Значение возрастной невменяемости: Возрастная невменяемость это

Шуняева Вера Анатольевна кандидат юридических наук, доцент; директор Института права и национальной безопасности
Институт права и национальной безопасности ФГБОУ ВО «Тамбовский государственный университет имени Г.Р. Державина»

Чтобы читать текст статьи, пожалуйста, зарегистрируйтесь или войдите в систему

Аннотация:

Исследованию возрастной невменяемости посвящены труды ученых, как в России, так и за рубежом, однако неоднозначность законодательного регулирования данного уголовно-правового института требует дополнительных его исследований. Анализ теоретических аспектов возрастной невменяемости и ее составляющих усиливается анализом законодательства, регулирующего данный вопрос. Значение правильного определения возрастной невменяемости заключается в соблюдении таких принципов, как принципа вины и справедливости. Автор считает, что достижение реализации данных принципов видится в возможности более детального анализа таких составляющих как интеллектуальный, эмоциональный и волевой компоненты вменяемости. Полученные в результате исследования выводы говорят о необходимости корректировки законодательства, регулирующего возрастную невменяемость, с целью однозначного его толкования и применения.

Образец цитирования:

Шуняева В.А., (2017), ВОЗРАСТНАЯ НЕВМЕНЯЕМОСТЬ: ЗНАЧЕНИЕ, СОДЕРЖАНИЕ, ПРИЧИНЫ. Пробелы в российском законодательстве, 6 => 29-31.

Список литературы:

Байбарин, А.А. Психическая незрелость //Бизнес в законе. № 4. 2007. С. 163-165.
Грачев, В.В., Попова, Л.А., Ениколопов С.Н. Биопсихосоциальный подход к проблеме психофизического инфантилизма у подростков //Сибирский психологически журнал.

Ключевые слова:

вменяемость, возрастная невменяемость, преступное поведение, интеллектуальные свойства, эмоциональные свойства, волевые свойства, особенности личности несовершеннолетнего преступника, преступность несовершеннолетних.

16. УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ; УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ ПРАВО (СПЕЦИАЛЬНОСТЬ 12.00.08) Страницы: 175-177 Выпуск №14949

МЕСТО ДУХОВНО-НРАВСТВЕННЫХ ЦЕННОСТЕЙ В СТРУКТУРЕ ЛИЧНОСТИ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНЕГО ПРЕСТУПНИКА

Шуняева Вера Анатольевна

буллинг духовно-нравственные ценности девиации личность несовершеннолетний

5. Уголовное право и криминология; уголовно-исполнительное право Страницы: 80-82 Выпуск №5306

КОРРЕКЦИЯ ЛИЧНОСТИ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНЕГО ПРЕСТУПНИКА: ЗНАЧЕНИЕ, ЗАДАЧИ, ВОЗМОЖНОСТИ

Шуняева Вера Анатольевна

делинквентное поведение задачи корректировки личности несовершеннолетнего преступника корректировка личности несовершеннолетнего преступника особенности личности несовершеннолетнего преступника преступность несовершеннолетних

4. УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ; УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ ПРАВО (СПЕЦИАЛЬНОСТЬ 12.00.08) Страницы: 51-53 Выпуск №15075

ПРЕСТУПНОСТЬ И ИГРОМАНИЯ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ КАК КРИМИНОЛОГИЧЕСКАЯ ПРОБЛЕМА

Санташов Андрей Леонидович

цифровая криминология преступность несовершеннолетних игромания азартные игры

7. УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ, УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ ПРАВО (СПЕЦИАЛЬНОСТЬ 12.00.08) Страницы: 162-166 Выпуск №13604

ФЕНОМЕН «ОПРАВДАНИЯ ЗЛА»: УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ И КРИМИНОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Смирнов Александр Михайлович

зло оправдание зла возраст уголовной ответственности невменяемость малозначительное деяние

