Человек без веры жить не может: «Человек без веры вообще не может жить» / Православие.Ru

Читать онлайн «Путь духовного обновления», Иван Ильин – Литрес

© Издательство «ДАРЪ», 2017

© ООО ТД «Белый город», 2017

Предисловие

Хоть убей следа не видно;

Сбились мы. Что делать нам!..

Пушкин[1]

Эта книга написана для идущих, для тех, кто еще не «имеет», но хочет «иметь», хочет – глубоко и искренно. Эта книга написана для сомневающихся; – не ироническим, разъедающим и, в сущности говоря, уже отрицающим сомнением, но вопрошающим, творческим сомнением, идущим из глубины сердца. Таким сомнением в свое время сомневались Сократ, Блаженный Августин и Декарт, и сомнение их нашло себе творческое преображение и привело их к очевидности.

Наше время ни в чем так не нуждается, как в духовной очевидности. Ибо «сбились мы» и «следа» нам не видно. Но след, ведущий к духовному обновлению и возрождению, найти необходимо и возможно. И мы найдем его.

Каким способом?

Естественным, который вообще дан человеку: углублением в себя. Не в свою личную, чисто субъективную жизнь, не в свои колеблющиеся, беспредметные «настроения», не в праздную, гложущую и разлагающую рефлексию. Но в свое

сверхличное, предметно-насыщенное, духовное достояние. Пусть оно будет невелико, пусть оно будет подобно искре. Но в искре есть уже сила искренности, ибо искра есть пылинка вечного, божественного пламени…

Нельзя сомневаться «во всем», даже в самом сомнении своем. Это уже смерть и тление. Сомнение, если оно есть, – испытывается остро, оно подлинно, оно несомненно, оно есть воля к истине, рожденная любовью и жаждою уверенности. Кто так сомневается в Боге и в правде, тот уже любит Бога и правду; и любовью он их найдет, ибо их вообще можно найти только любовью. Такое сомнение – духовно, оно уже есть живой дух, и человеку, который так сомневается, духовный опыт уже открыт и доступен.

Итак, эта книга написана для сомневающихся, для тех, в ком живет такое сомнение. Она пытается указать им путь.

Не пройти этот путь за них или с ними, а лишь указать. Идти человек может только сам, в своем внутреннем духовном опыте, который неизбежно приведет его к внешним поступкам; ибо настоящий и зрелый духовный опыт всегда выражается и заканчивается в целостных и творческих делах. Ни жить, ни творить «за других» нельзя. Жить и творить должен каждый сам. И это удастся ему тем больше и тем лучше, чем глубже он укоренится в своем собственном, выстраданном и вымоленном духовном опыте…

Эта книга пытается указать только путь. Она скромна по своим задачам. Она ни по одному вопросу не высказывает всего, что хотелось бы высказать; и каждая глава ее таит в себе целое исследование, иногда даже не одно; опытный и зоркий глаз увидит это сразу. Здесь изложено только то необходимое, путеводное, без него нельзя начинать, что прежде всего надо довести в себе до очевидности, до полной и окончательной, непоколебимой и не угасающей уверенности – только те основы духовности, без которых нельзя начинать самую борьбу за родину.

Это первые, фундаментальные вопросы, вопросы бытия. Мало прочесть «о них», прочтя, надо решить их для себя. Они выдвинуты здесь в противовес и в отпор мировому соблазну нашего времени. Но решив их с силою очевидности, нельзя надеяться на свои силы при встрече с этим соблазном.

Этот соблазн дан нам нашей эпохой. Но «человек не должен жаловаться на свое время: из этого ничего не выйдет; время плохое, ну что же, на то человек живет, чтобы сделать его лучше»…

«Начинай же! Только этим ты сделаешь невозможное возможным» (Карлейль[2]).

Современный мир переживает глубокий кризис— религиозный, духовный и национальный. Из него необходимо найти выход. Этот выход надо каждому из нас найти прежде всего

в самом себе, творчески создать его, убедиться и удостовериться в его верности. И только потом можно будет указать его другим. Надо самому начать быть по-новому. Обновленные люди, одолевающие соблазн, найдут друг друга. Найдя, они заткут новую ткань духовного бытия. Это единственный путь. Иного нет.

Задача моей книги – указать на этот путь и утвердить его верность.

Автор

1932-1935

Глава первая


О вере

Прежде всего снимай с очей ума твоего покровы, содержащие его в ослеплении.

Феофан Затворник

1


Мы все верим

Есть у нас довольно распространенное воззрение, будто люди могут прожить жизнь без всякой веры и будто «образование», а в особенности «научное образование», – несовместимо с верою. Образованный человек, думают люди, не может верить: он слишком много «знает» и «самое существенное» он уже «понял»; так, например, он знает, что все совершается по законам природы и что эти законы природы рано или поздно будут изучены, во что же ему еще «верить»? Сущность культуры и прогресса сводится к следующему: идет просвещение, а вера уступает и исчезает. Согласно этому, верить могут лишь те, кого еще не коснулось просвещение; но вот придет время – они будут просвещены и перестанут верить, ибо на самом деле всякая вера есть не что иное, как суеверие. Итак: будущее принадлежит просвещенному безверию и безбожию.

Тот, кто хочет зорко и верно видеть происходящее и, особенно, понять и одолеть переживаемый нами духовный кризис, – должен прежде всего вдумчиво отнестись к этому воззрению и критически разобраться в нем; ибо он укрывает в себе не одно роковое недоразумение или заблуждение.

Бесспорно, есть немало людей, которые не верят в Бога. Но это совсем не значит, что они ни во что не верят и что поэтому их можно причислить к людям, живущим без всякой веры. Ведь возможно, что они верят не в Бога, а во что-то другое… Во что же? В нечто такое, что они принимают за главное и существенное в жизни, что действительно для них и есть самое важное, чем они дорожат и чему они служат, что составляет предмет их желаний и стремлений. Такое отношение и есть отношение веры; и кто имеет такой предмет, тот верит в него.

