Ликбез-3: Эмоция, или ЧЕМУ ПОКА ЕЩЕ НЕ УЧАТ НА ФАКУЛЬТЕТЕ ПСИХОЛОГИИ
Если нижеприведенная информация вызовет у Вас легкий шок — значит, у Вас, скорее всего, Третья Эмоция, и я заранее приношу Вам извинения, однако полагаю, что эта информация очень полезна.
Как Эрнст Кречмер предвосхитил открытия Афанасьева, определив четыре типа телосложения, так Гиппократ предвосхитил открытия Афанасьева, описав четыре «темперамента». (Оставим в стороне его предположения о «жидкостях», ответственных за каждый темперамент.)
Четыре «темперамента» точно соответствуют четырем Эмоциям Афанасьева: 1 — холерик, 2 — сангвиник, 3 — меланхолик, 4 — флегматик. (Это важное наблюдение принадлежит не Афанасьеву и не мне, а коллеге Саше Буртянскому salarsolo.)
Вот признаки четырех типов Эмоции.
(NB: Не у каждого человека присутствуют все признаки его типа. Могут присутствовать и посторонние признаки. Но один из типов явно перевешивает.)
Первая Эмоция («холерик»):
Эмоция «в активном монологе», «для себя».
Наружу может проявляться бурно (громкий смех, частые слёзы), но может быть и довольно сдержанной, особенно при Второй Воле.
Не управляет своими эмоциями, а зависит от них: «Не могу этим заниматься, когда нет настроения», «Не могу общаться с человеком, который мне не по душе».
Общий эмоциональный фон повышенный, «на восклицательных знаках».
Эмоции сильные, резкие, без нюансов.
Внутренние эмоциональные бури (например, влюбленность, о которой ее объект так и не узнает).
Не слишком хороший актер, «играет самого себя» (Высоцкий).
При эмоциональных вспышках должна «перекипеть» в одиночестве, попытки успокоить только мешают.
Мало интересуется чужим эмоциональным состоянием, слабо его чувствует.
Раздражается от чужих эмоциональных вспышек («мне чужих эмоций не надо, своих хватает»).
Яркая мимика («всё на лице написано»), активная жестикуляция.
Если пишет художественные тексты, то чаще короткие (стихи, рассказы).
Чёткие и независимые эстетические вкусы («Ты сам свой высший суд», «Я не слушаю советов — я играю, как хочу», «Это не искусство»).
Искренность, непосредственность, бестактность (особенно если Воля не Вторая).
Часто настроена религиозно-мистически, особенно если Логика низкая (а при 2Л могут получаться странные компромиссы между мистичностью и безверием).
Доверие к интуиции, предчувствиям, снам.
Чаще носит длинные волосы.
Типичные выражения: «изумительно», «потрясающе», «шедевр», «ужасно», «кошмар», «люблю», «ненавижу».
При дисгармонизации может быть склонна к истеричности.
При гармонизации близка ко Второй.
Нередко у мужчин в нашей культуре Первая Эмоция «отбита» и слабо проявляется, в этом случае она похожа на Третью и ее приходится определять методом исключения.
Вторая Эмоция («сангвиник» — самая распространенная из Вторых Функций):
Эмоция «в активном диалоге с миром».
Легко меняет свое эмоциональное состояние, управляет своими эмоциями.
Эмоциональная устойчивость, легко воспринимает любые чужие эмоции.
Чувствует чужое эмоциональное состояние и влияет на него.
Может по желанию успокоить, обрадовать, расстроить, огорошить собеседника.
Развитая интуиция, невербальное восприятие (Солженицын писал, что доносчиков видно по выражению глаз).
Выразительная мимика. Фотогеничность.
Мелодичный голос, интонации яркие, с полутонами и модуляциями.
Дар импровизации, подражания, пародирования.
Актерский дар, умение изобразить эмоции «на зрителя», умение засмеяться или заплакать, если нужно.
Умение подстроиться под ситуацию, сказать нужные в данный момент слова.
Дар убеждения: «Не беспокойся, все в полном порядке!», «Я никого так не любил, как тебя!», «Вы нигде не найдете дешевле!», «Мое положение ужасно, прошу вас, помогите!», «Я прекрасный работник и все меня ценят!»
Художественный вкус, способности к музыке, литературе, рисованию, дизайну, рекламе.