4. УГОЛОВНО — ПРАВОВЫЕ, КРИМИНОЛОГИЧЕСКИЕ, АДМИНИСТРАТИВНЫЕ И ИНЫЕ МЕРЫ ПРОТИВОДЕЙСТВИЯ ПРЕСТУПНОСТИ В СОВРЕМЕННЫХ УСЛОВИЯХ Страницы: 347-350 Выпуск №16988

Правовое значение категории «возраст» в уголовном праве

Абидов Руслан Ризуанович

возраст вменяемость субъект уголовная ответственность уровень сознания

7. УГОЛОВНО-ПРАВОВЫЕ НАУКИ (специальность 5.1.4.) Страницы: 391-395 Выпуск №21729

Некоторые аспекты криминологической характеристики преступности несовершеннолетних

Чередниченко Екатерина Евгеньевна

преступность несовершеннолетних криминологическая характеристика причины и условия преступлений меры противодействия juvenile delinquency

9. УГОЛОВНО-ПРАВОВЫЕ НАУКИ @@УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ, УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ ПРАВО (СПЕЦИАЛЬНОСТЬ 12.00.08) Страницы: 286-289 Выпуск №19269

К вопросу о неосторожных преступлениях несовершеннолетних

Манукян Алинэ Романовна

неосторожные преступления несовершеннолетние лица преступность несовершеннолетних неосторожность как форма вины российское уголовное законодательство

11. УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ; УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ ПРАВО (СПЕЦИАЛЬНОСТЬ 12.00.08) Страницы: 204-206 Выпуск №14165

О МЕЖОТРАСЛЕВОЙ ДИФФЕРЕНЦИАЦИИ ОТВЕТСТВЕННОСТИ В КОНТЕКСТЕ ПРЕДУПРЕЖДЕНИЯ ПРЕСТУПНОСТИ И ИГРОМАНИИ НЕСОВЕРШЕННОЛЕТНИХ

Санташов Андрей Леонидович

цифровая криминология преступность несовершеннолетних дифференциация ответственности азартные игры

8. УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ, УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ ПРАВО (СПЕЦИАЛЬНОСТЬ 12.00.08) Страницы: 216-218 Выпуск №12435

К вопросу о вовлечении несовершеннолетних в преступные действия

Тенгизова Жанна Адальбиевна

Геляхова Лейла Абдуллаховна

несовершеннолетние уголовная ответственность вовлечение в преступную деятельность преступление преступность несовершеннолетних

7. УГОЛОВНОЕ ПРАВО И КРИМИНОЛОГИЯ, УГОЛОВНО-ИСПОЛНИТЕЛЬНОЕ ПРАВО (СПЕЦИАЛЬНОСТЬ 12.00.08) Страницы: 162-166 Выпуск №

ФЕНОМЕН «ОПРАВДАНИЯ ЗЛА»: УГОЛОВНО-ПРАВОВАЯ И КРИМИНОЛОГИЧЕСКАЯ ХАРАКТЕРИСТИКА

Смирнов Александр Михайлович

зло оправдание зла возраст уголовной ответственности невменяемость малозначительное деяние

Безумие в исторической перспективе — PMC

Прошло четыре десятилетия с тех пор, как я начал работать над историей психиатрии, исследуя возникновение приютов в викторианской Англии и превращение «безумных врачей» в профессию, которая со временем назвала себя психиатрией.

Существование массовых психических потерь в вооруженных силах придало новый авторитет теориям психических заболеваний, которые связывали их происхождение с социальными и психологическими факторами. Между 1945 и 1970-х годах психоанализ занял командные высоты (какими бы они ни были) психиатрии в Соединенных Штатах. Учения Фрейда также сильно повлияли на популярную культуру тех лет: изобразительное искусство; литература и драма; реклама; и эта типично американская фабрика грез, Голливуд.

