ВОЕННЫЕ КОНФЛИКТЫ СОВРЕМЕННОСТИ, ПЕРСПЕКТИВЫ РАЗВИТИЯ СПОСОБОВ ИХ ВЕДЕНИЯ. ПРЯМЫЕ И НЕПРЯМЫЕ ДЕЙСТВИЯ В ВООРУЖЕННЫХ КОНФЛИКТАХ XXI ВЕКА Военно-теоретический журнал
СОВРЕМЕННОЕ столетие ознаменовано большим количеством различных международных конфликтов со сменой политического руководства государств, в первую очередь методом «цветных революций». Многие из них переросли в вооруженные конфликты или локальные войны.
Любая война дает толчок развитию вооружений, совершенствованию форм и способов их применения. Так было во все времена, так происходит и сейчас.
Быстро меняющаяся обстановка требует проведения всестороннего анализа изменений характера вооруженной борьбы и на его основе выработки новых подходов и способов реагирования на возникающие вызовы и угрозы военной безопасности России.
В отличие от классических действий в прошлых войнах с дипломатической нотой в начале войны
и мирным договором в конце ее современные войны никогда не объявляются и никогда не заканчиваются.
Исторический опыт показывает, что в основе практически всех международных войн и конфликтов лежат экономические (территориальные) интересы ведущих мировых государств1. В настоящее время
в условиях сокращения объема природных запасов и изменения климата экономически развитые державы стремятся получить доступ к энергетическим ресурсам других стран всеми методами как без применения военной силы, так и силовым способом.
Страна-агрессор осуществляет давление на избранное государство-жертву, все чаще применяя нетрадиционную модель противостояния, которая включает согласованное применение как прямых, так и непрямых действий, при этом легитимность развязывания военного конфликта мировым сообществом не должна ставится под сомнение.
Для этого за последние годы выработался определенный сценарий данного процесса. Сначала изобретаются, организовываются и представляются международному сообществу якобы неопровержимые доказательства наличия угрозы региональной безопасности, исходящей от государства-жертвы.
В регионе будущего конфликта в отношении противостоящего государства вводятся санкции.
На государства, препятствующие политике страны-агрессора, оказывается политическое, экономическое и иные формы давления. Формируется коалиция заинтересованных государств, готовых для достижения целей применить вооруженные силы. На этом этапе осуществляется последовательная подготовка и переход к классическим формам ведения войны. Проводятся мероприятия по созданию группировки войск (сил).
Коалиция получает разрешение Совета Безопасности ООН на применение военной силы. Последнее условие может быть и не обязательным по причине того, что влияние международных организаций, таких как ООН и ОБСЕ, сегодня снижается. Все чаще им отводится роль статиста, призванного оправдать применение военной силы. Примером развертывания таких сценариев может служить военная операция коалиции заинтересованных государств против Ирака
Подобный сценарий мог повториться и в Сирии.Ситуация в Венесуэле, когда в середине января 2019 года власти США официально объявили действующего президента Николаса Мадуро «диктатором, узурпировавшим власть» и признали лидера оппозиции президентом страны, также готова развернуться по подобному сценарию. Напомним, что Венесуэла располагает крупнейшими в мире запасами нефти — 300 миллиардов баррелей. Это больше, чем совокупные запасы России, США, Кувейта, Катара и Мексики.
Вашингтон сегодня единолично выступает заказчиком всех военных конфликтов, страны Запада позиционируют себя в качестве главных «архитекторов» системы международных отношений, а США — единственной «сверхдержавы» в мире. Это положение отражено в обновленной стратегии национальной безопасности США2. Проводимый Белым домом курс на «системное сдерживание» России и Китая обусловлен стратегическим стремлением США любой ценой сохранить свои лидирующие геополитические и экономические позиции, не допустить становления новых центров силы.
Его формирование началось задолго до кризиса на Украине, послужившего лишь предлогом для качественного наращивания целенаправленной антироссийской кампании, в рамках которой американцы все чаще прибегают к тактическим приемам времен «холодной войны». Среди них — демонизация оппонента, разрыв связей, сколачивание идеологической коалиции, приближение американской и натовской инфраструктуры к нашим границам, навязывание гонки вооружений, манипуляция энергетическими рынками, втягивание России в тлеющие региональные конфликты.
Все отчетливее проявляется стремление Вашингтона к наделению США глобальными функциями по «разрешению» межгосударственных противоречий с применением военной силы. За последние десятилетия США и их союзники более 50 раз применяли военную силу. Операции проводились с решительными целями и перерастали в локальные вооруженные конфликты. Их плачевные итоги всем хорошо известны.
В современных вооруженных конфликтах все больше проявляется тенденция, когда целью США и их союзников становится не физическое уничтожение противника или инфраструктуры государства, а полное подчинение руководства и элиты страны-жертвы своей воле.
Это достигается применением различных технологий и средств воздействия.
Их основу все чаще составляют нестандартные или так называемые гибридные действия, которые включают меры как военного характера, таки мероприятия без применения военной силы3. США и другие ведущие страны НАТО уже давно активно внедряют в практику «гибридные методы» в интересах достижения своих военно-стратегических целей в различных регионах мира (рис.).
Рис. Роль «гибридных методов» в способах ведения современных войн
Такая практика ведения «гибридной войны» проявилась после проведенной Российской Федерацией операции по принуждению Грузии к миру в 2008 году, когда некоторыми странами Запада была развернута резкая критика блока НАТО в недостаточности форм межгосударственного противоборства для сдерживания России.
Именно тогда в НАТО была принята теория «всеобъемлющего подхода», которая предусматривает воздействие на противника с широким применением дипломатических, экономических, политических, военных, юридических и других инструментов несилового характера4.
