Жестокость человеческая: Ученые нашли причину человеческой жестокости

Откуда берется человеческая жестокость? — Hi-News.ru

Не слишком ли мы оптимистичны в отношении человеческой природы? Ведь если мы становимся лучше как вид, то почему продолжаем убивать друг друга? Как получилось, что вместо созидания и развития представители рода человеческого невероятно жестоки и на протяжении всей своей истории развязывали кровопролитные войны? У ученых немало предположений на этот счет так как люди постоянно совершают ужасные поступки. Но правда ли, что при «правильных» обстоятельствах и окружении стать тираном может каждый? Как показали результаты скандально известных социальных экспериментов, мы способны превратиться в чудовище всего за несколько дней. Среди причин жестокого поведения исследователи выделяют дегуманизацию, попутно отмечая, что жестокость и склонность к насилию – такие же аспекты человеческого существа, как доброта и любовь. Более того, ни одно живое существо на нашей планете не способно причинить так много страданий ближнему, как делаем это мы. Причем, зачастую друг с другом.

Действительно ли люди жестоки по своей природе?

Даже сейчас, на заре 21 века, в нашем мире остается слишком много разногласий, ненависти, социальных барьеров и насилия. Основной целью всего, что мы делаем в жизни — как личной, так и общественной — остается продолжение непростого пути к лучшему миру — тому, о котором мы так восторженно мечтали… Воевать и разрушать — очень легко. Настоящие герои — те, кто устанавливает мир и начинает строить.

Из выступления Нельсона Манделы в Соуэто, ЮАР 12 июля 2008 года

Содержание

• 1 Почему люди такие жестокие?
• 2 Природа человека
• 3 Стэндфордский тюремный эксперимент
• 4 Жестокость, садизм и психопатия

Почему люди такие жестокие?

В 2017 году группа ученых задалась вопросом о том, какие животные являются самыми жестокими убийцами себе подобных. Ответить на этот вопрос несложно, достаточно просто посмотреть в зеркало. Еще лучше взглянуть на себя глазами зоолога, наблюдающего за животными и тем, как любое другое существо воспринимает человека. Правда очевидна и ужасающе жестока. Мы – самые безжалостные убийцы на Земле. А еще у нас очень плохая память.

Мы убиваем незнакомцев и членов своей семьи. Убиваем людей, которые отличаются от нас внешним видом, убеждениями, расой и социальным статусом. Мы убиваем ради выгоды и мести, ради развлечений: гладиаторские бои, перестрелки, коррида, охота и рыбалка. Люди могут уничтожить что угодно, — Дуглас Филдс, «Почему мы срываемся» (Why We Snap) с. 286, 2016.

Наша жестокость способна уничтожить всю жизнь на Земле

Некоторые исследователи склоняются к тому, что определяющее поведение нашего вида – это бойня. Мы убиваем всех подряд и делали это всегда. Безусловно, насилие существует и в животном мире, но в совершенно иных масштабах. И если хищники убивают ради еды, люди убивают просто потому, что могут.

В 2017 году в журнале Society & Animals было опубликовано исследование, результаты которого показали, что склонность убивать себе подобных имеет эволюционное происхождение. Сбор данных о смертельном насилии среди 1024 видов млекопитающих подтверждает мрачное описание нашего вида. Проведенный анализ показал, что уровень смертельного насилия среди Homo sapiens в семь раз выше чем у других животных.

Больше по теме: Что такое выученная беспомощность?

Причины подобной жестокости можно отследить до самых далеких предков человека – приматов. Эти животные исключительно жестоки и убивают друг друга с завидной частотой. Полученные данные указывают на то, что непрекращающееся повторение убийств и войн на протяжении всей истории человечества (и в доисторические времена среди всех человеческих культур), проистекает из нашего эволюционного развития.

Жестокость у нас в крови – склонность к насилию и убийству себе подобных развилась у человека десятки тысяч лет назад.

Внимательно изучив данные об уровне убийств в современном обществе, исследователи обнаружили, что насилие со смертельным исходом – самое обычное явление в мире. Организованные группы или племена всегда сражались за пищу, территорию, население и ресурсы. «Мы эволюционно и генетически предрасположены к смертельному насилию», – заключают авторы научной работы.

Хотите всегда быть в курсе последних новостей из мира науки и высоких технологий? Подписывайтесь на наш новостной канал в Telegram чтобы не пропустить ничего интересного!

Природа человека

Сегодня многие исследователи полагают, что жестокость — такая же часть человеческого существа, как любовь и доброта. Каждый из нас способен быть жестоким в той или иной степени при определенных обстоятельствах. Такого мнения придерживается профессор психологии Йельского университета Пол Блум полагая, что совершить ошеломляющие зверства при подходящих обстоятельствах способен практически каждый.

Но что будет, если человека не считать человеком? Подобная дегуманизация по-настоящему опасна – когда не ценишь человечность других людей, процветает рабство, геноцид и все виды зла.

