Выставка «Книги от уныния»
| Регион: | Воронежская область |
| Источник: | ГБУК ВО «Воронежская областная юношеская библиотека имени В.М. Кубанева» |
| Адрес: | Воронеж, ул Никитинская, д 32 |
| Стоимость: | Бесплатно ₽ |
| Категория: | Выставки |
| Время проведения: | События завершились |
| Место проведения: | Воронежская областная юношеская библиотека имени В. М. Кубанёва |
| Возрастное ограничение: | 12+ |
Автор фотографии: Ольга Романцова; Источник: Архив Воронежской областной юношеской библиотеки им. В. М. Кубанева
Сейчас, когда на улице весна и на деревьях появляются зелëные почки, первые нежные цветы, быть без настроения – тяжкое преступление. Этого помогут избежать замечательные книги, представленные на выставке.
Посетители познакомятся с произведением «Герцог» Сола Беллоу, в котором рассказывается о профессоре Мозесе Герцоге, начавшем своë философское прозрение в очень непростой для себя момент. А «Чайка по имени Джонатан Свифт» Ричарда Баха заставляет невольно задуматься о правильности поступков, о том, что жизнь можно сделать куда проще, если быть верным себе, отсеивая навязанные правила и общепринятые нормы и давая волю разуму, не обрезая его «квадратными рамками». С этими и другими не менее интересными книгами читатели познакомятся на выставке, рассчитанной на широкую аудиторию.
Известная российская писательница Майя Кучерская приедет на VI городской книжный фестиваль «Читай, Ижевск!»
Майя Кучерская — российская писательница, кандидат филологических наук, доцент, литературный критик.
В 1992 году окончила филологический факультет Московского Государственного университета, в 1995 году — Калифорнийский университет в Лос-Анджелесе. Заместитель заведующего кафедрой словесности Государственного университета — Высшей школы экономики. Автор не менее 100 научных, научно-популярных и критических статей в различных научных и просветительских изданиях.
Публикуется как критик с 1990 г. (журнал «Детская литература»), как прозаик
с конца 1990-х (журналы «Волга», «Постскриптум»). В 1998 году журнал «Волга» опубликовал повесть
«История одного знакомства» о любви прихожанки к своему духовнику, которая позднее легла в основу романа «Бог
дождя». Значительный резонанс вызвала первая книга прозы Кучерской «Современный патерик. Чтение для впавших в уныние»
— сборник историй, рассказов и анекдотов, посвящённых современной жизни Русской православной церкви. Опубликованная
впервые в журнале «Знамя» в 2004 году, в следующем году она вышла отдельным изданием в издательстве «Время»
и затем неоднократно переиздавалась и была удостоена Бунинской премии (2006).
В 2005 году в серии ЖЗЛ также была опубликована книга «Константин Павлович», написанная по материалам
диссертации. Переписав свою юношескую повесть 1996 года, Кучерская в 2006 году заканчивает роман «Бог дождя», вышедший
в 2007 году в издательстве «Время» и отмеченный премией «Студенческий Букер».
В 2005 году в серии ЖЗЛ также была опубликована книга «Константин Павлович»,
написанная по материалам диссертации.
Переписав свою юношескую повесть 1996 года, Кучерская в 2006 году заканчивает роман «Бог дождя», вышедший
в 2007 году в издательстве «Время» и отмеченный премией «Студенческий Букер».
В сентябре 2012 года вышел новый роман писательницы «Тётя Мотя», журнальный вариант которого был сначала опубликован в «Знамени» (№ 7-8). В 2013 году роман вошёл в короткий список премии «Большая книга» и премии «Ясная Поляна».
Весной 2014 года Майя Кучерская выпустила сборник рассказов «Плач по уехавшей учительнице рисования», часть из них никогда не публиковались прежде. Среди рассказов нет похожих, все они выполнены иногда в противоположной стилистической манере. По словам самой писательницы в одном из интервью, «получилась странная семейка, словно бы все эти тексты от одной матери, но от разных отцов. Отец-абсурдист, отец-авангардист, отец-суровый реалист, отец без лица, сбежавший после первого же свидания, и дитя получилось воспитанным матерью-одиночкой». В 2016 году в соавторстве с психологом Татьяной Ойзерской Майя Кучерская выпустила популярную книгу о счастье «Сглотнула рыба их…».
В 2017 году вышел сборник новых рассказов Майи Кучерской «Ты была совсем другой». По мнению критика Николая Александрова, «это совсем другая Кучерская, с узнаваемыми чертами прежней, разумеется, но правда, другая. Более раскованная, страстная, если угодно».
Творческие встречи с Майей Кучерской пройдут 7 сентября в 19:00 и 8 сентября в 14:00 на фестивале «Читай, Ижевск!» в ФАН-ЗОНЕ парка им. С.М. Кирова.
Вход свободный
Координаторы:
Валишева Наталья Алексеевна, тел. 78-00-18, e-mail: [email protected]
Мерзлякова Елена Вениаминовна, тел.78-62-17, e-mail: [email protected](Центральная муниципальная библиотека им. Н.А. Некрасова).
Вся актуальная информация о Фестивале в группе ВКонтакте https://vk.com/chitaiizhevsk и на сайте www.читайижевск.рф
Итак, уныние в отличие от печали более связано с леностью, духовным и телесным расслаблением. Уныние не зря святые отцы называют «бесом полуденным», борющим подвижника в середине дня, склоняющим монаха ко сну после обеда и отвлекающим его от молитвы. Следует помнить, что для монаха (особенно в древности) 12 часов дня это действительно половина, середина дня, ведь встают монашествующие рано и по монашескому обычаю трапеза совершается дважды в день: в обед и ужин. Святитель Феофан Затворник пишет, что уныние есть скучание за всяким делом как житейским, бытовым, так и молитвенным, желание бросить делание: «Пропадает охота и в церкви стоять, и дома Богу молиться, и читать, и обычные добрые дела исправлять». «Воздрема душа моя от уныния»21) , — приводит святитель слова Псалмопевца Давида. Уныние, скука, тягота духа и тела придут иногда, может быть, надолго, — предупреждает еп. Феофан. Но не следует думать, что на душе всегда будет покой и радость от молитвы, бывают периоды спада, лености, охлаждения и маловерия. Охлаждение в духовной жизни, её кризис – это один из признаков уныния. Но тут нужно применить волю и самопонуждение. В любом деле мы только тогда достигнем результата, когда будем постоянно принуждать себя к нему, поднимать за волосы, как известный барон Мюнхаузен и тянуть из этого болота лености, расслабления, тоски и уныния. Ни в одном занятии никто ничего не добьётся, если не будет принуждать себя к регулярному деланию. Это и есть воспитание воли. Не хочется идти в храм, не хочется вставать утром и вечером на молитву – заставлять себя делать это. Лень, тяжело вставать по утрам каждый день и идти на работу или делать повседневные дела, вспомним, что есть прекрасное слово: «Надо!» Не «хочу – не хочу», а просто «надо». И так, с этих мелочей будем воспитывать в себе силу воли. Добрые дела тоже творятся не просто, на них тоже нужно понуждать себя, поднимать. Ведь в Евангелии нигде не обещается, что будет легко, а наоборот: «Царство Небесное силою берется, и употребляющие усилия восхищают его». Мы говорим: «Богослужение, церковная служба; но ведь служба по определению не какое-то легкое, приятное занятие – это работа, труд, иногда тяжелый. И наградой за него бывают моменты духовного подъёма, радостной молитвы. Но большим дерзновением будет ожидать, что эти дары будут сопровождать нас постоянно. Очень часто нам бывает очень непросто стоять на молитве и в церкви. То тесно, то душно, может быть, кто-то отвлекает нас, шумит, передаёт свечи, но это не значит, что нужно ждать для молитвы каких-то особых условий, ведь можно никогда и не дождаться. В церкви нужно искать не комфорта и душевных переживаний, а встречи с Богом. Я заметил как-то, что один человек ходит в храм и причащается всегда на буднях. Я спросил его, почему он не приступает к Святым Таинам в воскресение или в праздники? Он ответил, что в праздничные и воскресные дни ему не нравится бывать в церкви, слишком много народа, толкучка, суета и т.д., нет уж я лучше в рабочий день, когда никто не мешает. Тогда я сказал, что это совершенно неправильно: на буднях можно ходить в храм, но главное – посещать праздничные и воскресные службы – это 4-я заповедь Закона Божьего (про день 7-й) и причащаться тоже нужно вместе со всеми прихожанами. Вся община церковная причащается от одной чаши и в этом и есть наше единство. Конечно, может быть, когда никого нет в храме, кому-то молиться проще, но нужно приучаться молиться и при большом стечении народа, ведь и в Царство Небесное мы собираемся попасть не в одиночестве. Службы, ектеньи Так что ко всему нужно себя понуждать, начиная, может быть, с малых шагов, тогда уныние не сможет утянуть нас в свою трясину, и так постепенно мы будем отвоевывать островок за островком. И, конечно, в этом деле требуется не порыв, а постоянство. В «Отечнике» свт. Игнатия Брянчанинова описан случай, как некий монах впал в уныние, оставил исполнение молитвенного правила и не находил в себе сил, чтобы вновь начать совершать монашеский подвиг. Старец, к которому он обратился за советом, рассказал ему такую притчу. Один человек имел поле, поросшее тернием. И вот он говорит сыну своему, чтобы тот очистил поле, и на нём можно было что-нибудь сажать. Сын пошёл на поле, но, видя, в каком плохом оно состоянии, смутился, приуныл, лёг на землю и заснул. Увидев его, отец сказал: «Сын мой, если бы ты каждый день обрабатывал хотя бы такой кусок земли, на котором ты сейчас спал, то работа продвигалась бы мало — помалу и ты не оказался бы непослушным мне». Услыхав это, юноша поступил по указанию отца и в короткое время очистил поле от сорняков. Так и ты, сын мой, — сказал старец брату, — не унывай, и мало – помалу входи в подвиг и Бог благодатью Своей введёт тебя в прежнее состояние. Так и случилось, монах обрёл духовный мир и преуспел о Господе. Есть такое выражение: «чем больше спишь, тем больше хочется». Чем больше находишься в неге и расслаблении, тем больше привыкаешь к этому состоянию. Не нужно забывать, что уныние – одна из 8 страстей, а значит, берёт в плен, порабощает человека, делает его зависимым. Не нужно думать, что привычка лениться, расслабляться, скучать когда-нибудь надоест и пройдёт сама собой. С ней надо вести борьбу. Дисциплинируя свою волю и душу, подвигая себя на всякое доброе дело. Похожее |
Эстетика уныния. Книга непокоя
Эстетика уныния
Публиковаться – это обобществлять себя самого. Какая гнусная необходимость! Но она тем не менее отдалена от действия – издатель зарабатывает, типограф печатает. Достоинство, по крайней мере, в отсутствии связи.
Одна из самых больших забот человека, достигшего сознательного возраста, это приспосабливаться, действуя и думая, к изображению и подобию своего идеала. Хотя ни один идеал не воплощается так, как идеал инерции, по всей логике нашей душевной аристократичности, перед громкостью и… современных внешностей, Инертное, Неактивное должно быть нашим идеалом. Пустое? Возможно. Но это будет беспокоить, как зло, только тех, для кого пустота – нечто привлекательное.
Энтузиазм – это грубость.
Выражение энтузиазма – это, кроме всего прочего, насилие над правами нашей неискренности.
Мы не знаем, когда искренни. Возможно, никогда не бываем ими. И даже если бы мы были искренни сегодня, завтра мы смогли бы стать иными.
У меня самого нет убеждений. У меня всегда есть впечатления. Я никогда не смог бы ненавидеть землю, в которой увидел бы один возмутительный закат.
Выражать впечатления – более означает убеждать нас самих, что у нас они есть, чем иметь их на самом деле.
Все во мне рассеивается. Все моя жизнь, мои воспоминания, мое воображение и все, в него входящее, моя личность, все во мне рассеивается. Постоянно чувствую, что был другим, что чувствовал что-то другое, что думал что-то другое. То, при чем я присутствую, это некий спектакль с чужим либретто. И то, при чем я присутствую, – это я сам.
Натыкаюсь иногда в обычном беспорядке своих ящиков на бумаги, написанные мной десять лет назад, пятнадцать лет назад, может быть, еще раньше. И многие из них меня удивляют; я не узнаю себя в них. Был тот, кто их написал, и был я. Чувствую, что их писал я, но в другой жизни, от которой я пробудился сейчас, словно от какого-то чужого сна.
Часто мне попадаются мои юношеские записи – отрывки, написанные в шестнадцать лет, отрывки, написанные в двадцать. И некоторые обладают такой силой выразительности, какой я у себя не помню. Некоторые фразы в вещах, написанных в самом начале моего взросления, кажутся мне продуктом меня теперешнего, наученного годами и опытом. Понимаю в таких случаях, что я – тот же, что и был. И, ощущая мой сегодняшний значительный прогресс по сравнению с тем, чем я был, спрашиваю себя, в чем же заключается этот прогресс, если тогда я был тот же, что и сейчас.
В этом есть тайна, что умаляет мое достоинство и угнетает меня.
Еще я иногда страдаю от поразительного впечатления, будто кратко описано мое прошлое. Отлично помню, что мое сомнение, по крайней мере, относительное – по поводу языка, – началось всего немного лет назад. Я нашел в одном из ящиков стола свою старую рукопись, которая это усилила. Не могу понять с полной достоверностью моего прошлого. Как я мог продвинуться вперед в том, что уже знал? Как я узнал в себе сегодня то, что не узнавал в себе вчера? И все путается во мне в каком-то лабиринте, где я блуждаю сам в себе.
Я фантазирую, мысля, и мне ясно: то, что я пишу, я уже написал когда-то.
Боже мой, боже мой, кого я сопровождаю? Сколько их во мне? Кто я сам? Что это – тот промежуток между мною и мною?
Я снова нашел один свой отрывок, на французском, написанный пятнадцать лет назад. Я никогда не был во Франции, никогда не общался тесно с французами, следовательно, никогда не практиковался в этом языке. Сейчас я читаю по-французски столько же, сколько и прежде читал. Я сейчас старше, мое мышление приобрело бо?льшую зрелость, я вправе был ожидать прогресса. А тот мой ранний отрывок обнаруживает такое уверенное владение французским, каким я сейчас не обладаю; стиль плавный, свободный, сегодня я не смог бы так писать на этом языке; целые абзацы, законченные фразы, формы и способы выражения подчеркивают владение этим языком, которое у меня пропало, так что я и не помнил, что оно было. Как это можно объяснить? Кого я заменил в самом себе?
