Страшная тайна поэтессы Марины Цветаевой
31 Августа 1941 года, ровно 77 лет назад скончалась великая русская поэтесса Марина Цветаева, чьи стихотворения известны всем нам ещё со школьной скамьи. В честь столь значимой даты я хочу рассказать о малоизвестные факты из её жизни. При написании статьи, автором двигало желание показать читателям не только «светлые» стороны истории, но и «тёмные». Ведь любая правда, какой бы горькой она не была, должна быть сказана. Данная статья представляет субъективное мнение.
Если вы взгляните на биографию Цветаевой в википедии, то вряд ли найдёте там что-то странное. Однако, меня интересует одна строчка: В 1917 г. Цветаева родила дочь Ирину, которая умерла от голода в возрасте 3 лет в приюте в Кунцево. Многие не обращают на это внимание, а зря. Ведь покопавшись поглубже можно было бы откопать тот факт, что её смерть была не просто случайностью.
На начало 1918 года у Марины было две дочери от её мужа Сергеея Яковлича Эфрона. Старшую звали Арианда, а младшую Ирина.
Обе девочки носили фамилию мужа. Первая получила от матери её писательский дар, у второй же с самого рождения был талант к пению, что стало известно со слов русской поэтессы Веры Звягинцевой.
О чудном голосе девочки так же, писала и артистка Гринева-Кузнецова:
«Я заглядываю в первую (три шага от входа) комнату: там кроватка, в которой в полном одиночестве раскачивается младшая дочь Марины — двухлетняя Ирочка. Раскачивается — и напевает: без каких-нибудь слов — только голосом, но удивительно осмысленно и мелодично».
Однако Цветаева явно не разделяла их мнения считая, что ребёнок отстаёт в развитии. Это привело к тому, что поэтесса испытывала к ней меньшую приязнь, чем к старшей. Это становится понятно благодаря записи из дневника Цветаевы за 17 декабря 1919 года:
Между кроватями мотается Ирина. Даю Але сахар. Взрыв кашля, Аля с расширена; ыми от страха глазами молча протягивает мне вынутый изо рта сахар: в крови.
Сахар и кровь! Содрогаюсь.
— «Это ничего, Алечка, это от кашля такие жилки лопаются».
Несмотря на жар, жадно ест.
— «А что ж Вы маленькую-то не угостите?» Делаю вид, что не слышу.— Господи! — Отнимать у Али! — Почему Аля заболела, а не Ирина?!!—
В итоге меньшая любовь к младшей сказалась и на методе её воспитания. Частичное представление о том, что происходило в доме поэтессы, нам даёт её биограф Виктория Швейцер в своей книге Марина Цветаева:
Среди знакомых не было секретом отношение Цветаевой к младшей дочери. Н. Я. Мандельштам говорила мне, как были потрясены они с Мандельштамом, когда Цветаева показала им, каким образом она привязывала Ирину «к ножке кровати в темной комнате».
Великий русский поэт, написавший знаменитые «Воронежские тетради». Его семья дружила с Цветаевой, и они не редко ходили друг к другу в гости. Что же касается «привязыванию» к ножке стула, то в своём дневнике Цветаева объясняет зачем подобные меры были необходимы.
Запись от 10 ноября 1919 г:
Если Аля была со мной, первым делом отвязываю Ирину от стула. Стала привязывать ее с тех пор, как она, однажды, в наше с Алей отсутствие съела из шкафа полкочна сырой капусты.
Помимо этих двух записей о подобном отношение к Ирине в своих записях упоминает ранее упомянутая великая русская поэтесса Вера Клавдиевна Звягинцова. Из них мы узнаём к чему привела такая методика воспитания:
«Всю ночь болтали, Марина читала стихи… Когда немного рассвело, я увидела кресло, все замотанное тряпками, и из тряпок болталась голова — туда-сюда. Это была младшая дочь Ирина, о существовании которой я до сих пор не знала. Марина куда-то ее отдала в приют, и она там умерла»
В этой записи особенно интересует запись «болталась голова». Некоторые биографы Цветаевой объясняют подобное поведение умственной отсталостью или даже аутизмом Ирины. На основе этого они выдвигают теорию, что у Цветаевой просто не выдержали нервы из-за чего она и стала использовать столь спорную методику воспитания.
Что ж, не буду судить о моральной стороне данного утверждение, дабы оставаться непредвзятым. Меня скорее интересует верность сказанного. Действительно, болтание головой отнюдь не единственная странность в поведении Ирины. Вот, к примеру запись в Дневнике Цветаевой от 4 января 1920 года:
Выхожу на лестницу курить. Разговариваю с детьми. Какая-то де-вочка: — «Это Ваша дочка?» — «Родная».
В узком простенке между лестницей и стеной — Ирина в злобе колотится головой об пол.
— «Дети, не дразните ее, оставьте, я уже решила не обращать на нее внимания, скорей перестанет», говорит заведующая — Настасья Сергеевна.
— «Ирина!!!» — окликаю я. Ирина послушно встает. Через секунду вижу ее над лестницей.— «Ирина, уходи отсюда, упадешь!» кричу я.— «Не падала, не падала, и упадет?» говорит какая-то девочка.
— «Да, вот именно», говорю я протяжно — спокойно и злобно — «не падала, не падала — и упадет.
Это всегда так».В своих записях Цветаева описывает отнюдь не свойственное обычному ребёнку поведение. Однако, здесь сразу же возникает возражение ввиду того, что подобные высказывания могут быть следствием предвзятого отношения поэтессы к дочери. Впрочем, основная причина сомневаться в правдивости информации об аутизме Ирины заключается в другом. Как было сказано ранее, она обладала весьма мелодичным голос и очень любила напевать, лёжа в колыбельке. Это поведение явно не соответствует образу умственно отсталого ребёнка.
Соответственно прихожу к выводу, что Ирина не была такой изначально. Этот факт подтверждает анализ поведения некоторых детей в детских домах, а также в неблагополучных семьях. Болтание головой, как оказалось, это довольно распространённое, среди них, явление. Таким образом малолетние инстинктивно пытаются привлечь к себе внимание. В особо запущенных случаях, они могут начать биться головой о стену или об пол, зачастую разбивая её в кровь. Более того на проверку оказалось, что такие дети в среднем заметно отстают в развитии от своих сверстников, что происходит ввиду отсутствия обучения со стороны родителей.
Из всего этого следует, что Ирина вела себя так из-за отсутствия надлежащего ухода, а не из-за психологических проблем. В этом сама себе признаётся и сама Цветаева. Запись от 18 марта 1920 года:
История Ириннной жизни и смерти: на одного маленького ребенка в мире не хватило любви.
А из записи от 1-го июня 1918 г можно понять, что Цветаева в принципе не очень ладила с детьми:
Почему я люблю веселящихся собак и не люблю (не выношу) веселящихся детей?!
Детское веселье — не звериное. Душа у животного — подарок, от ребенка (человека) я ее требую и, когда не получаю, ненавижу ребенка.
Люблю (выношу) зверя в ребенке, в прыжках, движениях, криках, но когда этот зверь переходит в область слова (что уже нелепо, ибо зверь бессловесен) — получается глупость, идиотизм, отвращение.
Зверь тем лучше человека, что никогда не вульгарен
Когда Аля с детьми, она глупа, бездарна, бездушна, и я страдаю, чувствую отвращение, чуждость, никак не могу любить.
Впрочем, стоит отметить, что Цветаева могла не заботится об Ирине не только из-за негативного отношения, но и ввиду лености самой Марины. Вот что, к примеру можно узнать из книги вышеупомянутой Швейцер, которой довелось побеседовать с сестрой Цветаевой, Анастасией:
Анастасия Цветаева вспоминала, как, вернувшись весной 1921 года в Москву после четырехлетнего отсутствия, она ужаснулась тому запустению, беспорядку и грязи, которыми зарос дом сестры. Воспользовавшись ее отсутствием, она начала приводить все в порядок; мыть, чистить, гладить… И вместо благодарности услышала от вернувшейся домой Марины: «Мне это совершенно не нужно!.. Не трать своих сил!»
Так или иначе, в конце концов Цветаева решила отдать дочерей в приют Кунцево, куда они и отправились 14/27 ноября 1919 года. Некоторые деятели культуры предполагают, что это было сделано из-за отсутствия денег у поэтессы. Однако со слов знакомой Цветаевой Сааякянц, у неё была возможность отправить их в детский московский садик благодаря связям с советским скульптором Н.
В. Крандиевской, которая в те времена имела влияние и значительные средства. Что же касается безденежья, то Цветаева пишет об этом в своём дневнике за 28 ноября 1919 года, в первые дни пребывания дочерей в приюте:
Меня презирают — (и в праве презирать) — все. Служащие за то, что не служу, писатели, зато, что не печатаю, прислуги за то, что не барыня, барыни за то, что в мужицких сапогах (прислуги и барыни!) Кроме того — все — за безденежье. А то, что уже вне единицы — Поэты! — восторгаются.
Из этой записи отчётливо видно, что Цветаева нигде не работала. Более того и она и её окружение придерживались мнения, что при желании, она могла устроится в издательство или на любую другую работу. Так же, Цветаева имела возможность зарабатывать деньги за счёт продажи своих вещей, которые достались ей вместе с домом от отца — известного философа, обладающего значительными средствами. О том, что в доме даже после коммунистической революции оставалось много добра, говорится в книге «Претерпевшие до конца» Елены Семёновой.
Многие её вещи до сих пор можно увидеть, посетив дом-музей Марины Цветаевой, который был построен в её бывших апартаментах.