Способность высоко ценить чужое искусство, даже и чуждое по духу (Мандельштам восхищался Пастернаком, Чуковский — Блоком).
Умение создать задушевную атмосферу.
Любовь к праздникам, застолью, тостам (талант тамады).
Не устает от занятий искусством.
Хорошо чувствует себя на сцене, и даже работая совсем в других областях, пытается «превратить» их в сцену (Путин, Нерон, Калигула).
Хорошая память на художественные тексты. Легко учит наизусть стихи, театральные роли и т.д.
Нередко у мужчин в нашей культуре Вторая Эмоция плохо развита и слабо проявляется, в этом случае ее приходится определять методом исключения.
При дисгармонизации или Третьей Воле Вторая Эмоция может приобретать признаки Третьей.
Третья Эмоция («меланхолик»):
Эмоция «в пассивном диалоге с миром».
Чувства, искусство, талант – область интереса, сомнения, запроса.
Считает их важной частью жизни и одновременно отмежевывается от них.
Недоверие к интуиции, предчувствиям.
Как и любая Третья функция, стремится к состоянию Второй, и страдает по поводу своего реального или мнимого несовершенства.
Нуждается в чутком эмоциональном диалоге.
Не любит бурные эмоции, яркие цвета.
Сниженный эмоциональный фон, депрессия («мерехлюндия» Чехова, меланхолия Зощенко, депрессия А.Линкольна и А.Линдгрен).
Как и у Первой Эмоции — разрыв между внутренними ощущениями и их внешними проявлениями.
Сдержанность слов и жестов.
Голос обычно негромкий и суховатый.
Мимика и жестикуляция — неяркая или отсутствует.
Может быть смешливой, но смех обычно негромкий.
Часто иронична, насмешлива, с хорошим чувством юмора (особенно при высокой Логике).
Может быть прекрасным драматургом (Чехов, Шварц), переводчиком (Левик, Мартынов, Заходер), композитором (Бетховен, Шостакович, Дворжак), поэтом (Тютчев, Твардовский, Бродский), юмористом (Зощенко) или даже клоуном (Юрий Никулин).
Любит природу и животных.
Может быть защитником природы, вегетарианцем (особенно если Физика не 1).
Алкоголь действует на нее положительно: эмоционально раскрепощает. Поэтому Третья Эмоция нередко пьет и нередко воспевает выпивку (Омар Хайям).
Из всех картин больше всего любит пейзажи или сама их рисует (Левитан).
Терапия: искусство, природа, религиозные ритуалы, общение со Второй Эмоцией.
Четвертая Эмоция («флегматик»):
До 25-27 лет Четвертая Эмоция может проявляться как Первая, затем эмоциональный фон резко снижается. (С.Михалков все свои лучшие стихи написал до 25 лет.)
Эмоция пассивна. Дефицит внутренней эмоциональной жизни, суховатость, скука.
Потребность в «подпитке» извне.
Любит музеи, выставки и т.д.
(Однако при Первой Воле либо Первой Физике Четвертая Эмоция может и сама быть популярным певцом, актером или писателем.)
Любит проявления чужих сильных эмоций («Хорошо ругаться можешь!» — слова Ленина в поэме А.Твардовского).
Нередко — отсутствие собственного эстетического вкуса, доверие к общественному мнению и авторитетам.
Мимика и жестикуляция свободная, но появляется нечасто.
При эмоциональных всплесках — интонация обычно резкая, без полутонов и модуляций.
При гармонизации планка эмоционального «минимума» повышается, при дисгармонизации понижается.
Как и в других функциях, самые лучшие сочетания – Второй с Третьей и Первой с Четвертой.
Достаточно гармоничны могут быть сочетания 1-1, 2-2 и 4-4.
3-3 — сочетание не идеальное, но терпимое (особенно при 2-й Воле).
Заведомо неудачное сочетание — Первой и Третьей (хотя Вторая Воля даже и его превращает в терпимое).
См. также:
Ликбез-1 — о Физике: http://spaniel90100.livejournal.com/71316.html
Ликбез-2 — о Логике: http://spaniel90100.livejournal.com/72388.html
Ликбез-4 — о Воле: http://spaniel90100.livejournal.com/76259.html
«Можно ли понять мотивы поведения политика?» – Нижний сейчас
Познавательно: «Можно ли понять мотивы поведения политика?» – Нижний сейчасЕсть такая любопытная наука – психософия, изучающая человеческие психотипы. Ее создал русский ученый Александр Афанасьев (1950 – 2005 гг.), базируясь на трудах известных психологов, социологов и философов.
