Аристотель вклад в психологию: ПСИХОЛОГИЯ, ИСТОРИЯ | Энциклопедия Кругосвет

«Я считаю того, кто побеждает свои желания, более храбрым, чем того, кто побеждает своих врагов, так как самая тяжелая победа — это победа над собой. » Аристотель

Здесь мы упомянем некоторые из наиболее важных вкладов Аристотеля в психологию :

Многие мнения об этом методе основаны на идеалах, которые Аристотель воплощал задолго до своей смерти. Для философа радость — это цель жизни, и она должна быть неявно выражена в инстинктах, направляющих жизнь. Человеческая природа , он считал, что люди должны искать свое счастье через удовольствие и удовлетворение.

Этот аспект был для него настолько важен, что он изо всех сил старался привить своим ученикам, чтобы они получали от него все возможные уроки того, как быть счастливым, чтобы они применяли это на практике и вдохновляли на это других также. Вот как эти учения повлияли на нас, даже спустя много столетий, вот насколько сильным было влияние и вклада Аристотеля в позитивную психологию .

Фактор, который был совершенно ясен философу, заключается в том, что наш уровень самодовольства и удовольствия сильно влияет на другие аспекты нашей жизни, то есть что счастье приносит людям благополучие, а это влияет на здоровье, работу, отношения, финансы и другие области жизни.

Обычай — очень важный фактор для достижения процветания в жизни, Аристотель считал, что мы должны адаптировать нашу рутину и все аспекты нашей жизни, чтобы достичь всех целей, которые мы перед собой поставили. себя. Он был сторонником «если хочешь, возьми», поскольку желания не сбываются сами по себе, когда мы чего-то хотим, мы должны бороться, чтобы получить это, иначе они не сбудутся и останутся просто мечтами.

Философ считал, что терпение — это добродетель, которой обладают не многие, однако ее очень полезно использовать во всех сферах жизни. Позитивная психология — это метод, который работает до тех пор, пока его правильно используют, это процесс, который требует настойчивости и терпения, результаты не придут со дня на день, и если это достоинство, которого вам не хватает, рекомендуется вы начинаете практику для частого использования.

Происходит от термина «фронезис» (phronesis), который был взят из книги «Никомахова этика», представляющей собой сочинение о ценностях и принципах, которое Аристотель написал и посвятил своему сыну, который имел такое же имя. Слово имеет несколько сложную и громоздкую этимологию, что вкратце можно было бы перевести как понимание, благоразумие и восприятие, все зависит от того, как люди относятся к слову вообще по смыслу.

Аристотель предложил этот термин как способ, которым мы должны действовать, чтобы распознать, когда что-то не так в нашем поведении, что у нас есть смелость принять это, но, прежде всего, что мы стремимся изменить это. Цель этой практики — помочь нам развить наш потенциал, особенно в морально-этическом аспекте, чтобы мы могли принять свои ошибки, и это дало бы нам лучшие результаты в наших решениях.

Аристотель об эмоциях. Вклад в философскую психологию, риторику, поэтику, политику и этику.

BMCR 2003.05.27

William W. Fortenbaugh, Аристотель об эмоциях: вклад в философскую психологию, риторику, поэтику, политику и этику . Лондон: Дакворт, 2002. 142 страницы; 22 см. ISBN 0715631675 12,9 фунтов стерлингов9 (пб).

Дакворт представляет долгожданное переиздание и небольшое обновление классической работы Уильяма Фортенбо об эмоциях у Аристотеля. Как отмечает Ф. в эпилоге, когда он впервые написал эту книгу, он был во многом первооткрывателем. Однако теперь существует значительная индустрия, посвященная Аристотелю в области эмоций и философии эмоций в целом. В значительной степени Ф. вдохновил на последующую работу над Аристотелем, и поэтому очень хорошо, что книга снова напечатана. Однако из соображений экономии места я не буду пытаться показать, как мысли Ф. вписываются в современный ландшафт аристотелевской науки или современных философских размышлений об эмоциях, а попытаюсь описать и оценить эту книгу с ее собственных позиций. ¹ Сначала я опишу основные положения аргументов Ф., а затем представлю два критических замечания. Я должен с самого начала подчеркнуть, что книга чрезвычайно солидна и что ее будет необходимо прочитать всем, кто интересуется аристотелевской риторикой, поэтикой, психологией, этикой или политикой.

