Отцы и дети (Иван Тургенев)
Читать отрывок349 ₽
284 ₽
+ до 42 бонусов
Купить
Цена на сайте может отличаться от цены в магазинах сети. Внешний вид книги может отличаться от изображения на сайте.
Осталось мало
2
Цена на сайте может отличаться от цены в магазинах сети. Внешний вид книги может отличаться от изображения на сайте.
Иван Сергеевич Тургенев (1818-1883) в своём романе «Отцы и дети» (1862) показывает становление общественных сил в России накануне реформы 1861 года, раскол на два лагеря: либералов-дворян и демократов-разночинцев.
.Писатель первым в русской литературе открыл тип «нигилиста» — отрицателя всех и всего Евгения Базарова. После выхода романа это понятие прочно вошло в культурный обиход и стало обозначением целого общественного явления.
Описание
Характеристики
Иван Сергеевич Тургенев (1818-1883) в своём романе «Отцы и дети» (1862) показывает становление общественных сил в России накануне реформы 1861 года, раскол на два лагеря: либералов-дворян и демократов-разночинцев.
.Писатель первым в русской литературе открыл тип «нигилиста» — отрицателя всех и всего Евгения Базарова. После выхода романа это понятие прочно вошло в культурный обиход и стало обозначением целого общественного явления.
АСТ
Как получить бонусы за отзыв о товаре
1
Сделайте заказ в интернет-магазине
2
Напишите развёрнутый отзыв от 300 символов только на то, что вы купили
3
Дождитесь, пока отзыв опубликуют.
Если он окажется среди первых десяти, вы получите 30 бонусов на Карту Любимого Покупателя.
Можно писать
неограниченное количество отзывов к разным покупкам – мы начислим бонусы за каждый, опубликованный в
первой десятке.
Правила начисления бонусов
Если он окажется среди первых десяти, вы получите 30 бонусов на Карту Любимого Покупателя. Можно писать неограниченное количество отзывов к разным покупкам – мы начислим бонусы за каждый, опубликованный в первой десятке.
Правила начисления бонусов
ТургеневОтцы и дети
Плюсы
Твёрдый переплёт
Стоимость издания
Качественная бумага
Минусы
Отсутствуют
Вечный конфликт
Плюсы
всё
Минусы
не нашла для себя
Книга «Отцы и дети» есть в наличии в интернет-магазине «Читай-город» по привлекательной цене.
Если вы находитесь в Москве, Санкт-Петербурге, Нижнем Новгороде, Казани, Екатеринбурге, Ростове-на-Дону или любом
другом регионе России, вы можете оформить заказ на книгу
Иван Тургенев
«Отцы и дети» и выбрать удобный способ его получения: самовывоз, доставка курьером или отправка
почтой.
Чтобы покупать книги вам было ещё приятнее, мы регулярно проводим акции и конкурсы.
Чудо
По отношению к нашему поколению, насколько я чувствую, насколько я заблуждаюсь и спотыкаюсь на том же, на чём и вы? Насколько общее состояние духа — общее, и насколько верхние культурные пласты соединяют нас всех?
Я говорю о нигилизме, который сегодня близок к здравому смыслу, и который является основанием современного человека. Не каждого в отдельности, в отдельности каждый свят, а именно в обществе. Общество тяготеет к нигилизму, как к отрицанию любых возможных ценностей, кроме ценности верховенства самого общества. И, рано или поздно, оно уничтожает трансцендентный верх, который изначально служил ему основой для легитимации. Иначе, подлинный верх потребует от общества воздать ему должное, а оно того не желает.
Современный нигилизм популярен, научно-популярен, циничен и ориентирован на удовольствие, впрочем, как и всегда. Нигилизму, как основанию современного человека, противостоит вера в чудо.
Надо сломать зубы об каменные принципы мира, чтобы стать нигилистом или верующим. Каменность принципов — основа нигилизма с той стороны, что принципы доказуемы, а веры, что они преодолеваются чудом, именно являясь незыблемыми. Есть некие принципы, которые едины для столь противоположных взглядов. А что, если эти основополагающие принципы не каменные, а произвольные?
Такой подход лишь шаг на пути к одному из выше приведённых. Случайные принципы — законы, которые доказываются незыблемыми законами теории случайностей. Или, случайные принципы возможны как случайные, как чудесные, как акты веры.