Она очень хорошо применима, например, в бизнесе (позволяет максимально верно распределить обязанности в команде).
А можно ли подобным образом оценить политиков?
Разбираемся вместе с Михаилом Степановым – экономистом, психологом, последователем теории психософии Афанасьева.
Справка «НС»:
По теории Афанасьева, у каждого человека есть набор из четырех функций: воля (способность к контролю и управлению), эмоция (чувства, переживания), логика (склонность к анализу) и физика (инстинкты, комфорт). У различных людей функции распределяются в разном порядке, всего выделяют 24 психотипа.
Психотипы не отвечают на вопрос, хороший перед вами человек или плохой, они не говорят о его качествах, но помогают понять способ взаимодействия с миром и мотивы поведения.
М. Степанов
— Михаил, можно ли выделить какие-то особенности применительно к политике?
— Думаю, что можно. Как правило, в политику идут те, у кого воля находится либо на первом, либо на третьем месте.
Первовольные – харизматичные и целеустремленные, желающие воплотить свои идеи и принципы, третьевольные – люди, которым важно самоутвердиться в нейтральном смысле этого слова, «поймать волну» и сделать карьеру за счет понимания тонкостей устройства системы, обрести достойное место и статус (они, кстати, чаще встречаются в общей массе политиков и тех, кто стремится войти в их когорту).
Положению воли уделим больше внимания, чем остальным функциям, потому что это – главная характеристика для любого лидера.
Воля
| Место | Качества | Особенности | Примеры |
| 1 | Амбициозность, ориентация на результат, умение ставить и достигать цели, готовность идти на конфликт, высокая энергетика, харизма |
|
|
| 2 | Командная работа, ориентация на процесс достижения цели, демократичность |
|
|
| 3 | Креативность, легкость на подъем, умение подбирать нужных людей, коммуникабельность, стремление избежать личной ответственности, способность к пиару и самопиару | Чаще всего идут в политику. Стараются говорить то, что людей цепляет и выводит из равновесия в хорошем или негативном смысле. Нередко выбирают позиции, где полномочий много, а ответственности мало, используют намеки и интригу. Могут произвести фурор, но внедрять последовательную программу, как правило, не способны. Проблема «обманутых ожиданий» у людей вокруг |
|
| 4 | Лояльность, поддержка лидера, отсутствие конфликтов | В большинстве своем «прописываются» в рамках какой-то партии на вторых ролях. Удобны, «не высовываются» |
|
Нет сверхамбиций, как у первой воли, и нет желания интриг, пиара, как у третьей.— И у Жириновского, и у Березовского воля на третьем месте? Они такие разные! В способности лидера ЛДПР к самопиару я не сомневаюсь, а вот покойный олигарх вызывает сомнения…
— Да, они разные, потому что у Жириновского эмоция на первом месте, а у Березовского, скорее всего, на четвертом. Зато у Березовского мощная первая логика, он был искусный интриган и стратег. У них разные амплуа, разные роли, которые они играют и выбирают. Психотип, напомню, говорит только об особенностях поведения человека, но не связан с выбором пути и целей.
