специфика жанра, характер историзма, тематика -История русской литературы XIX века -История русской литературы
Кто не делится найденным, подобен свету в дупле секвойи (древняя индейская пословица)Библиографическая запись: К.Ф. Рылеев «Думы»: специфика жанра, характер историзма, тематика. — Текст : электронный // Myfilology.ru – информационный филологический ресурс : [сайт]. – URL: https://myfilology.ru//russian_literature/istoriya-russkoj-literatury-xix-veka/kf-ryleev-dumy-speczifika-zhanra-xarakter-istorizma-tematika/ (дата обращения: 7.07.2023)Содержание
С 1821 г. в творчестве Рылеева начинает складываться новый для русской литературы жанр – думы, лироэпического произведения, сходного с балладой, основанного на реальных исторических событиях, преданиях, лишенных, однако, фантастики. Рылеев особенно обращал внимание своих читателей на то, что дума – изобретение славянской поэзии, что в качестве фольклорного жанра она существовала давно на Украине и в Польше.
Первую думу – “Курбский” (1821) поэт опубликовал с подзаголовком “элегия”, и лишь начиная с “Артемона Матвеева” появляется новое жанровое определение – дума. Сходство с элегией видели в произведениях Рылеева многие его современники. Так, Белинский писал, что “дума есть тризна историческому событию или просто песня исторического содержания.
Композиционно дума разделяется на две части – жизнеописание в нравственный урок, который следует из этого жизнеописания. В думе соединены два начала – эпическое и лирическое, агиографическое и агитационное. Из них главное – лирическое, агитационное, а жизнеописание (агиография) играет подчиненную роль.
Почти все думы, как отметил Пушкин, строятся по одному плану: сначала дается пейзаж, местный или исторический, который подготавливает появление героя; затем с помощью портрета выводится герой и тут же произносит речь; из нее становится известной предыстория героя и нынешнее его душевное состояние; далее следует урок-обобщение. Так как композиция почти всех дум одинакова, то Пушкин назвал Рылеева “планщиком”, имея в виду рациональность и слабость художественного изобретения.
В задачу Рылеева входило дать широкую панораму исторической жизни и создать монументальные образы исторических героев, но поэт решал ее в субъективно-психологическом, лирическом плане. Цель его – возбудить высоким героическим примером патриотизм и вольнолюбие современников. Достоверное изображение истории и жизни героев отходило при этом на второй план.
Для того чтобы рассказать о жизни героя, Рылеев обращался к возвышенному языку гражданской поэзии XVIII – начала XIX в., а для передачи чувств героя – к поэтической стилистике Жуковского (см., например, в думе “Наталья Долгорукая”: “Судьба отраду мне дала В моем изгнании унылом…”, “И в душу, сжатую тоской, Невольно проливала сладость”).
Психологическое состояние героев, особенно в портрете, почти всегда одинаково: герой изображен не иначе, как с думой на челе, у него одни и те же позы и жесты. Герои Рылеева чаще всего сидят, и даже когда их приводят на казнь, они тут же садятся.
Обстановка, в которой находится герой, – подземелье или темница.
Поскольку в думах поэт изображал исторических личностей, то перед ним встала проблема воплощения национально-исторического характера – одна из центральных и в романтизме, и в литературе того времени вообще. Субъективно Рылеев вовсе не собирался покушаться на точность исторических фактов и “подправлять” дух истории. Больше того, он стремился к соблюдению исторической правды и опирался на “Историю государства Российского” Карамзина. Для исторической убедительности он привлек историка П.М. Строева, который написал большинство предисловий-комментариев к думам. И все-таки это не спасло Рылеева от слишком вольного взгляда на историю, от своеобразного, хотя и ненамеренного, романтически-декабристского антиисторизма.
Назначение своей поэзии декабристы видели «не в изнеживании чувств, а в укреплении, благородствовании и возвышении нравственного существа нашего». Они были глубоко убеждены, что только те стихи достойны признания, дух и пафос которых непосредственно входит в жизнь и участвует в жизнестроительстве.
С этой же целью они обращались к историческому прошлому, стремясь «возбуждать доблести сограждан подвигами предков». В фольклоре декабристов интересовали не лирические народные песни, не сказки, а исторические предания. В древнерусской литературе они ценили воинские повести, где, по словам А. Бестужева, «непреклонный, славолюбивый дух народа дышит в каждой строке». Наиболее ярким примером исторической поэзии декабристов были «Думы» Рылеева. В предисловии к ним поэт сказал: «Напоминать юношеству о подвигах предков, знакомить его со светлейшими эпохами народной истории, сдружить любовь к отечеству с первыми впечатлениями памяти – вот верный способ для привития народу сильной привязанности к родине: ничто уже тогда сих первых впечатлений, сих ранних понятий не в состоянии изгладить. Они крепнут с летами и творят храбрых для боя ратников, мужей доблестных для совета».
Сюжеты своих «дум» Рылеев заимствует в народных легендах и преданиях, в «Истории государства Российского» Н. М.
Карамзина. Герои дум – мученики, страдальцы, гибнущие за правое дело, вступающие в решительную борьбу с носителями общественного зла. В думах в отличие от классической оды или поэмы преобладает лирическое начало, ключевую роль в них играют монологи героев, эмоционально насыщенные, возвышенные, исполненные патриотических чувств. Героев окружают романтические пейзажи – ночь, буря, скалы, темные тучи, сквозь которые пробивается луна, вой ветра и блеск молний («Смерть Ермака», «Ольга при могиле Игоря», «Марфа Посадница»).
Однако еще Пушкин обратил внимание на отсутствие историзма в думах Рылеева: история для него – иллюстрация, собрание положительных или отрицательных примеров, имеющих прямой агитационный смысл. Поэтому герои дум говорят одинаковым, возвышенно-декламационным языком. Лишь в отдельных произведениях Рылеев приближается к исторической достоверности в передаче характеров и обстоятельств, какая была, например, уже доступна Пушкину в его «Песне о вещем Олеге». Не случайно Пушкин высоко оценил думу Рылеева «Иван Сусанин» и увидел проблески возмужавшего дарования в поэме «Войнаровский».
В ходе подготовки к восстанию Рылеев рос и как поэт. В 1825 году отдельными книжками вышли в свет его сборник «Думы» и поэма «Войнаровский». Над «Думами» Рылеев работал с 1821 до начала 1823 года, печатая их в разных журналах. «Войнаровский» был написан в 1823 году, когда работа над «Думами» была уже оставлена. Несмотря на одновременный выход в свет, «Думы» и «Войнаровский» принадлежат к разным этапам идейно-художественного развития Рылеева. Политическое направление «Дум», сложившихся еще под непосредственным воздействием программы Союза благоденствия, было умеренным. Напротив, «Войнаровский» насыщен уже мятежным пафосом, переходящим в боевые призывы к восстанию против деспотизма.
Задачей Рылеева в «Думах» являлось художественное воскрешение исторических образов для воспитания «сограждан подвигами предков». Обращение к национальной истории было связано у Рылеева с характерным для декабристов пониманием прошлого России и с вопросом о народности искусства. «Думы» Рылеева давали портретные характеристики ряда деятелей русской истории, начиная с легендарных времен («Олег Вещий», «Ольга при могиле Игоря», «Святослав» и др.
Среди «Дум», которые остались ненапечатанными при жизни Рылеева, есть и «Думы», связанные с образами новгородской вольницы. Таковы думы о «Марфе Посаднице» и о «Вадиме», защитнике древних прав вольного Новгорода.
Самое название своих «Дум» Рылеев взял из украинской народной поэзии — так назывались народные песни исторического характера.
Тематическим источником большинства дум послужила для Рылеева «История государства Российского» Карамзина. Следует подчеркнуть, что идейной зависимости от Карамзина в «Думах» не было; поэт резко расходился с ним политически, использовал же он труд Карамзина как единственное в 20-е годы изложение истории России.
Еще до того, как «Думы» Рылеева были изданы отдельной книжкой, в критике завязалась интересная дискуссия, посвященная выяснению жанрового своеобразия «Дум». В статье «Взгляд на старую и новую словесность в России» друг и единомышленник Рылеева А. Бестужев отметил, что «Рылеев, сочинитель дум или гимнов исторических, пробил новую тропу в русском стихотворстве, избрав целию возбуждать доблести сограждан подвигами предков».
