Жан жак руссо рассуждения: Рассуждение Жан-Жака Руссо о науках и искусстве — История зарубежной литературы XVIII века — Литература — Каталог статей

Содержание

Жан-Жак Руссо ★ Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми читать книгу онлайн бесплатно

Здесь есть возможность читать онлайн «Жан-Жак Руссо: Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми» — ознакомительный отрывок электронной книги совершенно бесплатно, а после прочтения отрывка купить полную версию. В некоторых случаях присутствует краткое содержание. категория: Старинная литература / Философия / literature_19 / на русском языке. Описание произведения, (предисловие) а так же отзывы посетителей доступны на портале. Библиотека «Либ Кат» — LibCat.ru создана для любителей полистать хорошую книжку и предлагает широкий выбор жанров:

любовные романы фантастика и фэнтези приключения детективы и триллеры эротика документальные научные юмористические анекдоты о бизнесе проза детские сказки о религиии новинки православные старинные про компьютеры программирование на английском домоводство поэзия

Выбрав категорию по душе Вы сможете найти действительно стоящие книги и насладиться погружением в мир воображения, прочувствовать переживания героев или узнать для себя что-то новое, совершить внутреннее открытие. Подробная информация для ознакомления по текущему запросу представлена ниже:

Описание
Другие книги автора
Правообладателям
Похожие книги

Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми: краткое содержание, описание и аннотация

Предлагаем к чтению аннотацию, описание, краткое содержание или предисловие (зависит от того, что написал сам автор книги «Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми»). Если вы не нашли необходимую информацию о книге — напишите в комментариях, мы постараемся отыскать её.

«Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми, Сочиненное г. Ж. Ж. Руссо» – сочинение выдающегося французского мыслителя и писателя Жан-Жака Руссо (франц. Jean-Jacque Rousseau, 1712-1778). *** Неравенство, по мнению автора, должно быть уничтожено в государстве, где частные лица располагают общей информацией друг о друге. Мировую известность прозаику принесли произведения «Новая Элоиза, или Письма двух любовников», «Руссовы письма о ботанике», «Семь писем к разным лицам о воспитании», «Философические уединенные прогулки Жан Жака Руссо, или Последняя его исповедь, писанная им самим», «Человек, будь человечен», «Общественный договор», пьеса «Пигмалион» и стихотворение «Fortune, de qui la main couronne». Жан-Жак Руссо прославился как выдающийся деятель эпохи Просвещения и человек широкого кругозора. Его сочинения по философии, ботанике и музыке глубоко ценятся современниками во Франции и во всем мире.

Жан-Жак Руссо: другие книги автора

Кто написал Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми? Узнайте фамилию, как зовут автора книги и список всех его произведений по сериям.

Уважаемые правообладатели!

Эта книга опубликована на нашем сайте на правах партнёрской программы ЛитРес (litres.ru) и содержит только ознакомительный отрывок. Если Вы против её размещения, пожалуйста, направьте Вашу жалобу на [email protected] или заполните форму обратной связи.

Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми — читать онлайн ознакомительный отрывок

Ниже представлен текст книги, разбитый по страницам. Система сохранения места последней прочитанной страницы, позволяет с удобством читать онлайн бесплатно книгу «Рассуждение о начале и основании неравенства между людьми», без необходимости каждый раз заново искать на чём Вы остановились. Поставьте закладку, и сможете в любой момент перейти на страницу, на которой закончили чтение.

Шрифт:

↓

↑

GeorgiaGeorgiaTahomaArialVerdanaSymbol

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

1234567…60

РАССУЖДЕНИЕ О НАЧАЛЕ И ОСНОВАНИИ НЕРАВЕНСТВА МЕЖДУ ЛЮДЬМИ,

Сочиненное Ж. Ж. Руссо

Перевел Павел Потемкин

Сиятельнейший Граф, Милостивый Государь!

Я имею честь приписать Вашему Сиятельству перевод Рассуждение о Неравенстве Между Людьми. Признаюсь и что такое приношение мало в рассуждении Вас; но ведаю я то, что свойство великих душ, есть рассматривать чистосердечие, а не важность приношения, и что всякая жертва для них приятна: а как я не имею средства лучшего принести мою благодарность за благоволение Вашего Сиятельства о первом моем переводе, то чтобы чувствования оной не остались без засвидетельствования, предпринял я в знак того признания, которым я вам обязан посвятить книгу сию Вашему Сиятельству.

Сочинителя сего рассуждения славится тем, что родился он в такой стране, в которой может свободно объявлять мнения свои: когда бы он мог предусмотреть сие цветущее состояние России, в котором мы ныне под благословенною держаною Премудрой нашей Монархини находимся, то без сомнения оставил бы он свои похвалы.

