Книжная полка Дмитрия Быкова: три главных книги июля-2018
Представленные здесь книги – июльский выбор писателя, публициста, креативного редактора «Собеседника» Дмитрия Быкова.
книга
Будущее, в которое возьмут не всех
Юваль Ной Харари. «Homo Deus. Краткая история будущего».
// фрагмент обложкиЭта книжка вышла в Израиле в 2015 году, продолжая бестселлер того же автора «Sapiens. Краткая история человечества», и переведена в десятках стран.
Про будущее всем даже интересней, чем про sapiens, и в России эта популярная философско-биологическая работа успела за июль стать бестселлером. И формально она бы должна меня смущать материалистическим подходом к прошлому и будущему, но в том-то и дело, что он у Харари не совсем материалистический. Он у него скорей горьковский (и – отраженно – ницшеанский). Бога пока нет, но будет. Человек должен им стать, потому что простого разума для выживания в современном мире недостаточно.
И эта мысль меня очень радует, как всякая критика слишком самонадеянного, базаровского, докинсовского разума – без которого, однако, планета давно бы превратилась в сплошной домостроевский, мракобесный, бессмысленный и беспощадный «русский мир». Беру в кавычки, потому что ни к русским, ни к миру эта бесопоклонщина отношения не имеет.
Чтобы выжить в современном мире, насквозь проницаемом, информационном, где каждая блоха имеет право голоса и все правды сделались равноправны, человеку надо самому выдумать себе смысл. Он должен научиться – как и положено Богу – сочетать абсолютную коммуникативность и глубокую внутреннюю непроницаемость, то есть «уметь одиночество». Вероятнее всего, человек обретет телепатию (благодаря носимым устройствам) и бессмертие (благодаря биологическому прорыву). Наверное, в это будущее пустят не всех, потому что очень многие в него не хотят, и человечество, по всей вероятности, географически и даже биологически разделится на два или более типа. То есть прошлое и будущее как бы создадут друг для друга резервации.
Ну и еще там много всяких догадок, включая быструю эволюцию самой биологии новых людей и этические проблемы, которые будут их тревожить. Вообще можно сколько угодно критиковать гуманизм – за самонадеянность, ограниченность, антропоцентризм и так далее; но как же утешительно и приятно после средневекового водорода современной «русской мысли» подышать кислородом чистого гуманизма!
Самое же печальное в том, что насильно в будущее никого тянуть не будут, и именно сейчас России предстоит выбирать – будущее либо изоляция. А тем, кому Россия все еще дорога, тоже придется выбирать. И с одной стороны – будущее, homo Deus и вообще Deus, а с другой – то, что мы теперь имеем и пытаемся продлить в бесконечность.
Это я пишу в заграничной командировке, в Москве бы побоялся. Там словно медуза какая-то висит между небом и землей, запрещая говорить прямо и отравляя всех страхом. Но примите как данность, что все это именно так и есть; не верите мне – поверьте Харари. Он настоящий ученый, даром что еврей.
автор
Наследница платоновской тоски
Евгения Некрасова. «Калечина-Малечина».
// фрагмент обложкиПо-моему, пришел очень большой писатель. Его ожиданием живут сейчас все, кто читает современную прозу, вот-вот готовую сформулировать самое главное, но топчущуюся на пороге открытия, словно оно пугает литераторов, потому что после называния вещей своими именами придется наконец что-то делать. Многие – скажем, Сальников или Букша – подошли довольно близко. Некрасовой 33 года, она драматург, сценарист, получила премию «Лицей» (отлично справляющуюся с поиском новых значительных имен) за сборник рассказов «Несчастливая Москва», и эти рассказы тоже были хороши, но в них еще наличествовали некая рисовка и даже выпендреж.
«Калечина-Малечина» – сочинение формально детское, а потому автору приходится писать строже, не отвлекаясь на демонстрацию своих умений и начитанности. И это, товарищи, первоклассная проза – о страшной серости и скуке нынешней жизни, которая выпивает из людей всю радость.
