Язык и мышление
Язык — главная из знаковых систем человека, важнейшее средство человеческого общения, способ осуществления мышления. К. Маркс, например, назвал язык «непосредственной действительностью мысли». Знак — это внешнее выражение внутреннего содержания предметов и явлений — их значение. Человек — единственное существо, моделирующее внешний мир при помощи знаковых систем. Знаки — это символы таблицы Менделеева, музыкальные ноты, рисунки, имена и т.д. В любом человеческом сообществе люди реагируют на те или иные знаки в соответствии с культурными традициями, ибо формирование знаковой картины мира и восприятие мира в знаковой системе всегда опосредованно культурой. Знаки, выражающие значения явлений могут иметь либо условный, либо реальный характер (например, местные особенности одежды). Условные знаки, в свою очередь, делятся на специальные и неспециальные. Роль неспециального знака может сыграть, скажем, дерево, используемое как ориентир; специальные знаки — это жесты, знаки уличного движения, знаки различия, ритуалы и т.
Важнейшие условные знаки человеческой культуры — это слова. Предметы и явления окружающей действительности редко полностью подвластны человеку, а слова — знаки, которыми мы их обозначаем, подчиняются нашей воле, соединяясь в смысловые цепочки — фразы. Со знаками, со значениями, которые им придаются, оперировать легче, чем с самими явлениями. С помощью слов можно интерпретировать другие знаковые системы (например, можно описать картину). Язык — универсальный материал, который используется людьми при объяснении мира и формировании той или иной его модели. Хотя художник может это сделать и при помощи зрительных образов, а музыкант — при помощи звуков, но все они вооружены, прежде всего, знаками универсального кода — языка.
Язык — это особая знаковая система. Любой язык состоит из различных слов, то есть условных звуковых знаков, обозначающих различные предметы и процессы, а также из правил, позволяющих строить из этих слов предложения. Именно предложения являются средством выражения мысли.
Важно отметить, что связи мыслительных процессов с лингвистическими структурами, широко обсуждается сегодня представителями различных школ и учений философии — структурализмом, постпозитивизмом (лингвистический позитивизм) , герменевтикой и др. Представители постпозитивизма обсуждают, как правило, отношения между мышлением и языком в рамках проблемы духовного и телесного («ментального» и «физического»).
Одним из наиболее активных защитников идеи «экстралингвистического знания» является К.Хуккер. Он исходит из того, что лингвистические структуры — это подкласс информационных структур, поэтому недопустимо, по его мнению, отождествлять мысль и речь. Справедливо отмечая, более широкий характер информационных структур по сравнению с лингвистическими К.Хуккер склонен к абсолютизации их, придания им статуса бытийности. Из этой идеи исходит и другая идея постпозитивизма — о тождестве «ментального» и «физического», эту идею пропагандируют «элининативные материалисты». Они полагают, что «ментальные термины» теории языка и мышления должны быть элиминированы, как ненаучные и заменены терминами нейрофизиологии. Чтобы решить эту задачу, нужно, прежде всего, как они полагают, отвергнуть «миф данного», т.е. утверждение о том, что мы располагаем некоторым непосредственным и мгновенным знанием о собственных «ментальных» процессах. Пожалуй, самым решительным образом отрицает «непосредственно данное» П.Фейерабент.
Заметим, что отрицание «непосредственного данного» означает, что знание существует только тогда, когда оно вербализовано, т.е. выражено словами. Если этот факт «непосредственно данного» признается, то вопрос о его отношении языку и речи решается по-разному. Встречается точка зрения, что непосредственное знание о собственных сознательных состояниях всегда так или иначе вербализовано. Например, Г.Фейгл говорит о наличии сугубо личного языка, с помощью которого субъект выражает для себя указанное знание. Непосредственное знание, прямой опыт он называет «сырыми чувствами». Последние и выступают в форме «личного языка», который в процессе общения переводится на интерсубъективный, обыденный язык.
Эти примеры свидетельствуют о междисциплинарном характере проблемы соотношения языка и мышления и возможности различных трактовок этого взаимодействия.
