Психология пропаганды
Главная > Справочник по образованию > Энциклопедия де-факто > Науки о человеке > Психология > Терминология > Психология пропаганды
ПСИХОЛОГИЯ ПРОПАГАНДЫ (от лат. propagare — распространять) — прикладной раздел социальной психологии, имеющий своим предметом закономерности взаимодействия людей в системах, образуемых источником пропаганды и аудиторией, а также влияние объективных и субъективных факторов на течение и результаты этого процесса. В П. п. рассматриваются: 1) процессы распространения сообщений на уровне формирования, закрепления или изменения установок по отношению к объектам, имеющим социальную значимость; 2) психологическая сторона процессов возникновения и функционирования общественных настроений и общественного мнения, 3) способы побуждения людей к действиям в связи с объектами установок и мнений (Ю. А. Шерковин, Б. Д. Парыгин). Цель П. п.- выявление социально-психологических характеристик содержания и формы распространяемых сообщений применительно к состоянию сознания аудиторий и возможностям конкретных каналов средств массовой коммуникации для оптимального решения определенных социально-политических задач.
Одной из исследовательских задач П. п. является изучение реальных и потенциальных аудиторий с тонки зрения их ценностных ориентации и потребностей в информации. П. п. также анализирует процессы, связанные с восприятием сообщений, их дальнейшей переработкой и, наконец, их принятием или непринятием индивидом. Важным направлением П. п. является выявление критериев эффективности пропаганды. П. п. как самостоятельный раздел социальной психологии возникла в первой половине XX в. в США, где развитие П. п. связано с работами Б. Берельсона, X. Кэнтрила, П. Лазарсфелда, Г. Олпорта, У. Шрамма.
В современных условиях проведенные ими исследования послужили основой для разработок в области манипулятивной пропаганды, направленных на то, чтобы добиться максимальной эффективности при минимуме социальной ответственности. В России первые исследования проблем П. п. были проведены в 20-х гг. В. Кузьмичевым, Д. Лебедевым, Н. Рубакиным, Я. Шафиром, изучавшими эффективность воздействия печатного слова в различных аудиториях, функционирование общественного мнения, влияние слухов на состояние сознания аудиторий пропаганды в сложившихся социальных условиях.
С появлением новых технических средств массовой коммуникации (радио, телевидение и др.) предметом исследования П. п. становились психологические характеристики и возможности каждого из них. Современная П. п.-учитывает резкую интенсификацию психологического взаимодействия людей в условиях высокого уровня развития технических средств тиражирования сообщений, вовлеченность в эти процессы миллионов людей, подверженность их сознания разнонаправленному пропагандистскому воздействию, включая и то, к-рое объективно противоречит их жизненным интересам.
Другие записи
10.06.2016. Психология творчества
ПСИХОЛОГИЯ ТВОРЧЕСТВА — область психологических исследований творческой деятельности людей в науке (см. Психология науки), литературе, музыке, изобразительном и сценическом искусстве (см. Психология искусства),…
10.06.2016. Психология компьютеризации
ПСИХОЛОГИЯ КОМПЬЮТЕРИЗАЦИИ — отрасль психологической науки, изучающая порождение, функционирование и структуру психического отражения реальности в процессах деятельности индивидов и групп, связанной с…
10.
06.2016.
Психология допроса и показаний
ПСИХОЛОГИЯ ДОПРОСА И ПОКАЗАНИЙ — раздел судебной психологии, изучающий психологические закономерности получения, фиксации, оценки представителями правоохранительных органов значимой для установления истины…
ПСИХОЛОГИЯ ИСКУССТВА -отрасль психологической науки, предметом к-рой являются свойства и состояния личности, обусловливающие создание и восприятие художественных ценностей и влияние этих ценностей на ее…
10.06.2016. Психология науки
ПСИХОЛОГИЯ НАУКИ — отрасль, изучающая психологические факторы научной деятельности с целью повышения ее эффективности. П. н. трактует эти факторы, исходя из понимания науки как социально организованной…
Техники пропаганды — Нож
В своей знаменитой статье «Инженерия согласия», опубликованной в 1947 году, эксперт в области связей с общественностью и пропаганды Эдвард Бернейс выдвинул предположение, что коммуникационные сети сжимают мир.
В Соединенных Штатах, заметил он, «слова непрерывно атакуют глаза и уши американцев», а страна превратилась в «маленькую комнату, где сказанное шепотом усиливается в тысячи раз». Это наблюдение стало еще более достоверным в последующие десятилетия.
Бернейс часто подчеркивал, что он дважды племянник Зигмунда Фрейда — его мать была сестрой Фрейда, а отец — братом жены Фрейда. Он родился в Вене, но еще ребенком попал в Нью-Йорк. Отталкиваясь от идей своего дяди, он стал одной из самых влиятельных и успешных фигур в сферах связей с общественностью и пропаганды. Его подходами и стратегиями пользовалась не только нацистская пропагандистская машина, но и руководство в Соединенных Штатах для поддержания морального духа общества во время Второй мировой войны, войны в Корее и даже войны во Вьетнаме.
Бернейса принято считать циничным и безнравственным человеком, готовым убеждать людей в чем угодно, даже ложном или опасном, но это, однако, не помешало признать его еще при жизни влиятельным мыслителем.
