Есения Павлоцки об истории русского мата и его сегодняшней функции в языке — Газета.Ru
Разговоры о русском мате в публичном поле всегда приобретают социокультурный оборот. Мы постоянно обсуждаем, как его использовать, можно или нельзя это делать, стоит ли его уже запретить и как это лучше сделать — законодательно, например. Вот сейчас пытаются ограничить эту лексику в соцсетях, что широкая общественность активно поддерживает (или осуждает), РПЦ высказывается за полный запрет мата в русскоязычном сегменте интернета.
Однако никто всерьез не задумывается, откуда вообще в русском языке взялась обсценная лексика и какова ее природа. Мы удовлетворяемся поверхностным представлением о том, что мат пошел от монголо-татар, или тем, что слышали краем уха о берестяных грамотах XII века. Почему-то куда больше науки нас интересует правовая или околоправовая повестка.
Мы готовы бесконечно обсуждать, почему Сергей Шнуров ругается в песнях, а Иосиф Пригожин это осуждает, — нам интереснее быть свидетелями вечного спора между сакральным и профанным в лице артистов и политиков.
Но прежде чем разобраться с сегодняшним состоянием мата, хорошо бы уделить внимание научному аспекту.
Мат — это табу, то есть сакральный, культурный и естественный запрет по самой своей природе. Очевидно, настолько сильный и пугающий, что у нас даже появился закон, запрещающий мат в искусстве. Запретить запретное — это достойный уровень постиронии, но интересно другое: почему эти слова имеют такой странный статус и почему именно они?
Теория про иго наукой даже не рассматривается: никакие злобные татары ничего нам не насаждали, и ничего мы из их сакральных низов не черпали. Все основы русских матерных слов — славянские.
Не используя сами слова, чтобы не фраппировать аудиторию и не вызвать праведный гнев надзорных органов, уйду в этимологию — науку о происхождении слов.
Слово, которым мы называем мужской половой орган, имеет праиндоевропейские, общеславянские и праславянские корни, и что самое удивительное — те же, что и у вполне цензурного слова «хвоя». Оба объекта — нечто вытянутое с семенем на конце.
Женский половой орган пришел к нам из праиндоевропейского, а родственник его обнаружился в праславянском языке (там это был глагол, который можно было бы обозначить словом «трахать»).
Очень похожий на современный, но праславянский корень можно найти и у матерного глагола, означающего «совершать половой акт».
В эту веселую компанию включают четвертое слово, на первый взгляд безобидное: древнерусское «блясти» — «заблуждаться, ошибаться»; его старославянский родственник означал «лгать, обманывать». У них есть и английский братец blend — «перемешивать». Вот вам и еще одна загадка: как в современном языке сосуществуют нейтральное слово «заблуждаться» и та его родственница, которую нельзя называть на законодательном уровне? То же справедливо и для «хвои», о чем мы уже говорили.
Почему же этим ребятам досталась такая непростая судьба и что еще хуже — праведный гнев Иосифа Пригожина? Дело в том, что именно обсценная триада была необходимым элементом магических действий и языческих ритуалов, связанных с совокуплением.
То есть слова, называющие половые органы и сношение, прежде имели очень большую силу. Для древнего человека мат — это заклятие, слово-действие.
Ученые предполагают, что мат появился в период мифологического матриархата и культа Матери-Земли. Тогда основой верований наших предков был сюжет о браке Земли и Неба. Небо оплодотворяло Землю — Земля давала плоды. Их любви пытался помешать пес или волк — он же змей в более позднем библейском сюжете. Естественно, помешанные на почве культа почвы, наши предшественники наплодили множество ритуалов, связанных с «беременностью» земли. В том числе они сами катались по ней, имитируя совокупление. Конечно же, те самые магические слова были необходимы во всех свадебных и сельскохозяйственных ритуалах.
Пока все выглядит довольно безобидно и никак не объясняет, при каких обстоятельствах «три главных слова» получили свои проклятые гены.
Подсказку дает Б.А. Успенский — советский и российский лингвист, историк языка и культуры. В своей работе «Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии» он рассказывает о ключевой для русского мата формуле: «пес *jebh- твою мать».
Современное «*jebh- твою мать» — это усеченный вид исходной формулы (то есть уже без пса). Обратите внимание, что современный глагол совокупления стоит в форме прошедшего времени «(что делал?) твою мать», а действующий субъект (пес) — утрачен. Сегодня мы пользуемся этой формулой как восклицанием, не направленным ни на чью мать.
Лингвисты, культурологи, семиотики и антропологи предприняли попытку реконструировать магические практики, в которых эта формула могла существовать, — и тут все прояснилось.