Критик «Русского инвалида», возражая Бестужеву, высказал сомнение в оригинальности Рылеева и указал на то, что жанр думы заимствован из польской литературы. Критик имел в виду «Исторические гимны» польского поэта Немцевича, которого Рылеев, действительно, очень ценил и с которым состоял в переписке.
Однако в разработке национально-исторической темы Рылеев не был подражателем, а шел своим собственным путем. Характерно поэтому, что в издании сборника «Думы» одну думу («Олег Вещий») Рылеев сам демонстративно выделил как подражательную и поместил ее в сборнике со ссылкой на Немцевича, для того чтобы отвести дальнейшие сомнения в оригинальности своего творчества. На сомнения критика «Русского инвалида» в национальном характере самого жанра дум ответил А. Бестужев в особой статье. Он настаивал на том, что «думы суть общее достояние племен славянских», что они выросли на почве устного народного творчества и что самый жанр думы «поместить должно в разряд чистой романтической поэзии». Определяющим признаком думы, с точки зрения Бестужева, являлась национально-историческая тема в субъективно-исторической трактовке, что он особенно подчеркивал: «… дума не всегда есть размышление исторического лица, но более воспоминание автора о каком-либо историческом происшествии или лице, и нередко олицетворенный об оных рассказ».
Действительно, в рылеевских думах был осуществлен важнейший принцип романтического искусства: монологи исторических лиц и автора по существу не разнились между собой. Образ автора в думах являлся непременным спутником исторических героев. Интерес и значение дум заключались преимущественно в образе автора, поэта и гражданина, который стоит за стихами, в том образе, который объединяет весь цикл дум в единое целое.
В монологах «Дмитрия Донского», говорящего о «былой свободе праотцев», или в речах Волынского мы слышим голос самого поэта с его патриотическими призывами, чаяниями и надеждами. Все рылеевские исторические герои сходятся к одному центру, к одному образу человека — героя декабристской эпохи со всеми особенностями его миросозерцания, с характерной символикой его поэтического языка («тиран», «гражданин», «общественное благо», «вольность» и т. д.). Но миросозерцание поэта-декабриста, выраженное в «Думах», иногда вступало в противоречие с объективной сущностью того героя, в уста которого вкладывались те или иные мысли и монологи свободолюбивого содержания (как, например, в думе «Волынский»).
Несомненно, что это противоречие и вызвало замечание Пушкина в письме к Жуковскому в апреле 1825 года: «Думы Рылеева и целят, а всё не в попад». В письме к самому Рылееву Пушкин сочувственно выделил лишь две вещи: «Петра Великого в Острогожске» — думу, «окончательные строфы» которой он нашел чрезвычайно оригинальными, и «Ивана Сусанина», «первую думу, по коей начал подозревать» в Рылееве «истинный талант».
В общем неблагоприятное отношение Пушкина к думам Рылеева станет совершенно понятным, если мы учтем, что Пушкин стремился к изживанию автобиографизма при создании образов исторических героев (в особенности же конкретных образов, действительно существовавших в истории).
Уже в первой половине 20-х годов Пушкин в своем творчестве сумел дойти до понимания объективной закономерности в художественном воспроизведении исторического процесса; это понимание и дало ему возможность создания «Евгения Онегина» и «Бориса Годунова» — произведений, открывших новые пути в литературе. Рылеев же тогда только вступал в своем творчестве на эти пути.
Но, тем не менее, «Думы» сыграли значительную роль: они содействовали укреплению в литературе интереса к историческим сюжетам, а выраженные в них идеи соответствовали целям декабристской пропаганды.
Огромное значение имело утверждение Рылеевым революционной роли поэта-патриота. В своих стихах Рылеев развивал представление о поэте как о передовом гражданине, миссия которого заключается в преобразовании действительности. Свое понимание задач поэта Рылеев сформулировал в следующих стихах:
О так! нет выше ничего
Предназначения Поэта:
Святая правда — долг его;
Предмет — полезным быть для света.
К неправде он кипит враждой,
Ярмо граждан его тревожит;
Как вольный славянин душой.
Он раболепствовать не может.
Повсюду тверд, где б ни был он —
Наперекор судьбе и Року;
Повсюду честь — ему закон,
Везде он явный враг пороку.
Греметь грозой противу зла
Он чтит святым себе законом
С спокойной важностью чела
На эшафоте и пред троном.
Ему неведом низкий страх,
На смерть с презрением взирает
И доблесть в молодых сердцах
Стихом свободным зажигает.
Представление о поэте, как об избраннике — гражданине, учителе и бойце, определило и специфические принципы творчества Рылеева. Он отказался от жанров камерной, салонной поэзии, которым он отдал дань в период своего ученичества. Подобно Грибоедову и Кюхельбекеру, Рылеев обратился к высокой патетической оде, к сатире, к посланию, т. е. к тем жанрам, которые культивировали поэты XVIII века. Так, знаменитая сатира Рылеева «К временщику» по особенностям языка, метрической схемы и риторического построения близка сатирам XVIII века, а ода «Видение» по своей тематике и композиции связана с традициями классических од Державина. Характерные особенности высокого классического стиля очевидны и в таких одах Рылеева, как «Гражданское мужество» и «На смерть Байрона». Однако «классицизм» Рылеева отнюдь не был простой реставрацией старинных поэтических жанров. Уже Радищев обновил и обогатил старые классические традиции.
Работа Радищева имела огромное значение для судеб русской гражданской лирики. Вслед за Радищевым гражданская лирика культивировалась группой поэтов Вольного общества любителей словесности, наук и художеств (Пнин, Борн, Попугаев, Остолопов и др.), Н. И. Гнедичем, В. Ф. Раевским, Ф. Н. Глинкой, наконец молодым Пушкиным. В начале своей поэтической деятельности Пушкин обращается к высокому классическому стилю и в послании «Лицинию» и в знаменитой революционной оде «Вольность» — еще за несколько лет до напечатания рылеевской сатиры «К временщику».
Самый жанр «дум», связанный с своеобразным переосмыслением исторического прошлого, вобрал в себя также и нормы классической поэтики. Не только в особенностях языка и композиции, но и в методах подхода к историческому материалу — в элементах риторики и дидактики — «Думы» во многом продолжали классические традиции.
На новую дорогу Рылеев выходит в поэме «Войнаровский». Учителем Рылеева в этой его поэме был Пушкин: у него Рылеев, по его собственному признанию, учился стихотворному языку.
«Войнаровский» — поэма из исторического прошлого Украины. Герой поэмы — племянник Мазепы и ближайший участник в его заговоре против Петра I. После смерти Мазепы Войнаровский бежал за границу, но потом был выдан русскому правительству и сослан в Якутскую область. Время действия поэмы — 30-е годы XVIII века. Историк Миллер, путешествующий по Сибири, встречает вблизи Якутска ссыльного Войнаровского, и тот рассказывает ему о своей жизни, о Мазепе и об участии в заговоре.
Изменника и предателя Мазепу сам Рылеев называл «великим лицемером, скрывающим свои злые намерения под желанием блага к родине».2 История Войнаровского в изображении Рылеева — это история благородного и пылкого молодого человека, искренне поверившего Мазепе и совращенного им на путь измены.
Рылеев наделил своего героя тем же свободолюбием, каким обладал он сам. Поэта прежде всего интересовала возможность использования избранного им сюжета в целях борьбы с самодержавием. Так же как в «Думах», образ автора сливается в поэме с образом Войнаровского.
В речах Войнаровского мы слышим голос трибуна и гражданина, борющегося за «свободу человека», за его «свободные права» против «тяжелого ига самовластья». Как романтик, Рылеев меньше всего интересовался воссозданием подлинного исторического смысла заговора Мазепы против Петра I. Рылеев идеализировал здесь образ Мазепы и дал его в противоречии с исторической правдой. Именно это обстоятельство отметил впоследствии Пушкин, который нашел в рылеевском образе Мазепы своевольное искажение исторического лица. Критические замечания в адрес «Войнаровского» Пушкин сделал в предисловии к «Полтаве», замысел которой сложился отчасти в связи с впечатлениями от поэмы Рылеева.