Его книга «Кристаллизация общественного мнения», изданная в 1923 году, опиралась на идеи о психологии духовной жизни и описывала способы пробуждения бессознательных желаний, которыми можно манипулировать с помощью образов и намеков, кодовых слов и тонких утверждений, вызывающих сопротивление в случае открытого навязывания. Бернейс исходил из того, что убедить людей в чем-либо можно, лишь понимая, как они мыслят. При этом, с его точки зрения, люди в большинстве своем не отличаются ясностью мысли. Для среднего гражданина, говорил он, «ум становится величайшим барьером между ним и фактами… Его собственный абсолютизм не дает ему смотреть на вещи с позиции опыта и мыслить, а не следовать за толпой».
Бернейс сознавал, что пропаганде сопутствуют риски. В 1942 году он заметил, что в призывах к простому человеку можно играть на его предубеждениях, ненависти и несбывшихся желаниях. «Манипулирование символикой со стороны нечистоплотных лидеров в условиях послевоенной психологической и экономической неопределенности в 1920-х и 1930-х годах заставило миллионы людей следовать за новыми лидерами и идеологиями».
Успех коммунистов, нацистов и фашистов был «очевидно» ускорен манипулированием символикой. «Гитлер использовал символизм. Гитлеровское приветствие — это политический символизм». Нацисты, говорил Бернейс, насаждали «тоталитарную брутальность» с помощью «угроз, запугивания и цензуры». Даже национальные и народные праздники были привязаны в нацистской Германии к партийным потребностям и приоритетам. «Здесь мы видим тоталитарный апофеоз укрепления морального духа, осуществляемого в тотальной психологической войне — наступательной и оборонительной. Только нацисты практиковали это упреждающее укрепление морального духа у себя на родине при всей его фальши и демагогичности». За рубежом они также преследовали пропагандистские цели, которые Бернейс охарактеризовал как «стратегию террора».
По оценкам литературоведов, в 1820 году умело читать около 12% мирового населения — в Европе больше (около 50%). К 1900 году в Соединенных Штатах 89% людей определяли себя как умеющих читать. Рост доступности среднего образования в США после 1910 года неожиданным образом изменил семейную динамику, поскольку новое поколение стало более образованным по сравнению с родителями. В 1910-х годах началось широкое радиовещание. Поначалу оно ограничивалось главным образом сводками погоды, но к 1920 году по радио уже транслировали новости, образовательные программы, музыку и театральные постановки. С началом Великой депрессии в 1929 году многие домохозяйства узнавали о ситуации по радио из «бесед у камелька» Франклина Делано Рузвельта, из новостей о тревожных событиях в мире и угрозе новой войны. Радио связывало дома и общины с большим миром. Как телевидение в 1960-е годы и интернет в 1990-е годы, оно изменило скорость доставки информации о далеких краях и событиях растущей глобальной аудитории.
Бернейс и его коллеги увидели в этой новой массовой аудитории особую форму политической, экономической и военной силы. В 1919 году психолог Стэнли Холл, исследуя горькие последствия Первой мировой войны, заметил: «Складывается стойкое ощущение, что психологические силы играют главную роль во всех войнах». По словам одиозного пропагандиста Первой мировой войны социолога Джорджа Крила, «дух нации требует мобилизации не менее, чем людские ресурсы». Политолог Гарольд Лассуэлл говорил, что демократиям «необходима пропаганда, чтобы держать под контролем менее информированных членов общества», и опубликовал комплекс стратегий по решению этой задачи в военное время. Среди них была, например, рекомендация «укреплять уверенность людей в том, что противник повинен в войне, демонстрируя его порочность» и «внушать публике, что неблагоприятные новости — в действительности ложь врага; это предотвратит разобщенность и пораженческие настроения».
Подобный подход превращал умонастроение человека в потенциальную цель — пространство военных действий, — которую следовало поразить, склонить на свою сторону или завербовать.
«Бомбардировки с целью устрашения», осуществлявшиеся военно-воздушными силами союзников в ходе Второй мировой войны, были нацелены на формирование психологического состояния гражданского населения вражеской державы (страха), позволявшего обрушивать империи. «Промывка мозгов» в 1950-е годы опиралась на потенциал радикального разъединения плоти и духа: внешне обычный американский военнопленный мог в действительности быть замаскированным коммунистическим агентом духовно и физически. Исследования пропаганды и коммуникации количественно продемонстрировали характер их воздействия и силу влияния, а также показали, как их можно использовать в стратегии вооруженного конфликта. Даже антропология как научная дисциплина работала над контролем «культуры» и задачей «осовременивания» изолированных групп как потребителей и сторонников «свободы». Она рассматривала умонастроения «примитивных народов» как ресурс для подчинения Соединенным Штатам (и другим государствам).
Научное представление умонастроения как арены сражения интерпретировало ментальные состояния как защитные ресурсы.
Изменение умонастроения стало ключевым государственным проектом. Научные и социологические исследования пропаганды и коммуникаций, психологической войны, промывки мозгов или контроля сознания, а также подчинения власти зачастую финансировались военными, особенно в десятилетия холодной войны, с 1940-х по 1980-е годы. Они часто ориентировались на поиски путей научного изменения чувств и мыслей с целью контроля экономических и политических отношений. Эти исследования сделали состояние духа важнейшим полем битвы в научно-технической войне.
Они даже составили инструкции, как пользоваться этой пластичностью в политических, военных и экономических целях.