О новой героине – школьнице, которая умеет видеть настоящую, волшебную и ужасную природу этой жизни. О ее дружбе с довольно мерзкой, как и положено, кикиморой, живущей в кухне.
Понятно, почему Шубина обратила внимание на эту вещь: она специалист по Платонову, а Некрасова – его прямая наследница, не в смысле стиля (тут возможно было бы только эпигонство, и его нет), а в смысле вот этой платоновской тоски, наполняющей мир. Как Пелевин в свое время принес в прозу элегическую вечернюю печаль спальных районов, так Некрасова уловила вещество московских окраин и пригородов, обшарпанных, неустроенных, когда-то чего-то ожидавших и теперь застывших, потому что они никогда и ничего не дождутся.
Тут все точно: огромная роль гаджета в жизни нынешнего ребенка, одинокие игры злой и талантливой девочки, чувство всеобщей неустроенности, уныния и временности, переходящей в безнадежное постоянство. Вырастешь – а «гулливерский город» так же высосет тебя. Из авторов, работающих ныне, это ближе всего к сказочной и абсурдной прозе Ильи Боровикова – тоже детской, потому что сегодня имеет смысл разговаривать только с детьми, остальные уже отравлены.
Короче, запомните это имя и ждите многого.
герой
Кот с человеческим сердцем
Григорий Служитель. «Дни Савелия».
// фрагмент обложкиСлужитель – не псевдоним, а фамилия молодого (35 лет) московского артиста. «Дни Савелия» – роман о жизни московского же кота. Сразу скажу, что мне эта книга не нравится, хотя вообще эту рубрику я стараюсь использовать именно для того, чтобы отмечать и рекомендовать удачи. (А иначе зачем? Демонстрировать свои умения и симпатии? Спасибо, это критику можно, а писателю стыдно.) Не нравится как раз тем, за что ее больше всего хвалят, а именно стилем и сентиментальностью: то и другое слишком легко (и легко имитируется), то и другое уводит от настоящей точности.
Но вот герой здесь замечательный, это вообще едва ли не единственный полновесный герой в нынешней прозе – со своим психологическим складом, биографией, узнаваемой речью. Иное дело, что для описания такого героя его пришлось переделать в кота.
Эта операция очень заметна, потому что ничего собственно котовьего в Савелии (названном так в честь творога «Саввушка», которым его мать питалась во время беременности) как раз нет. В коте Мурре – полно, даже в антропоморфном Бегемоте оно есть, а Савелий выражается, как человек, у него человеческие эмоции, склад ума и речи, воспоминания и культурные аллюзии.
Автор даже не постарался замаскировать маргинального интеллигента из вымирающей прослойки под городского кота с его жестокостью, грацией, цинизмом и кошачьим ритмом фразы. Савелий слишком человек, но вот в чем штука: я люблю этого человека, я хотел бы дружить с этим человеком, обогреть и утешить его и вообще как-то ему внушить, что он не обречен. Но он настолько уже поверил в свою маргинальность и ненужность, настолько привык, что его не должно быть, – теперь ему приходится изображать себя в виде бездомного кота, потому что иначе в его реальность никто не поверит. Скажут, скучно и нетипично. И за демонстрацию этого симптома Служителю (а равно и открывшему его Евгению Водолазкину) безусловно надо сказать спасибо.
Просто таких людей я люблю, а котов – никаких – нет.
* * *
Материал вышел в издании «Собеседник» №29-2018.
Лучшим писателям года вручили 5,5 млн на премии Большая книга
Литература политизируется. Пока в Нобелевском комитете бунтуют против вручения премии австрийцу Петеру Хандке, поддержавшему Сербию в югославских войнах, в Москве на премии «Большая книга» лауреаты со сцены вступались за российских политзаключенных.
«Большая книга» с призовым фондом 5,5 млн — главная литературная премия нашей страны. После того, как полтора месяца назад «Русский Букер» объявил о прекращении своего существования, в этом не осталось никаких сомнений.