Пушкин критиковал и оценивал «Войнаровского» с глубоко реалистических позиций. Романтическая субъективность «Войнаровского» была неприемлема для Пушкина и в 1825 году, в пору его переписки с Рылеевым, и позже, при создании «Полтавы». В «Полтаве» Пушкин дал, в противовес Рылееву, исторически, правдивый образ Мазепы как изменника родины, сняв с него героический ореол.
Расхождения с Рылеевым не мешали, однако, Пушкину считать «Войнаровского» серьезным художественным достижением поэта-декабриста. «Рылеева „Войнаровский“, — писал Пушкин А. Бестужеву 12 января 1824 года, — несравненно лучше всех его „Дум“, слог его возмужал и становится истинно-повествовательным, чего у нас почти еще нет». «С Рылеевым мирюсь — Войнаровский полон жизни», — писал он брату в 1824 году.
Как романтик, Рылеев поставил в центр национальной истории личность патриота свободолюбца. История, с его точки зрения, – борьба вольнолюбцев с тиранами. Конфликт между приверженцами свободы и деспотами (тиранами) – двигатель истории. Силы, которые участвуют в конфликте, никогда не исчезают и не изменяются. Рылеев и декабристы не согласны с Карамзиным, утверждавшим, что прошедший век, уйдя из истории, никогда не возвращается в тех же самых формах. Если бы это было так, решили декабристы и Рылеев в том числе, то распалась бы связь времен, и патриотизм и вольнолюбие никогда не возникли бы вновь, ибо они лишились бы родительской почвы.
Вследствие этого вольнолюбие и патриотизм как чувства не только свойственны, например, XII и XIX вв., но и одинаковы. Историческое лицо любого минувшего века приравнивается к декабристу по своим мыслям и чувствам (княгиня Ольга мыслит по-декабристски, рассуждая о “несправедливости власти”, воины Димитрия Донского горят желанием сразиться “за вольность, правду и закон”, Волынский – воплощение гражданского мужества). Отсюда ясно, что, желая быть верным истории и исторически точным, Рылеев, независимо от личных намерений, нарушал историческую правду. Его исторические герои мыслили декабристскими понятиями и категориями: патриотизм и вольнолюбие героев и автора ничем не различались. А это значит, что он пытался сделать своих героев одновременно такими, какими они были в истории, и своими современниками, ставя тем самым перед собой противоречащие и, следовательно, невыполнимые задачи.
Рылеевский антиисторизм вызвал решительное возражение Пушкина. По поводу допущенного поэтом-декабристом анахронизма (в думе “Олег Вещий” герой Рылеева повесил свой щит с гербом России на врата Царьграда) Пушкин, указывая на историческую ошибку, писал: “…во время Олега герба русского не было – а двуглавый орел есть герб византийский и значит разделение империи на Западную и Восточную…”.
Пушкин хорошо понял Рылеева, который хотел оттенить патриотизм Олега, но не простил нарушения исторической достоверности.
Таким образом, в думах не был художественно воссоздан национально-исторический характер. Однако развитие Рылеева как поэта шло в этом направлении: в думах “Иван Сусанин” и “Петр Великий в Острогожске” был заметно усилен эпический момент. Поэт совершенствовал передачу национального колорита, добиваясь большей точности в описании обстановки (“косящето окно” и другие детали), крепче стал и его повествовательный слог. И Пушкин сразу же откликнулся на эти сдвиги в поэзии Рылеева, отметив думы “Иван Сусанин”, “Петр Великий в Острогожске” и поэму “Войнаровский”, в которой он, не приняв общего замысла и характера исторических лиц, в особенности Мазепы, оценил усилия Рылеева в области стихотворного повествования.
Смерть Ермака — Рылеев (ГДЗ) ~ Проза (Школьная литература)
8 класс. Коровина, 1 часть
1. Когда началась литературная деятельность К.
Ф. Рылеева?Первые литературные опыты К.Ф. Рылеева относятся к 1813 – 1814 годам. В течение первых 7 лет он пытался определиться, в каком жанре лучше творить и пробовал себя во многих направлениях. Он пишет «Патриотическую оду, элегии, песни, послания, эпиграммы. В 1820 году появляется сатира «К временщику».
2. Работа над каким жанром увлекла поэта? Почему думы Рылеева получили почти единодушную благожелательную оценку литературной общественности?
Над думами.
Потому что в думах Рылеева было много достоинств: «народность и благородные чувствования», «простой и естественный рассказ», «чистый и легкий язык, наставительные истины» и иные достоинства.
Развиваем дар слова Подготовьте небольшой рассказ о Рылееве на основе прочитанного о нем и учебнике-хрестоматии, в словарях-справочниках и энциклопедиях.
К.Ф. Рылеев родился 18 сентября 1795 года в имении Батово на реке Средеж Гатчинского уезда Петербуржской губернии в семье отставного офицера.
С 6 лет будущий поэт и декабрист учился в кадетском корпусе, после чего участвовал в заграничных походах русской армии в 1814-15 годах. Там он стал следовать идеям «свободомыслия» и революционным убеждениям.
После Рылеев перевелся по службе в Воронежскую губернию в слободу Белогорье Острогожского уезда, где в чине подпоручика ушел в отставку и женился на дочери помещика соседней слободы Наталье Михайловне Тевяшовой. После свадьбы молодые стали жить в Петербурге. В браке у них родилась дочь Анастасия.
Служил Рылеев сначала заседателем уголовной палаты, затем – в Российско-американской компании правителем канцелярии. Также он был довольно крупным акционером той же компании и владел десятью ее акциями. У Александра I было 20 акций.
В 1823 году вступил в Северное общество. Рылеев стал одним из организаторов восстания в Петербурге на Сенатской площади 14 декабря 1825 года. За это в 1826 году 13 июля он был казнен через повешение с 5 другими организаторами восстания декабристов в Петропавловской крепости.
Первые опыты Рылеева в сфере литературы относятся к 1813-14 годам. Среди первых произведений автора – патриотическая ода, элегии, послания, эпиграммы, песни.
В 1820 году появилась сатира Рылеева «К временщику».
В 1821 году поэт стал членом «Вольного общества любителей русской словесности», позднее они с А.
Бестужевым издавали альманах «Полярная звезда». Также Рылеев состоял в петербургском масонском обществе «К пламенеющей звезде».Особенно увлеченно поэт работал над думами. Последние годы он творил именно в этом направлении.
При жизни были изданы только 2 его книги – «Думы» и поэма «Войнаровский».
После восстания произведения К. Рылеева были запрещены к печати, а большинство из них уничтожены. Но, несмотря на это, рукописи его стихов и поэмы получили нелегальное распространение по всей России.
Книги Рылеева, изданные русскими эмигрантами, в Лейпциге, Берлине, Лондоне тоже распространялись нелегально.
Кроме сочинения собственных произведений Рылеев занимался стихотворными переводами. Например, стихотворение «Глинский» Ю. Немцевича он перевел с польского языка.
Жизнь отечественного литератора К.Ф. Рылеева была короткой и яркой, в ней он многое успел, как в сфере литературного творчества, так и в личной, и в общественной жизни.
1. Подготовьте небольшой рассказ о Рылееве на основе прочитанного о нем и учебнике-хрестоматии, в словарях-справочниках и энциклопедиях.
Текст из подраздела «Развиваем дар слова»
2. С какой целью перед думой автор дает историческую справку? Какие события, о которых рассказывается в ней, отражены в произведении?
Автор дает историческую справку с целью связать событие, воспеваемое в «Думе», с историческими событиями в Российском государстве, в частности — с покорением и освоением Россией Сибири.
В 1579 году могущественные купцы Строгановы, которым правительство дало во владение Пермию и поручило укрепить и заселить окраинные районы, где татары совершали набеги.
Купцы обратились к казакам, промышлявшим грабежами и разбоями на Волге. В результате к Строгановым пришло 540 человек казаков во главе с их атаманом Ермаком. Они были снабжены порохом, свинцом, продовольствием и другими запасами и отправились на борьбу с татарами, жившими тогда в Сибирском княжестве, которым правил хан Кучум.
