Жан-Жак Руссо и женщины: «Не для того небо сотворило девочек слабыми, чтобы они повелевали»: bookmatejournal — LiveJournal
Жан-Жак Руссо, на первый взгляд, исполнен добродетелями. Он вдохновлял Французскую революцию, развивал идеи социального равенства и ставил ценность чувства каждого человека выше богатства, происхождения и разума. Однако феминистки часто упоминают взгляды Руссо на женщин в качестве примера махрового сексизма. Мы решили выяснить, в чем провинился писатель.
Жан-Жак Руссо в изгнании в Швейцарии. Гравюра Харона. Paris, Hôtel Carnavalet (Художественный музей)В сердце философских работ Руссо — стремление к равенству возможностей и социальной справедливости. Какими он их себе представлял, конечно же. В «Рассуждении о начале и основании неравенства между людьми» он заявляет, что «все люди равны по естественному праву». В «Общественном договоре» делает попытку описать идеальную форму государственного правления, «посредством которой каждый, соединяясь со всеми, повиновался бы, однако, лишь самому себе, оставаясь столь же свободным, как и раньше».
Тем, кто знает Руссо — писателя, тем более может быть непонятно, чем сентименталист мог не угодить женщинам любых мировоззрений. К примеру, в его самом популярном романе «Юлия, или Новая Элоиза» нет сексистского посыла. Напротив, Руссо критикует самодурство отцов, навязывающих мужей своим дочерям, и продвигает очевидную для нас и прогрессивную для XVIII века идею предоставить возможность девушкам самим решать, кого любить и за кого выходить замуж, без оглядки на разницу в социальном положении и мнение родителей.
Главная героиня романа Юлия сообразительна и остроумна, разве что чересчур экзальтированна, любит поплакать и повздыхать — но и ее любовник Сен-Прё точь-в-точь такой же. Везде, где Юлию можно уличить в стереотипной женственности, в этом же можно обвинить и Сен-Прё. Сверхчувствительность в романе не имеет гендерной привязки, это особенность естественного человека по Руссо.
Школа благородных девиц Жан-Жака Руссо
Все опальные умозаключения писатель компактно изложил в педагогическом трактате «Эмиль, или О воспитании», опубликованном в 1762 году.
«Девочкам не без основания дают или должны давать мало свободы, ибо, получив свободу, они ею злоупотребляют. <…> Следствием постоянного повиновения бывает послушание, каковое всю жизнь потребно женщинам, ибо они всегда зависят или от мужчины, или от мнения мужчин, и им никогда не дозволено пренебрегать этим мнением. Созданная для того, чтобы повиноваться столь несовершенному созданию как мужчина, нередко исполненному пороков, <…> она должна научиться еще в юности переносить несправедливости и безропотно терпеть наносимые мужем обиды. <…> Не для того небо <…> сотворило <…> их слабыми, чтобы они повелевали».
Рассуждая о воспитании мальчиков и девочек, Руссо призывает обучать последних совершенно иначе и не развивать в женщинах таланты, которые будут отвлекать их от прямых обязанностей: шитья, рукоделия, бытовых хлопот — короче говоря, классического набора домохозяйки.
Исключение просветитель допускает только для универсальных навыков: письма, чтения и арифметики — эти умения, по его мнению, не помешают и девочкам.
Руссо называет слабость и пассивность неотъемлемыми женскими свойствами. Он заявляет, что женщина создана для того, чтобы нравиться мужчине (при этом оговаривается, что мужчина тоже должен нравиться ей, «но это уже не столь безусловная необходимость»). Убеждает, что женщине необходимо не только быть верной и высокоморальной, но и непременно доказывать это и родителям мужа, и всему свету. По мнению писателя, мужчины легче могли бы обойтись без женщин, чем женщины без мужчин, ведь «чтобы иметь им необходимое, чтобы устроить свое положение, для этого нужно, чтобы мы дали им это, чтобы мы захотели им дать, чтобы мы считали их достойными этого».
Пусть Руссо преподносит свою точку зрения, как он прекрасно умеет, красноречиво и местами весьма куртуазно, пусть идеи его были крайне популярны и находили поддержку в том числе и у женщин той эпохи, спустить писателю с рук такие высказывания жаждущие свободы феминистки попросту не могли.
Тем более горько для них было слышать эти слова из уст гуманиста, вдохновившего многих на борьбу с угнетением и заразившего верой в государство равных возможностей.