Книга сильно сжата, но предельно ясна. Объем работы (92 страницы оригинала плюс новый 34-страничный эпилог) противоречит ее весу, так сказать. Ф. представляет очень широкий спектр материала в ограниченном пространстве, и читатели должны обращать внимание на каждую деталь. Тем не менее Ф. пишет достаточно ясно и часто обсуждает ключевые моменты не в одном месте. На самом деле, хотя Ф. включает в себя множество деталей, центральный тезис книги предельно ясен: как развитие дебатов и исследований в Академии Платона, Аристотель представляет когнитивный взгляд на эмоции. По мнению Ф., этот когнитивный анализ эмоций позволяет Аристотелю реабилитировать риторику и поэзию и добиться значительных успехов в психологической, этической и политической теории. Ф. разделяет свой материал на четыре главы: Аристотелевский анализ эмоциональной реакции; новая политико-этическая психология; последствия для политической теории; и последствия для этической теории. Эпилог поднимает ряд более специализированных тем и позволяет Ф. рассмотреть другие интерпретации Аристотеля об эмоциях.

Ф. утверждает, что аристотелевский анализ эмоций носит познавательный характер. Когнитивный взгляд на эмоции подчеркивает роль мысли в эмоциях. Так, например, в случае со страхом когнитивный анализ подчеркнет, что мы боимся того, что, по нашему мнению, причинит нам вред. В таком случае страх — не просто слепое или иррациональное чувство; вместо этого эмоция является вдумчивой реакцией на окружающий нас мир. Чего человек боится (или ненавидит, жалеет, на что злится и т. д.), вытекает из того, как этот человек смотрит на мир. Важность этого понимания невозможно переоценить, поскольку оно идет вразрез как с очень большой традицией философии и психологии, так и с большей частью обычных разговоров об эмоциях. Согласно этим конкурирующим взглядам, эмоции по своей сути являются грубыми, иррациональными, бездумными чувствами. В противовес таким воззрениям Ф. представляет Аристотеля, который ставит мысль, а не чувство, в основу своего анализа эмоции. ² Это не означает, что чувства не имеют значения, и Ф. ясно дает понять, что Аристотель не изучает эмоции исключительно с когнитивной точки зрения. Тем не менее, Ф. определенно считает, что познание занимает центральное место в аристотелевском понимании эмоций, и он чувствует, что такой когнитивный подход к эмоциям позволяет Аристотелю совершать значительные прорывы в других областях, где важны эмоции.

Согласно Ф., Аристотель опирается на Платона, поскольку он развивает свой когнитивный взгляд на эмоции, а усовершенствования Аристотеля позволяют ему отвечать на нападки Платона на риторику и поэзию. В Филебус Платон показывает, что такие эмоции, как страх, связаны с мыслями, но он не уточняет, какую именно роль мысль играет в эмоциях. Аристотель, по мнению Ф., указывает причинную роль мысли. В то время как Платон в Филеба просто говорит, что страх возникает «с» ( мета ) мыслью, Аристотель явно заменяет расплывчатое «с» и предпочитает более явное «из-за» ( dia ). Этот прогресс в анализе позволяет Аристотелю отвести эмоциям более почетное место в человеческой жизни и ответить на некоторые нападки Платона на риторику и поэзию. Если риторика и поэзия отчасти трогают нас, изменяя или стимулируя наши эмоции, это уже не обязательно их умаление. Эмоции опираются на мысли, и поэтому Аристотель показывает нам возможность аргументированных и обоснованных эмоциональных обращений со стороны ораторов или поэтов.

Более того, Ф. утверждает, что аристотелевская теория эмоций позволяет Аристотелю разработать более правдоподобную моральную психологию, чем Платон. Ф. утверждает, что Аристотель заменяет платоновский трехсторонний анализ человеческой мотивации и моральной психологии двусторонним анализом. В двухчастном анализе люди имеют рациональную и арациональную стороны. Эмоции относятся к рассудочной стороне, и в идеальном случае эмоции человека подчиняются разуму человека. ³ Ф. считает, что двухраздельная система является значительным шагом вперед по сравнению с трехраздельной. В трехчастной душе каждая часть имеет свой разум, эмоцию и желание, но в двураздельной душе эмоция и желание сгруппированы вместе и четко отделены от разума.