Казаки разбили войска Кучума, захватили столицу их царства Искер. Кучум сбежал в киргизскую степь и хотел отомстить казакам.
В думе Рылеев как раз и вспоминает историю похода казаков, их геройство в сражениях с татарами, в покорении Сибири на благо Отечества, так как эти края, богатейшие пушным зверем и природными ресурсами, были очень важны для Российской Империи, описывает подлую и изощренную месть татарского хана казачьей дружине и Ермаку.
Когда дружина Ермака отдыхала, уставшая от походов и схваток, ничего не подозревая и не выставив охрану, коварный Кучум, как вор, пробрался с отрядом татар в стан ермаковского войска и разбил его.
Стараясь спастись, Ермак бросается в воды Иртыша, но, обессилев от тяжелых доспехов, утопает.
Особое место в произведении Рылеев отводит думе Ермака, который подводит итог своей жизни и деятельности славной казачьей дружины.
3. Каковы тема и идея думы Рылеева? Какие чувства стремится передать автор читателю?
Тема думы К.Ф. Рылеева — событие в истории России – начало покорения и освоения Сибири. На ее основе автор размышляет вместе с героем о смысле жизни и предназначении человека. Главная идея думы проникнута патриотическими чувствами, автор говорит нам о том, что полноценной является только та жизнь, которая посвящена Родине, полезна людям.
Рылеев стремится передать читателю чувство важности, значимости происходящего. Ермака мы видим былинным богатырём, сражающимся за русскую землю. Разбушевавшаяся стихия создает впечатление могучести и мощи сибирской природы и символизирует историческое значение происходящего события – взятия Сибири.
4. О чем думает Ермак в ночь перед битвой? Как вы понимаете слова героя: «И мы — не праздно в мире жили!»?
В ночь перед битвой Ермак думает о том, что его усталым казакам нужно отдохнуть перед новыми походами, также он считает, что они своим походом в Сибирь искупили «все преступленья буйной жизни», что за победы они получили «благословение Отчизны», что жили не зря.
Фразу Ермака: «И мы — не праздно в мире жили!» — я понимаю так: Ермак гордится, что своей службой они сделали великое и важное дело для Родины, Отчизны. Эта нелегкая работа продолжалась несколько лет, казаки совершили много славных побед, подвигов и теперь их деятельность достойна быть примером для подражания.
5. Как погибла дружина Ермака? В чем видит автор причину ее гибели и кого осуждает за это? Какие взгляды Рылеева проявились в думе?
Дружина Ермака была захвачена врасплох отрядом хана Кучума и погибла в ночном бою.
Автор пишет о подлом нападении татар, называя Кучума «татем», то есть вором, но при этом он не раз упоминает о злом роке, дав читателям понять, что гибель казачьего войска – это роковая неизбежность, и ее не предотвратить.
Ермак и его дружина – первопроходцы, а первопроходцы очень часто погибают, не успев воспользоваться результатами своих открытий, и это закономерно.
6. Какой эпизод из думы «Смерть Ермака» изобразил художник В. Дехтерев?
Художник Дехтерев изобразил эпизод, в котором Ермак в тяжелых доспехах плывет по реке Иртыш. Он пытается доплыть до казацких челнов, но ему это не удалось сделать. Доспехи, которые защищали Ермака в сражениях на суше, в этот раз сыграли роковую роль. Он выбивается из сил и утопает.
7. Какие произведения устного народного творчества близки к думам Рылеева?
Думам Рылеева близки исторические песни, такие как «Ермак берет Казань», «Ермак взял Сибирь», «Песня о Ермаке», также близки и некоторые авторские песни, например, «Есть на Волге утес», которую написал в 1864 году генерал-лейтенант Александр Навроцкий.
Дума «Смерть Ермака» относится к группе исторических дум, потому что в ней Рылеев изображает конкретное событие в истории России – освоение Сибири Ермаком, которого с казачьей дружиной призвали купцы Строгановы в 1579 году.
Творческое заданиеПриходилось ли вам слышать исполнение песни на слова рылеевской думы? Какое настроение она у вас вызвала? Сравните тексты думы Рылеева и народной песни. Подготовьте устный или письменный отзыв на думу Рылеева «Смерть Ермака».
Я слышала песню на слова думы Рылеева в исполнении многоголосного хора. Мелодия широкая, распевная. Голоса подобраны сильные, исполняется произведение слаженно, красиво, соблюдаются все интонационные и динамические оттенки. Песня вызывает сожаление, грусть и гордость за Ермака, мне жалко храброго, удалого атамана и его дружину, что их героический путь так завершился.
В народной песне пропущены строфы с размышлениями Ермака.
Людей больше трогают гибель Ермака на чужбине, в бушующих волнах Иртыша, и злой рок его судьбы.
Мне понравилась дума Рылеева. В произведении поэт обращается к историческому событию восьмидесятых годов 16 столетия – покорению Ермаком Сибири. Автор очень ярко и реалистично воссоздал картину последней ночи Ермака и его дружины, их бой с татарами и гибель.
Особое внимание он уделяет гибели казачьего атамана, описывая его последние минуты жизни.
Дума близка к народной песне – могучей, напевной, задушевной; она проникнута сожалением, гордостью, воодушевлением.
Произведение Рылеева «Смерть Ермака» имеет огромный патриотический смысл.
Совершенствуем свою речьКак вы понимаете слова и строки из произведения: жертва, Иртыш кипел в крутых брегах. И ветры в дебрях бушевали, С вождем покой в объятьях сна Дружина храбрая вкушала, тать презренный?
Жертва — это слово многозначное: 1) дар какому-либо божеству, 2) добровольный отказ от чего-либо, 3) человек или животное, погибшие от насилия или в результате несчастного случая.
«Иртыш кипел в крутых брегах» — во время ненастья дул ураганный ветер, шёл сильный дождь, от которого поверхность реки как бы «вскипала».
Думам Рылеева близки исторические песни, такие как «Ермак берет Казань», «Ермак взял Сибирь», «Песня о Ермаке», также близки и некоторые авторские песни, например, «Есть на Волге утес», которую написал в 1864 году генерал-лейтенант Александр Навроцкий.
Дума «Смерть Ермака» относится к группе исторических дум, потому что в ней Рылеев изображает конкретное событие в истории России – освоение Сибири Ермаком, которого с казачьей дружиной призвали купцы Строгановы в 1579 году.
Приходилось ли вам слышать исполнение песни на слова рылеевской думы? Какое настроение она у вас вызвала? Сравните тексты думы Рылеева и народной песни. Подготовьте устный или письменный отзыв на думу Рылеева «Смерть Ермака». Я слышала песню на слова думы Рылеева в исполнении многоголосного хора. Мелодия широкая, распевная.
Голоса подобраны сильные, исполняется произведение слаженно, красиво, соблюдаются все интонационные и динамические оттенки. Песня вызывает сожаление, грусть и гордость за Ермака, мне жалко храброго, удалого атамана и его дружину, что их героический путь так завершился.
В народной песне пропущены строфы с размышлениями Ермака. Людей больше трогают гибель Ермака на чужбине, в бушующих волнах Иртыша, и злой рок его судьбы.
Мне понравилась дума Рылеева. В произведении поэт обращается к историческому событию восьмидесятых годов 16 столетия – покорению Ермаком Сибири. Автор очень ярко и реалистично воссоздал картину последней ночи Ермака и его дружины, их бой с татарами и гибель.
Особое внимание он уделяет гибели казачьего атамана, описывая его последние минуты жизни.
Дума близка к народной песне – могучей, напевной, задушевной; она проникнута сожалением, гордостью, воодушевлением.
Произведение Рылеева «Смерть Ермака» имеет огромный патриотический смысл.
Жертва — это слово многозначное: 1) дар какому-либо божеству, 2) добровольный отказ от чего-либо, 3) человек или животное, погибшие от насилия или в результате несчастного случая.
«Иртыш кипел в крутых брегах» — во время ненастья дул ураганный ветер, шёл сильный дождь, от которого поверхность реки как бы «вскипала».
С вождём покои в объятьях сна / Дружина храбрая вкушала — дружина Ермака во время урагана отдыхала после изнурительных боёв.
