Работа негатива андре грин: Работа негатива. Психоаналитическая работа, фокусированная на концепте негатива — Андре Грин

Содержание

Работа негатива: transurfer — LiveJournal

?
Categories:
  • Дети
  • Общество
  • Психология
  • Cancel
Цитата:

Главная характеристика всех клинических проявлений работы негатива заключается в следующем: вследствии первичного нарушения полноценных инвестиций матери в младенца, его психика настраивается не на присутствие, а на отсутствие. И это навсегда. Такая психическая структура — заточенность психики не на присутствие, а на отсутствие.

Это — люди, которые всегда ожидают и предрасположены к дефициту и отсутствию.

И даже присутствие объекта они обращают в отсутствие. А достаток они обращают в дефицит.

Такое изменение психики в младенчестве носит необратимый характер. Это — психика людей пограничной структуры. Такой психике сложно принимать и интегрировать хорошее, радоваться хорошему. Она сонастроена на отсутствие и дефицит.

По следам семинара А. Коротецкой «А. Грин. Работа негатива»

Найдено тут.


Текст этот вполне описывает мой анамнез, но у меня есть сомнения насчет «это навсегда», потому что, исходя из моего опыта, перестроить психику на присутствие — вполне реально. Это не один год терапии с очень грамотным и устойчивым терапевтом, и не два, и не три, и не пять, но — это реализуемо. Если поставить себе цель бороться за себя и за полноценную жизнь до (победного) конца.

Tags: пограничное расстройство личности, цитаты

Subscribe

  • Признаки НАРЦИССИЧЕСКОЙ ТРАВМЫ у ПСИХОТЕРАПЕВТА

    Отсюда. К сожалению, случается так, что человек, который работает психотерапевтом, сам оказывается достаточно нарциссично-травмированным человеком.…

  • Хорошие высказывания

    Боль передается в семьях из поколения в поколение, пока кто-то не решается ее почувствовать и прожить. Границы — это расстояние, на котором я…

  • Небольшой отрывок из лекции Рене Руссийона о символизации (28.09.19)

    Отсюда. Спасибо большое участнице, которая поделилась этой ссылкой! Меня больше всего зацепил момент, что мы не можем отказаться от того, чего у…

Photo

Hint http://pics.livejournal.com/igrick/pic/000r1edq

Previous
← Ctrl ← Alt

  • 1
  • 2

Next
Ctrl → Alt →

  • Признаки НАРЦИССИЧЕСКОЙ ТРАВМЫ у ПСИХОТЕРАПЕВТА

    Отсюда. К сожалению, случается так, что человек, который работает психотерапевтом, сам оказывается достаточно нарциссично-травмированным человеком.…

  • Хорошие высказывания

    Боль передается в семьях из поколения в поколение, пока кто-то не решается ее почувствовать и прожить. Границы — это расстояние, на котором я…

  • Небольшой отрывок из лекции Рене Руссийона о символизации (28.09.19)

    Отсюда. Спасибо большое участнице, которая поделилась этой ссылкой! Меня больше всего зацепил момент, что мы не можем отказаться от того, чего у…

от теории к практике» онлайн полностью📖 — Алексея Игоревича Мелёхина — MyBook.

«У психосоматического пациента психическая активность (подвижность) репрезентаций недостаточна и сводится к роли сопутствующих отношений с внешним объектом, в связи с этим часть направленной энергии субъекта ускользает от умственной работы по обработке и интеграции и может в итоге нарушать телесное функционирование»

Пьер Марти

Невозможно говорить о психосоматике, не принимая во внимание процесс разрушения психического пространства, которое в нем участвует

Андре Грин

«Судьба организации формы влечений, которая применима к психосоматическому функционированию, будет характеризоваться ранним разрывом ее связи с будущим объектом, отсоединением энергетического компонента влечения от объекта, на который оно нацелено, оставляя его на произвол судьбы…»

Андре Грин

«Если кто-то задумается о психосоматике, то поймет, что в работах З. Фрейда есть доля правды. В психосоматике внутренняя деструктивность по отношению к телу развивается из-за неудачи нарциссизма. Это люди, которые не способны защитить себя, заставляя нарциссизм отвергать деструктивность, и поэтому они впадают в психосоматическую деструктивность. Поэтому идея о том, что нарциссизм – это первое сопротивление разрушению, кажется мне интересной»

Андре Грин

Клиническая практика определяет психосоматику как один из способов исследования пространства дементализации

К. Смаджа

ПРЕДИСЛОВИЕ

В современной психиатрии, психотерапии и клинической психологии чаще всего говорят о «психосоматическом», «психосоматозах» примитивизируя данные понятия, в отличии от клинического психоанализа, который делает акцент на «соматопсихическом», «соматизации», «негативной галлюцинации тела» как форме психического функционирования и организации субъекта.