Я хорошо знаю, что легко построить теорию текучести жидкостей вещей и душ, понять, что мы являемся внутренним течением жизни, вообразить, что то, чем мы являемся, – это большое множество, что мы проходим мимо нас, что нас много…Но здесь нечто другое, что не является настоящим течением личности между ее собственными берегами: есть другой абсолют, чужое существо, что было моим. Если бы я потерял с возрастом воображение, эмоции, склад ума, определенный способ чувствовать – все это, пусть и заставило бы сожалеть, не удивило бы меня. Но кого я сопровождаю, когда читаю свои же записи с удивлением, будто чужие? На каком берегу нахожусь, если вижу себя в глубине?
Я опять нахожу написанные мной отрывки, которых не помню. Меня это не удивляет, но я также не помню, чтобы я вообще мог написать такое, – и это меня пугает. Некоторые фразы принадлежат другому менталитету. Словно смотрю на старый портрет: другая фигура, незнакомые черты, – но это я, несомненно я.
У меня есть мнения противоречивые, убеждения взаимоисключающие… Я так никогда не думаю, не говорю, не действую… Думает, говорит и действует за меня всегда какая-то мечта, что-то мое, во что я воплощаюсь в эту минуту. Я говорю, и говорит другой я. От моего остается только бездеятельность, пустота, некомпетентность перед всем, что является жизнью. Не знаю ни движений, ни действий, ничего реального […]
Я не научился существовать.
То, чего я хочу от себя, тотчас оказывается внутри меня.
Мне бы хотелось, чтобы чтение этой книги оставило в вас впечатление, что вы проходите через какой-то сладострастный кошмар.
То, что прежде было моральным, сегодня для нас – эстетическое… То, что было общественным, сегодня – индивидуальное…
Для чего смотреть на сумерки, если во мне тысячи разнообразных сумерек, и некоторые из них мной не являются, а если попытаться разглядеть за ними себя, являюсь ли я ими внутри себя?
Закат рассеивается в свободных облаках, разбросанных по всему небу. Отблески всех цветов, нежные отблески заполняют разнообразие высоких небес, колеблются, отсутствующие, на высотах печали. Поверх вздымающихся крыш наполовину цвет, наполовину тень, последние медленные лучи солнца, умирая, обнаруживают образцы цвета, не присущие ни им самим, ни тем предметам, на которые они налагаются. Необъятный покой – выше уровня шумного города, который тоже успокаивается. Все дышит, дальше цвета и звука, глубокими, немыми вдохами.
На пестрых домиках, что невидимы для солнца, цвета приобретают тона с примесью серого цвета. В разнообразии этих цветов – какой-то холод. Дремлет слабая тревога на мнимых холмах улиц. Дремлет и покой. И потихоньку, на самых низких облаках, отблески переходят в тень; только на том маленьком облачке, что парит белым орлом надо всем, солнце сохраняет свое смеющееся золото.
Я сам забыл все, чего ищу в жизни, чтобы потом искать. Я подобен тому, кто что-то искал бы рассеянно, уже забыв во сне, среди поисков, что же он ищет. Становится очевидным, что искомая вещь – это движения видимых рук, что ищут, копаясь, перемещая, определяя, и существуют, белые, с длинными пальцами.
Все, что у меня было, подобно этому высокому небу, разнообразному и одинаковому, лохмотьям небытия, которых касается далекий луч света, обрывкам ложной жизни, позолоченной издали смертью, с ее грустной улыбкой совершенной истины. Все, что у меня было, – да, было то, что неизвестно, где искать, сеньор – владетель вечерних болот, пустынный князь города с пустыми гробницами.
Все, чем я являюсь, или чем был, или думаю, что являюсь или был, все это теряет внезапно – в этих моих мыслях и в неожиданном исчезновении света от высокого облака – свою потаенность, свою истину, удачу, может быть, какую имело бы в чем-то, что тайно имеет жизнь. Все это, как солнце, которого не хватает, есть… все, что мне остается, и над высокими крышами, разнообразно, свет позволяет скользить своим падающим рукам, и уходит из виду в этом единении крыш тень всеобщей сущности.
Изменчивая дрожащая капля светлеет, маленькая, далеко от первой звезды.
Все проявления чувствительности, какими бы приятными они ни были, всегда – прерывание какого-то состояния, что состоит я не знаю, в чем, что является сокровенной жизнью самой этой чувствительности. Не только большие заботы, что отвлекают нас от самих себя, но даже небольшая досада расстраивает то спокойствие, которым все мы, не сознавая того, дышим.
Живем почти всегда вне нас, и сама жизнь есть постоянное рассеивание. Тем не менее, это то, к чему мы стремимся, как к центру, вокруг которого совершаем, словно планеты, эллипсы, бессмысленные и далекие.
Данный текст является ознакомительным фрагментом.
Продолжение на ЛитРесЗаслон на пути уныния и неверия
В своей авторской колонке известный поэт и писатель, профессор Литинститута имени Горького, лауреат Патриаршей литературной премии Олеся Николаева поздравляет зрителей и читателей «Царьграда» с Днём православной книги и рассуждает о важности этих книг в нашей сегодняшней жизни
Поздравляю всех с Днём православной книги! Ведь что такое православная книга? Это основа нашей национальной идентификации, содержащая этические, эстетические и духовные коды нашей ментальности и общности. Православная книга — это вся русская классическая литература: от древнерусской до лучших образцов наших дней. Это — тот геном, в котором заключён наследственный материал культуры, и по которому может быть восстановлен и воссоздан Русский мир, каким бы искажениям он ни подвергался.
Слова о главном, Возрожденная святыня
Недаром религиозный мыслитель Георгий Федотов, живший в эмиграции, узнав, что в середине тридцатых годов прошлого века в советских школах введено преподавание русской классики, признал, что не всё потеряно для России даже под игом большевистской атеистической власти.
Русская Православная Церковь в своей культурной политике не просто учитывает это, но и придаёт огромное значение. Свидетельство тому — открытие множества издательств как при монастырях, епархиях и храмах, так и «мирских», православных. Вот уже более 25 лет они выпускают художественную, богословскую, святоотеческую, вероучительную, историческую, философскую, мемуарную, публицистическую литературу, и надо признать, что тиражи этих книг превосходят таковые в издательствах светских.
Причём если в начале девяностых годов они публиковали по преимуществу авторов минувших дней, восполняя тот пробел, который образовался за годы советской власти, то последнее десятилетие отмечено писательским, а значит, и читательским «бумом»: появилось немало ярких и значительных книг наших современников. Достаточно упомянуть здесь неслыханный успех (и не только в церковной среде) книги «Несвятые святые» архимандрита (ныне епископа) Тихона (Шевкунова), пережившей многомиллионные издания и переиздания и переведённой на десятки языков. А это говорит о том, что читатели изголодались по литературе такого рода и качества.
Много лет православный литературный небосклон украшают и женщины-писательницы, создающие шедевры. Это и игуменья Феофила (Лепешинская), книги которой («Дерзай, дщерь», «Плач третьей птицы» и «Рифмуется с радостью») являются образцом художественной публицистики. Это и поэт Светлана Кекова, издавна исповедующая себя православной христианкой, получившая признание в профессиональном писательском сообществе и почитаемая им как современный классик. И Ирина Силуянова, доктор философии, специалист по медицинской этике, своим точным и убедительным пером отстаивающая православные ценности в мире современных биологических экспериментов. Впрочем, в этом небольшом по объёму тексте и не перечислить всех литературных открытий, которые совершил за последние два десятилетия читающий и любящий книгу человек.
Лауреаты Патриаршей литературной премии 2012 года Олеся Николаева и Виктор Николаев со Святейшим Патриархом Кириллом. Фото: www.patriarchia.ru
Важным событием в культурной жизни Церкви стало то, что Святейший Патриарх Московский и всея Руси Кирилл в 2012 году учредил Патриаршую литературную премию за вклад в литературу, тем самым повышая её общественный статус. Будучи несколько лет членом попечительского совета этой премии и входя в состав её экспертного совета, могу констатировать, что произошло пробуждение писательского интереса к церковным темам, идеям, проблемам, героям, а также драматическим перипетиям нашей истории. Книги, присланные на конкурс, полны историями преображения человеческой души, попытками художественными средствами разглядеть в человеке образ Божий, свидетельствами чудесного вмешательства Промысла Божьего в человеческую жизнь.
Большое внимание православной литературе уделяет и Издательский совет Русской Православной Церкви, каждый год отмечая лучшие из книг, обращая на них читательское внимание и способствуя их распространению не только на просторах нашей страны, но и за рубежом.
Православная книга, как для тех, кто её пишет, так и для тех, кто её читает, ставит заслон на пути уныния и неверия, этих мучительных недугов современного мира. Красота художественного слова несёт на себе отблеск той Красоты, которая есть одно из имён Божьих. Воздействие этого слова целительно для души, погружённой в стихии мира сего. Оно несёт в себе энергию творчества, побуждая читателя стать соучастником и сотворцом, ведь питается оно от вечного пратекста — Книги книг.
Нашли ошибку в тексте?
Выделите ее и нажмите CTRL + ENTER
Игумен Митрофан (Гудков): Помоги, Господи, не унывать
Помоги, Господи, не унывать
По Благословению митрополита Ташкентского и Среднеазиатского Владимира
У духа зла всегда одно и то же ухищрение – ввергать в уныние во время скорби, чтобы лишить нас упования на Господа.
Преподобный Макарий ЕгипетскийКто отчаивается в своём спасении, тот думает, что Бог – немилостивый и не истинный, а это страшная хула на Бога.
Святитель Тихон ЗадонскийСЛОВО СВЯЩЕННИКА
Пред чтением этой книги
Наш храм Державной иконы Божией Матери, что расположен в Чертаново, продолжил издание книг серии «Даруй, Господи, мне зрети мои прегрешения». Книги, вошедшие в неё, задуманы в помощь прихожанам, готовящимся к исповеданию грехов перед Причастием.
Уныние – великая опасность, подстерегающая каждого христианина на пути его следования за Христом. Святитель Иоанн Златоуст так характеризует роль этой страсти в жизни людей:
«Чрезмерное уныние вреднее всякого демонского воздействия, потому что и демоны, если в ком властвуют, то властвуют через уныние, а если уничтожишь уныние, то и от демонов не потерпишь никакого вреда».
В нашем мире причин, приводящих современного человека под власть этой губительной страсти – множество.
…Мы мчимся в круговерти внешней жизни: дом – дела – работа – планы – отчеты – заказы – финансы… и в этой постоянной суете теряем сам смысл своей жизни смысл, дающий основу всему. В этом множестве дел мы все меньше и меньше становимся способными ответить на вопрос – РАДИ ЧЕГО все это делаем. А бесцельное делание является, по преподобному Исааку Сирину, одной из причин уныния.
…Мы загружены так, что не хватает времени и сил на то, чтобы внимательно взглянуть в глаза родным и близким, чтобы отдохнуть, чтобы сосредоточенно помолиться… А небрежение о должном, о том, что дает нам истинную жизнь – о молитве, таинствах, внимании к себе, предстоянии Богу – являются матерью и уныния, и малодушия.
…Трудиться! Трудиться… 8… 10… 15 часов в сутки! Трудиться, чтобы успеть, устоять, догнать и перегнать, стать первым… А уже если молиться – то как можно больше! К обычному ежедневному правилу сами добавим кафизму-другую, несколько акафистов и канонов, молитвы любимым святым, Богородичное правило и пяточисленные молитвы, пятисотницу, земных поклонов побольше… А преподобный Амвросий Оптинский нас предупреждает – уныние бывает и от тщеславия, и от непосильного рвения.
В нашей Православной Церкви, в жизни многих ее святых подвижников накоплен огромный и бесценный опыт людей, которые, с помощью Божией, нашли пути победы над этой страстью. Каждый человек, действительно желающий избавиться от этой страсти, может найти в творениях святых отцов те советы, которые в наибольшей степени соответствуют его устроению души и тому диавольскому проявлению уныния, которое характерно именно для него.
Важно помнить, что в основе борьбы с унынием лежит упование на Бога и самопонуждение. Упование и доверие к Нему, к Его Любви, Благости, Всеведению, к Его слову и спасающему Промыслу о каждом из нас. Доверие к слову Его и к опыту жизни тех людей, которые преодолели тяжелейшее испытание унынием и этим стяжали нетленные венцы. Не забудем совет святого Тихона Задонского, долго боровшегося против этой страсти и победившего ее. Святитель писал: «Весьма спасительно действуют и отрезвляют душу, впавшую в уныние, слова Псалмопевца: «Уповай на Господа, мужайся, и да крепится сердце твое, и уповай на Господа» (Пс. 26, 14)».
А теперь обратимся к опыту борьбы с унынием тех, кто реально может научить нас, как победить эту страсть. Пусть говорят подвижники и святые…
Клирик храма Державной иконы Божией Матери в Чертаново иерейВиктор ГУСЕВЧТО ЕСТЬ УНЫНИЕ
Грех уныния происходит от чрезмерной занятости собой, своими переживаниями, неудачами, и как результат – угасание любви к окружающим, равнодушие к чужим страданиям, неумение радоваться чужим радостям, зарождение зависти. Основа и корень нашей духовной жизни – любовь ко Христу – жить следует мыслью о Нём, а не о своих мелких суетных удачах и неудачах…
Архимандрит Лазарь «О тайных недугах души»Молитва святого Ефрема Сирина
Читать дальшеУныние — болезнь века | Телеканал «СПАС»
Полный текст программы
Прот. Андрей Ткачев: Братья и сестры, здравствуйте! Мы будем говорить сегодня о болезни нашего времени —об унынии или, в его светском таком переформатировании, о тоске, печали, безнадеге, то, что охватывает цивилизованного человека на всех широтах, на всех континентах.
Ну, и, как всегда, будем говорить с молодежью, с людьми, которые только начинают жить, но уже вполне, в общем-то, ответственны по части всех вопросов болезненных нашей жизни, нашей эпохи. Здравствуйте, друзья!