Лучшую, по мнению экспертов, книгу года традиционно объявляют в Доме Пашкова, из окон которого открывается вид сразу на двух Владимиров: на статую крестителя Руси Владимира Святославича и на Кремль — резиденцию Владимира Владимировича.
Лауреата «Большой книги» 2006 года Дмитрия Быкова в номинантах этого года не было.
Но он приехал и сел в центре зала с… большой ручной пилой, держа в напряжении разместившихся в первом ряду приближенных к власти попечителей премии: Владимира Толстого, Михаила Сеславинского, Сергея Степашина и нескольких крупных банкиров.
— Во-первых, хочу поздравить тех, кто сидит… — Степашин выступал в ранге президента Российского книжного союза и, глядя на пилу Быкова, сделал мхатовскую паузу, после которой повернулся к сидящим на сцене номинантам: — …здесь на сцене. Лучше здесь. Зря смеетесь.
- Награждение лауреатов премии «Большая книга» – 2019: фоторепортаж
Тем временем публику разогревали молодые актеры театра «Ленком»: проект «Заячий стон» приготовил номер на основе романса «Я тебя никогда не забуду», где между строк уже открыто звучали фразы: «Запретить стоять на сцене двумя ногами», «Запретить смотреть двумя глазами», «Запретить грустную музыку»… Номер назывался «Цензура». Главный потенциальный зритель всего этого — министр Мединский — на этот раз к писателям не приехал.
Гузель Яхина, триумфатор «Большой книги» 2015 года, довольно скромно получила две свои премии (за третье место и приз зрительских симпатий) за роман «Дети мои»: «Спасибо семье и дочке».
Неожиданным триумфатором стал… актер Студии театрального искусства Сергея Женовача Григорий Служитель, решивший попробовать себя в литературе. За дебютный роман «Дни Савелия» о московской жизни, написанный от лица кота, он получил вторую премию и приз «Особый почерк».
— Буквально вчера я улетал с крыши этого здания в космос в свите Воланда в спектакле «Мастер и Маргарита», — не уставал повторять Служитель: он играет в своем театре роль Коровьева и видит в этом сочетании мистику. Что пафосно разместившаяся в центральном особняке столицы «Большая книга» все-таки ближе к подвальчику Мастера, чем к МАССОЛИТу, — так это точно.
Главный приз достался творческому триумвирату, написавшему первую в России биографию Венедикта Ерофеева «Венедикт Ерофеев: посторонний». Разрыв по числу голосов с остальными номинантами был огромным.
Раздав благодарности, соавтор книги-победительницы Олег Лекманов сказал:
— Венедикт Ерофеев не был диссидентом, как известно. Но когда было нужно, он подписывал письма в защиту арестованных, тех, кто находился в лагерях и ссылках, и, в частности, в защиту диссидента Александра Гинзбурга. В этот праздничный день я хотел бы напомнить, что в России до сих пор есть политзаключенные. И одно имя — Юрия Алексеевича Дмитриева — я хотел бы здесь назвать.
Что касается пилы Быкова, ни один Берлиоз не пострадал. Она была вручена Валерию Попову — питерскому литератору, которому креативный редактор «Собеседника» безмерно благодарен за многие важные вещи, в итоге его сформировавшие. Попову на днях стукнуло 80.
«Я хочу подарить тебе то, что только для нас двоих, — двуручную пилу», — сказал Дмитрий. Валерий Георгиевич вскоре объявил, что передает подарок Владимиру Григорьеву, у которого день рождения попал аккурат на день церемонии.
Быков понимающе хохотал.
прямая речь
Соавтор биографии Ерофеева и координатор проекта Олег Лекманов — литературовед, филолог и профессор Высшей школы экономики — после церемонии ответил на вопросы «Собеседника»:
— Венедикт Ерофеев — один из самых интересных писателей второй половины XX века, — объяснял Лекманов свой выбор за кулисами. — Он написал несколько вещей и одну гениальную поэму. Жизнь его была загадкой, и я не скажу, что эту загадку мы разгадали, это сложно сделать с такой фигурой. Невозможно понять, как он написал «Москва — Петушки». Но нам хотелось задать некоторые вопросы. Мы опрашивали людей, Илья (соавтор Илья Симановский. — К.Б.), например, нашел лечащего врача Ерофеева.
