Зигмунд фрейд о мужчинах и женщинах: Ненавидел ли Фрейд женщин?

Содержание

Ненавидел ли Фрейд женщин? | PSYCHOLOGIES

В конце жизни он признавал, что женское начало осталось для него загадкой. Между тем, отмечает психоаналитик Светлана Федорова, всю жизнь Фрейда окружали женщины: его мать Амалия, которая умерла в 95 лет, всего за девять лет до его смерти, пять младших сестер, его дочери, и среди них Анна, которая стала психоаналитиком, как отец, и которую он прозвал «моя Антигона» в честь дочери царя Эдипа. Верная жена Марта и ее младшая сестра Минна, доверенный друг Фрейда: их отношения были настолько близкими, что некоторые биографы заподозрили между ними любовную связь.

А еще женщины-психоаналитики, столь же очаровательные, сколь умные: принцесса Мари Бонапарт, Лу Андреас-Саломе (в которую был страстно влюблен Ницше) и Сабина Шпильрейн (приехавшая из Ростова-на-Дону лечиться у Юнга и затем защитившая диссертацию по психологии) — все они внесли свой вклад в развитие теории психоанализа. Наконец, его пациентки с их фантазиями и снами… Можно сказать, что Фрейд обязан женщинам всем или почти всем.

Инфантильная сексуальность

Вместе с тем его суждения о женщинах могут шокировать того, кто мало знаком с психоанализом. Загадка женственности, по Фрейду, основана на анатомической реальности: у женщин нет видимых половых органов, и эта особенность строения тела делает их непроницаемыми для познания. Чтобы доказать эту гипотезу, он опирается на инфантильную сексуальность, на момент, когда маленькие дети обнаруживают различие полов. На месте пениса у девочек… ничего нет.

Теория Фрейда связывает женственность с пассивностью, зависимостью и мазохизмом

Фрейд утверждает, что на основе этого открытия у мальчиков и девочек складывается убеждение, которое сохранится всю жизнь: женщина — это нечто незначительное, кастрированный мужчина, самец, потерявший свои органы. Нет ничего, что бы рассказало нам что-либо о женственности. Почему, когда люди вырастают и обнаруживают существование вагины, они остаются на этих инфантильных фаллоцентричных позициях? Почему они не эволюционируют?

Фрейд этого не объясняет. А его обесценивающие слова о стареющих дамах, которые не интересуют больше мужчин и становятся сварливыми, вздорными, мелочными и скупыми, часто служили поводом для обличений психоанализа со стороны феминисток в 60-е и 70-е годы. Тем более что теория Фрейда связывает женственность с пассивностью, зависимостью и мазохизмом.

Минна Бернайс, Марта Бернайс (Фрейд) и Зигмунд Фрейд.

Универсальный комплекс

Все эти характеристики выглядят уничижительно по отношению к женщинам — если не знать более широкого контекста, подчеркивает Светлана Федорова. «На самом деле Фрейд придерживался очень демократичных взглядов, в том числе и в гендерных вопросах. Он вообще считал человека существом бисексуальным, утверждая, что в каждом из нас есть и мужское, и женское, хотя у разных полов это по-разному проявляется.

Наблюдая за маленькими девочками, Фрейд пришел к выводу, что их агрессивность не уступает мальчишеской

Так, изначально он говорил о комплексе кастрации у мужчины — то есть о страхе мальчика, что за свое желание обладать матерью он будет наказан отцом (кастрирован). Однако он пришел к выводу, что в эдипальной фазе тот же страх присущ и девочкам (так называемая «зависть к пенису»). Таким образом, комплекс кастрации универсален».

Точно так же, продолжает психоаналитик, наблюдая за маленькими девочками, Фрейд пришел к выводу, что их агрессивность не уступает мальчишеской. Речь не об агрессии в обыденном значении как грубом нарушении чужих границ, а, наоборот, о силе отстаивать свои границы, проявлять собственные влечения.

Дитя своего времени

А как насчет мнения Фрейда, что женщина страдает от незавершенности, завидует мужчине и мечтает его поглотить, — поэтому необходимо направить эту потенциальную «прожорливость» в должное русло, требуя от женщины послушания и уважения? «Женщины созданы для домашней работы», — пишет он своему ученику Карлу Абрахаму в 1925 году и сурово критикует тех женщин, которых считает слишком «легкомысленными» (в молодости он запрещал своей невесте Марте с такими общаться).

Эта патриархальность как будто не вяжется с образом ученого, посмевшего нарушить столько табу обывательской морали. Но даже гении не вполне свободны от ограничений, которые накладывают на них время, культура, семейная история. «Все-таки Фрейд происходил из традиционной еврейской семьи, где женщине было отведено определенное место, — размышляет Светлана Федорова. — И хотя ум и любопытство позволили ему открыть много секретов человеческой психики, он в какой-то степени остерегался вопросов, связанных с женственностью, которую называл «темным континентом».

Фрейд был любимым сыном, мать верила, что Зигмунд станет великим, и это воодушевляло его

С одной стороны, Фрейда пугала женская плодовитость, ведь жена родила ему одного за другим шестеро детей. С другой — мешало его уважение к матери: глубже проникнув в тайны женщины, он мог бы узнать нечто запретное и о матери. Несколько раз он подступался к анализу своих сновидений и фантазий о ней и останавливался на полпути, боясь узнать что-то, с чем ему будет сложно жить.

К тому же их отношения были непростыми. Он был у нее любимым сыном, она верила, что Зигмунд станет великим, и это воодушевляло его. Но в этом была и экспансия с ее стороны, она слишком много в него инвестировала, и неудивительно, что сын испытывал страх поглощения».

Разрешение на желание

Но хотя Фрейд вовсе не был сторонником равенства полов, он все же догадывался о том, что якобы существующая умственная неполноценность женщин связана с подавлением, которому женщины подвергаются, и с тем, что они редко получают систематическое образование. «Нет, Фрейд не был женоненавистником», — подытоживает Светлана Федорова. Она напоминает, что психоанализ зародился благодаря тому, что Фрейд работал с пациентками, страдавшими истерией.

Он увидел, что их болезнь — следствие подавления сексуального влечения, которое было под запретом в буржуазных семьях. И результаты этого открытия оказались намного шире, чем способ излечения этого душевного недуга. В конечном счете именно Фрейд позволил женщинам испытывать желания, быть сексуальными и говорить об этом.

Марта и Фрейд: непростая история

Четыре с половиной года между обручением и свадьбой, тысячи писем друг другу (иногда очень игривых)… Марта была горячо желанной невестой, а затем — измотанной супругой. Между январем 1887-го и декабрем 1895-го она родила шестерых детей. Очень рано Фрейд прибег к воздержанию, чтобы избавить ее от новой беременности, а семью — тогда довольно бедную — от еще одного голодного рта. Если учесть, что женился он в 30 лет девственником, то, скорее всего, половая жизнь специалиста по фантазмам продлилась всего девять лет. Потом он несколько раз пытался возобновить интимные отношения с Мартой, но, чувствуя себя слишком старым, не стал упорствовать.

Текст:Галина ЧерменскаяИсточник фотографий:Getty Images

Новое на сайте

О чем хотят сказать наши неловкости

Как стать успешным, отказавшись от двух слов и применив одно «правило Джобса»

Как горевать без вреда для психического здоровья

Тест: Как распознать мужчину вашей мечты?

«Муж — игроман и алкоголик. Но родители не разрешают уйти от него из-за наследства»

Половые гормоны: подробный обзор их влияния на организм, фигуру и либидо

Рефлексия: что это такое и как правильно ей заниматься

15 шагов к психологической устойчивости

Зигмунд Фрейд, Афоризмы о мужчинах и женщинах

Мы выбираем не случайно друг друга… Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании.

Aфоризмы о совести

Афоризмы об искусстве

Афоризмы об образовании

Афоризмы о браке

Афоризмы об экологии

Афоризмы о вере

Афоризмы о взрослении

Афоризмы о возрасте

Афоризмы о войне и мире

Афоризмы о времени

Афоризмы о географии

Афоризмы о деньгах

Афоризмы о детях

Афоризмы о желаниях

Афоризмы о жизни

125

Афоризмы о законе

Афоризмы о кино

Афоризмы о книгах

Афоризмы о коррупции

Афоризмы о кошках

Афоризмы о красоте

Афоризмы о лжи

Афоризмы о лидерстве

Афоризмы о лошадях

Афоризмы о любви

Афоризмы о любовниках

Афоризмы о математике

Афоризмы о мужчинах

Афоризмы о мужчинах и женщинах

Афоризмы о музыке

Афоризмы о мышлении

Афоризмы о науке

Афоризмы о национализме

Афоризмы о писателях

Афоризмы о политиках

Афоризмы о политике

Афоризмы о путешествиях

Афоризмы о работе

Афоризмы о рекламе

Афоризмы о России

Афоризмы о рыбалке

Афоризмы о свободе

Афоризмы о сексе

Афоризмы о смерти

Афоризмы о счастье

Афоризмы о таланте

Афоризмы о театре

Афоризмы о человеке

Афоризмы о чудесах

Афоризмы о школе

Афоризмы про актеров

Афоризмы про алкоголь

Афоризмы про английский язык

Афоризмы про астрономию

Афоризмы про байкеров

Афоризмы про Бога

Афоризмы про водителей

Афоризмы про врагов

Афоризмы про дела

Афоризмы про друзей

Афоризмы про женщин

Афоризмы про лень

Афоризмы про медицину

Афоризмы про начальника

Афоризмы про одежду

Афоризмы про опыт

Афоризмы про поэтов

Афоризмы про сад

Афоризмы про спор

Афоризмы про уважение

Афоризмы про улыбку

Афоризмы про хоккей

Афоризмы про экономику

Что Зигмунд Фрейд думал о женщинах?

Автор Татьяна в 12/07/2015. Опубликовано Психоанализ Последнее обновление: 09/11/2018

«Самый сложный вопрос, на который никогда не могли найти ответ и на который я также не могу ответить, несмотря на тридцать лет моих исследований в области женской души, заключается в следующем: как понять, что хочет женщина?»
Зигмунд Фрейд (1923)

Взгляд Зигмунда Фрейда на женщин вызвал споры в течение всей его жизни и по-прежнему остается спорным вопросом сегодня. «Женщины противятся изменениям, являются пассивными получателями, сами при этом ничего не дают», — написал он в работе под названием «Некоторые психические следствия анатомического различия полов» (1925).

Донна Стюарт объясняет: «Фрейд был человеком своего времени. Он был противником женского освободительного движения и считал, что жизнь женщины во многом определяют её сексуальные репродуктивные функции».

Зависть к пенису

Зависть к пенису — женский аналог понятия страха кастрации, введенного Фрейдом. В своей теории психосексуального развития Фрейд предположил, что во время фаллической стадии развития (около 3-5 лет) девочки отдаляются от своих матерей, направляя все эмоции на отцов.

Согласно Фрейду, это происходит, когда девочка понимает, что у нее нет пениса. «Девочки считают свою мать ответственной за то, что они лишены пениса, и не могут простить ей то, что из-за неё они поставлены в невыгодное положение», — предположил Фрейд (1933).

Сам Фрейд считал описанный им Эдипов комплекс и связанные с ним концепции (например, страх кастрации и зависть к пенису) своими самыми большими достижениями, эти теории являются, пожалуй, наиболее критикуемыми из всех его разработок.

Женщины-психоаналитики вроде Карен Хорни и другие феминистически настроенные мыслители считали его идеи искаженными, а тон — снисходительным.

Истерия

Революционная разговорная психотерапия Фрейда появилась во время его работы Бертой Паппенгейм, также известной как Анна О. Она страдала от того, что сам Фрейд называл истерией — среди симптомов, которые испытывала эта женщина, были даже галлюцинации, амнезия и частичный паралич.

Во время сеанса с одним из коллег Фрейда, Джозефом Брюером, Паппенгейм описала свои чувства и переживания. Это, казалось, облегчило её симптомы. Паппенгейм преодолела свои проблемы, стала социальным работником и внесла значительный вклад в развитие женского движения в Германии.

Первоначально Фрейд предположил, что причины истерии коренятся в пережитом в детстве сексуальном насилии. Позже он отказался от этой теории, вместо этого подчеркнув роль сексуальных фантазий в развитии различных неврозов и болезней.

«Женщин он явно понимал недостаточно, но узнал он о них больше, чем было известно, когда он только вышел на сцену. Было очень необычно во времена Фрейда признавать, что у женщин также присутствует сексуальное желание, ещё необычнее — заявлять, что подавление сексуального желания может способствовать развитию истерики», — объяснил историк Питер Гей.

Женщины в жизни Фрейда

В то время как Фрейд часто утверждал, что он мало понимает женщин, несколько женщин всё же сыграли важную роль в его личной жизни. Фрейд был первенцем своей матери (у его отца уже были двое сыновей от предыдущего брака) и считался её любимым ребёнком. «Я обнаружил, что люди, которые знают, что они у своих матерей самые любимые, в жизни проявляют своеобразную самостоятельность и непоколебимый оптимизм, который часто приносит реальный успех своим обладателям», — заметил однажды Фрейд.

Отношения Фрейда с его женой, Мартой, были весьма традиционными. «Она была очень хорошей Hausfrau (домохозяйкой)», — говорила его внучка, Софи Фрейд. — «Она была очень бережливой. И мой отец сказал бы, что его мать скорее отравила бы всю семью, чем выбросила еду».

Фрейд рос вместе с несколькими сёстрами, а позднее стал отцом трёх сыновей и трёх дочерей, в том числе Анны Фрейд, которая сыграла важную роль в его работе.

Женщины в психоанализе

Хотя Фрейд считал женщин менее полноценными по сравнению с мужчинами, женщины сыграли важную роль в развитии и продвижении психоанализа. Первой женщиной, которая присоединилась с Венскому психоаналитическому обществу Фрейда, была Элен Дейч; в 1918 году она опубликовала первую книгу по психоанализу женской сексуальности, в которой много писала на такие темы, как психология женщин, юность и материнство.

Семейный психоаналитик (и, предположительно, одна из любовниц Карла Юнга) Сабина Шпильрейн также оказала важное влияние на становление психоанализа. Она была одной из пациенток Юнга. В годы дружбы Фрейда и Юнга, они проводили довольно много времени за обсуждением случая Шпильрейн, который помог им сформировать свои взгляды. Самой Шпильрейн также приписывают причастность к разработке концепции инстинкта смерти и популяризации психоанализа в России.

Психоаналитик Карен Хорни стала одним из первых критиков точки зрения Фрейда на женскую психологию. Мелани Кляйн — видный член психоаналитического сообщества — разработала технику, известную как «игровая терапия, которая широко используется до сих пор. Кроме того, собственная дочь Фрейда, Анна, сыграли важную роль в продвижении многих теорий отца и сделала большой вклад в развитие детского психоанализа.

Противоположные точки зрения

Карен Хорни. Понятие «зависти к пенису» в своё время было подвергнуто жёсткой критике, особенно со стороны психоаналитика Карен Хорни. В ответ она предположила, что зависть должны испытывать мужчины, неспособные рожать детей. Эту идею она назвала «завистью к матке». Фрейд ответил на это (хотя и косвенно, в письме: «Мы не должны сильно удивляться, если женщина-аналитик, недостаточно убеждённая в интенсивности собственном желании пениса, не придаёт должного значения этому фактору у своих пациентов» (1949). Фрейд считал также, что идея зависти к матке возникла в результате собственной предполагаемой зависти Карен Хорни к пенису.
Софи Фрейд. Несмотря на то, что понятие женской сексуальности часто противоречило патриархальным тенденциям той эпохи, Фрейд всё же оставался человеком своего времени. Его часто называют женоненавистником, и даже его собственная внучка, Софи Фрейд, назвала теории деда устаревшими. «Его идеи были навеяны обществом», — объяснила она.

Даже сам Фрейд признавал, что его понимание женщин было ограничено. «Это все, что я должен сказать вам о женственности», — написал он в 1933 году. — «Это мнение, конечно, неполно и фрагментарно, и не всегда звучит дружелюбно… Если вы хотите узнать больше о женственности, обратитесь к собственному жизненному опыт или поэтам — или подождите, пока наука сможет дать вам более точные и более систематизированные знания».

Сегодня многие психоаналитики предполагают, что, скорее, чем отвергнуть теории Фрейда, мы должны сформировать новый взгляд на его оригинальные идеи. Как сказал один писатель, «Фрейд пересматривал свои теории много раз по мере того, как накапливал новые данные и оформлял свежие идеи. Современные аналитики не должны делать меньше».

Теги: Женщины, Зигмунд Фрейд

Есть что сказать? Оставть комментарий!:

Эволюция, отношения с мамой и Зигмунд Фрейд: как мы выбираем партнеров?

«Почему ты выбрал(а) ее/его?» – навряд ли вы ответите точно и быстро.
И правда, вопрос непростой. Как мы узнаем «своего человека»: влияют ли на нас знаки судьбы или это всего лишь игра дофамина с множеством психологических факторов?

Согласны мы или нет, биология играет большую роль при выборе партнера.

М+Ж
Можно ли считать секстинг изменой? А отношениями? Отвечают люди, которые им занимаются, и эксперт по теме Обсудили явление страстных сообщений со всех сторон. А вы любите секстинг?

Мы осуждаем лукизм, но ученые заверяют, что в первую очередь человек обращает внимание на внешность.

Часто люди влюбляются в похожих на себя, и эта теория имеет простое объяснение: схожие черты кажутся нам более родными и приятными.

Профессор Дуглас Кендрик из Государственного университета Аризоны выдвинул идею о том, что человек выбирает себе партнера в соответствии со своим уровнем привлекательности. Такой вывод он сделал после эксперимента:

Но верно ли это утверждение? На этот вопрос нам ответил нейробиолог и научный руководитель Центра развития мозга Илья Мартынов: «Уже очень давно как психологами, так и нейробиологами высказаны предположения о том, что мы выбираем партнеров, сравнивая с собственным уровнем привлекательности. Он может сильно зависеть от социальных влияний.

Знаковые исследования Василия Ключарева показали, что людям свойственно сдвигать оценку уровня привлекательности людей в сторону некоторого принятого социального значения. Людям на мониторе компьютера предъявляли фотографии лиц девушек и просили их оценить степень привлекательности по шкале от одного до восьми. Затем компьютер демонстрировал некоторое экспертное мнение, которое отличалось в большую или меньшую сторону о того балла, который присвоил лицу участник эксперимента. Затем участникам вновь показывались лица тех же девушек. И участники во второй раз проставляли балл. Удивительным оказалось то, что вторичная оценка сдвигалась в сторону экспертного мнения. На самом деле «экспертное» мнение было случайно сгенерировано компьютером. В некотором смысле человека можно заставить считать кого-то более красивым и наоборот – это может повлиять на ваш выбор.

Вместе с когнитивным нейропсихологом Анной Шестаковой в 2009 году мы повторяли исследования Василия Ключарева в Петербурге, и наши данные подтверждали результаты, полученные им. Таким образом, даже при оценке уровня собственной привлекательности на биологические факторы накладываются и социальные».

М+Ж
Влюбленность и любовь: в чем отличие между этими чувствами Определение влюбленности и любви и разница между этими двумя чувствами.

К сожалению, поп-культура продолжает навязывать обществу свои представления об идеальном партнере. Инстаграм предлагает использовать «спасительные фильтры», а реклама до сих пор обыгрывает в своих сюжетах гендерные стереотипы, продвигая товар с помощью брутальных или гиперсексуальных героев.

И все-таки теория о том, что мужчины выбирают женщин с широкими бедрами и большой грудью, а женщины – финансово независимых мужчин, так как бессознательно думают о потомстве, звучит по-сексистски, не правда ли?

Возможно, это утверждение все еще работает, но не будем забывать о влиянии культуры. Такие критерии действуют в патриархальном обществе, где роли мужчины и женщины определены особым образом, но картина постепенно меняется.

Все же в современном мире выбор партнера – это не только эволюционный, но и социальный выбор. Мужчины стали больше обращать внимание на независимость и профессиональные достижения женщины, а женщины – на личные качества мужчин – на доброту, на способность заботиться о них (и о детях, если они есть), на умение быть хорошим другом и т.д.

А еще мы чаще обращаем внимание на тех, с кем проводим больше времени. Это вполне логично: со знакомыми людьми мы чувствуем себя безопаснее, а длительное общение позволяет лучше узнать человека и увидеть в нем не только внешнюю привлекательность.

Совпадение на уровне запахов – тоже не шутка. С помощью них мы с какой-то долей вероятности распознаем людей с похожим набором генов (например, родственников) и с отличающимся, а потому примерно можем понять, нравится нам человек или нет.

Лайфстайл
Мужчины в декрете: как дела обстоят в России? Поговорили с папами, которые не испугались гендерных стереотипов и ушли в отпуск по уходу за детьми.

С психологической точки зрения на то, как мы выбираем свою «вторую половинку» влияют отношения с родителями. В большей степени – отношения с мамой.

В 1960-70-е годы психологи Джон Боулби и Мэри Эйнсворт выдвинули теорию привязанности. Она гласила: отношения ребенка и матери формируют в дальнейшем межличностные отношения человека с окружающими.

В конце 1980-х другие психологи Синди Хазан и Филипп Шейвер применили теорию к взрослым, которые состоят в романтических отношениях. Тип привязанности зависит от того, получает ли ребенок достаточно внимания и любви, чувствует ли он близость родителей и безопасность. Исследователи выделили четыре таких типа — надежный, тревожный, избегающе-отвергающий и тревожно-избегающий – и пришли к выводу, что те косвенно обусловливают длительность отношений. Например, люди с надежным типом привязанности не боятся эмоциональной близости, а партнеры с избегающе-отвергающим типом наоборот. Определенный тип привязанности (например, тревожно-избегающий) может помешать построить здоровые отношения, но с помощью психотерапии его можно изменить.

Зигмунд Фрейд утверждал, что образ нашего идеального партнера кроется в бессознательном и формируется еще в детстве. Эту мысль подтверждает психолог и исследователь Джон Готтман. Он пишет, что наши предпочтения в выборе партнера – результат явления, известного как импринтинг. Это биологический механизм, который позволяет закрепить важные моменты из детства и пубертатного периода в памяти. То есть на наш выбор партнера могут повлиять образы родителей, друзей, школьных влюбленностей и т.д.

Теоретически человек действительно может запечатлевать (запоминать) особенности родителей, бабушек, дедушек. И это в дальнейшем может повлиять на выбор первого партнера.Предполагают, что люди на всю жизнь запоминают первый сексуальный опыт – как бы происходит его впечатывание в мозг. Это и называется импринтингом. Кстати, мы можем выбирать людей, похожих на самого первого партнера, поскольку они будут казаться нам знакомыми и понятными. Таким образом будет сформировано мнимое ощущение относительной безопасности. Правда, импринтинг – пока только гипотеза, хоть и имеющая ряд косвенных подтверждений.Например, в 2017 году ученые из Университета Калифорнии в Дэвисе пришли к выводу, что выбор спутника жизни может определяться просто вашим местом жительства и местным социальным окружением. Эти данные поддерживают теорию импринтинга, поскольку укладываются в концепцию «насмотренности». То есть человек по мере взросления наблюдает людей вокруг и обнаруживает некоторые общие признаки. Эти признаки он может искать в будущих партнерах.
Илья Мартынов

М+Ж
Полиаморные семьи: альтернативный взгляд на отношения Что такое любовь не для двоих?

Вооружившись данными, вы можете смело отправиться к своему избраннику, чтобы выяснить, по каким критериям выбрали вы и выбрали вас. Но даже если ваш партнер не обладает симметричным лицом и не похож на вашу школьную любовь, – все каким-то образом сработало. И может, так даже лучше?

Ведь в конце концов каждая история любви и романтические отношения – это совокупность неповторимых моментов и нашего индивидуального восприятия. И даже если биология и психология, работая где-то на фоне, подсказывают нам, как лучше поступить – верить в счастливую случайность гораздо интереснее.

А во что верите Вы?

В биологию и психологию

В судьбу

В здоровые отношения

Доверяю только гороскопам

Оговорка «по Фрейду» — скрытое желание или просто ошибка?

Заря Горветт
BBC Future

11 липня 2016

Автор фото, iStock

Свидетельствуют ли наши словесные оговорки о чем-то большем, нежели банальная запинка, узнавала обозреватель BBC Future.

В 1988 году тогдашний вице-президент США Джордж Буш-младший выступал в прямом эфире на радио в Айдахо.

Рассказывая о реформах в аграрной политике, Буш оговорился и вместо «мы имели определенные неудачи (setbacks)», сказал «мы имели секс».

Политическая карьера Джорджа Буша-младшего уже давно стала достоянием истории, но о его эпической оговорке до сих пор помнят.

Что же такое оговорка «по Фрейду»? Есть кое-что, что вы хотите произнести вслух, но о чем лучше промолчать, и то, что нельзя произносить ни в коем случае. И вдруг именно это, последнее, случайно вырывается из ваших уст. Это — самая большая и довольно частая неприятность у каждого оратора.

А вот почему эти оговорки случаются так часто и имеют ли они на самом деле какой-то скрытый смысл, — попробуем разобраться.

Основатель психоанализа Зигмунд Фрейд считал, что для понимания проблемы недостаточно выслушать, что говорят пациенты. Настоящие желания, по его мнению, можно понять, обращая внимание на случайные оговорки или другие «намеки» подсознания.

Как часто мужчины думают о сексе?
Почему запретный плод так сладок?

«Парапраксисы», как называют эти погрешности психоаналитики, могут выявить запрещенные порывы — сексуальные желания или нецензурные выражения, которые мы обычно прячем глубоко в подсознании. Ошибки речи — совсем не случайны, это — загадки, которые нужно расшифровывать.

Впрочем, есть одна проблема: оговорки «по Фрейду», как и большинство других его идей, проверить очень сложно. Зигмунд Фрейд, несомненно, — выдающийся ученый, но, по мнению многих современных психологов, лингвистов и нейробиологов, он ошибался почти в каждой своей идее. Ошибался ли он также и по поводу оговорок?

Одно старое, впрочем, довольно изобретательное исследование попыталось это выяснить с помощью секса и электричества. В эксперименте приняли участие гетеросексуальные мужчины, которых разделили на три группы. Две из них посетил пожилой профессор, в третью же группу направили молодую и привлекательную ассистентку в очень короткой юбке и прозрачной блузке.

Автор фото, iStock

Підпис до фото,

Почему мы имеем в виду одно, а произносим вслух другое?

Участникам предложили молча и быстро прочитать список из пар слов, на первый взгляд, не связанных друг с другом ( «суд — грязь» или «крыша — ужас»). На самом деле, эти слова были так называемыми «спунеризмами», провоцирующими непреднамеренную перестановку начальных звуков часто с комическим эффектом (например, «перепонные барабанки» вместо «барабанные перепонки»).

Название происходит от имени английского философа Уильяма Спунера, который прославился подобными оговорками.

Во время эксперимента участников случайно вызвали с помощью электрического сигнала, после чего они должны были прочитать очередную пару слов вслух. Как мог бы предусмотреть Фрейд, в присутствии привлекательной лаборантки участники чаще путали слова, в результате чего появлялись оговорки типа fast passion («быстрая страсть») вместо past fashion («прошла мода») или happy sex («счастливый секс») вместо sappy hex («полный сил»).

Между тем участникам третьей группы к пальцам подвели электроды. «Мы сказали ребятам — а это была, конечно, ложь, — что в 70% случаев их может ударить током», — объясняет Майкл Мотли, психолог из Калифорнийского университета в Дейвисе, а также соавтор исследования.

Впрочем, испытуемые оговаривались и в этой группе. После этого исследователи измерили уровень сексуальной тревожности участников. Вопреки ожиданиям, ученые обнаружили, что наибольшее количество оговорок с сексуальным подтекстом сделали именно те испытуемые, кто имел высокий уровень страха перед сексуальными желаниями. Интересно, почему?

Пытаясь скрыть свои порывы, мужчины, очевидно, становились жертвами «эффекта белого медведя», впервые описанного русским писателем Ф. М. Достоевским: попробуйте не думать о чем-то, к примеру, о сексе или белом медведе. Ну, и конечно же, все ваши мысли тут же начнут крутиться только вокруг этого.

Автор фото, iStock

Підпис до фото,

Сексапильный вид ассистентки спровоцировал некоторых испытуемых на оговорки

На этом основана и популярная игра, участников которой заставляют не думать о самой игре. Как только эта мысль проникнет в ваше сознание, вы проиграете и должны вслух признаться в этом. А это заставит проиграть всех вокруг вас. И как выиграть в эту игру, пока никто не додумался.

Еще в 1980-е годы психолог Дэниэл Вегнер предположил, что главной причиной оговорок «по Фрейду» является попытка избежать их. Согласно его теории, наше подсознание пытается фильтровать мысли, чтобы случайно не выдать наши тайные желания. Но когда коварная мысль возникает, по иронии судьбы, она попадает в наше сознание, заставляя нас постоянно думать об этом.

И тогда это только вопрос времени, когда она прозвучит вслух. «Когда мы о чем-то думаем, наш мозг подбирает подходящие слова, чтобы мы могли воспользоваться ими, как только мы захотим высказаться», — объясняет Мотли. Учитывая количество вариантов, слово, которое мы в конечном итоге выбираем, может быть достаточно показательным.

В другом эксперименте по измерению уровня сексуального возбуждения Мотли попросил участников завершить предложение: «Старый горец держал самогон в больших. ..». По значению здесь подходит много слов — «жбаны», «бочки», «фляги» и другие.

Автор фото, iStock

Підпис до фото,

Чем глубже мы пытаемся спрятать мысль, тем больше вероятность, что она будет всплывать в сознании

Тем не менее, те участники, кто находил ассистентку привлекательной, заметно чаще заканчивали предложения словом «кружки» (jugs, кроме своего основного значения, на американском сленге также означает «женская грудь». — Ред.). Очевидно, нечто подобное происходит и с оговорками, считает ученый.

Вместо «ты в хорошей форме» (you’re very fit) мы можем сказать знакомому в тренажерном зале «ты очень толстый» (you’re very fat), на важной встрече ляпнуть «порнография» вместо «фотография» или назвать имя бывшего любовника во время секса. Все это — случаи подсознательного саботажа, которые случаются тем чаще, чем менее уверенно мы себя чувствуем.

Впрочем, эта теория устроила не всех. Среди ее оппонентов — самый суровый критик Фрейда, австрийский лингвист Рудольф Мерингер, который работал в Венском университете в конце XIX века. Мерингер собрал, систематизировал и проанализировал тысячи словесных оговорок, которые прозвучали в основном в его обеденных разговорах с коллегами.

Ученый пришел к выводу, что все эти оговорки являются вмешательством других речевых звуков, а не скрытого смысла. С этим соглашается психолингвист Роб Гартсвикер из Университета Гента, который уверен, что большинство ошибок абсолютно безобидны.

Вспомним другой «эпик фейл» в прямом эфире, когда журналист Джим Нойти с BBC Radio 4 в программе Today, упоминая тогдашнего министра культуры Джереми Ханта, случайно заменил первую букву его фамилии на «к» (на английском это очень грубое ругательство. — Ред.).

Автор фото, iStock

Підпис до фото,

То, что кажется оговоркой «по Фрейду», часто является простой словесной путаницей

На первый взгляд, это классический пример оговорки «по Фрейду». Хотя на самом деле это результат того, как мозг извлекает «с полочек» памяти слова, необходимые для выражения мысли. Сначала они выбираются из сети слов, близких по значению и содержанию. Так память выдает, к примеру, ассоциацию «культура — Хант». Затем мозг выбирает нужные звуки для произношения слова, и именно на этом этапе согласные могут перепутаться.