На протяжении всей нашей истории мы убиваем друг друга с поводом и без него

Многие действительно ужасные вещи, которые мы делаем по отношению к другим людям, происходят из-за того, что мы не воспринимаем их как людей, – пишет Блум в статье для The Converstaion.

Знаменитый и спорный Стэнфордский эксперимент (пожалуй, самый жестокий в истории) подтверждает эту теорию – когда мы унижаем достоинство других людей, то уверены, что они заслужили такое отношение к себе. Нам и правда нравится доминировать над окружающими. вы, но дегуманизация реальна и по-настоящему ужасна, но она – лишь часть портрета нашего вида.

Вам будет интересно: Может ли наука стать аморальной? Опыт прошлого показывает, что да

Стэндфордский тюремный эксперимент

В 1973 году исследователи из Стэндфордского университета хотели понять, была ли жестокость, о которой сообщали охранники в американских тюрьмах, следствием садистских наклонностей охранников. Чтобы изучить поведение людей в условиях заключения, подвал здания в университете превратили в имитационную тюрьму. В эксперименте приняли участие 24 мужчины с крепким физическим и психическим здоровьем. Испытуемые также не были склонны к антиобщественному и антисоциальному поведению.

Стэнфордский эксперимент или как американский психолог Филипп Зимбардо доказал, что любой хороший человек при определенных обстоятельствах превращается в зверя.

До начала эксперимента участники не знали друг друга и получали зарплату в размере 15 долларов в день. Во время подготовки к работе испытуемых случайном образом поделили на две группы – заключенных и охранников. Последние обращались с задержанными как с настоящими преступниками: их арестовывали и без предупреждения отправили в местный полицейский участок где сняли отпечатки пальцев, сфотографировали и отправили в имитированную тюрьму, присвоив «преступнику» идентификационный номер.

Не пропустите: Делает ли наличие оружия вашу жизнь безопасной?

В тюрьме заключенным выдали тюремные робы, а охранникам одинаковые мундиры цвета хаки. Удивительно, но за очень короткий период времени и охранники, и заключенные освоились со своими новыми ролями. Всего через
несколько часов после начала эксперимента некоторые охранники начали беспокоить и унижать заключенных.

Поскольку охранники были наделены властью, они начали вести себя так, как не поступали бы в обычной жизни, – к такому выводу пришли авторы эксперимента.

Имитационное тюремное заключение планировалось закончить через две недели, однако ситуация стремительно ухудшалась из-за чего эксперимент остановили всего через шесть дней. Причиной послужила агрессия охранников и нервные срывы заключенных.

Уже на второй день охранники решают, что их подопечные несерьезно относятся к их авторитету.

В конечном итоге Стэнфордский тюремный эксперимент показал, что люди с готовностью приспосабливаются к социальным ролям, особенно если эти роли столь же стереотипны, как роли тюремных охранников. После окончания эксперимента большинству охранников было трудно поверить, что они вели себя так жестоко. Многие были уверенны, что не способны на нечто подобное. В свою очередь заключенные пребывали в шоке от собственной покорной реакции на насилие.

Читайте также: Что такое тирания, культ личности и диктатура?

Жестокость, садизм и психопатия

Среди множества причин человеческой жестокости особняком выступает наша чувствительность к социальной иерархии и желание получить одобрение других людей. По этой причине мы легко поддаемся социальному давлению со стороны окружения (которое далеко не всегда является злом во плоти).

Так, в желании преуспеть нет ничего плохого если мы помогаем окружающим, заслуживая таким образом их уважение. Но если за уважением стоит доминирование и насилие – жди беды. От нашего социального окружения зависит огромное количество факторов включая изменения поведения.

Некоторые люди получают удовольствие от чужих страданий

Более того, ни для кого не секрет, что в мире достаточно людей, получающих удовольствие от причинения вреда другим людям. Как правило таких людей называют садистами, которые остро чувствуют боль окружающих и наслаждаются ей (по крайней мере до тех пор, пока не почувствуют себя плохо). При этом садистами и психопатами является далеко не каждый встречный, а причины агрессивного и покорного поведения намного сложнее.

Уже не раз история демонстрировала нам, что хорошие люди совершают плохие поступки (иногда очень и очень плохие). Такое поведение, как бы нам это не нравилось, свойственна людям. Наши далекие предки на протяжении тысячелетий сражались за место под солнцем, параллельно приспосабливаясь к изменчивой окружающей среде. Нейропластичность человечного мозга и особенности мышления также внесли свой вклад в развитие и становление современного Homo Sapiens.

С точки зрения науки говорить о том, что все жестокие люди страдают психическими расстройствами, неправильно.

Не пропустите: Что науке известно о психопатах?

Философ Блез Паскаль в 1658 году заключил, что «люди — это слава и отбросы Вселенной». К сожалению с тех пор мало что изменилось. Будучи людьми мы любим и ненавидим; помогаем и вредим; протягиваем руку и одновременно втыкаем нож в спину. Такие дела.

