Что делать если у меня нет рук: Я не собираюсь сидеть сложа руки — потому что у меня нет рук, чтобы их складывать Как «чернобыльский ребенок» Майкл Тримбл добивается лучшей жизни для себя и других

Я не собираюсь сидеть сложа руки — потому что у меня нет рук, чтобы их складывать Как «чернобыльский ребенок» Майкл Тримбл добивается лучшей жизни для себя и других

Jonathan Maus/BikePortland

26 апреля 1986 года на Чернобыльской АЭС произошел взрыв — в ту ночь погибли два человека, но люди продолжали умирать от последствий аварии еще месяцы и годы. Ученые до сих пор обсуждают, могла ли радиация повлиять на детей, которые родились у облученных родителей, — и не могут прийти к однозначному выводу. Майкл Тримбл — это имя ему дали в США после усыновления — знает лишь, что родился в 1987 году в Ленинграде и что его мама была рядом с Чернобылем в дни катастрофы. И это единственное, что Тримбл знает о маме: увидев, что ребенок родился без рук, родители отдали его в детдом. Его усыновила очень набожная американская семья из Питтсбурга, и уже в Америке Майкл осознал свою ориентацию, пережил попытки «отучить» его от гомосексуальности, сбегал из дома и даже пожил в заведении для малолетних преступников. А потом выучился в престижном университете на политолога, сменил несколько мест работы и завел канал на ютьюбе — чтобы каждый день демонстрировать людям, как без рук можно играть в боулинг, пользоваться электробритвой и ездить на велосипеде. Спецкору «Медузы» Лилии Яппаровой Майкл рассказал, как ему удается вести такую насыщенную жизнь, как он рассчитывает «вернуть равенство» в большую американскую политику и с какой платформой намерен участвовать в выборах губернатора штата Орегон.

Эта статья — часть нашей программы поддержки благотворителей MeduzaCare. В апреле она посвящена технологиям и инклюзивности. Все материалы можно прочитать на специальном экране.

«Я даже не знаю, как моя мать оказалась в Чернобыле»

— Вы воспринимаете чернобыльскую катастрофу как часть вашей личной истории?

— Нет. Я родился без рук из-за Чернобыля — и на этом все. Для того, что вы бы сделали руками, я использую ноги — вот и все влияние аварии. И чем старше я становлюсь, тем больше эти события отодвигаются в прошлое.  Я даже не знаю, как моя мать оказалась в Чернобыле в дни катастрофы. Я родился уже в Петербурге.

— А нашумевший сериал от HBO вы смотрели?

— Боже мой, да! Я смотрел его в день премьеры — и мне кажется, он сделан просто отлично. Я читал описания, но увидеть все эти события на экране, побывать там как будто — это было невероятно. И ожоги от облучения показаны очень реалистично. Но я не плакал, я никогда не плачу от кино. 

— Вы не пробовали связаться с биологическими родителями?

— Мне не особенно интересно знакомиться с людьми, которые от меня отказались. Зачем вообще заводить ребенка, если собираешься сдать его в детдом? Поэтому я не собираюсь прикладывать усилия, чтобы отыскать женщину, отдавшую меня в приют прямо в день моего рождения.

— А Россию помните?

— Я провел первые восемь лет жизни в Петербурге, кочуя из детдома в детдом: меня каждый год отправляли в какой-то новый. Каждый раз новое здание, новый персонал — но это все очень мутные, очень слабые воспоминания.

— Каково было оказаться в петербургском детдоме в конце 80-х и начале 90-х?

— Я никогда не голодал. Мне никогда не было холодно, у нас никогда не отключали электричество, нас кормили трижды в день и одевали в теплое. Вообще не помню, чтобы я в чем-то нуждался. Но в детдоме каждый сам за себя — и ты быстро становишься независимым. Ты не знаешь, где твои родители, ты сам за себя отвечаешь — это чувство со мной до сих пор. В конечном счете мы все одиноки.

— О вас вообще никто не заботился тогда?

— Была одна пожилая женщина — я звал ее «бабушка Рита». Не помню, как мы познакомились, но она всегда была рядом: даже когда я переезжал в очередной приют, она всегда меня находила. Угощала мороженым, иногда забирала меня из детдома — я у нее даже ночевал. У нее на голове всегда был повязан платок. Больше ничего о ней не помню, но, если бы мне показали ее фотографию, я бы ее узнал. Мои приемные родители сделали несколько снимков с ней, когда приезжали в детдом [договариваться об усыновлении].