В.Ю. Михайлин, филолог и антрополог, в своей работе «Русский мат как мужской обсценный код» предлагает нам по-настоящему страшный сценарий. Итак, Бог-Небо (или Громовержец) и Мать-Земля состоят в браке. Им противостоит хтоническое божество, принявшее обличие пса/волка, который как раз эту самую Землю, скажем так, совокуплял и таким образом бессовестно делал из нее блудницу.
Кстати, пес/волк обитал как раз там, где ему обитать положено и сегодня, — в лесу. Но не в простом лесу, а в месте трансформации: наши предки верили в то, что для перехода на новый уровень жизни в новом статусе (невеста — жена, мальчик — мужчина/воин) нужно пройти длительный и тяжелый обряд перерождения — инициацию.
Территорией такого превращения считался лес — место смерти.
Там, вдали от чистых, плодящихся на святой земле женщин, обитала всякая нечисть. Например, Яга, жрица инициации, намывающая будущих покойников (ведь из большого уважения к Земле тело перед похоронами нужно как следует помыть). Туда же вывозили невест — покойниц, которые должны оплакивать свой последний час перед смертью и рождением в новом статусе жены. Хороший тамада и конкурсы интересные.
То, что делается в лесу, должно остаться в лесу и строго запрещено на территории действия домашней магии. Неосвоенная природа — место охоты и войны — была противопоставлена магическому «культурному центру» — месту женской природы. Именно в лесу молодые люди проходили инициацию, которая состояла в их магическом превращении в волков. Спонсором веры в это действо было синкретичное мышление наших предков и доступные им галлюциногены.
В работе доктора исторических наук, антиковеда А.И. Иванчика «Воины-псы: мужские союзы и скифские вторжения в Переднюю Азию» читаем, что для всего индоевропейского ареала, а также для многих других, не-индоевропейских народов, доказано существование воинских мужских союзов, члены которых считали себя псами/волками.
Мужчины-волки должны были жить вдали от поселений и вести себя по-волчьи. Иванчик пишет: «Очевидно, с тем же представлением связана индоевропейская правовая формула, согласно которой убийца «становился» волком, из которой развились значения «человек вне закона, преступник». Вот они — истоки интереса современных заключенных к «волчьей» теме.
Итак, в общей для всех системе перехода из одного социально-возрастного класса в другой мужчина должен был пройти «волчью/собачью» стадию. Результат прохождения инициации — целая куча бонусов: повышение социального статуса, право на брак, на зачатие детей и на самостоятельную хозяйственную деятельность.
Воины-псы вытеснялись в хтоническую зону, а их попытка войти на «человеческую» территорию рассматривалась как осквернение этой территории, насилие над землей-кормилицей. Вернуться к человеческой жизни в новом статусе взрослого мужчины «пес» мог только пройдя финальную стадию обряда инициации, равносильную обряду очищения.
Инициация псов подразумевала неприемлемые в обычных условиях поведенческие стереотипы и демонстрацию маскулинного, табуированного в обыденной жизни поведения.
В общем, агрессия, волчья дикость и прочая ликантропическая жесть. В нашем цивилизованном мире мужское «пойдем выйдем» и «отскочим побормочем» — это старый добрый первобытный след желания исключить из конфликтной ситуации всех «магически несовместимых» с ней участников. Дворянские дуэли вдали от жилых помещений и не вовлеченных в конфликт людей — туда же. Как видите, необязательно жить с волками, чтобы по-волчьи выть и наследовать их ритуалы.
Так вот проклятие «пес *jebh- твою мать», по предположению ученых, могло быть формулой магического уничтожения оппонента. Все просто: если пес оплодотворил твою мать, то ты: сын хтонического чудовища, противопоставленного Небу; сам песий сын и сам такое же существо; твоя мать, пережившая коитус с псом, — не женщина, а сука. Таким образом, услышавший в своей стае это проклятие больше не является человеком ни по отцу, ни по матери, ни по месту и обстоятельствам зачатия — он трижды проклят.
А вот и ответ на вопрос о том, почему же наша безобидная блудница попала в группу запрещенных слов: женщина не могла встретиться с псом на территории домашней магии — для этого ей нужно было попасть в лес, заблудиться и остаться там без родственников-мужчин.
Такая женщина лишается всех территориально обусловленных магических оберегов и становится законной добычей волка.
Что же насчет остальных матерных слов? Названия частей тела не должны были стать табуированными сами по себе — тем более учитывая особенности прокреативной магии: культ фаллоса и культ плодородия были связаны с жизнью, плодами и деторождением. Так вот, предполагается, что свой табуистический статус слово на букву «х» и слово на букву «п» получили именно в связи с употреблением формулы пса. То есть половые органы участников совокупления — это не части человеческих тел, а половые органы пса и суки-блудницы, поэтому «х» и «п» тоже приобрели статус мата.