Я ничего нового не выдумываю, когда говорю о том, что современный мир — это мир унывающий, мир тоскующий, и обратной стороной этой тоски является шум нашей цивилизации. Мы очень шумно живем именно потому, что мы сильно тоскуем, орем, шумим, кричим. Это все всего-навсего как бы попытка заглушить тот голос тоски, и неудовлетворенности, и бессмыслицы, которая пожирает изнутри, ну, если не всякого, то почти каждого второго человека.
И мне бы хотелось об этом поговорить с вами, потому что мы живем с вами в одно время, на одной планете. Вот. Нам дальше жить еще немножко вместе. Что вы думаете об этом, и как с этим лечиться? Как вы сами это чувствуете? Может, я просто придумываю? Может быть, у вас этого нету?
Вопрос: Меня зовут Ольга. Я учусь в Академии музыки имени Гнесиных. Сама из Крыма, города Керчи. Скажите, пожалуйста, как побороть уныние, если я понимаю, что мне нужно было бы уже научиться вчера, что я должна двигаться семимильными шагами вперед, со скоростью гепарда, а Господь все время отбрасывает назад, и каждая неудача воспринимается как конец света? И это черное уныние настолько поглощает, и я не могу из него выбраться. Я просто несусь вниз и не могу остановиться.
Прот. Андрей Ткачев: Мне кажется, что Вы тронули такую тему, которая касается не только пения или музыки, которая касается, например, спорта, балета, там. Приводишь девочку в 7 лет, например, на балет, там, или на гимнастику, говорят: «Она уже старая», — да, то есть нужно привести в 4, например, там. Приводишь, там, кого-нибудь еще, там, куда-то, говорят: «Да ну, уже поздно как бы».
Современная жизнь, вот эта профессиональная жизнь затачивает человека на гиперуспех, рекрутирует человека в самых сопливых годах. То есть буквально 3, 4, 5 лет — тебя уже ставят, как в армию, как в строй, и выжимают из тебя все соки, надеясь, что ты выхлопнешь как бы, как какой-то гений, там, молодой.
Но все не могут быть Улановыми как бы, и Гагариными, и кем-то еще. Поэтому как бы в тираж уходят как бы огромные массы людей, на которых ставили как на будущих гениев, а гений будет только один. Вот. А эта вся масса людей как бы обречены как бы на какое-то покусывание локтей, на питье горькой, что ли.
Как много людей, не ставших гениями, там, в спорте, например, том же, да, поспивались, потому что вот они вроде давали все показатели, а потом, ну, не хватило микрона какого. Там же счет идет на тысячные доли секунды в спорте современном.
И у Вас то же самое. То есть, чтобы от этой беды избавиться, слушайте, давайте просто попробуем мозги свои перепрошить. Ну, кто Вам сказал, что Вы обязательно должны покорить все сцены мира, например, там, Ла Скала, например Метрополитен-опера, там, и все так далее?
Вопрос: А вот дело как раз не в том. У меня даже нет мысли попасть в какой-то театр. Я хочу реализовать талант. Я чувствую, что на мне лежит плита.
Прот. Андрей Ткачев: Миссия. Плита? А, плита.
Вопрос: И я с этой плитой мучаюсь. Я ее сбросить пыталась уже много раз. У меня просто не получается. Я чувствую, что какой-то долг. Вы понимаете, о чем я говорю?
Прот. Андрей Ткачев: Да, я Вас хорошо понимаю. Одна из притч Соломона говорит так, что коня готовят на день боя, но победа дается от Господа. То есть все Ваши, там, сольфеджио, там, просыпания с утра, там, обматывания шеи шарфом в зимний период, чтоб не застудить свои связки, значит, все Ваши попытки молчать, чтобы, там, сохранить себя для, там, сцены, — ну, это все хорошо, пусть будет как бы.
То есть Вы должны пахать, как галерник, как прикованный к веслу как бы галерный раб. Вот. Но это все равно не дает шансов надеяться на то, что Вы выстрелите так, что все… все удивятся. То есть Вы должны быть готовы к поражению.
Ну, выигрывать мы все умеем. Кстати говоря, не все. Вот достойно выигрывающих людей тоже очень немного. И надо уметь достойно побеждать, но это как бы легче вроде бы. А, но нужно уметь еще и проигрывать.
Реализация внутреннего потенциала как бы — это одно, а признание Вас как человека, реализовавшего свой потенциал, — это другое. Поэтому Вы свою часть работы сделаете. А уже будут ли лететь к Вашим ногам, там, значит, букеты цветов с криками «Бис»! Бис!», там, «Браво!», значит, это уже вопрос как бы второй. Может быть, Вы будете счастливы оттого, что они к Вам не полетят.
Но, если Вы хотите грязного успеха, то побольше скандалов, да? То есть люди прощупали такую тему как бы, значит, кто, там, перестал красиво танцевать, тот… тот больше… много скандалит, вот, чтоб про него не… не забывали говорить как бы. Но мы ж понимаем, что это грязное занятие.
Вообще творческий человек, конечно, он более склонен к этим вот синусоидам таким, глубоким падениям таким. И поэтому, когда возникнет вопрос, например, сыночка, например, отдавать в художники или отдавать его в слесаря, то лучше в слесаря, потому что там не будет той глубокой синусоиды как бы, там не будет этих взлетов как бы. Такая биеннале, например, потом, там, запой, например, там, потом опять, там, признание, потом творческий обрыв такой. Вот.
Если вам жалко человека, значит, то отдайте его на простую рабочую профессию, там будет более-менее ровно. А все эти вот эти скачки и качки эти внутренние как бы — они будут касаться только духовных сфер. Потому что то, чем Вы занимаетесь, — это не духовное занятие.
У нас есть много ошибок по этой части. Например, я много раз сам слышал на репетициях… Был такой период времени, когда я работал монтажником сцены в театре. Я ради прикола ходил на репетиции, вот, и там, значит, на полном серьезе режиссер объяснял своим, так сказать, актерам, что: «Мы с вами в храме. Это храм искусства».
Вы же все в храме, понимаете? То есть, кроме храма Божия, как бы еще куча храмов, и там всем этим балетным, понимаешь, там, значит, и пистолетным, всем объясняют, что они все в храме. У нас храмов развелось как бы, мама дорогая.
«Давайте будем вести себя, как в храме», — такой, значит, и они все там из себя жилы выжимают, как в храме себя ведут как бы. Ну, какой храм? Ну, извините. Это, конечно, храм очень специфический: разогретые страсти, зависть, подсиживание, зеленая злоба на того, кто уже успел, а ты еще опоздал. Конечно, это никакой не храм, вот.
И творческие люди, конечно, страдают от этого всего, потому что сама атмосфера творчества — она часто бывает очень нездоровой. Поэтому я бы просил Вас быть, так сказать, как в песне Пахмутовой поется, значит, «надо быть спокойным и упрямым».
Какая-то большая певица приехала однажды в свое село, из которого вышла, вот, и ее бабы спросили, говорят: «Ну, а чем ты сейчас занимаешься?» Она говорит: «Я пою». Говорят: «Слушай, да поем мы все. А чем ты занимаешься?»
Ну, раньше все пели, понимаете, раньше все везде пели. Вот бабы жали, значит, пшеницу — пели, дите качали — пели, пряли зимними вечерами — пели. Пели в горе, пели… Вот мы сейчас петь перестали. Поют только вот специалисты, значит, вот, и поют как бы специфично. Мы все поем…
Вопрос: Когда поешь, еще соседи стучат очень сильно в стену.
Прот. Андрей Ткачев: Да-да-да-да. Ну, это понятно. В самых главных вещах люди тождественны. Они ведь рождаются и умирают одинаково. Диплом об окончании Щукинского или Гнесинского, там, училища — он не поможет в самый важный момент.
То есть надо быть человеком, независимо от того, чем ты занимаешься, и вот тогда уменьшается градус страданий. То есть Вы не будете, значит, приковывать к себе, там, внимание всех фотокамер мира, и не надо Вам это. Вы должны хорошо сделать свою работу и полученный талант реализовать в возможных рамках как бы.
Если Бог двери закроет, Вы их не откроете. А если Он их Вам откроет как бы, тогда, значит, Вы не имеете права в них не войти. Поэтому будьте спокойны как бы. Займитесь только тем, чтобы талант свой реализовать в максимально возможных степенях, вот, а остальное все как бы от Него. Он, кого сильно не любит, тому дает успех, потому что успех ломает человека больше, чем горе. Поэтому здесь все от Него.
И творческие люди так же молятся сильно Богу, многие из них, как люди, например, там, воюющие на войне, потому что и те, и те знают, что такое опасность, что такое ошибка, какова цена ошибки, там, и так далее. Как верующий человек, понизьте градус переживаний как бы. Все равно умрете, в принципе, да? Если… если Вас это утешает…
Вопрос: Попоем на небесах, да.
Прот. Андрей Ткачев: Да-да-да-да-да. Да. Если Вас это утешит как бы, то имейте в виду, что мы все равно умрем. Вот. Известными или неизвестными — все равно умрем. Вот. И это хорошо, кстати. Это сразу сбивает бантики с человека, значит. С этой коровы на свадьбе, значит, бантики все сбиты как бы, бум-бум-бум-бум. Все. Все. Как бы, значит, и чего теперь так дергаться? Ну, чего?
Кобзон помер, например, Царство ему Небесное, а вспоминают про него не то, что он пел, и пел долго, и много, и хорошо, а то, что он пел в Чернобыле, в Афганистане, в Чечне, и то, что на Дубровку, например, он зашел туда и вывел оттуда маленькую маму с детьми как бы и с боевиками лично лицом к лицу разговаривал.
То есть вспоминают не голос и не количество песен, пропетых со сцены, а вспоминают какие-то человеческие шаги, какие-то, выделяющие его из общей массы как бы, значит, людей, которые… тому не надо, тот струсил. Вспоминаются эти вещи, понимаете? А пел он, там, или играл как бы, значит, или плясал, там, или по шайбе бил клюшкой — это уже второй вопрос. Поэтому вот важно быть человеком, и тогда, собственно, и умирать будет не страшно.
Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей!
Прот. Андрей Ткачев: Здравствуйте!
Вопрос: Меня зовут Ксюша. Я из города Москвы. И у меня такой вопрос. Каждый раз, когда Господь нам посылает какую-то жизненную трудность, нами овладевает уныние, мы не понимаем, как бороться. Я понимаю, что каждая трудность — она послана во благо нашей души. Вот у меня вопрос, как бороться с унынием, может быть, как его предотвратить, как найти в себе силы, и с какой мыслью мы должны жить, чтобы бороться с унынием?
Прот. Андрей Ткачев: Спасибо, Ксюша. Я думаю вот что, что уныние овладевает человеком, у которого есть свободное время. Не всякая беда рождает уныние. Например, когда пожар, это реальная беда, но унывать времени нет. Тогда все бегают, суетятся, значит, кто-то воду льет, кто-то, значит, детей выносит.
То есть не всякая беда рождает уныние. Уныние касается не бед. Вот автомобильная катастрофа — когда тут унывать? Тут нужно, значит, пилить машину на части, вынимать поломанного водителя, скажем, да, там, или еще что-нибудь такое.
То есть, есть беды, которые рождают активность, потому что нужно спасаться. А уныние — это специфическое состояние души, которое рождается у души человеческой, да, когда есть беда и есть время потосковать.
Вот у меня, там, неприятность, я вот сейчас сяду, значит, и буду… Как Бунин писал, там: «Затоплю я камин, буду пить… Хорошо бы собаку купить». Уныние, по сути, это душевная болезнь, которой добровольно подвергает себя человек, попавший в неприятную для него, как ему кажется, ситуацию, когда у него есть время еще.
Когда происходит то или иное, как евреи говорят, хорошо быть таким умным, как жена потом. Знаете, когда… когда беда пришла, потом беда ушла, а жена говорит, например: «Нужно было вот делать так, так, так». И правильно говорит, но потом.
Вот быть бы так… быть бы таким умным, как жена потом, потому что она все тебе правильно расскажет, но с опозданием на пару дней. Вот. Прекрасно. Вот бы такую мудрость иметь заранее. Вот. Так что, я думаю, что уныние — это, по большей части, наши фантазии. То есть реальные беды делают человека сильнее.
Ну… Ну, нельзя без неприятностей, ну, не хочется их, но без них как бы до конца совсем уж… совсем уж без них нельзя. И согласимся с Ницше, который сказал, что: «То, что меня не убило, то меня сделало сильнее». Вот. Но то, что мы называем унынием, это от самомнения, от самолюбия, от избыточной информации, от завышенных требований к миру и к себе, от избытка свободного времени просто.
Потому что когда, допустим, там, бедные женщины отправляли на фронт одного мужа, там, и пятерых сыновей и оставались сами, значит, с курями и свиньями в своих огородах, вот, то они работали, чтобы не умереть от тоски. И общий голос человечества говорит, что, когда работаешь, тогда нет места унынию, не потому, что только просто работу любишь. Потому, что спасаешь душу от этих ужасных мыслей.
Когда руки работают, чуть полегче голове. А вот мы почему и страдаем с вами, потому что мы слишком много думаем о себе, потому что мы себя ужасно любим, потому что мы убеждены в своей уникальности. Ну, конечно, мы уникальны, ну, конечно. И об этом говорит даже дактилоскопия, там, рисунок на нашем пальце — он не повторяется.
Но нам как-то так… нам преподали эту информацию с таким закосом на гордость как бы, чтоб мы себя сильно любили, там, и были уверены, что вот теперь, понимаешь, вот теперь такой я, весь такой уникальный, там, или уникальная такая.
Нас раскормили ложными мыслями, оттого мы, собственно, и унываем. При мне однажды спорили два мужика между собой в курилке, и один другому говорил: «Я не такой, как ты, я лучше тебя», — бывают такие чудные споры. И они работали оба грузчиками, и я вместе с ними, но один из них, значит, имел два высших образования, там, жену, которая от него ушла, там, и ребенка на с… на стороне, а второй такой был пацан, который жизнь начинал как бы.
И тот первый как бы доказывал ему, что он как бы… что он круче как бы, потому что у него было то в жизни, это в жизни, и у него ребенок есть, и он уже в браке побывал, и, типа, говорит, я, мол, лучше тебя. А тот второй был не промах и говорит: «Ты что, — говорит, — в гроб… в гроб не влезешь? В гроб ты влезешь?» Тот говорит: «Влезу». Говорит: «Ну, значит, ты одинаковый со мной, такой же, как и я».