Архив Майкла Тримбла

«Они меня наказывают — я пытаюсь отплатить еще большим непослушанием»

— Вы помните, как познакомились со своими приемными родителями?

— Я впервые увидел их в кабинете у директора детдома — оттуда мы пошли поесть, кажется. Но они мне с ходу не понравились. Я возненавидел их с первого дня, потому что они хотели забрать меня у бабушки Риты. Меня просто поставили перед фактом, что я переезжаю в Штаты, в Питтсбург. И когда я понял, что Рита со мной не полетит, приемные родители моментально стали для меня «плохими».

— Вы не пробовали поговорить с ними о Рите?

— О, я все им сказал — они в ответ стали уверять, что я не понимаю, о чем говорю, а со временем оглянусь назад и буду очень рад, что за меня приняли такое решение. И Рита сказала то же самое, добавив, что мы сможем писать друг другу письма. Этого я слышать не хотел — это звучало как предательство, и я понимал только одно: что нас разлучат. Я не хотел уезжать из России, но меня все равно забрали, и я ни на что не мог повлиять.  

— Какие у вас первые воспоминания о Штатах?

— Что я не понимаю ни слова из того, что говорят вокруг. [Приемные] родители показывали мне много диснеевских мультфильмов, чтобы помочь выучить язык: «Красавица и чудовище», «Аладдин», «Пиноккио», «101 далматинец», «Бэмби». Еще меня отдали на плавание — и у меня до сих пор от этого посттравматический стресс. Тяжеловато плавать без рук — особенно если ты пока не говоришь по-английски и не можешь донести свои переживания до инструктора. 

Я не чувствовал себя в безопасности со своими приемными родителями. У наших отношений даже не было шанса: они оставались людьми, разлучившими меня с бабушкой Ритой. И лучше не стало — только хуже: например, мы разошлись в вопросе веры. 

— Вы не верите в Бога?

— Нет, я никогда не верил в Бога и всю эту чепуху — даже ребенком, еще не знающим слова «атеист»: у меня очень глубокие внутренние противоречия с представлениями о «любящем Отце», который позволяет детям вроде меня рождаться. А вот приемные родители оказались евангельскими христианами и людьми очень религиозными. И когда я, по их выражению, что-то «вытворял» во время службы — говорил невпопад или съедал больше печенья, чем было прилично, — они сажали меня под домашний арест.

Замкнутый круг: они меня наказывают — я пытаюсь им отомстить еще большим непослушанием — а они только ожесточаются. Наши отношения были, извините за каламбур, по-чернобыльски ядерными.

— Вас наказывали?

— Заставляли спать в подвале без одеяла. Кормили исключительно арахисовым маслом и сэндвичами с джемом: знали, что я эту еду не переношу, но давали мне ее на завтрак, обед и ужин; приходилось голодать. Подначивали моих приемных братьев и сестер устраивать беспорядок — просто чтобы мне было чем заняться по дому. Если честно, в российском детдоме мне было гораздо лучше, чем у них. К сожалению, в Пенсильвании такое домашнее насилие защищено законодательством штата.

— У вас есть братья и сестры?

— Да, еще у них был Бен и, кажется, около семи девочек. Лили, Сара, Кэти — не помню, родился ли кто-нибудь еще, пока я жил с ними. Из того же питерского детдома, откуда приехал и я, они взяли Фатиму. Еще были усыновления из Кореи, из Китая — родители всегда говорили, что «Бог приказывает нам усыновлять этих детей». Мне кажется, для них важнее было быть добрыми христианами, чем хорошими родителями.

Когда мы окончательно не поладили, они отправили меня в христианскую школу-интернат в Индиане, очень похожую на детдом. Родители решили изменить мою ориентацию: они считают, что быть геем — греховно. Когда мне было лет одиннадцать, мой приемный отец заметил, что я на него пялюсь — а он тогда был в одном нижнем белье. В общем, они были просто в ужасе: для них это кощунство.

— Как выглядело религиозное воспитание в интернате?

— Мы учили отрывки из Библии, каждый день ходили в церковь — даже математику нам преподавали на примерах из Писания! А во втором интернате — уже в штате Миссури — были еще и телесные наказания: за то, что не доучил псалом или слишком долго подстригал газон. Была система выговоров: как только ты зарабатывал 10 [баллов], тебя порол настоятель.

— Почему из школы в Индиане вас перевели в более суровый интернат в Миссури?

— Меня просто выгнали. И из второго интерната, кстати, тоже. Из обеих школ меня исключили за «сексуальные отклонения»: после очередного инцидента, доказывавшего, что я неисправим, настоятель звонил родителям и просил меня забрать. Они потратили десятки тысяч долларов на эти интернаты, и посмотрите, к чему это их привело — я все еще гей.