Этим мы вскрыли первое недоразумение, первый предрассудок: люди обычно думают, что «верить» это то же самое, что «признавать истину». На самом деле это не так: вера есть нечто гораздо большее, более творческое и более жизненное. Мы все считаем «истиною» – таблицу умножения, геометрические теоремы, химические формулы, географические данные, установленные исторические факты, законы логики; мы совершенно уверены в том, что они верны, что мы спокойно можем пользоваться этими истинами и применять их в жизни. Мы это и делаем, и притом уверенно и успешно: высчитываем, путешествуем, строим, наблюдаем природу, спорим, доказываем, составляем и принимаем лекарства и т. д. И что же? Все выходит, удается, подтверждается. То, что мы признали в теории за истину, оказывается и на практике правильным и верным. И мы все это знаем, и согласно этому мы в жизни и действуем. Но о вере здесь нет еще и речи…

«Верить» – это гораздо больше, чем «признавать за истину». И так обстоит и в теории, и на практике. Есть холодные истины, к которым мы и относимся холодно; мы устанавливаем их и пользуемся ими равнодушно или, самое большее, с некоторым «уважительным» «интересом». Мы узнаем о них и признаем их, не воспринимая их глубиною нашей души; мы подтверждаем их и соглашаемся «опираться» на них теоретически и практически, отнюдь не отзываясь на них сердцем. Они дают нам известную уверенность, но только во второстепенных делах, не в главных и важнейших вопросах нашей жизни. Они светят нам наподобие уличных фонарей, без которых нам было бы и неудобно, и неуютно, но душу нашу они не согревают и не воспламеняют. Тысячу раз мы пройдем мимо них, или примем их во внимание, или даже воспользуемся ими без того, чтобы могучие и творческие источники нашей души пришли в движение; напротив – там все остается безразличным, молчаливым и неотзывчивым. Кто из нас начнет «верить» – в классификацию химических элементов, открытую Менделеевым, в таблицу логарифмов, в хронологический обзор событий XIX века, в горную карту Европы или Азии? И даже тот из нас, кто усомнится в этих «законах» или «истинах» и начнет критиковать их или опровергать – поколеблется не в вере, а только в познавательной уверенности.

О вере позволительно говорить только там, где истина воспринимается глубиной нашей души, где на нее отзываются могучие и творческие источники нашего духа, где говорит сердце, а на его голос отзывается и остальное существо человека, где снимается печать именно с этого водного ключа нашей души, так что воды его приходят в движение и текут в жизнь.

Человек верит в то, что он воспринимает и ощущает как самое главное в своей жизни. Скажи мне, что для тебя самое важное в жизни, и я скажу, во что ты веришь. Душа твоя прилепляется к тому, во что ты веришь, как бы живет и дышит им; ты желаешь предмета своей веры, ты ищешь его; он становится источником твоей радости и остается им даже тогда, когда тебе его не хватает. Здесь пребывают твои чувства и твое воображение. Словом, здесь реальный центр твоей жизни: тут твоя любовь, твое служение, тут ты идешь на жертвы. Здесь твое сокровище; а где сокровище твое, там и сердце твое; – там и вера твоя.

 

И вот, сколько бы мы ни искали, мы не найдем такого человека, который ни во что не верил бы. Чем глубже заглянем мы в человеческую душу, тем скорее мы убедимся, что человек без веры вообще не может жить; ибо вера есть не что иное, как главное и ведущее тяготение человека, определяющее его жизнь, его воззрения, его стремления и поступки.

Правда, не всегда легко установить, к чему прилепляется и тянется тот или другой человек… Иными словами: где бодрствует его душа? где она загорается? что для нее выше всего? в чем сокровище его жизни? где он способен жертвовать? Может быть и так, что он и сам этого не знает; или еще так, что, по-видимому, он в течение всей своей жизни «ни во что не верит»: явно относится ко всему безразлично, оставался тепло-прохладным; он как бы прозябал всю свою жизнь, не имея никакого реального центра, ни от чего не зажигался; нигде душа его не вела интенсивной жизни, не было у него сокровища, ничему он не служил и не жертвовал. Однако жизненные наблюдения заставляют нас установить, что такие люди, такие безразличные, «проблематические» натуры, являются обычно людьми с дремлющею верою. Пока над водами жизни царит безветрие, кажется, что их душа пребывает в тихой дремоте: мертвенно повисли паруса, малые волны повседневной жизни катятся мимо них без цели и смысла, ни воли, ни свершений, ни судьбы. Но жизненная буря может изменить всю эту картину. Потрясенная, возмущенная, может быть, раненая, душа пробуждается ото сна, собирается с силами, отличает главное от не главного, приемлет важнейшее и священное, совершает свой выбор, решение следует за решением, поступок за поступком – и жизненный корабль, руководимый верою, плывет на всех парусах. И если присмотреться к человеку в такой жизненный час, то всегда обнаружится, что процесс внутреннего отбора и оформления совершался уже давно – но в глубине, сокрытой от глаз, и как бы в некоторой медлительности. Где-то там, в таинственной тишине, уже возникала «твердь среди воды» и «свет» уже отделялся от «тьмы»… Но вот настал час страдания и воззвал голос великой беды; и что же? – все сложилось и созрело в кратчайшее время так, как если бы оно только и ожидало этого часа и этого голоса. Можно было бы сказать: знамя уже развевалось – но мрак царил, и его не было видно; и исповедание уже сложилось – но пребывало в безмолвии; и выбор был уже совершен, и путь был предначертан – и оставалось только пойти поэтому пути…

Жить на свете – значит выбирать и стремиться; кто выбирает и стремится, тот служит некоторой ценности, в которую он верит. Все люди верят: и образованные и необразованные, и умные и глупые, и сильные и слабые. Одни сознают, что они верят, другие верят, не сознавая этого. Одни знают и то, что они верят, и то, во что они верят, а может быть, и то, на каком основании они верят. Другие верят просто, не зная этого за собою и, может быть, ни разу в жизни не подумав, во что же это они, собственно говоря, верят и есть ли у них какие-нибудь основания для этой веры. Но вера всегда остается первичной силой человеческой жизни – совершенно независимо от того, понимают люди это или нет. Человеку дана возможность дорожить своей верой, беречь ее, укреплять, очищать и углублять, как бы строить ее и воздвигать на ее основе свое миросозерцание и свой характер, формировать ее содержание в виде догмата и символа веры, создавать на этом фундаменте церковь и богослужение, превращать ее во всеохватывающую целокупность жизни и смерти. Однако человек имеет и другую возможность: пренебрегать своею верою, оставлять ее на произвол случайностей, пронизывать ее предрассудками и суевериями, превращать ее в слепой и разрушительный фанатизм или же отводить ей один уголок своей души, и притом самый трусливый и лицемерный. Человек может заблуждаться в своей вере и идти по ложным путям; он может разочаровываться в своей прежней вере и отходить от нее; хуже того, он может изменять своей вере по расчету и «продавать» ее. Но в одном человеку отказано, одного он не может: именно – жить без веры.