В отличие от медицинского подхода к психосоматике, который рассматривает пациента с начальной точки его или ее болезни, психоаналитический подход начинается с определения процесса соматизации в психическом функционировании пациента. Таким образом, клинические подходы к психосоматическим пациентам могут появиться только через фильтр отношений, которые психоаналитик устанавливает с пациентом.

Мы рассматриваем процесс соматизации как цепочку психических событий, которые способствуют развитию соматической жалобы. Обычно проводится различие между двумя модальностями процесса соматизации: процессом соматизации через регрессию и процессом соматизации через разрядку. Что противостоит этим двум движениям, так это качество процесса ментализации, из которого они развиваются.

Пациент склонный к частым соматизациям связывает свое тело и внешнюю реальность, подавляя при этом все, что относится к уму. Большая часть психических свойств пациентов склонных к соматизации, особенно с тяжелой соматической дезорганизацией, доступна для клинического и теоретического понимания на основе модели деобъектизирующей функции влечения к смерти. А. Эйзенштен пишет, что «все больше сталкивался с пациентами, которые относятся к своему телу как к чужой стране». Ее фраза приблизила меня к тезису Д. Винникотта, в котором интеграция психики и тела составляет основу истинного «Я». Мимоходом отмечается определенная близость между механическим функционированием и ложным «Я», в частности специфическим комформизмом пациентов склонных к частым соматизациям.

Соматизации является довербальным физическим проявлением психических (нарцисстических) ран у пациента, которые можно понимать как пограничные состояния (по А. Грину), в которых тело действует как движущаяся граница, чтобы защитить себя от вторжения. С помощью психоаналитического лечения и психосоматической регрессии пациент способен взглянуть в лицо своим первоначальным ранам и добиться стойких характерологических изменений. «Излечиться» от стойких и жизнеугрожающих соматизаций означает получить доступ к невербальному материалу, отделенному от психики, и преобразовать его в речь. Это происходит через перенос и контрперенос в анализе, в котором первоначальные раны, вызвавшие расщепление психики и тела, рассматриваются и прорабатываются в отношениях, заживая с течением времени. Также невозможно понять психическое функционирование и проводить эффективное психоаналитическое лечение данных пациентов, если не учитывать работы Парижской психосоматической школы (дефекты в ментализации, оператуарное мышление, эссенциальная депрессия, соматоз, дезорганизация) и концепции Андре Грина (например, работа негатива, понятие негативной галлюцинации).

В данной книге впервые в России предпринята попытка проследить вклад французского психоаналитика Андре Грина в понимание процесса соматизации и дополнении ряда концепций Парижской психоаналитической школы психосоматики (П. Марти, М. Фэн, М.де Мюзан и др.).

Взгляды А. Грина можно условно разделить на три периода: 1967-1970 г; с 1980 по конец 1990; 2000-2010 г. Они удивительны обширны, плодотворны и охватывают большое количество тем применительных для психоаналитической психосоматики.

В настоящей работе особое внимание уделяется дифференциации понятий «истерический», «соматический» и «ипохондрический» симптом. Также понятию «соматизация» в психоаналитическом ключе. Представлен цикл соматизации на примере пациента А. Грина с головной болью. Показано, что у не-невротических (пограничных) пациентов расщепление по отношению к внешней стороне состоит из защиты, которая защищает от вторжения со стороны объекта, в то время как то, что происходит по отношению к соме (а не либидинальному телу), что способствует соматизации.

Представлены гипотезы А. Грина насчет психосоматического функционирования (коллапса) пациента. Показаны точки соприкосновения и расхождения А. Грина и П. Марти. Дифференцированы понятия: «первичная» депрессия и эссенциальная депрессия; белый психоз и эссенциальная депрессия. Описано отличие «негативная галлюцинация тела» от «негативной галлюцинации» как формы негатива. Представлена роль объективирующей функции влечения жизни и деобъектизационной функции влечения смерти для понимания соматизации. Детализирован фаллический нарциссизм и его связь с соматизацией. Прослежена связь между форклюзией, дефицитом ментализации и психосоматическим функционированием. С практической точки зрения в книге представлена специфика фрейминг-структуры, психоаналитический кадра, переноса, контр-переноса и завершение лечения у данной группы пациентов. Сделан акцент на роли негативной галлюцинации как потенциального пространства и работе сновидений.