В отношении России США стараются развернуть текущую ситуацию в пользу решения двух долгосрочных задач. Прежде всего «раскачать» экономику нашей страны санкционными ударами и помешать укреплению экономической самостоятельности Евросоюза и его главных «локомотивов» — Германии и Франции. При этом администрация Трампа уже не считается ни с Германией, ни с Францией, навязывая им экономические правила игры, выгодные лишь Вашингтону.
Такие действия отличаются от классических форм ведения вооруженной борьбы и получили название непрямых. Кроме того, сами по себе они не являются военными. Однако их суть состоит в скрытом воздействии, направленном на разжигание внутренних противоречий в государстве-противнике, или использовании так называемой «третьей силы».
Возможность вступления в классическую войну рассматривается только тогда, когда создаются условия развязывания вооруженной агрессии.
Особенность непрямых действий состоит в том, что накануне войны между конфликтующими сторонами может и не быть враждебности. Но некие «третьи силы» извне или изнутри искусственно формируют и раздувают противоречия, а затем провоцируют стороны на военный конфликт в своих интересах.
Такими «третьими силами», а фактически — заказчиками войны, могут быть отдельные страны или блоки государств, влиятельные международные структуры, транснациональные компании, отдельные политические силы внутри государства, международные экстремистские организации — все те, кто заинтересован в такой войне, кому она политически и экономически выгодна.
Подобного рода «заказчик» не прибегает к прямому применению силы: он пытается обеспечить свои интересы, действуя «из-за занавеса», провоцируя конфликтующие стороны на активные враждебные действия, подпитывая ту или иную сторону деньгами, оружием, советниками, информацией.
Истинные же роль, место, интересы и цели «заказчика» выводятся из сферы общественного внимания, скрываются за «информационным прессингом» в форме политических кампаний против нарушения прав человека, обвинения в тирании, производстве оружия массового поражения или отсутствии демократии.
Большинство правовых актов, принимаемых Конгрессом США, например, такой, как американский закон «О поддержке свободы Украины»5, не только пропитаны антироссийским духом, но и официально призывают задействовать неправительственные политические организации Российской Федерации для воплощения американских установок на дезорганизацию национального развития России.
В данной связи на передний план выходит информационное противоборство. С его помощью появилась возможность разрушения основ государственности, решения военно-политических задач по смене правящего в стране режима. Фальсификация, подмена информации или ее искажение — вот наиболее действенные способы ведения информационного противоборства.
Массовое воздействие на сознание через глобальную сеть «Интернет» способствовало распространению «цветного» революционного движения в ряде государств Северной Африки и смене политических режимов в некоторых из них.
Классические войны XX века состояли обычно на 80 % из насилия и на 20 % — из пропаганды. Войны современности в своем большинстве состоят на 80—90 % из пропаганды и на 10—20 % — из насилия. При этом эффект от информационного воздействия может быть сопоставим с результатами крупномасштабного применения войск и сил. Такими показательными примерами является разжигание «украинского национализма» на Украине, поддержка сирийской оппозиции (включая ИГИЛ — организацию, запрещенную на территории России) и других революционных волнений в странах арабского мира.
Евромайдан на Украине и последовавшая за ним гражданская война со всей очевидностью продемонстрировали, что лишенный всяких процедур и правил «демократический процесс», запущенный на территорию государства, оказывается не менее разрушительным, чем крупномасштабная внешняя агрессия.
Таким образом, на волне внутриполитического кризиса сфабрикованный поток пропаганды массированно обрушивается на население государства-жертвы. Вся информационная среда пропитывается лживым содержанием. Любое инакомыслие подавляется, вплоть до физического устранения неугодных персон. Череда убийств политических и общественных деятелей Украины, в том числе главы ДНР А. Захарченко, противопоставивших себя правящему майданному режиму, является наглядным примером расправы с людьми, имеющих другие взгляды на развитие политической ситуации в стране.
Особенностью возникновения конфликта в данном случае является то, что руководство и население государства-жертвы под воздействием информационного давления не сразу осознают, что происходит. Возникшее противостояние на начальном этапе не воспринимается массами как война, так как явных признаков внешней агрессии нет. Более того, оно (противостояние) преподносится в пропагандистских материалах как стремление избежать войны.
Неуверенные попытки политического руководства стабилизировать обстановку в стране чаще всего оказываются неудачными.
В условиях отсутствия внешней агрессии внутри государства вдруг начинаются «мирные» митинги, демонстрации и антиправительственные акции оппозиционных сил. В данной ситуации правительство поставлено в очень сложную ситуацию. Войны как таковой вроде бы нет, и как реагировать на «мирные» выступления своего же народа — порой очень трудно определить.
В условиях современного информационного противоборства создается так называемая «линия фронта». Только это понятие не имеет ничего общего с терминологией времен Первой и Второй мировых войн. Фронт между враждующими сторонами проходит прежде всего в общественном сознании и в голове каждого человека. Физически же фронт ощущается между районами проживания различных этносов, конфессий и племен, социальными группами богатого и бедного населения.
Ненависть и вражда в отношениях между людьми довольно часто доходят до актов насилия и массовых убийств, хотя и не всегда сопровождаются активными боевыми действиями.Внутригосударственный конфликт,возникший в результате проведения информационных операций, подогретый «цветными революциями», становится своеобразным «полем притяжения» внешних сил.
По дальнейшему сценарию развязывания военного конфликта осуществляется скрытое внешнее вторжение, в котором участвуют отряды боевиков зарубежных экстремистских организаций, антиправительственные эмигрантские структуры, иностранные наемники и формирования частных военных компаний, силы специальных операций и разведки разных стран, криминальные банды. Нарушение гуманитарных норм и прав человека в таких условиях является не побочными эффектами военного конфликта, а ее основным содержанием.
Безусловно, сейчас количество жертв не идет в сравнение с истреблением миллионов людей в мировых войнах ХХ века. Однако следует особо подчеркнуть — насилие в современных войнах направлено главным образом против гражданского населения.