Можно разделить два способа существования мысли при помощи языка: «живую мысль», т.е. актуально переживаемую данным человеком в данном интервале времени и пространства и «отчужденную мысль», зафиксированную в тексте и т.п. «Живая мысль» — это собственно и есть мышление, реальное онтологическое его развертывание. Оно никогда не бывает абстрактным мышлением, т.е. тем, с которым имеет дело наука. Последнее возможно только в отчужденной от человека форме, например, в компьютере. Реальный процесс мышления, осуществляемый индивидом, есть сложное и динамичное образование, в котором интегрированы многие составляющие: абстрактно-дискурсивные, чувственно-образные, эмоциональные, интуитивные. К этому следует добавить непременную включенность в процесс мышления целеобразующих, волевых и санкционирующих факторов, которые исследованы пока крайне слабо.
Мышление как реальный процесс представляет собой одну из важных форм активности сознания. Поэтому оно не может быть адекватно описано и понято вне содержательно-ценностных и структурных характеристик сознания. Будучи сознательной деятельностью, мышление органически связано с информационными процессами, протекающими на бессознательно-психическом уровне. По-видимому, правильнее было бы даже сказать, что реальный процесс мышления осуществляется в едином сознательно-бессознательно-сознательном психическом контуре, анализ которого является специальной и весьма сложной задачей. Поэтому мы ограничиваемся уровнем сознания, включая рассмотрение тех его периферийных областей, где постепенно меркнет свет рефлексии.
Мышление как активный, целенаправленный процесс осуществляется сознательно, является формой деятельностного сознания. А это указывает на факт оценочной регуляции (саморегуляции) мыслительного процесса.
Следует различать общении с другими и общение с собой. Особенность общения с собой состоит в том, что оно протекает в интроспективном плане и существенно отличается по характеру вербализации от общения с другими. Характерно, что общение с другими включает множество невербальных средств коммуникации и понимания (жест, пауза, ритм, мимика, выражение глаз и т.д.). Не исключено, что развитие человеческой коммуникации пойдет по линии увеличения удельного веса этих элементов в общении и со временем, следуя предсказаниям писателей-фантастов, мы станем телепатировать. Но пока язык остается уникальным всеобщим способом коммуникации.
Логично предположить, что общение с самим собой осуществляется через использование средств невербальной коммуникации.
Каждый знает это состояние — «знаю, понимаю, а сказать не могу». А вот как это состояние выразил Фет:
Как беден наш язык! — Хочу и не могуНе передать того ни другу, ни врагу,
Что буйствует в груди прозрачною волною.
Напрасно вечное томление сердец,
И клонит голову маститую мудрец
Пред этой ложью роковою.
Целесообразно выделить два уровня внутреннего говорения — еще не вербализованный и уже вербализованный — именно его принято именовать внутренней речью. Внутренняя речь включает различные степени словесной оформленности мысли и , следовательно, она всегда характеризуется, по крайней мере, первичной словесной оформленностью, затем преобразуется, достигая большей адекватности.
Несовпадение «живой мысли» с внутренней речью, сложность процесса вербализации мысли и др. позволяет подвергнуть сомнению общепринятую трактовку языка как прародителя мышления. Исследования психологов, физиологов, лингвистов, языковедов и философов подтверждают тот факт, что язык и мышление связаны тысячами нитей и взаимопереходов.
Они не могут существовать друг без друга. Речь без мысли — пуста, мысль без речи — нема, а, следовательно, не понята. Но было бы ошибкой отождествлять одно с другим, ибо мыслить не значит говорить, а говорить не всегда значит мыслить, хотя речь была и остается главным условием и способом осуществления мышления.
Мышление и речь
- Классификация явлений мышления
- Коротко о мышлении
- Мыслительные операции
- Общие закономерности мышления
- Определение мышления
- Определение речи
- Психологические основания мыслительных процессов
- Сущность мышления
Язык или мышление, вот в чем вопрос
10.12.2021
Поделитесь с друзьями
В прошлом материале мы познакомились с когнитивными науками, подробно узнали о том, как устроен процесс познания и даже смогли пофантазировать на тему сверхчеловеческих способностей.
Теперь же узнаем, каким образом связаны язык и наше мышление. О различиях билингвов и полиглотов, особенностях восприятия реальности и количественном пределе знания языков, — рассказывает Кирилл Решетников, кандидат филологических наук, доцент кафедры культурологии и социальной коммуникации, научный сотрудник лаборатории историко-культурных исследований ШАГИ ИОН РАНХиГС. Кирилл Решетников, кандидат филологических наук, доцент кафедры культурологии и социальной коммуникации, научный сотрудник лаборатории историко-культурных исследований ШАГИ ИОН РАНХиГС
— Начнем с немного философского вопроса. В книге «Язык как инстинкт» Стивен Пинкер пишет, что у племени хопи, проживающего на северо-востоке Аризоны, в языке нет слов, которые описывали бы время. Люди этого племени определяют его по происходящим вокруг них изменениям (смена дня и ночи, климата). Если отталкиваться от этого примера, то что, по-Вашему, первично: мышление или язык?Прежде всего замечу, что к таким наблюдениям определенных исследователей над языком стоит относиться с известной долей осторожности.
