Понятие «личности» как религиозно-философский и лингвистический концепт — епископ Кирилл и игумен Мефодий (Зинковские)
иеромонах Мефодий (Зинковский)
Источник
Скачатьepub fb2 pdf Оригинал: pdf491Кб
Содержание
АннотацияПонятие «личности» в современном миреСпорность и неоднозначность понятия человеческой «личности»Апофатизм и онтологическая открытость понятия «личности»История бытования термина в русском языкеБлизость понимания термина в современной лингвистике и богословииАннотация
В статье дается философско-богословский обзор употребления концепта «личность» с античности до наших дней, рассматривается история этого понятия в русском языке.
Опровергается мысль об отсутствии в древнерусском мышлении потребности в терминах, обозначающих индивидуальное начало. Отмечена близость понимания термина в современной лингвистике и богословии.
Этимология слова «личность», восходящая к понятию «лик», а также близость терминов «личность», «лицо» и «образ» подтверждают возможность и необходимость богословского употребления термина «личность» наряду с традиционными греческими терминами «ὑπόστασις», «πρόσωπον» и латинским «persona».
Понятие «личности» в современном мире
В современном мире существует ярко выраженная тенденция к вырождению представления о человеческой личности, когда «личность человека стандартизируется, обобщается, стирается». Человек «забывает собственное лицо, деперсонализирует себя» [8, с. 258] изнутри, находясь под прессингом деперсонализации снаружи [28, p. 3]. «Современность с ее секулярным сознанием, секулярными наукой и культурой исходит из идеи о дохристианской и вне-христианской основе личности. Это точнее всего выражено в понятии «автономия» [7, c. 334]. «Антропоцентризм европейской цивилизации вынудил человека встать на стезю саморазрушения, демонстрируя неописуемое презрение к уникальной ценности человеческой личности» [11, с.
76]. Происходит суррогатная подмена представления о человеческой личности либо ложной броской «неповторимостью», представляющей собой лишь примитивную количественную комбинацию уже встречавшихся в опыте человека внешних поведенческих признаков, либо лже-подражанием другим, интуитивно ощущаемым характерным чертам личности: свободе, творчеству и др. «На место живой человеческой личности приходит нечто виртуальное, а жизнь превращается в игру, в перформанс» [16, с. 10]. Мы становимся свидетелями крайностей «индивидуалистической самодостаточности» и «коллективистского антиперсонализма» [5, с. 9]одновременно. Гуманизм обкрадывает человека, которого так хотел возвеличить, постепенно все более лишая его фундаментальной основы его бытия – личностного начала. Гуманитарный индивидуализм и эгоизм, как корень греха, обернулись страшной деформацией человеческой личности.
При том, что вопрос о сущности человеческой личности может показаться для многих лишь теоретическим, философско-богословским и отвлеченным от повседневных потребностей нашей жизни, реальность подтверждает совсем другое.
Непрерывно растущие проблемы биоэтики, педагогики, нравственности и даже политические и экономические вопросы, в конце концов, сходятся, как к некоторому фокусу или мысленному эмбриону, из которого формируются впоследствии полноценные мировоззренческие системы, к вопросу о том – кто или что есть человек, каковы понятие и ценность его личности, законы ее развития и нормы отношения к ней.
Спорность и неоднозначность понятия человеческой «личности»
Вторая половина XIX в. и весь XX в. ознаменовались активным ростом интереса к понятию человеческой «личности» как в богословии и различных направлениях философской мысли – от экзистенциализма и философской антропологии до марксизма, так и в различных ветвях психологии. Спорность понятия человеческой «личности» наглядно отражается в том, что доныне существуют такие направления богословской и философской мысли, которые либо настаивают на условности, ограниченности применения термина «личность» к человеку, либо вообще категорически отрицают возможность, адекватность и осмысленность использования этого термина в христианской антропологии.
Распространено мнение о неадекватности приложения термина «ипостась» в ее смысловом понятии «личность» к человеку, ведутся споры в современном грекоязычном богословии о влиянии персонализма и экзистенциализма на понимание личности [30, p. 159–160], развиваются различные концепции об условном наличии личности в человеке1.