Военные действия приобретают новые формы — систематические убийства так называемых «не своих», вытеснение неугодного населения из мест коренного проживания. Современная война все более явственно обретает характер геноцида — массового уничтожения населения, горький опыт которого наш народ пережил
в годы Великой Отечественной войны.
Так расправы над мирным населением террористическими организациями, действовавшими на территории Сирии, принимали массовый характер, с широким освещением актов насилия в средствах массовой информации.
Как показывает анализ, более 80—90 % жертв в современных конфликтах — мирные граждане. Поэтому угроза развязывания вооруженного конфликта в регионе, невыносимая социальная обстановка являются основной причиной увеличения числа беженцев из страны-жертвы.
Вместе с этим регион конфликта или военных действий наводняется представителями десятков разнообразных международных и иностранных неправительственных организаций — гуманитарных, медицинских, общественных, правозащитных. Под их прикрытием могут действовать иностранные разведки, провокаторы и бандиты всех мастей. В результате становится трудно понять, кто и за что борется, где правда, а где ложь.
Несмотря на большие успехи в урегулировании вооруженного конфликта в САР, по сей день против законной государственной власти Сирии продолжают воевать формирования террористических организаций, таких как «Исламское государство», «Джабхат-ан-Нусра» (запрещенные на территории России) и другие формирования, зачастую не имеющие четких идентификационных признаков, таких как государственная, национальная, социальная, расовая и другая принадлежность.
В стране-жертве, в которой по стечению всех обстоятельств будут развязаны боевые действия, могут принимать участие граждане десятков стран. Порой их доля в отрядах оппозиции превышает 80 %.
Обучение террористы проходят в лагерях на территории различных государств. Как правило, это страны Африки и Ближнего Востока, такие как Ливия, Иордания, Афганистан, Пакистан, Ирак и другие. Экономические объекты, используемые в интересах ведения войны, мобилизационная база, тыл, лагеря подготовки пополнения также находятся на территории различных государств мира, формально не являющихся участниками военного конфликта.
С течением времени в стране-жертве развязывается полномасштабная гражданская война по национальному, религиозному или любому другому признаку между группами коренного населения государства. В такой войне могут целенаправленно уничтожаться запасы продовольствия, объекты энергетики, промышленности и жизнеобеспечения. Страна постепенно скатывается в состояние полного хаоса, внутриполитической неразберихи и экономического коллапса.
В совокупности все это создает предлог для вмешательства в конфликт силовых структур западных иностранных государств под видом предотвращения гуманитарной катастрофы и стабилизации обстановки.
В ряде случаев вмешательство иностранных государств ведет не к разрешению внешних или внутренних противоречий, а к их усугублению. Конфликт может затихнуть на время, чтобы потом, через несколько лет, «полыхнуть» с новой силой. Такую ситуацию мы видим сейчас в Ливии и Афганистане.
Применение непрямых действий и способов ведения современных войн позволяют добиваться необходимых военных результатов, таких как деморализация противника, нанесение ему экономического, политического и территориального ущерба без явного применения своих вооруженных сил.
Через развязывание войны на территории третьих стран мировые державы добиваются реализации своих национальных интересов. При этом политическая элита страны-жертвы, попавшей в сферу влияния геополитических соперников, воспринимает себя как самостоятельного игрока в межгосударственных отношениях, что на самом деле является лишь иллюзией, активно поддерживаемой одной из сторон реальных участников конфликта.
При этом США, развязывая по подобному сценарию военные конфликты в различных регионах, решают тем самым свою главную стратегическую задачу — сохранение единоличного мирового господства. Кроме того, создание зон нестабильности в различных регионах мира позволяет Вашингтону оперативно влиять на процессы, происходящие в них.
Наряду с применением непрямых действий в военных конфликтах США реализуют новые подходы к достижению глобального превосходства в космическом и информационном пространстве, наращивают военный потенциал вооруженных сил путем развития систем базирования за рубежом, а также архитектуры глобальной противоракетной обороны. Кроме того, совершенствуются алгоритмы и техническая основа разведывательно-ударных систем, представляющих собой сетевые объединения средств разведки, обнаружения целей, управления, связи и высокоточного оружия.
На наших глазах происходит переход от масштабных, истощающих действий к динамичному нанесению высокоточных, электронных, информационных ударов по наиболее важным целям и критическим объектам группировок войск и инфраструктуры государства.
Новые технологии апробируются в многочисленных вооруженных конфликтах, постоянно отрабатываются в ходе мероприятий оперативной подготовки.
Такие действия США и НАТО в совокупности с применением «гибридных технологий» и непрямых действий способны подорвать глобальную стабильность, нарушить сложившееся соотношение сил и уже в среднесрочной перспективе создать реальную угрозу военной безопасности Российской Федерации.
В этих непростых условиях Вооруженными Силами России принимаются и реализуются все необходимые решения по повышению боевых возможностей армии и флота. Нарабатываются нестандартные формы и способы применения Вооруженных Сил, которые позволят нивелировать технологическое превосходство противника. Для этого в полном объеме необходимо использовать особенности подготовки и ведения современных войн, вырабатывать асимметричные способы противоборства с противником6.
Такие действия присущи конфликтной ситуации, в которой одновременно с мерами экономического, дипломатического, информационного характера более слабый противник применяет асимметричную стратегию (тактику) ведения вооруженной борьбы в соответствии с имеющимися у него ограниченными ресурсами для нивелирования военно-технологических преимуществ сильной стороны.
Важнейшим условием эффективности проведения асимметричных действий является точное определение наиболее уязвимых и слабых мест противника, его критически важных стратегических объектов, воздействие на которые даст максимальный эффект при минимальных затратах собственных сил и ресурсов. В роли асимметричных мер могут выступать действия сил специальных операций, внешней разведки, различные формы информационного воздействия, а также политические, экономические и иные невоенные виды воздействий.