Эмоция
| Место | Качества | Особенности | Примеры |
| 1 | Полнота красок, гипертрофированные переживания | Способны на потрясающее политическое шоу. Зависимы от сиюминутного настроения, «артисты» | Владимир Жириновский |
| 2 | Открытость, адекватность реакций, легкость | Их эмоции могут быть и тихими, и громкими, но всегда – на диалоге. Часто очень нравятся избирателям, потому что находятся с ними в эмоциональном контакте | Фидель Кастро |
| 3 | Изысканность, сдержанность, ирония, «английский юмор» | В словесных поединках оперируют к логике (если высокая). Могут казаться очень сдержанными, а на самом деле оказывают сильное манипулятивное влияние на эмоции окружающих (вина, жалость, симпатии) |
|
| 4 | Беспристрастность, ритм, отражение | Сколько надо, столько эмоционально и окрашивают, но эмоция – один из основных инструментов влияния, когда выступают или общаются, могут «поддать жару» |
|
Логика
| Место | Качества | Особенности | Примеры |
| 1 | Информация, структура, система, анализ, критичность | «Кабинетные работники». Жестко придерживаются логической системы. Более «зажаты» по сравнению с теми, у кого логика на втором месте в силу собственной догматичности. Стараются избегать интервью и диалогов | Эльвира Набиуллина |
| 2 | Исследование, разъяснение, спор как форма развития, длинные речи | Очень успешны, потому что «работают» при помощи диалога. Всегда находят, что ответить, даже на сложные вопросы, для них это не стресс |
|
| 3 | Скептицизм, провокация, страх показаться не очень умным | Речь политиков с третьей логикой из-за своей «рваности» может запутывать людей. Боятся говорить на публику, хотят продемонстрировать ум, но теряются, и получается обратный результат |
|
| 4 | Доверчивость к информации, интеллектуальное восприятие, методичность, в стрессе «отключается» | Могут говорить, что угодно, для них логика не является чем-то важным. Часто говорят что-либо потому, что так принято. Живут в рамках общепринятых стандартов, что-то новое, свое продвигать вряд ли будут | Владимир Соловьев (ТВ) |
Физика
— Вообще, физика для политика – не самая важная функция…
— Михаил, но, судя по качествам, физика – это не только состояние тела, энергия, но еще и комфорт – для тех, у кого она на первом месте. Не будет ли основным желанием «хапнуть» себе благ?
— Будет. И, как правило, это случается с «главными на хозяйстве» — губернаторами, мэрами, руководителями крупных госструктур, то есть там, где есть возможность реального управления. Но у людей с первой физикой очень хорошо развит инстинкт самосохранения, и федеральные политики либо становятся тоталитарны, либо не лезут в сложные схемы. Сталин (первая – физика, третья – воля) был трусоват, подозрителен, плел интриги, искал врагов и уничтожал их. Брежнев (первая — физика, вторая – воля) — стабильный, понятный, любил покой и комфорт.
За период правления Александра Третьего (первая – физика, вторая – воля) в России не было серьезных войн, развивалась экономика.
| Место | Качества | Особенности | Примеры |
| 1 | Комфорт, семейные ценности, жизнелюбие, сила | Чувствительны к образу жизни, к хорошему дому, вилле, яхте |
|
| 2 | Энергия, движение, работоспособность |
| Наполеон |
| 3 | Экстрим, испытание на прочность |
| Владимир Ленин, Михаил Горбачев |
| 4 | Статичность, бесстрашие, порой – пренебрежение материальной стороной вопроса |
| Владимир Путин |
Их идеи, мысли и чувства для них важнее, чем комфорт и физическая стабильность— Есть ли какое-то оптимальное сочетание четырех функций для результативности политика?
— Все очень условно, и для каждой задачи решение индивидуально. Например, для прорыва и перемен лучше подойдет первовольный лидер. Для стабильного времени – со второй волей. Для того, чтобы приобрести некий статус-кво в трудных переговорах, провернуть сложную интригу, пролоббировать какие-то точки зрения – политик с третьей волей. Для поддержки – с четвертой.Толковость и польза политика определяется не психотипами, а его личными качествами и целями. Поэтому «оптимального» сочетания для результативности быть не может.
Эксперты группы РЭС отмечают значительный рост рейтингов Валерия Шанцева и Олега Кондрашова в июне
Народная новость: В Нижнем расформировывают музей ННГУ им. Лобачевского
Не логика, а воображение: физика эмоций Романа Сигнера
«Воображение по своей сути бунтует против детерминированности»
Фильмы Романа Сигнера «Супер-8» невозможно смотреть одним глазком.
Вы не можете следить за ними, пока раскладываете свой обед, прихлебывая глотки кофе, делая заметки, просматривая контекстную информацию или болтая с человеком, сидящим рядом с вами. В отличие от большей части современного кино- и видеоарта (в частности, инсталляции на основе проекций) они не являются «эмбиентными». Отдельные фильмы короткие, продолжительностью от менее минуты до нескольких минут, и все они имеют некоторую форму повествовательной дуги: начало, середину и конец. (В некоторых работах конец может быть просто следствием того, что катушка Сигнера с пленкой Super-8 достигает своего последнего кадра. Тем не менее, это будет буквально конец: положительный элемент процесса создания фильма, который требует признания.) Все фильмы немые. , а отсутствие слуховой информации увеличивает потребность в тщательном зрительном внимании. Хотя фильмы «Супер-8» могут и выставлялись в виде многоэкранной инсталляции, их нельзя осмыслить, «пассируя» от одного экрана к другому и сэмплируя отдельные, случайные фрагменты отснятого материала.