Книга, которую вы держите в руках – это уникальное, непростое путешествие в психическое функционирование пациентов склонных к частым соматизациям. Из-за специфики стиля изложения, терминологического своеобразия данная книга в первую очередь адресована практикующим клиническим психологам, психоаналитикам и врачам-психотерапевтам работающим с пациентами склонным к психосоматическим коллапсам. Также она будет полезна студентам психологических, психоаналитических и медицинских вузов, интересующихся современным состоянием психосоматической медицины, психоаналитической психосоматики, работами Андре Грина. и Парижской психосоматической школы.

Выражаю искреннюю благодарность за консультации по работам П. Марти и Андре Грина: Клоду Смадже – главному врачу, психиатру, психоаналитику Парижского института психосоматики имени Пьера Марти, тренинг-аналитику Парижского психоаналитического общества. Также Аурелии Ивановне Коротецкой – врачу-психиатру, психоаналитику, проректору Институт психологии и психоанализа на Чистых прудах, члену Парижского психоаналитического общества (SPP).

Алексей Игоревич Мелёхин

Кандидат психологических наук, доцент, клинический психолог высшей квалификационной категории, психоаналитик, сомнолог, когнитивно-поведенческий терапевт, Россия, г. Москва

В психоанализе психика понимается как сущность, протяженная в пространстве (по З. Фрейду, работа 1938 г.), добавим и во времени (хронотопе). Помимо расширения психической деятельности за пределы того, что является сознательным, эта пространственно-временная концепция, означает выход психики из пространства тела. Когда мы говорим о начале психической жизни, мы имеем в виду два тела – младенца и матери (или иной фигуры), первоначально воспринимаемые младенцем как одно (Maniadakis, Conci, 2021). Таким образом, расширение психики проистекает не только из ее телесного происхождения, но и из того, что она согласно Андре Грину – одновременно сама по себе и составляющая часть двойного единства (Green, 2010). Он дополняет, что психика – это результат связи двух тел, одно из которых отсутствует (например, при социальном дистанцировании, утрате и т.п.).

Андре Грин всегда проявлял интерес к телу в психоанализе (например вопросу кожи), соматическим проявлениям у пациентов (например, болевые и кожные проявления, головные боли, болезнь Крона) и, в частности, к работам психоаналитиков из Психосоматической школы в Париже (Пьер Марти, Мишель Фэн, Мишель де М‘Юзан, Кристиан Давид, см. рис. 1).

Сразу отмечу, что Андре Грин не говорил о «психосоматических заболеваниях», «психосоматической структуре личности», он использовал понятия: «психосоматика», «психосоматический коллапс», «психосоматический феномен», «соматический коллапс» и «соматизация».

Рис. 1 Исследования (концептуальный аппарат) парижской школы психосоматики П. Марти, которые учитывал в своих работах А. Грин

Андре Грин часто рассказывал своим коллегам про следующий случай: пациент страдал приступами головной боли, которые не копировались обезболивающими препаратами. Также у пациента присутствовали нарушениями конвергенции со стороны зрения, имел проблемы пространственно-временного характера и нарушения ритмов сна-бодрствования. Работал погрузчиком. Он испытывал сильную головную боль в тот момент, когда он выражает свое негодование по поводу своих родителей, которые недостаточно помогали ему в школе, в то время как ее братья было обучены лучше и получили «лучшее» образование, со слов пациента. Подавлял свои жестокие чувства обвинениями в отношении своих родителей, братьев. школьного учителя и коллег, а также в отношении психоаналитика (им был А. Грин) во время сессий.

В ходе анализа Андре Грин делал акцент устанавливание недостающих связей в разрозненных репрезентациях пациента, и это приводило к тому, что головная боль прекращалась. Тут же А. Грин подчеркивает, что возникновение телесного недуга у пациента является выражением аффективных переживаний. П. Марти также отмечал, что наличие головных болей часто сопровождается чувством вины в связи с недостаточной возможностью превзойти родителей в интеллектуальном плане. Это, по его мнению, приводит пациента к самокастрации собственных интеллектуальных возможностей посредством болезненного торможения своих мыслей, обычно у обоих полов связано с фигурой отца.