Бывали такие времена в России, в которые гордость была предметом людей занимающих высокие степени, в которые управляющие, стараясь удержать в наивысшем порабощении прочих, не допускали не только говорить, о каких-либо обстоятельствах, но и запрещалось упоминать об истинных мнениях. Сии времена с мрачностью тех грубых веков протекли, а цветущее состояние, ныне вознесенное на толь высокую степень России, доказывает, что не принуждение, но добродетель умножает усердие к монархам истинную преданность к общей пользе, и венчает всякое благосостояние народное.

Благополучны мы по истине, что рождены в такой век, в которой просвещение блистает в совершенной своей славе, в которой добродетель беспримесная процветает, распространяется и торжествует, в которой благоволением нашей МОНАРХИНИ, век свой бессмертною славою увенчающийся, каждый сын благополучной нашей страны пользуется, и щедротами ее наслаждается.

Сие изливающееся блаженство на часть толь знатную человеческого рода, служит к славе Вашего Сиятельства. Вы, исполняя знаменитые труды свои в доверенных Вам делах, споспешествуете намерениям премудрой нашей Государыни. Слава, с какою Вы все то исполняете и добродетельные Вашей души свойства, обязывают всех чувствовать, колико мы Вами одолжены: ибо должность есть каждого сына отечества иметь признание к пекущимся толь знаменито о пользе общества.

За благо примите, Милостивой Государь, сие мое приношение, как знак того признания, которое меня принуждает прославлять Ваши добродетели, и наполняет сердце мое тою искренностью и глубочайшим почтением, с каким я имею честь быть,

Сиятельнейший граф, Милостивый государь

Вашего сиятельства покорный слуга Павел Потемкин.

ПРЕДИСЛОВИЕ

Самое полезное и меньше всех известное из человеческих знаний, кажется мне, есть о человеке[1] и я осмелюсь сказать, что единая надпись храма Делфийского содержала в себе наставление гораздо нужнейшее и гораздо труднейшее всех великих нравоучительных книг. И так, я почитаю содержание сего рассуждения, за один из самых нужных вопросов, какие философия может предлагать, и по несчастью для нас, за один из самых труднейших, которые Философ решишь может: ибо, как можно познать источник неравенства между людей, если не начнешь познанием их самих? И как человек дойдет совершенно до того, чтоб мог видеть себя таким, как природа его устроила, сквозь все перемены, которые многое продолжение времен и вещей долженствовали произвести в его начальном состоянии, и различить то, что имеет от собственного своего основания, с тем, что обстоятельства и приращения его приобщили от себя к первобытному его состоянию, или в нем переменили? Подобно статуе Глаукуса, которую время, море и бури столько обезобразили, что уже она больше представляла лютого зверя, нежели Бога. Душа человеческая, изменившаяся посреди общества чрез тысячу разных причин, непрестанно возрождающихся, чрез приобретение знаний и заблуждений, чрез перемены произошедшие в сложении тел, и чрез непрестанное сражение страстей, преобразила, так сказать, вид свой, даже до того, что почти стала непознаваема; и вместо существа Действующего всегда по известным и непременным основаниям, вместо сея небесные и величественные простоты, которую Творец в нее впечатлил, находится в ней только безобразное противоположение страсти, которая о себе мнит, будто она рассуждает, и разума, который безумствует.

1234567…60

Шрифт:

↓

↑

GeorgiaGeorgiaTahomaArialVerdanaSymbol

Сбросить

Интервал:

↓

↑

Закладка:

Сделать

Руссо «О происхождении неравенства» – краткое содержание

читайте на нашем сайте статьи краткую и более подробную биографии Жана-Жака Руссо

Когда академия города Дижона в 1754 г. предложила на конкурс свою вторую тему – о происхождении неравенства между людьми, Руссо тем более должен был за нее ухватиться, что уже в первом рассуждении одним из наиболее опасных следствий образования он поставил неравенство, возникающее из того, что талант предпочитается добродетели, а в ответе польскому королю уже объявил неравенство источником всех общественных зол: от него произошло богатство, от богатства – роскошь и праздность, а уже от последних – науки и искусства.

Исходным пунктом трактата Жана-Жака Руссо «О происхождении и основаниях неравенства между людьми» служит положение о равенстве всех людей по естественному праву, ибо если по природным свойствам или возрасту и существуют неравенства в естественном состоянии, то здесь они еще не влекут за собою тех последствий, каковыми являются богатство, почести и власть. В этом сочинении Руссо сделал попытку изобразить первобытное состояние людей и возникновение гражданского общества: все его симпатии на стороне первого, а второе рисуется, наоборот, как какое-то падение, как утрата человеком его первоначального блаженства, соединенного с жизнью лишь одною животною стороною людской природы и одними естественными ощущениями и инстинктами, – в естественном состоянии все добродетели, в гражданском – одни пороки!