Из их работы следовало, что, несмотря на субъективное восприятие самосознания как центральной, устойчивой и неотъемлемой части личности, оно может оттесняться на второй план под влиянием принудительной сенсорной депривации, изоляции, голода и манипуляции — или натаскивания, обновления и экономического роста.
Короче говоря, подобные методы можно превратить в оружие. Психологическая война ведется по большей части посредством слов и аргументов, образов и пропаганды. Листовки с призывами сдаться, распространяемые среди вражеских солдат, были одной из первых (и эффективных) форм психологической борьбы в годы Первой мировой войны. За ними последовали другие программы промышленно развитых стран с участием социологов. Если, как сказал Клаузевиц, война — это продолжение политики иными средствами, то пропаганда — это другой способ ведения войны.
Психология, социология, политология и антропология — это гуманитарные науки, имеющие низкий статус и неспособные устанавливать надежные, подобные физическим законам принципы для природы или общества.
Применение психологии и других гуманитарных наук в военных целях интересно ученым, поскольку практика имеет особый вес в некоторых областях. Физики выиграли от своего успеха в создании бомб. Почему бы социологам не последовать их примеру? Многие ведущие социологи XX века участвовали в тех или иных программах психологической войны, и Министерство обороны США финансировало исследования, которые могли использоваться для формирования мнений, лояльности и взглядов как друзей, так и врагов. В Соединенных Штатах ЦРУ стало важным источником финансирования исследований в области коммуникаций и психологии.
Многие из этих исследований были задуманы в полутьме милитаризованного знания. Я имею в виду, что во многих социологических проектах знания, приобретаемые в секретных целях, могли раскрываться и публиковаться, скрывалась только их связь с оборонными проектами. Проделанная научная работа была одновременно открытой и секретной. Как показывает Джой Роде в своем труде о социологических программах Пентагона, эксперты часто представляли открытые и закрытые отчеты, и эти виды отчетности необязательно противоречили друг другу, просто они были разными.
Кристофер Симпсон убедительно демонстрирует в «Науке принуждения» смешанные и переплетающиеся аспекты коммуникаций и политологических исследований. Ученые из этих областей рутинно скрывают оборонные корни своих теорий. Идеи, взращенные на деньги ЦРУ или министерства обороны, публикуются в секретных отчетах, а затем перерабатываются в нейтральные, академические социологические исследования без указания их происхождения и задач. Часто ученые просто переформулируют или переименовывают проекты для публичного употребления так, чтобы их связь с военными исчезла. Отчасти вследствие этой профессиональной тенденции ученые, чьи теории вызывали вопрос уместности или нравственности связи с интересами обороны, выдавливались из научного пространства.
В определенной мере именно поэтому влияние интересов обороны на производство знания в целом очень слабо описано и осмыслено.
Оно должно быть невидимым, поскольку ученым иногда кажется, что работа на оборону не согласуется с поиском чистого знания. Социальные науки, пожалуй, более подвержены такой двойственности.
Бернейс обладал неоспоримым авторитетом в сфере пропаганды на начальном этапе ее становления. Он славился своей способностью привлекать местных общественных деятелей к решению своих задач — будь то реклама сигарет Lucky Strike или мыла Ivory Soap. Работая на American Tobacco Company, он сумел убедить врачей опубликовать данные о безопасности табакокурения. Одна из самых известных кампаний Бернейса была призвана подтолкнуть женщин к курению, которое в то время не считалось для них приличным. Она стала частью его работы на табачную индустрию в году. Стремясь расширить рынок сигарет, он отказался от прямого призыва и сосредоточился на теме «свободы». Сигареты Lucky Strike, по его словам, были символом женской свободы. По замечанию Тая, вплоть до Первой мировой войны «фирмы изменяли свою продуктовую линейку или рекламное послание в зависимости от меняющихся вкусов потребителей.
Бернейс считал, что при правильном подходе можно изменить самих потребителей». Бернейс выяснил у психологов, чего боятся и хотят женщины, и привлек «лидеров мнений», таких как медики и медийные звезды, к расписыванию достоинств курения. Он убеждал отели включать сигареты в обеденные меню и говорил, что курение может избавить женщин от «переедания».
Подобный окольный и несфокусированный подход к рекламе имел свои недостатки. Он вполне мог убедить женщин начать курить, но гарантии, что они станут курить именно Lucky Strike, не давал. Собственное исследование Бернейса показало, что женщинам не нравятся красно-зеленые пачки этих сигарет. Когда президент компании отказался изменить цвет и дизайн, Бернейс развернул кампанию по продвижению зеленого цвета. Объединив усилия искусствоведов, дизайнеров одежды и светских львиц, она достигла кульминации в роскошной и широко освещаемой акции «Зеленый шар».
Была ли она эффективной? Бернейс считал, что да. Доходы American Tobacco в том году выросли на 32$ млн.
Как и другие представители этой профессии, Бернейс мало интересовался правдой как таковой. Правда была лишь средством, чем-то, что можно найти или изобрести и использовать для убеждения людей купить продукт или поддержать политику. Его цель заключалась в пробуждении и конструировании желания. В одной из своих самых известных статей «Инженерия согласия» он говорил, что эксперты, поднаторевшие в политике и убеждении, могут добиться согласия, незаметно меняя общественное мнение. Общественный порядок казался почти предсказуемой машиной, которой можно управлять, если знать, где у нее рычаги.