При таких раскладах, констиляциях, либо незыблема сама случайность, либо чудом является незыблемость случайного. (Мейясу)
Но так ли уместно говорить о чуде, как о случайном. Скорее оно событийно, произвольно, но не то, чтобы оно случайно настолько, что совсем могло бы и не быть.
Каковы единые принципы необходимые для веры и нигилизма? Ведь случайность именно этих принципов, а не чего угодно, основная.
Это могут быть такие принципы как смерть, желания, потребности, математика, удовольствие, повторяемость, различие, базовые эмоции и ещё нечто подобное.
Это очевидные вещи, и как очевидные, они благоприятны для нигилизма. Отрицание их очевидности требует изощренности ума, интеллектуального усилия, отчего кажется слишком культурным феноменом. Нигилизм не требует большого ума. Поэтому понять научно-популярную программу может любой, а даже самое простое “духовное” утверждение, не каждый. Другое дело, что не каждый пытается понять науку, а многие только верят, тогда как веру, слишком часто пытаются понять. Но и вовсе не понимания требует духовность.
Как верить в чудо? Вот вопрос, который хочется поставить после обнаружения глубинных нигилистических оснований внутри себя. Нигилизм — это вовсе не отрицание, а утверждение незыблемости незыблемого. В лапы какого отчаяния попадает человек, когда больше не может верить в невозможное? Или путь к нигилизму, как к голому очевидному, это только путь по протиранию линз?
Мир или чудесен весь и всё достойно удивления, либо чуда не существует и всё что есть, есть только так, как оно есть? Но если нигилизм простирается в обе эти стороны, то только ли то, что есть чудо и, то что есть не чудо, и то что между ними лежит надёжная граница, есть основной принцип для веры? То есть, вера не может быть без сомнения, без подозрения, без различия на правду и ложь.
Но эта иерархия не иерархия раба и господина, а иерархия в вопросе о цели.
Так получается, что чудо, это цель не достигшая себя. Воскресенье — это смерть не достигшая своей цели. Так — это слабость некой изначальной силы. Или слабая сила, проступающая сквозь сильную. Цель силы тяготения — притягивать, слабость этой силы, её нарушение — самопроизвольный подъём вверх тела, это ли не чудо?
Обыденность забывает о таком чуде, и придаёт чуду значение тождественности, а не противоречия. Чудом называют работу сделанную идеально. Но такой феномен скорее предельный закон, а не чудо. В такой ошибке, кроется противостояние догматики и живой веры. Но как верить в чудо, когда так убедительна смерть, когда так настоятельна лень и эгоизм, когда так сладки и правдивы слова здравого смысла и опыт большинства? Как верить в чудо, “когда его нет”? Или когда им называют “всё подряд”, типа улыбки ближнего? И как обойти ловушку, что слишком просто понять чудо, как невозможное, что оно недостижимо, что оно лишь когда-то было, а теперь быть не может? Как не сравнивать чудо с мечтой, которая рушится, когда осуществляется?
Чудо остаётся чудом, и оно есть.
Чудо уникально и единственно, но повторяемо, то есть воскресает не один человек, но каждый человек, который воскресает — единственный. Он некто особенный, а не кто угодно. Чудо нарушает порядок причин, ещё одних верных спутников нигилизма. И, мысля чудо так, не слишком ли много оказывается у него общего с поэтическим образом, понять который не способен ни один популяризатор науки?
Чудо это не сущность, оно не имеет своего тела, оно действует в теле, как образ в авторе. Чудо приходит свыше. Так и автор не считается автором образа, он созерцатель. Поэтический образ не имеет тела, но реален, инороден, не имеет причин, индивидуален. На основании веры в чудо, разделяемой людьми, сами люди откликаются, встречаясь с поэтическим образом, минуя знания о его причинах, которых и нет, по крайней мере, очевидных. (Башляр)
Поэтический образ описывает тот мир, который точно есть, вот только где? Где мир откуда является чудо? Конечно тут. Ничего кроме тут и не может удовлетворить нашего интереса.
Как чудо может быть тут, реальным, сохраняя свойства поэтического образа и оставаться предметом веры? Как можно увидеть чудо? А может быть никак? Или, быть может, если оно бесплотно, то и без чуда невозможно его сделать видимым? Как хорошо было бы, если бы мы не знали, что и звук, обладает образом, и тогда, мы могли бы отвертеться, сказав, что чудо не видимо, но слышимо.
