесте против безнадежности неминуемой смерти я почувствовал, как мой дух пронзает окутывающий мрак. Я почувствовал, как оно выходит за пределы этого безнадежного, бессмысленного мира, и откуда-то услышал победоносное «Да» в ответ на мой вопрос о существовании конечной цели. В этот момент зажегся свет в далеком фермерском доме, стоявшем на горизонте, словно нарисованном там, посреди жалкой серости предрассветного баварского утра. «Et lux in tenebris lucet» — и свет сияет во тьме. Я часами стоял, рубя ледяную землю. Мимо прошел охранник, оскорбляя меня, и я еще раз пообщался с любимым. Я все больше и больше чувствовал, что она здесь, что она со мной; У меня было ощущение, что я могу прикоснуться к ней, могу протянуть руку и схватить ее. Ощущение было очень сильным: она была там. Затем, в этот самый момент, птица бесшумно слетела вниз и села прямо передо мной на кучу земли, которую я выкопал из канавы, и пристально посмотрела на меня.
Юмора, «еще одного оружия души в борьбе за самосохранение», пишет Франкл: способность подняться над любой ситуацией, хотя бы на несколько секунд. … Попытка развить чувство юмора и смотреть на вещи с юмористической точки зрения — это своего рода трюк, которому научились, осваивая искусство жизни. Тем не менее, можно практиковать искусство жизни даже в концлагере, хотя страдание вездесуще.
Литография Лео Хааса, художника Холокоста, пережившего Терезиенштадт и Освенцим (общественное достояние)А как же человеческая свобода? Разве нет духовной свободы в отношении поведения и реакции на любое данное окружение? … Самое главное, доказывают ли реакции узников на своеобразный мир концлагеря, что человек не может избежать влияния своего окружения? Разве у человека нет выбора действий перед лицом таких обстоятельств?
Мы можем ответить на эти вопросы как исходя из опыта, так и из принципа. Опыт лагерной жизни показывает, что у человека есть выбор действия. …Человек может сохранить остатки духовной свободы, независимости ума даже в таких ужасных условиях психического и физического напряжения.
[…]
У человека можно отнять все, кроме одного: последней из человеческих свобод — выбирать свое отношение в том или ином стечении обстоятельств, выбирать свой путь.
Подобно Уильяму Джеймсу в своем трактате о привычках, Франкл помещает понятие повседневного выбора в эпицентр человеческого опыта:
Каждый день, каждый час давал возможность принять решение, определить, подчинитесь ли вы тем силам, которые угрожали лишить вас самого себя, вашей внутренней свободы; что определяло, станете ли вы игрушкой обстоятельств, откажетесь от свободы и достоинства, чтобы принять форму типичного заключенного.
Подобно Генри Миллеру и Филипу К. Дику, Франкл признает страдание неотъемлемым элементом не только существования, но и осмысленной жизни:
Если в жизни вообще есть смысл, то должен быть смысл и в страдании. . Страдание – неотъемлемая часть жизни, такая же, как судьба и смерть. Без страданий и смерти человеческая жизнь не может быть полной.
То, как человек принимает свою судьбу и все связанные с ней страдания, то, как он берет свой крест, дает ему широкие возможности — даже в самых трудных обстоятельствах — придать своей жизни более глубокий смысл. Он может оставаться смелым, достойным и бескорыстным. Или в ожесточенной борьбе за самосохранение он может забыть свое человеческое достоинство и стать не более чем животным. Здесь кроется шанс для человека либо использовать, либо отказаться от возможностей достижения моральных ценностей, которые может предоставить ему трудная ситуация. И это решает, достоин ли он своих страданий или нет. …Такие мужчины бывают не только в концлагерях. Везде человек сталкивается с судьбой, с возможностью добиться чего-то собственным страданием.
Работая психиатром среди заключенных, Франкл обнаружил, что единственным наиболее важным фактором в развитии «внутренней хватки», позволяющей мужчинам выживать, является обучение их мысленно удерживать какую-то будущую цель. Он цитирует Ницше, который писал, что «Тот, у кого есть зачем жить, может вынести почти любое как », и предостерегает от обобщения:
Литография Лео Хааса, художника Холокоста, пережившего Терезиенштадт и Освенцим (общественное достояние)Горе тому, кто не видел больше смысла в своей жизни, никакой цели. , нет цели, и поэтому нет смысла продолжать. Вскоре он был потерян. Типичный ответ, которым такой человек отвергал все обнадеживающие доводы, был: «Мне больше нечего ожидать от жизни». Какой ответ можно дать на это?