В середине XX века решающую роль в американской пропаганде стал играть последователь Бернейса политолог Гарольд Лассуэлл, находившийся под сильным влиянием фрейдистской мысли. Во время Второй мировой войны он возглавлял Экспериментальное подразделение по исследованиям коммуникаций военного времени, которое размещалось в Библиотеке конгресса и существовало на гранты Фонда Рокфеллера. Лассуэлл помог создать междисциплинарную группу ученых, превративших исследование коммуникаций в область научного знания. Это объединение подчеркивало возможности и важность бихевиористики как инструмента познания человеческой мотивации и механизмов убеждения.
После войны Лассуэлл продолжил изучать символизм и пропаганду в Институте Гувера и Rand Corporation. В своих работах он утверждал, что демократиям необходима пропаганда. По его представлениям, интеллектуальная элита должна определять публичную политику, а потом с помощью инструментов коммуникации убеждать публику в своей правоте.
«Мы должны отбросить демократические догмы, в соответствии с которыми люди сами знают, что в их интересах». Подобный совет был особенно важен во время войны, когда у США возникала потребность представить врага виновным во всех грехах и заявить о своем единстве и победе во имя истории и бога.
Лассуэлл говорил, что поворотные события, такие как расцвет нацизма в Германии, можно понять, только обратившись к психологическим теориям. В «Психопатологии и политике» он утверждал, что люди в своем поведении не руководствуются логикой. Базовое предположение, будто люди действуют в собственных интересах, ошибочна. Они могут поддерживать и поддерживают политику, подрывающую то, что является самым важным для них. Это происходит, по словам Лассуэлла, потому что люди клюют на эмоциональные воздействия и манипулирование символикой, особенно в кризисе, а не опираются на факты или разум. Фрейдистские понятия ид, эго и суперэго могут объяснить эту динамику, поскольку люди подчиняются примитивным импульсам.
Воображаемые избиратели Лассуэлла — это сомнамбулы, а не мыслящие участники демократической дискуссии. Их нужно привести к тому, чтобы они думали как надо, поскольку сами они утонут в эмоциях. «Белая» пропаганда (убеждение) по Лассуэллу полностью законна в демократии. К «черной» пропаганде, предполагающей предложение чего-то фальшивого, например информации вроде бы от критика правительства, тогда как в действительности ее источник получает деньги от агентов государства, это относится в значительно меньшей степени. Однако самой распространенной, как считает Лассуэлл, является серая пропаганда, представляющая собой смесь действительной информации и дезинформации. Она может оперировать красивыми общими понятиями, такими как «свобода», которые действуют в обход разума и логики. Туманные высказывания о добродетели могут быть эффективными, как и чрезмерные упрощения вместе с обращениями к «простым людям».
Пропаганда также может опираться на стереотипы, поиски козла отпущения и хорошо известные лозунги.
Лассуэлл заметил, что неявные предположения бывают более действенными и убедительными, чем прямые высказывания: концепция, которая была бы отвергнута в случае представления в явном виде, может быть принята, если просто подразумевается.Как многие ученые из сферы коммуникаций и политологии, Лассуэлл получал деньги на свои исследования в 1950-х и 1960-х годах от Центрального разведывательного управления. ЦРУ полностью финансировало Центр международных исследований Массачусетского технологического института. ЦРУ гарантировало группе из МТИ публикацию официальных исследований как в закрытых, так и в открытых изданиях. Не забывало оно и исследователей из других организаций. Например, Фонд Форда направлял деньги ЦРУ ученым, работавшим в МТИ и других местах.
Читайте также
Просвещение или пропаганда? Почему образование всегда связано с политикой и как учат людей при разных режимах
Существование этих сетей свидетельствовало об интригующей комбинации открытости и секретности в исследованиях, касающихся психологической войны и коммуникаций.
ЦРУ не случайно скрывало, кому оно дает деньги, — его сильно беспокоила возможная реакция общественности на проявляемый им интерес к исследованию коммуникаций. Финансирование через внешне нейтральные или независимые организации вроде Фонда Форда защищало как ученых, так и само ЦРУ.
Разумеется, открытое финансирование со стороны военных было нормой во многих науках. Физики, биологи, химики и даже антропологи получали средства из военных источников от Управления военно-морских исследований (ключевого спонсора океанографии) до Комиссии по атомной энергии (номинально гражданского агентства, отвечающего за государственные программы разработки ядерного оружия и осуществляющего широкомасштабное финансирование экологических и биологических исследований). ЦРУ всегда отличалось скрытностью, и ученые опасались, что получение денег от ЦРУ поставит под вопрос легитимность их исследований.
Афера пропаганды | Psychology Today
«Если вы не можете найти лоха за покерным столом, — говорит пословица, — то это вы».
Термин «пропаганда» берет свое начало в усилиях католической церкви 17-го века по распространению своих взглядов и сдерживанию подъема протестантизма. С тех пор он претерпел различные изменения. К тому времени, когда Гитлер был мертв и началась холодная война, это слово утратило свои благочестивые ассоциации и стало уничижительным, обозначая в основном корыстную ложь гнусных тиранических режимов. Тем не менее, правильно понятая пропаганда является недискриминационной, инклюзивной в отношении ее пользователей, содержания и целей.