Чудо не видимо, а слышимо. Я слышу о нём, но увидеть его невозможно, без чуда.
Хорошо, но если я ещё более строгий нигилист? Да, или просто человек, не очарованный этими россказнями, и считающий их не ловким ходом, а наглой софистикой? Я не хочу считаться с тем, что чудо — это только история о чуде. Я хочу видеть чудо, не как стихотворение или миф, в котором когда-то случилось, или пусть даже случается невозможное, а именно так же, как свидетели того или иного чуда видели его, вот так я хочу видеть чудо. Я говорю о тех свидетелях которые действительно видели.
Хоть чудо и всегда описательно, но у него есть содержание.
Содержание описывает видимые вещи? Нет, не описывает. Оно их не описывает, а даёт всю картину в реальном виде, ведь и поэтические образы это реальные объекты. Другое дело, что воспринимаются они иными “органами чувств”. Что если чудо требует иного органа? Не мозг, так сердце? Или может интуиция, речь? А вера? Это же тоже чувство? Орган? Чем я вижу сам образ, или даже то, что предшествует ему? Внутренним взором? Умозрением? Тем, чем смотрю сны? Аппаратом воображения? Может быть для восприятия чуда здесь и сейчас требуется подобный “аппарат”? Нет, этого недостаточно.
Я хочу видеть чудо. Хочу видеть его глазами, так же, как вижу эти буквы. И мне всё равно, что в начале я хотел только верить. А что, если чудо требует необходимых условий, необходимых событий и жизненных обстоятельств? Чудо не приходит по приглашению, оно и не магический обряд. Чудо нельзя вызвать, и бессмысленно ждать.
После того, как чудо случится с тобой, ты не усомнишься, а пока не случилось, ничто тебя не убедит,— скажете вы.
Или чудо может быть только своим собственным? Чудо для другого, не чудо для меня? Чудо — это только личная история? Чтобы быть большим чем словом, чудо должно переживаться. (Лосев)
Значит, если я хочу видеть чудо, то я должен его видеть. И что? Остановиться на этом? Оставить только методологию, к тому же такую, которая почти равна нулю? Хотите чуда — видьте чудо.
Нет. Я думаю, что достойно будет довести дело до конца, пусть, в конце мы и можем лопнуть как мыльные пузыри, вскрыв всю пустоту любого основания. Пусть пустота и позитивна, на наш взгляд.
Есть важная деталь. Только то, что позитивно, может быть чудом, потому что для негативного феномена подобного рода, есть свои понятия, хотя бы “проклятье”.
Я вижу чудо прямо сейчас. Чудо это бросок против очевидности, как таковой. То есть чудесно само движение к чуду. Чудесно то, что нигилизм, каким бы убедительным он не был, уступает место иррациональному. Чудесна жертва во имя неизвестного. Это я вижу.
Иррациональное преодолевает уже и позитивное.
Чудо располагается за гранью этики. И более того, мы не можем знать в точности всех законов. Может быть сам акт письма — это один единый непрерывный акт чуда, нарушающий принцип молчания космоса? Может быть именно письмо о чуде чудесно, и чудесно именно это письмо? Потому что чудесен сам вызов очевидности нигилизма, и чудом является само то, что письмо есть, вопреки всему.
Любое ли письмо о чуде чудесно? Или только это? Скорее всего письмо о чуде только одно, но оно разбито на множество текстов, пишущихся в разное время и в разных местах. Везде, где пишется о чуде, чудо оставляет свой след, а, если быть ещё точнее, то след оставляет та слабая сила, сила слабее всех, благодаря действию которой, возможно чудо письма о чуде. Чудесное письмо.
Выбивается ли подобный опыт за пределы известных спекуляций? Или он остается таким же предложением, которое подобно предложению шарлатана, обещающего быстрый и легкий путь к мистическому опыту?
Ведь даже выше, говорили мы, что не готовы верить в то, что чудо это только рассказ о чуде.
Чтобы воспрепятствовать такому пониманию, хочется уточнить, что предельно строгому различению стоит придать то, что мы понимаем как рассказ о чуде и то, что мы понимаем, когда говорим “письмо о чуде”. Может быть, ещё точнее будет заменить “письмо о чуде” именно на “чудесное письмо”. Можно заговорить даже о “чудесном рассказе”, главное, что суть этого различия лежит там же, где и различие между содержанием и актом высказывания. Должен ли чудесный рассказ быть обязательно и рассказом о чуде? Пожалуй, что нет.