Однако не представляется возможным разработать универсальный набор асимметричных действий для всех возможных конфликтов из-за особенностей каждого из них. Кроме этого, асимметричные действия носят, как правило, скоротечный характер, поскольку более сильный противник способен быстро адаптироваться к обстановке и обеспечить эффективное противодействие.
Эффективность реализации асимметричных действий зависит от полноты и своевременности их выполнения, что достигается скоординированными по целям, месту и времени действиями разноведомственных сил всей военной организации государства.
Появление новых и совершенствование существующих средств и способов ведения военных конфликтов современности способно породить и другие виды войн или по крайней мере модифицировать существующие концепции их ведения. Необходимо понимать, что, пропустив сегодня противника вперед в поиске
и реализации новых подходов к применению не только Вооруженных Сил РФ, но и всей военной организации государства, с учетом специфики прогнозируемых и существующих военных угроз и опасностей, завтра это отставание будет безвозвратным.
ПРИМЕЧАНИЯ
1Керсновский А.А. История Русской армии. Изд-во «ЛитМир».
2 Стратегия национальной безопасности США от 18 декабря 2017 года.
3 Стратегические подходы Евросоюза по противодействию «гибридным» угрозам // Бюллетень научно-методических материалов. № 77. M.: ВАГШ ВС РФ, 2018.
4 Гибридная война. Официальный перевод документа (документ направлен генеральным секретарем НАТО в адрес постоянных представителей стран блока в Совете НАТО), 17.
06.2014.
5 Закон «О поддержке свободы Украины» от 18 декабря 2014.
6Чекинов С.Г., Богданов С.А. Влияние асимметричных действий на современную безопасность России // Вестник академии военных наук. 2010. №1. С. 46—53.
Полковник в отставке А.С. ФАДЕЕВ,
кандидат военных наук
Полковник запаса В.И. НИЧИПОР,
кандидат военных наук
Факультет гуманитарных наук – Национальный исследовательский университет «Высшая школа экономики»
Можно ли поставить абсолютно современный спектакль на материале, написанном в V веке до нашей эры? Разговор на эту тему состоялся по инициативе участников «Театрального киноклуба» (проект Лаборатории по изучению творчества Ю.П.Любимова и режиссерского театра XX-XXI вв, рук. Е.С. Абелюк, С.А. Маньковская)
Языки Вышки — тематическая рубрика издания «Окна роста».
Последние три выпуска были посвящены древнегреческому, древнеегипетскому и латинскому языку. Преподаватели факультета гуманитарных наук рассказали, как зарождался их интерес к древним языкам, и есть ли смысл в их изучении сегодня.
Студентки программы «История искусств» взяли интервью у кандидата искусствоведения, доцента Школы исторических наук Елены Борисовны Шарновой, которая создала образовательную программу и возглавляла ее в качестве академического руководителя до 2021 года.
21 марта в актовом зале прошёл показ спектакля «Птицы» в авторском прочтении. Преподаватель лицея НИУ ВШЭ Анастасия Ляхович, а также студентки Юлия Мусинова и Екатерина Щетинина поделились своими впечатлениями о постановке.
«Под лупой комментария» — так называется проект. Готовят его студенты и выпускники программы «Современная филология в процессе преподавания русского языка и литературы в школе».
О проекте по созданию модели универсального цифрового комментария рассказывает его руководитель Евгения Семеновна Абелюк.
В интервью «Окнам роста» профессор Школы философии и культурологии Владимир Натанович Порус рассуждает о философах и философоведах, о философском образовании, а также рассказывает о своей научной биографии.
18 марта в рамках цикла кино-лекций «Ужасы на Басманной» состоялся показ и анализ отечественного хоррор-фильма «Иччи» (2020). Мероприятие провели руководитель клуба, доцент Школы философии и культурологии Никола Лечич и создатель фильма, режиссер Костас Марсаан. Участники вечера получили уникальный шанс услышать от первого лица, каким образом был создан хоррор-фильм высочайшего уровня.
Научная комиссия факультета гуманитарных наук начала приём заявок на финансовую поддержку летних школ ФГН, проведение которых запланировано на 2023 год.
Заявки принимаются до 2 апреля (включительно). Результаты будут объявлены не позже 14 апреля 2023 года. По всем вопросам обращайтесь к секретарю научной комиссии Марии Андреевне Гаврилиной.
Максим Кронгауз — о просветительской работе и лингвистических конфликтах
В феврале 2023 г. руководством НИУ ВШЭ принято решение о создании на базе Лаборатории региональной истории России ФГН НИУ ВШЭ Института региональных исторических исследований (ИРИИ).
Бесконечные войны 21-го века – Центр исследований наземных боевых действий (CLAWS)
Легкий вход, бурный выход
Конфликты 21-го -го -го века еще раз доказали, что вмешательство великих держав не смогло положить конец насилию и создать региональную и глобальную стабильность. Это « бесконечных войн», , где вход — демонстрация силы, а выход — неразрешимая дилемма. Это связано с тем, что стратегия истощения интервенционных конфликтов часто игнорирует первопричину насилия, идеологическую обработку экстремистов и отвращение людей к военной оккупации.
Они нацелены на следствие, а не на первопричину для продвижения своих недальновидных политических интересов. Таким образом, оккупация приводит к большей турбулентности и нестабильности в стране при выходе, чем те, которые существовали во время въезда. Менее мощная и плохо оснащенная оппозиция часто выигрывает в этой маневренной игре разума благодаря мотивации защищать свою культуру, религию и инакомыслие, а также навязывать модель, игнорирующую местную динамику. Конечным результатом часто являются большие волнения и страдания для невинного населения этой страны.
Понятие победы в нескончаемых войнах
У войн есть психологическая сфера, более мощная, чем сфера возможностей. Войны проигрываются или выигрываются в этой познавательной сфере разума. В таких интервенционистских войнах невозможно победить, потому что стратегия входа часто бывает недальновидной и не соответствует геополитике региона, а выход скорее представляет собой отказ от разочарования в реальности соотношения затрат и выгод.