Портрет Жана-Жака Руссо. Художник М. К. Латур

По мнению Руссо, от животных человек отличается не столько разумом, сколько свободной волей, да способностью к совершенствованию, которую Руссо считает, однако, источником всех бедствий рода человеческого: без этой роковой способности человек вечно пользовался бы «спокойными и невинными днями» первобытного состояния. Само сознательное существование (état de réflexion) казалось Руссо противоестественным, и человек, который рассуждает – извращенным животным (un animal dépravé). В трактате о происхождении неравенства Руссо в таких чертах и такими вдохновенными красками изображал жизнь первобытных людей, еще мало отличавшихся от животных, и жизнь современных нам дикарей, что Вольтер, прочитав этот трактат, пожелал в шутку стать на четвереньки и убежать в лес.

«Первый, – говорит Руссо, объясняя возникновение общества, – первый, кто, огородив кусок земли, выдумал назвать его своим и нашел таких простаков, которые ему поверили, был истинным основателем гражданского общества. Сколько преступлений, сколько войн, сколько убийств, сколько бедствий и ужасов отвратил бы от человеческого рода тот, кто, вырвав шесты и засыпав канаву, закричал бы себе подобным: берегитесь слушать этого обманщика! вы погибли, раз вы забудете, что плоды принадлежат всем, а земля никому»… «Пока, – читаем мы несколько далее, – люди довольствовались грубыми хижинами, пока они пользовались, как одеждой, звериными шкурами, сшиваемыми при помощи рыбьих костей, украшали себя перьями и раковинами, расписывали свое тело разными красками. .. словом, пока они предавались работам, которые могли делаться одним человеком, и довольствовались искусствами, не требовавшими соединения многих рук, они жили свободными, здоровыми, добрыми и счастливыми, насколько были к этому способны от природы, и продолжали пользоваться прелестью независимых взаимных отношений; но лишь только один человек почувствовал нужду в другом, лишь только стали примечать, что хорошо одному располагать пищею для двоих, равенство исчезло, водворилась собственность, обширные леса превратились в веселые поля, которые нужно было теперь орошать потом людей и на которых вскоре увидели всходы рабства и нищеты, возраставшие вместе с посевами хлеба».

В числе следствий такого переворота, создавшего неравенство богатых и бедных, Руссо указывает на всеобщую войну и необеспеченность, когда, наконец, «богатый, вынужденный необходимостью, создал самый обдуманный, какой только когда-либо приходил в человеческую голову, план – употребить в свою пользу силы как раз тех людей, которые на него нападали, превратить в своих защитников прежних противников, внушить им иные правила и дать им другие учреждения, которые были бы настолько же для него благоприятны, насколько, наоборот, было против него естественное право». И вот Руссо вкладывает богачу в уста такого рода слова: «соединимся, чтобы защищать слабых от притеснений, обуздывать честолюбцев и обеспечивать за каждым то, что ему принадлежит; установим правила правосудия и мира, с которыми все должны были бы сообразоваться… Соединим свои силы в одной высшей власти, чтобы она нами управляла на основании мудрых законов, охраняла и защищала всех членов союза, отражала общих врагов и поддерживала между нами общее согласие». Но, думает Руссо, выгодную сторону соединения увидели все, а то, что можно было обратить во зло, предусмотрели лишь те самые люди, которые могли извлекать выгоды как раз из опасной стороны союза, утверждавшего и освящавшего неравенство. «Таково было или должно было быть происхождение общества и законов, приготовивших новые путы для слабого и давших богатому новые силы, безвозвратно разрушивших естественную свободу, установивших навсегда закон собственности и неравенства, сделавших неоспоримое право из ловкого захвата и подчинивших навеки ради выгоды нескольких честолюбцев весь род человеческий труду, рабству и нищете».

Затем Руссо говорит о происхождении правительства. Внутренние беспорядки в рождавшемся обществе принудили людей «вручить отдельным лицам опасный залог общественной власти» с обязанностью блюсти за тем, чтобы постановления народа приводились в исполнение. Конечно, «народы поставили над собою начальников для охраны своей свободы, а не для своего порабощения», и первые начальники были выборными, но потом установилась наследственность должностей в пользу богатых и знатных, которые и стали пользоваться своею властью произвольно. Мрачными красками описывает Руссо последствия установления гражданского общества и так резюмирует свою общую мысль: «следя за развитием неравенства во всех этих переворотах, мы увидим, что установление закона и права собственности было первым шагом, учреждение начальства (magistrature) – вторым, а третьим и последним – превращение законной власти во власть произвольную, так что в первую эпоху было узаконено существование богатых и бедных, во вторую – различие между сильным и слабым, а в третью – положения господина и раба, т. е. высшая ступень неравенства и предел, до которого доходят все другие неравенства». Общий вывод Руссо тот, «что законам природы противоречит состояние, при котором возможно, чтобы ребенок повелевал старцу, глупец управлял мудрым, и чтобы небольшая часть людей утопала в изобилии, когда голодная масса нуждается в самом необходимом».