Так или иначе, любой утвердительный подход на данном пути, пути встречи с чудом, окажется встречен скепсисом нигилизма, но орудуя только апофатикой мы можем не заметить, как оказались в ситуации, что мы не знаем, а что в центре? Что в центре того, что мы защищаем, определяем, отбрасывая всё вокруг? Апофатика, как принцип “не-то”, порождает врагов. Нам нужны утвердительные определения, чтобы понимать самим, о чём мы говорим. И именно поэтому, в первую очередь, этот текст не направлен на то, чтобы обратить нигилистов в веру в чудо, а напомнить тем, кто верит, что чудо это что-то, что также очевидно, как и настоятельная реальность нигилизма, а не просто идеально, в дурном смысле этого слова.
Чудо находится где-то в центре. Где-то так близко к глазам, что они, увидев его, часто просто не способны понять, что именно они видят.
Действительно ли нигилизм безнадежен? —
Аня, 13-й класс, исследует, что характеризует нигилизм, и исследует ценность нигилизма; безнадежно или на самом деле положительно?
Нигилизм, согласно Оксфордскому словарю, есть отказ от всех религиозных и моральных принципов в убеждении, что жизнь бессмысленна, что, строго говоря, звучит довольно безнадежно. Тем не менее, каким бы безнадежным ни надеялся на это Оксфордский словарь, нигилизм может оставить (возможно, удивительно) пространство для личного, морального и духовного роста.
Нигилизм, несомненно, происходит от пессимизма. Действительно, Ницше, немецкий философ и ученый, которого часто связывают с ним, называл нигилизм «самой крайней формой пессимизма» .
Путь к нигилисту начинается с усталости и утраты веры в социальные, правовые и культурные ценности, широко распространенные в нашем обществе.
Когда люди начинают чувствовать себя отчужденными от своих ценностей и не заменяют свою систему ценностей какой-либо другой известной системой, такой как новая религия или политическая философия, они становятся нигилистами. Они разочарованы эгоистической природой «истины» и «нравственности», но в то же время признают их необходимость.
Часто свобода воли кажется противоречивой: мы зависим от системы ценностей, которой не существует, и зависели от предыдущих систем ценностей, которые, как мы видели, рушатся. Каждый раз, когда мы сталкиваемся с новой системой, мы приспосабливаемся к этим ценностям, мы чувствуем себя связанными ими, и те из нас, кто бунтует, то есть преступники, изгоняются из общества. Если ни одна из этих систем никогда не существовала, как утверждают нигилисты, мы просто вращаемся в цикле ограничения нашего жизненного выбора без всякой причины. Базовые ценности, такие как получение образования или хорошая работа, находятся в сфере далеко за пределами досягаемости.
Нигилист понимает, что каждый раз, когда кто-то начинает говорить о «реальном мире» , он просто говорит о вымышленном мире, потому что с точки зрения нигилиста каждая категория, используемая для измерения и определения нашего мира, фальшивая. Подводя итог, можно сказать, что начало нигилистического образа жизни очень похоже на акт отказа и превращения в отшельника, не говоря уже об очень подавленном состоянии.
Однако Ницше утверждает, что нигилизм является необходимым шагом в переходе к обесцениванию всех ценностей, которых придерживаешься. Он выделяет две различные формы философии: пассивную и активную.
Пассивный нигилизм характеризуется слабой волей. Это тип нигилизма, на который обычно ссылаются в массовой культуре, который вызывает лишь умственное истощение и отсутствие изменений. Пассивный нигилист увидит пустоту общих внешних ценностей (таких как различные социальные конструкции) и проецирует это на индивидуальные внутренние убеждения (например, что вы считаете хорошим и плохим), что приводит к потере личного авторитета.
Этот тип нигилизма действительно можно назвать безнадежным. Пассивный нигилизм поражает ум, часто приводя к тому, что человек пытается снять с себя всю ответственность, поскольку разум стремится удержать что-то непроизвольное, что может привести к поиску пустых побегов, таких как чрезмерное употребление алкоголя, бессмысленные отношения и общая «самонаркотизация». Однако любые попытки избежать нигилизма без фактической переоценки собственных ценностей только усугубляют ситуацию.