«В наше время слово личность часто употребляется как синоним индивидуума, что создает немало недоразумений и путаницы», ибо «личность и индивидуум означают реальности, поистине диаметрально противоположные» [18, с. 156]. Более того, понятие «личности» просто отрицается рядом современных течений научной мысли, «вдохновляемых стремлением естественных наук уменьшить различие между человеком и животным» [там же]. Одновременно, представители персоналистического богословия настаивают на том, что современные достижения естественных наук «проливают даже еще больше света на неизреченную тайну человеческого субъекта (личности), так же как и на личностные отношения, существующие между человеческими субъектами и между ними и Богом, Который превосходит всякий разум» [32, p.
214]. Действительно, «вопрос богословского понимания личности является “местом встречи” европейской мысли Нового времени и древнего церковного умозрения. Это весьма сложная проблема, над которой еще предстоит серьезно поработать современным богословам» [24, с. 54].
Историческая неоднозначность понятия «личность», очевидно, состоит, прежде всего, в отсутствии онтологического осмысления личности в мысли древних философов или, по крайней мере, лишь в некоторых намеках на вызревание такового осмысления2. Эта неоднозначность коренится еще и в том, что откровение об онтологическом «принципе персоны»3 лишь приготовлялось в рамках ветхозаветной библейской мысли, а осмысление в новозаветной истории этого откровения было достаточно длительным и порой противоречивым. Формирование современного философско-богословского понятия «личности», относимого к человеку, несмотря на все разнообразие мнений о его окончательном, точном определении, стало «революционным» прорывом в общечеловеческом интеллектуально-социальном поле именно благодаря новозаветному откровению о Триипостасном Боге.
Бурное развитие в ХХ в. персоналистической философии человека, различных течений в науке о психологии человеческой «личности» говорит, с одной стороны, об актуальности и востребованности осмысления концепции «личного бытия», а с другой – предлагает множество различных и порой противоречивых толкований смысловой нагрузки понятия человеческой «персоны». Как замечают исследователи, «немногие слова имеют столько смысловых уровней, как слово “персона”» [27, p. 18].
Многие богословы и философы до сих пор считают проблему определения понятия человеческой «личности» нерешенной. «Не случайно, – писал немецкий философ Д. Гильдебранд, – что античность так и не смогла ясно осознать природу человеческой личности. Но даже в христианской философии все еще не постигнута до конца природа человека и особенно те черты, что делают его личностью». «Мы еще не разработали с философской точки зрения поразительное богатство идей, заложенных в Откровении. Мы часто принимаем евангельские положения как самоочевидные, не понимая до конца их философского значения» [5, с.
22–23].
Апофатизм и онтологическая открытость понятия «личности»
Богословское определение, данное выдающимся богословом ХХ в. В. Н. Лосским, понятию «персоны» в антропологии, являясь по сути глубоко апофатичным, признается рядом современных богословов «капитулянтским», поскольку не дает определения понятию в строгом философско-логическом ключе, а, скорее, избегает подобной дефиниции. «Не-сводимость» личности к природе, сформулированная В. Н. Лосским, пользуется характерной для апофатизма отрицательной приставкой «не» и определяет личность не как нечто «несводимое», но именно как принципиальную «не-сводимость». Это не удовлетворяет многих мыслителей, поскольку получается, что «человеческая личность не может быть выражена понятиями. Она ускользает от всякого рационального определения и даже не поддается описанию» [17, с. 103]. Однако, апофатическое богословие, как известно, далеко не тождественно агностицизму, хотя и может кого-то подтолкнуть к подобной крайности. Понятие «личности» потому и представляет особый интерес для исследования, что, на наш взгляд, принадлежит качественно отличному от природного аспекту бытия, не подчиняющемуся привычным для человеческого ума описательным категориям.
Более того, мы надеемся доказать в нашем исследовании, что именно личность Бога и человека, в силу своей онтологической открытости к общению и в разрез со своим апофатическим определением, нивелирует принципиальную опасность агностицизма в познании Бога и человека, раскрывая бесконечные перспективы перед познающим человеческим субъектом, ибо ««персона» может быть постигаема экзистенционально» [31, p. 43] и, «будучи неопределяема в статическом аспекте, проявляет себя в динамическом аспекте в экзистенциональном событии» [15, с. 103–104]. А поскольку познание Бога всегда связано в Св. Писании и Предании с опытом и проблемой обожения, то «сотериологическая необходимость обожения» оказывается связана напрямую с «тайной и глубиной» понятия человеческой «личности» [1, с. 140].