Когда я вернулся из Миссури, мы с родителями расстались. Я добился того, чтобы меня поместили в американскую систему для несовершеннолетних правонарушителей. Это как пенитенциарная система, но для подростков.

— Вы решили сесть в тюрьму, лишь бы не быть дома?

— Да, мне с ними было настолько плохо.

— Что вам пришлось натворить?

— Я просто слишком часто стал сбегать из дома. Я уходил как минимум полсотни раз: ночевал в церквях, в чужих незапертых машинах и гаражах, питаясь краденым — упаковками сахарной глазури и печеньем Oreo. Полиция меня находила и возвращала домой — родители наказывали, заставляя спать в подвале в одном белье, — но я срывался и так, раздетым: не хотел там оставаться. 

К нам домой постоянно приходили соцработники, приезжала полиция — она открыто говорила моим родителям, что «парень явно не хочет с вами оставаться, да и мы устали за ним бегать». Поверьте, если ребенок доставляет достаточно неудобств, правительству штата в конце концов приходится хоть что-то предпринимать. В итоге меня поместили в специальный государственный приют — только в этом детдоме многие подростки уже успели совершить вооруженное ограбление. Были и татуированные ребята из местных банд. Но убийц среди нас не было. 

Это все-таки не было тюрьмой — скорее я впервые оказался в обычной школе. Мне ставили подножки, потому что знали, что без рук я просто упаду лицом вниз; отбирали поднос с едой, который я обычно носил по столовой, зажав его между плечом и щекой. 

Архив Майкла Тримбла

— Сколько вам было, когда вы вышли из этого места?

— Мне было 18. По закону я был уже взрослым, но взрослым себя не ощущал. 

— А как тогда, если не взрослым?

— Свободным — как человек, который наконец-то может принимать решения за себя. Больше не было ни детдома, ни приемных родителей. Первым делом я нашел квартиру и поступил в колледж. Оглядываясь назад, понимаю, что это была просто потеря времени и денег: чтобы заплатить за обучение, я залез в многотысячные долги, но все еще не работаю по профессии.

За квартиру я платил из ежемесячных выплат по социальному страхованию инвалидности. Также мне полагался так называемый образовательный «грант Пелла» — это тысячи долларов каждый семестр. Но так как я посещал частный [Дюкский] университет, стоимость обучения все равно всегда была выше, чем покрывал грант, и мне пришлось взять несколько персональных кредитов.

— Вы видели своих приемных родителей с тех пор?

— Нет, ни разу.

«Я не могу стать президентом США, но на пост губернатора претендовать однозначно буду»

— А зачем вы выучились на политолога?

— Я хочу избраться на государственную должность — всегда хотел. Не хочу, чтобы другим детям пришлось пройти через то же, что и мне. Нужно запретить телесные наказания по всей стране, необходимо внедрить новые практики в систему усыновления: моя история ведь не единственный пример того, когда все пошло наперекосяк. Я не смогу избраться президентом, потому что я родился не в США, но на пост губернатора я претендовать однозначно буду.

— А за российской политикой вы следите?

— Немного. Не могу понять, почему Россия вдруг стала такой гомофобной. Не понимаю, как Путину удалось сосредоточить у себя в руках столько власти. Я наблюдал, как это происходило, — и мне кажется, Обама должен был жестче реагировать, когда Путин вторгся в Крым. Ну или в чем смысл Евросоюза и НАТО, если они не могут призвать к ответу за нарушение международного права? Еще читал про Навального, который у вас сейчас стал политзаключенным. Он, кстати, очень симпатичный! Но у него же девушка есть, да?

— Жена и двое детей.

— Что ж, не все мечты сбываются. Уверен, из него получится замечательный президент.

— Вы уже зарегистрировались как участник губернаторской гонки в Орегоне?

— Я еще заполняю бумаги — хочу, чтобы мое выдвижение оказалось сюрпризом для моих замшелых конкурентов, занимающихся политикой этого штата уже несколько десятилетий. В отличие от всех этих людей, я не собираюсь сидеть сложа руки — и знаешь почему? Потому что у меня нет рук, чтобы их складывать!

— Это официальный панчлайн вашей будущей кампании?

— Да, у меня много шуток завязано на том, что у меня нет рук! Но если серьезно, то я хочу вернуть равенство в публичную политику — и кто справится с этим лучше человека, который сам живет от зарплаты до зарплаты, отдавая почти половину дохода за жилье? 