Словарь Merriam-Webster определяет пропаганду как:
«Распространение идей, информации или слухов с целью помочь или навредить учреждению, делу или человеку». Другими словами, пропаганда — это манипулятивное убеждение на службе какой-то цели. Само это слово не означает истинности или лжи в содержании и не выносит суждений о повестке дня».
Понимаемая как таковая пропаганда не является единственным провидением той или иной стороны на политической (или любой другой) арене. Это инструмент, который могут использовать обе стороны. (Действительно, присвоение пропагандистского ярлыка противоположному лагерю в конфликте само по себе является обычным пропагандистским ходом). Более того, пропаганда может использоваться для достижения «хороших» целей. Это не делает его менее проблематичным, так же как убийство Гитлера не сделало бы убийство как подход к разрешению идеологических разногласий менее проблематичным.
Пропаганда движет в основном эмоциями, а не только негативными. Пропагандисты апеллируют к нашим страхам, но также и к нашему мужеству, нашей ненависти и нашей любви. Тот факт, что пропаганда по своей сути является эмоциональной манипуляцией, также не означает, что наши эмоции и «эмоциональность» плохи. Это означает, что нашей эмоциональной системой можно манипулировать в разрушительных целях.
Противоядием от процесса пропаганды является процесс поиска фактической истины. Лучший способ, который у нас есть для этого, — это научное исследование, которое систематически рассматривает конкурирующие утверждения на основе доказательств. Пропагандистский процесс подчиняет факты повестке дня, даже ценой искажения или полного игнорирования фактов. Для науки фактическая истина является повесткой дня; оно следует за свидетельством, куда бы оно ни вело. Все противоречащее действительности, все, что затемняет или искажает правду, является анафемой для научного проекта. Пропаганда знает, как продать товар. Наука знает, как делать покупки с умом.
Это противоречие между пропагандой и наукой говорит о двойственности, лежащей в основе нашей внутренней архитектуры: мы чувствуем и думаем. Маленький ребенок эмоционален; она плачет и отшатывается, когда ей страшно или когда она видит страх на лице своей матери. Но она также ученый, упрямо пытающийся понять, как все работает.
Обе системы полезны для выживания, но процессы и результаты, которые они дают, часто конкурируют друг с другом.
И конкуренция сфальсифицирована. Эмоциональная реакция предшествует аргументированному анализу, подобно тому как укусы должны были предшествовать эволюции зубов. Мы с большей вероятностью будем действовать в соответствии с чувством, не особо задумываясь, чем в соответствии с мыслью, не особенно чувствуя. Цитируя Е.О. Уилсон: «Люди скорее поверят, чем узнают». Апелляция пропагандиста к эмоциям, таким образом, должна найти более быстрый прием, чем апелляция ученого к разуму. Эмоциональные реакции легко заглушают и затмевают интеллектуальный анализ и рассуждения, основанные на фактах. Это психологическое преимущество, которое использует пропагандист.
Хотя они могут показаться уникальными для данного момента, опасения по поводу пропаганды, подрывающей американское общество, не новы. Возможно, самый известный случай относится к 1937 году, когда — когда политические волнения эпохи депрессии все еще охватили страну — растущие опасения по поводу уязвимости американского общества перед экстремистскими идеологиями побудили либерального филантропа Эдварда Филена профинансировать предложение Клайда Миллера из Колумбийский университет для создания Института анализа пропаганды (IPA).
IPA определяет пропаганду как «выражение мнения или действия отдельных лиц или групп, преднамеренно направленное на то, чтобы повлиять на мнения или действия других лиц или групп со ссылкой на заранее определенные цели». Затем институт решил «помочь общественности получить четкое представление о современных условиях», обучая американцев тому, как «распознавать пропаганду, анализировать ее и оценивать».
Сообразительные пропагандисты, как поняли Миллер и его коллеги, черпают свою силу в значительной степени из того факта, что их цели не знают, что против них используется пропаганда. Таким образом, пропаганда — это не магическое шоу, а афера. Ум, не обученный обнаруживать и нейтрализовывать пропаганду, — легковерный ум, созревший для мошенничества.
В том же году Институт опубликовал манифест How to Detect Propaganda , подробно описывающий «семь общих пропагандистских приемов», о которых американцам следует знать, чтобы лучше противостоять гнусным пропагандистам дома и за границей.
Вот они:
Обзывание
Блестящие общие фразы
Этот метод берет слова «большой добродетели», с которыми многие люди эмоционально связаны, и связывает их с целями, которые предпочитает пропагандист. Сделай Америку великой. Надежда и перемены. Однако эти слова означают разные вещи для разных людей и могут использоваться по-разному.
«Когда с нами говорят о демократии, мы сразу же думаем о своих определенных представлениях о демократии, о которых мы узнали дома, в школе и в церкви.
Наша первая и естественная реакция состоит в том, чтобы предположить, что говорящий использует это слово в нашем смысле, что он думает так же, как и мы, по этому важному предмету. Это снижает наше «сопротивление продажам» и делает нас гораздо менее подозрительными, чем следовало бы, когда оратор начинает говорить нам, что «США должны сделать для сохранения демократии»9.0003
Передача
Передача — это способ, с помощью которого пропагандист пытается передать ему или его делу уважение и уважение, которые мы испытываем к кому-то другому (поддержка знаменитостей, кто-нибудь?). Это способ купаться в чьей-то отраженной славе (BIRGing, на языке социальной психологии), чтобы чужая легитимность придавала легитимность пропагандисту.