То есть вот сумел сказать как бы, понизил планку разговора как бы, потому что, да, конечно, мы разные, но нам внушили мамы… Мамы с папами, может, внушили нам. С детства, значит, ставят на табуретку, там, Колю маленького, там, и говорят: «Коля, прочитай стишок». Коля читает, там, значит, такое: «Во саду ли, в огороде бегала собачка», — там, трали-вали.
Все: «Ай-ай-ай», — Коле хлопают, Коля кланяется. И Коля с детства привык, значит, что он — пуп земли, но ему будет плохо жить на свете. Сказали: «Коля, пшел вон отсюда, — подзатыльник ему, говорят, — иди, неси тарелку свежую, гости новые пришли». И этому Коле будет легче жить на свете. Ну, может быть, не так круто, конечно, как я нарисовал, но как-то так поменьше вот этой влюбленности в себя, понимаете?
Нас заставили полюбить себя. В этом мире нет справедливости, потому что я такой уникальный как бы, но меня не замечают. Да, мы нормальные герои очень маленького роста, мы бы всех их победили, только нас не замечают. Понимаете? Поэтому, если меньше думать о себе…
А как получится меньше думать о себе — это уже вопрос к вам, кстати. Как вот меньше думать о себе, чтоб меньше страдать, чтоб меньше страдать на голом месте, на пустом месте?
Смотришь, идет человек, например, а на нем лица нет. Он весь такой… вот такой вот весь. Спроси его: «У тебя кто-то умер?» Говорит: «Нет». — «Значит, тебя с квартиры выгоняют, ночевать негде?» — «Нет». — «У тебя что вообще там такое?» Не… А у него какая-то чушь какая-то, ну, чушь какая-то, ну, типа, там: «Я стих выучил — меня не спросили», — например.
«И все? И все, что ли?» Говорит: «Ну, да, там, все. Для вас это «все», а для меня трагедия». То есть вот, может быть, как-то попробовать научиться как бы попроще на это все смотреть? Вот я предлагаю вам такую мысль, такую — меньше думать о себе. Но о ком тогда думать, интересно? Вот это вопрос интересный.
Вопрос: Меня зовут Олег. Я доктор. Вот. И хотел поделиться своим опытом практическим, как вот можно с унынием бороться. Бывает, заходишь, там, Инстаграм смотришь — люди красиво живут, хорошая жизнь, там,VIP, лакшери, и думаешь: «А почему у меня этого нет?» — вот унываешь, да?
Прот. Андрей Ткачев: Точно, точно. Вы прямо… прямо про меня сказали.
Вопрос: А потом, получается, когда в больнице ты заходишь к людям, они не могут ничего. То есть они парализованы, могут двигать только глазами, и ты должен их кормить, то с ложечки, то со шприца, через зонд, который в носу проходит.
Прот. Андрей Ткачев: Ужасно.
Вопрос: И когда ты там день, там, или, там, неделю пробудешь, ты возвращаешься домой, выходишь на улицу, видишь это солнце, говоришь: «Господи, да я самый счастливый человек на свете. У меня есть руки, ноги, я могу ходить, я могу сам чашку брать и пить». Это большое благо. И просто думаешь, что вот как сделать человека счастливым? Нужно отобрать все и дать половину, вот, что человек ценит только тогда, когда теряет.
Прот. Андрей Ткачев: Ты знаешь, что? Может быть, не нужно ничего отбирать. Я помню, когда молодым священником мы ездили в тюрьму постоя… регулярно, в две тюрьмы, вернее, даже. Несколько лет, там, чуть ли не каждое воскресенье, я был в одной или другой тюрьме.
И, да, я помню это чувство счастья. Когда у меня не было личной машины еще очень долго, я выходил оттуда, значит, с чемоданчиком требным, садился в троллейбус, ехал домой, я был абсолютно счастливым человеком, что я вот в троллейбусе, на свободу вышел. А там эти все… там эти все клетки, паспортный режим, там. Ты выходишь на свободу с чистой совестью, ты искренно радуешься, что ты не остался там, да.
Поэтому не нужно отбирать ничего. Нужно просто человеку впустить в сознание варианты возможной жизни, чтобы он переоценил свою жизнь с точки зрения другой жизни. И больница в этом смысле — это великий опыт сострадания, помощи и благодарности за то, что ты… Ну, к счастью, ты можешь кому-то помочь и не нуждаешься пока что в помощи себе.
Это же ужасно смиряет человека, когда из-под тебя выносят судно, извините меня. Но это такой опыт смирения как бы, значит, для человека с завышенными потребностями и с завышенной само… самооценкой как бы, вот лечь вдруг вот так вот бревном на кровать. Ну, это можно чокнуться, между прочим.
Надо в эту сторону жизни тоже смотреть, причем заранее и с молодых лет, не тогда, когда сам ляжешь. А пока ты еще бегаешь бодрячком как бы, ты должен подумать о том, что вот есть такая жизнь еще на свете. Вот. Поэтому, да, правда. Поэтому доктора такие умно-грустные такие. Они, конечно, веселые тоже, потому что они знают жизнь с изнанки.
Вопрос: Здравствуйте, батюшка. Меня зовут Алексей. Я приехал из подмосковного Егорьевска. У меня такой вопрос просто. Вот если встречается человек, например, да, вот унылый, ну, мне приходилось общаться с такими людьми, которые вот унывают, и у них и жизнь не мила.
И думаешь, а как вот можно развеселить этого человека? Например, есть ли какие-нибудь такие способы, например шутка какая-нибудь, там, что-нибудь, ну, чтобы ему как-то… ему хорошо и мне хорошо, и, в общем… Не вот, там, просто встретился с ним, там, ну, и отполз, а вот чтобы вот как-то вот помочь ему. Как вот?
Прот. Андрей Ткачев: Вы знаете, я понимаю, что много зависит как бы от этой некоей душевной конституции человека, потому что есть люди, склонные к меланхолии, да? Вот есть же такая традиционная комедия масок итальянская, там обязательно есть Пьеро. Это грустный человек. То есть вот это вот то, что потом Толстой, там, превратил в Буратино.
У них изначально там есть, там, Пульчинелла, там, какой-нибудь весельчак, там, есть какой-нибудь, там, Бригелла, там, какой-нибудь, там. Вот там Пьеро обязательно есть, это такой грустный… У него… сразу слезки рисуются ему, такая комедия масок.
То есть, есть люди всю жизнь грустные. Вот. Ну, они по-своему как бы могут даже и смеяться, так, сквозь слезы. Вот. Ну, что ж, наверное, мы не все исцелим в этой жизни, и кто-нибудь останется грустным навсегда, потому что у него такая душевная конституция.
Даже говорят так, что кто по характеру грустен, он, даже достигая святости, будет грустным святым, кто по характеру своему весел, он, даже достигая святости, будет веселым святым. Святые же очень разные. Есть очень веселые святые, балагуры, шутники. Есть очень меланхоличные святые, такие удаляющиеся от людей, такие любящие одиночество, такие.
Есть компанейские люди, например, вот как Амвросий Оптинский, например. Он был шутник, весельчак. Уж как его Бог ни смирял как бы. У него все болело, то есть любые сантиметры тела возьмите — у него там все болело, и внутри, и снаружи все болело, а он все равно пытался веселиться, балагурил такой.
«Все, — говорит, — на юру живу, — говорит, — вот живу среди людей». Постоянно шутка, прибаутка, значит, такое как бы. Но он был такой по натуре, такой веселый святой, понимаете? Поэтому, вот если мы себя узнаем, какие мы, нам не нужно себя насиловать, то есть превращать себя, скажем, там, из… из Артемона, например, там, превращать себя в Мальвину как бы. Не нужно.
Лучше быть самим собой. И даже в святости сохраняются некие черты характера. Это интересная вещь. Так что грусть сама по себе — она не предосудительна, если она никому не мешает и не лишает человека творчества.
Вот ты грустишь и опускаешь руки — это плохо. А когда тебе, значит, на меланхоличной волне, например, хочется сесть за рояль — это хорошо. Понимаете? То есть нужно оставаться самим собой как бы, только использовать свои характерные черты как бы вот в полезное русло.
Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Наталья. Воспитываю на данный момент двух детишек.
Прот. Андрей Ткачев: Скучать точно некогда.
Вопрос: Нет. Даже в интернете некогда сидеть.
Прот. Андрей Ткачев: Прекрасно.
Вопрос: Вот у меня вопрос такой. Вот Вы сказали, что с унынием можно бороться, например, походом в больницу…
Прот. Андрей Ткачев: Да.
Вопрос: И так далее. Но на практике происходит все по-другому. Люди стараются искать в весельях решение проблемы уныния.
Прот. Андрей Ткачев: Ну, да.
Вопрос: Например, походом в кинотеатр, пошопиться сходить. Но это вот одномоментно как-то происходит, потом опять в уныние впадаешь. В настоящее время человек не становится счастливее при наличии всех тех благ, которые сейчас существуют, и интернет, и, куда хочешь, можно поехать. Человек не стал счастливее.
Прот. Андрей Ткачев: Не стал.
Вопрос: Он стал еще более несчастным.
Прот. Андрей Ткачев: Если бы у меня было достаточно денег для этого фокуса, и мне бы это разрешили, я бы вообще такие бы баннеры повесил бы с надписью примерно такой, что: «Там, где ты ищешь счастье, там его нет».
Но об этом же нужно сказать человеку. Он же сам этого не поймет. Он просто будет думать — у меня нет как бы, значит, но у других, наверное, есть, видимо, я какой-то неправильный. А нет, на самом деле, его там в принципе нет.
И вот люди, которые пытаются шопиться, как Вы говорите, значит, там, куда-то ездить, понимаешь, там, что… шуметь, хулиганить как бы, думают, что там это все живет. А потом они находят как бы некий обман такой — да нет, нет там ничего.
Но они, наверное, думают, что это, видимо, я не такой, остальным же ведь весело как бы. Вон, гляньте на рекламу, например, там, «Едьте в Эмираты» как бы, и все такие — 32 зуба как бы, и все сияют как бы. То есть нас почему-то обманули. То есть, кто обманул теперь? Кто нас настроил на то, что в жизни должна быть куча счастья, и она где-то есть, эта куча? Это мегаобман.
Вот почему в армии полезно побывать молодому человеку? Потому что он начинает получать удовольствие от простых вещей, которые он никогда не ценил на гражданке. Вот поспать лишний час — оказывается, такое наслаждение. А кусок хлеба, значит, заныкать в карман с куском сахара, потому что он никогда не ел на гражданке вообще хлеб с сахаром. Разве это можно есть отдельно от всего остального? Оказывается, можно, и вкусно, между прочим. Вот.
И чтобы тебя не трогали хотя бы час в сутки, например, да, чтоб дали тебе час свободного… Час свободного времени — это же так много, оказывается. И когда ноги сухие, например, там, и когда одеяло теплое. Это все надо замечать.
Так что человеку современному хорошо живется, но он, такой паразит неблагодарный, все пытается испортить своим кислым видом как бы и завышенными желаниями своими. Вот самое примитивное занятие, по-моему, это шопинг вообще. Это… Это какое-то клеймо на лбу. И люди, которые пытаются найти счастье в этом занятии как бы, они весьма согрешают. Вот эти бы деньги да в другое бы русло, и вот там было бы счастье.
Позвольте вам рассказать одну историю. Жил-был один человек, получивший от своих родителей покойных огромное состояние. Дело было в XIXвеке, накануне революции. Там, пьянки, гулянки, цыгане, гитары, значит, там, бабы, там, и все остальное — это все у него было вот так вот, значит, потому что денег было много, и никакого контроля.
И он дошел до великой тоски и до прочно засевшей в сознании мысли о самоубийстве. И он шел стре… Он только думал, как ему закончить свою жизнь — стреляться или в Неву бросаться? Дело было в Петербурге.
И увидал он на углу, там, одной из петербургских улиц бедно одетую женщину с маленьким ребенком, такая прямо вот Катерина Ивановна из «Преступления и наказания». Лежала шляпа, там, с жалкими копейками, там, они собирали. Дрожали все на этом петербургском ветру холодным осенним вечером, значит, такое.
Ему их жалко стало, и он бросает им туда большую сумму денег, туда. В руки дал, там, или, там, в шляпу бросил. И вдруг, вдруг этот собравшийся повеситься или застрелиться человек ощущает в своей душе огромный прилив неподдельной, настоящей, ничем снаружи не вызванной радости. Ему хорошо вдруг стало, настолько хорошо, что он говорит им: «Никуда не уходите, я сейчас вернусь».
Он бежит домой, берет огромнейшие деньги, которых хватило и этой женщине, и ее ребенку, и их будущим внукам, и дает им эти деньги и испытывает еще больший прилив счастья. И начинает раздавать свои бешеные бабки, доставшиеся ему просто так, от папы покойного, разным самым людям, пока все не раздал.
А потом его стопы привели на Афон в Пантелеимонов монастырь, где он закончил жизнь монахом. А застрелился бы человек. А вот нет, вот дал — и воскрес. И таких конкретных случаев в жизни очень много.
Вот этих шопельщиков этих всех за хивру вот так вот, куда-нибудь, там, где слезки льются, там, где денег нет на элементарное. Вот туда бы эти деньги, не для того, чтоб покупать восьмой плащ, когда уже семь висит в шкафу, значит, там, и еще одно кольцо, там, и еще одно, там, что-нибудь туда, еще одну шляпку, значит, с перьями, там, еще одни, там, туфли, там, на таком-то каблуке.
Сколько можно шмотья этого паршивого набирать на свою… У тебя же… У тебя же две ноги, а не пятьсот, ты же не сороконожка. Сколько тебе нужно сапог, туфель? Сколько тебе, зараза, надо этого всего на себя понатягивать, значит, такое? Зачем у тебя шкафы ломятся?
Потрать ты эти деньги на бедных людей, их же так много. Ну, не давай, кому попало, ладно, найди, кому надо. Ведь можно же найти. Ведь самые те, кому надо, они же не просят. Они сели, как мышки, в угол и умирать готовятся, потому что им стыдно просить, но им очень надо.