Почему человек способен проявлять нечеловеческую жестокость

Картина мира

8/15/2020

Людей превращает в зверей чисто человеческая способность разделять насилие на хорошее и плохое

Несколько дней весь мир наблюдал сцены абсурдного по своей жестокости насилия по отношению к протестующим в Беларуси. Людей избивали, публично раздевали, держали десятками в крошечных камерах, ломали им кости, не давали воду, не пускали в туалет, заставляли идти по окровавленным телам других задержанных, лежащих в коридорах. Такую жестокость обычно называют бессмысленной и «звериной», что несправедливо по отношению к зверям. В райском саду природы, действительно, «правит хаос», как говорит утробным голосом мертвый лисенок в «Антихристе» Ларса фон Триера, но это хаос целесообразности. Жестокость, как и доброта, в мире животных имеет практический смысл. Некоторые птицы обрекают пойманных насекомых и ящериц на ужасные мучения, накалывая их на острые сучки, но лишь для того, чтобы пища как можно дольше оставалась свежей. Шимпанзе пожирают своих собратьев и детенышей, когда им не хватает жизненного пространства или пищевых ресурсов. Насилие не отражает их личность, потому что разыгрывается не у них в сознании, а снаружи. Внутри есть лишь цель. 

Конечно, у людей тоже есть прагматическое насилие. Чаще всего оно направлено против животных: зверофермы, бойни, рыболовство, охота и, увы, наука с ее лабораторными узниками. Реже – против людей: для защиты своей жизни, семьи или корыстных интересов. Но отличительная особенность человеческого насилия – именно практическая бесполезность, отсюда и ощущение его избыточности. Чаще всего цель не оправдывает средства, а если и оправдывает, то только в буквальном смысле: служит лишь прикрытием для жестокости. 

Что творится за закрытыми дверями мозга агрессора, наглядно показывает Роберт Сапольски в самом начале книги «Биология добра и зла» на примере своей детской фантазии: 1945 год, Берлин, бункер Гитлера, юный мститель первым врывается в кабинет фюрера, выбивает у него из рук ампулу с ядом, защелкивает наручники и – дальше следует описание изуверских пыток, которым он его подвергает. В этой сцене, которую Сапольски очень эффектно читал вслух (посмотрите, если еще не видели), есть все основные характеристики человеческого насилия. 

• Анонимность, облегчающая груз моральной ответственности. В фантазии про Гитлера автор остается с жертвой без свидетелей. Но сохранить анонимность можно и на людной улице, если скрыть лицо под шлемом. С анонимностью связан и эффект деиндивидуализации, который достигается за счет использования однотипной формы, безличных званий, стандартных команд и других приемов, позволяющих почувствовать себя проводником чужой воли. Социальный психолог Стэнли Милграм называл такое состояние «агентным». 

• Разделение на своих и чужих, которое определяет восприятие другого человека и собственных действий: испуганное лицо «своего» вызывает страх, а «чужого» – радость. Эксперименты со сканированием мозга показывают, что помогать «своим» для нашего мозга так же похвально, как защищаться от «чужих» – при этом активируются одни и те же группы нейронов.  

• Дегуманизация жертвы, которая приравнивает ее к животному или предмету. Тут очень кстати то, что за брезгливость (например, к гнилым продуктам) у нас отвечает та же островковая область, что и за моральное отвращение. 

• Чувство вины перед «своими». В случае, который описывает Сапольски, оно возникает от мысли, что ты допустил преступления Гитлера. Поэтому теперь, чтобы искупить долг перед «своими», ты должен нанести максимальный ущерб «чужому». Часто ту же функцию выполняет страх перед «своими», который культивируется в военизированных группах. У миндалевидного тела, которое управляет автоматическими эмоциональными реакциями, есть два варианта ответа на угрозу – бей или беги. Если вы боитесь «своих» больше, чем «чужих», бегство для вас не выход. 

• И наконец, бессмысленность. Ведь мучения Гитлера уже ничего не изменят в прошлом. Хотя, подождите, в этом случае насилие как будто приобретает смысл. Зло внезапно становится не просто допустимым и осмысленным, но воспринимается чуть ли не как проявление добра. Секрет этой трансформации в том, что восприятие насилия зависит от контекста, объясняет Сапольски. В этом легко убедиться: замените Гитлера на Эйнштейна, и происходящее снова покажется вам бессмысленным злом. 