Как бы они ни были представлены, каждый отдельный фильм должен быть пройден полностью, от начала до конца.
Дело не только в том, что в некоторых фильмах рассказывается о сверхбыстрых изменениях и неожиданных событиях — точных моментах, в которые (например) происходит воспламенение, спуск, столкновение, возгорание, взрыв, имплозия, исчезновение или коллапс. Потому что фильмы требуют глубокой настройки внимания на протяжении всего времени их действия: не просто повышенной бдительности, а особого рода настройки или психической активации. Внимательно наблюдая, открываешь себя моменту поэтического.
Произнесенное совершенно неожиданно, это утверждение может показаться напыщенным и туманным. Цель этого эссе — исследовать его теоретически. В процессе она будет помогать себе идеями из разнородных источников: как рационалистических, аналитических англо-американских мыслителей, включая Ричарда Докинза и Роланда Пенроуза, так и европейцев, таких как Гастон Башляр, Ролан Барт и, в частности, Корнелиус Касториадис.
Эта методологическая перекличка выглядит откровенно донкихотской, но ее оправдание, как мы сейчас увидим, кроется в элементарной простоте фильмов Романа Синьера. Ибо конечная цель всего этого прежде всего искусствоведческая. Цель состоит не в том, чтобы создать окончательное философское утверждение о поэтическом, а в том, чтобы осветить работу Зигнера и все философские вопросы, которые она поднимает. Более того, по мере развития этого эссе кажущаяся четкой граница между «аналитиками» и «континентальными» будет, по крайней мере местами, выглядеть менее четкой…
Продолжить чтение у Романа Сигнера, изд. Конрад Биттерли и Андреас Фидлер, Художественный музей Санкт-Галлена, KINDL — Zentrum für zeitgenössische Kunst, Берлин и Verlag der Buchhandlung Walther König, Köln, 2014, стр. 160-184.
Разум, эмоции и контекст Различие
1 Число современных философов, которые обращались к вопросу о том, играют ли эмоции конструктивную роль в научных рассуждениях, можно пересчитать по пальцам одной руки или, возможно, по двум, если сильно постараться.
Наиболее известные среди них — Джеймс Макаллистер, Лиза Осбек и Нэнси Нерсесян [Osbeck & Nersessian 2011, 2013] и Пол Тагард. Это отсутствие интереса к эпистемологической важности эмоций вызывает некоторое недоумение. В последние годы растущее число влиятельных работ философов и ученых-когнитивистов бросило вызов преобладающему предположению о том, что разум и эмоции неизбежно конфликтуют друг с другом. Действительно, эмоция теперь стала центральной темой современной философии сознания и яркой темой эмпирических исследований в когнитивных науках. И все же философы науки почти не обращали внимания на эти разработки. Я не могу быть одинок в своем удивлении, что это должно быть так. В 2002 году Макаллистер вполне мог написать:
Я предсказываю, что роль эмоций в научной практике станет ведущей темой философии науки в предстоящее десятилетие. [МакАллистер 2002, 9]
2Спустя десятилетие мы видим, что прогноз Макаллистера был слишком оптимистичен.
Философы науки доказали свою впечатляющую устойчивость к захватывающим событиям в области исследования эмоций, происходящим за пределами тщательно контролируемых границ их собственной философской дисциплины.
3Вопрос, побудивший написать настоящую статью: почему? Этот вопрос обостряется тем фактом, что в философии науки существуют важные прецеденты интереса к эпистемологической роли эмоций в научных рассуждениях, прецеденты, которые, похоже, в настоящее время в значительной степени забыты. Существует, например, описание «научных страстей» химика-философа Майкла Поланьи, центральная нить которого проходит через его более известное обсуждение неявного знания в научной практике [Polanyi 19].58]. Как известно, на Томаса Куна сильно повлияли взгляды Поланьи на неявное знание, но когда Кун присвоил себе работу Поланьи, он молча отодвинул тему научных эмоций в сторону, см. [Kuhn 62, 44, n. 1]. В 1980-х годах связь между эмоциями и научными рассуждениями снова вышла на сцену в работах феминистских эпистемологов и философов науки.