Женщины против
Многие считают, что первой взялась спорить с Руссо английская писательница Мэри Уолстонкрафт, мать Мэри Шелли, подарившей миру роман «Франкенштейн, или Современный Прометей». Однако это вовсе не так.
Начальный залп по «Эмилю…» дала в 1790 году Кэтрин Маколей в «Письмах об образовании». Будучи первой женщиной-историком в Соединенном Королевстве, она считала недопустимым и дальше поддерживать раздельное обучение мальчиков и девочек, лишая последних возможности получения полноценных знаний. Над Руссо она откровенно иронизировала, заявляя, что раз он полагает, будто один пол главнее другого и возможно подчиненное положение в интеллектуальном плане, то подчиняться должны мужчины, так как они «более несовершенны и удачно играют роль капризных тиранов». Маколей также высказывает убеждение, что не существует определяемых природой интеллектуальных или личностных половых особенностей.
Все зависит только от воспитания.
Споры о том, кто в ответе за разницу в поведении полов — наследственность или среда, — не утихают до сих пор. Идею, что мужчина и женщина имеют «одинаковые природные свойства», а значит, решающую роль играет воспитание, озвучил еще Платон в диалоге «Государство». Современное ее развитие наиболее ярко представлено в статье «Манифест киборгов» Донны Харауэй. Киберфеминистка прогнозирует полное стирание гендерных различий в будущем за ненадобностью.
Ну а пока такое будущее существует только на страницах философских произведений, тех, кто считает, что поведение в какой-то степени запрограммировано биологически или имеет врожденный половой вектор, называют эссенционалистами. А тех, кто уверен, что поведение и характер целиком и полностью определяется средой (гендер навязывается социумом), — социальными конструктивистами. И те и другие любят обзывать друг друга обидным в философских кругах словом «редукционисты», что можно вольно перевести как «упрощенцы».
Что же до Мэри Уолстонкрафт, поначалу ее отношение к Руссо было далеким от неприятия. Историк Лусине Маргарян отмечает, что революционные идеи философа нашли отражение в романах писательницы, а его систему обучения девочек она считала вполне разумной и приемлемой. В своих первых работах Уолстонкрафт соглашалась с тем, что предназначение женщины — частная жизнь, а образование девочкам необходимо, чтобы впоследствии в совершенстве исполнять семейные обязанности и воспитывать детей.
Во многом благодаря трудам Кэтрин Маколей отношение Уолстонкрафт к идеям Руссо драматически поменялось, и в 1792 году она написала свой знаменитый трактат «В защиту прав женщин», который до сих пор расхватывают на цитаты.
«Руссо утверждает, будто женщина никогда, ни на миг не способна почувствовать себя независимой, что ею надо руководить, внушая страх, тогда лишь выявятся естественные ее прелести, она превратится в кокетку, рабыню, тем самым становясь все более соблазнительной, все более желанной подругой для мужчины, вздумавшего отвлечься от своих дел».
Уолстонкрафт парирует: дайте женщинами равный доступ к образованию — и они покажут, что способны быть независимыми. Писательницу немало возмутило, что Руссо, как и большинство просветителей, воспринимал подчиненное положение женщин неотъемлемой частью естественного и разумного порядка вещей.
Теплый прием, оказанный многими ее современницами книге Руссо, Уолстонкрафт объясняет тем, что модный сентименталист «улестил женщин», «выказав образчик чисто мужского ума вкупе с безудержной фантазией». По ее мнению, женщины, которые находят в своей покорности утонченный шарм и прелесть, похожи на рабов, ласкающих свои цепи. А сторонницы равенства с мужчинами не могут остаться довольны местом, что уготовил женщинам Руссо в своем идеальном мире.
«Сколь глубоко уязвляют нас те, кто заставляет нас превращаться лишь в ласковых комнатных собачонок! Как часто нам вкрадчиво внушают, что мы покоряем своей слабостью и царствуем благодаря своей покорности. Ну что за сказки! Сколь же ничтожно, да и может ли мечтать о бессмертии существо, способное унизиться до властвования такими порочными методами!»
О том, что может спасти Руссо от культуры отмены, читайте на Bookmate Journal
15 мудрых мыслей Жан-Жака Руссо
Общество
«Всякий закон, если народ не утвердил его непосредственно сам, недействителен…» / Фото: wikipedia.
org
Философские, политические и общесоциальные воззрения Руссо хорошо известны читателям по таким его трудам, как «Новая Элоиза», «Эмиль» и «Общественный договор». Впервые в политической философии он попытался объяснить причины социального неравенства и его виды, иначе осмыслить договорный способ происхождения государства. Философ полагал, что государство возникает в результате общественного договора, согласно которому верховная власть принадлежит всему народу. Руссо также решил проблему эффективности средств контроля за деятельностью правительства, обосновал разумность принятия законов самим народом, рассмотрел проблему социального неравенства и признал возможность её законодательного решения.