С другой стороны, активный нигилизм характеризуется сильной волей. Этот конструктивный нигилизм выходит за рамки простого суждения и переходит к действию, в частности к разрушению оставшегося бессмысленного статус-кво и восстановлению ценностей и этики посредством мысли и разума. Воля становится еще сильнее, заставляя признать, что практически все наши системы ценностей на самом деле лишены смысла, и в то же время иметь возможность признать, что эта бессмысленность служит цели, какой бы ироничной и оксюморонной это ни казалось.
Ницше утверждает, что эта форма мысли «божественный образ мышления» . Активный нигилист осознает необходимость лжи и чрезмерного упрощения жизни и начнет ценить иррациональность того, как мы живем, поскольку это условия, которые должны существовать, чтобы люди действительно могли думать самостоятельно.
Важно отметить, что нигилизм не заменяет ценности, по крайней мере, согласно Ницше, а, скорее, дает возможность отколоть эти ценности и восстановить их. Ницше подчеркивал, что нигилизм — это просто средство для достижения цели, а не самоцель. Таким образом, это становится формой экзистенциального нигилизма, противоречивым принципом, согласно которому мы признаем, что ценности бессмысленны и фальшивы, в то время как мы создаем новые для себя. Активный нигилизм открывает двери для переоценки и, что более важно, создания новых ценностей для себя. Таким образом, мы достигаем ощущения свободы, а также бесконечно большего понимания себя и окружающих нас людей.
Таким образом, нигилизм не безнадежен по своей сути, напротив, можно сказать, что он порождает надежду, поскольку подталкивает нас к изменениям, задает вопросы и находит ответы для себя.
Активный нигилизм, безусловно, необходим для любой социальной, политической или религиозной революции. Перефразируя Сартра, если наша жизнь — это единственное, что мы можем испытать, то это единственное, что имеет значение. Если у Вселенной нет принципов, то единственные важные принципы — это те, которые мы выбираем. Если у Вселенной нет цели, тогда мы можем диктовать, в чем ее цель. Таким образом, в то время как потеря веры может привести к нигилизму, нигилизм ведет к новой надежде.
Нигилизм | Мировые проблемы и глобальные вопросы
Проблема
Другие названия:
Отрицание всех основ
Отрицание всякой объективной истины
Природа:
Нигилизм (от лат. философия, которая отвергает общепринятые или фундаментальные аспекты человеческого существования, такие как объективная истина, знание, мораль, ценности или смысл. Этот термин популяризировал Иван Тургенев, а точнее его персонаж Базаров в романе «Отцы и дети».
Были разные нигилистические позиции, включая то, что человеческие ценности беспочвенны, что жизнь бессмысленна, что знание невозможно, или что какой-то набор сущностей не существует или бессмысленен или бессмысленен.
Исследователи нигилизма могут рассматривать его как просто ярлык, который применялся к различным отдельным философиям, или как отдельную историческую концепцию, возникшую из номинализма, скептицизма и философского пессимизма, а также, возможно, из самого христианства. Современное понимание этой идеи во многом связано с ницшеанским «кризисом нигилизма», из которого вытекают два центральных понятия: разрушение высших ценностей и противостояние утверждению жизни. Однако более ранние формы нигилизма могут быть более избирательными в отрицании конкретных гегемоний социальной, моральной, политической и эстетической мысли.
Этот термин иногда используется в связи с аномией, чтобы объяснить общее настроение отчаяния от воспринимаемой бессмысленности существования или произвола человеческих принципов и социальных институтов.
Нигилизм также описывается как бросающийся в глаза или составляющий часть определенных исторических периодов. Например, Жан Бодрийяр и другие охарактеризовали постмодерн как нигилистическую эпоху или способ мышления. Точно так же некоторые теологи и религиозные деятели заявляли, что постмодерн и многие аспекты современности представляют собой нигилизм путем отрицания религиозных принципов. Однако нигилизм широко приписывают как религиозным, так и нерелигиозным точкам зрения.
В народе этот термин обычно относится к формам экзистенциального нигилизма, согласно которым жизнь не имеет внутренней ценности, смысла или цели. Другие видные позиции в рамках нигилизма включают отказ от всех нормативных и этических взглядов (§ Моральный нигилизм), отказ от всех социальных и политических институтов (§ Политический нигилизм), позицию, согласно которой никакое знание не может или не существует (§ Эпистемологический нигилизм) и ряд метафизических положений, утверждающих, что неабстрактных объектов не существует (§ Метафизический нигилизм), что составных объектов не существует (§ Мереологический нигилизм) или даже что самой жизни не существует.