«Это очень типичная ошибка, на которую Фрейд не обратил внимания», — добавляет Роб Гартсвикер. К тому же, как отметил тогда соведущий программы, назначить на пост министра культуры человека с фамилией Хант, было крайне опрометчиво.

Несмотря на то, что попасть в такую словесную ловушку довольно легко, за день мы можем неверно произнести лишь около 22 слов из более 15 тысяч, которые мы в среднем произносим. Сканирование мозга показало, что оговорки обычно случаются, когда мы проговариваем предложения «внутренней речью», и большинство из них мы успеваем исправить, прежде чем произносим их вслух.

«В результате мы говорим без ошибок, но волны мозговой активности показывают, что мысленно мы все-таки сделали запрещенную оговорку», — объясняет Гартсвикер.

Автор фото, iStock

Підпис до фото,

Некоторые психоаналитики придерживаются фрейдистской теории о том, что оговорки открывают тайны нашего подсознания

Словесные оговорки случаются чаще тогда, когда наше внимание рассеяно или наш внутренний «корректор» не работает должным образом: когда мы нервничаем, утомлены, пьяны или стареем. Вероятность оговориться также повышается, когда мы говорим слишком быстро.

Итак, словесные оговорки свидетельствуют преимущественно о том, как формируется речь в мозге, и иногда о том, что мы обдумываем в данный момент. Но открывают ли они на самом деле наши подсознательные тайные желания — это большой вопрос.

Некоторые психоаналитики, как, например, Розин Перелберг из Университетского колледжа Лондона, уверены, что эти самые желания имеют важное значение. «Мы обычно не воспринимаем их всерьез, но они способны обнаружить то, о чем человек сознательно не хочет говорить», — отмечает ученый.

Она вспоминает своего недавнего пациента, оговорка которого обнаружила подсознательную тревогу, что он может жестоко относиться к своему будущему ребенку (муж сказал «бить» вместо «пить»).

Исследователи Гартсвикер и Мотли скептически относятся к этому. «Наверное, такие оговорки могут иметь место, но считать, что все речевые ошибки свидетельствуют о чем-то скрытом, слишком безрассудно», — добавили они.

Итак, была ли оговорка Джорджа Буша «оговоркой по Фрейду», мы, похоже, никогда не узнаем. Но, очевидно, он имел в виду копуляцию… то есть, простите, кооперацию.

Высказывания Зигмунда Фрейда: лучшие цитаты

Чем известен Зигмунд Фрейд?

Зигмунд Фрейд являлся австрийским неврологом, всемирно прославившимся в качестве основателя психоанализа. Он посвятил свою жизнь исследованию и написанию революционных статей о психическом развитии и о том, как работает наша психика в различных обстоятельствах.

Его работа охватывает такие темы, как бессознательное, религия, мечты, психосексуальное развитие, инстинкты жизни и смерти, женственность и женская сексуальность, меланхолия и теории развития личности. Так что приготовьтесь, потому что вам наверняка захочется узнать больше о его исследованиях!

Зигмунд указывал на некоторые факты, которые большинству из нас на самом деле не нравится слышать, но это не делает их менее реальными. То, что мы на самом деле знаем и осознаем, является лишь верхушкой айсберга.

В тысяча девятьсот тридцать восьмом году Фрейд бежал из Вены после того, как немецкая армия захватила город и начала преследование венских евреев. Зигмунду удалось взять с собой некоторых членов семьи, но четверо из его сестер и его дочь Анна остались в городе. Анна была арестована и допрошена, а его сестры погибли в лагерях от голода или в газовых камерах.

Такая трагедия сделала Фрейда, прежде всего, сильным и гордым. В последние часы он напомнил своему врачу об их «контракте». Контракт подразумевал, что он не будет продолжать существовать в немощном состоянии, когда придет его время. Поэтому врач Зигмунда помог ему уйти из жизни до того, как слабость совсем подавила его дух.

Что Фрейд говорил о любви

Как сказал мастер психоанализа, признавая, что любовь – это химия: «Химия на две трети состоит из ожидания. Жизнь, видимо, тоже». Фрейд признавал: «Человек любит то, чего не хватает его «Я» для достижения идеала».

Психоанализ З. Фрейда — кратко и понятно

Являясь признанным знатоком животных инстинктов, запрятанных глубоко в подсознание, Зигмунд писал: «Любовь в основе своей и теперь настолько же животна, какой она была испокон веков».

Важно! Рассматривая все мыслительные процессы с точки зрения сексуальных желаний, австрийский психолог не мог отрицать наличия такого чувства, как любовь.

Однако своим высказыванием «Мы выбираем друг друга неслучайно, мы встречаем лишь тех, кто уже существует в нашем подсознании» Зигмунд Фрейд связывает сознательный выбор объекта любви с подсознательными образами. Об этом можно судить по его цитате: «Бессознательное одного человека может реагировать на бессознательное другого без какого-либо участия сознания… Каждый в своем бессознательном обладает инструментом, позволяющим интерпретировать послания бессознательного других людей». Очевидно, что так он пытается объяснить «любовь с первого взгляда» и взаимное притяжение двух человек.

Объяснение феномена любви по Фрейду есть, скорее всего, попытка интерпретировать это эмоциональное чувство как физиологию полового импульса. В основу психиатр ставит энергию либидо, которое переходит в половое влечение к какому-либо субъекту под воздействием аффективных комплексов.

Эти комплексы являются продуктом подавления энергии либидо со стороны общества. Фрейд считал, что вся эмоциональная жизнь индивида – это неврозы, обусловленные конфликтом влечений. Любовь – один из полуневрозов, в результате которого половое влечение переходит в сублимацию. Индивид, не сумевший реализовать своё половое влечение к объекту, начинает писать стихи, восхищаться им на расстоянии.

Внимание! Любовь такой, какой её понимают люди, у Фрейда подходит под описание влюблённости (Verliebtheit – по-немецки). Он объясняет это сильным чувством, которое одновременно объединяет проекцию собственного «Я» на другого человека и привязанность к этому индивиду.

Здесь объект влюблённости – один и тот же человек, который является авторитетом и которого можно пощупать или завладеть им. «Прикосновение обозначает начало всякого обладания, всякой попытки подчинить себе человека или предмет», – так утверждал психоаналитик и считал, что: «Идеальная, вечная, очищенная от ненависти любовь существует только между зависимым и наркотиком».

Итак, Фрейд говорил: «Любовь равна отношению «Я» к источникам наслаждения». При этом психолог подчёркивал обязательное условие наличия определённых черт или одной черты у объекта, чтобы его можно было выбрать как любимый. Это может быть как проекция собственных черт, так и черт тех людей, кто в младенческом возрасте был рядом с ним и сформировал привязанность.

Высказывания доктора о любви

Цитаты о мужчинах и женщинах

К наиболее значительным высказываниям Зигмунда Фрейда, затрагивающим роли мужчины и женщины в жизни, можно отнести следующие цитаты:

«Великий вопрос, на который так и не был дан ответ, и на который я еще не смог ответить, несмотря на свои тридцать лет исследований женской души, заключается в следующем: «Чего хочет женщина?»».

«Женщина должна смягчать, но не ослаблять мужчину».
«Мужчины более нравственны, чем они думают, и гораздо более аморальны, чем они могут себе представить».

Цитаты Фрейда

Подготовил: Дмитрий Сироткин

Представляю вам подборку цитат отца психоанализа Зигмунда Фрейда.

Идеи и практика Фрейда оказали большое влияние на то, где мы сейчас оказались.

Цитаты сгруппированы по темам: любовь, сексуальность, человеческие проявления, люди, психоанализ, дети и взрослые, психика, сны, желания и мотивы, смерть и потеря, о себе, жизненная этика, женщины и мужчины, невроз и психоз, остроумие, гомосексуальность, отношения, религия, прогресс, жизнь, мечты и иллюзии, болезнь, наслаждение, счастье, брак, успех, смысл жизни, глупость и ум.

О любви

Мы выбираем друг друга не случайно… Мы встречаем только тех, кто уже существует в нашем подсознании.

Любящий многих – знает женщин, любящий одну – познаёт любовь.

Любовь — это самый проверенный способ преодолеть чувство стыда.

Мы никогда не бываем столь беззащитны, как тогда, когда любим и никогда так безнадежно несчастны, как тогда, когда теряем объект любви или его любовь.

Сама по себе любовь — как страдание, лишение — снижает чувство собственной значимости, но взаимная любовь, обладание любимым объектом снова его повышает.

Как у отдельного человека, так и в развитии всего человечества только любовь, в качестве культурного фактора, способствовала повороту от эгоизма к альтруизму.

В любовном ослеплении человек превращается в преступника без раскаяния.

Почему мы не влюбляемся каждый месяц в кого-то нового? Потому что при расставании нам пришлось бы лишаться частицы собственного сердца.

На пике влюблённости возникает опасность размывания границ между «Я» и объектом. Вопреки всякому здравому смыслу, влюблённый утверждает, что «Я» и «Ты» — одно целое, и готов вести себя так, будто так и есть на самом деле.

Интересно отметить, что именно замороженные в смысле цели сексуальные влечения, формируют длительные привязанности людей друг к другу.

Все наши опьяняющие напитки, возбуждающий алкоголь есть лишь слабое отражение того единственного, еще не открытого токсина, который производит опьянение любви.

В целом ряде случаев влюбленность есть не что иное, как психическая захваченность объектом, диктуемая сексуальными первичными позывами в целях прямого сексуального удовлетворения и с достижением этой цели и угасающая. Уверенность в новом пробуждении только что угасшей потребности была, вероятно, ближайшим мотивом, почему захваченность сексуальным объектом оказывалась длительной и его «любили» и в те промежутки времени, когда влечение отсутствовало.

Идеальная, вечная, очищенная от ненависти любовь существует только между зависимым и наркотиком.

Кстати, цитаты о любви

О сексуальности

В сексуальности соединяются наиболее возвышенное и самое низменное.

Человек выздоравливает, «давая волю» своей сексуальности.

Сексуальным отклонением можно считать только полное отсутствие секса, всё остальное — дело вкуса.

Всё, что вы делаете в постели, — прекрасно и абсолютно правильно. Лишь бы это нравилось обоим. Если есть эта гармония – то вы и только вы правы, а все осуждающие вас – извращенцы.

Сексуальное ограничение идет рука об руку с определенной трусливостью и осторожностью, между тем, как бесстрашие и отвага связаны со свободным удовлетворением сексуальной потребности.

Люди в целом неискренни в сексуальных вопросах. Они не демонстрируют открыто свою сексуальность, а прячут ее, надевая на себя плотное пальто, сшитое из материи под названием «ложь», как будто в мире сексуальных отношений стоит плохая погода.

Мастурбация – одна из основных обителей, «первичная зависимость». Последующие зависимости – от алкоголя, табака, морфия – лишь её заменители.

О человеческих проявлениях

Индивид отказывается от собственного идеала и заменяет его массовым идеалом, воплощающимся в вожде.

Большинство людей в действительности не хотят свободы, потому что она предполагает ответственность, а ответственность большинство людей страшит.

Мы не всегда свободны от ошибок, по поводу которых смеемся над другими.

Чувство неполноценности имеет глубоко эротические корни. Ребёнок чувствует себя неполноценным, если замечает, что он нелюбим, и точно так же взрослый.

Ни один смертный не способен хранить секрет. Если молчат его губы, говорят кончики пальцев; предательство сочится из него сквозь каждую пору.

К занятому человеку редко ходят в гости бездельники — к кипящему горшку мухи не летят.

Когда старая дева заводит собачку, а старый холостяк коллекционирует статуэтки, то таким образом первая компенсирует отсутствие супружеской жизни, а второй создает иллюзию многочисленных любовных побед. Все коллекционеры – своего рода Дон Жуаны.

Зависть разрушительна.

Настоящий мазохист всегда поставит щеку там, где у него есть перспектива получить удар.

Человек иногда более щедр, когда у него мало денег, чем когда их много; может быть, чтобы не дать подумать, что у него их нет вовсе.

О людях

Люди более моральны, чем они думают, и гораздо более аморальны, чем могут себе вообразить.

Любовь и работа — вот краеугольные камни нашей человечности.

Каждый нормальный человек на самом деле нормален лишь отчасти.

Люди находят действительность неудовлетворительной и поэтому живут в мире фантазий, воображая себе исполнение своих желаний. Сильная личность воплощает эти желания в реальность. Слабая так и живёт в этом своём мире и её фантазии воплощаются в симптомы различных болезней.

Массы никогда не знали жажды истины. Они требуют иллюзий, без которых они не могут жить.

Человеку свойственно превыше всего ценить и желать того, чего он достичь не может.

Каждый не прочь считать себя «исключением» и претендовать на преимущества перед другими людьми.

Чем безупречнее человек снаружи, тем больше демонов у него внутри.

Человек никогда ни от чего не отказывается, он просто одно удовольствие заменяет другим.

Кстати, цитаты про людей

О психоанализе

Тайна человеческой души заключена в психических драмах детства. Докопайтесь до этих драм, и исцеление придет.

Судьбе, которая может даровать замену утраченной возможности удовлетворения, исцеление дается проще, чем врачу.

Признание проблемы – половина успеха в её разрешении.

Иногда сигара — это просто сигара.

Люди говорят о денежных вопросах с той же лживостью, что и о сексуальных проблемах. В психоанализе и то, и другое необходимо обсуждать с одинаковой откровенностью.

Психоанализ снимает с пациентов невольный статус объекта и вводит их в действие в качестве авторов, способных к ревизии своей собственной жизни. Психоаналитический путь раскрытия истины — это путь «свободного ассоциирования», на который соглашается пациент. Это заставляет пациента, с одной стороны, признать неприятные истины, но, с другой стороны, обеспечивает свободу слова и выражения чувств, которая едва ли имеется в жизни.

О детях и взрослых

Мы, взрослые, не понимаем детей, так как мы не понимаем уже больше своего собственного детства.

Детство, лишенное чувство стыда, кажется нам впоследствии своего рода раем, а ведь этот самый рай не что иное, как массовая фантазия о детстве человека.

Маленький ребенок аморален, у него нет никаких внутренних торможений против стремления к удовольствию.

Герой тот, кто восстает против отцовской власти и побеждает.

Притязания ребенка на любовь матери безмерны, они требуют исключительности и не допускают дележки.

Поводы к конфликту между матерью и дочерью возникают, когда дочь подрастает и встречает в матери противницу своей сексуальной свободы, зрелость же дочери напоминает матери о том, что настало время отказа от собственной сексуальной жизни.

Кстати, цитаты про детей

О психике

Большая часть того, что реально внутри нас, — не осознается, а того, что осознается, — нереально.

Психическое развитие индивида в сокращенном виде повторяет ход развития человечества.

Эго — подлинное место тревоги.

Без сомнения, проблема тревоги является узловой точкой многих важнейших вопросов; разрешение загадки тревоги прольет поток света на всю психическую жизнь человека.

К несчастью, подавленные эмоции не умирают. Их заставили замолчать. И они изнутри продолжают влиять на человека.

Образование симптома представляет собой замену того, чему появиться непозволительно.

В бессознательном каждый убежден в своем бессмертии.

Во всех случаях в основе забывания лежит мотив неохоты.

О снах

Сновидения — это королевская дорога в бессознательное.

Сны — отражение реальности. Реальность — отражение снов.

В наших сновидениях мы всегда одной ногой в детстве.

Каждое сновидение имеет по меньшей степени одно место, в котором оно непонятно, так сказать, пуповину, которой оно связано с неизвестным.

Чем более странным нам кажется сон, тем более глубокий смысл он несет.

Сновидение никогда не занимается пустяками; мы не допускаем, чтобы незначительное тревожило нас во сне. Внешне невинные сновидения оказываются небезобидными, если заняться их толкованием; если можно так выразиться, у них всегда есть «камень за пазухой».

О желаниях и мотивах

У каждого человека есть желания, которые он не сообщает другим, и желания, в которых он не сознаётся даже себе самому.

Мы стремимся в большей степени к тому, чтобы отвести от себя страдания, нежели к тому, чтобы получить удовольствие.

В основе всех наших поступков лежат два мотива: желание стать великим и сексуальное влечение.

Стремление к саморазвитию проистекает из «нарциссических» желаний, то есть представляет собой склонность к самовозвеличению и превосходству над другими.

О смерти и потере

Мы входим в мир одинокими и одинокими покидаем его.

Для каждого из нас конец света наступает со своей собственной смертью.

Всякое приспособление есть частичная смерть, исчезновение частички индивидуальности.

Мы находим место для того, кого потеряли. Все, что становится на опустевшее место, даже если сумеет его заполнить, остается чем-то иным. Так и должно быть. Это единственный способ продлить любовь, от которой мы не желаем отречься.

О себе

Мой мир — это маленький островок боли, плавающий в океане равнодушия.

Когда меня критикуют, я могу себя защитить, но против похвал я бессилен.

В средние века сожгли бы меня, теперь жгут всего лишь мои книги.

В действительности я не учёный, не наблюдатель, не экспериментатор, не мыслитель. По темпераменту я не кто иной, как конкистадор — искатель приключений, если хотите перевести это — со всем любопытством, дерзостью и настойчивостью, свойственной людям этого сорта.

О жизненной этике

Ты не перестаешь искать силы и уверенность вовне, а искать следует в себе. Они там всегда и были.

Единственный человек, с которым вы должны сравнивать себя — это вы в прошлом. И единственный человек, лучше которого вы должны быть — это вы сейчас.

Терпимое отношение к жизни остается первейшим долгом всех живых существ.

Быть абсолютно честным с самим собой – хорошее упражнение.

О женщинах и мужчинах

Я верю в бородатых мужчин и длинноволосых женщин.

Женщина должна смягчать, а не ослаблять мужчину.

Великим вопросом, на который не было дано ответа и на который я все еще не могу ответить, несмотря на мое тридцатилетнее исследование женской души, является вопрос: «Чего хочет женщина?»

У женской груди скрещиваются любовь и голод.

Кстати, цитаты про женщин и цитаты про мужчин

О неврозе и психозе

Невроз – это неспособность переносить неопределенность.

Когда невротик сталкивается лицом к лицу с конфликтом, он совершает бегство в болезнь.

Неврозы являются карикатурами на великие социальные продукты искусства, религии и философии. Истерия представляет собой карикатуру на произведение искусства, невроз навязчивости – карикатуру на религию, паранойяльный бред – карикатурное искажение философской системы.

При психозе мир фантазии играет роль кладовой, откуда психоз черпает материал или образцы для построения новой реальности.

Об остроумии

Остроумие — это отдушина для чувства враждебности, которое не может быть удовлетворено другим способом.

Шутка делает возможным удовлетворение похотливого или враждебного инстинкта, несмотря на препятствие на его пути.

Шутка позволяет нам использовать нечто смешное в нашем враге, что мы не могли бы в силу неких препятствий высказать открыто или сознательно. Шутка подкупит слушателя приманкой удовольствия, чтобы он не углубляясь в проблему принял нашу точку зрения.

О гомосексуальности

Гомосексуальность, несомненно, не преимущество, но в ней нет и ничего постыдного, это не порок и не унижение; нельзя считать ее и болезнью; мы считаем ее разновидностью сексуальной функции, вызванной известной приостановкой сексуального развития. Преследование гомосексуальности как преступления — большая несправедливость и к тому же жестокость.

Все люди рождаются бисексуальными, в дальнейшем они выбирают свою сексуальную ориентацию в зависимости от жизненных обстоятельств.

Об отношениях

Если один ничего не мог бы найти в другом, что следовало бы исправить, то вдвоем им было бы ужасно скучно.

В любовных отношениях нельзя щадить друг друга, так как это может привести лишь к отчуждению. Если есть трудности, их надо преодолевать.

Обычно враждебные чувства появляются позже, чем нежные; в своем сосуществовании они хорошо отражают амбивалентность чувств, господствующую в большинстве наших интимных отношений.

О религии

Религия — общечеловеческий навязчивый невроз.

Даже тот, кто не жалеет об исчезновении религиозных иллюзий из современной культурной жизни, сознаёт, что они были сильнейшей защитой от невротической опасности для людей, которые были ими связаны.

Когда дело идет о вопросах религии, люди берут на себя грех изворотливой неискренности и интеллектуальной некорректности.

Кстати, цитаты о религии

О прогрессе

Первый человек, который бросил ругательство вместо камня, был творцом цивилизации.

Мы живем в очень странное время и с удивлением отмечаем, что прогресс идет в ногу с варварством.

Техническая экспансия человечества является сублимированным, то есть принявшим культурно приемлемые формы, садизмом.

О жизни

Цель всякой жизни есть смерть.

Мы находим жизнь слишком трудной для нас; она навлекает слишком много боли, череду разочарований, неосуществимые задачи. Мы не можем обойтись без успокоительных средств.

Особенность душевного прошлого в том, что в отличие от исторического прошлого оно не растранжиривается потомками.

Кстати, цитаты о жизни

О мечтах и иллюзиях

Никогда не мечтает счастливый, а только неудовлетворённый.

Только воплощение в жизнь мечты детства может принести счастье.

Иллюзии привлекают нас тем, что избавляют от боли, а в качестве замены приносят удовольствие. За это мы должны без сетований принимать, когда, вступая в противоречие с частью реальности, иллюзии разбиваются вдребезги.

Кстати, цитаты о мечтах

О болезни

Нет ничего дороже, чем болезнь и ее игнорирование.

Ничто не обходится в жизни так дорого, как болезнь и — глупость.

Чтобы не заболеть нам необходимо начать любить и остается только заболеть, когда вследствие несостоятельности лишаешься возможности любить.

О наслаждении

Нет ни одного человека, способного отказаться от наслаждения; даже самой религии приходится обосновывать требование отказаться от удовольствия в ближайшее время обещанием несравненно больших и более ценных радостей в некоем потустороннем мире.

Ограниченность удовольствия только увеличивает его ценность.

О счастье

Задача сделать человека счастливым не входила в план сотворения мира.

В определенном смысле то, что мы называем счастьем, случается в результате (предпочтительно непредвиденного) удовлетворения длительное время сдерживаемых потребностей.

Кстати, цитаты про счастье

О браке

Когда люди женятся, они – в большинстве случаев – более не живут друг для друга, как они это делали ранее. Скорее они живут друг с другом для кого-то третьего, и для мужа вскоре появляются опасные соперники: домашнее хозяйство и детская.

Муж — почти всегда лишь заменитель любимого мужчины, а не сам этот мужчина.

Кстати, цитаты про свадьбу

Об успехе

Каким смелым и самоуверенным становится тот, кто обретает убеждённость, что его любят.

Человек, который был бесспорным любимцем своей матери, через всю свою жизнь проносит чувство победителя и уверенности в удачу, которые нередко приводят к действительному успеху.

Кстати, цитаты про успех

О смысле жизни

Если человек начинает интересоваться смыслом жизни или её ценностью, это значит, что он болен.

Конечная цель любой деятельности человека – достижение покоя.

Кстати, цитаты о смысле жизни

О глупости и уме

Первым признаком глупости является полное отсутствие стыда.

Голос интеллекта тих, но он не устает повторять — и слушатели находятся.

О разном

Анатомия — это судьба.

Всякая культура вынуждена строиться на принуждении и запрете влечений.

Философия идет не дальше вероятностей, и в каждом утверждении сохраняет в запасе сомнение.

Кому не хватает секса — говорит о сексе, голодный говорит о еде, человек, у которого нет денег — о деньгах, а наши олигархи и банкиры говорят о морали.

Праздник — это разрешенный, более того, обязательный эксцесс.

Интимные желания и фантазии художника становятся произведениями искусства только посредством преобразования, когда непристойное в этих желаниях смягчается, личностное их происхождение маскируется и в результате соблюдения правил красоты другим людям предлагается соблазнительная доля удовольствия.

Безусловно, немалая часть положений учения Фрейда со временем была доработана или отвергнута. Тем не менее, главное в цитатах Зигмунда Фрейда не конкретные идеи, а общая установка на формирование трезвого, беспристрастного взгляда на человека и общество.

Цитаты про Фрейда

К. Юнг: Фрейдзаменил утраченного Бога другим всеохватывающим идолом — сексуальностью. Этот идол столь же требователен, настойчив, суров, деспотичен, грозен и морально амбивалентен, сколь и первый. (кстати, цитаты Карла Юнга)
А. Эйнштейн: У старика был беспощадный взгляд; не было в мире такой иллюзии, которая могла бы его убаюкать, за исключением веры — слишком часто преувеличенной — в свои собственные идеи. (кстати, цитаты Альберта Эйнштейна)
Л. Выготский: Найденное З. Фрейдом решение я не объявил бы большим трактом в науке или дорогой для всех, но альпийской тропинкой над пропастями для свободных от головокружения. (кстати, цитаты Выготского)
В. Набоков: Я не хочу, чтобы меня посещали серые, скучные сны австрийского маньяка со старым зонтиком. Считаю также, что фрейдистская теория ведет к серьезным этическим последствиям, например, когда грязному убийце с мозгами солитера смягчают приговор только потому, что в детстве его слишком много — или слишком мало — порола мать, причем и тот и другой «довод» срабатывает. (кстати, цитаты Владимира Набокова)
С. Лец: Мне снился Фрейд. Что бы это значило?
Дж. Грир: Фрейд — отец психоанализа. А матери у психоанализа нет.

Далее вы можете перейти к другим подборкам цитат:

цитаты Франкла
цитаты Ницше
цитаты Достоевского
цитаты Толстого
цитаты Ремарка
цитаты Бродского

Буду признателен, если вы поделитесь с друзьями ссылкой на статью в социальных сетях. Воспользуйтесь кнопками сетей ниже.

Комментарии также всячески приветствуются!

Лучшие высказывания Зигмунда Фрейда

Зигмунд высказывался еще на массу тем. К наиболее популярным цитатам австрийского психолога относятся следующие слова:

«Мы то, что мы есть, потому что мы были теми, кем мы были, и то, что нам нужно для решения проблем человеческой жизни и мотивов, это не моральные оценки, а знания».
«Задача руководства — быть сильным, но не грубым; быть добрым, но не слабым; быть смелым, но не задирой; быть вдумчивым, но не ленивым; быть скромным, но не робким; гордиться, но не высокомерно; иметь юмор, но не глупость».
«Великие решения в области мышления и других важных проблем возможны только для человека, работающего в одиночестве».

«Невроз переноса соответствует конфликту между эго и ид, нарциссический невроз соответствует конфликту между эго и суперэго, а психоз — конфликту между эго и внешним миром».
«Безнравственность, равно как и мораль, всегда находила поддержку в религии».

Психоаналитический феминизм (Стэнфордская философская энциклопедия)

Укореняется как в клинической практике с пациентами, так и в спекулятивных попытки понять и очертить основополагающие понятия, Психоанализ Фрейда стремится предложить описания психических структуры, которые лежат в основе и учитывают индивидуальный опыт в многообразие его эмпирических образований. Вместо того, чтобы рационально эгоистичный индивидуум, предполагаемый либеральной политической теорией или автономный и независимый cogito предполагается декартовым эпистемологии, Фрейд выдвигает разделенный субъект, неведомый самому себе, «Я», через которое проходят многочисленные агентства. Согласно с Кристевой, «Открытие Фрейда обозначило сексуальность как связь между языком и обществом, влечениями и социально-символическими порядок» (Кристева 1984, 84). Прорыв Фрейда понимание, другими словами, состоит в том, что сексуальные связи инициируют нас в субъектность и цивилизация.

Фрейд отличает человеческие влечения от инстинктов постольку, поскольку влечения (в отличие от инстинктов) не имеют заранее заданной цели или объекта, поставленного природой и не следовать заранее установленному биологическому пути. Для тех, кто обитает в человеческом мире, побуждения могут быть привязаны к любому количеству целей или объектов и ощущается через любое количество телесных мест. Диски, по Фрейду, конкретизироваться таким образом через опосредование идей или представлений. Таким образом, человеческое воплощение проникнуто с непрозрачным значением, а сексуальность возникает из своего рода инстинктивного неадекватность, которая представляет желание как трудность или проблему и побуждает его нарастающее усложнение.

Суть утверждения Фрейда о влиянии сексуальности на психические процессы можно различить, начиная с ранних работ Фрейда по истерия, хотя в его мышлении должна произойти коренная трансформация. уточнено. В «Исследованиях истерии » (1895 г.), написанных на В сотрудничестве с Йозефом Брейером Фрейд исследует феномен, посредством которого симптом может существовать при отсутствии органического поражения. Диагноз истерии ставится тогда, когда мысль или воспоминание вызывают у человека недомогание. без какой-либо физической болезни, являющейся причиной. По определению, истерия бывает идеогенной (вызванной идеей), так как обозначает процесс которой беспокоящая, но подавляемая идея превращается в телесную симптом. Первоначально Фрейд постулировал, что истерические симптомы возникают как в результате насильственного детского совращения (то, что сегодня назвали бы растление), настоящая травма, которая затем задним числом приводится в движение второе, сравнительно более мягкое событие, после периода задержка. «Гипотеза обольщения» — это попытка объяснить этиологию истерии (происхождение неврозов) травматическая сила преждевременного полового опыта, возникающего в раннем детство, внешнее событие, воздействующее на психический аппарат но чья память подавлена, отрезана от сознания. вытесненная память становится соматизированной (разыгрывается на теле и в телесных симптомы), когда более позднее событие, обычно происходящее в период полового созревания, катализирует прежние следы воспоминаний. Лечение разговором разработано как способ вывести подавленные воспоминания вперед и отреагировать или высвободить их, привязка идеи к ее разъединенному и рассеянному аффекту (неподавляющая это) и тем самым растворить телесный симптом.

В более поздних «Три эссе по теории сексуальности» (1905), Фрейд утверждает, вопреки более раннему предположению, что сексуальность вмешивается извне, что сексуальность есть изначальная и врожденная (хотя и зачаточная) сила инфантильной жизни, возникающая из телесные ощущения, сопровождающие жизненные процессы. в В промежутке между этими двумя работами Фрейд отказался от обольщения гипотезу и заменил ее тезисом об инфантильной сексуальности и идея о том, что симптомы вызываются конфликтами и вытеснение бессознательной фантазии. Другими словами, это не более длительные подавленные воспоминания, которые делают человека больным, и травматическое сексуальное насилие больше не фигурируют в качестве основной причины симптомов. Вместо настоящего прошлого опыта, Фрейд полагает, что фантазия является определяющим фактором невротического симптомы. Чтобы понять значение этого перехода в его мышления, мы должны понять, что Фрейд имел в виду под психической реальностью и его отличие от материальной реальности. В отличие от историческая, интерсубъективная область материальной реальности, психическая реальность есть жизненная область фантазии и интрапсихической жизни, действует независимо от объективных соображений достоверности. С точки зрения Фрейда, бессознательные фантазии не являются ложью или обманы, а раскрывают истину не об объективном мире, а о внутренней жизни субъекта, кто он и какой хочет. Может быть, лучше сказать, что фантазии скрывают это истина, поскольку сознательные артикуляции желания и идентичности часто вводят нас в заблуждение, выражая, но искажая, проявляя, но отрицая, пожелания субъекта.