История бытования термина в русском языке
Мнение отдельных исследователей о том, что слово «личность» на Руси долгое время (до второй половины XVII в.) практически не использовалось «за отсутствием в реальности его денотата – того, что мы сегодня называем личностью», представляется ошибочным.
Аргумент, что поскольку человек «еще не мыслил себя в отдельности от своей семьи, рода, некой общности, частью которой он являлся, и абстрактное понятие, указывающее на конкретного человека как на самостоятельную духовную сущность, ему, собственно говоря, не очень и требовалось» [3, с. 271] и появилось лишь в результате влияния европейских языков на русский, не является убедительным.
И, если собственно слово «личность» в русском языке и появляется достаточно поздно и действительно испытывает влияние европейской культуры в своей смысловой нагрузке [4, с. 175], тем не менее, этим проблема этимологизации данного понятия не исчерпывается. Так, латинское слово «persona» вошло в варианте «парсуны» в древнерусский словарь уже в XIV в. в значении «лицо», «личность» [22, стлб. 882]. Одновременно, Ю. С. Степанов соотносит прилагательное «личный» с церковнославянским «ликом», одним из значений которого было также «лицо» [23, с. 714], являвшееся, в свою очередь, многозначным понятием, включающим, согласно Словарю русского языка XI –XVII вв.
, и значение «отдельный человек, личность» [19, с. 254–257]. Вместе с тем известно, что однокоренное и «перекрывающееся» в смысловом плане со словом «лицо» слово «личина», в значении «маски» совпадающее с одним из значений термина «persona», употреблялось на Руси уже в XIII в. [22, стлб. 33].
Исторически далеко не вдруг и не просто происходит описываемый филологами процесс дифференциации понятий «лицо» и «личность». Четкость чисто лексического разграничения лицо – личность «не могла реализоваться без столь же четкого понятийного разграничения: лицо (человек вообще) и личность (человек-индивидуальность)» [2, с. 150–151]. Можно сказать, что и в современном русском языке эта дифференциация не стала абсолютной.
Языковая картина усложняется еще и рядом других терминов, которые могли служить для описания и обобщения «свойств человеческой индивидуальности». Таковым является, например, древнерусское слово «самость», «встречающееся в рукописной Логике», дошедшей до нас в списках уже XV – XVI вв.
[см.: 20]. Кроме того, в XVI – XVII вв. и далее «в русской письменности получает распространение для обозначения человеческой особи» слово «особа» [10, с. 306]. И хотя эти слова не остались в активном словаре современного языка, их употребление опровергает упомянутую выше идею об отсутствии необходимости в каких-либо терминах, обозначающих индивидуальное начало в древнерусском мышлении.
Очевидно, что у древнерусского человека, как и у древнего человека вообще, присутствовало гораздо более ясное понимание родового единства, нежели у современного человека – отпрыска индивидуалистической европейской цивилизации. Но этот факт вовсе не отрицает возможность совместимости «родового мышления» с интуитивным осознанием каждым человеком своей неповторимой индивидуальности.
Анализ лингвистической литературы, касающейся этимологии слова «личность» показал, что его корень восходит к славянскому «лик», близкому по смыслу к греческому термину «πρόσωπον», сыгравшему значительную роль в развитии богословия ипостаси как в тринитарном, христологическом, так и в антропологическом богословии.
Если семантика слова «личность» возводится современными лингвистами к «лику», линии изгиба «щеки» [25, с. 480] (в том числе изгиба «вокруг» глаз), к «тому, что смотрит навстречу» [14, с. 225; 9, с. 289, 293], то по той же модели оказывается построено и греческое приставочное существительное «πρόσωπον» – «часть лица, относящаяся к глазам» и / или то, «что находится напротив глаз» [6, с. 78–79; 29, p. 769].