4В этой статье я сделаю несколько предварительных первых шагов к ответу на вопрос, почему философия науки так не реагирует на недавние разработки в области философии сознания и когнитивных наук. Я предполагаю, что одним из важных препятствий на пути философов науки к признанию актуальности современных исследований эмоций для их собственной области является их постоянная приверженность исходному различию между контекстами открытия и обоснования.
С введением этого различия в 19 в.В 20-е годы эмоция была непосредственно помещена в контекст открытия, в то время как контекст обоснования был объявлен главной областью профессионального интереса философов науки. Хотя преднамеренное внимание к различению контекста в последние годы ослабло, предположение о том, что эмоции не вносят никакого вклада в эпистемическое обоснование научных убеждений, сохраняется. Я утверждаю, что сила этого предположения основывается на концепции знания, которая менее убедительна, чем когда-то. Недавние разработки в натурализованной эпистемологии, особенно релайабилизм, обеспечивают многообещающий способ приспособить конструктивную роль эмоций в научных рассуждениях.
5Истоки контекстного различения обычно относят к ранней европейской фазе логического эмпиризма. По мнению Алана Ричардсона, мотивом введения контекстного различия было желание сбалансировать свободу, необходимую для научных исследований, с эпистемологической ответственностью научного сообщества [Richardson 2006: 50].
Идея, по-видимому, состоит в том, что чувства или эмоции, выраженные в метафизических высказываниях, безнадежно субъективны и устойчивы к фальсификации и поэтому не подходят для включения в интерсубъективно проверяемую систему формул и понятий, которые должны были составить эпистемическое ядро интернациональной и единой научной культуры. .6 При таком удивительно предписывающем видении научного предприятия научные утверждения были бы оправданы только в том случае, если бы они были открыты для формального анализа и интерсубъективной проверки. За год до появления манифеста Венского кружка Рудольф Карнап, соавтор того самого манифеста, утверждал:
Должна быть возможность дать рациональное обоснование каждому научному тезису, но это не значит, что такой тезис всегда должен открываться рационально, т. е. посредством одного лишь упражнения рассудка. Ведь основная направленность и направленность интересов не являются результатом обдумывания, а определяются эмоциями, влечениями, предрасположенностями и общими условиями жизни.
Это относится не только к философии, но и к наиболее рациональным из наук, а именно к физике и математике. Однако решающим фактором является […] обоснование диссертации. [Карнап 1928, xvii]
7Здесь Карнап проводит четкую грань между контекстами открытия и обоснования, решительно ставя эмоции на сторону открытия. Со стороны обоснования научное знание следовало понимать строго как формальную систему понятий и формул, строго связанных с эмпирическими данными неизбежными логическими цепями.
8 Когда в 1962 году Томас Кун начал критиковать точку зрения логических эмпириков на научное знание как на формальную систему понятий, он мало что сделал для того, чтобы подвергнуть сомнению тогдашнее ортодоксальное мнение, что эмоции не играют эпистемологической роли в научных рассуждениях. Против аналитического формализма логических эмпириков Кун утверждал, что научный разум в значительной степени структурирован неформализуемыми неявными элементами.
Для Куна межсубъектное соглашение, обеспечивавшее рациональность научного предприятия, было обусловлено не только публичной прозрачностью формально объяснимых правил и понятий, но также и общими навыками и ценностями, возникшими в результате общего обучения в сходных интеллектуальных и дисциплинарных контекстах. Хотя Кун отвергал формализм логических эмпириков, он полностью поддерживал их акцент на интерсубъективной природе научных рассуждений. 9 В заключении этого краткого исторического очерка особого внимания заслуживают два момента. Во-первых, эмоции были связаны с метафизикой. Таким образом, они не могли вписаться в эмпирически обоснованную концепцию научного знания. Во-вторых, эмоции считались индивидуалистическим или субъективным явлением. Как следствие, им не нашлось места в интерсубъективном или объективном контексте научного обоснования. Теперь я хочу доказать, что натуралистический подход к научному мышлению может предоставить средства, с помощью которых можно ответить на эти два возражения.
10Среди эмпирических исследований связи между эмоциями и разумом наиболее известна работа невролога Антонио Дамасио. Основываясь на серии клинических исследований людей с поврежденным мозгом, Дамасио пришел к выводу, что способность рассуждать связана с набором систем в мозгу, которые также отвечают за обработку эмоций [Дамасио, 1994, 78]. Повреждение эмоциональной системы мозга сопровождается резко сниженной способностью к рациональному планированию и принятию решений. В частности, потеря эмоциональной реакции влияет на нашу способность оценивать значимость различных вариантов, тем самым делая наш ландшафт принятия решений «безнадежно плоским» [Damasio 19].94, 51].