Ну, найди ж ты их, зараза! Сколько можно шопиться, понимаешь? Они в Милан полетели, чтоб шмотья накупить как бы, значит, и летят из Милана, понимаешь, такой, вот с такими сумками, как… как рабы, груженные хламом, понимаете, летят эти богачи. У них эти ногти ломаются, понимаете, от этих сумок.
Что, там больше нечего посмотреть, в Милане? Да там же столько инте… Там гвоздь, который в Плоти Господней был забит, этот гвоздик там, в миланском Дуомо, там есть на почетном месте. Там хоть посмотри на орудия страдания любимого Господа.
Да какой любимый Господь для этих баранов? Им только бы бабки сплавить, значит, и шмотьем затариться как бы так. Я летал много раз в самолетах с этими… с этими чудовищами. Это чудовища! Они все святое превращают в тряпки, шмотки, в жрачку, значит, такое, и фотографируют то, что жрут, понимаешь, и рассылают по всему миру в Инстаграме.
Это что такое, слушайте? Разве можно быть счастливым такому идиоту? Ну, конечно, нет. Конечно, он потом повеситься захочет. А деньги-то лишние есть, и время есть полететь, прилететь как бы, купить, затариться, значит, такое, там, напаковаться, значит, такое, там, залиться, значит, там, какими-то этими винами-шампанскими. Есть время и деньги как бы, ну, так тратьте их на что-нибудь хорошее.
Кстати говоря, они же и кричат на всех перекрестках, что жизнь плохая. Вот. Они же, вот эти же чудовища, они же и говорят, что жизнь невыносимая, Путин достал, власть ужасная, денег нету, из Рашки пора валить. Вот эти же чудовища — они же это и говорят: страна грязная, люди злые, мы нищие. Вот эти же чудовища это и делают. Вы когда-нибудь замечали этот парадокс?
Вот так оно и происходит, друзья мои. Нельзя жить просто так. Надо жить для чего-то. Это же элементарная вещь. Надо жить для чего-то, еще лучше — для кого-то, и еще лучше, когда не кого-то, а для Него, для Тебя хочу жить, Тебе…
Вот мои ручки, возьми их. Куда тебе мои ручки пригодятся? Вот мои ножки. Куда идти? Благослови, я пойду. Вот мои глазки, вот мой язык, значит, вот… вот мои ушки, вот мои мозги, вот мое сердце, значит, вот у меня деньги в кармане. Все мое — Твое. Вот скажи, куда пойти, я пойду и сделаю как бы. Для Него ж нужно жить в конце концов. Ну, да.
А как иначе? А иначе что? Иначе уныние — жизнь не удалась, все ужасно, пора валить. Куда валить? Там, где рай. А где рай? Ну, конечно, там, где нас нет. Там есть рай? Нет там рая, поверьте, я там был. Там рая нету, нету. Я специально искал, думаю, может, там рай есть. Да нет. Все обнюхал — не нашел. Нету.
Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Надежда. Я специалист в области государственных закупок. У меня такой…
Прот. Андрей Ткачев: Прекрасно. Вообще я такое… Первый раз вижу такого серьезного человека на наших собраниях. Ну, это… это хорошо. Спасибо, это… Это респект, на самом деле, без шуток. Это… Это приятно, да.
Вопрос: Как Вы считаете, порождает ли уныние и депрессия болезни не только душевные, но и физические?
Прот. Андрей Ткачев: Дело в том, что человек — психофизическое существо, душевно-телесное существо, и все, что происходит в духе, отражается на теле. Наоборот, то, что происходит в теле, отражается на дух.
Я просто-напросто уверен в этом, во время тоски, депрессии, там, значит, вот этого упадка сил, упадка жизненной энергии у человека даже, по-моему, даже кровь медленнее течет. Она такая становится, какая-то тягучая и медленная, и холодная какая-то.
Самое маленькое дело, там, типа, там, причесаться или почистить зубы превращается в подвиг. То есть человеку физически тяжело какую-то эмоцию состроить. Например, тебе говорят «здравствуйте», тебе говорят на улице, а ты даже улыбнуться не можешь в ответ. Тебе тяжело привести в движение мимические мышцы, потому что душа подавлена.
Например, у голодных людей — у них лица такие коровьи, такие… такие… Такой был доктор Ухтомский, физиолог такой, он в Петербурге блокадном был. И он говорил, что организм наш так интересно устроен, у него есть своя логика, своя, так сказать, модель поведения. И если, например, не хватает пищи организму, организм сам выключает некоторые группы мышц, чтобы энергию отключенных от питания мышц направить на работу сердца, печени, почек и легких.
Поэтому голодный человек — он такой, такой вот, не потому, что в нем угасла эмоциональная сфера. Она не угасла, сердце все чувствует, но на лицо ничего не… не пока… Вот так же бывает и у человека в унынии. У него отключаются мимические мышцы. Он… он как бы такой, как говорят, как в воду опущенный такой, да, такой.
Конечно, нет ничего в духе, что бы не отразилось на физике. Древние доктора — они как-то пытались смотреть на человека комплексно. И если у человека болит, например, ухо, не факт, что они ухо бы ему лечили.
Они пытались понять, почему ухо болит. Вдруг оно болит, потому что у него, например, там, печень плохая. И они лечили печень, потом, глядишь, и ухо заработало. Ну, как пример. Кроме того, они пытались понять, какие грехи на что влияют. И оказалось, что от жадности глаза болят, например, ну, потому что они завидущие.
Сегодня мы так не лечим никого. Нам даже стыдно будет так сказать. Придет человек к офтальмологу, говорит: «Что-то у меня зрение понизилось». — «Да Вы, наверное, жадный, батенька». Этот будет оскорблен, он на тебя в суд подаст. То есть так нельзя лечить людей, а раньше так лечили. Вот.
И говорили, там, слушай, говорили, там, у трусов болят почки, у, значит, злобных людей болит печень, у жадин болят глаза, там, у кого-то еще, там, болят зубы, например. Древние врачи пытались так лечить людей, потому что они твердо знали, что духовное не может не отразиться на психическом и физическом.
Раз есть духовная проблема, будет проблема в психике, а потом и в физике. И поэтому тебя, там, где-то перекрутит, там, что-то у тебя, там, будет то, то, и тебе скажут, там, слушайте, надо… надо врагов простить.
«Что-то у меня, — говорит, — сердце прихватывает, — допустим, он такой, — боюсь умереть внезапно, например». — «Слушайте, а у Вас враги есть?» Говорит: «Конечно, есть, очень много». Вот. «И Вы их помните?» — «Помню», — говорит. «Надо забыть, надо простить».
Онкологи современные именно так и говорят людям: «Вылечиться хотите?» Говорит: «Хочу». — «Нужно всех простить, потому что вас пожирает изнутри, и не только раковые клетки пожирают, а что-то еще вас пожирает, то есть давайте-ка, меняй…»
Вот так лечили раньше всегда. Ясно, что они не могли избавить человека, там, от смерти, от всех вообще болезней, но они так пытались смотреть на него, как на целостное психофизическое единое существо. Тут, там, значит, палец болит — палец лечат, зуб болит — зуб лечат. Это, конечно, понятно, но там есть более глубокие вещи, и стоит над ними поработать, подумать в эту сторону.
Так лечил Авиценна, тот, который ибн Сина. Так лечили, значит, Гален, там, что-то, там, об этом фантазировал, там. Все знали, что нужно и помолиться, значит, и попоститься, и простить, и милостыню подать, иначе лечения не будет.
А мы сейчас так не думаем. Вот. И плохо нам, потому что, там, то вылечил — то заболело, значит, там вылечил — здесь заболело, потому что где-то болезнь внутри живет как бы, она пробивает в разных органах.
Конечно, от уныния тормозится очень многое в процессах человеческих, и может заболеть как бы и сердечко, там, и какая-то тахикардия появиться, там, что-то там, и… И несварение желудка может, допустим, там, желудок пищу перестал варить, например. Отчего? Оттого, что нет жизненной энергии в человеке, он в упадок пришел.
Только так и нужно думать о человеке — как о сложном комплексном существе, у которого главными проблемами являются проблемы духа, которые потом пробивают на разные телесные вещи.
Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Рада нашей личной встрече наконец-то. Я прие…
Прот. Андрей Ткачев: Наконец-то.
Вопрос: Да, наконец-то. Я очень, правда, хотела.
Прот. Андрей Ткачев: Я тоже очень рад.
Вопрос: И хотела поговорить про эту книгу, которую Вы написали. Я, когда была в унынии, у меня все, что Вы рассказывали, это было. И я у своей крестницы, ей тогда было 3 года, спросила: «А что самое главное в жизни?» Ну, кто-то знает, что самое главное в жизни? Она ответила — любовь. И я заплакала еще больше. Вы же книгу о любви написали.
Прот. Андрей Ткачев: Ну, да-да-да.
Вопрос: Вот это вот чувство, которым нужно делиться, оно спасает в унынии. Вот я сужу сама по себе. Когда вот действительно критические ситуации были, вот Вы рассказываете, когда ужас, что творится… Вот я пережила просто войну, я из Луганской области. Когда стреляют, когда ты живешь одним днем, и ты понимаешь, что только любовь тебя может спасти, когда ты ею поделишься с кем-то. И мы вот собирались, ходили, помогали другим, кого обстреляли. И так… и ты живешь вот в этих рамках — тебе некогда реально унывать.
И потом, когда мы вернулись в обычную жизнь, несколько лет, ну, наверное, года два я еще продержалась нормально, потом очень тяжкое уныние напало. И я понимаю, Вы сейчас говорите, да, это, действительно, не то, что от безделия, я, там, не работала, ничего не делала, но у меня было много времени подумать.
И мне нищий встретился. Вы не представляете, мы с ним еще два часа проговорили, и про Бога, и про все. И мне опять, думаю, Господь же послал, вот он. Может, это даже ангел был, у меня почему-то такие мысли бывают. И сразу у тебя тоже раз — так карта мира переворачивается, что нужно вот искать тех, кому нужна твоя помощь, и тогда уныния совершенно не будет.
Прот. Андрей Ткачев: Это… Знаете, любовь, выраженная в молитве, — это… это могучий рычаг, который влияет на мир. Конечно, вы не можете не бояться о своих родственниках и ближних, и вы не можете не… не спрашивать Бога — за что, почему, доколе? Но потом, если все это ввести в молитву, то это… это будет как раз их там греть и хранить.
Мы согреты и хранимы именно молитвами тех, кто нас любит. Конечно, это однозначно. А про нищих я вам скажу, вы никогда, может быть, ничего подобного не испытаете в разговорах с другими людьми, как иногда вам, может быть, подарит Бог разговор с каким-нибудь человеком, ниже уровня которого уже падать нельзя, то есть просто некуда.
И, во-первых, Христос был нищий, то есть, видя нищего, нужно все-таки думать о Христе, потому что Христос был настоящий нищий. И Он был бездомный, Ему не было, где главы приклонить буквально. И когда вы видите этих бездомных, этих нищих людей, вы о Христе вспоминайте всегда, пытайтесь вспомнить, и, действительно, с ними когда иногда поговоришь, то ты найдешь там столько всего и о себе, и о мире, и о жизни. Там столько найдешь смирения, столько мудрости!
Ну, не во всяком каждом втором, нет, но иногда это бывает большими подарками, удивительнейшими подарками. Это… это… Я подписываюсь под Вашими словами, это очень интересно.
Вопрос: Здравствуйте, отец Андрей! Меня зовут Мария. Я специалист по рекламе и дизайну. У меня такой вопрос. Уныние бывает часто от гордыни, от какого-то самомнения, когда нету работы, ну, нечем заняться, да?
Прот. Андрей Ткачев: Ну, да.
Вопрос: А если уныние возникает, когда происходит трагедия или горе, когда оно выбивает тебя полностью, ну, почву из-под ног, и ты не знаешь, как с этим справится? Вот как быть в этой ситуации?
Прот. Андрей Ткачев: Да, милая, это… это есть такое. Но, знаете, в одной гимназии, в которой я преподаю, умерла молодая… маленькая еще даже такая девочка. И она долго болела и долго уходила. Причащалась, исповедовалась. Прожила кризис веры, потому что на каком-то этапе она не хотела, она не принимала смерть. Она не могла понять, как это я умру.
Потом она смирилась со смертью. И как-то у нее была такая обида на Бога, там, потом это все… То есть такие очень важные этапы, кстати говоря, может пережить каждый человек при приближении смерти. Потом она примирилась с Богом и причастилась и, причащенная, отошла из этого мира, значит.
А вот мама ее, которая, по сути, прибита к земле потерей ребенка, через какое-то время стала активно заниматься помощью семьям, в которых дети с тяжелыми диагнозами. Прикосновение беды к… лично к ней родило в ней ответ в… в виде желания прикоснуться к сердцам тех, к кому пришла беда.
И теперь она, не имея личного времени больше ни на что другое, она вот занимается именно этими вещами. Она, имея, допустим, машину, возит их, там, на… Допустим, на… на диализ, там, или обратно, там, собирает мам, там, этих в горе, чтобы утешать, общаться, значит, такое. То есть она полностью погрузилась в чужую беду.
И мне кажется, такой выход единственно правильный из личной беды. То есть, когда к тебе пришла какая-то беда, ты можешь впасть в уныние, конечно. Почему…
Есть такая, знаете, еврейская тема. Почему я это оговариваю? Мы-то христианами стали только в Xвеке, и мы всего лишь тысячу лет думаем о вечных вопросах. А они Бога знали раньше всех, и поэтому они думали о Боге и о вечных вещах, ну, тысячи на две лет больше, чем мы, и у них есть, чему поучиться в этом вопросе.
За что меня, кстати, очень часто ругают, называют меня скрытым иудеем. Как бы не удивляйтесь, если вам скажут, что отец Андрей — как бы это тайный еврей как бы. Кстати, если назовут скрытым мусульманином, тоже не удивляйтесь. Пока китайцем еще скрытым не назвали, потому что не похож, но…
Так вот, они сказали, что, когда человек в трауре по умершему, там, по какой-то беде, он должен заканчивать траур насильно и выходить к людям через определенный период времени. То есть дней через семь или восемь нужно выйти к людям, и нужно с ними общаться. То есть, ты обязан пойти туда, но теперь ты уже будешь…
Беда-то твоя с тобой осталась, и теперь ты вдруг узнаешь, что такой беды много, ты не один такой бедовый на свете. И теперь ты будешь обязан, наверное, по совести, ну, уже думать об этих людях и искать их как понимающих тебя, то есть люди из одной беды — они понимают друг друга лучше, и помогать им и… и трудиться вот в этой вот сфере. Поэтому это лучший способ быть полезным человечеству.