Как только Аристотель выдвигает такую ​​двухчастную психологию, он использует ее в своей политике и этике. Поскольку у животных полностью отсутствует разум, Аристотель получает принципиальный способ показать, что этика и политика являются чисто человеческими достижениями. Аристотель использует это различие, по мнению Ф., для того, чтобы сделать важные выводы о детях, рабах и женщинах. Сначала развивается рассудочная сторона человека, и этим объясняется, как подходить к воспитанию детей и как объяснять их надлежащую роль. Мы должны приучать их рассудочную сторону и давать им доводы; мы не должны ожидать, что дети сформулируют свои собственные правила поведения. С другой стороны, поскольку разум с возрастом развивается, воспитатели и руководители должны очень усердно заниматься правильным воспитанием детского разума. Что еще более зловеще, разделение на две части также играет роль в объяснении рабства и места женщины в обществе. Согласно Ф., Аристотель выдвигает последовательный и веский аргумент в пользу естественного рабства, даже если мы можем отвергнуть его фактические предпосылки. ⁴ Аргумент выглядит примерно следующим образом. У природного раба отсутствует развитая логическая сторона; он или она не может обдумывать, рассуждать или размышлять о выборе. Однако у такого человека есть и рациональная сторона. Таким образом, он или она может подчиняться разуму. Поскольку у такого человека отсутствует внутренняя причина, вполне уместно, чтобы внешняя причина управляла его или ее поведением. Как ребенок должен получать правила от родителей, естественный раб должен руководствоваться кем-то другим — тем, кто действительно обладает разумом. Случай с женщинами аналогичен. По Аристотелю, женщины обладают разумом, но в очень слабом или ослабленном смысле. ⁵ По мнению Ф., именно так и почему Аристотель обосновывает свое отношение к женщинам и их месту в обществе. Ф. также объясняет, как аристотелевская концепция эмоций и двухчастная психология позволяют Аристотелю объяснить добродетель и добродетельное действие.

Моя первая критика касается статуса аристотелевского анализа эмоций, который описывает Ф. Короче говоря, должны ли мы верить, что у Аристотеля была правильная теория эмоций и что эта теория в последовательной форме появляется в его0132 Риторика , Де Анима и этические работы? Ф., кажется, считает, что правильный ответ на оба вопроса положительный, но я по-прежнему не убежден. Общеизвестно, что мы не находим аристотелевского исследования эмоций там, где этого можно было бы ожидать, а именно в его психологических или этических работах. Вместо этого Аристотель обсуждает эмоции прежде всего в Риторике . Его заявленная озабоченность связана не с эмоциями как таковыми, а скорее со способностью начинающего оратора вызывать или изменять эмоции своей аудитории, чтобы они плавно согласовывались с его общей аргументацией. Например, защитник может попытаться вызвать жалость к своему клиенту или гнев на обвинение, чтобы добиться оправдательного приговора. Это очень ограниченная цель, и далеко не ясно, требует ли Аристотель предложить всеобъемлющую теорию эмоций. Более того, в De Anima Аристотель предполагает, что адекватное объяснение эмоций должно предлагать и интегрировать материальное и диалектическое объяснение (I 1). То, что Аристотель называет здесь диалектическим, соответствует его собственным определениям в Риторике , но он относится к таким определениям очень неуверенно: [диалектик] определил бы [гнев] как желание ответить болью на боль или что-то в этом роде ( 403а30-31). Определение диалектика, как многие заметили, похоже на то, что говорит сам Аристотель в своем Риторика . Проблема в том, что 1) «или что-то в этом роде», по-видимому, сильно ограничивает ценность этого определения и 2) далее Аристотель говорит, что любое такое определение является неполным, поскольку в нем недостаточно внимания уделяется материальной стороне эмоции. Однако, как указывает Гизела Страйкер, Аристотель нигде не предлагает единой теории, которую он требует в De Anima . ⁶ Перед лицом этого кажется более безопасным описать комментарии Аристотеля в Риторике как скорее набросок, чем теорию, и быть более открытым для разногласий между этим наброском и тем, что Аристотель говорит об эмоциях в других местах. ⁷