Продать же накопленные богатства можно было на многих чёрных рынках, крупнейший из которых находился на Сухаревке. Поскольку власть большевиков тогда была ещё слишком слаба, она не прекращала их работу до начала 1930 года. В связи с этим бывшая аристократия имела возможность беспрепятственно продавать своё имущество на этих рынках обычным людям и контрабандистам, получая за это солидные суммы. О возможности заработать деньги за счёт продаж пишет и сама Цветаева в своём дневнике за 26 декабря 1919 года:
«Я так мало женщина, что ни разу, ни разу мне в голову не пришло, что от голода и холода зимы 19 года есть иное средство, чем продажа на рынке».
Основываясь на этой записи, некоторые исследователи Цветаевой объясняют нежелание торговать на рынке её недогадливостью. Что ж, если рассматривать эту фразу отдельно, то действительно можно прийти к подобному умозаключению.
Однако другая запись опять же из дневника Цветаевой, заставляет нас сомневаться в этом утверждении. Диалог со смотрительницей приюта от 24 ноября 1919 года в первые дни пребывания детей в приюте (стиль письма Цветаевой был сохранён):
Я, почти радостно: —»Ну, я же всегда говорила! Не правда ли, для 12 лет она чудовищно-неразвита?»
— «Я же Вам говорю: дефективный ребенок. Кроме того, она всё время кричит. Знаете, были у меня дети-лгуны, дети, к<отор>ые воровали»…
— «Но такого ребенка Вы еще не видали?»
— «Никогда».— (Тирада о дефективности, при чем мы обе — почему-то — сияем.)
— «Ну, а Аля?»
— «0, это очень хорошая девочка, только черезмерно развита. Это не 7 л<ет>, а 12, — да какой 12! Ею видно очень много занимались».
— «Вы не мешаете ей писать?»
— «Нет, почему? Она пишет, читает, ну, а вчера поплакала немножко.
Она читала книжку, рядом другая лежит, подошел мальчик — неграмотный — тоже захотел посмотреть»…(Бедная Аля! Это как если бы какой-нибудь солдат со Смоленского захотел «посмотреть» мою золотую, с золотым обрезом — без единой картинки! — Беттину!)
— «Ваша девочка там говорила мне, что Аля не ходит в школу»…
— «Да, да, мы ее не заставляем, надо, наоборот, приостановить развитие, дать ей возможность развиться физически»… (Я ликую: буква ?. спасена! Аля будет читать про Байрона и Бетховена, писать мне в тетрадку и «развиваться физически» — всё, что мне нужно!..)
— «Ну, а Ирина!!! Она видно очень голодала, жалко смотреть. Но кричит? {Ирина, к<отор>я при мне никогда не смела пикнуть. Узнаю ее гнусность. (Примечание М. Цветаевой.) }— Скажите, чьи это, собственно, дети? Они брошены, чтоли в квартире? Они ничего не могут сказать»…
— «Да, да, я была знакома с их родителями.
Я — крестная мать Али».Не удивляйтесь фразе «Я — крёстная мать». Дабы избежать лишних проблем и ответственности, Марина Цветаева решила назваться так в приюте и убедила своих дочерей называть её так же. Ещё хотелось бы выделить фразу «Она видно очень голодала, жалко смотреть. Некоторые биографы утверждают, что Цветаева не знала об отсутствии еды в приюте. Однако эта запись отчётливо указывает на ошибочность подобных утверждений.
Так или иначе в итоге на основе полученных данных прихожу к умозаключению, что причина, по которой Цветаева не желала идти на рынок, заключалась в её безразличии к судьбе Ирины и Арианды. В связи с этим она и не искала возможности заработать денег, довольствуясь пожертвованиями от друзей поэтов. Ещё одним подтверждением подобной версии служат записи Цветаевой через месяц после этого разговора со смотрительницей, а точнее 25 декабря 1919 года:
«Дома мечусь по комнате — вдруг понимаю, что еду сегодня же — забегаю к Бальмонтам отдать им рисовую сладкую кашу (усиленное детское питание на Пречистенке, карточки остались после детей) — в горло не идет, а в приюте дети закормлены — от Бальмонтов на вокзал, по обыкновению сомневаюсь в дороге, тысячу раз спрашиваю, ноги болят (хромые башмаки), каждый шаг — мучение — холодно — калош нет — тоска — и страх — ужас».
Будь Цветаева заинтересована в судьбе дочерей, она предположительно отдала бы детские талоны на кашу не знакомым, а дочерям. Что же касается фразы про «закормленость» то учитывая данные о том, что Цветаева точно знает о голоде в приюте, она может пониматься как своеобразная шутка. В этой истории примечательно то, что дочери в свою очередь очень любили Марину. Вот, к примеру одно из сотен непрочитанных Цветаевой писем Арианды Эфрон:
Я Ваша! Я страдаю! Мамочка! Ирина сегодня ночью обделалась за большое три раза! Сегодня должна приехать Лидия Александровна. Ирина отравляет мне жизнь.
Вечная печальная бело-серая пелена снега! Печаль! Уж начинаю мечтать о елке. Топот детей, которых прогоняют с «верху». Мрачно в душе, не имеющей Вас. Всё приуныло. О приемная мать. Я Ваша! Я люблю Вас больше настоящей матери! — Виднеется дорога, по которой должен проехать заветный экипаж.
Марина! Я представляю себе наш милый дом.
Печка, ведры, окаренки. Всё для нашей души. Прочла «Тысяча и Одна Ночь», читаю сейчас «Биографические рассказы».— Из жизни Байрона.— Думаю, что мне удастся еще поцеловать Вас. Правда? О как Вы были добры, что приняли меня. Дети дразнят Вас: — «Ноги-то у твоей мамы какими-то тряпками обвиты».— «Это не тряпки, а гетры, а у вас тряпки». Ирина каждую ночь по два по три раза делает за большое. Сплю с «Волшебным Фонарем». Конверт у меня сломала Лидия Константиновна. Я в глубоком горе. И еще оторвала у моего «Лихтенштейна» верхний листок с названием. Я несчастна. Сегодня я должна была идти в школу. Я отказывалась, говорила про Вас, но никто не слушал. Я сегодня завтракала с «младшими». Ирину и меня остригли. Я оставила прядь из моих волос Вам на память. Написала уж письмо к Рождеству. Ирина выучила одно слово: «Не дадо.» — не надо.
Сразу мне бы хотелось выделить весьма своеобразный стиль письма Арианды. Ощущение, что это пишет не дочь, а страстный любовник.
Это даёт дополнительные сведенья о взаимоотношениях старшей дочери с матерью. Если младшей Цветаева не занималась и держала в строгости, то старшую она приучала любить себя как некого идола. Марина всегда говорила своей дочери, что та не сможет достичь её таланта, что видимо оказало на неё сильное влияние.
Так или иначе на вышеперечисленных данных, вполне понятно, что растить дочерей Цветаева не хотела. Однако, были люди, которые хотели и могли забрать их к себе. Вера Эфрон, сестра мужа Цветаевой Сергея Эфрона и тетка Ирины и Арианды предлагала поэтессе приютить девочек. Она работала в Народном доме и зарабатывала большие, по тем временам, средства, достаточные для содержания её и двоих детей. Такое же предложение поступило и от второй сестры мужа, Лили Эфрон. У неё была большая дача с огородом, благодаря которому она имела возможность прокормить себя и целую семью. О возможности прокормить Ирину и Арианду пишет и сама Цветаева.
Ирина! — Я теперь мало думаю о ней, я никогда не любила ее в настоящем, всегда я мечте — любила я ее, когда приезжала к Лиле и видела ее толстой и здоровой, любила ее этой осенью, когда Надя (няня) привезла ее из деревни, любовалась ее чудесными волосами.
Но острота новизны проходила, любовь остывала, меня раздражала ее тупость, (голова точно пробкой заткнута!) ее грязь, ее жадность, я как-то не верила, что она вырастет — хотя совсем не думала о ее смерти — просто, это было существо без будущего. Однако Цветаевой отнюдь не понравилась идея отдать детей сёстрам мужа. Это было связано с её опасениями прослыть плохой матерью, поскольку это бы больно ударило по её имиджу. Своих дочерей Цветаева сдала в приют тайно и поэтому многие не знали об их судьбе. Отдай же она их родственникам, то эта информация бы вскрылась. Пошли бы разговоры о том, что поэтесса сначала сдала детей в приют, а потом отдала их сёстрам.
В результате, боясь общественного осуждения и удара по её репутации благородной поэтессы, Цветаева не согласилась на предложение сестёр мужа и на всякий случай попросила знакомую «удержать Веру от поездки за Ириной и Ариандой». Это было сделано для того, чтобы родственница, которая не знала о бедственном положения дел в приюте, не решалась-таки забрать детей вопреки воли Цветаевой.
Кстати, о нежелании поэтессы отдавать детей родственникам мужа писала в своём письме к Юлии Оболенской и художница Магда Нахман:
«Я понимаю, огорчение Лили по поводу Ирины, но ведь спасти от смерти ещё не значит облагодетельствовать: к чему жить было этому несчастному ребёнку? Ведь навсегда её Лиле бы не отдали. Лиля затратила бы последние силы только на отсрочку её страданий. Нет, так лучше. Но думая о Серёже, я так понимаю Лилю. Но она совсем не виновата. Что это с Мих. С., Господи? Ничего не понимаю»
Да, таков итог краткой жизни двухлетней Эрины Эфронт. Смерть от болезни и голода в одиночестве в приюте Кунцево и лишь единственная срока на википедии о жизни девочки. Об её смерти Цветаева так же написала в своём дневнике, который я крайне рекомендую вам почитать:
«Иринина смерть для меня так же ирреальна, как ее жизнь.— Не знаю болезни, не видела ее больной, не присутствовала при ее смерти, не видела ее мертвой, не знаю, где ее могила.
»Впрочем в своих стихах Цветаева описало это событие более красноречиво:
Две руки, легко опущенные
На младенческую голову!
Были — по одной на каждую —
Две головки мне дарованы.