Теперь мы знаем, что матерная речь изначально была именно территориальным и гендерным кодом, резко табуированным в «человеческих» магических зонах. Даже теперь, когда мат блокируется в основном из-за его инвективных, «ругательных» функций, у него все еще остается магическая «наследственность» — до недавнего времени его нельзя было произносить при женщине, мат сохранял свои функции мужского обсценного кода.
А что сейчас? Социальные табу утратили первоначальный мифологический смысл, гендерный код отвалился (теперь женщины матерятся наравне с мужчинами), но песья речь до сих пор «оскорбляет слух» — вот такая мощная лексическая генетика.
Мат не печалится по поводу своей десакрализации — теперь у него есть целых 27 новых функций и бесчисленное количество производных. Чем дальше, тем больше он десемантизируется — то есть теряет конкретное значение и прорастает в повседневную речь. Обсценная лексика стала универсальной и в стилистическом отношении — малообразованный человек вставляет блудницу через слово за неимением широкого словарного запаса, а интеллектуал бравирует ею и даже «украшает» свою богатую речь, лихо сочетая половой орган с каким-нибудь термином. Молодое поколение, развращенное Моргенштерном и Шнуровым, использует его чаще, активнее и свободнее — в том числе в качестве «смазки». Скорее всего, эта ситуация будет только прогрессировать.
Меня часто спрашивают: а как ты сама относишься к использованию мата?
Как лингвист я не могу выступать с личным отношением к этой или любой другой лексике.
Как и любые другие слова, мат обеспечивает определенную функциональность, а значит, он нужен языковой системе — в противном случае его просто не было бы. Нельзя рекомендовать или не рекомендовать, защищать или не защищать мат, да и в целом язык не нуждается ни в чьей защите.
Любая существующая единица, любая лексика, все, что мы называем языком, — это данность, как и окружающая среда вокруг нас. Мы ничего не можем сделать, даже законодательно — разве что обеспечить какие-то благоприятные условия, чтобы ситуация эскалировалась. Если мы запрещаем мат, например, в искусстве, то делаем запретное притягательным, обращая внимание на него. Далеко ходить не надо: сразу же после ограничения табуированной лексики в соцсетях исследователи зафиксировали увеличение ее количества в публикациях.
Так что, увы или к счастью — вне зависимости от взглядов, ни один формальный запрет не сможет повлиять на экспансию табуированной лексики. Шах и мат, Иосиф Игоревич.
научное осмысление феномена русского мата — T&P
Все знают, что такое русский мат.
Кто-то сможет наизусть воспроизвести казачий матерный загиб, а кому-то для прояснения значения придется обратиться к знаменитому «Словарю русского мата» Алексея Плуцера-Сарно. Однако для многих история возникновения русского мата остается загадкой за семью печатями. Как мат связан с индоевропейской мифологией, кто имеется в виду под «матерью» в матерном языке и почему на нем раньше общались только мужчины — в материале T&P.«Мифологический аспект русской экспрессивной фразеологии»
Б.А. Успенский
Работы Б.А. Успенского, проливающие свет на происхождение русского мата, стали классическими. Исследуя данную тему, Успенский упоминает о ее крайней табуированности, в связи с чем в литературной традиции разрешаемыми могут считаться лишь «церковнославянизмы типа совокупляться, член, детородный уд, афедрон, седалище». В отличие от многих западноевропейских языков, прочая «народная» обсценная лексика в русском языке фактически является табу. Именно поэтому матерные слова были изъяты из словаря Даля, русского издания «Этимологического словаря» Фасмера, сказок Афанасьева; даже в академических собраниях сочинений Пушкина матерные выражения в художественных произведениях и письмах заменяются многоточиями; «Тень Баркова», известная обилием матерных слов (напр.
: Уж ночь с *** [похотливою] луной / На небо наступала / Уж *** [падшая женщина] в постеле пуховой / С монахом засыпала) вообще не печаталась во многих собраниях сочинений. Такая табуированность мата, затрагивающая даже профессиональных филологов, связана, по мнению Успенского, с «целомудрием цензоров или редакторов», а Достоевский говорит даже о целомудрии всего российского народа, оправдывая обилие матерных слов в русском языке тем, что, в сущности, они не всегда означают что-то плохое.
Изображения крестьян XII–XIV веков: крестьянин за работой; отдыхающий крестьянин; игрища
Действительно, мат может служить и дружеским приветствием, и одобрением, и выражением любви. Если он так многозначен, то возникает вопрос: откуда же появился мат, каковы его исторические корни? Теория Успенского предполагает, что когда-то мат имел культовые функции. В доказательство этого можно привести примеры матерных слов и выражений из русских языческих свадебных или сельскохозяйственных обрядов, в которых мат мог быть связан с культами плодородия.