Открыть в отдельном окне

Фронтиспис из « Руководства по психологической медицине» Джона Чарльза Бакнилла и Дэниела Хэка Тьюка (1858 г.), одного из первых широко используемых учебников по диагностике и лечению безумия. Подобно другим алиенистам, Бакнилл и Тьюк считали, что сумасшествие принимает разные формы и что на лицах их пациентов можно прочитать различные типы безумия.

Изображение любезно предоставлено библиотекой Wellcome Library, London

Если истоки безумия лежат в глубинах человеческого (бес)сознания, то его лечение также вращалось вокруг вопросов смысла. Именно сделав бессознательное сознательным и вновь столкнувшись со смыслами, которые мы безрезультатно пытались подавить, мы смогли успешно победить демонов, таившихся внутри нас. Безумие действительно сводилось к смыслу.

Современная психиатрия придерживается совсем другого мнения. В то время как предыдущее поколение психиатров стремилось распутать и осмыслить нарушенное поведение, эмоции и когнитивные способности своих пациентов, их современные коллеги склонны отмахиваться от этих поверхностных проявлений психического заболевания как от большого количества эпифеноменального шума. Сумасшествие, утверждают они, — это болезнь мозга tout court . Его истоки лежат в нарушениях химического бульона, который омывает клетки нашего мозга, в дефектах нашей наследственной одаренности или в какой-то загадочной смеси того и другого. Прорывы в психофармакологии направлены на то, чтобы исправить эти лежащие в основе соматические повреждения и сделать сумасшедших нормальными. Симптомы психического заболевания не имеют постоянного значения или интереса, если не считать поверхностных проявлений телесного заболевания и видимых маркеров, позволяющих специалистам идентифицировать (очень) многих, кто нуждается в их вмешательстве. Психиатрическое лечение решительно направлено на дефективное тело, а не на психическое расстройство.

Я не апологет Фрейда или психоанализа, чья интеллектуальная уязвимость и терапевтические недостатки, я думаю, легион. Тем не менее, что касается вопроса безумия и смысла, я думаю, что поколение психиатров было более проницательным, чем соматические редукционисты, которые в настоящее время правят психиатрическим насестом. Спешу отметить два момента, чтобы избежать недопонимания: я не согласен с теми, кто отвергает психические заболевания как миф или социальную конструкцию злонамеренной психиатрической профессии; и я также не предполагаю, что биологические факторы не будут играть никакой роли, по крайней мере, в основных формах психических заболеваний — например, в тех видах расстройств, которые мы сейчас называем биполярными расстройствами или шизофренией. Наоборот, я был бы удивлен, если бы биология не была частью картины, хотя это остается скорее метафизическим пари, чем установленной научной истиной. Я не согласен с сасцианцами или социологами, которые настаивают на том, что психические заболевания — это все дело в ярлыках, не говоря уже о сумасшедших клеветах саентологов. Однако я настаиваю на том, что психическое заболевание остается «наиболее одиноким из недугов для людей, которые его испытывают; но… самая социальная болезнь для тех, кто наблюдает ее последствия». ²

Открыть в отдельном окне

Палата сумасшедших в больнице Св. Бонифачо, Флоренция (1865 г.), Телемако Синьорини (1835–1901). Больница Святого Бонифачо была основана во Флоренции в 1377 году, а в 18 веке под властью великого герцога Пьертро Леопольдо I стала приютом для душевнобольных. называемое «душевным заболеванием»), таким образом, неразрывно связаны с окружающей культурой. Кроме того, само различие, которое биологические редукционисты пытаются провести между сферами социокультурного и биологического, совершенно неуместно и противоречит тому, что лучшая нейробиология может рассказать нам о человеческой природе.

Человеческий мозг не является неизменным органом, с которым мы рождаемся. Наоборот, они удивительно пластичны и остаются таковыми на протяжении всей нашей жизни. Наша социальная и психологическая среда постоянно влияет на развитие и функционирование нашего мозга самым глубоким образом, так что социальное встраивается в биологическое и помогает формировать и преобразовывать его. Таким образом, социокультурная среда не может быть просто отвергнута в пользу досоциального биологического детерминизма. Любая попытка распутать их и прибегнуть к чисто биологическому детерминизму обречена на провал. Он основан на ошибке категории.