Но обеими — зажатыми —
Яростными — как могла! —
Старшую у тьмы выхватывая —
Младшей не уберегла.
Две руки — ласкать — разглаживать
Нежные головки пышные.
Две руки — и вот одна из них
За ночь оказалась лишняя.
Светлая — на шейке тоненькой —
Одуванчик на стебле!
Мной еще совсем непонято,
Что дитя мое в земле.
Перед тем как озвучить свои мысли, я бы хотел привести ещё одну цитату из письма Магданы Нахман к Юлии Оболенской, датированном мартом 1920:
«…Умерла в приюте Сережина дочь — Ирина — слышала ты? Михаил Соломонович под арестом — это на днях Вера писала.
Лиля хотела взять Ирину сюда и теперь винит себя в ее смерти. Ужасно жалко ребенка — за два года земной жизни ничего кроме голода, холода и побоев…»Мои мысли
Существует значительное количество мнений по поводу личности Цветаевой. Кто-то считает, что не стоит лезть в «чужое бельё» спустя столько лет, как считает биограф Цветаевой Ирма Кудровская. Или как биограф Юлия Виоленцева, думает, что: «привязать к стулу, это не убить, ну даже в чём-то защитить. Если рационально посмотреть.» Есть и те люди, которые говорят, что «творца и творчество» можно разделить, как, к примеру в случае с Ельцин центром, когда разделили его заслуги и недостатки. Ну, а есть такие как я, считающие, что памятники социопатам уродуют площади и улицы России. Надеюсь, я такой не один.
*Статья отображает исключительно мнение автора и не претендует на непредвзятость.
Автор текста: Руслан Овчинников
Марина Цветаева: ее мир, судьба, поэзия
Строки ее стихотворения оказались пророческими.
Поэзия Цветаевой завораживает силой таланта, ошеломляет глубиной и сложностью.
Судьба поэта, как и его поэзия, определяется особенностями его личности. Поэтическая индивидуальность Марины Цветаевой многолика, мироощущение противоречиво, судьба глубоко трагична. О жизни и творчестве Цветаевой написано много. Несмотря на это, на литературном пространстве продолжают появляться новые издания о жизни поэта. Личность Цветаевой вызывает постоянный интерес своей неспособностью втиснуться в рамки привычного мировосприятия. Перед биографом всегда стоит непростая задача – составить правдивый портрет главного действующего лица. Воссоздать образ творческой личности во всей полноте, во всех подробностях непросто, это всегда вопрос такта и деликатности. Каждый биограф справляется с этой задачей по-своему. Выводы же делать – читателю. Интерес к художественному миру Марины Цветаевой не угасает, и это радует.
Когда-то она мечтала поставить эпиграфом к одной из своих книг слова Сивиллы из Овидия: «Мои жилы иссякнут, мои кости высохнут, но голос, голос – оставит мне судьба!» Голос остался…
Уважаемый читатель, предлагаю Вам познакомиться с подборкой книг, которые помогут вам лучше узнать и понять судьбу, характер и поэзию Марины Цветаевой.
Автобиографическая проза… Когда читаешь подобную литературу, невольно задаешься вопросом: «Чего в ней больше авторской фантазии или были?» По-моему, точного ответа на этот вопрос не найти, он заранее обречен на неудачу.
Книга «Одна — здесь – жизнь» открывается воспоминаниями Цветаевой о родителях. Желание «воскресить весь тот мир» побудило Цветаеву к написанию очерков: «Мать и музыка», «Сказка матери», «Отец и музей» и др. Читая автобиографическую прозу Марины Цветаевой, отчетливо проясняется психологический портрет будущего поэта. Большое влияние на Марину оказала ее мать, Мария Александровна Мейн. Цветаева отмечает: « Мать поила нас из вскрытой жилы Лирики, как и мы и потом, беспощадно вскрыв свою, пытались поить своих детей кровью собственной тоски. Их счастье – что не удалось, наше что удалось! После такой матери мне оставалось только одно: стать поэтом».
В книгу вошли дневниковые записи Цветаевой, посвященные послереволюционной Москве. Несмотря на трудности, которые ей пришлось пережить в этот период, страницы дневников пронизаны самоиронией.
Центральное место в сборнике занимают портреты современников Марины Цветаевой. Перед читателем проходят образы поэтов XX века: Константина Бальмонта, Валерия Брюсова, Осипа Мандельштама, Макса Волошина, Андрея Белого. Эти известные имена тесно переплетены с биографией Марины Ивановны и оставили заметный след в ее жизни.
Если говорить о сборнике в целом, то в него вошли лучшие произведения художественной прозы Марины Цветаевой, которые будут интересны широкому кругу читателей.
| 83.3(2=Рус)6 Ц27 601376-КХ 601377-АБ |
Цветаева М. И. Одна — здесь — жизнь: автобиографическая проза / Марина Цветаева ; [сост. и коммент. Л. А. Мнухина]. — Москва : Астрель, 2012. — 759, [1] с. |
|---|
Издание книги необычно: с тканевым корешком, золотым тиснением и со слегка состаренной бумагой. Необычный шрифт текста – имитация старого машинописного, черно-белые иллюстрации, пометки автора Дневников – все это создает иллюзию, что ты перелистываешь страницы подлинного дневника.
«Пишу на своем чердаке» — дневниковые записи Марины Цветаевой. Они переносят нас в страшные послереволюционные годы. Перед нами раскрывается сложность, необычность, богатство ее натуры, ее жизнестойкость и сила духа. Именно тогда, в голодной и холодной Москве, появляются у Цветаевой мысли о человеческой доброте, о хлебе.
«Только корысть – благодарна. Только корысть мерит целое (сущность) по куску, данному ей.
Только детская слепость, глядящая в руку, утверждает: «Он дал мне сахару, он хороший». Сахар хороший, да. Но оценивать сущность человека по сахарам и «чаям», от него полученным, простительно только детям и прислугам: инстинкту
Бескорыстная, доверчивая, Марина бросается в предприятия мучительные и безнадежные, дабы прокормить семью. Она, не раздумывая, помогает людям, делится последним. «Милый 19-й год, это ты научил меня этому воплю! Раньше, когда у всех все было, я и то ухитрялась давать, а сейчас, когда ни у кого ничего нет, я ничего не могу дать, кроме души — улыбки — иногда полена дров (от легкомыслия!), — а этого мало».
Дневники – это один из самых волнующих документов эпохи! Исповедь Марины Цветаевой, этой глубоко и остро мыслящей женщины, необыкновенно трогательна.
| 83.3(2=Рус)6 Ц27 610392М-КХ 610393М-АБ |
Интимный дневник. [Пишу на своем чердаке] / Марина Цветаева : 16+ ; [ведущий ред. |
|---|
Ариадна Эфрон, дочь гениальной поэтессы Марины Цветаевой, оставила волнующие воспоминания о матери. Писать об известных родителях всегда мучительно трудно, так как это предполагает пустить любопытствующих в свою жизнь. Приходиться только догадываться, какая сложная задача стояла перед Ариадной Сергеевной, особенно если учесть, как она ревниво относилась ко всему, что касалось матери. Но в то же время, как отмечает М. Белкина (исследователь творчества М. Цветаевой), Ариадне Эфрон очень хотелось, чтобы ее мать увидели ее глазами. Так появилась книга воспоминаний.
Автор воссоздает в живых деталях неповторимый образ Марины Цветаевой. Аля, как называла ее Марина Ивановна в детстве, к четырем годам умела читать, к пяти — писать, в шесть — вести дневник. В своих дневниковых записях, датированных 1918 г., когда ей было всего 6 лет, она пишет: «
Моя мать не похожа на мать. Матери всегда любуются на своего ребенка, и вообще на детей, а Марина маленьких детей не любит. У нее светло-русые волосы, они по бокам завиваются. У нее зеленые глаза, нос с горбинкой и розовые губы. У нее стройный рост и руки, которые мне нравятся… Марина по ночам читает. У нее глаза почти всегда насмешливые…Иногда она ходит, как потерянная, но вдруг точно просыпается, начинает говорить, и опять точно куда-то уходит».
Так случилось, что жернова репрессий не обошли стороной и Ариадну Эфрон. В лагерях и ссылках она провела 16 лет. В марте 1955 года Ариадна Сергеевна была полностью реабилитирована. Потерявшая в страшную эпоху всех близких, физически и душевно надломленная, она подвижнически посвятила свою жизнь тому, чтобы стихи и проза ее матери в возможно полном объеме вернулись на родину.
В книгу включена также переписка автора с Б. Пастернаком, давним другом матери.
«26 октября 1955
Дорогой мой Борис! Прости, что я такая свинья и не отозвалась сразу на твое письмо.
.. У меня в маминых рукописях лежит большая пачка твоих к маме писем, и никогда, скажем, Лиле или Зине, у которых все хранилось все эти годы, и в голову не пришло прочесть хоть одно из них. И я никогда в жизни к ним не притронусь, ни к ним, ни к тем остальным, от других людей, которые она берегла. И после моей смерти еще 50 лет никто их не прочтет. Тебе бы я, конечно, их отдала, но ты же все теряешь и выбрасываешь и вообще ужасный растяпа…»
Письма Ариадны Эфрон, ее воспоминания о матери, значительные и мелкие, будут интересны истинным поклонникам Марины Цветаевой.
| 83.3(2=Рус)6 Э94 526878М-КХ |
Эфрон А. С. Марина Цветаева : воспоминания дочери; письма / А.С. Эфрон. — Калининград : Янтарный сказ, 1999. — 650 с. : ил. — (Свет далекой звезды). |
|---|
Автор дневников – Георгий Сергеевич Эфрон, сын Марины Цветаевой, в семейном быту прозванный Муром. Родился Георгий Эфрон в 1925 г.