2


Вера и жизнь

Кто однажды поймет и продумает это, тот перестанет делить людей – на живущих «с верой» и живущих «без веры», или, во всяком случае, тот перестанет придавать этому условному и неточному делению прежнее значение; и благодаря этому он избавится от многих мнимых проблем, от целого ряда бесполезных парадоксов. Напротив, он поставит новый и чрезвычайно поучительный вопрос: во что же, собственно говоря, верят так называемые «неверы»? И если он сам причислял себя доселе к «неверам», к «безрелигиозным» или «безбожникам» – то во что же он сам при этом все-таки верил! Потому что оказывается, что он сам все-таки во что-то верил; это уже установлено. Верят все: и тепло-прохладный «свободомыслящий», и воинствующий безбожник, и ожесточенный материалист; верят и социалисты, и коммунисты, и гонители христианства… И чем решительнее эти «враги веры» нападают, чем ожесточеннее их преследование и воздвигаемые ими гонения, тем яснее они обнаруживают, что у них есть в виду нечто такое, что они считают «главнейшим» и «важнейшим»; они воображают, будто владеют какой-то важнейшей и драгоценнейшей истиной, к которой они прилепились душой и волей. Они считают себя «неверами»? Они объявляют себя «безбожниками»? Пусть. Этим они хотят только подчеркнуть, что они не принадлежат ни к какому определенному исповеданию, кроме… собственного, разделяемого ими самими, что они не входят ни в какую церковную общину, кроме… своей собственной общины, которую они не хотят называть «церковью» (обозначая ее как «партию», или как «орден», или как «международное общество»)… Да, они не верят в Бога; но это означает, что они верят не в Бога, а во что-то иное. Они критикуют или поносят веру вообще… Этим они как настоящие фанатики своей веры объявляют, что они признают только свою веру обоснованной, единственно верной и единственно допустимой; все же остальные веры и исповедания они относят к «глупым предрассудкам» или «вредным суевериям». Они воображают, будто они одни владеют тем спасительным словом, той непогрешимой правдой, которая освобождает и оплодотворяет благие, творческие силы человека, будто им одним известно то начало, тот принцип, который верно отличает «главное» от «неглавного», «доброе» от «злого», который указует человеку верную цель его жизни и верный путь, ведущий к этой цели. Они – верят, и воображают, будто обладают истиной и единственно верной верой. И тот, кто читал писания воинствующих безбожников и присматривался к их разрушительной работе, тот не может не согласиться, что эта характеристика соответствует действительности.

Но во что же верят те люди, которые верят не в Бога и потому считают себя «неверами» вообще, или «безбожниками»? Они верят во всевозможные небожественные силы и обстояния.

Большинство верит, по-видимому, в наслаждения или особливо в чувственные наслаждения, во все, что к ним ведет и с ними связано; это для них – важнейшее в жизни; это их цель, это их путь; этому они служат, ради этого они жертвуют всем остальным; здесь у них критерий, по которому они отличают «хорошее» от «дурного»; здесь их «сокровище» и их сердце. Есть такие люди, которые признают и выговаривают это открыто: «я хочу земного счастья, наслаждения и спокойствия – ибо это главное в жизни» (гедонизм), «я ищу в жизни денег и власти» (маммонизм), «главное в том, чтобы все люди несли одинаковую работу и имели одинаковые права, ибо только тогда они смогут одинаково наслаждаться жизнью, быть равно счастливыми» (социализм), «все дело в том, чтобы дерзновенно завладеть земными благами и безоглядно наслаждаться ими» (большевизм), «главное в том, чтобы дать массам земные блага и удобства, а для этого надо у всех все отнять (всеобщая пролетаризация) и всех подчинить монопольному работодателю (всеобщее хозяйственное и политическое порабощение, коммунизм)» и т. д.

Однако наряду с этими течениями есть немало таких людей, которые не выговаривают вслух своей веры и не признаются, в чем же она собственно состоит: одни из них просто избегают касаться этих вопросов, другие скромно ссылаются на свою внутреннюю неуверенность, третьи выдвигают теорию, в силу которой человек вообще не может иметь никакого «достоверного знания» (агностицизм), иные ссылаются на свое неотъемлемое право – оставаться «безразличными» и на свою обязанность – относиться терпимо ко всякому чужому верованию, иные же отступают в сферу проблематического «свободомыслия»… В известном смысле они правы: верить можно только искренно и свободно, а свобода требует веротерпимости, нельзя принудить человека к той или иной вере и никто не обязан рассказывать другим людям вслух, во что именно и как именно он верит… Но видимое «безразличие» и явное умолчание, действительная скромность и насмешливая мистификация – не освобождают человека от неизбежности верить. Нельзя человеку не иметь определенной жизненной цели и жизненной ценности, в которые он верит и которым он служит. Однако психологически можно понять, что есть люди, у которых эта «высшая» и «главная» жизненная ценность такова, что для них выгоднее умалчивать о ней и замалчивать ее до конца. Ведь молчание создает некий загадочный мрак, в котором многое неразличимо и многое может остаться сокровенным… И не всегда бывает легко установить, кто молчит от настоящей религиозной скромности, а кто из умного или хитрого житейского расчета…

Если бы удалось однажды пронизать все человеческие сердца без исключения таинственным лучом света так, чтобы у всех выступила и въяве обнаружилась главная ценность жизни, составляющая предмет веры, то очень возможно, что все мы просто ужаснулись бы… Потому что, вероятно, оказалось бы, что большинство людей верит в нечто такое, что не только не обещает им ни блага, ни спасения, но что прямо ведет их к погибели. Люди живут и верят очень часто в слепоте и беспомощности и не знают и не догадываются о том, что человеку надлежит строить свою веру, а не предоставлять ей расти наподобие полевой травы; и вследствие этого люди очень часто верят, т. е. прилепляются не только своим «правдоподобным» мнением, а сердцем, волею и делами, служением и жертвенностью к таким жизненным содержаниям, служить которым и идти на жертвы ради которых поистине нет никакого смысла…

Вот ключ к современному духовному кризису, охватывающему все человечество. И овладев этим ключом и поняв, что происходит в мире, мы не можем не подивиться тому, что современному человечеству, в общем и целом, живется все еще так хорошо и слишком хорошо по сравнению с теми бедами и страданиями, которые могут возникнуть из этого кризиса.