Что действительно было необходимо, так это коренное изменение нашего отношения к жизни. Мы должны были учиться сами и, более того, мы должны были учить отчаявшихся людей, что на самом деле важно не то, что мы ожидаем от жизни, а то, что жизнь ожидает от нас
. Нам нужно было перестать спрашивать о смысле жизни и вместо этого думать о себе как о тех, кого жизнь задает вопросы — ежедневно и ежечасно. Наш ответ должен состоять не в разговорах и размышлениях, а в правильном действии и правильном поведении. Жизнь в конечном счете означает принятие на себя ответственности за поиск правильного ответа на свои проблемы и выполнение задач, которые она постоянно ставит перед каждым человеком. Эти задачи и, следовательно, смысл жизни различаются от человека к человеку и от момента к моменту. Таким образом, невозможно определить смысл жизни в общем виде. На вопросы о смысле жизни никогда нельзя ответить опрометчивыми утверждениями. «Жизнь» означает не что-то смутное, а что-то очень реальное и конкретное, как и жизненные задачи очень реальны и конкретны. Они формируют судьбу человека, которая различна и уникальна для каждого человека. Ни один человек и никакая судьба не могут сравниться ни с каким другим человеком или какой-либо другой судьбой. Ни одна ситуация не повторяется, и каждая ситуация требует другого ответа.
Иногда ситуация, в которой оказался человек, может потребовать от него самим действовать. В другое время ему выгоднее воспользоваться возможностью для созерцания и таким образом реализовать активы. Иногда от человека может потребоваться просто принять судьбу, нести свой крест. Каждая ситуация отличается своей уникальностью, и всегда есть только один правильный ответ на проблему, поставленную данной ситуацией.
Рассматривая человеческую способность к добру и злу и условия, которые вызывают непристойность у порядочных людей, Франкл пишет:
Человеческую доброту можно найти во всех группах, даже в тех, которые в целом было бы легко осудить. Границы между группами пересекались, и мы не должны пытаться упростить дело, говоря, что эти люди были ангелами, а те — дьяволами.
[…]
Из всего этого мы можем узнать, что есть две расы людей в этом мире, но только эти две — «раса» порядочного человека и «раса» непристойного человека. Оба встречаются повсюду; они проникают во все слои общества. Ни одна группа не состоит полностью из порядочных или непристойных людей. В этом смысле ни одна группа не является «чисторасовой» — и поэтому среди лагерной охраны иногда попадался порядочный человек.
Жизнь в концлагере вскрыла человеческую душу и обнажила ее глубины. Удивительно ли, что в тех глубинах мы снова нашли только человеческие качества, которые по самой своей природе были смесью добра и зла? Трещина, отделяющая добро от зла, пронизывающая всех людей, достигает самых глубин и проявляется даже на дне той пропасти, которую разверзает концлагерь.
Во второй половине книги Франкл представляет особый стиль экзистенциального анализа, который он назвал «логотерапией» — методом исцеления души путем развития способности находить смысл жизни:
В конце концов, человек не должен спрашивать, что смысл его жизни есть, но скорее он должен признать, что именно у него спрашивают. Одним словом, каждый человек подвергается сомнению жизнью; и он может ответить на жизнь только тем, что ответит на своей собственной жизнью; на жизнь он может реагировать, только будучи ответственным. Таким образом, логотерапия видит в ответственности саму суть человеческого существования.
Этот акцент на ответственности отражен в категорическом императиве логотерапии, который звучит так: «Живи так, как будто ты живешь уже во второй раз и как будто в первый раз ты поступил так же неправильно, как и сейчас!»
Франкл вносит свой вклад в самые богатые определения любви в истории:
Любовь — это единственный способ понять другого человека в сокровенном ядре его личности. Никто не может полностью осознать саму сущность другого человека, если он не любит его. Благодаря своей любви он может видеть в любимом человеке существенные черты и черты; и более того, он видит в себе то потенциальное, что еще не осуществилось, но еще должно осуществиться. Кроме того, своей любовью любящий человек позволяет любимому человеку реализовать эти возможности. Заставляя его осознать, кем он может быть и кем он должен стать, он реализует эти потенциальные возможности.
Франкл писал книгу в течение девяти дней подряд, с первоначальным намерением опубликовать ее анонимно, но по настойчивому совету друзей он добавил свое имя в последнюю минуту. Во введении к изданию 1992 года, размышляя о миллионах копий, проданных за полвека, прошедших с момента первоначальной публикации, Франкл делает острый мета-комментарий по поводу того, что недавно повторил Джордж Сондерс, отметив:
Прежде всего я вовсе не вижу в статусе бестселлера моей книги достижение и достижение с моей стороны, а скорее выражение нищеты нашего времени: если сотни тысяч людей тянутся к книге, само название которой обещает решить вопрос смысла жизни, это должен быть вопрос, который горит у них под ногтями. … Однако сначала он был написан с абсолютным убеждением, что как анонимный опус он никогда не сможет принести своему автору литературную славу.