в Чехии, детство и юность провел во Франции. Весной 1937 г. в Москву уезжает его сестра Ариадна, а осенью спешно покидает Францию отец. Отъезд Георгия с матерью состоялся летом 1939 года. С этого года в возрасте 14 лет он начинает вести дневники. Благодаря этим дневникам мы можем проследить странную судьбу молодого человека, прожившего всего 19 лет. За короткую жизнь Георгию пришлось пережить много потерь и страданий. В подмосковном Болшево, где жила семья, на его глазах была арестована сестра, затем отец. Начинаются скитания Георгия и Марины Ивановны. В 1941 г. они с матерью эвакуируются в Елабугу. На место они прибывают 17 августа, а уже 31 августа Марины Цветаевой не стало. Георгию было 16 лет. Муру оставалось еще три года жизни, и эти три года он прожил в одиночестве. Георгий правдиво описывает события, свидетелем которых он был: семейные перипетии, школьные дела.
Погружаясь в чтение, понимаешь, что дневник для него был доверительным собеседником, с которым он делился раздумьями о прочитанных книгах, размышлениями о ходе Второй мировой войны, переживаниями собственного одиночества, наблюдениями об окружающих его людях.
Откровения автора представляют собой психологический документ. У дневниковых записей есть особенность: русский текст частично перемежается с французским.
Ценность дневников для исследователей творчества Цветаевой заключается в том, что с помощью них мы можем сегодня восстановить событийную и психологическую картину конца жизни Марины Цветаевой.
| 83.3(2=Рус)6 Э94 554538-КХ (т.1) 554539-АБ (т.1) 554540-КХ (т.2) 554541-АБ (т.2) | Эфрон Г. Дневники : [в 2 т.] / Г. С. Эфрон; авт.-сост. Е. Б. Коркина, В. К. Лосская. — Москва : Вагриус, 2004. |
|---|
Фотолетопись… Это особый жанр, который редко кого оставляет равнодушным. Благодаря фотографии мы можем заглянуть в прошлое.
Книга «Марина Цветаева: фотолетопись жизни поэта» для тех, кому Цветаева интересна, и кто хотел бы узнать о ней побольше. Составители альбома приложили немало усилий, чтобы собрать воедино около семисот пятидесяти единиц изобразительного материала: фотографий, автографов, рисунков, редких открыток, иллюстрирующих жизнь и творчество Марины Ивановны.
Большая часть фотолетописи была предоставлена Львом Мнухиным, который на протяжении многих лет собирал по крупицам все, что имело отношение к Цветаевой. Материал в альбоме расположен в хронологическом порядке.
Перед читателем проходит череда портретов, где Цветаева запечатлена с родными и близкими ей людьми. Уникальны фото Марины Ивановны с детьми Алей и Муром. От этих снимков веет жизнерадостностью, теплом. Не оставляют равнодушным и портретные снимки самой Марины Цветаевой, которые позволяют нам проследить, как менялся облик поэтессы. В книге представлены любопытные групповые фотографии Цветаевой в кругу друзей и коллег.
Перелистывая страницы альбома, попадаешь в противоречивую эпоху 20-30-х гг. XX века. Значительная часть материалов опубликована впервые. Читателю предоставлена возможность полюбоваться редкими открытками (прижизненными) с изображением тех мест, где жила Марина Ивановна.
Помимо фоторяда в альбоме представлены отрывки из воспоминаний поэта, ее современников, переписка, стихи самой Цветаевой и стихи, посвященные ей, – все это является ярким дополнением к изобразительному материалу.
Составителям альбома удалось показать Марину Ивановну зримо и многогранно. Для ценителей творчества Поэта данный альбом послужит хорошим дополнением к тому, что уже написано о Цветаевой.
| 83.3(2=Рус)6 Ц27 525056F-КХ 529913F-КХ |
Марина Цветаева : фотолетопись жизни поэта : [альбом] / cост. : Анна Саакянц, Лев Мнухин. — Москва : Эллис Лак, 2000. — 350, [1] с. : ил., портр., факс. |
|---|
Судьба многих талантливых поэтов, как правило, коротка и трагична. 31 августа 1941 г. в Елабуге закончила свой земной путь Цветаева Марина Ивановна. Людмила Поликовская в своей книге пытается отыскать причины, побудившие Цветаеву по собственной воле уйти из жизни. Вокруг ее смерти много легенд.
Кто подтолкнул ее к этому трагическому шагу? Есть ли в этом вина ее сына, которого она безумно любила? А может быть, в эту бездну ее подталкивал маленькими шажками муж Сергей Эфрон? Автор попыталась найти правдивые ответы на эти вопросы.
Марина Цветаева была человеком сложным и противоречивым. «Гордость и робость мой союз», — говорила она о себе. Вся ее жизнь прошла в лишениях. Цветаева знала лишь боль потерь и тоску по недостижимому. Эмиграция оказалась для нее тяжким испытанием. На родину она возвращалась без иллюзий, но разгул стихии зла превзошел все ожидания. Арестовывают мужа и дочь. Цветаева носит им передачи, как носят своим близким многие. Стихов почти не пишет. С декабря 1939 г. переводы – единственный источник существования. Вскоре началась Великая Отечественная война, и Марина Ивановна решает эвакуироваться и оказывается с сыном в небольшом городке Татарии — Елабуге.
Потеря близких, бытовая неустроенность, разлука с немногочисленными друзьями, оторванность от литературной среды приводят ее в состояние полной депрессии. Вокруг нее все теснее смыкалась глухая стена одиночества. Когда не остается никакой надежды, Цветаева утрачивает силу сопротивления ударам судьбы. После себя она оставила три письма, одно из них предназначалось сыну: «Мурлыга! Прости меня, но дальше было бы хуже.
Я тяжело больна, это уже не я. Люблю тебя безумно. Пойми, что я больше не могла жить. Передай папе и Але, если увидишь – что любила их до последней минуты и объясни, что попала в тупик». В дальнейшем, Георгий весь архив матери привез в Москву, а это было нелегко в условиях военного времени.
Если Вы не оставите без внимания эту книгу, то, может быть, приоткроете завесу гибели великой поэтессы.
| 83.3(2=Рус)6 П50 601686-КХ |
Поликовская Л. Злой рок Марины Цветаевой. «Живая душа в мертвой петле…» / Л. Поликовская. — Москва : Яуза : Эксмо, 2013. — 286 с. — (Роковые женщины). |
|---|
Предлагаемое читателю исследование охватывает весь творческий путь Марины Ивановны, что явилось сложной и принципиальной задачей для автора. При написании данной книги Ирина Шевеленко попыталась проанализировать историю развития Цветаевой как поэта и прозаика.
Литературный дебют Цветаевой состоялся в 1910 году.
Еще не сняв гимназической формы, тайком от семьи, она выпустила довольно объемный сборник – «Вечерний альбом». И это был не просто первый ее сборник, но вообще первое появление ее стихов в печати. Изданный небольшим тиражом, он не затерялся в огромном потоке стихотворных новинок. Его заметили и одобрили такие влиятельные и взыскательные критики, как В. Брюсов, Н. Гумилев, М. Волошин. Стихи Цветаевой были еще очень незрелы, но подкупали талантливостью, известным своеобразием и непосредственностью. Вхождение в литературную среду для Цветаевой прошло легко. Кто вдохновлял Марину Ивановну на творчество, какие литературные амплуа были присуще ей, о моментах «поэтического безвременья», — обо всем этом попыталась рассказать автор книги.
Можно сказать определенно, что анализ творчества Марины Цветаевой получился глубокий, дающий полный образ литературной биографии поэта. Нельзя не признать, что Марина Цветаева — поэт не из легких. Для того, чтобы понять ее творческий мир, от читателя требуется встречная работа мысли.
Книга будет полезна учителям, т к. в ней представлен анализ отдельных стихотворений, а также литературоведам и всем любителям поэзии.
| 83.3(2=Руc)6 Ш37 611722-КХ 611723-АБ | Шевеленко И. Д. Литературный путь Цветаевой : идеология, поэтика, идентичность автора в контексте эпохи / И. Д. Шевеленко. — 2-е изд., испр. и доп. — Москва : Новое литературное обозрение, 2015. — 445, [2] с. — (Научная библиотека). |
|---|
Автор книги, Лиана Кертман на протяжении многих лет занимается изучением жизни и творчества Марины Цветаевой. «Душа, родившаяся где-то» — первая литературоведческая работа, в которой Кертман попыталась через любимую книгу Цветаевой рассказать о ее жизни.
В 1930 году Марина Цветаева впервые знакомится с исторической трилогией «Кристин, дочь Лавранса», написанной норвежской писательницей, лауреатом Нобелевской премии, Сигрид Унсет. В переписке с Анной Тесаковой поэтесса, делясь своими впечатлениями от книги, пишет: «Лучшее, что написано о женской доле.
Перед ней – Анна Каренина – эпизод». Цветаева читала и перечитывала этот роман несколько раз. Чем он так зацепил ее? Что общего между главной героиней трилогии и Мариной Ивановной? Проводя параллели между отдельными эпизодами из жизни Цветаевой и Кристин, автор показывает нам, как похожи судьбы этих двух женщин из разных эпох. Может быть, это сходство интуитивно почувствовала и сама Цветаева? Автор, погружая нас в литературное исследование, пытается найти ответ на этот вопрос.
Впервые эта книга была издана в 2000 году тиражом в 1000 экземпляров и сразу стала библиографической редкостью. В 2016 году издательство «Возвращение» решило книгу переиздать. У читателей вновь появилась возможность познакомиться с необычной работой Лины Кертман. О Марине Цветаевой написано много, но до сих пор ее творчество и жизнь, полная драматических событий, неизменно привлекают интерес всех поклонников русской литературы. Настоящее издание рассчитано на почитателей таланта Цветаевой.