Есть некий духовный закон, владеющий человеческой жизнью; согласно этому закону, человек сам постепенно уподобляется тому, во что он верит. Чем сильнее и цельнее его вера, тем явственнее и убедительнее обнаруживается этот закон. Это нетрудно понять: душа человека пленяется тем, во что она верит, и оказывается в плену; это содержание начинает господствовать в душе человека, как бы поглощает ее силы и заполняет ее объем. Веря во что-нибудь, человек постоянно ищет этот предмет, предпочитает его, занимается им и явно и втайне; человек воображает себе этот предмет, вступает с ним в самые прочные отношения, желает его; этот предмет как бы занимает и поглощает его внимание, его сосредоточенность, его душевные силы. Это можно было бы выразить так: человек постоянно (то сознательно, то бессознательно) медитирует[3] о том предмете, в который он верит. Вследствие этого душа вживается в этот предмет, а самый предмет, в который она верит, проникает в душу до самой его глубины. Возникает некое подлинное и живое тождество: душа и предмет вступают в особое единение, образуют новое живое единство. И тогда мы видим, как в глазах у человека сияет и сверкает предмет его веры; то, во что ты веришь, сжимает трепетом твое сердце, напрягает в минуту поступка твои мускулы, направляет твои шаги, прорывается в словах и осуществляется в поступках…

 

Так обстоит всегда. Если человек верит только в чувственные наслаждения, принимая их за главнейшее в жизни, их любя, им служа и предаваясь, – то он сам превращается постепенно в чувственное существо, в искателя земных удовольствий, в наслаждающееся животное; и это будет выражаться в его лице и в его походке, смотреть из его глаз и управлять его поступками. Если человек верит в деньги и власть, то душа его постепенно высохнет в голодной жадности, в холодной жажде власти; и опытный наблюдатель прочтет все это в его взоре, услышит в его речи и не ошибется, ожидая от него соответствующих поступков. Если он поверит в классовую борьбу и завистливое равенство, то он сам скоро станет профессиональным завистником и ненавистником, и в глазах его отразится черствая злоба, а в поступках – политическое ожесточение и т. д.

Однако тот же самый закон обнаруживается и на благих путях, но с тем различием, что человек будет не «верить», а «веровать», и это придаст его вере особую силу и глубину.

Замечательно, что русский язык придает идее «веры» два различных значения: одно связывает веру с потребностью верить, а другое – со способностью веровать.

Верят – все люди, сознательно или бессознательно, злобно или добродушно, сильно или слабо. Веруют же – далеко не все: ибо верование предполагает в человеке способность прилепиться душою (сердцем, и волею, и делами) к тому, что действительно заслуживает веры, что дается людям в духовном опыте, что открывает им некий «путь ко спасению»[4]. В карты, в сны, в гадание, в астрологические гороскопы— верят, но в Бога и во все божественное – веруют[5]. В суеверия «верят» – верят от страха и боятся от своей веры; и чем больше боятся, тем сильнее верят, и обратно. Но в то, что подлинно есть (что не «всуе», не напрасно),«веруют», и от этой верующей веры получают спокойствие и перестают бояться. «Верящие» люди чаще всего не имеют единого и общего им всем духовного предмета, и потому их вера разъединяет их, не создавая ни религии, ни церкви. Но «верующие» люди имеют единый и общий им всем духовный Предмет; они вступают в творческое единение с Ним, а через это объединяются между собою; слагается религия и Церковь.

Важно отметить, что оба эти оттенка, передаваемые глагольной формой, сливаются и как бы исчезают в существительном «вера». Вера живет и в том, кто «верит», и в том, кто «верует». Она выражает у обоих склонность души видеть в чем-то жизненно-главное и руководящее и прилепляться к нему своим доверием и преклонением. Но эта приверженность души поднимает человека на настоящую высоту только тогда, когда она находит себе высший и достойный предмет[6].

И вот, если закон «отождествления через веру» обнаруживается уже на низших ступенях жизни и веры, то настоящей силы и полноты он достигает именно у верующих людей.

Если человек верует в Бога или хотя бы в божественное начало, проявляющееся в земных явлениях и обстояниях, – то божественные содержания становятся для него жизненным центром и в созерцаниях, и в поступках, чем-то важнейшим и главнейшим, любимым, искомым, желанным и уже в силу одного этого – всегда присутствующим в душе обстоянием. Узреть с очевидностью лучшее и не восхотеть его, и не осуществить его – почти невозможно для человека; но также невозможно для него осуществить это лучшее и не стать самому лучшим, чем был раньше. Веровать в Бога значит стремиться к созерцанию Его, молитвенно «медитировать» о Нем, стремиться к осуществлению Его роли и Его закона; от этого возрастает и усиливается божественный огонь в самом человеке, он очищает его душу и насыщает его поступки. На высших ступенях такой жизни возникает то живое и таинственное единение между человеком и Богом, о котором так вдохновенно и ясновидчески писал Макарий Великий, характеризуя его как внутреннее «срастание» или «растворение» (по-гречески «κραδις»), от которого душа становится «вся светом, вся – оком, вся – радостью, вся – упоением, вся – любовью, вся – милосердием, вся благостью и добротою»[7]… Естественно, что от такого перерождения души изменяется и внешний вид человека, о чем он сам может и не знать, но что другим людям бывает трудно не заметить[8].