«Лицо человека – это то, что он показывает миру, пред-ставляет ему. Именно по лицу мы узнаем человека, в лице отражается его характер, настроение, намерения, его от-личие от других людей. Не удивительно, что именно из этого круга понятий возникает слово, обозначающее человека как индивидуальную сущность, как человеческую личность» [4, с. 178]. Исследователи отмечают также близость лексем «личность», «лицо» и «образ». «Слова, выражающие исследуемое нами понятие (“маска”, “личина”, “лик”, “облычье”), из которого развилось современное русское слово “личность”, принадлежат к древнейшему слою общеиндоевропейской лексики и многочисленными связями соединяют личность с самыми разнообразными семантическими полями, внося в нее дополнительные оттенки значений и смыслов, актуализирующихся в том или ином контексте».
«Древнее понятие лика / личины очень близко тому, что мы сегодня называем личностью. Происхождение личности из лика / личины оказывается не только подтверждаемым данными языка, но и семантически оправданным» [4, с. 208, 197, 220].
Близость понимания термина в современной лингвистике и богословии
Интересно, что посредством лингвистического анализа новейшей поры оказывается возможным приблизиться к богословской интерпретации понятия «личность». Так, например, Н. Н. Вольский в своем курсе Лингвистической Антропологии приходит к утверждению о мета-природности человеческой личности и связывает ее с «жизненной программой», «как-бытием», т. е. с модусом / тропосом существования. Так, он говорит, в частности, что «никакие свойства тела и особенности функционирования нервной системы не являются кардинальными чертами личности», что «личность не является синонимом индивидуальности», «не совпадает с “душой”» или «комплексом устойчивых характеристик души (психики)» и «ускользает от нашего анализа», поскольку «мы никак не можем обнаружить ее, разбирая “человека” на составные части» [4, с.
«Личность» человека в видении лингвиста-антрополога оказывается напрямую связанной со «способом взаимодействия с другими существами и предметами мира», она обладает «своим способом бытия», характеризующимся свободой целеполагания и «единством проекта и его осуществления» [4, с. 217–218, 235].
Однако, для взвешенного анализа результатов антропологических научных исследований, включая и лингвистические, оказывается очевидной потребность в богословском их осмыслении. Так, глубокие по своей сути наблюдения Вольского, тем не менее, приводят его к ошибочным выводам о «до-личностном» и «личностном» типах человека, преувеличению значения тропоса бытия над сущностью и к разбиению людей на «типы», различные по сущности4.
И хотя Н. Н. Вольский считает, что люди «личностного» типа являются качественно «новыми» в истории человечества, он не выходит за рамки отождествления «личности» с тропосом бытия или «программой» существования, считая только программу личностного человека качественно отличной от программы человека «родового» [4, с. 233, 235]. Свобода, существующая лишь для человека «личностного» типа, оказывается связанной с категориями «случая» и «счастья» [4, с. 234]. Но это есть, несомненно, примитивизирование, поскольку обобщенная категория счастья актуальна для всякого человека, для всякой личности. Счастье – это ощущение включенности в гармонию бытия, осуществление логосов-замыслов Бога о себе, осуществляемая личным свободно-проэретическим согласованием своего бытия с логосами-словами-мыслями Бога.
Предыдущий анализ филологически обосновывает адекватность и актуальность рассмотрения богословского употребления русского понятия «личность» наряду с традиционными греческими терминами «ὑπόστασις», «πρόσωπον» и «χαρακτήρ», а также с латинским «persona».
ЛИТЕРАТУРА
1. Антоний (Сурожский), митр. Образ и подобие. Беседа 28 марта 2002 года // Его же. Уверенность в вещах невидимых. М.: Никея, 2012. С. 139–150.
2. Будагов Р. А. История слов в истории общества. М., 1971. – 272 с.
3. Виноградов В. В. История слов. Около 1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связанных. М., 1999. – 1138 с.
4. Вольский Н. Н. Лингвистическая антропология. Введение в науки о человеке. Курс лекций. Новосибирск: Изд. НГПУ, 2004. – 238 с.
5. Гильдебранд Д., фон. Новая Вавилонская башня. Избранные философские работы / Пер. А. И. Смирнова. СПб.: изд. Алетейя, Ступени, 1998. С. 7–64.
6. Завершинский Г., прот. Богословие диалога. Бубер и христианство // Богословие личности / Под ред. А. Бодрова и М. Толстуженко. М., 2013. С. 73–86.
7. Зеньковский В. В.
Русские мыслители и Европа. М.: Республика, 1997. – 368 с.