11Работа философа эмоций Рональда де Соуза обеспечивает концептуальную основу, в рамках которой мы могли бы лучше понять удивительную взаимосвязь, обнаруженную клиническими исследованиями Дамасио. Как и Дамасио, де Соуза утверждает, что эмоции «руководят процессом рассуждения», что они «лежащи в основе рациональных процессов» [де Соуза 1987, 197, 201].
Его рассуждения сосредоточены на том, что он называет «проблемой философского фрейма» [de Sousa 1987, 193]. Проблема фрейма возникает из признания того, что мы привносим огромный запас знаний в любую ситуацию, с которой сталкиваемся. Мы постоянно черпаем из этого хранилища даже для того, чтобы интерпретировать простейшие инструкции или устранять двусмысленность простейших предложений. Возьмем содержательный пример из де Соуза:
подумайте […] об общих знаниях, необходимых для того, чтобы знать, что снегоступы, туфли из кожи аллигатора и подковы соответственно не сделаны из снега, не носятся аллигаторами и не используются для ходьбы на лошадях. [де Соуза 1987, 192]
12 Столкнувшись с этим избытком знаний, мы должны уметь отличать то, что имеет отношение к поставленной задаче, а что нет. Другими словами, мы должны быть в состоянии структурировать доступную нам информацию таким образом, чтобы выделять биты, на которые нам действительно нужно обратить внимание, чтобы двигаться вперед в этих конкретных обстоятельствах.
Именно на этом основании де Соуза утверждает, что эмоции лежат в основе рациональных процессов, что они необходимы для нашей способности рассуждать. Функция эмоций, пишет он,
должен решить проблему фрейма философов: восполнить пробел в рациональном определении суждений и желаний, регулируя значимость объектов внимания, линий исследования и предпочитаемых моделей вывода. [де Соуза 1987, 203]
13Контролируя значимость, эмоции защищают нас от своего рода совещательного паралича, которым страдают клинические пациенты Дамасио с поврежденным мозгом, паралича, который серьезно нарушает их способность рационально функционировать в мире.
14 Для де Соуза связь между эмоциями и разумом должна объясняться в конечном счете биологическими терминами. Следовательно, и он, и Дамасио рекомендуют полностью натуралистическое объяснение эпистемологической роли эмоций в процессе рассуждения. Важной особенностью такой методологии является то, что она концептуализирует знание как когнитивную деятельность, объяснимую в терминах нейронных или, в более широком смысле, биологических процессов.
Это значительный отход от более традиционной концептуализации, предпочитаемой, например, логическими эмпириками, которые рассматривают знание как абстрактную совокупность понятий, связанных с доказательствами правилами логики. Одним из важных следствий этой натурализации эпистемологии является то, что она делает различие между контекстами открытия и обоснования, которое Пауль Хойниген-Хьюне называет различием между дескриптивным и нормативным, труднее поддерживать [Hoyningen-Huene 19].87]. Преимущества этого следствия можно увидеть в нейрокомпьютерной модели эмоционального сознания Пола Тагарда. По мнению Тагарда, описательное и нормативное «тесно переплетены»: «даже принятие гипотез, а не только их открытие, имеет эмоциональный компонент» [Тагард 2000, 214]. Таким образом, описательные и нормативные соображения, которые были четко и решительно разделены в различении контекста, сближаются. Натуралистическая эпистемология основывает свои нормативные соображения отчасти на том, как на самом деле работает мышление.
Научные описания того, как мы рассуждаем, влияют на предписания натуралистического эпистемолога о том, как мы должны рассуждать.
15Джеймс Макаллистер, по-видимому, также солидаризируется с натуралистами, когда утверждает, что эмоциональные реакции ученых могут служить «надежными детекторами желаемых когнитивных свойств эмпирических открытий и теорий» [McAllister 2005, 571]. Действительно, в качестве одного многообещающего примера такого надежного детектора он приводит модель эмоциональной когерентности Тагарда. Теперь я хочу предположить, что эпистемическую надежность природных механизмов, обсуждаемых Дамасио, де Соузой и Тагардом, лучше всего рассматривать в терминах своего рода натурализованной эпистемологии, называемой «релайабилизм процесса». Надежники процесса утверждают, что убеждение оправдано, если оно было сформировано с помощью надежного процесса. Согласно Элвину Голдману, надежные процессы могут включать в себя такие вещи, как стандартные процессы восприятия, запоминание, правильное рассуждение и самоанализ [Goldman 2009].