Военное поражение противника не является синонимом достижения желаемого конечного состояния. Даже в обстоятельствах, когда победитель якобы добился тактического и оперативного военного успеха, доведение конфликта до успешного завершения чаще всего является стратегической неудачей.
Современные экспедиционные силы, ведущие предположительно интервенционные войны «Jus ad Bellum», представляют собой другую перспективу, выходящую за рамки войны, чтобы проверить, согласуются ли результаты этих событий с победой. Войны в Ираке и Афганистане начались как операции по смене режима, а затем перешли в более открытую фазу, когда коалиционные силы под руководством США в лучшем случае зашли в тупик. Правда в том, что выход из этих войн и их прекращение оказались гораздо более неуловимыми, а последствия более катастрофическими, чем их инициирование и сами сражения. Видимо, воспринимаемый побежденным противник и население могут не смириться со своим «поражением» и миром на условиях победителя; таким образом, предполагаемая победа может не положить конец насилию, но может означать переход к еще большей турбулентности.
Континуумы этих бесконечных войн заставляют задуматься, имеет ли понятие «победа» какое-либо значение в отношении современных войн или это не более чем непреходящий опасный миф. Добро пожаловать в эпоху, когда войны никогда не заканчиваются.
Операция «Буря в пустыне» (1991 г.)
Операция «Буря в пустыне» или «Война в Персидском заливе 1» (1991 г.) была еще одним примером неудачной интервенционистской стратегии. Исход войны продемонстрировал разрыв, отделяющий успех на поле боя от победы. Силам коалиции под руководством США удалось вытеснить Ирак из Кувейта, но в конце войны Саддам все еще был жив и находился у власти, а войска США не стали входить в Ирак и угрожать его режиму. Прекратив войну в одностороннем порядке до того, как Саддам был наказан, администрация Буша обрекла США на долгосрочное присутствие в Персидском заливе для сдерживания Ирака. Победа была неполной и нерешительной. Впоследствии присутствие коалиции и санкции послужили объединяющим лозунгом ислама перед угрозой для джихадистов, таких как Усама бен Ладен, против США и других.
9/11 катастрофа, финансируемая террористической организацией «Аль-Каида» саудовского беглеца Усамы бен Ладена, была возможной местью за участие Америки в войне в Персидском заливе и ее продолжающееся военное присутствие на Ближнем Востоке. Победа в любом оттенке оставалась недостижимой для интервентов.
Операция «Иракская свобода» (2003 г.)
Война в Ираке Операция «Иракская свобода» (2003 г.) проводилась США и несколькими союзниками по коалиции с целью избавить Ирак от оружия массового уничтожения, а также свергнуть режим Саддама Хусейна. и заменить его демократией. Это была война за нефть, а не за Ирак. Коалиция одержала военную победу над иракскими войсками, что привело к падению режима Саддама, но не смогла обеспечить мир. Результат привел к широкомасштабной гражданской войне между шиитами и суннитами, а также к длительному восстанию против сил коалиции. Многие из агрессивных повстанческих группировок поддерживались «Аль-Каидой». По иронии судьбы, вторжение было гораздо менее опасным и дорогостоящим для американских войск, чем последующая оккупация.
Более того, к тому времени большая часть иракской общественности стала рассматривать американские вооруженные силы как оккупационные силы, а не как освободителей. Всестороннее исследование, проведенное по заказу бывшего начальника штаба армии генерала Рэя Одиерно в 2013 году, охватывает стратегические последствия этого вторжения в результате вывода войск США, подъема ИГИЛ и влияния Сирии и Ирана. Ключевой вопрос определения победы, как и в войне в Персидском заливе 1, остался: «Тактическая победа, оперативный успех, но стратегический провал.
Операция «Несокрушимая свобода» (Афганистан, 2001 г.)
Афганистан был страной «кладбища империй», которые видели его сквозь призму своих эгоистичных интересов; лишен геополитики региона и внутренней динамики людей. История военного конфликта в Афганистане была историей начального успеха, за которым последовали долгие годы барахтанья и окончательного провала с поспешной отверженностью нации и ее народа. Операция «Несокрушимая свобода» (Афганистан 1991), ничем не отличалась и остается самой продолжительной и катастрофической нескончаемой войной Соединенных Штатов за последние 20 лет.
Победа в Афганистане всегда была трудной, но еще более постыдным было попустительство и позорное внезапное предательство своих союзников. Это привело к драматическому краху. Уроки Вьетнама и Ирака были забыты в эйфории лживого повествования об успехе. Успех ликвидации Усамы бен Ладена и пресечения нападений на Америку не положил конец насилию и не обеспечил стабильность. Это был классический случай неправильной стратегии, обусловленной предвыборной политикой США, упущенными возможностями, игнорированием вмешательства Пакистана, отступлением от статус-кво и постыдным отказом от того же террориста, за которым они охотились. Талибан нанес поражение афганскому правительству, его армии и ISAF путем психологического паралича, не сражаясь и не выигрывая сражений. Афганистан сегодня представляет собой глобальную трагедию, характеризующуюся нарушениями прав человека и религиозным фанатизмом, лишенным человечности, управляемой исламистской террористической организацией с коварными планами за пределами национальных границ.
Этот поспешный отказ является не только ударом по их общемировому имиджу сверхдержавы, но и более серьезной угрозой является его психологическое воздействие на стимулирование экстремистского ваххабизма и исламистского терроризма, а также поддерживающие его государства, такие как Пакистан. Тысячи жизней были потеряны в этой вечной войне, потеряно почти 2 триллиона долларов и передано в дар террористам высокотехнологичное военное оборудование на сумму более 85 миллиардов долларов, которое даже без резервной поддержки и опыта было бы подвержено каннибализации, распространению и обратному проектированию внешними агентствами. . Стоимость высокопоставленного входа и боя была во много раз выше, чем 9/11 и позорный выход только скрасил возможность того, что рано или поздно повторится угроза интересам безопасности США внутри страны и за рубежом. Война оставалась нерешенной дилеммой с ускользающей победой, и талибы рассматривали ее как победу через призму статус-кво. Затруднительное положение в Афганистане и поспешный вывод дипломатических представителей США из посольства в Кабуле возродили воспоминания об уходе американцев из Южного Вьетнама в 1975 году.