Иногда может оказаться, что интерпретация особенностей какого-либо языка как уникальных и свидетельствующих об «альтернативной» модели мышления – не более чем авторский взгляд, больше говорящий об авторе, нежели о рассматриваемом объекте. В глагольной системе языка хопи мы действительно обнаруживаем не привычную для носителей английского или французского систему времен, а систему видовых (аспектуальных) и модальных форм. Но, во-первых, языков, где глагол устроен аналогичным образом, довольно много, а во-вторых, в свете уточненных данных тезис о полном отсутствии в хопи слов для выражения времени приходится пересмотреть. Как уже не раз отмечалось, мифом оказываются и знаменитые сто слов для обозначения снега в эскимосских языках. На самом деле, к примеру, у гренландских эскимосов разными словами называются падающий снег и порядка десяти (но отнюдь не сто) видов снега уже выпавшего, т. е. лежащего на земле. Лексически выраженное различие между падающим и лежащим снегом на первый взгляд кажется экзотикой, но давайте вспомним хорошо известные нам слова для двух аналогичных состояний воды: дождь и лужа.
С другой стороны, в русском и прочих европейских языках все же есть такое лексически закрепленное понятие, как снегопад. Если говорить о лежащем снеге, то разные его «сорта» и формы (свежевыпавший снег, старый слежавшийся снег, сугроб и некоторые другие) в большинстве случаев обозначаются в гренландском эскимосском производными или словосочетаниями на базе одного и того же корня. Между прочим, русскому языку также не чужда некоторая детализация применительно к лежащему снегу и льду: у нас есть, к примеру, такие слова, как наст и шуга, а при изучении диалектных словарей мы обнаружим, что этот лексический пласт еще более обширен. Наконец, еще одно эскимосское слово, которое упоминалось среди пресловутых «слов для снега», в действительности означает не снег, а пургу или вьюгу. Рассматривая подобные случаи, можно прийти к выводу, что картина реальности, отраженная в «экзотических» или просто малознакомых нам языках, не так уж непостижима и далека от нашей. Что же касается вопроса об исторической связи языка и мышления, то вкратце можно ответить следующим образом.
Язык – это продукт определенной системы анализа и категоризации действительности, а система эта, очевидно, на ранних этапах имела невербальные формы. С другой стороны, языковая концептуализация не просто влияет на мышление, а оказывается во многом определяющей для весьма изощренных и фундаментально важных его образцов. Вспомним хотя бы вот какой неоднократно приводившийся пример: в древнегреческом языке существует несколько отдельных слов, как минимум четыре, которые относятся к разным аспектам понятия, в современном русском чаще всего единообразно выражаемого словом «любовь». Такая высокая степень «разработанности» данного лексико-семантического поля в греческом, несомненно, отразилась на развитии не только античной философии, но также христианского мировоззрения и всей европейской культуры. Любой человек существует в той или иной языковой и культурной среде, поэтому определенные базовые концепты, на которые он ориентируется, формируются через национальный или этнический язык. В то же время присущие нам частные особенности невербального мышления – визуального, символического, абстрактного – влияют на нашу личность, а значит и на наш индивидуальный языковой узус.
Получается, что как в общей исторической перспективе, так и применительно к развитию конкретного человека язык и мышление влияют друг на друга.— Выходит, понятийные системы разнятся от одного языка к другому. Как в таком случае можно объяснить тот факт, что в русском языке есть слово «голубой» для обозначения соответствующего цвета, а в английском отдельное слово для этого оттенка отсутствует? В норвежском «хюгге» означает внимание к простым вещам, способность радоваться им и приумножать, а японское «икигай» – это ощущение собственного предназначения в жизни. Как подобные языковые различия влияют на восприятие реальности? И как в этом смысле мышление помогает нам отождествлять слово с образом?