Не без влияния идей мыслителя возникли такие новые демократические институты, как референдум, народная законодательная инициатива и такие политические требования, как возможное сокращение срока депутатских полномочий, обязательный мандат, отзыв депутатов избирателями.
«Вечёрка» предлагает вашему вниманию подборку знаменитых цитат Жан-Жака Руссо.
«Законодательная власть — сердце, власть исполнительная — его мозг».
«Никогда незнание не делает зла; пагубно только заблуждение. Заблуждаются же люди не потому, что не знают, а потому, что воображают себя знающими».
«Видеть несправедливость и молчать — это значит самому участвовать в ней».
«Из всех способов обогащения торговля наиболее совместима со свободой».
«Оскорбление — доводы неправых».
«Жить — это не значит дышать, это значит действовать. Не тот человек больше всего жил, который может насчитать больше лет, а тот, кто больше всего чувствовал жизнь…»
«Поистине, нас привлекает к женщинам не столько разврат, сколько удовольствие жить подле них».
«Человек рождён свободным, а повсюду он в оковах».
«Всякий закон, если народ не утвердил его непосредственно сам, недействителен…»
«Человек учится говорить 2 года, затем учится всю жизнь молчать».
«Человечность, точно поток чистой и благородной воды, оплодотворяет низины; он держится на известном уровне, оставляя сухими бесплодные скалы, вредящие полям своей тенью или грозными обвалами».
«Великое нравственное правило — единственное, быть может, которое применил на деле: избегать таких положений, которые ставят наши обязанности в противоречие с нашими интересами и заставляют видеть наше счастье в чужом несчастье».
«Нет такой низкой души и такого варварского сердца, которые были бы совершенно не способны к какой-либо привязанности».
«Настоящая низость в юности ещё преступнее, чем в зрелом возрасте, зато слабость, наоборот, гораздо более извинительна».
«Скрытая неверность, не существующая для того, кого она может оскорбить, не существует и для собственной совести».
Политика цитаты
Project MUSE — Экономическая философия Руссо: за пределами рынка невинных (обзор)
Вместо аннотации приведу краткую выдержку из содержания:
История политической экономии 32.
3 (2000) 696-697
[Доступ к статье в формате PDF]
Книжное обозрение
Экономическая философия Руссо: за рынком невинных. Бертиль Фриден. Дордрехт: Kluwer Academic Publishers, 1998. 167 стр. $98.00.
Жан-Жак Руссо, несомненно, был важной фигурой в мысли Просвещения, но то немногое, что он говорил об экономике, обычно игнорировалось или воспринималось как смущение. В этой книге утверждается, что его экономическая философия заслуживает более серьезного отношения, чем это было раньше.
Разрозненные комментарии Руссо по экономическим вопросам часто воспринимались как противоречащие друг другу. Фриден применяет тактику сбора материала из разнообразных сочинений Руссо, устраняя очевидные несоответствия с помощью того, что он называет «позиционным прочтением». Он утверждает, что сочинения Руссо были приспособлены к непосредственной цели и запланированной читательской аудитории.
Руссо неизменно негативно относился к рынку.
Он утверждал, например, что лучше производить для себя, так как купленный на рынке товар может быть низкого качества. Фриден связывает это с современной информационной экономикой (например, [End Page 696] «лимоны» Акерлофа), но трудно увидеть что-то настолько изощренное в позиции Руссо. Он также утверждал, что рынок настроен против крестьян, утверждение, которое Фриден называет «железным законом крестьянских страданий». Крестьяне действительно облагались очень высокими налогами во Франции — это был главный пункт физиократической критики существующей системы, — но Руссо продолжал доказывать, что крестьяне страдали дважды, потому что они были вынуждены немедленно продавать, чтобы заплатить ренту и налоги, и не могли удерживайте поставки, чтобы получить лучшую цену. Что можно сделать с этим аргументом? Если крестьянам придется продать часть своей продукции, чтобы заплатить налоги, то рыночная цена будет явно ниже, чем если бы они оставили ее себе. С другой стороны, утверждение Руссо о том, что цены будут снижены просто потому, что крестьяне не могут ждать, прежде чем продавать, выглядит слабее, чем готов признать Фриден.