«Например, большинство из нас уважает и почитает нашу церковь и наш народ. Если пропагандисту удается убедить церковь или нацию одобрить кампанию в пользу какой-либо программы, он тем самым передает ее авторитет, санкцию и престиж этой программе.
Таким образом, мы можем принять что-то, что в противном случае мы могли бы отвергнуть».
Отзывы
Этот метод часто используется в маркетинге и рекламе. Пропагандисты будут использовать отзывы, чтобы узаконить идею или позицию. Эта техника использует тот факт, что мы легче привязываемся к конкретным личным рассказам, чем к общим фактам и сухой статистике. В конце концов, личный нарратив — это формат, в котором мы переживаем самих себя. «Анна Франк» более доступна и понятна, чем «шесть миллионов», и поэтому несет в себе больший эмоциональный резонанс.
Простые люди
Эта техника использует человеческую способность и желание идентифицировать себя с другими.
«Это прием, используемый политиками, профсоюзными лидерами, бизнесменами и даже министрами и работниками образования, чтобы завоевать наше доверие, выдавая себя за таких же людей, как мы… Бизнесмены часто являются «простыми людьми» с фабричными руками».
Кандидаты в президенты, которые едят в «Макдоналдсе», целуют детей, посещают Айову или носят бейсболки, не являются простыми людьми; они просто используют технику «простых людей».
Укладка карт
Укладка карт — это то, что в наши дни можно назвать «раскруткой». Это полноценная судебная пиар-пресса.
«Пропагандист использует все искусство обмана, чтобы заручиться нашей поддержкой для себя, своей группы, нации, расы, политики, практики, убеждений или идеалов. Он складывает карты против правды. Он использует недостаточное и чрезмерное внимание, чтобы уклоняться от проблем и уклоняться от фактов. Он прибегает ко лжи, цензуре и искажениям. Он опускает факты. Он дает ложные показания. Он создает дымовую завесу шума, поднимая новую проблему, когда хочет забыть о смущающем вопросе. Он рисует отвлекающий маневр, чтобы сбить с толку и отвлечь тех, кто ищет факты, которые он не хочет раскрывать. Он заставляет нереальное казаться реальным, а реальное — нереальным.
Он позволяет полуправде маскироваться под правду».
Он позволяет полуправде маскироваться под правду».Подножка
Это, по сути, обращение к нашему племенному импульсу, который является нашим самым глубоким. Люди — стадные животные. Мы лучше всего выживаем и процветаем в стабильных, хорошо организованных группах. Мы черпаем большую часть нашей идентичности и силы из нашей принадлежности. Мы хотим принадлежать и боимся социального отторжения и изоляции. Таким образом, мы глубоко конформисты по своему замыслу и сильно подвержены нормативному давлению. (Нонконформисты по большому счету не отказываются от группы, чтобы действовать в одиночку; они просто переходят из одной группы в другую).
Вот почему вам больше нравится что-то на Facebook, если оно уже набрало много лайков; больше шансов заняться сексом, если вы думаете, что все ваши сверстники занимаются этим; больше шансов проголосовать, если вы считаете, что все ваши соседи проголосовали. Принадлежность к группе одновременно расширяет наше ощущение себя и подавляет его.
Внутри большой группы мы можем отключить наш индивидуальный моральный компас и сбросить бремя индивидуальной ответственности и идентичности, став по сути невидимыми и вместе с тем свободными.
Для мобилизации больших групп пропагандисты часто обращаются к уже существующим группам и связным идентичностям.
«Пропагандист… направляет свое обращение к группам, сплоченным уже общими связями, узами национальности, религии, расы, пола, призвания…. С помощью всех других пропагандистских приемов используются все приемы лести, чтобы обуздать страхи и ненависть, предрассудки и предубеждения, убеждения и идеалы, общие для группы. Таким образом, эмоции созданы для того, чтобы подталкивать и притягивать нас как членов группы к фургону оркестра».
К 1941 году IPA прекратила свою деятельность, однако его воодушевляющие интересы и изложенные в нем принципы так же насущны и актуальны сегодня, как и тогда. Как только вы освоите методы, вы увидите, что их использование повсеместно и что оно не ограничивается одной или другой стороной на политической арене.
Следовательно, самая большая глубинная проблема пропаганды заключается не в том, кто ее использует, а в том, в какой степени она используется для умаления или исключения разума, науки, фактов и правды. То есть, если наш лагерь победит с помощью пропаганды, то это вообще не будет победой, потому что это означает, что народ доверчив и беззащитен перед очередным искусным пропагандистом, который вполне может прийти с другой стороны. Только люди, осведомленные о процессе пропаганды и непреклонные в том, чтобы не позволить ему взять верх над научными процессами, будут по-настоящему цивилизованными, свободными и безопасными.
На занятиях в колледже, которые я преподаю, я часто стремлюсь драматизировать этот момент о ценности разума, доказательств и науки. Я прошу студентов представить, что одного из их сверстников нашли убитым в общежитии. Все эмоционально обезумели от убийства, и это хорошо, потому что мотивирует расследование. Немедленно обнаруживается подозреваемый (назовем его подозреваемым А).