Что еще более показательно, нейроманьяки, как их назвал один критик, ³ , на мой взгляд, глубоко ошибаются, когда они рассматривают проблему человеческого сознания в механистических терминах и утверждают, что мы, люди, просто автоматы, не более чем сложные машины. которые живут полностью определенной жизнью по путям, запрограммированным в наших телах и мозгах. Мы не просто более умные шимпанзе. То, как мы думаем, ведем себя и чувствуем, глубоко зависит от необычайно сложной культуры, созданной людьми на протяжении многих тысячелетий. Это остается в силе, даже когда эти познания, поведение и эмоции глубоко нарушены и глубоко расходятся с «нормальностью».

С теоретической точки зрения я нахожу биологически редукционистские объяснения психических заболеваний глубоко неудовлетворительными. Более широкое знакомство с местом безумия в человеческой культуре лишь усиливает суть. Как ясно из названия моей книги — Безумие в цивилизации: культурная история безумия от Библии до Фрейда и от сумасшедшего дома до современной медицины ⁴ — мой интерес к истории безумия расширился далеко за пределы моего кругозора. оригинальный акцент на Англии 19-го века. Я стремился исследовать место безумия на протяжении тысячелетий, и не только на Западе, но и в исламских обществах, в Китае, в Индии и в обширных частях планеты, попавших под власть западного империализма. Я предлагаю эмпирический упрек тем, кто сводит психическое заболевание к не более чем неисправному мозгу.

Принимая решение назвать свою книгу Безумие в цивилизации , я намеренно ссылался на, пожалуй, самую известную книгу по истории психиатрии, появившуюся за последние три четверти века, « Безумие и цивилизация » Мишеля Фуко. ⁵ Книга Фуко впервые появилась в английском переводе в 1964 году. Эту версию я впервые прочитал, будучи аспирантом в конце 1960-х годов, и она стала одной из немногих книг, побудивших меня начать свои исследования в этой области. Вскоре после этого я прочитал гораздо более длинный французский оригинал. ⁶ Хотя чтение полной версии помогло укрепить мой интерес к этой области, оно также заставило меня скептически относиться к версии истории Фуко. Проверка доказательств, обнаруженных в его сносках, и проведение моих собственных исследований в архивах только усилили мои сомнения.

Безусловно, работы Фуко оставались провокационными и обладали значительной эвристической ценностью. Хотя он был далеко не первым ученым, критикующим представление о том, что психиатрия является однозначно освобождающим предприятием, — рассмотрим, например, работу Эрвинга Гоффмана 9.0003 7 и Thomas Szasz, ⁸ , которые вышли в том же году, что и книга Фуко, — его точка зрения показалась мне просветляющей до определенного момента. Совокупность работ Фуко во многих отношениях представляет собой нападение на Просвещение и его ценности, тогда как я считаю себя одним из его учеников и защитников. Моя работа во многих отношениях крайне критична по отношению к психиатрии, как в ее прошлом, так и в ее нынешних воплощениях, но я не разделяю ни Фуко, ни сайентологов, отвергающих все предприятие в целом. Кроме того, Фуко, кажется, отвергает грабежи и страдания, которые, несомненно, связаны с бедламным безумием, позицию, которую я не могу разделить, учитывая мое знакомство с реальностью более серьезных форм душевного расстройства. Как станет очевидным для тех, кто прочитает мою книгу вместе с книгой Фуко, мы также резко различаемся в нашем анализе сложных связей между безумием и цивилизацией.