— С какой программой вы будете выдвигаться?

— Я намерен расширить программу «Медикейд» — сейчас эта госпрограмма обеспечивает лечение бедных, а я хочу распространить ее на всех граждан. Американцы регулярно банкротятся из-за неподъемности собственных медицинских счетов! Еще нужно решить проблему с бездомными — ты знаешь, что некоторые европейские правительства оказывают финансовую поддержку людям, которые оказываются на улице?

Наконец, я хочу повысить статус велосипедного спорта в Орегоне. В Портленде, где я живу, он уже очень популярен, но почему бы не создать нужную инфраструктуру по всему штату? Это идеальное занятие для каждого: даже Дональд Трамп может ездить на велосипеде — если, конечно, отыщет сиденье под свою огромную задницу!

Я сам провел на байке 10 тысяч 868 миль в прошлом году. Велосипедная Мекка в Орегоне — это будет абсовеликолютно велосипедно!

«Скольким удалось снять на видео собственную клиническую смерть?»

— Как вы стали фанатом велосипедного спорта?

— Мне нравится, что у меня получается ездить — это очень освобождает. Позволяет чувствовать себя независимым. Еще я постоянно встречаю новых людей — и их реакции, когда они видят человека без рук на велосипеде, бесценны. Они так удивляются, когда я проезжаю мимо! Раз глянут, два — а потом, присмотревшись, замедляют машину, опускают окно, начинают фотографировать, задавать вопросы.  

— Вы правда зовете свой велосипед «Черная мамба»?

— Да, это отсылка! Мы с этой ядовитой змеей очень похожи: оба постоянно застаем людей врасплох.

— Как вы управляете велосипедом без рук?

— Мой байк немного модифицирован: руль удлинен и доходит мне до плеча — и я его контролирую с помощью перекладины U-образной формы, которая крепится к культе левой руки. Переключение скоростей у меня электронное, и шифтер закреплен гораздо выше на руле, чем обычно, чтобы я мог нажимать на него подбородком. А с тормозами я управляюсь правой ногой: в середине верхней трубы рамы есть специальная ручка, на которую можно надавить коленом. 

8,008 Miles Of ShortHandedness

Michael Trimble

— Когда вы сели на велосипед?

— В христианской школе в Миссури. Я помню свою первую поездку: куча гравия, какие-то неудобные крутые холмы. Велосипед был тяжелым, старым — настоятелю интерната пришлось выпрямить руль, чтобы тот доставал мне до плеча, а потом он достал из гаража какую-то перекладину, согнул ее и нашел способ прикрепить ее к моему плечу, чтобы я мог всем управлять. 

Но стоило мне ухватить суть, как сразу началось веселье: летишь вниз с пригорка, ветер бьет в лицо. Я так и не забыл это ощущение и, когда в 18 лет вышел на свободу из государственного приюта, сразу решил вернуться на байк. Но смог сделать это только десять лет спустя, в 2013 году.

— Откуда взялся перерыв в десять лет?

— Мне казалось, что изобретенный тем священником дизайн был достаточно простым, но найти людей, готовых его повторить, оказалось очень непросто. А в некоторых магазинах отказывались продать мне велосипед «по юридическим соображениям»: считали, что если я вдруг попаду в аварию на их велосипеде, то побегу в суд, чтобы добиться от них компенсации. 

— Аварии случаются?

— Одна поездка отправила меня в кому на девять дней — она, кстати, целиком попала ко мне на камеру: я постоянно езжу с GoPro. Я оказался в коме — и там не было никаких сияющих ангелов, Иисуса и облаков — ничего подобного, даже никаких манящих огней. Я как будто проспал все эти дни совсем без сновидений.

— В этом видео много крови.

— Да, много пролилось: я ехал без шлема, потерял контроль над велосипедом и очень неудачно упал — прямо на голову. Смотреть этот ролик после всего было довольно странно: я как будто назад во времени отправился. И потом скольким людям удалось записать на видео собственную клиническую смерть? На самом деле я рад, что удалось снять этот момент, потому что одна из моих будущих губернаторских инициатив — это принять в Орегоне закон, который обяжет не только подростков, но и взрослых надевать велосипедные шлемы при езде. 

— Легко вернулись на байк после этого?

— Я просто не мог дождаться. Можешь считать, что мне жить надоело. Шучу!

«Многие находятся в тех же условиях, что и я, но продолжают жить в какой-то дреме»

— На своем ютьюб-канале вы постоянно чем-то заняты: готовите, играете в боулинг, чините велосипед. Бывают ситуации, когда вы чувствуете себя не столь свободно?