Интересно, что русский филолог Борис Богаевский сопоставляет русский мат с греческим сквернословием земледельцев. Христианская же традиция запрещает матерную ругань в обрядах и быту, ссылаясь на то, что она «позорная лая» оскверняет душу, что «еллинское…словие» [словоблудие] — это бесовская игра. Запрет русского «срамословья», то есть матерной лексики, был напрямую связан с борьбой православия против языческих культов, в которых она использовалась. Смысл запрета становится особенно понятен ввиду того, что матерная брань «в ряде случаев оказывается функционально эквивалентной молитве». Найти клад, избавиться от болезни или козней домового и лешего в языческом мышлении можно было с помощью мата. Поэтому в славянском двоеверии часто можно было найти два параллельных варианта: или прочесть перед нападающим чертом молитву, или выругаться на него матом. Находя корни русского мата в языческих ритуальных заклинаниях и проклятиях, Успенский связывает так называемую главную формулу русского мата («*** твою мать») с архаическим культом земли.
Един человек одноважды в день по-матерну избранится, —
Мать сыра земля потрясется,
Пресвятая Богородица с престола сотранется
В связи с двоеверческими славянскими представлениями о «трех матерях» — матери-земле, Богородице и родной — мат, направленный на оскорбление матери адресата, одновременно заклинает и сакральных матерей, оскверняя само материнское начало. В этом можно найти отголоски языческих метафор о беременности земли и совокупления с ней; одновременно этим можно объяснить поверье о том, что под ругающимся матом разверзается земля или что ругань может потревожить предков (лежащих в земле).
Прояснив объект матерной формулы, Успенский переходит к субъекту: анализируя формы выражения «*** твою мать», он приходит к выводу, что ранее фраза не была безличной. Осквернение производил пес, о чем свидетельствуют старинные и более полные упоминания матерной формулы: например, «Чтоб пес взял твою мать». Пес был субъектом действия в данной формуле как минимум с XV века во многих славянских языках; таким образом, «песья лая», как издревле называли мат, связана с мифологией собаки, «дана псом».
Нечистота пса — древняя категория, предшествовавшая славянской мифологии, но и отраженная в уже более поздних христианских представлениях (например, в рассказах о псеглавцах или преображении киноцефала Христофора). Пес сравнивался с иноверцем, так как у обоих нет души, оба ведут себя неподобающим образом; именно по той же причине духовникам не разрешалось держать собак. С этимологической точки зрения пес также нечист — Успенский связывает лексему «пес» с другими словами индоевропейских языков, в том числе с русским словом «***» [женский половой орган].
Таким образом, Успенский предполагает, что образы пса-осквернителя и матери-земли во фразе «пес *** твою мать» восходят к мифологическому браку громовержца и матери-земли. Сакральный брак, в ходе которого землю оплодотворяют, оскверняется в данной формуле травестийной заменой громовержца на пса, его мифологического соперника. Поэтому матерная фраза становится кощунственным заклинанием, оскверняющим божественную космогонию. В более поздней народной традиции этот миф редуцируется, и мать-земля становится матерью собеседника, а мифологический пес — обычной собакой, а потом фраза и вовсе обезличивается (глагол «***» [вступать в сексуальные отношения] может соответствовать любому лицу единственного числа).
На глубинном (исходном) уровне матерное выражение соотнесено, по-видимому, с мифом о сакральном браке неба и земли — браке, результатом которого является оплодотворение земли. На этом уровне в качестве субъекта действия в матерном выражении должен пониматься бог неба, или громовержец, а в качестве объекта — мать-земля. Этим объясняется связь матерной брани с идеей оплодотворения, проявляющаяся в частности в ритуальном свадебном и аграрном сквернословии.
«О матерщине, эмоциях и фактах»
А.А. Беляков
А.А. Беляков, ссылаясь на легенды русского фольклора, возводит происхождение мата к мифу о «славянском Эдипе»: однажды мужчина убил своего отца и осквернил свою мать. Затем он дал «матерную формулу» своим потомкам — для того, чтобы навлекать с ее помощью на противников проклятия предков или призывать предков на помощь. Беляков соглашается с тем, что более глубокие корни этой легенды находятся в ранних языческих культах, связанных с почитанием «матери сырой земли и идеей ее оплодотворения».
«Ненормативный анекдот как моделирующая система»
И.Г. Яковенко
«Домострой»
И.Г. Яковенко в своей статье о мате отмечает, что традиционная культура, патриархальная по своему складу, склонна профанировать роль женщины. Именно этот мотив мы видим в матерных формулах — почти всегда они связаны с грубыми образами насилия над женщиной. Яковенко противопоставляет «знак высшей опасности» («…» [женский половой орган], женское начало) мужскому фаллосу, «знаку-защитнику», приводя в пример множество матерных выражений. Как оказывается, женских обсценных формул гораздо меньше, чем мужских; более того, женская парадигма носит окраску чего-то убогого, ложного, имеющего отношение к несчастью, воровству, лжи («…» [конец], «…» [украсть], «…» [врун]), в то время как мужская парадигма мата отсылает к табуации или опасности. Вредоносный характер женщины, воспринимаемой через женский символ, вагину, подчеркивается в многочисленных пословицах и поговорках, сказках и легендах: мы можем вспомнить приводимые В.
