Пластический хирург объяснила, зачем девушки делают огромные губы — Газета.Ru
Пластический хирург объяснила, зачем девушки делают огромные губы — Газета.Ru | Новости
close
100%
Пластический хирург Виктория Блинова рассказала «Газете.Ru» зачем девушки чрезмерно увеличивают губы.
По словам специалиста, причиной непропорционально больших губ может быть самооценка пациентки, ее комплексы или понимание прекрасного, а также мода на стандарты красоты.
«Редкое изменение внешности не базируется на заниженной самооценке. Например, женщина не уверена в себе и думает, что с большими губами будет лучше выглядеть. Не стоит умалять значение моды и посылов, которые навязывают обществу социальные сети. Девушкам кажется, что сделав заметные губы, они сразу окунутся в красивую жизнь – как блогеры, которых они видят. Разочарование, конечно, неминуемо».
Блинова добавила, что увеличение губ – очень распространенная процедура. По мнению специалиста, губы после увеличения должны выглядеть красиво, но при этом естественно.
«Есть и еще один момент – обладательницы больших губ просто не замечают, как переходят грань. Когда увеличиваешь губы, то через какое-то время к ним привыкаешь и кажется, можно бы сделать еще чуть-чуть больше, и еще, и еще.
Надо понимать, что пухлые губы могут выглядеть по-разному: и как у Анджелины Джоли, и как у Маши Малиновской. Мне и тем, кого я знаю, нравится натуральность. Грамотно и профессионально «накачанные» губы могут выглядеть натурально и привлекательно», – подытожила Блинова.
Ранее стоматолог назвала скрытые причины кариеса.
Подписывайтесь на «Газету.Ru» в Новостях, Дзен и Telegram.
Чтобы сообщить об ошибке, выделите текст и нажмите Ctrl+Enter
Новости
Дзен
Telegram
«Хочу, чтобы дети сдали меня в дом престарелых, если я выживу из ума»
Бухгалтер из Тулы – о долге детей перед родителями
«Сделала в клинике грудь и губы, теперь муж не хочет со мной секса»
Парикмахер из Мытищ – о любви мужчин к натуральной красоте
«Будущий муж спит с матерью в одной кровати и считает это нормальным»
Юрист из Москвы – о сомнениях накануне брака
«Выпрашивание денег у мужа на любую мелочь превратилось для меня в пытку»
Менеджер из подмосковного Пушкино – о финансовом насилии со стороны мужа в первом браке
«Избранница сына старше его в два раза и весит вдвое больше меня»
Фитнес-инструктор из Реутова – о непонятном выборе выросшего ребенка
Кодинг только для девушек: зачем создавать женские образовательные программы в IT
Даже среди тех, кто признает гендерное неравенство в сфере цифровых технологий, много споров о том, какие методы для этого подходят. Например, программы «только для женщин» — это полезная инициатива или гетто, которое усиливает существующее разделение? Зачем создавать безопасную среду для женщин в IT и как это делать, рассуждает руководитель обучения взрослых международной школы программирования «Алгоритмика» Ирина Новикова
Сегодня в области цифровых технологий женщины занимают менее четверти должностей, а руководящих позиций еще меньше — 9%. При этом компании начинают ориентироваться на исследования, доказывающие экономическую эффективность разнообразия в коллективе. В том числе поэтому сейчас появляются курсы и мастер-классы по программированию специально для женщин.
Зачем женщинам отдельные программы
Формально не существует ограничений, которые не давали бы девушкам учиться IT-специальностям или работать в этой сфере. Тем не менее гендерные стереотипы до сих пор мешают получать работу и чувствовать себя комфортно в мужском коллективе. По результатам опроса, который «Алгоритмика» провела среди 1200 девушек, работающих в IT, 90% респонденток сталкивались с мнением, что они занимаются «неженским» делом. Треть женщин оказывались в ситуации, когда их не воспринимали всерьез из-за пола, а 30% слышали, что работодатели не рассматривают девушек на позиции в IT. Даже получая работу, женщины нередко продолжают испытывать моральное давление. Если парень не справится с задачей, никто не станет говорить, что мужчинам не место в такой сложной сфере, как IT, — но когда над проектом работает девушка, по её успехам и ошибкам часто делают выводы о способностях всех женщин.
Это сказывается на общей атмосфере: 40% девушек признаются, что им некомфортно учиться и работать в мужском коллективе.Программы «только для женщин» нужны как раз для создания среды без стереотипов и давления. Например, некоммерческая организация Django Girls с 2014 года организует в разных странах (в том числе и в России) воркшопы, на которых девушки учатся работать с языками HTML, CSS, Python и Django. Преподают там и мужчины, и женщины, но последним отдают предпочтение. Как объясняла в 2018 году Ольга Тележная, организующая программу в Санкт-Петербурге, это нужно, чтобы показать участницам ролевые модели — успешных женщин, работающих в традиционно «мужской» сфере.
С ролевыми моделями для женщин в IT действительно сложно: по данным аналитического центра НАФИ, в 2020 году россияне, называя успешных людей в сфере цифровых технологий, вспоминали в основном мужские имена, и только 1% респондентов смогли назвать женщин. Это отражается и на воспитании детей — девочкам в три раза реже, чем мальчикам, родители рекомендуют карьеру, связанную с технологиями.
Поэтому появляются инициативы по развитию женского IT-комьюнити. Например, этим занимается международная группа PyLadies родом из Лос-Анджелеса, которая объединяет Python-разработчиц. Мероприятия PyLadies могут проходить в формате хакатонов, воркшопов или просто встреч, где обсуждаются сложности, с которыми сталкиваются девушки в IT. Цель таких проектов — не только чему-то научить, но также создать комфортную среду без обесценивания, показать участницам, что они не одиноки в своем интересе к Python и IT в целом. По словам организаторов, это помогает женщинам становиться увереннее, более активно участвовать в мероприятиях и конференциях уже без гендерного разделения.