— Почему в России сегодня так успешны книги-биографии?
— Когда в перестройку начали печатать Платонова, Мандельштама, тому, что называется «фикшн», стало очень трудно. Проснулся интерес к истории, открылись какие-то шлюзы, стало можно об этом говорить.
А сегодня мы никак не можем расстаться со своим прошлым. Казалось, с появлением Солженицына мы попрощались со Сталиным, стало невозможно его восхвалять. Но вдруг наступила новая эпоха, и мы снова наступаем на те же грабли, идем на новый круг. Снова нужно разбираться с тем, с чем вроде бы давно разобрались.
— Речь о Дмитриеве готовили заранее?
— Премию я не ждал, но все-таки думал, что я должен сделать, если ее получу. У меня было два имени, которые я хотел бы назвать. Одно, связанное с родной «Вышкой», — Егор Жуков. Но слава Богу, что он, по крайней мере, не в тюрьме. А с Дмитриевым настолько вопиющая и страшная несправедливость… Статья, которую ему шьют, — страшная, позорная, ужасная. Не знаю, подействует ли это хоть как-то на тех людей, от которых судьба Дмитриева зависит, но вдруг хоть капельку… Кстати, ему в лагерь мы отправили нашу книгу. Не знаю, получил ли.
— О том, о чем вы сказали со сцены, говорят сегодня все больше. Но почему в России все равно побеждает Система?
— Это долгий разговор.
Но если коротко, наверное, из-за несменяемости власти. Молодое поколение родилось при Путине и прожило при Путине всю свою жизнь. Это неправильно. Мне кажется, в воздухе витает ощущение застоя, усталости, тягомотины. А самое главное — цинизма. Приходишь на [только что завершившуюся книжную ярмарку] Non/fiction, а тебе говорят: «Только, пожалуйста, не говорите о политике». А почему, собственно? О чем хочу, о том и говорю.
КРИСТОФЕР X. ШЕЙД — собеседник
Тайлер Неслер
Писатели
Автор фото Беовульфа Шиэна
Писатель из Нью-Йорка Кристофер X. Шейд недавно опубликовал свой дебютный роман «Добрая мать Марселя ». В этом интервью он обсуждает, что привлекло его в Марселе как место действия, литературное влияние на книгу и трудности написания повествования с несколькими персонажами.
Интервью с Тайлером Неслером
Марсель в вашем романе представлен главным образом как один из главных персонажей, со своими отличительными чертами и скрытыми слоями. Сколько раз вы были в городе? Когда вы решили серьезно написать об этом?
Был один раз и сразу понял! Когда я начал разговаривать со всеми, с кем мог. Марсель созрел для истории в год своего назначения культурной столицей Европы. Но ядро книги — то, о чем книга, — не складывалось для меня ясно, пока я не обнаружил фразу 9.0015 la bonne mere, «хорошая мать», как марсельцы называют свою церковь на холме. И как описывают эту церковь: la bonne mere, « она охраняла нас веками». Дело не столько в Марселе, сколько в нас, во всех нас. Когда мы гуляем по опасным кварталам Марселя с Ноэми и ее маленьким хот-догом Чинело, мы движемся к пониманию того, почему ей так трудно сделать это своим домом. Не потому ли, что это неспокойный французский портовый город? Нет, все-таки речь не о Марселе. И для каждого человека, который пересекается здесь, в мире Ноэми, каждый человек находится на очень похожем пути.
С большим набором персонажей,
На меня очень сильно повлияла ранняя работа над этой книгой — безусловно, Total Chaos, — знаменитый нео-нуарный роман Жан-Клода Иззо, действие которого происходит в Марселе. Хотя и не сильных влияний или моделей, а не каких-то одного или двух. И Джеймс Солтер Спорт и развлечение (а также Световых лет ). Персонаж Хулио назван в честь аргентинского писателя Хулио Кортасара, чьи работы вдохновляли меня на протяжении многих лет.