Предательство США своих союзников было похоже на отказ от курдских союзников на севере Сирии. в 2019 году. Атаки США на позиции ИГ-КП в ответ на смертоносные взрывы бомб в аэропортах являются демонстрацией их уязвимости и отражением уязвленной национальной гордости, порождающей еще большую ненависть. Мощь другой сверхдержавы и ее глобальный имидж не только были подорваны этими бесконечными войнами, но и фактически создали большую уязвимость. По иронии судьбы Талибан в одежде Талибана 2.0 стремится в краткосрочной перспективе обрести международную легитимность, однако глубоко укоренившаяся радикализация и экстремистская идеология остаются. Стремление широкой общественности покинуть страну свидетельствовало о настроении и доверии к талибам. Бесконечные войны, бесконечные страдания и невыполненная миссия характеризуют характер таких вмешательств. Талибан с его прославленной победой над США будет считать себя лидером исламской уммы, и соблазн распространить свою радикальную идеологию и предоставить убежище всем другим террористическим организациям под эмиратом Талибана будет очень сильным.
И снова больше всех страдает народ страны.
Сирийский конфликт (2011 г.)
Сирийский конфликт был объявлен Организацией Объединенных Наций «худшей гуманитарной катастрофой со времен холодной войны». Мирное восстание против президента Сирии десять лет назад превратилось в полномасштабную гражданскую войну, которая продолжает приносить невообразимые страдания сирийскому народу. Конфликт унес жизни более 380 000 человек, опустошил города и перебрался в другие страны. Революция, начавшаяся вокруг проблем социального неравенства и репрессий, закончилась игрой с нулевой суммой. Сирийская гражданская война никогда не была связана только с Сирией с ее сложностями игроков и доверенных лиц и открытым бурным будущим. К сожалению, несмотря на все человеческие жертвы и разрушения, конфликт не ближе к разрешению, чем это было, когда весной 2011 года началась революция. Ни у одной из воюющих сторон или марионеток нет военной мощи, чтобы объявить о военной победе. Прекращение огня 2020 года остановило насилие на северо-западе, контролируемом Турцией, в то время как режим контролирует большую часть остальной части страны с помощью России и Ирана.
В то же время Израиль все чаще бомбит цели в Сирии, которые, как утверждается, принадлежат связанным с Ираном ополченцам, включая «Хизбаллу». Всего через несколько недель после инаугурации президента Джо Байдена в 2021 году американский авиаудар был нанесен по базирующемуся в Ираке ополчению в Сирии. Были провозглашены и победы, но насилие не ослабевает. Сирия по-прежнему погрязла в вялотекущем конфликте, политической нестабильности и экономических неурядицах. Это игровая площадка глобальных прокси, на страдания местных жителей закрывают глаза.
Пять больших уроков на будущее
Во-первых, пока причина не будет устранена, а виновные не наказаны, последствия и действующие лица могут быть обузданы лишь временно. Семена экстремистского ваххабизма и исламистского терроризма посеяны в Дини Мадарис , которые множатся каждый день, действуя как фабрики джихада. Большинство из них спонсируются государством и финансируются такими государствами, как Пакистан.
Показатели, позволяющие узнать, выигрывает человек или проигрывает в глобальной войне с терроризмом, отсутствуют, поскольку скорость производства на этих фабриках выше, чем скорость уничтожения их продукции. Эти фабрики и их менеджеры по размещению продолжают процветать. Победителем во всех этих интервенционистских фиаско неизбежно становятся террористические организации всех мастей и их наставники, невзирая ни на границы, ни на границы. Наконец, «одного рыбака слетаются в одну кучу», повестка дня всех исламистских террористических организаций и их наставников сходится.
Во-вторых, простота первоначального входа искажает восприятие, ослепляет основные реальности и способствует искаженной стратегии с упущенными возможностями, что часто приводит к нерешенной дилемме и поспешному выходу. Всегда легче проникнуть, но трудно победить. Чаще всего интервенционистские страны изо всех сил пытаются разработать и реализовать последовательную стратегию, которая является устойчивой и реалистичной во времени.
Социальная, экономическая и политическая динамика страны должна быть согласована с любой стратегией вмешательства наряду с промежуточной коррекцией на основе прагматичного механизма мониторинга. География и региональная геополитика играют важную роль в развитии этой стратегии, которую нельзя игнорировать. Чаще всего стратегия вмешательства, рассматриваемая через близорукую призму эгоцентричных национальных интересов, приводила к катастрофе.
В-третьих, войны выигрываются и проигрываются в уме, а не силой. Технологии убивают, но также и создают уязвимости, если человеческий фактор не дополняет их. Наконец, именно моральный дисбаланс и функциональный обход ведут к психологическому параличу и отсутствию воли к борьбе, что определяет механизм поражения. Информационная война также играет важную роль в исходе любого конфликта. Таким образом, стратегия антитеррористических операций и операций по борьбе с повстанцами должна быть маневренной, а не на истощение, с людьми в центре тяжести.
Нацию определяют ее люди и культура; оба неприкосновенны.
В-четвертых, верна знаменитая фраза Клаузевица о том, что «война — это просто продолжение политики другими средствами». Но когда политика связана с повесткой дня выборов, ей не хватает моральных устоев, коррупция подрывает управление, и все инструменты национальной безопасности рушатся. Это классический пример того, что проявилось в Афганистане. Прагматичный подход к борьбе с повстанцами, местной политике, национальной безопасности и государственному строительству не может быть скомпрометирован. Политика интервенции имела значение, а не нация.