Сочинение «О происхождении неравенства между людьми», к которому, как к произведению публицистическому, конечно, менее всего можно прилагать мерку научного исследования или философского рассуждения, произвело весьма сильное впечатление на современников. Хотя дижонская академия на сей раз отказала Руссо в первой премии, это не помешало автору издать свой труд, и слава его поднялась еще выше прежнего. Если в первой диссертации Руссо явился, так сказать, культурным реакционером, то во второй, не сходя с занятой раньше позиции, он выступил уже в роли политического революционера и даже предшественника социалистов, хотя сам он и не распространял свой принцип политического равенства на экономическую сферу. Своим рассуждением о происхождении неравенства Руссо, кроме того, создал как бы противовес тому положительному методу исследования в политических науках, который был введен «Духом законов» Монтескье. В научном отношении это был шаг назад, потому что, вместо собирания фактов, как первого условия научной работы, Руссо, так сказать, рекомендовал чистую идеологию, и, например, под его влиянием аббат Мабли (1709 – 1785), сначала изучавший политику по научному методу Монтескье, стал, как сам он выражается, «для уяснения себе обязанностей законодателя заглядывать в тайники своего сердца и изучать свои чувства».

Жан-Жак Руссо об образовании Эмиля

Жан-Жак Руссо (1712–1788 гг.), один из самых важных социальных и политических философов современности, написал книгу об образовании, в которой описал, как он будет воспитывать воображаемого мальчика, Эмиль. Образование, которое Руссо рекомендовал будущей жене Эмиля, Софи, представлено в главе 5. Руссо был одним из первых современных мыслителей, предложивших более естественную или достоверную альтернативу дидактическому образованию:

Растения создаются выращиванием, человек — образованием. Если бы человек родился высоким и сильным, его размер и сила не имели бы для него никакого значения, пока он не научился бы ими пользоваться; они даже причинили бы ему вред, не давая другим прийти ему на помощь; Предоставленный самому себе, он умрет от нужды, прежде чем узнает свои нужды. Мы оплакиваем беспомощность младенчества; мы не понимаем, что человечество погибло бы, если бы человек не начал с детства. Мы рождаемся слабыми, нам нужна сила; беспомощны, нам нужна помощь; глупо нам нужна причина. Все, чего нам не хватает при рождении; все, что нам нужно, когда мы достигнем человеческого состояния, — это дар образования.

Это образование приходит к нам от природы, от людей или от вещей. Внутренний рост наших органов и способностей — это воспитание природы, использование, которое мы учимся извлекать из этого роста, — это воспитание людей, то, что мы приобретаем благодаря нашему опыту в нашем окружении, — это образование вещей. Таким образом, каждого из нас обучают три учителя… Из этих трех факторов образования природа полностью находится вне нашего контроля, вещи лишь частично находятся в нашей власти; образование мужчин — единственное, что мы контролируем; и даже здесь наша сила во многом иллюзорна, ибо кто может надеяться направить каждое слово и поступок всех, с кем приходится иметь дело ребенку…

Если от детей не требуется ничего делать в порядке послушания, из этого следует, что они будут учиться только тому, что, по их мнению, представляет реальную и настоящую ценность либо для использования, либо для удовольствия; какой еще мотив может быть у них для обучения? Искусство говорить с нашими отсутствующими друзьями [научившись писать], слышать их слова [научившись читать]; искусство сообщать им из первых рук о наших чувствах, наших желаниях и стремлениях — это искусство, полезность которого может быть очевидна в любом возрасте.