Контекст – как он выстраивается за миг между агрессивным импульсом и ударом? В первые миллисекунды наши реакции на раздражитель похожи на то, что происходит в аналогичной ситуации с животными. Сенсорные импульсы (например, сигнал опасности при появлении группы «чужих») возбуждают миндалевидное тело, способное мгновенно превратить нас в сгусток ярости и страха. Но это только начало истории. Ответим ли мы на возбуждение миндалины взмахом дубинки или ограничимся сжатыми кулаками, решает префронтальная кора – передняя часть лобных долей мозга, которая оценивает, согласуются ли наши намерения с общественными нормами. Это не обязательно правила, которым следует все общество. Важнее – следует ли им ваша группа. В создании контекста участвуют еще несколько зон мозга. Это веретенообразная кора и передняя поясная извилина, которые идентифицируют объект и определяют, допустимо ли применить к нему насилие. И, конечно, островковая область, которая не только регулирует отвращение, но и проверяет, соответствует ли потенциальное действие моральным представлениям. Поскольку в случае Гитлера ответ очевиден, мозг запускает  систему поощрения. За «хорошее» насилие положена награда в виде выброса «гормона удовольствия» дофамина. 

Представим себе на секунду, что вы полностью выпали из морального контекста и не можете отличить плохих парней от хороших даже по шляпам или знакам на касках. Мифы, сказки, военные подвиги – вся человеческая история, сотканная из актов насилия, которое мы привыкли разделять на хорошее и плохое, покажется вам такой же бессмысленной и беспрерывной жестокостью, как борьба за существование в африканской саванне или конвейер убийств на скотобойне. Сейчас, когда многие традиционные идеологии так основательно истрепались, что большинству нетрудно заметить грубые швы и торчащие нитки, возможность выйти за рамки противопоставления добра и зла представляется реальной. Но, к сожалению или к счастью, избавиться от привычки генерировать смыслы наш мозг не в состоянии. Тем более что в нем предусмотрена функция, которая позволяет увидеть насилие как оно есть, не выпадая из контекста. 

В документальном фильме «Акт убийства» режиссер Джошуа Оппенхаймер поставил пугающий психологический эксперимент. Он предложил участникам геноцида этнических китайцев в Индонезии, убившим за один год (1965-1966) более полумиллиона человек, но в основном совершенно не раскаявшимся в своих преступлениях, самим снять фильм о своих «заслугах». Один из бывших палачей в сцене, где он играл роль жертвы, на шее которой затягивают проволоку, впал в шоковое состояние, впервые за долгие годы осознав несоответствие между своей выдуманной картиной мира и реальностью, которую его мозг вдруг ощутил на физическом уровне благодаря удивительному качеству – способности ставить нас на место другого. Потому что противоположность «зла» – не «добро», а эмпатия. 

Фото на обложке:  Спадар Бурак / Wikimedia Commons / (CC BY-SA 4.0)

Корень всей жестокости?

Насильственные действия часто мотивируются этическими нормами, а не противодействуют им. Иллюстрация Жерара Дюбуа

Аудио: Послушайте эту историю. Чтобы узнать больше тематических статей, загрузите приложение Audm для своего iPhone.

Недавний эпизод антиутопического телесериала «Черное зеркало» начинается с того, что солдат выслеживает и убивает отвратительных гуманоидов, называемых тараканами. Это стандартный научно-фантастический сценарий, человек против монстра, но есть поворот: оказывается, у солдата и его соратников есть мозговые имплантаты, которые заставляют их видеть лица и тела своих целей чудовищными, слышать их мольбы о пощаде как чудовищные. вредные скрипы. Когда имплант нашего героя выходит из строя, он обнаруживает, что он не отважный защитник человечества — он убийца невинных людей, участник кампании по истреблению членов презираемой группы, родственной евреям Европы в 1940-х годах. .

Философ Дэвид Ливингстон Смит, комментируя этот эпизод в социальных сетях, поинтересовался, читал ли автор его книгу «Меньше, чем человек: почему мы унижаем, порабощаем и истребляем других» (Святой Мартин). Это вдумчивое и исчерпывающее исследование человеческой жестокости, и этот эпизод прекрасно отражает его основную идею: такие действия, как геноцид, происходят, когда кто-то не ценит человечность других.

Одной из тем книги Смита является отношение рабовладельцев; миссионер семнадцатого века Морган Годвин заметил, что они верят неграм, «хотя по своей внешности они имеют некоторое сходство с Мужественностью, тем не менее, они действительно не люди », а, скорее, «Существа, лишенные души, которых следует причислить к грубым зверям и обращаться с ними соответственно». Тогда есть Холокост. Как и многие евреи моего возраста, я был воспитан на историях о газовых камерах, ужасных медицинских экспериментах и ​​массовых захоронениях — зле, которое объяснялось неспособностью нацистов видеть в своих жертвах людей. По словам психолога Герберта К. Келмана, «запреты на убийство ближних, как правило, настолько сильны, что жертвы должны быть лишены своего человеческого статуса, если мы хотим, чтобы систематические убийства происходили гладко и упорядоченно». Нацисты использовали бюрократические эвфемизмы, такие как «передача» и «отбор», чтобы санировать различные формы убийства.