Отшельник, проводящий свою жизнь в «богомолении» и «богоделании» («Θεωπο ί ησις», по выражению Макария Великого), приобретает некую подлинную богоозаренность в душе и в ее телесном обнаружении. Подобно этому – душа истинного художника становится гармоническою, поющею, мернозданною, утонченно созерцательною; и самое лицо его может стать ликом. Так, горящее сердце патриота укореняется в духе, силе и славе его родины. А тот, кто занимается черной магией и медитирует о сатане, незаметно становится сам, и по лицу и по голосу, дьяволообразным…

Кто во что верует, тот тем и живет, и обратно: скажи мне, чем ты живешь как самым важным для тебя, и я скажу тебе, во что ты веришь или веруешь. Ибо человек есть не что иное, как живая целокупность того, чем он живет и что он осуществляет, и притом именно потому, что он это любит и в это верит. Вот почему: по плодам их, узнаете их(Мф.7,16 и 20).

Женщина без веры жить не может

14 декабря 1908 г.
Батюшка мне не раз говорил, что про него распускают различные клеветы и выдумки, иногда очень смешные и глупые. Например, в Шамордине про Батюшку говорят, что он всякую картошку «описывает», т. е. что он очень скуп и жаден. А это не так, даже совсем наоборот. Теперь я имею возможность видеть его жизнь полнее благодаря тому, что все утро провожу с Батюшкой… 

Сам Батюшка довольствуется скитской трапезой, находит ее вкуснее всего, что он кушал в миру, а у него, по его словам, в руках была «вся благая».

Келейная жизнь Батюшки отличается простотой. Также он прост и в обращении с братией.

—Простота была во время первого монашества в обращении Аввы с учениками. Авва был отцом, а не господином или начальником, к которому нельзя подойти. Эта же простота была и при наших старцах в нашем скиту. Потом после о. Амвросия и о. Анатолия эта простота стала исчезать. Теперь мне даже говорят, что я слишком просто обращаюсь. А я иначе как-то не могу. Если же некоторые злоупотребляют моей простотой, то я не виноват. Не могу же я из-за некоторых стать в холодные официальные отношения ко всем.

Однако я начал с того, что про Батюшку распускают клеветы. Так вот, однажды Батюшка, только что услышав о себе новую клевету, сказал мне:

— Все может быть. Может быть, вы будете впоследствии духовником. Там вот, я и говорю вам: опасайтесь женского пола, с ними надо быть чрезвычайно осторожным… Так сплетут, так сплетут… и смысла-то никакого нет…

Так говорил и в другой раз:
— С ними, т. е. с послушницами и монахинями, нужно быть осторожным. Мне они жалуются на о. Иосифа, а о. Иосифу — на меня. Однажды мне келейник о. Иосифа и говорит: «Вы, Батюшка, пожалуйста, им не верьте, все врут. Также они у себя в монастыре шатаются по кельям, да занимаются сплетнями… И это постоянно».

Но при этом я должен сделать оговорку, что такое шатание продолжается до той поры, пока она еще не встала на монашеский путь. Как только она встала на монашеский путь, получила монашеское устроение, все это кончается, и она прямо пойдет по рельсам. Есть монашенки очень высокого устроения…

15 декабря 1908г.
Батюшка благословил поминать, т. е. записать в свое поминание каждому из нас непрославленных подвижников, известных своею жизнью. «Это великое дело. Не столько они нуждаются в наших молитвах, сколько мы — в их молитвах. И, если мы за них молимся, то они сейчас же отплачивают нам тем же». 

19 декабря.
Батюшка говорил, что надо знать наизусть тропарь «Заступница усердная» (Казанской Божией Матери) и читать его ежедневно. Затем псалом 90-й «Живый в помощи Вышняго» читать также ежедневно, а молитву «Богородице Дево, радуйся» утром и вечером читать по 12 раз. Эта молитва имеет также великую силу: ее надо читать каждый час не по одному разу, но о. Амвросий говорил, что «читать за дневные 12 часов — утром, а за вечерние — вечером. Так передайте и брату Ивану…» 

Женщина без веры жить не может. Или она после временного неверия опять возвращается к вере в Бога, или же начинает быстро разлагаться. Другое дело мужчина: он может жить без веры. Окаменеет совершенно, станет соляным столбом, — таким окаменелым и живет. А женщина так не может.

—Вы знаете, какой для меня день 17 декабря?

—Нет.

—В этот день я оставил Казань в 1891 году, чтобы уже более никогда в нее не возвращаться. Сегодня память трех отроков, вышедших из печи невредимыми. И меня Господь сподобил уйти из мира, который тоже есть печь страстей, именно в этот день. Отроки были брошены в печь за то, что не хотели поклониться идолам, поэтому Господь и вывел их из печи невредимыми. Также и мы, монахи, и я, и вы вышли из мира, конечно, потому что не хотели поклониться идолам. А идолы там везде расставлены: идол блуда, идол гордости, чревоугодия и т. д. Будем молить Господа, да сподобит Он нас Царства Своего Небесного. А там красота, которую воистину и «око не виде, и ухо не слыша… и на сердце человеку не взыде»…

Однажды Батюшка с преосвященным Кириллом, пораженные чудным видом в лунную ночь в Казани, невольно перешли к разговору о вечной, нетленной красоте в Царстве Небесном.

—»А там-то как? А там-то как, Павел Иванович?» — говорил преосв. Кирилл. И теперь, конечно, наслаждается он тем, чего мы даже вообразить себе не можем. Блаженная душа… С ним я любил побеседовать. Да вот и с вами поговорить мне все-таки доставляет утешение…

 

20 декабря 1908г.
Батюшка не раз говорил мне, что к нему приходят «блаженные души». Да и вообще при разговоре употреблял неоднократно это выражение. А вчера Батюшка объяснил мне, почему он называет их блаженными.  

—Я их называю блаженными, — говорил Батюшка, — потому что у них есть великое сознание своей немощи, греховности, и при этом сознании — твердая вера в Бога…

А также недавно говорил следующее:
—Был человек богат, стал вдруг нищим. Это тяжело, но поправимо. Был здоров, стал больным. И это поправимо, ибо и с нищим, и с больным есть Христос. А потерять веру — великое несчастье. Оно тем ужасно, что нет у человека никакой опоры…

21 декабря.
Нужды материальной я никогда не испытывал. Даже напротив, от пелен до смерти дедушки, т. е. до 13-летнего возраста, я жил чуть ли не в роскоши. Кроме того, был любимцем бабушки, да кажется, и дедушки. Одним словом, мне хорошо жилось. Помню, устраивалась у нас елка на Рождество: детское веселье, конфеты, блеск украшений — все это меня радовало. 