В последующем в анализе у А. Грина данный пациент начинает усиливать фантазийную активность и говорит, что у него в голове возникают «странные образы и он боится сойти с ума». Появляются сновидения: «мужчина сидит рядом со мной и показывает на меня пальцем, говоря: ты Сократ!». Пациент не предлагает никаких ассоциаций, но спрашивает психоаналитика: «кто такой Сократ в моем сне?». Андре Грин указывает ему на изменение в позиции: кто-то учитель, и кто-то воспитывает его.

Второй сон на следующем сеансе: «Когда он попытался купить книгу Сократа, продавец, не найдя ни одной, продал ему другую книгу. Он попытался прочитать ее, но у него сильно болели глаза и голова, и он сильно разозлился и ударяет своего сына». Это сновидение отсылает его к «насилию» со стороны отца.

Затем пациент рассказывает Андре Грину следующий сон: «Он очень ясно видит маленького Иисуса с Девой Марией, Иосифом и волхвами, но не хватает осла и коровы». У пациента возникнут ассоциации с его детством, его отношения с матерью у которой были периодические эпизоды депрессии, но которая всегда посылала ему хорошие подарки, чтобы у него было ощущение Рождества. А. Грин уделяет внимание «отсутствию», а точнее что именно отсутствует в сновидении пациента: отсутствии осла, аналитика. Пациент может фантазировать об отсутствии на фоне присутствия объекта. Мы видим, что в анализе преобладают механизмы сгущения, взаимодействие разного рода идентификаций. Как и в сновидении отмечает Андре Грин на пути от фантазии к симптому происходят различные искажения.

Что касается головной боли, то ее основная функция состоит, как и при конверсионных проявлениях в замене «личной» проблемы телесным состоянием. Возникает в таком случае, отмечает А. Грин если вытеснение не способно преодолеть конфликт переноса. (Психо)соматический синдром сопровождается нарушением в восприятии, мышлении, изменяющий первичный процесс и сопоставим с признаками отрицания, с которыми приходится сталкиваться с наблюдаемой реальности психозов. Психосоматическое заболевание в этом случае следует понимать как проигрывание, внутри нацеленное на тело.

На начальном этапе соматизации у пациента А. Грин устанавливает изменения у него в восприятии и устанавливает следующую цепочку (рис.2).


Рис. 2 Цикл соматизации на примере пациента А. Грина с головной болью

Тогда восприятие сопровождается фантазиями, которые полностью неосознанны, но могут нарушить трансформацию результатов восприятия в репрезентацию. Отсюда важность привязки к восприятию у соматизирующего пациента.

Если у пациента симптомы разворачиваются на соматической сцене, то по мнению Андре Грина, нам психоаналитикам это дает возможность наблюдать сверхинвестицию со стороны системы восприятие-сознания (по З. Фрейду, W-Bw), что следует рассматривать как признак нерегулярности психического функционирования за счет проницаемости предсознательного. Речь пойдет об отмене различия между репрезентацией и восприятием (в том числе и внутренним восприятием тела и мышления), поскольку отменяется возможность «воспринимать» эти репрезентации, подобно тому, как восприятие отменяется при негативной галлюцинации. В этом смысле восприятие можно рассматривать как своего рода представление внешней реальности. Но, подчеркивает А. Грин, нет нейтрального отражения, то есть между воспринимаемым образом у пациента и «реальностью» (т.е. окружающим миром) существует разрыв, который называется алекситимией. Напомним, что данное состояние определяется не только как отсутствием слов у пациента для называния аффектов, но и невозможность познания как собственных аффективных состояний, т.е. их осознания, так и других людей. Бессознательный аффект оказывается у данных пациентов отрезан от системы словесных репрезентаций.

А. Грин, с одной стороны, подхватывает работы П. Марти (например, о сравнении психоза и соматоза), но критикует его взгляды о недостаточности или недоступности из-за недостатка репрезентативной способности. Он предлагает: Активное отношение отказ видеть отрицательная (негативная) галлюцинация.

Из-за недостатка в системе пред-сознательного (его проницаемости, vBw- по З. Фрейду) у пациентов А. Грин ставит психосоматические клинические проявления у пациента «лицом к лицу» между сознательной речью и соматической структурой. В этом случае интерпретативная техника в ходе анализа данных пациентов падает в пустоту, потому что болезнь не имеет априорного значения. Действительно, именно пациент, как субъект может придать смысл тому, что происходит внутри него и/или с психоаналитиком.