Тать презренный — презренный вор, обманщик, трусливый человек, нападающий исподтишка.
2. Объясните значение слов и словосочетаний и введите их в свою речь: неизмеримое пространство, некогда, дань, заселить, ревела буря, беспрерывно, в стране угрюмой, громозвучная слава, беспечно, сладкий сон, ратник не щадил, благословение отчизны, поглотило, озарился, бушевали.
Т.Дж. Биньон · Прекрасная дама Александра Блока · LRB 7 августа 1980
Появление второго тома Аврил Пайман из жизни Александра Блока в дополнение к первому, изданному в прошлом году, приносит ее предприятие, плод двадцатилетней работы над поэтом , к триумфальному завершению. Жизнь Блока хорошо задокументирована, а период почти слишком богат современными мемуарами. Доктор Пайман демонстрирует полное владение источниками, как печатными, так и рукописными, используя оригинальные дневники, записные книжки и письма из российских архивов в дополнение к вычищенным советским изданиям. С любовью и тщательностью она собирает деталь за деталью, чтобы составить максимально полное описание жизни Блока и его ближайшего окружения. В то же время она анализирует источники вдохновения поэта, намечает движения его психики и представляет нам исчерпывающий отчет о его развитии от лирика-герметика до пророка Революции.
Здесь нечего критиковать; Вряд ли есть большая ошибка, если объектив автора сфокусирован так близко, с такой ясностью на высоком, стройном, неизменно загорелом, «невероятно красивом» поэте с его «прекрасными серо-голубыми глазами» и густыми рыжевато-золотистыми волосами, что края ее изображения становятся временами слегка размытыми.
Это правда, иногда может показаться, что доктор Пайман слишком чутко сопереживает, слишком внимательно относится к своему предмету; что мы просто заменяем один вид импрессионизма или один набор символов на другой, подобно тому, как это было — взять произведение совсем другого рода — когда Набоков писал о Гоголе. Тем не менее трудно поверить, что эту биографию можно заменить: она стоит как достойный памятник величайшему русскому поэту своего поколения, одному из «детей», как он писал, «грозных лет России» — «трагических лет». тенор эпохи», по словам Ахматовой.
Александр Александрович Блок родился в 1880 году. Его отец, профессор права Варшавского университета, был потомком немецкого хирурга, эмигрировавшего в Россию в середине XVIII века. Семья его матери, Бекетовы, были старинными русскими дворянами с богатой историей интеллектуальной деятельности и государственной службы. Однако с обеих сторон в семье были признаки психической нестабильности. «Во всей его личности было что-то судорожное и страшное», — писал Блок об отце, на котором, по семейному преданию, Достоевский задумал лепить характер и который умер в 1909 в варшавской квартире, заваленной жизненным мусором: ничего не выброшено, ни одна комната не убрана.
Его мать, Александра Андреевна, ушедшая от мужа сразу после рождения сына (впоследствии она вышла замуж за приятного обычного офицера регулярной армии полковника Франца Кублицкого-Пиоттуха), страдала эпилептоидными припадками и периодами глубокой суицидальной депрессии. Блок очень хорошо чувствовал эти элементы своего происхождения. Другу он говорил об ощущении «наследственных сил, действующих внутри него самого»; «Я выродок из семьи Блоков, — писал он.
Две противоположные, контрастные среды должны были обусловить жизнь Блока и его стихи. С одной стороны, городской пейзаж Петербурга, «самого фантастического и намеренного города в мире», как называл его Достоевский; с другой — русская местность вокруг усадьбы Бекетовых в Шахматово, где поэт проводил лето. С одной стороны, западная, интеллектуальная, городская Россия; с другой, восточная, крестьянская, сельская Россия.
Недалеко от Шахматова жил химик Менделеев, первооткрыватель периодического закона, и именно в его дочь Любовь Дмитриевну, «золотую, пухлую и веселую», Блок влюбился в 1900.
Стихи о Прекраснейшей Даме , написанные в течение следующих двух лет, являются и лирическим дневником этой любви, и попыткой передать мистический опыт — откровение божественной гармонии. Таинственная Дама, бесконечно недосягаемая для поэта, но подчас соблазнительно близкая, наполовину отождествляется с Любовью, но в то же время есть Вечная Женственность, Святая София, Премудрость Божия. Позднее Блок с тоской и удивлением вспоминал эти стихи. «Я знал когда-то нечто большее, чем искусство, не бесконечность, а Конец, не миры, а Мир», — писал он.
Вдали от Шахматово наступили сомнения и разочарования. В поэзии появились демонические двойники; даже у загадочной Леди появился темный двойник. Были недоразумения с Любовью; она стала холодной и неприступной; Блок оценил револьверы и написал предсмертную записку. Но не понадобилось: 7 ноября 1902 года на студенческом балу, данном в Дворянских собраниях в Петербурге, он сделал предложение и был принят. Они поженились в августе следующего года.
«Жизнь моя — череда невероятно запутанных человеческих отношений, жизнь моя — череда разбитых надежд», — отмечал Блок в своем дневнике в 1919 году.14. Прежде всего это касалось его брака.
На протяжении всей жизни Блок был очень близок со своей матерью. Его многочисленные письма к ней представляют собой длинные, очень подробные — возможно, неразумные — отчеты о его жизни; она всегда обращается к нему, вплоть до его смерти, как Деточка («маленький ребенок») или Душенька («маленькая душа»). Она, естественно, ревновала к своей новой невестке, а Люба, столь же естественно, обижалась, когда Александра Андреевна хотела вмешаться в дела пары. Временами напряжение, усугубляемое болезнью Александры Андреевны, становилось невыносимым. Она угрожала самоубийством, утверждая, что Люба настраивает сына против нее; Блок набрасывался на жену — однажды он записал в блокнот:
Люба довела маму до этой болезни. Люба отдалила меня от людей, Люба создала всю невыносимую и изматывающую сложность наших отношений в их нынешнем виде.
Люба отталкивает от себя и от меня всех лучших людей, в том числе и мою мать, то есть мою совесть. Люба испортила мне столько лет жизни, измотала и довела до того, что я есть сейчас.А горечь, пронизывающая отношения со свекровью, Люба сама демонстрирует злопамятным воскрешением в своих воспоминаниях мелких бытовых ссор и мнимых обид.
В 16 лет у Блока был роман с женщиной вдвое старше его – Ксенией Михайловной Садовской, которой посвящен ранний цикл стихов Ante Lucem . Как и его московский современник Валерий Брюсов, он рано познакомился с миром борделей и кафе-шантан . В результате этих встреч он заразился сифилисом, вспышки которого повторялись на протяжении всей его жизни. «Не обожаемая любовница ввела его в жизнь, а случайно встреченная безличная женщина, купленная на несколько минут», — писала потом Люба. «Афродита-Урания и Афродита уличная отделены друг от друга целой пропастью… для Блока она так и осталась — дуализм, расколовший всю его жизнь».
родственные, но несовместимые. Вступить в половую связь с невинной Любой, над которой еще витала аура таинственной Дамы, было почти немыслимо. Еще до их помолвки ей было трудно понять его отношение: «Ты смотришь на меня так, будто я какая-то абстрактная идея», — писала она ему. «Я живой человек, и я хочу быть такой, даже со всеми своими недостатками», — позже она рассказывает о странном разговоре после помолвки, когда «он начал теоретизировать, что нам не нужна физическая близость, что это было «Астартизм», «темнота» и бог знает что еще. Когда я сказал ему, что со своей стороны люблю всю ту сторону бытия, которой еще не знал, что хочу ее, — у меня опять появились теории». изменяет ей, а она ему. На самом деле у них была mariage blanc в течение почти года, пока развивающаяся чувственность не взяла верх над ней, и, как она писала, «с заранее продуманным злом умысла с моей стороны, непреднамеренно с его стороны», она действительно стала его женой. Но попытка была недолгой и безуспешной, резюмированной записью в дневнике Блока: «После этого ничего невозможно.
Все , что закончились, прошли, «израсходованы».