Как это искусство, столь полезное и приятное само по себе, стало ужасом для детей? Потому что ребенок вынужден приобретать его против своей воли и использовать для целей, выходящих за рамки его понимания. У ребенка нет большого желания совершенствоваться в использовании орудия пытки, но сделайте его средством для своего удовольствия, и вскоре вы не сможете удержать его от этого. Люди поднимают большой шум, пытаясь найти лучший способ научить детей читать. Они изобретают «бюро» и карты, они превращают детскую в типографию. Локк [философ, цитируемый в главе 6] хотел научить их читать с помощью игры в кости. Какая прекрасная идея! А жаль! Есть лучший способ, чем любой из них, и тот, который обычно упускают из виду, — он состоит в желании учиться. Пробудите это желание в своем ученом и покончите с вашими «бюро» и вашими костями — подойдет любой метод…

Что касается моего ученика [Эмиля], позвольте мне запретить ему изучать что-либо из [этих вещей], пока вы не убедите меня, что ему полезно изучать вещи, три четверти которых ему непонятны… Когда я избавлюсь от детских уроков, я избавляюсь от главной причины их печалей, а именно от их книг. Чтение — проклятие детства, но это едва ли не единственное занятие, которое можно найти для детей. Эмиль в двенадцать лет едва ли будет знать, что такое книга… Когда чтение принесет ему пользу, я признаю, что он должен научиться читать, но до тех пор он найдет это только неприятностью…

Работа или игра для [Эмиля] — одно целое, его игры — это его работа; он не знает разницы. Он привносит во все живость интереса, прелесть свободы и показывает склонность собственного ума и широту своих знаний. Есть ли что-нибудь более достойное внимания, что-нибудь более трогательное и восхитительное, чем хорошенькое дитя с веселым, веселым взглядом, легким, довольным видом, открытым улыбающимся лицом, играющее в самое важное или работающее над малейшим развлечением? …

Научите своего ученого наблюдать за явлениями природы; вы скоро возбудите его любопытство, но если вы хотите, чтобы оно росло, не спешите удовлетворять это любопытство. Ставьте перед ним проблемы и дайте ему решить их самому.

Пусть он ничего не знает, потому что вы сказали ему, но потому, что он узнал это сам. Если когда-нибудь вы замените разум авторитетом, он перестанет рассуждать, он будет просто игрушкой чужих мыслей…

Превратим наши ощущения в идеи, но не будем сразу перескакивать с предметов чувств на предметы мысли… Пусть чувства будут единственным руководством для первых действий разума. Нет книги, кроме мира, нет учения, кроме факта. Читающий ребенок перестает думать, он только читает. Он приобретает слова, а не знания.

Руссо, Жан-Жак. 1762 (1914). Эмиль, или Образование . Лондон: JM Dent & Sons Ltd., стр. 6, 81, 80–81, 126, 131. || Амазонка || WorldCat

Руссо, Эмиль, 1762

Выдержки из оригинала Электронный текст на сайте института по технологиям обучения.

На одном уровне Эмиль это роман, в котором рассказчик наблюдает за образованием Эмиля от младенчества до взрослой жизни, но повествование на самом деле только рамка для длинных отрывков, описывающих идеалы образования.

Первые четыре книги рассказывают о младенчестве, детстве и юности Эмиля. пятая книга, которая включает брак Эмиля и ожидание отцовства, обсуждает женское образование в контексте знакомства с будущей женой Эмиля, Софи. -смв

ПРЕДИСЛОВИЕ

[3:] Мы ничего не знаем о детстве, и с нашими ошибочными представлениями мы продвигаемся вперед, чем дальше мы сбиваемся с пути. Самые мудрые писатели посвящают себя что должен знать мужчина, не спрашивая, чему способен научиться ребенок. Они всегда ищут мужчину в ребенке, не задумываясь о том, что он до того, как он станет мужчиной. Это последнее исследование, к которому я приложил себя большинство; так что, если мой метод нереалистичен и несостоятелен, по крайней мере, один может извлечь выгоду из моих наблюдений. Я могу сильно ошибаться относительно того, что следует делать, но я думаю, что ясно понял материал, над которым предстоит работать. Итак, начните с более тщательного изучения ваших зрачков, ибо ясно, что вы ничего о них не знаете.

Если вы читаете эту книгу с этой целью, я думаю, вы обнаружите, что это не совсем бесполезно.

КНИГА ПЕРВАЯ

[10:] Всё хорошо, как выходит из рук автора вещей, всё вырождается в руках человека. Он заставляет одну почву питать продукты другого, одного дерева, чтобы приносить плоды другого. Он смешивает и путает климата, стихий, времен года. Он калечит свою собаку, свою лошадь, своего раба. Он все переворачивает с ног на голову, все уродует, он любит уродства, монстры. Он ничего не хочет таким, каким его создала природа, даже самого человека. Для него человека нужно тренировать, как верховую лошадь; он должен быть сформирован в соответствии с моды, как деревья в его саду. . . .

[12:] Я обращаюсь к тебе, нежная, предусмотрительная мать, — ты знаешь как держаться подальше от оживленной трассы и защитить растущую рассаду от влияние человеческого мнения! Выращивайте и поливайте молодое растение до того, как оно погибнет; его плоды однажды станут для вас наслаждением. С самого начала сформируйте ограждение вокруг вашего детская душа. Кто-то другой может обозначить его окружность, но вы один должны построить забор.