8. Иоанн (Шаховской), архиеп. Ценность и личность. Минск: изд. Белорусского Экзархата, 2011. – 544 с.
9. Камчатнов А. М. О символическом истолковании семантической эволюции слов лице и образ // Герменевтика древнерусской литературы XI–XIV вв. М., 1992. Сб. 5. С. 285–299.
10. Кокорев А. В. Из истории русского литературного языка первых десятилетий XVIII в. // Виноградов В. В. История слов. Около 1500 слов и выражений и более 5000 слов, с ними связанных. М., 1999. С. 305– 309.
11. Коман К., протопресв. Священник Думитру Станилоэ: переводчик, истолкователь и продолжатель святоотеческой традиции // XVIII Ежегодная богословская конференция ПСТГУ: Материалы. Т. 1. М.: Изд-во ПСТГУ, 2008. С. 73–81.
12. Лосев А. Ф. История античной эстетики. В 8-ми т. Книга II. М.: Искусство, 1994.
13. Лосский В. Н. Кафолическое сознание // Его же. Богословие и Боговидение. Сборник статей. М.: изд. Свято-Владимирского братства, 2000. С. 568–580.
14. Мурьянов М. Ф. Об одной пушкинской эпиграмме // Известия Академии наук СССР, Серия литературы и языка, 1989. Т. 48. № 3. С. 215–230.
15. Николай (Сахаров), иеродиакон. Понятие образа и подобия у архимандрита Софрония // Богословие. Философия. Культурология. Труды высшей религиозно-философской школы (4). СПб., 1997. С. 101–117.
16. Резник М. И. Смирение и послушание в контексте учений о личности XX в. Диссертация… кандидата психологических наук. МПГУ. М., 2005. – 160 с.
17. Сабиров В. Ш. Любовь как откровение Личности – Божественной и человеческой // Человек. 2003. № 6. С. 100–110.
18. Симеон (Брюшвайлер), архим. Тайна и измерение личности // Альфа и Омега. 2004. № 1 (39). C. 155–169.
19.
Словарь русского языка XI –XVII вв. / Ред. Ф. П. Филин. В 29-ти вып. М.: Наука, 1981. Вып. 8. – 404 с.
20. Соболевский А. И. Переводная литература Московской Руси XIV – XVII вв. // Сб. ОРЯС АН, 1903. С. 401–408.
21. Софроний (Сахаров), архим. Видеть Бога, как Он есть. Свято-Троицкая Сергиева Лавра, Свято-Иоанно-Предтеченский монастырь, 2009. – 398 с.
22. Срезневский И. И. Материалы для Словаря древнерусского языка. В 3-х т. М., 1958. Т. 2. – 901 с.
23. Степанов Ю. С. Константы. Словарь русской культуры. М.: Академический проект, 2001. – 990 с.
24. Филарет (Вахромеев), митр.
Владимир Лосский – богослов от Бога // Журнал Московской патриархии.М., 2003. № 12. С. 51–57.25. Черных П. Я. Историко-этимологический словарь современного русского языка. В 2-х т. М., 1994. Т. I. – 624 с.
26. Шичалин Ю. А. О понятии «Личности» применительно к Триединому Богу и Богочеловеку Иисусу Христу в православном догматическом богословии // Вестник ПСТГУ, Богословие.
Философия, 2009. Вып. 1 (25). С. 47–72.
27. Balthasar H. On the Concept of Person // Platonica Minora. Munich: Fink, 1976. P. 18–26.
28. Harrison N. V. God’s Many-Splendored Image: Theological Anthropology for Christian Formation. Baker Publishing Group, 2010. – 207 p.
29. Lohse E. Πρόσωπον // Theological Dictionary of the New Testament. 10 Vols. Grand Rapids, 1964–1976. Vol. VI. P. 769–781.
30
31. Sophrony (Sakharov), arch. His Life of Mine. Oxford, 1977. – 128 p.
32. Staniloae D. Theology and the Church, The Problems and Perspectives of Orthodox Theology. St.Vladimir’s Seminary Press, N.Y., 1980. – 240 p.
* * *
1В частности, в учении Л. П. Карсавина о «софийной личности» нужно подчеркнуть противоречивость положения о том, что «одно лицо или ипостась» может содержать «в качестве частей другие лица», см.
: [13].