Цепочка травма (нарцисстическая рана) дезорганизациявысвобождение разрушительных силсоматизация, выражает естественную причинность, но она не является смыслом в плане символа.

А. Грин также приводит пример еще одного своего пациента, который находился в постоянной ипохондрической осаде и был вынужден обратиться в отделение неотложной помощи из-за острой боли в животе. Сама боль, по-видимому, возникла, когда психоаналитическое лечение выявило линии психического разлома в обожествлении его матери, спровоцировав психосоматический коллапс, то есть форму репрезентативного коллапса.

Повторюсь, что вопрос о теле и его изменениях в психоанализе представляет собой одну из самых сложных и острых тем начиная с фрейдистского дискурса и, по-видимому, связан, в первую очередь, как с эпистемологической основой теории, относящейся к исследованию предпосылок развития психики (психизма), так и с клиническими исследованиями, касающимися специфики симптомов с участием тела. Интерес еще З. Фрейда в этом отношении находит свои первые упоминания в клинике истерии, а затем определяет ее истинный метапсихологический статус. Также в этом случае центральное место клинической точки зрения является основой спекулятивной перспективы в психоанализе.

В последнее десятилетие девятнадцатого века парадигма психики-тела (сомы) переплетается с этиологической причиной, понимаемой в двойном физическом и психическом смысле. Если, с одной стороны, sine causa истерии, отсутствие анатомических повреждений, свидетельствует о несостоятельности «органической» теории как единственной интерпретирующей модели соматического, с другой стороны, именно это истерическое «тело симптомов» инициирует психоаналитическая точка зрения. Исходя из этих предпосылок, размышления о теле проходят через все фрейдистские работы, формулируя вопросы, которые нелегко решить, по сравнению с которыми путь, пройденный З.Фрейдом, сохраняя базовую последовательность, поднимает многочисленные глубокие вопросы с разных точек зрения некоторых постфрейдистских психоаналитиков.

Экономическая точка зрения на вопрос психосоматического функционирования сегодня часто игнорируется, вероятно, потому что она не отражает семиотические направления, которым сегодня отдает предпочтение психологическое научное сообщество. Это привело некоторых психоаналитиков к поиску причинности биологических механизмов в символике бессознательных призраков, чем занимается нейропсихоанализ сейчас.

Психоаналитические исследования путали свой объект, смешивая психическую часть со сферой телесности и применяя интерпретации, направленные на психическую часть, к соматической части tout court, следуя по следам прегенитальных призраков.

А. Грин (1983) отмечал, что экономическая координата (аспект) является неотъемлемой частью психоаналитического дискурса и повседневной клиники. Она является частью метапсихологии, ее следует учитывать в свете современных объектных парадигм, особенно в свете нарциссического вопроса, который как никогда важен в сегодняшних дебатах о соматизации у пациентов. Мы знаем, что психическая экономика реагирует регрессом и дезорганизацией, что следует учитывать при рассмотрении вопроса о психосоматическом функционировании.

ГЛАВА 1. КОНЦЕПЦИЯ ПСИХОСОМАТИЧЕСКОГО КОЛЛАПСА ПО АНДРЕ ГРИНУ

Пьер Марти и психосоматическая школа в Париже

В 1963 году П. Марти Мишель де М‘Юзан, Кристиан Давид опубликовали работу «Исследование психосоматики», которую можно считать становлением психосоматики как чисто психоаналитической области. В данной работе выдвинуты новые идеи, такие как эссенциальная депрессия, оператуарное (механическое) мышление, проективная редупликация, экономическая перспектива, прогрессирующие дезорганизация и др. П. Марти показал, что (психо)соматический пациент объединяет сому(тело) и внешнюю реальность, отключая способность репрезентировать (Green, 2010).

Первая книга П. Марти «Психосоматическое исследование» (1963 г.), написанная в соавторстве с М’Юзаном и К. Давидом, предложила идеи о том, что пациент «отделяется» от своего бессознательного, которое затем замораживается в соматических формах.

Психосоматический пациент воспринимает жизнь в количественном, а не качественном смысле, в котором отсутствует достаточное количество двигательных (проблемно-ориентированных) ценностей. Это понятие связано с проективной редупликацией, которая, по сути, соответствует стереотипу или социальным стандартам, будучи при этом психически обедненной.