Моя вторая критика касается обращения Ф. к двум очень спорным темам, а именно к естественному рабству и женщинам, у Аристотеля. Откровенно говоря, меня беспокоит то, что Ф. больше не дистанцируется здесь от позиции Аристотеля. Ближе к концу своего рассмотрения Аристотеля о женщинах Ф. пишет: «Взгляд Аристотеля на женщин может быть ложным» (61), а чуть позже добавляет в сноске: «Это не значит, что взгляд Аристотеля на женщин женщины совершенно свободны от предрассудков» (61, n.2). Во-первых, это оговорка слишком слаба, учитывая, что Аристотель утверждает, что женщинам не хватает способности использовать разум для управления эмоциями; во-вторых, даже эта слабая оговорка лишь подчеркивает, что Ф. не предлагает никакой оговорки, когда обсуждает взгляды Аристотеля на (так называемое) естественное рабство. Временами язык Ф. даже предполагает, что Аристотель был прав:

Когда Аристотель говорит, что рабы не обладают совещательной способностью, он не делает вывод, основанный на приниженной роли рабов. Скорее он указывает, почему рабы играют ту роль, которую они выполняют. Им не хватает способности обдумывать, то есть способности действовать предусмотрительно (1252a31-2). Когда этот недостаток сочетается с телесной силой, пригодной для необходимых задач (1254b28-9), то роль, отведенная обществом рабам, кажется естественной ролью. Точно так же в случае женщин ссылка на их психологический склад в сочетании с их телесным состоянием объясняет их роль в домашнем хозяйстве и, следовательно, в конечном счете их особый вид добродетели (59).).

Ф. может считать здесь само собой разумеющимся, что его читатели автоматически решат, что он просто разъясняет аргумент Аристотеля, но мне хотелось бы, чтобы он был более ясным. У нас есть очень веские основания отрицать фактические предпосылки аргумента Аристотеля (женщины такие-то и такие-то; есть естественные рабыни), и Ф., я думаю, зашел слишком далеко в своей защите Аристотеля.

Примечания

1. Для помощи более опытным читателям я включу некоторую информацию по этим темам в сноски.

2. Многие, если не большинство современных философов используют аналогичный когнитивный подход к эмоциям, и для таких философов Аристотель является важным первопроходцем. См., например, Уильям Лайонс Эмоции и Майкл Стокер и Элизабет Хегеман Ценность эмоций .

3. Может показаться удивительным, что Ф. назвал эмоции «рациональными» после того, как уделил столько внимания познанию внутри эмоции. Противоречия нет, однако, и в самом деле, Ф. выделяет важную деталь у Аристотеля. Как указывает Ф., здесь контраст не между 1) мыслями и 2) влечениями, а скорее между 1′) обоснованным размышлением и 2′) эмоциональным откликом (24-25). В случае второго противопоставления и аргументированное размышление, и эмоциональный отклик являются когнитивными в широком смысле. Для Аристотеля «рациональный» может иметь два значения (см. 9).0132 Никомахова этика I 13). В одном смысле нечто разумно, поскольку оно вообще не обладает разумом. Аристотель приводит пример пищеварения и роста; эти процессы происходят в людях совершенно без мысли или разума. С другой стороны, что-то может быть разумным, поскольку оно может слышать или подчиняться разуму, но не может рассуждать или вычислять для себя. Аристотель относится к человеку, владеющему собой. Такой человек подчиняется разуму, но есть часть его, которая сопротивляется. Человек хочет делать то, что разум отвергает, и даже если человек подчиняется разуму и сохраняет самообладание, Аристотель считает, что непокорные желания показывают, что должна быть другая часть личности. Эта часть обладает причиной в смысле , так как он может подчиняться и следовать разуму, но он рационален, поскольку не может сам по себе формулировать причины. Последняя аналогия Аристотеля касается родителя и ребенка. Ребенок может обладать и следовать правилу, которое дает ему родитель, даже если сам ребенок не может (пока) прийти к собственному правилу.

4. Именно такая постановка вопроса принадлежит мне, а не Ф. Я нахожу этот раздел книги Ф. тревожным, и я еще расскажу об этом ниже. Однако на данный момент позвольте мне подчеркнуть, что я не хочу сказать, что сам Ф. выступает за естественное рабство или неполноценность женщин.

5. В Политике Аристотель общеизвестно пишет, что у раба совершенно отсутствует обдумывание, но что у женщины есть обдумывание, но оно есть akuron , а у ребенка есть обдумывание, но оно неполное (1260a12-14). akuron здесь означает что-то вроде «неавторитетный». Дело, по-видимому, в том, что женщины могут обдумывать, но их обдумывание (часто?) неспособно авторитетно управлять своим поведением. Опять же, смотрите ниже для получения дополнительной информации об этом.