Так немножко пафосно звучит, конечно, но… но это, наверное, правильные слова — переживши беду, помогать тем, кто такую беду переживает сейчас. Вот туда нужно выйти, больше некуда выходить, иначе можно обидеться на Бога — за что мне это, там. Ну, можно, там, поставить крест на своей жизни — я больше ничего не смогу, я никому не нужен, там, у меня забрали самое лучшее, например, да?
Ну, представьте себе, например, музыканту оторвало руку, например, да? Можно представить что-то… что-то более катастрофичное, чем, например, потерю ки… правой кисти, например, для великого скрипача или пианиста? Но он не обязан умирать после этого. Он может еще быть педагогом, он может найти себя. Он может.
Летал же Маресьев без ног, нашел же себя человек, да, оставшись в строю как бы, значит, потерявши ноги. Значит… значит, можно, перетерпев большую неудачу, какую-то большую беду, оставаться быть полезным людям. Больше выхода нету.
То есть скорбь от потери жизненной, скорбь от крушения надежд, скорбь, там, от чего-то еще — она открывает тебе боль мира. По сути, ты приобщаешься к этой боли мира через личную боль. Иначе ты эгоист, ты просто ничего не понимаешь. Человек эгоистичен. Ему…
Какая мне разница, кто сейчас лежит в больнице, мне скажите, пожалуйста. А какая мне разница, сколько сейчас людей, например, оплакивают своего покойника, лежащего перед ними, значит, накануне погребения? Я лучше буду думать про то, как поехать, там, например, на курорт. Мне легче думать об этом, чем думать о мертвых, больных, там, нерожденных, там, разведшихся, там.
Но когда-то я должен буду о них подумать тоже, потому что я сам буду на грани смерти, на грани, значит, там, какого-то отчаяния, я буду болеть, там. Видимо, так надо человеку, раз он иначе не может впустить в свое сердце чужую беду. Надо дожить жизнь до конца, и жить надо дальше тоже. И тогда нужно будет уже думать вот в эту сторону. Открывшиеся тебе двери покажут тебе путь жизни.
Вопрос: Меня зовут Михаил. И я вот постоянно ищу вопрос — все же это тоже вот разочарование или уныние? Потому что, получив несколько образований и ища постоянно себя, и по сей час нахожусь в поиске. Каждый раз новая работа, новые какие-то идеи, новые порывы творчества. Вот я инженер по образованию. И каждый раз я понимаю, что чего-то нету в жизни. Или это разочарование, или уныние?
Прот. Андрей Ткачев: Если ты продолжаешь искать, то, видимо, ты не унываешь, потому что унылый не ищет ничего. А разочарование, да, может быть как бы. Но поговори с Богом немножко. Поговори с Богом о себе, то есть куда мне вообще, вот что… что мне. То есть могу же я что-то, да, то есть умею я что-то, где-то же я должен быть полезен.
Быть бесполезным — это тяжелейшее испытание человеку. Человеку очень важно видеть плоды своих трудов. И наиболее счастливы люди те, которые от производства чего-то до потребления произведенного имеют очень маленькую дистанцию.
Вот счастлива хозяйка, которая сегодня спекла — сегодня же съели. Она счастлива, потому что от производства до, так сказать, пережевывания как бы дистанция, там, в полчаса. Счастлив человек, который, например, там, писал, писал, писал, писал, писал, писал — опубликовали, значит, такое, распространили, люди взяли и сказали «спасибо». Это сча…
А если он пишет в стол, то это как бы, это… Это, конечно, очень тяжело. Это не… не каждый выдержит — писать всю жизнь, но не видать ничего опубликованного. Это я, например, не смог бы так писать. Я плюнул бы и уже больше бы не писал. Я бы лучше сплясал что-нибудь. Это сразу видно. Потому что тяжело человеку работать на будущее, просто в стол, не видя…
И так же и у Вас. То есть, если Вы, например, смастерили, там, что-то, например, там, какой-то картинг, например, там, на… в детско-юношеской спортивной школе, и он, пацан, сел как бы и на картинге поехал как бы, и у Вас уже будет счастье, потому что Вы видите плоды своих трудов. То есть нужно человеку видеть плоды своих трудов.
Выздоровевшего больного нужно видеть. Там, нужно видеть, там, скажем, построенный дом, там, отремонтированный кран, там, горячей воды, не знаю, там, что-то, там, еще, там, автомобиль, приведенный в порядок после аварии. То есть нужно видеть, что ты делаешь не что-то абсурдное, а то, что уже полезное.
То есть Вам нужно найти дело, которое Вашим глазам покажет полезность Ваших рук. Вот в эту сторону думайте. Делайте то, что Вы сами увидите, что вот Вам скажут «спасибо», скажут: «Слушай, ну ты молодец». Вот. И оно поедет как бы, то, что Вы сделали, там, или, там, значит, заработает как бы.
Вот Вам этого надо, потому что любому человеку нужно видеть пользу своих усилий обязательно. Вот ему слезки вытер как бы, значит, такой, и уже хорошо. Тот, кто чистит ботинки на улице, он может быть самым счастливым человеком, потому что вот грязную ногу тебе поставили, значит, такую чистую ногу ты отпустил как бы. И тебе уже хорошо, потому что ты видишь, что ты недаром это делаешь.
А тяжело тем, которые не видят своих трудов, знаете? Они… Они сомневаются, думают вообще, а тем ли я занимаюсь вообще? Отдачи нет. Поэтому ищите практические формы деятельности, в которых Вы будете видеть, что Вы — полезный человек. Вам… Судя по Вашему вопросу, мне так кажется, Вам это очень надо — найти себя в какой-то практической сфере, где людям будет хорошо от того, что Вы знаете и умеете.
Вопрос: Добрый день! Меня зовут Олег. Я доктор. Я вот тоже, как ребята, переехал в Москву. Я из Киева, киевлянин. И когда я здесь оказался, то есть без денег, без жилья, без работы, без ничего, конечно, наступает такая ситуация, что ты думаешь — что делать, что делать?
Прот. Андрей Ткачев: Вопрос такой, что это такое.
Вопрос: Да, да. И я благодарен, что есть у нас церковь, что есть Литургия. Потому что, когда приходишь в храм, и ты молишься вместе со всеми, чувствуешь эту, ну, как бы силу, то тебе намного-намного легче становится. Что… Появляется… Появляется чувство, что ты можешь горы просто свернуть, в какой бы ты ситуации ни оказался. Я вот, ну, рекомендую всем, если у вас есть какое-то вот чувство, обращайтесь вот в храм, идите на Литургию, причащайтесь. Вот.
Прот. Андрей Ткачев: Ну, Олег вот, в общем-то, постыдил меня, потому что я должен был это сказать, если честно, да. То есть молодец, потому что, по идее, ну, а зачем священник нужен? Конечно, он может быть специалистом в разных областях, но самое главное, что от него требуется, это служить службу, Литургию служить, это умолять Бога о людях и делать Бога доступным людям, чтобы люди чувствовали Бога и шли к Нему радостно через священника.
Это главная задача любого пастыря, поэтому ты забрал мои слова. Да даст тебе Господь мою награду. Молодец. Да, правильно, надо идти на Литургию, нужно говорить с Господом о себе и о людях. И все, что у вас в душе болит, вы Богу выговаривайте.
Человек верующий — он гораздо реже впадает в депрессию, в уныние, гораздо реже закипает и перекипает изнутри, потому что ему есть, с Кем поговорить. Причем ему есть поговорить с Тем, Кто может все решить, и Кто все знает, о тебе в том числе. То есть, есть, перед Кем душу открыть.
Конечно, обязательно этот фактор жизненный нужно поставить на первое место для тех, кто верует, или тех, кто ищет веру. Есть те, кто уже верует, а есть те, которые не могут сказать о себе, там, «ну, да, я верующий», но они также не могут сказать о себе «я неверующий».
Они… Они находятся в каком-то таком подвешенном состоянии, они находятся в состоянии поиска. И вот им нужно на службу идти, чтоб Бога почувствовать. То есть книжки потом придут. Книжками сыт не будешь, а вот Литургией будешь сыт. Литургия дает сытость, дает чувство приближения к Господу, прикосновения к Нему. И, да, это правда.
Вот такую рекомендацию можно в конце сегодняшней встречи произнести. Спасибо большое. Это нам всем очень полезно. Бывает, увлечешься, с людьми говоришь обо всем, кроме главного. И тоже такая вещь — про главное нельзя говорить сразу. Вот про главное нужно сказать в конце, то есть последний козырь из рукава нужно в конце достать.
Поэтому в этом смысле хорошо, что мы в конце это сказали. А так неверующие люди говорят: «Да ну, к вам приди, там, на разговор, а тот скажет — иди, молись как бы, и конец разговора как бы». Правильно, тоже правильный упрек. То есть о молитве скажем в конце.
Давайте мы сейчас все… весь ресурс вычерпаем и здесь поплачем, здесь посмеемся, а в конце скажем: «А на, воскресенье завтра, иди молись». Вот в конце, да, как последняя точка, в конце.
И когда будете с людьми разговаривать, тоже как бы бейте их по башке последним аргументом в конце, то есть уже о Господе, о молитве, о Литургии в конце. Милосердный Господь держит нас на этом свете, привел нас зачем-то, то есть для какой-то особой цели, сюда, знает каждого до глубины, до тонкости, просканировал каждое сердце до глубины. Все знает, управляет нами.
Мы должны любить Его, обращаться к Нему за помощью, просить Его совета, и должны отдать Ему свои руки, свои ушки музыкальные, свои глазки, художественно настроенные, свое сердечко, значит, богомольное, свои ножки, прыгающие и бегающие пока что. Все нужно Ему отдать, тогда будем счастливы.
Тогда — уныние, где ты? Эй, покажись. Нет тебя, потому что тобою страдают безбожники. А мы милостью Божией как раз от тебя убегаем, убегаем к полезной и правильной жизни, где нету печали и воздыханий.
На этой прекрасной мысли мы и заканчиваем сегодняшнюю удивительно интересную, как для… как по мне, встречу. И напоминаю вам, что мы встречаемся в XXIвеке, а не в XII-м, и с молодежью, а не со стариками. И это еще больше добавляет, так сказать, перца и соли в наше прекрасно сваренное блюдо.
До свидания! Не унывайте. Спасибо.
Духовное учение Евагрия Понтийского на Acedia, Габриэль Бунге
Чтобы выразить эту работу в популярном языке, на ум приходит старая песня, написанная Доном Хенли и Гленном Фреем:… Теперь, мне кажется, есть некоторые прекрасные вещи
На ваш стол положили
Но вам нужны только те, которых вы не можете получить.
Desperado, о, ты не станешь моложе
Твоя боль и твой голод, они отвезут тебя домой.
И свобода, о свобода, ну это просто некоторые люди говорят.
Твоя тюрьма ходит по этому миру в полном одиночестве.Зимой ноги не мерзнут?
Небо не будет снега, и солнце не светит
Трудно отличить ночное время от дня
Вы теряете все свои взлеты и падения
Разве это не забавно, как это чувство проходит?Отчаянный, почему бы тебе не прийти в себя?
Сойди со своих заборов, открой ворота
Пусть идет дождь, но над тобой радуга
Лучше пусть кто-нибудь тебя любит
Пусть кто-нибудь тебя любит
Лучше пусть кто-нибудь тебя любит
Пока не поздно
Эта очень полезная книга не для начинающих.Лучше всего это можно будет понять в контексте здравой православной христианской молитвы и практики. Этот драгоценный камень придется пересмотреть. Со временем концепции будут расти в человеке. Из этой небольшой книги можно многому научиться, поэтому в этом обзоре мы попытаемся затронуть отрывки, которые выделялись в этом чтении.
Evagrius Ponticus (c.349-399), переваренный для нас отцом Габриэлем Бунге, немного отличается от сочинений святого Иоанна Кассиана, который был учеником Евагрия во время его пребывания в Египте. немного более знакомый читателям, адаптировал то, что он узнал от Евагрия для Запада, когда он написал «О восьми пороках: Написано для Бишипа Кастора».Эту работу можно найти в «Филокалии»: Vol. 1. Евагрий проводит некоторые интересные связи между acedia и другими пороками, которых нет в вестернизированной версии.
Acedia, также называемая унынием, вялостью или атакой полуденного демона, может быть охарактеризована как: нежелание того, что у вас есть, желание того, чего вы не можете иметь.
Отец Гавриил ясно дает понять, что это основное состояние человека, а не только для пустынных отшельников и кенобитских монахов в какой-то далекий век.Acedia поражает людей в городе, возможно, даже в большей степени, только они обманывают себя, отвлекаясь, но она всегда возвращается.
Если немного углубиться в основы мысли Евагрия, то он освежающе не согласен с манихейским дуализмом. Зло — это псевдо-существование, паразит, у которого нет вечного фиксированного принципа, противопоставленного добру. Бог добр, а не виновник зла, творение — добро, люди в основном хороши как образ Бога. Однако отец Гавриил признает, что многие в современном мире больше не воспринимают личное зло вокруг себя и считают отсутствие духовного понимания просвещенной современностью.В то время как духовный опыт общения с Богом через молитву ослабевает, люди теряют чувство личности. Для Евагрия борьба с демонами ведется «за неприкосновенность своей личности против любого искажения пороком». Опять же, естественное состояние человека хорошее. Семена добродетели, данные Богом, никогда не могут быть полностью уничтожены ни в одном человеческом существе, как бы низко они ни впали в порок.
Основа acedia, согласно Евагрию, — это филавия (себялюбие), « та всенавистническая страсть, которая тысячами способов проявляется как застрявшее в себе состояние, которое делает человека неспособным любить.Его тайные движущие силы — гнев, агрессивность и то иррациональное желание, которое эгоистично искажает все творение ». 4 Святитель Исихий Священник, О бодрствовании и святости, Добротолюбие, т. I). Св. Максим Исповедник называет себялюбие «матерью всех пороков» (Philokalia Vol.II)
Отец Гавриил в этой работе не слишком подробно останавливался на теме филаутии. Было бы интересно прочитать сравнение нынешней концепции «самоуважения» с писаниями отцов-пустынников, матерей и отцов церкви. Один из наиболее влиятельных профессоров, когда я учился в колледже, утверждал, что «чувство собственного достоинства» ничего не значит, это ложная конструкция, исходящая от атеиста / гуманиста, хотя и атеиста с классическим образованием.