Что касается цветообозначений, то они разнятся от одного языка к другому. Известны системы, где в сфере лексических наименований не различаются даже синий и зеленый. С другой стороны, есть языки, имеющие специальные слова для таких частей спектра, которые у нас считаются лишь оттенками, а также языки, где на уровне слов спектр делится вообще совершенно иначе, чем в русском или английском.
Влияет ли это на восприятие реальности? И да, и нет. Если, скажем, английский переводчик будет иметь дело с литературным произведением на русском языке, где в силу каких-то деталей сюжета или с точки зрения образной системы окажется важным различие между синим и голубым, то он найдет, как это различие передать. То же самое относится и к специфическим культурно-цивилизационным концептам типа тех, которые вы упомянули. Отсутствие некоторой лексической концептуализации в одном языке и ее использование в другом не означает невозможность передачи соответствующих понятий и противопоставлений в том языке, где они на словарном уровне стандартно не представлены. Соответственно, даже весьма существенная дистанция между теми «матрицами», которые накладываются разными языками на одни и те же фрагменты реальности, не становится фатальным препятствием для перевода и межкультурной коммуникации.
Один из интересных примеров, которые можно привести в этой связи, приводит нас в ту точку, где пересекаются лексика и грамматика.
Речь о языках, где есть категория грамматического рода, в том числе о хорошо известных нам европейских. Предположим, русскоязычный детский писатель или мультипликатор создает историю, герои которой – столовые приборы и кухонные принадлежности. Вилка и ложка в русском языке женского рода, так что это будут, скорее всего, женские персонажи, а нож мужского, поэтому он станет господином с мужской внешностью и мужским именем. Если же представить себе нечто подобное в исполнении немца или испанца, то все будет несколько иначе. В испанском ложка тоже женского рода, но вилка (el tenedor) – уже мужского, как и нож. В немецком, наоборот, вилка того же рода, что и в русском, но мужским родом характеризуется ложка (der Löffel), а нож вообще относится к среднему роду (das Messer). Если ставится задача перевести сказку или мультик такого типа с одного из упомянутых языков на другой, то возникают некоторые трудности, потому что персонажи уже созданы и наделены гендерными признаками, соотносящимися с родовыми характеристиками соответствующих слов в исходном языке.
Однако такие специфические, локальные «зазоры» между разными языковыми картинами мира не приводят к появлению непреодолимых ментальных барьеров.
— А как устроено мышление тех, кто владеет несколькими языками: билингвов, полилингвов, полиглотов? В чем разница между ними?
Здесь важно понимать, что существуют не только различия между билингвами и полиглотами, но и, в частности, «внутренние» различия между билингвами. Принято различать три разновидности билингвизма. К примеру, вы в совершенстве владеете родным языком, а второй знаете достаточно хорошо, но не так, как родной. В таком случае второй язык будет находиться как бы в подчиненном положении относительно первого. Если вам нужно будет перевести что-либо с какого-то другого языка на ваш второй язык, вы, как правило, сначала будете переводить на родной. Подобный билингвизм принято называть субординативным. Бывает так, что человек одинаково хорошо знает два языка, но при этом они для него четко разделены, у каждого из них имеется свой отдельный семантический словарь, свой набор концептов.
Носитель последовательно переключается с одной системы на другую. Такой билингвизм называется координативным. Существует также смешанный билингвизм, когда присутствует единая система, единая понятийная основа и, говоря на двух языках, человек как бы выражает одно и то же разными лексически и грамматическими средствами. Исходя из этого легко (или, наоборот, трудно) представить себе, сколь разнообразной может быть картина в случае владения более чем двумя языками. Соответственно, ответ на вопрос о разнице между двуязычными и многоязычными людьми может выглядеть по-разному в зависимости от того, о каком именно билингвизме и о каком полилингвизме идет речь.
— Нужно ли обладать особым мышлением, чтобы изучить несколько языков?
Бывает так, что знание нескольких языков обусловлено жизненными обстоятельствами. Показателен в этом смысле случай писателя Элиаса Канетти. Он происходил из старинного сефардского рода, поэтому первым его языком был ладино – разновидность испанского, на которой традиционно говорили сефарды (испанские евреи).