Я. Проппом представления о «зубастой вульве», с которой герой-мужчина должен был бороться.
Русский мат — форма бытования языческого сознания в монотеистической культуре
В дальнейшем традиция говорения на матерном языке из языческих культов перешла в русское скоморошество, с которым государство активно боролось начиная с XVII века. От почти исчезнувших скоморохов, тем не менее, традиция перешла в лубок, кабацкие песни, петрушечный театр, к ярмарочным зазывалам и так далее. Табуированная лексика патриархального и языческого периода русской культуры продолжила жить в несколько иных формах.
«Русский мат как мужской обсценный код: проблема происхождения и эволюция статуса»
В.Ю. Михайлин
В работе В.Ю. Михайлина традиция возведения генезиса русского мата к культам плодородия оспаривается; несмотря на то что Михайлин во многом согласен с Успенским, он предлагает существенную доработку его теории и рассматривает историю мата от языческих культов до современной дедовщины.
Связь теории «основного мифа» Топорова — Иванова с мифологическим противником громовержца, псом, его не устраивает: «Позволю себе один-единственный вопрос. По какой такой причине извечный противник громовержца, традиционная иконография которого предполагает в первую очередь отнюдь не собачьи, но змеиные ипостаси, именно в данном контексте принимает вид пса, причем принимает его неизменно и формульно?»
Плодородная земля, как считает автор, не могла ассоциироваться с мужским началом в архаике: это чисто женская территория. Напротив, сугубо мужской территорией считалась та, что имеет отношение к охоте и войне, маргинальное пространство, в котором добрый муж и семьянин готов проливать кровь и грабить, а порядочный юноша, не смеющий поднять взор на соседскую девушку, насилует дочерей врага.
Михайлин предполагает, что на таких территориях мат был некогда связан с магическими практиками мужских военных союзов, отождествляющих себя с «псами». Именно поэтому ругань также называли «песьей лаей»: символически воины являлись воплощением волков или псов.
Этим же можно объяснить тот факт, что еще недавно мат был преимущественно мужским языковым кодом.
В индоевропейской культуре каждый мужчина проходил инициацию, так или иначе сопровождающуюся периодом, который можно обозначить как «песья» стадия. Воин-«пес», живущий за пределами домашней зоны, на маргинальной территории, существует вне культуры очага и сельского хозяйства. Он не полноправен, не зрел, обладает «боевым бешенством», частью которого можно назвать и употребление неприемлемого дома мата. «Волкам» и «псам» не место на человеческой территории, для которой одно их присутствие может быть чревато осквернением: соответствующие нормы и формы поведения строго табуированы, а их носители, не пройдя обрядов очищения и не превратившись тем самым из «волков» обратно в люди, не имеют элементарнейших гражданских прав. Они по определению являются носителями хтонического начала, они магически мертвы и как таковые попросту «не существуют».
Таким образом, формула «*** твою мать» в мужских «песьих» союзах была заклинанием, магически уничтожающим оппонента.
Такое заклинание символически сравнивало соперника с сыном хтонического существа, отождествляло его мать с сукой и выводило его в исключительно маргинальную, нечеловеческую территорию, где подобный коитус мог произойти. Следовательно, и все матерные слова подразумевают собачьи половые органы и звериный коитус, не имеющий ничего общего с человеческим, происходящим в домашнем пространстве и обрамленному обрядовой традицией и другими знаками культуры.
В дальнейшем чисто мужская природа матерного языка в России переносится на более общий контекст. Начиная с революционных событий 1917 года парадигма языка претерпевает большие изменения. Мат наравне с новоязом становится одним из средств общения патриархальной (хотя внешне и антисексистской) элиты. Сыграли роль и советские лагеря, и повышенный интерес к эксплуатации женского труда — в том числе и в армейских структурах, где мат напрямую наследовал функцию общения архаичных мужских союзов. Поэтому уже вскоре табуирование мата в женской или смешанной среде перестало быть сильным, а затем и вовсе ушло в прошлое.
Мужской обсценный код стал всеобщим.
непристойностей | Векс | Закон США
Основные вкладки
Непристойность — это категория речи, не защищенная Первой поправкой. Законы о непристойности касаются запрета непристойных, грязных или отвратительных слов или изображений. Непристойные материалы или изображения, обычно речь или художественное выражение, могут быть ограничены с точки зрения времени, места и способа, но по-прежнему защищены Первой поправкой. Существуют серьезные разногласия относительно непристойных материалов и роли правительства в регулировании. Во всех пятидесяти штатах действуют отдельные законы, контролирующие непристойные материалы.