Один общий монашеский совет — который на самом деле является советом всем христианам, поскольку мы призваны к одному и тому же — это быть духовно подготовленными к смерти сегодня, а также лечить тело, чтобы оно просуществовало многие десятилетия.Жизнь в молитве и сближении с Богом не преподносится как полное осуждение самих себя, но мы молимся во время Великого поста, чтобы Бог дал «мне увидеть свои собственные недостатки, а не недостатки моего брата». Это узкая сложная область, поскольку от нас ожидается покаяние и развитие смирения, но без болезненности. Есть срединный путь, который Евагрий среди многих других указывает своим собратьям-христианам. В конечном итоге мы полны надежды и время от времени получаем духовное утешение от Бога. Однако мы, вероятно, будем бороться с этими тенденциями до конца нашей жизни.Хотя некоторым удается победить этот порок, в этой жизни нельзя почивать на лаврах.
«Душевные страсти [пороки], безусловно, самые упорные и преследуют человека до самой его смерти; телесные, напротив, уходят быстрее».
Евагрий Понтийский из 4-го века и даже Дон Хенли и Гленн Фрей из 20-го века уверяют нас, что есть лекарство, хотя не все захотят лечиться или принимать лекарство.
ЛЕЧЕНИЕ
ТЕРПЕНИЕ
Терпение: сокрушение уныния.Чтобы через терпение ваша награда могла обрушиться на вас более обильно, ваше терпение должно вести войну через все человеческие добродетели, ибо с помощью каждого зла уныние также борется против вас и испытывает вас, поскольку оно наблюдает за всем ваши усилия. И тот, кого терпением не пригвоздит; оно давит на себя и удерживает его. [Eul. 8]
Мы уже видели, что ацедия, когда она становится устойчивым состоянием, не безвредна. В крайнем случае он может довести жертву до самоубийства.Даже если до этого не дойдет, духовная смерть все равно угрожает. В нижеследующем тексте Евагрий описывает состояние, которое он называет «жестокосердие» или «полное безразличие» (анестезия. Он описывает это как «длительный результат тщеславия», и, кроме того, пишет: если бы это время не было были сокращены, ни один человек не выжил бы ». Эта духовная смерть и выражение полной победы демонов и их страстей над душой легко превращается в acedia, как мы увидим.
Когда мы сдаемся в acedia и бежим, которое будет выглядеть по-разному в зависимости от того, где мы находимся в жизни, это считается формой трусости. Убегающий человек, скорее всего, не распознает в этом трусость, так как его соблазняет та или иная причина, по которой он должен пойти и заняться другим делом, которое отвлечет его и послужит только для того, чтобы дольше держать его в руках acedia. Для монаха это простое уравнение выхода из келии и лишних разговоров. Для человека в мире это кажется намного более сложным.Очевидная область — это постоянное стремление хотеть большего, как будто они исправят эту внутреннюю вялость. Нас втягивает соблазн материальных благ и интеллектуальные / умственные отвлечения, которые, кажется, приносят нам облегчение. С другой стороны, бывают неприемлемые ситуации, способные погубить человека. Человек может извлечь пользу из мудрого совета и оставаться в молитве и бдительности.
ВЫНОСЛИВОСТЬ
Перед лицом интенсивности, с которой acedia атакует свою жертву и, так сказать, «схватывает ее за горло», первое и самое сильное лекарство, следовательно, чистая выносливость.Несмотря на явно непреодолимое искушение бежать, необходимо оставаться «пригвожденным». Для отшельника — и не только для него — это в первую очередь означает, что он продержится до окончания атаки.
Терпеливое упорство в молитве — приказ дня против полуденного демона. Не сдавайтесь и не покидайте арену. Держи разум в аду и не отчаивайся (Святой Силуан Афонский). Все желающие выйти на арену будут проверены и испытаны. Так мы растем. К этому пороку нельзя относиться легкомысленно, это, по сути, порок, приносящий смерть.
Отец Гавриил обсуждает роль друзей и духовных отцов при обращении с acedia. В православном христианстве термин «духовный отец» часто обсуждается и, кажется, не имеет фиксированного значения. В американском выражении православия, испытанном этим рецензентом, в один момент приходской священник оказывается просто отцом-исповедником, а в следующий момент без объяснения причин его внезапно называют «духовным отцом». Для некоторых этот термин может нести в себе коннотацию обширного и глубокого духовного развития и даров, а также способность каким-то образом передавать это другим.Для других этот термин может также иметь скрытое ожидание «послушания» совету священника в такой степени, которая не встречается в обычных приходских условиях, когда священник вносит предложения, но не может ожидать строгого послушания, как в монашеской обстановке. Из-за этой странно размытой области среди некоторых людей этот бит может быть полезен тем, кто страдает от acedia:
Сегодня, особенно на Западе, часто жалуются, что духовных отцов больше нет, но забывают, что в области благодать, не отец создает сына, а, напротив, сын создает отца.Чего не хватает современным западным людям, так это духа «родства», из которого возникает всякое духовное отцовство. Описание духовного отца из уст известного современного коптского отца пустыни, отца Матта аль-Маскина, учит нас, почему это так. В личном письме монахов монастыря Макария говорится об их жизни:Духовный отец — это прежде всего человек, позволивший водить себя Духу и ставший послушным орудием в руках Бога.Поэтому он не будет пытаться призвать ученика подражать ему, потому что все мы ученики Христа, Который сам является единственным учителем. Он никогда не будет стоять рядом с ним, сопровождая его, потому что он всего лишь человек, а не ангел. Напротив, он смиренно следует за ним, как слуга, чтобы быть полезным, когда это необходимо, тому, кто, как и он сам, ведомый Духом, следует по стопам Христа. Это требует, чтобы он, даже более внимательно, чем сам ученик, прислушивался к тому, что Дух Божий хочет для его духовного сына, и, таким образом, он полностью игнорирует то, что может показаться ему лично целесообразным.Ученики будут слышать из его уст только слово Божье, а не просто человеческую мудрость.
Благодаря такому скромному служению всегда можно отличить настоящего духовного отца в христианском смысле от любого самозваного «гуру», в людях которого сегодня действительно нет недостатка. Настоящий духовный отец никогда не найдет «школы». Его собственный «дух» переживает только та доля Духа Божьего, которая была ему дарована ….
МОЛИТВА
Раздел «Acedia и духовная жизнь» обнадеживает тем, что дает понимание как acedia и следствие acedia — гнева по отношению к ближнему — разрушают молитву.Евагрий определяет молитву как «не только одно человеческое занятие среди многих, но и то самое действие, в котором человек действительно является самим собой». Молитва — это «диалог с Богом без посредников».
Он дает полезное предупреждение о двух состояниях мира, которые могут последовать за атакой acedia. Первое состояние будет иметь «смирение вместе с угрызениями совести, слезами, безграничным стремлением к благочестивому и безмерным рвением к работе». Второй — всего лишь мир, достигнутый временным отступлением демонов, который часто характеризуется тщеславием и высокомерием и приводит к еще большему падению.
Отец Гавриил не упоминает об этом, возможно, потому что он монах, и это кажется ему самоочевидным, но если молиться часами, то шестые часовые молитвы (12:00), данные Православной Церковью, соответствуют часу распятия Христа. начались, включают Псалмы 53, 54 и 90, пронумерованные цифрами 70 (LXX) или 54, 55 и 91 в более позднем переводе на иврит / масоретском тексте.
ПСАЛОМ 90
Обитающий при помощи Всевышнего пребудет в убежище Бога Небесного.Он скажет Господу: Ты мой помощник и мое убежище. Он мой Бог, и я буду надеяться на Него. Ибо Он избавит тебя от сетей охотников и от всякого смущающего слова. Своими плечами Он осеняет тебя, и под Его крыльями ты будешь иметь надежду. Щитом истина Его охватит тебя; не бойся ужаса ночью и стрелы, летящей днем. Ни за то, что ходит во тьме, ни за несчастье и бес полдня. Тысяча падет сбоку от тебя и десять тысяч по правую руку твою, но к тебе не приблизится….
Читатель может заметить, что 90-й псалом был использован лукавым как искушение Христа во время его 40-дневного поста в пустыне:
… награда грешникам. Для Тебя, Господи, моя надежда. Ты сделал Всевышнего своим убежищем; Никакое зло не приблизится к тебе, и никакая язва не приблизится к твоему жилищу. Ибо Он поручит над тобою ангелам Своим охранять тебя на всех путях твоих. На руках они несут тебя, чтобы никогда не ударишься ногой твоей о камень.Ты будешь наступать на аспида и василиска, и ты будешь наступать на льва и дракона. Ибо он возложил на Меня надежду, и Я избавлю его; Я приютил его, потому что он знал мое имя. Он будет взывать ко мне, и я послушаю его. Я с ним в беде, и я спасу его и прославлю его. Долгими днями удовлетворю его и покажу ему Мое спасение.
Время и уныние: обретение настоящего в вере и жизни
Арт.9781944967307
Николь М. Роккас
Безделье. Апатия. Беспокойство. Прокрастинация. Это симптомы того, что раннехристианские богословы называли унынием ( acedia ), духовной болезнью, коренящейся в недостатке заботы или усилий. Уныние, старое, как древние, процветает в сегодняшней культуре досуга, беспокойства и отвлечения внимания на цифровой основе. Время и уныние — это проницательный синтез древнего богословия, духовных мемуаров и практичности самопомощи.Он рассматривает уныние как продолжение разорванных отношений с опытом времени. Уныние, движимое страхом смерти и тревогой за жизнь, заставляет нас отказаться от настоящего момента, покидая единственную временную сферу, в которой мы имеем истинное общение со Христом. Лекарства, предлагаемые освященными веками христианскими мыслителями в этом затруднительном положении, представляют собой не только противоядие от уныния, но и ступеньку назад в настоящий момент. Обретая святость времени, мы вновь сталкиваемся с Воскресением Христа в темные и тревожные моменты нашей жизни.
Об авторе: Доктор Николь Роккас изучает и пишет о времени как с исторической, так и с теологической точки зрения в течение почти десяти лет. Помимо того, что она писатель и редактор, она читает лекции в Православной школе богословия Тринити-колледжа (Торонто). Вы можете найти больше ее работ в подкасте и блоге Ancient Faith, Time Eternal . Ее вторая книга, также изданная издательством Ancient Faith Publishing, — это Под лавровым деревом: Скорбное бесплодие со святыми Иоакимом и Анной .Николь имеет докторскую степень по истории Университета Цинциннати. Уроженка Висконсина, Николь живет в Торонто со своим мужем Бэзилом, чьи попытки научить ее кленовому сиропу и канадскому правописанию пока не принесли результатов.
Автор: Николь М. Роккас
Мягкая обложка: 194 страницы
Размеры: 5,5 X 8,5 дюйма
Издатель: Ancient Faith Publishing
Дополнительные форматы:
Электронная книга
8 $.99 в «Православных христианских электронных книгах»
9,99 долл. США в магазинах Barnes & Noble, Amazon и Apple
Аудиокнига
$ 14.95 на Audible
Связанные СМИ:
Подкаст — Экслибрис — Интервью с автором
Подкаст — Главы — Отрывок из аудиокниги
Подкаст — Вера воодушевлена - Интервью с автором
Подкаст — Вечное время с Николь М. Роккас Подкаст
— На собеседовании — Дн Майкл Хаятт преподает через Время и уныние Николь М.Блог Roccas
— Вечное время, Николь М. Роккас
СМОТРЕТЬ ВНУТРИ … Время и уныние: обретение настоящего в вере и жизни
Аудиокнига недоступна | Audible.com
Evvie Drake: более чем
- Роман
- К: Линда Холмс
- Рассказывает: Джулия Уилан, Линда Холмс
- Продолжительность: 9 часов 6 минут
- Несокращенный
В сонном приморском городке в штате Мэн недавно овдовевшая Эвелет «Эвви» Дрейк редко покидает свой большой, мучительно пустой дом почти через год после гибели ее мужа в автокатастрофе.Все в городе, даже ее лучший друг Энди, думают, что горе держит ее взаперти, а Эвви не поправляет их. Тем временем в Нью-Йорке Дин Тенни, бывший питчер Высшей лиги и лучший друг детства Энди, борется с тем, что несчастные спортсмены, живущие в своих худших кошмарах, называют «ура»: он больше не может бросать прямо, и, что еще хуже, он не может понять почему.
- 3 из 5 звезд
Что-то заставляло меня слушать….
- К Каролина Девушка на 10-12-19
книг The Times; Тревога и уныние в SHAPE
На днях я ехал домой на электричке вместе со своим другом Бобом, редактором в издательстве.При исполнении служебных обязанностей я читал шпионский рассказ Берка Уилкинсона «Ночь коротких ножей». Боб казался немного удивленным, что я возился с такой скромной литературной пищей. Но с тех пор, как 45 лет назад я прочитал романы Э. Филлипса Оппенгейма, мне нравились шпионские истории. Учтивые секретные агенты, красивые и загадочные дамы легкого поведения и бородатые великие князья с жизненно важными бумагами в карманах были забавой. Сегодня отчаянные и неумелые шпионы и все жестокие реалии современного шпионажа — это более реалистичное развлечение.Итак, я высказался за развлекательную ценность шпионских историй. Если бы я тогда прочитал больше, чем первые страницы «Ночи коротких ножей», я мог бы быть менее красноречивым, потому что теперь, когда я закончил этот безвкусный триллер, я должен с сожалением сообщить, что он не очень хорош. Шпионская история, которую Боб хранил в своем портфеле, которую его фирма не будет публиковать в течение месяца или более, вероятно, лучше.
НОЧЬ КОРОТКИХ НОЖЕЙ. Автор Бурка Уилкинсон. 278 страниц. Скрибнера . 4,50 доллара США.
Берк Уилкинсон, который когда-то сам был издателем и в дни своего рабства написал сотни аннотаций для книжных обложек, бывший военно-морской офицер, бывший заместитель помощника госсекретаря и бывший советник по связям с общественностью Верховного главнокомандующего союзниками. , Европа.