В том же предисловии он делится вечным советом по достижению успеха, который он часто дает своим ученикам:
Не стремитесь к успеху — чем больше вы стремитесь к нему и делаете его целью, тем больше вы идете пропустить это. За успехом, как и за счастьем, нельзя гнаться; это должно произойти, и это происходит только как непреднамеренный побочный эффект посвящения человека делу большему, чем он сам, или как побочный продукт подчинения человеку другому, чем он сам. Счастье должно случиться, и то же самое относится и к успеху: вы должны позволить этому случиться, не заботясь о нем. Я хочу, чтобы вы послушались того, что приказывает вам делать ваша совесть, и продолжали выполнять это в меру своих знаний. Тогда вы доживете до того, чтобы увидеть, что в конце концов — в конце концов, я говорю! — успех будет следовать за вами именно потому, что вы забыли о нем думать.
(Хью МакЛауд классно сформулировал то же самое мнение, когда написал, что «Лучший способ получить одобрение — это не нуждаться в нем». ибо Смысл , без тени сомнения, будет на нем.
Виктор Франкл о любви, страдании и смысле жизни (Эд Батиста)
« Оценка жизни в Пойнт-Рейес | Главный | Путешествия, связи и обучение (Прощай, Роанак) »
Виктор Франкл о любви, страдании и смысле жизни
Виктор Франкл был австрийским психиатром, который провел 1942-45 годы в четырех различных нацистских концентрационных лагерях, включая Освенцим. К концу войны его беременная жена, родители и брат были убиты; среди его ближайших родственников выжили только он и его сестра. После войны он опубликовал « Человек в поисках смысла », книгу, вдохновленную его опытом в лагерях, и книгу, в которой я нашел мудрость и утешение в трудные времена.
Как я писал вчера, я ценил жизнь, надеясь на выздоровление Роанака Десаи, студента, с которым я работал последние несколько месяцев, который заразился церебральной малярией и был госпитализирован на прошлой неделе. Прошлой ночью я узнал, что Роанак скончался, и, хорошенько поплакав с женой, обратился к Франклу, пытаясь разобраться в этой бессмысленной трагедии. Франкл пишет:
Мы можем открыть для себя этот смысл жизни тремя различными способами: (1) создавая произведение или совершая поступок; (2) испытав что-то или встретив кого-то; и (3) отношением, которое мы занимаем к неизбежному страданию. Первый, в виде достижения или свершения, совершенно очевиден. Второе и третье нуждаются в доработке.
Значение любви
Любовь — единственный способ понять другого человека в сокровенном ядре его личности. Никто не может полностью осознать сущность другого человека, если он не любит его. Благодаря своей любви он может видеть существенные черты и черты любимого человека; и более того, он видит в себе то потенциальное, что еще не осуществилось, но еще должно осуществиться. Кроме того, своей любовью любящий человек позволяет любимому человеку реализовать эти возможности. Заставляя его осознать, кем он может быть и кем он должен стать, он реализует эти потенциальные возможности…
Третий способ найти смысл жизни — это страдание.
Значение страдания
Мы никогда не должны забывать, что мы также можем найти смысл в жизни, даже столкнувшись с безвыходной ситуацией, столкнувшись с судьбой, которую нельзя изменить. Ибо тогда важно свидетельствовать об уникальном человеческом потенциале в его лучшем проявлении, который заключается в том, чтобы превратить личную трагедию в триумф, превратить затруднительное положение в человеческое достижение. Когда мы больше не в состоянии изменить ситуацию — подумайте только о неизлечимой болезни, такой как неоперабельный рак, — перед нами стоит задача изменить себя…
Но позвольте мне прояснить, что страдание никоим образом не необходимо для обретения смысла. Я лишь настаиваю на том, что смысл возможен даже вопреки страданию — при условии, конечно, что страдание неизбежно. Однако, если бы можно было избежать, разумнее было бы устранить его причину, будь то психологическую, биологическую или политическую…
Бывают ситуации, когда человек лишается возможности выполнять свою работу или наслаждаться жизнью; но что никогда нельзя исключать, так это неизбежность страдания. Принимая этот вызов мужественно страдать, жизнь имеет смысл до последнего момента и сохраняет этот смысл буквально до конца. Иными словами, смысл жизни безусловен, ибо включает в себя даже потенциальный смысл неизбежных страданий…
[В Освенциме] меня мучил вопрос: «Имеют ли смысл все эти страдания, все это умирание вокруг нас? Ибо, если нет, то в конечном счете нет смысла в выживании; для жизни, смысл которой зависит от такого Случайность — например, спасется человек или нет — в конечном счете вообще не стоит жить». [страницы 111-115]
Что меня утешает в точке зрения Франкла, так это то, что он , а не , отрицающий горе и ярость, которые проистекают из страданий и трагедий. ему , а не «делать все возможное». И он , а не беспечно предполагает, что «все происходит по какой-то причине» (что я нахожу особенно бесполезным выражением соболезнования). воспринимайте наши страдания как опыт, в котором можно найти смысл. Природа этого значения будет у всех, конечно, разной, даже в ответ на одну и ту же трагедию.