83. 3(2=Рус)6К36 620245М-КХ 620246М-АБ |
Кертман Л. Душа, родившаяся где-то : Марина Цветаева и Кристин, дочь Лавранса / Лина Кертман. — Москва : Возвращение, 2016. — 157, [2] с. |
|---|
Книга «Мне нравится, что Вы больны не мной» представляет собой сборник стихов Марины Цветаевой с краткой биографией ее жизни. Интересная находка составителя — на странице со стихотворением, на полях разместить любопытные заметки, относящиеся к данному произведению. Благодаря этим сведениям узнаешь, что известные строки:
|
«Мне нравится, что Вы больны не мной, |
— были написаны в 1915 году и посвящены будущему мужу Анастасии Цветаевой, Маврикию Минцу. Наверняка, у многих именно с этого стихотворения Марины Цветаевой зародилась любовь к ее поэзии.
Читая стихи Цветаевой, не замечаешь, как поэт заражает нас своим волнением, заставляет сопереживать ему, воспринимать стихи с безоглядным доверием. Стихи расположены в хронологическом порядке, и при знакомстве с ними как бы проживаешь жизнь самой поэтессы. Эта книга – самим подбором стихов – представляет читателю Марину Ивановну в качестве субъективного и пристрастного летописца своего времени, в чьем творчестве нашли отражение и революция, и гражданская война, и любовь, и эмиграция… Ее поэзия привораживает к себе людей разных биографий, возрастов, поколений.
Если выберете для прочтения эту книгу, получите удовольствие от хорошо проиллюстрированного издания, на страницах которого вы найдете интересные факты биографии Поэта и конечно, стихи…
| 83.3(2=Рус)6 Ц27 620092-КХ 620093-АБ | Цветаева М. Мне нравится, что вы больны не мной : лучшие стихи и биография : [16+] / Марина Цветаева. — Москва : АСТ, 2016. — 200, [1] с. : ил. — (Мировые шедевры. Иллюстрированное издание). |
|---|
На протяжении многих лет сохраняется читательский интерес к биографическому жанру. Любителям этой литературы хорошо известна книжная серия «Жизнь замечательных людей». Аббревиатура ЖЗЛ знакома многим поколениям российских читателей. В 2017 году в серии ЖЗЛ вышла новая книга о Марине Цветаевой. Автор повествования – Илья Зиновьевич Фаликов, российский поэт, прозаик, литературный критик.
Писатель прослеживает путь своего героя, пытается понять для себя и открыть для читателя внутреннюю жизнь Марины Цветаевой. Перед нами проходит детство Цветаевой, ранние успехи на литературном поприще, личные увлечения, отношения с детьми, годы эмиграции, нищета, борьба с труднейшей реальностью… Несмотря на то, что биография Марины Ивановны полна драматизма, в ней было место неотступной вере в силу поэтического слова, верность поэзии. По поводу творчества Цветаевой в книге присутствуют интересные размышления автора.
Например, Фаликов считает, что в поэмах Марины Цветаевой явно проглядывается будущий Высоцкий. И читая ее поэму-сказку «Царь-Девица», поневоле соглашаешься с этим мнением.
|
Сидит Царь в нутре земном, ус мокрый щипет, |
Еще эти строки очень напоминают «Сказ про Федота-стрельца, удалого молодца» Л. Филатова.
Автору удалось органично соединить свои комментарии со стихами, прозой, дневниковыми записями не только Цветаевой, но и тех людей, которые ее окружали. Преклоняясь перед великим даром женщины-поэта, автор реалистично оценивает все, что происходило на ее жизненном пути.
Книга рекомендуется к прочтению всем любителям и знатокам жизни и творчества Марины Цветаевой.
|
83.3(2=Рус)6 |
Фаликов И. З. Марина Цветаева. Твоя неласковая ласточка / И. З. Фаликов. — Москва : Молодая гвардия, 2017. — 854 с. : ил. — (Жизнь замечательных людей : серия биографий; Вып. 1807 (1607). |
|---|
Собрание сочинений в 7 томах. Том 6. — М. : Эллис Лак. 1995
%PDF-1.6 % 1 0 obj > endobj 8 0 obj /ModDate (D:20180413210523+02’00’) /Producer (http://imwerden.de) /Title /Author /Subject (ISBN 5-7195-0017-0) >> endobj 2 0 obj > /Font > >> /Fields [] >> endobj 3 0 obj > stream
0.7application/pdf uuid:864630e2-913b-420d-bf61-434877ca3ffcuuid:f99ddb7f-4baa-4fd2-ba18-f7e6cf22fd0dAdobe Acrobat 11.0.7 Image Conversion Plug-in
endstream
endobj
60 0 obj
>
/ProcSet [/PDF /Text]
>>
/Rotate 0
/Type /Page
>>
endobj
61 0 obj
>
endobj
62 0 obj
>>
endobj
63 0 obj
>>
endobj
64 0 obj
>
endobj
65 0 obj
>
endobj
66 0 obj
>
endobj
67 0 obj
>
endobj
68 0 obj
>
endobj
69 0 obj
>
endobj
70 0 obj
>
endobj
71 0 obj
>
endobj
72 0 obj
>
endobj
73 0 obj
>
endobj
74 0 obj
>
endobj
75 0 obj
>
endobj
76 0 obj
>
endobj
77 0 obj
>
endobj
78 0 obj
>
endobj
79 0 obj
>
endobj
80 0 obj
>
endobj
81 0 obj
>
endobj
82 0 obj
>
endobj
83 0 obj
>
endobj
84 0 obj
>
endobj
85 0 obj
>
endobj
86 0 obj
>
endobj
87 0 obj
>
endobj
88 0 obj
>
endobj
89 0 obj
>
endobj
90 0 obj
>
endobj
91 0 obj
>
endobj
92 0 obj
>
endobj
93 0 obj
>
endobj
94 0 obj
>
endobj
95 0 obj
>
endobj
96 0 obj
>
endobj
97 0 obj
>
endobj
98 0 obj
>
endobj
99 0 obj
>
endobj
100 0 obj
>
endobj
101 0 obj
>
endobj
102 0 obj
>
endobj
103 0 obj
>
endobj
104 0 obj
>
endobj
105 0 obj
>
endobj
106 0 obj
>
endobj
107 0 obj
>
endobj
108 0 obj
>
endobj
109 0 obj
>
endobj
110 0 obj
>
endobj
111 0 obj
>
endobj
112 0 obj
>
endobj
113 0 obj
>
endobj
114 0 obj
>
endobj
115 0 obj
>
endobj
116 0 obj
>
endobj
117 0 obj
>
endobj
118 0 obj
>
endobj
119 0 obj
>
endobj
120 0 obj
>
endobj
121 0 obj
>
endobj
122 0 obj
>
endobj
123 0 obj
>
endobj
124 0 obj
>
endobj
125 0 obj
>
endobj
126 0 obj
>
endobj
127 0 obj
>
endobj
128 0 obj
>
endobj
129 0 obj
>
endobj
130 0 obj
>
endobj
131 0 obj
>
endobj
132 0 obj
>
endobj
133 0 obj
>
endobj
134 0 obj
>
endobj
135 0 obj
>
endobj
136 0 obj
>
endobj
137 0 obj
>
endobj
138 0 obj
>
endobj
139 0 obj
>
endobj
140 0 obj
>
endobj
141 0 obj
>
endobj
142 0 obj
>
endobj
143 0 obj
>
endobj
144 0 obj
>
endobj
145 0 obj
>
endobj
146 0 obj
>
endobj
147 0 obj
>
endobj
148 0 obj
>
endobj
149 0 obj
>
endobj
150 0 obj
>
endobj
151 0 obj
>
endobj
152 0 obj
>
endobj
153 0 obj
>
endobj
154 0 obj
>
endobj
155 0 obj
>
endobj
156 0 obj
>
endobj
157 0 obj
>
endobj
158 0 obj
>
endobj
159 0 obj
>
endobj
160 0 obj
>
endobj
161 0 obj
>
endobj
162 0 obj
>
endobj
163 0 obj
>
endobj
164 0 obj
>
endobj
165 0 obj
>
endobj
166 0 obj
>
endobj
167 0 obj
>
endobj
168 0 obj
>
endobj
169 0 obj
>
endobj
170 0 obj
>
endobj
171 0 obj
>
endobj
172 0 obj
>
endobj
173 0 obj
>
endobj
174 0 obj
>
endobj
175 0 obj
>
endobj
176 0 obj
>
endobj
177 0 obj
>
endobj
178 0 obj
>
endobj
179 0 obj
>
endobj
180 0 obj
>
endobj
181 0 obj
>
endobj
182 0 obj
>
endobj
183 0 obj
>
endobj
184 0 obj
>
endobj
185 0 obj
>
endobj
186 0 obj
>
endobj
187 0 obj
>
endobj
188 0 obj
>
endobj
189 0 obj
>
endobj
190 0 obj
>
endobj
191 0 obj
>
endobj
192 0 obj
>
endobj
193 0 obj
>
endobj
194 0 obj
>
endobj
195 0 obj
>
endobj
196 0 obj
>
endobj
197 0 obj
>
endobj
198 0 obj
>
endobj
199 0 obj
>
endobj
200 0 obj
>
endobj
201 0 obj
>
endobj
202 0 obj
>
endobj
203 0 obj
>
endobj
204 0 obj
>
endobj
205 0 obj
>
endobj
206 0 obj
>
endobj
207 0 obj
>
endobj
208 0 obj
>
endobj
209 0 obj
>
endobj
210 0 obj
>
endobj
211 0 obj
>
endobj
212 0 obj
>
endobj
213 0 obj
>
endobj
214 0 obj
>
endobj
215 0 obj
>
endobj
216 0 obj
>
endobj
217 0 obj
>
endobj
218 0 obj
>
endobj
219 0 obj
>
endobj
220 0 obj
>
endobj
221 0 obj
>
endobj
222 0 obj
>
endobj
223 0 obj
>
endobj
224 0 obj
>
stream
HT;n0D{0Ï(«9 Rی-))UޅpkEDi»gse
Uh_8PsV69%^@Pj|KAa7JA(RVEIaEО «Письме к амазонке» Марины Цветаевой
«ЛЮБОВЬ В СЕБЕ — это детство.