В последней из этих ролей он получил непосредственные знания о командовании НАТО и внутренние знания SHAPE, которые являются наиболее интересными элементами в «Ночи коротких ножей».
Это история попыток находчивых советских секретных агентов посеять тревогу и уныние в высшем командовании SHAPE.
Кто-то явно передавал россиянам сверхсекретную информацию. Это было достаточно серьезно. Для Перри Кэтингвуда, переводчика из Госдепартамента, работавшего в SHAPE, было больше личного переживания, когда его коллега-переводчик и объект его привязанности, Дельфина де Границ, была похищена.
И все были действительно очень спровоцированы, когда игрок в гольф в шляпе Верховного Главнокомандующего, похожий на него, был убит на звеньях.
Рассказывая свой захватывающий рассказ, мистер Уилкинсон редко останавливается на мгновение и никогда не тратит больше нескольких страниц на одного персонажа, прежде чем переключиться на другого. Ни один персонаж не является хорошо изображенным человеком и не интересен сам по себе.
Перри Кэтингвуд недоволен уважительной причиной, но его попытки сыграть роль агента контрразведки бесполезны, и его последняя гонка по спасению Дельфины из лап злодеев не имеет большого значения.Каким-то образом не произошло необходимое прекращение недоверия, и поэтому не возникло никакого волнения.
Злодеи многообещающе, но тоже разочаровывают. Санче Морель, «человек с белой полосой в волосах», который наслаждался убийствами и пытками, знал, как обращаться с Mannlicher-Schoenauer с оптическим прицелом Kahles 4X.
Но мистер Уилкинсон, похоже, не знает, как обращаться с Санче. В первой половине «Ночи коротких ножей» Санче — психопатический монстр Эйил.Во второй половине он почти сочувствующий, только несчастный герой движения сопротивления, который не смог перерасти свое прибавление к насилию.
Босс Sanche, Поль Ла Флев, учтивый торговец произведениями искусства и антиквариат, гурман и обыватель бульваров Парижа, не более успешен. Как утонченный парижанин, он вполне приемлем. Его трудно воспринимать всерьез как безжалостного мастера-шпиона. И «Ночь коротких ножей» тоже. Но у мистера Уилкинсона действительно есть дар заголовков глав. Особенно мне нравятся эти:
«Человек-опарыш», «Непоколебимый глагол ненавидеть» и «Бормотание шпионов.»
Лекарство от уныния? Николь Роккас предлагает 3 древних, но своевременных средства правовой защиты — Missio Alliance
Писательские коллективы Альянса Миссио существуют как министерство писем для ресурсных практикующих богословов для миссии . От наших ведущих голосов до нашей постоянной команды писателей и тех, кого приглашают публиковаться вместе с нами в качестве голосов сообщества, мы создаем пространство для вдумчивого обсуждения критических проблем и вопросов, с которыми сталкивается Североамериканская церковь в миссии Бога.Такого рода вдумчивое взаимодействие — это то, что мы стремимся вызвать не только в наших публикациях, но и в обсуждениях, которые разворачиваются в разделе комментариев наших статей.
К сожалению, из-за относительной дистанции, создаваемой онлайн-общением, «вдумчивое взаимодействие» и «разделы комментариев» редко идут рука об руку. В то же время цензура комментариев со стороны тех, кто не согласен с замечаниями авторов, чей гнев или ограниченная точка зрения портит их слова или которые просто чувствуют необходимость выразить собственное мнение по теме без какого-либо значимого взаимодействия со статьей или комментарием рассматриваемый вопрос может замаскировать важное окно в истинное состояние христианского дискурса.Таким образом, Missio Alliance выдвигает следующие предложения для тех, кто хочет обсудить наши письма:
1. Постарайтесь понять замысел автора.
Если вы не согласны с чем-то, что сказал автор, подумайте о том, чтобы сформулировать свой ответ следующим образом: «Я слышу, как вы говорите _________. Я правильно вас понимаю? Если да, то вот почему я не согласен. _____________.
2. Постарайтесь сделать так, чтобы ваш голос был услышан.
Мы глубоко желаем и ценим голос и взгляды наших читателей.Как бы вы ни отреагировали на статью, которую мы публикуем, или на другого комментатора, мы рекомендуем вам заявить, что реакция является наиболее конструктивным способом. Используйте свой голос и перспективу, чтобы продвигать разговор вперед, а не прекращать его.
3. Поделитесь своей историей.
Один из наших любимых арендаторов — «враг — это тот, чью историю мы не слышали». Очень часто разногласия и разглагольствования возникают из-за того, что люди говорят после , а не против .Точка зрения каждого человека тесно связана с его собственными историями — контекстом и опытом. Мы призываем вас выражать свои комментарии в любом аспекте вашей собственной истории, который может помочь другим понять, откуда вы пришли.
С учетом этих предложений по формированию диалога на нашем сайте и в целях создания гостеприимного пространства для открытого разговора, Missio Alliance может удалять комментарии и / или блокировать пользователей, которые не проявляют никакого отношения к конструктивному взаимодействию, особенно тех, чьи комментарии легко интерпретируются. как троллинг, угрозы или оскорбления.
книг: протестантское уныние | The Independent
Мартин Лютер: христианин между Богом и смертью
Ричард Мариус
Издательство Гарвардского университета, фунтов 19,95, 542pp
Поколение, выросшее на влиятельной биографии Лютера Роланда Бейнтона, считает его благородным предшественником современного дух. Вызванный на Вормсовский сейм, чтобы предстать перед императором в апреле 1521 года, Лютера спросили, готов ли он подчиниться постановлению церкви.Он отказался, заключив: «Вот я стою; другого я делать не могу». В этой символической сцене смелое неповиновение Лютера рассматривается как эпохальное подтверждение права человека думать так, как он выбирает, и выражать свои взгляды.
С этой точки зрения Реформация была прогрессивным движением, отбросившим столетия суеверий и коррупции. В действительности все гораздо сложнее, и научная и вдумчивая биография Ричарда Мариуса является важным вкладом, который должен помочь исправить дисбаланс.
Во многих отношениях Реформация была катастрофой. Он погрузил Европу в цикл войн, кровопролития и преследований. Тысячи людей, которые могли бы жить мирно, если бы Лютер никогда не жил, умерли жестокой, бессмысленной смертью. Конечно, церковь нуждалась в реформе, но вполне возможно, что несдержанная и воинственная кампания Лютера на самом деле навлекла дурную репутацию на дело реформации.
Мариус представляет Лютера как сложную, измученную фигуру, движимую скорее желанием спастись от своих личных демонов, чем бескорыстным поиском истины.Всю свою жизнь он страдал от приступов парализующей депрессии. Это приняло форму ужаса смерти и исчезновения. Тщательный анализ проповедей и писем Лютера показал, что его не слишком заботил ад. Бог выразил свой величественный гнев не столько тем, что бросил проклятых в вечный огонь, сколько тем, что подверг людей уничтожению смертью.
Страх смерти Лютера был настолько силен, что в молодости он не смог прочитать Псалом 90, в котором описывается мимолетность человеческой жизни, сожженной гневом Божьим.Его богословие оправдания верой было отчаянной попыткой найти решение. Только испытав свою полную беспомощность перед Божьим гневом, христиане могли спастись; Таким образом, они осознают на более глубоком уровне, чем мозговой, что праведность исходит от Бога, а не от каких-либо добрых дел.
Это привело к конфликту с Римом. По мнению Лютера, практика продажи индульгенций побуждала верующих думать, что они могут купить спасение, и развивать веру, которая была не более чем магией.Когда Лютер обнаружил, что эти суеверия одобрены Папой, он намеревался уничтожить папство. Он был убежден, что, как только христиане услышат ясное учение Священного Писания, как он его понял, они последуют за ним. Лютер также стремился освободить немецкий народ от римской тирании и объединить его под властью императора, жившего согласно Евангелию.
Но, как показывает Мариус, ничего этого не произошло. Европейцы оказались втянутыми в бесплодные доктринальные споры о неразрешимых вопросах. Единство западного христианского мира было навсегда разрушено, а Европа более века подвергалась жестоким религиозным распрям.Теология Лютера, похоже, не только подвела жителей Виттенберга, последовавших за ним в восстании против Рима, но и не принесла самому Лютеру ни душевного покоя, ни духовного облегчения.
Лютер думал, что его богословие вместе с верой, основанной на Священных Писаниях, само реформирует Церковь и заставит людей жить добродетельной жизнью. Но этого не произошло. После первого прилива энтузиазма лютеране стали равнодушными к религии, жили аморально, эгоистично и, казалось, не могли серьезно относиться к проповедям.В конце своей жизни Лютер ругал свою паству, угрожая им божественным наказанием, если они не будут жить по Закону. По трагической иронии, апостол оправдания верой стал яростным сторонником добрых дел.
Что касается самого Лютера, приступы депрессии продолжались до дня его смерти. Он жаждал уверенности и думал, что достиг светлой веры. Но полная безопасность, казалось, ускользнула от него. Как ясно показывает Мариус, у него развился глубокий страх перед человеческим разумом, который, как он был убежден, приведет мужчин и женщин к атеизму.В своей книге всякий, кто пропагандировал рациональную веру, был злодеем. Отсюда его оскорбительная ярость против Аристотеля, Аквинского и Эразма.
Несмотря на распространенный миф, Лютер не был ярым сторонником интеллектуальной свободы. Несмотря на то, что он учил, что христиане имеют право толковать Священные Писания, он был ярым противником того, что считал ересью. Он также поддерживал сожжение книг. Глубокий страх Лютера перед рациональным мышлением обнаружил глубокую незащищенность. Вытеснив разум за пределы религиозной сферы, он стал одним из первых европейцев, секуляризовавших его.
Мариус пишет как сторонний секулярист, и это одна из сильных сторон его книги. У него нет сектантского топора, который нужно мучить, и он справедлив по отношению к Лютеру, проявляя сочувствие к его страданиям и указывая на то, что, несмотря на его недостатки, он был побужден страданиями делать то, что мог. Его литературные произведения были потрясающими и впечатляющими. Но Мариус также указывает на то, что Лютер был явно неправ, списывая католицизм, как он это сделал. Церковь нуждалась в реформе и ее карьере, поскольку Реформация далеко не безупречна, но ее ритуалы и практики продолжают привлекать.
Если Мариус и ошибается, то он не всегда понимает внутреннюю динамику религии. Его объяснение мистицизма и некоторых христианских доктрин поверхностно; и он мало ценит роль мифа в духовной жизни. Он мог бы избавить себя от неприятностей, просто указав, что вера Лютера, которую он жил сам, была плохой религией. Все великие мировые религии настаивают на том, что главное испытание любой духовности — это то, что она ведет к практическому состраданию. И все же богословие Лютера привело его к гневу и ненависти.
Читатель, хромая, уходит от этой прекрасной биографии, пошатываясь от удручающего воздействия гнева Лютера. Он был охвачен ненавистью, нападками, в самых низменных выражениях, на всех своих богословских оппонентов, евреев, ведьм, турок, пап, крестьян, своих соратников-реформаторов и его несчастную паству. В этом отношении его личное богословие должно быть одним из самых монументальных религиозных провалов всех времен. Тот факт, что протестантизм смог оправиться от этого неудачного начала, является триумфом человеческого духа.
Книга Карен Армстронг «История Бога» опубликована в мягкой обложке в журнале Vintage
От уныния к экстазу
03 сентября 2021 г.
пастор Чак Суиндолл Священные Писания: Псалом 13: 1–6
Борьба Давида с унынием стала очень интенсивной, возможно, побудив его написать песню, известную сегодня как Псалом 13.Мы не можем быть уверены в проблеме, которая беспокоит короля-поэта.
Борьба Давида с унынием стала очень интенсивной, возможно, побудив его написать песню, которую мы знаем сегодня как Псалом 13. Мы не можем быть уверены в том, что эта проблема беспокоит царя-поэта. Однако мы знаем, что некоторые из самых мрачных прошли дни, прежде чем он был официально возведен на престол Израиля. Бог готовил его к грандиозной задаче, и Он использовал испытания, чтобы превратить его в человека зрелости и внутренней силы. Это может помочь нам вернуться к 1 Царств, чтобы узнать, что может были обстоятельства, которые побудили Дэвида написать эту песню.(См. 1-я Царств 18: 9–15, 28–29; 20: 30–33.)
Он только что убил Голиафа из Гефа. Филистимляне, таким образом, стали побежденным противником Израиля, а Давид стал самым известным (хотя еще молодым) героем в стране. В результате люди воспевали его дифирамбы, что в процессе Ревность царя Саула. Как он ненавидел популярность Дэвида! В результате Саул впал в такой приступ враждебности, что сосредоточился на убийстве Давида. Выйти из гармонии. Введите уныние.
Подумайте об этом! С этого времени Давид стал объектом дьявольского плана Саула.Хотя Давид был невиновен перед Богом и предан царю Саулу, он буквально бежал, спасая свою жизнь, и более десяти лет жил беглым беглецом на холмах Иудеи. Подумайте об этом!
Давид, которого преследовал и преследовал безумец Саул, временами, должно быть, испытывал сомнения. В моменты уныния ему часто не к кому было обратиться, кроме Господа. Вот он, помазанный избранный царь, существующий, как зверь, в пустыне, спасая свою жизнь. (Это разочаровало бы любого!) Я могу представить Дэвида, упавшего рядом с несколькими большими кустами или спрятанного под валуном рядом с какой-то горой — грязного и подавленного, гадая, закончится ли когда-нибудь погоня.
На этом фоне Псалом 13 имеет большой смысл. Как и многие «псалмы плача», это песня, обращенная к Богу, молитва, состоящая из шести стихов, приближающихся к кульминации. Он начинается в бездне уныния и заканчивается на горе. пики экстаза. Вот как я бы охарактеризовал песню Давида об отчаянии:
- Лицо Давида — плоский на земле, сосредоточенный на своих несчастьях и жалобах (13: 1–2).
- Он заостряет внимание на глубине испытания.
- Он акцентирует внимание на продолжительности судебного разбирательства.
- Давид стоит на коленях — берет свое бремя перед Господом и признает свою зависимость от Него (13: 3–4).
- Давид стоит на ногах — радуется и поет (13: 5–6).