Добрая Мать Марселя, Paloma Press, 2019
Пути многочисленных персонажей романа пересекаются в разной степени, но в целом они сосуществуют скорее как мозаика различных личностей и восприятий в Марселе. Некоторые персонажи не полностью взаимодействуют друг с другом, хотя некоторые взаимодействуют значительно (например, Харви и Расс, Кори и Ноэми). Что привело вас к решению о том, какие персонажи будут взаимодействовать или влиять друг на друга? Было ли это запланировано или это стало происходить более органично во время первоначального написания?
Я много экспериментировал, и, как и полагается экспериментам, многие из них потерпели неудачу! Это означает, что много бумаги скомкано в шарики и брошено в корзину для мусора. Есть целые персонажи, которых вы никогда не узнаете, потому что они не вошли. Я из тех писателей, которые выбрасывают огромное количество того, что я сделал. И слава богу. Я рад, что сделал все сокращения и исправления, которые я сделал. Так что теперь в этой физической книге Добрая Мать Марселя
Некоторые главы могли бы в основном стоять сами по себе как отдельные короткие рассказы, особенно «Канцелярский» и «Двое мужчин с улицы Сен-Ферреоль». Были ли эти разделы книги (или любые другие) начаты как отдельные проекты романа?
Ах, карманники! Зрители любят эту часть. Это то, что я читал во время книжного тура. Эти два человека и эти главы не были отдельными проектами — у каждого из них есть цель и задача, центральные для тем книги. Все главы сложились вместе. Я назвал «Канцелярию» центральной главой в том смысле, что этот магазин, куда люди приходят, чтобы купить ручки и бумагу, является местом пересечений и сообщества, и под сообществом я подразумеваю содержательный разговор. Важно, что центральные темы работают в этом магазине, и это первое место, где мы слышим о Хулио. Я не хочу усложнять главу, потому что на бумаге это простая сцена: несколько человек приходят купить ручки. Сцена развлекает нас милыми отзывами ее владелицы, вдовы мадам де Руан: «Британцы покупали по одной ручке, никогда по две или по три, только по одной, и очень дешевую синюю шариковую ручку, которую они называли кликерами».
Из пяти основных персонажей первой части романа (Ноэми, Харви, Кори, Иви и Расс) считаете ли вы кого-нибудь из них воплощением души книги?
Этот вопрос я люблю задавать читателям. Какая часть вам больше всего понравилась? Я слышу такие разные ответы. Я подталкиваю их ассоциировать это с другими частями и больше думать о хорошей матери. Что это может означать, как говорят жители Марселя, что добрая мать веками присматривала за «нами»? Что это выражение говорит о том, что значит принадлежать?
Кристофер беседует с писателем Джоном Домини в книжном магазине Powerhouse Arena, Бруклин, июль 2019 г.
Насилие постоянно присутствует в повествовании, особенно риск и случаи насилия по отношению к женщинам. Часто насилие кипит на заднем плане, а затем вспыхивает, но многие моменты в книге спокойные и созерцательные. Были ли у вас проблемы с поиском баланса между более элегантными, задумчивыми моментами в истории и более горячими и внезапными сценами опасности и нападения?
Я не слишком много думал об этом балансе — я действительно думаю, что разрыв главы позволяет рассказчику установить новую сцену, которая может сильно отличаться от предыдущей главы. И, возможно, это получилось само собой, когда я это написал, потому что жизнь такова, со своими горячими и прохладными моментами. И с очень реальными опасностями, которые могут неожиданно появиться в жизни каждого из нас, независимо от того, кто и где мы находимся. Эта история, безусловно, ценит неожиданное.
Вторая часть романа посвящена Хулио, журналисту, который страдает от изнурительных психологических состояний и неуверенности в себе. Персонажи в первой части борются с проблемами идентичности и затяжными ощущениями смещения. Какие творческие решения привели к тому, что Хулио и его дезориентация оказались в центре внимания последнего раздела? Видите ли вы характер Хулио и его борьбу как своего рода более широкое обобщение или код проблем, исследованных различными персонажами в первой части?