— Каждый день в супермаркете, когда я не достаю до продуктов на верхней полке. С руками у меня таких проблем не было бы! И я, например, не могу перебирать фрукты или долго что-то выбирать в продуктовом: условно, если я к чему-то прикоснусь, мне придется это купить. Потому что остальным покупателям не нравится, когда продукты трогают ногами.

Еще люди разглядывают меня, куда бы я ни шел, — и не то чтобы я мог как-то на это повлиять. Я их понимаю: не каждый день видишь человека, который ест ногами. Или управляет байком без рук. Но я и не хочу это менять! Какой политик откажется от внимания: мне оно очень пригодится, когда я включусь в губернаторскую гонку в следующем году.

— Где вы работаете сейчас?

— В [работающей в сфере медицинского страхования НКО] CareOregon — занимаюсь обслуживанием клиентов. Предыдущего работодателя я засудил!

— А что случилось?

— Меня уволили! Супермаркеты сети Kroger хотели, чтобы я при входе в здание заносил свой велосипед вверх по лестнице — а я им ответил, что, согласно закону США, это они обязаны обеспечить мне все необходимые условия. И они моментально это сделали, попросту выставив за дверь. Но я их засудил — и выиграл этот суд.

Да, еще им не нравились мои спортивные штаны. Но я не могу носить формальные брюки, потому что у них талия не эластичная, а моим ногами нужна постоянная и полная свобода движения.

И я знаю, что меня не приняли еще на несколько позиций, потому что фирмы просто не хотели лишний раз рисковать и тратиться на мое размещение в офисе, на адаптацию под меня рабочего пространства.

— Такие незаконные увольнения часто происходят?

— Вообще-то у нас есть Закон об американцах с инвалидностями: согласно ему, например, работодатель не имеет права спросить тебя на собеседовании, что ты физически можешь или не можешь делать. Но компании все равно предпочитают не нанимать людей с инвалидностью, потому что воспринимают нас как проблемных, докучливых, утомительных.

Никто из работодателей, например, не ожидает увидеть парня в шлепанцах на собеседовании — а я хожу исключительно в шлепанцах, чтобы в любой момент можно было их скинуть и сделать что-то ногами. Это как такие зыбучие пески, которые могут «поплыть» в сторону нарушения закона любой момент.

Многие находятся в тех же условиях, что и я, но продолжают жить в какой-то дреме, в полусне: желают лучшей жизни, но не добиваются ее. Я потому и собираюсь стать губернатором штата: просто бесконечно устал от людей, которые громогласно обещают нам решение всех проблем — и не делают ничего.

— Вы ко всем проблемам относитесь с таким же энтузиазмом?

— Более или менее. Когда меня выставили с той работы в супермаркете, мне было не очень весело — но чек на 80 тысяч долларов, который они мне выписали по решению суда, вернул мне мой энтузиазм. 

Беседовала Лилия Яппарова

«Жизнь не закончилась, если у тебя нет руки или ноги»

Новости

В апреле исполнился год организации «Опора», первой и единственной в России, которая занимается социальной и правовой защитой людей с ампутацией конечностей.

Люди с инвалидностью·15. 04.2020

Как создавалась организация и что было сделано за год, рассказала АСИ председатель «Опоры» Елена Волохова.

«Восемь лет назад я попала в аварию и лишилась руки и ноги. Через полгода вышла на подиум (Проект о моде для людей с инвалидностью Bezgraniz Couture — Прим. АСИ), обо мне снимали передачи и писали в СМИ. Люди с ампутацией со всей России стали обращаться ко мне, кто-то приезжал в Москву, кто-то не мог, но со всеми мы общались. Есть ребята, которых я вытащила из глубочайшей депрессии. Они поняли, что жизнь не закончилась, если у тебя нет руки или ноги. Некоторые стали спортсменами, кто-то создал семью. И благодаря вот этим моим знакомствам за год мы открыли представительства «Опоры» в 46 регионах», — рассказала АСИ Елена Волохова.

Поддержка на первых порах

В первый же год работы Волохова добилась, чтобы руководителей региональных отделений «Опоры» включили в состав действующих органов, которые работают в направлении реабилитации людей с инвалидностью: Министерство здравоохранения РФ и Федеральное бюро медико-социальной экспертизы (МСЭ). Сама Елена вошла в Общественный совет по защите прав пациентов при Федеральной службе по надзору в сфере здравоохранения.