Он свирепо бросился в разврат, перемежаемый чередой более или менее серьезных дел, чтобы найти то, что брак уже не предлагал. Если его любовь к Любе была несовместима с сексом, альтернативой было использование секса для возбуждения чувств. После одной случайной встречи он пишет в своем дневнике: «Моя система превращения мелких профессионалов в страстных и нежных женщин за три часа одержала еще одну победу». есть также отчетливое, хотя и искаженное эхо 19сентиментальности века уловить здесь: ремарка неотразимо напоминает стихотворение Некрасова о выкупе проститутки:
Когда из мрака заблуждения
Горячими словами убеждения
Я падшую душу рисовал…
стихотворение, которое Достоевский с убийственной иронией использовал как контрапункт к повествованию своих «Записок из подполья» . На публике Блок бодрее: вспомните знаменитые строки из «Унижения» (1911), представленный доктором Пайманом как
Вы смелы! Тогда отбросьте всякий страх!
Ни муж, ни друг я — так сделай
Мне мой смертельный удар, мой вчерашний ангел,
В сердце твоим острым французским каблуком!
Фигура, сопровождающая этот период, уже не таинственная Дама, а Странник, завуалированный полусвет , увиденный поэтом сквозь туманное окно привокзального ресторана в подмосковном Петербурге (Озерки, 20 мин.
поезд с Сестрорецкого вокзала, 1-й класс 25 копеек), за чьей темной пеленой – пеленой Изиды – он видит «заколдованный берег/ И заколдованную даль».
Люба тоже стала экспериментировать: «Я отдан на волю всякому, кто ухаживал за мной с усердием» Андрей Белый, возбудимый, неуравновешенный, златовласый вундеркинд московских символистов, ставший одним из Ближайший друг пары и написавший впоследствии ряд длинных мемуаров — увлекательных, но недостоверных, — описывающих перипетии своих странных и запутанных отношений с Блоком, положил к ее ногам свое сердце, видя в ней воплощение Прекраснейшей Дамы, Женщины Одетый в золото. Как и следовало ожидать, это ни к чему не привело, но за этим последовал ряд более серьезных затруднений, которые Блок переживал с мучительной ревностью, сознавая в то же время, что он утратил всякое право возражать или вмешиваться. Ситуация ухудшилась, когда Люба занялась актерским мастерством и стала подолгу отсутствовать. Из одной поездки по провинции, после страстного романа с молодым актером, теневой фигурой, именуемой в мемуарах не иначе как «пажем Дагобертом» (Блок называл его «хулиганом из Тмутаратана»), она вернулась домой беременной.
Блок уговорил ее родить ребенка; он признает это; он надеялся стать отцом. Мальчик родился, но умер через десять дней.
Между тем Блок отчаянно влюбился в актрису Наталью Николаевну Волохову, которую Белый описывает как «очень стройную, бледную и высокую, с черными, дикими и мучительными глазами с синими тенями под ними, с узкими тонкими руками, с очень сжатыми, тонкие губы, осиная талия, черноволосый и одетый во все черное». «Наделенная природой трагическим стилем красоты, у меня был слишком хороший вкус, чтобы воспитать веселую личность», — заметила она позже о себе. Она жестокая, холодная Снегурочка в Снежная маска цикл стихов. Очарованная им, она все же отказалась ему уступить: он не был для нее «настоящим человеком», кем-то, в кого она могла бы влюбиться. Два горьких стихотворения 1908 года знаменуют конец отношений.
Пять лет спустя, зимой 1913 года, Блок посетил спектакль Кармен в Петербурге и сразу влюбился в героиню: Любовь Александровну Дельмас.
«Прекрасное меццо-сопрано с палящим темпераментом, рыжевато-коричневыми глазами, рыжевато-золотыми волосами и сладострастной изящной фигурой», — так описывает ее доктор Пайман. Его мать с некоторой досадой написала другу:
Он взял и полюбил ее просто так, во время спектаклей в Музыкальной драме, в роли Кармен. Я тоже ее видел. Очень хороша – как певица и актриса. А теперь опять катание на санях, и экспедиции, и цветы. И целые дни посвящены ей. И снова это стихийная женщина.
Дело должно было длиться до самой смерти Блока; в ней он нашел счастье, которого раньше не испытывал. Дельмас вдохновил на создание множества стихов, самым впечатляющим из которых был демонический 9.0011 Кармен цикл, написанный в начале отношений.
Тем не менее, несмотря на трудности, брак устоял. Чувства Блока к Любе были совсем другого рода, чем те, которые он испытывал к другим: «У меня было 100 женщин — 200—300 (или больше?), а на самом деле только две: одна — Люба; другой — все остальное», — отмечал он в 1916 г.
; и она в равной степени была связана с ним узами, которые нельзя было разорвать.
Русский символизм начался как реакция на дидактическую, гражданскую литературу предыдущей эпохи; прежде всего, как реакция на учение о том, что искусство есть лишь средство, а не самоцель. «Я не Поэт, а Гражданин», — скромно и правильно писал Рылеев в 1824 году, отказываясь от каких-либо особых художественных достоинств своих стихов. (Гражданским долгом было через два года привести его на виселицу вместе с четырьмя другими вождями восстания декабристов.) Лет через тридцать Некрасов ухватился за замечание и придал ему повелительную силу —
Поэтом ты можешь не быть,
Но гражданином ты обязан быть
– знаменитая формула, пагубный эффект которой далеко пережил ее создателя.
Против этой концепции символисты вызывающе утверждали ее противоположность. Искусство было самоцелью, высшей ценностью:
Все в жизни лишь средство
Для ярко-поющих стихов
писал Брюсов.
Долг художника заключался только в его служении искусству, которому была подчинена вся его жизнь. «Сам художник есть слово, ставшее плотью», — провозгласил Белый. Блок принял это. «Я действительно теперь «художник» и живу не тем, что делает жизнь полной, а тем, что делает ее черной и страшной», — писал он; и снова, вторя жалобе Волоховой: «Сомневаюсь, что когда-нибудь стану настоящим человеком, и в данный момент не хочу».0003
Поверхностная, поверхностная тенденциозность Некрасова и его эпигонов скрывала, однако, более глубокую, более истинно «гражданскую» окраску русской литературы, которую Блок выразил в статье 1908 г.:
Писатель — человек, отмеченный судьбой ; он пущен в мир, чтобы обнажить свою душу перед духовно голодными… Может быть, долг писателя — отдать им всю свою душу, и особенно это относится к русскому писателю. Может быть, почему русские писатели умирают такими молодыми, гибнут или просто доходят до конца всего, что они должны дать, в том, что нигде литература не является такой жизненной, как в России, что нигде слово не переходит в жизнь и не становится хлебом или камнем, как оно делает в нашей стране.
Вот почему русские писатели имеют меньше прав, чем кто бы то ни было, сетовать на свою судьбу; к добру или к худу, к ним прислушиваются, а поймут ли их, по крайней мере, наполовину зависит от них.Формулировка очень похожа на блоковскую, но Пушкин, Баратынский и Тютчев тоже по-разному признали эту обязанность, как и в более острой и болезненной ситуации его преемники Мандельштам, Ахматова и Пастернак.
В то самое время, когда Блок переживал «муки и ад» своей демонической, символистской музы, в нем действовало новое брожение: нерешенные проблемы, без конца обсуждавшиеся в XIX веке, но ныне поставленные острее под давлением современных событий – миссии России, ее судьбы, ее национального самосознания, кажущихся непримиримыми расколов в ее обществе. «Этой теме я сознательно и бесповоротно посвящаю свою жизнь, — писал он; и позже: «Да поможет мне Бог пересечь пустыню: органически ввести новое и общее в органическое и индивидуальное».0003
Проблема, которую Блок — через свое окружение, свое воспитание, свой опыт — наиболее болезненно осознавал, заключалась в все увеличивающейся пропасти между интеллигенцией и народом.
Это тема его великолепного цикла « На Куликовом поле » (1908 г.), в котором битва 1380 года между русскими под предводительством Дмитрия Донского и татарами — «одно из знаковых событий русской истории» — используется как запись прошлого и мрачное предупреждение на будущее: предупреждение о грядущем столкновении с миллионами с одной стороны и несколькими тысячами с другой.