Любовники — дети. У детей детей не бывает», — пишет русская поэтесса Марина Цветаева в своем «Письме к амазонке ». «Нельзя жить за счет любви, — продолжает она. «Единственное, что переживает любовь, — это ребенок».
В то время как взрослая жизнь Цветаевой была разорвана трагедиями, она сохранила детскую способность любить. У нее были страстные эпистолярные романы с двумя другими легендарными поэтами своего времени, Борисом Пастернаком и Райнером Марией Рильке. Она также вела оживленную, часто откровенную переписку с товарищами по изгнанию, покровителями, литературными протеже, учеными, интеллектуалами и потенциальными любовниками. В качестве примера можно привести письмо от 1932, адресованное из Парижа, где Цветаева жила обедневшей эмигранткой, Натали Барни, очаровательной наследнице состояния американских железнодорожников. Переведенное А’Дорой Филлипс и Гаэль Коган как «Письмо к амазонке », оно является образцом интенсивного эпистолярного стиля Цветаевой. Колебаясь между конфронтацией и соблазнением, он бросает вызов Барни, поборнику романтических и сексуальных отношений между женщинами.
Женщины-любовники не могут иметь детей вместе, говорит Цветаева, — это «единственное слабое место, единственное уязвимое место, единственная брешь в совершенном единстве двух любящих друг друга женщин».
Тема однополых отношений была в центре внимания самого известного диалога Платона о любви, Symposium , в котором комик Аристофан рассказывает миф о первобытных людях, расколотых пополам разгневанными богами. Первоначальное сильное разделение заставляет каждого из нас искать вторую половину, чтобы снова сделать нас целыми. В то время как большинство первых людей были андрогинными (мужчина-женщина), некоторые состояли из двух женщин, а другие — из двух мужчин. По мнению Аристофана, это объясняет, почему некоторые из нас могут восстановить свою первоначальную целостность только в однополых союзах. Сократ, как обычно, делает более радикальное заявление. Он считает, что наши эротические занятия движимы фундаментальным человеческим желанием — всегда обладать добром. В то время как большинство гетеросексуальных союзов имеют тенденцию удовлетворять это желание биологически — производя уменьшенные копии нас, смертных существ с ограниченной продолжительностью жизни, — лучшие формы союза приводят к более прочному и красивому потомству, такому как акты героизма, произведения искусства и законы.
Эти дети более ценны, говорит Сократ, потому что они более полно удовлетворяют стремление своих родителей к бессмертию, и они делают это независимо от пола или возраста своих родителей. Разве каждый из нас не предпочел бы отца или мать Илиада или Конституция США, а не обычное человеческое дитя? Нет ли чего-то пассивного в том, чтобы позволить нашим эротическим импульсам направить свои эротические импульсы на секс и рождение детей, что по умолчанию установлено нашей животной природой?
Аргумент Цветаевой в ее эссе о том, что любовные отношения между двумя партнерами могут быть доведены до конца только ребенком, должен удивить бывалых читателей ее сочинений. В других своих произведениях Цветаева всегда настаивала на том, что, поскольку она поэт, она имеет право «стряхнуть» природные данные, в том числе и собственное женское тело. У природы нет абсолютной власти: ее претензии на нас следует подвергать сомнению, сопротивляться им. И все же в заключении Письмо к амазонке , Цветаева приводит в подтверждение своего аргумента природу: «Природа говорит: нет.
Запрещая нам это, она защищает себя. Бог, запрещая нам что-либо, делает это из любви; природа, запрещая нам, делает это из любви к себе, из ненависти ко всему, что не ее».
Грубо говоря, природа эгоистична. Ему нет дела до нас, наших причин и побуждений, нашей любви и нашей целостности. Она предполагает, что человеческая природа предвосхищает « Эгоистичный ген» Ричарда Докинза.0004 (1976) на четыре десятилетия заботится только о воспроизведении большего количества экземпляров самого себя. Но если это так, то почему мы должны прислушиваться к природе? Ответ Цветаевой состоит в том, что молодые женщины делают это «неосознанно, по чистому и тройственному жизненному инстинкту — молодости, увековечения, чрева». Другими словами, наши инстинкты достаточно сильны, чтобы разрушить некоторые из наших самых заветных проектов и самых глубоких обязательств. Поэтому Цветаева позиционирует однополую любовь как оскорбление природы.
Странно Цветаевой писать. У нее были открытые интимные отношения с женщинами.
Ее «Подруга», цикл из 17 стихотворений, посвященных ее возлюбленной, поэтессе Софье Парнок, содержит одни из самых захватывающих любовных стихов на русском языке. Но здесь, в ее Письмо , она отвергает любовь между женщинами, и ее аргументы убедительны. Что делает его убедительным, так это психологическая мини-драма Цветаевой, поставленная между двумя влюбленными — Младшим и Старшим. Она позволяет нам увидеть серию эпизодов, словно через щель в двери, в ходе которых Старшая Любовница распознает все более отчетливо выражающееся желание Младшей иметь ребенка, «маленького тебя, чтобы любить», и дистанцируется от нее. беспокойный возлюбленный, подталкивающий ее к отъезду. Из правдоподобного описания той или иной мини-драмы Цветаева делает обобщающий вывод: подобное напряжение характерно для всех случаев романтической и эротической любви между женщинами. Однако этот шаг может быть просто провокацией. Барни был богат и имел хорошие связи, потенциальный покровитель. Тонко завуалированный исповедальный тон Цветаевой вовсе не хочет оттолкнуть ее, он предполагает, что она намеревалась подразнить женщину, которую называла «амазонкой» и «моим братом».
Она хотела, чтобы Барни ответил.
Представление о том, что довод Цветаевой — это соблазн, а мини-драма — форма приманки, подтверждается вступительными абзацами письма . Способность противостоять природе Цветаева описывает как форму достижения:
Отречение — мотивация? Да, потому что для управления силой требуется гораздо более ожесточенное усилие, чем для ее высвобождения, которое не требует вообще никаких усилий. В этом смысле всякая природная деятельность пассивна, а всякая волевая пассивность активна (излияние — выносливость, вытеснение — действие). Что труднее: удержать лошадь или дать ей побежать? А, учитывая, что мы сдерживаемая лошадь — что тяжелее: быть сдерживаемой или дать волю своей силе? […] Каждый раз, когда я сдаюсь, я чувствую дрожь внутри. Это я — земля дрожит. Отречение? Борьба окаменела.
Природу нельзя полностью дисциплинировать — она будет прорываться, а иногда и побеждать. Вместо того, чтобы соглашаться с его контролирующей силой, мы должны стремиться развивать самообладание.
В конце концов, это наша собственная природа восстает против целей, которые мы ставим перед собой.
В своем проницательном и богатом предисловии ученый Екатерина Чепела пишет, что «восторженно изложенное Цветаевой дело теперь может вызвать сочувствие к гомосексуальным и лесбийским парам, которые борются во всем мире за законное право рожать детей и создавать семьи вместе». Определив стремление к биологическому воспроизводству как исходящее от «эгоистичной природы», власти которой над нами у нас есть причины сопротивляться, эссе Цветаевой также побуждает нас пересмотреть наши представления о браке и семье и продолжать думать о других способах совместного существования — и иметь и заботиться о детях.
¤
Оксана Максимчук — переводчик и автор двух сборников стихов на украинском языке. Она преподает философию в Арканзасском университете.
Макс Розочинский — переводчик и поэт из Симферополя, Крым. Работает над монографией о поэзии Марины Цветаевой.
Цветаева Марина (1892–1941) — Еще двадцать стихотворений
«Марина Цветаева. Макс Волошин, 1911» — Викисклад
Переведено А. С. Клайном © Copyright 2021 Все права защищены
Эта работа может быть свободно воспроизведена, сохранена и передана в электронном виде или иным образом для любых некоммерческих целей .
Применяются условия и исключения.
Содержание
- Трехпрудный переулок (Трехпрудный переулок).
- Такие Женщины.
- Разлука с Софи Парнок.
- Для Софи.
- Осипу Мандельштаму.
- Осип в Петрограде.
- Осип в Москве.
- Александру Блоку.
- После визита
- Меня зовут Марина.
- Последний призыв.
- Орфический.
- Отъезд в Берлин.
- Эвридика – к Орфею ( Цветаева – к Пастернаку ).
- Моряк
- Встреча умов ( За Пастернака ).
- Поэма для моего сына.
- Аресты.
- Последнее стихотворение ( О встрече с Тарковским в тюрьме линия ).
- Индекс по первой строке.
Трехпрудный переулок (Трехпрудный переулок)
Ты, кто еще глубоко мечтает,
Чьи шаги звучат тихо,
Приходи в Трехпрудный переулок,
Если любишь мою поэзию.
О, как солнечно и как звездно,
Начался первый том жизни.
Умоляю, пока не поздно,
Немедленно загляните в наш дом!
Мир, который будет разрушен,
Взгляни на него тайно,
Пока дом еще не продан,
И тополь не срубил.
Наш тополь! Вечером
Мы, дети, ютимся там;
Среди акаций, восходящих,
Цвета пепла и серебра.
Мир, безвозвратно прекрасный.
Быстро! Сделай наш дом своей целью,
Приходи на Три Пондс-лейн,
К этой душе из моей души.
1913
Такие Женщины
Имена у них, как удушающие цветы,
Взгляды их, как пляшущие языки пламени…
У них темные извилистые рты,
Углы которых влажны и глубоки.