«Мы уверены, что нет более убедительного стимула к реабилитации, чем успешный опыт восстановления такого же человека с ампутацией, как ты сам, — говорит председатель «Опоры». — Мы заключили договоры с больницами, которые проводят ампутации в Москве и области, Самаре, Краснодарском крае, Ставрополе. Когда происходят ампутации, врачи приглашают нас в больницу. Мы оказываем пациентам морально-психологическую поддержку, даем рекомендации, как правильно ухаживать за культей, готовить ее к протезированию, выполнять упражнения для поддержания физической формы. Разговариваем с родственниками. Такая поддержка на первых порах очень важна. Ампутация – не проблема, но нужно научиться жить немного по-другому».

Изменения в законодательстве

В 2019 году «Опора» провела две конференции в Москве, в них участвовали руководители региональных отделений, представители Совета Федерации Федерального собрания РФ, Федерального бюро медико-социальной экспертизы, Минтруда России и Фонда социального страхования РФ.

По итогам второй конференции сформулировали предложения, касающиеся программы реабилитации людей с ампутациями, их обеспечения техническими средствами реабилитации, компенсации за самостоятельно приобретенные протезно-ортопедические изделия, и направили их в Минздрав, Минтруд, бюро МСЭ и Фонд социального страхования.

«Например, есть программа, где написано, что положено человеку, пережившему инсульт. Это прям такой маршрутизатор. По ампутациям же ничего не понятно и много спорных вопросов. И органы госвласти не смогут решить их сами, просто потому что они банально с этим не сталкивались. В «Опоре» же 90% людей, переживших ампутацию, поэтому мы знаем, как и что должно быть» , — пояснила Волохова.

Она отметила, что в частности государственный бюджет не целесообразно тратится на протезы. И «Опора» дала свои рекомендации, как правильно нужно прописать классификатор.

«Государство может дать одинаковый протез и спортсмену, и дедушке, который в основном сидит дома, а ходит только в магазин и обратно. Хотя ему можно было бы предложить протез подешевле, который тоже хороший, и его функций достаточно для пожилого человека. А спортсмена обеспечить более дорогим протезом», — объяснила Волохова.

Теперь представители «Опоры» будут участвовать в проведении экспертизы качества средств реабилитации, закупаемых Фондом социального страхования.

Больше о работе «Опоры» можно узнать на сайте организации.

Подписывайтесь на телеграм-канал АСИ.

4 урока, которым я научился, живя без рук

11-летняя Клейди из Гватемалы родилась без обеих рук. Несмотря на свою инвалидность, она не позволит ничему помешать ей писать!

04 фев, 2020

11-летний Клайди из Гватемалы родился с разницей конечностей, без обеих рук. В большинстве бедных гватемальских общин ребенок с такой инвалидностью считался бы неполноценным, без надежды на какое-либо будущее.

Но бабушка Клайди и наставник Центра сострадания увидели ее потенциал.

Они относились к ней, как к любому другому ребенку. Сегодня Клайди не только умеет писать, но и получает призы за свое письмо!

Клейди хотела бы поделиться с вами тем, что она узнала, живя с разницей конечностей:

Я счастлив таким образом

Я родился очень здоровым, весом 8 фунтов, в 7 часов вечера. Я родился без рук, но я могу все. Я чувствую себя прекрасно, потому что я человек, такой же, как и другие. Бог создал меня таким, и я научился пользоваться предплечьями вместо кистей. Вот четыре вещи, которым я научился, живя без рук.

1. Я знаю, что Бог добр ко мне, потому что Он сделал нас всех равными

Бог помог мне развить мои способности и мою учебу. Я лучший ученик в своем классе, и я всегда являюсь знаменосцем. Мои друзья сказали мне, что они хотели бы иметь мои способности к обучению.

2. Я понял, что не должен обращать на это внимания, если кто-то проявляет ко мне неуважение

У меня хорошие отношения с друзьями. Они уважают меня и относятся ко мне с любовью, если кто-то проявляет ко мне неуважение.

3. За свою жизнь я понял, что ограничений нет

Я могу делать все, что захочу, потому что Бог всегда поддерживает меня в моем движении вперед.

4. С моими способностями я должен не сдаваться, а стремиться изо дня в день

Я хочу показать миру, что если я смогу это сделать, то они тоже смогут научиться быть счастливыми навсегда.

Хотя Клайди так полна сил, у нее было неуверенное начало

К сожалению, в большинстве бедных гватемальских общин дети, рожденные с разницей конечностей или другими недостатками, маргинализируются, и считается, что у них нет будущего, даже если они обладают превосходным интеллектом. Ресурсы для детей с особыми потребностями в сфере образования и здравоохранения недостаточны. И многие дети, инвалидность которых можно было бы предотвратить с помощью раннего выявления и вмешательства, не получают своевременной помощи, в которой они нуждаются, особенно в сельских районах Гватемалы.