Но хорошо помню один вечер. Я один около елки. В комнате полумрак: горит лампа, и тень от елки падает на большую половину комнаты. И вот какая мысль у меня в голове: я сыт, одет, родители утешили меня прекрасной елкой, я кушаю сладости, в комнате тепло… Но есть, я знаю, такие дети, у которых нет даже необходимого.

Об елке и речи быть не может: они полураздеты, просят милостыню на морозе или, голодные, сидят в холодных подвалах…

Помню еще, как-то в Рождественский сочельник, мне было как бы грустно, скучно. Трудно выразить то состояние словами — ничем не хотелось заняться, я ходил из одного угла комнаты в другой…, неудовлетворенность какая-то, но вполне безотчетная. Теперь я думаю, что душа моя жаждала духовного утешения, ибо в церкви я в тот день не был.

Да, чувствительна детская душа, она, хотя и бессознательно, но любит Бога. И блаженны те дети, которых родители учат молиться, говорят им о Боге, читают духовные книги. К таким блаженным детям принадлежал и я…

Я вижу, что все благоприятствовало мне в духовном отношении, поэтому я жестоко отвечу и расплачусь, если не принесу должного плода, ибо «ему же много дано, много и спросится», и «Ведевый волю Господина и не сотворивый, биен будет много…»

23 декабря.
Сегодня ровно год, как мы приехали в Оптину уже для постоянного жительства в скиту, а в скит пришли 24 декабря.  

20 числа скончался великий светильник земли русской — протоиерей о. Иоанн Кронштадтский. Скончался на день памяти св. Игнатия Богоносца. До нашего скита весть об этом дошла только 21 декабря. Как только узнали, сейчас же Батюшка пришел в церковь (за вечерней в воскресенье), и была отслужена панихида. После панихиды Батюшка сказал краткое слово об о. Иоанне.
—Он был светильником горяй и светяй: он имел дар высокой внутренней молитвы. Его деятельность была так велика, что только удивляешься, как могло выносить это его слабое тело. И вспоминаются слова апостола: «Сила Божия в немощи совершается».

Замечено, что люди высокой духовной жизни обыкновенно отходят из этой жизни за день памяти такого святого, который в свое время подвизался подобным, сродным подвигом или имел одинаковый с ним дар. Так и о. Иоанн скончался в день памяти св. Игнатия Богоносца, который был родоначальником Иисусовой внутренней молитвы… Помолимся по силе о упокоении его души…

Батюшка привел мне текст из Евангелия:
— Апостол Филипп уверовал в Господа и возвестил благую весть о Христе Нафанаилу, но тот не поверил. А когда Господь сказал ему: «Прежде даже не возгласил тебе Филипп, суща под смоковницею видех тя…», и он уверовал. Господь, видя веру его, рече ему: «Зане рех ти, яко видех тя под смоковницею веруеши: больша сих узриши…»

Это начало очищения ума, когда человек начинает видеть то, чего прежде не замечал, чего и другие не замечают, чего он даже не предполагал. Господь постепенно снимает покров с внутренних очей.

Вот Георгий-затворник, хотя он и был в глубочайшем затворе, но переписку имел, и вот что однажды писал он:
—Я прежде читал светские книги, но теперь решил не читать; там красивые слова, красивые мысли… и больше ничего. А Св. Писание все тайнами повито… Там глубина, там смысл неисчерпаемый. Всего уразуметь нельзя. Подобно тому, как можно снимать с луковицы одну чешуйку, затем другую, третью и т. д. — вот то же и в св. Писании:

уразумел человек один смысл, за этим смыслом есть другой, более глубокий, за вторым — третий и т. п. Вот так Господь и просвещает разум Своих подвижников…

24 декабря 1908г.
Ныне день великий и блаженный для меня: мы начали свою жизнь в скиту в числе братии в этот святой день,ождественский сочельник. Да, велика и неизреченна Бо-жия милость ко мне, недостойному. Мое поступление в скит есть великое чудо милости Божией. Итак, сегодня ровно год, как мы в скиту. Богу нашему слава. 

25 декабря 1908г.
Сейчас я узнал из разговора братии, что в монастыре во время обедни был пожар на кирпичном заводе, и что недавно скончался скоропостижно о. Илиодор — благочинный. Он служил обедню где-то в деревне, и был даже после обедни, т. е. часа в два, у Батюшки на благословении. Значит он скончался всего несколько часов назад и, как говорят, от разрыва сердца. 

28 декабря 1908г.
Как-то Батюшка говорил мне о том, что в Библии, кроме внешней стороны, есть еще и внутренняя, т. е., что помимо голых фактов есть глубокий преобразовательный смысл этих же самых фактов. Этот смысл открывается по мере очищения ума человека.  

Так, например, «Переход евреев через Чермное море» прообразовал собою новозаветное крещение, без которого никто не может войти в Царство Небесное. Этот факт — переход через Чермное море — действительно был… Так вот все это было и составляет внешнюю сторону фактов. А внутренний смысл таков: первое движение Моисеева жезла начертало прямую линию в вертикальном положении, а второе — прямую в горизонтальном положении, ударив жезлом в сторону, повелевая таким движением сомкнуться водам… Обе линии вместе составляют крест.

Понимал ли это Моисей, исполнявший в точности Божий повеления? Надо полагать, что понимал. Вся совокупность этих событий, как я уже сказал, прообразовала таинство крещения. Человек при крещении погружается в воду и оставляет в купели, которую прообразовало Чермное море, всю свою греховность: оттуда выходит совершенно чистым, святым. Таким образом, фараон с воинством означает насилующий человека грех, власть диавола, ибо до крещения, т. е., до искупления человека Христом, все были под властью диавола, независимо от праведности их жизни. Крещением человек освобождается от всего этого, как израильтяне избавились от фараона, выйдя из моря в безопасности от погони…

29 декабря 1908г.
Батюшка при огне с трудом занимается. 