Шедевром Блока должна была, пожалуй, стать длинная полуавтобиографическая поэма Возмездие , над которой он работал с перерывами с 1910 года до самой смерти. Используя семьи Блока и Бекетова, он задумал, по его словам, своеобразный стих Ругон-Маккар , который мог бы передать сущность русского общества конца 19-начала 20 веков. Но он не смог завершить его; события настигли его: в 1917 году случился катаклизм, наступление которого он так долго предсказывал. Старый порядок был сметен. Шахматово, как и бесчисленное множество других усадеб, было разграблено и разрушено. «Я не имею права судить, — писал он.
Не было, говорил он, и интеллигенции, которая лет шестьдесят усердно подрывала общество, собирая топливо для его окончательного уничтожения, но теперь, «когда пламя вдруг вспыхнуло и развернулось, взметнувшись ввысь, как знамя, — мы бегаем и визжим». «Ой! Ой! Мы горим!»
За три недели января 1918 года, слушая «оглушительный и устрашающий рев Революции», гул, в котором была «новая музыка», он сочинил Двенадцать . Хотя в нем содержится бескомпромиссный отказ от многих прежних ценностей, «Двенадцать » не представляют собой принятие нового порядка, это не гимн во славу большевистской революции, а другой, более неосязаемой. «Вся моя жизнь была и есть единая «непоколебимая истина» мистического характера, — писал Блок Белому в 1908 и Двенадцать доказывают, что это все еще имело место. Христос ведет Россию не в страну социализма, а в горы, где когда-то обитала Прекраснейшая Дама. Частное откровение стало публичным; надежда на индивидуальную трансформацию обещание общественного возрождения.
Конечная цель, писал он, заключалась в том, чтобы «организовать все так, чтобы все было новым; чтобы наша фальшивая, скучная, безобразная жизнь стала справедливой, чистой, веселой и красивой».
Постепенно музыка, которую он слышал, стихла; он чувствовал себя окруженным «беззвучным пространством», сравнивал себя с героем Неудавшийся свет , «только он ослеп, а я оглох — навсегда».
Ослабленный лишениями, сопровождавшими революцию и Гражданскую войну, изнуренный непосильным трудом в советских литературных учреждениях, он скончался 7 августа 1921 года. речи, в которой призывал, говоря словами Пушкина, предоставить поэту его «тайную свободу», его «мир и независимость».
«По воле судьбы (а не по своим слабым силам) я художник, то есть свидетель», — писал он в 1917 году. Его точка зрения всегда была своеобразной. Ему было чуждо рассудительность: он скорее переживал, чем мыслил. «Было бы неправильно сказать, что он был оторван от реальной жизни; тем менее, что он был «не умен», но в то же время все, что мы называем философией, логикой, метафизикой, просто отскакивало от него; к нему это не относилось», — писала Зинаида Гиппиус.
Он видел жизнь с точки зрения мистических красок, стихийного звука. «Меня… тянуло в серо-лиловые, серебряные звезды, перламутр и аметист метели» — так описывает он революцию 19-го века.05. И все же врожденный чин защищал его от излишеств символизма, которые затрагивали творчество его современников, — от истерии Белого или некрофилии Брюсова, например. Он действительно обнажал свою душу, сообщая сначала частное, а затем публичное видение со скрупулезной честностью, скромностью и чуткостью, которые сделали его, как его хорошо назвала писательница Ольга Форш, «величайшим и самым точным». регистратор сердцебиения его десятилетия».
Можно утверждать, что он был слишком готов отказаться от ценностей своего класса, слишком готов принять приход гуннов, разрушение старой культуры; что он должен был раньше и яснее увидеть то, что он только мельком увидел в пушкинской речи. Но надежда на обновление была слишком сильна, слишком важна для него. В 1914 он написал:
Быть может радостная юность
В будущем обо мне скажут ;
Простим его мрак – неужели это
Не может быть его скрытым источником?
Он все – дитя света и добра ;
Он все – торжество свободы .
А потом кто-то нацарапал линии на кресте над его могилой. Слова, которые Пастернак вкладывает в уста Гордона в заключении Доктор Живаго можно было бы поставить эпиграфом к стиху Блока и к периоду его зарождения:
Это случалось несколько раз в истории. Вещь, задуманная возвышенно-идеально, становится грубой и материальной. Так из Греции вышел Рим, а из русского просвещения вышла русская революция. Возьмите строчку Блока «Мы, дети страшных лет России»: сразу видна разница периодов. В свое время, когда он это говорил, он имел в виду образно, метафорически. Дети были не дети, а сыновья, наследники интеллигенции, и ужасы были не страшные, а апокалиптические; это совсем другое. Теперь фигуративное стало буквальным, дети есть дети, а ужасы ужасны. Вот вам и разница.
Декабрист Поэт. Роман — Academic Studies Press
Кучля: Поэт-декабрист. Роман Юрия Тынянова, переведенный на английский язык Анной Куркиной Раш, Питером Франсом и Кристофером Рашем, уже доступен.
Мы рады представить это интервью с переводчиками.
О книге:
Поэт Вильгельм Кюхельбекер, школьный друг Пушкина, за участие в злополучном восстании декабристов 1825 года против русского самодержавия получил двадцать лет каторжных работ и ссылку в Сибирь. Его во многом забытая жизнь и работа ярко воссозданы в Кючля (1925), новаторский исторический роман выдающегося литературоведа и теоретика формалиста Юрия Тынянова. Написав в то время, когда Сталин ужесточил контроль над советской культурой и обществом, Тынянов имплицитно объединяет тревожный опыт 1820-х и 1920-х годов. В живом, новаторском стиле его захватывающее и трогательное повествование, переведенное здесь впервые, вызывает воспоминания о детстве, юности, убеждениях и часто абсурдных приключениях донкихотского идеалистического главного героя на богато сложном фоне постнаполеоновского российского общества.
Юрий Тынянов (1894-1943) был русским писателем и теоретиком литературы, центральной фигурой среди ученых революционной эпохи, получивших известность как русские формалисты.
Academic Studies Press: Что именно привлекло вас как переводчиков к этой работе?
Кристофер Раш: Качество письма, в основном. И тот факт, что, несмотря на это качество, книга осталась неизвестной английским читателям, за исключением тех, кто занимал очень узкую нишу академических кругов. Ирония в том, что столь впечатляющий роман, столь известный в России почти сто лет, должен быть неизвестен за пределами этой страны.
Питер Франция: Я знал Тынянова сначала как формалиста, блестящего литературоведа. Учитывая известную враждебность формалистов к биографическому подходу к литературе, я был поражен, обнаружив, что Тынянов написал три романа о писателях — и более того, это позволило Маяковскому сказать ему, что он и Тынянов теперь могут говорить на равных! Küchlya был первым из трех, которые я прочитал, и я был поражен, что такое блестящее и оригинальное произведение никогда не было переведено на английский язык.
Так что я был только рад присоединиться к Анне и Крису в этом любовном труде.
Анна Раша: Ранее мы переводили два других романа Тынянова: Молодой Пушкин (1936-1943) и Смерть Вазир-Мухтара (1928). Вполне логично было завершить условно названную «трилогию» тыняновских романов о литературных деятелях пушкинского времени переводом его самого раннего « Кучля » (1925). Туда, так сказать, начал Тынянов! Настоящим откровением для нас, как для переводчиков, стало то, насколько, несомненно, «совсем не прост» его первый роман.
ASP: Не могли бы вы подробнее рассказать о том, почему книга Küchlya сразу же стала популярной после ее первой публикации? О чем говорил роман российским читателям того времени?
AR: Я полагаю, беспрецедентный характер романа, его чудесная и новаторская родовая неопределенность: биография ли это? приключенческий рассказ? исторический роман о переломном моменте русской истории — о первой попытке и неудавшейся революции, о восстании декабристов 1825 года? Или все-таки главную пружину романной русской литературы разыгрывают персонажи, выдуманные авторским воображением? Персонажи, знакомые по именам каждому русскому школьнику (Пушкин, Крылов, Жуковский), соскальзывают со страницы живыми людьми, увлекательными, запоминающимися.
И, конечно, главный герой романа, малоизвестный современникам Тынянова Вильгельм Кюхельбекер, давно забытый поэт и лицейский друг Пушкина, является в особенности тыняновским проявление силы .