З. Фрейд предлагает психоаналитическому размышлению широкий спектр

Повторное посещение Андре Грина | Репрезентация и работа негатива |

Книга

Рид, Г.С., и Левин, Х.Б. (Ред.). (2018). Возвращение к Андре Грину: представление и работа негатива (1-е изд.). Рутледж. https://doi.org/10.4324/9780429443190

РЕФЕРАТ

Андре Грин был ведущим деятелем французского психоанализа, блестящим мыслителем и новатором в нашей области. Его труды находятся на перекрестке современного психоанализа, где проблемы, поставленные и возможности, представленные работами Лакана, Клейна, Винникотта и Биона, встречаются с все еще генеративными прозрениями Фрейда, многие из которых, как напомнил нам Грин, еще не были полностью развиты или оценил. Расширение Грином фрейдовской теории психической репрезентации и его собственная формулировка работы негатива иллюстрируют его идею клиническое мышление и провозгласить то, что многие считают новой парадигмой психоанализа.

Этот том эссе, написанный международной группой ученых в ответ на вклад Грина и его высокую оценку, продолжает исследовать напряженность между присутствием и отсутствием, потерей и остатком, для и да , а также творческую диалектическую дугу. что существует между этими парами в психическом развитии и аналитическом процессе. Она направлена ​​на то, чтобы расширить сферу применения нашей теории и практики на пациентов, чьи трудности лежат за пределами поддающихся анализу, за пределами спектра невротических расстройств, для лечения которых изначально предназначался классический психоанализ, и поместить читателя на рубежи современного клинического мышления и аналитического мышления. техника.

СОДЕРЖАНИЕ

часть |2 страницы

Часть I: Воспоминания

глава 1|18 страниц

В диалоге с Андре Грином

в Андре Грине глава 2|6 страниц

анализ: личное воспоминание

часть |2 страницы

Часть II: Мёртвая мать

глава 3|16 страниц

Воспоминание о покойной матери

часть |2 страницы

Часть III: Представление

глава 4|16 страниц

Новый взгляд на теорию репрезентации Грина

часть |2 страницы

Часть IV: работа негатива

глава 5|22 страницы

для психоанализа

глава 6|26 страниц

Стремление к смерти и работа негатива в работе Андре Грина: метапсихология, клиническая практика и культура

глава 7|20 страниц

Мысль и работа отрицательного

часть |2 страницы

Часть V: Клинические применения

глава 8|26 страниц

Работа отрицательного в действии

глава 9|14 страниц повторение

3 90,293 90,293 и après-coup

глава 10|22 страницы

Универсальное психотическое ядро: некоторые клинические последствия вклада Андре Грина

Работа Андре Грина (обзор книги)

Автор:  Кохон, Грегорио
Издатель: Нью-Йорк: Рутледж, 1999 г.
Рецензировано: Барбара Стиммел, весна 2004 г., стр. 48-49

Андре Грин оказал впечатляющее, постоянное влияние на французский, британский, а в последнее время и на американский психоанализ. Он всемирно известен. До недавнего времени, просматривая американскую аналитическую литературу, было слишком легко оставаться в неведении относительно мышления Грина и того факта, что он работает на переднем крае психоанализа более сорока лет. Его работа сильно характеризуется привилегией и прояснением сложности и центральной роли негатива.

Знакомство Грина с психиатрией в 1953 году произошло, когда он выиграл конкурса , которые привели его в больницу Святой Анны, «Мекку [французской] психиатрии». Начинаешь понимать, что, как и в большинстве случаев, конец был очевиден в начале, когда он объявил своему всемирно известному наставнику Анри Эйю, что он, Грин, «… не психиатр». Именно в контексте негатива, того, чем он не был, Грин начал определять, кем он вскоре станет, психоаналитиком.

Грина познакомили с Лаканом в 1958 году, и он очень быстро «соблазнился» своим великолепием, добротой и, в конечном счете, своей извращенностью. Он оказался в ловушке треугольных отношений, установленных Лаканом, причем Грин часто был предпочтительным объектом. Тем не менее, он смог выпутаться, окончательно отвергнув Лакана к 1967 году. Одно из его самых больших критических замечаний в адрес Лакана заключается в том, что он был интеллектуально нечестным в своем заявлении о возвращении к Фрейду: «[Он] обманул всех… возвращение к Фрейду было оправдание, это просто означало пойти к Лакану» (стр. 24).