—Смотрите, как поздно светает… Кроме того, самые дни-то сумрачные, небо в облаках. Вот за всю зиму два-три дня всего и было ясных. Солнышка нет. Невольно вспоминается знаменитая проповедь о. Иоанна Кронштадтского:

—Смотрите, — говорил он, постукивая пальчиком по аналою, — смотрите, уже не третья ли часть солнца померкла, как это говорится в Апокалипсисе…

Да вот и я помню, хоть и не велика моя жизнь, ясные, светлые дни. Помню, что на Пасху, на Светлый праздник бывала обыкновенно чудная, ясная погода…

Поскольку вы здесь…

У нас есть небольшая просьба. Эту историю удалось рассказать благодаря поддержке читателей. Даже самое небольшое ежемесячное пожертвование помогает работать редакции и создавать важные материалы для людей.

Сейчас ваша помощь нужна как никогда.

Что Библия говорит о вере?

ГлавнаяМатериалы УказательДуховная жизньДары Христа Библейская вера

Вопрос

Ответ

Вера лежит в основе христианства и христианской жизни. В то время как Библия много говорит об этом, понятие веры сложно определить. Библейское определение веры выходит за рамки простой веры — простого признания того, что Бог существует — в сферу доверия. Истинная вера предполагает отказ от всякой человеческой зависимости от собственных усилий и полную зависимость от Божьего характера, Его действий и Его обетований, открытых в Его Слове.

Вера имеет много измерений. Один из важнейших аспектов веры определен в Евреям 11:1: «Вера же есть уверенность в том, на что мы надеемся, и уверенность в том, чего мы не видим». Библейская вера сегодня овладевает вещами, еще не видимыми нашими глазами, но ожидаемыми в будущем. То, что Бог открыл в Своем Слове, сегодня становится нашей внутренней реальностью. Вместо того, чтобы смотреть на жизнь нашими земными глазами, вера смотрит сквозь призму Божьих обетований.

Апостол Павел сказал: «Мы ходим верою, а не видением» (2 Коринфянам 5:6). Вера не доверяет остаткам на банковских счетах, заголовкам новостей или заключениям врачей. «Мы не смотрим на проблемы, которые видим сейчас; скорее, мы фиксируем наш взгляд на вещах, которые нельзя увидеть. Ибо то, что мы видим сейчас, скоро исчезнет, ​​а то, чего мы не видим, будет вовек» (2 Коринфянам 4:18, NLT). Когда кажется, что мир разваливается, наша вера надежно стоит на незыблемых, заслуживающих доверия обетованиях Бога и Его Слова.

Вера начинается с Бога. Это Его дар, а не результат каких-либо человеческих усилий или достижений. Бог инициирует отношения между Собой и людьми, открывая им Себя (Екклесиаст 3:11; Римлянам 1:19–20) и с любовью убеждая их прийти к Нему (Римлянам 2:4; 2 Петра 3:9; Исаия 30:18). ), точно так же, как Иисус призывал учеников следовать за Ним (Матфея 4:18–22). Но тогда Бог ожидает, что мы ответим Ему с верой: «А без веры угодить Богу невозможно. Всякий, кто хочет прийти к нему, должен верить, что Бог существует и что Он вознаграждает тех, кто искренне ищет Его» (Евреям 11:6). Недоверие к Богу лежало в основе первого греха (Бытие 3:1–7). С момента грехопадения человека Бог призывает людей вернуться к вере — к месту доверия и послушания Ему.

Вера есть и всегда была единственным средством спасения. В Ветхом Завете узы завета были выражением веры верующего. Бог положил начало завету, и верующие ответили верой, активно повинуясь Его Слову и доверяя Господу в исполнении Его обещаний. В Бытии 15:6 Авраам «поверил Господу, и Господь почел его праведным по вере его» (NLT; см. также Римлянам 4:22; Галатам 3:6). Пророк говорит: «Посмотрите на гордых! Они верят в себя, и их жизнь кривая. А праведники будут жить своей верностью Богу» (Аввакум 2:4, NLT).

В Новом Завете верой люди получают Божью благодать в Иисусе Христе и через Него дар спасения (Ефесянам 2:8–9). Павел подчеркивал центральное место веры в жизни верующего: «Ибо я не стыжусь этой Благой Вести о Христе. Это сила Божья в действии, спасающая всех, кто верит — прежде всего иудеев, а также и язычников. Эта Благая Весть говорит нам, как Бог делает нас правильными в Своих глазах. Это достигается от начала до конца верой. Как сказано в Писании: «Праведник через веру имеет жизнь» (Римлянам 1:16–17, NLT; см. также Римлянам 3:27–28; 10:9).–10).

Вера приносит многочисленные благословения и выгоды. Во главе списка стоят дары спасения, оправдания и мира с Богом (Римлянам 5:1–2; Галатам 2:15–16; 1 Петра 1:8–9). Иисус делает Свой дом в наших сердцах через веру (Ефесянам 3:17). Мы получаем прощение грехов (Деяния 10:43; Луки 7:48–50), усыновление в Божью семью (Иоанна 1:12; Галатам 3:26), Божью защиту и силу (1 Петра 1:5; Матфея 17:20). ; Луки 8:43–48), свобода приближаться к Богу с чистой совестью (Ефесянам 3:12; Евреям 10:22), примирение (2 Коринфянам 5:18), освящение (Деяния 26:17–18), и новую жизнь в Иисусе Христе (Галатам 2:20) через веру. Более того, нам дарована победа над смертью и жизнь вечная (Иоанна 3:16, 36; 5:24; 6:40, 47; 11:25–27).

Библия ясно учит, что вера — это не просто ментальное состояние. Иаков объясняет, что спасительная вера проявляется в поступках человека. Он пишет: «Что толку, дорогие братья и сестры, если вы говорите, что имеете веру, но не показываете этого своими делами? Может ли такая вера спасти кого-нибудь?» (Иакова 2:14, NLT). Иаков не говорит, что мы спасены благодаря делам, но что вера и добрые дела идут рука об руку: «Как тело без дыхания мертво, так и вера без добрых дел мертва» (Иакова 2:26). Добрые дела являются доказательством того, что наша вера жива.

Библейская концепция веры включает веру в то, что Бог существует и что Ему можно полностью доверять, настолько, что мы основываем свою жизнь на Нем и Его Слове, делая то, что оно говорит, независимо от того, что говорят нам наши физические глаза. Через веру в Иисуса Христа мы обретаем «победу, победившую мир» (1 Иоанна 5:4–5).

Вернуться к:

Тематические библейские вопросы

Что Библия говорит о вере?

Подпишитесь на

Вопрос недели

Получите наш вопрос недели, доставленный прямо на ваш почтовый ящик!