6. Страйкер отмечает это в «Эмоциях в контексте: трактовка Аристотелем страстей в риторике и его нравственной психологии», опубликованной в Эссе о риторике Аристотеля под редакцией Амели Рорти (на страницах 286-88). Мои мысли по этому вопросу во многом зависят от этой статьи, хотя я вполне мог использовать ее идеи так, как Страйкер отрекся бы от них. Другие предположения о том, что Аристотель предлагает далеко не надежную теорию эмоций, см. в книге Джона Купера «Аристотелевская теория эмоций» в томе Рорти и Джонатана Барнса в Кембриджский компаньон Аристотеля (стр. 267).

7. Второстепенная и более специализированная проблема с позицией Ф. состоит в том, что он не только описывает Аристотеля как обладателя последовательной теории, но и утверждает, что эта теория соответствует стандартам, которые Аристотель устанавливает в Апостериорной аналитике для доказательной аналитики. наука (12-16). Однако есть все основания сомневаться в том, что или соответствуют этим стандартам. См., например, Джонатан Барнс «Теория доказательства Аристотеля» в Статьи об Аристотеле: 1. Наука .

Какой вклад внесли древние греки в психологию и почему она до сих пор ценна для современной науки?

Хорошо известно, что древние греки дали нам много умных людей. Но так ли ценна их психология, как тогда? Чтобы узнать больше, прочитайте наше руководство!

Как долго существуют психиатрия и психотерапия? Вам интересно, как греческая философия повлияла на современную культуру? Греки и римляне, возможно, имели представление об этом, даже если эти термины были совершенно новыми. Платон и Гален сотни лет назад знали, что разум и тело связаны. Древние греки называли психотерапию «исцелением души». Медицинский истеблишмент провел новаторские исследования в этой области. Древние греки и римляне вместе изучали психологию, медицину и философию.

Соединение нашего внутреннего и внешнего опыта требует интеграции тела и разума. Исцеление души можно найти в асклепейских святилищах, где пациенты спят в камере и рассказывают врачам-священникам, что им приснилось в Эпидавре.

В Древней Греции ведется много красивых и увлекательных споров о душе. Вклад Платона в психологию и работы Аристотеля и стоиков были среди древних философов, которые интересовались психологическими основами человеческой мотивации и поведения и много работали над расшифровкой их структуры. Эти философы уже давно являются горячей темой для обсуждения. Они также были вовлечены в психологические тексты, которые мы теперь подчеркиваем как эссе. Вы можете изучить психологические эссе Самплиуса и узнать, как древние греки рассматривали мотивацию и другие вещи. Кроме того, теперь у вас есть бесплатные примеры эссе о многих их подходах, которые полезны даже в наши дни.

На протяжении всей истории греки принимали активное участие в самых разных начинаниях. И многие из них мы можем использовать даже сегодня. Мы рассмотрим несколько.

• Демократия

Народное правительство – это правительство, в котором народ обладает наибольшей властью и пользуется ею прямо или косвенно посредством системы представительства и свободных выборов. Самые ранние демократии в истории были созданы древнегреческими психологами. Афины перешли от монархии к олигархии до достижения демократии. Все 6000 делегатов истинной демократии были взрослыми жителями мужского пола. Общеафинские проблемы решались собранием. Чтобы закон стал законом, он должен получить большинство поданных голосов. Все 6000 подписей были необходимы для изгнания или изгнания кого-либо.

• Алфавит

Алфавит сегодня очень важен для вашего образования. В греческом алфавите существовал отдельный алфавит для гласных и согласных, происходящий от финикийского алфавита. После Средневековья он был создан из 24 букв, начиная с альфы и заканчивая омегой.

Термин «алфавит» происходит от первых двух греческих букв: альфа и бета. А, В, Е и О — лишь некоторые из современных букв, происходящих из греческого алфавита. Каждая буква в нем изначально была разработана в единой форме, но со временем ученикам были представлены варианты верхнего и нижнего регистра.

Говоря о греческой психологии и ее исследованиях, мы сначала упомянем Эратосфена. Этот ученый первым вычислил окружность Земли.