Независимо от того, является ли торговля хлебом конкурентной или монополистической, трудно понять, почему цена (средняя текущая стоимость) должна зависеть от того, когда (в течение года) крестьянин продает хлеб.
Самое удивительное и неправдоподобное утверждение Руссо заключалось в том, что особенностью хлеба было то, что его количество могло упасть без повышения цены ( la quantité diminue, sans que le prix en augmente ). Фриден предлагает гениальное, но, на мой взгляд, несостоятельное рационализаторство. Он утверждает, что сумма, которую крестьяне вынуждены продавать для покрытия арендной платы и налогов, превосходит то, что они добровольно продают за свой счет. Таким образом, в плохой год количество товара, выставляемого на рынок, мало меняется, и цена поднимается очень незначительно (хотя и не до нуля, как утверждал Руссо). Проблема с этим аргументом состоит в том, что он предполагает, что крестьяне должны продавать фиксированное количество хлеба, чтобы выполнить свои обязательства, но большинство крестьян были издольщиками, чья хлебная рента падает пропорционально урожаю, в то время как хлебный эквивалент денежной ренты или налога падает по мере роста цен на кукурузу.
..
Руссо и республиканизация денег
Чтобы стабилизировать падающие финансовые рынки и поддерживать ликвидность компаний и государств, центральные банки по всему миру отреагировали на пандемию Covid-19, увеличив денежную массу. В публичных дискуссиях об этих фискальных и монетарных решениях, от их достаточности до того, что они могут спровоцировать будущую инфляцию, доминируют экономисты. Между тем советы политических философов, особенно те, что существовали много веков назад, не пользуются особым спросом.
Но так было не всегда. С древности и вплоть до XIX века европейская и североамериканская политическая философия вращалась вокруг вопросов государственного финансирования, долга, собственности и денег. Другими словами, отношения между экономикой и политикой были в центре теоретических дебатов. Как таковая, она также была центральной для Жан-Жака Руссо, написавшего статью «Политическая экономия» для «Энциклопедии » Дидро и Даламбера, переписывавшегося с физиократами и заставившего не кого иного, как Адама Смита, внимательно пересматривать части своего рассуждения о неравенство.
Сегодня Руссо наиболее известен своей защитой сильных республиканских идеалов и своей сосредоточенностью на общей воле и личном присутствии народа в отличие от принципа представительства, который характеризует современную либеральную организацию государства и правительства. Именно этого Руссо Юрген Хабермас классно критиковал в Между фактами и нормами за то, что он перегружает граждан требованиями добродетели и общего блага. Но при перечитывании произведений Руссо в контексте его времени поразительно, что в гораздо большей степени, чем политические принципы, экономические соображения изобилуют и ставят Руссо на большое расстояние от наших современных условий.
Жан-Жак Руссо, 1766 г. По мнению Руссо, мыслители эпохи Просвещения, с которыми он в остальном в значительной степени поддерживал политические вопросы, формулировали парадоксальные экономические и политические требования. Монтескье, например, считал своей политической задачей возродить античные идеи свободного государства, чтобы свободе граждан больше не угрожал королевский и феодальный деспотизм.
Но, в отличие от своих древних предшественников, интеллектуалы эпохи Просвещения уже не стремились организовать эту республику на основе самодовлеющих oikoi аграрной экономики, а вместо этого с помощью современных возможностей торговли и производства. Как заметил Иштван Хонт, Руссо выступил против этой идеи коммерческого республиканизма в самой решительной форме.
В своем «Рассуждении о неравенстве » Руссо описал, как общество, принявшее либерализованную экономическую сферу, также неизбежно окажется в деспотических политических водах. «Естественный человек», который исторически находился в гармоничном равновесии с внешней и внутренней природой в формулировке Руссо, стал опасно неуравновешенным, когда начал практиковать разделение труда, земледелие и металлургию. Таким образом, Руссо использовал доминирующие колониальные дискурсы своего времени не для того, чтобы опровергнуть их, а для того, чтобы обратить их вспять: вместо того, чтобы отслеживать прогресс от «дикого» человека к «цивилизованному», Руссо рассказал историю человеческого вырождения.