Однако будущий писатель с самых ранних лет знал также болгарский, поскольку его семья жила в Болгарии, в многонациональном портовом городе Русе (Рущук), где Канетии, собственно, и родился. Прожив ребенком год в Англии, он выучил английский и французский, а на немецком, который впоследствии стал его основным языком и языком его прозы, заговорил лишь в 12 лет, переселившись вместе с матерью в Вену. Кстати, дед Канетти, по некоторым сведениям, знал чуть ли не 17 языков, предпосылкой к чему была, возможно, схожая «кочевая» биография. Это лишь один из многочисленных примеров того, как человек, живущий в смешанном окружении или перемещающийся из одной языковой среды в другую, становится многоязычным не только в силу своих склонностей, но прежде всего в силу внешних факторов. Однако вопрос о том, с какой именно многоязычностью мы имеем дело, заслуживает отдельного рассмотрения в каждом конкретном случае.
Кроме того, в социолингвистике существуют такое важное понятие, как диглоссия (данный термин, впервые использованный в его нынешнем значении греческим писателем Эммануилом Роидисом, был введен в мировой научный обиход американским лингвистом Чарльзом Фергюсоном).
Это своего рода национальное, коллективное двуязычие, чаще всего основанное на двух разновидностях одного языка или на двух родственных языках (впрочем, в настоящее время известны и примеры диглоссии на базе неродственных языков). Выбор между языками здесь конвенционален и ситуационно мотивирован: один из языков, часто описываемый как высокий, используется в официальных, регламентированных ситуациях, в сфере образования и администрирования, в законодательных органах, в парламенте, в медиа и т. п., а другой язык, которому в рамках социолингвистической интерпретации условно приписывается статус низкого, носит характер неофициального и обиходного. Такая картина наблюдается, скажем, в немецкой Швейцарии и во многих арабских странах. В контексте нашего разговора заслуживает внимания тот факт, что при диглоссии все члены соответствующего языкового сообщества являются, строго говоря, двуязычными.
— А если говорить о количестве иностранных языков, которые может освоить человек, то существует ли здесь какой-то предел?
Тут важно понимать, что значит «освоить».
Например, американский лингвист Эдвард Вайда владеет значительным количеством языков, в том числе и русским. Однако свое владение монгольским, гавайским, навахо и целым рядом других языков он в своем академическом резюме характеризует как «limited fluency» (прим. ред. ограниченная беглость). То есть он может объясниться на монгольском, но не знает его на уровне носителя. Выучить много языков возможно, но если не применять их на практике, то о многоязычии можно будет говорить лишь условно.
— Существует ли оптимальный возраст, когда стоит начать изучение иностранных языков?
Я думаю, что это индивидуально. Известны случаи, когда люди в полной мере овладевают иностранным языком в относительно позднем возрасте. Вспомним Милана Кундеру, чешский писателя, который на протяжении десятилетий писал только на своем родном чешском и лишь в весьма зрелом возрасте начал писать по-французски. Полагаю, что французский он осваивал в течение жизни и наконец освоил так, что смог стать франкоязычным писателем.
Тут также важно уточнить, для каких целей мы изучаем иностранный язык. Если мы говорим об изучении иностранного языка как о хобби, то особых возрастных ограничений я не вижу. Если же рассматривать академический, исследовательский подход к изучению языка, то в зрелом возрасте, вероятно, можно добиться даже бОльших успехов.
— Бывает так, что родители с самого рождения ребенка начинают разговаривать с ним на двух или более языках. Правилен ли, по-Вашему, такой подход?
Здесь важен вопрос о том, с какой целью они это делают. Ситуации, когда с ребенком разговаривают на нескольких языках, могут быть связаны с этническими или региональными особенностями. Например, везде разговаривают на русском, а родной язык членов семьи удмуртский. Чтобы сохранить свой язык, родители начинают разговаривать с детьми на удмуртском. В таком случае внутренняя «языковая политика» семьи направлена на сохранение этнического языка. Если же очевидных внешних предпосылок к тому, чтобы разговаривать с ребенком на другом языке, нет, то необходимо оценить, насколько хорошо родители владеют иностранном языком, не делают ли ошибок.
После этого уже есть смысл говорить о том, целесообразно ли общаться с ребенком на нескольких языках.
— Продолжая тему изучения языка в раннем возрасте, обратимся к такому вопросу: как ребенку, который еще не пошел в школу и не столкнулся с грамматическими тонкостями языка, успешно удается использовать временные конструкции? Чувство языка и времени — это то, что условно, заложено в нашем сознании с рождения?
Это определенная языковая система, которую мы усваиваем в раннем возрасте. Помимо времени, существуют другие категории. Например, категория определенности, которая отсутствует в русском, но есть в английском или французском, а также особые синтаксические правила, связанные с актуальным членением предложения. Про подобные категории тоже можно спросить, заложены ли они у нас в сознании. Выясняется, что они заложены у тех, кого научили соответствующему языку. Это некая система, которая «инсталлируется» в наше сознание при определенных условиях.