Это предубеждение против детей-инвалидов повлияло на Клайди с раннего возраста.

Клейди не знает, кто ее отец, а когда ей было 3 года, мать, стыдясь инвалидности дочери, бросила ее. К счастью, у нее есть добросердечная бабушка Викталина, которая забрала отвергнутого малыша к себе домой.

«Мне было грустно из-за того, что моя дочь думала о Клайди и что она чувствовала, — говорит Викталина. «Я знала, что из-за ее особых потребностей ухаживать за ней будет непросто. Но я верил в Бога. ”

Викталина относилась к Клайди так же, как к любому другому ребенку, как и наставник Клайди

.

Викталина считала, что Клейди сможет преодолеть свои ограничения и добиться таких же успехов, как и любой другой ребенок в сообществе. В ее стремлениях к Клайди Викталину поддержал Джамин, наставник в центре сострадания, который посещает Клайди. На самом деле Джамин научил Клайди писать.

«Я отношусь к Клейди так же, как и к другим девушкам в центре Сострадания», — говорит Джамин. «Я считаю, что у нее те же способности и возможности, что и у них. Вот почему я научил ее, как держать карандаш запястьями, чтобы писать. Она очень быстро научилась! ”

Поверив в способности своей внучки, Викталина сделала смелый шаг, забрав Клэйди из школы для детей с особыми потребностями и записав ее в местную государственную школу.

«Я знал, что это будет большой проблемой для Клейди, потому что не было ресурсов для удовлетворения ее дополнительных потребностей, и с ней будут обращаться как с ребенком без ограничений. Тем не менее, я считала, что это хорошая идея, потому что она исключительная девушка», — говорит Викталина.

Викталина была права. Клайди говорит, что смена школы стала огромным улучшением в ее жизни. Клайди знала большинство своих одноклассников из церкви и центра Сострадания, и они с радостью помогали ей с любыми возникающими трудностями.

«Я люблю своих друзей!» Клайди говорит с сияющими глазами. «Они очень помогают мне, если мне что-то нужно. Если мне понадобится карандаш, кто-нибудь мне его даст. Или, если мне нужна дополнительная помощь дома, кто-то помогает мне».

Викталина поражена тем, как центр Сострадания помог ее внучке стать той девушкой, которой она всегда знала, что она может быть — девушкой с мечтами, возможностями и блестящим будущим.

Теперь Клайди меняет мышление своего сообщества

Из-за препятствий, которые она преодолела, живя с разницей конечностей, Клейди излучает уверенность. И благодаря ей многие люди в ее сообществе по-новому относятся к детям с ограниченными возможностями. Этих детей больше не считают помехой или помехой. Люди учатся ценить и поощрять их к полной реализации своего потенциала.

«Мне нравится, что центр и мой наставник Джамин верят в меня и поддерживают мое будущее, — говорит Клейди. «Раньше я грустил о своем прошлом, но благодаря любви моих друзей из центра, моей бабушки и Бога я счастлив».

Клэйди надеется, что она сможет поддержать других детей с ограниченными возможностями, такими как разница в конечностях.

«Я хочу поддерживать детей с такими же потребностями, как у меня, и побуждать их не чувствовать себя одинокими», — говорит Клейди. «Даже если они такие же, как я, без родителей, Бог всегда будет рядом с ними. ”

Вы можете помочь ребенку с особыми потребностями, как Клейди

Знаете ли вы, что можете спонсировать ребенка с особыми потребностями? Там ждет ребенок, который, как и Клайди, нуждается в том, чтобы кто-то подошел к ней, чтобы сказать: «Ты можешь сделать это. Бог любит тебя!» Вы можете стать таким человеком в жизни ребенка с особыми потребностями. Хотя мы не можем предоставить конкретные сведения о здоровье ребенка из соображений конфиденциальности и защиты, мы все же можем связать вас с ребенком, который сталкивается с дополнительными проблемами, такими как Клейди.

Сделайте шаг сегодня, чтобы изменить жизнь особенного ребенка.

Оригинальная версия этой статьи была опубликована Compassion International.

Браслет позволяет использовать любое смарт-устройство

Гаджет типа часов заменяет прикосновение пальца и щелчок компьютерной мыши

Браслет позволяет людям, которые не могут пользоваться руками, управлять любым телефоном, ноутбуком или планшетом.