По его мнению, экономика, основанная на разделении труда, означала не что иное, как то, что индивиды уже не могли обеспечивать себя за счет собственных ресурсов и, как следствие, становились зависимыми друг от друга. «С того момента, как один человек нуждался в помощи другого… исчезло равенство, возникла собственность, стал необходим труд» (ОК III, стр. 171). И эта взаимная зависимость никогда не была симметричной: напротив, таланты, умения, трудолюбие и физические способности неизбежно вызывали различия в имуществе и поведении, так что возникало социальное неравенство. Став зависимым от своих ближних, некогда «естественный» человек мог, таким образом, относиться к себе только посредством отношений с другими, что углубляло состояние взаимозависимости.
Со временем, рассуждал Руссо, бедняки, таким образом, стали зависеть от того, что им платят богатые, или от их грабежа, а богатые стали зависеть от того, что бедные остаются зависимыми. Тогда в обществе возникнут конфликты. В его прочтении это социализированное государство постоянно угрожало развязать гоббсовскую войну всех против всех (45), которую лишь наполовину предотвратило введение формального равенства перед законом, хотя бы только для того, чтобы сделать экономическое неравенство постоянным.
. Но такому государству суждено скатиться по той же скользкой дорожке, по которой уже скатилось общество: правонарушители сделали необходимыми магистратов, что, в свою очередь, повлекло за собой выборы, выборы потребовали политических партий, они спровоцировали гражданские войны, из которых последовала вечная диктатура и, наконец, деспотизм. По сути, послание Руссо своим современникам-просветителям заключалось в том, что никакая республика не может быть построена на основе асимметричной экономической взаимозависимости — и для него торговля, разделение труда и денежные режимы были именно этим.
Рассуждая таким образом, Руссо открыто выступал против основных политико-экономических теорий своего времени: против физиократов, против меркантилистских идей, но прежде всего против идеи Монтескье о том, что торговля и коммерция ведут к либерализации и умиротворение политической сферы — идея, которая вдохновила Джеймса Денхема-Стюарта, Джона Миллара, Дэвида Хьюма, а позднее и Адама Смита.
Монтескье рассуждал, что современная торговля и производство сделали граждан независимыми от своих правителей. Если бы эти правители преступили пределы гражданского согласия, можно было бы легко изъять свое имущество, мобильный капитал или даже деньги из-под власти короны. Эта угроза власти монархии и феодальной знати автоматически ограничивала власть правительства. Адам Смит размышлял в том же духе и расширил этот аргумент: «Если разумно управлять, — писал он, — даже непомерные притязания правителей на роскошь и потребление можно использовать для создания работы и процветания и, в то же время, для установления верховенства закона». По его словам, сложность процветающей торговли в городах и рост взаимной зависимости подавляли власть, которую деспоты могли собрать для управления. При этом Монтескье (как позднее Смит) выступил против абсолютной монархии извне, т. е. политически, чтобы дисциплинировать ее изнутри, т. е. экономически.
Руссо, однако, обратил эти аргументы против их сторонников.
Его обсуждение политической экономии в Second Discourse было как раз направлено на то, чтобы показать, что то, что Монтескье и Смит считали дисциплинарной угрозой, которую граждане представляли для своих монархов, превратится в дисциплинарный порядок, приносящий пользу богатым за счет республики. Для Руссо экономическое неравенство, асимметричная экономическая взаимозависимость и частные интересы препятствовали формированию общей воли. Поэтому для него совершенно последовательно было то, что, как не должно быть партийности в политическом мире, так и республика должна предполагать материальную самостоятельность своих граждан. Таким образом, он приказал в Contrat social о том, что ни один гражданин своей идеальной республики не должен быть «настолько богат, чтобы иметь возможность купить другого, и ни один настолько беден, чтобы быть вынужденным продавать себя» (OC III, стр. 391). Примечательно, что этот, казалось бы, экономический аргумент основывался на политическом наблюдении: богатые и бедные одинаково опасны для общего блага, «из одних происходят пособники тирании, из других — тираны; торговля общественной свободой всегда между ними; один покупает, а другой продает» (OC III, с.
39).2).