КНИГА ВТОРАЯ

[258:] Природа хочет, чтобы дети были детьми, прежде чем они станут мужчинами. Если мы попробуем чтобы извратить этот порядок, мы произведем вынужденный плод, который не будет иметь ни спелости, ни аромата, и это скоро испортится. У нас будут молодые врачи и старые дети. У детства есть свои способы видеть, думать и чувствовать, которые свойственно этому. Нет ничего менее разумного, чем попытаться заменить наши пути. Я не хотел бы больше требовать от маленького ребенка пяти футов роста, чем того, чтобы он иметь суждение в возрасте десяти лет. В самом деле, какая польза от разума для него в тот возраст? Это бордюр силы, и ребенку этот бордюр не нужен.

[261:] Обращайтесь с учеником соответственно его возрасту. Поставьте его на место из во-первых, и держать его там так хорошо, чтобы он не пытался покинуть его. Тогда перед он знает, что такое мудрость, он будет практиковать ее самый важный урок. Никогда прикажи ему сделать что угодно, что бы это ни было. Не позволяй ему даже вообразите, что вы претендуете на какую-то власть над ним. Он должен знать только что он слаб, а вы сильны, что его состояние и ваше ставят его в твоя милость. Дайте ему знать это, дайте ему научиться этому, дайте ему почувствовать это. В начале возраст пусть его надменная голова почувствует тяжелое ярмо, которое природа возлагает на человека, тяжелое ярмо необходимости, под которым должно склониться каждое конечное существо. Позволь ему видеть эту необходимость в вещах, а не в капризах человека. Пусть бордюр, который сдерживает ему быть силой, а не властью. Если есть что-то, что он не должен делать, не запрещать ему, но препятствовать ему без объяснений или рассуждений. Что вы предоставляете ему, дайте это с его первого слова без мольбы или мольбы, прежде всего без условий. Даруй с удовольствием, отказывай только с отвращением; но пусть твой отказ будет бесповоротным, чтобы никакие мольбы не трогали тебя.

Пусть ваше «нет» однажды произнесенное, будет бронзовой стеной, о которую ребенку, возможно, придется изнурять свою силу пять или шесть раз, чтобы не поддаться искушению вновь свергнуть это.

[262:] Так вы сделаете его терпеливым, уравновешенным, смиренным, миролюбивым, даже когда он не получает всего, что хочет. . . .

[264:] Были испробованы все средства, кроме одного. именно тот, который мог преуспеть — хорошо отрегулированная свобода. Не следует браться за воспитание ребенка если только не сумеешь направить его туда, куда хочешь, по законам возможного и невозможное одно. Пределы того и другого одинаково неизвестны, они могут расширяться или сжиматься вокруг него по желанию. Безропотно ребенок сдерживаемый, побуждаемый, сдерживаемый только узами необходимости. Можно сделать податливым и послушным исключительно благодаря силе вещей, без всякого шанса на порок, чтобы возникнуть в нем. Ибо страсти никогда не возбуждаются, пока они не имеют никакого эффекта.

[265:] Не давайте своему ученику никаких словесных уроков; он должен получить их только через опыт. Не подвергай его никакому наказанию, ибо он не знает, что значит делать неправильно. Никогда не заставляй его просить прощения, ибо он не знает, как оскорбить вас. Лишенный всякой морали в своих поступках, он не может сделать ничего аморального и не заслуживает ни наказания, ни выговора….

[272:] Таким образом, первое образование должно быть чисто отрицательным. Он состоит не вовсе не в учении добродетели или истине, а в сохранении сердца от порока и разум от ошибок. Если бы вы могли ничего не делать и ничего не делать, если бы вы мог довести своего ученика здоровым и крепким до двенадцати лет, не зная как отличить правую руку от левой, глаза его понимающие будет открыт для рассуждений, как только вы начнете учить его. Без ущерба а без привычек в нем не было бы ничего противодействующего эффектам ваших трудов. В ваших руках он скоро станет мудрейшим из людей; при выполнении не с чего начать, вы бы закончили вундеркиндом образования.

[273:] . . . Поскольку они хотят, чтобы их ребенок был врачом, а не ребенком, отцы и учителя считают, что никогда не рано ругать, поправлять, порицать, льстить, угрожать, обещать, наставлять и рассуждать. Делайте лучше, чем они; будь благоразумен и не спорь со своим учеником. Тем более не пытайтесь заставить его одобрить что ему не нравится; ибо если разум всегда связан с неприятными вещами, вы делаете его неприятным для него. . . . Тренируйте его тело, его конечности, его чувства, его силу, но держите его ум бездействующим столько, сколько сможете. . . . Чтобы предотвратить рождение зла, не спешите делать добро, ибо добро возможно только при просвещении по причине. . . . Пусть в детях созревает детство. . . .