Материал по теме
Точно ли это не сексизм
Любые проекты с пометкой «только для женщин» вызывают смешанные отзывы и обвинения в сексизме — причем с обеих сторон. Некоторые мужчины недовольны тем, что проводятся мероприятия, в которых им запрещено участвовать. Подобная история была в 2019 году, когда в Санкт-Петербурге открылась male-free кофейня-коворкинг «Симона». Доступ мужчинам туда был закрыт с 11:00 до 19:00, а площадка позиционировалась как место, где женщины могут почувствовать себя в безопасности и комфортно поработать. Инициативу обвиняли в сексизме — звучали аргументы, что открытие аналогичного проекта, куда не допускали бы женщин, в наше время вызвало бы скандал. Несмотря на критику, кафе проработало до 2021 года.
Вопросы вызывают и соревнования специально для женщин — например, женские турниры по шахматам или олимпиады по математике для девочек. Их выделяют в отдельную категорию, так как в топе смешанных соревнований девушек оказывается существенно меньше, чем мужчин. С одной стороны, это позволяет женщинам получать соревновательный опыт и выигрывать, с другой — девушки как будто официально признаются не конкурентами мужчинам.
Поэтому инициативы «women only» нередко провоцируют критику от самих женщин, которые видят в этом элемент снисхождения — как будто без специальных программ и разграничений девушки не способны построить карьеру и конкурировать с остальными специалистами в индустрии.Упреки в сексизме звучат настолько часто, что в разделе вопросов на сайте Django Girls этому посвящен отдельный блок: в нем основательницы проекта объясняют, что программа призвана не разделить людей на группы, а, наоборот, объединить тех, кто чувствует себя некомфортно, и помочь им.
Материал по теме
Как создавать безопасные пространства для женщин
Кодекс ратифицировали более 130 IT-сообществ и конференций из разных стран мира, от Аргентины до Ливана. Но использовать именно этот или любой другой кодекс необязательно, можно сформулировать свои правила. Идея в том, чтобы прописать, каких ценностей придерживается проект, — обычно этого достаточно, чтобы отпугнуть тех потенциальных участников, которые не готовы с ними считаться.
При этом самой программе не обязательно содержательно отличаться от того, чему учат на любых смешанных курсах. Разделение «women only» должно убирать барьеры, которые не дают войти в новую сферу (страх осуждения, насмешек), но менять саму программу, стараясь как-то дополнительно подстроить ее под девушек, было бы странно.
Можно вспомнить и известную активистскую концепцию «ничего для нас без нас». В случае с женскими программами это значит, что в их разработке и проведении должны принимать участие сами женщины, но организаторы соблюдают этот принцип по-разному. Некоторые не допускают мужчин ни в какой роли, другие делают исключения — ведь выпускницы в будущем все равно будут работать в смешанных коллективах. При этом в команде, которая работает над курсом и учебным процессом, должны быть женщины — то есть те, кто готов услышать и проанализировать запросы аудитории.
Однако важно убедиться, что преподаватель не разрушит атмосферу безопасного места. Для этого можно проводить дополнительный инструктаж или на этапе отбора отсеивать тех, кто озвучивает гендерные стереотипы (это легко заметить на собеседовании). Можно также собирать обратную связь от учеников после каждого занятия — это позволяет быстро заметить, если что-то пошло не так.
И, конечно, безопасные пространства не нужно никому навязывать. Если женщине комфортно обучаться в обычном коллективе, и она не чувствует потребности в поддержке, это отлично. В конце концов, цель проектов women only — не загнать девушек в гетто или отобрать рабочие места у мужчин, а помочь женщинам развиваться в тех сферах, которые им интересы. В условиях кадрового голода, который только усилился во время пандемии, популяризация цифровых технологий среди женщин даст рынку дополнительный приток мотивированных специалистов.
Материальные девушки: почему реальность имеет значение для феминизма — обзор
Джулиан Баггини рецензирует на скандальную новую книгу Кэтлин Сток.
Материальные девушки: почему реальность имеет значение для феминизма, Кэтлин Сток (Fleet), $26,99/£16,99 имеют точно такие же жизненные возможности, как и не-трансгендеры». Так что вы можете быть удивлены, узнав, что Сток, гендерно-критическую феминистку, регулярно осуждают как трансфобную «ТЕРФ» — транс-исключающую радикальную феминистку.
Такова запутанная и капризная природа нынешних дебатов о транс-правах. Даже описание этого как спора с двумя сторонами вызывает возмущение, поскольку многие настаивают на том, что дебатов не должно быть. Для них транс-женщины — это женщины, транс-мужчины — это мужчины, и точка. Люди, отрицающие это, заслуживают не большего уважения, чем отрицатели изменения климата, антисемиты или гомофобы.
Транс-философ Софи Грейс Чаппелл, например, написала в Твиттере: «Гендерно-критические убеждения достойны уважения в цивилизованном обществе. Точно так же, как взгляды креационистов молодой Земли», и что гендерно-критическая точка зрения является «законной альтернативой… не более, чем антисемитизм является законной альтернативой принятию еврейского народа».
С этой точки зрения, единственным приемлемым обзором книги Стока может быть тот, который осуждает ее. Все, что меньше, чем прямое отклонение, доказывает, что рецензент либо неквалифицирован, либо фанатичен.
После прочтения Material Girls я по-прежнему сбит с толку этой манихейской ортодоксальностью. Сток и те, кто с ней согласен, могут ошибаться, но почему так много убежденных, что их ошибки не только очевидны, но и ненавистны?
Чтобы понять это, мы должны понять одну из тех, что Сток называет ключевыми «аксиомами» современного транс-активизма: «Гендерная идентичность, а не биологический пол, делает вас мужчиной или женщиной (или ни тем, ни другим)». Гендерная идентичность — это то, как вы относитесь к себе, а пол — это то, в чем каждый имеет абсолютный авторитет от первого лица. Поэтому, если вы подвергаете сомнению чью-то собственную гендерную идентичность, вы отказываетесь принять правду, к которой имеют доступ только они, отрицая их реальность, когда это вся реальность, которая существует.
Чаппелл весьма точно подытожила это в другом твите, в котором она сказала: «В общем, люди являются теми, за кого себя выдают. Трансгендеры тоже те, за кого себя выдают. Давайте говорить, будьте готовы узнать что-то новое, и не газлайтите нас, поверьте нам. #TransMenAreMen». Точно так же и трансгендерные женщины — это женщины.