В-пятых, интервенционные конфликты 21 века ставят под сомнение роль военного вмешательства в современном мире. Политика вмешательства больше не является выигрышной и действует как простое средство для преследования эгоистичных национальных интересов через близорукую призму для расширения влияния. Нет никакой ответственности за беспорядок, который остается после выхода. Их двуличие и скрытые замыслы раскрываются в сегодняшнем мире.
В век информации освободители теперь воспринимаются как захватчики. Эти вечные войны превратились в войны с вечным поражением.
Война и мир — Наш мир в данных
В настоящее время мы работаем над историческим набором данных о погибших и пострадавших в результате конфликтов. Если вы хотите внести свой вклад в это исследование, пожалуйста, свяжитесь с нами.
В этой статье представлен эмпирический взгляд на историю войны и мира. Мы также опубликовали наглядную историю человеческого насилия, которая показывает, что теперь мы можем жить в самое мирное время в существовании нашего вида.
Война и мир после 1945 года
Абсолютное число погибших на войне снизилось с 1945 года
Абсолютное число погибших на войне уменьшилось с 1946 года. В некоторые годы в начале послевоенной эры около полумиллиона человек погибли в результате прямого насилия в войнах . В последние годы ежегодная смертность составляет менее 100 000 человек.
Уменьшение абсолютного числа смертей в боях можно увидеть на представленной здесь визуализации, которая показывает количество смертей в боях за год по регионам мира. С тех пор есть три заметных пика смертей на войне: Корейская война (начало 1950-е годы), война во Вьетнаме (около 1970 г.), ирано-иракская и афганская войны (1980-е гг.). В последнее время наблюдается рост числа погибших в боях, вызванный конфликтами на Ближнем Востоке, особенно в Сирии, Ираке и Афганистане.
Другие формы крупномасштабного насилия
Приведенная выше таблица относится только к смертям в боях, произошедшим в конфликтах, в которых участвовало хотя бы одно государство на одной из противоборствующих сторон. В более поздние годы мы показываем эти «государственные» смерти в конфликтах наряду с боевыми потерями в «негосударственных» конфликтах (где воюют две или более организации, но государство не участвует), а также насильственные смерти в «одностороннем насилии». (где есть только один организованный агрессор, например, в случае геноцида).
Мы видим, что в последние годы конфликты на государственном уровне являются причиной большинства таких смертей, хотя геноцид в Руанде в 1994 году выделяется очень высоким числом погибших.
Доля погибших в боях снижается еще быстрее
На двух предыдущих графиках были показаны абсолютные цифры, но, поскольку в мире наблюдается быстрый рост населения (см. числа. Здесь мы показываем боевые потери в государственных конфликтах на 100 000 человек в год. Цифры показаны по типу конфликта.
Большее количество менее смертоносных конфликтов
На приведенной здесь диаграмме с областями показано, что количество продолжающихся конфликтов увеличивается с каждым годом. Однако это увеличение относится только к гражданским конфликтам внутри штатов. Конфликты, связанные с расширением или защитой колониальных империй, заканчивались деколонизацией. Конфликты между государствами практически прекратились.
Но количество жертв войны сильно различается между разными войнами: тогда как 1 200 000 человек погибли во время Корейской войны (1950–1953), в других войнах погибло «всего» 1000 человек.
По этой причине статистические данные о количестве войн необходимо интерпретировать наряду с данными о масштабах этих конфликтов.
Увеличение количества войн — это преимущественно увеличение более мелких конфликтов. Это следует из показанного ранее снижения числа жертв войны при увеличении количества конфликтов. Уменьшение смертоносности конфликтов можно увидеть на гистограмме.
Прошлое не было мирным
Было бы неправильно полагать, что прошлое было мирным. Одна из причин, по которой у некоторых людей может сложиться такое впечатление, заключается в том, что многие из прошлых конфликтов менее заметны в нашей памяти; они просто забыты.
Упадок войн между «великими державами»
Качество данных и определение
В этом разделе
- Подсчет смертей в мировых конфликтах: почему источники различаются?
Подсчет смертей в мировых конфликтах: почему источники расходятся?
Чтобы ответить на вопрос о том, сколько людей сегодня погибает в конфликтах и как это изменилось с течением времени, мы можем обратиться к ряду различных наборов данных.
Здесь мы показываем мировой уровень смертности в результате конфликтов с 1989 года по данным пяти источников.
Серия «UCDP all» представляет собой совокупность смертей, зарегистрированных в каждой из трех категорий конфликтов, используемых Программой сбора данных о конфликтах в Уппсале : конфликт на почве государства, конфликт вне государства и одностороннее насилие. (Данные по этим категориям мы приводим здесь отдельно).
Мы обобщили дополнительную информацию об источниках данных и о том, как мы с ними обращались, чтобы создать приведенную выше диаграмму, в документе Смертность от конфликтов в мире с 1989 года: примечания о пяти источниках .
На диаграмме видно, что в разных источниках определенно есть сходство. В целом они показывают снижение смертности в результате конфликтов в 2000-х годах, а затем рост в 2010-х годах. 1
Но есть и большие отличия. Наиболее заметно, что есть большой скачок в 1994 — знаменование геноцида в Руанде — присутствует в одних сериях, но отсутствует в других.
Если вы внимательно посмотрите, то увидите, что существуют большие относительные различия между рядами за весь период, хотя они занижены пиком 1994 года. Если вы наведете курсор на точки данных, вы увидите точные цифры: самая высокая цифра за данный год обычно более чем вдвое превышает самую низкую.
Чем объясняются различия?
Расхождения между различными источниками данных о смертях в результате конфликтов частично связаны с различиями в том, как выбирается и интерпретируется основная исходная информация — например, ленты новостей, реестры смертей, отчеты правительства или НПО или другие базы данных о конфликтах.