«Греческая классическая литература понимает свободного гражданина и раба в их личной целостности как живое тело. Однако личность только тогда получает исходную целостность, когда тело объединяется с душой (Исократ)» [12, с. 520].
3«Господь даровал нам свет откровения Персоны» [21, с. 240].
4«Родовой» человек – «не является личностью, и мы должны отнести его к единственной известной нам разновидности доличностного типа человека»; «Сущность создаваемой вещи зависит не только, и не столько от “материалов”, из которых она строится, сколько от структуры целого, от “формы” (в самом широком смысле слова), в которую организуется материал», «выделяя людей, объединяемых категорией “мы”, т. е. “тех, кто имеет ту же сущность, что и я”», [4, с. 217, 229].
Источник: Мефодий (Зинковский), иером. Понятие личности как религиозно-философский и лингвистический концепт // Вестник Московского областного государственного университета.
Серия «Философские науки». 2014. № 2. С. 103–110.
История понятия Личность — Психологос
В древнерусском языке до XVII в. не было потребности в слове, которое соответствовало бы, хотя отдаленно, современным представлениям и понятиям о личности, индивидуальности, особи. В системе древнерусского мировоззрения признаки отдельного человека определялись его отношением к богу, общине или миру, к разным слоям общества, к власти, государству и родине, родной земле с иных точек зрения и выражались в других терминах и понятиях. Конечно, некоторые признаки личности (например, единичность, обособленность или отдельность, последовательность характера, осознаваемая на основе тех или иных примет, сконцентрированность или мотивированность поступков и т. д.) были живы, очевидны и для сознания древнерусского человека. Но они были рассеяны по разным обозначениям и характеристикам человека, человеческой особи (человек, людие, ср. людин,лице, душа, существо и некоторые другие). Общественному и художественному сознанию древнерусского человека до XVII в.
Слово личность образовано как отвлеченное существительное к имени прилагательному личный, обозначавшему: `принадлежащий, свойственный какому-нибудь лицу’. Это слово сформировалось не ранее второй половины XVII в.
В конце XVIII в., в связи с развитием стилей сентиментализма, начинает все острее и глубже осознаваться в употреблении слова личность значение: `индивидуальные, личные свойства кого-нибудь, личное достоинство, самобытность, обнаружение личных качеств и ощущений, чувств, личная сущность’ (ср. в языке Карамзина, в русских переводах сочинений Жан-Жака Руссо и т. д.).
С начала XIX в. употребляются в русском литературном языке европеизмы: индивидуум, индивидуй,индивидуальность и калька неделимое (individuum, фр.
individu). Наряду с этими выражениями для обозначения представления о личности употребляются также слова, полученные в наследство от русского литературного языка XVIII в.: существо, лицо, создание, человек, характер и некоторые другие.
Только в20—30-х годах XIX в. в русском литературном языке вполне сформировалось в слове личность значение: `монада, по-своему, единственно ей свойственным образом воспринимающая, отражающая и создающая в себе мир’. Складываются антиномии личностного, индивидуального, неделимого и общего или общественного. С понятием о личности связывается представление о внутреннем единстве, неделимости и цельности отдельного человеческого существа, о его индивидуальной неповторимости.
На применение значений слова личность в общелитературном языке оказали громадное влияние философские учения, философское словоупотребление 20—40-х годов (ср. употребление слова личность в языке И. В. Киреевского, Н. В. Станкевича, В. Г. Белинского, А. И. Герцена и др.). Ср.
в письме В. Г. Белинского В. П. Боткину от 4—5 октября 1840 г.: «”Да здравствует разум, да скроется тьма!“ — как восклицал великий Пушкин. Для меня теперь человеческая личность выше истории, выше общества, выше Человечества. Это мысль и дума века!» (Западники 40-х годов, с. 154). Или в письме от 1 марта 1841 г.: «…судьба субъекта, индивидуума, личности важнее судеб всего мира и здравия китайского императора (т. е. Гегелевской Allgemeinheit» (там же, с. 160).
В русском литературном языке 40—50-х годов особенно рельефно выступают три оттенка в употреблении слова личность:
1) человеческая индивидуальность с ее внутренней стороны, индивидуальное или собирательное «я» в качестве носителя отличительных, неповторимо сочетающихся духовных свойств и качеств;
2) человек как социальная единица, как субъект гражданских прав и обязанностей — в его отношении к обществу;
3) отдельное, обособленное существо, определяемое по внешним, индивидуальным приметам.