Именно в котле французского психоаналитического мышления и политики и на фоне Лакана Грин заложил основу для своего прочного следа на меняющейся карте психоаналитических идей. Его независимость мысли была продемонстрирована на раннем этапе, когда, основываясь на Diatkine , он смело критиковал Лакана за ущерб, нанесенный психоаналитической теории, настаивая на том, что бессознательное структурировано как язык.

Интерес Грина к сохранению сущностной природы влечений в человеческой психологии побудил его развить эти идеи в книгу 9.0102 Le Discours vivant , в процессе приводя Лакана в ярость. Эта книга об аффектах стала началом растущей и богатой работы Грина, в которой он расширяет границы психоаналитической критической мысли.

Он считал, что «что-то должно быть сделано», учитывая, что психоанализ находился под сильным влиянием американской психологии эго с ее упором на адаптацию. Грин предложил целенаправленное опровержение, восполнив наше понимание фрейдистских императивов влечений, отрицания, сексуальности и объектных отношений. «Биологические корни разума» лежат в основе работы Грина, поскольку он постоянно сталкивается с ограничениями сужающихся школ мысли, особенно с разрушительным воздействием психоаналитического нигилизма Лакана, который угрожает игнорировать эти sina qua non фрейдистского психоанализа. Тем не менее, Грин все время реагирует на возникающие идеи и извлекает выгоду из них как диалектические механизмы для своих собственных фрейдистских разработок.

Два английских (а не французских!) аналитика являются важными опорами этих разработок — Бион и Винникотт.

Грин утверждает, что психоанализ основан на негативе, на том, что отсутствует, что потеряно и что всегда скрыто, как и само бессознательное. Подавление и репрезентация являются критическими переменными, и таким образом Грин свертывает основные элементы и действия ума Фрейда, чтобы объяснить свою собственную модель. Для Грина негативное является нормальным, необходимым аспектом развития, сравнивая его мышление с интересом Винникотта к отсутствию матери обычным образом и с использованием Бионом репрезентации материнского контейнера для преодоления разделения.

Эта нормативная модель обеспечивает контекст основополагающей статьи Грина «Мертвая мать». В отличие от пропавшей матери, той, которая умерла, мать Грина психически мертва, но физически доступна, что сбивает с толку и пугает ребенка. Грин строит эту динамичную, слишком знакомую встречу на эшафоте работы Винникотта о переходных объектах, пространстве и, ценном дополнении Грина, времени — или, как он выразился, путешествии. Он утверждает (вопреки Масуду Хану, признанному авторитету в области Винникотта), что отрицательное в обоих смыслах этого слова, плохое и несуществующее, должно быть найдено в Винникотте, даже если оно не ясно объяснено. Зеленый, по иронии судьбы, оживляет умерщвляющую декатексию такой матери ее ребенком. Отсутствие матери становится, если угодно, объектом, упорно занимающим центральное место в психике ребенка. Таким образом, небытие парадоксальным образом является наиболее интенсивным психологическим опытом ребенка, а затем и пациента, за которым следуют бесчисленные сбивающие с толку клинические загадки.

Статья Грина, как и большая часть его работ и размышлений о пограничных состояниях и ипохондрии, дополнена и даже охарактеризована метафорами и абстракциями, которые часто отдаляют читателя от его бесспорной интеллектуальной живости. Книга Кохона «Мертвая мать » является выдающимся помощником для этой статьи и для ума Андре Грина в целом. Предусматривает ли эта книга читателю первую встречу с Грином или встречу со знакомыми идеями, Кохон и его авторы являются интересными собеседниками как сами по себе, так и в роли посредников и женщин (!) между читателем и Грином. . Книга начинается и заканчивается самим Грином, вольной дискуссией между Кохоном и Грином в качестве начального хода, и его статьей «Интуиция отрицательного» в

Игра и реальность как последнее слово.

Можно найти полное соответствие между спонтанностью Грина в начале и его аргументированным психоаналитическим дискурсом в конце. Он освежающе честен и всегда интеллектуально провокационен, тем самым требуя пристального внимания от читателя, который стремится лучше узнать его и его мышление. Это описывает опыт чтения Грина в целом, который требует постоянного размышления и пересмотра своих идей и убеждений, чтобы увидеть, какие из них укрепляются, а какие требуют расширения мысли. И дело не в том, что с Грином никогда не соглашаются (например, я ловлю себя на том, что спорю с его отказом от инстинкта смерти в пользу концепции, которую он называет «деобъектуализирующей функцией», именно потому, что для Грина эта последняя не характеризуется агрессией — в то время как инстинкт смерти в его отрицании либидо есть) или находит свое собственное теоретическое схватывание, заявленное Грином как его «открытие» (например, парадокс, присущий переходному объекту, который имеет отношение к тому, чем он не является, в той или иной степени).