Трудно дать исчерпывающее юридическое определение непристойности. Тем не менее, ключевые компоненты нынешнего теста на непристойность вытекают из решения Апелляционного суда США по делу «Соединенные Штаты против одной книги под названием «Улисс», в котором определено, что произведение, расследуемое на предмет непристойности, должно рассматриваться целиком, а не только по частям.
В настоящее время непристойность оценивается как федеральными судами, так и судами штата с использованием трехстороннего стандарта, установленного в деле Миллер против Калифорнии. Тест Миллера на непристойность включает следующие критерии: (1) обнаружит ли «обычный человек, применяющий стандарты современного общества», что произведение, «взятое в целом», вызывает «похотливый интерес» (2) изображает ли произведение или описывает явно оскорбительным образом сексуальное поведение, конкретно определенное применимым законодательством штата, и (3) не имеет ли произведение, «взятое в целом», серьезной литературной, художественной, политической или научной ценности.
До Миллера судьи, проверявшие на непристойность, ссылались на мудрость, вынесенную судом в деле Рот против Соединенных Штатов. Исторический случай, Рот постановил, что непристойные материалы не защищены Первой поправкой и могут регулироваться штатами, а не единым федеральным стандартом. Кроме того, Рот установил новый юридический стандарт для определения непристойности, который ссылался на применение средним человеком современных общественных стандартов, чтобы судить о том, апеллирует ли доминирующая тема материала в целом к похотливому интересу.
Верховный суд неоднократно сталкивался с проблематичными элементами теста Миллера на непристойность. Однако на сегодняшний день ни один стандарт не заменил его.
В 1997 году дело Рено против Американского союза гражданских свобод («ACLU I») касалось непристойности в области новых медиа.
ACLU оспорил Закон о пристойности в связи (CDA), часть Закона о телекоммуникациях 1996 года, направленную на защиту детей путем ограничения передач, отправляемых через Интернет. После того, как Верховный суд постановил, что CDA слишком широко подходит к регулированию непристойности в Интернете, Конгресс принял Закон о защите конфиденциальности детей в Интернете (COPPA) в 1919 году.98.
ACLU снова подал иск, который стал называться Ashcroft против Союза гражданских свобод («ACLU II»). Ашкрофт поддержал конституционность COPPA и счел использование им «стандартов сообщества» для определения «материалов, наносящих вред несовершеннолетним» приемлемой практикой в соответствии с Первой поправкой. Тем не менее, суд также потребовал, чтобы COPPA был предписан и дело было возвращено в Третий округ, где суд установил, что COPPA создал запрет на контент для передач для взрослых, который был чрезмерно широким, навязчивым и ограничительным в своих усилиях по защите детей от взрослых. речь.
Детали дела были окончательно раскрыты в январе 2009 года., когда Верховный суд отказал certiorari в ACLU v. Mukasey, случай, который мог бы расширить закон о непристойности за пределы параметров теста Миллера.
Последнее обновление: июнь 2017 г., автор Тала Эсмаили.
Меню источников
Федеральные материалы
Федеральные судебные решения
- Верховный суд США:
- Соединенные Штаты против одной книги под названием «Улисс»
- Миллер против Калифорнии
- Рот против США
- Рино против Американского союза гражданских свобод («ACLU I»)
- Эшкрофт против Союза гражданских свобод («ACLU II»)
- ACLU против Мукасея
- Решения о дискриминации при приеме на работу
- Предварительный просмотр бюллетеня Верховного суда ЛИИ
- ФЗ
- Закон о непристойности 18 U.S.C. §§ 1460 — 1470
- Закон о защите детей CIPA
- Закон о защите конфиденциальности детей в Интернете COPPA
- Закон о приличии в сфере связи CDA
- Федеральная комиссия по связи – Непристойность, непристойность и ненормативная лексика
- Центр первой поправки — порнография и непристойность
Материалы штата
Законы штата
- Закон штата Нью-Йорк о непристойном поведении – статьи с 235.
00 по 235.24 Непристойное поведение и связанные с ним правонарушения - Уголовный кодекс Калифорнии §311–312.7 Глава 7.5 Непристойные действия
- Государственные законы о труде
00 по 235.24 Непристойное поведение и связанные с ним правонарушенияСудебные решения штата
- Апелляционный суд штата Нью-Йорк:
- Решения
- Комментарий из Вестника ЛИИ — NY
- Апелляционные решения других штатов
Прочие ссылки
Ключевые интернет-источники
- Ресурсы ЛИИ: непристойность
- Справочник гражданина по Федеральному закону США о непристойности
- Департамент юстиции США, отдел по вопросам эксплуатации детей и непристойности, CEOS
- весекс
- ГРАЖДАНСКИЕ
- гражданские права
- Конституция
- ТОРГОВЛЯ
- реклама
- связь
- индивидуальные права
- изделия wex
Непристойность и порнография | Энциклопедия Первой поправки
Протест против порнографии в 1987 году на Таймс-сквер в Нью-Йорке.