КНИГА ПЯТАЯ

[1248:] Человек не должен быть один. Эмиль теперь мужчина. Мы обещали ему спутника; мы должны отдать ее ему. Эта спутница — Софи.

[12:50:] Софи должна быть женщиной, как Эмиль мужчиной. Что то есть она должна иметь все, что соответствует конституции ее вида. и ее пола, чтобы занять ее место в физическом и моральном порядке. Позволять Поэтому мы начнем с изучения сходства и различия между ее секс и наш.

[1251:] Во всем, что не касается пола, женщина есть мужчина. У нее те же органы, те же потребности, те же способности. Машина построены одинаково, части те же, работа один такой же, как другой, и внешний вид двух похож. От в каком бы аспекте их ни рассматривали, они различаются только степенью.

[1254:] В союзе полов каждый в равной степени вносит свой вклад к общей цели, но не таким же образом. Из этого разнообразия возникают первые различие, которое можно наблюдать в моральных отношениях между одним и другой. Один должен быть активным и сильным, другой пассивным и слабым. Нужно, чтобы у одного была сила и воля; достаточно того, что другой должен оказывать небольшое сопротивление.

[1255:] Как только этот принцип установлен, следует, что женщина специально создана, чтобы нравиться мужчине. Если мужчина должен доставить ей удовольствие, в свою очередь, необходимость менее актуальна. Его заслуга в его власти; он нравится, потому что он сильный. Я признаю, что это не закон любви, а закон природы, который старше самой любви. . . .

[1256:] Если женщина создана для того, чтобы нравиться и подчиняться, она должна делать себя приятной мужчине, а не раздражать его. Ее сила находится в ее чарах; с их помощью она должна заставить его открыть свою силу и использовать его. Самый верный способ пробудить эту силу — сделать ее необходимой. по сопротивлению. Затем amour-propre соединяется с желанием, и одно побеждает от победы, которую другой заставил его одержать. Это источник атаки и защиты от смелости одного пола и робости другого, и даже стыда и скромности, которыми природа вооружила слабых для завоевания из сильных. . . .

[1265:] Между двумя полами нет равенства, когда приходит к следствию секса. Самец является самцом только в определенных случаях; женщина остается женщиной всю свою жизнь или, по крайней мере, всю свою молодость. Все напоминает ее пола, и чтобы хорошо выполнять свои функции, ей нужна конституция, которая относится к ним. Ей нужен уход во время беременности и отдых, когда ее ребенок рожденный; у нее должна быть тихая, оседлая жизнь, пока она кормит своих детей; их воспитание требует терпения и мягкости, рвения и привязанности, которые ничто не может обеспокоить. Она служит связующим звеном между ними и их отцом; она только они могут заставить его полюбить их и дать ему уверенность называть их своими. Какая нежность и забота требуются, чтобы содержать всю семью как единое целое! И наконец, все это должно исходить не от добродетелей, а от чувств, без которых человечество скоро вымрет.

[1272:] Как только будет продемонстрировано, что мужчины и женщины ни не должны быть одинаковыми ни по характеру, ни по темпераменту, отсюда следует, что они не должны иметь одинакового образования. . . . После пытался сформировать естественного человека, чтобы не оставить нашу работу незавершенной пусть мы видим, как также сформировать женщину, которая подходит этому мужчине.

[1298:] Не позволяйте молодым девушкам скучать со своими задания и увлечены их развлечениями. . . . Маленькая девочка, которая любит ее мать или ее друг будут работать рядом с ней весь день, не уставая; одна только болтовня компенсирует любую потерю свободы. Но . . . . дети те, кто не находит удовольствия в обществе своей матери, вряд ли добьются успеха. . . . Они льстецы и лживы и скоро учатся скрывать свои мысли. Им также не следует говорить, что они должны любить свою мать. Привязанность не является результатом долга, и в этом отношении ограничение неуместно. Непрерывный привязанность, постоянная забота, сама привычка, все это приведет ребенка к любви ее мать до тех пор, пока мать не делает ничего, чтобы заслужить ненависть ребенка. сам контроль, который она осуществляет над ребенком, если правильно им управлять, скорее усилится. чем уменьшить привязанность к женщинам, созданным для зависимости, девушки чувствуют себя заставили повиноваться.