Как документирует Фрейд в «Вспоминании, повторении и Работа через» (1914), предполагаемый переход от памяти к желания и от факта к фантазии — тоже движение от внешних сцен соблазнение на внутренние психические акты, от прошлых событий к сегодняшним сил, и от пассивного подчинения к активному поддержанию разлад. Вместо внешнего события, воздействующего на неразвитая сексуальность ребенка, идея инфантильной сексуальности предполагает как энергичную движущую силу, действующую с самого начала детство и внутренний или интрапсихический разлад, предмет разногласий со своими желаниями. Тезис об инфантильной сексуальности универсализирует событие травмы, помещая его опыт в инстинктивные возбуждения, подавляющие психический аппарат, преждевременно пострадал. Отбросив гипотезу соблазнения, Фрейд не только открывает область фантазии и психической реальности, но он также прокладывает путь к рассмотрению энергетики либидо, внутрипсихический конфликт, присущий человеку, и идея ответственности за диссонансы желания и стычки которые формируют жизнь и ее модели. Пока разгорелись споры вокруг отказа Фрейда от гипотезы обольщения, без скандальное предположение о детской сексуальности не было бы психоаналитическая теория бессознательного. Хотя некоторые ревизионисты утверждали, что Фрейд отказывается от своих принципов и предает своих пациентов, на самом деле Фрейд никогда не отказывался от реальности сексуального насилия. или отрицает, что некоторые дети подвергаются насилию. Скорее, трансформация в его мышлении касается этиологии истерии в диагностический смысл; больше не говорят, что неврозы возникают в (предположительно редкое) сексуальное насилие в детстве, и поэтому их можно увидеть пронизывать, а не противодействовать тому, что можно было бы считать нормальным половое развитие. Отбрасывая идею первичного или онтологическая невинность психики, которая затем насильственно навязывается извне, Фрейд приходит к фундаментальной предпосылке психоаналитическая мысль.

Образцом этой фантазматической активности бессознательного является Эдипов комплекс. В более поздних работах Фрейда о женственности в том числе «Женственность» (1933), «Женский Сексуальность» (1931) и «О психологических последствиях анатомических различий между полами» (1925), Фрейд постулирует, что эдипальный комплекс маленькой девочки другой курс, чем у маленького мальчика, и держит другой отношение к страху кастрации. Важно отметить, что Фрейд утверждает, что женственность нельзя понять из биологического или обычного перспектива (Фрейд 1968 [1933], 114). Другой способ выразить это заключается в том, что половые различия в основном связаны с психической реальностью. а не материальная реальность, с областью фантазии, а не природа или культура. Эдипова история — это история психических развития, история о том, как мы становимся субъектами и в становлении предметы, как мы становимся сексуально дифференцированными.

Мальчик и девочка начинают, доэдипально, в одном и том же эмоциональном состоянии. место, привязанное к матери, и именно из-за этого отправная точка: Фрейд утверждает, что маленькая девочка — это маленький человечек; Oни еще не различимы и не дифференцированы по половому признаку. Именно для этого Причина также в том, что Фрейд придерживается идеи единственного, мужского, либидо: с точки зрения Фрейда, либидо не является нейтральным, поскольку его изначальный объект — мать, и это желание матери ассоциируется у Фрейда с мужественностью и активностью, точно так же, как он связывает младенческое клиторальное удовольствие с фаллическим наслаждением. Все еще Фрейд признает, что на самых зачаточных стадиях либидо не может быть никакого полового различия. Пока дети не пройдут через эдипальный комплекс можно сказать, что они имеют генитальная организация, так как она приобретается через отношение к кастрации и является последней стадией полового развития (после орального, анальная и фаллическая стадии). Следовательно, оба ребенка в младенчестве «маленьких человечков», их желание истолковывалось через термины единственное мужское либидо.

Фрейд кажется искренне озадаченным тем, как возникает женственность: учитывая предысторию любви и привязанности девочки к матери, зачем ей переключаться на отца? А так как до к генитальной организации, она тоже проходит через фаллический (мастурбаторный) стадии, зачем ей менять место телесных удовольствий с клитор во влагалище? Это среди тайн, которые он намеревается раскрыть. обозначают при обращении к загадке женственности. Что он понимает, что это загадка, также дает понять, что понимает сексуальные идентичность не как природная предданная сущность, коренящаяся в анатомии, а скорее как форма индивидуации и дифференциации, реализуемая через сложное взаимодействие между телесными влечениями и семейными другими. История мальчика более цельная и непрерывная, так как он сохраняет свое фаллическое удовольствие и, хотя он должен вытеснить непосредственный объект его желания (уже не мать, а кто-то вроде ее), может рассчитывать на замену объектов. Мальчики Эдипальная привязанность к матери непрерывно вытекает из доэдиповскую привязанность, и она заканчивается угрозой кастрация, исходящая от отца. По завершении Эдипов комплекс: мальчик идентифицирует себя с отцом, супер-эго внутри и отказывается от непосредственного объекта желания вместе с обещать, что он тоже когда-нибудь будет владеть подобным объектом, смоделированным по образцу мама. Но эдипальный комплекс девушки обязательно сложнее, так как она может быть спровоцирована только разрывом доэдипальное отношение к матери и, следовательно, является вторичным формирование. Фрейд постулирует, что это осознание того, что любимая мать кастрирована, что побуждает маленькую девочку превратить ее любовь к отцу. Для девушки, иначе говоря, кастрация не разрешает эдипова комплекса, но приводит ее к нему, и для по этой причине Фрейд утверждает, что она никогда полностью не доводится до заключение или уничтожено, таким образом, объясняя, по его мнению, у девочек более слабое супер-эго и меньшая способность к сублимация. Девочка отворачивается от матери не в страхе, а в презрение и из-за зависти к тому, чего мать не владеть. Отец не представляет для нее ни угрозы (она оказывается уже кастрированной) ни перспективы исполнившегося желания в будущем (единственная замена отсутствующему пенису — ребенок ее собственный), как и для мальчика, который может идентифицировать себя с ним и надеется в конце концов иметь то, что он имеет. Единственное обещание отца таким образом, как убежище от потери, представленное матерью, которая носит это потеря и кто виноват в собственной девушке. в Эдипов сценарий девочки, отец, в отличие от кастрированной матери, означает саму мужскую способность желания, которую она сама недостает, но может быть восстановлена за счет предоставления другим человеком возможность иметь ребенка. По траектории движения эдипов комплекс девушки, женственность реализуется как стремление к быть объектом мужских желаний.

Теории Фрейда о сексуальности и бессознательном подразумевают не только индивидуальная психология, но и конституция социальных жизнь. Формируется в амбивалентном отношении к другим, сексуальности и сексуальная идентичность пронизывает узы цивилизации и разветвляется во всех общественных отношениях. Обращая свое внимание на более широкие культурные вопросы, Фрейд предлагает историю или миф о происхождении политических структур, который параллелен и перекликается с его пониманием индивидуальной психики. Чтобы понять политический смысл Эдипов комплекс, будет полезно рассмотреть его в более общем плане. масштабы понимания Фрейдом групповой психологии. В Групповая психология и анализ эго (1921), Фрейд оспаривает любое явное противостояние между группой и индивидуумом психологии и утверждает, что младенчество человека с самого начала погрузиться в мир других. Даже в якобы индивидуальных психологии, всегда есть другой вовлеченный, как модель или объект, как место идентификации или как объект любви. Идентификация и любовь, составляющие ядро идентичности, уже являются «социальными явления» и, наоборот, общественные отношения сами по себе основывается на событиях, происходящих в семье. Таким образом, ошибочно отделять индивида от групповой психологии, как будто они не смешаны по своей природе, или предположить, что есть какая-то особый социальный инстинкт, отдельный от побуждений, питающих индивидуальный. Иными словами, отдельный субъект не является ни сформировалась совершенно независимо в своего рода уединенном внутреннем пространстве, ни образовались просто как следствие внешних социальных сил.

«Тотем » и «Табу » (1913) — попытка Фрейда объяснить происхождение общественной жизни, узы, которые, благодаря ему, держат человека вместе, на основе психических явлений. Фрейд предполагает примитивную дополитическую социальность, в которой первобытная орда братьев угнетает могущественный отец, претендующий на все женщины, все удовольствия, доступные в сообществе. братья лишены или сосланы, и они заинтересованы в том, чтобы сблизиться вместе свергнуть отца; они стремятся, то есть убить отца и берут себе его женщин, оскорбления, которые отражают, в коллективный уровень, эдипальные желания детей мужского пола. В История Фрейда, убийство отца не приводит к беззаконию свобода и неограниченный доступ к сексуальным объектам (братская гражданская война), а скорее в создании тотемов и табу — первобытных отец становится тотемной фигурой, почитаемым объектом предков, а действия брата по его убийству и утверждению, что его женщины переосмыслены как запрещенные преступления убийства и инцест. Два кровных табу, установленные законом, запреты на инцест и убийство, таким образом, имеют общее происхождение и возникают одновременно и вместе они управляют социальными процессами экзогамия (брак вне родства) и тотемизм (общинное узы принадлежности, установленные посредством общего предок). Таким образом, Фрейд связывает политическую формацию с двумя основными желания детей и два преступления Эдипа, предполагающие экзогамию о табу инцеста и братских узах о сакрализации жизни и запрет на убийство. Тотемизм и экзогамия также влечет за собой братское равенство: для того, чтобы никто место отца и принять его исключительную власть, братья одинаково стесненное и одинаково уважаемое, распределение женщин распределяется поровну. Изображая создание стабильного общества основанный на законе (хотя основанный на насилии), рассказ Фрейда служит образцом не только рудиментарного, но и прочного и современные политические отношения, которые, по его мнению, уходят корнями в бессознательные влечения, но ориентированные на достижение стабилизации или равновесие этих влечений на уровне общины. В В нарративе Фрейда важны отношения отца и сына. для установления этих полустабильных политических отношений банда равноправные братья. Эта родословная основывает политический порядок в кровавом братстве, с женщинами как предметом обмена не граждане-подданные.

Более того, объясняя возникновение законного существования, Фрейд идентифицирует что-то непокорное, неподатливое в социальном аранжировки — своего рода самонападение (супер-эго), которое связывает удовольствие с агрессией, и, таким образом, несет потенциально дестабилизирующая сила. Отношение сыновей к отцу является одним из амбивалентность, ненависть, переходящая в восхищение, убийство с последующей виной и раскаяние. Братья вспоминают эту потерю и поддерживают связь друг с другом на публичной церемонии тотемной трапезы, где вместе они потребляют общее вещество (тело отца претворяются в принесенный в жертву тотем) и тем самым подтверждают свою товарищество и взаимные обязательства. Это подтверждение общего отцовского материи и родства, а также коллективный аффект любви, утраты, вины, и траур, поддерживает узы идентичности. Закон, вытекающий из убийство отца ритуализирует и приводит в исполнение его указы, запрещающие убийство и инцест в публичной сфере, и распространяется внутренне в сверхэгоическое «нет» запрета, вызывающее постоянное чувство вины который движет цивилизацией и делает ее вечной источник недовольства. Однако женщины выступают не как субъекты закона, а как как объекты его обмена; кроме того, с учетом неопределенного продлевает свой эдипальный комплекс, женщины, скорее всего, будут враждебны указам цивилизации, поскольку они посягают на семейная жизнь.

Отношения между отцом и сыном также содержатся, хотя и скрыты, в описании, которое Фрейд предлагает в Эго и Ид (1923) как появляется эго. Там Фрейд пишет, что идентификация «самое раннее выражение эмоциональной связи с другим человека» (Freud 1968 [1923], 37), т. е. предшествует объектные катексисы или отношения желания. Первичное либидинальное, но необъективная, привязанность к отцу «личного предыстория» (Freud 1968 [1923], 37). Последующие и повторяющиеся отступление от объектного катексиса (вложение инстинктивной энергии в объекта) к идентификации (отводу этой энергии в себя), является первичный механизм эго-формирования, принимающий утраченный объект в себя. Поскольку эго является «осадком» покинутые предметы, он настроен через потерю, в меланхолии реабсорбция, которая включает в себя через идентификацию объекты, из которых в противном случае эго было бы изгнано. Так же, как отец сохраняет доминирование в политической жизни после его смерти, поэтому он доминирует в психическом жизнь еще до формирования эго. В теории Фрейда правление отца всеобъемлюще, его суверенитет распространяется на каждый домен. Привилегия Фрейда отцовского и братского отношения дают толчок большей части психоаналитического феминизма, поскольку будет рассмотрено ниже.

Даже в кругу Фрейда не все аналитики соглашались с Фрейда, и велись дебаты по поводу женская сексуальность и роль кастрации и зависти к пенису в нем, особенно среди Карла Абрахама, Эрнеста Джонса, Элен Дойч и Карен Хорни. Хорни, в частности, выступал за врожденное женская предрасположенность, которая не является просто вторичным образованием, предпосылкой на кастрацию, и она не согласилась с мнимыми эффектами пениса зависть и предполагаемое чувство неполноценности женщин. Как с некоторые более поздние феминистские критические замечания Фрейда Хорни попыталась восстановить. женская сексуальность и, соответственно, действительная форма женского существования, апеллируя к подлинно независимому характеру и культуре держания виновным в подчиненном положении женщин. Таким образом подтверждая примат биологических и социальных сил, однако, Хорни оспаривает именно ту идею, которая занимает центральное место в теории Фрейда. гипотезы, и это характеризует психоанализ как уникальную область исследования, это особая психическая область репрезентации, которая бессознательный.

Несколько позже Симона де Бовуар обратилась к дискурсу психоанализ в The Second Sex (1989 [1949]), посвятив первой главе к ее недоверию к «Психоаналитической точке зрения». Взгляд» (Бовуар 1989, 38–52). Как Хорни, Бовуар опровергает идею Фрейда о том, что существует только одно мужское либидо. и никакого женского либидо с «собственной изначальной природой» (Бовуар 1989, 39). Фрейд, по ее мнению, считает само собой разумеющимся то, что ему нужно учитывать, а именно значение, придаваемое мужественности. Бовуар упрекает Фрейда за то, что он не учитывал социальное происхождение мужскую и отцовскую власть и привилегии и считает свою теорию неадекватным для объяснения инаковости женщины. Если женщины завидуют мужчин, утверждает она, это из-за социальной власти и привилегий, которые они удовольствие, а не из-за анатомического превосходства. в отличие от детерминизмы и объективации человеческой жизни, предлагаемые биологическими наука (которая рассматривает людей как определенные объекты в природный мир и, следовательно, не как свободные или самоопределяющиеся субъекты с агентство), но сходный с «экономическим монизмом» исторической материализм (Бовуар 1989, 52), психоанализ характеризуется Бовуар как «сексуальный монизм» (Beauvoir 1989, 52): все в своей сфере интерпретируется через единую линзу. Бовуар указывает в начале главы, что психоанализ предлагает точку зрения, которую она «не намерена критиковать как целое» (Бовуар 1989, 38), тем более что оно понимает что «ни один фактор не вовлекается в душевную жизнь без приняв человеческое значение» (Beauvoir 1989, 38), но она подвергает сомнению как свою догматическую опору на определенные элементы развития и его «смущающей гибкости на основе жесткой понятия» (Бовуар 1989, 38). Самое серьезное, в Бовуара, психоанализ отводит женщинам ту же судьбу. саморазделения и конфликта между субъективностью и женственностью, вытекает из социальных предписаний и биологических норм. Психоанализ представляет характеристики женственности и субъективности как расходящиеся пути, несовместимые друг с другом. Женщины могут быть могут быть полноправными лицами, подданными со свободой воли, но только за счет их женственности; или они могут встать на путь женственности, но только жертвуя своей независимостью и свободой действий. Это либо/или между маскулинизацией субъективности и подчинением женственность сохраняет моральную, политическую и метафизическую оппозицию между свободным самотворчеством и телесным заточением, исключающим возможность быть и женщиной, и субъектом.

Бовуар утверждает, что психоанализ связывает женщин с фиксированной судьбой. эволюционный и телеологический жизненный процесс, именно постольку, поскольку он определяет субъектов со ссылкой на прошлое вне их контроля. Приписывая женщинам сущность или детерминанту идентичность, психоаналитическая опора на половые категории еще раз делает женщину другим субъектом, а не субъектом как таковым, и тем самым отрицает ее экзистенциальную свободу. По мнению Бовуара, однако, если женщины сами не являются подданными, но, напротив, из которых конституируются человеческие субъективности, они все еще несет полную ответственность за эту ситуацию, поскольку женщины сотрудничают в этот процесс, видя себя глазами людей, оправдывая их существование через их романтические отношения и попытки зеркальное мужское существо. Преподнося женскую непохожесть как влияние не только их социального положения (с его силой отношений), но и своего выбора (и, следовательно, ответственности), Бовуар сохраняет свободу женщин, в отличие от психоаналитического дискурса что, как она утверждает, отвергает «идею выбора и коррелированного понятие ценности» (Бовуар 1989, 45).

Опасения Бовуара по поводу описания Фрейдом женственность проистекает из двух источников: феминистского подозрения, что женщины в психоаналитический дискурс, понимаются на основе мужского рода модель и экзистенциалистское убеждение в том, что человек существа самоопределяются, выбирая себя через собственные действия. Следуя своим экзистенциалистским убеждениям, Бовуар настаивает на том, что даже когда женщины отказываются от своей свободы, они делают это как агенты, ответственные за свои судьбы, а не только как пассивные жертвы, следующие судьбе, предопределенной развитием. Следующий ее феминистские убеждения, Бовуар признает, что женщины выбор может быть ограничен мощными социальными и телесными силами, но настаивает на том, что женщины, тем не менее, несут главную ответственность за реализовать свои возможности, освободив себя. Ей Таким образом, чтение Фрейда в значительной степени направлено против воспринимаемого детерминизм психоанализа и меньше против идеи бессознательного как такового, хотя она и хочет защитить понятие единого субъекта в происхождении выбора, настаивая на том, что «психическое жизнь не мозаика, это единое целое во всех своих аспектах и мы должны уважать это единство» (Бовуар 1989, 44), а предположение, которое определенно ограничивает родство между экзистенциализмом и психоанализ. Тем не менее спор Бовуара с Фрейд, по-видимому, меньше заботится о том, является ли ограничение частью нашего существа. в мире и подробнее о том, где находится это ограничение: психоанализ находит принуждение внутренне, в конституции самой психики не только в ситуациях социальной жизни, тогда как Бовуар находит его вовне, в культурных силах, воздействующих даже на самое сокровенное чувство нашего собственного агентства. Таким образом, Бовуар утверждает что ее собственные интерпретации женской женственности раскроют женщины в своей свободе, свободно ориентированные на будущее, а не просто объясняемые по прошлому. Тем самым она ратифицирует обещание экзистенциализма для феминизм.

Собственный проект Бовуара по разъяснению парадоксального отношения между женственностью и субъективностью, тем не менее, находится под влиянием психоаналитических концепций и применяет свои теоретические прозрения в Различные пути. Second Sex освещает практики женщины становятся женщинами благодаря присвоению ими телесных (сексуальных) различия, а также то, как человек обычно ограничено и вынуждено телесными и бессознательными силами. Верно Бовуар и Фрейд, похоже, согласны с тем, что человек не рождается, а становится женщина, т. е. что женственность включает в себя своего рода (социальное или психический) процесс, а не биологическая или природная данность. Оба заинтересованы в том, «как» этого процесса, как один становится женщиной, хотя, как обсуждалось выше, они расходятся во мнениях относительно того, что это «как». Более того, в ее изложении двойственное отношение женщин к воплощению, сексуальности и материнства, Бовуар явно обязан вниманию психоаналитических практика дает прослушивание рассказов женщин от первого лица, интерпретация эмоционального воздействия событий, которые не могут быть легко классифицированы и обращают внимание на привязанности, которые несут в себе как привязанность, так и негодование. Подобно Фрейду, Бовуар признает, что мы воплощены как сексуальные существа, и что наши тела не только свидетельствуют о нашем собственном конечность и пределы, но и материя как места встреч с другими, многовалентные встречи, в том числе любовные связи и угрожающие защиты, моменты утверждения и растворение. Бовуар отвергает любую политическую программу, требующую мы отказываемся от своих телесных возможностей, чтобы быть полностью человечными и провозглашает, что тела и телесные различия являются неотъемлемой частью проектов самости, а не просто случайные случайности рационального и бестелесный разум. Для Бовуара, как и для Фрейда, такого нет. вещь как бестелесное, не имеющее пола человеческое существо; любой идеал человека помимо сексуальной идентичности или различия является абстракцией, которая может утверждаться только на основе дуализма разума и тела. Женственность для нее не просто мистификация, заключающая в тюрьму женские субъективность (даже если ее социальная интерпретация имела такой эффект). Наконец, как и Фрейд, Бовуар полностью осознает влияние на детей семейной ситуации, то, как семейная жизнь перекликается с значение, которое информирует не только интимные отношения, но отношения к больший мир.

Бовуар изображает женское существование, сексуальное различие как воплощенная ситуация, развившаяся в результате ряда феноменологических описаний, пытается понять, как женщины играет роль другого в драме мужской субъективности и сомневается в предпосылке, что это историческое событие, происходящее в какой-то определенный момент времени. Саму Бовуар часто (неправильно) читали в некотором роде. аналогично ее (неправильному) прочтению психоанализа, как предлагающего определять последовательность переживаний для женщин, а не описывать социально существующие процессы. Но Второй пол изображает влияние на женский характер несправедливого социального договоренности; она не предлагает ни нормализованной судьбы для женщин, ни предполагает общее метафизическое тождество. Тем не менее, во многих отношениях работа Бовуара легче согласуется с социологически ориентированные англо-американские феминистки, чем с Иригарей и Кристева.

Рассматривая предысторию психоаналитического феминизма, большое часть которого уходит корнями или связана с тем, что называется французским Феминизм, французский контекст психоаналитической теории также имеет решающее значение. и, в частности, работы Жака Лакана. работа Лакана оказал сильное влияние и стал объектом критики, феминистские апроприации психоанализа, и его идеи подхвачены, преобразованы и оспорены Люси Иригарей и Джулией Кристева (оба обсуждаются ниже), среди прочих. Работу Лакана хвалят за дебиологизацию Фрейда. и пригвожден к позорному столбу за фаллоцентризм. Эти два аспекта находятся в факт переплетен, поскольку оба зависят от лакановской разработки языка. как символический порядок, который предшествует и делает возможным человеческое субъективность. Чтобы оставаться сосредоточенным на феминистском развертывании психоаналитического теоретического аппарата, я сначала сосредоточусь о лакановском понимании пересечения языка и права в символическом порядке, а затем на его счет эго построение в мнимом порядке. Воображаемое и символическое способы репрезентации, которые делают мир и себя понятный. Символическое — это термин Лакана, обозначающий путь в реальность становится понятной и обретает смысл и значение через слова; воображаемое относится к способу понятность, обеспечиваемая изображениями. Согласное и противоречивое опосредование мира образами и словами координирует, или имеет смысл реальности и провоцирует как субъективность, так и социальные отношения. Как и у Фрейда, материнские и отцовские фигуры занимают центральное место в его счет субъективизма.

Лакан характеризует свою работу как возвращение к Фрейду. хотя тот, который приносит понимание структурной лингвистики, особенно Фердинанд де Соссюр и Роман Якобсон, и структурные антропологии, прежде всего Клода Леви-Стросса, в область психоанализ. Тем не менее, его возвращения также являются пересмотром; он не только возвращает, но обновляет центральные концепции Фрейда. Согласно Лакану, теория сексуальности Фрейда предвосхищает теорию значения, которую он еще не мог разработать. антропологическая и лингвистическая линия лакановской мысли. занимает центральное место в этой концептуализации «символического Вселенная». Лакан явно поддерживает Леви-Стросса. концепция трансцендентального закона в происхождении человеческой социальности как запрет на инцест; он пишет, что «фундаментальное или первичное закон, тот, где культура начинается в оппозиции к природе, есть закон запрета инцеста» (Лакан 1992 [1986], 66–7). Вторжение языка и закона устанавливает разрыв с природой, один который преображает мир, наполняя его смыслом. Следующий логика Тотема и табу , социальные идентичности составлены на основе исключений, устанавливающих родство сети. Эти социальные связи поддерживаются мандатами и запреты (что требуется и что запрещено), а в частности, посредством мандата экзогамии (с ее структурами обмена), которая определяет, что «Эдипов комплекс одновременно универсальное и случайное» (Лакан 1991b [1978], 33): отцовский запрет обеспечивает условия для человеческой социальности без сам запрет является врожденным. Таким образом, Лакан объясняет трансгенерационная передача элементарных структур родства не апеллируя к какой-либо естественной необходимости. Лакан принимает этот закон родства (диктующего желание и его пределы) быть фундаментально совпадает с порядком языка, поскольку он устанавливается посредством символическая артикуляция.

Лакан называет отцовский запрет (табу на инцест) «закон отца», и он развивает связь между закон и язык посредством каламбура. По-французски Не (Нет) и Nom (Имя) звучат одинаково. Нет, что запрещает ( закон отца) и имя, устанавливающее власть (т. имя отца или собственное имя) присваиваются одновременно. Подчиняясь закону отца (его нет и имя) ребенок обретает символическую идентичность и место в человеческом вселенной смысла, т. е. ребенок становится субъектом, связанным законом и носитель языка. При таком соблюдении ребенок берет на себя жизнь желания и незавершенности, погоня за потерянными целями без твердой основание или фиксированная цель, отсутствие полноты в бытии, которое Лакан обозначает кастрацию.

Как обсуждалось выше в разделе, посвященном Фрейду, Фрейд понимает женщин быть «кастрированным», лишенным полового члена, и мужчинами, чтобы жить под угрозой кастрации. Лакан усложняет это теоретической точки зрения, считая все субъекты, все говорящие существа, быть кастрированным, под которым он подразумевает лишение фаллоса, который не то же самое, что пенис. Хотя половой член является биологическим органом, фаллос — это означающее, которое призывает или указывает на другое означающих или к системе означающих. Момент кастрация есть первоначальный момент утраты, перелом бытия язык. С вступлением в царство закона и языка подданные отрезаны от непосредственного телесного опыта; отношения к вещи, а также себе и другим, теперь опосредованы словами и представления. Различие между фаллосом и пенисом может быть считается продолжением собственного различения Фрейда между инстинктом и привод, так как в каждом случае последний термин указывает, что переживание тела имеет смысл, поскольку оно происходит в среде языка и в мире других.

Кастрация имеет место, когда ребенок признает недостаток в матери. и ее материнское всемогущество аннулируется. Мать, для ребенок, перестает быть всемогущим поставщиком всякого удовлетворения, как она сама есть желающее существо, лишенное удовлетворения. Этот загадка материнского желания указывает на что-то другое, на «закон представлен отцом» (Lacan 2006 [1970], 582). отцовский запрет вмешивается, чтобы предупредить ребенка, что он/она не ответ на вопрос о желании матери. оцинкованный недостатком матери, закон отца (который не обязательно воплощенное в реальном человеке) занимает место желания мать заменяет его, закрывает его. действительно отцовский функция, работающая через имя и закон, указывает на мертвого отца, только что как Фрейд понимает в Тотем и Табу что убили отец, условие закона, сильнее живого. В лакановской версии эдипова комплекса люди достигают сексуальную позицию, преодолевая Эдипов комплекс, т. е. подчиняя к кастрации, также называемой фаллической функцией, и тем самым в значение. Таким образом, нет никаких половых различий до представление.

Здесь мы приходим к фаллоцентризму, если не к патриархальности, Мысль Лакана, центральная роль фаллоса в его мышлении о субъективности и половых различиях. Согласно Лакану, фаллос вводит означающее в субъект независимо от «анатомические различия между полами» (Лакан, 2006). [1970], 576). Другими словами, фаллос отвечает за переход ребенка от погружения в перцептивную непосредственность к репрезентативная область, в которой мир обретает смысл. Это является ли это утверждение дебиологизирующим Фрейда, поскольку оно артикулирует функции фаллоса, независимо от каких-либо конкретных телесных атрибутов. Лакан настаивает на том, что фаллос — это означающее, а не образ или телесный орган, и что по отношению к нему все кастрированы. Отцовское «нет» эффективно говорит ребенку: «ты не тот». объект желания матери» или «ты не ее фаллос, вещь, которая наполняет ее». Таким образом, это также передает сообщение о том, что ребенку тоже чего-то не хватает или что он желает. Хотя Лакан различает «кажущееся», которое характеризует женственность, в попытке быть фаллосом, которым не являешься (быть объект желания), от «кажущегося иметь», которое характеризует мужественность в попытке иметь фаллос, который не имеет (обладать объектом желания), он по-прежнему поддерживает что всем так или иначе не хватает фаллоса, либо в модусе не быть им или в режиме не иметь его. Тем не менее, в то время как Лакан сосредотачивает человеческий опыт не на предполагаемой биологической устойчивости анатомические различия, но в репрезентативной экономике фаллос сохраняет свои ассоциации с мужественностью и остается фокусом половой идентичности.

Как уже говорилось, Фрейд предположил, что существует только один либидо и оно мужское. В «Значение Фаллос», Лакан открыто обращается и критикует альтернативное мнение о том, что может быть два либидо, которые он высмеивает как своего рода половое равенство, «равенство естественных прав» (Лакан 2006 [1970], 577). Это точка зрения, о которой я упоминал ранее как принадлежащая Карен Хорни, которая защищает идею врожденного, нереализованная, биологически обоснованная природа женской сексуальности. Лакан также отвергает идею о том, что последняя стадия генитального сексуальность направлена на человека в целом в его или ее личности, достижение своеобразной нежности ко всему бытие другого (Lacan 2006 [1970], 580). Лакан оспаривает оба эти позиции как нормализующие и биологизирующие и утверждает, что психика не гармонирует с природой ни одним из этих способов. В в отличие от этой фантазии о сексуальной взаимодополняемости идея о том, что мужские и женские сексуальные интересы сходятся, Фрейд, Лакан претензии, понимали «существенное нарушение человеческого сексуальность» (Lacan 2006 [1970], 575), которой нам всегда не хватает, всегда в поисках целей и объектов, «отклонение потребности человека в связи с тем, что он говорит» (Lacan 2006). [1970], 579), и что это несоответствие означает также отсутствие симметричные или гармоничные сексуальные отношения между хорошо интегрированными и самореализованных мужчин и женщин.

Это символическое измерение человеческих отношений должно быть ясно отличается от воображаемого как область эго. воображаемый порядок наиболее фундаментально и ясно разъясняется в Эссе Лакана «Сцена зеркала как формообразующее I Функция, раскрытая в психоаналитическом опыте». где он развивает идеи Фрейда в Эго и Id , поддерживая идею о том, что эго является прежде всего телесным эго формируется через «проекцию поверхности» (Фрейд 1968 [1923], 27), визуальное изображение внешней облицовки или фасад. Лакан соглашается, написав, что сознание происходит «Каждый раз… есть такая поверхность, что она может произвести то, что называется , образ » (Lacan 1991b [1978], 49). Стадия зеркала начинается доэдипально, когда младенец около 6 месяцев. Младенец в этом возрасте буквально младенец , без речи и тем более без телесного координация или двигательный контроль. Рожденный преждевременно, в момент, предшествующий любой адекватной способности к самообслуживанию, младенец полностью инстинктивно неумелый. Отождествляя себя с образом, связное единство, которое контрастирует с собственным фрагментарным и рассеянным телесного существования младенец формирует предварительную самость, оживляемую иллюзия, но иллюзия, которая позволяет ему предвидеть свое будущее организация.

Лакановский подход к стадии зеркала определяет эго как в основе своей воображаемое, сформированное посредством зеркального отражения младенца. пленение единой формой, представленной в образах самой себя, которая оно принимает как свое собственное через отождествление. Это перцептивное образ связных телесных контуров и границ расходится с двигательная недостаточность младенца и «турбулентное движения» или фрагментарные влечения, которые оживляют его собственное тело и процессы. Эго с его иллюзией самообладания и сдерживание, формируется за счет неузнавания, опережающего отождествление с идеализированной, стабильной, замкнутой в себе цитаделью себя. Это отождествление с образом самого себя настраивает эго как соперничающее, нарциссическое и агрессивное. В то время как акт неузнавание становится основой для самоощущения или для самосознания, это также акт отчуждения, исключения или самораздел; воздвигая воображаемый идеал, представляя себя в совершенный образ, самость также расщепляется и становится бессознательной для сам, отрезанный от множества рассредоточенных дисков.