Любой, кто знаком с нынешним стандартным различием между гендером и полом, может предположить, что существует простой способ понять это, согласиться и продолжать весело проводить время. Гендер социально сконструирован, а пол — биологически. Если это так, то трансгендеры действительно могут быть кем угодно пол они чувствуют, независимо от своего биологического пола . Трансгендерные мужчины — это действительно мужчины, а также биологические женщины.
Но такое утверждение возмутительно для многих транс-активистов, которые утверждают, что гендерная идентичность — это все, что имеет значение. Как говорит Сток, если гендерная идентичность — это то, что делает вас мужчиной или женщиной, то «существование трансгендеров налагает на всех нас моральное обязательство признавать и юридически защищать гендерную идентичность, а не биологический пол».
Суть проблемы. Действительно ли гендерная идентичность — это все, что следует учитывать при разделении людей на мужчин и женщин, мужчин и женщин? Или биологический пол иногда тоже имеет значение?
Все сторонники примата гендерной идентичности согласны с тем, что нам не нужно апеллировать к биологическому полу, чтобы различать мужчин и женщин. Большая часть, а может быть, и большинство верят в это, потому что вообще отвергают легитимность категории биологического пола.
Эта линия аргументации получила известность в книге Джудит Батлер 1990 года « Гендерные проблемы: феминизм и подрыв идентичности ». Батлер отрицал существование объективной реальности, лежащей в основе разделения полов. «За выражением пола нет никакой гендерной идентичности», — написала она. «[Я] идентичность перформативно конституируется теми самыми «выражениями», которые, как говорят, являются ее результатами». Радикальным следствием этого является то, что пол/гендерное различие рушится в сторону гендера: «возможно, эта конструкция, называемая «полом», так же культурно сконструирована, как и гендер; на самом деле, возможно, это всегда уже был гендер, в результате чего различие между полом и гендером оказывается вовсе не различием».
Идеи Батлера оказали огромное влияние, но они не лишены очевидных трудностей. Как только вы начинаете отрицать, что биология выделяет реальные категории в природе, Сток утверждает, что вы также должны заключить, что «нет никаких заранее данных фактов о естественном отборе», «нет полового размножения» и даже «нет изменения климата, по крайней мере, в общепринятом понимании». ».
Она занимает много страниц, чтобы защитить идею о том, что биологический секс реален. То, что она делает это, само по себе поразительно. Ни один биолог не может обойтись без этой концепции, а поскольку люди такие же млекопитающие, как и все остальные, не может быть, чтобы они одни могли оставить после себя такое грубое различие.
Также трудно понять, как мы можем понять сексуальную ориентацию без ссылки на биологический пол. Откажитесь от биологического пола, и определение гетеросексуала — это человек, которого привлекает кто-то с противоположной ему гендерной идентичностью. Но это эмпирически неверно. Большинство гетеросексуалов не испытывают сексуального влечения к людям с такими же гениталиями, как у них, как бы они себя ни идентифицировали. Это имеет значение для сайтов знакомств, например, где Сток утверждает: «Право человека на неприкосновенность частной жизни не превосходит право другого человека выбирать своих сексуальных партнеров в соответствии с их основной сексуальной ориентацией». Сток утверждает, что те, кто отрицает биологическую основу сексуальной ориентации, вынуждены утверждать такие вещи, как «основной причиной отказа лесбиянки спать с транс-женщиной или гея с транс-мужчиной может быть только фанатизм и отвращение к транс-людям. ”
Многие из тех, кто не стал бы отрицать какую-то связь между биологией и полом, по-прежнему считают последнюю проблематичной основой для разделения популяций. Одним из ключевых факторов этого является широко распространенное мнение о том, что секс — это не бинарность, а континуум. Сток не согласен, утверждая, что ««континуум» предполагает соседние объекты, которые лишь слегка отличимы друг от друга, что здесь не так».
Существование людей-интерсексуалов не возражает против этого. Как говорит Сток, «тяжелые случаи не являются особым фактом в отношении категорий мужской и женский, » и выделяя курсивом, казалось бы, в раздражении для акцента, « трудности с пограничными случаями абсолютно стандартны для биологических категорий ». Это верно, даже если вы принимаете аргумент профессора биологии и гендерных исследований Энн Фаусто-Стерлинг о том, что 1,7% населения являются интерсексуалами, тогда как Сток говорит, что это больше похоже на 0,018%.
Одна из причин, по которой людей привлекает идея о том, что мы должны покончить с категориями пола, заключается в том, что их убеждает заявление Батлера о том, что, согласно формулировке Стока, «любая бинарная теория полов неизбежно должна быть «нормативной» и, следовательно, исключительный’». Но любая категория — углеводы, жидкости, сфероиды — «исключает» в тривиальном смысле, и поэтому простое признание того, что некоторые люди попадают в разные категории, «не является оценочным суждением о превосходстве или неполноценности или каких-либо других положительных или отрицательных коннотациях».
Удивительно, что вывод Стока «Из бинарных систем в природе деление на пол является одним из самых устойчивых и предсказуемых» сегодня многие считают не только возмутительным, но и предвзятым. Если аргумент о том, что гендерно-критическая позиция является трансфобной, основан на отрицании биологического пола, он, безусловно, должен рухнуть.
Более разумная позиция состоит в том, что биологический пол реален, но просто не имеет значения во всех или почти во всех социальных контекстах. Конечно, врачу может понадобиться знать ваш биологический пол, чтобы решить, какие тесты и обследования вам следует пройти, но это все. И даже здесь можно возразить, что врачу не обязательно знать ваш пол, достаточно знать некоторые анатомические факты о вас, например, есть ли у вас яички, грудь, шейка матки и так далее.
Сток утверждает, что нельзя так просто отказаться от секса. Например, она утверждает, что важно, чтобы некоторые места, предназначенные только для женщин, исключали людей с пенисами, даже если они идентифицируют себя как женщины. «Вы хотите сказать, что все или большинство транс-женщин — хищники?» она (правильно) представляет, как говорят ее критики. «Нет, очевидно, нет, — настойчиво отвечает она, — точно так же, как сказать, что самцов вообще не следует исключать из пространств только для женщин, не значит сказать, что все или большинство самцов являются хищниками. Это не так». Ее беспокоит не то, что транс-люди демоничны, а то, что «мужчинам с плохими намерениями будет легко воспользоваться преимуществом и таким образом подвергнуть женщин риску».