Там женщины — их волосы шлем,
Они окутаны тонким, роковым запахом.
Зачем, ну зачем – в тридцать лет –
Желать мою душу, душу спартанского ребенка?
День Вознесения, четверг, 13 мая, 19 мая.15
Разлука с Софи Парнок
Ни мыслей, ни жалоб, ни споров.
Не спать.
Нет тоски по солнцу, луне, морю.
Ни паруса.
Нет ощущения тепла этих четырех стен,
Зелень сада.
Нет желания получить желанный подарок,
Нет ожидания.
Утром без удовольствия, в трамвае
Звенящий курс.
Не видя дня, забывчивый, я живу,
Ни даты, ни века.
Я словно хожу по изнашивающемуся канату,
Я — маленькая танцовщица,
Я — тень, чужой тени,
Я — лунатик,
Под двумя темными лунами.
13 июля 1914 года
Софи
Разлука цыганской страсти!
Встретились — уже порвались.
Я опускаю голову на руки,
И размышляю: глядя в ночь.
Никто, листая наши письма,
Могли постичь их глубины,
Как мы были вероломны, то есть –
Как мы были верны себе.
Октябрь 1915 года
Осипу Мандельштаму
У нас ничего не взяли!
Мне сладко, что мы врозь.
Целую тебя – через сотню
Миль разлуки.
Я знаю, что наши дары — неравны.
Впервые мой голос стал тише.
Чего хотеть – молодой Державин,
Своими бесхитростными стихами!
Ты доверяешь страшному полету:
Пари, молодой орел!
Неспеша, солнце ты несешь –
Так тяжел мой юный взор?
Нежно и непоколебимо,
Никто так не смотрел тебе вслед…
Целую тебя — через сотню
Годы разлуки.
12 февраля 1916 года
Осип в Петрограде
Откуда такая нежность?
Не первая – гладить эти
Кудри – Я знала губы
Темнее твоих.
Звезды взошли и погасли,
Откуда такая нежность?
Глаза поднялись и погасли,
Перед моими глазами.
Никогда еще не слыхали таких гимнов
Во тьме ночной,
Брак – О нежность! –
На грудь певице.
Откуда такая нежность,
Что с ней делать, мой мальчик,
Хитрый, гость-менестрель,
С ресницами – больше нет?
18 февраля 1916 г.
OSIP в Москве
Странная недомогание,
, и сладость не преодолела его,
Стоя, глядя на все,
, не видя звезды, ни Dawn
. зоркие глаза – ребенка.
И во сне – к нему прилетели орлы,
Громкокрылая стая,
Спорили над ним чудно.
И один — властелин скал —
Взъерошил клювом его кудри.
Тем не менее, с плотно закрытыми глазами,
И ртом полуоткрытым – он спал:
Не видя тех ночных гостей,
Не слыша, как, остроклювый,
Закричала златоглазая птица.
20 марта 1916 года
Александру Блоку
Ваше имя — синица в руке,
Ваше имя — лед на языке.
Одно быстрое движение губ.
Ваше имя – четыре буквы.
Мяч – пойманный в полете,
Во рту звенит серебро.
Камень, брошенный в тихий пруд,
Ни вздоха, ни имени твоего никогда.
Ночью легкий стук копыт,
Твое имя шумный гул.
Мы назовем твое благородное чело
Этим громким щелчком курка.
Тебя зовут — о, невозможно!
Поцелуй в глаза – твое имя,
В это нежное, холодное, застывшее время.
Твое имя — поцелуй в снегу.
В центре находится голубая глотка льда.
Спи спокойно – с твоим именем.
15 апреля 1916
После визита
После бессонной ночи ослабевшая плоть
Дорогая, но ничья — не своя,
Стрелы еще живут в вялых венах
, И05, ты улыбаешься людям – серафим.
После бессонной ночи ослабевшие руки
Глубоко равнодушны к врагам, друзьям.
В каждом случайном звуке радуга,
И внезапный запах холодной Флоренции.
Твои губы имеют более яркий блеск, тени
Золото возле запавших глаз. Ночь осветила
Этот благородный лик – и с ночной тьмой
Одно только темнеет, но – наши глаза.
19 июля 1916 года
Меня зовут Марина
Некоторые сделаны из камня; некоторые из глины –
Но я сделан из серебра и солнечного света!
Измена — моя профессия; мое имя – Марина,
Я смертная пена морская.
Некоторые из глины; некоторые из плоти –
Их гроб и надгробие…
В морской купели крестился – и
В полете – вечно ломаюсь!
Через каждое сердце, через каждую сеть,
Моя упорная воля должна проникнуть.
От меня – видишь эти своевольные кудри?
Никакая земная соль никогда не будет получена.
Сильно стучать по твоим гранитным коленям,
С каждой волной — я воскресну!
Да здравствует пена – игривая пена –
Высокая, поднимающаяся пена моря!
23 мая 1920
Последний призыв
Я знаю, я умру в полумраке! В каком из двух,
В каком из двух, не будет в моей команде!
О, если бы мой факел погас дважды!
Чтобы я мог уйти с рассветом и закатом.
Ушел, танцуя над землей! – Дочь небес!
Ее юбка усыпана розами! Не ломая ствол!
Я знаю, что умру в полумраке! В ястребиной ночи
Бог не захочет призвать мою лебединую душу.
Моей нежной рукой оттолкнув нецелованный крест,
Я устремлюсь в щедрое небо, на тот последний привет.
В ранних сумерках – с ломаной улыбкой в ответ…
– До последнего хрипа я остаюсь поэтом!
Декабрь 1920
Орфический
Как спящий, пьяный,
Неосознанный и неподготовленный.
Временная бездна:
Угрызения совести неусыпные.
Свободные розетки:
Мертвые и блестящие.
Мечтательный, всевидящий,
Пустой стакан.
Разве не ты,
Не выдержал
Шорох ее платья –
Обратные витки Аида?
Не это ли,
Эта голова полна серебристого звука,
Плывет вниз
Сонный Хебрус?
25 ноября 1921
Уезжаю в Берлин
За эти годы разлуки я ничуть не похорошела!
Ты не рассердишься? Грубыми руками,
Что ухватились за черный хлеб да соль?
– Товарищество общего труда?
О, не будем прихорашиваться к встрече
Любовников! — Не пренебрегайте моей общей
Язык – опрометчивый и забытый:
Хроника моей речи из дробовика.
Разочарование? Скажи это, бесстрашно!
– От друзей оторванных, от ласковых
Духов – в хаосе, таящих надежду,
Моя ясная хватка безвозвратно сломана!
23 января 1922
Эвридика – Орфею (
Цветаева – Пастернаку )Оставившие последнее лохмотье
Покрытие (ни речи, ни дыхания…!)
О, не превышаешь ли ты свои силы,
Орфей, спускаясь в Аид?
Покинувшие последнее земное
Связи…на ложе лжи лежат
И созерцают великую ложь –
На виду – встреча с ножом.
Я заплатил – за все эти кровавые розы,
За это бессмертие свободно сидящее…
До пределов Летейских,
Возлюбленный – мне нужен покой,
Забвение…ибо в доме духов,
Вот – твой призрак существует, но реален –
Я умер… что я могу тебе сказать, но:
‘Вы должны сейчас же уйти и забыть!’
Я не буду шевелиться! Не тянись к тебе,
Без рук, сюда! – Ни рта, ни губ
Встреча.
Укушенный змеей, бессмертие
Покончил с женской страстью.
Я заплатил – помни мои стоны! –
Для этого финального простора.
Незачем Орфею следовать за Эвридикой,
И брату сестру тревожить.
23 января 1922
Моряк
Укачай меня, звездная лодка!
Голова устала от волн.
Слишком долго я искал причал –
Мой ум устал от чувств:
Гимны – лавры – герои – гидры –
Моя голова устала от этих игр.
Позвольте мне полежать на хвойной траве –
Мой разум устал от этих войн.
12 июня 1923 г.
Встреча умов (
За Пастернака )В мире, где все
Сутулятся и потеют,
Я знаю — ты один
Отрази меня.
В мире, где так много
Хочешь,
Я знаю — ты одна
Мне ровня.
В мире, где все –
Слизь и слюна,
Я знаю: только ты –
Мне ровня.
3 июля 1924
Поэма сыну
Наша совесть — не твоя!
Хватит! — Буть свободен! – Забыть все;
Дети, напишите свою собственную историю
О своих увлечениях и своем дне.
Здесь семья Лота –
В семейном альбоме!
Дети! – Вы должны свести счеты
с Содомом –
Радуйся. Не воюю с братьями,
Тебе решать, мой кудрявый мальчик!
Твоя земля, век, день, час,
Наш грех, крест, ссора, наша –
Ярость. Одет в изгнание
Тряпье от рождения –
Перестать совершать погребальные обряды
В том Эдеме, в котором ты
Никогда не жил! Среди фруктов – и просмотров
Такого вы еще не видели! Слепые, те
Кто вас ведет на такие обряды,
За народ, который ест
Хлеб, который вам дадут – раз
Вы ушли из Медона – на Кубань.
Наши ссоры – не ваши ссоры!
Дети! Избавьтесь от недугов —
Твоего дня.
Январь 1932
Я не мстил и не буду –
И не простил, и не прощу –
С того дня, как открылись глаза – до дуба
Гроб, не буду опуститься – Бог знает,
Я не буду способствовать гибельному нисхождению века…
– А ведь есть достойные? .
..
Нет: Я напрасно боролся: ни с кем.
И я не простил: ни одной вещи.
26 января 1935
Аресты
Его нет — я не ем.
Несвежий вкус хлеба.
Все – как мел.
Чего бы я ни достиг.
…Мой был хлеб,
И мой снег.
Снег не белый.
Хлеб неприятный.