как то, что это такое — на мой взгляд, основной, очевидный способ работы и осмысления переходных явлений, будь то фекалии, большие пальцы или одеяла.)

Все это просто демонстрирует, что Грин поддерживает с читателем непрерывный, живой разговор. Человек изо всех сил старается не отставать, с удовольствием пропускает вперед и всегда хочет вернуться и проверить, движется ли он в правильном направлении. Такой обмен происходит в присутствии просвещенного мыслителя, нетерпеливого учителя. Возможно, одним из признаков этого аспекта Грина является то, что у него было три анализа, что, безусловно, является признаком того, кому нужно знать. Люди, которым нужно знать, обычно хотят, чтобы другие присоединились к ним в поисках знаний; авторы этого тома явно заинтересованы этой потребностью и ее результатом.

Книга, состоящая из статей нескольких авторов о работе другого, часто оказывается неудачным предприятием; один организован вокруг особых интересов участников, часто с косвенным, даже скудным вниманием к прославляемому автору. В данном случае все наоборот: статьи дополняют друг друга и саму «Мертвую мать». Документы представляют собой обширные презентации, основанные на большом количестве клинических данных, психоаналитической истории, культурном множестве и философских размышлениях. Бергманн, Боллас, Кохон, Люссье, Моделл, Огден, Парсонс, Перельберг, Филлипс и Секофф написали статью, которая стоит цены книги: личную, широко применимую и постоянно взаимодействующую с идеями Андре Грина.

Как следует из названия книги, их осознанное намерение состояло в том, чтобы найти отклик в нескольких его статьях, даже в той, которая занимает такое важное место в нашей литературе. И этот атрибут книги изоморфен самой работе Грина, поскольку она складывается или, лучше сказать, разворачивается сама по себе, как часть оригами, каждая грань которой является необходимой и увлекательной частью целого. Они знакомят его, рассказывают о нем, пересматривают его, играют с ним. Их статьи, которым предшествовало обезоруживающее интервью Кохона, прокладывают путь клиническому и теоретическому проявлению силы Грина.

Мертвая мать: работа Андре Грина , его редактор и авторы, отдают должное его работе, вызывая и объясняя: синдромы и комплексы, женственность, смерть как инверсию жизни, модификаторы и расширители, мертвые отцы тоже. , градации живости и страсти — к жизни и к смерти. Вместо того, чтобы обобщать книгу по составным частям, я бы предложил читателю найти для себя уникальный способ, которым участники добавляют блеска своему празднователю; а затем оцените гештальт психоаналитической ясности и вызова, который возникает в результате этого обмена мнениями.

И, наконец, самое лучшее в такой книге, когда она хорошо сделана, это то, что она подчеркивает, а не затмевает своего лауреата. Таким образом, рецензия на книгу такого рода, пожалуй, лучше всего заканчивается возвращением к самому Грину. Его статья, которая включает последнюю главу книги, включает в себя клинические отношения Грина с пациентом, которого видел и (как в конце концов понимает Грин) Винникотт описал его в своей статье о переходных явлениях в «Игры и реальность». Тот факт, что именно эти идеи Винникотта являются теми, с которыми он «играет» в этой главе (во многом так же, как вышеперечисленные авторы делают со своими идеями на протяжении всей книги), помогает сделать ощутимыми для читателя удовольствие Грина, интеллектуальное возбуждение, чувство привилегированности и ослепительное проявление психоаналитического творчества. Именно его эмоциональная значимость и живой интеллект — вот что лучше всего в работе Андре Грина, побуждающее тех, кто читает, пишет, практикует психоанализ и мечтает оставаться вовлеченными в постоянно смиряющий, но постоянно вдохновляющий вызов аналитических отношений.

© APA Div. 39 (Психоанализ). Все права защищены. Поэтому читатели должны применять к произведениям в этом электронном архиве те же принципы добросовестного использования, что и к опубликованным печатным архивам. Эти работы можно читать в Интернете, загружать для личного или образовательного использования или URL-адрес документа (с этого сервера), включенный в другой электронный документ.

Добавить комментарий

Ваш адрес email не будет опубликован. Обязательные поля помечены *