Он широко ненавистный соперник покойного. Все в кампусе считают, что он убийца; они ожидают, что он был убийцей; они даже надеются, что это он, поэтому его выгонят из кампуса. Увы, когда детективы начинают собирать фактические доказательства, их преобладание явно указывает на подозреваемого Б, любимого друга покойного. «Кто должен сидеть в тюрьме?» — спрашиваю я своих учеников. «Подозреваемый А, которого мы все считали, ожидали и надеялись, что он убийца, или подозреваемый Б, который, судя по всем уликам, является убийцей?»
В конце концов, я думаю, мы хотим жить в обществе, где подозреваемый Б оказывается в тюрьме.
В нашей системе правосудия, как и в нашей политической системе, мы можем ожидать, что защитники разных сторон будут использовать — и подвергаться — эмоциональному манипулированию в заранее определенных целях. Но если это все, если в системе либо отсутствует, либо дезавуируется механизм получения доказательств, их рационального анализа и четкого распространения, то вскоре у нас не будет ни справедливости, ни политики, о которых можно было бы говорить.
Этот пост также появился в Quillette.
Психология пропаганды: инструмент войны, ставший маркетинговой тактикой
«Пропаганда» и «война» обычно идут рука об руку. Однако после Первой мировой войны пропаганда стала маркетинговым инструментом, который больше не предназначался для плакатов врага и национального духа. Он превратился в преднамеренное манипулирование эмоциями и социальными желаниями, чтобы психологически повлиять на покупателя, чтобы он купил товар. Как и сама война, пропаганда рассчитывается и формулируется с помощью плана нападения, включающего союзников и врагов.
◊
Практически невозможно куда-либо пойти, не наткнувшись на рекламу. В конце концов, мы живем в эпоху, когда наши учетные записи в социальных сетях и электронной почте в конечном итоге выглядят как Тайм-сквер рекламы. Включите телевизор, перелистайте страницы журнала или прокатитесь на машине, и вас, скорее всего, засыпают рекламой.
Нам постоянно говорят, что нам нужно в жизни, люди, которых мы никогда не встречали… и это работает. Но почему? Есть ли смысл в слове «пропаганда»? Пропаганда может напоминать вам оружие войны или политическую игру, но она превратилась в слишком знакомый инструмент современного мира.
Пропаганда работает, манипулируя нашими эмоциями и потребностями и используя их. Он использует напыщенные лозунги и играет на наших надеждах и страхах, чтобы вызвать желаемую реакцию. Но когда же пропаганда начала проникать в наши дома и повседневную жизнь? Все началось с Первой мировой войны. Окончание этой войны внесло изменения в мир. Среди этих изменений было появление нового вида пропаганды, которая вышла далеко за рамки политических карикатур и лозунгов и повлияла на наши повседневные решения.
Реклама Война
Воюющие страны всегда стремились формировать общественное мнение и моральный дух, но именно во время Первой мировой войны пропаганда стала огромным тактическим ресурсом.
Правительства признали важность пропаганды и выделили значительные средства и усилия для производства этих материалов. Публикации, плакаты, фильмы и речи были созданы, чтобы влиять на общественное мнение о войне, и начали появляться организации, одной из наиболее известных из которых был Веллингтонский дом.
Основанный в 1914 году, Wellington House был домом для секретной когорты журналистов и редакторов, единственными целями которых было распространение позитивных сообщений о Великобритании и противодействие пропаганде враждебных стран. Материалы, распространяемые Wellington House, настолько успешно повлияли на общественное мнение, что китайская версия, Cheng Pao , позволила китайскому правительству объявить войну Германии.
В дополнение к публикациям, распространяемым Wellington House, произведения искусства также использовались для оказания влияния на общество во время войны. Агитационные плакаты создавались, чтобы вызвать у зрителя сочувствие к стране и отвращение к врагу.
Каждая сторона создавала свои образы: союзные войска изображали немцев варварами, а немцы изображали союзников жестокими и бессердечными.
Пропаганда была эффективной. Это могло заставить граждан поверить, что их родная страна выигрывает войну, когда это не так. Он мог манипулировать разумом, заставляя думать, что «враги» меньше, чем люди. Он был полон обещаний и полон возможностей. Но возможности пропаганды не ограничивались военным временем.
После перемирия, завершившего Первую мировую войну, поразительный успех пропаганды заставил экспертов задуматься: «Что дальше?» Они не собирались терять работу только потому, что стрельба прекратилась. Вооружившись мощным инструментом, они представили себе возможности воздействия на общественное мнение и в мирное время и начали изучать способы его использования в повседневной жизни.
Познакомьтесь с Эдом Бернейсом, мастером-манипулятором пропаганды
Руководил усилиями по применению принципов пропаганды вне поля боя Эдвард Бернейс, племянник Зигмунда Фрейда и самопровозглашенный «пропагандист для пропаганды».
Бернейс начал свою карьеру в пропаганде во время Первой мировой войны, когда он работал в Комитете общественной информации США (CPI). После войны он нашел способ объединить знания, которые он получил от CPI, со своим семейным опытом в области психологии, продвигая использование пропаганды для политических и корпоративных манипуляций. Он был настолько успешен, что стал широко известен как «отец связей с общественностью».