Для Лакана эго — это «узел воображаемого рабства». (Lacan 2006 [1970], 80) и, таким образом, местонахождение субъекта стагнация и инертность. Зеркальная сцена также является основой Лакановская критика психологии эго; тогда как последний принимает укрепление эго как цель аналитической практики, Лакан считает стремление эго быть «приманкой» (Lacan 2006). [1970], 78) самообладания, доспех, который делает субъект жестким и сопротивляется свободе и движению, защитная структура, которая обеспечивает отчуждающая идентичность. С этой теорией эго Лакан представляет субъект, находящийся в противоречии с самим собой, не тождественный самому себе, в «изначальный Разлад» (Лакан 2006 [1970], 78), разрывается между единство и анархия, организация и хаос, интеграция и фрагментация. Изъятие себя из самого себя происходит от рефлексивности репрезентативных практик языка. Эго как объект оказывается в ловушке оппозиционных отношений, в том числе сам с собой и поэтому не может быть отождествлен с субъектом как говорящее существо, которое, используя слова, означающие, которые дифференциально связаны друг с другом, способны к более сложным играм присутствия и отсутствия; язык, в отличие от восприятия (я воспринимаю возражаю или нет), может вызвать одновременно присутствие и отсутствие вещи (я могу изображать предметы, которые не подарок).

Хотя появление символического порядка связано с эдипизацией, а воображаемый порядок привязан к доэдипову периоду, было бы ошибочно думать о воображаемом и символическом только как о развитии или хронологические термины, поскольку они также являются продолжающимися структурами опыт. Даже в кажущихся диадическими отношениями между матерью и Ребенок, утверждает Лакан, всегда работает третий член. Изначально этот третий термин есть просто вопрос, вопрос о желание матери, чего она хочет, но уже этот вопрос прерывает или дестабилизирует положение ребенка, сдает диадические единство, даже если ребенок считает себя объектом желания, так как это предварительно указывает на отсутствие матери, что она не цельная, цельная, всемогущая. Вопрос о желание, иными словами, означает, что фаллическая мать воображаемого уже является кастрированной матерью символического, и что воображаемое единство Эго с его противоположными отношениями должно быть снято в символическое отношение различия.

Однако важно не путать мать с женщиной. или материнство с женственностью. Лакан классно заявляет, что «Нет такой вещи, как Женщина, Женщина с большой буквы W указывает на универсальное» (Lacan, 1998 [1975], 72), а метафизическое понятие с определенным и содержательным содержанием. В утверждая, что «Женщины» не существует, Лакан указывает что что-то в психике избегает кастрации, ограничения, значение и требования закона отца. Символический а воображаемые представления что-то упускают, доходят до предела, создать тупик, который представляет собой перелом или трещину в символическом заказ. Хотя половое различие опосредовано репрезентацией, оно не может быть полностью включен в его условия.

Идея о том, что половые различия не являются биологически врожденными, а установленный посредством языка и закона, привел некоторых феминисток к выводу что Лакан на стороне социального конструкционизма, но это было бы ошибся. Лакан непреклонен в том, что выбор между природой и культура является ложной, и этот язык не является «социальным феномен» (Lacan 2006 [1970], 578). Язык и право, олицетворяемые именем отца, несводимы к социальным практик и процессов и фактически являются условием их возможность. В то время как Лакан подвергается критике за создание сексуальных различие на основе фаллической функции и субъективности на основе отцовской власти, что действительно предусматривает лакановский проект феминизм — это не идея податливой культуры, восприимчивой к человеческому мастерство, в отличие от фиксированной природы, которая ускользает от него, но тем более обескураживающая идея о том, что человеческое мастерство над собой, над другими, над природа и культура сама по себе иллюзорна. Вместо обещания рационального продвижения к большему и большему равенству, уважению индивидуальные различия и универсальность, прозрения Лакана, такие как Фрейда, указывают на ненадежность идентичности и социальной узы и к нестабильности влечений, которые привязывают нас к одному еще один. Субъективность и сексуальность не являются естественными адаптациями. но отклонения, обходы, отрывы от природы, которые подрывают идентичность и разделить или ограничить любое единство личности или сообщества. В дополнение к своеобразие его метода, направленности и проницательности, эта готовность борьба с ограничениями самообладания — одна из причин, по которой Лакан как инновационный и доступный ресурс для некоторых феминистских теоретиков. Разоблачая неадекватность социальных или эмпирических половые различия, идентичность и отношения власти, построенные на них, Лакан противостоит фундаментальным структурам, лежащим в основе эмпирического общественно-исторические обстоятельства.

Французский феминизм во многих отношениях является неправильным, поскольку авторы, таким образом, редко имеют французское происхождение или национальность (хотя французский язык является преобладающим языком их письма), а не обязательно открыто идентифицирует себя как феминистка. Писатели связан с французским феминизмом, в том числе Люс Иригарай, Джулия Кристева, Сара Кофман, Кэтрин Клемент и Элен Сиксу, среди другие по-разному спрашивают об отношениях между материнским и женственный, сомневаюсь, что мы можем сказать, что такое женщина, беспокоимся о отсутствие внимания Фрейда к матерям, игра со стилем письма, задаться вопросом о женской субъективности, спросить, могут ли женщины быть субъектами или граждане, не приспосабливаясь к мужским нормам, подвергают сомнению лакановское фаллоцентризм и подозревают, что доступ к языку ассимилирует женщин в нейтрализованных братьев. В отличие от Бовуара, они философски и темпераментно более сочувственно относился к расколу субъективность, детализированная психоанализом, идея о том, что я не я, что саморазделение, а не самотождественность, является фундаментальной чертой человеческое существование, и, следовательно, что субъект не является единой точкой происхождения на выбор. Подобно Бовуару, они спрашивают, структуры женственности и структуры субъективности совместимы, соизмеримы, примиримы и раздосадованы опасение, что они в корне расходятся. Пока они стремятся отделить женственность от материнства и дать критику их смешение, они также серьезно относятся к значению материнства для женщин и детей обоего пола. Потому что они признать пределы социокультурных объяснений женского недостаток положения в общественном договоре, и принять женственность и женское тело как отправная точка для речи или письма, они часто обвиняют в эссенциализме. Ниже я сосредоточусь на работе Иригарай и Кристева, изучая, как они взаимодействуют с идеи Фрейда и Лакана и то, как они артикулируют сексуальные различия как неразрывно связано с основанием и разрушением символического заказ.

4.1 Тупик женской субъективности

Иригарай характеризует свой проект как происходящий в трех этапы: первый, деконструкция мужского субъекта; второй, определение возможности женского субъекта; и в-третьих, толкование интерсубъективность, которая уважает половые различия (Irigaray 1995a, 96). Половые различия, по ее мнению, не являются системой господство необходимо преодолеть, но культурный процесс и практика должны быть достигается и питается; фактические отношения господства и подчинения, которые характеризуют западную политику, общество, историю, литература, язык и право олицетворяют для Иригарая правление сексуальное равнодушие братский порядок равных братья/граждане, что невнимательны к саморазделению природы, его имманентная половая дифференциация. сочинения Иригарая вовлечь Фрейда в эту культуру сексуального безразличия, его работа симптом мужской метафизики и ее мечты о самотождественности и самообладание. Я буду обсуждать понимание Иригараем сексуальное безразличие ниже, после первого описания и объясняя свой стиль письма.

Стиль письма Иригарай часто миметичен, подход, который она требования были «исторически отнесены к женский» (Иригарай 1985b, 76) и поэтому она принимает умышленно для того, чтобы «попытаться вернуть себе место эксплуатации посредством дискурса» (Irigaray 1985b, 76). Письмо Иригарая не развивается пропозиционально, устанавливая тезисы и подтверждающие аргументы, а также не формулируется через условно линейные объяснения. Это не означает, что конечно, что она не делает выводов или что ее писанина пуста понимания. Но эти идеи достигаются путем зеркального отображения текста она читает, позволяя ему разыгрывать свое напряжение и противоречия, сопоставляя, преображая и усиливая его кризисы и помещая его парапраксии (его текстовые и концептуальные оговорки язык) на дисплее. Ее письмо движимо капризами автора перед собой и заставляет проявиться или разоблачить структурирующие силы текста, его тупиков и ограничений. Эта стратегия чтения начинает работать над бессознательной логикой текста, раскрывая скрытых фантазий и тревог автора, усиливая и отражая их и тем самым пытаясь ослабить мужскую хватку символическое, передавая его невысказанные постулаты и беседуя с другая перспектива. Пристальное внимание к означающему, к словам и молчание психоаналитических текстов, она стремится восстановить телесные в языке нечто, лежащее в основе символических процессов представления, и изобретать новый язык и воображать новые формы.

Зеркало другой женщины (ее диссертация и работа из-за которого ее изгнали из лакановской школы) включает «The Слепое пятно старой мечты о симметрии», длинная книга Иригарая. очерк о трудах Фрейда о женственности. Иригарай Эссе о Фрейде начинается с непосредственного рассмотрения его формулировки загадка женственности (Irigaray 1985a, 13) в своей лекции о «Женственность.» Здесь уже мы можем признать оба Уникальный стиль Иригарай, ее критический проект и способ эти две особенности ее письма переплетаются и переплетаются с одной другой, продвигающий отчетливо миметический метод чтения, повторять и воспроизводить текст, отражая спекулятивную мысль Фрейда. дискурса, но и трансформируя и саботируя его термины. Ей текст открывается, как у Фрейда, его словами, и состоит из длинные цитаты, которые следуют по ходу эссе Фрейда. Поскольку это присвоение может показаться на первый взгляд пассивным слушая послушную дочь, Иригарай устраивает нечто вроде маскарада. женственности: восприимчивая, покорная, послушная. Но это исполнение не просто повторяется или воспроизводится; в качестве примера способами, в которых женщины не имеют собственного языка, могут говорить только на голосом отца она устанавливает символическое поле, по которому должна двигаться любая критика, подрывая при этом ее предпосылки. Ее собственные слова вставлены в качестве комментария, вопрос, контрапункт, взламывая текст Фрейда, узурпируя его привилегии, обнажая свои раны. Вовлекая Фрейда в разговоре, она настаивает на своем статусе говорящего субъекта, и не просто объект исследования в поддержку распространения сексистского наука.

Настойчивость Иригарай в своей речи особенно важна. учитывая выговор Фрейда женщинам: «вы сами проблема» (Freud 1968 [1933], 113). Лекция Фрейда была рискнул обратиться к вопросу о половых различиях и пытались усложнить, а не упростить наше восприятие и уверенности в его значении и статусе. Иригарай, однако, извлекая и воспроизводя голос Фрейда, пытается показать, что он остается захваченным уверенностью и догматикой о сексе, так что в конечном счете, его речь — это речь о сексуальном равнодушие , как я обсудим дальше. Таким образом, Фрейд не является мастером Эссе Иригарая: его слова не так уж ее определяют траектории как обнаруживают свой (свободно) ассоциативный характер, свой не мастерство, эгоистические и идентификационные фантазии, которые преследуют его тексты на женственность.

По словам Иригарая, работы Фрейда сексуально индифферентны. из-за его предположения о своего рода симметрии или гармонии между мужская и женская идентичность и сексуальность. В отношении к половое влечение, Фрейд предполагает, что «нормальные» женщины желать мужчин и быть желанной ими и таким образом, чтобы каждый пол мог выполнять стремления другого. Что касается сексуальной идентичности, Фрейд моделирует женский эдипальный комплекс на основе мужской парадигмы и происхождения, с женским началом как его искаженной копией. В обоих случаях Фрейд умудряется понимать женщину как дополняющую мужчину другую, другие по образцу того же. Иригарай считает, что это моносексуал, гомосоциальная экономика, управляемая зеркальной оппозицией или зеркалированием. это это сексуальное безразличие, которое упоминается в названии Эссе Иригарая как «давняя мечта симметрия». Но, как видно из ее титула, Иригарай считает, что этот сон основан на «слепом пятне». Фрейд характеризует отношение девочки к материнской фигуре как «особенно неумолимое вытеснение» (Фрейд 1968 [1931], 226) и считает девочку маленьким человечком; мать/дочь отношение не видится и не воспринимается им. Преступление здесь, в Иригарая, это матереубийство и подавление материнского генеалогии или линии происхождения. Закон отца, т. родовой порядок, по которому сыновья наследуют фамилию отца подчиняясь его запретам, отдавая предпочтение этому имени над материнским тело, присваивает даже рождение отцу. Материнская линия подавляется. Иригарей утверждает, что это означает, что доэдипов отношения матери и дочери не были затронуты означающим заказ; на самом деле этот приказ задним числом отрицает, что такое отношение когда-либо существовала, поскольку дочь становится дочерью по-настоящему, становится феминизированные или дифференцированные по половому признаку (как девушка или женщина), только постэдипальные. В В терминах Лакана Фрейд исключает отношения матери и дочери из символический порядок. Мало того, что материнская связь потеряна или подавляется, но способность назвать или идентифицировать потерю как потерю также запрещен. Изгнанная из памяти, потеря матери не может оплакивать. Иригарай утверждает, что именно эта генеалогическая асимметрия, с увековечением имени отца и тело матери, принесенное в жертву ему, что подтверждает легитимность патриархат и продвигает фантазию о гармонии половых различий, убеждение, что полы взаимны и дополняют друг друга личности и желания.

Таким образом, половые различия в прочтении Фрейда Иригареем включены или получены из «проблемы тождество» (Irigaray 1985a, 26) и ориентируется на фантазию о автогенез, собственное происхождение, идеал самообладания которому не угрожает никакая реальная разница. Фрейда объяснение сексуальности предполагает, что сексуальным субъектом является мужчина, и даже то, что нет женщин, только матери или те, кому суждено стать матерей, то есть смысл быть женщиной полностью исчерпан в смысле мать. В психической предыстории маленькая девочка, разработанная в идее, что «маленькая девочка маленький человек» (Фрейд 1968 [1933], 118), она не будет дочь. Как маленькие девочки расходятся с маленькими мальчиками, как они перестают быть маленькими человечками, ожидается, что они будут привлекательными визуально объекты, зеркало мужских желаний, позволяющее мужчинам представлять себя, укрепляют свой образ себя обожающим размышлением. Иригарай видит в этом рассказе мужское стремление к женской стремление быть направленным на мужчин. Ожидается, что женщины будут обеспечивать зеркало, которое поддерживает мужские проекты, лелеет и питает их идентичности, активизирует их стремление к мастерству, представляя себя как альтер-эго. Этот воображаемый, зеркальный порядок материциден, питаясь кровью женщин, оставив неоплаченным свой фундаментальный долг перед мать и отказ от субъективности дочери. По вытесняя зависимость от материнского начала жизни, мужское начало помечается как исходное, то, из чего происходит дифференциация. какая функционирует как первичная потеря для мальчиков/сыновей, причина их желания, может функционировать только как пробел в языке, отсутствие смысла для девушки/дочери, изгнание от желания, языка и других женщин, невосполнимая пустота, которую невозможно восполнить в языке, потому что он подстрекаемый языком, вступлением в символический порядок, вызванный по отцовскому запрету на имя отца. Иригарея беспокоит то, что для Фрейда мать — всего лишь зеркало. и ее отношения всегда к сыну; нет матери/дочери связи. Западная культура основана не только на матереубийстве, которое, как она утверждает, является более первобытным, чем отцеубийство Тотем и Табу , но это матереубийство забыто и мать остается неоплаканный.

Подавление любой материнской генеалогии, политическая жизнь основывается на происхождении между отцами и сыновьями и узах братства, присваивая универсальность и гражданственность мужчинам и превращая женщин в объекты своего желания и обмена. эксплуатация женщин — это не просто явление, которое имеет место в рамках социального порядка оно является самой его основой и предпосылкой. Иригарай называет братский орден «гомо(м)осексуализмом». означая как то, что это порядок одного и того же (гомо), так и то, что это порядок мужчин (homme): режим сексуального равнодушия игнорирует отношения между женщинами, и особенно между матерями и дочерьми, и позиционирует женщин как средство мужских союзов с одной другой, как зарытая опора и энергетические резервы организма политический. Это забвение матери поддерживает вертикальное и горизонтальное отношения между мужчинами, но оставляет женщин непредставленными в языке (как субъекты) и не способные добиться представительства в органах власти. (как граждане). Таким образом, собственный проект Иригарая направлен на критику гомо(м)осексуальный порядок и его зеркальная экономика, чтобы оживить отношения матери и дочери, чтобы сделать возможной женскую субъективность, и культивировать половые различия в политической сфере, в гражданской личность. Развитие ресурсов для трансформации, т.е. женщин стать гражданами и подданными, влечет за собой нарушение передача власти между мужчинами и переосмысление перехода от природы к культуре, представленной эдиповым комплексом. Эта задача требует вмешательства в символическую и воображаемую сферы, создавая новый язык, который не будет отделен от тела и положит конец разделение труда между любовью и законом.

Структура представительной экономики, ее объединение субъективности с мужественностью, исключает конвергенцию бытия женщина и быть говорящим существом. Хотя конечно есть слова для женщин, эти слова составляют ее только по отношению к мужественность, как фотографический негатив мужчины, или в ответ на патриархальное проявление женских норм и ожиданий. Они обезопасить ее в мужской вселенной, они заранее говорят, какая она, они делают ее пленницей идеи женской сущности. По Напротив, Иригарай стремится создать представление о женщинах, не было бы обозначением того, чем она является, определяя ее и удерживая ее к какой-то конкретной сущности, но позволил бы ей существовать самостоятельно условия и говорить за себя. Иригарай считает, что этот тип самоопределение запрещено исключением матери-дочери генеалогии, исключение, которое помогает отнести женщину к материнской судьба (как матери мужчин). Ни денотативным, ни экспрессивным, ни говоря о женщине (как если бы женщина была определенным объектом учиться), ни говорить как один (как если бы цель состояла в том, чтобы выразить внутреннюю сущность), сочинение Иригарая устанавливает рефлексивное отношение к язык. Уступая в ее миметическом стиле письма культурное ожидание женского искусства, Иригарай инсценирует свое собственное изгнанное агентство и тем самым расширяет возможности быть женщиной включать быть не только объектом или ссылкой на язык, но и преобразователь языка. Не претендуя на то, чтобы сказать, что женщина на самом деле, чтобы понять, что не так в символическом порядке, она показывает что, говоря иначе, сам смысл быть женщиной (или быть мужчиной) можно трансформировать так, чтобы половые различия оставались открытыми к новым возможностям. Таким образом, она не столько опровергает фрейдовское рассказ об Эдиповом комплексе и предполагаемом мужественность как репрезентация его основного преступления против женщин, эдипова исключение материнской зависимости, тем самым изменяя сцену своего представление.

Иригарай также бросает вызов лакановской идее закона отца. и фаллическое означающее, осуждающее естественное рождение было назначено материнству, в то время как культурное рождение назначено отцовства, приравнивая женщину-мать к телу, а мужчину-отца к язык и закон, а также отнесение телесного процесса родов (материнство), чтобы заглушить природу, придавая значение символическому процессу легитимация (отцовство) как составляющая цивилизации. Человек субъективность была маскулинизирована, в то время как человеческая плоть феминизирована и анимализированные. Иригарай стремится спровоцировать кризис легитимации в отцовское наследие и имя отца, которое дарует ребенку политическая и семейная идентичность.

Стирание половых различий делает возможной метафизику субстанции. в котором сексуальная идентичность есть вопрос фиксированного и предопределенного бытия, лежащих в основе сущностей или общих свойств, а не формы становление и самопорождение. Генеалогический объяснение половых различий противостоит как идее инварианта, универсальная (и, следовательно, сексуально нейтральная) человеческая сущность, которая скрывает (и тем самым изгоняет) человеческую множественность и идею половых сущностей, которые состоят из замкнутых в себе тождеств, между которыми существует непреодолимая пропасть. То есть она отвергает онтологическую предположения как о всеобщем равенстве, так и о сепаратизме, принимая как быть имплицитно мужским и патриархальным, связанным с метафизическим эссенциализм, который стремится зафиксировать разнообразие в первом или конечном принципов или подводить частные понятия под общие понятия. Бросая вызов логике одного и многих, Иригарай берет на себя саморазделение природы, ее бытие-двое, как модель автономного саморазвитие. Когда Иригарай говорит, что человеческая природа двойственна, она не означает, что существуют две фиксированные половые субстанции, но то, что естественное должно быть воплощенным, конечным, разделенным, чтобы основное Характер природы — рост через дифференциацию. Человек природа, по ее мнению, не бестелесна и не нейтральна; это всегда отчетливо сексуализированный или сексуализированный, неологизм для сексуального, но не обязательно эротическая, телесная разница. Просмотр естественного тела как самодифференцирующийся, а не тождественный себе, Иригарай также артикулирует отличительные способности к генерации, соответствующие различные морфологические возможности (возможности телесного форма), которые влекут за собой «различные субъективные конфигурации» (Иригарай 2001 [1994], 137).

Если человеческая природа двойственна и всегда разделена, утверждает Иригарай, то гражданская идентичность также двойственна и разделена; две природы должны быть привнесены в два культуры. Один является иллюзией патриархат, в то время как оба угрожают фаллоцентрическому порядку и оспаривает предположение, что универсальность должна быть единственной. Скандальная идея женской субъективности означает, что универсальная надо удвоить. Удвоение универсального, по мнению Иригарая, не означают просто замену нейтральной универсальности (что-то, что верно для всех людей) с двумя совершенно разными и отдельными истинами. А универсальное, которое было удвоено, также было расколото или отделено от сам уже не один, и Иригарай видит в этом возможность для культивирование сексуальных различий и преодоление культуры сексуальных безразличие, которое зависит от идеи родового человек.

Если другое всегда формулировалось на основе того же, что и просто специфическое отличие от некоторого лежащего в основе родового тождества, была только взаимодополняемость и противоположность, никогда не было был фактически другим субъектом, каждый со своим собственным путем развития. Женщины отражали субъективность мужчин, отражали их эго возвращаются к ним в иллюзии целостности и единства, подчиняясь требование, чтобы они исполняли или маскировали женственность. Учитывая это критика эксплуатации инаковости, и, несмотря на ее критику феминистской политики равенства, Иригарай, таким образом, не может быть упрощенно согласовано с проектом различия, если это означает утверждение особенностей женской биологической или социальной специфики как существенные и врожденно ценные качества, так как эти Irigaray берет быть обрамленным уже и заранее патриархальным символическим и воображаемый порядок. Утверждение Иригарая сексуального различие не означает утверждения женских черт, которые были приписывается женщинам, так как это на самом деле, по ее мнению, черты сексуальное безразличие, определяемое только по отношению к мужчинам. сексуальный разница еще не проявилась, и ее задача — внести ее в существование.

Бытие-два противопоставляется метафизическому изменению между один и многие, с его непрекращающимся колебанием между эссенциализм жесткой идентичности и случайность laissez-faire, независимо от какой-либо определяющей сущности, неограниченной множественности и атомистический индивидуализм. Именно на основе этого бытия-двух что Иригарай пытается построить этику половых различий, политические отношения между двумя, с гражданскими правами, соответствующими сексуализировать идентичность, чтобы идентичность гражданина не была урезана от тела, и закон не отделен от природы. Если сексуальный разница не есть просто следствие угнетения, тогда свобода не означает свободу от полового воплощения. Хотя политический нейтралитет могут распознавать только бестелесных субъектов, лишенных телесной жизни, для Иригарая граждане не абстракции. Удвоенный, ненейтральный, универсальный допускает отчетливо женственный (и отчетливо мужского рода) предметы, подлежащие признанию политически.

Подобно Бовуару, который констатирует, что язык и культура составляют субъект как мужское, а женское как иное ему, Иригарей утверждает, что обитание в женской субъективности парадоксально в братском социальном порядке. Но для Иригарая оба Бовуар и Фрейд не обращают внимания на половые различия, поскольку они сохраняют исключительное представление о мужской субъективности, Фрейд потому, что предполагает, что либидо всегда мужское, и Бовуар, потому что она считает целью женской эмансипации равенство с мужчинами (ибо например, заключив Второй секс со звонком в братства и, возможно, призывая женщин к уподобляться мужским нормам самости). Иригарай отвергает проект равенства, поскольку «равенство» может означать только равенства с мужчинами и предлагает вместо этого удвоить понятие субъектность в соответствии с собственным саморазделением субъекта. Это может показаться ненужным, особенно ориентированным на равенство феминисткам. поскольку, конечно, женщины могут, по крайней мере, в большинстве либеральных, демократических мира, будьте гражданами-подданными, как мужчины. Но у Иригарая Дело в том, что женщины могут иметь права мужчин только до тех пор, пока они как люди, т. е. поскольку они братья, включенные в нейтральное индивидуальность либерального общественного договора. Это якобы равный доступ к гражданству и субъективности, таким образом, не решает парадокс, поскольку он просто принимает сторону субъективности, а не женственность, сохраняя конституцию женского как недостаток, перевернутое изображение человека, другое того же, что стоит в способ политической деятельности и препятствует автономии, и, таким образом, должен быть преодолеть, чтобы добиться самоопределения. в преобладающий общественный договор, женственность и субъективность остаются против.

Иригарай не думает, что может сказать, что такое женщина или что такое женственность есть. Семейные, социальные и символические механизмы биржа отказала женственности в собственных образах и языке, вылепив женщин через мужской язык, образы и желания, и тем самым производя кажущуюся, но ложную симметрию в едином, монотонном, язык. Против этой однородности, с тем же и другим, Иригарай истолковывает производство или работу половых различий, сексуальных различие как отношение между двумя, чтобы быть путем к освобождению как женственность, так и мужественность из их метафизического и политического ограничений, позволяя каждому из них культивировать свои собственные взаимозависимые натуры. Идея между двумя не означает единственный путь который разделяется обоими, а указывает, в дополнение к значению специфически женской сексуальной идентичности и специфически мужской сексуальная идентичность, этический путь интерсубъективных отношений что позволяет им ценить и ценить друг друга. Поскольку между-двумя предполагает бытие-два (самодифференцированное), оно находится в культивирование этого полового различия, которое мы найдем возможность этических сексуальных отношений, которые Иригарей называет этика половых различий. Итак, для Иригарая, вопреки Лакану, может быть половая связь. Таким образом, предприятие Иригарая включает в себя не только утверждение различия против равенства, ни конечно, простое обращение; такие позиции имеют место на основе уже существующий символический порядок и воображаемое отношение и являются сами, что нужно допросить. Чтобы найти язык для женской сексуальности и женской субъективности, мы должны вернуться через доминирующий дискурс» (Irigaray 1985б, 119) с его метафизические допущения о субстанции или сущности и его концепция идентичность, которая придерживается режима сексуального безразличия.

Хотя Иригарай часто называет материнское источником жизни. и субъективность, она не отождествляет материнство с женственностью или мать с женщиной. Среди многих других Джессика Бенджамин (чья работа будет обсуждаться ниже), кажется, разделяет ошибочное мнение, что Теоретический проект Иригарая основан на придании ценности «женские гениталии как отправная точка для другого желание» (Вениамин 1988, 276). Без сомнения, это (неверная) интерпретация проистекает из сложного текста Иригарая «Когда наши губы говорят вместе». Но что Иригарай под «говорением от тела» понимается удаление от исключительное представление о происхождении и желании, и особенно о происхождение желания. Ее письмо о женских телах, как и она поиск генеалогий матери/дочери — это стратегия языка и воображении, помещая тело в качестве текучей границы, места перетекание культуры в природу и наоборот, а не замкнутый в себе эгоический центр. Она не эссенциалист, который рассматривает женская биология как их судьба. Вместо этого она бросает вызов разделение природы/культуры и либо/или биологии, либо цивилизация.

4.2 Субъективность, инаковость и отчуждение

Хотя в беглых обзорах так называемые Французский феминизм, Иригарай и Кристева принципиально несопоставимы. проекты (и места в академии), как в отношении их критический анализ и в отношении их политических предприятий. Принимая во внимание, что Иригарай была ученицей Лакана, порвавшей с (даже несмотря на то, что она вдохновленная) его учениями из ее самых ранних работ, Кристева имеет много более двусмысленное отношение к его школе мысли и никогда не было его студентом или посещал его семинары. Их соответствующие взгляды могут возможно, лучше всего отразить их отношение к символическое насилие кастрации (Эдипов комплекс) и социальное договор. Как объяснялось выше, Иригарай представляет себе сексуальное культура, которая преодолеет эдипальные требования жертвенного экономики и вернуть женскую генеалогию в дело цивилизации. Кристева, напротив, утверждает, что субъективности нет. вне жертвы и не верит, что Эдип может или должен быть превосходить. Кристева и Иригарай не образуют когорту, и они не отвечать на письма друг друга. Но они оба имеют психоаналитические тренинги и практики, а также внимание к телу и драйвы, поднимающие тему утраты или изгнания матери тело и влияние матереубийства на социальные отношения. Кристева даже (вторя Иригараю) осуждает гуманизм как братство одинаковых» (Кристева 1998, 168) и, подобно Иригарай, она играет со стилем письма, предлагая экспериментальные, новаторские, иногда образные портреты психических настроений, материнских практик, и художественных стремлений.

Связь Кристевой с феминистской мыслью также не урегулирована. и непостоянна, хотя ее внимание сосредоточено на вопросах, касающихся языка, женственность, а материнское тело сделало ее работу податливой феминистский интерес и развитие. В ее эссе «Женское время», — так она классифицирует феминистское движение. на три периода или поколения, каждое со своим подходом к и видение справедливости. Первое поколение является универсальным в принцип и стремится дать женщинам место в истории и Социальный контракт; это поколение считает равенство своей миссией и утверждает женскую идентификацию с доминирующими ценностями рациональность. Кристева связывает Бовуара с этим проектом стремясь получить доступ к универсальной субъективности. Второе поколение является реактивным, отвергающим идею уподобления ценностям, принимаемым за мужской; это поколение настаивает на женском отличии. Пока Кристева не упоминает Иригарая, кажется очевидным, что Кристева совместите ее с этой стратегией и проектом признания женского специфика. По мнению Кристевой, первое поколение настолько приверженный всеобщему равенству, что он отрицает телесные различия, и второе поколение настолько привержено различиям, что отказывается принять участие в истории, которую он считает мужской. Третий поколение не идет ни по пути фиксации тождества, ни по пути нейтрализующее различие в среде универсальности. Вместо этого охватывает двусмысленность и нетождественность, уважая как ценность участие в историческом времени и неизбежность телесных разница. Третье поколение признает, что это воплощенные существа, с которыми мы вступаем в общественный договор и общность с другими.

Поскольку Кристева считает, что нет субъективности и нет социальность без насилия символического договора и расщепление субъективности, феминизм, который она предлагает, не укрыться от этого насилия, либо оставаясь вне истории (как делает второе поколение), или отрицая женские тела и желания (как это делает первое поколение). серьезно относиться к непреклонность половых различий и насильственные переломы внутри и идентичности, Кристева выступает за феминистскую поддержку отчуждения. что бы не претендовать на примирение разрыва между телом и законом (то, что Лакан называет кастрацией) и отказался бы от утешение в идентичности. Кристева упоминает телесный опыт беременность, опыт раздвоения, два в одном, как проявляя нестабильность и изменчивость внутри идентичности.

Эта настойчивость на хрупкости и ненадежности идентичности может понять в первую очередь, взглянув на Кристевой понимание дисков и языка. Кристева представляет понятие семиотики как аффективного измерения языка, способствует его энергичному движению. семиотика – это материальность языка, его тональные и ритмические качества, его телесность. сила. По словам Кристевой, диски не просто исключено языком, но и вписано в него как чужеродный элемент. Будучи более примитивным, чем значение, семиотическое участвует в означивающих практиках.