Как заметил антрополог Клод Леви-Стросс, «человечество прекращается на границе племени, языковой группы, а иногда даже деревни». Сегодня это явление кажется неизбежным. Загуглите вашу любимую презираемую человеческую группу — евреев, черных, арабов, геев и так далее — вместе со словами «паразиты», «тараканы» или «животные», и все это выльется наружу. Часть этой риторики считается неуместной для основного дискурса. Но подождите немного, и вы услышите слово «животные», которое используют даже уважаемые люди, имея в виду террористов, или израильтян, или палестинцев, или иммигрантов без документов, или депортеров иммигрантов без документов. Такая риторика проявляется в речи сторонников превосходства белой расы, но также и тогда, когда остальные из нас говорят о сторонниках превосходства белой расы.

Это не просто слова. В Освенциме нацисты татуировали номера на руках заключенных. На протяжении всей истории люди считали, что владеть людьми приемлемо, и велись открытые дебаты, в ходе которых ученые и политики размышляли о том, являются ли определенные группы (такие как чернокожие и коренные американцы) «естественными рабами». Даже в прошлом веке существовали человеческие зоопарки, где африканцев помещали в вольеры, чтобы европейцы могли на них поглазеть.

Ранние психологические исследования дегуманизации рассматривали то, что отличало нацистов от всех нас. Но сейчас психологи говорят о повсеместности дегуманизации. Ник Хаслам из Мельбурнского университета и Стив Лофнан из Эдинбургского университета приводят список примеров, в том числе несколько болезненно обыденных: «Возмущенные представители общественности называют сексуальных преступников животными. Психопаты относятся к жертвам просто как к средству для достижения своих порочных целей. Бедняков высмеивают как похотливых болванов. Прохожие смотрят сквозь бездомных, как на прозрачные препятствия. Страдающие деменцией представлены в СМИ как шаркающие зомби».

«Не возражаете, если я включу игру?»

Тезис о том, что отношение к другим как к объектам или животным приводит к нашим самым худшим поступкам, кажется, многое объясняет. И все же есть основания полагать, что это почти противоположно истине.

На некоторых европейских футбольных матчах болельщики издают обезьяньи звуки в сторону африканских игроков и бросают в них бананы. Описание африканцев как обезьян — распространенный расистский прием, который может показаться еще одним примером дегуманизации. Но очевидно, что эти фанаты на самом деле не считают игроков обезьянами; весь смысл их поведения в том, чтобы дезориентировать и унизить. Верить в то, что такие насмешки эффективны, означает предположить, что их жертвам было бы стыдно, если бы о них думали подобным образом, а это означает, что на каком-то уровне вы, в конце концов, думаете о них как о людях.

Подумайте о том, что произошло после того, как Гитлер аннексировал Австрию в 1938 году. Тимоти Снайдер предлагает навязчивое описание в «Черной Земле: Холокост как история и предупреждение»:

На следующее утро начались «чистящие вечеринки». Члены австрийской СА, работая по спискам, по личным сведениям и по сведениям прохожих, выявляли евреев и заставляли их становиться на колени и чистить улицы щетками. Это было ритуальное унижение. Евреи, часто врачи, юристы или другие профессионалы, внезапно оказывались на коленях и выполняли черную работу перед насмешливой толпой. Эрнест П. вспоминал зрелище «чистящих вечеринок» как «развлечение для австрийского населения». Журналист описал «пушистых венских блондинок, сражающихся друг с другом, чтобы приблизиться к возвышающему зрелищу еврейского хирурга с пепельным лицом, стоящего на четвереньках перед полдюжиной молодых хулиганов со свастиками и собачьими кнутами». Тем временем еврейские девушки подвергались сексуальному насилию, а пожилых мужчин-евреев заставляли выполнять публичные физические упражнения.

Евреи, которых заставляли мыть улицы, не говоря уже о тех, кто подвергался гораздо худшему унижению, не считались лишенными человеческих эмоций. В самом деле, если бы евреи считались равнодушными к обращению с ними, здесь нечего было бы смотреть; толпа собралась, потому что хотела увидеть, как они страдают. Логика такой жестокости — логика метафоры: утверждение сходства между двумя разными вещами имеет силу только в свете этого различия. Садизм обращения с людьми как с паразитами заключается именно в признании того, что они ими не являются.

Как насчет насилия в целом? Некоторые эволюционные психологи и экономисты объясняют нападение, изнасилование и убийство рациональными действиями, приносящими пользу преступнику или его генам. Несомненно, некоторое насилие — и репутация человека, готового и способного к насилию, — могут служить полезной цели, особенно в более жестоких условиях. С другой стороны, агрессивное поведение в большинстве случаев можно рассматривать как свидетельство потери контроля. Криминология 101 утверждает, что многие преступления совершаются под воздействием наркотиков и алкоголя, и что люди, которые нападают, насилуют и убивают, проявляют меньший контроль импульсов и в других аспектах своей жизни. В пылу страсти моральная чудовищность насильственного действия теряет свою ценность.