23 января 1940
Последнее стихотворение (
О встрече с Тарковским в тюремной очереди )«Я накрыл стол на шестерых…» Арсений Тарковский
Все повторяют первую строчку,
Все передают слово:
«Я накрыл стол на шестерых…»
Но вы забыли одно – седьмое.
Безрадостные шестеро из вас.
По лицам — струи дождя…
Как за таким столом
Забыть седьмой — седьмой?
Безрадостные гости,
Хрустальный графин простаивает.
Безутешные – они, безутешные – я.
Безымянный самый безутешный из всех.
Безрадостный и еще раз безрадостный.
Ах, они не едят и не пьют!
– Как ты мог забыть их номер?
Как ты мог ошибиться в сумме?
Как ты, смеешь, не знать
Что шестеро (два брата, третий –
Ты сам, жена, отец, мать)
Семь – раз уж я здесь, на земле?
Вы накрыли стол на шестерых,
Хотя шестой еще не умер.
Как чучело среди живых,
Я жажду быть призраком – с тобой,
(С ними) …робкий, как вор
Ой – не трогая души! –
Как некстати орудие,
Сижу, незваный седьмой.
6 марта 1941
Указатель First Line
- Вы, кто все еще глубоко мечтаете,
- У них есть имена, как удушающие цветы,
- Ни мысли, ни жалобы, ни спора.
- Разлука цыганской страсти!
- У нас ничего не забрали!
- Откуда такая нежность?.
- Его охватило странное недомогание,
- Ваше имя – синица в руке,
- После бессонной ночи ослабла плоть.
- Некоторые сделаны из камня; некоторые из глины –.
- Знаю, умру в полумраке! В каком из двух
- Как спящий, пьяный,
- Я ничуть не похорошела за эти годы разлуки!
- Те, кто бросает свои последние лохмотья.
- Укачай меня, звездная ладья!
- В мире, где все
- Наша совесть – не твоя!
- Я не мстил и никогда не буду –
- Он ушел — я не ем.
- Все повторяют первую строчку,
Гадкий утенок Presse
Остров — земля, которой нет, с которой нельзя уйти, которую ты должен любить, потому что ты обречен на нее. Место, из которого все видно, из которого ничего нельзя сделать.
— Марина Цветаева (тр. Адора Филлипс и Гаэль Коган), Письмо к амазонке
Я люблю, когда все грустно и весело, потому что я грустная и веселая, но, конечно, это не полезно. Это бесполезно как общественная или литературная позиция, потому что хочется опровергнуть смешение этих качеств: Садгай. Гайсад. Я не хочу, чтобы одно предикатировало другое.
Я не хочу этого сентиментального фатализма о невозможности странной любви, сплавляющей желание и скорбь. Но вот он, неразрывно связанный с моей самостью (и поэтикой) и опытом. Это также, кажется, относится и к опыту Марины Цветаевой, трансгрессивной русской поэтессы начала 20-го века и автора «Письма к Амазонке».
«Письмо» — это эссе, форма, которая уже странным образом нарушает границу между публичным и личным текстом. Цветаева обращается к Натали Клиффорд Барни, богатой американской экспатриантке, живущей в Париже, отвечая в 1932 году на «Мысли амазонки» Барни 1920 года, в которых Барни воспевает и ценит ее лесбиянство. Барни (несмотря на ее положение сексуального иконоборца или, возможно, из-за нее) была заметной фигурой на парижской литературной сцене и с 1919 года проводила салоны в своем доме.по 1968 год. Цветаева столкнулась с Барни после того, как приехала в Париж в качестве беженца в 1925 году с мужем и дочерью. Цветаева, нуждаясь в поддержке, должна была знать о ресурсах и привычке Барни помогать горе-писателям.
Хотя это, безусловно, повлияло на их отношения, они также были связаны как freres fèminines (фраза Барни) — женщины с глубокой эмоциональной и эротической связью с другими женщинами. Цветаева была связана с несколькими поэтическими светилами, но эмоциональным ядром «Письма к Амазонке» являются ее отношения с поэтессой Софьей Парнок, напряженная любовная связь, длившаяся с 1914-1916. Парнок был старше Цветаевой на 5 лет; обычное повествование состоит в том, что пожилая женщина соблазнила ее. Дело стало достоянием общественности и было болезненным для мужа Цветаевой. Обе женщины активизировали друг друга как музы, и, несмотря на межличностную и политическую нестабильность, которая в конечном итоге разделила их, они, кажется, остались главными фигурами в эмоциональной жизни друг друга.
Не знаю, эта книга странная. Даже для меня, члена Команды Грусти, странно наблюдать, как кто-то так воюет со своей радостью. Сближение с Барни имеет смысл для Цветаевой. Играть во флирт, в некоторое подчеркивание их общей идеализированной страсти к лесбийским отношениям имеет смысл.
Но Цветаева настаивает на том, что лесбиянство нежизнеспособно. В конечном счете, пишет она, лесбийские отношения рушатся из-за врожденных желаний «нормальных женщин» к семье и продолжению рода. Эссе обращается к ребенку, к желанию воспроизвести в ребенке любовника, как к неопровержимому краеугольному камню эмоциональной жизни женщины.
Я согласен с рецензентами, которые находят это разочаровывающим. Максимчук и Розочинский, пишущие в LARB, утверждают, что Цветаева упускает из виду утверждение Сократа о том, что однополые союзы приводят к небиологическому потомству, такому как теория, искусство и героические поступки. Эмма Браун Сандерс, пишущая для Full Stop, нападает на Цветаеву за ее формулировку, предполагающую, что лесбиянство является выбором, утверждая, что привилегированное происхождение Цветаевой не позволяет ей оценить уникальность ее собственного опыта, вместо этого предполагая, что ее конкретные несовершенные отношения имели универсальные качества. Скажу, что с этой книгой трудно не поспорить.
Я воспринял это немного лично.
Что меня смущает в заключении Цветаевой, так это то, что она человек ослепительного ума, способный на прыжки и боковые, ассоциативные движения. Это ясно видно из ее стихов. Из «Стихотворений Чехословакии» (тр. Каминский/Валентин):
Черная гора
загораживает земной свет.
Время-время-время
вернуть Богу его билет.
Я отказываюсь быть. В
сумасшедшем доме нелюдей
Я отказываюсь жить. плавать
на ток человеческих позвоночников.
…
•
, которые они взяли — необычно — и взяли —
взяли горы — и взяли свои внутренности,
они взяли уголь, и сталь, которую они взяли,
они взяли на себя инициативу и кристально.
И сахар взяли, и клевер взяли,
взяли Запад, взяли Север,
взяли улей, взяли стог сена
via Poetry Foundation
Как может эта особа, столь явно смелая и дикая, довольствоваться утверждением, что лесбиянство подчиняется законам природы, когда ее собственный опыт должен был показать ей обратное? Как она может смириться, чтобы сказать;
Любовь сама по себе детство.
Любовники — дети. Детей не рожать… Любовью не проживешь. Единственное, что переживает любовь, — это ребенок.В своем предисловии Кэтрин Чепела отмечает, что некоторые части этого аргумента являются пророческими, поскольку движение за права ЛГБТ в основном сосредоточено на политике респектабельности в обмен на ассимиляцию — однополые браки, усыновление, повышение ценности гетеросексуальных семейных систем путем подражания им. (брутто)
Что позволяет сделать этот текст интересным для меня, несмотря на его раздражающие качества, так это ощущение, что я наблюдаю за блестящим, страстным человеком, воюющим с самим собой. Есть несколько текстов, которые очень важны для меня как писателя, из движения Черных Искусств, где первичное эмоциональное действие смутно похоже: интернализированный расизм, превращающийся в насильственную атаку на себя. Такое ощущение, что я вижу что-то запретное, что-то личное. Интересно, сколько я могу смотреть, как кто-то ненавидит себя, читая «Смешной дом негра» или «Раба» Бараки.
Хотя Цветаева сталкивается с различным общественным давлением и не позволяет себе такого же уровня эмоциональной прямоты, отвержение и стирание себя ощущаются одинаково. Она использует огромный и элементарный язык, который делает его фатальным и безличным. Ближе к концу Письма к Амазонке:
К вечеру гора полностью стекает к своей вершине. Когда наступает ночь, наступает пик. Кажется, что его потоки текут вспять. Ночью она приходит в себя.
…
Плакучая ива! Скорбная ива! Верба, тело и душа женщины! Скорбный затылок шеи ивы. Седые волосы перед лицом, так что больше ничего не видно. Седые волосы подметают лицо земли…
(стр. 30)
Здесь, у упомянутых мною писателей Черных Искусств, есть похожее качество ядовитой тайны, которую писатель одновременно пытается раскрыть и пытается раскрыть. держать в тайне даже для самих себя. Помимо разницы в тоне, между этими видами самоатаки есть еще одно важное различие: Цветаева получает от этого отрицания себя некую безопасность.
Женщина, которая любит женщин и способна прекратить или, по крайней мере, прекратить сексуальные отношения с женщинами, может быть вновь принята в общество. Она может стать невидимой в рамках гетеропатриархата, в то время как Барака и Эдриенн Кеннеди никогда не могли стать настолько невидимыми, чтобы их можно было комфортно включить в расовый ландшафт Америки. Цветаева показывает некоторое сожаление о том, что гетеросексуальным связям не хватает убедительной глубины и полноты лесбийских отношений, но она никогда не признается в безопасности, легкости и невидимости, которые дает возвращение к гетеросексуальному браку. Она считает это возвращение к обычной семье предрешенным, продолжением трагической неустойчивости лесбийских отношений. И это вызывает во мне что-то вроде жалости к этому свирепому обреченному существу. Она утешает себя ненадежностью своей жизни в бедности, своим статусом беженца, своим сожалеющим браком. По крайней мере, в сфере собственной сексуальности она может защитить себя, хотя и путем обезображивания и изоляции.