Она также считает, что разрешение транс-женщинам участвовать в женских видах спорта поставит цисгендерных женщин-спортсменок в невыгодное положение, а в некоторых контактных видах спорта, таких как регби, под угрозой получения телесных повреждений.
Сток приводит веские доводы, и, хотя можно предположить, что преимущества разрешения самоопределяемому полу определять доступ ко всему перевешивают любые риски и вред, это не делает Сток трансфобным, а просто неправильным.
Самым убедительным доказательством того, что в позиции Сток нет ничего ненавистного, является то, что она цитирует нескольких трансгендеров, которые с ней согласны. «Я транс-женщина, я мужчина, я не могу быть одним без другого», — сказала транс-женщина Фионн Орландер. Точно так же транс-мужчина Бак Энджел сказал: «Я официально сменил пол и теперь живу как мужчина. Все местоимения мужского пола. Я транссексуал и никогда не буду биологически мужчиной. Но я живу как мужчина». Подобные свидетельства скорее развенчивают представление о том, что единственное, что нужно делать порядочным людям, — это слушать и верить трансгендерам, поскольку они говорят и верят в разное. И если многие трансгендеры могут с радостью признать, что существует разница между гендером, который они сами себе определили, и своим биологическим полом, это различие не может быть фанатичным, если только, как говорит Сток, вы не отвергнете таких свидетелей как «ненавидящих себя» или находящихся в состоянии «ложное сознание».
Почему же тогда нарратив о гендерной идентичности стал настолько доминирующим, что стал единственным приемлемым для многих? Сток считает, что похвальная забота геев о том, чтобы поступать правильно, заставила многих согласиться с любой линией, которую отстаивают самые активные правозащитные группы. Их риторика часто подразумевает, что те, кто идет против этого, представляют собой экзистенциальную угрозу, как, например, разговоры группы Stonewall об «искоренении» трансгендерных людей.
Это также было вызвано страхом, что любое сомнение в непогрешимой истине самоопределения пола приведет к ужасному психическому здоровью и даже к самоубийству. «Существует очень сильное мнение, что если вы не перейдете, вы убьете себя», — говорит один трансгендер, который сейчас перешел на детранзишн. — Я искренне думал, что это единственный вариант.
Стоунволл помог создать такое впечатление, сославшись на фундаментально ошибочный опрос, в котором утверждалось, что двое из пяти молодых трансгендеров в какой-то момент пытались покончить с собой. Более точную картину рисует Служба развития гендерной идентичности Великобритании (GIDS), которая говорит, что «многие молодые люди, обращающиеся в гендерные службы, не обязательно испытывают стресс» и что «самоубийства случаются крайне редко».
Возможно, одной из самых провокационных частей книги Сток является ее идея о том, что гендерная идентичность может и должна иногда восприниматься как «юридическая фикция». Такая фикция создается, «когда закон действует так, как если бы что-то имело место, для определенных определенных юридических целей, тогда как на самом деле это не так», например, когда он рассматривает юридическое лицо как физическое лицо. Это может показаться оскорбительным, но Сток считает, что вымыслы могут быть значимыми и полезными, говоря, что «часто есть рациональный смысл погрузиться в вымысел о том, что люди могут менять пол». Но важно, чтобы мы знали на каком-то уровне, что это вымысел, и это то, что многие транс*люди категорически отвергают.
Но кажется, что создание гендерной идентичности требует игнорирования грубых фактов. Оно также имеет парадоксальное следствие, заключающееся в том, что оно отрицает реальность физической, объективной биологической реальности, но возводит субъективное убеждение в несомненную, бесспорную истину. Как сказал один из детрансформеров Сток: «Все говорят, что пол — это социальная конструкция, но мы также действуем так, как будто это какая-то врожденная часть личности человека».
Книга Стока не последнее слово в этом споре. Но это, безусловно, законный вклад в это. Сравнение гендерно-критической позиции с расизмом и гомофобией в худшем случае является клеветой, а в лучшем случае — стратегической ошибкой. Если самоприсвоение действительно является единственным легитимным критерием для определения пола или гендера, то это далеко не так очевидно. Тех, кто еще не принимает его, нужно воспринимать всерьез, а не осуждать как фанатиков.
Джулиан Баггини — автор книги «Великое руководство: Чему Дэвид Хьюм может научить нас быть человеком и хорошо жить» (издательство Принстонского университета). www.JulianBaggini.com
Подпишитесь на журнал The Philosophers’ Magazine, чтобы получить эксклюзивный контент и доступ к 20-летним выпускам.
Подписаться
Какая реальность? Чья Истина? Обзор «Материальные девушки Кэтлин Сток: почему реальность имеет значение для феминизма», Адам Бриггл
По SERRC по телефону • ( )
В книге Material Girls философ Кэтлин Сток утверждает, что категории ЖЕНЩИНА и МУЖЧИНА (написанные ею с заглавной буквы, чтобы указать, что это понятия, а не сущности, к которым они относятся) не изменяются внутренними ощущениями гендерной идентичности. Просто сказать, что вы женщина или почувствовать себя женщиной, не означает, что вы относитесь к категории ЖЕНЩИНА. Эти категории (и связанные с ними, такие как МАТЬ) коренятся в биологическом половом диморфизме. Для стока ТРАНСЖЕНЩИНЫ — это не ЖЕНЩИНЫ. Объединить их — значит совершить ошибку категории… [пожалуйста, прочитайте остальную часть статьи ниже].
Изображение предоставлено: Fleet/Little Brown
Ссылка на статью:
Бриггл, Адам. 2021. «Какая реальность? Чья Истина? Обзор книги Кэтлин Сток « материальных девушек: почему реальность имеет значение для феминизма». » Social Epistemology Review and Reply Collective 10 (11): 52-59. https://wp.me/p1Bfg0-6jf.
🔹 В PDF-файле статьи указаны конкретные номера страниц.
Материальные девушки: почему реальность имеет значение для феминизма
Кэтлин Сток
Fleet/Little, Brown, 2021
320 стр.