Но «Добродетельное насилие: причинение вреда и убийство для создания, поддержания, прекращения и уважения социальных отношений» (Кембридж) антрополога Алана Фиске и психолога Таге Рая утверждает, что эти стандартные описания часто имеют обратное. Во многих случаях насилие не является ни хладнокровным решением проблемы, ни нарушением сдерживания; прежде всего, это не влечет за собой слепоты в отношении моральных соображений. Напротив, мораль часто является движущей силой: «Люди толкаются к насилию, когда они чувствуют, что для регулирования определенных социальных отношений навязывание страданий или смерти необходимо, естественно, законно, желательно, оправдано, вызывает восхищение и этически удовлетворяет». Очевидные примеры включают взрывы террористов-смертников, убийства чести и пытки заключенных во время войны, но Фиске и Рай расширяют список до бандитских разборок и насилия по отношению к интимным партнерам. Для Фиске и Рая подобные действия часто отражают желание поступить правильно, отомстить по справедливости или преподать кому-то урок. Существует глубокая связь между такими действиями и наказаниями, которые — во имя возмездия, сдерживания или дисциплины — система уголовного правосудия налагает на законных основаниях. Моральное насилие, отраженное в юридических санкциях, убийстве вражеских солдат на войне или наказании кого-либо за нарушение этических норм, мотивировано признанием того, что его жертва является моральным агентом, кем-то полностью человеком.

В яростно аргументированном и своевременном исследовании «Down Girl: The Logic of Misogyny» (Оксфорд) философ Кейт Манн приводит созвучный аргумент о сексуальном насилии. «Идея о насильниках как о монстрах оправдывает карикатурой», — пишет она, призывая нас признать «банальность женоненавистничества», тревожную возможность того, что «люди могут прекрасно знать, что те, с кем они обращаются жестоко, унизительно и бесчеловечно, — товарищи». человеческие существа под более или менее тонким покровом ложного сознания».

Манн выступает против весомой и хорошо зарекомендовавшей себя школы мысли. Кэтрин А. Маккиннон задала вопрос: «Когда женщины станут людьми?» Рэй Лэнгтон исследовала идею сексуального солипсизма, сомнения в существовании женского разума. И бесчисленное множество теоретиков говорят об «объективации», склонности отрицать автономию и субъектность женщин и скудно относиться к их опыту. Как Фиске и Рай, Манне видит большую правду в противоположной тенденции. Она утверждает, что в женоненавистничестве «часто не хватает чувства женской человечности. Проблема именно в ее человечности».

Мужчины, предполагает она, привыкли ожидать от женщин определенных вещей — внимания, восхищения, сочувствия, утешения и, конечно же, секса и любви. Женоненавистничество — это образ мышления, который следит за соблюдением этих целей и обеспечивает их соблюдение; это «правоохранительная ветвь» патриархата. Самый очевидный пример такого отношения — наказание «плохих женщин», где быть плохим означает не давать мужчинам то, чего они хотят. Но женоненавистничество также включает в себя поощрение женщин, которые действительно приспосабливаются, и сочувствие мужчинам (Манн называет это «симпатией»), которые сделали ужасные вещи с женщинами.

В качестве примера женоненавистничества Манн рассматривает удушение, почти всегда совершаемое мужчинами над интимными партнерами женского пола, которое она описывает как «демонстрацию власти и доминирования», форму пытки, которая часто не оставляет следов. Другие формы выразительного насилия в значительной степени предназначены для того, чтобы оставить следы, в частности, «купорос» или нападения с кислотой, направленные против девочек и женщин в Бангладеш и других странах. Катализаторами таких атак является отказ от брака, секса и романтических отношений. Кроме того, есть так называемые семейные разрушители, почти всегда мужчины, которые убивают свои семьи и, как правило, самих себя. Часто мотивом является стыд, но иногда ненависть также является фактором; а иногда матери убитых детей оставляют в живых, возможно, уведомив об этом по телефону или в письме впоследствии— Посмотри, что ты заставил меня сделать. Жертва также является зрителем; ее воображаемый ответ занимает большое место в воображении преступника.

Психология жестокости: NPR

Интервью с авторами

29 марта 2011 г., 11:00 по восточноевропейскому времени

Услышано в программе Talk of the Nation

«Меньше, чем человек»: психология жестокости

Дэвид Ливингстон Смит — соучредитель и директор Института когнитивных наук и эволюционной психологии Университета Новой Англии. Предоставлено издателем скрыть заголовок

переключить заголовок

Предоставлено издателем

Дэвид Ливингстон Смит — соучредитель и директор Института когнитивных наук и эволюционной психологии Университета Новой Англии.

Предоставлено издателем

Во время Холокоста нацисты называли евреев крысами. Хуту, причастные к геноциду в Руанде, называли тутси тараканами. Рабовладельцы на протяжении всей истории считали рабов недочеловеками-животными. В «Меньше, чем человек » Дэвид Ливингстон Смит утверждает, что важно определить и описать дегуманизацию, потому что именно она открывает двери для жестокости и геноцида.