Если названия двух наших книг внешне похожи, аргументы, которые мы выдвигаем, очень разные. Кое-кто может упрекнуть меня в том, что я критикую подход Фуко к раскрытию отношений между безумием и цивилизацией. Ведь название его оригинального французского издания говорит о том, что не такую ​​задачу он перед собой ставил. Он назвал свою книгу не Folie et civilization , а Folie et deraison. Histoire de la folie à l’âge classique — название, которое, как мне кажется, более точно указывает на то, что он пытался сделать.

То, что его работа была представлена ​​англоязычной аудитории как Безумие и цивилизация , не было идеей Фуко или даже первоначального переводчика книги, Ричарда Ховарда. Вопрос о происхождении английского названия долгое время оставался загадкой. Те из его эпигонов, которые желали поговорить со мной по этому поводу, заявили, что не знают, откуда это взялось, и никто другой, казалось, не был мудрее. Но несколько лет назад мне пришло в голову спросить самого Говарда. В его ответе содержались две интересные сведения: он хотел перевести полный текст работы Фуко и дать ей правильное название.0011 Безумие и неразумие: история безумия в эпоху разума [Ричард Ховард, почетный профессор поэзии, Колумбийский университет: личное общение, 2012]. Издатель замялся. Предположительно, из-за того, что книга из 700 с лишним страниц, написанная тогда еще малоизвестным французским ученым, вряд ли будет продаваться, она опубликовала только усеченную версию в мягкой обложке. Издатель создал новое название «Безумие и цивилизация ». Как маркетинговый ход это оказалось гениальным ходом. Это также гарантировало, что англоязычная аудитория предположит, что связь между безумием и цивилизацией была центральной точкой исследований Фуко.

Напротив, я выбрал для своей книги название Безумие в цивилизации . Вместо того, чтобы рассматривать безумие как нечто отдельное от цивилизации, префикс «в» отражает мой взгляд на безумие как на его неотъемлемую часть, иногда лиминальную, но иногда весьма важную для человеческого опыта. И безумие, и цивилизация — сложные явления. То, как они были связаны друг с другом на протяжении тысячелетий и в самых разных обществах, — это тема, которую я нахожу увлекательной и совсем не легкой для понимания. В моей книге делается попытка противостоять этим сложностям и дать предварительный анализ того, как разобраться в этих тайнах.

CMAJ Подкасты: интервью с автором на https://soundcloud.com/cmajpodcasts/151418-medsoc

Эта статья прошла рецензирование.

1. Череп А. Музеи безумия: социальная организация безумия в Англии девятнадцатого века. Лондон (Великобритания): Allen Lane/Penguin Books; 1979. [Google Scholar]

2. Макдональд М. Мистический бедлам. Кембридж (Великобритания): Издательство Кембриджского университета; 1981:1. [Google Scholar]

3. Таллис Р. Обезьянивание человечества: нейромания, дарвинит и искаженное представление о человечестве. Лондон (Великобритания): Acumen; 2011. [Google Академия]

4. Череп А. Безумие в цивилизации: культурная история безумия от Библии до Фрейда и от сумасшедшего дома до современной медицины. Лондон (Великобритания): Темза и Гудзон; и Принстон (Нью-Джерси): Издательство Принстонского университета; 2015. [Google Scholar]

5. Фуко М. Безумие и цивилизация: история безумия в эпоху разума [перевод Ховарда Р.]. Нью-Йорк: Пантеон; 1964. [Google Scholar]

6. Фуко М. Folie et déraison: histoire de la folie à l’age classique. Париж: Плон; 1961. [Google Scholar]

7. Гоффман Э. Приюты: очерки социального положения душевнобольных и других заключенных. Нью-Йорк: Даблдэй; 1961. [Google Scholar]

8. Сас Т. Миф о психических заболеваниях. Нью-Йорк: Харпер и Роу; 1961. [Google Scholar]

Больной, больной, больной?

22 августа 1965 г.