— В завершении беседы поделитесь советом о том, как лучше запоминать слова? Например, если несколько раз повторить одно и то же новое слово или предложение (к примеру, при изучении иностранного языка), то оно запомнится лучше или же со временем забудется? И на сколько принцип повторения эффективен?
Основываясь на собственном опыте, могу сказать, что повторять полезно, но всегда лучше помещать слова в функциональный, ситуационный контекст.
Например, когда речь заходит о тех или иных случаях неполной синонимии, отсутствующих в нашем родном языке. Суть подобных различий можно уяснить, сталкиваясь с большим количеством ситуаций, контекстов, где имплицитно явлены смысловые особенности соответствующих слов.
Круглый стол «НЦМУ: единство традиций и инноваций — залог эффективных научных достижений»
Связь между языком и мышлением
Автор — Литературная школа
21 января 2021 г.
Что такое мысль?
Согласно Р.А. Хадсон в своей книге «Социолингвистика» (1980) термин «мышление» охватывает ряд различных видов психической деятельности и лежит в области познавательной психология. Мысль — это психический процесс. Например, такие слова, как вода, масло, поплавки и т. д. — разные понятия и различаются в зависимости от наших мысли.
Отношение Язык и мышление
Представление о том, что
язык определяет мысль и находится под влиянием мысли, имеет долгую историю в
Различные поля.
Мысль приходит первой, и язык является ее выражением.
мысль. Например, человек использует слово «вода», потому что он/она уже имеет
мысленный образ относительно этого, независимо от его имени. Язык помогает
передавать наши мысли и является инструментом для общения. Есть определенные
дебаты о том, что язык влияет на наши мысли или порок
наоборот
Теории о отношения между языком и Мыслью
Наиболее значимые Теория в объяснении отношений между языком и мышлением является Гипотеза Сепира-Уорфа (названа в честь американского лингвиста Эдварда Сепира и его студент Бенджамин Ли Уорф). Есть две версии этой гипотезы; один версию, рассуждающую о влиянии языка на мышление и др. мысль о освоении языка. Существуют две основные гипотезы, сформулированные Браун и Леннеберг сами по себе.
- Мир по-разному переживается и воспринимается в различные языковые сообщества
- Язык вызывает особую когнитивную структуру.
Сапир Короткий Гипотеза:
Во-первых, самые
значимая теория объясняет взаимосвязь между мыслью и языком.
Гипотеза Сепира Уорфа. Сильная версия гипотезы Сепира-Уорфа
на основе языкового детерминизма. Он утверждает, что люди из разных культур
думают по-разному из-за различий в их языках. Термин подразумевает
что люди, говорящие на разных языках в качестве родных,
различные мыслительные процессы. В русском языке есть два слова для разных
оттенки синего, а русскоязычные быстрее различают
оттенков, чем носители английского языка. Слабая версия Сепира-Уорфа
Гипотеза основана на лингвистической относительности. Он касается влияния
язык на мыслительный процесс. Язык, на котором мы говорим, влияет на то, как мы думаем и
действовать. Разные слова означают разные вещи на разных языках; не каждый
слово в каждом языке имеет точный перевод один к одному в другом
язык. Наиболее часто цитируемым примером лингвистической относительности является пример
как эскимосы-инуиты описывают снег. В английском есть только одно слово для обозначения снега.
но в языке инуитов для описания снега используется много слов: «мокрый снег»,
«липкий снег», «морозный снег» и так далее.
Другие теории:
Во-вторых, теория Хомского. Теория имеет дело с тем, как языки содержат сходные структуры и правила (а универсальная грамматика), и тот факт, что дети везде усваивают язык так же и без особых усилий; Гипотеза врожденности. В-третьих, согласно Когнитивный детерминизм Пиаже Дети могут мыслить определенным образом, тогда они разработал язык для описания этих мыслей. Наконец, Выготский также представляет теорию когнитивного развития, подчеркивая, как обучение предшествует разработка; дети учатся через социальное взаимодействие, которое включает в себя совместный и совместный диалог с кем-то более опытным в решении задач они пытаются учиться.
Заключение:
Основная цель язык должен передавать мысли от одного ума к другому разуму. Это просто используемый для выражения наших мыслей, а также форма языка определяет нашу мыслительный процесс.