Разработка Кристевой семиотики помещает ее в точку до лакановского воображаемого, т. е. до того момента, когда младенец идентифицирует себя со своим собственным эго и отличает себя от объект. Все еще в пористом отношении к другому телу, без ясного границы или ограничения, младенец движим анархическим, гетерогенный, ритмичный поток энергии влечения, «который не имеет тезиса и никакой должности» (Кристева 1984, 26). Мобильный и временное, двигаясь по телу еще не субъекта, семиотика есть хаотическая сила, предшествующая языку, не поддающаяся локализации, потому что она течет через еще недифференцированную материальность, в которой инфантильное тело еще не отделено от материнского тела. Кристева называет эту стадию прететической, поскольку она предшествует господство предложений, суждений, позиций и тезисов, которые последующие возможности, которые могли бы остановить или захватить движение, которое всегда превышает их. Поскольку образ сам по себе является своего рода знаком, первое представление, появление воображаемого разграничивает первое тетический прорыв, прорыв от природы в царство условностей. То, что Кристева подразумевает под тетикой, включает в себя как воображаемое ( стадия зеркала) и символические (Эдипов комплекс) измерения Лакан. Лишь с наступлением тетической фазы «порог языка» (Кристева 1984, 45), можно ли сказать, что собственно значение наряду с отрицанием как суждение. Тем самым изменение понимания Лаканом воображаемой или зеркальной стадии, она проявляет внимание к доэдиповым отношениям матери и ребенка так, как это делает он. нет, а также развивает недостаточно развитую тему в теории Фрейда. Работа.

Фрейд различал аутоэротизм и первичный нарциссизм. приписывая последнему новое психическое действие. Пока аутоэротизм предшествует формированию эго и индивидуации себя, первичный нарциссизм возникает только при предварительном развитие эгоического единства, когда эго способно разграничивать себя от окружающего мира и принять себя за объект. семиотика соответствует диффузной энергии влечения аутоэротизма и Кристевой принимает вызов Фрейда, чтобы оценить психическое действие формирование эго, которое делает возможным первичный нарциссизм, который она приписывает первичная идентификация с воображаемым отцом. В Сказки Любовь , которая вытекает из утверждения Фрейда в Эго и Id , что идентификация с отцом человека предыстория предшествует и более первична, чем катексис объекта, Кристева предлагает оригинальное описание доэдипова периода, находя отцовская фигура там. Поскольку связь идентификации предшествует любой связи с объектами, воображаемый отец делает возможным первоначальное разделение между эго и объектом, или, скорее, прото-эго и протообъект. Этот отец не первый объект, но первый отождествление, делая возможным язык и любовь, движение внутри и среди мира других. Это отождествление, Кристева выдвигает гипотезы, изменяет материнское пространство, прерывает его чем-то за ее пределами. Но это также указывает на то, что существует предварительная прететическая символическая способность в действии у инфантильных жизнь. По мере того как двигатели выбрасывают, отсоединяют или изолируют протообъект, пространство дифференциации поддерживается идентификацией с воображаемый отец, который держит его открытым. Воображаемый отец здесь ассоциируется с любовью (в отличие от символического отца, который ассоциируется с закон), приглашение к языку и субъективности, стать существом, которое может иметь отношения с другими.

Кристева принимает догадку Фрейда о том, что тетический разрыв или запретный разрыв эдипова комплекса и мертвого отца, что основывает закон, а социальность насильственна и смертоносна (Кристева 1984, 70). Способность к репрезентации трансформирует наше восприятие. Вселенной, а это означает, что никакая телесная непосредственность невозможна, что все опыт будет опосредован сигнифицирующими практиками и отфильтрован через организацию эго. Но хотя эта рента в опыт переживается означающим ребенком как утрата, которую нужно оплакивать, это также, утверждает Кристева, дар, дар личности, которая может ориентироваться на языке. Имея слова и воспоминания, ребенок может компенсировать потерю объектов в восприятии (в образцовом случае, научиться терпеть отсутствие матери). На Кристевой, «структурное насилие вторжение языка как убийство сомы, трансформация тело, пленение драйвов» (Кристева 1984, 75), есть предшествует любящий отец, который делает возможным предварительное отделение младенца от матери. Хотя и символично насилие является неотъемлемой частью поддержания общественного порядка, обещание языка на счет Кристевой первоначально выдвигается любовь, а не по закону. В отличие от Иригарая, который хочет получить доэдипов период, чтобы восстановить женские генеалогии, Кристева хочет только переописать его, чтобы переоценить его значение для Индивидуация и творческое самопреобразование. Она берет инфантильное матереубийство (отделение от матери) как необходимое состояние субъективизма, а не пережиток патриархальности. насилие.

Тем не менее, Кристева рисует различные дуги для отцовской и материнской ветвей. отношения в конституции субъективности. Воображаемый Отец наделяет силой новое психическое пространство, основанное на различии между внутреннее и внешнее, себя и других. Взлом означающее открывает индивидуацию, принятие телесной формы и телесное единство и тем самым влечет за собой утрату материнского тела. По мнению Кристевой, матереубийство, подавление материнского тела, необходимое событие на пути к субъективности. телесный обмен между матерью и ребенком может служить барьером для любви, заключение ребенка в непреодолимой связи. Любящая мать обеспечивает первый подход к языку и закону, демонстрируя любовь для объекта, который не является ребенком, третий вне этой диады, который делает сами диадические отношения возможны и высвобождают эмоциональные давление его. Любящий отец предлагает своего рода обещание, даже когда он нарушает слияние с матерью, позволяя и поощряя ребенок представляет себя. Мысль Кристевы здесь следует идее Лакана о том, что мать, единственным объектом желания которой является ее ребенок родит ребенка, который не сможет выйти за пределы психоза быть для нее фаллосом.

Значение и язык — места сублимации, творческого работы двигателей, но они могут быть остановлены отвращением и меланхолия, которая одновременно является предпосылкой, но также и ограничивает субъективация. Кристева отождествляет отвращение и меланхолию как очаги психического (и социального) кризиса, коренящегося в нарциссическом расстройство. В них шаткие процессы эго-формирования рискуют крах; столкнувшись с трудностями в прояснении границ собственного «я», субъект возвращается к амбивалентной агрессивности. Пока Кристева понимает нарциссизм как фундаментальную, хотя и нестабильную, структуру психика, отвращение и меланхолия являются проблематичными отношениями к материнское тело и его утрата (или неисправность его утраты). Они являются переживаниями дезинтеграции или растворения эго без реорганизации, но и его бешеного укрепления.

В Powers of Horror: An Essay on Abjection отвращение описывается как ни внутри, ни снаружи, ни как субъект, ни как объект, ни себя, ни других, беспокоя идентичность и порядок с нестабильность границ, граней и пределов. Кристева предлагает примеры телесных жидкостей, пота, крови, гноя, молока как не-объектов которые изгоняются в процессе формирования эго. Эти не-объекты также включают тело матери; действительно материнский тело является привилегированным местом отвращения, так как это то, что должно быть исключаются для того, чтобы иметь место индивидуация и разделение, поэтому что можно отличить себя от другого и установить диадическое (воображаемое) отношение вне недифференцированного материнского пространства или семиотика хора , предпространственное отношение жидкости (хотя не совсем нерегулируемые) приводы. Тогда абъект также может быть называется изначально вытесненным, первичным потому, что предшествует не только вторичное символическое запрещение табу инцеста или эдипова комплекса, но и до установления какой-либо личности.

Отвращение ужасает, отталкивает, но в то же время завораживает; это странно, но знакомо. Процесс отвержения — это не просто симптом фобии или пограничного расстройства, но необходимый и даже повторяющиеся испытания при переходе любого субъекта к идентификации с отцом и присоединением к языку. Это самый архаичный форма негативности, исключение или изгнание, которое функционирует посредством охраняя границы себя, вырезая пространство, отмечая границу, из в котором может проявиться эго. Кристева называет это насильственной попыткой «освободить трюм материнская сущность» (Кристева 1982, 13) или, вернее, кем будет мать, поскольку этот процесс устанавливает различие между материнским телом и младенцем в во-первых, делая возможным первичный нарциссизм. Презренный раскрывает ненадежность разделения на субъект/объект, хрупкость идентичности, потребность противостоять угрозе и стремление к растворению.

Хотя это в первую очередь не касается Кристевой, отвращение можно понимать и как социальное явление, имеющее политический характер. подразумеваемое. Психически примитивный опыт эгоического нестабильность может быть перенесена в политическую сферу и быть социально подчеркнуты или усилены. В отвращении субъекты противостоят тому, что они должны исключать или исключать, чтобы сохранить идентичность, т. е. они столкнуться с собственной зависимостью, смертностью, конечностью и материальность. Эта странность, переживаемая на пористых краях идентичность может вылиться в тревожные отношения с другими, в том числе особенно с другими, которые воспринимаются как непонятливые идентичность, социально маргинальные или отказывающиеся от культурной ассимиляции. В то время как собственное внимание Кристевой сосредоточено не столько на том, что вызывает отвращение, сколько на процесс отвращения, то есть меньше на изгнанного не-объекта, чем о насилии разделения, которое приводит объекты (и другие) в ее работа дает теоретическую основу для того, чтобы задавать вопросы о том, кто несет бремя отвращения, как и почему фигурируют некоторые как нечеловеческое, животное или инопланетянин. Ее анализ отвращения раскрывает способами, которыми социальная жизнь зависит от выбрасывания за борт или сдерживания беспорядок и разрушение, а также управление страхом перед заражением.

Смятение границ, амбивалентное отношение к материнскому пространству на окраине нарциссизма, также мотивирует меланхолию. идея материнского как изначально вытесненного повторяется в Black Sun: Depression and Melancholia , где Кристева утверждает, «Материубийство — наша жизненная необходимость» (Кристева 1989, 27), раздел основания, который облегчает рождение и рост эго. Кристева хвалит ребенка, «бесстрашного странник», который «выходит из колыбели, чтобы встретить мать в царство представлений» (Кристева 1989, 41). Поддержание что организация психики основана на утрате, Кристева также понимает, что страдания, вызванные утратой, могут сорвать формирования личности, эта потеря сама по себе может стать доминирующей реальностью для тех, кто не может установить безопасные отношения с сами себя. Во время траура Кристева, как и Фрейд, позволяет постепенно и мучительно отпустить утрату, установив отношение к ней в языке, меланхолия есть практика, которая позволяет может держаться за потерянные предметы, особенно за мать или, лучше мертвая (или репрессированная) мать. Любящий отец способствует траурному и языковому творчеству; мертвящая мать отключает самосоздание. Порождение эго из изгнание, разделение единства есть не просто скорбный момент, но также потенциально радостный, в котором появление языка, обещание отца, предлагает возмещение и жизнь с миром другие, так что слова могут обеспечить питание, которое грудь ранее имел. Отец дает возможность заполнить пустоту с языком и образованием означающих связей.

В понимании Кристевой меланхолического срыва проблема аналогична той, что обсуждалась выше в разделе, посвященном Иригарай, а именно, что утрата остается безымянной и неоплаканной, но тем самым остается непроработанным внутри, оставляя субъекта застойным и инертным. Женщины, по мнению Кристевой, страдают от потери творчества, неспособность к сублимации тяжелее, чем у мужчин. Женский доступ к языку и творческое самопреобразование более уязвимы для беспокойства как из-за (обсуждавшегося ранее) неумолимое вытеснение их доэдипова отношения к матери и потому что им сложнее установить первичный отождествление с отцом. В то время как потеря архаической связи с материнским телом (потенциально) снимается мужчинами в ритмы языка, для женщин часто становится мертвым пространством, где когда-то была жизнь, наполненная только потерями и пустотой. Заключенный нежитью, неоплаканной матерью, исключенной из языка или представительство, женщины уязвимы для опустошения символического жертвовать без воздаяния.

Психоанализ представлен как антидепрессант, равно как и искусство. письмо, способное не только поддерживать движение влечений или семиотических сил через язык, но и укреплять их революционный потенциал для преступать символические ограничения и законы и творчески перерабатывать себя и общество. Доступ к побуждениям и ритмам, которые символизируют закон и обычно вытесняют, психоаналитическая практика, как и поэтический текст, оживляет или реактивирует семиотическую хору , связь с материнское тело или женственность. Такие практики освобождают дезорганизующие энергии тела, приятный разрыв чувства и ерунда. Они продуктивно используют диалектический разлад между семиотическим и символическим и таким образом сохранить этот разлад ориентированы на инакомыслие и протест, а не на внутренний крах.

Хотя семиотика сопротивляется символическому порядку или не может быть содержащиеся в нем, они всегда запутаны и переплетены в язык; побуждает как поддерживать, так и подрывать символическую операцию, приведение телесных ритмов и сил к значению, как побуждающих, так и разрывая его организацию и стазы. Это разрушительное потенциал семиотических влечений и ритмов связан с негативностью как сила бунта, избыток, наиболее архаично, силы телесной изгнание, но в более общем плане силы, которые постоянно подстегивают роспуск собственной организации. Негатив поддерживает жизнь, поддерживает его за счет циркуляции энергии, делая объект всегда в процесс. Благодаря своему движению предмет не является жестким самобытность, но постоянно развивающаяся, перестраивающая себя через взаимодействие влечений и языка, в напряженности между телом и зеркальное отражение и между зеркальным отражением и собой.

В то время как Кристева выступает за «поэтическую революцию» (имеется в виду непрекращающийся процесс реконфигурации языка и самого себя путем эксплуатации неоднородности между семиотическими и символическими элементами), она иногда воспринимается как консервативный мыслитель из-за ее приверженности поддержание символического порядка и общественного договора. Опасность слишком сильный или слишком слабый символический порядок заключается в том, что он побуждает вернуться к отвращение или меланхолия, до стадии, предшествующей формированию эго, до растворение границ, поддерживающих социальную жизнь и творческую субъективность, способствующая распаду эго в пустую бездонная пустота и обескураживающее семиотическое творчество. Такой хрупкое, фрагментированное, распадающееся эго, всегда ищущее объекты для залечить раскол бытия, мечтая о возвращении к единству, но терпя кошмар переворота и краха идентичности, особенно восприимчивы к травмирующему воздействию встречи с незнакомцем, незнакомый другой или чужой, который провоцирует суматоху и отвергается в отскок к бредовому нарциссизму и восстановление самообладания и самоидентификация. Незнакомец нарушает границы, указывая на неудачу полностью устранить отказ от идентичности и очистить себя. Кристева видит в этике психоанализа, основанной на саморазделение, чуждость самому себе, возможность установить этическое отношение к инаковости, пригласив ее в нашу политические связи (и предотвращение наиболее опасных форм отвращение). Где Irigaray стремится ввести половые различия в общественный договор и в область права и права, Кристева предлагает ввести самораздор.

Есть ряд англо-американских (и австралийских) феминисток. теоретики и ученые, читавшие Лакана и заложившие основы переход с французского на английский и из Франции в США, Великобританию и Австралия в 1970-х, 1980-х и начале 1990-е годы. Среди них Джульет Митчелл ( Психоанализ и феминизм ), Тереза Бреннан ( Интерпретация Плоть: Фрейд и женственность ), Элизабет Гросс ( Жак Лакан: Феминистское введение ), Джейн Галлоп ( Читая Лакана и Соблазнение дочери ) и Жаклин Роуз ( Сексуальность в поле зрения ). Во время записи в англичане, эти теоретики ориентируются на французскую лакановскую подход к психоанализу и обычно может быть отнесен к области того, что сегодня называется « Continental». Феминизм ». Ответственный за оживление психоанализ феминистской мысли и противодействие более ранним феминистским увольнения, они стремятся вернуть центральный анализ Фрейда для феминистские цели. Джульет Митчелл, например, разрабатывает понимание, необходимое для любого феминистского чтения, что «психоанализ не является рекомендацией вместо а патриархальное общество, но анализ из один» (Митчелл 1973, xiii). Митчелл и Роуз также являются соредакторами Женская сексуальность , подборка из семинаров Лакана, для которых оба редактора написали влиятельные предисловия.

Однако в этом разделе речь пойдет не о вдохновленном Лаканом феминистское присвоение психоанализа в англоязычном мире, но англо-американское развитие феминистского психоанализа, произошел от британской теории объектных отношений и обязан ей его внимание сосредоточено на доэдиповой связи матери и ребенка, особенно на работах Мелани Кляйн и Дональд Винникотт. Авторы, работающие в этом направлении включают Нэнси Ходорову ( Воспроизведение материнства ), Дороти Диннерштейн ( Русалка и Минотавр ) и Джессика Бенджамин ( Узы любви и Like Subjects, Love Объекты ). Что отличает эту англо-американскую традицию от французского влияния — его акцент на доэдиповой социальности или интерсубъективность и ее ориентация на ценности интеграции, гармонии и целостности, в отличие от саморазделения и уважая инопланетянина внутри.

Оставшаяся часть этого раздела будет посвящена работе Бенджамина как пример англо-американского подхода и пояснить его различия от и сходства с французским подходом. Как Иригарай, Беньямина возмущает психоаналитическое изображение социальной жизни как мир мужчин, сложившийся на основе отношений отца и сына и его агрессия, враждебность, любовь и скорбь. сожалея об этом «борьба за власть» (Бенджамин 1988, 6) в что женщины — всего лишь триангулирующий объект желания, Бенджамин утверждает, что при формировании идентичности субъекты связываются любовь к гнетущим общественным отношениям. Она беспокоится, что «господство закреплено в сердцах тех, над кем доминируют» (Бенджамин 1988, 5), что женщины эротически привязаны к патриархальным власть, и она считает, что психоанализ может помочь объяснить, как и почему это так. Таким образом, психоанализ предлагает Беньямину понимание не только в индивидуальной психике, но и в организации, структура и распределение политической власти и иерархии. Ей цель состоит в том, чтобы «постичь глубинную структуру гендера как бинарного оппозиции, которая является общей для психического и культурного представления» (Бенджамин 1988, 218). В отличие от Кристевой и Иригарай, оба из которых проблематизируют двойственность и всеохватность различий между природой и культурой и подчеркивают трансформацию символические связи, Бенджамин подчеркивает роль (противоречиво) культурные стереотипы в порождении гендера, как мы его знаем и живем, и подчеркивает необходимость социальных преобразований.

Принимая то, что она называет эклектичным подходом, и избегая методологическая ортодоксия в отношении фрейдистской метапсихологии и теорию инстинктов, Беньямин строит свой проект на основе точки зрения отношений двух человек, с другим как отдельным самостоятельный предмет. Вместо недифференцированного единства регулирующие раннюю инфантильную жизнь в доэдипов период, который сделать из младенца просто «монадную энергетическую систему» (Вениамин 1988, 17), она утверждает, что подлинная двойственность и отношения существуют с самого начала и что процесс роста влечет за собой развитие внутри отношений, а не развитие их. Она постулирует, что младенец в основе своей активен и социальное существо, тянущееся к миру и выражающее стремление к признание. Узлы идентичности формируются через взаимодействие этого желания с ответом другого, который по-разному утверждает или бросает вызов ребенку. Беньямин утверждает, что этот акцент на социальности и интерсубъективность не предназначена для игнорирования интрапсихического элементы формирования субъекта, и на самом деле она выступает за взаимодействие между психикой и социальной жизнью» (Беньямин 1988, 5). Она считает, что внутреннее и внешнее не конкурируют друг с другом. но дополняющие теоретические взгляды. Тем не менее, она делает хотят расположить идентичность в целом и гендерную идентичность в большей степени в частности, в рамках множества и неоднозначная социальная идентификация.

Она утверждает, что господство возникает из-за неудач в признании встроены в политический и социальный порядок, а не просто неудачи, которые происходить на личном или индивидуальном уровне в одном отношение. Заимствуя первоначальное понимание Фуко, Бенджамин рассматривает то, как власть формирует и формирует идентичность и желания, порождая гендерные отношения (Бенджамин 1988, 4). Заимствуя у Гегеля еще одно понимание, Беньямин изображает диалектику признание в борьбе за идентичность как «конфликт между независимость и зависимость» (Бенджамин 1988, 33). В ее смотреть, однако, на гегелевскую сказку, как и на фрейдистскую, ошибочно начинается с «монадического, своекорыстного эго» (Бенджамин 1988, 33) и, таким образом, делает вывод о неизбежности распада и господство. Согласно Бенджамину, Винникотт разрешает Гегелевская и фрейдовская дилемма (Benjamin 1988, 38), одинокий эгоизм борьбы не на жизнь, а на смерть, переформулировав проблему признания на уровне фантазии и различая внутреннее и внешние миры. Младенец чувствует себя уверенно в отстаивании своих независимость и разрушает свой объект в фантазии до тех пор, пока это обнаруживается, что объект имеет безопасное внешнее существование в реальности. Другими словами, фантазия разрушения успокоился из-за своей неудачи; младенец разрушает внутренне, но внешне испытывает облегчение от того, что у него все еще есть объект для обращения и взаимодействия. В частности, младенец разрушает или отделяется от матери. внутренне и в фантазии, но одновременно сохраняет отношение к ней внешне и в реальности. Достаточно хорошая мать должна воспитывать эти отношения между двумя отдельными эго, не позволяющими ребенку преуспеть в уничтожении или господстве над ней, не позволяя себе подавлять зарождающиеся попытки ребенка самоутвердиться. Отношения матери и ребенка представляют собой своего рода пересмотренную неогегелевскую борьбу. для власти, сохраняя цель взаимного признания или уважения, но рискуя господством и бунтом. Жестокие конфликты внутри не подавляются, а нейтрализуются и умиротворяются в реальности интерсубъективная жизнь, утверждающая и признающая автономию.

Спрашивая, как это делают Ходоров и Диннерстайн, о происхождении патриархальной власти, Беньямин заключает, как и они, что главная источник или компонент заключается в исключительном воспитании детей женщинами/матерями, что вызывает соответствующие риски краха материнского авторитета в простое господство, поддерживающее фантазию о материнском всемогуществе, сосредоточение мощной амбивалентности на матери и поощрение жесткого пола личности и идентификации. Пока мальчик достигает автономии через любовную идентификацию с отцом и отделение от мать, отношение девочки к отцовской власти осложняется его недоступность для нее. Если она ищет «освобождения в отец» (Вениамину 1988, 99), она связывает свою женственность с подчинение, а не свободу действий, и относится к мужественности как идеализированный объект любви (и как ее объект любви), придавая ему ценность, обесценивая мать и создавая разрыв между женская сексуальность и автономная субъективность. Бенджамин утверждает, однако, что «многообразная безличность» (Benjamin 1988, 216) мужского господства нельзя рассматривать с помощью критики, исключительно на семье и заботе о детях и что властные отношения не могут преодолевается исключительно за счет трансформации в роли опекунов, хотя приравнивание женщины к материнству, безусловно, является одним из компонентов проблема. Если гендерная идентичность поощряется социальной властью отношений — мужественность развивается как отрицание зависимости и утверждение независимости, в то время как женственность развивается в отождествление с заботой и уступкой автономии — тогда настоящая трансформация требует внимания к социальным ролям и «культурные репрезентации» (Бенджамин 1988, 217), поскольку «основная особенность гендерной системы — продвижение мужественность как отделение от себя и женственность как преемственность с первичная связь — сохраняется даже тогда, когда мать и отец участвовать в этой связи на равных» (Benjamin 1988, 217). В Согласно теоретической модели Беньямина, дети реагируют не только на их социальное окружение, но и к идеям с непрозрачным значением (повеления, ожидания, запреты, увещевания и т. д.), которые часто тайно, косвенно или неосознанно передается от родителей язык и указы. Таким образом, гендерное равенство требует, чтобы женщины признаются самими собой и людьми как субъекты культуры и что сама интерсубъективность должна быть переоценена.

Анализ Беньямина можно отличить от анализа Иригарай и Кристева именно по тому, как она склонна объединить или свести на нет различие между репрезентацией и социальным роли. В то время как англо-американский психоаналитический феминизм теоретизирует гендер как проистекает или зависит от социального (в том числе семейного) неравенства и отношения власти, и, таким образом, стремится уменьшить его психические эффекты путем устранение социального и семейного господства/подчинения, французский язык феминизм калибрует психику не по социокультурным отношениям, а на воображаемых и символических представлениях. Бенджамина разделение внутрипсихической жизни на внутренние и внешние отношения, и ее видение интерсубъективного равновесия, в отличие от Утверждение Иригарая и Кристевой о разногласиях внутри и между ними субъекты, ориентированные на убеждение, что социальная гармония желательна и достижимо.

Психоанализ представляет собой критический и диагностический проект, а не обязательно нормативный или освободительный. При разработке теории побуждений и иррациональных сил, которые движут и толкают нас, представление о том, что мы непрозрачны, а не прозрачны для самих себя, неспособны полного самопознания или самообладания, психоаналитическая теория также бросает вызов рационалистическому, гуманистическому эго и предлагает, чтобы наши этические персонажи и политические сообщества не совершенствуются, обнажая шаткость как психической, так и политической идентичности. бессознательное нельзя считать по своей сути трансгрессивным или консервативная сила, но ненадежная, способствующая бунту или иногда бунт, непримиримость и жесткое сохранение границ – иногда раз.

Хотя они часто находятся в непростом союзе, психоаналитический подход к бессознательному дает феминистской теории ресурсы как для политического, так и для онтологического исследования. Онтологически психоанализ предлагает отчетливо психическое понимание половых различий, как мы заселяем наши тела и наши идентичности, и неправильно населяют их, анализ сводится к ни социальные, ни биологические категории. Политически, психоанализ предлагает описание сил, побуждающих нас организовывать, дезорганизовывать и реорганизовывать узы, которые удерживают нас вместе. Предлагая понимание формирования субъективности и оживляющие фантазии социальной жизни, психоанализ, таким образом, также облегчает феминистский анализ закоснелых элементов патриархального социальные отношения, включая символические связи и внутренние силы, которые нижняя часть идентичности и присоединение субъектов к отношениям доминирования и подчинение. Психоаналитическое феминистское внимание к сути составляющих цивилизации, к ядрам половых различий и общинная принадлежность, помогает объяснить сохранение мужской силы и позволяет феминистским теоретикам сформулировать возможные коррективы, проблемы, пути улучшения или этические перерывы, которые идут на корни политической жизни и за ее пределами, а не просто действуют на данной социальной территории.

Зигмунд Фрейд | Биография, теории, психология, книги, произведения и факты

Зигмунд Фрейд

См. все СМИ

Дата рождения:: 6 мая 1856 г. Чехословакия

Умер:: 23 сентября 1939 г. (83 года) Лондон Англия (Юбилей через 5 дней)

Основатель:: психоанализ

Предметы изучения:: психоанализ психосексуальная стадия перенос защитный механизм шутить

Просмотреть весь связанный контент →

Прочтите краткий обзор этой темы

Зигмунд Фрейд , (родился 6 мая 1856 года, Фрайберг, Моравия, Австрийская империя [ныне Пршибор, Чехия] — умер 23 сентября 1939 года, Лондон, Англия), австрийский невролог и основатель психоанализа. Статья Фрейда о психоанализе появилась в 13-м издании Британской энциклопедии .

Фрейда по праву можно назвать самым влиятельным интеллектуальным законодателем своего времени. Созданный им психоанализ был одновременно теорией человеческой психики, терапией для облегчения ее недугов и оптикой для интерпретации культуры и общества. Несмотря на неоднократную критику, попытки опровержения и оговорки работы Фрейда, ее заклинание оставалось сильным даже после его смерти и в областях, далеких от психологии в ее узком понимании. Если, как однажды заявил американский социолог Филип Рифф, «психологический человек» заменил такие прежние понятия, как политический, религиозный или экономический человек, в качестве доминирующего образа самого себя в 20-м веке, то это в немалой степени связано с силой видения Фрейда и кажущаяся неисчерпаемость интеллектуального наследия, которое он оставил после себя.

Отец Фрейда, Якоб, был еврейским торговцем шерстью, который был женат один раз до того, как женился на матери мальчика, Амалии Натансон. Отец, которому на момент рождения Фрейда было 40 лет, кажется, был относительно отстраненной и авторитарной фигурой, в то время как его мать была более заботливой и эмоционально доступной. Хотя у Фрейда было два старших сводных брата, его самая сильная, хотя и самая амбивалентная привязанность, по-видимому, была к племяннику Джону, который был на год старше его, который послужил образцом близкого друга и ненавистного соперника, который Фрейд часто воспроизводил на более поздних стадиях своей жизни. жизнь.

В 1859 году семья Фрейда была вынуждена по экономическим причинам переехать в Лейпциг, а затем через год в Вену, где Фрейд оставался до аннексии Австрии нацистами 78 лет спустя. Несмотря на неприязнь Фрейда к имперскому городу, отчасти из-за частого антисемитизма его жителей, психоанализ существенным образом отразил культурный и политический контекст, из которого он возник. Например, чувствительность Фрейда к уязвимости отцовской власти в психике вполне могла быть вызвана упадком власти поколения его отца, часто либеральных рационалистов, в империи Габсбургов. Точно так же и его интерес к теме соблазнения дочерей сложным образом коренился в контексте венского отношения к женской сексуальности.

В 1873 году Фрейд окончил гимназию Шперля и, по-видимому, вдохновленный публичным чтением эссе Гёте о природе, посвятил себя медицине. В Венском университете он работал с одним из ведущих физиологов своего времени Эрнстом фон Брюке, представителем материалистической, антивиталистической науки Германа фон Гельмгольца. В 1882 году он поступил в больницу общего профиля в Вене в качестве клинического ассистента, чтобы пройти обучение у психиатра Теодора Мейнерта и профессора внутренней медицины Германа Нотнагеля. В 1885 году Фрейд был назначен лектором по невропатологии, завершив важное исследование мозгового вещества. В это время у него также появился интерес к фармацевтическим преимуществам кокаина, который он преследовал в течение нескольких лет. Хотя в глазной хирургии были обнаружены некоторые положительные результаты, приписываемые другу Фрейда Карлу Коллеру, общий результат был катастрофическим. Защита Фрейда не только привела к смертельной зависимости другого близкого друга, Эрнста Флейшля фон Марксова, но и на время запятнала его медицинскую репутацию. Интерпретирует ли кто-нибудь этот эпизод в терминах, ставящих под сомнение благоразумие Фрейда как ученого, он соответствовал его пожизненной готовности искать смелые решения для облегчения человеческих страданий.

Научная подготовка Фрейда оставалась чрезвычайно важной в его работе или, по крайней мере, в его собственной концепции ее. В таких сочинениях, как «Entwurf einer Psychologie» (написано в 1895 г., опубликовано в 1950 г.; «Проект научной психологии»), он подтвердил свое намерение найти физиологическую и материалистическую основу для своих теорий психики. Здесь механистическая нейрофизиологическая модель соперничала с более органичной, филогенетической моделью, демонстрируя сложный долг Фрейда перед наукой своего времени.

Оформите подписку Britannica Premium и получите доступ к эксклюзивному контенту. Подпишитесь сейчас

В конце 1885 года Фрейд покинул Вену, чтобы продолжить изучение невропатологии в парижской клинике Сальпетриер, где он работал под руководством Жана-Мартена Шарко. Его 19 недель во французской столице стали поворотным моментом в его карьере, поскольку работа Шарко с пациентами, классифицированными как «истерики», познакомила Фрейда с возможностью того, что психологические расстройства могут иметь своим источником не мозг, а разум. Демонстрация Шарко связи между истерическими симптомами, такими как паралич конечности, и гипнотическим внушением предполагала влияние психических состояний, а не нервов в этиологии болезни. Хотя Фрейду вскоре пришлось отказаться от своей веры в гипноз, он вернулся в Вену в феврале 1886 года с заложенными семенами своего революционного психологического метода.