ЭДГАР З. ФРИДЕНБЕРГ

БЕЗУМИЕ И ЦИВИЛИЗАЦИЯ История безумия в эпоху разума. Мишель Фуко. Перевод Ричарда Ховарда.

Последние несколько лет имя Томаса Саса ассоциируется с самой радикальной критикой концепции психических заболеваний. Он отрицает, что умы людей, называемых в нашем обществе «психически больными» или «эмоционально неуравновешенными». страдают каким-либо расстройством, которое можно с полным основанием считать медицинским. Более того, то, что они определяются как больные, позволяет контролировать их поведение, а часто и ограничивать их; хотя ничего противозаконного не сделали и в противном случае им нужно было бы позволить продолжать жить своей беспорядочной жизнью и иногда доставлять себе неудобства.

Тем не менее, у большинства психически больных на самом деле нет ничего плохого, что мог бы заметить любой диагност, кроме социального поведения, которое формирует основу для жалоб на них. И то поведение, которое учителя, родственники или административные чиновники называть «проблемное» поведение проблемой для людей, которые на него жалуются; а не человеку, у которого, как говорят, есть проблема. Для него в его собственной жизненной ситуации, какой он ее знает, его поведение функционально. Называть его «невротиком» или «психотик», а выгоды, которые он извлекает из своего особого стиля жизни, «вторичные выгоды», заключаются в том, чтобы вынести против него моральное, а не медицинское суждение. Верно, что такие люди вполне могут стать более богатыми и более удовлетворительной жизни, если их можно заставить рассмотреть альтернативные способы реагирования на ситуации и отказаться от тех, которые стали бесплодными и дорогостоящими, и что они могут отчаянно нуждаться в психоаналитической помощи для изменения своей жизни. Но такая помощь носит в основном образовательный, а не клинический характер.

Доктор Сас, практикующий психоаналитик и более ортодоксальный фрейдист, чем большинство, никоим образом не отвергает основную психоаналитическую теорию и не сводит к минимуму влияние бессознательного на человеческое поведение. Но он категорически отвергает использование личности теории, чтобы скрыть ценностные суждения и навязать их пациенту. И он с законным негодованием осуждает все более широкое использование психиатрии для прикрытия административных действий и оправдания вмешательства в жизнь людей. которые, какими бы оскорбительными они ни были для своих собратьев, явно не больны.

Психически больные, наркоманы и несовершеннолетние с нарушениями определяются как медицинских проблем именно потому, что это определение обеспечивает обществу более удобный доступ к ним и ослабляет защитные механизмы, которые в противном случае могли бы возникнуть. противодействовать его усилиям управлять своими делами. Это один из основных пунктов Саса в «Этике психоанализа», но его работа не имеет прецедентного подтверждения. Это, к сожалению, как раз то, о чем говорил Мишель Фуко. выдающееся историческое исследование «Безумие и цивилизация». Фуко прослеживает изменение концепции безумия от относительно легкого принятия характерного для эпохи Возрождения умственно отсталого. через отношение самодовольного террора, с которым XVIII век оправдывал содержание сумасшедших в условиях жестокости, на самом деле не намного хуже, чем те, которые Жюль Анри нашел в современных домах престарелых, которые он описывает в «Культуре». Против человека».

Хотя сумасшедший пришел в это время, чтобы заменить прокаженного как сущность небытия, он не считался больным, и его заточение не выражало нежности. Сумасшедших смешивали с бедными и неимущими как основную угрозу социальным ценностям, на которых торговая экономика отдыхала. Их запирали, огрубляли, но не скрывали, а выставляли как примеры бесчеловечности грубой природы. Как таковые, они были вне досягаемости морали и, хотя с ними обращались крайне жестоко, они не были наказаны. Только в 19В 19 веке общество начало морально относиться к безумным, конечно, не из сострадания, а, как можно было бы ожидать от работ Саса, чтобы обеспечить себе базу для операций.