Конечно, это все на Платоновых высотах ПОНЯТИЙ и биологическом плане молекул и клеток. Что это означает в нижнем регистре для транс-женщин, мужчин, мальчиков и девочек, то есть для людей, которые имеют внутреннюю жизнь и, следовательно, существуют как биографические, а не просто биологические существа? И что это значит для всех нас как zoon politikon , тех животных, которые уникальны, но могут жить только вместе и выражать свою уникальность друг с другом? Перефразируя Ханну Арендт, люди, а не ЧЕЛОВЕК, живут на Земле и населяют мир.
Как философ и отец трансгендерного сына, я прочитал книгу Стока с этой точки зрения. Я считаю, что это справедливый подход. В конце концов, Сток говорит нам, что эти идеи важны из-за их политического значения. По ее словам, теория гендерной идентичности недавно и быстро покорила общество способами, которые имели важные общественные последствия. Сток обеспокоен вредом для нетрансгендерных женщин, который наносится, когда гендерная идентичность вытесняет пол в качестве критерия разграничения доступа к женским видам спорта и местам, предназначенным только для женщин, таким как раздевалки, ванные комнаты, приюты и тюрьмы. Она также критически относится к тому, как гендерная идентичность мешает гетеросексуальным и гомосексуальным отношениям и как она меняет медицину, общественное здравоохранение и уголовное правосудие.
Подзаголовок книги Стока: Почему реальность имеет значение для феминизма . Но какая реальность ? Платоническая реальность — это пространство четко определенных понятий. Биологическая реальность — это пространство фактов и объяснительных теорий. Политическая реальность, как утверждает ученый Дебора Стоун, парадоксальна. Моральные и политические рассуждения формируются как аргументы, предназначенные для создания и разрешения парадоксов определенным образом. Это влечет за собой метафоры, аналогии, интерпретации и фреймы — выделение одного и преуменьшение значения другого, чтобы заставить людей увидеть ситуацию как то одно, то другое.
Что управляет тем, как человек делает этот выбор? Эти выборы не выводятся формально из концептуального анализа. После философии Стока в облаках ПОНЯТИЙ и инфрачеловеческой местности хромосом у нас все еще есть трансгендеры в живой плоти. Сток не отрицает их существования. Действительно, она говорит, что они «заслуживают принятия законов и политики, которые должным образом защищают их от дискриминации и насилия» (12). Эта политика не может быть такой простой, как исключение транс-женщин из всех пространств, предназначенных только для женщин. Сама Сток отмечает, например, что проходящие трансгендерные женщины должны пользоваться женскими туалетами, чтобы «не нарушать социальные нормы» (213). Так как же нам провести границы политической реальности, которая является более запутанной и запутанной, чем концептуальные или биологические категории хотели бы допустить?
Государственная политика, формирующая общественный порядок, — это вопрос взвешивания рисков, издержек и выгод, что отмечает Сток, хотя и не придавая этому столь важного значения, как мне кажется (см. стр. 92). Проблема в том, что, несмотря на ее блестящую аналитическую ясность в других областях, она смешивает свои собственные расчеты рисков с концептуальным анализом. Другими словами, она не теоретизирует отношения между полисом и философом. Ничто в ее теоретической работе более высокого порядка не диктует примеры, которые она выбирает для иллюстрации и формулирования политических проблем и для получения выводов о наилучшем балансе пользы и вреда. Один из способов определить место философии в polis — это спросить: какова польза теории? Он может выбирать и определять объекты для нашего внимания. Тем не менее, он также может служить троянским конем для контрабанды вариантов интерпретации, основанных на чем-то другом.
Политическая реальность настолько сложна, что когда дело доходит до политики, существует несколько разумных путей. Таким образом, не может быть только теория или разум, которые ведут нас. Опять же, что определяет этот выбор для нее? Она оставляет это без рассмотрения. Вопрос, который я задаю, касается того, что Хайдеггер называл «настроением», или чувственным тоном, из которого мы сталкиваемся с реальностью, — тем, что устанавливает реальность,0005 имеет значение для нас. Настроение — это наша ориентация на предмет, создающая предпосылки для смысла.
Как я покажу, настроение у Стока мрачное и напуганное. Опять же, этот эмоциональный тон не является логическим следствием ее или чьей-либо еще теории. Я могу сказать это уверенно, потому что согласен со многими ее концептуальными положениями. Например, я думаю, что она права, когда отказывается как от социального конструктивизма, так и от биологического детерминизма. Мне также очень нравится ее собственная «модель идентификации» пола, а также ее теоретическая работа в целом, которая дает много возможностей для саморефлексии по этой жизненно важной теме.
И все же моя ориентация в этом вопросе так сильно отличается от ее. Я погружен в давнюю необходимость быть транс-инклюзивной семьей в Техасе, где легион законопроектов против трансгендеров. Мы с женой чуть не были признаны государством виновниками жестокого обращения с детьми. Трансгендерным детям только что запретили играть в своих спортивных командах. Более прозаично, но чтобы придать аромат всепроникающей атмосфере, мероприятие публичной библиотеки под названием «Transgender Storytime» было отменено из-за кампании преследования, организованной кандидатом в губернаторы. Единственная всеобъемлющая клиника для трансгендерных молодых людей в радиусе 500 миль была закрыта из-за политического давления.
Между тем, Сток сообщает, что гендерная идентичность получила «некритическое признание» в Великобритании, и она рассказала личные истории о том, как трансгендерные женщины чувствовали себя неуверенно на сайтах знакомств. Она пришла к этой ситуации с совершенно иной ориентацией, обеспокоенной поспешными законодательными изменениями в Великобритании в 2018 году, которые положат конец женским пространствам для определенных законных целей.
Столь разное происхождение мышления делает общение на эту тему крайне затруднительным даже в академии. Нам — двум философам — почти суждено не согласиться. Разве мы не развернем наш разум в соответствии с направлением нашего движения? Не послужит ли ПРИЧИНА прикрытием для более глубоких, заранее установленных позиций и ценностей?
Предчувствие зла: какая реальность?