Но они также отражают концептуальные различия с точки зрения того, какие смерти включены в определение источника, а какие нет.
Различия отражают тот факт, что конфликты и смерти не одинаково хорошо задокументированы в разных регионах мира. Конфликты и смерти в Европе часто хорошо задокументированы, в то время как конфликты в других регионах, особенно в Африке и Азии, иногда менее актуальны.
Ниже мы соотносим некоторые из различий, видимых на приведенной выше диаграмме, с точки зрения некоторых ключевых концептуальных различий, лежащих в трех измерениях: Кто , Как и Что.
Кто, как и что из данных о смертях в результате конфликтов зафиксировать — по крайней мере, в некоторой степени — и гибель мирных жителей. Как и следовало ожидать, цифры
Correlates of War обычно ниже, чем у других.Как: прямые и косвенные смерти
Помимо смертей, вызванных непосредственным насилием, например, в результате выстрелов или взрывов, значительная часть жизней, потерянных в ходе конфликта, является косвенной : из-за болезней, голода или экспозиции. Это особенно верно в тех случаях, когда конфликты приводят к голоду или вспышкам болезней среди гражданского населения. Но исторически такие косвенные смерти также были основной причиной гибели военных. 2
Данные UCDP и IHME включают только прямые смерти. В серию Correlates of War входят военнослужащие, умершие от болезней, «заразившихся на театре военных действий». Серия Conflict Catalog (работает только до 2000 г.) пытается включить косвенные смерти как военного, так и гражданского населения. Однако Питер Бреке, автор набора данных, признает, что степень, в которой это на самом деле достигается, значительно различается в зависимости от конфликта. 3
Хотя косвенные смерти составляют значительную часть социальных издержек конфликта, существует концептуальная трудность в проведении последовательной границы между косвенными смертями, относимыми на счет конфликта, и смертью, вызванной другими факторами. Например, хотя голод часто вызывается конфликтами, его возникновению и серьезности способствуют многие факторы, такие как уровень санитарии или существующая транспортная инфраструктура.
Бреке не пытается дать четкое определение, и эта концептуальная граница в значительной степени продиктована доступными первичными источниками, которые он использовал в каждой оценке. Тем не менее, как и следовало ожидать, показатели смертности, зарегистрированные в Конфликт Каталог выходит на самый высокий уровень.
Что: участие государства и одностороннее насилие
В различных источниках различают три широких вида насильственных событий: государственный конфликт, негосударственный конфликт и одностороннее насилие. Вид мероприятия зависит от типа задействованных актеров. Конфликт на основе государства — это конфликт, в котором участвует по крайней мере один государственный субъект, и он включает конфликты между государствами («межгосударственные» конфликты) и конфликты между государством и негосударственным субъектом («внегосударственные» конфликты), такие как гражданские войны. или колониальные войны.
Негосударственные субъекты — это те, кто демонстрирует определенную степень скоординированной военной организации, но чья идентичность не соответствует государственности. Негосударственные конфликты — это конфликты между двумя или более негосударственными субъектами без участия государства.
С другой стороны, «одностороннее насилие» — это когда один организованный субъект (государственная или негосударственная группа) нападает на людей, не обладающих какой-либо организованной военной способностью защищать себя, как в случае геноцида или «политицида». ‘.
UCDP на основе штатов и Correlates of War Серия не включает такие события. Именно по этой причине они не показывают скачка в 1994 году, который знаменует собой геноцид в Руанде.
Здесь мы представляем определения, используемые в различных источниках по этим трем измерениям.
Включена ли смерть от терроризма в число погибших в результате конфликта?
Предпринимаются также усилия по сбору данных конкретно о количестве людей, умерших в результате актов терроризм — это обсуждается в нашей статье о терроризме.
Как концепция терроризма связана с концепциями конфликта, используемыми в представленных выше данных? В какой степени в эти данные включены смерти от терроризма?
В целом, определения терроризма включают только эпизоды насилия, совершаемые негосударственными субъектами, и определения часто подчеркивают события, когда целью являются гражданские лица или военнослужащие, которые не вооружены или не при исполнении служебных обязанностей. 4
Таким образом, определения смертей в результате конфликта, которые включают как гибель гражданских лиц, так и гибель по вине негосударственных субъектов, будут включать большую часть смертей, обычно приписываемых терроризму. Это верно, например, для серии «UCDP all» на диаграммах, показанных выше. Этот набор данных, например, включает непосредственные смерти, произошедшие в результате терактов 11 сентября в Соединенных Штатах и в повстанческом движении талибов после войны 2001 года в Афганистане.
Однако бывают ситуации, когда случаи смерти, подпадающие под типичные определения терроризма, не могут быть включены даже в широкое определение конфликта UCDP. В частности, как упоминалось выше, система классификации UCDP требует, чтобы негосударственные субъекты имели определенную степень институциональной организации, чтобы событие могло быть включено в ее набор данных. Смерти, вызванные нападавшими, не достигшими этого порога организации, — например, в результате нападений «одиноких волков», совершенных идеологически мотивированными лицами, — не будут включены в данные UCDP, но могут подпадать под общие определения терроризма.
Поскольку смерти в результате конфликтов и терроризма могут быть атрибутированы и сгруппированы в «события» или «эпизоды» по-разному в разных наборах данных, трудно проводить прямые сравнения и точно знать, в какой степени включены смерти, включенные в один набор данных. или исключено в другом. Но поскольку более крупных событий, которые подпадают под типичные определения терроризма — например, те, которые проводятся хорошо организованными группами или являются частью длительных мятежей, — также будут включены в широкие определения конфликта, подобные тем, которые используются UCDP. , к последним, вероятно, относится большинство смертей, обычно приписываемых терроризму.
Источники данных
Программа базы данных конфликтов UPPSALA / Институт исследований мира OSLO- Данные: вооруженные конфликты, нестоятельные конфликты, одностороннее насилие, и боевые оценки
11111111111119
11111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111111.