Промышленная революция изменила положение бедняков, сделав их основой, на которой зиждется богатство общества. Пока они довольствовались тем, что оставались бедными, они были полезны и вскоре должны были утвердиться в низших слоях общества. Именно от деморализующего влияния безумцев, с которыми они прежде были заключены, их и нужно было спасать. Сумасшедшие, однако, были более упрямы; их упорство в неестественном и беспорядочном способе жизнь, приписываемая чрезмерной роскоши и баловству, теперь рассматривалась как моральный недостаток.

В этот момент стал необходим последний шаг в эволюции современной концепции безумия как психического заболевания. «К вечному суду, — замечает Фуко, — мы должны добавить четвертую структуру, присущую миру психиатрической больницы, каким он был. созданный в конце восемнадцатого века: это апофеоз медицинского персонажа . Из всех она, несомненно, самая важная, так как санкционирует не только новые контакты между врачом и пациентом, но новым отношением между безумием и медицинской мыслью и, в конечном итоге, управляет всем современным опытом безумия … Врач, как мы видели, не играл никакой роли в жизни в заключении. Теперь он становится основным фигура приюта… в самом приюте доктор занимает преобладающее место, поскольку он превращает его в медицинское пространство.

«Однако, и это главное, вмешательство врача осуществляется не благодаря медицинским навыкам или силе, которыми он обладает сам по себе, и это было бы оправдано совокупностью объективных знаний. homo medicus имеет авторитет в приюте, но как мудрый человек. Если врачебная профессия и нужна, то как юридическая и моральная гарантия, а не во имя науки… Ибо медицинское предприятие есть лишь часть огромного морального задача, которую необходимо выполнить в приюте и которая одна может обеспечить заботу о душевнобольных».

Это все еще не приводит нас к тому моменту, когда мы встречаемся с доктором Сасом. Чтобы достичь этого, мы должны отметить дальнейшее распространение медицинской власти за стены психиатрической лечебницы — хотя и сохраняющую силу приверженности в качестве ее окончательной санкции — в клинику. жизни пациентов, считающихся достаточно здоровыми, чтобы оставаться на свободе и выполнять свои социальные обязанности, но недостаточно здоровыми, чтобы им можно было доверять для самостоятельной оценки собственного экзистенциального состояния.

По мере того как авторитет медицины становился все более обширным, он неизбежно также становился более рассеянным; так что нравственные и медицинские категории теперь полностью и, вероятно, неразрывно перепутаны. Как далеко продвинулась на этом пути западная цивилизация, чтобы достичь Его нынешнее положение, пожалуй, можно оценить, если представить себе, как удивился бы Сократ, если бы ему сказали, что и чувства, которые возбудил в нем Алкивиад, и его потребность восстать против авторитета были симптомами, указывающими на то, что он быть очень больным человеком, а не аспекты его существа, которые сделали его тем, кем он был, к лучшему или к худшему.

Обрисовав в нескольких сотнях слов центральную тему чрезвычайно тонкого и оригинального аргумента, я, безусловно, поступил несправедливо по отношению к Фуко. Его книга принадлежит как по содержанию, так и по глубине к разряду таких трактатов — сразу исторический, научный и этический — как «Жизнь против смерти» Нормана О. Брауна. Стилистически нет. «Безумие и цивилизация» не только сложное, но и часто раздражающее чтение. Когда он имеет дело с классикой, донаучный взгляд на явления природы, Фуко слишком подробен, на мой вкус; когда он имеет дело с тонко измененными моральными проблемами, из которых он строит свою аргументацию, он иногда слишком абстрактен для моего понимания.

Перевод точно передает блестящую, но поразительно непрозрачную интеллектуальную текстуру, модную во французском философском дискурсе — даже Жене иногда забывает, что каменные стены не создают салона, — и если бывают времена, когда Фуко элегантность и ирония выделяют его тему, есть и другие, когда он зримо совершает tour de force et des grands hospices Francais .