Подписывайтесь на нас:

Важность веры в нашей жизни | Alex Kreilein

Я много думал о месте веры в моей жизни. Большинство людей относятся к ней как к религиозной концепции, в том числе и я, но я также всегда понимал, что она носит и философский характер. Независимо от вашей позиции в отношении организованной религии, вера является важнейшим компонентом жизни. Без веры почти невозможно любить других, достигать целей и принимать важные и чрезвычайно сложные реальности, полагая, что вы можете добиться успеха и достичь.

Что такое вера?

Я верю в науку. Я считаю, что истина может быть найдена посредством наблюдения, измерения и эксперимента, а также в формулировке, проверке и модификации гипотез. Но я также верю, что есть реальности, выходящие за эти границы. И чтобы верить в них с силой и силой духа, нужна вера.

Я доверяю многим вещам, к которым не могу применить научный метод. У меня есть вера в людей, вера в себя и вера в Бога — и все вопреки доказательствам. Короче говоря, я верю в то, что не могу увидеть и понять.

Важно видеть ограниченность науки и делать сознательные усилия, чтобы отказаться от разума и принять истину на веру. Это то, что помогает нам верить в силы более великие, чем мы сами. Вера — это «уверенность в том, на что мы надеемся, и уверенность в том, чего мы не видим». — Евреям 11:1

Строгая научная оценка не может объяснить тайну веры. И это нормально. Однако важно оставить науку науке и веру вере. Я не хочу, чтобы наука объясняла мою веру, и я не хочу, чтобы моя вера объясняла науку. Но для того, чтобы у меня была полноценная жизнь, важно верить в эти две отдельные, но одинаково важные вещи.

«Вера начинается именно там, где заканчивается мышление». — Серен Кьеркегор

Вера в людей

Мне посчастливилось верить в способности людей, даже если они не верят в себя. Возможно, это мои оптимистичные ценности Среднего Запада на работе, но я верю в невероятные способности людей. Я верю, что в них есть способность быть больше, чем они есть. И часто я верю в это, несмотря на доказательства.

Это верно не для всех людей. Одни люди поднимаются до уровня своего комфорта, другие — до уровня своей некомпетентности. Но некоторые люди удивляют даже самих себя и поднимаются выше уровня своих заранее установленных возможностей. Я думаю, это потому, что некоторые люди подходят к проблеме по-разному, даже если они не знают, что делают это.

«Есть те, кто смотрит на вещи такими, какие они есть, и спрашивает почему? Я мечтаю о вещах, которых никогда не было, и спрашивает, почему не ?» — Роберт Ф. Кеннеди

В некоторых людей я верю в их способность найти свой собственный уникальный и прекрасный путь, даже если это не так. И я часто рад видеть, что я был прав. Они часто удивляются, обнаружив, насколько больше они могут быть, чем то, во что они когда-то верили.

Вера в себя

Чтобы верить в людей, я должен верить в себя. Это не значит, что я должен быть уверенным все время. Скорее, я должен верить, что я на правильном пути, что я могу добраться туда, куда хочу, и что эта цель гораздо важнее, чем я и другие могли бы ожидать. Короче говоря, я должен верить в свои способности с амбициями, которые имеют значение для конечного результата.

Часто бывает труднее верить в себя, чем в других. Я регулярно возвращаюсь к одной из моих любимых цитат, которая дает мне представление о том, насколько я мала в такой большой вселенной.

«О Боже, твое море так велико, а моя лодка так мала». — Джон Ф. Кеннеди

Важно смирение, вызванное рассмотрением вашей точки зрения. Это уравновешивает ваше мышление и сосредотачивает вас независимо от того, насколько велико ваше эго. И когда я считаю, что я слишком мал, что у меня мало власти, и что всего этого слишком много, я вспоминаю, что так много людей уже были там раньше и что они бросили вызов превосходящим силам, чтобы бороться с этим. Для этого я обращаюсь к бессмертным словам, изображенным на боевом знамени коммодора Джеймса Перри.

«Не сдавайте корабль!» — Джеймс Лоуренс

Важно помнить, что человек были творцами великого искусства и литературы, а также науки и техники. Это зависит от меня, от вас, от нас, верить, что люди способны быть великими, а затем помочь им найти способы достичь уровня их величия. Это включает и нас самих. Быть скромным, но уверенным и резким в своем подходе — это ключ к вере в себя и в других.

Вера в Бога

Один очень дорогой мне человек недавно спросил меня, как я могу верить в нее, учитывая, что она так мало верит в себя. Я задумался над этим и пришел к пониманию, которое меня удивило.

Религия, особенно христианство, была фундаментально важной частью моей жизни. Я провел почти десятилетие в католическом образовании (идите в иезуиты!) и являюсь членом христианской общины в своем доме в Денвере, штат Колорадо. Я также изучал и практиковал буддизм и люблю своих индуистских, иудейских, мусульманских и сикхских братьев и сестер среди многих других религий, которыми я восхищаюсь. Из-за моих взглядов на Бога у меня другой взгляд на то, что возможно.

«Ты не можешь постичь, дитя мое, и я, или кто-либо другой, не могу понять ужасную… странность милости Божьей». — Грэм Грин

Вера требует веры в необъяснимое. Вера в Бога требует совсем немного этого, учитывая грандиозность и размах того, что мы верим в Бога. Учитывая чрезмерный характер этого доверия, оно по своей сути требует большего, чем разумный уровень доверия к людям.

Если я могу верить в тайну Бога и верить во что-то такое огромное и необъяснимое; представьте, насколько мне легче иметь веру в других и веру в себя.

Почему я выбрал веру

Вера требует преднамеренности. Он требует, чтобы мы приняли эти трудные реалии и поверили в них при отсутствии доказательств. Гораздо проще — и, черт возьми, даже рациональнее — сопротивляться вере.

В моей собственной жизни были времена, когда я терял веру в Бога, в людей и в себя. Это случится — вы будете испытаны. И ты упадешь. Но ты можешь снова подняться.

Чтобы хотеть иметь веру, чтобы верить и чтобы доверять более великим вещам, вы должны этого хотеть. Что касается меня, то вот почему я верю:

В истории каждого великого дела и каждого великого человека было время, когда они не были великими.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *