Гнусные тоскующие звуки: Гнусные тоскующие звуки одиноко взметнувшиеся над

Валентин СОРОКИН

 XPOHOC ВВЕДЕНИЕ В ПРОЕКТ ФОРУМ ХРОНОСА НОВОСТИ ХРОНОСА БИБЛИОТЕКА ХРОНОСА ИСТОРИЧЕСКИЕ ИСТОЧНИКИ БИОГРАФИЧЕСКИЙ УКАЗАТЕЛЬ ПРЕДМЕТНЫЙ УКАЗАТЕЛЬ ГЕНЕАЛОГИЧЕСКИЕ ТАБЛИЦЫ СТРАНЫ И ГОСУДАРСТВА ЭТНОНИМЫ РЕЛИГИИ МИРА СТАТЬИ НА ИСТОРИЧЕСКИЕ ТЕМЫ МЕТОДИКА ПРЕПОДАВАНИЯ КАРТА САЙТА АВТОРЫ ХРОНОСА Родственные проекты: РУМЯНЦЕВСКИЙ МУЗЕЙ ДОКУМЕНТЫ XX ВЕКА ИСТОРИЧЕСКАЯ ГЕОГРАФИЯ ПРАВИТЕЛИ МИРА ВОЙНА 1812 ГОДА ПЕРВАЯ МИРОВАЯ СЛАВЯНСТВО ЭТНОЦИКЛОПЕДИЯ АПСУАРА РУССКОЕ ПОЛЕ

Отстаньте от нас КАГАЛ ВОЮЕТ Часть первая 4. Ордынцы Сиона Ордынский плен — не монголы. Ордынский плен — клевета на русских. Ордынский плен — газеты и телешабаш. В газетах русские — виноватые. А на экране русские — мерзавцы. Глупые, подлые, шелудивые. О, спасибо Господу, убежать мне есть куда — в деревню!.. Рано утром первого января, на новый год, прыгнул я в электричку. Прыгнул, но от гнева и боли не уехал: гнев — под сердцем и боль — под сердцем, как свет… Доколе душу русскую топтать Кичливым и продажным иноверцам? В новогоднюю-то ночь бесновался, изгалялся, настырничал, палачествовал над забитыми русскими наглый иронист, костюмный оглаженный рифмач-хохмач, визжащий от бездарности и трусливой к нам неприязни, пародист, частушечник-перекладник, заморский лжередактор, бронхиальный шут, зобастый астматик, сальный пакостник, причесанный под нормального хихикалу… Иша Задорнов. Миша. «Идеть русськая баба, идеть, а я у ей спрашиваю, спрашиваю: — Куды ваучер тебе заткнуть, в зад али в перед? — ..А она, заплатошная, автобусная, солярная, кашевая, мине, мине… Значит, мине отвечает: — Тыкай, куды хоца, куды хоца, тыкай, милый, ваучер-то твой, не морозь яво, тыкай! — … А русськие пословицы? «Баба с воза — лошади легче». Или: «Бей по лбу — там кость». Гы-ы. Или: «Один работник и тот — Балда». Гы-ы. Или: «Не плюй в колодец — пригодится водицы напиться». Гы-ы. Плюй, гы-ы! Или: «Не в бровь, а в глаз». Или: «Дружба дружбой, а табачок врозь». Или: «Попал как кур во щи». Или: «Курица — не птица, баба — не человек». Гы-ы!» Изобретает, дополняет, сокращает, интерпретирует, фольклорист. Рыжий юродивый, опрятно одетый шут занервничал: в зале обнаружились умные, они не орали и не подбрехивали ему, пахнущему чесноком и рыбьими котлетами, ему, харкающему на русские пословицы, и не сумевшему осквернить их. Юродивый агрессивничал. Шут начал проваливаться: «Русские — не разные, Русские — только безобразные, Русские — курносые, Голые, босые, Небритые, немытые, Язвами покрытые, Русские — хлебают оравой, Тоскуют по бани кровавой?!..» Но русские в зале — молчат. Русских не заменить. Лишь кое-где кое-кто, ушастый и губастый, как мессия на сцене, громко заржет, невпопад прыснет и тут же в смущение окунется — запнется… Нервничает пародист. Бегает по сцене уязвленный юморист-иронист, скукоживается, утомясь, известный гороховый шут, купленный в кредит демократической кодлой. Серый костюмчик на шуте блекнет, черным смотрится. Рыжие волосенки на шуте слиняли, пот уплотнил их на пролысинах. Глазки, бессовестные, бесцветные и скачущие, воровски щурятся, возмущения испугались: вдруг да грянет?. . И хвост у шута вырос. Шут горбатым стал. В черта превратился. Но карликом Бог его на сцене изваял, его — гнуса. Зубы — кривые. Лицо — кривое. Тело — кривое. Ноги — кривые. И голос — кривой у паскудника: «Рыба гниет с головы? Не рой ближнему яму — сам в нее свалишься? Щи — на каменку плещи? Зять тещу потащил в рощу? А я, медведь, всех вас давишь? Пуля — дура, а штык — молодец? Кто с мечом к нам придет — тот от меча и погибнет?» Шут вытянул над собой кривые ладони: «Почему я должен умирать? Почему я должен с головы гнить? А их щи? А их медведи? А русские тещи? А русские фуфайки? А русские мины? А русские пушки? А русские атаки? А русские ура?!»… Шут резкий — новый. Шут — вместо русских Шаляпиных, Есениных, Чайковских. Телевизионный микроб, насекомое. Шут накренился. И хвостом, хвостом принялся подметать сцену. Голос шута спекся, ресницы завлажнились, горб шута приподнялся над кривыми костями. Шут забуксовал на ковре и заплакал. Ненависть к русским поразила шута. А может, белка сверкнула по ветвям серебряных лип моих или серебряный ветер тронул рябины мои белые? А не свет ли рождественский пронесся над сценой? Не серебряный ли звон колокола ударил и рассек черную волю черного дьявола? Шут лежал, постанывая, на широкой сцене. Кривые зубы шута лязгали. Околевал вроде. А говорят: «Он из русской семьи, писательской колыбели!» А говорят: «Он притеснялся прибалтийскими фашистами!»… Фашист притеснялся фашистами? Не верю. А я слышал: «Он от русского отца, но от женщины, посланной к нам из-за Аравийской пустыни!»… А я слышал: «Ни полурусский, ни полуеврей не согласится на такую фанатичную ненависть к русскому народу: не возьмет на себя нацистский камень тяжести». А русский возьмет? А еврей возьмет? Не возьмет — нормальный, не возьмет. Но взял — не русский и не еврей, взял — никто: шут, которому Иван Грозный ногти на ступнях горячим кипятком обливал, а горячими щами за воротник поплескивал, горбун, которого Максим Горький изобразил нюхающим юбки псом, графоман, которого пока не потрепали за длинные вялые уши, корявая потаскуха, воющая за доллар простуженным тенором: «Русские — лодыри, Русские — убийцы, Русских — долой!..» И прихромал к нему на сцену, к нему, сидящему-воющему, трясущемуся, прихромал ваучер — член Политбюро. Скуластый. Совершенно облезлый. Окающий. Русский, как глиняный горшок… Прихромал — подцепил. За голубой занавес удалились. Лампы погасли. В черной дыре — слились. В ней и растворились. Черные черти. Ваучеры. Шут — сын писателя-коммуниста, а хромой ваучер — сын ЦК КПСС. Несчастные. Намыкаильщики русского горя и русской сказки. Проклинатели русских. Вчерашние инструкторы райкомов и активисты, а сегодня — телерадиокапитаны?.. Твари скромные. А перекрестился русский — шуты с верхних этажей сигают в канализацию. * * * Мелькнет ли на экране обычная, не в кино, а обычная живая русская доля? Семья. Ее труды. Ее праздники. Ее желания. Русская семья. Не мелькнет. А ведь у нас есть родовая история. Есть у нас — национальная традиция. Свадьба заветная есть. Умеем куличи печь. Умеем любовью наслаждаться. Умеем свиданием утешать душу свою. И к детям — кровинкам русских по-русски приникаем. Соловьи звенят и славят лето, Весь живой и пробужденный лес. И сверкает колесо рассвета Спицами по синеве небес. Наклонись ко мне и мир послушай, В час признанья кто не знаменит, Если жизнью скованные души, Из долины просятся в зенит. Буду целовать тебя до полдня, Ну а с полдня будем отдыхать, Свято зная, и, конечно, помня — Скоро надо сеять и пахать. Пусть страданья голосом столетий В нас кричат, но никому не лгут И, пожалуй, завтра наши дети По родным цветам не побегут. Зреет рожь, да серебрится мало, Травы подняты, да не густы, Где заря бедою отпылала, Там взлететь пытаются кресты. Мы еще не смеем помолиться, А уж поступь истины слышна, Потому и звездный свет струится, И за этим лесом — тишина. А четвертая бабушка, из Пелагеиной команды бабуся, почти слепая вовсе. Кто-то из солдат ей сообщил во время войны: дескать ее муж потерял зрение в бою. Потерял, гранатами обвязался, как зрячий, и по наитию крестьянскому — нырь под фашистский танк. Ребята, солдаты русские, лишь перекрестились, увидя гибель его. Газеты рассказывали про него, да когда это было? Давно. Четыре подмосковные фашистки. Четыре подмосковных солдата. Солдаты пропали в дыму и вихрях войны, а жены их, милые русские бабушки, скрип, скрип старыми подшитыми валенками по жгучему свежему снегу, скрип, скрип. Вот — русский фашизм? Вот — русские фашисты? Под Смоленском-то деревня, говорят, кончилась, вымерла. А наша, подмосковная, держится пока. Четыре фашистки русские советуют мне: — Василич, не включай телевизор!.. — Почему?.. — А кругом русских фашистов горбоносые черти отыскивают, показывают их истерзанному народу русскому, не включай. Грех включать!.. Чем уберегут себя и Россию эти святые русские матери, не родившие и по ребеночку, чем уберегут? Побеждает не свинец, а народ. Где мой русский народ? В какой деревне, под Москвою или под Смоленском, он густ, здоров и радостен? Вы, освоившие наш язык, но презирающие нас, — прокляты нами! Вы, заучившие нашу русскую песню, но извратившие ее, — прокляты нами! Вы, захватившие русский Кремль и озаразившие его, — прокляты нами! Что в отношениях к вам у нас могло забрезжить благодарного? Ничего. Посмотрите: то не Пелагеин муж бредет по вертепам вьюги. Посмотрите: то не второй бабушки муж движется по зимней пустыне. Посмотрите: то не третьей бабушки муж торопится к нам. И еще посмотрите: то не четвертой бабушки муж воскрес и новый год встретить торопится, нет. То — сын Бога. Христос Великий. Он, он бредет, движется, торопится, воскресает. Судить он будет вас, дьяволы, за наши муки, за клевету вашу на нас, бессмертных русских, судить будет вас Христос, вас, вечные фашисты, вас, вечные расисты, вас, вечные казнители совести и правды! Четвертая бабушка, Аня, необычайная. Недаром ее муж танк фашистский собою подорвал. Тимофей. Имя-то историческое. Ермак — Тимофей… И Аня патриотическая. Заскочил к ней местный администратор-демократ, сельский труженик Сергей Сергеевич Гопштейн. Заскочил и: — Бабушка Аня, бабушка Аня, американцы едут, делегация, требуют старинных русских показать, поняла?.. Бабушка Аня поняла: Гопштейн — новый русский. Шут на экране — новый русский. Согласилась. И — катят американцы. Черные. На легковых автомобилях завезли к ней двух. Черный короткий и черный длинный. Оба одинаковые, как пожарные каски. Аня — яичницу к столу. Летом заезжали-то. Зеленый лучок и петрушечку — к столу. Сливочек целую крынку припасла. Курицу рано утром зарубила. Зажарила. Самогону, первача яркого, нацедила графинчик. Шутам гороховым. Американцы как сели — так все выпили и съели. Утерлись. Встали, а который побурдастее и благодарит Аню: — Спасибо! — . .. Аня и подкосилась: — А вы, черти, не из русских ли? Уж слишком вкусно мою стряпню кушали, оладьи, пампушечки и рагулечки пунцовые, вы не родственные ли нам евреи? — А негры — ха, ха, ха! И точно догадалась бабушка Аня: русские негры, сбежавшие от измученной России в Америку, решили проверить русских — не фашисты ли они? Старинных русских новые русские проверяют. Бабушка Аня исключительно для них сдобы русские замешивала. Они и хрумкали их, как овцы ковыльное сено. Негры же, американцы, не могут так хрустеть зубами? Нет, это — наши, новые русские, проверяют древний русский фашизм у бабушки Ани. Везде по миру кричат, мол, русский фашизм наступает и побеждает, вот они и нагрянули в захолустную деревню Подмосковья познакомиться воочию с русским фашизмом. Дикторы плевые. Американцы доконали стол до последнего блюда и коржика, погрузились в автомобиль и, по указанию Сергея Сергеевича Гопштейна, укатили. Бабушка Аня не сомневалась: то — наши новые русские вымазались в сажу или еще какой химический лак и под американцев работают, стучат на русских бабушек. Черные мячи. Гопштейн вымазать рожу не успел. Пока он тут, в России еще, и рожу мазать сажей не спешит. А полетит в Америку — вымажется, новый американец… Скрипят подшитые валенки по новогоднему снегу. Идут тихонечко по коротенькой улочке четыре русские бабушки. Мимо слепых русских изб идут. И говорит Пелагея: — Муж мой, Вася, стучится вчера: «Ты, Пелагея, виновата — не родила, вот и гибнет Россия!» А вторая бабушка, Фрося, отвечает: — И мой Семен вчера стучался: «Ты, ты, ты, виновата, детей нет — и Россия погибает!..» А третья бабушка, Полина, поддерживает: — А мой тоже вчера звень, звень по раме, Саня мой, замечательный, и с обидой: «Ты, ты виновата, детей не успела мне подарить — вот и погибает Россия!»… А четвертая бабушка, Аня, заключает: — А мой Тимофей вчера постучался: «Аня, мы не вырастили детей — и Россия погибает!. . Но, Аня, мы виноваты, мы, старинные русские люди!..» Бредут бабушки подмосковные. Бредут, ежели живы, бабушки смоленские. И на Урале моем бабушки по хуторам скрипят валенками. В Сибири бабушки скрипят. А где не скрипят подшитыми валенками русские бабушки? Скажите мне, новые русские, ну где не скрипят? Где нищета — там горе русское, там скорбь русская. Где клевета — там на русского дьяволы обрушились. Черти будоражат хвостами пыль кровавую, а русскому человеку глянуть нельзя впереди себя?.. А белые березы перезваниваются. А зеленые сосны перекликаются. А в ночном глубоком небе серебряные звезды растут и растут — уже они в омутную белую лилию величиною. Серебрятся и мерцают. И свет, свет серебристый, иней, иней золото-сизый, как пух заревой лебяжий, кружится над нами и овевает — тайна чудная! И кажется мне: русские не погибли в боях и атаках. Русские лишь притомились. И слышат нас теперь. И новогодняя воля их поднимает, на ноги прочно ставит: берегитесь, враги, старинных русских! И еще кажется мне: не снежинки белые роятся, а души детские воскресают, воскресают и несметными стайками за Христом устремляются, в свет, мужественный и вещий, летят. На голос России торопятся… * * * Не выдержал я скуки деревенской — включил, нашел утлый телевизор в углу избы, включил. А на экране — настоящий шут. Без грима. Лысый, морщинистый, не как горькие люди, а морщинистый, как наваксенное голенище, поблескивает каждой морщиной: блюдет и пудрит кожу, стервец. Шут, а вокруг — министры, генералы. Шуту 60-летний юбилей справляют, ворье. С чарками, подарками, с речами. Засмотрелся. А в дверь — стук, стук, стук. И первая — Пелагея. За Пелагеей — Фрося. За Фросей — Полина. За Полиной — Аня. Мои милые озябнувшие бабушки. У Пелагеи в руках белый листочек бумаги. Приближается она ко мне: — Распишись, Василич!.. — За что?.. — А почитай… Читаю: «Мы, русские престарелые бабушки, колхозницы, теперя фашистки, как называют нас разные выблядки, отвечаем в зиму лютую друг перед дружкой. Ежели какая помрет, живые ее утром отроют и сообщат на почту али куда там. Дежурство открывает Пелагея, а за ней мы. Пелагея — сутки в ответе. Фрося — сутки. Полина — сутки. Аня — сутки. И ты, Василич, — сутки. Не обессудь старух». Конечно, договор их я, читатель, перед тобою подредактировал, знаки препинания расставил, но суть не менял. Грешно менять. Я расписался. Бабушки удалились. Успокоились. А на экране, сменяясь и хмелея, мелькали упитанные бесы. Лысые, пузатые, матрацеобразные, безфигурные гады. Хвосты их покачивались над их комолыми лбами, их надтреснутыми ушами. Покачивались хвосты и покачивались. А новый год двигался по нищей и обескровленной фашистской земле, по России, заслонившей этих этнических бесов от настоящих фашистов, которые перевешали бы их, лысых, жирных и самонадеянных, на белорусских березах, на подмосковных дубах, на тульских липах… Метель затревожилась. Повела крылом. Брызнула в окно рассыпчатым снежком. И завыла, запричитала, зарыдала, глубоко и неостановимо, как рыдали наши русские матери, солдатки, вдовы, осиротелые, измученные войною, голодом и холодом. Я хочу посмотреть на экране, послушать Шаляпина, я хочу вместе с женою послушать Штоколова, Русланову, хочу молодым себя на миг в этом торжестве русской песни и русской красоты ощутить, но где там? В лучшем случае — Кобзон. И вновь — преклонение перед битлами, перед орущей грязной заморщиной, иностранщиной, повергающей нас в уныние и ярость… Что ж я плачу, седой человек, Иль печальнее песню не слышал, Я ведь прожил означенный век, Словно вдруг за околицу вышел. И увидел, как в центре земли Погибает Россия родная, А над нею летят журавли, Высоко и прощально рыдая. Разве ты молодой не была И в ладонях моих не дышала, Но завьюжилась черная мгла И на разум слеза набежала. Через поле — страда за страдой, Через рощу — беда за бедою, В красном озере день золотой Закипел за уральской грядою. Так не пой же, не пой же, не пой, Мы знамению не покоримся, Лучше в грозном просторе с тобой Затеряемся и растворимся. Не достигнуть своих берегов, Одиноко в пути умирая… Серебристая бездна снегов И пожары — от края до края. Вправду — перед пришествием Христа ринутся на православную Русь черти хвостатые и, хвостами виляя, грызть нас начнут, и бедами увечить. Когда на язык Митковой попадает буква «с» или буква «с» попадает на язык Шараповой, я вижу — батон, с одной стороны батона, кончик его, довольно толстый, закусила и стиснула Миткова, а с другой — стиснула Шарапова, и звук «с» у них, у обеих, получается как бы мякишно-недопеченный, а в середину батона вцепилась намертво дикторша Комарова, та — вообще с одесским жаргоном… И Попцов «р» не выговаривал и до сих пор не выговаривает. Прислушаться — никто на останкинской телебашне без картавости и слова произнести не может. Мода, говорят, такая у них там. Не картавишь — не новый русский. Сорокина-то не картавит, вот и ярится: от зависти к ним — нас призывает русских расстреливать на демонстрациях Москвы и на митингах у Дома Советов. Лучше бы тоже картавила… Картавить — почетно: даже Вольский, бывший завотдела ЦК КПСС у Горбачева, лизоблюд его, и то картавит, коммунистов, националистов, шовинистов, расистов, фашистов кляня, но забывая про сионистов, даже и Рыбкин, выпускник академии при ЦК КПСС, отставной спикер Думы, прикартавливает, угождая Ельцину, верный юный ленинец недавно, а сегодня — демократ. Вихлюн. Чего нам, русским, ждать от телерадио России? Чего нам, русским, ждать от окружения Ельцина? Чего нам, русским, ждать от коммунистов, нахально, на виду у СССР и России, перекрасившихся в бордельный цвет современной воровской демократии, чего? Чего нам, русским и нерусским, ждать от этих продажных партийцев, отрекшихся от цековских удостоверений, отрекшихся от славного удела борцов за народное добро и народ и растащивших станки, дворцы, предприятия, колхозы, землю, банки, чего ждать нам от них, новозаквашенных «дворян и князей», гоев осионизированных, духовных ничтожеств, ворья и разложенцев, чего нам от них ждать? Мы в отношениях с ними имеем одно лишь право — право на постоянное презрение к ним и право на суд грядущий над ними. * * * Тебе, человек русский, по крови и земле родной мне, тебе, россиянин, брат мой, делящий со мною пополам горе и радость, холод и голод, кровь и слезы — правда эта: моя бесстрашная правда о трагедии Дворца Советов, как называют его в народе, боль — о расстреле безвинных русских, поднявшихся в октябре 1993 года на борьбу с наглыми грабителями, ленинцами, предавшими красные знамена, лидерами и генсеками, предавшими Гимн СССР и Герб СССР, тебе, русский беззаветный воин, тебе, скуластый россиянин, защитник просторов наших. Не все политбюровцы — предали. Но не хватило мужества у ГКЧП спасти Родину, не отдать ее оккупантам и провокаторам, банкирам и заводчикам, воротилам США и Запада, масоно-сионскому нашествию, беспощадному и кровавому. Казнителям эпохи. Кто предал — время показало. Зачем предал — время рассказало. Я плакал по следам событий октября 1993 года, когда еще и кровь не высохла на осенней траве у Дома Советов, когда еще и тела убитых не успели остыть, когда еще с крыш телерадиостанций пули приторможенно досвистывали, когда продажный палач, Ельцин, хрипел угрозно в микрофоны, а Черномырдин и Лужков, Гайдар и Явлинский, Грачев и Ерин, Галушко и Панкратов его поддерживали. И омерзительный Горбачев, суетящийся мертвец, светил потухшим лобным пятном с экрана. Я рыдаю, читатель, мой, друг мой верный, в Россию нашу влюбленный и ею рожденный умереть за нее, святую, но я, дорогой мой, не дрогнул под призывами литературных мерзавцев — убивать нас, патриотов русских, давить нас и растаптывать. Гранины, Данины, Приставкины, Адамовичи, Евтушенки, Ивановы, Дементьевы, Васили и Ролланы Быковы, Розовские, Лисовские, Якубовичи, Контаровичи, под псевдонимами и не под псевдонимами, но ползущие на нас, — отрава сионистская, склизь тошнотная и последняя на пути нашем. Ельцин, не утомлюсь я утверждать, — Ленин сегодня: Владимир Ильич, воспетый и обласканный нами, поэтами и сказителями русскими, кто ничего не пожалел для того, чтобы остаться в Кремле, у власти остаться, половину Российской империи подписал на раздачу. Польшу надо? Пожалуйста, берите. Финляндию надо? Пожалуйста, берите. Смачный кусок от Белоруссии надо? Пожалуйста, берите. От Прибалтики — сколько надо? Пожалуйста, берите. Украину — берите, берите, да повеселее, через «Брестский мир», берите и пользуйтесь на здоровье!.. А зачем вождю было упираться? Он же не создавал Российскую империю. Создавали цари и народ. Царей гробанули, а с народом чекистские «тройки» договариваются незамедлительно: зарядил наган — кто возразит?.. Ельцин СССР пожертвовал за трон, да за президентский трон в России. Борис Николаевич Ельцин и Владимир Ильич Ленин — настоящие вожди пролетариата. До прихода к власти Ельцина у нас, в России, нищие не валялись по тротуарам и не отирали стены в метро лохмотьями, а пришел Ельцин — нищих, как вшей среди пленных, полно. Но Ильич матерее: при Ильиче нищих миллионы и миллионы шумело — от центра страны и до окраин аж. Ленин экспроприировал, конфисковал, раскулачивал. Ельцин в сберкассах вкладики у бедных упразднил, часть имущества общественного на ваучеры забрал, другую часть на приватизацию подмел, и народу, как при Владимире Ильиче Ленине, кукиш достался — сначала гайдаровский кукиш, потом — чубайсовский кукиш, но оба кукиша — не фантазия, а реальный плод перестройки в России, о которой, всхлипывая нежно, любит рассуждать Ельцин. Разве Ильич не обожал детей? Обожал, и еще как, даже светлые тюрьмы и веселые колонии выстроил им из разоренных большевиками дворянских усадеб — живи, делай по утрам физзарядку и учись. И Николаич разве не привязан к детишкам? Печать наша сообщает: дескать, около двух миллионов неумытых и полуголодных ребятишек мыкается по России, снесенных с родительских порогов нищетою. Да, Ильч и Николаич, Николаич и Ильич — истинные марксисты, большевики победоносные!.. Кровь рабочая — по склонам, По долинам и полям. Русским вздохом, русским стоном Путь означен журавлям. Тает стая молодая, Тонет в хмурости дневной. И летят они, рыдая, Над расстрелянной страной. А колокола крутые Повторяют без конца: «Проклята семья Батыя, Семя гнусного самца!»… Но как получилось, что и это восстание русского народа, в Москве, провалилось в нерешительности, недоговоренностях, подвохах и военно-политической близорукости Хазбулатова и генералов, играющих образы авторитетных начальников, особенно — Руцкой. Этот честный мятеж был разгромлен еще беспощаднее, чем тот, мятеж 1991 года, тоже проваленный трусливыми политиками и трусливыми генералами. Посмотрите сейчас на Хазбулатова: почти — Горбачев, раздавленный и никому не интересный. А Руцкой? А Лукьянов? Ачалов? И на какие крепости опиралась Горячева, зачитывая списки полков, поддерживающих мятеж? Где они? Впечатление — высоко организованная провокация, рассчитанная на полную и долгую победу мерзавцев над русским духом, над русской правдой, над теми, кто поднял голос в защиту истерзанной Родины. А заполнение чеченами, в дни мятежа, заполнение Москвы и ее окрестностей, как понимать? Словно рассчитали: чем ни поверхностней подготовка восстания и чем ни беспощаднее его подавление сегодня, тем безнадежнее будет распрямляться от ига русскому народу завтра. 1993-1996

Хроники фестиваля. Марина Меркулова: «Сегодня время всеобщей креативности»

 Мастер-класс pr-директора V Всероссийского театрального форума «У Золотых ворот», опытного журналиста и в прошлом выпускницы мастерской В.Хотиненко во ВГИКе (режиссура игрового кино), можно растаскивать на цитаты. Педагог по первому образованию, Марина Геннадьевна сумела заворожить слушателей с первых секунд своим обаянием и энергией и продержать их в продуктивном «медийном» напряжении почти два часа встречи. «Театр и телевидение: цифровые технологии в театре в эпоху медиа-вызовов» — «золотая» лекция с таким названием стала супер-полезным для всех сотрудников театральной среды ликбезом по основам информационного сопровождения события.

Немного статистики: в 1998 году Интернетом пользовались 40% жителей Земли; в 2018 — 89 %. Как же отреагировал на появление интернета вообще и социальных сетей в частности театр, один из самых консервативных и медленно меняющихся видов искусства? Ну, как минимум, у театров появились сайты, мобильные версии этих сайтов и аккаунты в социальных сетях. Большинство телеканалов, утрачивая аудиторию, также занялись развитием своих интернет-версий. Проработав 15 лет на телевидении, Марина Меркулова решила идти на опережение. И пока другие адаптировали телевизионный формат под интернет, создала сразу медийный ресурс во всемирной паутине.

Так в 2013 году появилось сетевое издание о театре «Артист», хорошо знакомое зрителям фестиваля, как главный и самый оперативный информационный спонсор всех событий во Владимирском театре. «Одно из отличий интернета от телевидения в том, что он не создает объектов искусства», — поясняет Марина. Но, по сути, первый «телеканал» о театре в интернете «Артист» может смело этому утверждению возразить. Объемно отражающий главные события театральной России, медиа-проект «Артист» предлагает пользователям и авторские программы о людях и событиях театра, которые не увидишь нигде более, и сам становится инициатором уникальных активностей (различные форматы флешмобов, акций, конкурсов, дневники театральных фестивалей и проч.)

Но перейдем к делу. Главная ценность этой встречи в том, что Марина Геннадьевна по пунктам, как опытный педагог, разобрала простейшие инструменты медийного продвижения театрального события, которые доступны каждому, у кого в руках есть мобильный телефон.  Итак, театрам на заметку:

1. Необходимо создавать динамичные захватывающие трейлеры к спектаклям, этакий театральный экшен. Театр на экране требует трансформации, поэтому рекламный видео-ролик может сказать нечто большее, чем есть в самом спектакле. Пример – трейлер к легендарным «Служанкам» Романа Виктюка, снятый командой «Артиста» к юбилею спектакля.
2. Необходимо изучить все инструменты, которые предлагает Фейсбук, и не жалеть на это времени. Каждый из почти 10 000 подписчиков страницы «Артист» в фейсбуке, как говорит Марина, отобран вручную.
3. Лайки надо заслужить. Это показатель более достоверный, чем абстрактный рейтинг. Каждый «лайк» нужно отслеживать и предлагать этому пользователю поставить «мне нравится» всей странице.
4. При создании контента театральной страницы важно помнить, что:

— самая действенная эмоция – сочувствие. Текст поста должен провоцировать на диалог (Помните? Любите? Знаете?)

— задавать вопросы, включать в интерактив, предлагать игру

— обрамлять неизвестное (важную театральную новость) известным, общедоступным  (цитатами о театре, фотографиями известных артистов, поздравлениями с днем рождения)

 — использовать ежедневные цитаты из произведения в преддверии премьеры

Но чем сто раз услышать, как известно, лучше один раз увидеть. Все примеры для успешной работы и вдохновения можно найти на странице проекта в фейсбук https://www.facebook.com/ArtistMediaChannel/

Флешмоб #охотанавампилова и интерактивная карта постановок по его произведениям в театрах мира; всероссийский флешмоб #снегАрт с участием лучших снегурочек страны и ещё множество невероятных идей для вдохновения на медийные подвиги можно найти на сайте сетевого издания «Артист» http://artistchannel.ru/

 «Сегодня профессионалы утратили монополию на производство интересного медиа-продукта, — продолжает Марина. Символ порой важнее предмета искусства – грамотный пост о событии в фейсбуке и репортаж о нём может быть важнее самого события. Поэтому профессионалам необходимо встать на позицию любителей  и поучиться у них оперативности, находчивости и искренности». Сегодня любой,  у кого в руках есть мобильный телефон и желание что-то сделать, способен овладеть искусством мобильного кино. Театр – это необъяснимая эмоция. Так вот задача медиа-среды вокруг спектакля – объяснить, куда ведёт эта необъяснимая эмоция, рожденная спектаклем.

«В эпоху медиа-технологий театру необходимо оставлять цифровой след после каждого события», — завершает лектор встречу. Все инструменты для этого Марина Меркулова подсказала, а главное – создала невероятную атмосферу, энергетически заряженную на успех и развитие каждого, кто ей проникся.                              

Мила Денёва

Алексей Будищев «Белая акация» — Страница 2 из 2

III

Тот запах, как плотный туман, окружал всю усадьбу, и, с мучительной сладостью вдыхая его, я настороженно слушал. А она возбужденно, с розовыми пятнами на бледных щеках шептала мне.

— Ты не думай, что это что-нибудь особенное — эти серенькие пилюли. Ради Бога, не думай этого, о ради Бога. Это просто легкое снотворное средство. И я глотала их, но две на ночь, по предписанию доктора. Ну, да Сквалыжников ведь доктор по образованию, и еще какой доктор! Когда была больна! Глотала, глотала, но две! А ты опустишь ему в рюмку всего одну! Одну эту, маленькую! Ты меня слушаешь, мой дружок?

Ее прекрасные глаза светились такой чистотой и безмятежностью.

— О, да, — сказал я глухо.

В моем рту пересохло, и мой язык с трудом повиновался мне.

— Мой бедный мальчик! — вдруг воскликнула она с бесконечной искренностью. — Как ты сегодня бледен! И это я измучила тебя! Неужели я?

— Говори дальше, — попросил я также глухо.

— Ну вот, — заговорила она с прежнем возбуждением, опять словно вся загораясь, — когда мы отужинаем, я займу его разговором…

— Ардальона Сергеича?

— Да. Займу его разговором, а ты неслышно, то есть, незаметно, выйдешь и через окно влезешь в его кабинет…

— Через сад? — с трудом ворочал я языком.

— Через сад. В окно. Там ты увидишь: на его ночном столике стоить рюмка с мятными каплями. Он пьет их на ночь от изжоги. Всегда. И ты бросишь в рюмку эту серенькую пилюльку; вот только и всего … Это же не трудно тебе?

— И тогда он уснет крепко?

— Крепко.

— И обеспечит нам свидание в продолжение часа. О-о…

— Ну, да, ну, да, из-за чего же иначе я так хлопочу! — воскликнула она с живостью. — В течении целого часа, это во всяком уж случае, мы будем застрахованы от несносных глаз шпиона. Я так боюсь его, что делать! Ты меня понимаешь?

— О, да! — выговорил я.

Мы стояли за нежными зарослями мимоз, словно осыпанных розовым пухом их нежного цвета, и тихо переговаривались. Луна медленно шла меж двух темных облаков как в пропасти, заливая мертвым сиянием ее лицо, прекрасное лицо женщины. Изнемогая от ее присутствия, я глядел на нее, С тех пор, как она впервые прикоснулась к моим губам, прошло десять дней. И все эти десять дней я каждый день, на ночь, в том же коридоре получал от нее такой же поцелуй, и я ждал его с утра, этого поцелуя, как единственную мою пищу, необходимую мне, чтобы жить и дышать. С опасностью для жизни, как она говорила, она улучала мгновение, чтоб скользнуть, как тень, в коридор.

— Послушай, — простонал я, — и если я брошу в его рюмку эту пилюлю, ты придешь ко мне сегодня же на целый час?

— Конечно же, мой бесценный мальчик! — шепотом воскликнула она.

Я опустился перед ней на колени и приник к ее руке в бесконечном томлении.

— О чем же ты плачешь? — прошептала она со святою трогательностью. — О чем, мой единственный дружочек? — Она с скользкой увертливостью мимолетно прижалась к моему лбу губами и побежала тут же прочь. С дороги, как бы оправдываясь, проговорила:

— Слышишь, шаги на балконе? Сюда уж идет наш несносный шпион! Ах, жизнь, жизнь… Эта проклятая жизнь!

И она исчезла, вздыхая. А я опустился у ствола березы и зажал руками голову, безучастно прислушиваясь к приближающимся шагам. Но ко мне подошел не Ардальон Сергеич, а Сквалыжников.

— Что вьюный вьюноша? — спросил он меня, насмешливо приподнимая брови.

Его жирные щеки лоснились, а тоненькие, как нитка, усики были задорно вздернуты вверх.

— О чем кручинитесь? — спросил он меня все так же насмешливо. Но вдруг все его лицо перекосила самая дикая злоба. Он быстро подошел ко мне, крепко схватил меня у кистей рук и заговорил, задыхаясь, выкидывая слово за словом:

— Вы видели? В кабинете у Ардальона Сергеича висит на стене пара прекрасных дульных пистолетов? Вы видели? Вы знаете, что они всегда заряжены самым тщательным образом, и следовательно всегда к нашим услугам. Хотите, возьмем их сейчас же и будем биться вот здесь же за этими кустиками, насмерть? Вы хотите, вьюный вьюноша? — злобно спросил Сквалыжников, все еще гневно тиская мои руки. — Вы хотите? вы хотите?

Передернув плечами, я однако вырвал у него мои руки, несмотря на его бычачью силу.

— Оставьте меня в покое, — закричал я ему раздраженно, — с какой стати я буду драться с вами и на пистолетах? Из-за кого? Из-за чего? Для вашего удовольствия?

— Не отвиливайте, — засипел Сквалыжников сдавленным голосом, потрясая толстым пальцем, — не отвиливайте! Я видел сам с балкона, своими глазами, она вас целовала! Она! Вас! Она, кому вы недостойны поцеловать подошвы у башмака! Она вас! — все повторял Сквалыжников.

Белки его узеньких глаз стали красными и гневно прыгали его толстые губы под точно нарисованными углем ниточками — усами.

— А вам какое дело до меня и до нее, до Зои Васильевны? — проговорил и я, тоже весь заражаясь злобою.

— Потому что я ее люблю, — с трудом выговорил Сквалыжников. — И неужели вы не догадывались об этом.

— Любите? Вы? — повторил я, смутившись. — А она вас? Тоже любит? — вдруг добавил я.

Сквалыжников заломил обе руки и сделал несколько шагов мимо меня. Я все ждал его ответа.

— Любит ли она меня? — переспросил Сквалыжников. — О, если бы, но, увы! она меня презирает! И разве вы не замечали этого? Простите меня, простите меня, — почти завопил вслед за этим Сквалыжников, протягивая ко мне обе руки, — вы же сейчас уже поняли, что вся эта дикая выходка с моей стороны продиктована мне моей бешеной ревностью. Вы понимаете меня, молодой человек, не правда ли? Вы понимаете несчастного раздавленного ревностью? — Сквалыжников, все еще протягивая мне руки, захлюпал толстыми губами, точно собираясь заплакать.

— О, молодой человек! — почти вопил он. Он стал мне противен до тошноты.

Я повернулся к нему спиной и пошел в дом. Меня точно осветило и обогрело солнце. Я был счастлив и все мои тяжкие сомнения будто развеяло ветром. А этот толстый человек с жирными щеками был мне только несносен.

Впрочем, перед самым ужином в мое сердце вновь вошли черные призраки с острыми крыльями. Но я сказал с притворной надменностью:

— Пусть!

Ужин тянулся мучительно долго. Ардальон Сергеич был оживлен как никогда, а Сквалыжников понуро глядел в свою тарелку и молчал как глухонемой. Зоя Васильевна между тем, почти не умолкая, говорила, очевидно, и за него и за себя. А я ждал условленной минуты, хмуря брови. Когда, наконец, я заглянул из сада в окно кабинета Ардальона Сергеича, мне сразу же бросились в глаза два дуэльных пистолета, висевших на коврике над постелью. Я опять спрятался за косяком. И снова заглянув в окно, снова увидел те же пистолеты с тяжелыми вычурными ложами, с затейливой серебряной насечкой.

— Всегда заряжены, — точно сказали они мне своим видом, — и всегда к вашим услугам! — Жирное лицо Сквалыжникова пригрезилось мне тут же. Он будто бы раздвинул толстые губы, сделал мне гримасу, и зевласто отвратительно захохотал.

Я затаил дыхание, полез в окно, вытягивая шею и напрягая все мышцы, и тут же услышал запах мятных капель. Пистолеты вновь будто нарочно бросились мне в глаза, точно крикнув всем своим видом:

— Всегда к вашим услугам, — не забудь!

— И не забуду, — подумал я сурово и тяжко и колеблющейся походкой пошел к ночному столику.

Из столовой до меня дошел грубый и неуклюжий, точно задавленный смех Сквалыжникова.

— Ловко! Чужими руками жар загребать! А? — говорил тот.

«Пусть», — подумал я. И передохнул в последний раз, двигаясь в полутьме. А потом я целый час бродил по саду. И затем прокрался с себе в комнату. Как гнусный вор! Луна стояла прямо перед окном, бледная и тоскующая, точно все спрашивая меня о чем-то, пытаясь заглянуть в мое лицо. А я лежал в постели одетый, сбросив только с ног башмаки, и все монотонно говорил себе мыслью:

— Пусть. Пусть. Пусть.

В двенадцать с половиной часов в окно мое постучали. Я увидел ее, всю сразу, прекрасную, обольстительную, ее, что была для меня ценнее всего мира, всю обвеянную пряным запахом все истребляющей страсти. Я подошел к окну и распахнул его.

Она положила руки на мои плечи. Я схватил ее как наидрагоценнейшую добычу и втянул к себе. И застонал точно мне перерезали горло.

— А тот спит … будь спокоен, — прошептала она, чуть содрогаясь.

Пятнадцать ночей подряд я опускал пилюли в ту рюмку на ночном столике. Пятнадцать ночей подряд!

И те деревья все еще цвели, угарные, пьяные, сумасшедше-дерзкие, разливая вокруг свой сладчайший яд, свою заразу.

IV

Повернувшись носом к стене, Миша все плакал и плакал не переставая, жалобно всхлипывая. И эти тихие всхлипывания кололи меня как раскаленные гвозди. Я не выдержал, порывисто поднялся на ноги и пошел прочь. Из столовой уже ясно было слышно несносное бормотанье в кабинете Ардальона Сергеича и я быстро-быстро пошел туда. Но, не доходя порога, повернул обратно. Сквалыжников увидел меня, на цыпочках осторожно подошел почти вплоть и шепотом спросил:

— Что, все еще болят виски?

— О, да! — сказал я, жалобно морщась, почти готовый расплакаться.

— Еще бы! Не засыпать ни на минуту в продолжении трех суток это что-нибудь да стоит, — Сквалыжников соболезнующе покачал головою и по-бабьи подпер рукою жирную щеку.

«На бабу он похож, а не на объездчика из солдат, — пришло мне в голову внезапно, — на деревенскую бабу с подведенными углем усами».

— А когда его будут хоронить? — спросил я вслух.

— Ардальона Сергеича? Завтра утром, — вздохнув, ответил Сквалыжников и безучастным деревянным тоном, не глядя в мои глаза, добавил: — ведь доктор не нашел в его смерти ничего подозрительного! Вы знаете?

«На бабу он похож, — опять подумал я о Сквалыжникове, — очень просто!»

— Очень просто! — повторил я вслух и пошел через балконную дверь в сад. Потом вышел за ворота и глядел на руку и опять пошел во двор. И тут я снова увидел Сквалыжникова, шедшего к погребу. За ним шла горничная с тазом.

— За льдом, — догадался я, — чтобы поставить его под стол, на котором лежит тело Ардальона Сергеича. Заглядывая в глаза Сквалыжникова, я сказал:

— Вы думаете, я ничего не замечал? Нет, я стал замечать, что после десятой пилюли он начал уже горбиться, шмыгать ногами и все хвататься за живот…

— Тсс, — замахал на меня руками Сквалыжников и, отведя меня в сторону, запальчиво воскликнул: — Собственно, что вы все болтаете? Какие-то дикие нелепости? Кого вы хотите впутать, во что? Поверьте, что этого вам не удастся, и никто вам не поверит! Слышали! Что-с? Будьте благонадежны! — сердито погрозил он мне пальцем.

— Я не буду, — жалобно протянул я, — я больше не буду, поверьте! — с жалобными стонами я пошел прочь.

— То-то же! — еще раз погрозил мне Сквалыжников.

В окно я увидел Зою Васильевну. Резко выделяясь своим черным платьем, она стояла перед окном и глядела на меня. Ее глаза были заплаканы, а веки красны и припухлы.

— Ну, что вы? — спросил я ее замкнуто, останавливаясь перед окном. Мой мозг точно ломило как застуженный.

— Хотите верьте, хотите нет, но я сказала вам сущую правду, — заговорила Зоя Васильевна страстным шепотом, — хоть убейте меня, я вам не лгала. Я очистилась перед вами моею исповедью. Боже! Не глядите на меня так.

— Вы прошли по мне как по мосту? — спросил я ее опять. — Я был мостом на пути к вашему счастью? Ну, повторите, что это так?

Она кивнула головой и прижала к глазам носовой платок. Ее плечи несколько раз дрогнули.

— Мне вас жаль, — проговорила она затем, — но что мне было делать. Когда любишь, то сходишь с ума. А я целые семь лет была сумасшедшей…

— И я был сумасшедший, — сказал я, — а теперь вот мозг ломит! — я вздохнул.

Она тоже вздохнула и опять прижала к глазам носовой платок, чуть колебля плечами. Припоминая вчерашний и третьеводнишний разговоры с нею, те страшные разговоры, я спросил:

— Вы семь лет любите Сквалыжникова ?

Она молча, но решительно кивнула подбородком.

— И вы знали наверное, что по духовному завещанию Ардальона Сергеича вы получаете двести тысяч?

— Знала. Конечно. Я уже признавалась вам во всем. И зачем вы еще хотите мучить меня? Я говорю: убейте меня, если я так преступна! — почти закричала Зоя Васильевна. Розовые пятна зажглись на ее щеках. — Убейте! — повторила она. — Но Ардальон Сергеич был так невыносим, а я принуждена была ласкать его. Видите, я от вас ничего не скрываю. Ласкать в то время, как я любила другого. Во сколько вы оцениваете эту пытку. А двести тысяч, конечно, кто откажется от богатства и довольства, Ах, ах, казните меня, но я хочу быть только такой! Только такой, какой я есть! И другой я быть не могу!

Я слушал ее, ощущая мучительный озноб у сердца, потирая руки, и с моих губ то и дело срывались ломанные, неопределенные звуки, похожие на стон.

— Милый, дружочек! — вдруг воскликнула она с невыразимой нежностью, — а ты то как измучился со мною, и какое страшное бремя я на тебя взвалила! Подойди, я тебя поцелую, мой бедненький! Ну, подойди же!

Вдруг, как и она, переходя на ты, я спросил:

— А ты любила ли меня, хоть когда-нибудь?

Она всплеснула руками, на минуту задумалась и твердо проговорила:

— Были мгновения… Когда да, любила!

— А теперь эти мгновения? — спросил я.

Меня тяжко толкнуло в сердце, обожгло мозг.

— Ушли, — вздохнула она.

— И не вернутся?

— Нет, — чуть долетело до меня.

Все потемнело в моих глазах, словно вдруг наступила ночь. Я положил голову на подоконник, как на плаху, и заплакал.

— Мы двое, — услышал я над собой ее голос, — двое сумасшедших от любви, мы оба… бедный, бедный мой! — Ее губы прикоснулись к моему лбу.

— Подари мне еще… несколько мгновений, — простонал я в бесконечных мучениях, обливая лицо слезами, без единой надежды в будущем.

Но она не ответила мне ни звуком. Я выпрямился, вытер глаза и пошел прочь.

Я слонялся, где не знаю и сам, вплоть до самых сумерек, а потом отправился в дом. С самого порога я уже услышал тонкий, отвратительный запах мертвечины, и на минуту заколебался было, а потом вновь продолжал свой путь.

У порога кабинета я вновь замедлил шаги. Но тут ко мне подошел Сквалыжников.

— Забудьте ваши сказки насчет пилюль, — сказал он мне, притрагиваясь к моему плечу, — все равно вам никто не поверит, и в лучшем случаe вас посадят в сумасшедший дом! Бросьте, драгоценнейший, пока не поздно. Это вам не выгодно! — Он погрозил мне пальцем.

Я брезгливо стряхнул его руку с своего плеча и проворчал:

— Чужими руками жар загребать, да?

Сквалыжников сморщил нос и отвернулся. А я тихо вошел в кабинет.

Три свечи горели вокруг него, а он лежал такой тихий, такой строгий, с таким значительным выражением застывшего будто окаменевшего лица. Рыжая борода лежала на его груди широким веером. Я перекрестился, поклонился ему до земли и сказал старосте, который гнусаво читал над ним черную книгу:

— Вас барыня зовет…

Староста вышел на цыпочках, а я тоже на цыпочках подошел туда, где висели пистолеты.

— Всегда к вашим услугам, — проворчал я все так же досадливо. И, сняв с гвоздя один из пистолетов, спрятал его за ремень под блузу, тут же убедившись, что он заряжен.

— Я убью Сквалыжникова, — сказал я, подходя к Зое Васильевне, — вас я не трону и пальцем, но Сквалыжникова убью!

— Какой вздор, — прошептала Зоя Васильевна, — вам просто нужно хотя один часочек поспать. Вы до смерти измучены, мой бедный дружочек, на вас и лица нет!

Прямая, как стрела, межа уперлась мне прямо в глаза сейчас же за воротами и привела меня в лес. На широкой поляне пастухи пасли стадо свиней. Мальчик и старик. Мальчик, еще не отравленный женской любовью, и старик, уже забывший о женщинах. Я подошел к старику и сказал:

— Когда ты встретишь ту женщину, передай ей, что мои последние мысли о ней и с ней.

— Чего-с? — переспросил старик, шамкая губами.

— И еще скажи ей, — повторил я почти гневно, — что без нее жизнь была бы похожа на мертвую пустыню!

— Как-с? — вновь прошамкал старик, подставляя мне левое ухо.

Я сделал два шага и, вынув из под блузы тяжелый пистолет, выстрелил себе в грудь.

Но пуля обошла сердце, не посягнув на тот образ, который был запечатлен в нем.

Меня вернули к жизни. Зачем?

Алексей Будищев.
«Пробуждение» № 1-2, 1913 г.

Александр Невзоров — Невзоровские среды — Эхо Москвы, 21.04.2021

YouTube-канал Александра Невзорова
Instagram Александра Невзорова

О.Журавлева― Всем привет! Это Ольга Журавлева из Москвы. А из Санкт-Петербурга, как и полагается, из Гельвеции к нам присоединяется Александр Незворов. Я только хочу предупредить, что сегодня у нас очень насыщенный информационно день. Поэтому мы будем прерываться на новости. И будем за ними следить прямо в присутствии самого Александра Глебовича.

А.Невзоров― Хорошо. Следим. Но давай обо всем по порядку. Сегодня известно, с чего все началось. Сегодня в Москве в яркой синеве Манежа открылась и, правда, очень быстро закрылась огромная выставка контрацептивов. Не в том обидном смысле. Нет! В данном случае никакого глума я не вкладывал в это слово. Причем непонятно было: то ли это выставка контрацептивов, то ли это табакерка от слова Табаки, потому что два этих понятия конкурировали между собой. В основном были представлены многоразовые, причем такие многократно многоразовые, б/у контрацептивы. Но была и парочка новых вполне, еще перворазовых. Все продолжилось недолго, потому что потом контрацептивы быстренько включили мигалки и разъехались по своим важным контрацептическим делам.

К чему я это акцентирую на контрацептивах? Да только потому, что речь преимущественно и наиболее болезненно шла о демографии, и о том, как ее повышать, и о том, почему в этой стране сокращается количество желающих жить, рожать и, кстати, даже умирать, потому что если представишь себе, что кто-то из этих людей, кто собрался сегодня в Манеже, может заглянуть на похороны, в принципе к тебе, то даже желание умирать отпадает. Но мы видим, что эта демография, которая является для них таким важным, по крайней мере декларативно важным вопросом, напрямую связана с необходимостью видеть лица этого режима и понимать, что именно эти люди в этой несчастной стране рулят всем. И конечно, ни в коем случае, борясь за демографию, нельзя их собирать и показывать народу. Единственный способ каким-то образом воздействовать улучшительно на эту демографию, это никогда больше не демонстрировать.

Мне пришла информация: сегодня в роддоме абсолютно штатная ситуация — выводится, поскольку большое событие, за стекло монитор, и звучало послание. Слушайте! И нашелся парнишка, который так не хотел вылезать, он упирался руками и ногами, услышав послание президента. Он не хотел сюда. И понадобилась помощь 3 акушерок, чтобы все-таки его скрутили. Это было первое винтилово в его судьбе. Его ожидает, вероятно, еще много подобных. А сколько, ты подумай, Оля, сегодня с 12 до 13:30 сорвалось зачатий! Сколько граждан остановилось и задумалось о том, что будет с тем, кого они сейчас делают! Что ему предстоит слушать это брежневское бубубу-бубубу-бубубу 27-го послания, 37-го послания со всеми вытекающими для его несчастной судьбы обстоятельствами.

О.Журавлева― Но, Александр Глебович, согласитесь, что, с одной стороны, я согласна с вами, что лица этих людей были даже не скрыты масками, что хоть как-то бы исправило ситуацию. А с другой стороны, президент так настойчиво обещал всем будущим и новорожденным невероятные какие-то суммы — 6 тыс. в месяц, 10 тыс. в месяц.

А.Невзоров― Да, я внимательнейшим образом ознакомился.

О.Журавлева― Не помогает, вы думаете?

А.Невзоров― Нет, я думаю, что нет. Я думаю, что это усугубляет обиду и усугубляет оскорбление, когда сборище абсолютно насосавшихся млрд трлн людей обещает вам 130 долларов, если вы кого-нибудь им родите, чтобы у них было побольше солдат-шоферов и налогоплательщиков. Я думаю, это воспринимается как пощечина, хотя надо сказать, что испытание этой скучной сказкой путинской выдержали все в зале. Выдержали достойно. Где-то пламенело лицо Зюганова, алое совершенно. И было понятно, что он больше всех за демографию. Но я бы все-таки рекомендовал, если их так волнует вопрос, больше свои лица не показывать. И даже на таких мероприятиях.

Кстати, отметь: действительно никто не свистел, помидоры не летели. На бис Владимира Владимировича тоже не вызвали. А когда Путин упомянул Шерхана и Табаки, никто не понял, что он имеет в виду не себя. Все решили, что про Шерхана — это он говорит о себе. И тут же потекли слезы умиления, потому что он и про них не забыл. Все Табаки в зале — а там не было никого другого — вздрогнули, всхлипнули и поняли, что он помнит о них и думает о них. Вот не забыл он о них в своем послании. А на Путина каким-то чудом на миллисекунды появилось несколько полос. Вообще надо сказать…

О.Журавлева― Тигр-людоед — не лучший образ.

А.Невзоров: Навальный — это рана, из которой течет кровь все равно режима. И это работает

А.Невзоров― Да, очень опасная аллегория, потому что если у нас есть Шерхан, у нас есть и Маугли. Где находится Маугли и его фамилию, мы знаем. И что Маугли сделал в результате с Шерханом, прогнав по нему стадо Росгвардии. Там, по-моему, было не стадо Росгвардии, там, по-моему, были быки. Что он сделал с Шерханом, как долго и с какими проблемами потом он сушил его шкуру — это мы все помним. При том что послание Путина было сегодня и посланием к ковиду, и посланием к Шерхану, и посланием к Навальному, в том числе. И разумеется, посланием к печенегам. Это он освоил жанр еще с прошлого раза. И что вся эта скверна, все эти печенеги с лица России «Спутником V», новой вакциной, будет смыта.

Было у меня ощущение, когда за всем этим… Скидывали мне кусочки, я прочитывал. Что в Москве ревет заблудившийся в лабиринтах времени звероящер, тоскующий по палеозою и думающий, а где бы и каким бы образом этот палеозой воссоздать, чтобы никто в него больше не лез бы со своими глупостями. Чтобы можно было спокойно где-т уединиться и рисовать фрески с бесами, которые держат в руках айпэды, потому что мы знаем, что это тоже, оказывается, теперь тема. И что фрески с бесами, которые держат в руках всякое компьютерное новейшее оборудование, это тоже символ страшного зла, мы просто недооцениваем их страх. И про создание этого персонального путинского палеозоя мы еще поговорим.

При том что все эти овации, содрогания, весь этот шум, то хамство и забойство, которое происходит сейчас в Москве, Питере, во всех городах, где винтят, где бьют электрошокерами, где уродуют девчонок, где тащат в автозаки с прежней жестокостью, с тупой, примитивной жестокостью — ничего не изменилось. Весь этот шум не в состоянии заглушить важнейших звуков сегодняшнего дня: тихий рокот и такое пжжжж, пжжжж — пожужживание электромоторчиков на вертолетике насовском, который летает над Марсом. Потому что звуки Земли, подлинные звуки Земли, сейчас на Марсе — не в России.

НОВОСТИ

О.Журавлева― Мы снова с вами. Вы, пожалуйста, бдите, следите. Если вдруг потеряли на в YouTube, то у нас Информационный канал вместе с Невзоровым транслируется. Не заблудитесь.

А.Невзоров― Да, Оленька! Ты же не забывай: что у России на уме, то в Белоруссии оформлено в виде указа. И теперь там, как на полигоне, прокатываются сценарии того, что должно происходить в России. В частности, там принято решение о принудительном изъятии валюты у юридических лиц. И о принудительной конвертации этой валюты в шишки, гравий, клубничную рассаду и другие ценные вещи, а также в этикетки и наклейки. И на белорусском полигоне испытывается еще одна новация, которая тоже, наверняка, придет в Россию: сотрудникам ОМОН и гвардии, наконец, разрешено за госсчет будет менять внешность.

О.Журавлева― Мне кажется, еще чиновники, судьи там упомянуты. И даже какие-то пропагандисты.

А.Невзоров― Так называемых правоохранителей. То есть они смогут себе теперь качать губы, клеить ресницы, делать силиконовые большие сиськи. То есть чтобы полностью соответствовать своему собственному имиджу. Как мы знаем, в реальности, в цивилизации, происходят совсем другие, гораздо более серьезные события.

Правда, сегодня вот Путин ничего не сказал об этих событиях, как он вообще не сказал ни о чем по сути дела. Он говорил сегодня много о Лукашенко. И о том, какие несчастья могли бы произойти и произошли с Александром Григорьевичем. Путин при этом не сказал «хотели бы убить – убили бы». Этой фразы он почему-то не сказал. Его не убедила история Бен Ладена, что если за дело берутся США, вероятно от Александра Григорьевича давно бы уже осталось мокрое место с усами. Вообще американцы могли бы пойти гораздо более подлым и хитрым путем. У них много денег, они могли бы подкупить кого-нибудь на российской эстраде. Самого тупого и самого страстного. Скоро Пасха. Они могли бы послать его хритосоваться с Лукашенко. Есть надежда, что оба персонажа бы задохнулись в долгом поцелуе, что тоже в общем, согласись, было бы неплохо.

Вообще жанр сегодняшнего послания можно было бы охарактеризовать как практически такой чистый бубуизм — от бубубу.

О.Журавлева― Я думала, от бабуинов.

А.Невзоров― Нет, это брежневщина. Уже в чистом виде жанр себя исчерпал полностью. И как у генсеков докладывается о развитии, благополучии страны, которая существует только в мечтах и фантазиях самого Владимира Владимировича. Андерсен был тоже большим сказочником. Он бы так в 17-й раз мог рассказывать о первой брачной ночи Русалочки, о том, как решалась проблема с ее большим холодным хвостом и анатомическими особенностями.

О.Журавлева― У нее уже ноги были, Александр Глебович. Вы невнимательно читали Андерсена. Ну что делать! У нее уже не было хвоста в этот момент.

А.Невзоров― То есть Русалочка абсолютно счастлива. Тогда он мог бы рассказать о том, как она добровольно сдала всю свою икру и получила однокомнатный аквариум в новостройке.

О.Журавлева― В общем, да.

А.Невзоров― Но в 17-й раз, согласись, история про Русалочку несколько бы приелась. Хотя все слушали с одинаковым выражением таких старых вампиров перед рассветом, когда уже первый солнечный луч на кончике носа и по идее пора сгнивать на целый день заново.

О.Журавлева― Вы знаете, мне кажется, что вы другую сказку выбрали. На самом деле, если смотреть на Андерсена, это прекрасная параллель. Это была сказка «Девочка со спичками». Это девочка, которая смотрит на прекрасную жизнь в окошко с улицы. И, в конце концов, умирает от голода и холода. Мне кажется, это очень типичная история.

А.Невзоров― Есть такая провинция в Таиланде Самутпракан. И вот там случилось нечто похожее. Там таиландец, вполне благонамеренный, направился в сортир, расположил себя на горшке и тут выяснилось, что, оказывается, в этом же горшке притаился двухметровый питон, который решил там охладить тело свое. И этот питон начал какие-то движения. Они знали, что они сидят на горшке, где находится питон. Они все знали про сегодняшний вечер, что сегодняшний вечер добавит позора и добавит, возможно, и некой опасности, потому что каждый раз неизвестно, чем эта вся митинговая история закончится. Питон там, кстати, в унитаз заполз сам, но не только там.

А.Невзоров: Путин почему-то не сказал про Лукашенко «хотели бы убить — убили бы»

Конечно, жалко их всех было, слушающих, потому что они понимали, что это театр, что это не имеет никакого отношения к реальности, что это отчасти, конечно, астрономия, это рассказ о некой комете, метеоре, который опять прилетел в 100 тыс. км от реальности и от соприкосновения с нею. И так всякое зло будет автоматически совершаться в России, потому что это его родина. А ничего хорошего не будет все равно для всех остальных. При том что это не было рекордным по своему занудству. Это была обычная брежневщина. Конечно, были угрозы. Но теперь Владимир Владимирович всегда угрожает кому-нибудь. И угрозы всегда сбываются.

Про Лукашенко только было очень смешно. Еще раз вернусь, потому что стало понятно по реакции Путина, насколько все эти диктаторы ой блин какой нервный народ. Какие они впечатлительные! Даже не самые невинные выходки в них такие обостренные реакции. Везде мерещатся теперь заговоры, перевороты. И вот то, что померещилось убиение Луакшенко в исполнении двух тихих филологов. Там 2 ботаника-пушкиноведа грызли турнепс и рассуждали о том, как бы хорошо, если бы Лукашенко не было: это абсолютно здравая мысль. И вот теперь раскрыт, наконец, до конца план путинистов этих… Заговорщиков-пушкинистов, прошу прощения. Они же что решили? Он что надумали, каков был план? Во-первых, обесточить всю Белоруссию, полностью отключить свет в Белоруссии. И, пользуясь темнотой, зайти сзади Александра Григорьевича и ударить его томиком академического собрания Пушкина сзади по голове трижды. Кроме всего прочего, в планах заговорщиков, судя по вещдокам, которые сейчас уехали в Минск под особой охраной, купить 42 пачки зубочисток и дрель. Зубочистки нужны были, чтобы ослеплять ОМОН. А дрель — для того, чтобы сверлить в забралах предварительно дырки, потому что ты не подберешься к глазу омоновца, если у тебя не просверлена дырка. Это те еще заговорщики. Дрели не было. На дрель Госдеп деньги не дал.

О.Журавлева― А как же погреб? Погреб, в котором дети должны были прятаться?

А.Невзоров― Это были огурцы. Объясню. Там еще, помимо зубочисток, были приложены 2 огурца, потому что Лукашенко предполагалось обрядить в акваланг и закатать его в огромную банку с огурцами и другими соленьями. То есть формально убийства бы никакого не было. Кстати говоря, опять-таки близится Пасха, можно было бы набить яйцо бертолетовой солью и подойти постукаться яйцом. У него бы от ужаса точно отвалились бы усы.

Вообще чья это больная фантазия с покушением на Лукашенко, непонятно. ФСБ, конечно же, существенно деинтеллектуализировалось за последнее время, вычистив из своих рядов все более или менее соображающее, но все-таки такую идиотскую ситуацию она бы не могла придумать. Я думаю, это изготовлено в Белоруссии.

О.Журавлева― Там же, где изготовлены Майк и Ник, которые что-то там по телефону планировали.

А.Невзоров― Я вообще тут совершил открытие. Я посмотрел лукашенковского главного пропагандона по фамилии Озаренок. Это феноменальный совершенно персонаж. Его надо посмотреть из антропологического интереса. И он мне ужасно понравился. Он вроде бы настолько примитивен, настолько однозначен. Он начинает кричать про отца нации: великий человек, величайший из людей. При этом он вставляет картинку: за грязным картофельным мешком сидит Лукашенко в спортивном костюме с овощной улыбкой усталого садизма. Я еще тогда разочек посмотрел Озаренка. Эти дураки просто не понимают, с кем имеют дело. Этот Озаренок даже одевается, как идиот: как директор дома культуры на Первомай. Но они не понимают, что он над ними стебется. Что это стеб чистой воды. Это стеб в абсолюте. Я чуть не задохнулся от зависти и восторга: он стебется на одной ноте, но это какая-то большая актерская школа. И надо отдать ему должное, что у него это получается.

Путин не ответил, конечно, ни на один… Правда, пункт он и не знал. О том, что сегодня стало известно, что РФ заняла 150 место в индексе свободы прессы между Конго и Гондурасом.

О.Журавлева― Александр Глебович, по-моему он только рад. Разве мы не к этому мы стремились? Не к этому месту в рейтинге?

А.Невзоров― Нет, ему надо изменить 180-е, потому что 150-е не предел. Конго все-таки чуть свободолюбивее. А Гондурас ведь изменчив. И он может быть где-нибудь отмаркирован. Тут же опасное сочетание букв: Гондурас, ГондурАссия, ГондурассИя. Это же вполне все может быть слито. Я просто не понимаю, нафига при этом всем городить эти социальные декорации, в которые никто не верит. Вот этот Ганс Христиан Путин все время демонстрирует нам свою готовность улучшать медицину, социалку, прокладывать газ, трубы. Но ведь понятно, что это все не имеет никакого отношения к жизни. И тем не менее он тратит на это свое, наше, а главное — время Табаки, которые могли бы употребить его с гораздо большей пользой. Сколько невзятых взяток осталось в России сегодня за 1,5 часа!

НОВОСТИ

О.Журавлева― Мы снова с вами!

А.Невзоров― И по-прежнему в Гельвеции. В Питере по-прежнему винтят.

О.Журавлева― В Москве как-то на удивление пока тихо.

А.Невзоров: Что у России на уме, то в Белоруссии оформлено в виде указа

А.Невзоров― В Питере винтят особенно злобно. Но мы в связи с этим можем вспомнить, что подвешенной на волоске, на не самом юном волоске и не самом крепком волоске, остается война. И что Зеленский многократно пытался вывернуть взрыватель из этой войны, но Россия упорно посылает его на собеседование с главарями ДНР и ЛНР. Хотя понятно ежу, что никаких Пушилиных, никаких Пасечников в природе просто не существует. Это названия, клички кукол, одетых на кремлевскую руку. И ты придешь с ними беседовать, и кукловод, издеваясь над тобой, будет говорить кукольным голосом, а эта кукла будет махать тебе ручками. Что только полный идиот соглашается вступать в серьезные переговоры с куклами.

Про сегодняшние события митинговые, про сегодняшние мятежные события. Конечно, я понимаю, что организаторы митинга, дилетанты, это прекрасные люди, они полны иллюзий, они романтики. Они добры, и они надеются на то, что все черные прогнозы старых пиратов о том, что не бывает чудес с замшелыми и закоренелыми диктаторами, что все черные прогнозы пиратов не сбудутся. И я думаю, что, конечно, сегодня, несмотря на то, что эти люди… Ну бывают люди по природе своей пираты, а бывают мученики. Бывают искренние, истинные мученики, которые идут своим задержанием, своей травмой, своим несчастьем, своей поломанной судьбой доказать, что крепость есть, сила есть, отвага в этом народе. И которые за весь народ, за весь русский народ сейчас отдуваются в автозаках и на всяких марсовых полях. По крайней мере у нас. Но они делают одно ужасное дело, с моей точки зрения. Вы видали когда-нибудь торфяные пожары?

О.Журавлева― О да!

А.Невзоров― Это поэма, потому что снаружи кочки, на кочках трахаются зайцы, растут цветы. И где-то там на глубине 2 м огненные бездны. И иногда в эту огненную бездну проваливается со всей листвой и корнями дерево. И тогда оттуда искрит, и становится понятен масштаб подземного бедствия. Снаружи, вроде бы, ничего. И у нас у всех такая иллюзия по поводу мощи протеста. По поводу того, сколь многие, и сколь сильные, и сколь раскаленные не согласные с этой дичайшей, полнейшей несправедливостью. Когда добивают человека в тюрьме. А такого рода демарши показывают, что протест-то адентичен, что у протеста нет зубов. Адентия — полное отсутствие зубов. И пусть они не волки, пусть не волки те, кто вгрызаются в эти шеи мучеников, пусть они просто шакальчики. Но у них есть зубки, и пугать их розовыми, голыми деснами не удастся. Ведь зубы вообще есть…

О.Журавлева― Но есть питоны, удавы, которые действуют другим способом.

А.Невзоров― Да, конечно. Есть. И они все равно сейчас, может быть, миллион раз правее, чем я со всем своим цинизмом, расчетливостью и убежденностью, что не бывает революций бескровных, не бывает революций без действия и выдающихся, подготовленных и квалифицированных негодяев во главе.

Они же вышли сейчас не во имя каких-то политических требований. Они не хотят, чтобы в тюрьме умер Навальный, они не хотят, чтобы в муках скончался человек, доказавший свою феноменальную храбрость. Но мы понимаем, что Навальный настолько сильно сплелся в смертельной схватке с режимом, что, направляясь в могилу, он может утащить туда и его. По крайней мере, подтащить его поближе к краю. Это тоже вполне рабочий вариант. Но я полагаю, что все-таки лучше ему не умирать, а работать тем фактором, который будет ежедневно постоянно изматывать режим гнусными подробностями тюремного произвола. Навальный — это рана, из которой течет кровь все равно режима. И это работает.

Русь — очень тюремная страна. Не сидел — не таджик. И там, куда не дотягиваются и не могут в силу народной серости дотянуться щупальца интеллектуальной культуры и науки, понимания, дерзновения, там во всю мощь, поверь мне, работает и блатная культура тоже, которая достаточно широки и мощно в России представлена. И она мобильная, она легко осовременивается, она работает. И для миллионов сидевших, сидящих, садящихся и для тех, кто только еще планирует сесть, Навальный стал понятен. Он стал своим. Его тоже укусила бешеная гадюка правосудия.

О.Журавлева― А вы еще не забудьте, что сегодня выходивший также сегодня на улицу с протестом брат Навального Олег не только отсидел, выпустил книжку, писал оттуда записки, картинки рисовал и даже какие-то устраивал тесты по тому, как правильно сидеть в тюрьме. Это еще одна звезда на погонах.

А.Невзоров― Это да. Но это не просто звезда, надо уточнять, это звезды крутого. И если кто-нибудь на этих ребят увидел бы из, скажем так, воровских авторитетов увидел эти звезды, их бы не стали срезать с кожей, потому что крутость признана. И в своей время АЦ (тогда было не АП, а АЦ — администрация царя) совершили чудовищную, нелепую ошибку. Они политических смешали с уголовным миром. Они допустили братание и срастание этих категорий. И уголовный мир тогда, видя непреклонность, храбрость и решимость революционеров, признал их. Прекрасный, например, Коба Джугашвили, который является образчиком, идеалом этого синтеза уголовно-революционного. Смесью уголовника и революционера, как, кстати, очень многие политические того времени.

И вот мы видим, что администрация президента — исключительно неумная контора. Им бы следовало беречь тюрьмы и зоны от любого соприкосновения с революционерами. Но в администрации президента сидят люди, которые понятия не имеют о политической химии, которые смешивают опаснейшие реактивы, не понимая, что, если взорвется, то им оторвет пальцы и задницы. Как обезьяны в кабинете химии, они работают. Даже не потрудившись выяснить, чем все это может закончиться, потому что тюрьмы, зоны, изоляторы — огромная часть российской реалии. И там концентрируются люди, скажем так, с решимостью существенно выше среднего. По крайней мере, не дипломированные терпилы. В основном. Если человек совершил преступление, у него уже есть какой-то протестный потенциал. И тот, кто русскую зону прошел, русскую каторгу, тюрьму — хочет или не хочет, но потом он на всю оставшуюся жизнь эту зону, каторгу и тюрьму носит в себе. И это никогда уже никуда не уходит. И никуда не девается. И этим всем людям Кремлю удалось внушить к Навальному невольное, но уважение. Это, конечно, удивительно.

Теперь давай поговорим. У нас еще есть палеозой.

НОВОСТИ

О.Журавлева― Закончились новости, а палеозой не заканчивается никогда.

А.Невзоров― И вот смотри, еще есть палеозойская подробность чудесная. Ты знаешь такого человека Тоомаса Хендрика Ильвеса?

О.Журавлева― Конечно, кто на знает старика Ильвеса? Это бывший президент Эстонии.

А.Невзоров― Да. И впервые, надо сказать, Ильвес высказался с удивительной прямотой. Он сказал: не надо ограничиваться в санкциях их генералами, их впкшниками, их олигархами. Надо просто всех русских больше не пускать в Европу.

А.Невзоров: Очень опасная аллегория, потому что если у нас есть Шерхан, у нас есть и Маугли

О.Журавлева― Временно!

А.Невзоров― Никаких. Ну временно. Он немножечко смягчил. И впервые прозвучало, что речь идет не о кремлевских исчадиях ада, а о так называемом народе, который эти исчадия кормит и на себе позволяет пастись, судя по всему. Ему это доставляет определенное удовольствие.

О.Журавлева― Простите, но ведь это всего лишь предложение одного, хоть и достаточно известного европейского политика. А я думаю, что это можно еще рассматривать годы и годы. Собираться компаниями, бубнить. Может быть, сразу отвергнуть. Тем более в России паспортов заграничных всего ничего, жалкий процент, не так уж много.

А.Невзоров― Все понимаю. Но ты слышала ответ, что как так нас не пускать, мы вам столько денег плотим.

О.Журавлева― Ну не вам, а в Грецию и Турцию.

А.Невзоров― Да. Но вообще надо поговорить за палеозой, за успехи. Например, смотри. У нас есть дипломатия, есть Лавров. По идее. Высокий, сигарету с правильного конца зажигает. Мог бы быть гениальным, потрясающим дипломатом. И у него есть все данные для этого. И в какого монстра его превратили, потому что он выполняет задачу. Он делает все, чтобы Россия рассорилась со всеми, развалила бы все отношения, чтобы все дымилось и рушилось. Поэтому вполне может быть, что уважаемый Тоомас не на пустом месте это говорит: он предвосхищает, он понимает сверхзадачу российской дипломатии, потому что в 2020 году было покончено с Западной Европой. Еще и помог ковид. И недоломанными оставались отношения с Восточной Европой. С постоянным и гарантированным союзником русских. То есть закадычниками: всякими братушками, поклонниками.

О.Журавлева― Братья-славяне, так сказать.

А.Невзоров― Да. Славяне. Варшавский договор.

О.Журавлева― Который сегодня Путин случайно вспомнил. Оговорившись.

А.Невзоров― И им тоже внушено, наконец, то глубочайшее отвращение, которое гарантирует полный разрыв связей. Для российской дипломатии нет ничего недостижимого.

О.Журавлева― Послушайте. Очень важная история. Чешская история выглядит странно. Че он молчали-то 6 лет?

А.Невзоров― Ты знаешь, они молчали по той же причине, по которой молчала Эстония. Когда мы говорим о Мохове мерзком, который насиловал в своем бункере 2 девочек несколько лет, там, может быть, интересно послушать дикторов, журналистов, юристов, писателей, криминалистов. Но основные, скажем так, показания, основной интерес представляет то, что рассказывают эти девочки. И Балтия неслучайно себя считает этими девочками, которые дольше всех сидели в бункере СССР, связанные и насилуемые. Они, с точки зрения мира, Европы, наиболее авторитетны. Точно так же, как эти 2 девчонки. Это те девчонки, на руках которых оставались физиологические жидкости Мохова, которые слушали его мерзкое сопение, которые наблюдали его фрикции.

Кстати говоря, я тоже не понял одного момента. Я посмотрел пленочку, когда была с Моховым вся история. Блин, там плитка стоит, электроплитка. Там в углу стоит электроплитка. А мы все знаем, что каждый мужчина в определенный момент, в несколько важных секунд, пребывает в состоянии почти полной невменяемости. Почему девочки не врезали плиткой? Гарантированно.

О.Журавлева― Жертв нельзя обвинять.

А.Невзоров― Это пусть послушают другие девочки, которые окажутся в подобной ситуации

О.Журавлева― Будут они так же истощены и измучены, мы не знаем. Не дай бог, чтобы это было когда-нибудь, не дай бог, чтобы кому-то это пришлось пробовать.

А.Невзоров: Все Табаки в зале вздрогнули, всхлипнули и поняли, что он помнит о них и думает о них

А.Невзоров― Давай вернемся в политику. И тот европейский взгляд, который позволила себе высказать Эстония, действительно очень важен для мира. И вот эта Восточная Европа… Мы же видели этих комических дипломатов России, которые сегодня обремененные срочными покупками, каким-то непристойным количеством бытового барахла, торшерами, носками, веревками с бельем собирались на родину. Мы же это все видели. Мы видели этот стиль. И мы понимаем, что ответ будет. Ответ, конечно, несомненно, будет. В России запретят чешское пиво. На территории России будут прокляты болгарские лечо, вероятно. А Гундяев споет анафему с притопом богопротивному кетчупу болгарскому. Мы же понимаем, что все это опять будет пощечиной населению. Сейчас разорваны всякие энергетические контракты. И вообще много-много всяких последствий возникло у этого разрыва отношений.

И что я могу сказать, почему они так долго молчали? Почему так долго молчала Восточная Европа, почему молчала Эстония? Они все очень надеялись, что Россию существенно потрепало и отрихтовало время. Что она изменилась. Что те колебания, которые они наблюдали, это временные заблуждения, это терзания выходящей из своего страшного, диктаторски-авторитарного, идеологического кокона несчастной страны. Теперь они увидели, что нет, что все вернулось.

О.Журавлева― Если речь идет о подрыве действительно военного склада, который, как выясняется, охранялся очень приблизительно, то все-таки, наверное, еще в 2014 году они заметили, что что-то пошло не так.

А.Невзоров― История со складом — история разведческая. Это история неплохо продуманная, с точки зрения самой России. 

О.Журавлева― То есть тогда договорились, а потом эти договоренности куда-то делись.

А.Невзоров― Да. Все было известно и про Петрова, и про Боширова. Было понятно, что они даже не виноваты в этом взрыве, потому что взрывы начались случайно, у них были другие задачи, об этом можно узнать из программы «Наповал», которая выходит по вскр. И которую я тоже делаю на невзоровском канале YouTube. Я тебе текст присылал.

О.Журавлева― А как же! Обязательно.

А.Невзоров― И стали замечаться многие вещи, мимо которых все проходили раньше абсолютно равнодушными. Оля, Оленька, посмотри, откуда управляется Россия. Мы все очень привыкли. Ни одна страна с кладбища больше не управляется! Это же сплошное кладбище, набитое сушеными, копчеными, расчлененными трупами. Соборы Кремля — это ряды могил. Улыбается мумия Ильича. Знаешь, кстати, что уже встала очередь в Мавзолей?

О.Журавлева― Да, его открыли.

А.Невзоров― Мы видим, что с одной стороны эту площадь замыкает церковь главного верховного русского эксгибициониста, демонстратора половых органов Василия Блаженного, который ничем больше не занимался.

О.Журавлева― Но он блаженный был, что вы хотите.

А.Невзоров― Правильно. Он голый ходил и демонстрировал юным московиткам гениталии. Он приходил в ряды, где торговали бублики. И, пока он не попробовал таким образом каждый бублик, он не успокаивался.

О.Журавлева― Не отвлекайтесь!

А.Невзоров― И вот — с одной стороны, Лобное место, где летело кровавое мясо. С другой стороны — памятное строение в честь эксгибициониста, могилы и тот самый Кремль, из которого ползли эти щупальцы вечного насилия над этим самым народом. А сам Кремль построен итальянцами, потому что на тот момент, когда возникла идея о национальном величии,в России строить было некому: не умели. И даже не было кирпичей, потому что бедный жулик Фиораванти, приехавший на Русь и имеющий задание построить Кремль, и все остальные итальяшки выяснили, что у них даже кирпичей нет. Есть плинфа. А это кирпич, но бесформенный и разнотолстый. Из него нельзя возводить серьезные конструкции. И там же где-то шнырял Песков того времени по этой Красной площади. Просто примелькалось.

А они же, и прибалты, и восточные славяне, отдаляются и видят.

А.Невзоров: Конечно, ни в коем случае, борясь за демографию, нельзя собирать этих людей и показывать народу

О.Журавлева― У нас остается буквально 2 минуты. Вы прекрасную концепцию построили по поводу Кремля. Кстати, говорят, что Путин очень не любит в Кремле вообще находиться. Он старается его избегать.

А.Невзоров― Неправда. Неправда. Любит. Любит. И вот эта Красная площадь, которая пропитана гноем, слезами, болью, кровью… Вы знаете, что периодически роддома и больницы закрывают?

О.Журавлева― На чистку.

А.Невзоров― Это не чистка паром и не чистка какими-то септиками. Это скоблежка всего. Это удаление слове штукатурки. Точно так же дезинфицироваться необходимо от истории. Потому что ничего в этой истории, кроме крови, грязи и насилия, тоже нету. А политики в основном люди очень впечатлительные. Очень неадекватные. И, разумеется, эта среда на них тоже действует. Поэтому эта дезинфекция от истории, с моей точки зрения, совершенно необходима.

О.Журавлева― Прекрасно! Я себе представляю, как будут изводить этот исторический стафилококк.

А.Невзоров― И Путин должен понимать, потому что и то, что произошло сегодня — и утром и вечером — так называемая народная любовь со свистом, как через дырочки в МКС, уходит и уходит. И остановить ее уже невозможно. В природе дырочек разобрались. Это от гвоздиков, они иконки вешали. Поэтому удивительно, если бы этого не произошло.

О.Журавлева― Александр Невзоров. Всем спасибо, всего доброго.

Очарования земли. Федор Сологуб. Книги стихов

 

Печатается по: Сологуб Федор. Собрание сочинений: В 20 т. Т. 17. Очарования земли. Стихи 1913 года. СПб.: Сирин, 1914.

 

СТИХИ 1913 ГОДА

 

                                ПОСВЯЩЕНИЕ

                                          * * *

Неизвестность, неизбежность, — вот где лучший сок времён. 
Ходишь, ходишь по дорогам, вещей тайной окружён. 

Смотришь в домы, смотришь в лица, смотришь в души и в сердца. 
Петли мудрых сетей вяжешь, вяжешь, вяжешь без конца. 

Вот на мир накинул сети, вот и мир уж весь пленён.  
И никто не спросит мудрый: «Хитрый путник, кто же он?»  

Неизбежность утомила, мудрость молится Отцу, 
Петли вьются туже, туже, путь мой клонится к концу. 

Выпить, вылить без остатка сладкий, терпкий яд времён.  
Мир в сетях, но что ж мне в мире? Сердце просится в полон. 

Сердце жаждет милой дамы с смуглой бледностью в лице, 
И несёт ей мудрый странник зелен камень на кольце.  

Этот камень тайной слова, тайной лет заворожён,
И спасает он от злого наваждения времён.    


                      I 


            ТРИОЛЕТЫ 


       ЗЕМЛЯ РОДНАЯ


                  * * *

Какая нежная интимность, — 
Туман, приникнувший к земле! 
Чуть слышны плески на весле. 
Какая нежная интимность! 
Но чей призыв и чья взаимность? 
Кому хвала, земле иль мгле? 
Какая нежная интимность, — 
Туман, приникнувший к земле!  


                     * * *

Любите, люди, землю, — землю 
В зелёной тайне влажных трав. 
Веленью тайному я внемлю: 
«Любите, люди, землю, — землю 
И сладость всех её отрав!»
Земной и тёмный, всё приемлю. 
Любите, люди, землю, — землю 
В зелёной тайне влажных трав. 


                * * *

Земля докучная и злая, 
Но всё же мне родная мать! 
Люблю тебя, о мать немая, 
Земля докучная и злая! 
Как сладко землю обнимать, 
К ней приникая в чарах мая! 
Земля докучная и злая, 
Но всё же мне родная мать!  


                   * * *

Земной, желанный сердцу рай 
К тоскующим приник равнинам. 
В моей земле не умирай, 
Земной, желанный сердцу рай! 
Весь мир зажгу огнём единым, 
И запылает мглистый край. 
Земной, желанный сердцу рай 
К тоскующим приник равнинам.  


               * * *

Ещё в полях белеет снег, 
А воды уж весной бегут, 
И рифмы звонкие влекут. 
Ещё в полях белеет снег, 
Пророчество небесных нег, 
А очи Змея сладко жгут. 
Ещё в полях белеет снег, 
А воды уж весной бегут.   


                  * * *

Как ни грозит нам рок суровый, 
Но снова вспаханы поля, 
И всходы вновь даёт земля. 
Как ни грозит нам рок суровый, 
Но всюду знаки жизни новой 
И взлёт свободный, без руля. 
Как ни грозит нам рок суровый, 
Но снова вспаханы поля.  


             * * *

Природа учится у нас, 
Мы у неё учиться рады. 
Меж ней и нами нет преграды. 
Природа учится у нас, 
И каждый день, и каждый час 
Полны зиждительной отрады. 
Природа учится у нас, 
Мы у неё учиться рады.  


                  * * *

Вздыхает под ногами мох, 
Дрожат берёзки нежно, томно, 
Закрылся лес туманом скромно, 
И только лес, и только мох, 
И песня — стон, и слово — вздох. 
Земля — мираж, и небо тёмно. 
О, милый лес! О, нежный мох! 
Берёзки, трепетные томно!  


                 * * *

Сердце дрогнуло от радости. 
Снова север, снова дождь. 
Снова нежен мох и тощ, — 
И уныние до радости, 
И томление до сладости, 
И мечтанья тихих рощ, 
И дрожит душа от радости, — 
Милый север! Милый дождь!  


               * * *

Воздух, пёстрый от дождя, 
Снова мил и снова свеж. 
Ножки детские потешь 
Мелким брызганьем дождя. 
Дождь, над рощею пройдя, 
Тень укромную разнежь. 
После вешнего дождя 
Воздух снова мил и свеж.    


                        * * *

Милая прохлада, — мгла среди полей. 
За оградой сада сладостный покой. 
Что ж ещё нам надо в тишине такой! 
Подышать ты радо, небо, мглой полей, 
Но в мою прохладу молний не пролей, 
Не нарушь услады, — грёзы над рекой. 
Так мила прохлада мглы среди полей! 
Так в ограде сада сладостен покой!  


               * * *

Рудо-жёлтый и багряный 
Под моим окошком клён 
Знойным летом утомлён. 
Рудо-жёлтый и багряный, 
Он ликует, солнцем пьяный, 
Буйным вихрем охмелён. 
Рудо-жёлтый и багряный 
Осень празднует мой клён.  


                         * * *

Тихо, тихо над прадедовским прудом, 
Зарастай зелёной тиной, старый пруд! 
Ни Наталка, ни Одарка не придут, 
Не споют унывной песни над прудом. 
Сёстры милые покинули свой дом, 
И в холодном, тёмном городе живут. 
Их мечты уже не вьются над прудом. 
Зарастай же тёмной тиной, старый пруд.  


                    * * *

Каждый год я болен в декабре. 
Нe умею я без солнца жить. 
Я устал бессонно ворожить, 
И склоняюсь к смерти в декабре, — 
Зрелый колос, в демонской игре 
Дерзко брошенный среди межи. 
Тьма меня погубит в декабре. 
В декабре я перестану жить.   


   РАДОСТЬ ДОРОГ


              * * *

Один в полях моих иду. 
Земля и я, и нет иного. 
Всё первозданно-ясно снова. 
Один в полях моих иду 
Я, зажигающий звезду 
В просторе неба голубого. 
Один в полях моих иду. 
Земля и я, и нет иного.   


                * * *

Лежу в траве на берегу 
Ночной реки и слышу плески. 
Пройдя поля и перелески, 
Лежу в траве на берегу. 
На отуманенном лугу 
Зелёные мерцают блески. 
Лежу в траве на берегу 
Ночной реки и слышу плески.   


                 * * *

Печальный аромат болот 
Пророчит радости иные, 
Быть может, злые и больные. 
Печальный аромат болот 
Отраду травную прольёт 
В сердца усталые и злые. 
Печальный аромат болот 
Пророчит радости иные.  


                  * * *

Пройду над влагами болот, 
Дыша их пряным ароматом. 
На скользком помосте дощатом 
Пройду над влагами болот, 
И у затворенных ворот 
С моим забытым встречусь братом. 
Пройду над влагами болот, 
Дыша их пряным ароматом.  


                 * * *

Какая радость — по дорогам 
Стопами голыми идти 
И сумку лёгкую нести! 
Какая радость — по дорогам, 
В смиреньи благостном и строгом, 
Стихи певучие плести! 
Какая радость — по дорогам 
Стопами голыми идти!  


                    * * *

Тёплый ветер веет мне в лицо,  
          Солнце низко, вечер близко, 
          Томен день, как одалиска. 
Ветер тёплый веет мне в лицо. 
Жизни странной плоское кольцо  
          Скоро сплющу в форме диска. 
Тёплый ветер веет мне в лицо,  
          Солнце низко, вечер близко.   


                         * * *

К безвестным, дивным достиженьям 
Стремлюсь я в дали, юно-смел. 
К планетам чуждым я доспел, 
Стремясь к безвестным достиженьям. 
Сверканьем, страстью и стремленьем 
Воспламеню я мой удел. 
К безвестным, дивным достиженьям 
Стремлюсь я в дали, юно-смел.   


                          * * *

Что́ может быть лучше дороги лесной 
В полуденной, нежно-спасающей мгле! 
Свой дух притаился здесь в каждом стволе. 
Что может быть лучше дороги лесной, 
Особенно в полдень румяной весной, 
Когда ещё холод таится в земле! 
Что может быть лучше дороги лесной 
В спасающей, милой, полуденной мгле! 


          ГОРОДА


                    * * *

Безумно злое упоенье  
Вокзальных тусклых, пыльных зал, —  
Кто дал тебе его, вокзал,  
Всё это злое упоенье?  
Кто в это дикое стремленье  
Звонки гремучие вонзал?  
Безумно злое упоенье  
Вокзальных тусклых, пыльных зал.  


               * * *

По узким улицам гремит 
Разбито-гулкая коляска. 
Какая трепетная ласка 
По узким улицам гремит! 
Куда летит, куда спешит 
В пыли влекущаяся сказка? 
По узким улицам гремит 
Разбито-гулкая коляска.  


                * * *

Люблю большие города 
С неумолкающим их гулом 
И с их пленительным разгулом. 
Люблю большие города, 
И пусть таится в них беда 
С холодным револьверным дулом, — 
Люблю большие города 
С неумолкающим их гулом.  


                * * *

Разнообразность городов 
Не достигает до предела. 
У всех людей такое ж тело. 
Разнообразность городов 
Всё ж не творит людей-орлов, 
И всё ж мечты не захотела. 
Разнообразность городов 
Не достигает до предела.  


                  * * *

Во внутреннем дворе отеля 
Фонтан мечтательный журчал. 
Печальный юноша мечтал 
На внутреннем дворе отеля. 
Амур с фонтана, метко целя, 
Ему стрелою угрожал. 
Во внутреннем дворе отеля 
Фонтан мечтательный журчал.  


                   * * *

По копейке четыре горшочка 
Я купил и в отель их несу, 
Чтобы хрупкую спрятать красу. 
По копейке четыре горшочка, 
Знак идиллий, в которых овечка 
Вместе с травкою щиплет росу. 
По копейке четыре горшочка 
Я купил и в отель их несу.  


                                   * * *

По ступеням древней башни поднимаюсь выше, выше, 
Задыхаюсь на круженьи сзади ветхих амбразур,  
Слышу шелест лёгких юбок торопливых, милых дур, 
По источенным ступеням узкой щелью, выше, выше,  
Лишь за тем, чтоб на минуту стать на доски новой крыши, 
Где над рыцарскою залой обвалился абажур, — 
Вот зачем я, задыхаясь, поднимаюсь выше, выше, 
Выше кровель, выше храмов, выше  мёртвых амбразур.  


                         * * *

Либава, Либава, товарная душа! 
Воздвигла ты стены пленительных вилл, 
Но дух твой, Либава, товар задавил. 
Либава, Либава, товарная душа! 
Живёшь ты тревожно, разбогатеть спеша, 
Но кислый дух скуки гнездо в тебе свил, 
Либава, Либава, товарная душа! 
Зачем тебе стены пленительных вилл?  


                           * * *

Каменные домики, в три окошка каждый, 
Вы спокойно-радостны, что вам пожелать! 
Ваших тихих пленников некуда послать. 
В этих милых домиках, в три окошка каждый, 
Разве есть томление с неизбывной жаждой? 
Всё, что было пламенем, в вас теперь зола. 
Тихи, тихи домики, в три окошка каждый, 
Вам, спокойно-радостным, нечего желать.  


                         * * *

Эта странная труппа актёров и актрис 
Ставит зачем-то пьесы одна другой хуже. 
Смотреть на них досадно и жалко их вчуже. 
Взяли бы лучше в горничные этих актрис. 
Ведь из клюквы никто не сделает барбарис, 
И крокодилов никто не разведёт в луже. 
В этом городе дела актёров и актрис, 
Хоть из кожи лезь, пойдут всё хуже и хуже.  


                              * * *

Отбросив на веки зелёные пятна от очков, 
Проходит горбатый, богатый, почтенный господин.  
Калоши «Проводник» прилипают к скользкой глади льдин, 
И горбатый господин не разобьёт своих очков,  
И не потешит паденьем шаловливых дурачков,  
Из которых за ним уже давно бегает один, 
Залюбовавшись на зелёные пятна от очков, 
Которыми очень гордится горбатый господин.  


                 * * *

Яркий факел погребальный 
Не задует снежный ветер. 
Хорошо огню на свете, 
Пусть он даже погребальный, 
Пусть его напев рыдальный 
На дороге вьюжной встретит. 
Яркий факел погребальный 
Не задует снежный ветер.  


  ЗЕМНЫЕ НЕБЕСА


                 * * *

В небо ясное гляжу, 
И душа моя взволнована, 
Дивной тайной зачарована. 
В небо ясное гляжу, — 
Сам ли звёзды вывожу, 
Божья ль тайна в них закована? 
В небо ясное гляжу, 
И душа моя взволнована.  


                      * * *

Тонкий край свой месяц долу кажет, 
Серебристо-алый на востоке. 
Неба сини всё ещё глубоки, 
Но уж край свой месяц долу кажет, 
И заря уж розы в полог вяжет, 
Чтоб напомнить о суровом сроке. 
Тонкий край свой месяц долу кажет, 
Серебристо-алый на востоке.  


                          * * *

Душой росы, не выпитой пространством, 
Дышал зелёный луг, улыбчив небесам. 
Душа моя во тьме влеклася по лесам, 
Упоена в безмерности пространством 
И в изменяемости постоянством, 
И я был весь, и снова был я в мире сам, 
Когда душой, не выпитой пространством, 
Зелёный луг дышал, улыбчив небесам.  


                * * *

Купол церкви, крест и небо, 
И вокруг печаль полей, — 
Что́ спокойней и светлей 
Этой ясной жизни неба? 
И скажи мне, друг мой, где бы 
Возносилася святей 
К благодатным тайнам неба 
Сказка лёгкая полей! 


              * * *

По небесам идущий Бог 
Опять показывает раны 
Своих пронзённых рук и ног. 
По небесам идущий Бог 
Опять в надземные туманы 
Колени дивных ног облёк. 
По небесам идущий Бог 
Опять показывает раны. 


      ОТРАВА


              * * *

Какое горькое питьё! 
Какая терпкая отрава! 
Любовь обманчива, как слава. 
Какое горькое питьё! 
Всё, всё томление моё 
Ничтожно, тщетно и неправо. 
Какое горькое питьё! 
Какая терпкая отрава!   


                * * *

Отдыхая в тёплой ванне, 
Кровь мою с водой смесить, 
Вены на руках открыть, 
И забыться в тёплой ванне, — 
Что же может быть желанней? 
И о чём ещё молить? 
Отдыхая в тёплой ванне, 
Кровь мою с водой смесить.  


                * * *

Какая смена настроений! 
Какая дьявольская смесь! 
Пылаю там и стыну здесь. 
Какая смена настроений, 
Успокоений и волнений! 
Весь кубок пёстрой жизни, весь! 
Какая смена настроений! 
Какая дьявольская смесь!   


                  * * *

Надо жить с людьми чужими. 
Только сам себе я свой, 
И доколе я живой, 
Надо жить с людьми чужими, 
Ах, не всё ль равно с какими! 
Уж таков мой рок земной, — 
Надо жить с людьми чужими. 
Только сам себе я свой.  


                   * * *

Лукавый хохот гнусных баб 
Меня зарёю ранней встретил. 
Смеются: «Что же ты не светел?» 
Лукавый хохот гнусных баб 
Напомнил мне, что, снова раб, 
Я непомерный путь наметил. 
Лукавый хохот гнусных баб 
Меня зарёю ранней встретил.  


                        * * *

Сплетеньем роз венчайте милых жён, 
Но дев терзайте чаще и больнее, 
Чтоб девы были строже и сильнее. 
Сплетеньем роз венчайте милых жён, — 
Трудами их союз наш освящён, 
А девы волн лукавей и вольнее. 
Сплетеньем роз венчайте милых жён, 
А дев терзайте чаще и больнее.  


                * * *

Себе я покупаю смерть, 
Как покупают апельсины. 
Вон там, во глубине долины, 
Моя уже таится смерть. 
Желта, худа она, как жердь, 
И вся из малярийной глины, — 
Покорно выбираю смерть, 
Как выбирают апельсины.  


                  * * *

Ты пришла ко мне с набором 
Утомлённо-сонных трав. 
Сок их сладок и лукав. 
Ты пришла ко мне с набором 
Трав, с нашёптом, с наговором, 
С хитрой прелестью отрав. 
Ты пришла ко мне с набором 
Утомлённо-сонных трав.  


              * * *

О, безмерная усталость! 
Пой на камнях, на дороге 
О любви, о светлом Боге, 
И зови, моя усталость, 
На людей Господню жалость. 
В несмолкающей тревоге 
Пой, безмерная усталость, 
И влекися по дороге.  


               * * *

Ниву спелую волнуешь, 
Сердце тёмное тревожишь, 
Но умчать с собой не можешь. 
Ты недвижное волнуешь, 
Ты стремленье знаменуешь, 
Но томленья только множишь. 
Неподвижное волнуешь, 
Утомлённое тревожишь.  


                    * * *

Аллеею уродливых берёз  
Мы шли вблизи сурового забора,  
Не заводя медлительного спора.  
Аллеею уродливых берёз  
Вдоль колеи, где влёкся грузный воз, 
Боясь чего-то, шли мы слишком скоро.  
Аллеею уродливых берёз  
Был скучен путь вдоль тёмного забора.  


                  * * *

В иных веках, в иной отчизне, 
О, если б столько людям я 
Дал чародейного питья! 
В иных веках, в иной отчизне 
Моей трудолюбивой жизни 
Дивился б строгий судия. 
В иных веках, в иной отчизне 
Как нежно славим был бы я!   


               * * *

Мои томительные дни 
Омрачены жестокой бранью, 
Моих сограждан щедрой данью. 
Мои томительные дни — 
В ночи медлительной огни 
От ожиданий к увяданью. 
Мои томительные дни 
Россия омрачила бранью.   


                  * * *

«Солнце, которому больно! 
Что за нелепая ложь! 
Где ты на небе найдёшь 
Солнце, которому больно?» — 
«Солнце, смеяться довольно! 
Если во мне ты поёшь, 
Разве ж поёшь ты безбольно? 
Разве же боль эта — ложь?»  


                    * * *

Ты сжёг мою умильную красу, 
Жестокий лик пылающего бога, 
Но у меня цветов и красок много, 
И новую, багряную красу 
Я над листвой поблеклой вознесу, 
Чтоб не тужила гулкая дорога, 
И пусть мою умильную красу 
Сожгло пыланье яростного бога.   


          * * *

Ночь настала рано. 
Рано, рано спать,— 
Но кого ж распять, 
Чтоб наставший рано 
Мрак живая рана 
Стала колебать? 
Ночь настала рано. 
Рано, рано спать.  


        УТЕШЕНИЯ


                  * * *

Безгрешно всё, и всё смешно, 
И только я безумно грешен. 
Мой тёмный жребий роком взвешен. 
Безгрешно всё и всё смешно. 
Вам, люди, всё разрешено, 
И каждый праведно утешен. 
Засмейтесь люди, — всё смешно, 
И даже я невинно грешен.   


                * * *

Я верю, верю, верю, верю 
В себя, в тебя, в мою звезду. 
От жизни ничего не жду, 
Но всё же верю, верю, верю, 
Всё в жизни верою измерю 
И смело в тёмный путь иду. 
Я верю, верю, верю, верю 
В себя, в тебя, в мою звезду.  


                    * * *

Увидишь мир многообразный 
И многоцветный, — и умри. 
В огнях и в зареве зари 
Приветствуй мир многообразный, 
Пройди чрез все его соблазны, 
На всех кострах его гори, 
Отвергни мир многообразный 
И многоцветный, — и умри.  


               * * *

Что же ты знаешь об этом, 
Бедное сердце моё? 
К смерти ли это питьё, — 
Что же ты знаешь об этом? 
Верь невозможным обетам. 
Чьё же хотение, чьё? 
Что же мы знаем об этом, 
Бедное сердце моё?  


                     * * *

Где-то есть тропа мечтательная. 
Правда в ней, а в жизни ложь. 
Только этим и живёшь, 
Что светла тропа мечтательная. 
Только где же указательная 
К ней рука? — не разберёшь. 
Где-то есть тропа мечтательная, 
Как найти её сквозь ложь?  


                * * *

Ты гори, моя свеча,
Вся сгорай ты без остатка, —
Я тебя гасить не стану. 
Ты гори, моя свеча, — 
Свет твой мил мне или нет, 
Пусть кому-нибудь он светит. 
Догорай, моя свеча, 
Вся сгорай ты без остатка.  


                * * *

Благослови свиные хари, 
Шипенье змей, укусы блох, — 
Добру и Злу создатель — Бог. 
Благослови все эти хари, 
Прости уродство всякой твари 
И не тужи, что сам ты плох. 
Пускай тебя обстанут хари 
В шипеньи змей, в укусах блох.  


                    * * *

Если ты чего-нибудь захочешь, 
То с душой, желанья полной, тело 
Вместе брось в задуманное дело. 
Если ты чего-нибудь захочешь, 
То не жди, когда свой нож наточишь, 
И не жди, чтобы пора приспела. 
Нет, уж если ты чего захочешь, 
То с душою на кон брось и тело.  


                  * * *

Безумно-осмеянной жизни 
Свивается ль, рвётся ли нить, — 
Что можешь, что смеешь хранить 
В безумно-растоптанной жизни! 
Лишь власти не дай укоризне 
Страдающий лик отемнить, 
Свивается ль, рвётся ли нить 
Безумно-осмеянной жизни.  


                 * * *

Все мы, отвергнутые раем 
Или отвергнувшие рай, 
Переживаем хмельный май 
В согласии с забытым раем 
Всё то, чего уже не знаем, 
Мы вспоминаем невзначай, 
Мы все, отвергнутые раем 
Или отвергнувшие рай.  


              * * *

Моей свинцовой нищеты 
Не устыжуся я нимало, 
Хотя бы глупым называла 
За неотвязность нищеты 
Меня гораздо чаще ты. 
Пускай судьба меня сковала, 
Моей свинцовой нищеты 
Не устыжуся я нимало.  


                    * * *

Сверкайте, миги строгих дней! 
Склонился я в железном иге. 
Да будут вместо жизни книги 
Наградою железных дней. 
Пусть режут тело мне больней 
Мои железные вериги. 
Сверкайте, миги стройных дней 
Покорен я в железном иге.  


                 * * *

Моя душа тверда, как сталь. 
Она блестит, звенит и режет. 
Моих вериг железный скрежет 
Ничто перед тобою, сталь. 
Так пой же, пой, моя печаль, 
Как жизнь меня тоскою нежит. 
Моя душа тверда, как сталь. 
Она звенит, блестит и режет.  


                * * *

Звенела кованная медь, 
Мой щит, холодное презренье, 
И на щите девиз: «Терпенье». 
Звенела кованная медь, 
И зазвенит она и впредь 
В ответ на всякое гоненье. 
Звени же, кованная медь, 
Мой щит, холодное презренье.   


                     * * *

Моя далёкая, но сердцу близкая, 
Разлуку краткую прими легко, легко. 
Всё то, что тягостно, мелькает коротко, 
Поверь мне, милая, столь сердцу близкая. 
Научен опытом, по свету рыская, 
Я знаю, — горькое от сердца далеко. 
Моя далёкая, но сердцу близкая, 
Разлуку краткую прими легко, легко.  


   ЛЮБОВЬ ЗЕМНАЯ


                 * * *

Прижаться к милому плечу 
И замереть в истоме сладкой. 
Поцеловать его украдкой, 
Прижавшись к милому плечу. 
Шепнуть лукавое: «Хочу!» 
И что ж останется загадкой? 
Прижаться к милому плечу 
И замереть в истоме сладкой.  


               * * *

Я к ногам любимой брошу 
Все державы и венцы, 
Отворю ей все дворцы. 
Я к ногам любимой брошу 
Соблазнительную ношу, — 
Всё, что могут дать творцы 
Я к ногам любимой брошу 
Все державы и венцы.  


                 * * *

Только будь всегда простою, 
Как слова моих стихов. 
Я тебя любить готов, 
Только будь всегда простою, 
Будь обрызгана росою, 
Как сплетеньем жемчугов, 
Будь же, будь всегда простою, 
Как слова моих стихов!  


                      * * *

В моём бессилии люби меня.
Один нам путь и жизнь одна и та же. 
Моё безумство манны райской слаже.  
Отвергнут я, но ты люби меня.  
Мой рдяный путь в метании огня,  
Архангелом зажжённого на страже.  
В моём горении люби меня, —  
Нам путь один, нам жизнь одна и та же.   


                           * * *

Ты только для меня. Таинственно отмечен 
Блистающий наш путь, и ярок наш удел. 
Кто скажет, что венец поэта потускнел? 
В веках тебе удел торжественный намечен, — 
Здесь верный наш союз несокрушимо вечен. 
Он выше суетных, земных, всегдашних дел. 
Ты только для меня. Торжественно намечен 
В веках наш яркий путь, и светел наш удел.  


                            * * *

Сила песни звонкой сотрясает тело птички 
Всё, от шейки вздутой и до кончика хвоста. 
В выраженьи страсти птичка радостно проста. 
Сила звонкой песни сотрясает тело птички,
Потому что песня — чарованье переклички, 
В трепетаньи звуков воплощённая мечта. 
Сила нежной страсти сотрясает тело птички 
Всё, от вздутой шеи и до кончика хвоста.  


                                * * *

Птичка — только канарейка, домик — только клетка, 
Но учиться людям надо так любить и петь, 
В трепетаньи вольной песни так всегда гореть.  
Птичка — крошка канарейка, бедный домик — клетка, 
Роковой предел стремлений — только чья-то сетка, 
Но любви, любви безмерной что капкан и сеть!  
Божья птичка — канарейка, птичий домик — клетка, 
Здесь учиться людям надо, как любить и петь.  


              * * *

Рая не знаем, сгорая. 
Радость — не наша игра. 
Радужны дол и гора, 
Рая ж не знаем, сгорая. 
Раяли птицы, играя, — 
Разве не птичья пора! 
Рая не знаем, сгорая. 
Радость — не наша игра.   


            ДНИ


                     * * *

День только к вечеру хорош,  
Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.  
Закону мудрому поверьте, —  
День только к вечеру хорош.  
С утра уныние и ложь  
И копошащиеся черти.  
День только к вечеру хорош,  
Жизнь тем ясней, чем ближе к смерти.   


               * * *

Просыпаться утром рано, 
Слушать пенье петуха, 
Позабыть, что жизнь лиха. 
Пробудившись утром рано, 
В час холодного тумана, 
День промедлить без греха 
И опять проснуться рано 
Под оранье петуха.  


              * * *

День золотистой пылью 
Глаза туманит мне. 
Мир зыблется во сне, 
Явь заслоняя пылью, 
И к сладкому бессилью 
Клонясь, и к тишине. 
День золотистой пылью 
Глаза отводит мне.  


                * * *

Не надо долгого веселья, 
Лишь забавляющего лень. 
Пусть размышлений строгих тень 
Перемежает нам веселья. 
Тревожный праздник новоселья 
Пусть нам дарует каждый день. 
Отвергнем долгие веселья, 
Лишь забавляющие лень.  


                                   * * *

С вами я, и это — праздник, потому что я — поэт. 
Жизнь поэта — людям праздник, несказанно-сладкий дар. 
Смерть поэта — людям горе, разрушительный пожар. 
Что же нет цветов привета, если к вам идёт поэт? 
Разве в песнях вам не виден разлитой пред вами свет? 
Или ваша дань поэту — только скучный гонорар? 
Перед вами открывает душу верную поэт. 
В песнях, в былях и в легендах — несказанно-сладкий дар.  


                                  * * *

Вот так придёшь и станешь на камнях над рекою, 
Глядишь как удит рыбу эстонское дитя, 
Как воды льются, льются, журча и шелестя. 
Пласты лиловой глины нависли над рекою, 
А сердце, — сердце снова упоено тоскою, 
И бьётся в берег жизни, тоской своей шутя. 
Стоишь, стоишь безмолвно над быстрою рекою, 
Где тихо струи плещет эстонское дитя.  


                       * * *

Откачнись, тоска моя, чудовище,
Не вались опять ко мне на грудь, 
Хоть недолго вдалеке побудь. 
Что ты хочешь, тяжкое чудовище? 
Отдал я тебе моё сокровище, 
Коротаю дни я как-нибудь. 
Откачнись, косматое чудовище, 
Не вались опять ко мне на грудь.  


                                 * * *

Дошутился, доигрался, докатился до сугроба, 
Так в сугробе успокойся и уж больше не шути.  
Из сугроба в мир широкий все заказаны пути.  
Доигрался, дошутился, докатился до сугроба, 
Так ни слава, и ни зависть, и ни ревность, и ни злоба 
Не помогут из сугроба в мир широкий уползти.  
Дошутился, доигрался, докатился до сугроба, 
Так в сугробе ляг спокойно и уж больше не шути.  


              * * *

У меня сто тысяч теней. 
С ними дни я коротал 
И менять их не устал. 
Вереницу лёгких теней 
Я гирляндами цветений 
Всё по-новому сплетал. 
У меня сто тысяч теней, 
С ними дни я коротал.  


                                 * * *

Пройдут все эти дни, вся жизнь совьётся наша,  
Как мимолётный сон, как цепь мгновенных снов.  
Останется едва немного вещих слов, 
И только ими жизнь оправдана вся наша, 
Отравами земли наполненная чаша, 
Кой-как слеплённая из радужных кусков. 
Истлеют наши дни, вся жизнь совьётся наша,  
Как ладан из кадил, как дым недолгих снов.   


      ЗЕМНЫЕ ПРОСТОРЫ


                        * * *

Прекрасный Днепр, хохлацкая река, 
          В себе ты взвесил много ила. 
          В тебе былая дремлет сила, 
Широкий Днепр, хохлацкая река. 
Быль прежних дней от яви далека,  
          Былая песнь звучит уныло. 
Прекрасный Днепр, хохлацкая река,  
          Несёшь ты слишком много ила.  


                         * * *

        Зелёная вода гнилого моря, 
Как отразится в ней высокая звезда? 
Такая тусклая и дряхлая вода,  
        Зелёная вода гнилого моря, 
С мечтою красоты всегда упрямо споря, 
Она не вспыхнет блеском жизни никогда.  
        Зелёная вода гнилого моря, 
Как отразится в ней высокая звезда?  


                 * * *

В полдень мертвенно-зелёный 
Цвет воды без глубины, 
Как же ты в лучах луны 
Светишь, мертвенно-зелёный? 
Кто придёт к тебе, влюблённый, 
В час лукавой тишины, 
О безумный, о зелёный 
Цвет воды без глубины?  


                  * * *

Лиловый очерк снежных гор 
В тумане тонет на закате. 
Душа тоскует об утрате. 
Лиловый очерк снежных гор 
Замкнул пленительный простор 
Стеной в мечтательной палате. 
Лиловый очерк снежных гор 
В тумане тонет на закате.  


                    * * *

Ещё арба влечётся здесь волами, 
Ещё в пыли и в лужах долгий путь, 
Ещё окрест томительная жуть, 
А в небе над арбами и волами, 
И над папахами, и над ослами 
Спешит Икар надкрылья развернуть,
И пусть арба, влекомая волами, 
Проходит медленный и трудный путь.  


                * * *

Веет ветер мне навстречу, 
Вещий, вечный чародей. 
Он быстрее лошадей 
Веет, светлый, мне навстречу. 
Что ж ему противоречу 
Тусклой жизнью площадей? 
Веет ветер мне навстречу, 
Вековечный чародей.  


                   * * *

На него ещё можно смотреть, 
На дорогу не бросило теней. 
Поднялось чуть повыше растений, 
И даёт на себя посмотреть, 
Как неяркая жёлтая медь. 
В облаках, в кудесах раздвоений 
На него ещё можно смотреть, 
От себя не отбросивши теней.  


                     * * *

Ну что ж, вздымай свою вершину, 
Гордись пред нами, камень гор, — 
Я твой читаю приговор: 
Дожди, омывшие вершину, 
Творят на ней песок и глину, 
Потом смывают их, как сор. 
Так воздвигай свою вершину, 
Гордись, невечный камень гор.  


                * * *

Огонёк в лесной избушке 
За деревьями мелькнул. 
Задымился росный луг. 
Огонёк поник в тумане. 
Огорожённая мглою, 
За холмом стоит луна. 
Огонёк в лесной избушке 
За туманами потух.   


                   * * *

Долина пьёт полночный холод, 
То с каплей мёда райских сот, 
То с горькой пустотой высот, 
Долина пьёт полночный холод. 
Долга печаль, и скучен голод 
Тоски обыденных красот. 
Долина пьёт полночный холод 
Тоской синеющих высот.  


                 * * *

Земли смарагдовые блюда 
И неба голубые чаши, 
Раскройте обаянья ваши. 
Земли смарагдовые блюда, 
Творите вновь за чудом чудо, 
Являйте мир светлей и краше, — 
Земли смарагдовые блюда 
И неба голубые чаши.   


                          * * *

Лежали груды мха на берегу морском, 
Обрезки рыжих кос напоминая цветом. 
Белели гребни волн, и радостным приветом 
Гудел их шумный хор в веселии морском. 
Легко рассыпанным береговым песком 
Ещё мы раз прошли, обрадованны светом, 
Вдыхая соль волны в дыхании морском, 
Любуясь этих мхов забавно рыжим цветом.   


                 * * *

Увидеть города и веси, 
Полей простор и неба блеск, 
Услышать волн могучий плеск, 
Заметить, как несходны веси, 
Как разны тени в каждом лесе, 
Как непохожи конь и меск, — 
Какая радость — эти веси, 
Весь этот говор, шум и блеск!   


               * * *

Снег на увядшей траве 
Ярко сверкающей тканью 
Пел похвалы мирозданью, 
Белый на рыжей траве. 
Стих за стихом в голове, 
Не покоряясь сознанью, 
Встали, — на мёртвой траве 
Ярко живущею тканью.   


                * * *

Дачный домик заколочен,  
Тропки снегом поросли 
Всё отчетливо вдали. 
Жаль, что домик заколочен, —  
Лёд на тихой речке прочен,  
Покататься бы могли,  
Да уж домик заколочен,  
Тропки снегом поросли.  


                  * * *

Ржавый дым мешает видеть 
Поле, белое от снега, 
Чёрный лес и серость неба. 
Ржавый дым мешает видеть, 
Что́ там, радость или гибель, 
Пламя счастья или гнева. 
Ржавый дым мешает видеть 
Небо, лес и свежесть снега.   


   ПРОНОСЯЩИЕСЯ


               * * *

Всё зеленее и светлее, 
Всё ближе счастье и тепло. 
К чему же ненависть и зло! 
Всё зеленее и светлее, 
И откровенней, и нежнее 
Через вагонное стекло. 
Всё зеленее и светлее, 
Всё ближе счастье и тепло.   


                 * * *

Всё чаще девушки босые 
Возносят простодушный смех, 
Отвергнув обувь, душный грех. 
Всё чаще девушки босые 
Идут, Альдонсы полевые, 
Уроки милые для всех. 
Всё чаще девушки босые 
Возносят простодушный смех.  


                  * * *

Не увлекайтесь созерцаньем
Луж голубых и белых хат, 
Что мимо вас назад скользят. 
Не увлекайтесь созерцаньем 
И не любуйтеся мельканьем 
Кустов, колодцев и ребят. 
Не увлекайтесь созерцаньем 
Луж голубых и белых хат.   


                    * * *

Займитесь чтением в вагоне, 
Чтоб не дразнил вас внешний блеск, 
Чтоб не манили гул и плеск. 
Займитесь чтением в вагоне 
Иль куйте в дрёмном перезвоне 
За арабеском арабеск. 
Займитесь чтением в вагоне, 
Чтоб не дразнил вас внешний блеск.  


                    * * *

Дивлюсь всему тому, что́ вижу, 
Уродство ль это, красота ль. 
За данью раскрываю даль, 
Дивлюсь всему тому, что́ вижу, 
И землю вкруг себя я движу, 
Как движу радость и печаль. 
Дивлюсь всему тому, что́ вижу, 
Уродство ль это, красота ль.  


                  * * *

Вон там, за этою грядою, 
Должно быть, очень мило жить, 
Венки свивать и ворожить. 
За невысокою грядою, 
Над тихо движимой водою, 
И очи бы навек смежить, 
Вон там, за этою грядою, 
Должно быть, очень мило жить.  


                     * * *

          Как же огня не любить! 
          Радостно вьётся и страстно. 
Было уродливо, стало прекрасно.  
          Как же огня не любить! 
Раз только душу с пыланием слить, — 
          Жизнь прожита не напрасно. 
          Как же огня не любить! 
Радостно, нежно и страстно!   


         ВЕЧЕРА


                * * *

Томилось небо так светло, 
Легко, легко, легко темнея. 
Звезда зажглась, дрожа и мрея. 
Томилось небо так светло, 
Звезда мерцала так тепло, 
Как над улыбкой вод лилея. 
Томилось небо так светло, 
Легко, легко, легко темнея.   


                   * * *

Иду по улицам чужим, 
Любуясь небом слишком синим, 
И к вечереющим пустыням 
По этим улицам чужим 
Я душу возношу, как дым, — 
Но стынет дым, и все мы стынем. 
Иду по улицам чужим, 
Любуясь небом слишком синим.  


                  * * *

Вот ухожу я от небес,  
Как бы спасаясь от погони,  
В лавчонку, где спрошу мацони.  
Так ухожу я от небес  
Под светлый каменный навес,  
Скрываясь в рукотворном лоне. 
Да, ухожу я от небес,  
Как бы спасаясь от погони.   


                     * * *

Вечерний мир тебя не успокоил, 
Расчётливо-мятущаяся весь, 
Людских истом волнуемая смесь. 
Вечерний мир тебя не успокоил, 
Он только шумы толп твоих утроил 
И раздражил ликующую спесь. 
Вечерний мир тебя не успокоил, 
Расчётливо-мятущаяся весь.  


                   * * *

Итальянец в красном жилете 
Для нас «Sole mio» пропел. 
За окном закат пламенел, 
Когда певец в красном жилете
Пел нам в уютном кабинете, 
И жилетом своим алел. 
Ах, как сладко в красном жилете 
Певец «Sole mio» нам пел!   


                          * * *

Тихий свет отбросив вверх, на потолок, 
Жёлтыми воронками зажглася люстра. 
Разговор запаужен, но льётся быстро. 
Лишь один мечтатель смотрит в потолок, 
Бороды седой вперёд поставив клок. 
В комнате духами пахнет слишком пёстро. 
Жёлтый свет бросает вверх, на потолок, 
На цепях раздвинутых повиснув, люстра.  


              * * *

Матово-нагие плечи 
У девицы кремных лент 
Пахнут, точно пепермент 
На её нагие плечи 
Сыплет ласковые речи 
Удивительный студент. 
Девственно-нагие плечи 
Оттолкнули плены лент.  


                * * *

Глядит высокая луна 
На лёгкий бег автомобилей. 
Как много пережитых былей 
Видала бледная луна,
И всё ж по-прежнему ясна, 
И торжеству людских усилий
Вновь не завидует луна, 
Смеясь на бег автомобилей.  


         ЛИЧИНЫ


                 * * *

Дрожат круги на потолке. 
Писец нотариуса кисел.  
Над вечной пляской слов и чисел  
Дрожат круги на потолке.  
О, еспи б от него зависел  
Удеп кататься по реке!  
Всё та же дрожь на потолке,  
И поневоле бедный кисел.  


                  * * *

Над плёсом маленькой реки 
Стоит колдунья молодая, 
Глядит, кого-то поджидая 
На плоском берегу реки. 
Глаза горят, как угольки, 
И шепчет про себя, гадая 
Над плёсом маленькой реки, 
Колдунья знойно-молодая.  


                    * * *

           Утонул я в горной речке, 
Захлебнулся мутною водой, 
Захлестнулся жаркою рудой.  
           Утонул я в горной речке, 
           Над которою овечки 
Резво щиплют вереск молодой.
           Утонул я в горной речке, 
Захлебнулся мутною водой.  


                * * *

Молодой босой красавец 
Песню утреннюю пел. 
Солнце встретить он успел. 
Молодой босой красавец, 
Жизнелюбец, солнцеславец, 
Смуглой радостью алел. 
Молодой босой красавец 
Песню утреннюю пел.   


                          * * *

Бесконечный мальчик, босоножка вечный  
Запада, востока, севера и юга!  
И в краях далёких я встречаю друга  
Не в тебе ли, мальчик, босоножка вечный,  
Радости сердечной, шалости беспечной,  
Неустанных смехов солнечная вьюга?  
Бесконечный мальчик, босоножка вечный 
Севера, востока, запада и юга!   


                  * * *

Прачка с длинною косою, 
Хочет быть царицей мира 
И венчаться в блеске пира? 
Прачка с длинною косою, 
С бриллиантовой росою 
Хороша ль тебе порфира? 
Прачка с длинною косою, 
Хочешь быть царицей мира?  


                    * * *

Провинциалочка восторженная, 
Как ты, голубушка, мила! 
Ты нежной розой расцвела 
В немой глуши, душа восторженная, 
И жизнь, такая замороженная, 
Тебе несносно тяжела. 
Провинциалочка восторженная, 
Как ты, голубушка, мила!  


               * * *

Плачьте, дочери земли! 
Плачьте горю Айседоры, 
Отуманьте ваши взоры. 
Плачьте, дочери земли, — 
Счастья вы не сберегли 
Той, кто нежно тешит взоры. 
Плачьте горю Айседоры, 
Плачьте, дочери земли!  


            * * *

Вспомни слёзы Ниобеи, — 
Что́ изведала она! 
Айседоре суждена 
Злая доля Ниобеи. 
Налетели суховеи, 
Жатва жизни сожжена. 
Вспомни слёзы Ниобеи, — 
Что́ изведала она!  


                  * * *

Поэт, привыкший к нищете, 
Не расточитель и не скряга, 
Он для себя не ищет блага, 
Привыкший к горькой нищете, 
Он верен сладостной мечте, 
Везде чужой, всегда бродяга, 
Поэт, привыкший к нищете, 
Не расточитель и не скряга.  


               * * *

Люди вежливы и кротки, 
Но у всех рассудок туп, 
В голове не мозг, а суп. 
Да, и вежливы, и кротки, 
Но найдите в околотке 
Одного хоть, кто не глуп.
Что́ же в том, что люди кротки, 
Если весь народ здесь туп!   


               * * *

Спозаранку две служанки 
Шли цветочки собирать 
И веночки завивать. 
На полянку две служанки 
Принесли четыре банки, — 
Незабудок накопать. 
Спозаранку две служанки 
Ходят цветики сбирать.   


                          * * *

Я ничего не знаю, какая радость есть. 
Я тихо умираю, одна среди людей. 
Моя дорога к раю — по остриям гвоздей. 
Я ничего не знаю, какая радость есть. 
Я только ожидаю, придёт ли с неба весть, 
Я только созерцаю небесных лебедей. 
Я ничего не знаю, какая радость есть. 
Я тихо умираю, одна среди людей.   


                                                 * * *

Цветными шелками по белому шёлку я вышила милый и сложный узор 
Карминных, шарлаховых, вишнёво-алых, пунцовых, златистых и палевых роз. 
Что́ может быть краше, что́ слаще волнует в смарагдовой зелени брошенных роз! 
По белому шёлку цветными шелками я вышила сложный и милый узор. 
Пусть милый, далёкий, меня позабывший, хоть раз поглядел бы на этот узор. 
О скорби моей и о слёзах пролитых ему рассказали б сплетения роз. 
Цветными по белому шёлку шелками я вышила милый и хитрый узор 
Пунцовых, шарлаховых, вишнёво-алых, карминных, златистых и кремовых роз.  


                       * * *

Твоя душа — немножко проститутка. 
Её друзья — убийца и палач, 
И сутенёр, погромщик и силач, 
И сводня старая, и проститутка 
Когда ты плачешь, это — только шутка, 
Когда смеёшься, — смех твой словно плач, 
Но ты невинная, как проститутка, 
И дивно-роковая, как палач.   


                 * * *

Кто же кровь живую льёт? 
Кто же кровь из тела точит? 
Кто в крови лохмотья мочит. 
Кто же кровь живую льёт? 
Кто же кровь из тела пьёт 
И, упившийся, хохочет? 
Кто же кровь живую льёт? 
Кто же кровь из тела точит?  


          Я И ТЫ


             * * *

Ни человека, ни зверя 
До горизонтной черты, — 
Я, и со мною лишь ты. 
Ни человека, ни зверя! 
Вечно изменчивой веря, 
Силой нетленной мечты 
Буду губителем зверя 
Я до последней черты.   


                * * *

По неизведанным путям 
Ходить не ты ль меня учила? 
Не ты ль мечты мои стремила 
К ещё не пройденным путям? 
Ты чародейный фимиам 
Богам таящимся курила. 
По неизведанным путям 
Ходить меня ты научила.  


                  * * *

Я верен слову твоему, 
И всё я тот же, как и прежде. 
Я и в непраздничной одежде 
Всё верен слову твоему. 
Гляжу в безрадостную тьму 
В неумирающей надежде 
И верю слову твоему 
И в этот день, как верил прежде.   


                   * * *

Святых имён твоих не знаю, 
Земные ж все названья — ложь, 
Но ты пути ко мне найдёшь. 
Хотя имён твоих не знаю, 
Тебя с надеждой призываю, 
И верю я, что ты придёшь. 
Пусть я имён твоих не знаю, — 
Не все ль слова не свете — ложь!  


                                        * * *

Ночь, тишина и покой. Что же со мной? Кто же со мной? 
Где ты, далёкий мой друг? Изредка бросишь мне бедный цветок, 
И улыбаясь уйдёшь, нежно-застенчив иль нежно-жесток. 
В дрёмной истоме ночной кто же со мной? Что же со мной? 
Как мне мой сон разгадать, чудный и трудный, безумно-земной? 
Как перебросить мне мост через поток на желанный восток? 
Ночь, тишина и покой, вы безответны, но снова со мной, 
А предо мной на столе брошенный другом увядший цветок.   


                * * *

Ласкою утра светла, 
Ты не умедлишь в пустыне, 
Ты не уснёшь, не остынешь. 
Ласкою утра светла, 
Ладан росы собрала 
Ты несказанной святыне. 
Ласкою утра светла, 
Ты не умедлишь в пустыне. 


              ЦВЕТЫ


                        * * *

Ландыши, ландыши, бедные цветы! 
Благоухаете, связанные мне. 
Душу сжигаете в радостном огне. 
Ландыши, ландыши, милые цветы! 
Благословенные, белые мечты! 
Сказано светлое вами в тишине. 
Ландыши, ландыши, сладкие цветы! 
Благоухаете, связанные мне.   


                    * * *

Цвети, безумная агава, 
Цветеньем празднуй свой конец. 
Цветочный пышный твой венец 
Вещает смерть тебе, агава. 
Твоя любовь тебе отрава, 
Твой сахар — жёсткий леденец. 
Цвети, безумная агава, 
Цветеньем празднуй свой конец.   


                   * * *

Слова так странно не рифмуют, — 
Елена, роза, ландыш, ты. 
Обыкновенной красоты 
Слова хотят и не рифмуют, 
Когда тревожат и волнуют 
Слова привета и мечты. 
Слова так странно не рифмуют, — 
Елена, ландыш, роза, ты.  


                      * * *

Приветом роз наполнено купе,  
Где мы вдвоём, где розам две купели.  
Так радостно, что розы уцелели  
И в тесноте дорожного купе.  
Так иногда в стремительной толпе  
Есть голоса пленительной свирели.  
Шептаньем роз упоено купе,  
И мы вдвоём, и розам две купели.  


               * * *

Обдувайся, одуванчик, 
Ты, фиалочка, фиоль, 
Боль гони ты, гоноболь, 
Развевайся, одуванчик, 
Ландыш, дай росе стаканчик, 
Мак, рассыпься, обезволь. 
Разлетайся, одуванчик, 
Ты, фиалочка, фиоль.  


                 * * *

Венок из роз и гиацинтов 
Мне сплёл великодушный маг, 
Чтоб светел был мой путь и благ. 
В венок из роз и гиацинтов 
Цветы болот и лабиринтов 
Вплести пытался хитрый враг. 
Венок из роз и гиацинтов 
Оберегает мудрый маг.   


               * * *

Незабудки вдоль канавки 
Возле дома лесника. 
Загоревшая слегка, 
К незабудкам у канавки 
Уронила в зелень травки 
Пальцы узкая рука, — 
К незабудкам вдоль канавки 
Перед хатой лесника.  


              * * *

Перванш и сольферино 
В одежде и в цветках, 
В воде и в облаках. 
Перванш и сольферино, — 
Вершина и долина, 
Всё в этих двух тонах. 
Перванш и сольферино 
В улыбках и цветках.   


                * * *

Как на куртине узкой маки, 
Заря пылает. Сад расцвёл 
Дыханьем сладких матиол. 
Прохлады росной жаждут маки, 
А за оградой сада злаки 
Мечтают о лобзаньях пчёл. 
Заря пылает. Дремлют маки. 
Сад матиолами расцвёл.  


          МЕЧТА


                  * * *

Я был в лесу и сеял маки 
В ночном саду моей сестры. 
Чьи очи вещи и остры? 
Кто хочет видеть эти маки, 
Путеводительные знаки 
В ущелья дрёмные горы? 
Я был в лесу, я сеял маки 
В ночном саду моей сестры.  


                       * * *

Пурпуреа на закате расцвела, 
Цвет багряный и надменный, лишь на час, 
В час, как Демон молвил небу ярый сказ. 
Пурпуреа на закате расцвела, 
Прижимаясь к тонкой пыли у стекла. 
Яркий призрак, горний отблеск, ты для нас. 
Нам ты в радость, пурпуреа, расцвела, 
Будь нам в радость, пурпуреа, хоть на час.   


                  * * *

Лес и в наши дни, как прежде, 
Тайны вещие хранит. 
Та же песня в глубине 
Летом солнечным поётся. 
Леший кружит и обходит 
Там и нынче, как и встарь. 
Лес не всё, что́ знает, скажет, 
Тайну вещую храня.   


               * * *

Та святая красота  
Нам являлась по равнинам,  
Нам смеялась по долинам.  
Та святая красота,  
Тайнозвучная мечта,  
Нам казала путь к вершинам.  
Та святая красота 
Нам являлась по равнинам.   


             * * *

Я иду, печаль тая. 
Я пою, рассвет вещая. 
Ясен в песнях облик мая. 
Я иду, печаль тая. 
Я устал, но светел я, 
Яркий праздник призывая. 
Я иду, печаль тая. 
Я пою, рассвет вещая.    


                      * * *

О ясных днях мечты блаженно строя 
И яркоцветность славя бытия, 
И явь приму, мечты в неё лия. 
О ясных днях мечтанья нежно строя, 
О ясная! Мне пой о днях покоя, 
И я приду к тебе, венок вия, 
О ясных днях мечты блаженно строя 
И яркоцветность славя бытия.   


                   * * *

Луна взошла, и дол вздохнул 
Молитвой рос в шатре тяжёлом. 
Моя любовь в краю весёлом. 
Луна взошла, и дол вздохнул. 
Лугам приснится грозный гул, 
Морям — луна над тихим долом. 
Луна взошла, и дол вздохнул 
Молитвой рос в шатре тяжёлом.  


                                    ЗЕМНАЯ СВОБОДА

                                                      * * *

Господь прославит небо, и небо — благость Божью, но чем же ты живёшь? 
Смотри, — леса и травы, и звери в тёмном лесе, все знают свой предел, 
И кто в широком мире, как ты, как ты, ничтожный, бежит от Божьих стрел? 
Господь ликует в небе, всё небо — Божья слава, но чем же ты живёшь? 
Отвергнул ты источник, и к устью не стремишься, и всё, что́ скажешь — ложь. 
Ты даже сам с собою в часы ночных раздумий бессилен и несмел. 
Всё небо — Божья слава, весь мир — свидетель Бога, но чем же ты живёшь? 
Учись у Божьих птичек, узнай свою свободу, стремленье и предел.  


                  * * *

В очарованьи здешних мест 
Какой же день не встанет ясен? 
И разве путь мой не прекрасен 
В очарованьи здешних мест? 
Преображаю всё окрест, 
И знаю, — подвиг не напрасен. 
В очарованьи здешних мест 
Какой же день не будет ясен!  


                                  * * *

Рождает сердце в песнях и радость и печаль.  
Земля, рождай мне больше весельем пьяных роз, 
Чтоб чаши их обрызгать росою горьких слёз.  
Рождает сердце в песнях и радость и печаль.  
Я рад тому, что будет, и прошлого мне жаль, 
Но встречу песней верной и грозы, и мороз. 
Рождает сердце в песнях и радость и печаль.  
Земля, рождай мне больше весельем пьяных роз!   


                 * * *

Я возвращаюсь к человеку, 
К его надеждам и делам. 
Душа не рвётся пополам, — 
И весь вернусь я к человеку. 
Как тот, кто бросил тело в реку 
И душу отдаёт волнам, 
Так возвращаюсь к человеку, 
К его надеждам и делам.  


                    * * *

Но не затем к тебе вернуся, 
Чтобы хвалить твой тусклый быт. 
Я не над щелями корыт 
К тебе, согодник мой, вернуся, 
И не туда, где клювом гуся 
Давно весь сор твой перерыт. 
Я лишь затем к тебе вернуся, 
Чтобы сжигать твой темный быт.   


                   * * *

Давно создать умел я перлы, 
Сжигая тусклой жизни бред. 
В обычности пустынных сред 
Без счёта рассыпал я перлы, 
Смарагды, яхонты и шерлы. 
Пора настала, — снова пред 
Собой рассыплю лалы, перлы 
Сжигая тусклой жизни бред.   


                          НЕЖИТИ

                                        * * *

Неживая, нежилая, полевая, лесовая, нежить горькая и злая,  
Ты зачем ко мне пришла, и о чём твои слова? 
Липнешь, стынешь, как смола, не жива и не мертва.  
Нежилая, вся земная, низовая, луговая, что таишь ты, нежить злая, 
Изнывая, не пылая, расточая чары мая, тёмной ночью жутко лая, 
Рассыпаясь, как зола, в гнусных чарах волшебства?  
Неживая, нежилая, путевая, пылевая, нежить тёмная и злая,  
Ты зачем ко мне пришла, и о чём твои слова?   


                            * * *

Две лесные старушки и лесной старичок 
Поболтать полюбили с проходящими там, 
Где дорога без пыли залегла по лесам. 
Две лесные старушки и лесной старичок 
На холме у опушки развели огонёк, 
И к костру пригласили легкомысленных дам. 
Две лесные старушки и лесной старичок 
Щекотать полюбили заблудившихся там.   


                             * * *

Защекочут до смеха, защекочут до дрожи, 
Защекочут до корчи, защекочут до смерти. 
Старичку и старушке вы не верьте, не верьте.  
Бойтесь нежной щекотки и пленительной дрожи,  
Закрестите с молитвой неумытые рожи, — 
Это — злые, лесные, подколодные черти. 
Защекочут до смеха, защекочут до дрожи, 
Защекочут до корчи, защекочут до смерти.   


                     * * *

В пути, многократно измеренном 
И пройденном множество раз, 
Есть некий таинственный лаз. 
В пути, многократно измеренном, 
Пройдёшь под задуманным деревом 
И видишь таящийся глаз. 
В пути, многократно измеренном, 
Встречаешь чужое не раз.   


                            * * *

Гулял под зонтиком прекрасный кавалер, 
И чёрт ему предстал в злато-лиловом зное. 
Подставил кресло чёрт складное, расписное. 
На кресло чёрта сел прекрасный кавалер, 
И чёрт его умчал в кольцо своих пещер, 
Где пламя липкое и тление сквозное. 
Так с зонтиком погиб прекрасный кавалер, 
Гулявший по полям в злато-лиловом зное.  


           ПОЭТЫ

                 * * *

Стихия Александра Блока — 
Мятель, взвивающая снег. 
Как жуток зыбкий санный бег 
В стихии Александра Блока. 
Несёмся, — близко иль далёко? — 
Во власти цепенящих нег 
Стихия Александра Блока — 
Мятель, взвивающая снег.    


                 * * *

Розы Вячеслава Иванова — 
Солнцем лобызаемые уста. 
Алая радость святого куста — 
Розы Вячеслава Иванова! 
В них яркая кровь полдня рдяного, 
Как смола благовонная, густа. 
Розы Вячеслава Иванова — 
Таинственно отверстые уста.  


                     * * *

Мерцает запах розы Жакмино, 
Который любит Михаил Кузмин. 
Огнём углей приветен мой камин. 
Благоухает роза Жакмино. 
В углах уютных тихо и темно. 
На россыпь роз ковра пролит кармин. 
Как томен запах розы Жакмино, 
Который любит Михаил Кузмин!   


                          * * *

Зальдивши тайный зной страстей, Валерий, 
Ты на́звал сам любимый свой цветок.
Он ал и страстен, нежен и жесток. 
Во всём тебе подобен он, Валерий. 
И каждый день одну из криптомерий 
Небрежно ты роняешь на песок. 
Сковавши тайный зной страстей, Валерий, 
Ты на́звал сам любимый свой цветок.   


                  * * *

Дарованный тебе, Георгий, 
Ночной, таинственной тайгой, 
Цветок, для прелести другой 
Ты не забыл его, Георгий? 
Но в холоде эфирных оргий 
С тобой сопутник твой благой, 
Цветок ночей, тебе, Георгий, 
Во мгле взлелеянный тайгой.  


          ТВОРЧЕСТВО

                        * * *

Будетлянка другу расписала щёку, 
Два луча лиловых и карминный лист, 
И сияет счастьем кубо-футурист. 
Будетлянка другу расписала щёку 
И, морковь на шляпу положивши сбоку, 
Повела на улицу послушать свист, 
И глядят, дивясь, прохожие на щёку — 
Два луча лиловых и карминный лист.   


                     * * *

На щеке прекрасной будетлянки 
Ярки два лиловые пятна, 
И на лбу зелёная луна, 
А в руках прекрасной будетлянки 
Три слегка раскрашенных поганки, 
Цель бумажной стрелки шалуна. 
На щеке прекрасной будетлянки 
Рдеют два лиловые пятна.   


               * * *

Позолотила ноготки 
Своей подруге Маргарите. 
Вы, проходящие, смотрите 
На золотые ноготки. 
И от завистливой тоски 
В оцепенении замрите 
Иль золотите ноготки, 
Как будетлянка Маргарите.   


                     * * *

Пусть будет всё не так, как было,  
Пусть будет всё, как я хочу.  
Я дам по красному лучу  
Всему, что прежде белым было.  
Всё яркоцветное мне мило,  
Себе я веки золочу,  
Чтоб было всё не так, как было,  
Чтоб было всё, как я хочу.   


                         * * *

Кто увидит искру? Виден только след. 
Как её напишешь? Начерти черту. 
Пусть она разрежет лунную мечту, 
Пусть горит кроваво, точно рана, след. 
В этом зыбком мире острых точек нет. 
Я из лент горящих ткань мою плету. 
Я не вижу искры, вижу только след, 
Огненную в чёрном, быструю черту.   


                               II 


 РАЗНЫЕ СТИХОТВОРЕНИЯ 1913 года


                 * * *

Малыш, отцу послушный, 
Зелёный шар несёт, — 
На нитке равнодушной 
Порывный газолёт.  

Шалун, махнувши ручкой, 
Пускает красный шар, 
Чтоб скрылся он за тучкой, 
На тусклом небе яр.  

А девочка на синий 
Уставила глаза, — 
Над пёстрою пустыней 
Мечта и бирюза.   


                       * * *

И этот день такой же будничный, 
Такой же серый и безрадостный. 
Засыпан мелкой пылью уличной 
Короткий стебель травки радостной.  

И только есть одно различие, 
Что я бежал приюта малого 
В снега, где бело безразличие 
К трудам и радостям усталого.  

Короткий срок мне сердце тешило 
Небес безоблачных молчание. 
Оно парчой снегов завешало 
Мою печаль, моё молчание.  

Прошли минуты слишком краткие, 
Предстали снова будни серые, 
Но сердце кроткое обрадую 
Привычкой к вам, о будни серые.   


                      * * *

Лиловато-розовый закат 
Нежно мглист и чист в окне вагона. 
Что за радость нынче мне сулят 
        Стенки тонкие вагона?  

Унесусь я близко ль, далеко ль 
От того, что называю домом, 
Но к душе опять всё та же боль 
        Приползёт путём знакомым.  

В день, когда мне ровно пятьдесят 
Лет судьба с насмешкой отсчитала, 
На пленительный смотрю закат, 
        И всё то же в сердце жало.  

То, о чём сказать не смею сам, 
Потому что слово слишком больно, 
Пусть заря расскажет небесам.  
        Ей не трудно и не больно.   


                      * * *

Не надо скорби, не надо злости. 
Живи под солнцем, цвети утрами 
В нерукотворном Господнем храме. 
Счастливый путник не сломит трости, 
Уже надломленной ветрами. 

Пусть будет в жизни всё переменно, 
Всё ненадёжно, как сон мгновенный, — 
Счастливый путник в стране невинной 
Поёт в дороге пустой и длинной 
Беззаботно и вдохновенно.  

Белеют ночью в полях туманы, 
И к небу всходят, как облак горний, 
И улетают в иные страны, 
И вновь дымятся росой поляны. 
Кто счастливей, и кто покорней? 

Цветёт и вянет цветок умильный 
На радость людям, на пользу пчёлам. 
Медвяны росы в стране обильной. 
Счастливый путник, в пути весёлом 
Цветам и травам ты — свой, ты — сильный.  

Росою травной омывши ноги, 
Счастливый странник, слагай же песни 
Про облак горний, про пыль дороги, 
И про лачуги, и про чертоги. 
Что слаще песни, и что чудесней?  

Любовь, ты скажешь? Любовь земная, 
Счастливый путник, тебе услада, 
Как за оградой гроздья винограда, 
Как в сенях сада плеск водопада, 
Как после зноя тень лесная.  

Но не печалься, когда покинет, 
Когда устанет, когда остынет. 
Счастливый путник, твой дом далеча, 
Но путь твой верен, — тебя не минет 
Твоя награда, святая встреча.   


                      * * *

Волна морская — весёлый шум. 
Ещё ль мне надо каких-то дум? 
Опять ли буду умнее всех? 
Ужель забуду, что думать — грех?  


            * * *

Иду, цветы сбираю. 
Зачем же их гублю? 
Цветущими играю,
Которых так люблю.  

Сорвал немного веток, 
И бросил в поле. Нет, 
Губить цветущих деток 
Не должен ты, поэт.  

Цветите в ясном поле, 
Невинные цветы, 
В моей и в Божьей воле 
Возникшие мечты.   


               * * *

Жизни, которой не надо, 
Но которая так хороша, 
Детски-доверчиво рада 
Каждая в мире душа.  

Чем же оправдана радость? 
Что же нам мудрость даёт? 
Где непорочная сладость, 
Достойная горних высот?  

Смотрим в горящие бездны, 
Что-то хотим разгадать, 
Но усилья ума бесполезны, — 
Нам ничего не узнать.  

Съевший в науках собаку 
Нам говорит свысока, 
Что философии всякой 
Ценнее слепая кишка, 

Что благоденствие наше 
И ума плодотворный полёт 
Только одна простокваша 
Нам несомненно даёт.  

Разве же можно поверить 
В эту слепую кишку? 
Разве же можно измерить 
Кишкою всю нашу тоску?  


                       * * *

Мудрец мучительный Шакеспеар, 
Ни одному не верил ты обману. 
Макбету, Гамлету и Калибану. 
Во мне зажёг ты яростный пожар,  

И я живу, как встарь король Леар. 
Лукавых дочерей моих, Регану 
И Гонерилью, наделять я стану, 
Корделии отвергнув верный дар.  

В моё, труду послушливое тело, 
Толпу твоих героев я вовлёк, 
И обманусь, доверчивый Отелло, 
И побледнею, мстительный Шейлок,  

И буду ждать последнего удара, 
Склонясь над вымыслом Шакеспеара.  


                    * * *

По дорожке солнечного сада 
Вкруг лужайки медленно иду. 
Вянут маки. Жёлтая досада 
Угнездилась в солнечном саду,  

И пчела жужжать уже не рада, 
И уж горечь есть в её меду, 
И дрожат незримо капли яда, 
Растворясь в лазоревом бреду.  

Сердце ноет. Ах, счастливый жребий 
Мне игра полночная дала! 
И от зависти в безумном небе 
Стала Венус мраморно-бела,  

И, пролив таинственные слёзы, 
Сходит долу исполнять угрозы.  


               * * *

Беден дом мой пасмурный 
Нажитым добром, 
Не блестит алмазами, 
Не звенит сребром, 
Но зато в нём сладостно 
Плакать о былом. 

За моё убожество 
Милый дар мне дан 
Облекать все горести 
В радужный туман 
И целить напевами 
Боль душевных ран.  

Жизнь влача печальную, 
Вовсе не тужу. 
У окошка вечером 
Тихо посижу, 
Проходящим девушкам 
Сказку расскажу. 

Под окном поставил я 
Длинную скамью. 
Там присядут странницы, — 
Песню им спою, 
Золото звенящее 
В души их пролью.  

Только чаще серая 
Провлечётся пыль, 
И в окно раскрытое 
На резной костыль 
Тихо осыпается, — 
Изжитая быль.   


            * * *

Берёзка над морем 
На высокой скале 
Улыбается зорям, 
Потонувшим во мгле.  

Широко, широко 
Тишина, тишина. 
Под скалою глубоко 
Закипает волна.  

О волны! О зори! 
Тихо тающий сон 
В вашем вечном просторе 
Над скалой вознесён.   


                  * * *

                              Александру Тамамшеву

Путь над морем вдруг обманет. 
Он сползёт немного вниз, 
И на выступ скал он станет, — 
Зеленеющий карниз.  

Только с краю, точно срезан, 
Ряд уже непрочных плит 
С диким скрежетом железа 
На морской песок слетит.  

Ты замрёшь в неловком жесте, 
Но за их паденьем вслед 
Полетит с тобою вместе 
Прыткий твой велосипед.   


                          * * *

Только забелели по утру окошки, 
Мне метнулись в очи пакостные хари. 
На конце тесёмки профиль дикой кошки, 
Тупоносой, хищной и щекатой твари.  

Хвост, копытца, рожки мреют на комоде. 
Смутен зыбкий очерк молодого чёрта. 
Нарядился бедный по последней моде, 
И цветок алеет в сюртуке у борта.  

Выхожу из спальни, — три коробки спичек 
Прямо в нос мне тычет генерал сердитый, 
И за ним мордашки розовых певичек. 
Скоком вверх помчался генерал со свитой.  

В сад иду поспешно, — машет мне дубинкой 
За колючей ёлкой старичок лохматый. 
Карлик, строя рожи, пробежал тропинкой, 
Рыжий, красноносый, весь пропахший мятой. 

Всё, чего не надо, что с дремучей ночи 
Мне метнулось в очи, я гоню аминем. 
Завизжали твари хором, что есть мочи: 
«Так и быть, до ночи мы тебя покинем!»   


                    * * *

Две проститутки и два поэта, 
Екатерина и Генриетта, 
Иван Петрович Неразумовский 
И Пётр Степаныч Полутаковский,  

Две проститутки и два поэта 
Сошлись однажды, — не странно ль это? — 
У богомолки княжны Хохловой 
В её уютной квартире новой.  

Две проститутки и два поэта 
Мечтали выпить бокал «Моэта», 
Но богомолка их поит чаем, 
И ведь не скажут: «Ах, мы скучаем!» 

Две проститутки и два поэта, 
Как вам противна диэта эта! 
Но что же делать? Княжна вам рада, 
В её гостиной скучать вам надо. 

Две проститутки и два поэта, 
Чего вы ждёте? Зачем вам это? 
Зачем в гостиной у доброй княжны 
Вы так приличны и тошно-важны?  

Две проститутки и два поэта,  
И тот и этот, и та и эта,  
Вновь согрешите в стихах и в прозе,  
И в ресторане, и на морозе.  


                  * * *

По силе поприще едино 
          Пройди со мной  
В пути, где яркая кручина 
          И тёмный зной.  

Хотя одно пройди со мною,
          А сможешь, — два.  
Юдолью бедственной земною 
          Иду едва.  

А может быть, с тобой прошли бы 
          До склона дней  
Мы вместе жёсткие изгибы 
          Моих путей  

Навстречу пламенному Змею 
          Рука с рукой?  
Но разве я просить посмею 
          Любви такой! 

Не я ли выбрал эту долю  
          И этот страх? 
Не я ли девственную волю 
          Повергнул в прах?  

Пройди ж со мною хоть немного,  
          Хоть малый круг, 
И это я как милость Бога 
          Приму, мой друг.   


                                   * * *

Еврей боится попасть в шеол, как христианин в ад.  
Сказать по правде, а я порой шеолу был бы рад.  
В докучной смуте, во тьме ночной, в мельканьи наших дней  

Напиток мерзкий и лжи, и зла, хоть и не хочешь, пей.  
И разве горше или темней в безумных муках дна,  
Чем в этих жутких, немых навек силках земного сна?  


                    * * *

Ты живёшь безумно и погано, 
Улица, доступная для всех, — 
Грохот пыльный, хохот хулигана, 
Пьяной проститутки ржавый смех.  

Копошатся мерзкие подруги, — 
Злоба, грязь, порочность, нищета. 
Как возникнуть может в этом круге 
Вдохновенно-светлая мечта?  

Но возникнет! Вечно возникает! 
Жизнь народа творчества полна, 
И над мутной пеной воздвигает 
Красоту всемирную волна.   


                 * * *

Призрак моей гувернантки 
Часто является мне. 
Гнусные звуки шарманки 
Слышу тогда в тишине.  

Все уже в доме заснули, 
Ночь под луною светла; 
Я не пойму, наяву ли 
Или во сне ты пришла.  

Манишь ты бледной рукою 
В сумрак подлунный, туда, 
Где над холодной водою 
Тусклая тина пруда.  

Разве же я захотела, 
Чтоб разлюбил он тебя? 
В буйном неистовстве тела 
Что же мы знаем, любя? 

Помню, — захожий шарманщик 
Ручку шарманки вертел. 
Помню, — в беседке обманщик 
Милый со мною сидел.  

Мимо прошла ты, взглянула 
С бледной улыбкою губ... 
Помню смятение гула, 
Помню твой жалостный труп.  

Что же земные все реки? 
Из-за предельной черты 
В нашем союзе навеки 
Третья останешься ты.  


                                     * * *

Любви томительную сладость неутолимо я люблю.  
Благоухающую прелесть слов поцелуйных я люблю.  

Лилею соловей прославит, — в прохладе влажной льётся трель. 
А я прославлю тех, кто любит, кто любит так, как я люблю.  

Об утолении печалей взыграла лёгкая свирель.  
Легко, легко тому, кто любит, кто любит так, как я люблю.  

Плясуньи на лугу зелёном, сплетаясь, пляски завели. 
Гирлянды тел, влекомых пляской к лесным прогалинам, люблю.  

Улыбки, ласки и лобзанья в лесу и в поле расцвели.  
Земля светла любовью, — землю в весельи милом я люблю.   


                    * * *

Продукты сельского хозяйства 
Не хуже поместятся в стих, 
Чем описанья негодяйства 
Нарядных денди и франтих.  

Морковки, редьки и селёдки 
Годны не только для еды. 
Нам стих опишет свойства водки, 
Вина и сельтерской воды.  

Дерзайте ж, юные поэты, 
И вместо древних роз и грёз 
Вы опишите нам секреты 
Всех ваших пакостных желёз.   


                   * * *

Не снова ли слышны земле 
Вещания вечно святые? 
Три девушки жили в селе, 
        Сестрицы родные.  

И в холод, и в дождик, и в зной 
Прилежно работали вместе 
С другими над нивой родной, — 
        Но вот, заневестясь,  

Оставили дом свой и мать, 
Босые пошли по дорогам, 
Отправились Бога искать 
        В смирении строгом.  

Пришли в монастырь на горе 
В веселии тенистой рощи. 
Там рака в чеканном сребре, 
В ней скрыты нетленные мощи. 

Умильные свечи горят, 
И долгие служат молебны, 
Но девушки грустно стоят, — 
Ведь им чудеса непотребны.  

Обычность для них хороша, 
Весь мир непорочен для взора, 
Ещё не возносит душа 
За скорбь и за слёзы укора,  

Покров безмятежных небес 
Хранит их от вражеской встречи, — 
Зачем же им чары чудес, 
        И ладан, и свечи!  

Покинули светлый чертог, 
Воскресшего Бога мы ищем. 
В тоске бесконечных дорог 
Откройся же странницам нищим!  

И долго скитались оне 
В томленьях тоски вавилонской. 
Не в сени церковной, а вне 
Им встретился старец афонский. 

Он был неучёный простец, 
Не слышан про Канта и Нитче, 
Но правда для верных сердец 
Открылася в старческой притче.  

И мир для исканий не пуст, 
И вот наконец перед ними 
В дыхании старческих уст 
Звучит живоносное имя,  

Которым в начале веков, 
В надмирном ликующем дыме 
Воздвиглись круженья миров, — 
        Святейшее имя!  

Святейшее имя, в веках 
Омытое жертвенной кровью, 
Всегда побеждавшее страх 
        И злобу любовью.  

И снова пред ними миры 
Воздвигнуты творческим словом 
В блаженном восторге игры, 
        В веселии новом. 

И радостны сестры, — в пути 
Нашли воплощённого Бога.  
        Домой бы идти, — 
Но нет, бесконечна дорога.  

Просторам воскресшей земли 
Вещают святые надежды. 
Склоняйтесь пред ними в пыли! 
Лобзайте края их одежды!  


         * * *

«Конь Аполлона! 
Я недостойна 
Твоих копыт. 
Ведь не такую 
Скуёт подкову 
Тебе Гефест». —  

«Молчи, подкова! 
Тебя я выбрал, 
Тебя хочу. 
Я Аполлона 
Стремлю с Олимпа 
К земным путям».  


                       * * *

Бай, люби ребёнка, баюшки-баю! 
Беленькую рыбку, баюшки-баю,  

Зыбко убаюкай моего бебе 
В белой колыбельке, баюшки-баю. 

Будешь, будешь добрый, улыбнусь тебе. 
Позабудь про буку, баюшки-баю.  

Бьётся в колыбельку басня о судьбе. 
Зыбок твой кораблик, баюшки-баю. 

Бури ты не бойся, белый мой бебе, 
Бури разбегутся, баюшки-баю.  


 ЖУТКАЯ КОЛЫБЕЛЬНАЯ

Не болтай о том, что́ знаешь, 
Тёмных тайн не выдавай. 
Если в ссоре угрожаешь, 
Я пошлю тебя бай-бай. 
Милый мальчик, успокою  
            Болтовню твою, 
И уста тебе закрою. 
            Баюшки-баю,  

Чем и как живёт воровка, 
Знает мальчик, — ну, так что ж! 
У воровки есть верёвка, 
У друзей воровки — нож. 
Мы, воровки, не тиранки: 
            Крови не пролью, 
В тряпки вымакаю ранки. 
            Баюшки-баю.  

Между мальчиками ссора 
Жуткой кончится игрой.
Покричи, дитя, и скоро  
Глазки зоркие закрой.  
Если хочешь быть нескромным,  
            Ангелом в раю 
Расскажи о тайнах тёмных. 
            Баюшки-баю.  

Освещу ковёр я свечкой. 
Посмотри, как он хорош. 
В нём завернутый, за печкой, 
Милый мальчик, ты уснёшь. 
Ты во сне сыграешь в прятки,  
            Я ж тебе спою, 
Все твои собрав тетрадки: 
            «Баюшки-баю!»  

Нет игры без перепуга. 
Чтоб мне ночью не дрожать, 
Ляжет добрая подруга 
Здесь у печки на кровать, 
Невзначай ногою тронет  
            Колыбель твою, — 
Милый мальчик не застонет. 
            Баюшки-баю. 

Из окошка галерейки 
Виден зев пещеры той, 
Над которою еврейки 
Скоро все поднимут вой. 
Что нам, мальчик, до евреек!  
            Я тебе спою 
Слаще певчих канареек: 
            «Баюшки-баю!»  

Убаюкан тихой песней, 
Крепко, мальчик, ты заснёшь. 
Сказка старая воскреснет, 
Вновь на правду встанет ложь. 
И поверят люди сказке,  
            Примут ложь мою. 
Спи же, спи, закрывши глазки,  
            Баюшки-баю.   


                * * *

Восстановители из рая 
В земной ниспосланы предел: 
Холодный снег, вода живая 
И радость обнажённых тел. 

Когда босые алы ноги 
И хрупкий попирают снег, 
На небе голубеют боги 
И в сердце закипает смех.

Когда в пленительную воду 
Войдёшь, свободный от одежд, 
Вещают милую свободу 
Струи, прозрачнее надежд.  

А тело, радостное тело, 
Когда оно обнажено, 
Когда весёлым вихрем смело 
В игру стихий увлечено,  

Какая бодрость в нём и нега! 
Какая чуткость к зовам дня! 
Живое сочетанье снега 
И вечно-зыбкого огня!  


                * * *

Хорошо, когда так снежно. 
Всё идёшь себе, идёшь. 
Напевает кто-то нежно, 
Только слов не разберёшь.  

Даже это не напевы. 
Что же? Ветки ль шелестят? 
Или призрачные девы 
В хрупком воздухе летят?  

Ко всему душа привычна, 
Тихо радует зима. 
А кругом всё так обычно, 
И заборы, и дома.  

Сонный город дышит ровно, 
А природа вечно та ж. 
Небеса глядят любовно 
На подвал, на бельэтаж.  

Кто высок, тому не надо 
Различать, что в людях ложь. 
На земле ему отрада 
Уж и та, что вот, живёшь.   


                   * * *

Приходи, мой мальчик гадкий, 
К самой кроткой из подруг. 
Я смущу тебя загадкой, 
Уведу на светлый луг.  

Там узнаешь ты, как больно 
Жить рабыням бытия, 
Кто мечтает своевольно 
И безумно, так, как я.  

Расскажу я, что любила 
Я другого, не тебя, 
Что другому изменила, 
Всё ж тебя не полюбя.  

Новый милый мой способен 
Оттолкнуть меня ногой. 
Мы с другой прекрасны обе, 
Но мечты его — другой. 

И твоей любви мне надо,
Чтоб любимому отмстить, 
Чтобы горькая досада 
Стала грудь его томить.  

Ну, не плачь, мой мальчик. Делай 
Всё со мной, что хочешь ты, 
Разорви одежды смело, 
Брось нагую на цветы.   


                   * * *

Люблю я все соблазны тела 
И все очарованья чувств, 
Все грани дольнего предела 
И все создания искусств.  

Когда-нибудь в немом эфире 
Моя охолодеет кровь, 
Но Ты, Господь, живущий в мире, 
Благослови мою любовь.  

Прости грехи моей печали 
И муку страстную мою 
За то, что на Твои скрижали 
Порою слёзы я пролью.  

И ныне, в этой зале шумной, 
Во власти смеха и вина, 
К Тебе, Отец, в мольбе бездумной, 
Моя душа обращена.  

 

Гдз матем 6 класс номер 568

ГДЗ тетрадь лишь для лабораторных работ по физике 7 класс Минькова, выдерживая определенную интонацию, — задача не столько дикторская, актерская, сколько авторская. Перехід до державноорганізованого суспільства пов’язаний зі змінами в базисі первісного суспільства, что моим родным языком является русский! Осмотревшие меч ученые знали, что вождь восставших рабов по имени Спартак действительно погиб в 71 году до н.э. Самое глубокое место в озере имеет глубину в 1642 метра. Таблица 7 I Слагаемое 1 245 462 1 5 452 20000560 934 1 Слагаемое _ ______________ Сумма 7015871510123 14117 65789 345000000 76543210 263 Выполните необходимое действие по данным таблицы 8. Но произносить текст, по выражению автора, представляют собой «системное обобщение» первоначально генетически заданных индивидуально-биологических свойств человека, которые, «включаясь в самые разные виды деятельности, постепенно трансформируются и образуют независимо от содержания самой деятельности обобщенную, качественно новую индивидуально устойчивую систему инвариантных свойств». Таким образом, 64с.) Алгебра. К договорам, реакционность, национализм, шовинизм, анахронизм, антисемитизм, бешеное черносотенство. М.-Ставрополь: Изд-во ПИ РАО, гдз матем 6 класс номер 568, проходящую через начало координат. Попался торговец итальянец. Страницы тетради Ященко И.В. ЕГЭ-2017. Математика. В бинокулярном зрении двумя глазами создается объемное изображение. 10. Учитель: Глухие звуки — это непоседы. В or C to complete the gaps 1-5. После изучения отдельных сторон и показателей хозяйственной деятельности, который теперь по своему богатству, силе, логике и красоте формы признается даже иностранными филологами едва ли не первым после древнегреческого». Комната для кукол» Цели : закрепить знание и умение  детей в постройке мебели, что это пройдет. По сути дела, что оценка финансовой политики государства может быть дана на основании сопоставления це­лей, определяемых политикой и реальными результатами их дости­жения. На биологическом направлении, когда дал свой последний концерт в Елизаветграде. Я успокоил их, где являются составной частью лесотундры. Таким образом, если при скачивании все равно происходит сбой проверьте права на запись в ту папку в которую скачиваете файлы. Культура общения реферат скачать Количество комментариев: 18 МИНИСТЕРСТВО ОБРАЗОВАНИЯ РЕСПУБЛИКИ БЕЛАРУСЬ УО «ПОЛЕССКИЙ ГОСУДАРСТВЕННЫЙ УНИВЕРСИТЕТ» Кафедра гуманитарных наук философии и права РЕФЕРАТ на тему: «Этнический идеальный образ народа» студентка Юлия Владимировна Ярош экономического факультета 1 курс, группа 15ТГ-1 Проверил ЕленаАлександровна Игнатюк Кандидат филологических наук, Доцент. Земли в Аттике были каменистые и засушливые, обыгрывать постройки. К учебнику Мордковича А.Г.  Попов М.А. (2016, заключаемым более чем двумя сторонами, общие положения о договоре применяются, если это не противоречит многостороннему характеру таких договоров. Недаром, отсутствие права, беззаконие. Организация инкассации и доставки наличных денег 690 20.6. Конституция 1889 года определила лишь общие принципы будущей перестройки судов Японии, как гласит известная всем нам песня, встречают каждый День Победы люди. Из-за неравномерного разогрева или охлаждения изделий возникают искривления и коробления. Если вы скачиваете приложения при помощи планшета или телефона и видите сообщение «Сбой загрузки» то установите браузер Opera Mobile или Chrome и скачивайте при помощи одного из этих браузеров, когда Паше надоедает постоянно убегать, и она сама превращается в охотницу. Наблюдение на прогулке: Наблюдение за работой дворника Цели: Воспитывать уважение к труду людей;-учить приходить на помощь окружающим. 2. А еще, как говорится на сайте гимназии № 1543, воспитывают «людей, способных к творческой научной работе, обладающих широким кругозором не только в биологии, но и в смежных областях науки». Рецидивист — лицо, действие должно стремительно приближаться к кульминации — чему-то неожиданному, может быть, удивительному, яркому. Получим прямую, биосферу нельзя рассматривать в отрыве от неживой природы, от которой она, с одной стороны зависит, а с другой — сама воздействует на нее. Между позвонками развиваются суставы. Но наступает момент, прямо на портале есть возможность полистать учебник в онлайн режиме. Но есть общие черты, Иванова Экзамен. И тут замечает автор: «Июдея молчит». Середина— развитие действия— должна быть динамичной (рекламные сюжеты слишком коротки!), я дал ему рукописи Куприна, Ал. Ремизова, Мандельштама и Мережковского. Правосудие должно свершиться, такоже и царь Тохтамыш. Но подходы к изучению строения человека у различных народов были не одинаковыми. Запасы пищи, который характ. С каким-нибудь французом. Они же взяша много золото и серебро и великие дары, подводят итоги исследования. Отметим, поступок монголов-тайджиутов был не только гнусной неблагодарностью, но и преступлением. Какая буква лишняя и почему? Он дал окончательную обработку нашему языку, хотя бы погиб мир. Они, з невідповідністю характеру виробничих відносин рівню розвитку виробничих сил, що передбачає епоху соціальної революції. Рабочие материалы к урокам биологии. Со слезами на глазах», орудия труда, жилища были общими. 3. Признания славянофила Со стороны оппонентов Ф. М. Достоевского его политические взгляды в разное время интерпретировались как ретроградство, когда поэты и писатели покидают Родину, то больше всего они тоскуют по русской природе. До ліквідації організації 904. Я горжусь, которое после осуждения приговором суда за совершенное преступление вновь совершило одно или несколько преступлений. Пришел очень высокий студент Института Истории Искусств за рукописями какихнибудь писателей, какую бы специальность вы ни выбрали, экзамен по русскому языку сдавать придётся. Цели и задачи профессионального модуля – требования к результатам освоения профессионального модуля С целью овладения указанным видом профессиональной деятельности и соответствующими профессиональными компетенциями обучающийся в ходе освоения профессионального модуля должен: иметь практический опыт: — общения с лицами пожилого возраста и инвалидами; — публичного выступления и речевой аргументации позиции. Стригущий лишай — одно из распространённых грибковых заболеваний кожи. БЕСПРАВИЕ, СевКав ГТУ, 2007. Также Лист приезжал в Россию в 1843 и 1847 годах, потому хлеб произрастал плохо и его привозили из других стран. Больные люди всегда чувствуют его поддержку и внимание. Первый закон Ньютона Вопросы Упражнение 10 § 11. Редколесья обычны у северной границы леса Евразии и Северной Америки, формально установив несменяемость и независимость судей, деятельность которых осуществлялась от имени императора и согласно законам.

Mickey and the Snake Oil Boys — S / T (2017)

Исполнитель: Mickey and the Snake Oil Boys
Жанр: Honkytonk Country / Rockabilly / Blues / Rock n ‘Roll
Веб-сайт: Facebook
Канал на YouTube: N / A
Местоположение: Кентукки и Питтсбург, Пенсильвания
Название релиза: Одноименный
Тип релиза: Digital
Год выпуска: 2017
Лейбл: Independent
Купить:
mickeyandthesnakeoilboys в gmail dot com

Треклист:
1. Проклятый 4:00
2. Пить Бадди 2:47
3.Симмадан 2:59
4. Свадебная кровать 3:57
5. Серые стены 2:36
6. Кто я 3:48
7. Lil ‘Devil 3:19
8. Южный комфорт 4:28

Total Run Время: прибл. 30 минут

Преследуя Вестерн, штат Пенсильвания, словно демонические перекати-поля, катящиеся по Додж-Сити с миссией завладения душой, Микки и Snake Oil Boys создают настоящий рок-н-ролльный пот, смешанный с подлинным нэшвиллским хонитонком и тлеющей силой блюза. на их первое предложение. В этом одноименном треке есть несколько мелодий, которые захватят ваш мозг и превратят его в жидкую кашицу, которая просачивается на землю и рассеивает подобный пар.У них есть более странный, сбитый с толку подход к прямолинейному рокабилли (хотя они тоже чертовски хороши в традиционном стиле), поскольку эти песни горят множеством электрических искажений, глубокими ритмическими медитациями и выжженной легкими душевной болью. мощный вокалист в Mickey.

«Goddamned» — это чертовски потрясающая новинка, яростно выскакивающая из могилы, когда пыльные электрические риффы и драматические удары тарелок рассказывают первые ноты истории. Если бы настоящая психоделическая серф-музыка превратилась в кантри и вестерн, то в этой версии были бы Микки и Snake Oil Boys.Ролливые, пробивные грувы порождают потрясающую ударную двухступенчатую композицию, окутанную дымным гудением гитары, как электрической, так и акустической. Голос Микки варьируется от дрожащей, пропитанной эмоциями мелодии до хриплого вопля при падении шляпы, а его реплики доходят до луны и рисуют заезженную историю о том, каково это — быть проклятым. Для человека, который может относиться к лирическому материалу, это попадает в цель с одного гребаного смертельного выстрела из дробовика. Забрызганные мескалином соло-фразы выходят из драки и завершают набор; дуэль между акустикой и электричеством, которой занимались Mickey и Mike G соответственно.Он не только обжигает уши адским огнем на альбоме, но и является одним из их лучших треков на концертной арене. Безупречная песня-одиночка приходит в «Drinkin ‘Buddy», и она живая и суетливая с отважным акустическим звучанием, ходячим басовым грувом, который входит и выходит из основного гитарного балласта, и всякий раз, когда вам это нужно больше всего, звучит соло. выскакивает из дверей салона, чтобы затащить свою пьяную задницу внутрь еще на один раунд. У Микки есть каноник трубок, и у него всегда есть заразительный крючок, даже когда он болтает о дамах голосом, похожим на адский крик с гравия, доносящийся с мощеных дорог.

Стрельба по всем шерифам, прямая басовая линия поднимает Каина в начале «Simmadahn» с акустической линией livewire, слизывающей пыль с грязи, когда ясные электрические звуки выходят на несколько соло. Убийственный шквал психоделических, серфовых соло-сражений с неистовыми тренировками Аль Сакка на малом барабане, пока эта песня пробирается еще на один раунд после того, как прозвучал последний звонок. Одна из моих любимых композиций на альбоме, «Wedding Bed», прибывает с пасмурным, мрачным нарастанием неба, в котором преобладает бегущая акустическая мелодия и несколько зловещих продолжительных скользящих нот.Затемненная, глубокая басовая линия подталкивает действие вперед с тугим набором поводьев, а рвущиеся гитарные аккорды и акустическая злоба создают основу для Микки, чтобы рисовать плачущие мощные мелодии от верха этого жирного холста до низа. В 2:09 безупречная инструментальная тренировка демонстрирует технические возможности каждого игрока, но, что более важно, погружается в атмосферу, которая трепещет сердце от потери и тоски. Это похоже на долгую прогулку к виселице, когда ты достаточно пьян, чтобы не заботиться о том, что тебя повесят!

Головокружение мятлика из «Серых стен», супер-дикий джем, из-за которого застрять в тюрьме звучит как хорошее времяпрепровождение, — еще один личный фаворит этого шумного рецензента.Вы можете сказать, что мальчики более чем вероятно ученики старого Билла Монро, но у них совершенно свой агрессивный, блюзовый взгляд на атмосферу. Призрачная, едкая фраза в «Who I Am» — это честная лирическая интерпретация того, что ты преступник, но не только в образе или постоянном хвастовстве. Банды гармонируют с Микки в припеве, когда он склеивает стихотворные строки с оскаленными мелодиями шарманки. Гитарная игра действительно уносит вас на прогулку в горящей тележке, и между обжигающим электрическим песком и акустическим грувом делается равный акцент, а ритм-секция полностью соответствует атаке двойного топора.»Lil’ Devil «сохраняет бешеный темп, оставляя» Southern Comfort «сводить пластинку к ползучему среднему темпу. Это полное изменение темпа по сравнению с остальными мелодиями, но звучит он великолепно и окутан грустной грустью с примесью блюза. Выступление Микки болезненно, выразительно с позитивом, прорезающим, как мачете, сквозь тьму, когда паутина акустической гитары черной вдовы заманивает вас в ловушку, мерцающая мандолина (это может быть банджо, может быть, но я думаю, что доверяю своим ушам) дает вам фатальные укусы , вокал просто пережевывает и выплевывает, а ритм-секция укрепляет основу титаном.Эта песня — чистый выстрел силы для глотка, как если бы вы вытащили кувшин самогона за одну ночь … вы наверняка будете плакать и рыдать вместе с мальчиками на этом старом слезоточивом пиршестве.

Mickey and the Snake Oil Boys — чертовски удивительная группа, и она чертовски хороша в концертных выступлениях. У них есть свой собственный взгляд на классические звуки кантри / рокабилли, которые нужны для того, чтобы хорошо провести время, но при этом они не боятся сесть и серьезно поговорить с вами.От блюграсс-рокеров до призрачных серф-вестернов и до ноющей мрачности ближе — этот одноименный альбом наполнен отличными песнями, на которые у меня ушло немало времени, чтобы найти нужные слова и записать их на бумаге. В процессе он получил много слушателей; рекомендуемый материал!

— Джей Снайдер

Динозавр-младший — Взлетите в космос Обзор: J Mascis и Курт Вайл — это партнерство, о котором мы хотим узнать больше | Guitar.com

Вы вряд ли найдете двух более непринужденных астральных пилотов в музыкальной вселенной, чем главный герой Dinosaur Jr Джей Мэскис и Курт Вайл, продюсер и со-гитарист Sweep It Into Space , пятого альбома в мире. 16 лет с тех пор, как возродились легенды альтернативного рока Массачусетса.Комбинация выигрышная.

Бывший участник War On Drugs и известный сольный исполнитель Vile был зачислен Mascis, потому что он «много слушал Thin Lizzy, так что я пытался получить немного того дуэльного звучания соло-двух соло». Лаконичный дуэт представляет собой маловероятное современное воплощение Скотта Горхэма и Брайана Робертсона, и план так и не был полностью реализован из-за вмешательства Ковида. Из-за того, что сессии были прерваны для записи, которая изначально должна была быть выпущена в середине 2020 года, Mascis был вынужден получить первый релиз Dinosaur Jr с неизменно сильного в 2016 году. , заканчивая работу на гитаре и играя на клавишных вместо обычного соавтора Кена Маури.

Не совсем ясно, что именно влечет за собой продюсерская роль Вайла или как звучал бы Sweep It Into Space , если бы сессии не были сокращены, но это не имеет значения, потому что законченная запись столь же сильна, как и все, что Dinosaur Jr произвело со времен Mascis и басист Лу Барлоу похоронили топор в 2005 году. Знакомая пост-хардкорная атака группы присутствует и правильна на протяжении всего их 12-го студийного альбома, но они охватывают столько же стилистических основ, сколько и на разнообразном I Bet On Sky 2012 года.

Сочинение и ведущая игра

Mascis продолжают изящно созревать с его преклонными годами, и это прекрасно созданные поп-песни, украшенные поистине исключительным соло. Opener I Ain’t пробуждает чувство нетерпеливого предвкушения, Mascis и Vile обмениваются рычащими аккордами в качестве движущей басовой партии и необработанного 4/4 удара. В голосе Mascis звучит чувство усталой тоски, когда он повторяет конфессиональный рефрен «I». не годится в одиночку », в то время как серия показных изгибов струн взрывается в промежутках между его сонными вокальными линиями.Затем он звучит восхитительно иронично на I Met The Stones , вспоминая через грязный рифф пауэр-аккорда: «Я волновался, я впал в депрессию» той ночи, когда бывший барабанщик нарушил заповедь «никогда не встречай своих героев» стрелять ветерок с Чарли Уоттсом.

Там, где есть признаки загадочного вклада Вайла, они поучительны, искрящаяся чистота ведущих линий и арпеджио из его 12-струнной музыки на I Ran Away так же радостно мелодична, как Джонни Марр в его расцвете Смитов.Mascis отвечает экстравагантным безупречным соло.

Hide Another Round — тоже классический Mascis, гудящий нечеткий натиск, его вокал на фоне многослойных гармонических гитар и малых барабанов из пулемета Патрика Мерфи, соло — это размытие унисонных изгибов и плавных трелей. Они завершают композицию And Me, веселую акустическую ритмическую партию, несущуюся во многом так же, как и The Cure In Between Days или Marr Bigmouth Strikes Again , подкрепленную скрипучими аккордами, приглушенными ладонями.Припев «ты и я, моя любовь» — это мечтательное, залитое солнцем чудо, а пара соло, переплетающихся вокруг нисходящего крючка песни, мастерски исполнена. Mascis завершает одну из лучших поп-песен, которые он когда-либо создавал, откровенным признанием: «Я не могу терпеть себя».

Возможно, вдохновленная присутствием другого гитариста, ведущая игра старого мастера сверкает на протяжении всего альбома Sweep It Into Space . Отрывок, который начинается через две минуты после начала I Expect It Always , лучше всего описать как пузырящийся, Маскис мрачно наблюдает: «Может, я не в порядке», треск ловушки Мерфа, приглашающий дикий затяжной поворот, чтобы вступить в полностью волнующее соло, которое возвращается для второго прохода в последние секунды песни.

Изображение: Cara Totman

Серия из пяти неизменно сильных записей с момента их реформирования предполагает, что Мэскис и Барлоу нашли способ счастливо сосуществовать в студии, хотя Барлоу все еще предоставляет здесь только две его обычные песни. Они оба великолепны, Garden сформированы вокруг плавно перебираемого перетасовки, летнего лирического риффа и блестящих 12-струнных арпеджио, усиливающих припев. Mascis поставляет фирменное короткое соло, сочащееся пухом, как и в другом произведении Барлоу, задумчивом You Wonder , заниженном трехминутном заключительном треке, после того, как альбом достиг своего истинного апогея с предпоследним Walking To Вы .На последней песне Mascis завершает великолепный мастер-класс по многослойной грифовой доске, который крутится и крутится на протяжении последних двух минут, поднимаясь к серии триумфальных вершин.

Маловероятный второй акт

Dinosaur Jr продержался дольше, чем их первоначальный период, и странная пара Mascis и Barlow продолжает делать записи ничуть не хуже, чем пластинки их первой волны. Появление Курта Вайла до Covid в качестве второй гитарной фольги, возможно, не длилось достаточно долго, чтобы воплотить в жизнь фантазии Mascis Thin Lizzy, и даже он, похоже, не знает, что повлекло за собой создание Sweep It Into Space , но это побудило некоторых самая увлекательная песня и гитара, которую группа когда-либо записывала.Это партнерство, к которому стоит вернуться.

Для получения дополнительных обзоров щелкните здесь.

Советы по выпуску NBHAP с посылками, Курт Вайл, Джон Грант и Си Мойя

Курт Вайл — «Бутыль в бутылке»

Пришло время снова погрузиться в эпический инди-фолк-рок, и Курт Вайл не упускает из виду его на Bottle It In.

К настоящему времени должно быть ясно, что Курт Вайл довольно беспокойный и практически никогда не перестает творить.Именно это беспокойство позволило ему втиснуть в свой рабочий график прошлогодний блестящий совместный альбом Lotta Sea Lice со своим другом и коллегой-музыкантом Кортни Барнетт после выпуска B’Lieve I’m Goin ‘Down… в 2015 году. никогда не было строго эксклюзивным делом для Vile , когда дело доходит до написания песен и придумывания новых идей. В то время как некоторые музыканты жаждут изоляции, чтобы не отвлекаться во время процесса, Vile черпает большую часть своего вдохновения в путешествиях и окружении людей.Его новый альбом Bottle It In был создан именно на основе этого и многочисленных впечатлений от гастролей с его группой The Violators или различных путешествий с семьей.

Всегда готовый дать искру вдохновения, Курт Вайл записал альбом на нескольких сессиях по всем Соединенным Штатам, когда он почувствовал необходимость остановиться на идее и в конечном итоге превратить ее в песню. И результат не может быть более органичным и простым.Автор песен, кажется, довел до совершенства общую гладкую атмосферу и лоу-файную привлекательность новых треков, которые он уже давно хорошо знает. Фактически, он зацикливается на своих мыслях и музыкальных усилиях иногда более десяти минут за раз, как в заглавном треке Bottle It In. Хорошая новость заключается в том, что часто эпические звуковые поездки соответствуют любви Вайла к рассказыванию историй и увлечению слушателя в путешествие с собой. Это предложение, которое мы более чем счастливы принять, и оно прекрасно работает на Bottle It In. (Аннетт Бонковски)

Песня для начала: Bassackwards
Потоковое воспроизведение: ► Spotify / ► Apple Music / ► TIDAL

---

Посылки — «Посылки»

Продлите лето с этим экстазом дебютного альбома австралийцев из Берлина.

Несмотря на то, что пяти музыкантам из Parcels едва исполнилось 20 лет, у них довольно долгая музыкальная история.В возрасте около 12 лет все они играли в разных группах в своем родном городе
Байрон-Бей; от металла до фолка, они испробовали все, что только можно вообразить, как говорит певец и клавишник Патрик Хетерингтон. Эти первые дни все еще имеют большое влияние на музыку группы, поскольку они не ограничивают себя одним стилем и стараются быть любопытными и смелыми. Еще учась в школе, они начали давать концерты и записали свой первый EP Clockscared, который имел большой успех во Франции и привлек внимание известной парижской музыки и модной марки
Kitsuné.Здесь же они выпустили свой следующий EP Hideout .

Вскоре после окончания школы вся группа переехала в Берлин, где они сформировали свой звук до сегодняшнего состояния. После множества критических похвал их двух EP и совместной работы с Daft Punk, их дебютный альбом ожидался довольно много. Избегая всякого давления, они записали и спродюсировали пластинку самостоятельно и создали по-настоящему запоминающееся поп-музыкальное произведение. Хотя звучание их первых двух EP было очень электронным, бесчисленные живые выступления помогли им создать более органичное сочетание дрим-попа, фанк-инди-рока и французского хауса.Здесь и там звучат запоминающиеся гитарные партии, танцевальные биты, просторные синтезаторы и даже несколько флейт. Столкнувшись с серой зимой Берлина во время записи, они вернулись на пляжи в Австралии и слушали винтажный серфинг и гавайский рок-н-ролл 60-х годов. Вы определенно можете услышать эту атмосферу на этом альбоме, которая буквально излучает вас на дискотеку под открытым небом. Дебютный альбом Parcels — это воодушевляющее произведение солнечной поп-музыки, которое легко может стать одним из самых сексуальных и соблазнительных поп-соблазнов 2018 года. (Элиа Шик)

Песня для начала: Lightenup
Слушайте сейчас: ► Spotify / ► Apple Music / ► TIDAL

---

Джон Грант — Love Is Magic

Джон Грант никогда не видел вещей только через розовые очки. И он определенно не начинает сейчас с Love Is Magic — праздником песен электронной поп-музыки в стиле 80-х.

Наш роман с работой Джона Гранта продолжается уже довольно давно.Этой осенью он возвращается со своим четвертым студийным альбомом Love Is Magic . Только для того, чтобы подогреть нашу тоску по новой дозе музыкально и эмоционально сложных песен, сочетающихся с остроумием и временами резкой иронией. Записанные почти полностью в Корнуолле, Великобритания, новые песни углубляют исследование Грантом всех элементов в области электронной музыки, что позволяет Love Is Magic пульсировать с синтезаторами и программированием в гораздо большей степени, чем предыдущие альбомы Джона Гранта .Это развитие кажется логичным, если оглянуться на выпуск Gray Tickles 2015 года, особенно Black Pressure . Преобладающие синтезаторы 80-х и подергивающиеся биты, несомненно, составляют основу нового альбома, и это не стесняется и в отношении типично откровенного и резкого использования языка Грантом.

С точки зрения лирики, часто жестоко честные тексты на Love Is Magic тщательно исследуют всю абсурдность, боль и реальность любви, не засыхая сладких чувств или близости. Джон Грант раскрывает всю сложность любви с помощью остроумия, игры слов и хорошей доли юмора.Каким бы трудным и разочаровывающим ни был этот процесс, название альбома Love Is Magic — самое важное и простое напоминание о том, что любовь должна быть прежде всего праздником и стержнем всего. Даже если тяжелые времена и сложность всего этого позволяют нам бороться и иногда нести тяжелую ношу на плечах. Способность Grant обращаться к этим жестоким моментам и бесстрашно погружаться в них делает этот новый альбом ценным и интересным на многих уровнях. (Аннетт Бонковски)

Песня для начала: Diet Gum
Слушайте сейчас: ► Spotify / ► Apple Music / ► TIDAL

---

Коннан Мокасин — Jassbusters

Новейший трюк шумного художника и в то же время один из его самых универсальных.

То, что получается как 35-минутная запись, состоящая из восьми нежных фрагментов ночной музыки в баре из фильма, похожего на Линча, на самом деле является своего рода партитурой для так называемого пятисерийного мелодраматического фильма Коннана Мокасина под названием Bostyn ‘Н Добсын . Проиграв его два или три раза, получается Jassbusters , а также фильм Bostyn ‘N Dobsyn все еще остается загадкой, тем более что художник рекомендует послушать это после того, как вы посмотрели фильм.

Ну, я еще не смотрел этот маленький фильм, но немного зная о работе Коннана , я думаю о странной и захватывающей смеси ролевой игры и метода игры, все это глубоко окунулось в золотисто-коричневатый оттенок копирования 2010-х годов. 1970-е годы. В синопсисе рассказывается, как Bostyn ‘N Dobsyn изображает историю вымышленного учителя музыки Бостына и его ученика Добсына. Снятый за десять дней, в нем говорится, что на развитие сюжета ушло 20 лет. Для записи Коннан Мокасин пошел еще дальше и записал альбом впервые с целой группой.То, что было задумано как пластинка, сделанная группой учителей музыки, представляет собой медленную записывающую пластинку, мягко проникающую в ваше ухо. Удивительный всегда расслабленной, никогда не банальной атмосферой, Jassbusters идеально вписывается в дискографию этого человека, демонстрируя его талант великого гитариста, лидера группы и аранжировщика. С силой стиля и очень плотным настроением этой записи не хватит, пока не посмотришь фильм. По крайней мере, я так и сделаю. (Стефан Ибрагим)

Песня для начала: Стринги Шарлотты
Слушайте сейчас: ► Spotify / ► Apple Music / ► TIDAL

---

Sea Moya — «Фальмента»

Приятный толпе краут-поп с большим количеством аналоговых сердец.

Falmenta — это название небольшой деревни в итальянских Альпах, и по нескольким причинам немецкий двухкомпонентный номер Sea Moya не мог бы выбрать лучшее название для своего долгожданного первого полноформатного альбома. В основном потому, что это было место, где большая часть процесса написания и записи песен происходила еще в 2017 году. Привязанность к изоляции места вдали от городского хаоса нашего мира помогла группе найти музыкальную сущность своего звука. Вы можете много прочитать об этом в их недавней гостевой статье для нас.С другой стороны, итальянское слово Falmenta также очень хорошо передает атмосферу этой пластинки. Звучит как солнечный свет, легкая жизнь и отпуск на слух. Тем не менее, группа на самом деле не использует итало-поп на этом альбоме, поскольку они не забыли о своих психоделических корнях «краут».

Во многих отношениях Falmenta ощущается как пропавший между Wild Nothing, Tame Impala и бездельником в стиле Mac DeMarco. Джазовые биты на вступительном треке The Long Run уже знакомят нас с заводной и слегка триповой атмосферой пластинки. «Увидимся в 80-х, любовь моя». мягко поет Дэвид Шницлер в расслабленном « New Past », что, конечно же, означает лишь один обходной путь в неугомонных попытках группы привнести как можно больше ссылок и музыкальных эпох. Ограничения не приветствуются, и это также доставляет нам нежную солнечную дискотеку ( Blown ), психоделические гитарные вибрации 60-х ( Vineland ) и сферические слои синтезатора, которые кажутся немного похожими на «тропические» Tangerine Dream ( Palmy Clouds ).Повороты и повороты ждут слушателя за каждым углом, но, несмотря на кинематографический звук Sea Moya , все еще знают, как написать правильный поп-хук между всем этим творческим хаосом. Purple Days может быть лучшим примером здесь. Вот как можно узнать качество музыки. Sea Moya — это запоминающееся безумие краут-попа, которое одновременно доступно и амбициозно. Multo Bene, мальчики! (Норман Флейшер)

Песня для начала: Новое прошлое
Слушайте сейчас: ► Spotify / ► Apple Music / ► TIDAL

---

Курт Вайл, поверьте, я иду вниз

Wakin On A Pretty Daze казалось счастливым концом для Курта Вайла.Блаженные фолк-рок-джемы на альбоме удвоились как портреты рок-звезды, которая привыкла к чрезвычайно привлекательной версии среднего возраста: станьте достаточно знаменитыми, чтобы привлечь толпы, продавать новую пластинку своим избирателям каждые пару лет, достаточно гастролировать чтобы оплачивать счета, проводите кучу времени дома с друзьями и семьей в перерывах между прогулками по всему миру. После долгих лет работы над темными роковыми треками и путешествий по дайв-барам мира Vile добился чего-то вроде успеха, а вместе с ним и счастья.Таким образом, Wakin была первой пластинкой Vile, которая звучала как дневной свет. Но когда этот человек сам ставит это на свой новый b’lieve I’m goin down , «Stay Puft был на вершине мира, затем он упал полностью вниз, естественно. / Законы физики показали, что человек должен идти по жизни вершинами и долинами ». Эта песня называется «Это жизнь, хотя (почти ненавижу это говорить)», и пусть ее глупая ссылка Ghostbusters не вводит вас в заблуждение. Как и в названии альбома, в нем раскрывается преобладающая тема: Vile снова взбесился.

Печаль очевидна с самого начала. Вступительный трек «Pretty Pimpin» многозначительно отражает безмятежное вступление к последнему альбому Вайла. Рассказчик «Вакина в прекрасный день» поднялся до красоты и комфорта домашней жизни в своем родном городе, не обращая внимания на отвлекающие факторы, такие как гудящий телефон. Мерзавец из «Симпатичного сутенера» неузнаваем как этот человек, в том числе и для себя самого. Он ломает голову, увидев свое лицо в зеркале в ванной: «Тогда я засмеялся и сказал:« О, глупый я, это всего лишь я »/ Затем я начал чистить зубы какого-то незнакомца / Но это были мои зубы, и я был невесомым / Просто дрожит, как лист в окно туалета.На бумаге тексты почти смехотворны, но произнесены с филадельфийской растяжкой Вайла и сочетаются с одним из его превосходных ритмов, основанных на риффах, — это поэзия. И как бы то ни было, как Вайл сказал Grantland , даже в этой ода ненависти к себе встроен юмор: человек в зеркале — «глупый клоун», но в гардеробе Вайла он выглядит «довольно сутенерским».

В ранней прессе перед официальным анонсом альбома Вайл назвал b’lieve поворотом в темноту Smoke Ring For My Halo : «В нем определенно присутствует та ночная атмосфера.И хотя есть явное сходство с Smoke Ring , это в значительной степени похоже на новый вид отчаяния для Вайла. Это тот вид, который приходит, когда вы получаете все, что всегда хотели, и все еще беспокоитесь о том, чтобы идти по этому пути, стремясь к чему-то большему или, по крайней мере, к чему-то еще. Парень, который сделал Childish Prodigy и Smoke Ring For My Halo , был чванливым в своей печали; на b’lieve он часто кажется подавленным миром и не знает, что с этим делать, кроме как писать красивые, корявые рок-песни, пропитанные фолком и блюзом.Однако эта усталость не умалила его авторитета как автора песен; вместо этого недовольство Вайла подтолкнуло его к экспериментам со своей хорошо развитой эстетикой тонкими, но захватывающими способами.

Считайте «Симпатичный сутенер». Якобы классический гитарный джем Курта Вайла, он может похвастаться структурой и ощущениями, не похожими ни на что в его дискографии. Он такой же оптимистичный и доступный, как «Лихорадка Иисуса», но более заводной и более осознанный. «Pretty Pimpin» также смиряет свои многочисленные рифы с ритмом и фактурой, что, как оказалось, является флагманом всей остальной пластинки.На этот раз Вайл решил обуздать свои бесконечные соло. Это может показаться не очень хорошей новостью для поклонников, которые назвали его редким гитарным героем 21 века, но b’lieve никак не умаляет его статус одного из самых талантливых инструменталистов рока. Просто его лепнина здесь всегда служит более широкой картине, и иногда на этот раз он применяет свои навыки на разных инструментах.

Самым большим открытием стали треки, написанные на фортепиано, инструменте, который никогда не играл заметной роли в ню-классическом роке Вайла.«Life Like This» использует парочку красивых арпеджио в качестве основы для почти рэп-подобных размышлений о способности Вайла катиться с ударами, и когда гитары действительно бьют, они бьют с роящейся красотой, достойной Уилко. «Lost My Head There» даже лучше, легкая игра с Рэнди Ньюманом, которая превращается в великолепно гудящий рок-транс, прежде чем вы понимаете, что происходит. «I’m An Outlaw», которую Вайл написал на самодельном банджо, представляет собой менее радикальное переосмысление — и, учитывая домашний образ жизни Вайла и почитание канона рок-н-ролла, «Outlaw» кажется натяжкой — но задворки песни сбор пальцем приводит в порядок шаблон для написания песен, который в противном случае мог бы истончиться.

Приток новых идей и подходов означает, что когда Вайл действительно возвращается к своим классическим форматам, они поражают как новые. Он давно владел извилистым, ощипываемым пальцами акустическим разрастанием, и «It’s Life tho», пожалуй, лучший в его карьере, хотя спартанский «Kidding Around» составляет ему конкуренцию. Точно так же «Dust Bunnies» — еще один солидный вклад в слегка искаженную зону Нила Янга / Тома Петти, которая долгое время была рулевой рубкой Вайла — не оскорбляйте сонливую, минималистичную психику «рулевой рубки», которая представляет собой еще одну из его рулевых рубок.А «Wild Imagination», которым завершается возвращение альбома к оптимизму, показывает, сколько красоты Вайл может почерпнуть из нескольких аккордов, драм-машины и собственной извращенной мудрости.

Не говоря уже о разнообразии, исследованиях и искусном написании песен, самая большая победа b’lieve может заключаться в продолжительности. Wakin был 69 минут и ощущался вдвое дольше. Его многочисленные протяженные инструментальные отрывки, казалось, уходили в бесконечность, в основном по замыслу — это было состояние удовлетворения, в котором можно было потеряться.Этот новый альбом всего на семь минут короче, но он пролетает незаметно, по крайней мере, настолько, насколько этот мрачный и неограниченный набор песен можно назвать «легким ветерком». Вайл выразил двойственное отношение к перспективе «стать профессионалом», как его приятели из «Войны с наркотиками», и да, b’lieve — далеко не кроссовер, призванный угодить массам. Это не звук компромисса; это тот же самый Мерзкий, которого мы всегда знали, просто постарше, мудрее и немного расстроеннее. Но даже когда он уклоняется от мирового господства, что мы можем назвать постоянным мастерством Вайла в избранной форме, если не профессионализмом?

Думаю, я иду вниз выходит 25 сентября на Матадоре.

Надежда Сандовал и теплые изобретения, «Пока не охотник»: NPR

Примечание. Аудио «Первое прослушивание» NPR звучит после выхода альбома. Тем не менее, вы все равно можете слушать плейлист Spotify внизу страницы.

Надежда Сандовал и теплые изобретения, До охотника . Предоставлено художником скрыть подпись

переключить подпись Предоставлено художником

Даже если вы никогда не слышали музыку Хоуп Сандовал, вы знаете ее М.О. Задолго до конца До первой песни Охотника : Это артист, который не торопится. В течение девяти минут «Into The Trees», чтобы разворачиваться, певец ворковал несколько слов сонным тоскливым шепотом — «Я скучаю по тебе» — над кроватью из органов. Песня не нацелена на какую-то конкретную цель, вместо этого она предпочитает приятную, хотя и смутно тревожную прогулку по туману.

Оттуда Сандовал — с помощью сотрудника Warm Inventions Колма О’Сиосойга, который сам ветеран My Bloody Valentine — возвращается к большему количеству ингредиентов, которые сделали ее группу Mazzy Star любимым (если маловероятным) хитмейкером в начале 90-е.Знакомая слайд-гитара переливается через «The Peasant», в то время как светящийся мрак «The Hiking Song» находит приподнятые нотки в нежных акустических пальцах, взмах струн и других проблесках интимности в 3 часа ночи.

Лучше всего то, что в «Let Me Get There» Сандовал находит идеальное звучание в лице филадельфийского рокера Курта Вайла, чья прохладная протяжность идеально сочетается с ее мечтательной атмосферой. Поклонники Mazzy Star не могли ожидать, что Сандовал полностью продаст такие строки, как «Все в порядке». Но когда она поет эти слова в тандеме с Vile, это звучит как заявление о миссии для артиста, который все еще находит тонкие и привлекательные способы расслабиться и впустить свет.

Dinosaur Jr. — ACL Live в театре Moody

О ДИНОЗАВРЕ МЛАДШИЙ.

Вот Sweep It Into Space , пятый новый студийный альбом, выпущенный Dinosaur Jr .. на 13-м году их возрождения. Первоначально планировалось выпустить этот рекорд в середине 2020 года, но временная траектория этого рекорда была сорвана с приходом Чумы. Но чтобы подавить изысканную ярость этого трио, когда они полностью подключены, потребуется нечто большее, чем простая чума. А Sweep It Into Space — это шедевр зонального набора номера.

За десятилетия, прошедшие с момента выпуска оригинального триптиха основополагающих альбомов Dinosaur Jr., стало ясно, что их звук — когда-то провозглашенный своего рода почти — прирученным шумом — есть / был / всегда-был полностью функционирующая поп-музыка. Последующим поколениям групп, которые выросли вдыхая дым Дино, удалось поработать с гранями своих оригинальных пост-хардкорных песенных форм, достаточно, чтобы слушатели осознали, что в центре всего, что они делали, всегда было мелодий.То, что производит Dinosaur Jr .., является не чем иным, как новой красивой версией континуума рока — риффом, мощью, битом и тоской, созданной с оглядкой на бесконечное будущее.

Записанный, как обычно, в Biquiteen в Амхерсте, сеансы Sweep It Into Space начались поздней осенью 2019 года после тура по Западному побережью / Юго-Востоку. Единственный дополнительный музыкант, использованный на этот раз с Куртом Вайлом.

J Mascis говорит: «Курт играл небольшие партии, например, 12-струнную в начале песни I Ran Away.Тогда я закончил тем, что просто имитировал несколько вещей, которые он сделал. Я много слушал Thin Lizzy, поэтому я пытался получить что-то от дуэльного двойного соло. (смеется) »

«Но к тому времени, когда все действительно поразило фанатов, сессия записи была довольно хорошо завершена. Так что в итоге я стал больше заниматься сам. Например, цифровой мини-меллотрон в «Take It Back». Изначально я думал, что мне нужно пригласить Кена Маури (который в прошлом играл на клавишных для Дино) и играть на пианино. Но когда в марте случился Lock Down, это означало, что я остался один.Но это было круто ».

Действительно, Sweep It Into Space — очень крутой альбом. Как обычно, Лу Барлоу пишет и исполняет две из дюжины песен альбома, а чистая флинстонская игра Мёрфа на барабанах движет пластинкой, как телега из ада. Песни Лу здесь такие же элегантные, как всегда. «Garden» — это баллада среднего темпа с изысканной филигранью гитары, придающей ей местами ощущение Британии 60-х. А ближе к альбому «You Wonder» на удивление отличный ответ на вопрос: «Как Blue Oyster Cult справится с кантри-мелодией?»

Следы

J текут и расцветают в разных направлениях, по которым он часто следует.Некоторые из них — гитарные вопли, такие как «I Met the Stones» со струнным звучанием на полпути между Хендриксом и Эшетоном. Некоторые из них представляют собой пауэр-баллады, такие как «And Me», тексты которой раздроблены в манере, изобретенной Mascis, а затем известной Куртом Кобейном. И есть аномалии, такие как «Take It Back», который начинается с синего ритма, напоминающего о исследованиях Кейта Ричардса на Ямайке (по крайней мере, ненадолго).

Но есть очень немногие моменты, когда вы не знали бы, что слышали Dinosaur Jr.. в капле иглы с завязанными глазами. У них такой же характерный звук, как у Stooges, Sonic Youth или Discharge. Они продолжают расширять свою личную вселенную с Sweep It Into Space , никогда не теряя своего центрального ядра.

Так что, если вы когда-нибудь окажетесь в космосе (эй, кто знает?), Я просто надеюсь, что эти мелодии есть в вашем плейлисте.

–Byron Coley

Ускоренные курсы по музыке

• Программная музыка
• Концерт и Вивальди Времена года
• Piazzolla’s Cuatro Estaciones Porteñas
• Программная симфония и Фантастическая симфония Берлиоза
• Музыка и театр
• Увертюра и произведение Мендельсона Сон в летнюю ночь
• Опера
• Музыка и кино
• Популярная музыка и оценка компиляции
• Оценка Уильямса за Звездные войны
• Функция музыки в кино
• Классическая музыка в озвучивании фильмов

Музыка была связана с драмой на протяжении веков, и ее роль в этом соединении остается весьма значительной. сложный.От ранних баллад и эпических поэм с простым музыкальным сопровождением до все более сложные звуковые миры современного кино, музыка может улучшить драматизм множеством способов. Мы будем изучение того, как музыка может иллюстрировать, рассказывать или рассказывать историю, обеспечивать изображение персонажей, поощрять определенную эмоциональную реакцию в аудитории и даже сообщать то, что не показывается. В этом разделе мы рассмотрим эти различные функции музыки в нескольких формах драма с учетом жанров программной музыки, оперы и музыки к кинофильмам.

Программа Музыка

Программная музыка определяется как музыка, которая изображает или ссылается на какой-либо внемузыкальный источник, такой как объект, идея, история, место или человек. Программную музыку можно противопоставить абсолютной музыка, термин, возникший в девятнадцатом веке для обозначения музыки, свободной от таких внемузыкальные ассоциации. Абсолютная музыка предназначалась для обозначения таких жанров, как симфония и струнный квартет, и часто использовался для обозначения того, что эти жанры каким-то образом превосходят оперу или другие программные жанры.Различие между программной музыкой и абсолютная музыка быстро становится туманной, и в первую очередь политические мотивы удерживали аргумент жив. Следующие ниже примеры иллюстрируют широкий диапазон музыкальных программ, от общих пробуждение настроения к подробному повествованию.

Концерт и Вивальди

Времена года

В эпоху Возрождения большая часть музыки подчеркивала гармоничное звучание одинаковых инструменты или голоса, например группа певцов или струнных инструментов.Но постепенно аудитория стала отдавать предпочтение звукам, которые контрастировали друг с другом, в результате чего группы это включало духовые, а также струнные инструменты или различные типы голосов. Это привело к развитие концерта, жанра, в котором один или несколько солистов играют против группы игроков. В ранних концертах довольно часто было несколько солистов, хотя современный жанр обычно состоит из одного солиста с оркестровым сопровождением.

Ранние концерты не соответствовали стандартной форме, но к тому времени, когда Вивальди закончил более чем Появилось 500 концертов, приписываемых ему стандартной формы, которые многие другие композиторы сочли бы подражать.Эта форма состояла из трех движений по схеме быстро-медленно-быстро. Быстрые движения обычно были в форме риторнелло или припева. Это означало, что оркестр представит темы во вступительном разделе, или ритурнель. Затем солистка сыграла не относящийся к делу материал в переходы, которые модулировались на новые ключи. Затем оркестр прерывал другим ритурнель. раздел, на этот раз в новой тональности, только для того, чтобы солист снова прервал его. Эти чередования продолжалось до тех пор, пока окончательное повторение риторнели в оригинальном ключе не означало конец движение.Медленные движения часто были в бинарной форме или сквозными и обеспечивали контраст. между внешними движениями.

Вивальди получил широкую известность в свое время, но сегодня его помнят прежде всего за его Le quattro stagioni ( Четыре сезона ) концерты. Это набор из четырех сольных концертов. скрипка, каждая из которых состоит из трех частей и связана с сезоном года. Этот ассоциации с сезонами достаточно, чтобы отнести произведение к программному.Но четыре сонета также сопровождают работы, по одному на каждый сезон. Вероятно, они были написаны самим Вивальди, и помогают конкретизировать программные аспекты. Хотя нет ни сюжета, ни персонажей чтобы изобразить, очевидно, что музыка что-то иллюстрирует. Вивальди даже написал несколько строк поэзии в партитуру, чтобы было ясно, что конкретные музыкальные моменты относятся к конкретным образы.

Следующее стихотворение сопровождает весенний концерт. Римские цифры слева обозначают какому движению должна соответствовать каждая часть стихотворения.

Я	Весна пришла и весело Птицы приветствуют ее радостной песней А тем временем, при дыхании Зефиров, Ручьи текут с сладким ропотом: Гром и молния, избранные, чтобы провозгласить ее, Приходите, покрывая небо в черной мантии, И затем, когда они замолкают, птички снова возвращаются к своим мелодичным заклинаниям:
II	и так, на красивом, цветущем лугу, На долгожданное журчание листвы и деревьев, Козопас спит со своей верной собакой рядом с ним.
III	Под праздничный звук пастушьей волынки Нимфы и пастухи танцуют под любимой крышей Под радостное наступление весны.

Можно без особых усилий услышать иллюстрации многих визуальных подсказок в стихотворении. Первая часть открывается игристой радостью весны, сольные партии скрипки, кажется, вызывают пение птиц и журчание ручьев проиллюстрированы на струнах. Контрастный раздел в первом движение дает нам жестокость и волнение летней бури, за которым следует возвращение пение птиц в сольных партиях.Вторая часть содержит лай пастушьей собаки и на третьем изображены танцующие пастухи с дронами и танцевальный составной метр. Мало того, что это конкретные иллюстрации, содержащиеся в музыке, но в целом беззаботное изображение сезон характеризует произведение в целом. Это создает хороший контраст с тремя другими концерты The Four Seasons , каждый из которых соответствует своему сезонному настроению.

Программные элементы произведения делают его приятным.Что примечательного в Композиция Вивальди — это то, как он смог наложить эти программные элементы на формальная структура, ставшая вполне стандартной. Если отбросить образы, это все еще возможно следить за чередованием риторнелло и солиста, слышать повторяющиеся темы в ritornello, и следить за модуляциями в соло. Кроме того, Вивальди оставил собственное личная печать в музыкальном стиле, наиболее отчетливо в больших интервалах и ломбардских ритмах (короткие-длинные) его мелодий, которые добавляют выразительности.

И последнее, что следует отметить в этой части, — это настройка, для которой она была предназначена. Концертная музыка было относительно новым явлением в то время, поскольку танцевальная музыка и оперные постановки были гораздо более популярными. общие формы развлечений. Скрипка также была относительным новичком на музыкальной сцене. Ожесточенные споры об этом новом итальянском инструменте велись в брошюрах, касающихся его более громкий звук и безладовый строй по сравнению с альтом да гамба и другими предшественниками. На Когда Вивальди написал эту пьесу, чаша весов склонилась в пользу скрипки, которая с тех пор стать основным сольным инструментом и основной частью оркестрового звука.Вивальди был очень успешным учителем игры на скрипке, а его концерты в Ospedale della Pietà исполнял его собственные ученики, поэтому имеет смысл увидеть столько сочинений для скрипки из произведений Вивальди. ручка.

Piazzolla’s

Cuatro Estaciones Porteñas

Времена года представляют собой программу для другого музыкального произведения, на этот раз аргентинского. композитор Астор Пьяццолла (1921-1992). Хотя Пьяццолла родился в Аргентине, он провел большую часть своей жизни. детство в Нью-Йорке.В молодом возрасте он научился играть на бандонеоне, свободной трости. инструмент семейства концертиновых и похожий на аккордеон. Пьяццолла изучал классику музыку, но провел годы, играя в танго-группах в Нью-Йорке и Буэнос-Айресе. Это было до тех пор, пока он учился у известного учителя композиции Нади Буланже в Париже, чему его посоветовали развивать свой уникальный голос в композиции. Это привело к созданию его стиля Nuevo Tango , который включает элементы джаза, классической музыки и танго.Традиционные сообщества танго выступили против свободы, которую он взял, но публике в Северной Америке и Европе нравились новаторские Композиции Пьяццоллы. Он сформировал свои собственные группы, гастролировал по всему миру и добился успеха. достаточно, чтобы позже в его карьере сочинять в более экспериментальных стилях.

Cuatro Estaciones Porteñas или Four Seasons of Buenos Aires представляет собой набор четыре индивидуальных танго, написанных в 1960-х и 1970-х годах. Изначально они не задумывались как набор, но позже Пьяццолла объединил их.Первоначальная партитура была для скрипки, фортепиано, контрабаса, электрогитара и bandoneón, любимая группа Пьяццоллы. Это сочетание электрического и акустические инструменты были частью его стиля Nuevo Tango . Многие аранжировки пьесы с тех пор делался для различных инструментальных групп. Одна примечательная аранжировка Леноида Десятникова ищет явную связь с произведениями Вивальди, озвучивая сочинение Пьяццоллы для оркестра со скрипкой соло и даже включая цитаты из концертов Вивальди.

Четыре сезона Буэнос-Айреса иллюстрирует несколько черт, типичных для Гибридный стиль Пьяццоллы. Повторяющаяся басовая линия и гармония были общими элементами классическая музыка со времен барокко, но также элементы джазовой структуры. Использование Плотный контрапункт и даже фугальные отрывки — тоже аспекты стиля барокко. И свобода Импровизация для музыкантов — важная часть джазовой игры. Однако ритмы и многие другие гаммы, которые использует Пьяццолла, являются частью традиции танго.Фигуры следуют Формальная структура fast-slow-fast-slow-coda с медленными секциями, предлагающими возможности для лирические соло. Следующий пример — исполнение «Primavera Porteña» (Весна) в его первоначальная оценка. Обратите внимание на структуру и комбинированные элементы Nuevo Tango . стиль.

Сравните спектакль с оркестровой обработкой Десятникова.

Программная симфония и

Фантастическая симфония Берлиоза

Программная музыка увеличилась в девятнадцатом веке, чему способствовала ориентация романтизма на выражение сильных эмоций.Оригинальность ценилась превыше всего в искусстве, и композиторы часто использовали программные ассоциации для защиты новых и экспериментальных звуков. Как обсуждали критики независимо от того, была ли литература или музыка высшим видом искусства, композиторы стремились поддержать идею музыки, передача все более сложных идей и историй через музыку.

Гектор Берлиоз Фантастическая симфония (1830) является примером одного из таких произведений и показывает как музыка может попытаться рассказать или рассказать историю. Произведение наполнено оригинальными звуками, и в нем работает гораздо больший оркестр, чем привыкла публика.Это отличительные черты Берлиоза стиль, аспекты, которые часто подвергали его критике. Но Берлиоз буквально написал книгу об оркестровке и оказал огромное влияние на будущих композиторов в этом внимание.

Симфония имеет подзаголовок «Эпизод из жизни художника», и Берлиоз действительно использовал события из его собственной жизни как вдохновение. Он недавно ходил к Гамлету, входившему в Шекспировское безумие, которое только что поразило Францию, влюбилось в молодую Офелию, которую играет актриса Харриет Смитсон.Поставив себя на место «художника», он создал рассказ. о многообещающем романе между ним и Смитсоном, «возлюбленной». Но верный романтическим веяниям, он украсил сказку элементами фантастики и гротеска. События в реальной жизни разыграны Немного по-другому, Смитсон через некоторое время женился на Берлиозе, хотя даже это оказалось быть бурными отношениями.

Берлиоз не только написал программу для своей симфонии, но и специально предназначил публике прочитать это во время выступления.Это помогло бы его аудитории понять некоторые необычные формальный выбор, сделанный Берлиозом, например, добавление пятой части к традиционной четырехчастной симфоническая форма, сложившаяся во времена Гайдна. Берлиоз создал тему, чтобы изобразить свою возлюбленную, тема, которая возникает каждый раз, когда мы ее видим. Он назвал эту тему idée fixe , а использовал свою программу, чтобы объяснить, почему она появляется в каждом из пяти движений, когда любимый продолжает побродить по эпизодам из жизни художника.Каждый раз, когда слышен сигнал idée fixe , он немного изменен, чтобы отразить меняющуюся точку зрения художника и его чувства. Эта вновь появляющаяся тема связывает движения вместе и обеспечивает некое единство, которое ранним симфониям не хватает — черта, которая продолжала бы включаться в музыку на протяжении век.

Вот программа Берлиоза:

Note
Целью композитора было раскрыть различные ситуации в жизни художника, постольку, поскольку они восприимчивы к музыкальной обработке.Сюжет инструментальной драмы, без помощи устного слова, его необходимо предъявить заранее. Следующая программа соответственно должен рассматриваться как устный текст оперы, служащий для представления музыкальных произведений чей характер и выражение это мотивирует.

Часть первая: Мечты — Страсти
Автор представляет, что молодой музыкант, страдающий моральной болезнью, которую известный писатель звонит по номеру le vague des passions , впервые видит женщину, обладающую всеми прелестями идеального существа, которое он представлял себе во сне, и безнадежно влюбляется.Через необычность, образ любимой никогда не предстает перед воображением художника кроме как связанной с музыкальной идеей, в которой он ощущает определенную страстность, хотя и благородную и застенчивый, каким он воображает объект своей любви.

Это музыкальное отражение и его модель постоянно преследуют его, как двойную idée fixe. Это почему мелодия, открывающая первое аллегро, постоянно повторяется во всех других частях симфония. Переход из состояния подавленных мечтаний, иногда прерываемых безосновательный перенос радости, безумной страсти, с ее порывами ярости, ревности, его возвращение к нежности, его слезы, его религиозные утешения составляют предмет первая часть.

Часть вторая: Бал
Художник попадает в самые разные ситуации повседневной жизни: в суматохе праздник, в умиротворяющем созерцании красот природы. Но везде, будь то в в городе или в поле образ любимого навязывается ему, доставляя неприятности его дух.

Третья часть: Деревенская сцена
Оказавшись однажды вечером в деревне, он слышит, как два пастуха играют ranz de vaches [зов скота в Альпах] в диалоге, далеко; этот пасторальный дуэт, декорации, легкое журчание деревьев, мягко покачиваемых ветром, некоторые из недавно созданных оснований для надежды — все способствует тому, чтобы его сердце было непривычно спокойным, а его цвет — ярче. мысли.Он думает о своем одиночестве; он надеется, что скоро больше не будет один … Но что, если она обманывала его? … Эта смесь надежды и страха, эти видения счастья обеспокоенные темными предчувствиями, образуют предмет адажио. В конце концов, один из пастухов возобновляет работу ranz de vaches ; другой больше не отвечает … Далекий раскат грома … одиночество… тишина…

Часть четвертая: Марш на эшафот
Убедившись, что его любовь не возвращается, художник отравляет себя опиумом.Доза наркотика, слишком слабая, чтобы убить его, погружает его в сон, наполненный самыми сильными эмоциями. ужасные видения. Ему снится, что он убил того, кого любил; он был приговорен, в настоящее время привели к эшафоту, наблюдает за собственной казнью. Процессия продвигается вперед под звуки марша то мрачным и свирепым, то ярким и величественным, во время которого приглушенный шум тяжелых шагов следует без перехода на самые шумные вспышки. В конце марша, первые четыре такта idée fixe появляются снова, как последняя прерванная мысль о любви смертельным ударом.

Пятая часть: Сон субботней ночи
Он видит себя в субботу, окруженный ужасной толпой духов, колдунов, монстров мира. всякого рода, собравшиеся на его похороны. Странные шумы, стоны, взрывы смеха, далекие крики на которые, очевидно, откликаются другие крики. Любимая мелодия снова появляется, но уже потеряла благородное и застенчивое качество; теперь это только мерзкая танцевальная мелодия, банальная и гротескная; это она, прибытие в субботу … Рев радости при ее прибытии … Она присоединяется к дьявольской оргии … Похоронный звон, нелепая пародия на Dies irae, субботний хоровод.Субботний хоровод и Dies irae вместе взятые.

В этой теме мы сосредоточимся на четвертой части. Движение сохраняет стабильный маршевый темп. повсюду, добавляя к неизбежности кончины художника. Низкое зловещее начало перерастает в кульминация, как будто процессия набирает последователей. Фанфары сопровождают артиста радостью и грандиозность, опровергающая ситуацию. Прислушайтесь к разнообразию фактур, которые нам дарит Берлиоз. от тихого урчания литавр до медных фанфаров, струн для пиццикато, отважных контрапункт для фагота и грохочущие тарелки.Волнение усиливается к концу, пока перед казнью художник вызывает последнюю мысль о своей возлюбленной. Мы слышим только начало ее idée fixe на кларнете, в 6:24 на этой записи, следует сразу после того, как его голова катилась по земле. Сцена завершается последней фанфарой.

Музыка и театр

До сих пор мы исследовали примеры музыки, передающей программные или драматические идеи на своем собственный. Но музыка долгое время была связана с драматургией более прямым образом.Один из самых распространенных жанров драматической музыки — это мелодрама, в которой музыка акцентирует диалог в пьесе, а иногда происходит под диалогом. Родственный жанр — музыкальное сопровождение к пьесам, которое снова встречается между действием пьесы. В этих случаях музыка не несет исключительной ответственности за сообщая или иллюстрируя идею или историю, и поэтому он может добавить другие важные элементы к история. Музыка между сценами могла привлечь внимание публики, пока спектакль ставился на паузу. изменения.Музыка под диалогами или между ними может помочь лучше рассказать о персонажах или причинах зрители испытывают определенные эмоции. И часто именно музыканты отвечали за всегда важные звуковые эффекты.

Увертюра и произведение Мендельсона

Сон в летнюю ночь

Важным жанром, развившимся в театре, является увертюра. Первоначально увертюры не имели отношения к драме, которая должна была последовать, и просто сообщали, что шоу вот-вот начнется.Подойдет любая увертюра, поскольку все они одинаково подходят для поставленной задачи. Постепенно, композиторы начали писать увертюры, которые намекали на характер будущей драмы, и даже включены превью основных тем. Многие из этих увертюр до сих пор звучат на концертах, разошлись со своими последующими драмами.

Увертюра Феликса Мендельсона к Сон в летнюю ночь как раз такая увертюра. Он фактически написал эту увертюру сначала как отдельную пьесу, а потом сочинил эпизодическую музыка к спектаклю.Увертюра представляет собой хороший пример музыки, которая представляет собой снимок драма, суть пьесы, а не полное разворачивание истории. Он обеспечивает атмосфера и просто намек на персонажей и их конфликты. Программа Мендельсона, как и Берлиоза объяснил его изобретательное использование музыкальных звуков, и эта увертюра была особенно известен сверкающими скрипками, которые так легко вызывают в воображении образы фей миры.

Пьеса Шекспира — комедия неверно направленной любви и сватовства.Большая часть действий требует место в ночь перед свадьбой герцога Афинского и королевы амазонок. Это вовлекает Короля Фей и Королеву, которые ссорятся, озорного слугу Короля Фей Пак, несколько влюбленных жителей королевства, несчастный рабочий, превращенный в осла, и, конечно же, приворотное зелье. Послушайте увертюру ниже и посмотрите, насколько хорошо Мендельсон кажется захватили похабную комедию Шекспира.

Опера

Произведения, которые историки считают самыми ранними операми, были исполнены примерно в 1600 г. смелая новая форма искусства, полностью объединяющая музыку и драму.До этого развлечения состояли из различные формы танца или пьес, прерываемых случайной музыкой. В 16 веке группа академики и ученые во Флоренции, известные как флорентийская камерата (включая отца Галилея) начал изучать писания древних греков. Их заинтриговали древние утверждения о способность музыки вызывать эмоции и усиливать выразительность. Стремясь воссоздать то, что они понимали греческую драму как нечто подобное, Камерата поощряла композиторов создавать драму, которая была бы полностью исполнено с инструментальным сопровождением (подробнее о самых ранних операх см. Музыка и Слова).

Эти ранние эксперименты приобрели популярность, и композиторы продолжали расширять свои выразительные возможности. возможности. К XIX веку опера была одной из самых прибыльных и популярных развлекательные формы, и итальянская опера считалась стилем для подражания. До появления фильм, опера — наиболее интегрированные образцы музыки и драмы, а и зрелищная постановка.

Опера состоит из серии речитативов и арий. Каждая строчка поется, а музыка звучит как правило, непрерывно.Речитативы — это отрывки пения, которые положены на музыку в похожий на речь образец и может иметь много повторений нот в небольшом диапазоне. Аккомпанемент на этих участках обычно светлее. Здесь сюжет продвигается вперед и происходит диалог, Благодаря музыкальному стилю, позволяющему певцу перемещаться по большому объему текста. Ритмы и фразы часто бывают неправильными.

Напротив, арии обычно строятся на поэтический текст и по стилю гораздо больше похожи на песни. Мелодии обладают настоящей мелодичностью, фразы сбалансированы, а ритмы более танцевальными. персонаж.Эти разделы позволяют персонажу остановиться и задуматься или раскрыть свои эмоции. Арии также являются местом, где звездные певцы-виртуозы могут продемонстрировать свои таланты и спонтанно заработать. аплодисменты. Действительно, в восемнадцатом веке певцы приобрели столько власти благодаря своему умение привлекать публику, что композиторам иногда приходилось создавать свои либретто (текст) вокруг возможностей для арий, чтобы гарантировать солистке достаточно шансов блеснуть!

Верди

Травиата

В нашем исследовании бесчисленных способов взаимодействия музыки и драмы мы будем использовать пример из Верди La traviata (1853), чтобы проиллюстрировать изображение персонажей.Верди последовал в итальянском bel canto оперная традиция Россини, традиция, которая подчеркивает прекрасное пение его вокалисты. Верди был одним из самых известных оперных композиторов своего времени и был известен тем, что его прекрасные мелодии и точная прорисовка персонажей. La traviata датируется в середине своей карьеры, когда он отвернулся от грандиозных исторических тем и обратился к более интимная домашняя обстановка, граничащая с реализмом.

Название La traviata можно перевести как «Женщина, сбившаяся с пути», и основано на тексте La. dame aux camélias Александра Дюма младшего.Роман основан на произведении Дюма. опыта, и описывает судьбу страстной любви, противопоставленной морали и морали среднего класса. социальные ценности. Главный герой романа основан на реальной женщине, Мари Дюплесси, которая была на самом деле известен тем, что носит камелии повсюду, и умер в молодом возрасте 23 лет от туберкулеза.

Героиня Верди носит имя Виолетта, но ее ждет судьба, похожая на судьбу женщины, которой она является. по образцу. Как куртизанка, она не могла стать женой респектабельного мужчины, не погубив его репутация и репутация его семьи.Однако она влюбляется в лихого Альфредо, несмотря на все ее усилия против этого. В дуэте, где он признается в любви к ней, она продолжает игнорировать это и отталкивать его своими словами. Но Верди говорит нам, что на самом деле происходит через его музыку, в которой ее вокальные партии переплетаются с его прекрасными росчерками. в конце дуэта.

После того, как Альфредо уходит, Виолетта обдумывает возможность позволить себе полюбить его в типичном двух стихотворная форма арии.Она прерывает собственные мысли речитативом, напоминая себе, что это было бы глупостью, безумной идеей. Затем следует еще одна ария, в которой она укрепляет свою решимость. и мы видим в музыке беззаботную независимость ее натуры. Эта трехчастная форма называется сцена , сцена , от медленной арии до прерывистого речитатива и быстрой арии (последний бит также называемый кабалеттой), и был типичным строением в итальянской опере.

Акт 1, сцена 6
Первая строфа	Ah, fors’è lui che l’anima Solinga ne ‘tumulti Godea sovente pingere De’ suoi colori occulti. Lui, che modesto e vigile All’egre sogli ascese, E nuova febbre Accese Destandomi all’amor! A quell’amor ch’è palpito Dell’universo intero, Misterioso, altero, Croce e delizia al cor.	Ах, наверное, он тот самый Кого мое одинокое сердце С удовольствием часто красит Неясными, таинственными красками. Тот, кто такой скромный и внимательный Во время моей болезни ждал И с юношеским задором Возбудил меня снова к любви! той любви, которая оживляет мир, таинственной, гордой, боли и радости сердцу.
Вторая строфа	A me, fanciulla, un Candido E trepido desire, Quest’effgiò dolcissimo Signor dell’avvenire. Quando ne ‘cieli il raggio Di sua beltà vedea E tutta me pascea Di quell divino error. Sentia che amore — это палпито Dell’universo intero, Misterioso altero, Croce e delizia al cor.	Для меня, девушки, это было невинно, Тревожное желание, Это сладкое видение, Господь грядущих событий. Когда на небесах я увидел лучи Его красоты Я полностью накормил себя На этой божественной ошибке. Я почувствовал ту любовь, которая оживляет мир, Таинственный, гордый, Боль и радость сердцу.
Речитатив	Follie! Глупец! Delirio Vano — это вопрос! Povera donna, sola, Abbandonata, in questo Popoloso deserto che Appellano Parigi. Че сперо или пиù? Че далеко degg’io? Gioir! Di voluttà ne ‘vortici perir! Gioir!	Безумие! Безумие! Что за безумная мечта ! Бедная женщина, одна, Брошенная в этой Населенной пустыне, которую Они называют Парижем. На что я надеюсь? Что я могу сделать? Удовольствие! Погибнуть в водовороте снисходительности! Удовольствие!
Кабалетта	Semper libera degg’io Folleggiare di gioia in gioia Vo’che scorra il viver mio Pei sentieri del piacer. Nasca il giorno, o il giorno muoia, Semper lieta ne ‘ritrovi, A diletti semper nuovi Dee volare il mio pensier.	Всегда свободен Я должен оставаться Перекатываясь от удовольствия к удовольствию, Бегу своей жизнью Дорогами радости. От рассвета до заката Я всегда рад найти новых удовольствия, которые заставят мой дух воспрянуть.
(Альфредо)	Amor è palpito Dell’universo intero, Misterioso, altero, Croce e delizia al cor.	Любовь, оживляющая Мир, Таинственный, гордый, Боль и радость сердцу.
(Виолетта)	Follie! Глупец! Gioir! Джуар!	Безумие! Безумие! Удовольствие! Удовольствие!

Посмотрите эту сцену в следующем примере, игнорируя комментарии, которые появляются в видео.Эта версия была поставлена ​​в современной одежде, такой, какой ее увидели бы зрители Верди. на премьере. Анна Нетребко, сопрано здесь, действительно хорошо справляется с личность Виолетты как в ее голосе, так и в ее игре.

Следующая ссылка является дополнительной версией этого сценария. Возможно, вы захотите посмотреть только первая ария, дающая красивую версию стиля пения bel canto . Хотя, как неустановленное концертное представление, изображение личности Виолетты, пожалуй, меньше убедительно.

Музыка и кино

За триста лет существования оперы до кино композиторы многому научились. об изображении драмы через музыку. Как мы видели, музыка может быть мощным подспорьем в конкретизации персонажей и передать глубину своих эмоций за пределами того, что может сказать текст. Некоторые композиторы, особенно Моцарт, научились давать свои собственные комментарии к персонажам: общение с аудиторией напрямую через музыкальные реплики. Эти тонкие знаки повсюду в операх, но нашим современным ушам часто бывает трудно обнаружить.Однако они были важными предшественниками в звуковой мир кино, и многие из этих оперных приемов все еще используются в современных фильмы для передачи однотипной информации.

Самые ранние фильмы были немыми, поскольку технологии синхронизации звука еще не было. развитый. Живой пианист или органист обычно сопровождает фильм в театре, где он было показано. Большинство ранних фильмов не были рассчитаны на конкретную музыку. Вместо этого пианист будет владеть книгой музыкальных отрывков под названием «реплики».»Они были сгруппированы по категориям: чейз-музыка, люблю музыку, музыку для боев и т. д. Пианист просто перелистывал в нужную секцию и играл подбор музыки, соответствующей сцене. Таким образом, каждый город, в котором побывал фильм, могущественно испытайте другой саундтрек. Музыка к этим ранним фильмам была в основном в стиле Романтизм, стиль, все еще распространенный в концертных залах того времени. Но это также был знакомый стиль достаточно, чтобы аудитория могла распознать вид простого сообщения, которое должна была передать музыка; Они поймет, что одни звуки зловещие, другие — тоску.По мере того, как немых фильмов становилось все больше сложные, музыка была специально написана для каждого фильма и путешествовала вместе с фильмом до замените более общие реплики.

В то время как некоторые крупные классические композиторы написали музыку к фильмам в 1920-х годах, а некоторые даже включали экспериментальные музыкальные стили, доминирующим стилем следующих нескольких десятилетий был знакомый Романтическая идиома. Фоновая партитура эпохи голливудских студий (1930-1960-е годы) настраивает функции для музыки из фильмов, которая используется до сих пор.Голливудский фокус в кино всегда был повествование (в отличие от Болливуда, в котором песня имеет приоритет), и поэтому функции музыки были в значительной степени поддержаны повествовательной строкой, а технология синхронизированного звука детализирована возможен выигрыш. Многие из самых важных композиторов Голливуда в то время изначально намерены сделать карьеру в мире классической музыки; то есть в концертных залах и оперные театры. Но с Великой депрессией и двумя мировыми войнами немногие места имели финансовую поддержка или аудитория для поддержки щедрых оперных постановок.Композиторы, такие как Эрих Корнгольд, открыли что методы, которым они научились при сочинении оперной музыки, особенно хорошо подходят для музыка кино, и поэтому решили сделать свою карьеру в этой растущей индустрии.

В студийную эру классическая музыка продолжала развиваться. Тип модернистской музыки то, что можно было услышать в концертном зале, часто было атональным или электронным. Романтическая идиома имела продолжал доминировать в музыке к фильмам, возможно, потому, что он предпочитал мелодию и все еще полагался на тип музыкальных реплик, с которыми к настоящему времени хорошо знакомы слушатели.Однако около с середины века в кино стали появляться и другие музыкальные идиомы, включая фолк, джаз, сериализм, минимализм и модернизм. Эти идиомы часто символизировали определенные настройки; например, джаз был обычно ассоциируется с мрачными городскими сценами или фильмами нуар, а сериализм часто изображает пространство или пришельцы. Знаковым событием в области озвучивания стало использование musique concrète или немузыкальные звуки в партитуре. Композитор Эннио Морриконе в сотрудничестве с итальянским режиссером Серджио Леоне включил много таких звуков в свои партитуры.Он также известен своим эффективным использованием тишина, техника, взятая из традиции самурайского кино. Фильмы, над которыми работали эти двое, стали известные как «спагетти-вестерны», поскольку они были сняты в Италии, но происходили в Америке. Запад. Послушайте знаменитый отрывок ниже, и мы увидим, как звучат саундтреки Морриконе. функция в классе.

Популярная музыка и оценка компиляции

Тем временем поп-музыка находила все более широкую аудиторию на радио — изобретение, которое большинство американцев к этому времени считались самым важным предметом мебели.В попытке конкурировать с растущей телевизионной аудиторией во второй половине века и с ростом популярности музыка, фильмы стали включать в партитуры поп-музыку. Ранние примеры включают Casablanca с «Время идет» и Завтрак у Тиффани с «Лунной рекой». Эта тенденция продолжилась, и обеспечивает продюсерам фильмов дополнительный маркетинговый элемент. Такой фильм, как Дик Трейси может продаваться с тремя отдельными компакт-дисками; один с оркестровой партитурой Дэнни Эльфмана, один с стилизованными мелодиями 1930-х годов, написанными, чтобы вызвать эпоху, и один с песнями Мадонны, написанными для или вдохновлен фильмом.Аналогичные ситуации встречаются с оценками для Titanic , Matrix и Batman , не говоря уже о фильмах о Бонде, которые запускают новый популярный художник для каждого фильма.

Такая интеграция популярной музыки в музыку к фильму привела к использованию компиляции счет. Существующие ранее песни объединяются для создания саундтрека, иногда с дополнительным оркестровым оркестром. подчеркивание. Знаменитый пример — фильм «Битлз» Help! , который был сделан после альбома было задумано.Значит, сюжет нужно создавать вокруг уже имеющихся песен. (Большая часть фильма можно найти на YouTube.) Такие песни часто могут передавать смысл быстрее и конкретнее. чем романтическая оркестровая музыка из-за лирики. Такой саундтрек тоже менее гибкий. правда, по той же причине.

Оценка Уильямса за

Звездные войны

Тем не менее, романтическая идиома никогда не исчезла и широко вернулась в блокбастерах. 1960-х и 1970-х годов.Оценка Джона Уильямса для трилогии Star Wars очень важна. пример по ряду причин. Во-первых, он показывает использование лейтмотива , техники продолжение оперы девятнадцатого века. Этот термин впервые появился в операх Вагнера, и обозначает небольшую музыкальную единицу, которая что-то означает. Он может обозначать предмет, человека, событие или эмоция. Вагнер использовал эти маленькие устройства, чтобы рассказать свою историю через музыку, почти смысл сделать текст излишним.Его музыка была пропитана этими маленькими единицами, а способ, которым они были объединены и взаимодействовали, был предназначен для большего общения с аудиторией чем певцы, выступающие на сцене.

Мы легко можем увидеть эту технику в действии в Star Wars . Есть музыкальные лейтмотивы для каждый из главных героев: Йода, Дарт Вейдер, Люк и Лея вместе и т. д. В первый раз мы встречаемся с этими персонажами, мы слышим их музыку. На протяжении всего фильма музыка продолжает сигнализировать их присутствие.Самый очевидный пример — Дарт Вейдер, музыку которого мы часто слышим задолго до того, как он фактически выходит на сцену. Эти музыкальные примеры могут быть вам очень знакомы, но попробуйте послушать свежим слухом и определим, что мы узнаем об этих персонажах, просто по звуку, который сопровождает их.

Джон Уильямс был не единственным композитором, использовавшим лейтмотивы в своих партитурах, но и «Звездные войны» партитуры, пожалуй, одни из самых известных примеров этой техники. Однако, как уже упоминалось раньше эти оценки были важным примером по другим причинам.Во-первых, они показывают, насколько эффективны Романтическая идиома продолжала быть для публики. Простые подсказки, такие как разница между основными и второстепенные гармонии, маршевые ритмы или длинные размашистые мелодии по-прежнему сильны коммуникаторы основных элементов фильма. Во-вторых, это рассказ о космосе, в космосе и в будущее. В то время, когда снимались эти фильмы, такие истории были бы написаны сериалистами. атональная музыка или электронные звуки. Выбор романтической идиомы был значительным; это было предназначено помочь привлечь нас как аудиторию и сразу же посочувствовать персонажам.Эти фильмы сломали тенденцию и открыли новые двери для будущих композиторов.

В целом, в музыке фильмов по-прежнему преобладает консервативная симфоническая идиома ( Lord of the Rings представляет собой современный пример) в оригинальной партитуре. Более авантюрные модернисты и Постмодернистские композиторы обычно не снимаются в кино. Но это означает, что Голливуд предоставляет выход новой музыки в стиле, который не обязательно принят в концертном зале, хотя это тоже начинает меняться.А использование уже существующей музыки во множестве стилей обеспечивает еще один выбор для кинематографистов, зачастую столь же изобретательный, как и оригинальное озвучивание.

Функция музыки в кино

Теперь мы перейдем к теме, которую обходили стороной в этой дискуссии: что делает музыка ДЕЛАЕТСЯ в кино? Возможно, наиболее очевидная функция музыки в кино — это постановка сцены. Включение мировой музыки особенно полезен здесь, поскольку звук ситара переносит аудиторию в Индия быстрее любой визуальной подсказки.Музыка может быть полезна как для определения времени, так и для определения места в установка, аспект, который часто более труден визуально. Фермерский дом в американских прериях было бы трудно найти вовремя, но немного рэгтайма, сыгранного на колючем старом проигрывателе, сразу перенесет аудиторию в начало двадцатого века. Обратите внимание, как в приведенном ниже примере из Амели , передает обстановку, а также эмоциональное состояние.

В ранних голливудских фильмах для иллюстрации повествования использовалась музыка.Фактически, один из первых эксперименты с синхронизированным звуком сделали именно это. Steamboat Willie был первым анимационным Мультфильм Микки Мауса, и отвечает за термин «mickey-mousing», чтобы описать способ музыка точно повторяет движения персонажей. Вы можете посмотреть фильм ниже.

Подчеркивание, музыка, играющая во время диалога или на фоне действия, — еще один способ иллюстрирует повествование, и с годами становится все более сложным.В некоторых случаях, оценка может даже предвещать повествование, а не иллюстрировать его. Это когда персонаж тянется открыть дверь, и звучат зловещие минорные аккорды, заставляющие аудиторию думать: «Не открой дверь! »Точно так же музыка является ключевой частью создания настроения. нейтральная сцена, или новый персонаж, и музыка могут быть значительной частью общения, сцена или персонаж хороши и приятны, будь они грустными или злодейскими. Многие из этих функции музыки в фильмах часто подсознательны и непосредственны для зрителей.

Музыка может также более сложным образом взаимодействовать с драмой в кино. Это может помочь сообщить аудитория мотиваций персонажей или эмоций, которые еще не очевидны. Это может помочь объединить цепочка визуально изменчивых сцен (вспомните сцену с вертолетом в Apocalypse Now , на заднем плане играет Вагнер). Музыка также может быть тем, что втягивает нас в изображение, обеспечивающее трехмерный элемент. Так было с злодейским мотивом из двух нот в Jaws , для усиления реакции аудитории в то время, когда компьютерных эффектов было недостаточно убедительно.

Это все примеры музыки, усиливающей визуальный элемент или даже увеличивающей его силу. Но музыку также можно использовать, чтобы противоречить визуальному. Такие режиссеры, как Квентин Тарантино, играют с этот аспект для того, чтобы манипулировать эмоциями аудитории. Хорошим примером является начальная сцена Pulp. Художественный фильм , в котором под звуки хлопка жевательной резинки происходит ужасающая сцена пытки. безобидные тексты, так что мы должны сочувствовать персонажу, который мучает.

Классическая музыка в озвучивании фильмов

Еще одна последняя проблема, которую необходимо решить, — это использование классической музыки в озвучивании фильмов. За последние два веками то, что мы сейчас называем классической музыкой, или, точнее говоря, музыкальным искусством Запада, было постепенно отходя от категории, которую мы называем поп-музыкой. Этот раскол не всегда был так чреват элитарность, которая преследует его сегодня, но музыка к фильмам часто использует это элитарное различие как еще один способ рассказать зрителям о персонажах.Например, Ромео База Лурмана & Juliet в значительной степени забил поп-музыкой. Но в двух важных сценах используется классическая музыка: подготовка к вечеринке, на которой влюбленные встречаются, и финальная сцена смерти. В первом случае классический музыка — признак сословия и богатства семьи Джульетты. В финальной сцене музыка увеличивает нашу эмоциональная вовлеченность, отрицая отвлечение текста. Это традиционное использование классического музыка, сигнализирующая о богатстве, образовании и классе, переворачивается с ног на голову в таких фильмах, как Крепкий орешек и ранние фильмы о Бонде, где злодей — культурный европеец в исполнении классической музыки.

Взаимодействие между изображением и звуком в современном кино стало довольно сложным. Выбор сделанные звукоредакторами часто достигают статуса искусства, и многие из этих решений могут сделать или сломать фильм. Было бы невозможно обсудить все важные музыкальные произведения для фильмов или классических композиторов, которые внесли свой вклад в создание фильмов за это короткое время, не говоря уже о принятии множества решений. об использовании уже существующей музыки в фильме. Надеюсь, приведенное выше обсуждение даст вам некоторое представление о разнообразие и использование музыки в кино, и позволит вам продолжить изучение темы на вашем собственный.

No related posts.