«Мы все знаем, несмотря на то, что мы видим в фильмах, — говорит Смит Нилу Конану из NPR, — что психологически очень трудно убить другого человека с близкого расстояния и хладнокровно или совершить над ним зверства». Поэтому, когда это действительно происходит, может быть полезно понять, что позволяет людям «преодолеть очень глубокие и естественные запреты, которые у них есть против обращения с другими людьми как с дичью, вредителями или опасными хищниками».

Rolling Stone недавно опубликовал в Интернете фотографии американских военнослужащих, позирующих с мертвыми афганцами, в связи с текущими делами военного трибунала над солдатами на Объединенной базе Льюис-Маккорд в штате Вашингтон. Помимо того, что они позировали с трупами, «эти солдаты — называемые «истребительной командой» — также брали части тел в качестве трофеев, — утверждает Смит, — что очень часто является явлением, сопровождающим форму дегуманизации, при которой враг рассматривается как игра.»

Но это всего лишь последняя итерация модели, которая разворачивалась снова и снова на протяжении истории. В древнекитайской, египетской и месопотамской литературе Смит неоднократно упоминал врагов как нечеловеческих существ. Но это не так просто, как сравнение. «Когда люди дегуманизируют других, они на самом деле воспринимают их как недочеловеков», — говорит Смит. Только тогда процесс может «освободить агрессию и исключить объект агрессии из морального сообщества».

Менее чем человек: почему мы унижаем, порабощаем и истребляем других
Дэвид Ливингстон Смит
Твердый переплет, 336 страниц
St. Евреи как Untermenschen, или недочеловеки, они не имели в виду метафорически, говорит Смит. «Они не имели в виду, что они были как недочеловеков. Они имели в виду, что они были буквально недочеловеков».

Люди уже давно представляют вселенную как иерархию ценностей, говорит Смит, с Богом наверху и инертной материей внизу, а все остальное находится между ними. Эта модель Вселенной «не имеет научного смысла», говорит Смит, но «тем не менее, по какой-то причине мы продолжаем воспринимать Вселенную таким образом и отводим нечеловеческим существам более низкое положение» на шкале.

Итак, внутри человеческой категории исторически существовала иерархия. В XVIII веке белые европейцы — архитекторы теории — «скромно ставили себя на самую вершину». Нижние края категории слились с обезьянами, согласно их мышлению.

Таким образом, «африканцы к югу от Сахары и коренные американцы были обитателями нижней части человеческой категории», когда им даже был предоставлен человеческий статус. В основном их считали «бездушными животными». И эта драматическая дегуманизация сделала возможными великие злодеяния.

29 марта 2011 г., 11:15 по восточному времени

Дэвид Ливингстон Смит

Меньше, чем человек: почему мы унижаем, порабощаем и уничтожаем других
Дэвид Ливингстон Смит
Твердый переплет, 336 страниц
St. Martin’s Press
Цена по прейскуранту: 24,99 долларов

Прежде чем я приступлю к объяснению того, как работает дегуманизация, я хочу сделать предварительные выводы о ее важности. Итак, чтобы сдвинуться с мертвой точки, я кратко расскажу о роли, которую дегуманизация сыграла в том, что по праву считается самым разрушительным событием в истории человечества: во Второй мировой войне. В войне погибло более семидесяти миллионов человек, большинство из них мирные жители. Миллионы погибли в боях. Многие были заживо сожжены зажигательными бомбами и, в конце концов, ядерным оружием. Еще миллионы стали жертвами систематического геноцида. Дегуманизация сделала возможной большую часть этой бойни.

Начнем с конца. Нюрнбергский процесс над врачами 1946 года стал первым из двенадцати военных трибуналов, проводившихся в Германии после поражения Германии и Японии. Двадцать врачей и три администратора — двадцать два мужчины и одна женщина — были обвинены в военных преступлениях и преступлениях против человечности. Они участвовали в гитлеровской программе эвтаназии, в ходе которой около 200 000 умственно и физически неполноценных людей, признанных непригодными для жизни, были отравлены газом, и они проводили чудовищные медицинские эксперименты над тысячами еврейских, русских, цыганских и польских заключенных.

Главный прокурор Телфорд Тейлор начал свое вступительное слово такими мрачными словами:

Подсудимые по этому делу обвиняются в убийствах, пытках и других злодеяниях, совершенных во имя медицинской науки. Жертвы этих преступлений исчисляются сотнями тысяч. Только горстка все еще живы; несколько выживших появятся в этом зале суда.

Но большинство этих жалких жертв были зарезаны наповал или умерли в ходе пыток, которым их подвергали… Для своих убийц эти жалкие люди вовсе не были личностями. Они поступали оптом, и с ними обращались хуже, чем с животными.