Через несколько месяцев после своего возвращения Фрейд женился на Марте Бернайс, дочери известной еврейской семьи, среди предков которой были главный раввин Гамбурга и Генрих Гейне. Она должна была родить шестерых детей, одна из которых, Анна Фрейд, должна была стать самостоятельным выдающимся психоаналитиком. Хотя яркая картина их брака, нарисованная Эрнестом Джонсом в его исследовании «Жизнь и творчество Зигмунда Фрейда » (1953–1957 гг. ), была уточнена более поздними учеными, ясно, что Марта Бернейс Фрейд была глубоко поддерживающим ее присутствием во время жизни ее мужа. бурная карьера.

Вскоре после женитьбы Фрейд подружился с берлинским врачом Вильгельмом Флиссом, чья роль в развитии психоанализа вызвала широкое обсуждение. На протяжении 15 лет их близости Флисс был бесценным собеседником для самых смелых идей Фрейда. Вера Фрейда в человеческую бисексуальность, его идея об эрогенных зонах на теле и, возможно, даже его приписывание сексуальности младенцам вполне могли быть вызваны их дружбой.

Несколько менее спорное влияние оказало партнерство Фрейда с врачом Йозефом Брейером после его возвращения из Парижа. Фрейд обратился к клинической практике в области нейропсихологии, и кабинет, который он открыл на Берггассе, 19, должен был оставаться его консультационной комнатой почти полвека. До начала их сотрудничества, в начале 1880-х годов, Брейер лечил пациентку по имени Берта Паппенгейм — или «Анна О.», как ее стали называть в литературе, — которая страдала от различных истерических симптомов. Вместо того чтобы использовать гипнотическое внушение, как это делал Шарко, Брейер позволил ей впасть в состояние, похожее на самогипноз, в котором она рассказывала о начальных проявлениях своих симптомов. К удивлению Брейера, сам акт вербализации, казалось, давал некоторое облегчение от их власти над ней (хотя более поздние исследования поставили под сомнение его постоянство). «Лечение разговором» или «чистка дымохода», как называли его соответственно Брейер и Анна О., по-видимому, действовали катарсически, вызывая абреакцию или разрядку сдерживаемого эмоционального блока, лежащего в основе патологического поведения.

7 вещей, которые Зигмунд Фрейд «прибил» о любви и сексе

Если есть что-то, о чем почти все мои пациенты говорят в психоаналитической психотерапии в той или иной форме, так это ЛЮБОВЬ. Я действительно милый? Как мне заставить мои отношения работать? Почему я не могу найти постоянного партнера? Я что-то делаю не так? Звучит знакомо? Возможно, вы один из немногих людей, которые не задают себе подобных вопросов.

В любом случае, мы все ДОЛЖНЫ чувствовать себя любимыми, особенно в День святого Валентина. Любовь, секс, фантазии и отношения сегодня занимают наши мысли сознательно и бессознательно. Если быть честным, когда дело доходит до секса и любви, Зигмунд Фрейд кое в чем ошибался (т. е. не существует такой вещи, как клиторальный оргазм), НО кое-что он делал правильно. Американская психоаналитическая ассоциация делится с нами тем, чем они являются:

7 вещей, которые Зигмунд Фрейд пригвоздил к сексу и любви для всех нас. Даже самые благоразумные, внешне пуританские люди могут сильно бороться со своими сексуальными аппетитами и самовыражением. В качестве доказательства достаточно взглянуть на многочисленные скандалы, потрясшие как Ватикан, так и фундаменталистские церкви. Фрейд наблюдал эту похотливую борьбу мужчин и женщин еще в викторианской Вене. Но наша сексуальность также определяет нас здоровым и существенным образом. Если вы не верите своему терапевту-фрейдисту, просто спросите Саманту Джонс из HBOs Секс в большом городе .

2) Каждая часть тела эротична : Фрейд с самого начала знал, что люди являются сексуальными существами. Он черпал вдохновение из младенца, кормящего грудью матери, чтобы проиллюстрировать пример более зрелой сексуальности, говоря: «Никто, кто видел, как младенец откидывается от груди, сытый и засыпающий с раскрасневшимися щеками и блаженной улыбкой, не может избежать мысль о том, что эта картина сохраняется как прототип выражения сексуального удовлетворения в более позднем возрасте. Он также знал, что сексуальное возбуждение не ограничивается гениталиями, поскольку удовольствие достигается за счет эротической привязанности к потенциально любой идиосинкразически определенной области тела. Даже сегодня многим людям очень трудно принять эту идею.

3) гомосексуальность не является психическим заболеванием :?Он отметил, что геи часто отличаются особенно высоким интеллектуальным развитием и этической культурой. В 1930 году он подписал публичное заявление об отмене закона, криминализирующего гомосексуальность. А в своем знаменитом письме к матери, желающей излечить сына от гомосексуализма, Фрейд писал: «гомосексуальность, конечно, не преимущество, но в нем нечего стыдиться, это не порок, не деградация; это не может быть классифицировано как болезнь». Это было в 1935.

4) Все любовные отношения содержат амбивалентные чувства : Среди различных открытий Фрейда была амбивалентность, связанная со всеми близкими и интимными отношениями. Хотя мы можем сознательно чувствовать искреннюю и реалистичную любовь к супругу, партнеру, родителю или ребенку, вещи никогда не бывают такими, какими кажутся. В мире бессознательного даже за самым любящим и заботливым участием скрываются чувства, фантазии и идеи, которые являются негативными, ненавистными и разрушительными. Фрейд признавал, что эта смесь любви и ненависти в близких отношениях является частью человеческой природы и не обязательно патологической.

5) Мы учимся любить благодаря нашим ранним отношениям с родителями и опекунами : Наши ранние отношения с родителями и опекунами помогают нам сформировать карту любви, которая сохраняется на протяжении всей нашей жизни. Иногда это называют переносом. Фрейд указывал, что когда мы находим объект любви, мы на самом деле находим его заново. Отсюда часто встречающееся явление, когда люди выбирают партнеров, напоминающих им их мать/отца. Мы все это видели.

6) Наш любимый человек становится частью нас самих : Фрейд отмечал, что характеристики, убеждения, чувства и отношения тех, кого мы любим, включаются в нас самих – часть психики. Он назвал этот процесс интернализацией. Его концепция глубины связи между людьми содержится в таких выражениях, как обращение к любимому человеку как к «моей лучшей половине».

7) Фантазия – важный фактор сексуального возбуждения : Фрейд заметил, что сексуальное возбуждение исходит из трех направлений: внешнего мира (отношения, сексуальная история), внутреннего мира (половые гормоны) и психической жизни (сексуальные фантазии). В наших сексуальных фантазиях мы часто вызываем в воображении всевозможные странные и извращенные сценарии, которые усиливают сексуальное возбуждение и, как мы надеемся, приводят к климатическому удовольствию. Это вполне нормально и не означает, что мы на самом деле хотим участвовать в таких сценариях (или, может быть, хотим). Подумайте об этом, День святого Валентина — это сексуальная и романтическая фантазия. Многие из нас любят этот день, другие его ненавидят, некоторые двойственны и напуганы. Все совершенно нормально. Так что выбирайте, заниматься или нет.

Вам также может понравиться:

Вы хороший кандидат на психоаналитическое лечение?

Что психоанализ говорит о любви

7 секретов счастливых и долгих отношений

Пятьдесят оттенков серого: когда любовь равна боли

Сексуальный солипсизм Зигмунда Фрейда

Источник: The Feminine Mystique , 1963;
Расшифровано: Энди Бланденом в 1998 г., проверено и исправлено в марте 2005 г.

Было бы полуневерно сказать, что это началось с Зигмунда Фрейда. На самом деле это не началось в Америке до 1940-х годов. И опять же, это было не столько началом, сколько предотвращением конца. Старые предубеждения — женщины — животные, меньшие, чем люди, неспособные мыслить как мужчины, рожденные только для того, чтобы размножаться и служить мужчинам, — не были так легко развеяны воинствующими феминистками, наукой и образованием, а в конце концов — демократическим духом. Они просто вновь появились в сороковых годах, в фрейдистской маскировке. Женская мистика черпала свою силу из мысли Фрейда; ибо эта идея была рождена Фрейдом, и она привела женщин и тех, кто их изучал, к неверному истолкованию фрустраций своих матерей, обиды и неадекватности своих отцов, братьев и мужей, а также своих собственных эмоций и возможных жизненных выборов.

Новой мистике гораздо труднее подвергнуть сомнению современную женщину, чем старые предрассудки, отчасти потому, что мистику распространяют те самые агенты образования и социальных наук, которые считаются главными врагами предрассудков, отчасти потому, что сама природа Мысль Фрейда делает его практически неуязвимым для вопросов. Как может образованная американка, которая сама не является аналитиком, осмелиться подвергнуть сомнению истину Фрейда? Она знает, что открытие Фрейдом бессознательной работы разума было одним из величайших прорывов в стремлении человека к знаниям. Она знает, что наука, основанная на этом открытии, помогла многим страдающим мужчинам и женщинам. Ее учили, что только после многих лет аналитической подготовки человек способен понять значение истины Фрейда. Она может даже знать, как человеческий разум бессознательно сопротивляется этой истине. Как она может осмелиться ступить на священную землю, куда допускаются только аналитики?

Никто не может подвергнуть сомнению гениальность открытий Фрейда, равно как и тот вклад, который он внес в нашу культуру. Я также не подвергаю сомнению эффективность психоанализа в том виде, в каком его практикуют сегодня фрейдисты или антифрейдисты. Но я ставлю под сомнение, исходя из моего собственного женского опыта и знаний моего репортера о других женщинах, применение фрейдистской теории женственности к женщинам сегодня. Я сомневаюсь в его использовании не в терапии, а в том, что он проник в жизнь американских женщин через популярные журналы, мнения и интерпретации так называемых экспертов. Я думаю, что большая часть фрейдистской теории о женщинах устарела, является препятствием к истине для женщин в современной Америке и основной причиной всепроникающей проблемы, у которой нет названия.

Здесь много парадоксов. Концепция суперэго Фрейда помогла освободить человека от тирании «должен», тирании прошлого, которая мешает ребенку стать взрослым. Тем не менее, мысль Фрейда помогла создать новое супер-эго, которое парализовало образованных современных американских женщин, новую тиранию «должен», которая приковывает женщин к старому образу, запрещает выбор и рост и лишает их индивидуальной идентичности.

Психология Фрейда с ее упором на свободу от репрессивной морали для достижения сексуального удовлетворения была частью идеологии женской эмансипации. Устойчивый американский образ «эмансипированной женщины» — это хлопушка двадцатых годов: обременительные волосы со снятой чешуей, обнаженные колени, выставляющая напоказ свою новую свободу жить в студии в Гринвич-Виллидж или Чикаго недалеко от Норт-Сайда, водить машину и пить. , и курить, и наслаждаться сексуальными приключениями – или говорить о них. И все же сегодня по причинам, далеким от жизни самого Фрейда, фрейдистская мысль стала идеологическим оплотом сексуальной контрреволюции в Америке. Я не думаю, что без фрейдовского определения сексуальной природы женщины, придающего общепринятому образу женственности новый авторитет, несколько поколений образованных, энергичных американских женщин не смогли бы так легко отвлечься от зарождающегося осознания того, кем они были и кем могли бы быть. .

Понятие «зависть к пенису», которое Фрейд ввел для описания явления, которое он наблюдал у женщин, то есть у женщин из среднего класса, которые были его пациентками в Вене в викторианскую эпоху, было воспринято в этой стране в 1940-х годах как буквальное выражение. объяснение всего того, что было не так с американскими женщинами. Многие из тех, кто проповедовал доктрину исчезающей женственности, обращая вспять движение американских женщин к независимости и идентичности, никогда не знали о ее фрейдистском происхождении. Многие, ухватившиеся за него, — не несколько психоаналитиков, а множество популяризаторов, социологов, педагогов, манипуляторов рекламных агентств, писателей журналов, детских экспертов, консультантов по вопросам брака, министров, руководителей коктейльных вечеринок — не могли знать, что имел в виду сам Фрейд, говоря зависть к пенису. Нужно только знать, что описывал Фрейд в отношении тех викторианских женщин, чтобы увидеть ошибку в буквальном применении его теории женственности к современным женщинам. И нужно только знать, почему он описал это таким образом, чтобы понять, что многое из этого устарело, что противоречит знанию, которое сегодня является частью мышления каждого социолога, но еще не было известно во времена Фрейда.

Общепризнанно, что Фрейд был самым проницательным и точным наблюдателем важных проблем человеческой личности. Но, описывая и интерпретируя эти проблемы, он был пленником своей собственной культуры. Поскольку он создавал новые рамки для нашей культуры, он не мог избежать рамок своей собственной. Тогда даже его гений не мог дать ему того знания о культурных процессах, с которым сегодня вырастают люди, не являющиеся гениями.

Относительность физиков, изменившая в последние годы весь наш подход к научному знанию, труднее и, следовательно, легче понять, чем относительность социологов. Это не лозунг; но фундаментальное утверждение об истине, заключающееся в том, что ни один социолог не может полностью освободиться из тюрьмы своей собственной культуры; он может интерпретировать то, что наблюдает, только в научных рамках своего времени. Это верно даже для великих новаторов. Они не могут не переводить свои революционные наблюдения в язык и рубрики, которые до их времени определялись прогрессом науки. Даже те открытия, которые создают новые рубрики, связаны с точкой зрения их создателя.

Современные исследования показали, что многое из того, что Фрейд считал биологическим, инстинктивным и неизменным, является результатом определенных культурных причин. Многое из того, что Фрейд назвал свойством универсальной человеческой природы, было просто характерно для некоторых европейских мужчин и женщин из среднего класса в конце девятнадцатого века.

Например, теория Фрейда о сексуальном происхождении невроза проистекает из того факта, что многие пациенты, которых он впервые наблюдал, страдали истерией, и в этих случаях он находил причиной сексуальное подавление. Ортодоксальные фрейдисты до сих пор заявляют, что верят в сексуальное происхождение всех неврозов, и, поскольку они ищут в своих пациентах бессознательные сексуальные воспоминания и переводят то, что слышат, в сексуальные символы, им все же удается найти то, что они ищут.

Но дело в том, что случаи истерии, наблюдаемые Фрейдом, сегодня гораздо реже. Очевидно, во времена Фрейда культурное лицемерие вынуждало подавлять секс. (Некоторые социальные теоретики даже подозревают, что само отсутствие других забот в той умирающей Австрийской империи вызывало сексуальную озабоченность пациентов Фрейда.) Безусловно, тот факт, что его культура отрицала секс, привлек к нему внимание Фрейда. Затем он развил свою теорию, описав все стадии роста как половые, подгоняя все явления, которые он наблюдал, под сексуальные рубрики.

Его попытка перевести все психологические явления в сексуальные термины и увидеть все проблемы взрослой личности как результат детских сексуальных фиксаций также частично проистекала из его собственного опыта в медицине и из подхода к причинно-следственной связи, имплицитно подразумеваемого научной мыслью. своего времени. У него была такая же неуверенность в том, чтобы рассматривать психологические явления в их собственных терминах, которая часто досаждает ученым, изучающим человеческое поведение. Что-то, что можно было описать физиологическими терминами, связанное с органом анатомии, казалось более удобным, солидным, реальным, научным, когда он двигался в неизведанную страну бессознательного. Как выразился его биограф Эрнест Джонс, он предпринял «отчаянные усилия, чтобы сохранить безопасность анатомии головного мозга». На самом деле он обладал способностью видеть и описывать психологические явления настолько живо, что независимо от того, давали ли его понятиям имена, заимствованные из физиологии, философии или литературы, — зависть к пенису, эго, Эдипов комплекс, — они казались имеющими конкретную физическую реальность. Психологические факты, по словам Джонса, были для него «столь же реальными и конкретными, как металлы для металлурга». Эта способность стала источником большой путаницы, поскольку его концепции передавались меньшими мыслителями.

Вся надстройка теории Фрейда опирается на строгий детерминизм, характерный для научного мышления викторианской эпохи. Сегодня на смену детерминизму пришел более сложный взгляд на причину и следствие как с точки зрения физических процессов и явлений, так и психологических. С новой точки зрения, ученым-бихевиористам не нужно заимствовать язык из физиологии, чтобы объяснять психологические события или придавать им псевдореальность. Сексуальные феномены не более и не менее реальны, чем, например, феномен шекспировского письма 9.0003 Гамлет , который нельзя точно «объяснить», сводя его к сексуальным терминам. Даже самого Фрейда нельзя объяснить его собственным детерминированным, физиологическим планом, хотя его биограф прослеживает его гениальность, его «божественную страсть к знаниям» до ненасытного сексуального любопытства до трехлетнего возраста в отношении того, что происходило между его матерью и отцом. в спальне.

Сегодня биологи, социологи и все большее число психоаналитиков рассматривают потребность или побуждение к человеческому росту как первичную человеческую потребность, такую же основную, как секс. «Оральная» и «анальная» стадии, которые Фрейд описал в терминах сексуального развития: ребенок получает сексуальное удовольствие сначала через рот, от груди матери, а затем от дефекации — теперь рассматриваются как стадии человеческого роста, на которые влияют культурные обстоятельства. и отношения родителей, а также по полу. Когда зубы растут, рот может не только сосать, но и кусать. Мышцы и мозг также растут; ребенок становится способным к контролю, овладению, пониманию; и его потребность расти и учиться в пять, двадцать пять или пятьдесят лет может быть удовлетворена, отвергнута, подавлена, атрофирована, вызвана или обескуражена его культурой, как и его сексуальные потребности. Сегодня детские специалисты подтверждают наблюдение Фрейда о том, что проблемы между матерью и ребенком на самых ранних стадиях часто проявляются в плане еды; позже приучение к туалету. И все же в Америке в последние годы наблюдается заметное снижение детских «проблем с питанием». Изменилось ли инстинктивное развитие ребенка? Невозможно, если по определению оральная стадия инстинктивна. Или культура убрала еду как центр внимания проблем раннего детства — из-за американского акцента на вседозволенность в уходе за детьми или просто из-за того, что в нашем богатом обществе еда стала меньше вызывать беспокойство у матерей? Из-за собственного влияния Фрейда на нашу культуру образованные родители обычно стараются не оказывать конфликтного давления на приучение к туалету. Такие конфликты более вероятны сегодня, когда ребенок учится говорить или читать.

В 1940-х годах американские социологи и психоаналитики уже начали переосмысливать концепции Фрейда в свете своего растущего культурного сознания. Но, что любопытно, это не помешало им буквально применить фрейдовскую теорию женственности к американским женщинам.

Дело в том, что для Фрейда, даже в большей степени, чем для сегодняшнего редактора журнала на Мэдисон-авеню, женщины были странным, низшим, нечеловеческим видом. Он видел в них детских кукол, которые существовали только для любви человека, чтобы любить человека и служить его нуждам. Это был тот самый бессознательный солипсизм, который заставлял человека на протяжении многих веков видеть солнце только как яркий объект, вращающийся вокруг земли. Фрейд вырос с таким отношением, заложенным его культурой — не только культурой викторианской Европы, но и той еврейской культурой, в которой мужчины произносили ежедневную молитву: «Благодарю Тебя, Господи, что Ты не создал меня женщиной» и женщины молились в покорности: «Благодарю Тебя, Господи, что Ты сотворил меня по Твоей воле».0005

Мать Фрейда была хорошенькой послушной невестой мужчины вдвое старше ее; его отец управлял семьей с автократической властью, традиционной для еврейских семей в те столетия гонений, когда отцы редко могли установить власть во внешнем мире. Его мать обожала юного Зигмунда, своего первого сына, и считала его мистическим предназначением для величия; казалось, что она существует только для того, чтобы удовлетворять каждое его желание. Его собственные воспоминания о сексуальной ревности, которую он испытывал к отцу, чьи желания она также удовлетворяла, легли в основу его теории эдипова комплекса. С его женой, как с его матерью и сестрами, его нужды, его желания, его желания были солнцем, вокруг которого вращался дом. Когда шум его сестер, играющих на фортепиано, прервал его занятия, «пианино исчезло, — вспоминала годы спустя Анна Фрейд, — а с ним и все возможности для его сестер стать музыкантами».0005

Фрейд не считал такое отношение проблемой или причиной какой-либо проблемы у женщин. Женской природе было подчиняться мужчине, а ее болезни — завидовать ему. Письма Фрейда к Марте, его будущей жене, написанные в течение четырех лет их помолвки (1882–1886 гг.), имеют нежное, покровительственное звучание Торвальда в «Кукольный дом» , ругающего Нору за ее претензии на то, чтобы быть человеком. Фрейд начал исследовать секреты человеческого мозга в лаборатории в Вене; Марта, его «милая дочь», должна была ждать четыре года под опекой своей матери, пока он не придет и не заберет ее. Из этих писем видно, что для него ее личность определялась как ребенок-домохозяйка, даже когда она уже не ребенок и еще не домохозяйка.

Столы и стулья, кровати, зеркала, часы, чтобы напомнить счастливой паре о течении времени, кресло, чтобы часок приятно помечтать, ковры, помогающие хозяйке содержать полы в чистоте, белье, перевязанное красивыми ленточками, в шкафу и платья последняя мода и шляпы с искусственными цветами, картины на стене, бокалы на каждый день и другие для вина и торжественных случаев тарелки и блюда… и стол для шитья и уютная лампа, и все должно быть в порядке, иначе домохозяйка, разделившая свое сердце на маленькие кусочки, по одному на каждый предмет мебели, начнет волноваться. И этот предмет должен свидетельствовать о серьезной работе, скрепляющей домашнее хозяйство, а этот предмет — о чувстве прекрасного, о дорогих друзьях, о которых хочется вспоминать, о городах, в которых побывал, о часах, которые хочется вспомнить. … Должны ли мы вешать сердце на такие мелочи? Да еще и не задумываясь. …

Ведь я знаю, какой ты милый, как ты можешь превратить дом в рай, как ты разделишь мои интересы, как ты будешь весел, но трудолюбив. Я позволю тебе управлять домом столько, сколько ты пожелаешь, а ты вознаградишь меня своей сладкой любовью и тем, что возвысишься над всеми теми слабостями, за которые так часто презирают женщин. Насколько позволяет моя деятельность, мы вместе прочитаем то, что хотим узнать, и я посвящу вас в то, что не могло бы заинтересовать девушку, пока она незнакома со своим будущим спутником и его занятием…

5 июля 1885 года он ругает ее за то, что она продолжает навещать Элиз, подругу, которая, очевидно, не слишком скромна в отношении мужчин:

. Что хорошего в том, что вы чувствуете, что теперь вы настолько зрелы, что эти отношения не могут причинить вам никакого вреда? . . . Вы слишком мягки, и это я должен исправить, потому что то, что делает один из нас, также будет зачтено за счет другого. Ты моя драгоценная женушка, и если даже и ошибаешься, то все равно. .. Но ты все это знаешь, мое милое дитя…

Викторианская смесь рыцарства и снисходительности, которая обнаруживается в научных теориях Фрейда о женщинах, явно выражена в письме, которое он написал 5 ноября 1883 года, высмеивая взгляды Джона Стюарта Милля на «женскую эмансипацию и женский вопрос в целом».

Во всем его изложении ни разу не всплывает, что женщины разные существа — не скажем меньше, скорее наоборот от мужчин. Он находит подавление женщин аналогией подавления негров. Любая девушка, даже без избирательных прав и дееспособности, чью руку целует мужчина и ради любви к которой он готов отважиться на все, могла бы его исправить. Посылать женщин в борьбу за существование точно так же, как и мужчин, — мертворожденная мысль. Если бы я, например, вообразил себе соперницей мою нежную милую девушку, то это кончилось бы только тем, что я сказал бы ей, как сказал семнадцать месяцев назад, что люблю ее и умоляю ее уйти от ссоры в покой. , неконкурентная деятельность моего дома. Возможно, что изменения в воспитании могут подавить все нежные качества женщины, нуждающиеся в защите и вместе с тем столь победоносные, и тогда она сможет зарабатывать себе на жизнь, как и мужчины. Возможно также, что в таком случае было бы неправомерно оплакивать уход из жизни самого восхитительного, что может предложить нам мир, — нашего идеала женственности. Я полагаю, что все действия по реформированию права и образования потерпят крах перед тем фактом, что задолго до возраста, в котором мужчина может заслужить положение в обществе, Природа определила судьбу женщины через красоту, обаяние и нежность. Закон и обычай могут дать женщинам многое из того, что им было отказано, но положение женщины, несомненно, будет таким, какое оно есть: в юности обожаемая возлюбленная, а в зрелые годы любимая жена.

Поскольку все теории Фрейда основывались, по общему признанию, на его собственном проницательном, бесконечном психоанализе самого себя, и поскольку сексуальность была в центре всех его теорий, некоторые парадоксы относительно его собственной сексуальности кажутся уместными. В его сочинениях, как отмечают многие ученые, гораздо больше внимания уделяется инфантильной сексуальности, чем ее зрелому выражению. Его главный биограф Джонс указывал, что даже для того времени он был исключительно целомудренным, пуританским и моралистическим. В своей жизни он относительно не интересовался сексом. Были только обожающая мать его юности, в шестнадцать лет существовавший чисто в фантазии роман с девушкой по имени Жизель и его помолвка с Мартой в двадцать шесть. Девять месяцев, когда они оба жили в Вене, были не слишком счастливыми, потому что она, видимо, беспокоилась и боялась его, но четыре года разделяли комфортное расстояние, было большая страсть 900 любовных писем. После их свадьбы страсть, кажется, быстро исчезла, хотя его биографы отмечают, что он был слишком жестким моралистом, чтобы искать сексуального удовлетворения вне брака. Единственной женщиной, на которой, став взрослым, он когда-либо сосредоточивал бурные страсти любви и ненависти, на которые он был способен, была Марта в первые годы их помолвки. После этого такие эмоции были сосредоточены на мужчинах. Как сказал Джонс, его почтительный биограф: «Отклонение Фрейда от среднего в этом отношении, а также его ярко выраженная умственная бисексуальность вполне могли до некоторой степени повлиять на его теоретические взгляды».0005

Менее благоговейные биографы и даже сам Джонс отмечают, что, когда кто-то рассматривает теории Фрейда с точки зрения его собственной жизни, это напоминает старую деву-пуританку, которая повсюду видит секс. Интересно отметить, что его главная жалоба на свою послушную Hausfrau заключалась в том, что она была недостаточно «послушной» — и все же, в интересной амбивалентности, что ей было не по себе с ним, что она не могла быть «товарищ по оружию».

Но, как с болью обнаружил Фрейд, в глубине души она не была послушной, и у нее был твердый характер, который не поддавался формированию. Ее личность была полностью развита и хорошо интегрирована: она вполне заслуживала бы высочайшего комплимента психоаналитика, называя ее «нормальной».

Можно мельком увидеть «намерение Фрейда, которое никогда не будет осуществлено, сформировать ее по своему совершенному образу», когда он написал ей, что она должна «стать совсем юной, милой, всего на неделю от роду, которая быстро потеряет все следы прежней жизни». терпкость». Но потом корит себя:

Любимый человек должен стать не игрушечной куклой, а добрым товарищем, у которого еще останется дельное слово, когда строгий хозяин пришел к концу своей мудрости. И я пытался сломить ее откровенность, чтобы она воздерживалась от своего мнения, пока не будет уверена в моем.

Как указывал Джонс, Фрейду было больно, когда она не прошла его главный тест — полное отождествление с ним самим, его мнениями, его чувствами и его намерениями. На самом деле она не принадлежала ему, если только он не мог ощутить на ней свою «печать». Фрейд даже признавал, что скучно, если в другом человеке нечего исправить. И он снова подчеркивает, что любовь Фрейда могла быть высвобождена и проявлена только при очень благоприятных условиях. … Марта, вероятно, боялась своего властного любовника и обычно укрывалась молчанием.

Итак, в конце концов он написал ей: «Я отказываюсь от того, что требовал. Мне не нужен соратник, каким я надеялся сделать из тебя. Я достаточно силен, чтобы сражаться в одиночку… Ты остаешься для меня драгоценной милой, любимой». Так, очевидно, закончился «единственный раз в его жизни, когда такие эмоции [любовь и ненависть] были сосредоточены на женщине».

Брак был обычным, но без той страсти. Как описал это Джонс:

Возможно, было еще несколько удачных браков. Марта, безусловно, была прекрасной женой и матерью. Она была замечательным менеджером — редкостная женщина, которая могла держать прислугу бесконечно долго, — но она никогда не была из тех, кто0003 Hausfrau , кто ставит вещи выше людей. Комфорт и удобство ее мужа всегда стояли на первом месте… Нельзя было ожидать, что она будет следовать за блуждающими полетами его воображения больше, чем большинство людей в мире.

Она была так же предана его физическим потребностям, как самая любящая еврейская мать, организуя каждый прием пищи по жесткому графику, чтобы соответствовать удобству der Papa . Но она никогда не мечтала разделить его жизнь на равных. Фрейд также не считал ее подходящим опекуном для своих детей, особенно для их образования, на случай его смерти. Он сам вспоминает сон, в котором забывает позвать ее в театр. Его ассоциации «подразумевают, что забывание может быть допустимо в неважных вещах».

Это безграничное раболепие женщины, воспринимаемое фрейдовской культурой как должное, само отсутствие возможности для независимых действий или личной идентичности, по-видимому, часто порождали то беспокойство и заторможенность у жены и то раздражение у мужа, которые были характерны для брака Фрейда. Как резюмировал Джонс, отношение Фрейда к женщинам «вероятно, можно было бы назвать довольно старомодным, и было бы легко приписать это его социальному окружению и периоду, в котором он вырос, а не каким-либо личным факторам».

Какими бы ни были его интеллектуальные взгляды по этому поводу, в его письмах и переписке есть много указаний на его эмоциональное отношение. Конечно, было бы слишком далеко говорить, что он считал мужской пол владыками творения, ибо в его натуре не было ни тени высокомерия или превосходства, но, возможно, было бы справедливо описать его взгляд на женский пол как на как их основная функция — служить ангелами для нужд и утешений людей. Его письма и его выбор любви ясно показывают, что он имел в виду только один тип сексуального объекта, нежный женский объект…

Нет никаких сомнений в том, что Фрейд находил психологию женщин более загадочной, чем психологию мужчин. Однажды он сказал Марии Бонапарт: «Великий вопрос, на который никогда не было ответа и на который я до сих пор не могу ответить, несмотря на мои тридцать лет исследований женской души, заключается в том, чего хочет женщина?»

Джонс также заметил:

Фрейда также интересовал другой тип женщин, более интеллектуальный и, возможно, мужской. Такие женщины несколько раз играли роль в его жизни, являясь пособниками его друзей-мужчин, хотя и более высокого калибра, но они не имели для него эротического влечения.

Среди этих женщин была его невестка Минна Бернейс, гораздо более умная и независимая, чем Марта, а позже женщины-аналитики или приверженцы психоаналитического движения: Мария Бонапарт, Джоан Ривьер, Лу Андреас-Саломе. Однако ни идолопоклонники, ни враждебно настроенные биографы не подозревают, что он когда-либо искал сексуального удовлетворения вне брака. Таким образом, кажется, что секс был совершенно оторван от его человеческих страстей, которые он выражал в последующие продуктивные годы своей долгой жизни в своих мыслях и, в меньшей степени, в дружбе с мужчинами и теми женщинами, которых он считал равными себе, и, таким образом, «мужской». Однажды он сказал: «Я всегда нахожу странным, когда не могу понять кого-то с точки зрения самого себя».