Настроение или нрав Стока носят предупредительный характер. Она похожа на защитников окружающей среды, которые видят гибель за углом. Только в этом случае нарушаются пределы не экологические, а культурные. Это «устоявшиеся социальные нормы», которые, по ее мнению, рухнут из-за тектонических сдвигов в теории гендерной идентичности и вытекающих из них «сейсмических изменений в политике», которые «обязательно будут иметь пагубные последствия для женской безопасности» (9).1). В политической реальности такое прочтение нашей ситуации и есть то, что движет ее нормативными выводами о том, что нам следует делать.
Давайте погрузимся в ее предчувствие. «Полные последствия» политики гендерной идентичности, пишет она:
… [По]должно появиться некоторое время, отчасти потому, что устоявшиеся социальные нормы требуют много времени для разрушения. Люди — социальные животные, которым часто нравится следовать примеру других. В настоящее время, даже если политика прямо разрешает доступ с точки зрения гендерной идентичности, а не пола, многие не захотят использовать ее, предполагая, что они вообще знают об этом. Другие, не зная о политике, будут продолжать бросать вызов представителям противоположного пола, входящим в пространство. И то, и другое помогает сохранить подлинно однополую норму. Но этот защитный эффект не будет длиться вечно. По мере того, как все больше людей начинают узнавать о политике и получать доступ к пространствам, соответствующим гендерной идентичности, вытесняя старые условности, основанные на половой принадлежности, нетрудно понять, как мужчинам с плохими намерениями будет легко воспользоваться преимуществом и таким образом подвергнуть женщин риску. риск (91).
Она признает, что это предположение, и признает, что нынешняя система, основанная на сексе, имеет «прискорбные издержки». «Однако, — пишет она, — вред, наносимый трансгендерам, необходимо «рассматривать вместе с потенциальными издержками, если вообще позволить любому мужчине попасть в места, где женщины необычайно уязвимы для сексуальных посягательств. В целом, я не думаю, что первый вред перевешивает второй» (93).
Это суть реальности, которая имеет значение, и удивительно, как — после понятий, написанных ЗАГЛАВНЫМИ БУКВАМИ, и фактов о половом диморфизме — мы остаемся с суждениями о балансировании вреда. Ее «я не думаю…» — тонкая тростинка, поддерживающая все ее политические предписания. Как я покажу ниже, на каждом решающем политическом этапе она не думает, что защита безопасности и достоинства трансгендеров перевешивает «потенциальные издержки» изменения социальных норм. Сток больше всего обеспокоен многочисленной ордой агрессивных «транссексуалов-притворщиков», которые могут ринуться в нигилистическую пустоту, созданную политикой гендерной идентичности. Тем не менее, в книге нет систематической схемы или шкалы для взвешивания различного вреда или оценки вероятности такого социального коллапса. Конечно, любая такая схема будет пронизана призывами к осуждению, но, по крайней мере, они могут быть сделаны открыто. Нет, ее утилитаризм — это невидимый призрак в машине.
Почти каждый раз, когда в книге трансгендерные женщины упоминаются как агенты на мировой арене (а не как авторы или теоретики, когда они не представляют потенциальной угрозы), они являются обманщиками, насильниками и насильственными преступниками. Сток быстро указывает, что она не считает, что все транс-женщины плохие. Конечно, но она призывает только горстку транс-женщин, которые будут служить удобной опорой для ее положения. Поступая таким образом, она отбрасывает тысячи других на задний план, где они не могут существовать, выделяться и быть замеченными. Именно таким образом она стирает трансгендеров. Она делает это, давая им весь вес пера на одной чаше весов с огромным тоннажем в основном предполагаемых мужчин-претендентов на другой чаше весов. Мне кажется, это больше похоже на паранойю, чем на расчет, основанный на реальности.
Карен Уайт — притворщица-транссексуал, на которую Сток проливает больше всего чернил. Уайт был признан виновным в сексуальном насилии над женщинами-заключенными, что Сток использует в качестве основного доказательства в своем деле о том, почему всех трансгендерных женщин следует исключать из пространств, предназначенных только для женщин (ну, если только иногда, когда они проходят достаточно хорошо, чтобы соответствовать стандартам нормативности Стока). ). Какая реальность важнее всего в случае с Уайтом? Есть ли, как утверждает Сток, у Уайта пенис? Или дело в том, что Уайт был осужден за педофилию в следственном изоляторе за многочисленные изнасилования и другие половые преступления против женщин? Я бы сказал, что последняя реальность имеет наибольшее значение в данном случае. Целенаправленная политика изоляции таких преступников была бы гораздо более адекватной политической реакцией.
Это мотив для Stock: указать на несколько проблемных случаев и смешать их с половым диморфизмом, чтобы получить всеобъемлющую рекомендацию по транс-исключительной политике. Книга читается как академический пересказ дебатов о «счетах за туалет» в 2015 году в Техасе. Ни тогда, ни сейчас не было найдено скудных свидетельств того, что в киосках скрываются призраки, но это не помешало людям воспользоваться случаем, чтобы громко и публично дегуманизировать и демонизировать всех трансгендерных людей. Было ли это всего лишь «прискорбной» ценой предотвращения потенциального вреда в будущем (вреда в результате действий, которые в любом случае уже являются незаконными)?
Обращаясь к спорту, Сток утверждает, что различия в физических возможностях мужчин и женщин оправдывают их раздельное содержание по соображениям справедливости и безопасности. Здесь она более конкретна, отмечая разнообразие спортивной политики, которая пытается найти баланс в отношении включения трансгендеров. Она утверждает, что есть несколько случаев, когда трансгендерные спортсмены могут играть в командах, соответствующих их гендерной идентичности. И она пытается справиться с тем каверзным фактом, что многие связанные с полом преимущества в производительности имеют место.0005 внутри категории ЖЕНЩИНА (например, дело Кастер Семеня), что дестабилизирует саму категорию.
Тем не менее, ее настроение снова определяет ее собственную оценку затрат и выгод в широком смысле. Это делается двумя способами. Во-первых, она еще раз строит разговор в спекулятивных терминах о грядущей волне трансгендерных спортсменов, которые вскоре будут доминировать во всем, говоря «не что иное, как разрушение женского спорта» (76). Это предупредительный или, возможно, параноидальный подход: сегодня трансгендерные спортсмены почти не регистрируются на подиумах, но скоро могут.