[1299:] По той же причине, по которой они имеют или должны имеют мало свободы, они склонны слишком полностью предаваться к той свободе, которая у них есть. Они все доводят до крайности, и они посвящают себя своим играм с энтузиазмом даже большим, чем мальчики. . . . Этот энтузиазм следует держать под контролем, поскольку он является источником нескольких пороки, обычно встречающиеся среди женщин, — каприз и это неумеренное восхищение что заставляет женщину сегодня смотреть на вещи с восторгом и быть совершенно равнодушной к нему завтра. . . . Не оставляйте их ни на минуту без ограничений. привыкнуть им прерывать свои игры и возвращаться к другим своим занятиям без ропот. Привычка — это все, что нужно, поскольку природа на вашей стороне.

[13:00:] Эта привычная сдержанность порождает покорность, которая женщина требует всю свою жизнь, ибо она всегда будет в подчинении у мужчины, или мужскому суждению, и она никогда не будет свободна ставить свое собственное мнение выше его. Что больше всего нужно в женщине, так это мягкость. Создан, чтобы подчиняться существу так несовершенна, как человек, существо часто порочное и всегда ошибочное, она должна рано научиться подчиняться несправедливости и терпеть обиды, нанесенные ей мужем без жалоб. Она должна быть нежной ради себя, а не ради него. Ожесточение и упрямство только умножают страдания жены и проступки мужа; человек чувствует, что это не то оружие, которое можно использовать против ему. Небеса не сотворили женщин привлекательными и убедительными, чтобы они могли выродиться. в озлобленность или кротость, чтобы желать господства; их мягкий голос не был предназначен для резких слов, а их тонкие черты — для хмурых взглядов злость. Когда они выходят из себя, они забывают себя. Достаточно часто они иметь уважительную причину жалобы; но когда ругают, то всегда ставят себя в неправильном. Каждый должен выбрать тон, соответствующий его полу. слишком нежный муж может сделать свою жену дерзкой, но если мужчина не чудовище, мягкость женщины приведет его в чувство и рано или поздно покорит его. . . .

[1342:] Разум, который учит человека его обязанностям, не очень сложный; причина, которая учит женщину, еще проще. послушание и верность, которой она обязана своему мужу, нежность и забота, причитающиеся ей детей, являются настолько естественными и самоочевидными последствиями ее состояния, что она не может честно отказать в согласии внутреннему голосу, который является ее проводником, ни игнорировать ее долг в ее естественной склонности.

[1343:] Я бы не совсем порицал тех, кто будет ограничивать женщину к трудам своего пола и оставил бы ее в глубоком невежестве всего остального. Но для этого потребовался бы либо очень простой, очень здоровый общественная мораль или очень изолированный образ жизни. В больших городах, среди безнравственных мужчины, такую женщину было бы слишком легко соблазнить. Ее добродетель слишком часто на милость обстоятельств. В этом философском веке добродетель должна быть способна подвергнуться испытанию. Она должна знать заранее, что люди могут сказать ей и что она должна думать об этом.

[1357:] Поиск абстрактных и умозрительных истин, для принципов и аксиом в науке, для всего, что стремится к широкому обобщению, вне досягаемости женщины; их исследования должны быть полностью практическими. Это их дело применять принципы, открытые людьми, это их дело делать наблюдения, которые ведут людей к открытию этих принципов. Женский мысли, выходящие за рамки ее непосредственных обязанностей, должны быть направлены на изучение людей или приобретение того приятного знания, единственной целью которого является формирование вкуса. Ибо произведения гения недоступны ей, и она не имеет ни аккуратности, ни внимания для успеха в точных науках. Что же касается физических наук, то для решения отношений между живыми существами а законы природы есть задача того пола, который более активен и предприимчив, который видит больше вещей, тот пол, который обладает большей силой и более привык к применению этой силы. Женщина, слабая, как она есть, и ограничена в своем диапазоне наблюдения, воспринимает и оценивает силы в ее способ восполнить свою слабость, и эти силы суть страсти человека. Ее собственный механизм мощнее нашего; у нее много рычагов, которые могут привести в движение человеческое сердце. Она должна найти способ заставить нас желать того, что она не может добиться без посторонней помощи и того, что считает нужным или приятным. Поэтому она должна иметь полное знание человеческого разума, а не абстрактное знание ума человека вообще, а ума тех мужчин, которые вокруг нее, разум тех мужчин, которые имеют над ней власть либо по закону, либо по обычаю. Она должна научиться интуитивно угадывать свои чувства по речи и действиям, взгляду и жестам. Своей речью и действием, взглядом и жестом она должна уметь внушать с теми чувствами, которых она желает, не имея, по-видимому, такой цели. У мужчин будет лучше философия человеческого сердца, но она будет читать точнее в сердце мужчины.