Переводит движения пользователя в команды для любого сопряженного Bluetooth-устройства, заменяя движение пальца по сенсорному экрану, нажатие на клавиатуру и щелчок мышью.

Одним движением руки пользователи с церебральным параличом впервые могут рисовать в цифровом виде. Раненые ветераны могут набирать электронные письма и текстовые сообщения, играть в игры и обрезать фотографии.

Человек с церебральным параличом впервые рисует в цифровом виде с помощью MyMove. Предоставлено

Гаджет типа часов дает им полный контроль над любым устройством, которое они используют, позволяя им контролировать каждую функцию на экране.

Даже если у человека тремор, устройство покажет плавно перемещающийся по экрану курсор.

Его можно носить на запястье, плече или ноге — везде, где пользователь совершает движение — и адаптируется к любой форме движения уже через 10 минут калибровки.

Мой ход. Предоставлено

Помимо повседневного использования, устройство MyMove стоимостью 990 долларов предназначено для реабилитации людей с ампутированными конечностями с фантомными болями и помогает людям с ограниченными возможностями найти работу.

Компания 6Degrees из Тель-Авива, разработавшая устройство, стремится предоставить людям с ограниченными возможностями полный доступ к технологиям.

«Наше видение состоит в том, чтобы позволить любому человеку управлять интеллектуальными устройствами или цифровым миром, используя их существующее движение и имеющиеся возможности, — говорит Мири Бергер, генеральный директор и соучредитель.

MyMove постоянно собирает данные и адаптируется к уникальным движениям каждого пользователя.

Существует множество инклюзивных технологий для людей с ограниченными возможностями. Многие устройства предназначены для пользователей, которые вообще не двигаются, например, устройства, которые отслеживают движения глаз или реагируют на команды мозга.

Основатели Мири Бергер и Арье Кац. Предоставлено: Лиат Шалит

«Мы не просим вас устанавливать устройство, потому что вся калибровка выполняется аппаратно», — говорит Бергер NoCamels. «Вот чем мы отличаемся — мы делаем это в режиме реального времени, и мы делаем это таким образом, чтобы это было персонализировано для пользователя».

Бергер познакомилась со своим нынешним мужем Арье Кацем (соучредителем и техническим директором) вскоре после того, как он был ранен во время службы в Армии обороны Израиля в качестве десантника. Во время своей физической реабилитации она заметила, как людям с травмированными конечностями не хватало самостоятельности.

Она снова столкнулась с проблемой во время учебы в Институте Пратта в Нью-Йорке, где ее учитель, ампутированный, не мог использовать протез руки с компьютером при обучении компьютерному моделированию.

«Мы хотели помочь людям, утратившим мелкую моторику, вновь обрести независимость, — рассказывает она NoCamels.

Пара совершила алию в Израиль в 2017 году и в том же году основала 6Degrees. Они начали продавать MyMove по всему миру в апреле прошлого года.

Компания берет свое название от физического термина «шесть степеней свободы», который относится к свободе движения твердого тела в трехмерном пространстве.

Люди с ограниченными возможностями могут получить доступ к устройству в соответствии с Законом США о вспомогательных технологиях (AT), который предоставляет федеральное финансирование каждому штату для их поддержки.

Одна из ее услуг позволяет пользователям брать AT на срок до шести недель, посмотреть, как это повышает их независимость в повседневной жизни, и решить, хотят ли они приобрести его за счет федерального финансирования.

Технология также применяется в двух американских университетах, чтобы помочь студентам, а также в двух корпорациях, чтобы улучшить способность сотрудников работать.

«Мы хотим предложить больше, чем цифровую независимость, и стремимся к экономической независимости для людей с ограниченными возможностями», — говорит Бергер.

6Degrees совместно с Медицинским центром Шиба в Рамат-Гане, Израиль, проводит пилотный проект по объединению своей технологии с гарнитурами виртуальной реальности (VR) для людей, испытывающих фантомные боли в конечностях после ампутации.

В качестве терапии разработана футбольная игра, в которую пациенты играют с двумя полными виртуальными конечностями, чтобы уменьшить фантомную боль в качестве альтернативы текущему лечению, зеркальной терапии.

6Degrees сотрудничает с Медицинским центром Шиба, чтобы проверить, может ли MyMove работать в новой комбинированной терапии для людей с ампутированными конечностями с фантомной болью в конечностях. Предоставлено

«Твое тело не знает, что ты потерял ногу. Он продолжает посылать вам сигналы, чтобы активировать конечность, например, пошевелить пальцами ног», — говорит Бергер.