Предоставлено, Syeda Areeba Fatima
ЧИТАЙТЕ ТАКЖЕ, Definitions of Speech Community
Теги
Психолингвистика
Отношения между языком и мыслью — 527 слов
Теории языкового развития
Существует несколько теорий, объясняющих языковое развитие.
Они включают бихевиористские объяснения, нативистские объяснения и интеракционистские объяснения. В этой статье делается попытка дать объяснение теорий языкового развития.
Нативистская теория
Эта теория была предложена Ноамом Хомским, американским философом и ученым. Эта теория предполагает, что люди биологически запрограммированы на получение знаний. По данным Шаффера и др. (2009 г., стр. 47), LAD обладает грамматическими знаниями, присутствующими во всех языках, и LAD является общим для всех людей.
Объяснения бихевиористов
Эта теория предполагает, что все дети получают знания, используя простые принципы обусловливания. Его выдвинул Скиннер. Скиннер (1984, стр. 547) объяснил, что все, что может сделать организм, следует описывать как поведение. Далее теория гласит, что дети часто имитируют звуки, издаваемые взрослыми. (Каммингс и Аллен, 2000)
Интеракционистская теория
Эта теория предполагает, что развитие и совершенствование языка представляет собой сочетание экологических и биологических воздействий (Tripod, 2010, para.
1). Его предложил Жан Пиаже. Важно отметить, что этот подход представляет собой компромисс между поведенческой и нативистской теорией (Lewis, 2010, para 9).
Обсуждения
Что касается случая с Меган, то правда, родители не тратят много времени на обучение детей грамматике. Возможно, эти родители настолько поглощены своей карьерой, что у них почти не остается времени, чтобы общаться со своими растущими детьми. Когда ребенок делает грамматические ошибки при построении предложения, родитель игнорирует его, но если ребенок произносит грамматически правильное предложение, родитель подкрепляет его.
В случае с Дженнифер теория рождения предполагает, что способность человека изучать языки отделена от общего интеллекта. Что касается теории взаимодействия, родители разговаривают с детьми не так, как со взрослыми людьми. Теория бихевиоризма опирается на положительный или отрицательный опыт как на инструмент для изучения языков.
Отношения между языком и мыслью
Язык и мысль связаны, потому что природа мысли часто формируется языком в соответствии с теорией лингвистической относительности (Carrol, 1997, с.
47).
Уорф пришел к выводу, что у инутов в Канаде восприятие отличается от английского. Однако это подверглось критике со стороны других ученых, например, исследование Элеоноры Рош, посвященное людям дани из Папуа-Новой Гвинеи, показало, что они не сталкивались с проблемами различения цветов (Rosch, 1978, стр. 328).
По ее словам, люди мало полагаются на абстрактные определения категорий. Некоторые исследования предполагают, что обработка цвета может влиять на речь, так что существует тенденция к обобщению. Например, когда некоторые культуры распознают несколько цветов, как другие культуры (Roberson, Davidoff, Davies & Shapiro, 2004).
Обсуждения
Что касается Тайлера, то, несомненно, теории говорят о том, что язык и мышление похожи, так что язык используется для выражения мыслей человека. Бенджамин Уорф внимательно изучал языки коренных американцев, когда его не было на работе, и пришел к выводу, что у снега разные названия, однако позже это было оспорено другим исследователем.
В случае с Дженнифер очевидно, что вы не согласны с Бенджамином Уорфом в его исследовании, которое показало, что люди по-разному называли снег. Вы пришли к выводу, что язык и мышление связаны, и привели пример Мундуруку из Амазонии. Я согласен с тем, что в большинстве культур есть определенные слова для обозначения определенного вкуса, например сладости.
Список литературы
Кэрролл, Дж. (1997). Язык, мысль и реальность: избранные произведения Бенджамина Ли Уорфа . Кембридж, Массачусетс: Technology Press Массачусетского технологического института.
Камминс, Д., и Аллен, А. (2000). Эволюция разума. Нью-Йорк: Издательство Оксфордского университета.
Льюис, с. (2010). Как дети учат язык? Теории языкового развития пытаются объяснить . Веб.
Роберсон Д., Давидофф Дж., Дэвис, И.Р. &Шапиро, Л.Р. (2004). Цветовые категории: свидетельство гипотезы культурной относительности. Сознание психол . Том. 50, выпуск 4.