Непристойность относится к узкой категории порнографии, которая нарушает стандарты современного общества и не имеет серьезной литературной, художественной, политической или научной ценности. По крайней мере, для взрослых большая часть порнографии защищена конституцией. 9Дело 0127 Miller v. California (1973 г.) предоставило штатам больше полномочий для закрытия кинотеатров для взрослых, установив трехэтапный тест, более благоприятный для судебного преследования. Верховный суд сопротивлялся попыткам штатов расширить обоснование законов о непристойности за пределы откровенных сексуальных материалов, когда он признал недействительным закон Калифорнии, регулирующий продажу или аренду жестоких видеоигр несовершеннолетним. (Фото Марио Кабрера/Associated Press)
Непристойность относится к узкой категории порнографии, которая нарушает стандарты современного общества и не имеет серьезной литературной, художественной, политической или научной ценности. По крайней мере, для взрослых большая часть порнографии — материалов сексуального характера, возбуждающих многих читателей и зрителей — получает конституционную защиту.
Однако два вида порнографии не защищены Первой поправкой: непристойность и детская порнография. Иногда материалы классифицируются как «вредные для несовершеннолетних» (или непристойные по отношению к несовершеннолетним), хотя взрослые могут иметь доступ к тем же материалам.
Непристойность является противоречивой областью закона о Первой поправке
Непристойность остается одной из самых противоречивых и запутанных областей закона о Первой поправке, и судьи Верховного суда годами изо всех сил пытались дать ей определение. Судья Поттер Стюарт не смог дать определения непристойности в деле Jacobellis v. Ohio (1964), но он воскликнул: «Я узнаю это, когда увижу». Стюарт обнаружил, что суд «столкнулся с задачей попытаться определить то, что может быть неопределимым». В более позднем случае Interstate Circuit, Inc. против Далласа (1968), судья Джон Маршалл Харлан II назвал эту область «неразрешимой проблемой непристойности».
Непристойность остается одной из самых противоречивых и запутанных областей закона о Первой поправке, и судьи Верховного суда годами изо всех сил пытались дать ей определение.
Коллега Гарри Римса по фильму «Глубокая глотка» показан на этой фотографии бронирования 1976 года. Этот фильм был предшественником современной хардкорной индустрии развлечений для взрослых и пробным камнем законов о непристойности. Римс был осужден за непристойность в 1976 лет за роль в фильме, и ему грозит пятилетний тюремный срок. Такие знаменитости, как Джек Николсон и Уоррен Битти, встали на защиту Римса, и позже приговор был отменен. (AP Photo/ho, использовано с разрешения Associated Press). . Правило Hicklin предусматривало следующий тест на непристойность: «будет ли склонность материи… . . состоит в том, чтобы развратить и развратить тех, чей ум открыт для таких аморальных влияний и в чьи руки может попасть публикация такого рода». Этот тест позволял объявить материал непристойным на основании отдельных отрывков произведения и его воздействия на особо восприимчивых людей. Используя этот широкий критерий, британский суд признал непристойные книги антирелигиозными.
Две основные проблемы с тестом Hicklin заключались в том, что он позволял оценивать произведения как непристойные на основании отдельных отрывков и сосредоточивался на особенно восприимчивых людях, а не на разумных людях. Этот фокус привел к подавлению большей части свободного выражения.
Верховный суд прямо поставил вопрос о непристойности в деле Roth v. это «непристойно, непристойно, похотливо или грязно». . . или иное издание непристойного характера». Суд в заключении, составленном судьей Уильямом Дж. Бреннаном-младшим, определил, что «непристойность не входит в сферу конституционно охраняемой речи или прессы».
Он сформулировал новый тест на непристойность: «будет ли для среднего человека, применяющего современные общественные стандарты, доминирующая тема материала, взятого в целом, апеллировать к похотливому интересу». Тест Roth отличался от теста Hicklin тем, что он был сосредоточен на «доминирующей теме» материала, а не на отдельных отрывках, и на среднем человеке, а не на наиболее восприимчивом человеке.
Бреннан сформулировал новый тест
Суд боролся с делами о непристойности в 1960-х и 1970-х годах. В деле Memoirs v. Massachusetts (1966) большинство членов Суда, по мнению судьи Бреннана, сформулировали новый тест, состоящий из трех частей:
- «(а) доминирующая тема материала, взятого в целом, к похотливому интересу к сексу;
- (b) материал является явно оскорбительным, поскольку он нарушает современные общественные стандарты, касающиеся описания или представления сексуальных вопросов;
- и (c) материал совершенно не имеет социальной ценности».