В то время как в стилях публицистической и общественно-политической литературы 60-х годов слово личность наполняется новым социальным, прогрессивно-демократическим содержанием (ср.
«развитая личность», «мыслящая личность», «светлая личность» и т. п.), в обиходной разговорной речи оно расширяет свое значение до общего, неопределенно-местоименного указания на единичного человека как на тип, характер (разговорные синонимы: персонаж, тип, субъект).
В слове личность современный русский язык различает три основных значения:
1. Отдельное человеческое я, человеческая индивидуальность как носитель своеобразных социальных и субъективных признаков и свойств. Например, личность Пушкина; уважение к чужой личности; неприкосновенность личности и т. п.
2. Человек с точки зрения черт его характера, поведения, общественного положения: светлая личность, темная, подозрительная личность, благородная личность, редкая личность и т. п. Это значение иногда расплывается и синонимически уравнивается с общим значением слова человек (ср.: в углу сидело несколько личностей в лохмотьях).
3. Человек как субъект права и как гражданское лицо. Например, удостоверение личности, опознать личность убитого, для выяснения личности и т.
п.
Со словом личность синонимически сближается интернациональное слово индивидуальность. Сверх значения свойства, соотносительного со значениями прилагательного индивидуальный или существительного индивидуум, в слове индивидуальность различаются более или менее отчетливо два основных значения:
1. Совокупность характерных, более или менее ярких, особенностей и свойств, отличающих один индивидуум от другого (напр.: Он человек совсем безличный, без всякой индивидуальности. Ярко выраженная индивидуальность).
2. Единичная личность, отдельное существо как обладатель, носитель своеобразных особенностей, свойств (напр. Защита человеческой индивидуальности) (Ушаков, 1, с. 1202).
Гораздо более далеки от слова личность значения слова индивидуум, которое в бытовой речи сближается с некоторыми значениями слов лицо и человек. Индивидуум — это 1) в биологии: самостоятельно существующая особь, отдельный животный организм или растение; 2) в общем языке: человек, рассматриваемый как самостоятельная особь, как отдельная единица среди других людей и 3) в разговорно-шутливом употреблении: субъект, некто («Ко мне подошел какой-то индивидуум в синих очках» и т.
п.).
Акад. А. С. Лаппо-Данилевский так раскрывает это содержание термина индивидуальность: «Понятие об индивидуальности есть понятие о некоем единстве своеобразия, характеризуемом известною совокупностью признаков и, значит, не заменимым другим каким-либо комплексом в его значении. Понятие об индивидуальности характеризуется богатством своего содержания и ограниченностью своего объема; оно содержит множество представлений о разнообразных элементах конкретной действительности, объединяемых в одну совокупность, что отражается и в словоупотреблении: под индивидуальностью, в более частном значении слова, можно разуметь и личность, и событие, и социальную группу, и народ, в той мере, в какой они отличаются от других личностей, событий, социальных групп, народов и т. п.» 126.
Слово индивидуальность чаще всего связывается с выражением более высоких и более ярких качеств личности. «Всякий человек является личностью, сознательным субъектом, обладающим и известным самосознанием; но не у каждого человека те качества его, в силу которых он осознается нами как личность, представлены в равной мере, с той же яркостью и силой.
В отношении некоторых людей именно это впечатление, что в данном человеке мы имеем дело с личностью в каком-то особенном, подчеркнутом смысле этого слова, господствует над всем остальным. Мы не смешаем этого впечатления даже с тем очень близким, казалось бы, к нему чувством, которое мы обычно выражаем, говоря о человеке, что он индивидуальность. ”Индивидуальность“ говорим мы о человеке ярком, т. е. выделяющемся известным своеобразием. Но когда мы специально подчеркиваем, что данный человек является личностью, это означает еще нечто большее и другое. Личностью в подчеркнутом, специфическом смысле этого слова является человек, у которого есть свои позиции, свое ярко выраженное сознательное отношение к жизни, мировоззрение, к которому он пришел в итоге большой сознательной работы. У личности есть свое лицо» (С. Л. Рубинштейн. Указ. соч., с. 566).