Движущей силой личности женщины, по теории Фрейда, была ее зависть к пенису, которая заставляет ее чувствовать себя столь же униженной в собственных глазах, «как в глазах мальчика, а позже, возможно, и мужчины», и приводит к нормальная женственность, к желанию пениса ее мужа, желанию, которое никогда не исполняется, пока она не обладает пенисом через рождение сына. Короче говоря, она всего лишь homme manque , человек, которому чего-то не хватает. Как выразилась выдающийся психоаналитик Клара Томпсон: «Фрейд так и не освободился от викторианского отношения к женщинам. Он принял как неизбежную часть женской судьбы ограниченность мировоззрения и жизни викторианской эпохи… Комплекс кастрации и зависть к пенису, две из самых основных идей во всем его мышлении, постулируются на предположение, что женщины биологически уступают мужчинам»9.0005

Что имел в виду Фрейд, говоря о зависти к пенису? Ибо даже те, кто понимает, что Фрейд не мог избежать своей культуры, не сомневаются в том, что он верно сообщал о том, что наблюдал в ней.

У мальчика комплекс кастрации формируется после того, как он узнает из вида женских гениталий, что половой орган, который он так высоко ценит, не является необходимой частью тела каждой женщины. . . и с этого момента он попадает под влияние страха кастрации, который дает мощнейшую движущую силу для его дальнейшего развития. Комплекс кастрации у девочки также начинается при виде половых органов другого пола. Она сразу замечает разницу и, надо признать, ее значимость. Она чувствует себя в очень невыгодном положении и часто заявляет, что хотела бы иметь что-то подобное, и становится жертвой зависти к пенису, которая накладывает неизгладимый след на ее развитие и формирование характера и даже в самых благоприятных случаях не преодолеть без больших затрат умственной энергии. То, что девушка признает факт отсутствия у нее пениса, не означает, что она воспринимает его отсутствие легкомысленно. Наоборот, она давно цепляется за желание получить нечто подобное и верит в эту возможность необыкновенное количество лет и даже в то время, когда ее знание действительности уже давно привело ее к отказу от исполнения задуманного. это желание, как совершенно недостижимое, анализ доказывает, что оно еще сохраняется в бессознательном и сохраняет значительный заряд энергии. В конце концов, желание получить пенис, которого она так жаждет, может даже способствовать мотивам, побуждающим взрослую женщину прийти к психоаналитику, и тому, что она вполне обоснованно ожидает получить от психоанализа, например, способности добиваться цели. интеллектуальную карьеру, часто можно признать сублимированной модификацией этого вытесненного желания.

«Открытие ее кастрации — поворотный момент в жизни девочки, — продолжал Фрейд. «Она ранена в своем самолюбии неблагоприятным сравнением с мальчиком, который гораздо лучше вооружен.» Ее мать и все женщины обесцениваются в ее собственных глазах, как они обесцениваются по той же причине в ее глазах. человека. Это приводит либо к полной половой заторможенности и неврозу, либо к «комплексу маскулинности», при котором она отказывается отказаться от «фаллической» активности (то есть «активности такой, которая обычно свойственна мужчине»), либо к «нормальной женственности». , в котором собственные побуждения девочки к активности подавляются, и она обращается к отцу в своем желании пениса. «Женская ситуация, однако, устанавливается только тогда, когда желание пениса заменяется желанием ребенка — ребенок занимает место пениса». женственность», поскольку это была активность, а не пассивность. «Самое сильное женское желание», стремление к пенису, находит реальное осуществление только, «если ребенок — маленький мальчик, который приносит с собой вожделенный пенис… Мать может передать сыну все свои амбиции. должен был подавить в себе, и она может надеяться получить от него удовлетворение всего, что осталось у нее от ее комплекса мужественности».0005

Но ее врожденный недостаток и вытекающая из этого зависть к пенису так трудно преодолеваются, что супер-эго женщины — ее совесть, идеалы — никогда не формируются так полно, как у мужчины: сомнения, связанные с преобладанием зависти в их душевной жизни.» По этой же причине интересы женщин в обществе слабее, чем у мужчин, и «их способность к сублимации своих инстинктов меньше». Наконец, Фрейд не может удержаться от упоминания «впечатления, которое снова и снова возникает в аналитической работе» — что даже психоанализ мало что может сделать для женщин из-за врожденного дефицита женственности.

Мужчина лет тридцати кажется молодым и в некотором смысле не полностью развитым индивидом, от которого мы ожидаем, что он сможет хорошо использовать возможности развития, которые анализ открывает перед ним. Но женщина примерно того же возраста часто поражает нас своей психологической жесткостью и неизменностью… Ей не открыты пути для дальнейшего развития; весь процесс как бы пройден и остался недоступным влиянию на будущее; как будто на самом деле трудное развитие, ведущее к женственности, исчерпало все возможности индивидуума… даже если нам удается устранить страдания, разрешив ее невротический конфликт.

Что он на самом деле сообщал? Если интерпретировать «зависть к пенису» так же, как были переосмыслены другие фрейдистские концепции, в свете нашего нового знания о том, что то, что Фрейд считал биологическим, часто было культурной реакцией, то становится ясно, что викторианская культура просто давала женщинам много причин для зависти к мужчинам: те же самые условия, против которых боролись феминистки. Если бы женщина, которой было отказано в свободе, статусе и удовольствиях, которыми наслаждались мужчины, втайне желала бы, чтобы она могла иметь все это, в стенограмме сна, она могла бы пожелать себе мужчину и увидеть себя с тем единственным, что заставляет мужчин однозначно другое – пенис. Ей, конечно, придется научиться скрывать свою зависть, свой гнев: играть в ребенка, в куклу, в игрушку, ибо ее судьба зависела от очаровательного мужчины. Но внутри он все еще может гноиться, вызывая у нее отвращение к любви. Если бы она втайне презирала себя и завидовала бы мужчине за все, чем она не была, она могла бы испытывать движения любви или даже чувствовать рабское обожание, но была бы она способна к свободной и радостной любви? Вы не можете объяснить зависть женщины к мужчине или ее презрение к себе простым отказом принять свое половое уродство, если только вы не думаете, что женщина по своей природе является существом ниже мужчины. Тогда, конечно, ее желание быть равным невротично.

Теперь признано, что Фрейд никогда не уделял должного внимания, даже у человека, росту эго или самости: «импульсу овладеть, контролировать или прийти к самореализующемуся соглашению с окружающей средой». Аналитики, избавившиеся от предвзятости Фрейда и присоединившиеся к другим ученым-бихевиористам в изучении потребности человека в росте, начинают верить, что это основная человеческая потребность и что вмешательство в нее в любом измерении является источником психических проблем. Сексуальное — это только одно из измерений человеческого потенциала. Фрейд видел женщин только с точки зрения их сексуальных отношений с мужчинами. Но у всех тех женщин, у которых он видел сексуальные проблемы, должны были быть очень серьезные проблемы заблокированного роста, роста, не достигшего полной человеческой идентичности — незрелого, неполного «я». Общество, каким оно было тогда, явным отрицанием образования и независимости мешало женщинам полностью реализовать свой потенциал или достичь тех интересов и идеалов, которые могли бы стимулировать их рост. Фрейд сообщал об этих недостатках, но мог объяснить их только как последствия «зависти к пенису». Он видел, что женщинам, которые втайне жаждут быть равными мужчинам, не понравится быть его объектом; и в этом он, казалось, описывал факт. Но когда он назвал женское стремление к равенству «завистью к пенису», не изложил ли он просто свое собственное мнение о том, что женщины никогда не могут быть равными мужчинам, как не могут носить его пенис?

Фрейд был озабочен не изменением общества, а тем, чтобы помочь мужчине и женщине приспособиться к нему. Так, он рассказывает об одной старой деве средних лет, которую ему удалось избавить от симптомокомплекса, не позволявшего ей принимать какое-либо участие в жизни в течение пятнадцати лет. Освободившись от этих симптомов, она «погрузилась в водоворот деятельности, чтобы развить свои таланты, которые отнюдь не были малы, и получить от жизни немного признательности, удовольствия и успеха, пока не стало слишком поздно». Но все ее попытки закончились, когда она увидела, что для нее нет места. Поскольку она больше не могла возвращаться к своим невротическим симптомам, с ней стали случаться несчастные случаи; она растянула лодыжку, ногу, руку. Когда это также было проанализировано, «вместо несчастных случаев она заболевала в тех же случаях легкими заболеваниями, такими как катар, боль в горле, гриппозные состояния или ревматические опухоли, пока, наконец, когда она не решила смириться с бездеятельностью, все дело подошло к концу).

Сегодня, когда наука доказала равный интеллект женщин, когда были продемонстрированы их равные способности во всех сферах, кроме чистой мускульной силы, теория, явно основанная на природной неполноценности женщины, показалась бы столь же смешной, сколь и лицемерной. Но это остается основой фрейдовской теории женщин, несмотря на маску вневременной сексуальной правды, которая сегодня маскирует ее разработки.

Поскольку последователи Фрейда могли видеть женщину только в образе, определенном Фрейдом — неполноценной, ребячливой, беспомощной, без возможности счастья, если она не приспособится к тому, чтобы быть пассивным объектом мужчины, — они хотели помочь женщинам избавиться от их подавленной зависти, их невротического желания быть равным. Они хотели помочь женщинам обрести сексуальное удовлетворение как женщины, утверждая их естественную неполноценность.

Но общество, которое определило эту неполноценность, резко изменилось к тому времени, когда последователи Фрейда физически перенесли в Америку двадцатого века причины, а также средства лечения состояния, которое Фрейд называл завистью к пенису. В свете наших новых знаний о культурных процессах и человеческом развитии можно было бы предположить, что женщины, выросшие с правами, свободами и образованием, в которых женщинам Виктории было отказано, будут отличаться от женщин, которых пытался вылечить Фрейд. Можно было бы предположить, что у них было бы гораздо меньше причин завидовать человеку. Но Фрейд интерпретировался по отношению к американской женщине в таких до странности буквальных терминах, что понятие зависти к пенису обрело собственную мистическую жизнь, как будто оно существовало совершенно независимо от женщин, у которых оно наблюдалось. Настоящая несправедливость жизни женщин столетие назад по сравнению с мужчинами отвергалась как простое оправдание зависти к пенису. И реальные возможности, предлагаемые жизнью женщинам сейчас, по сравнению с женщинами тогда, были запрещены во имя зависти к пенису.

Буквальное применение теории Фрейда можно увидеть в этих отрывках из книги «Современная женщина: потерянный секс» , написанной психоаналитиком Мэринией Фарнхэм и социологом Фердинандом Лундбергом, которые были перефразированы до тошноты в журналах и на курсах по вопросам брака, пока большинство его утверждения стали частью условной, общепринятой истины нашего времени. Приравнивая феминизм к зависти к пенису, они категорично заявляли:

Феминизм, несмотря на внешнюю обоснованность его политической программы и большей части (не всей) социальной программы, по своей сути был глубокой болезнью. … Доминирующее направление женского обучения и развития сегодня … отпугивает как раз те черты, которые необходимы для достижения сексуального удовольствия: восприимчивость и пассивность, готовность принять зависимость без страха или обиды, с глубоким внутренним состоянием и готовностью к конечному результату. цель половой жизни оплодотворение.

Женский организм не в состоянии достичь чувства благополучия путем мужских достижений… Ошибкой феминисток было то, что они пытались поставить женщин на сугубо мужскую дорогу подвигов, в сторону от женская дорога воспитания….

Психосоциальное правило, которое начинает обретать форму, таково: чем более образована женщина, тем выше вероятность сексуального расстройства, более или менее серьезного. Чем больше беспорядочная сексуальность у данной группы женщин, тем меньше у них детей… Судьба даровала им благо, к которому приставала леди Макбет; они были бесполыми не только в вопросе деторождения, но и в своем чувстве удовольствия.

Таким образом, популяризаторы Фрейда еще глубже вложили ядро непризнанных традиционных предубеждений в отношении женщин в псевдонаучный цемент. Фрейду было хорошо известно о его собственной склонности строить огромное количество выводов из одного факта — плодотворный и творческий метод, но палка о двух концах, если значение этого единственного факта было неверно истолковано. Фрейд писал Юнгу в 1909 году:

. Твоя догадка, что после моего отъезда мои заблуждения могут почитаться как святые реликвии, чрезвычайно меня забавляла, но я этому не верю. Наоборот, я думаю, что мои последователи поспешат как можно быстрее снести все, что не является целым и невредимым в том, что я оставляю после себя.

Но в вопросе о женщинах последователи Фрейда не только усугубили его ошибки, но и в своих мучительных попытках вписать свои наблюдения о реальных женщинах в его теоретическую основу, закрыли вопросы, которые он сам оставил открытыми. Так, например, Хелен Дойч, чей окончательный двухтомник «Психология женщины. Психоаналитическая интерпретация » вышел в свет в 1944 г., не может связать все женские беды с завистью к пенису как таковой. Поэтому она делает то, что даже Фрейд считал неразумным, и отождествляет «женственность» с «пассивностью», а «мужественность» с «активностью» не только в сексуальной сфере, но и во всех сферах жизни.

Вполне признавая, что позиция женщины подвержена внешнему влиянию, я рискну сказать, что основные тождества «женское-пассивное» и «мужское-активное» утверждают себя во всех известных культурах и расах в различных формах и различных количественных соотношениях.

Очень часто женщина сопротивляется этому свойству, данному ей природой, и, несмотря на определенные преимущества, которые она извлекает из этого, проявляет многие способы поведения, которые предполагают, что она не совсем довольна своей конституцией. . . выражение этой неудовлетворенности в сочетании с попытками исправить ее приводит к возникновению у женщины «комплекса мужественности». 0005

«Комплекс мужественности», как его уточняет доктор Дойч, напрямую связан с «женским комплексом кастрации». Таким образом, анатомия по-прежнему остается судьбой, женщина по-прежнему остается homme manque . Конечно, доктор Дойч вскользь упоминает, что «в отношении девочки, однако, окружающая среда оказывает сдерживающее влияние как на ее агрессию, так и на ее активность». вместе, чтобы произвести женственность».

«Нормальная» женственность достигается, однако, лишь постольку, поскольку женщина окончательно отказывается от всех своих активных целей, от всей своей «самобытности», чтобы идентифицировать и реализовать себя через деятельность и цели мужа или сына. Этот процесс можно сублимировать несексуальным образом — как, например, женщина, которая проводит фундаментальные исследования для открытий своего начальника-мужчины. Дочь, посвящающая свою жизнь отцу, также совершает удовлетворительную женскую «сублимацию». Только ее собственная активность или оригинальность на основе равенства заслуживают порицания «комплекса мужественности». Эта блестящая женственная последовательница Фрейда категорически утверждает, что женщины, которые к 1944 человека в Америке добились известности благодаря собственной деятельности в различных областях, но сделали это за счет своей женской реализации. Имен она не назовет, но все они страдают «комплексом мужественности».

Как могла девушка или женщина, не являющаяся психоаналитиком, игнорировать столь зловещие высказывания, которые в сороковые годы вдруг начали изливаться из всех оракулов изощренной мысли?

Было бы нелепо предполагать, что то, как теории Фрейда использовались для промывания мозгов двум поколениям образованных американских женщин, было частью психоаналитического заговора. Это сделали благонамеренные популяризаторы и непреднамеренные исказители; ортодоксальными новообращенными и фанатичными чудаками; теми, кто страдал, и теми, кто исцелял, и теми, кто обращал страдания в пользу; и, прежде всего, сочетанием сил и потребностей, свойственных американскому народу в то время. Фактически, буквальное принятие в американской культуре фрейдовской теории женской самореализации находилось в трагикомическом контрасте с личной борьбой многих американских психоаналитиков за примирение того, что они видели в своих пациентках, с теорией Фрейда.

Один нью-йоркский аналитик, один из последних обучавшихся в Психоаналитическом институте Фрейда в Вене, сказал мне:

. Вот уже двадцать лет, анализируя американских женщин, я снова и снова оказываюсь в ситуации, когда мне приходится накладывать фрейдовскую теорию женственности на психическую жизнь моих пациенток, чего я делать не хотел. Я пришел к выводу, что зависти к пенису просто не существует. Я видел женщин, которые полностью экспрессивны, сексуально, вагинально, и все же не созрели, не интегрированы, не реализованы. У меня была пациентка, лежавшая на кушетке почти два года, прежде чем я смог столкнуться с ее настоящей проблемой – ей недостаточно быть просто домохозяйкой и матерью. Однажды ей приснился сон, что она ведет урок. Я не мог отбросить сильную тоску этой домохозяйки как зависть к пенису. Это было выражением ее собственной потребности в зрелой самореализации. Я сказал ей: «Я не могу разобрать этот сон. Вы должны что-то с этим сделать».

Тот же самый человек учит молодых аналитиков в своей клинике последипломного образования в ведущем университете Востока: «Если пациент не соответствует книге, выбросьте книгу и слушайте пациента».

Но многие аналитики бросили книгу своим пациентам, и теории Фрейда стали признанным фактом даже среди женщин, которые никогда не ложились на кушетку аналитика, а знали только то, что читали или слышали. До сих пор в массовую культуру не проникло то, что всепроникающее растущее разочарование американских женщин может быть не связано с женской сексуальностью. Фрейда так быстро и полностью приняли в конце сороковых, что более десяти лет никто даже не сомневался в родовой принадлежности образованной американки. Когда вопросы, наконец, должны были быть заданы, потому что что-то явно шло не так, они были заданы настолько полностью в рамках Фрейда, что был возможен только один ответ: образование, свобода, права не подходят женщинам.

Некритическое принятие доктрины Фрейда в Америке было вызвано, по крайней мере отчасти, тем самым облегчением, которое она давала от неудобных вопросов об объективных реальностях. После депрессии, после войны психология Фрейда стала чем-то большим, чем просто наукой о человеческом поведении, терапией страданий. Это стало всеобъемлющей американской идеологией, новой религией. Это обеспечило удобное бегство от атомной бомбы, Маккарти, всех смущающих проблем, которые могли испортить вкус стейков, автомобилей, цветного телевизора и бассейнов на заднем дворе. И если новая психологическая религия, сделавшая секс добродетелью, устранившая всякий грех из частного порока и бросившая подозрение на высокие устремления ума и духа, оказывала на женщин более разрушительное личное воздействие, чем на мужчин, то никто этого не планировал.

Но практика психоанализа как терапии не была в первую очередь ответственна за загадочность женского начала. Это было детище писателей и редакторов средств массовой информации, исследователей мотивации рекламных агентств, а за ними популяризаторов и трансляторов фрейдистской мысли в колледжах и университетах. Фрейдистские и псевдофрейдистские теории осели повсюду, как мелкодисперсный вулканический пепел. Социология, антропология, образование, даже изучение истории и литературы были проникнуты и преображены фрейдистской мыслью. Самыми ревностными миссионерами женской мистики были функционалисты, которые торопливо отхлебнули предварительно переваренный Фрейд, чтобы открыть свои новые отделы «Образования в области брака и семейной жизни». Функциональные курсы по браку учили американских студенток тому, как «играть роль» женщины — старая роль стала новой наукой. Родственные движения за пределами колледжей — обучение родителей, детские учебные группы, дородовые учебные группы для беременных и обучение психическому здоровью — распространили новое психологическое супер-эго по всей стране, заменив бридж и канасту в качестве развлечения для образованных молодых жен. И это Фрейдистское супер-эго работало на растущее число молодых и впечатлительных американских женщин, как говорил Фрейд, работа супер-эго — увековечивать прошлое.

Человечество никогда не живет полностью в настоящем; идеологии Сверх-Я увековечивают прошлое, традиции расы и народа, которые лишь медленно уступают влиянию настоящего и новым событиям, и, пока они действуют через Сверх-Я, играют важную роль. важную роль в жизни человека, совершенно независимо от экономических условий.

Женственная мистика, возведенная фрейдистской теорией в научную религию, звучала для женщин как единая, сверхзащищающая, ограничивающая жизнь, предвосхищающая будущее нота. Девочки, которые выросли, играя в бейсбол, присматривая за детьми, изучая геометрию, почти достаточно независимые, почти достаточно находчивые, чтобы справиться с проблемами эпохи термоядерного деления, — самые продвинутые мыслители нашего времени сказали вернуться и прожить свою жизнь как если они были Норами, ограниченными кукольным домиком из-за викторианских предрассудков. И их собственное уважение и благоговение перед авторитетом науки — антропология, социология, психология теперь разделяют этот авторитет — не давали им подвергать сомнению женскую мистику.

Чтобы стать волонтером МВД, отправьте электронное письмо в наш административный комитет