Во-вторых, она истолковывает «справедливость и безопасность» в узком смысле, игнорируя опыт трансгендерных спортсменов. Сток использует случай трансгендерного спринтера Андрайи Йервуд. Она считает, что победы Йервуда происходили в женских соревнованиях, но это были соревнования старшеклассников. Похоже, что Сток хочет запретить транс-девушкам играть в спортивных командах, которые соответствуют их гендерной идентичности. Однако молодежный спорт — это гораздо больше, чем соревнования. «Справедливость» здесь означает нечто гораздо более широкое, связанное с включением детей в команды, где они могут участвовать в формирующей характер спортивной магии как свои настоящие «я». А «безопасность» означает создание обществ, которые позволяют детям быть теми, кто они есть, во всех сферах жизни.
Сток снова нужно проверить свой баланс. Неужели транс-девушки такие незначительные? Является ли их исключение всего лишь «прискорбной» платой за обеспечение честной конкуренции? Если нет, если она будет настаивать на том, что речь действительно идет об элитных мероприятиях, тогда мы вернемся к перепутыванию существующего клубка политик, которые уже существуют. Никакая теория полового диморфизма не разрубит эти гордиевы узлы. И это заставляет задуматься о гораздо больших угрозах для женщин в спорте. Неравная оплата. Сексуальное насилие со стороны цисгендерных мужчин. Андрайя Йервуд действительно злодей?
Наконец, та же картина повторяется и в отношении медицинской помощи трансгендерной молодежи.
КадрStock проливает яркий свет на «непереходных» людей, которые прошли гормональное лечение или операции в молодом возрасте только для того, чтобы пожалеть об этом позже в жизни. Это трагические случаи, многие из которых являются результатом несоблюдения существующих руководящих принципов здравоохранения, которые требуют медленных, комплексных и взвешенных подходов к уходу за транс-молодежью. Точно так же, как мы можем уменьшить вред в женских пространствах и спорте, уделяя внимание деталям политики, мы также можем уменьшить вред для детей, следуя передовым методам. Конечно, как отмечает также Сток, невозможно исключить все риски, поэтому мы постоянно возвращаемся к суждениям об относительных весах.
What Stock полностью выбрасывает из поля зрения тысячи детей, которые процветают, потому что им доступна комплексная медицинская помощь. Хуже того, Сток выступает за запрет важнейших элементов этой заботы. Она пишет: «По моему мнению, нет обстоятельств, при которых несовершеннолетние должны принимать решения, влияющие на фертильность и здоровье, включая блокаторы, гормоны или хирургическое вмешательство» (117). Она утверждает, что «никакой период терапии до совершеннолетия не может быть достаточно долгим, чтобы распутать» все изменчивые нити развивающегося «я».
Заметьте, это с ее точки зрения. Но при чем здесь вообще ее мнение? Она почти ничего не знает о задействованных областях. Очевидно, она не жила и не проводила много времени с транс-молодежи. Ей не хватает опыта и воображения, чтобы понять, что происходит. Она основывает свой взгляд на собственной теории гендера, но это явно лишь один из способов интерпретации этой теории. Опять же, мне нравится теория. В ней так много места для интерпретаций. Она подчеркивает текучесть личности и предпочитает осторожный выжидательный подход. Я понимаю эти моменты, и ясно, что в некоторых случаях все может быть слишком поспешно. Но есть также и «я» — по крайней мере, у некоторых людей, — которое стабильно и взывает к признанию и почитанию.
Кроме того, в этом случае также не существует безрискового выбора. Она говорит так, будто ожидание совершеннолетия — нейтральная вещь, когда она так далека от этого. Она должна знать это, при всем своем упоре на биологию: половое созревание вносит серьезные, необратимые изменения в тело. Некоторых молодых людей ужасает мысль о неправильном половом созревании. Для тех, кто проходит через это, попытки исправить это более вредны, чем методы предотвращения. В этом проблема ее предупредительной позиции — даже в принципе она не определяет вреда, который необходимо предотвратить. Ожидание — это тоже выбор со своими последствиями. Когда дело доходит до взросления транс-молодежи, на дороге есть много развилок. Кого вы хотите управлять этими путями? Вы можете иметь компетентных, любящих профессионалов, работающих с поддерживающими родителями. Или у вас могут быть законодатели, которые, как Сток, просто не могут видеть (вы знаете, с их точки зрения ) полная картина. В последнем случае законодатели и защитники, такие как Сток, перекрывают пути к аутентичности и достоинству, принимая свое невежество, привилегированность и предвзятость за благоразумие. Такова, во всяком случае, реальность, которая имеет для меня значение.
Противоречие: чья правда?
Stock стал громоотводом в культурных войнах и политических спорах о гендере и свободе слова. Студенческие протесты в Университете Сассекса, где Сток работал профессором, привели к официальному расследованию трансфобии. Многие студенты призывали к ее увольнению, требования, которые, по утверждению Сток, были вызваны враждебностью со стороны ученых. Другие ученые встали на ее защиту, но в октябре Сток подала в отставку из-за того, что она назвала «средневековым опытом» «охоты на ведьм и запугивания». В интервью BBC вскоре после своей отставки Сток описала кампус, увешанный плакатами, нацеленными на нее. Она вспоминает, как бежала из кампуса обратно к поезду, задыхаясь от травмы.
Как отметил Сток в интервью, все это «сложно», потому что речь идет о речи и языке. Студенты, по ее словам, используют речь, «чтобы запугать меня», а Сток использует речь, «чтобы говорить то, что им не нравится». Однако эти обороты речи снова скрывают ее интерпретации за якобы нейтральным обрамлением. Ее «запугивают», но студенты просто сталкиваются с идеями, которые «им не нравятся». Но в чем тут разница? Возможно, дело в настроении, в том, как раскрывается реальность.