]. Таким образом, релайабилист понимает знание в основном с точки зрения процессов, посредством которых оно формируется. Другими словами, она фокусируется на знании как на познавательном процессе, а не как на формальной системе убеждений.
16 Таким образом, релайабилистская трактовка научных рассуждений могла бы приспособить эпистемологическую роль к эмоциям. Важным моментом здесь является то, что в связи с этим эмоции концептуализируются в полностью натуралистических терминах. Как следствие, беспокойство логических эмпириков о том, что эмоция есть метафизический феномен, несовместимый с эмпирической концепцией научного знания, теряет свою первоначальную силу.
17Второе связанное с этим беспокойство состоит в том, что объяснение научного рассуждения, включающее эмоции, подкрепит индивидуалистическую теорию обоснования. Если бы это было так, то это противоречило бы приверженности как логических эмпириков, так и сторонников Куна теории обоснования, основанной на интерсубъективном согласии.
Похоже, что релайабилизм процесса не может ответить на это беспокойство. Действительно, как недавно утверждал Сэнди Голдберг, релайабилизм процесса Гольдмана кажется сильно смещенным в сторону отдельного субъекта, и вместо этого он предполагает, что надежность убеждения может также зависеть от «преобладающей социальной среды», в которой оно формируется [Goldberg 2010, 2 ]. Роберт Брэндом сделал еще более сильное заявление, утверждая, что надежность равна 9.0003 всегда
[р]елайабилизм указывает на фундаментальную социальную и межличностную артикуляцию практик обоснования и оценки обоснования, в рамках которых возникают вопросы о том, кто обладает знанием. [Брэндом 1998, 390]
18 Если эти критические замечания в отношении исходной теории Голдмана справедливы, то может показаться, что релайабилизм процесса, как собственно натуралистическая эпистемология, должен основывать свои рассуждения не только на категориях эмпирической психологии, но и на категориях эмпирической социологии.
Как бы многое ни звучало в признании Тагарда, что он не знает психологического способа различить надежные, основанные на эмоциях оценки ученого, с одной стороны, и ее субъективную «саморекламу», с другой [Tagard 2006, 256]. ]. Следуя Голдбергу в модификации ортодоксального релайабилизма, чтобы приспособить идеи социальной эпистемологии, мы могли бы утверждать, что эпистемические эмоции являются интерсубъективными феноменами. Как утверждает Тагард, только работая вместе, ученые «сойдутся в оценках […], которые порождают общую реакцию эмоциональной согласованности» [Тагард 2001, 367]. Если бы этот синтез релайабилизма процесса и социальной эпистемологии увенчался успехом, то у нас была бы основа для интерсубъективного описания эпистемической эмоции. Это дало бы нам ответ на второе беспокойство, разделяемое логическими эмпириками и сторонниками Куна: признание эпистемологической роли эмоций по отношению к научному мышлению подкрепило бы индивидуалистическую или субъективистскую теорию обоснования.
Более того, предлагаемое интерсубъективное объяснение эмоций также позволило бы нам воссоединиться с более ранними работами по эпистемологическим эмоциям феминистских эпистемологов и философов науки, таких как Эвелин Фокс Келлер, Хелен Лонгино и Элисон Джаггер, и, возможно, даже оправдать их. Вспомним заявление Джаггера в 1989, та
определенные эмоциональные установки вовлечены на глубинном уровне во все наблюдения, в интерсубъективно проверенные и предположительно беспристрастные наблюдения науки, а также в обыденное восприятие повседневной жизни. [Джаггер 1989, 189]
19Позвольте мне подвести итог этим, по общему признанию, предварительным замечаниям. Я попытался ответить на вопрос, почему философы науки обычно закрывают глаза на эпистемологическую важность эмоций, даже несмотря на то, что эта важность все больше признается в других областях. Одной из причин такого пренебрежения, как я предположил, является продолжающееся влияние исторического различия между контекстами открытия и обоснования.