Тест
Миллера в настоящее время является ведущим тестом для дел о непристойностиВ 1970-х годах суд Бургера постановил, что стандарт непристойности слишком строг для прокуроров. Поэтому в деле Миллер против Калифорнии (1973) Суд принял новый тест, состоящий из трех частей — то, что главный судья Уоррен Э. Бургер назвал «рекомендациями» для присяжных, — который был более благоприятным для обвинения:
- (1) является ли средний человек, применяя современное сообщество стандартов, обнаружил бы, что работа, взятая в целом, вызывает похотливый интерес;
- (2) изображает или описывает ли произведение явно оскорбительным образом сексуальное поведение, конкретно определенное применимым законодательством штата;
- и (3) не имеет ли произведение в целом серьезной литературной, художественной, политической или научной ценности.
В деле Miller, Суд пришел к выводу, что лица не могут быть осуждены по обвинению в непристойном поведении, если только материалы не изображают «явно оскорбительное жесткое сексуальное поведение».
Исходя из этого, многие материалы откровенно сексуального характера — порнографические журналы, книги и фильмы — не являются юридически непристойными. По иронии судьбы, судья Бреннан выразил несогласие в деле
Современное ответвление стандарта сообщества
теста Миллера сбивает с толку в эпоху Интернета. В своем решении 1987 года в Pope v. Illinois (1987) Суд пояснил, что «серьезная ценность» теста Miller не должна оцениваться с точки зрения современных общественных стандартов. Однако судебное преследование за непристойность навязывает современные стандарты сообщества, даже если дистрибьютор может транспортировать материалы в различные сообщества. Таким образом, возникают интересные проблемы, когда ответчика в Калифорнии преследуют в регионе с более строгими общественными стандартами.
Это явление побудило некоторых экспертов в области права и заинтересованных наблюдателей призвать к созданию национального стандарта, особенно в эпоху Интернета. В Эшкрофт против Американского союза гражданских свобод (2002 г.), несколько судей выразили озабоченность по поводу применения стандартов местного сообщества к Интернету в соответствии с Законом о защите детей в Интернете от 1998 г. Например, судья Стивен Г. Брейер написал в своем совпадающем мнении, что «прочитать статут как принятие стандартов сообщества в каждой местности в Соединенных Штатах, чтобы предоставить самым пуританским сообществам право вето, затрагивающее остальную часть нации». Точно так же судья Сандра Дэй О’Коннор в своем согласии написала, что «принятие национального стандарта, на мой взгляд, необходимо для любого разумного регулирования непристойности в Интернете».
Тест Миллера остается ведущим тестом для случаев непристойности, но он продолжает вызывать споры. На этом фото активисты проводят демонстрацию на улицах центра Цинциннати, штат Огайо, 24 сентября 1990 года, когда начался отбор присяжных по обвинению в непристойности против Центра современного искусства за выставку фотографий покойного художника Роберта Мэпплторпа.
(Фото AP, использовано с разрешения Associated Press)Суд сопротивляется классификации насилия как непристойности
Верховный суд сопротивляется попыткам распространить обоснование непристойности с откровенных сексуальных материалов на жесткое насилие. Штат Калифорния стремился продвигать концепцию насилия как непристойности, защищая свой закон штата, регулирующий продажу или прокат жестоких видеоигр несовершеннолетним. Суд признал закон недействительным в Brown v. Entertainment Merchants Association (2011 г.), в котором говорится, что «насилие не является частью непристойности, которую Конституция разрешает регулировать».
Продолжилось судебное преследование за непристойность на федеральном уровне и уровне штата
При администрации Джорджа Буша-младшего увеличилось число судебных преследований за непристойность на федеральном уровне. Государства продолжали преследовать за непристойность непристойные материалы в отношении жесткой порнографии, а иногда и в отношении других материалов.
Например, в 1994 году во Флориде за непристойность был осужден художник комиксов, а в 1999 владелец гей-бара в Небраске был успешно привлечен к ответственности за демонстрацию гей-арта в подвале. Хотя у законов о непристойности есть свои критики, они, скорее всего, останутся частью правовой системы и юриспруденции Первой поправки.
В то время как федеральные судебные преследования за непристойность пошли на убыль во время администрации Барака Обамы, судебные преследования штатов за непристойность продолжаются в 21 м веке. В этом свете профессор Дженнифер Кинсли называет аргумент о том, что закон о непристойности ушел в прошлое, «мифом об устаревшей непристойности».
Дэвид Л. Хадсон-младший . является профессором права в Белмонте, который широко публикуется на темы Первой поправки. Он является автором аудиокурса из 12 лекций по Первой поправке под названием Свобода слова: понимание Первой поправки (Now You Know Media, 2018).