Два! Да, часть вторая, или, как эхо слов звучит у меня в голове, la deuxième party! , этот раздел книги значительно превосходит общие темы и мотивы первой части ( la première party! ) и исследует их дальше. Есть много способов, которыми я мог бы говорить об этом… позвольте мне немного поговорить о зрении и видении. Харв в la première party болен и теряет зрение — об этом мы узнаем сразу. Это единственная причина, по которой он и его жена Бев находятся в Марселе (из Алабамы!). Они находятся в европейском туре, чтобы осмотреть все, что могут, пока он еще может, чтобы он мог увидеть мир. Тем не менее, они застревают в Марселе. Что у них застряло? В la deuxième, , какие дальнейшие сюжетные линии развлекают (шокируют? огорчают?) рядом с Хулио — и разве эта сюжетная линия не о том, что мы выбираем видеть и не видеть в своей жизни? Что для нас важно, а что мы упустили из виду?
Как вы думаете, кто-нибудь из этих персонажей может снова появиться в ваших будущих работах? Есть ли у вас какие-либо планы продолжить какие-либо элементы из «Доброй матери Марселя» в других формах, или вы думаете, что навсегда сохраните этих персонажей и их миры в этом романе?
У меня нет никаких планов — хотя я слышал так много просьб о еще Чинело (такса Ноэми!) и проститутке Самире. Может, этим двоим стоит сбежать вместе? Разве мы не должны пойти с ними? Или мы уже в пути?
Ссылки:
Покупка Хорошая мать Марселя
Проверьте обновления на Кристофере .0016
Catherine Lacey
Donja R. Love
Ray Yamanouchi
Tyler Nesler is a New York City-based freelance writer and the Founder and Managing Editor of Журнал СОВЕСНИК.
0 лайковТайлер Неслер
Показать 1 комментарий
Тайлер Неслер
Cras mattis consectetur purus sit amet fermentum. Integer posuere a ante venenatis dapibus posuere velit aliquet. Энейский eu leo quam. Pellentesque ornare sem lacinia quam venenatis vestibulum.
Интеллектуальный агент, посредник и собеседник: А. Б. Ассенсо и африканская политика в переходный период
Интеллектуальный агент, посредник и собеседник: А. Б. Ассенсо и африканская политика в переходный период — Cambridge Scholars Publishing«Я всегда представлял себе, что Рай будет своего рода библиотекой.»
— Хорхе Луис Борхес, писатель
- Описание
- Биография редактора
В этой книге, охватывающей период от колониальной эпохи до наших дней, критически исследуется меняющийся характер африканской политики и факторы, лежащие в основе таких изменений. В этой книге мы утверждаем, что многие из проблем, от которых страдает современная политика (этническая принадлежность, управление, конфликты, плохая экономическая политика, отсутствие диалога и другие социальные проблемы), уходят своими корнями в пятнадцать лет после Второй мировой войны, непосредственно перед началом войны. независимость (1945–1960). Поскольку колониальные предприятия решали эти вопросы крайне неправильно, эти пятнадцать лет можно было бы охарактеризовать как инкубационный период дисфункции, которая загнала африканскую политику в тупик с момента обретения независимости. Ибо именно в эти переходные годы африканские лидеры научились не разговаривать друг с другом. Как наладить конструктивный диалог для решения проблем между африканцами и между ними — вот где сегодня находится переходный этап в африканской политике.
Используемый здесь междисциплинарный подход делает книгу более привлекательной для тех, кто интересуется историей, политологией, исследованиями мира и конфликтов, международными отношениями и многими другими дисциплинами. Кроме того, затронутые темы настолько важны и интеллектуальны, что были написаны командой первоклассных африканских ученых, что другие ученые, студенты и профессионалы могут использовать этот том в качестве справочного текста. Поэтому для студентов колледжей (как бакалавров, так и аспирантов), преподавателей колледжей, исследователей, политиков и представителей сообщества, занимающегося вопросами развития, работающими над стабилизацией Африки, эта книга будет иметь огромное значение.