Однако тот, кто думает, что Руссо считал себя утопистом, ошибается. Уже в Contrat social он восхвалял Корсику как одно из немногих исключений, которые в исторических условиях его времени все же были способны образовать республику по изложенным им принципам — не в последнюю очередь потому, что в глазах Руссо, корсиканцы оказались нецивилизованными. После того, как последний добился некоторых успехов в борьбе за независимость Корсики, Маттео Буттафуоко обратился к Руссо в 1764 году с просьбой разработать конституцию Корсики. Руссо с энтузиазмом согласился. Интересно, что предложенная им конституция, сохранившаяся благодаря его поместью, в большей степени посвящена экономической, а не политической ситуации на Корсике. Руссо, например, рекомендовал, чтобы предпосылкой для получения гражданства было владение землей, достаточной для обеспечения себя и своей семьи, и чтобы асимметричная зависимость, описанная в Вторая беседа не состоится. Руссо считал, что на Корсике достаточно территории, чтобы каждый житель мог владеть сельскохозяйственными угодьями.
Но Руссо, конечно, знал, насколько далеко продвинулись современные условия по сравнению с древностью. Крупные империи в географическом соседстве с островом, денежная и фискальная системы, торговля и мануфактура были препятствиями на пути к мирной республике корсиканцев. Реакция Руссо на эти неблагоприятные условия была столь же радикальной, сколь и последовательной: ограничение внешней торговли для предотвращения зависимости от соседних территорий, почти полное отсутствие внутренней торговли для сохранения независимости граждан друг от друга и требование, чтобы фабриканты и ремесленники селиться подальше от торговых мест, чтобы сделать свой бизнес дорогостоящим и обременительным. Выражаясь современной экономической лексикой: Руссо пытался интернализировать политически внешние издержки экономики — на благо республики.
Финансово-денежная система беспокоила Руссо больше всего. Виртуализация товаров в форме денег обеспечила условия для безграничного накопления богатства и, таким образом, отключения от государства.
Деньги, хотя и поставляемые и гарантированные государством, могут стать средством реализации определенных интересов и, в конечном счете, антиреспубликанских событий. Поэтому, по Руссо, деньги на Корсике должны были быть сведены к минимуму и заменены, насколько это возможно, местной бартерной экономикой, которой должно было управлять государство: «В истинно свободном государстве граждане делают все по своему усмотрению. свое и ничего с деньгами» (ОЦ III, стр. 439). Налоги также должны быть возможны в натуральной форме и дополняться самим государством, т. е. государственной собственностью, дающей доход для оплаты магистратов. Только в крайнем случае и только при невозможности прямого обмена Руссо считал использование денежной единицы расчетной единицей (за основу он предлагает пистолеты). Таким образом, фискальное управление Корсики имело, по плану Руссо, чрезвычайно важную задачу следить за тем, как развивались отношения между обращением абстрактных денег и конкретным бартером, чтобы быть в состоянии противодействовать возможным отклонениям, подобным описанным выше.
в Второе выступление . Руссоанские граждане Корсики должны были быть защищены от их собственных интересов конституцией, которая устанавливала и регулировала правовую и денежную системы, посредством которых граждане могли взаимодействовать таким образом, чтобы была сохранена независимость республики как внутри страны, так и внутри страны. внешне.
Соображения Руссо о Корсике сегодня кажутся очень далекими. С 19-го века экономические процессы, которые Руссо мог наблюдать еще на ранних стадиях, — развитие рынков, появление разделения труда, расцвет торговли и промышленности, введение налогов и денежных режимов — полностью укоренились. и определить наше настоящее. Но, возможно, предостережение Руссо о парадоксах политически и экономически свободного общества может помочь нам лучше понять сегодняшние проблемы. Трудность современных демократий, которая уже была очевидна во время финансового кризиса и снова вышла на первый план во время пандемии, заключается в том, что они во многом зависят от изменений в их экономической основе: граждане зависят от своей работы.
, на международных рынках, на притоках и оттоках капитала; государство зависит от налоговых поступлений, от доверия финансовых рынков и от состояния его систем социального обеспечения. Представление Руссо об экономически самодостаточном гражданстве и республике более чем иллюзорно, но проблемы, которым оно должно было противодействовать, ощущаются повсюду.
Возможно, из необходимости можно сделать добродетель? Сильное отвращение Руссо к денежной форме подпитывалось тем фактом, что денежное богатство основано на владении коллективно гарантированными символами. Это делает владельцев больших сумм денег преимущественно независимыми от требований государства в отношении добродетели и существования: они могут просто избежать этих требований, переместив свое имущество в другое место. Это была критика Руссо таких сторонников doux commerce , как Монтескье. Но разве богатые не зависят одновременно от политики общества? Ценность их богатства полностью основана на гарантии государства, что однажды они смогут превратить свои символы в товары и труд, потому что без всеобщего доверия к ценности денег, которую государство воплощает и гарантирует, денежное богатство исчезает.