Дело FemLib против Зигмунда Фрейда

Реклама

Продолжить чтение основной истории

Ричард Гилман

31 января 1971
2 Кредит… Архивы Нью-Йорк Таймс
См. статью в ее первоначальном контексте от
31 января 1971 г., раздел SM, стр. 10Купить репринты
Посмотреть на Timesmachine
TimesMachine — это эксклюзивное преимущество для абонентов с доставкой на дом и цифровых абонентов.
Об архиве
Это оцифрованная версия статьи из печатного архива The Times до начала публикации в Интернете в 1996 году. Чтобы сохранить эти статьи в первоначальном виде, The Times не изменяет, не редактирует и не обновляет их.
Иногда в процессе оцифровки возникают ошибки транскрипции или другие проблемы; мы продолжаем работать над улучшением этих архивных версий.
НЕДАВНО мужчина лет сорока сидел и слушал дискуссию на митинге за освобождение женщин. То, что он и другие люди были там, означало, что организация была одной из самых умеренных в своем роде; тем не менее, он становился все более взволнованным, когда вечер продолжался. Наконец, поднявшись на ноги, он начал говорить женщинам хриплым от искренности голосом, что понимает их жалобы и сочувствует им, но уверен, что они идут неверным путем. Ответом на их проблемы, как и на проблемы мужчин, был психоанализ. Не успели и слова сказать, как со всей комнаты на него обрушились улюлюканье, кошачьи крики и эпитеты. Сбитый с толку, он сел, а окружающие дивились его невинности, из-за которой он так неправильно нажал кнопку.
То, что феминистки почти всех степеней воинственности с такой неприязнью отзываются о слове «психоанализ» и, что еще более яростно, на имя Зигмунда Фрейда, является большим потрясением для среднего образованного мужчины. Для либерального интеллектуала это своего рода богохульство. Ибо Фрейд и фрейдизм входят в число составляющих современного культивирования и либерального мышления; как бы ни критиковали психоанализ, место Фрейда как культурного героя уже давно прочно закреплено. Человек идей уверен, что из работ Фрейда мы черпаем центральный элемент нашего понимания того, что влечет за собой человечность. На что феминистки отвечают: ваше понимание того, что влечет за собой быть человеком и мужчиной. Как теория культуры и психосексуальности фрейдизм является для этих женщин вопиющим продуктом мужского шовинизма, а Фрейд, по словам Кейт Миллетт, является «несомненно сильнейшей индивидуальной контрреволюционной силой» против движения за женское освобождение.
Теперь, чтобы думать о Фрейде как о каком-либо контрреволюционере, требуется сложная умственная установка для человека, который, как и я, привык думать о нем как о великом бунтовщике. Правда, я понял, что его восстание было в основе своей консервативным актом, что он хотел защитить достижения человеческой природы от ее собственных деструктивных тенденций. Тем не менее акт был на стороне свободы, прометеев удар по мракобесию и культурной тьме. То, что Фрейд был одним из наших истинных спасителей, я принял как аксиому своего либерального мышления, и в этом духе благоговения, когда я был в Вене несколько лет назад, я посетил дом на Бергассе, где, согласно скромной табличке, он жил. и работал.
Хотя на ранних стадиях моего «расследования для этой статьи» яростные нападки феминисток на Фрейда угрожали превратить мою первоначальную симпатию к движению в нетерпение и даже враждебность. Но где-то на полпути я понял, что мне не нужно защищать Фрейда по каждому пункту, что его великие достижения неопровержимы и что, несмотря на них, он вполне мог быть женоненавистником и иметь идеи, которые в некоторых отношениях , враждебный женщинам. И, по мере того как я читал феминистскую критику (которая, несмотря на все разные голоса, является, по сути, единым документом с изложением позиции) и, что еще важнее, возвращался к собственным работам Фрейда, свидетельством его радикального предубеждения против женщин и существование этой предвзятости в самой структуре психоанализа стало казаться бесспорным.
Как я уже говорила, большинство писателей-феминисток отталкивали меня. Помимо их неумолимости и свирепости (замечательным исключением является хладнокровная и трезвая Симона де Бовуар), их интеллектуальные проступки — преувеличение, тенденциозность рассуждений, отсутствие юмора и тонкости, аргументы, которые часто выплескивают ребенка вместе с водой из ванны — обеспечивают достаточно боеприпасов для любого научного критика, чтобы сбить их. Но самое меньшее, что я мог сделать, думал я, это осознать, что их риторика — это риторика борющихся диссидентов, и она не должна дискредитировать их позицию. Когда Суламифь Файрстоун призывала к уничтожению семьи или когда блестяще прозванная Бетси Воин распространила запрет на весь мужской пол, я вздрогнул, но сумел удержать в поле зрения то, что их спровоцировало.
«АНАТОМИЯ — это судьба» — известная, плохо используемая фраза. Каждый элемент фрейдовской таксономии женщин и ее разработка большинством его последователей основывается на различиях между мужской и женской физиологией с последующим разделением биологических функций. Суть феминистского недовольства состоит в том, что эти анатомические и биологические различия, едва ускользнувшие от человеческого внимания, были встроены психоанализом (который является просто новейшим и наиболее мощным «научным» подкреплением извечных установок) в систему психологические, моральные, интеллектуальные и социальные ценности, которые просто физиология не предписывает неумолимо. То, что у мужчин есть пенисы, а у женщин нет, что только женщины рожают и что мужская роль в деторождении сравнительно невелика, что мужчины в среднем крупнее и сильнее женщин, — ничто из этого не означает, что существующие женские и мужские роли неизбежны.
Прежде всего, различия сами по себе не подтверждают иерархическое мужское представление об основном превосходстве, о почти онтологическом превосходстве, которое мужчины чувствовали и формулировали в религии, искусстве, политической организации, юриспруденции и самой структуре общества. язык, который заставляет нас говорить о «человеке» и «человечестве» как обо всем человеческом роде. Этому мужскому убеждению в превосходстве постоянно угрожают многочисленные женские воплощения — сирена, «кастрирующая» жена, Святая Мать, Амазонка, — но оно всегда умудряется утвердиться в качестве господствующей мужской морали. хотя, конечно, не у каждого отдельного мужчины. И, как хорошо известно феминисткам, большинство женщин согласны с мужчинами.
Что меня больше всего поразило, когда я вернулся к чтению Фрейда, так это не столько сотни пренебрежительных упоминаний о женщинах, разбросанных по его произведениям (они, по его словам, скрытны и неискренни, они завистливы и лишены чувства справедливости). и чести, они мазохисты, лишены и, как следствие, изуродованы), ни произвольные допущения, лежащие в основе сложных теорий, призванных установить их неполноценность. Удивительно то, на что редко обращали внимание, пока феминистки не начали махать на это руками, заключается в том, что вся теория сексуальности Фрейда построена на мужской модели. В психоанализе мужественность — это норма, а женственность — ее неполный или, что еще хуже, неполноценный ее аспект.
ЖЕНЩИНЫ В ЕГО ЖИЗНИ — Согласно лидерам движения за освобождение женщин (и некоторым современным критикам-мужчинам), многие фундаментальные идеи психоанализа представляют собой остроумную доктрину превосходства мужчин, восходящую к женоненавистничеству ее основателя. Фрейд был необычайно привязан к своей матери, преданность которой давала ему «чувство победителя». (Мать и сын показаны на первом снимке справа.) Однако по отношению к женщинам-пациентам и своей жене Марте он был склонен проявлять покровительство, и когда Марта выразила интерес к карьере, он отказался от этой идеи в письме: «Должен ли я Думаешь о моей нежной, милой девочке, как о сопернице? (Крайний справа: Фрейд и Марта в 1885 году во время их помолвки.)
ЧТО сделал психоанализ в действии, невидимом для обычного мужского глаза, так это в своем интеллектуальном приключении в духе завоевания человеком знания. Ничто лучше не иллюстрирует это, чем замечание Фрейда в «Новых вводных лекциях по психоанализу» о том, что «на протяжении веков проблема женщины ставила в тупик людей всех мастей». Мужчина не проблематичен, женщина проблематична. А те, для кого она является проблемой, — это «люди», человечество, определяемое как мужчина. Народ — это тот, чья задача — «разгадывать» женщину, хотя не ее решать их и даже не давать никаких советов о себе.
Изложив компоненты своей интерпретации половых различий в чрезвычайно важных «Трех очерках теории сексуальности» в 1905 г., Фрейд дополнял их и вносил небольшие поправки, но никогда радикально не пересматривал и не пересматривал их. отверг его взгляд на женщин как на ненормальный, сомнительный пол. Его отправной точкой является пенис, и открытие рано или поздно каждым ребенком, что это исключительно мужской атрибут. До этого, пишет он, «предположение, что все люди имеют одинаковую [мужскую] форму гениталий», было «первой из многих замечательных и важных теорий сексуальности детей». И он добавляет в заявлении, которое глубоко сформировало его будущую мысль, что «биологическая наука оправдывает детские предубеждения и была вынуждена признать клитор настоящей заменой пениса».
И мальчики, и девочки обнаруживают свою разницу. Для мальчиков это предмет гордости и начало презрения к «обделенной» самке. Для девочек, которым «пенис брата или товарища по играм [виден] поразительно и больших размеров», это сопровождается признанием фаллоса как «высшего аналога их собственного маленького и незаметного органа. Затем их одолевает зависть, достигающая кульминации в желании… самим быть мальчиками». В «Некоторых психологических последствиях анатомических различий между полами» Фрейд развивает эту знаменитую мысль дальше: «После того, как женщина осознает рану своего нарциссизма, у нее появляется, подобно шраму, чувство неполноценности. Когда она преодолела свою первую попытку объяснить отсутствие у нее пениса личным наказанием для нее самой и осознала, что сексуальный характер является универсальным, она начинает разделять презрение, испытываемое мужчинами к сексу, который является тем меньше в столь важном отношении».
Критику этой странной психосексуальной мелодрамы сочинить несложно. Начнем с того, что сила и превосходство полового члена вряд ли самоочевидны, особенно если учесть, что орган маленького мальчика скорее будет крошечным и сморщенным, нелепым с некоторых точек зрения, чем большим и внушительным. Кажется очевидным, что, как соглашаются феминистки и другие критики Фрейда, его господство даровано ему не биологией, а обществом.
«Жадность маленькой девочки, — пишет Симона де Бовуар, — является результатом предварительной оценки мужественности. Фрейд принимает это как должное, тогда как с этим следует считаться». И она продолжает объяснять это, утверждая, что «фаллос приобретает такую ценность, потому что он символизирует господство, которое осуществляется в других областях». Развивая эту идею, феминистка Сьюзен Лайдон утверждает, что одним из следствий фрейдистской мысли стало то, что «пенис функционировал как неизменный детерминант мужественности, которому женщины могли символически завидовать вместо власти и престижа, дарованных мужчинам обществом».
Теория Фрейда о зависти к пенису предполагает нечто более тонкое и далеко идущее. В своем важном и весьма уважительном исследовании «Фрейд: разум моралиста» Филип Рифф отмечает, что Фрейд «придавал сексуальное значение самым элементарным атрибутам «вещи» — протяженности, прочности, выступанию — и свойствам «пустота», привязывая первое к мужскому началу, а второе к женскому и не делая тайны из того, что выше. Делая это, как мне кажется, он подтверждал викторианскую, даже извечную западную и материалистическую предвзятость в пользу осязаемого. Русский философ Бердяев когда-то писал, что буржуа — это именно тот человек, который неизменно «предпочитает видимое невидимому». Мы могли бы добавить, что он также предпочитает большее меньшему. Одна из величайших ироний истории культуры заключается в том, что Фрейд, во многих отношениях разрушитель буржуазного самодовольства, должен был также быть на этом глубочайшем из экзистенциальных уровней одним из его тайных утверждающих.
Отныне НИЧТО не может ускользнуть от первобытного влияния этого апофеоза мужской выпуклости. Что бы это ни было, комплекс Эдипа, например, — это драма с героем, но без героини. В то время как оба пола изначально более привязаны к матери, говорит Фрейд, задачей девочки является передать эту привязанность отцу. Для мальчика такого задания нет; есть только величественная театральность его влечения к матери и соперничества с отцом с вытекающей отсюда угрозой кастрации от рук последнего.
Но такая угроза сама по себе является продуктом мужской гордыни и превосходства. Ибо, как говорит Фрейд, «у мальчика комплекс кастрации формируется после того, как он узнает, что половой орган, который он так высоко ценит, не является необходимой частью человеческого существа», другими словами, он опасается, что может быть низведен до отсутствие полового члена у девушки, которая, уже лишенная всякой знатности, признала «факт своей кастрации». Это предварительное принятие изуродованного состояния будет иметь ошеломляющие последствия для всего женского характера.
Еще раз Фрейд перепутал биологическую и социальную причинность. Его предположение об универсальности эдипова комплекса, своего рода судьбе в природе, не подтверждается данными антропологии и других дисциплин. Бронислав Малиновский писал, что «Эдипов комплекс по существу соответствует нашей патрилинейной арийской семье с развитой patria potestas, подкрепленной римским правом и христианской моралью и подчеркнутой современными экономическими условиями состоятельной буржуазии». Подобно некоторым другим фрейдистским идеям — например, его теории о том, что истерия является исключительно женской, — Эдипов комплекс, по-видимому, возник в результате процесса экстраполяции природы общества, которое знал Фрейд.
Кейт Миллетт, возможно, слишком упрощает, когда пишет, что Эдипов комплекс «скорее связан не со страстью сына к матери, а с его страстью к достижению того уровня власти, на который, как предполагается, ему дается статус взрослого мужчины», но ясно, что принятие Фрейдом мужского превосходства формирует его взгляды на этот центральный вопрос.
По мере продвижения полового созревания его развитие у мужчин, как утверждает Фрейд, «происходит более прямолинейно и понятнее, в то время как у женщин оно фактически вступает в своего рода инволюцию». До полового созревания, то есть в аутоэротической фазе, «сексуальность маленьких девочек носит полностью мужской характер». Но теперь они столкнулись с необходимостью отказаться от своего желания настоящего пениса и отказаться от клитора, этого «низшего» заменителя. «С переходом от девичества к женственности клитор должен уступить вагине свою чувствительность, а вместе с ней и свою значимость…»
Это требование вызывается — если женщина не осталась «незрелой» или «задержанной» или действительно «регрессивной» — настоящей возможностью и надвигающейся действительностью материнства. Но даже материнство, которое мы по понятным причинам считаем исключительно женской способностью и достижением, неразрывно связано во фрейдистской мысли с неполноценностью женщины по отношению к мужчине. Ведь женщина на самом деле никогда не отказывалась от своего желания иметь пенис, и это «неудовлетворенное желание», — говорит Фрейд, — «должно превратиться в желание иметь ребенка». На самом деле, «либидо девушки встает на место посредством — иначе и не скажешь — уравнения «пенис = ребенок»» 9. 0005
Фрейд говорит о том, что сексуальная энергия самок, существовавшая до сих пор в основном как имитационная форма мужского либидо, может быть высвобождена только в результате фактического или ощущаемого потенциала родов, акта, посредством которого пенис получается символически. Рождение сына есть самое полное символическое присвоение. Счастье молодой матери «действительно велико, когда желание ребенка однажды находит реальное осуществление; но особенно это так, если ребенок маленький мальчик, который приносит с собой вожделенный пенис ».
Нигде мужское предубеждение Фрейда не проявляется так вопиюще или так разрушительно для равенства женщин и мужчин. Вот почему вопрос о предполагаемой «иерархии» половых органов так усердно муссируется феминистками. В одном из своих ключевых документов по этому вопросу доктор Мэри Джейн Шерфей утверждала, что клитор, далеко не меньший или рудиментарный пенис, на самом деле является лишь видимой верхушкой лежащей в основе системы половых тканей, которая, по крайней мере, не менее крупная и отзывчивая, как у самца. Опять же, некоторые феминистские теоретики заявляют, что нет ничего подобного большому различию между клиторальными и вагинальными реакциями, о существовании которого говорил Фрейд, и они получили значительную поддержку в работах Мастерс и Джонсон, чьи исследования убедили их в том, что, вопреки Согласно предположению Фрейда, клиторальный и вагинальный оргазмы — это что угодно, только не «отдельные физиологические сущности».
Споры касаются важнейших вопросов женского сексуального бытия и женской судьбы в целом. Если считать влагалище исключительным или даже единственным надлежащим органом зрелой женской сексуальности, то, как утверждают феминистки, женщины снова ограничиваются детородной функцией («То, что ребенок является высшей целью женщины, заявление, имеющее точную ценность рекламного слогана», — говорит де Бовуар), и к пассивному принятию сексуальности как мужского вторжения. Против этого некоторые феминистки, включая, по понятным причинам, многих лесбиянок, возражают, что клитор на самом деле является специфическим органом женской сексуальной реакции. И это качание маятника вызвало собственное опровержение в рядах феминисток. В своей блестящей книге «Женщина-евнух» Жермен Грир пишет, что «к сожалению, мы приняли, наряду с восстановлением клитора после его запрета фрейдистами, представление о полной пассивности и даже неуместности влагалища». и предостерегает от связанного с этим «задержки» сексуального опыта.
ДАЖЕ несмотря на то, что данные Фрейда были получены, как это часто указывалось, от крайне подозрительной группы пациентов из высшего среднего класса, Фрейд чувствовал, что знает достаточно, чтобы делать универсальные выводы.
Помимо того, что женщине гораздо труднее достичь половой зрелости, фрейдистская мысль сталкивается с некоторыми другими постоянными последствиями того, что она является производным полом. Она гораздо более склонна к неврозам, чем мужчина, и это связано с тем, что ей пришлось «сменить ведущую эрогенную зону» после того, как она отложила в сторону свою «детскую мужественность». Скорее всего, она будет мазохисткой из-за «вытеснения [ее] агрессивности» ее «конституцией» и, добавляет Фрейд в одной из своих редких уступок другим возможностям, обществом. На самом деле мазохизм, как утверждает Фрейд, является «подлинно женским», понятие, которое, как замечает один писатель-феминист, оправдывает жестокое обращение мужчин с женщинами как «дополнительную пищу для ее природы».
Помимо этого конституционального недостатка, во всех работах Фрейда женщины описываются как страдающие многими другими психическими расстройствами, моральными недугами и экзистенциальными дисквалификациями. Они более завистливы, чем мужчины, что является результатом изначальной анатомической зависти; они более подвержены чувству стыда из-за своего «раненного» состояния. (Фрейд никогда не был более неправдоподобным в этом вопросе, чем когда он предположил, что женщины создали ткачество, чтобы скрыть свои интимные места; мужчины, по-видимому, оставались «поразительно заметными».) Они менее надежны, менее самодостаточны. , менее восхитительный в целом. И самое ужасное, что во всех случаях, кроме исключительных (которые следует рассматривать как примеры «маскулинизации»), им запрещается вносить свой вклад в великие интеллектуальные, художественные и духовные достижения человечества.
Причина этого в том, что мужчина, преодолев страх кастрации, способен создать сильное Супер-Эго, источник «сублимации», с помощью которого сексуальная энергия преобразуется в культуру, в то время как для женщины Супер-Эго остается слабым и неразвитым. «Феминистки, — пишет Фрейд, — недовольны, если указать, каким образом этот фактор влияет на развитие среднестатистического женского характера».
Нет, они недовольны. Они также не очарованы постоянными разговорами Фрейда об их «порабощении» мужчинами, его выводом о том, что пассивность является естественным женским состоянием, его наблюдением, что женщины, подобно массам, желают, чтобы их господствовали и управлялись, его частыми сравнениями их к. детей и, короче говоря, зафиксировав их роль в истории как Киндер, Кюхе и Кирхе. В итоге их меньше. очарованный авторитетной безответственностью своего окончательного обращения против них к биологии. «Природа, — говорил Фрейд, — уделяла меньше внимания требованиям женской функции, чем требованиям мужественности» и встроила «отрицание женственности» в саму природу вещей.
Ученики и преемники ФРЕЙДА, а также еретики-психоаналитики по большей части оставили неизменными его основные взгляды на женщин. Отто Ранк считал родовую травму более важной для обоих полов, чем Эдипов комплекс, но сохранил общие черты идей Фрейда. Юнг, к которому, похоже, обращаются феминистки, уделял гораздо больше внимания духовным и мифическим факторам, чем чисто сексуальным, но не предлагал последовательной оппозиции Фрейду в отношении женщин. Карен Хоми робко выдвинула противоположное понятие «зависть к матке». Эрнест Джонс, биограф Фрейда, подозревал, что идеи мастера были несколько «фаллоцентричными». Совсем недавно Эрик Эриксон разработал теорию «внутреннего пространства» женщины как противовеса мужской внешности — идею, которую большинство феминисток презирают за ее тонкое, обманчиво великодушное повторение позиции Фрейда. Только Альфред Адлер, наименее влиятельный из великих фрейдистов, выступил категорически против него, заявив, что женская «неполноценность» имеет не биологическое, а полностью социальное происхождение.
Тем не менее среди мыслителей-психоаналитиков растет осознание того, что феминистки занимают сильную позицию по отношению к Фрейду. Ролло Мэй сказал мне после того, как заметил, что его беспокоят излишества в феминистской полемике, что было бы глупо игнорировать «неудовлетворительные» отношения Фрейда с женщинами и что его «снисходительное и покровительственное отношение к ним, несомненно, искажало его научное теоретизирование». Роберт Джей Лифтон выразился просто: «У каждого великого мыслителя есть хотя бы одно слепое пятно; У Фрейда были женщины».
Тем не менее, многие интеллектуалы-гуманисты защищают Фрейда, утверждая, что его неправильно поняли и что любой мыслитель его масштаба и гениальности не мог иметь недостатков в столь важном отношении. Если он ошибался в отношении женщин, как он мог быть прав в отношении мужчин? Ответ на это можно было бы начать с изречения Сократа о том, что «никто из нас не может знать всей правды, но каждый из нас может сказать что-то верное о том, как обстоят дела». Фрейд провозгласил самые освобождающие истины о психике; Его открытия о природе бессознательного, механизмах вытеснения, стратегиях неврозов, значении сновидений действуют теперь во всех наших самоанализах. Тем не менее, во всех его смелых исследованиях внутренней жизни женщины оставались для него темными и непостижимыми, как планеты за пределами досягаемости его инструментов.
ОН иногда это признавал. Ближе к началу своих «Трех эссе по теории сексуальности» он писал, что «та часть теории, которая лежит на границе биологии… все еще сталкивается с неослабевающими противоречиями» и что «мы ничего не знаем о том, что представляет собой женский мозг». Он говорил о том, что «эротическая жизнь одних [мужчин] стала доступной для исследования», тогда как жизнь женщин «по-прежнему окутана непроглядной тьмой». И на поздних стадиях своего исследования он признал, что «не всегда легко провести различие между тем, что связано с влиянием сексуальной функции, а что — с социальным воспитанием». Читателю (понимаемому как мужчина), желавшему узнать больше о женщинах, он дал довольно острый совет: «исследуйте свой собственный опыт, или обратитесь к поэтам, или же подождите, пока наука не даст вам больше информации». найденная и связная информация».
Но хотя он иногда и предварял свои наблюдения о женщинах с такими характерными качествами, тем не менее он продолжал строить их портрет с не менее характерной властностью и отсутствием смирения. Человек, который в одиночку и без оружия погрузился в terra incognita своих собственных снов, не мог заметить своей предвзятости и лживости по отношению к женщинам или осознать, насколько глубоко его теории их унижают. Величайшая ирония заключается в том, что его защитники так часто предают его собственный идеальный метод и мораль — чтобы противостоять всему, что истинно, — в интересах защиты его и их вклада в его мысли.
Однако не все защиты Фрейда проистекают из страстной приверженности ему или его идеям. Поскольку феминизм угрожает мужским убеждениям, фрейдизм становится более полезным в качестве линии защиты, точно так же, как предполагаемые доказательства из поведения животных. Есть притворство возвышенного, бесстрастного исследования. Кивок дается в сторону феминистских притязаний на социальное и экономическое равенство, в то время как Фрейд и приматы используются для того, чтобы подвергнуть сомнению возможность неэксплуатационных сексуальных отношений, которых феминистки хотят еще больше. Одна тактика состоит в том, чтобы обвинить их в стремлении не к равенству, а к стиранию различий; другой — предположить, что и Фрейд, и природа установили, что, как бы ни распределялись права и привилегии, всех нас на самом деле разделяет одна и та же судьба, у всех нас есть свои обязанности и проблемы.
Таким образом, недавний жестокий фельетон против Кейт Миллет, написанный Ирвингом Хоу, утверждает, что во фрейдизме «природа никого не отпускает легко». Но это должно быть в лучшем случае неискренним, а в худшем — тупым. Представление Фрейда о существовании действительно трагично в своей основе, но он видел мужчин, играющих главные роли в драме, а женщин — неполноценных исполнителей. Фрейдизм дает мужчинам возможность проявить героизм, подняться над природой, завоевав ее во внешнем мире и в себе, в то время как женщины остаются в природе лишь частично искупленными. Игнорировать это — значит совершить ту же гуманистическую ошибку и возмущение, которые присутствуют, когда белые говорят черным, что с самой широкой точки зрения мы все дети Божьи.
Зависть к пенису не «уравновешена» страхом кастрации, как утверждает Хоу. Ибо страх кастрации, как я заметил ранее, сам по себе является признаком мужского превосходства; это страх не только потери пениса, но и страха быть низведенным до состояния девушки. Кроме того, фрейдовский набросок полового развития предлагает мужчине «нормальный» путь преодоления своего страха и перехода к полноценному человеческому существованию, в то время как для женщин-мужчин все, что возможно, — это «примириться» (Фрейд использует слово «несколько раз»). раз) к менее чем полной, компенсаторной жизни.
ДРУГАЯ тактика состоит в том, чтобы оправдать Фрейда на том основании, что он был всего лишь «человеком своего времени». Помимо того факта, что значение имеет фрейдизм, а не Фрейд, и что психоанализ распространил его предрассудки на нашу собственную эпоху, эта линия может помочь объяснить, но она не оправдывает. И фрейдистам следует с осторожностью заниматься этим, поскольку полное описание Фрейда как отца семьи XIX века чудесным образом усиливает феминистские аргументы. То, что он был женоненавистником, больше подтверждается, чем опровергается его собственными отношениями с женщинами.
Он был необычайно привязан к своей матери, которая умерла в 95 лет, когда ему было 73 года, и о которой он однажды сказал, что она дала ему своей преданностью «чувство победителя». Его письма к будущей жене полны напыщенной банальности и снисходительности, которую он впоследствии проявлял ко всем своим пациенткам. «Должен ли я думать о моей нежной милой девушке как о конкурентке?» он пишет после того, как она выразила интерес к карьере. «В конце концов, эта встреча могла закончиться только тем, что я сказал ей… что я люблю ее и что я приложу все усилия, чтобы вывести ее из роли соперницы в тихую, безмятежную деятельность моего дома». В другом месте он пишет, что «природа определила судьбу женщины через красоту, обаяние и сладость» и что «самое восхитительное, что может предложить нам мир, — это наш идеал женственности».
Такого рода риторика, и в особенности взывание к женской идеальности, в высшей степени викторианской эпохи и, как мы знаем, выражает обратную сторону презрения викторианских мужчин к женщинам. Снова напрашивается параллель с черными: чтобы прикрыть ненависть, презрение и страх, мы создали фигуру простого, детского и невинно «естественного» негра. Отрицательные добродетели в обоих случаях или, по крайней мере, статические добродетели, которые, приписываясь одной расе или полу, оставляют другой путь для проявления действительно важных человеческих способностей, удовлетворяющих эгоизм и овладевающих миром.
Но Фрейд был намного больше, чем обычный мужчина 19-го века по отношению к женщинам. Филип Рифф указал на нечто очень важное, хотя и малозаметное: женоненавистничество Фрейда было «жизненно важным интеллектуальным звеном в его системе». Рифф продолжает сравнивать Фрейда с такими мыслителями XIX века, как Шопенгауэр и Ницше, философами-иррационалистами, которые также были явными женоненавистниками. Эта связь между глубоким интересом к иррациональному — который, в конце концов, был клинической и философской ареной Фрейда — и антиженскими импульсами понятна в свете векового мужского представления о женщинах как о воплощении темных сил самости. природа без сознания, «архаическое наследие», с которым, по мнению Фрейда, женщины жили «в опасной близости».
«Верно, — пишет Рифф, — Фрейд хотел сбросить женщин с викторианского пьедестала целомудрия и чистых чувств; таким образом он рассеивает одну респектабельную форму мужской снисходительности. Но то, что он заменяет ее, является еще менее скрытой враждебностью». Эта неприязнь возникла из-за всех усилий Фрейда, направленных на то, чтобы сознание заменило бессознательное, и из его взгляда на женщин как на союзников грубой природы в сопротивлении сознанию. «В той же мере, в какой он уважал интеллект, — пишет Рифф, — он сделал обычную Хаусфрау, которую возвел в тайну, «проблему», козлом отпущения своего рационализма».
СТРЕМЯСЬ установить, что неполноценный статус женщин социально обусловлен, современные авторы-феминистки склонны рассматривать Фрейда скорее как сознательного женоненавистника, чем как увековечивателя мифов и мистических предубеждений. И все же мужское превосходство вряд ли можно объяснить во фрейдизме или где-либо еще как продукт преднамеренной схемы эксплуатации. Наиболее ясно это увидела Симона де Бовуар, которая указала на то, что, хотя более высокий статус мужчин мог соответствовать их экономическим целям, он также удовлетворял их моральным и онтологическим целям, и что их эксплуатация женщин в значительной степени связана с их эксплуатацией. рационализация в значительной степени непризнанных чувств обиды и страха.
Женщины существуют для мужчин, пишет она, как экзистенциальный «другой», существо, в котором «суммирована вся чуждая природа». Мужчин расстраивает то, что женщины напоминают им об их собственных «плотских случайностях», против которых они вечно борются. Мужчины, лишенные такой же плотной, сложной телесной задачи, как женщины, чувствуют себя проводниками триумфа над животностью, победы, которой способствуют все их научные, интеллектуальные и художественные достижения. «Самка, — пишет де Бовуар, — в большей степени, чем самец, является ?? видов и ?? раса всегда стремилась избежать своей особой судьбы», то есть заменить Творение и чертежи природы своей собственной выдуманной и облагораживающей судьбой. Отпущено ?? телесные «недостатки», вызванные процессами материнства, мужчины воспользовались возможностью подняться «над» природой.
Тем не менее, мужчины также являются сексуальными существами, такими же «животными» в своих желаниях, как и женщины, и поэтому находятся в бесконечной амбивалентности. «Какой мужчина ?? и презирает… в женщинах», — пишет де Бовуар, ?? фиксированный образ его животной судьбы». Чтобы избежать конфликта, мужчины создали представление о женщине как о «преображенной природе», из которой исходит мужской идеал женственности, женщина как Беатриче, жертвующая мать, «совесть» расы. Но в то же время она является объектом мужского плотского вожделения. В любом случае она остается «другой», человеком, чья идентичность и возможности проистекают не из нее самой, а из «судьбы», навязанной ей мужчинами.
Эта судьба быстро теряет прежнюю согласованность с реальным миром. Возможно, когда-то и было правдой, что превосходящая сила мужчины обеспечивает основу его социальной власти, так же, как и то, что беременность и материнство были ограничивающими условиями для женщин. Но чистая физическая сила становится все более бессмысленной в век автоматизации и атомной энергии, а достижения в области медицины — например, в области контроля над рождаемостью — сняли с женщин большую часть биологического бремени. «Феминизм, — пишет Суламифь Файрстоун, — это неизбежный женский ответ на развитие технологии, способной освободить женщин от тирании их сексуально-репродуктивных ролей».
В сущности, гнев феминисток против Фрейда проистекает из того факта, что он укрепил идею биологического детерминизма в тот самый момент, когда технология стала способна устранять или радикально ограничивать такое принуждение. Дело в том, что даже если бы биология предписала женщинам — или, если уж на то пошло, мужчинам — низшие условия, люди никогда не были бы во власти своей физической природы. Нас, пожалуй, лучше всего определить как вид, способный изменить свою судьбу, как живые существа, находящиеся как в природе, так и вне ее. А это значит, что мы не имеем права прибегать к природе, чтобы объяснить, почему нам не удалось стать полноценными людьми.
Человечество воздействует на физический мир и изменяет его, и будет трюизмом сказать, что моральная и психическая реальность отстает. Мэри Эллманн писала, что «когда природа перестает навязывать условия, к которым привыкло или даже предано большинство, эти условия искусственно продлеваются как чувствами, так и аргументами». Именно это произошло с женщинами в их отношении к мужчинам. Но и это предполагает, что мы правильно истолковали природу. Возможная точка зрения на прошлое состоит в том, что когда-то природа просто усложнила жизнь женщинам, а мужчины в своего рода слабости гордыни оставили их наедине с последствиями. Увидеть это — первый шаг к исцелению разлома. Кроме того, мужчинам придется столкнуться с правдой утверждения Джона Стюарта Милля о том, что «знание, которое мужчины могут приобрести о женщинах, даже такими, какими они были и есть, независимо от того, какими они могут быть, ужасно несовершенно и поверхностно и будет так будет всегда, пока сами женщины не расскажут нам все, что должны рассказать».
Феминистки начали говорить, и какие бы судебные слабости ни порождал их осажденный статус, я, например, собираюсь слушать. Несколько недель назад я разговаривала с молодым членом движения за освобождение женщин. Я говорил о том, как много еще предстоит узнать о том, что мы называем «природой», и заметил, играя роль адвоката дьявола, что нет никакого способа опровергнуть теорию Фрейда о том, что женщин биологически обманули. Она кивнула, а затем сказала: — Что ж, если бы мы действительно были созданы низшими, тогда у нас было бы право кричать против природы, или Бога, или чего-то еще. Как бы то ни было, Фрейд возомнил себя толкователем природы, так что у нас есть полное право протестовать против него». ■
женщин
женщин
Женские исследования 3050
Психоаналитический феминизм
Выполняем ли мы наши пол или он выполняет нас? Насколько важны половые различия и телесные мнимый? Насколько важен символический гендер в социальной конструкции субъективность? сексуальности? Как гендер связан с сексуальностью? Взяв во внимание Агентство/Структурный вопрос, как психоаналитическая теория расщепленное «я» позволяет действовать и бросать вызов психологическим/символическим патриархальные структуры?
Психоаналитические феминистки считают, что женские психика глубоко затронута прошлым опытом, что формирует их будущую жизнь. Кейт Милле атаковала Фрейда в своем влиятельном тексте второй волны . Sexual Politics и описал психоанализ как непоправимо патриархальный. Тем не менее, с публикацией в 1976 году книги Джульет Митчелл «Психоанализ и Феминизм , некоторые феминистки начали пересматривать эту позицию.
Эта перспектива фокусируется на различия в способах познания, понимания и восприятия мира созданный патриархатом. Хотя сторонники этого направления феминизма склонны отвергают биологический детерминизм, часто считают психоаналитическим феминизмом эссенциалистский, так как акцентирует внимание на уникальной женской природе. Это к тому, что мужчины да и женщины принципиально разные. Будь то критика как эссенциализма или нет, это направление не ограничивает женщин сферой работы или дома. Скорее, он подчеркивает эмоциональные связи, которые развиваются во всех повседневных социальных взаимодействия.
Корни психоаналитического феминизма: Зигмунд Фрейд
Теория развития Зигмунда Фрейда о взросление мальчиков и девочек было предметом большого беспокойства многих феминисток. По Фрейду, женщины страдают Эдипов комплекс сильно отличается от мужского аналога. Фрейд считал, что разница в том, как проявляется Эдипов комплекс, опыт связан с отсутствием у женщины полового члена и оставляет на ней шрамы с нарциссическими чертами, тщеславием и стыдом. Из-за отсутствия полового члена, женщины испытывают недовольство собой и чувствуют себя личностно ущербными как люди.
Хотя многие нашли эту теорию созревание, чтобы быть сексистом по своей природе, некоторые феминистки считают, что Фрейд может быть очень полезный инструмент при переосмыслении, чтобы отвергнуть эти идеалы, известные как биологические детерминизм.
______________________________________
Отказ от биологического детерминизма Фрейда
В отличие от убеждения Фрейда в том, что биология определяет будущего человека, Альфред Адлер и Хорни считали, что гендерная идентичность, поведение, и сексуальная ориентация являются результатом опыта, а не биологии. Несмотря на то Эти психологи-феминистки считали, что отсутствие пениса влияет на жизни молодой женщины, это произошло просто потому, что общество наделяет мужчин полномочиями, а не потому, что женщины чувствовали себя ущербными.
Адлер
Согласно Альфреду Адлеру, мужчины и женщины равны потому что оба пола рождаются беспомощными. Биология, по мнению Адлера, не абсолютная судьба в жизни, а скорее способ сформировать себя. В то время как Фрейд считал, что женщины невротичны из-за неадекватности, вызванной отсутствием пенис, Адлер считал, что патриархат подавляет попытки женщин преодолеть инфантильная беспомощность.
В 1912 году Адлер опубликовал свою книгу Невротическая конституция , в которой он развил свои основные концепции. Он назвал свою психологическую систему «Индивидуальная психология» — термин, который иногда неправильно понимают. Это относится к неделимость личности в ее психологической структуре. Его следующий книга, Понимание человеческой природы , которая включает лекции, прочитанные в Венский институт образования взрослых до сих пор находится в списке обязательных к прочтению некоторые американские средние школы.
Вернувшись с военной службы в 1918 году, Адлер основал несколько детских клиники в Вене. Вскоре их посетили профессионалы из-за рубежа, стимулирование развития подобных клиник в других странах.
Хорни
Возможно, самый важный вклад Карен Хорни в психодинамику думал, что она не соглашалась с взглядом Фрейда на женщин. Во многих отношениях Хорни намного опередила свое время. и хотя она умерла до того, как возникло феминистское движение, она была возможно, теоретик, изменивший взгляд психологии на гендер различия. Она противопоставила концепции Фрейда о зависти к пенису то, что она называется маточной завистью, или мужской завистью к способности женщины рожать детей. Она утверждал, что мужчины компенсируют эту неспособность стремлением к достижениям и успех в других сферах.
В ее представлении женщины были символически кастрировано патриархальным обществом, потому что оно лишало женщин власти над пенисом представляет собой. Женщин в этой системе принуждают к женским ролям, а затем принуждают пользоваться подчиненным положением, которое они заняли в обществе. В соответствии Хорни, как только женщины начинают считать себя равными мужчинам, общество больше не будет иметь эту власть над ними.
Она отклонилась от ортодоксального фрейдистского анализа на подчеркивая экологические и культурные, а не биологические факторы в генезис неврозов. Тревога, считала она, создается всем, что ставит под угрозу средство человека для обеспечения безопасности. Жесткая приверженность невротика своим предохранительные устройства некоторым образом защищают его, но делают беспомощным по отношению к другим возможные опасности. Чтобы продолжить свою работу, основанную на этих убеждениях, она основала (1941) и стал деканом Американского института психоанализа. Ее работы включают T he Невротическая личность нашего времени (1937), Самоанализ (1942), Наш Внутренние конфликты (1945) и Невроз и человеческий рост (1950).
Миллет
Доктор философии Колумбийского университета Кейт Миллет. диссертация была опубликовано как Sexual Politics (1970). Этот новаторский, бестселлер анализ женского угнетения поставил ее в авангарде женского движение. Миллет не так уж и смущался у Фрейда. себя, а скорее неофрейдистских терапевтов, заявлявших о мужской сексуальной агрессии уходит своими корнями в биологию, а пенис является силовой структурой, которой завидуют женщины. Эти неофрейдистские терапевты не интерпретируют женскую способность отдавать. рождение как мощное событие. Скорее, они рассматривают рождение как попытку обладать заменить пенис. Политические работы Милле также включают Документы о проституции (1973) и Политика жестокости (1994)
Митчелл
Джульетта Митчелл — британская феминистка новозеландского происхождения, лучшая известна своей книгой « Психоанализ и феминизм». Фрейд, Райх, Лэнг и женщины (1974), которые пытались примирить психоанализ и феминизм в то время, когда многие считал их несовместимыми.
Ходоров
Согласно Нэнси Ходороу, современный психоаналитический феминизм начинается с его увольнение и его феминистский вызов. Ходоров был активен во время Вторая волна феминизма. Она начала исследование в начале восьмидесятых выживших женщины-аналитики второго поколения, женщины, прошедшие обучение с 1920-1940 под названием: Вопросы семидесятых для тридцатых женщин: гендер и поколение в исследовании Ранние женщины-психоаналитики. Это был вклад в растущую литературу в феминистской методологии, отражающей гендерное сознание среди 70-х феминистки и их праматери, обращаясь к культурным и психологическим контекст, в котором разные женщины задают вопросы.
Ходоров определяет психоанализ как «метод и теорию, направленные на исследование и понимание того, как мы развиваемся и переживаем бессознательное фантазии (которые формируют психику, самость, идентичность) и то, как мы конструируем и реконструировать наше прочувствованное прошлое в настоящем».
No related posts.

Ненавидел ли Фрейд женщин? | PSYCHOLOGIES

Инфантильная сексуальность

Универсальный комплекс

Дитя своего времени

Разрешение на желание

Марта и Фрейд: непростая история

Зигмунд Фрейд, Афоризмы о мужчинах и женщинах

Что Зигмунд Фрейд думал о женщинах?

Зависть к пенису

Истерия

Женщины в жизни Фрейда

Женщины в психоанализе

Противоположные точки зрения

Эволюция, отношения с мамой и Зигмунд Фрейд: как мы выбираем партнеров?

А во что верите Вы?

Оговорка «по Фрейду» — скрытое желание или просто ошибка?

Высказывания Зигмунда Фрейда: лучшие цитаты

Чем известен Зигмунд Фрейд?

Что Фрейд говорил о любви

Цитаты о мужчинах и женщинах

Цитаты Фрейда

О любви

О сексуальности

О человеческих проявлениях

О людях

О психоанализе

О детях и взрослых

О психике

О снах

О желаниях и мотивах

О смерти и потере

О себе

О жизненной этике

О женщинах и мужчинах

О неврозе и психозе

Об остроумии

О гомосексуальности

Об отношениях

О религии

О прогрессе

О жизни

О мечтах и иллюзиях

О болезни

О наслаждении

О счастье

О браке

Об успехе

О смысле жизни

О глупости и уме

О разном

Цитаты про Фрейда

Лучшие высказывания Зигмунда Фрейда

Психоаналитический феминизм (Стэнфордская философская энциклопедия)

4.1 Тупик женской субъективности

4.2 Субъективность, инаковость и отчуждение

Зигмунд Фрейд | Биография, теории, психология, книги, произведения и факты

Прочтите краткий обзор этой темы

7 вещей, которые Зигмунд Фрейд «прибил» о любви и сексе

Сексуальный солипсизм Зигмунда Фрейда

Дело FemLib против Зигмунда Фрейда

женщин

Добавить комментарий Отменить ответ