ASP: Как, по-вашему, образ Кюхельбекера в романе может вызвать у современных читателей иной отклик, чем у русских читателей в 1920-е годы, и почему?
PF : Октябрьская революция, определившая советское общество в 1920-е годы, теперь отошла в историю, и мы лучше осознаем ее недостатки, смесь идеализма, цинизма, порядка и хаоса, которой отмечены многие революционные восстания (хотя конечно последствия 19 октября17 были неизмеримо серьезнее, чем в декабре 1825 г.). Но я думаю, что даже в 1820-х годах Кюхельбекер и его товарищи напомнили бы читателям о некоторых действиях, мечтах и кошмарах революционных лет.
AR: На самом деле Кюхельбекер — вечный персонаж мировой литературы, как странствующий рыцарь несбывшейся мечты Сервантеса, Дон Кихот или странствующий Гулливер Свифта, или Жак Паганель Жюля Верна из «9001».
1 Дети дю Капитан Грант . Он самоотверженный и несколько заблуждающийся рыцарь, намеревающийся исправить ошибки и восстановить рыцарство, рассеянный ученый, голова которого забита вроде бы бесполезными, но, как оказалось, очень важными знаниями, аутсайдер, неспособный вписаться, талантливый урод, абсолютный аутсайдер. Это интригующий и увлекательный тип, независимо от того, в каком возрасте он живет. Наши сердца, как читатели, сочувствуют ему, мы вкладываем в него свое сочувствие и внимание, и он не разочаровывает. В романе Тынянова его сознание является той призмой, через которую мы видим во взаимодействии с ним разных известных персонажей, в частности Пушкина, причем в новом и неожиданном свете.
ASP: Учитывая его успех, как вы думаете, почему роман так долго не переводили на английский язык? Что, как вы надеетесь, английские читатели вынесут из вашего перевода, и как решения, принятые вами при переводе романа, пытались отразить это?
PF: Может быть, тыняновский модернистский стиль не вписывался в нормы советской беллетристики — как, например, « Петербург » Андрея Белого, перевод которого занял некоторое время.
Также, конечно, герой был (и до сих пор остается) довольно малоизвестным на Западе, поэтому нашей целью было дать должное место и автору, и герою, и их языку, будь то тыняновская кинематографическая быстрота или довольно архаичное красноречие Кюхельбекера. . Надеюсь, что читатели найдут в ней что-то странное и новое.
AR: Мы постарались максимально точно перевести и привнести период и характер того периода в насыщенную и яркую жизнь. Особое внимание уделялось переводу в рифмованные стихи многочисленных отрывков стихов, цитируемых в романе (собственных стихов Кюхельбекера, а также стихов Пушкина, Жуковского, Рылеева, лицейских и народных песен и многих других), чтобы не затруднять течение Роман с прозаическими переводами.
CR: Печально, но англоязычные читатели довольно непредприимчивы и принимают мейнстримных авторов, которых им обычно подбрасывают, великих русских литераторов. Мы надеемся, что оставим наших читателей лучше осведомленными, чем они были ранее, в отношении персонажей, которые были столь значительной частью того периода русской истории; и что из этой книги они выйдут с обогащенным восприятием самобытности, творческой силы и писательского мастерства Тынянова.
ASP: Анжела Бринтлингер, которая одобрила ваш перевод Küchlya , отметила, что «[n]ни Тынянов, ни Кюхельбекер легко переводятся». Как вы подошли к задаче перевода поэзии Кюхельбекера, например, какие проблемы это поставило?
PF : Я счел важным отразить кое-что из характерного красноречия Кюхельбекера. Я придерживался довольно близко к его формам и ритмам, которые кажутся мне существенными — т.е. длинные строки «Жизни» против веселой краткости «Вина» или чередование ударных и безударных окончаний строк в финальном стихотворении. Но, конечно, я не мог пытаться быть таким же точным в рифмовании, как в оригинале. А в одном случае трогательный фрагмент «Перед смертью…» я, следуя своему чутью, закончил текстом на несколько строк короче [первоначального].0003
ASP: Вы упомянули во введении, что первоначальный подзаголовок Тынянова к роману был Повесть о декабристе , но позже этот подзаголовок был удален из последующих изданий, возможно, потому, что Тынянов понял, что на самом деле он не создал праздничного Памятник восстанию декабристов.
Не могли бы вы подробнее остановиться на том, почему вы решили включить в свой перевод подзаголовок Поэт-декабрист ?
AR: Подзаголовок, который мы выбрали, отражает идею двух революций, в которых участвовал Кюхельбекер: одной в литературе и одной в социальной сфере. Они внутренне связаны. В обоих случаях его считали неудачником, но акцент на «поэте» подчеркивает превосходство в русской культуре его значения как поэта. Переводы стихов Кюхельбекера, сделанные Питером в конце книги, представляют собой первую репрезентативную подборку, и стихи иллюстрируют качество письма Кюхельбекера.
ASP: Во введении вы упоминаете, что одной из сильных сторон Тынянова было оставаться верным сути истории, не обязательно верным фактам, создавая впечатление, будто жизнь Кюхельбекера, изображенная в романе, была « как это было», несмотря на то, что он выдуман. Вы все еще видите, что это успешно делается сегодня? Что, по-вашему, могут почерпнуть в этом отношении писатели, желающие написать «исторический роман», из « Кючля » Тынянова? Точно так же в настоящее время часто ведутся споры о популярных изображениях исторических личностей и событий, которые допускают исторические вольности ради истории.
Что такого важного из того, что сделал Тынянов, может сообщить сейчас тем, кто ведет такие дебаты?
ПФ : Тынянов не позволяет себе ничего подобного вольностям, которые допускают многие так называемые исторические романисты. Роман основан на необычайно богатом массиве исследований, но то, что сделал Т., — это найти способ воплотить его в жизнь, перекликаясь с формалистскими представлениями о воскресении Слова и «делая его странным». По сравнению с этим ваш среднестатистический исторический роман покажется несколько затянутым (но не, например, роман Пенелопы Фицджеральд о немецком поэте Новалисе, Голубой цветок, , обладающий поразительной поэтической силой).
AR : Новое видение формалистов было неоаристотелевским по своей сути. В своей «Поэтике » Аристотель утверждал, что литература более философична, чем история, и дает лучшее видение «истины». В истории фиксируются факты.
Писатель может изменить/обработать историю таким образом, чтобы создать более правдивое видение. «Видение» важнее исторической достоверности, а видение — это то, что включает в себя творчество Тынянова, а не сухое нагромождение фактов.
CR : Здесь можно процитировать Священное Писание: «Где нет видения, люди погибают». Любой писатель, желающий писать исторические романы, может черпать вдохновение у Тынянова в этом отношении и, конечно, в отношении его поразительного знания своего предмета. Именно видение, проистекающее из этого невиданного знания, придает работе Тынянова авторитет мастера.
ASP: Также во введении вы обсуждаете, как написание романов было для Тынянова способом обсуждения современных проблем, особенно когда дело доходило до анализа и комментирования «его собственных все более мрачных времен». Были ли параллели, которые вы заметили?
AR: Думаю, роман выражал тревогу коллективного бессознательного тыняновского круга быть вытесненным из истории, лишенным биографии, преданным забвению.
Главной параллелью с современностью была, пожалуй, актуальность вопроса: как революционно настроенному человеку выжить в послереволюционное время, когда наступает реакция. Сталинская Россия в сознании Тынянова явно рифмуется с Николаевской Россией после 1825 года. Тынянов указывает на цикличность и часто катастрофический характер русской истории, выделяя периоды перелома, междуцарствия или перехода от политической реакции к революционному рвению — и обратно. Какими бы ужасающими и трагичными они ни казались, они не являются тупиками истории: «История», по словам Тынянова, «не имеет тупиков». два ордена, находящиеся в состоянии антагонистической оппозиции, интересны своими плодотворными возможностями. И неудачи Кюхельбекера тоже были значительны для литературы 1820-х годов и для собственного развития Пушкина как поэта. В этом смысле этот трагический роман, как ни странно, не пессимистичен.
Анна Куркина Раш преподавала русский язык в Колледже Джорджа Ватсона (Эдинбург) и Сент-Эндрюсском университете, где она имеет докторскую степень.