Ранее в интервью Сток повторяет аргумент из своей книги о том, что трансгендерные люди на самом деле не опасны. Она говорит студентам, что «чувствуете ли вы себя небезопасным или небезопасным — это две разные вещи». В конце концов, философ должен отличать видимость от реальности. Далее она говорит, что если бы кто-то мог предложить «заслуживающий доверия аргумент, следуя цепочке рассуждений» о том, что она «буквально» подвергала людей опасности, то она бы позаботилась об этом. Но применила ли она тот же высокий стандарт к себе, гипервентилизируясь на вокзале? Она просто чувствовала себя в опасности или действительно, в буквальном смысле, в опасности? Ушла ли она в отставку в результате цепочки рассуждений, доказывающих, что она больше не в безопасности? И можем ли мы даже вообразить цепочку рассуждений, которая действительно изменила бы ее мнение о влиянии ее идей или о значении ее опыта на вокзале? Разве в этой цепочке не было бы достаточных возможностей изменять вещи так или иначе в зависимости от настроения?
Сток считает, что поддерживать трансгендеров — значит «погружаться в вымысел», потому что никто буквально (на самом деле?) не менял свой пол. (Конечно, Сток можно обвинить в том, что она погружает нас в свою собственную «выдумку», в которой трансгендеры представляют угрозу.) Сток обеспокоена тем, что многие ученые отказались от поисков истины в пользу некритически поддерживающей эту выдумку или из-за страха, что они попадут под прицел суровой культуры отмены. Более того, она обеспокоена тем, что людей в обществе «принуждают к этому погружению» таким образом, что это подрывает их права на свободу слова.
Вскоре после этого интервью Би-би-си Сток объявила, что она «рада» поступить в новый Остинский университет (UATX) в качестве научного сотрудника-учредителя. UATX смело заявляет, что возрождает основную миссию университета: «бесстрашное» и «неограниченное стремление к истине». В интервью Сток раздраженно заявляет, что она думала, что это работа академика и философа. Мы гонимся за правдой, не так ли?
Да, но какая правда? Я согласен со Сток в этом вопросе с ее критикой социального конструктивизма — как будто не существует правды об изменении климата, эффективности вакцин или форме Земли?! Подпишите меня на безудержное стремление к истине, если это означает прямое изложение важных фактов. Там слишком много дезинформации. Но плоскоземельцы просто ошибаются. Они не погружены в «вымысел», о котором говорит Сток. Я думаю, она права, называя гендер «таинственной вещью» в первой строке своей книги. Это похоже на вымысел, если это означает историю, в которую мы втягиваемся и находим свое более глубокое «я». Великие произведения художественной литературы, как и другие формы искусства, способны раскрывать более глубокие слои реальности и помогать истине сиять.
Истины, о которых мы здесь говорим, — это те истины, которые случаются, когда что-то «звучит правдой» в вашей душе. Это «истинные цвета» аутентичности, о которых поет Синди Лаупер. Бесстрашное стремление к этим истинам и есть трансгендерный опыт, который Сток так бесцеремонно игнорирует и сбрасывает со счетов на каждом шагу в своей книге.
Показательно, что Сток, лесбиянка, на самом деле не переезжает в Техас, штат, в котором регулярно обсуждаются основные права ЛГБТ-людей. Скорее, она «просто участвует различными способами с британской базы». UATX обещает стать новым бастионом для людей, борющихся за свое право говорить все, что они хотят, как хотят и когда хотят. Ограничения — это тирания. Преследование должно быть «неограниченным». Они утверждают, что это ответ на нынешние недостатки университета. Как будто миссию столь благородного учреждения можно было свести к одному бешеному драйву — к одной ревущей ноте в едином ключе от бесстрашного одинокого трубача в оркестре. На самом деле, это тот самый вид редуктивного, глухого догматизма, который мы должны помочь студентам и обществу преодолеть, когда мы думаем о сложностях, нюансах и перспективах. Конечно, добивайтесь правды. Какая правда? Чья правда? Как это сделать? Как насчет слушать правду от природы или от других людей? Как насчет того, чтобы найти точки соприкосновения или подумать о том, что поиски к истине также являются путешествием от самоочевидных или аксиоматических истин?
Пол — это тайна, но не нам ее решать. Это не та загадка. Это основное недоразумение со стороны Стока. В ее представлении о гендере «беспрепятственное стремление к истине» распадается на запреты на изменение свидетельств о рождении и даже обязательные проверки половых органов, чтобы убедиться, что люди находятся в правильных командах и на нужных местах. Так оправдывается вторжение в частную жизнь. Это то, как транс-инклюзивные семьи, такие как моя, должны постоянно разглашать и защищать себя. Эти искатели правды требуют от нас, крича: Мы должны знать, кто вы действительно !
Тропа видимости и реальности постоянно возникает в книге и в полемике. В какой-то момент Сток утверждает, что непроходящие трансгендерные женщины создают раздражающий перцептивный опыт, который замедляет когнитивные процессы женщин таким образом, что может сделать их уязвимыми для нападения (176). Она хочет, чтобы люди выглядели и действовали соответственно. Иногда, то есть, она хочет, чтобы трансгендеры прошли мимо , хотя по ее определению это скрывает «правду» или, возможно, ПРАВДУ за внешностью.
Тем не менее, в другом месте она фокусируется на людях, обманутых в влечении к кому-то, кто не того пола, каким кажется. На обложке Material Girls изображена молодая белая женщина с атласной лентой из розовых цветов на глазах. Итак, другие части книги Стока о том, как ослепить правду о сексе и обманах, которые возникают в результате. Похоже, Сток хочет, чтобы трансгендерные люди либо сливались, либо выделялись, в зависимости от того, что поможет нетрансгендерным людям чувствовать себя в безопасности . Это что значит не нарушать социальную норму?
В начале книги Сток пишет: «Я критически отношусь к теории гендерной идентичности, но не к трансгендерам, к которым я испытываю дружескую симпатию и уважение» (13). Действительно? Позже она пишет: «Как транс-человек, использование другими предпочитаемых вами местоимений или других несовместимых с полом терминов является проявлением вежливости с их стороны, а не вашим правом» (178). Представьте себе, что Сток обедает с трансгендером, к которому, конечно, испытывает «дружеские симпатии». Затем кто-то подходит и начинает неправильно определять пол ее соседки по обеду. Сток считает, что важнее защищать свою свободу быть придурком, чем защищать чье-то основное достоинство.