Далее он подробно описал эксперименты. Некоторых из этих человеческих морских свинок лишили кислорода, чтобы имитировать прыжки с парашютом с большой высоты. Другие были заморожены, заражены малярией или подверглись воздействию горчичного газа. Врачи делали на их плоти надрезы, имитирующие раны, вставляли в них осколки битого стекла или древесную стружку, а затем, перевязав кровеносные сосуды, вводили бактерии, вызывающие гангрену. Тейлор описал, как мужчин и женщин заставляли пить морскую воду, заражали тифом и другими смертельными заболеваниями, травили и сжигали фосфором, и как медицинский персонал добросовестно записывал их мучительные крики и сильные конвульсии.

Описания в повествовании Тейлора настолько ужасны, что легко не заметить то, что может показаться незначительным риторическим росчерком: его комментарий о том, что «с этими несчастными людьми обращались

хуже, чем с животными ». Но это замечание поднимает вопрос глубокой и фундаментальной важности. Что позволяет одной группе людей относиться к другой группе как к недочеловекам?

Приблизительный ответ получить нетрудно. Мышление определяет повестку дня для действий, а представление о людях как о чем-то меньшем, чем человек, прокладывает путь к злодеяниям. Нацисты открыто говорили о статусе своих жертв. Их было Untermenschen — недочеловеки — и как таковые были исключены из системы моральных прав и обязанностей, связывающих человечество воедино. Нельзя убивать человека, но можно истребить крысу. Для нацистов все евреи, цыгане и другие были крысами: опасными крысами-переносчиками болезней.

Евреи стали главными жертвами этого проекта геноцида. С самого начала Гитлер и его последователи были убеждены, что еврейский народ представляет смертельную угрозу всему благородному в человечестве. В апокалиптическом нацистском видении эти предполагаемые враги цивилизации представлялись паразитическими организмами — пиявками, вшами, бактериями или переносчиками инфекции. «Сегодня, — провозгласил Гитлер в 1943, «международное еврейство есть фермент разложения народов и государств, как это было в древности. Оно останется таким до тех пор, пока народы не найдут в себе силы избавиться от вируса». И лагеря смерти (газовые камеры которых были созданы по образцу камер для дезинсекции), и айнзатцгрупп (военизированные эскадроны смерти, которые бродили по Восточной Европе и следовали за наступающей немецкой армией) были ответом на то, что нацисты воспринимали как смертельная зараза.

Иногда нацисты считали своих врагов злобными кровожадными хищниками, а не паразитами. Когда партизаны в оккупированных районах Советского Союза начали партизанскую войну против немецких войск, Вальтер фон Райхенау, главнокомандующий немецкой армией, отдал приказ нанести «суровое, но справедливое возмездие еврейским недочеловекам». (нацисты считали всех своих врагов частью «международного еврейства» и были убеждены, что евреи контролируют национальные правительства России, Великобритании и США). Военный историк Мэри Р. Хабек подтверждает, что «солдаты и офицеры думали о русских и евреях как о« животных »… которые должны были погибнуть. Дегуманизация врага позволила немецким солдатам и офицерам согласиться с новым видением войны нацистов, и сражаться, не оказывая Советам ни пощады, ни пощады».

Холокост — наиболее тщательно задокументированный пример разрушительного действия дегуманизации. Его отвратительность напрягает границы воображения. И все же сосредоточение внимания на нем может быть странно утешительным. Слишком легко представить себе, что Третий рейх был причудливой аберрацией, своего рода массовым безумием, спровоцированным небольшой группой ненормальных идеологов, которые сговорились захватить политическую власть и подчинить нацию своей воле. С другой стороны, заманчиво представить, что немцы были (или являются) исключительно жестоким и кровожадным народом. Но эти диагнозы опасно ошибочны. Что больше всего беспокоит в нацистском феномене, так это не то, что нацисты были сумасшедшими или монстрами.

Дело в том, что они были обычными людьми.

Когда мы думаем о дегуманизации во время Второй мировой войны, наши мысли обращаются к Холокосту, но не только немцы дегуманизировали своих врагов. Пока авторы «Окончательного решения» были заняты реализацией своей смертоносной программы расовой гигиены, русско-еврейский поэт и писатель Илья Эренбург штамповал пропаганду для распространения в сталинской Красной Армии. Эти памфлеты изобиловали бесчеловечной риторикой: в них говорилось о «запахе животного дыхания Германии» и описывались немцы как «двуногие животные, освоившие технику войны» — «эрзац-люди», которых следует уничтожить. «Немцы не люди, — писал Эренбург, — … Если вы убьете одного немца, убьете другого — для нас нет ничего более забавного, чем куча немецких трупов».

Это не пустословие. вермахта унесли жизни 23 миллионов советских граждан, примерно половина из которых были гражданскими лицами. Когда ход войны, наконец, изменился, поток русских войск хлынул в Германию с востока, и их неумолимое наступление превратилось в оргию изнасилований и убийств.