«Те, кто манипулирует этим невидимым механизмом общества, составляют невидимое правительство, которое является истинной правящей силой нашей страны». – Эдвард Бернейс
В 1928 году Бернейс опубликовал свою чрезвычайно влиятельную книгу « Пропаганда ». В нем он использовал мотив «невидимого правительства» — невидимой силы, которая существует для продвижения социальных, экономических и политических тенденций. Бернейс описал этого вездесущего «старшего брата» как имеющего конечную цель — влиять на общественность и подталкивать ее к мнению — и действовать в соответствии с ним.
Velvet превращает пропаганду в пиар
Какие бренды самые лучшие? Самые модные тенденции? Самый здоровый выбор? Не хочу быть вестником плохих новостей, но все это решили за нас пропагандисты. Не верите мне? Давайте посмотрим на бархатную промышленность.
Подожди… Бархат? Да, это кажется случайным скачком от военных плакатов к мягким тканям, но бархатная промышленность держит ключ к тому, чтобы увидеть влияние пропаганды на рынок. После Первой мировой войны производители текстиля, специализирующиеся на бархате, столкнулись с трудностями – ткань вышла из моды и, казалось, не задержится на этом свете. Бархатному рынку был нанесен сокрушительный удар, и аналитики сочли его возрождение в Америке невозможным. И все же пропагандисты, несмотря ни на что, вернули умирающую индустрию силой внушения и точной оркестровки. Но как они это сделали?
Пропагандисты знали, что Париж был центром моды, поэтому они установили связи между производителями бархата, лионскими производителями и парижскими модельерами.
Они поощряли парижские предприятия создавать изделия из бархата, а затем убедили влиятельную француженку носить эти изделия. Когда американки видели парижских светских львиц и аристократов в бархате, они восхищались им. Вуаля! Бархат снова был в моде, и родилась новая область под названием «Связи с общественностью».
Мы все знакомы с индустрией PR — мы сталкиваемся с ней каждый день. Сила внушения — их игра, и они играют в нее с самого конца Первой мировой войны. После успешного возрождения бархатной промышленности пропагандисты осмелели на дальнейшее манипулирование рынками, действуя под лозунгом «PR».
«Новая пропаганда» и «самая важная еда дня»
Новое применение рекламы было названо «новой пропагандой» (которая заложила основу для PR), и оно значительно повлияло на американский и международный рынки. после Первой мировой войны. Новый метод использовался не только для продажи одежды, но и для помощи в продажах по всем направлениям, от продуктов питания до мебели.
Пропагандистов поддержали производители, влиятельные лица и даже медики.
«Новая» концепция умения продавать, как ее определил Бернейс, вращалась вокруг понимания структур общества и принципов массовой психологии. Он сосредоточился на контроле за групповым принятием решений, а не на индивидуальном. Бернейс считал, что «массы» управляются стадным инстинктом и что люди будут действовать сами по себе, не задумываясь. В конце концов, в этом оправдании есть доля психологической правды 9.0027 – Но все так делают.
Нужен пример? Когда вы просыпаетесь утром, что вы делаете? Скорее всего, вы готовите себе «самую важную еду дня»: завтрак. Назовите более культовый утренний дуэт, чем яичница с беконом… Подожду. С тех пор, как кажется, что с незапамятных времен эти два продукта занимают самое важное место на ваших утренних тарелках. Извините, но это пропаганда. Идея этого старого надежного завтрака на самом деле является творением недавней истории.
Причина, по которой у нас есть такое представление о завтраке как о краеугольном камне отличного и здорового дня, заключается в том, что фермерская индустрия хотела, чтобы мы в это поверили. Думаете, я параноик? Что ж, все это восходит к нашему другу Эду Бернейсу.
Во время промышленной революции люди переезжали с ферм на фабрики. Для нового образа жизни больше не требовался большой фермерский завтрак. Из-за этого у фермеров остался, как вы уже догадались, избыток бекона и яиц. Эдвард Бернейс подхватил кампанию и подмазал общественное мнение беконом. Он заставил 5000 врачей подписать заявление о том, что сытных завтраков являются здоровыми завтраками.
Эй, если врач говорит, что он здоров, значит, он… верно?
Такого рода манипуляции продолжаются и по сей день: «9 из 10 стоматологов рекомендуют…» и «товар, которому доверяют врачи» — обычные рекламные лозунги. Но как на самом деле работает пропаганда?
Это ваш разум… И это ваш разум О пропаганде
Пропаганда имеет глубокие психологические корни, и есть причины, по которым она формирует мнения.
В 1956 году Юнис Белбин из Кембриджского университета провела серию экспериментов по изучению влияния пропаганды на запоминание, узнавание и поведение. В исследовании изучалась природа воспоминаний и оценивалось, как люди использовали воспоминаемую информацию — знали они об этом или нет.
В ходе своего исследования Белбин демонстрировала различные плакаты по безопасности дорожного движения в зале ожидания и наблюдала за тем, какое влияние каждый плакат оказывает на зрителей. Эффект измерялся 1.) количеством информации с плакатов, которая была применена во время интерпретации фотографий, и 2.) количеством информации, содержащейся на каждом плакате, которую можно было вспомнить. Плакаты были просмотрены множеством людей всех возрастов, и результаты были измерены. По прошествии 14 дней испытуемые продемонстрировали способность использовать информацию с плакатов, даже если не помнили, что видели ее.
Это сила пропаганды. Даже когда человек не может вспомнить, что видел что-то, это все равно влияет на него.